Мысли о воскресенье Денис от себя старательно гнал. Но как забыть про него, если Никита пришел в совершеннейшее возбуждение. «Папа нашелся, представляешь, Денис?! Мой папа нашелся! Он сначала потерялся, а теперь нашелся!»

Да пропади он пропадом, папенька ваш…

Нет, конечно, Дэн себе не позволил никаких реплик. Но думать-то ему никто не запретит, верно? Что это за человек, кто он? Никита похож на него хоть чем-то? Судя по Олиной реакции, она к отцу ребенка не испытывала никаких положительных чувств, но когда-то же была с ним близка. Некстати подала голос ревность. И Денис не знал, кого он ревнует больше — Олю или Никиту к этому неизвестному грядущему воскресному гостю. Но в чем был уверен точно: он очень благодарен Оле за то, что встреча состоится здесь, дома. Если бы они встречались где-то без Дэна — с ума бы сошел, факт. А тут, дома, у него дома…

Да, это его дом. Стал вдруг, неожиданно, но неоспоримо. Денис осознал внезапно, что дом для него — не стены, а люди — те, кто дорог. За кого сам Денис несет ответственность: Оля, Никита. И даже — куда от нее денешься — Изольда. И кажется, ко всему прочему, как ни парадоксально, — Геннадий Игоревич. Эти люди — его дом. И в этот дом придет чужой человек. Дэн старался не слишком давать волю негативному настрою, но ощущение предупредительно вставшей на загривке дыбом шерсти не покидало. Мало ли что этот… отец Никиты. Посмотреть еще надо, что он за отец.

Надо сказать, что редко, очень редко в жизни врача высшей категории, хирурга уролога-андролога Батюшко Дениса Валентиновича случались моменты яркого и внезапного изумления, сопоставимого с тем, что настигло его в два часа пополудни, когда Денис Валентинович открыл гостю дверь. С той стороны порога от доктора Батюшко стоял его пациент. Сутулость, узкие плечи, нервические руки, которые едва не обронили торт, три вялых тюльпана и детскую машинку, затянутую в пластик.

Так вот он какой, папенька наш…

— Добрый день… Евгений Борисович.

Евгений Борисович смотрел на Дениса, открыв рот. Пауза затягивалась. Торт опасно накренился. Позади Дэна нетерпеливо переминался с ноги на ногу Никита.

— Здравствуйте… Денис Валентинович, — визитер попытался поправить сползающие очки, но пришлось ловить многострадальный торт. И это заставило-таки Дениса сделать шаг назад. И сделать-таки приглашающий жест рукой. Заходи, коли пришел.

Евгений Борисович традиционно потоптался на пороге, дверной ручке вот уделить внимания не смог — руки заняты. И задал изумительный по проницательности вопрос:

— А вы тут?

— Это мой дом.

И шерсть на затылке никак не уляжется. И вспоминается подаренный Малиным брелок. Он же вам врет, Денис Валентинович. А ведь прав был, интерн, зря на него Денис накинулся тогда. Врал, еще как врал!

Все-таки сделал еще шаг — в сторону. Выпуская вперед Никиту, который чуть ли не попискивал от любопытства. И обнимая оказавшуюся рядом Олю. Мальчику ты, может, и отец. А этой женщине ты — никто. Она моя.

Женщина Дэна коротко прижалась к своему мужчине и тоже решила проявить азы гостеприимства.

— Здравствуй, Женя. Проходи.

Он не Женя, он Тартюф. Но Оле об этом знать не надо. Ей это уже неважно.

Женя-Тартюф попытался снять обувь, осознал, что это невозможно делать со всем своим богатством на руках, и протянул Оле тюльпаны.

— Это тебе, — а потом пришла очередь машинки и ребенка. — А это тебе.

Никита, до этого во все глаза разглядывавший гостя, перевел взгляд на мать. Оля кивнула.

— Это твой папа. Его зовут Женя.

Игрушку Никита взял, все так же не сводя с гостя любопытных глаз. Ай да Евгений Борисович, всех одарил. А торт, видимо, Денису. Очень удачно. Так бы мордой и макнул.

Но торт забрала Ольга.

— Вы пока проходите в комнату, а мне надо цветы в вазу поставить и чай заварить.

Эх, не дали проявить себя. Денис обнял за плечи Никиту и кивком головы указал направление.

— Прошу.

