— Денис Валентинович, ты спуститься можешь? — голос в телефонной трубке звучал подозрительно сдавленно. Для звонка из приемного отделения — подозрительно вдвойне.

— Паш, что случилось?

— Некогда объяснять, просто приходи. Тут… — какой-то звук, весьма похожий на всхлип, — твой профиль.

Cito, не cito? Пенис — не голова и не сердце. В драках не пробивают, внезапно не останавливается. Для того чтобы представить ситуацию, в которой существует угроза жизни по данному профилю для пациента, находящегося сейчас в приемном отдалении, нужна изрядная доля фантазии. Но фантазией Дэн обделен не был, и в интернатуре им разного рассказывали. Потому на первый этаж заторопился. Но все равно оказался не готов к представшей его глазам картине. Крупными, так сказать, мазками.

За столом сидел и ржал с переходом на подвывание Павел Нартов — хрестоматийного вида хирург с необъятными размерами, широтой души и питейными склонностями. Рядом с кушеткой, стыдливо прикрывая левой дланью пах, а правой поддерживая со стороны зада штаны, стоял примерно Пашиных габаритов мужик, одновременно опасливо и стеснительно глядя на вошедшего Дениса. А полмногострадального приемного покоя, который видел все, кроме этого самого покоя, был щедро разукрашен пятнами оттенка «бриллиантовый зеленый», создавая таким образом ранее отсутствовавший ненавязчивый новогодне-елочный дизайн. Картина настолько крупными мазками, что совершенно очевидная. И Денис, закатав рукава халата, прошел к раковине — мыть руки.

В процессе оказания медицинской помощи Паша участия не принимал — усиленно дышал носом и успокаивал себя. Получалось у Нартова это попеременно, и окончательно пришел в себя он только после того, как пациент — Петр, как выяснил Денис — натянул штаны, успокоенный и преисполненный благодарности к «доктору по профилю».

— Павлик, ты как маленький, — Денис стянул и бросил в ведро перчатки. — Будто никогда такого не увидел.

— Я всякое видел, Батя… — шумно выдохнул Нартов. — Но когда он штаны снял, а там все зеле-е-е-ное… А ты что, такое видел?

— Людям искусственный член пришивают, а тут всего лишь травма уздечки, — пожал плечами Дэн. А потом все же решил удовлетворить профессиональное любопытство. — Ну что, голубчик, расскажите, как дело было?

Далее последовал пересыпанный малолитературными выражениями и исполненный драматизма и интриги рассказ о том, как подлюка Нюрка начиталась где-то в «интернетах этих» про «миньет». При последнем слове Паша снова принялся подвывать, но быстро взял себя в руки — желание дослушать рассказ победило. Оказалось, что у Нюрки усердия сверх меры и коронки новые, золотые.

— Кровища хлещет, будто порося режут, — вещал незадачливый пациент. — А эту дура говорит: «Зеленкой надо, Петруша». Ну и плесканула. А потом я не помню — боль такая, что в глазах потемнело.

Несмотря на весь трагизм в голосе рассказчика, слушателям сдерживать смех становилось все труднее. На счастье Дениса, пациент и сам был смущен свой длинной речью и вниманием, которое ей уделили. Встал, поправил пояс брюк.

— Я вам что-то должен, доктор?

— Берегите себя, голубчик, — титаническим усилием воли взяв под контроль лицо, ответил Дэн.

Петр важно кивнул и открыл дверь. Денису с Павлом была отлично видна подскочившая к нему зареванная женщина монументальных рубенсовских форм.

— Ну что, Петя?!

— Доктор жить дозволил, — важно ответствовал тот, растирая ладонью красную мощную шею. — А с тобой, дура, дома разговор отдельный будет.

Дверь закрылась. Но даже из-за закрытой двери в коридоре был отчетливо слышен взрыв хохота двух хирургов — общего и узкого профилей.

* * *

Отец пригласил Изольду Васильевну в Большой театр, воспользовавшись переданными Олей билетами. По этому случаю шаль была спешно довязана. Премьера ажурной шали прошла в главном театре страны и, надо сказать, с успехом. Геннадий Игоревич был очарован своей спутницей, а спутница — концертом.

— Большой, — делилась позже эмоциями Изольда, — это всегда неповторимая атмосфера. Театр же старый, в старых стенах ощущаешь себя как-то по-другому. А баритон! Какой замечательный баритон, заслушалась. Голос просто бархатный, вот это… Город каменный, городам всем мать, — тихо пропела бывшая актриса. — Изумительно!

Оля поглядывала на сидевшую за столом пару театралов и улыбалась. Замечательно они смотрелись вместе. И очень трогательно. А Денис ее очень удивил этими билетами. Впрочем, не только билетами, но и приглашением.

Это была последняя пятница перед Новым годом, и оба понимали, что сам праздник каждый проведет по-своему. У нее ребенок, папа, у него — тоже папа, а может, еще и друзья. В сауне доктор Айболит так интересно и вдохновенно о них рассказывал, что создалось впечатление о частом общении. В общем, негласные правила существовали и соблюдались.

