За плотно сжатыми веками возник свет, такой яркий, что Кимбра поморщилась, не открывая глаз. Где-то слышались голоса, приглушенные, словно из-за стены. На лоб, заставив вздрогнуть от неожиданности, легла сухая, теплая и как будто старческая ладонь.

— Не пугайтесь, леди! Все уже позади.

Это был сиплый от волнения голос Ульриха. Кимбра не без труда приподняла веки, но тотчас снова прикрыла, ослепленная пламенем факелов. Их было столько, что казалось — все кругом в огне. Не без опаски Кимбра открыла глаза вторично.

— Ульрих…

Неужели это ее голос, такой слабый и прерывистый? Морщины на лице старика еще больше углубились от облегченной улыбки.

— Он самый, леди! Хвала Одину, вы меня узнали! — Рука скользнула под плечи, помогая приподняться. — Попробуйте сесть. Если станет хуже, так и скажите.

Кимбра прислушалась к себе. Голова болела, но не настолько, чтобы нельзя было вытерпеть. Вцепившись в Ульриха обеими руками, она постаралась усесться. Пахло сеном и овсом — значит, она была на конюшне.

Постепенно зрение приспособилось, и Кимбра увидела, что окружена людьми. Они были повсюду. Один факел был в руке у Дракона. Тот смотрел на нее, не отрывая глаз, а когда взгляды их встретились, начал отступать во тьму. Кимбра привалилась к стене, не в силах держаться прямо.

— Лорд Вулф, — услышала она, — очень встревожен…

Кто-то присел рядом. Кимбра узнала это всеобъемлющее ощущение силы, протянула дрожащую руку и оказалась прижатой к знакомой груди.

— Вулф… это ты…

Он промолчал, просто держал ее крепко и осторожно, слегка баюкая и поглаживая по голове, как ребенка. Кимбре захотелось разрыдаться… от облегчения. Она могла бы изумиться тому, как быстро ощутила себя в полной безопасности, но не изумилась. Независимость осталась в прошлом, она была навеки спаяна с другим человеком, прикована к нему телом и душой. Почему же она не протестовала? Ведь еще совсем недавно казалось, что надеяться можно только на себя, а выжить лишь в стенах, воздвигнутых собственными усилиями. Как же она ошибалась!

— Все обошлось, — говорил Ульрих. — Леди Кимбра обзавелась синяками и ссадинами, но ничего более ужасного не случилось.

Она вспомнила все, но не ощутила душевной боли. Она как будто заглянула в жуткую, но чужую историю, воспоминания о которой могли огорчить, но не ранить.

— Что с Бритой и Магнусом?

— Они оправятся, — сказал Ульрих. — Девушка уже в сознании и наверняка суетилась бы вокруг вас, если бы ей позволили. Магнус потерял много крови, но в должный срок выздоровеет.

Кимбра вознесла горячую благодарность за милосердие, выказанное к каждому из них в эту ночь, хотя и не знала, кто явился орудием этого милосердия. Любопытство заставило ее задать вопрос:

— Кто пришел нам на помощь?

Вулф довольно долго смотрел на нее, не отвечая. Судя по тому, как он сжимал челюсти и как подрагивали желваки у него на скуле, он сдерживался с большим трудом.

— Я услышал твой крик, — сказал он наконец.

Должно быть, он хотел сказать: «Я услышал шум». Но как? В это мало верилось. Конюшня находилась на значительном расстоянии от трапезных, где к тому же царило столь буйное веселье, что было невозможно перекричать даже соседей по столу. И все-таки каким-то загадочным образом Вулф услышал ее и пришел на помощь.

Кимбра вдруг поняла и затрепетала. Вулф услышал ее мысленный крик! Она прижалась сильнее, спряталась в кольце рук, которое могло защитить от любой опасности, заслонить от всего мира. Эти руки подняли Кимбру и вынесли из конюшни. Приглушенный гул голосов отодвинулся, потом, уже в отдалении, набрал силу. Ночная прохлада коснулась лица. Кимбра позволила себе расслабиться и забыться.