Гостиная словно бы превратилась на время во врачебный кабинет. Пусть на докторе Батюшко нет белого халата, но в мягком кресле он сидит как на своем рабочем месте, не сводя внимательного взгляда с человека напротив. Который традиционно устроился на краешке — правда не стула, а дивана — и привычным нервным движением сцепил руки на коленях. Лишь Никита, по-прежнему изумленно разглядывающий — то гостя, то машинку, не вписывался в эту мизансцену.

— А у меня еще есть машинки, я сейчас покажу! — мальчик словно почувствовал, что он здесь и сейчас лишний. Его как ветром сдуло, и через секунду за стеной загромыхали ящиком с игрушками. Вам сейчас будут машинки показывать, Евгений Борисович. Вы в них разбираетесь? Или больше по… куклам?

— Дочка, значит, Евгений Борисович? У Никиты есть сестренка, я верно понял?

Там такая драма, доктор… Мне не дают видеться с ребенком…

Ну и кто ты после этого?!

— Н-н-нет, у меня пока один ребенок, — Евгений Борисович таки поправил очки. Прокашлялся. — Но я… мы работаем с супругой над этим вопросом.

Будь обстоятельства чуть иными, и Денис бы расхохотался. Работаете? Да что вы говорите? Как будто я не в курсе. Как будто это не я расписывал тебе план лечения. Будто не я болел за тебя душой и желал удачи — как болею за всех с таким диагнозом. А ты… ты врал мне. Ты обидел мою женщину. Ты пришел к моему ребенку.

Так, стоп. Стоп, Денис. Стоп, доктор Батюшко. Что там говорил Гиппократ?

Но горячая желчь внутри никак не хотела улечься. А Евгений Борисович продолжал лепетать.

— Вы понимаете, это так… это такая тема… ну как-то во врачебном кабинете… очень личное… да… А вы и Оля, значит?..

Даже имя ее не произноси! Не касается это тебя. Это мое. Наше.

И откуда взялся только на мою… нашу голову?! И как тебе парня доверить?

— Во врачебном кабинете врать нельзя — неужели вам этого никто не объяснил? О чем еще вы мне… сообщили неверную информацию?

Не только проказник Васенька умеет виртуозно краснеть в присутствии андролога. Как маленький, ей-богу. Ах, нам стыдно, что мы соврали — про развод, про то, что с ребенком не дают видеться. Что бы сказал на это начитанный Малин? Ему было стыдно, но он продолжал красть. Красть доверие людей, которые вынуждены иметь с ним дело.

— Никите хотя бы не врите, — Денис почти усмирил глубокий вздох. — Он замечательный парень и не заслуживает… этого.

Замечательный парень показался в дверях с ворохом машинок и тут же вывалил их на диван.

— Какая самая красивая?

* * *

Чаепитие с тортом проходило вежливо и напряженно. Оля была рада своей роли хозяйки, которая позволяла не сидеть за столом, а подливать чаю, подавать салфетки. В общем, заниматься важными делами. За столом сидели трое. Делали вид, что пьют чай, и молчали. Никита с интересом поглядывал на своего отца, решался, а потом все же выдал интересовавший его все эти годы вопрос:

— А где ты потерялся?

Евгений удивленно поднял голову от чашки. Он явно ничего не понял.

— Что?

Пришлось Оле прийти на помощь. Честно говоря, ей вовсе не хотелось помогать, ей было бы даже интересно понаблюдать над тем, как гость выкручивается, но дело касалось Никиты, а играть его чувствами она не могла. Ведь сын так долго ждал своего отца.

Она выразительно посмотрела на Евгения и внятно проговорила:

— Ну ведь ты же потерялся, а теперь нашелся.

Соображай, давай!

— Да, мама мне говорила, что ты потерялся, но обязательно найдешься, — тут же подхватил Никита. — Где ты потерялся?

Ненадолго воцарилось молчание. Никита ждал ответа. Евгений думал. Денис молча пил чай, внимательно изучая тюльпаны на столе.

— Я… уезжал… бывают такие долгие рабочие командировки, — наконец объяснил свое отсутствие гость.

По-другому Оля назвать его пока не могла. Именно гость. Чужой человек, пришедший на чай. Денис едва слышно хмыкнул.

— Я знаю, есть такие командировки. У меня дедушка в Иран ездил журналистом, он рассказывал, — Никита, сам того не зная, спасал положение. — А теперь ты насовсем приехал?

— Насовсем, — взгляд собственного ребенка он почему-то не выдерживал (стыдно?) и спасался ковырянием торта в тарелке.