Она уже пила ставший традиционным чай, на этот раз — с лимоном. За окном было темно. Пятничные вечера как-то всегда по-особенному уютны. Может, из-за того, что утром не надо вставать на работу и можно немного отдохнуть, не торопиться. Впрочем, засиживаться времени не было — дома ждет ребенок, но все равно хотелось немного продлить, насладиться этой темнотой за окном, чаем, сигаретой, которая тлела в блюдце, мужчиной, что сидел напротив и почему-то молчал.

Сначала был разговорчив, рассказывал, как получил билеты в театр, лежавшие сейчас рядом на столе, а потом вдруг замолчал. И Оля отложила сигарету, хотела даже спросить: «Что?». Но не спросила — вместо этого взяла чашку и сделала глоток.

— Доктор Айболит назначает Бэмби следующий этап реабилитации сроком на два дня, начиная со 2 января.

Бэмби подняла глаза и посмотрела на Дениса:

— Что это значит?

— Свежий воздух, елки, снег, снегоходы, снегокаты, коньки, лыжи, шашлыки. По желанию для закрепления эффекта — сауна, — ответ прозвучал невозмутимо.

Словно это так просто. А ведь на самом деле совсем непросто. И все же первое чувство радости от услышанного никуда не делось. И хотя за последние полтора месяца слова «снегоход» и «снегокат» Оля почти ненавидела, сейчас подумала, что, наверное, замечательно на них прокатиться было бы.

— Это за город?

— Да, турбаза. Хорошее спокойное место. Компания, правда, буйная временами, но в целом приличные люди, все с высшим образованием.

Оля улыбнулась последней ремарке и сделала глоток. На дне чашки сиротливо лежала долька лимона.

Денис, ты приглашаешь меня за город? В компанию своих друзей? Тех самых?

Внутри что-то скрутилось и стало тепло. А надо раскручивать. И не обидеть. Оля разглядывала лимон и думала, как сказать, чтобы не обидеть.

— Спасибо за приглашение, — тихо начала она, собравшись духом, — мне очень приятно, и мне хотелось бы поехать, правда, — посмотрела на Дениса, — но… я не могу оставить на новогодние праздники Никиту. Я весь декабрь с этой работой сына почти не видела, понимаешь? Я обещала, что в каникулы буду с ним, в кино сходим, ну и… — и замолчала.

Она сама не знала, чего от него ожидала, может, понимания, может — разочарования, но никак не недоумения:

— Ну, бери с собой, в чем проблема. Там будут еще дети, не заскучает. Там вообще не должно быть скучно.

Сначала Оле показалось, что она ослышалась. Правда? Нет, это правда? Он согласился на Никиту? Он действительно не против взять с собой не только ее, но и сына?

Всю свою жизнь Оля знала точно, что ее ребенок нужен только ей, но никак не мужчинам, с которыми у нее был секс. Каждые очередные отношения только доказывали эту аксиому. Хотя, как известно, аксиома не требует доказательств. И вдруг…

— Правда? — голос все же дрогнул. — Ты не против взять с собой Никиту?

Сигарета спешно оказалась в руке, но Оля не торопилась поднести ее к губам, хотя очень хотелось, — не желала показать степень своего волнения.

— Будет с кем про скальпели и зомби поговорить, — хмыкнул Денис.

И тогда она улыбнулась, широко и радостно. А может, это и не аксиома вовсе, и не теорема. Может, ему просто понравился ее сын. По-настоящему. Сигарета снова оказалась в блюдце.

— Едем, — произнесла Оля.

В ответ Денис оттопырил большой палец в знак одобрения.

А Новый год прошел замечательно — дома, как полагается. И был накрытый праздничный стол, и включенный телевизор, и Изольда, и папа. И салюты под окном, как только куранты пробили двенадцать раз. У Оли была семья — самое главное в жизни. И где-то на другом конце города — человек, который позвонил в одиннадцать вечера, чтобы поздравить ее с наступающим праздником.

* * *

На турбазу они приехали самые последние. Одно дело — если ты едешь сам по себе, и совсем другое — если в компании. Особенно если в ней ребенок. Который сначала забыл дома варежки, и за ними пришлось возвращаться — благо только тронулись, а потом ему приспичило по дороге в туалет. И разговоры в пути, и Денис поймал себя на том, что едет медленнее обычного. В общем, все не так, как привык. Но терпимо.

На краю заснеженной подъездной аллеи топталась мужская фигура, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении Борей Черепановым. Пока Денис глушил двигатель, надевал шапку, шарф, перчатки и выбирался из машины, Борис успел познакомиться с Олей и Никитой.

— В пробку, что ли, попали? — Боря протянул для пожатия руку. — Вадька уже мангал разжег и жаждет выпить, а тебя все нет.

— Ну теперь я есть. Веди нас, Борис Андреич. Сначала в номер, куда вещи бросить, а потом к мангалу.

— А дядя тоже доктор? — фирменным конспиративным шепотом поинтересовался Никита.

— Дядя не просто доктор, — хмыкнул Денис. — Дядя — крупный специалист по зомби.

— Правда?! — выдохнул Никита.

— Правда.

Мальчик не сводил восхищенного взгляда со спины идущего впереди мужчины.

— Кажется, у нашего патологоанатома появился поклонник, — шепнул Денис Ольге.