В жилище ее ожидала большая лохань, давно уже сменившая кожаный таз. Она дымилась теплым парком. Вулф опустил Кимбру на постель, присел рядом и молча помог избавиться от разорванного платья. Она не протестовала и, судя по всему, не испытывала к нему ни страха, ни отчужденности. Казалось, что она присматривается — он решил, что к себе самой, в попытках как-то примириться с тем, что произошло. Но важнее всего сейчас было то, что она доверяет ему. За это, в числе прочего, он был безмерно благодарен судьбе. Вулф был готов всячески выразить свою благодарность — позже, когда будут решены более насущные вопросы.

Большие руки и огрубевшие пальцы двигались с величайшей осторожностью, когда он закручивал Кимбре волосы и закреплял их на макушке. Он не раз наблюдал, как она делает это, и вот пригодилось. Потом он опустил жену в воду. Она глубоко вздохнула и устроилась в лохани, откинув голову на бортик. Теперь у Вулфа появился шанс рассмотреть ее ссадины. Ушибы на руках, ногах и спине быстро наливались, становились багровыми. На груди, отмечая направление рывка, что располосовал Кимбре платье, виднелись царапины. Щека, куда пришелся удар, уже потеряла форму.

Вулф смотрел, изнемогая от ярости, мысленно ведя подсчет повреждениям, вплоть до мельчайших. Только сознание того, что все могло кончиться много хуже, помогало ему держать себя в руках. Он уже принял решение и знал, что не отступит.

Прошло минут десять. Вулф покрутил в руках служивший мочалкой кусок ткани, отбросил и вместо него намылил ладони. Особенно осторожно он прикасался там, где кожа была повреждена или ушиблена. Он ощущал, как Кимбра расслабляется все больше, слышал тихие вздохи и принимал все это как дальнейшее свидетельство полного доверия.

Смыв мыло, он поднял Кимбру и все с той же нежностью начал даже не вытирать, а промокать полотенцем ее влажную кожу. Между ног он едва прикоснулся, но и это заставило ее содрогнуться. Под глазами у Кимбры залегли темные тени, она казалась необычайно пассивной. Вулфу пришло в голову, что первое облегчение миновало и потрясение вернулось, пусть и с меньшей силой. Когда Кимбра вдруг задрожала, он понял, что она вспоминает случившееся обрывками, как то бывало с ним после кровопролитных стычек. Опыт подсказывал, что воспоминания будут приходить снова и снова, многие годы или даже всю жизнь…

Внезапная вспышка ярости на тех, кто был тому причиной, была настолько сильна, что глаза застлало красной пеленой, но Вулф подавил ярость и вернулся к своему занятию. Он отдал бы все, чтобы устроиться в постели рядом с Кимброй и держать ее в объятиях. Он мог бы провести так всю ночь. Но этого мог хотеть мужчина и муж, а ярл подчинялся в первую очередь долгу.

При всей своей пассивности Кимбра выразила удивление, когда Вулф протянул ей чистое платье. Потом лицо разгладилось: ей стало ясно, что черта под событиями этой ночи еще не подведена. Должно последовать наказание. Вулф помог Кимбре одеться, задаваясь вопросом, понимает ли она то, что обсуждал сейчас весь Скирингешил… Ведь прекрасная англичанка снова, уже в который раз, ослушалась супруга.

Вынимая заколки из тяжелого узла волос и глядя, как те падают на плечи, Вулф думал о том, какой нежной и хрупкой выглядит Кимбра. Она и пахла нежно, женственно. Он погрузил руки в живую каштановую мантию и вспомнил далекий день, когда впервые увидел эту женщину в распахнутых дверях вверху лестницы, ведущей в темницу. Он вспомнил, как играл в ее волосах свет факелов, как грациозно она двигалась и каким решительным был ее взгляд, невзирая на страх, который она должна была тогда чувствовать. Никогда ему не случалось видеть женщину столь храбрую.

Очень скоро Кимбре могла потребоваться вся ее храбрость.

— Идем! — сказал Вулф и за руку вывел жену из жилища.