— А ты в волейбол играть умеешь?

— Нет.

Оля видела: вопросы сына ставят Евгения в тупик. Она поняла, что с детьми он общаться не умеет. Ему непривычно, неудобно. И помощи просить не у кого. Ни Денис, ни сама Оля на помощь не приходили. Благородства не хватало.

— Я тоже не умел, но меня Денис учит, — Никита запил торт чаем. В отличие от взрослых он был щедр и благороден и показал всю широту своей души и детской непосредственности последовавшим предложением: — Если хочешь, он и тебя научит, и можно будет ходить и играть всем. Только маму еще надо научить. Тогда две команды получится.

Оля отвернулась к раковине и закрыла рот рукой. Нервный смех рвался наружу. Она представила себе эту картину… но все же сделала над собой усилие, вернула серьезное выражение лица и даже села за стол. Денис тут же положил свою руку ей на поясницу. «Мы — единое целое». Сидевший напротив Евгений уловил этот жест и снова уткнулся взглядом в чашку. Он не нашел что ответить на столь великодушное предложение.

— Никита, — сказала Оля, подливая себе чай, — я думаю, что в волейбол пока не готова играть.

Мальчик посмотрел задумчиво и кивнул, согласившись. Мол, девочка в мужской компании…

— Можно дедушку взять в команду, — скорректировал он состав участников.

— Ешь торт, — скомандовала Оля.

Окончание чаепития взрослые встретили с плохо скрываемым облегчением.

Евгений засобирался домой, Оля с Денисом его не удерживали.

— Никита, — поинтересовался гость, надев обувь, — как насчет сходить куда-нибудь погулять? Не сегодня, а вообще?

Никита вопросительно посмотрел на Олю. Сколько раз она кивала ему за прошедшие два часа? Снова кивнула.

— Я пойду, — сказал мальчик серьезно.

— Созвонимся, — сказал на прощание Евгений Оле.

— Созвонимся, — ответила она.

Гость перевел взгляд на Дениса:

— До свиданья, Денис Валентинович.

Денис ничего не ответил, только кивнул. День кивков какой-то. И отсутствия рукопожатий.

Дверь захлопнулась, силы закончились. Оля хотела привалиться спиной к стене, но вместо стены почувствовала грудь Дениса. А впрочем, это и есть стена. Ее мужское плечо и ее стена.

Хотелось снова сказать спасибо. Но Дениса почему-то раздражало это слово, поэтому она произнесла другое:

— Вы с ним знакомы?

— Он мой пациент, — стена обняла Олю и прижала к себе. — И лучше тебе не знать, с чем он ко мне приходил.

Она и не хочет. Когда-то, давным-давно, очень хотела знать все-все про мальчика с гитарой, а теперь… этого мальчика больше нет. Вместо него — чужой человек. И этот человек, как Оля поняла сейчас очень четко, ей неинтересен. Но ради сына она позволит ему время от времени появляться.

— Все хорошо? — вот это действительно было важно знать.

— Да. Пойдем выкинем этот кошмарный торт и попьем нормально чай.

— Поцелуй меня.

* * *

Через неделю Евгений действительно забрал Никиту на прогулку. Оля вся извелась, пока ждала сына. Она даже не могла четко сформулировать свои эмоции от происходящего. Наверное, доминировало беспокойство. Беспокойство за все: насколько сложится общение? Не обидят ли ее ребенка? Будет ли он в целости и сохранности?

Странно, но вот вопроса целости и сохранности Никиты, если он шел куда-то с Денисом, не возникало вообще. Даже когда отпускала на пейнтбол. А здесь… было ощущение чего-то чужого, что вторглось в личное пространство и удалить это чужое нельзя. Сколько лет Оля хотела, мечтала о встрече сына с отцом. Строила версии: когда это будет, как это будет, случится ли продолжение общения… И вот желание исполнилось. И все совсем не так, совершенно не так.

Звонок мамы, как всегда, не вовремя.

— Я только что гуляла с Поличкой в парке и видела Никиту…

Дальше последовала многозначительная пауза.

— Да, — подтвердила Оля. — Он гуляет со своим… отцом.

— И давно он объявился? Ты считаешь, это правильно — отправлять ребенка на прогулку с малознакомым мужчиной? Ты сколько лет его не видела, Оля? А вдруг он Никиту украдет? Чего это вдруг так внезапно вспомнил про сына?

— Мама, — Оля постаралась, чтобы голос звучал ровно. — Это не первая их встреча. Все под контролем. Я не могу лишать ребенка отца.