— Надеюсь, он любит разговоры про скальпели, — ответно шепнула Оля.

У мангала безраздельно царствовал Черепанов-старший. Его власть признавалась безоговорочно, на нее не покушались, лишь жену свою, Галину, он иногда допускал до периферийных, не связанных непосредственно с мясом работ. Впрочем, такое положение дел никого не расстраивало — руки у Вадима под шашлык и прочие мангальные радости были заточены идеально. И сейчас в воздухе уже начал разливаться дурманящий запах, который тут же вызывал слюноотделение и секрецию желудочного сока.

— Скоро будет готово? — к отцу под руку сунул нос старший сын. Черепановы приехали полным составом, с обоими сыновьями, а Федор даже подругу свою взял. Вполне симпатичная девчушка, можно смотреть без содрогания: ни татуировок на лице, ни железа в носу, ни дыр сквозных в ушах.

— Как будет готово — я позову, — отрезал отец. — Идите аппетит нагуляйте. И малышню с собой возьмите.

Федор на правах взрослого скорчил гримасу, а за организацию ребятни принялась старшая из девочек Куриленко, которая унаследовала отцову нордическую внешность и мамин фокстерьерский темперамент. Скоро в ее бурную деятельность вовлекли даже взрослого Федора с подругой, и компания детей направилась в сторону горок. Никита, которому наперебой махали и младший сын Черепановых, и старшая дочь Семена, оглянулся на мать. В глазах была просьба.

— Мам, можно?

— Конечно, можно.

А мальчик перевел взгляд на Дениса. Дэн не сразу сообразил, что от него требуется. А потом улыбнулся:

— Беги!

В воздухе все сильнее пахло шашлыком, пальцы грел пластиковый стаканчик с глинтвейном, издалека доносились вопли детворы, по соседству Боря занимался любимым делом — травил свои патологоанатомические байки. И Олино плечо рядом и слегка касается его. Денис наклонил голову и спросил на ухо:

— Все в порядке?

— Все отлично.

Ну и хорошо, раз отлично.

Шашлык и антрекоты вышли у Вадика предсказуемо прекрасно, запасы фирменного глинтвейна Черепанова-старшего и баек Черепанова-младшего казались неистощимыми, а потому настроение у всех было превосходным. Оля тоже влилась в общее веселье и рассказала пару историй из своей практики. А что, у нее тоже люди, только клиенты. Все они, тут собравшиеся, так или иначе, имеют дело с людьми. Компанию взрослых и их расслабленное общение нарушили дети. Они очень активно провели время, пока старшие развлекались глинтвейном и разговорами — собрали на себя весь снег в окрестностях турбазы. Тут же вспомнили об уже наверняка готовой сауне, и компания распалась: женщины увели отогревать и поить чад горячим чаем, Федор увлек свою барышню куда-то в сторону группы сосен, а пятеро мужчин остались в беседке, рядом с остывающим мангалом.

— Где ты, Батя, такую красоту нашел?

Денис усмехнулся и принялся откручивать крышку термоса, чтобы пополнить стаканы. Дэн не рассчитывал, что ему все сойдет с рук. Конечно, его друзья вели себя прилично, никакого неуместного любопытства и бестактных вопросов. Олю приняли так, будто она в их обществе — частый гость: доброжелательно и спокойно. Но теперь пришел час расплаты.

— Там, где взял, уже нету, Боря. Да и фасон не твой.

Борис лишь фыркнул, пригубил горячего напитка и довольно зажмурился. А эстафету принял Вадим.

— А скажи-ка мне, Диня, как вы…

Допрос был приостановлен появлением двух женщин. Галина и Оля вышли из корпуса и направились к припаркованным автомобилям, о чем-то разговаривая на ходу. Беседа была оживленной и периодически прерывалась смехом. Забрав из машины пакет, женщины двинулись в обратный путь, по дороге помахав сидевшим в беседке мужчинам. При этом Галка что-то с заговорщицким видом сказала своей спутнице на ухо.

— Мне вот интересно: о чем там Гала так вдохновенно по ушам Ольге ездит?

— Не переживай, друг мой, — похлопал Дениса по плечу Черепанов-старший. — Ты за всю жизнь столько о себе хорошего не слышал, сколько сейчас Галюня вываливает твоей Оле. Не удивлюсь, если, по ее версии, ты умеешь варить борщи и вышивать крестиком. Или выпиливать. Лобзиком.

Лапин рассмеялся, а Денис вздохнул:

— Вот этого-то я и боюсь.

— Ничего не знаю, ты сам подставился, — развел руками Вадим. — Знаешь же, что Галка спит и видит пристроить тебя в хорошие женские руки. А тут руки сами нарисовались. Все, Галюся взяла след. Так что давай, колись и рассказывай. А то меня ж потом допрос ждет, мне надо что-то жене сообщить.

Рассказывать Денис не хотел. Не знал, что. И не хотел.

— Смотрите-ка, — кивнул на Куриленко. — Укатали Семку крутые горки.

Детский лор мирно дремал, положив голову на руки, а руки на стол.

— Сема, вставай, что ночью делать будешь? — Лапин потрепал соседа по затылку.

