Сон я не заказывал, он пришел внезапно, и по своему тревожному состоянию в момент пробуждения я понял, что новости будут неважные. Я видел дом своих родителей, ворота, и один из столбов, на котором навешены полотна ворот, был поврежден какой-то гнилью. С утра позвонил старикам.

— С Новым годом! Как вы?

— Все хорошо, встретили, смотрели салют. Дед, правда, не ходил, слабость у него и температура тридцать семь держится, простыл.

Мама у меня любительница салютов, она вообще любит все детское, энергия такая, я весь в нее в этом плане.

— Мама, отца надо госпитализировать, и чем раньше, тем лучше! Я думаю, что это пневмония.

На самом деле я думал, что это рак и без операции не обойтись. Мой папа по китайской классификации относится к энергии дерева, растительного мира. Во сне деревянный столб ворот, который папа сам устанавливал, был подвержен разрушению. Интуиция и китайская грамота быстро увязались в одну нить. Повреждение небольшое, потребуется ремонт, нужно вырезать поврежденный участок и отреставрировать. Так я подумал в своем сне. А сейчас, после разговора с мамой, думал уже в реальности. «Мама, я приеду к шестнадцатому, к твоему дню рождения, а пока отправь отца в больницу».

Надо что-то делать. Я вспомнил одного человека. Меня совсем недавно познакомили с одним раввином, это был очень интересный мужчина по имени Авигдор. Он не говорил по-русски, он смотрел на меня, а я на него. Я знал, что его интуиция не уступает моей, и я знал, как он сильно верит в Бога. Верить в Бога легче, если есть интуиция. Нас представили друг другу, и раввин, совершенно неожиданно для меня, подарил мне серебряное кольцо.

Я позвонил в Израиль, помощнице Авигдора. Женщина неплохо говорила на русском языке. Поставив телефон на громкую связь, она перевела мою просьбу раввину. Авигдор ответил, что будет молиться. Он сказал мне: «Ты сам проси там, в России, а мы будем здесь. Твой отец хороший человек, и неважно, какой он веры, — Бог услышит». Авигдор назначил время молитвы на следующий день. Он сам мне перезвонил. «Проси с нами вместе, как умеешь, так и проси».

В трубке раздался странный звук, а потом я услышал молитву, я не понимал слов, но я понимал смысл. Я тоже стал просить помощи. После молитвы я спросил Авигдора, что это был за звук. «Ты слышал звук шофара, ритуального рога. Мы трубим в него со времен Моисея. У нас так принято. Все будет хорошо, Александр». Последнюю фразу он сказал на русском языке. Я никогда не носил колец, никогда, даже обручального кольца, а кольцо Авигдора я ношу постоянно. Оно мое.

Незадолго до Нового года газета «Комсомольская правда» задала мне вопрос: ожидать ли каких-то аварий или катастроф на территории России в ближайшее время? Вопрос был неожиданным, интервью в большей степени касалось моего недавнего участия в проекте, и я как-то не собирался давать прогнозы. Но вопрос прозвучал, и я ответил, что ближайшая катастрофа наиболее вероятна девятого января на внешней границе России, в южном секторе.

Я совсем забыл об этом прогнозе и уж никак не мог подумать, что, озвучив проблему, сам и буду участвовать в ее решении.

А десятого января в двадцать два часа по местному времени мне позвонили с телеканала: «Александр, к нам поступил звонок из Алтайского края. Там вчера исчез вертолет. Люди, которые занимаются поиском, просили связать их с вами. Вы согласны им помочь?»

В это время я находился в городе Сатка, в горнозаводской зоне, куда я приехал проведать Наташину маму и мою тещу, Любовь Михайловну. Накануне я был целый день в пути, не смотрел телевизор и не слушал радио, компьютера у меня не было, и я был совершенно не в курсе событий. В момент звонка я даже свой прогноз не вспомнил. «Да, конечно, дайте им мой телефон». Буду работать или нет, позже определюсь, но поговорить мне с ними надо.

Через десять минут мне перезвонил человек из Алтайского края. Он представился директором Катунского биосферного заповедника Александром Викторовичем Затеевым.

— У нас пропал вертолет, пропал вчера, не вышел на связь. На борту одиннадцать человек. Погода плохая, мороз минус тридцать и ветер. Местность высокогорная, территория громадная, несколько тысяч квадратных километров. Если есть возможность, подскажите, где искать.

Мужчина был очень расстроен.

— Александр Викторович, на этом борту есть люди, с кем вы лично знакомы? Не просто шапочное знакомство, а вот просто очень хорошие знакомые.

— Да, есть. Там на борту мой друг.

— Стоп, стоп, — я остановил его, — мне нужна информация о дате его рождения и имя. И все, больше ни слова.

Александр Викторович назвал имя и дату рождения своего друга.

— Сейчас я буду его описывать. Вы меня не перебивайте, пожалуйста, и дослушайте все, что я скажу. Если мое описание совпадет с характеристиками вашего друга, то я буду его искать, если не совпадет, вы мне так и скажите. И тогда, извините, я не смогу вам помочь. Слушайте: невысокого роста, плотного телосложения, голубоглазый мужчина, по энергии весельчак и тамада, не агрессивный, очень музыкальный, хорошо поет и играет на музыкальных инструментах.

— Да, это Вася. Он жив?

Вот он, вопрос, который всегда рвет мне душу.

— Соболезную вам, Александр Викторович. На этом свете его нет. Я перезвоню вам, как только пойму, где вертолет. В том, что произошла катастрофа, у меня нет сомнений. Дайте мне точку старта, откуда вылетел борт.