Вот последнее предложение она сказала зря и поняла это лишь после того, как выговорила.

— Это ты сейчас на меня намекаешь? Что я тебя лишила отца?

— Мама, ни на что я не намекаю. Просто…

В комнату вошел Денис, но, увидев, что Оля разговаривает по телефону и услышав «мама», тихо удалился, прикрыв за собой дверь.

— Оля, я тебя просто предупреждаю о последствиях. И кто такой Денис, который учит волейболу? Вам футбола мало?

— Кто тебе сказал про Дениса?

— Никита, конечно. Или ты считаешь, что внук ничего не должен рассказывать своей бабушке?

Почему всегда так? Почему любой разговор становится мучительным? Не ладятся отношения никак.

— Мама, Никита — мальчик, ему необходим спорт, он должен двигаться, бегать и прыгать.

— Тут по телевизору показывали, как один вот такой отец заявился после семилетнего отсутствия, его пустили в дом, стали жить вместе, прописали, а потом он отсудил квартиру. Оля, я тебя предупредила, останешься бомжом.

Началось…

— Я все поняла.

Когда телефонный разговор закончился, Оле традиционно захотелось курить. Она пошла на кухню, открыла форточку, щелкнула зажигалкой.

Денис встал рядом у окна. Они оба смотрели во двор. Через минуту на дорожке показался Никита в сопровождении Евгения. С сыном было все в порядке.

— Не торопись, докури. Я открою.

* * *

— Ну что, юноша прыткий и резвый, как ты тут без меня?

— Скучал и тосковал! — радостно отрапортовал Малин, только что завершивший свой первый самостоятельный прием. — Но взял себя в руки и справился.

— Что взял себя в руки — это молодец. Руки, перед тем как взять, надеюсь, помыл?

— Конечно, — кивнул Тося. Если раньше над каждой шуткой, даже намеком на нее, хохотал как заведенный, то теперь, чтобы рассмешить интерна, надо выдать что-то и в самом деле незаурядное. Взрослеет парень. И в этом смысле тоже.

— Ну молодец, что тут сказать. Сложности были?

— Нет! — самодовольно ответил Малин. — А вас этот искал…

— Который этот?

Антон надул щеки. И тут дверь открылась, и в кабинет явил свой светлый и упитанный лик Васенька. Денису показалось, что упитанности у выпускника хорового училища имени Свешникова поубавилось, зато жизнерадостностью и довольством Васенька буквально лучился.

— Здравствуйте, Денис Валентинович! А я к вам с радостью!

— Это для вас — радость, а для нас — работа. Ну, снимайте штаны, показывайте свою радость.

Первым не выдержал и захохотал-таки Малин. Потом Васенька, и даже Денис позволил себе скупую улыбку.

— Я понимаю, доктор, что нас у вас много, а вы у нас один. Но все же не мог с вами не поделиться радо… — тут Васенька снова заулыбался. — В общем, женюсь я.

— Вот так поворот, — Денис отодвинул стопку карт, заполненных сегодня рукой доктора Малина. — Вы же решили посвятить себя нелегкому делу облагодетельствования как можно большего количества дам. Как же вы так?

— А вот так! — счастливо рассмеялся Василий. — Знаете, как это бывает: встретил самую лучшую на свете девушку и влюбился как мальчишка.

— Не знаю, но поверю на слово.

— Как это — не знаете? — Васенька был тотально и безнадежно счастлив и не мог вынести мысль, что кто-то не так везуч в любви, как он. — Доктор не влюблялся?

— Нет, конечно, — Денис усердно держал ровный тон, но, имея перед собой такую довольную физиономию, это давалось сложно.

— Одинокий волк? — взгрустнул Вася.

— И снова мимо. Просто самую лучшую на свете девушку я нашел методом последовательного перебора.

Грустить Василий передумал, но и улыбаться не торопился.

— Долго искали?

— Долго. Подумываю учинить ей допрос — где она так долго пряталась от меня.

Рядом послышался изумленный Тосин выдох. Но и только.

— Ой, вот тогда кстати подарок будет, — Васенька снова весь разулыбался и достал из кармана пару билетов. — У меня новая программа — джазу даем. Любите джаз?

— Да как вам сказать…

«Джаз — музыка толстых» — это все, что Денис помнил про обсуждаемый объект. Может, Изольда любит? Или Вадику подлянку устроить и подарить билеты Гале? Но тут Дэн перехватил красноречивый взгляд Малина, и судьба билетов оказалась решена.