— И ночью спать буду, и утром тоже, если дети дадут, — Семен принял вертикальное положение, прикрыв ладонью смачный зевок. — Мечтаю о полноценном двенадцатичасовом сне. Когда уже эпидемия на спад пойдет? Сережа, у вас тоже аншлаг?

— Идем с опережением прошлогоднего графика, — невесело вздохнул Сергей. — Всех, кого могли, на линейные перевели. И все равно зашиваемся.

— А мы все кровати со склада достали, палаты битком, еще чуть-чуть — и в коридорах будем класть, — вздохнул Курилен-ко. Это была первая эпидемия гриппа, которую он встретил в должности заведующего отдалением, и с непривычки ему приходилось туго. — Очень поганый штамм, с осложнениями на уши и горло.

— А эти вон сидят, — Лапин кивнул в сторону Вадима и Дениса, — господа узкие специалисты. И в ус не дуют. У них-то аншлага наверняка нет. У импотентов не бывает эпидемий, да, Денис?

— Андрологи стараются избегать этого слова.

— И как же вы называете таких граждан?

— Ну, например, владелец недвижимости.

Компания мужчин дружно расхохоталась. А потом Борис вдруг серьезно сказал:

— Знаете, ребятки, что самое главное? Чтобы у меня аншлага не было.

И после паузы:

— Да.

— Точно.

— За это надо выпить.

* * *

Все сложилось даже лучше, чем ожидала Оля. Не было откровенных разглядываний и неудобных вопросов. Просто шашлыки. Просто веселая дружная компания. Просто воспитанные люди. Оля вдруг поняла, что воспитанные люди — это сокровище. Настолько привыкаешь к бестактности и неуемному чужому любопытству на грани с беспардонностью, что вдруг как-то по-особенному начинаешь ценить обычных воспитанных людей. Ничего не скажешь, подходящая тема для рассуждений в день, когда все еще празднуют Новый год.

— Мам, смотри. Вот сейчас ка-а-ак бабахнет! — Никита, вымытый, высушенный, облаченный в пижаму и согретый горячим чаем, сидел на кровати, хрустел вредными чипсами и смотрел кино. Оля сидела рядом, хрустела чипсами из того же самого пакета и слушала комментарии сына. А мысли были немного не о кино, а о уже почти подошедшем к финалу дне. Замечательном дне.

Никита как-то очень легко вписался в компанию детей. В номер пришел мокрый насквозь, теперь все батареи были заняты шапкой, курткой, штанами, носками, сапогами, варежками. Зато сколько счастья! Сколько настоящего чистого детского счастья от снега, горок, снежков и свободы. И глядя на своего ребенка, Оля тоже была счастлива. И благодарна Денису за эту поездку. Ей все время хотелось к нему повернуться и прошептать на ухо: «Видишь? Ты видишь, что творит любитель скальпелей?»

Но каждый раз себя сдерживала. Будет ли уместно? Она все время боялась нарушить какую-то границу, которую не стоит переступать. А так хотелось…

Впрочем, одна любопытная особа все же нашлась. Звали ее Галка. Но там тоже выручило воспитание. Глаза Галины светились любопытством, а засыпать напрямую вопросами было неудобно, поэтому, пока шли вынимать вещи из машины, новая знакомая фонтанировала сама, рассказывая про Дениса. Практически рекламировала, ожидая, наверное, ответного монолога. И он был. Оля рассказала про удивительное стечение обстоятельств. По Галкиному рассказу выходило, что наткнулись они на это место совершенно случайно, благодаря рекламе в Сети, и тут Ольга поведала, что турбаза принадлежит ее начальнику и всей новогодней рекламой занималась она — Оля.

— Да ты что?! — ахнула Галка. — Вот это да! А мы как увидели про снегокаты, сразу поняли: поедем.

— А я так злилась на эти снегокаты, потому что синоптики обещали бесснежный январь, и я еще думала: кто на них по асфальту кататься будет? Оказалось, что сама.

И они обе весело рассмеялись.

— Да, со снегом нам все же повезло, — Галка вручила Оле пакет и закрыла багажник. — А синоптики — самые большие вруны. Там варенье. Это я Денису привезла передать, но раз вы теперь вместе, будете пить с ним чай вдвоем.

Это была еще одна пробная попытка свернуть разговор в нужное русло, но Оля сделала вид, что намека не поняла, и ответила лишь:

— Спасибо.

В комнате было тепло и уютно. Особенно под одеялом, особенно когда по телевизору показывали добрый фильм про собак, который можно смотреть всей семьей и хрустеть картофелем.

— Если есть в постели, то потом придется спать на крошках.

Это первое, что сказал Денис, войдя в номер и окинув взглядом зрителей. Впрочем, смутить поедателей чипсов ему не удалось. Оля взяла пакет у Никиты и протянула его доктору Айболиту:

— Будешь?

— Буду, — без раздумий согласился он.

А когда переоделся и вымыл руки, Оля пододвинулась ближе к середине, освобождая место для очередного кинозрителя. Он был еще холодный — с улицы и немного пах дымом, захотелось прижаться, согреть и…

Никита перелез через Олю, по-хозяйски устроился в середине, забрал у матери пакет, сначала сам запустил туда руку, потом протянул чипсы Денису:

— А я уже это кино смотрел, и сейчас начнется погоня!