Толпа была слишком велика, чтобы поместиться в главной трапезной, и потому собралась снаружи, у входа. Факелы, взятые от ближайших дорожек, очертили в ночи большой светящийся круг. За кромкой его стоял мрачный Дракон. Вулф оставил с ним Кимбру, а сам прошел в центр огненного круга и несколько минут стоял молча, скользя взглядом по толпе. Большую часть составляли его воины и горожане: ремесленники, торговцы, корабелы (те из них, что были женаты, привели с собой жен). Остальные были гостями Скирингешила со всех концов Вестфолда — так называлась населенная часть северного побережья. Лица собравшихся отражали шок, гнев, разочарование. Празднество, задуманное для укрепления единства, грозило стать причиной междоусобной войны.

Вулф стоял в кругу факелов, уперев ноги в плотно утрамбованную землю, сжав руки в кулаки. Рубаха натягивалась и опадала на гневно дышащей груди, отсвет пламени играл на обострившихся скулах, на черных крыльях волос. Самый высокий среди собравшихся, закаленный в битвах и жизненной борьбе, он являл собой воплощение власти и силы, как то пристало ярлу, владыке. Под его взглядом люди переставали тесниться и шаркать ногами, замирали в ожидании. Когда затих всякий шорох и на площадь опустилась тишина, он сказал лишь одно слово:

— Привести!

Толпа разделилась, пропуская насильников. Они шли под стражей, безоружные, со связанными руками. Низкорослый не скрывал страха, его приятель был близок к тому же, самый жестокий из троих скалил зубы, как загнанный зверь.

Заметив это, Вулф безотчетно ответил тем же. Его зубы блеснули в ночи белым волчьим оскалом.

Завороженная видом троицы Кимбра не заметила, когда рядом с Вулфом появилось несколько человек, все в возрасте. Один из них был убит горем, хотя и старался это скрыть, двое других были полны откровенного возмущения.

В круг ступили брат Джозеф и Брита. Молодой священник бормотал молитву. Ирландка остановилась перед Вулфом, не опуская головы. Насильников она не удостоила и взглядом. Принесли Магнуса на носилках, мертвенно-бледного, под плащом, поверх которого лежала забинтованная рука. На полосе льна уже проступило кровавое пятно. Ульрих — без сомнения, это он оказал первую помощь — подошел следом.

Из всех собравшихся Вулф в первую очередь обратился к Брите:

— Рассказывай!

Девушка пересказала то, что уже было известно Кимбре: она направлялась к себе в жилище, когда на нее напали трое и поволокли в темноту.

— Я сопротивлялась, и тогда кто-то из них ударил меня по голове. Я потеряла сознание, а в себя пришла, когда все уже было кончено. Больше мне нечего добавить.

По толпе, как по роще под легким ветром, прошел шелест и угас, когда ярл повернулся к Магнусу. Молодой викинг попробовал приподняться на локте, но Ульрих удержал его, а Вулф знаком приказал лежать. Магнус заговорил слабым, но приятным голосом, излагая все, что помнил:

— …тогда я объяснил леди Кимбре, что не могу покинуть свой пост. Она вернулась в дом, и я решил, что все улажено.

Рот его скривился в горькой усмешке. В ней читалось: как же я был глуп! Вулф смотрел без осуждения, и это позволило молодому викингу продолжать, хотя и с частыми запинками: не так-то легко давать ярлу отчет о поведении его супруги.

— Я понял свою ошибку, когда увидел леди Кимбру выбегающей из-за угла. Мне стало ясно, что она выбралась в заднее окно с намерением самой прийти на помощь этой девушке. — Магнус устремил на Вулфа взгляд, где смешались страх и решимость. — Я бросился следом и вбежал в конюшню как раз тогда, когда они… — он сухо глотнул и кивнул в сторону пленников, — когда они посмели ударить леди Кимбру. Это… это пригвоздило меня к месту, и они воспользовались моей оплошностью. Я не сумел дать достойный отпор, — он со стыдом повесил голову, — прошу великодушно простить меня, если это возможно.

Кимбра плотно сжала губы, иначе у нее вырвался бы протест. Это она была во всем виновата, это ей следовало молить о прощении.

Вулф присел рядом с носилками, коснулся плеча молодого викинга и произнес так громко, чтобы слышали все собравшиеся:

— Силы были слишком неравными, и тебе не в чем себя упрекать. Ты исполнил свой долг с честью.