— Давайте сделаем подарок Антону Евгеньевичу. По-моему, он у нас большой ценитель джаза. Ну или у него есть знакомые ценители. Хорошие знакомые.

Васенька радостно вручил билеты начинающему заливаться то ли от смущения, то ли от удовольствия румянцем Малину и энергично пожал руку. Вот и славно. А Денису не до джаза. У него дома и без того… нескучно. Не расслабишься.

* * *

С папой что-то не получалось. Никита думал, что все будет как с Денисом: разговоры, игры, совместные поездки. Нет, все было — и в кино ходили, и в пиццерии сидели, но как-то… по-другому. Не получалось у Никиты обнять дядю, сидящего рядом, и рассказать ему что-то очень важное. Несколько раз старался, но так и замолкал в самом начале.

Неинтересно. Мальчик видел, что человеку рядом неинтересно. Слушать про скальпели — не нравилось, морщился. На вопрос, кем мечтал стать, когда был маленьким, ответил: «Не помню». На том разговор и закончился. Вернее, закончился он так:

— Ты мороженое доел?

— Да.

— Смотри, пятно посадил. Надо быть аккуратнее. Теперь мама заругает.

— Не заругает, она привыкла.

Папа поморщился:

— Она тебя не воспитывает совсем?

— Воспитывает, — почему-то стало обидно за маму. — Очень даже воспитывает. И мячик разрешает только в коридоре кидать. А в комнатах нельзя.

Папа идею мячиков не поддержал. Вот Денис бы обязательно что-нибудь ответил.

Вопрос мячиков Никиту волновал очень. Теперь у него было два мяча: футбольный и волейбольный. Оба настоящие, спортивные. Но совсем разные. Один для ног, другой для рук. И Никита много об этом думал, особенно перед сном. Он не перестал любить футбол. Он думал о том, что на следующий год они с мамой обязательно найдут другую секцию, куда его возьмут. А летом во дворе он потренируется. А может, летом вообще будет так же здорово, как в прошлом году. У них получилась настоящая дворовая команда, и Никита забивал даже старшим мальчикам, потому что он один среди всех ходил в футбольную секцию. И это было так круто — обходить пацана, который старше тебя на два года!

А теперь еще есть волейбол. И с ним ждать осень совсем не трудно, а даже интересно! Первые тренировки были сложными. Мальчики в группе столько всего умели, а Никита все норовил сделать пас ногой. Через сетку. Зато в разминке у него получалось многое. Особенно на быстроту реакции и скорость. А потом уже и в игре был удачный пас. Тренер похвалил. На одной из тренировок присутствовал Денис. Они, когда возвращались домой, разбирали игру, и Никита слушал советы, старался запомнить, потому что эти советы могут пригодиться в следующий раз.

— Мне Денис подарил настоящий волейбольный мяч. Из спортивного магазина. Он сам точь-в-точь таким же играет.

Папа поморщился. Ему вообще не нравилось, когда Никита говорил про Дениса. Почему? Мальчик этого не понимал. Он думал, они могли бы подружиться.

— Нам пора, уже поздно.

Отец и сын поднялись со своих мест и направились к выходу из пиццерии.

— Тебе пицца понравилась?

— Да.

— А мороженое?

— Да.

Папа удовлетворенно кивнул. Никита вздохнул.

* * *

Денис запер входную дверь и прошел на кухню, к окну. Там у их наблюдательного пункта стояла Оля. Это было частью их нового ритуала выходного дня. Денис передавал Никиту в руки Евгению Борисовичу всегда сам, один. А потом они вдвоем с Олей стояли у окна и провожали.

Проводили и в этот раз, дождались, пока мальчик с отцом скроются за углом. А потом Денис обернулся к Оле, обнял. И поцеловал. Это являлось следующей частью воскресного ритуала. Заниматься любовью, чтобы не думать о том, как там все происходит. И потому что это чертовски здорово — дневной неспешный воскресный секс.

Одним из изумительных открытий, что сыпались на Дэна в последнее время как из рога изобилия, стал факт, точнее, вывод, сделанный собственно… ну скажем, ручно. И гласил он следующее: «Любящие люди должны обниматься голыми». Непременно должны обниматься. И обязательно голыми. Кожа к коже. Дышать порами друг друга, впитывать на уровне ДНК.

Собственно, этим и занимались спустя час. Судя по тому, как Оля прижималась, она целиком и полностью разделяла мнение Дениса.