В общем, киносеанс удался. Никита заранее оповещал, что будет в следующем кадре, щедро делился чипсами, сетовал, что лично ему собаки не видать как собственных ушей из-за аллергии.

— Нет, так-то собаку можно, если лысую, — вздыхал он на финальных титрах, — но лысые собаки совсем некрасивые, и, потом, такие зимой замерзнут.

Оля конспиративно закашлялась и тайком глянула на Дениса. Тот невозмутимо читал титры.

— Ну все. Пора отправляться за снами, — включила Оля «маму».

Разместились по местам очень быстро. Денис лег на дополнительную односпальную тахту, а сама Оля с сыном — на кровати с крошками. Правда, крошки перед этим предусмотрительно стряхнули. Но как позже выяснилось, не все. Потом выключили свет, потом все пожелали друг другу спокойной ночи, и… не спалось.

Совсем не спалось. Она чувствовала близость Дэна, а когда глаза привыкли к темноте — лежала, смотрела на темный силуэт около окна и вспоминала последнюю пятницу. Как он открыл дверь, а она сразу с порога заявила, что чай тоже будет, и на всякий случай даже купила лимон.

— Интересно, а зомби спать умеют? Если умеют, бинты на ночь снимают? — кажется, Никите тоже не спалось.

— Они их аккуратно сворачивают в рулоны и на ночь отправляют в биксы. Помнишь, я рассказывал тебе про биксы? — ответил низкий голос компетентного доктора.

— Да, помню. И весь гной с бинтов там кипятится, и пузырики сверху, — подхватил Никита.

— Я сейчас уйду спать в коридор! — пригрозила Оля.

Со стороны тахты послышалось хмыканье, а совсем рядом — обреченный вздох сына.

На следующий день во время прогулки Денис увлек ее к большой снежной елке. Такие елки только в сказках Роу и в настоящих лесах бывают. Так они впервые остались наедине. И у него смеялись глаза — у этого серьезного доктора. И вообще в тот момент он был вовсе не доктором. А она и вспомнить не могла, когда в последний раз целовалась на морозе. И новогоднее счастье продолжалось. Где-то в стороне слышались крики детей. Елка, потревоженная людьми, почти засыпала обоих снегом, который Денис потом стряхивал с Олиных плеч. И она вспомнила, что на дне дорожной сумки…

— А я тебе галстук привезла и забыла подарить.

Денис оторвался от важного занятия, внимательно посмотрел на Олю, а потом повернул ее и продолжил стряхивать снег. На этот раз со спины.

— Галстук подождет. У меня где-то в сумке тоже твои перчатки в подарок завалялись.

— Правда?

Нет, она не могла стоять спиной — повернулась. И он снова ее поцеловал. И снова с елки почему-то посыпался снег, словно кто-то специально дернул за большую колючую лапу.

— Снегокатов может не достаться гражданам под елкой, — послышался голос проходившего мимо специалиста по зомби.

* * *

Пустая сумка, освобожденная от вещей, убрана в шкаф. А на спинке дивана, ожидая своей очереди, остался висеть синий галстук. Отличная компания к уже имеющемуся в гардеробе серо-коричневому. Осталось найти повод, чтобы подарок обновить.

Раздался звонок телефона. Черепанов-старший, уже соскучился, надо же.

— Ты в курсе, что послезавтра идешь на пейнтбол? — выдал Вадим после приветствий.

— Вот с этого места поподробнее.

— Не знаешь, значит? — рассмеялся Вадик. — Федька, великовозрастный балбес, взбаламутил ребятню на турбазе, мало́й у меня тоже фанат этого дела, и дружки у него такие же. Козы Семкины не захотели отставать, так что набралось две команды. Твой Никитос тоже подписался.

— Мой… кто?

Денис пожалел, что не промолчал, но слова вырвались сами собой. Черепанов хмыкнул.

— Ну, в смысле, Ольгин. Сказал, что с тобой пойдет. Тебя еще не ввели в курс дела, я уже понял.

Мессенджер пиликнул. Вот и ввели.

— Только что поставили в известность.

— Поздравляю, — хохотнул Вадик. — Ну что, ты идешь или как?

— Видимо, иду. Сейчас только детали со стрелком утрясу.

«Денис можно я с тобой пойду послезавтра на пенбол? Нас прегласили».

Ну, прирожденный дипломат. НАС прегласили.

«Мама разрешила?»

«Еще не спрашивал».

«Ну так спроси».

«Давай ты?»

Денис отложил телефон и расхохотался. Дожил. Сидит дома один и хохочет. Ну и жук Никитос. Жучара просто. Колорадский!

«И что я с этого буду иметь?»

С ответом Никита-Колорадский не торопился. Денис вдруг осознал, что разговаривает с ним совсем не как с ребенком. С другой стороны, шустрый парень не по возрасту. Если на ошибки внимания не обращать.

«Четверка по русскому за четверть».

«А сейчас что?»

«Три».

Повышать ему настроение по телефону — это у Зеленских семейная черта. Денис потер щеки.

«Слово пацана?»

«Да».

«Ну все, прячься и сиди тихо, я звоню матери».