Лицо Магнуса озарилось такой радостью, что на глаза Кимбре навернулись слезы. Не успела она их смахнуть, как муж жестом подозвал ее к себе. Кимбра так и подумала — «муж», но тут же поняла, до чего это слово не подходит к тому, кто приказывал ей приблизиться.

В глазах Вулфа играл огонь факелов, отчего казалось, что они налиты кровью. Он смотрел на Кимбру, как на чужую. Не верилось, что именно с этим мужчиной они сплетались в страстном объятии, что сердца их бились в унисон, когда он прижимал ее к груди. В огненном кругу стоял ярл, военачальник, чья военная мощь и влияние были под угрозой по вине строптивой англичанки. Он уже не раз выказывал милосердие, но здесь и сейчас, перед лицом тех, в чьей поддержке нуждался, должен, обязан был судить ее со всей строгостью.

Кимбра ступила в огненный круг, и толпа всколыхнулась, так как наполовину состояла из приезжих, много наслышанных о красоте супруги ярла, но никогда ее не видавших. Мужской пол пожирал Кимбру глазами, поднимал брови и кивал друг другу, словно говоря, что теперь многое понятно.

Когда Вулф захотел услышать ее рассказ, она лишь чудом нашла в себе силы заговорить:

— Я покинула жилище, потому что только так могла помочь Брите. — Кимбра повернулась к Магнусу. — Прости за эти раны!

Вулф остался невозмутимым, но молодой викинг побледнел еще больше, хотя это казалось невозможным.

— Леди, вы не можете… не должны… — пробормотал он. — Вашей вины тут нет! Это я виноват, что не сделал большего!

Теперь толпа хранила молчание в ожидании того, как поступит ярл. Он сделал шаг и подошел вплотную к супруге. Рука его начала подниматься — как показалось Кимбре, очень медленно. Ей стоило большого усилия не отшатнуться, но когда пальцы сжали подбородок, принуждая встретить взгляд, она так и сделала. Глаза у Вулфа вовсе не были налиты кровью, в них мерцал серебряный свет, как в ту ночь, когда она впервые разглядела их в лунном луче.

— Тебе было запрещено покидать жилище.

— Да, милорд.

— И ты знала почему?

— Вы опасались, милорд, что я стану причиной раздоров… — Кимбра помедлила, — и были правы.

— Ты нарушила запрет.

— Да, милорд, чтобы спасти подругу. Я бы сделала это снова…

Толпа всколыхнулась вторично. Кимбра услышала неодобрительный ропот, но не дрогнула. Для нее имело значение лишь то, как расценит ее слова ярл Скирингешила, ее супруг, чьи глаза сейчас сверлили ее душу.

— Ты считаешь, что я не права? — спросила она совсем тихо и так, словно они с Вулфом были наедине.

Уголки его губ дрогнули улыбкой, напомнив Кимбре, что превыше всего он ценил в людях храбрость.

— Я требую повиновения, но не слепого, — сказал Вулф, не отводя взгляда, как если бы для нее одной. — Долг дружбы превыше всего.

Это было сказано негромко, но каким-то образом каждый в толпе расслышал. Раздались крики одобрения: лишь человек поистине великий способен понять и простить, когда им же самим установленный закон нарушен во имя высоких принципов.

— Ты поступила правильно, — продолжал Вулф, повышая голос, — но даже правильный поступок нередко имеет печальные последствия. — Взглядом он по очереди пригвоздил к месту каждого из троих насильников, потом снова повернулся к толпе. — Если гость надругается даже над самой последней рабыней в доме, где он радушно принят, хозяин имеет право требовать расплаты. Брита служит лично моей супруге, поэтому я принимаю нанесенное ей оскорбление на свой счет. Если дело ограничилось только этим, виновные расплатились бы деньгами в сумме, которая составляла бы полную стоимость имущества, кроме личного оружия. После этого им осталось бы идти в наемники, но они сохранили бы жизнь.

Вулфа слушали не перебивая, хотя он лишь повторял то, что было с детства известно всем собравшимся, кроме Кимбры. Его голос звучал ровно, бесстрастно, он завораживал, как звук отдаленного и особенно долгого громового раската.