— Пойдем чего-нибудь перекусим? — Бэмби излюбленным жестом потерлась носом о его плечо.

— Обедать будем? Никиту не станем ждать?

— Чаю попьем. А Никита наверняка… сытый придет.

На последних словах Оля запнулась. А потом встала и принялась быстро одеваться, протянув Дэну его футболку.

То, как мальчик проводил время с Евгением Борисовичем, не нравилось им обоим — и ему, и Оле. Денис не спрашивал Никиту, как у него проходят встречи с отцом. Ограничивался коротким вопросом: «Как время провел?» И ответом: «Хорошо». Но по всему было видно, что «хорошо» там и не пахнет. Никита не фонтанировал эмоциями, не включал Nikita FM с выпуском свежих новостей на тему «Куда мы ходили с папой». Папой, кстати, Евгения Борисовича, не называл — по крайней мере, дома, при Денисе. Зато в прошлый раз жаловался вечером, после возвращения домой, на боль в животе. Денису пришлось вспоминать давно забытые лекции по педиатрии, пальпировать живот и в итоге ограничиться назначением пищеварительных ферментов. Может быть, это нервное. Может, отложенная реакция на стресс. Но все же хотелось бы знать, какой дрянью Борисыч пичкает ребенка?!

И это воскресенье ничем не отличалось от других «папиных» дней. Как обычно, позвонили в дверь, Денис пошел открывать один, кивнул через порог Евгению Борисовичу и обнял шагнувшего в квартиру Никиту. Мальчик уткнулся носом Дэну в футболку. Ну какое тут «хорошо»?! Денис захлопнул дверь.

* * *

Апрель за окном радовал солнцем. Работать не хотелось совсем. Оля мечтала выйти из офиса и прогуляться по улицам — вдохнуть полной грудью воздух, забыть на время о клиентах, договорах, новых рекламных акциях.

Она закрыла глаза и потянулась. Хорошо-то как… Вообще не помнила, когда в последний раз было так хорошо. Чтобы не один час, не один день, и даже не неделю. А просто — хорошо жить. Заканчивать рабочий день, торопиться домой, покупать по дороге хлеб и молоко, ужинать всем вместе. Очень хорошо. И весна за окном чудесная. Надо придумать что-нибудь на выходные. Денис говорил, что свободен, дежурств нет, а частная практика только до обеда в субботу.

Мечты и планы нарушил звонок Ларионова.

— Ольга Геннадьевна, я жду пилоты.

— Сегодня до конца дня будут, Виктор Иванович, — пообещала она.

Надо возвращаться к делам. А так не хочется! Ларионов продолжал заниматься развитием своей базы. До майских праздников рукой подать, и реклама запущена, а они уже готовят специальные летние пакеты предложений, разрабатывают бонусные программы для постоянных клиентов (да, рассматривается и такое направление). Дизайнеры заканчивают работу над макетами. Оле было интересно. Во-первых, это новое. До этого ее работа была связана только с рекламой, сувенирной продукцией и сопутствующими дизайнерскими вопросами. Теперь все было глубже: она пробовала участвовать в развитии проекта, придумывала маркетинговые ходы, вынашивала новые идеи. Даже дух захватывало порой от осознания того, чем она занимается. А Ларионов помнил про «махаона» и за Олю держался. Она это чувствовала по едва уловимым знакам — более мягкому голосу, внимательности и… предоставленной свободе в работе.

Вот если бы Денис не работал утром в субботу, можно было бы в пятницу вечером поехать на базу. Они чудесно провели там новогодние каникулы. Оле больше всего запомнилась почему-то высокая елка с огромными лапами, и как они под ней целовались, и как сыпался снег с колючих веток.

Жаль, конечно, что Денис работает. Да и у Никиты очередная встреча с отцом. Впрочем, ее можно отменить. Единственное, что тревожило Олю в эти дни, — отношения сына и его настоящего отца. В самом начале она боялась, что Никиту заберут. Нет, Оля понимала, что такое невозможно, но ревность, глубоко и тщательно спрятанная ревность давала о себе знать. Потом стало ясно, что сын вовсе не бросился в объятия долгожданного отца. Ревность удовлетворенно улыбнулась и исчезла. А беспокойство никуда не делось. Встречи не приносили сыну радости. С одной стороны, чисто эгоистической, это было хорошо, а с другой… что там не так? Почему не так? Надо ли вмешаться? Или не стоит? Оля не находила ответа ни на один из своих вопросов и заняла позицию наблюдателя. Порой ей хотелось обсудить все это с Денисом. Но зная, что ему тоже непросто в создавшейся ситуации, она не решалась. Он давал так много, что требовать большего не представлялось возможным.