Выдохнул, погладил галстук для вдохновения. И позвонил.

— Здрасьте, тетьОля. Отпустите послезавтра Никиту со мной на пейнтбол, пожалуйста.

Ответную паузу по длительности и насыщенности Изольда бы оценила. И Денис понял, что с креативом перебрал. Наконец в трубке раздалось осторожное:

— А куда, когда, во сколько?

Ладно, повалял дурака — и хватит. Ответил Денис уже серьезно.

— В два. Куда, я и сам пока не в курсе. Дети без нас договорились на турбазе.

— А Никита… то есть его пригласили?

Денис прошел на кухню и взял с блюдца лимон. Остатки того, что принесла в последнюю пятницу Оля.

— А то. Там целая банда. Должен же за ними кто-то присматривать. Вот я и поеду. Вместе с дядей Федором.

— Я скажу тогда вечером сыну, что его пригласили, спрошу, хочется ли ему поехать… Хотя, конечно, хочется. В общем, я перезвоню.

По ее голосу чувствовалась, что Оля растеряна. Озадачена. И Денис мог бы ее успокоить, развеять сомнения, сказать, что все в порядке, что ему нетрудно. И он этого не сделал. Ты доверяешь мне, Бэмби, или как?

О том, что ему делать с доверием Бэмби, Денис предпочитал пока не думать. И ответил демонстративно безмятежно:

— Договорились. Пошел я твой галстук в шкаф пристраивать.

* * *

Оля стояла у окна и наблюдала, как Никита, размахивая руками, что-то рассказывает Денису, пока они вдвоем направляются к машине.

На душе было тяжело. Тяжело стало с того самого телефонного разговора, в котором Денис детским голосом попросил ее отпустить сына на пейнтбол. И по-хорошему надо, наверное, было отказать. Прямо вот там, в разговоре. Никита и не узнал бы ничего о затевающемся мероприятии, зато четко и ясно расставились бы акценты.

А сейчас, глядя на то, как ее сын садится в машину, Оля испытывала почти ужас. Заигралась. Подпустила. Разрешила перейти дозволенное. А что дальше?

Как замечательно они смотрелись вместе: Никита и Денис. И как обрадовалась она тогда, до Нового года, когда поступило предложение взять с собой на турбазу ребенка. И как невероятно прошел вечер в номере с кино. Оля даже знала точно подходящее для описания слово. По-семейному.

Самообман.

Самообман, который начал безжалостно расходиться по швам в момент вручения подарков. Это случилось уже после прогулки на снегокатах, после вкусного обеда с горячим борщом и шумными разговорами, почти перед самым отъездом, когда надо было собирать вещи. И на дне сумки Оля увидела так и не врученный галстук в картонной подарочной коробочке.

Никита после обеда убежал на горку с новыми друзьями, в номере они остались вдвоем, момент оказался подходящим, поэтому Оля вынула из сумки свой новогодний подарок.

Она подошла к Денису и вручила его со словами:

— Это тебе. С Новым годом.

В тот момент ей показалось, что между ними что-то изменилось. Может, сказался вечер с кинопросмотром, может, поцелуи у елки, а может, поездка на снегокатах, когда крепко прижималась к его спине, и они неслись с огромной горы, и хотелось кричать, но вместо этого Оля уткнулась лицом в куртку Дениса. И вот сейчас, держа в руке подарок, она словно продолжала лететь… лететь… лететь… и смотреть, как он раскрывает коробочку, смотрит на галстук, потом на Олю, потом берет галстук, вешает себе на плечо и интересуется:

— Изольда одобрит?

— Увидим, — ответила она, все еще летя.

А потом разбилась. Если летчик неумелый, такое случается.

Денис ее поблагодарил, поцеловал в щеку, вынул из своей сумки перчатки. Чудесные, черные, мягчайшей кожи, вечная классика. И сам выбор подарка — ее постоянно забытые перчатки… разговор для двоих, а потом…

— С размерами я не ошибаюсь, но ты примерь на всякий случай.

И все. Полет окончен.

Оля послушно примерила и удостоверилась, что по размерам доктор Айболит специалист. Глаз — алмаз. Скольким женщинам ты дарил подарки, не ошибаясь с размерами? Размерами чего? Рук? Ног? Груди?

Это тем женщинам, которым не надо пуговицу на лбу пришивать? Которые прошли фейсконтроль?

Одна фраза и четкое понимание: ты одна из многих.

В голове возникла картинка вереницы женских силуэтов, и где-то там, в серединке, есть и ее фигура.

А как же елка, снегокаты… сауна?

Самообман. Заигралась. А реальность — вот.

Она тогда нашла в себе силы сказать:

— В самый раз, спасибо.

Они давно уже уехали: Денис и Никита, а Оля все стояла перед окном, глядя на засыпанный снегом двор. Зачем она отпустила Никиту?

Зачем?!

Не хватило сил сказать «нет». И как же они дальше? Когда доктор Айболит решит безошибочно определить размеры следующей женщины?

Что будет с Никитой, который так безотчетно, так искренне тянется к этому мужчине, ища в нем отца?