Из оборудования у меня только «Атлас автомобильных дорог» 1970 года выпуска и собственная голова. Она нужна мне больше, чем атлас и Интернет. Но ей нужно помочь. Мне нужно очень, очень внимательно рассмотреть карту и постараться запомнить территорию поиска. В атласе этот район представлен одним большим пятном. Дорог там, естественно, никаких нет. Так, нужна лупа, без нее ничего не разглядеть.

Сижу минут двадцать, колдую над картой. В голове только один вопрос: «Где находится тело Василия, рожденного…» У меня нет его фотографии, у меня только его описание, которое я сам и озвучил. Директор заповедника сказал, что я описал его очень точно. Буду верить себе.

«Где находится тело Василия, рожденного…» Если сказать просто имя — не найду. Душа его, скорее всего, возле родных сейчас, а мне нужно тело. Я кручу черноту, она раскрывается, и я вижу фрагмент карты. Успеваю заметить синюю петлю реки, первую букву «Б» и, чуть южнее, точку населенного пункта, название которого не читается, что-то двойное. И еще немного южнее склон горы, но это уже не карта. Крутой склон.

С лупой, миллиметр за миллиметром исследую примерный район нахождения. Вот знакомая река, на этой карте даже с лупой с трудом могу прочесть — «Башкаус». Да, Башкаус. Иду на юг, вот деревня — Кош-Агач. И теперь от нее на юг. Сколько километров — непонятно. Может, пятьдесят, а может, и все сто. Для поиска это очень большой разброс. Но что есть, то есть. Буду звонить. На Алтае уже третий час ночи. Трубку подняли сразу.

— Александр Викторович, искать надо на юг от деревни Кош-Агач. В сторону границы с Монголией.

— Спасибо, Александр, я передам сведения поисковикам!

— Пусть торопятся с поиском. Там есть живые.

Я отключился. Карту я видел четко, и линию реки зацепил, и эта деревня с двойным названием, там больше на карте таких нет, только эта. И граница с Монголией. Я, помнится, говорил, что будет какая-то катастрофа, южные рубежи. Бог даст, найдут. А Василия жалко, веселый был.

Примерно в одиннадцать часов раздался звонок.

— Здравствуйте, Александр, Алтай беспокоит. Нашли вертушку, подробностей пока не знаю, но в том районе, что вы подсказали. Как только рассвело, отправили туда поисковиков и нашли.

— Живые есть?

— Да есть, пока не знаю, сколько, и про Васю пока тоже нет сообщений.

Позже я прочитал в Интернете: на месте крушения вертолета Ми‑8 обнаружены восемь погибших и трое раненых в крайне тяжелом состоянии.

Кто я? Кто показал мне это место? Кто показал мне Василия? Кто эти спасшиеся люди? Их время еще не пришло? Видать, не пришло.

Интересный у меня отпуск получается, как каникулы у Бонифация. Я с ужасом подумал, что ведь так теперь и будет. Я буду вечно на работе. Мало того что Интернет забит просьбами, так еще и телефон не умолкает. Земляки, как только узнали, что я на Урале, всеми правдами и неправдами добывали мой номер телефона, а этот номер был у меня уже лет десять, не меньше, ну и, естественно, его знали многие мои сослуживцы и знакомые, а тут еще телевизионщики периодически подкидывают работу. Вернусь в Москву, поменяю номер, обязательно поменяю.

Вернувшись из Сатки в Троицк, я отправился поговорить с лечащим врачом папы. Она сказала, что выписала направление в онкоцентр на обследование.

— Что-то лечим, лечим, а все слабость и субфебрильная температура.

— Давайте направление.

Я взял в руки эту бумажку. Она не вызвала во мне какого-то трепета — да, диагноз серьезный, но я уверен, что папа справится. Нет у него такой привычки — болеть. Да и предки постарались, дали хороший иммунитет, а он — главный боец с онкологией.

Мы приехали в онкоцентр. Народу — просто тьма, и везде гигантские очереди. Мне ничего не оставалось делать, как светить лицом перед персоналом. Светить пришлось недолго: первая же проходившая мимо меня медсестра зашелестела мозгами.

— Ээээ?

— Да-да, я Александр Литвин, и у меня к вам просьба. Вот мой папа, и его надо быстро обследовать.

Через полчаса у меня уже был диагноз. Врач-рентгенолог был весьма опытным специалистом. Он пригласил меня к себе и пытался подобрать нужные слова.

— Доктор, я знаю диагноз, меня интересует время. Мне хотелось бы, чтобы операция была несколько позже, хотя бы через две недели.

Доктор облегченно вздохнул. Я помог ему, сильно помог. Я знаю, как это тяжело — озвучивать диагноз, похожий на приговор.

— Давайте с онкологами посоветуемся и решим. По моему мнению, пару недель можно и подождать.

После спонтанного консилиума определились с датой операции, и мы с папой вернулись домой в Троицк. Папе я сказал, чтобы не волновался, все будет хорошо. Но оперироваться надо чуть позже, в конце января — начале февраля, когда будут сильные морозы. Я не стал ему объяснять, почему именно так. Просто у людей с энергией растительного мира все операции протекают лучше в зимнее время. Когда обстригают деревья для формирования кроны? Только когда они без листьев.

Папу прооперировали, и он пошел на поправку. Доктор сказал ему, что курить он может не бросать, так как это стресс, а организму лишние нагрузки ни к чему, но первые пару недель нужно воздержаться. Папе как человеку, способному выдержать отказ от курения в Великий пост — от окончания Масленицы и до самой Пасхи, эта новость понравилась. Значит, все не так уж плохо.