* * *

— Что, прямо так и сказал?

— Так и сказал, — подтвердил Антон, — спасибо, мол, доктор, я теперь к вам своего друга отправлю.

— Да ты обзаводишься постоянной клиентурой! — засмеялась Славочка.

Тося слегка покраснел и отвернулся — неудобно было красным идти рядом с любимой девушкой. Но доля правды в ее словах была, и она очень льстила Антону. Он уже самостоятельно провел несколько приемов, Денис Валентинович внимательно слушал отчеты, согласно кивал и только один раз поправил лечение. Да и операционная начала прочно входить в жизнь интерна. Антон чувствовал, как уверенно движется по выбранной дороге к намеченной цели. Он станет первоклассным врачом, как Денис Валентинович Батюшко. Обязательно станет!

А вокруг была весна: светлая, солнечная, радостная — апрельская. И лужи, которые порой непросто обойти, радовали. Потому что в них отражалось небо. И рядом шла Славочка — веселая, смешливая, с забавным разноцветным шарфом поверх коротенькой курточки. Антон вдруг остановился посреди сквера, повернулся к девушке и прочитал:

Рыжее солнце мое, Маленький хитрый лисенок, В каждой улыбке — весна, В каждой улыбке — ребенок. Можно бежать под дождем, Можно сидеть в тишине, Можно болтать обо всем, Можно обняться во сне. Ты — это радуга дуг, Ты — навсегда только ДА! Рыжее солнце мое… А Солнце — Известно — Звезда!

Прочитал и раскинул в стороны руки, желая обнять от счастья весь мир. И теперь уже звезда краснела, и опускала застенчиво глаза, и прятала лицо в пестрый шарф. И Антону все это ужасно нравилось, он чувствовал себя почти всесильным джинном рядом с нежным рыжим чудом.

Он решительно взял девушку за руку и сказал:

— Пошли.

Славочка послушно подстроилась под шаг Антона. Говорить ей совсем не хотелось. Она чувствовала живущую в ней весну, юность и яркость первой настоящей любви. Но сказать все же надо было что-то, поэтому задала вопрос, на который и так знала ответ:

— Мы не опоздаем?

— Нет, конечно, еще успеем по пирожному в буфете уговорить. Тебе Изольда Васильевна не говорила случайно, что джаз без пирожного не слушают?

Славочка весело рассмеялась:

— Нет, она говорила лишь, что баритон у вашего Василия замечательный.

* * *

Запах котлет поприветствовал открывшего дверь Дениса первым. Впрочем, больше приветствовать было некому — Оля с Никитой поехали выбирать подарок на день рождения Изольды, и периодически Дэн получал на телефон отчет о процессе. Судя по аромату, виновница грядущего торжества сейчас находилась на кухне и готовила ужин. Это вообще удивительное чувство — когда тебя дома встречает запах твоего ужина. За это многим можно… пожертвовать.

— Добрый вечер, Изольда Васильевна, — Денис, помыв руки, прикрыл дверь ванной и шагнул в кухню. Соседка вздрогнула и оторвалась от своего занятия — разложенных на столе замысловатых карт. Стало быть, и не слышала даже, как Дэн пришел.

— Добрый, Денис Валентинович, — рука Изольды Васильевны сделала движение, будто желая смешать карты на столе. Но женщина передумала. — Ужин скоро будет готов.

Да, за то, чтобы услышать эти слова, придя после тяжелого рабочего дня домой, можно отдать многое. Денис заглянул соседке через плечо, полюбовался на пестроту карт — каких-то странных — и полюбопытствовал:

— Что говорят карты? Они предсказали, что я вам принесу гранат?

На стол перед Изольдой лег крупный красавец Бала-мюрсаль с девичьим розовато-малиновым румянцем на круглых боках. Понижает давление, укрепляет сосуды, улучшает состав крови — то, что знакомый доктор-геронтолог прописал. Изольда Васильевна взяла плод в руки и некоторое время изучала его — словно на крутых румяных боках содержались какие-то письмена. А потом подняла на Дениса заблестевшие глаза.

— Как это любезно с вашей стороны, молодой человек, ухаживать за старостью. Вы делаете это изящно, — она погладила пальцами гранат и со вздохом положила его на стол. — А гадала я на Олю. Ей гранат предсказан не был.