* * *

На обратной дороге Денис молчал. В его словах не было нужды — в машине работало Nikita FM. Мальчик замолкал только на то, чтобы перевести дыхание или отпить воды из пластиковой бутылки. Все остальное время он говорил. Взахлеб, выплескивая эмоции и впечатления. Дэну оставалось лишь время от времени кивать и соглашаться.

— А классно было, да? А как я в конце выскочил, прям как спецназовец?

— Жаль, что ничья, но в футболе тоже ничья бывает.

— Хорошо, что ничья. Никто не обиделся зато. Я люблю, когда в футболе ничья. Нет, выигрывать я люблю больше, но ничья тоже очень хорошо.

И по кругу — про все: про полигон, про Федора (похоже, у Никиты появился новый кумир, еще бы, студент-медик!), про то, что девчонки стрелять не умеют и только пищат, и дальше, дальше, дальше…

А Денис купался в этих словах, в этом потоке чистой детской радости, в эмоциях, которые щедро выплескивал Никита. Общением с детьми Дэн обделен не был, но сейчас творилось что-то иное. Его словно омывал поток из счастливого детского голоса, поблескивающих в зеркале заднего вида глаз, почти ощутимо звенящих в воздухе чувств. Сейчас в машине царила особая атмосфера. Только для них двоих. И от нее было внутри тепло, светло и немного горько. Потому у этого чувства имелся отчетливый привкус запретного.

Этот привкус появился не сегодня. Сначала он возник между ним и Олей, а теперь ярко чувствовался в том, как складывались отношения между Денисом и мальчиком. Дэн зашел слишком далеко. Непозволительно далеко. И уйти без потерь уже не получится.

Денис тряхнул головой, отгоняя эти мысли. Не сейчас. И, воспользовавшись паузой в детском монологе, спросил:

— А чего с русским не дружишь, а?

Радостная улыбка потухла, Никита горестно вздохнул и отвернулся к окну:

— Не получается.

— А как слово пацана собрался сдержать?

— Не знаю, — уныло раздалось сзади. А потом Никита просунул голову в передний салон. — Но я буду стараться!

На светофоре зажегся красный, и Денис повернулся. Два лица — взрослое и детское — оказались совсем рядом. Глаза у Никиты совершенно как у матери.

— Я в тебя верю.

— А Изольда Васильевна говорит, что бесполезно. И пьет свой корвалол, — вздохнул мальчик.

— Справишься, — Денис похлопал по лежащей на спинке его сиденья детской руке. — В медицинском институте пригодится.

Спустя пять минут машина припарковалась у торгового центра.

* * *

Оля так и не смогла успокоиться. Мысли о совершенной ошибке сводили с ума. Она поняла, что дома находиться не может, просто не может. Не помогали ни кофе, ни сигареты, ни глупые сериалы по телевизору.

Она не сомневалась, что пейнтбол пройдет удачно, что по дороге будут подниматься животрепещущие темы гноя и отрезанных конечностей. И что Денис ее ребенка не обидит.

Но что потом?

ЧТО?!

Ожидание выматывало. Оля оделась за пять минут, взяла сумку, ключи от машины и вышла из квартиры.

Куда угодно, куда-нибудь, где шум, люди, столпотворение, только чтобы не оставаться наедине со своими мыслями.

В итоге через полчаса она обнаружила себя в торговом центре на первом этаже, где располагался супермаркет. Вокруг нераспроданные новогодние шары, мишура, полотенца с заграничными Санта-Клаусами, коробки шоколадных конфет со снежинками. То, что осталось от праздника, когда праздник прошел.

Нет, ей надо в другой отдел.

Звонок Дениса застал Олю в длинном проходе, когда она катила перед собой наполненную тележку. Все самое нужное и полезное: салфетки, чистящие средства, стиральный порошок, зубная паста, упаковка мыла…

— Мы уже закончили и в пути. Едем домой.

— Нет, домой… домой не надо.

Домой — это снова ужин, это опять… по-семейному.

С размерами я не ошибаюсь.

— Я не рассчитала время, я сейчас в торговом комплексе и не успеваю добраться до дома. Сможешь подъехать сюда?

— Конечно.

Оля сказала, в каком комплексе находится, и после окончания разговора покатила тележку к кассе.

К тому моменту, когда меткие стрелки искали ее глазами на открытой площадке с кафе и фастфудом, Оля уже загрузила в машину пакеты с покупками и сидела за столиком, обнимая ладонями бумажный стаканчик с кофе и изо всех сил демонстрируя спокойствие.

Вокруг было шумно и многолюдно. Все, как она и хотела. Где-то у другой стены надрывался в микрофон массовик-затейник, привлекая к конкурсам детей, основная масса людей спешила в кинотеатр, который располагался на этом же этаже. Последние дни новогодних каникул.

Денис и Никита шли так, словно выехать куда-то вдвоем было для них обычным делом. Словно это не в первый раз. И за столик сели как-то по-деловому, и решали, кто что будет есть, тоже обыденно. Поинтересовались, что будет она. Покупать вредную еду тоже пошли вместе.

Никита был счастлив. Счастьем светились его глаза, счастьем светилась его улыбка, и от этого становилось так больно, что хотелось кричать.

Что же я наделала?