— Но эти… — Вулф помолчал, подыскивая слова и глядя на насильников, как на падаль, — эти твари посмели коснуться моей супруги!

Отблеск пламени скользнул по лезвию выхваченного меча, словно в огненный круг ударила молния. Вулф стоял, держа оружие так, чтобы оно указывало на преступников.

— Они расплатятся жизнью. — Никто не проронил ни слова, и он обратился к самому молодому из Троицы: — Твой отец дал согласие. — Он перевел взгляд на двух других: — Ваши родственники с отцовской стороны тоже согласны. Вы опозорили свое имя и честь своего рода и за это будете преданы смерти.

Двое закрыли лица руками, третий передернул плечами и снова вызывающе оскалился.

— Из уважения к славным предкам, имя которых вы посрамили, я не буду приказывать, чтобы вас обезглавили на плахе. Я даже дам вам шанс войти в Валгаллу. Заслужите его! — Вулф повернулся к родственникам преступников: — Верните им оружие.

Толпа взревела, вне себя от восторга. На глазах у людей развертывалось действо из тех, о которых слагают легенды. Ярл Скирингешила готов был один выйти против троих, стать орудием как мести, так и справедливости. Это был самый верный путь к безраздельному господству, ибо то, что завоевано в честном бою, по праву принадлежит победителю. В толпе начали притопывать ногами, стучать кулаками в ладони. Сплетаясь, весь этот шум превратился в ритмичный поощрительный гул. Крик Кимбры затерялся в нем без следа.

Вулф собирался в одиночку выйти против троих, а все потому, что она снова нарушила запрет! За попытку вызволить из беды подругу она могла теперь остаться вдовой. Это несправедливо, думала Кимбра в отчаянии. Это жестоко! Так не бывает, все это просто ночной кошмар, и сейчас она проснется в ласковых объятиях мужа.

Дракон взял ее за руку повыше локтя и вывел за пределы огненного круга. Кимбра принялась вырываться, не зная, зачем это делает. Тогда он склонился к ней.

— Ты останешься здесь, моя прекрасная сестра, и не станешь вмешиваться. Так приказал ярл, так тому и быть.

Кимбра притихла, но не потому, что приняла сказанное к сведению, а потому, что поняла — это не сон. Она увидела, как родные приблизились к преступникам, рассекли веревки и вложили им в руки мечи. Она увидела проблеск надежды на лицах приговоренных и то, как жадно и как умело они прикидывали возможности. Кимбра, казалось, могла читать их мысли.

Один против троих. Не слишком ли это даже для того, кто прославился умением владеть мечом? У них еще есть шанс пережить эту ночь, и если это случится, жизнь вознаградит их сторицей. Поразить в бою столь славного воина — значит подняться до его положения, стать живой легендой.

Нужно всего лишь выжить, а чтобы выжить, нужно победить.

Заводила что-то крикнул, и все трое бросились на Вулфа одновременно, но с разных сторон. Три лезвия поймали отблеск огня.

Кимбра закричала бы снова, однако горло перехватило, и она не сумела издать ни звука. К ее безмерному ужасу, Вулф стоял и ждал, свесив руку с мечом, даже не пытаясь занять более подходящую позицию. Казалось, происходящее забавляет его. Дистанция сокращалась. Когда она сузилась до длины меча, он запрокинул голову и издал нечеловеческий крик, в котором потрясенная Кимбра не сразу узнала волчий вой. Эхо еще не успело отзвучать, как Вулф вышел из своей странной неподвижности.

Это не был рывок или бросок, а нечто неуловимое, стремительное и грациозное. Сжимая меч обеими руками, он нанес короткий рассекающий удар, еще один и еще… Его недруги в изумлении уставились каждый на свою грудь. Кровь лилась из трех одинаковых ран, которые, будь удар сильнее, рассекли бы тело пополам. Очень возможно, что именно это пришло в голову всем троим, потому что они переглянулись и замешкались.

Заводила оправился первым. Вулф без труда отпарировал его удар, а потом и два других, ухитрившись при этом рассечь каждому из противников правую щеку.