Сентиментальность — это возрастное. А Изольде Денис искренне симпатизировал. Он любил общаться с настоящими женщинами. Это полезно. Особенно если твоя жизнь состоит преимущественно из мужчин и преимущественно увечных, припасть к источнику светлой женской энергетики, если таковая возможность появляется, — святое. У Изольды Васильевны этого женского, не формализуемого, но чуемого — на двадцать лет жизни еще.

— Согласно классификации ВОЗ, старость наступает после семидесяти пяти. Не стану пытать на предмет, сколько вам таки исполнится на днях, но есть у меня смутные сомнения в том, что вы попадаете под этот период. А что предсказывают карты Оле? Может, яблоки? Я там еще яблок принес.

— Если бы я знала, что они предсказывают, — вздохнула Изольда Васильевна и погладила кончиками пальцев гранат. — Я, знаете ли, все время в них путаюсь. Никак не могу ничего сообразить и понять. Где у меня тут была инструкция? Кажется, в корзинке с вязанием. Посмотрите, нет между клубками коробочки?

В корзинке находились не только клубочки, но и кучка чего-то уже связанного на спицах. Аккурат под этим обнаружилось искомое. Ну и шрифт, только в лупу разглядеть можно. Изольде Васильевне точно не под силу.

— Давайте я прочитаю, — Дэн снова посмотрел соседке через плечо. Карты какие-то совершенно неправильные, ни дам, ни валетов, ни тузов. Другие изображения. — Какая там у вас картинка?

— Влюбленные, — с готовностью ответила Изольда Васильевна.

Денис не без труда нашел в объемистой инструкции нужное и стал читать вслух. По мере чтения сохранять ровный тон становилось все труднее. А текст гласил следующее:

Эта карта спрашивает: что и кого ты любишь? Что и кого на данном этапе жизни ты выбираешь? Каков такой выбор? В сущности, Влюбленные — это «камертонная» составляющая человека.

Брак по любви — очень серьезный выбор в жизни, который ставит под вопрос все остальное: родительское и господское благоволение, карьеру, место жительства, звание и состояние. И Влюбленные в раскладе предупреждают о непростом испытании на пути, о решении, принятом сердцем. Причем не просто решении, а очень важном, принятом безвозвратно и навсегда.

Изольда в процессе чтения сидела, чуть прикрыв глаза, и кивала чему-то. А потом глаза открыла и спросила с абсолютно невинным видом:

— Вот такая карта выпала Оле. Прямо не знаю: верить в предсказания или не верить? Как вы считаете, Денис Валентинович?

Брак по любви, говорите? Нельзя сказать, что Денис не думал о браке вообще. Думал. В последнее время. Пару раз. Но…

Но.

Судя по тому, как легко Оля ему предложила жить у себя — просто жить, безо всяких условностей, ей это не очень-то и нужно. А еще есть Никита. Ему как все это объяснить, с учетом объявившегося Евгения Борисовича? В каком статусе будет в этой ситуации сам Денис? И если вспомнить его диагноз, может быть, все-таки не стоит… Да кому нужны все эти скорые и глобальные перемены в жизни, кроме глупой карты?!

Но…

— В предсказания я не верю, — Денис прошел к столу и сел напротив Изольды Васильевны. Покрутил гранат в руках. Этот фрукт — символ любви и плодородия, как ему объяснили сегодня при покупке. — А что бы Оля ответила на те вопросы, которые задает данная карта, как вы думаете? Ведь это же ей выпало.

Они смотрели друг другу в глаза — взрослый мужчина и женщина, вошедшая в пору мудрости. Смотрели серьезно и долго.

— Я думаю, она этого ждет, — тихо и решительно проговорила Изольда. — Она может этого не показывать, Денис Валентинович, и никогда вам даже не намекнуть. Девочке в этой жизни досталось. Но поверьте женщине: почти все, кто говорит о неважности штампа и обручального кольца на пальце, лгут, сохраняя лицо.

Вот так поворот. Это был посыл — явный и четкий. Денис вернул гранат на стол. Любовь и плодородие? Решение, принятое безвозвратно и навсегда? Такое решение было принято на этой кухне почти два месяца назад. А если нужны формальности…

Так. Та-а-ак. Все услышанное надо как следует осмыслить, но…

Звякнул замок входной двери, и раздался жизнерадостный голос Никиты.

— Как вкусно пахнет! А что у нас на ужин?