В Денисе тоже сквозило что-то такое, Оля не могла дать этому точное определение, но в какой-то момент он снова показался… В общем, показалось, что Никита ему и вправду небезразличен и интересен. Как показалось там, на турбазе. А потом: «Я не ошибаюсь с размерами».

Оля смотрела на двух мужчин, сидящих перед ней, голодных, довольных. Как бы она хотела, чтобы жизнь была хоть чуточку благосклонней, милосердней.

— Все хорошо? — спросила у Дениса.

Сын был слишком занят бургером.

— Ничья. Никита утверждает, что это круто, — доктор Айболит невозмутимо сделал глоток кофе.

И Оля задержала свой взгляд.

Кто для тебя Никита, Денис? Ты понимаешь, что заигралась не только я, но и ты? Ты понимаешь это?

Он глаза не опускал и тоже смотрел на нее, забыв про кофе.

— В следующий раз выиграем мы, — заявил Никита, наконец оторвавшись от бургера.

* * *

— Тося. Антон! Малин!!!

Тося вздрогнул, моргнул и перевел на Дениса отсутствующий взгляд светло-голубых глаз. Отреагировал, слава тебе господи.

— Где карта Смирнова, третий раз спрашиваю?

— Смирнова? Тут, — он перебрал стопку карт и вытащил нужную. — Все заполнил, как вы и просили.

Просто чудеса исполнительности.

— В операционной три раза спрашивать не буду, учти, — Дэн подвинул к себе карту. Тося ответил запылавшими кончиками ушей, а вот перспективу наконец-то перейти от бумаг к полевой практике никак не прокомментировал. Что с парнем творится, где привычное служебное рвение?

— Вас понял. Больше такого не повторится.

А это уже вообще ни в какие ворота не лезет.

— Здорова ли ты, душа моя?

— Денис Валентинович, а можно вам личный вопрос задать? — выпалил интерн скороговоркой.

Вот мы и подошли к сути дела.

— Ну рискни.

— Вы когда-нибудь… — Тося подергал за кончик алого уха. — Попадали в такую ситуацию… в такую… — мальчик то ли слова подбирал поточнее, то ли в принципе не мог понять, как сказать. — В общем, выглядели дураком перед женщиной, которая вам понравилась?

И выдохнул, нервным движением засунув руки в карманы халата. В глаза Денису при этом категорически не смотрел, разглядывая многострадальную карту Смирнова. Крепко, похоже, запал на рыженькую.

— Мне не приходилось. А ты излишне драматизируешь. Девочка поступает в театральный, если я ничего не путаю. Она оценила креатив экспромта.

— А с чего вы взяли, что я о ней?

— Опа. О Паулине Леонтьевне речь? Тося, нельзя расстраивать бабушку, как не стыдно!

Малин наконец соизволил поднять лицо. Укоризненный взгляд сопровождался тяжелым вздохом.

— Вы думаете, у меня правда есть шанс?

— Невозможно выиграть войну, если не вступить в сражение, — Денис ободряюще похлопал интерна по плечу. — А если пострижешься, она сама упадет к твоим ногам.

И Антон все-таки улыбнулся.

* * *

Работы после каникул было немного. Ожидаемое сезонное затишье. А через день — пятница.

Будет пятница или нет? Он не звонил. Она не знает, звонить самой или нет. Совсем запуталась. Надо брать себя в руки и снова устанавливать правила игры. Как было в самом начале — просто, ясно и понятно.

Словно услышав ее мысли, телефон огласил кабинет бодрыми звуками. Оля посмотрела на экран.

Не он. Не Денис.

— Здравствуйте, Виктор Иванович.

— Добрый день, Ольга Геннадьевна. Как начало рабочего года?

— Честно говоря, не очень. Заказов пока нет, но ведь это закономерно.

— Конечно-конечно, — скороговоркой проговорил Ларионов, а потом его голос изменился и стал командным: — Я вот по какому поводу звоню. Через месяц планируется большая конференция специалистов по рекламе, там что-то о новых средствах продвижения продуктов и оценке их эффективности. Программу конференции перешлю. Думаю, вам надо присутствовать.

— Хорошо, Виктор Иванович.

— Вот еще что… новогодние праздники прошли, но впереди 23 февраля, которое совмещается с выходными. Подумайте, что можно предложить отдыхающим. Там еще и Масленица, если не ошибаюсь.

И перед глазами опять — снег, огромная елка, кино в кровати. Сладость и боль одновременно.

— Я подумаю, Виктор Иванович.

Телефон снова на столе. А мысли — о пятнице. Хоть на ромашке гадай: пятница будет или нет?

Даже если не будет, она не расстроится. Ей есть чем заняться. Нужно самой съездить на футбольные тренировки. Первое послепраздничное занятие прошло неудачно. Закончилось дракой с тем самым новым мальчиком, про которого рассказывала Изольда.

От тренера влетело Никите, а он дома со слезами оправдывался и кричал: «Это было нечестно! Я играл по правилам! А он меня ударил! Со всей силы! А потом подножку подставил!»

Надо разбираться самой.

И снова телефонный звонок как отклик.

И снова не Денис.

— Да, Изольда Васильевна.

— Оленька, у нас тут беда случилась. Никиту увезли в больницу.