И вот тут Кимбра поняла, что происходит. Вулф задумал воздать сторицей за каждую полученную ею царапину и ссадину. Он играл с теми, кто всерьез намеревался отнять у него жизнь.

— Останови это! — взмолилась она, обращаясь к Дракону. — Не позволяй ему! Он зря растрачивает силы!

Дракон даже не повернулся. Его внимание было приковано к поединку. Не глядя, он привлек Кимбру к себе так, что она уткнулась лицом ему в грудь.

— Тебе совсем ни к чему смотреть, — буркнул он.

— Да, но Вулф!..

— Всему свое время. Потерпи. Я скажу, когда…

Неужели он думал, что она послушается? Кимбра вывернулась из рук Дракона и заметалась взглядом в поисках мужа. Вулф находился лицом к лицу с двумя противниками. А где же третий? И что это за кровавая груда на земле?

— Боже правый… — прошептала Кимбра, борясь с тошнотой.

Она не могла отвести глаз от человека, которого, оказывается, совсем не знала. Совсем. Не супруг и не любовник, не ярл и даже не внушающий ужас викинг, каким он впервые явился ей в Холихуде, — в огненном кругу находился дикий зверь с глазами, горящими примитивной яростью и ненавистью к тому, кто осмелился оспаривать его права.

Волк. Черты его лица казались особенно рельефными, угловатыми. Тело не двигалось, а как бы струилось со звериной грацией, и когда он вновь запрокинул голову и послал в ночное небо свой воинственный, нечеловеческий вопль, Кимбра приняла это как должное.

Металл зазвенел о металл. Хлынула кровь — пал еще один противник. Третий и последний, заводила, пригнулся ниже, глядя с той же яростью, что и Вулф, но и с ужасом дикого зверя, обреченного на поражение в схватке. Рот его был в пене, глаза лезли из орбит. От него распространялось что-то темное, отвратительное, словно средоточие зла. Оно дышало бессмысленным насилием, жестокостью и болезненным, бесцельным гневом против всего и вся. Это темное заражало и отравляло все, с чем соприкасалось.

Обреченный зверь прыгнул на своего недруга в последней попытке изменить ход поединка. Выпад, в который он вложил все оставшиеся силы, был таким мощным, что казалось, его не отвратить. Но Вулф был быстрее — молниеносная тень, беспощадное орудие мести.

— Не смотри! — прорычал Дракон и для верности закрыл Кимбре глаза ладонью.

Но оставался слух, и она слышала, как металл разрывает плоть и ломает кости. Она слышала крик, с которым выплеснулась из тела душа:

— О-оди-ин!!!

Наступила тишина, только для того, чтобы уже через миг разлететься вдребезги. Толпа, завороженно следившая за схваткой, сорвалась с места и ринулась к победителю. От топота и крика задрожала земля. Люди превозносили силу и мужество своего ярла, заверяли его, что отныне будут преданы ему беззаветно, обещали ему милость богов.

Дракон давно уже отпустил Кимбру, но она не двигалась, счастливая уже тем, что ноги держат ее тело и что в желудке пусто, а значит, она не опозорит себя, показав всем его содержимое. Чужой предсмертный ужас еще отдавался в ней гулким эхом. Она ощутила его так явственно, словно это ее кровь только что пролилась на землю.

Дракон поддержал Кимбру за локоть. Она знала, что он тревожится, но не могла вымолвить ни слова, не могла даже взглядом заверить его, что все в порядке. Ее глаза были прикованы к варвару, что стоял в огненном кругу с окровавленным мечом в руке. Взгляды их встретились, он сделал в сторону толпы отстраняющий жест и направился к ней.

Гул в ушах не позволил Кимбре разобрать ни того, что сказал Вулф брату, ни того, с чем обратился к толпе. Он взял ее за руку, и хотя даже не пытался привлечь к себе, ее словно обволокло запахом свежепролитой крови. В глазах потемнело. Кимбра почти потеряла сознание.

Почти. Она смутно сознавала, что идет, что переступает порог, что за спиной закрывается дверь. Она пришла в себя от мысли, что осталась с Вулфом наедине.