Утром на четвертый день после начала дождей задул, наконец, тот ветер, который смог не только надуть кое-как парус, а и дать движение судну. Кочегары на шканцах в ходу вообще редкие гости, но когда начали распускать парус, туда, как на чужую территорию, собрались почти все кочегары и долго с любопытством, улыбками и веселыми словечками смотрели на не всегда плотно надутый парус. В рулевой рубке опять появились у штурвала матросы, на мостике вахтенные помощники, за кормой, то еле ворочаясь, то почти останавливаясь, протянулся длинный линь лага.

Со дня поднятия паруса началась новая эра жизни на судне. Мы начали, наконец, к чему-то двигаться. Двигались мы в первые дни крайне медленно: четверть мили, иногда полмили в час, но для нас и это было достижением. Ветер дул попутный, гнал он нас на север и со дня на день увеличивался. Бывшие неподвижными долгие недели воды океана начали постепенно зыбиться, но зыбкость эта была пока так незначительна, что на судне не ощущалось ни малейшей качки.

От того, что мы кое-как двигались, а ещё больше от сознания, что мы движемся, мы перестали понемногу думать об аварийности нашего положения, и нам уже казалось иногда, что все беды остались позади. Но это только казалось. Грубая действительность через некоторое время всегда старалась неожиданным образом напомнить нам, что аварийность не только не миновала, а ещё может даже усугубиться.

Кажется, на четвертые сутки нашего плавания на третьей палубе четвертого номера трюма, где помещались машинисты и камера холодильника, был обнаружен ночью запах дыма. Откуда шел запах, понять нельзя было, а самого дыма было не видно. Пожар на судне в море — явление не только страшное, а и нежелательное. В нашем же положении оно могло быть для нас губительным. Когда был обнаружен запах дыма, немедленно дали знать старшему помощнику и капитану. По приходе их в верхнем трюме были осмотрены все жилые и нежилые помещения, но ни малейших признаков того, откуда исходит этот запах, обнаружено не было.

Несмотря на позднее время, вся команда была на ногах и тревожно рыскала по всем помещениям, ища не видимого пока, но где-то явно существующего довольно грозного врага.

Осмотрев все, что можно было осмотреть, команда и администрация судна остановились, наконец, на палубе у трюма в полной нерешительности. Капитан, посоветовавшись о чем-то со старшим помощником, подозвал к себе трюмного матроса Гуськова.

— Какой там у тебя в трюме груз? — спросил он.

— Там ничего особенного, Эрнст Петрович, нет, — ответил Гуськов. — В самом нижнем трюме чай, в среднем трюме — тоже чай, и только возле чая в среднем трюме есть тюков двадцать обрезков мануфактуры.

— Откуда её погрузили?

— Из Сингапура.

— Куда она идет?

— До Порт-Саида.

— Откройте трюм и пробейте пожарную тревогу, — сказал капитан старшему помощнику.

Находившиеся матросы тут же бросились отбивать клинья от шин, которые обжимали брезенты над средним трюмом четвертого номера. Не дожидаясь колокольного сигнала на пожарную тревогу, часть находящейся у трюма команды бросилась по своим местам, а часть осталась у трюма, зная, что она, в случае чего, будет нужнее здесь, возле трюма, у самого места пожара, чем где-нибудь на баке или в кубрике. Через пол минуты после приказания капитана тревожно забил на баке колокол, а ещё через три минуты, когда был сдернут с трюма брезент и поднято несколько люков, оттуда повалил довольно густой едкий дым.

— Больше света! Давайте побольше люстр сюда! — крикнул капитан, и сейчас же сверху сквозь разобранные люки над верхним трюмом спустили вниз несколько переносных люстр.

Вырвавшийся из трюма дым черными клубами повалил на палубу.

Сквозь открытые в машинное отделение двери слышно было, как внизу в машине мощно чокал «Камерон» и на палубе била мощной струей из приготовленного шланга вода. Все было готово для борьбы с пожаром. Люди молча и напряженно ждали дальнейших распоряжений капитана, но он, как будто забыв о пожаре, спокойно смотрел в трюм, из которого валил дым. Старший помощник, заметив, наверное, тревожное состояние команды и сам волнуясь не менее её, не вытерпел и, подойдя к капитану, спросил:

— Всё готово, Эрнст Петрович, прикажете тушить?

Капитан все так же спокойно, не вынимая рук из карманов брюк, чуть повернув голову к старшему помощнику, ответил:

— А что вы будете тушить? В трюме ничего сейчас не видно. Пусть выйдет дым, и тогда посмотрим.

Через пару минут действительно вышел тот дым, который накопился, может, за несколько дней, и когда остался только тот дым, который шел от горящего предмета, капитан приказал трюмному спуститься с люстрой в трюм и обнаружить место пожара.

Спустившийся в трюм матрос Гуськов менее чем через минуту вылез из трюма и объявил, что в трюме тлеют тюки мануфактурных обрезков из Сингапура. Вооружившись шлангом, Гуськов в течение трех минут залил тюки, а ещё через четверть часа все они уже были на палубе.

Причина самовозгорания тюков, как объяснил потом команде третий помощник, заключалась в том, что они состояли из тесно спрессованных мелких мануфактурных обрезков шерсти и прочих тканей. Все обрезки, как и полагается всем мануфактурным тканям, были густо окрашены химическими красками. В трюме, борта которого частично были над водой и накалялись солнцем, стояла неимоверная жара. Вся совокупность этих причин и вызвала тот химический процесс, который закончился в конечном итоге самовозгоранием тюков. С места пожара команда расходилась весело настроенной, и хотя было еще темно, досыпать ночь никто не думал.

Кое-кто из старых кочегаров начал делиться воспоминанием о том, где и когда кто был свидетелем пожаров на судах и отчего происходили эти пожары.

Кочегар Уваров рассказал о пожаре на «Инженере Авдакове», случившемся во время шторма в Средиземном море.

Подлинная причина этого пожара осталась, конечно, невыясненной, но и администрация судна, и вся команда объяснили себе причину начавшегося в трюме пожара ни чем иным, как тем, что в каком-то из разбитых ящиков загорелись от трения друг о друга или от трения соседних коробочек погруженные в Петербурге спички. Об этом пожаре Уваров вспоминал с нескрываемым удовольствием.

Открыв трюм с горевшим грузом, команда начала немедленно заливать его водой. Когда огонь был потушен, принялись разбирать груз и всё негодное и попорченное выбрасывать за борт, а то, что уцелело, размещать опять в трюме. Работая около такого груза, как калоши, команда не преминула, конечно, в изобилии запастись ими. В общем акте о пожаре все эти калоши были списаны как погибшие во время пожара.

Добравшись до Константинополя, припрятанные калоши команда обменяла на берегу на золотые и серебряные турецкие лиры, французские франки и английские фунты стерлингов.

Вечером того же дня, когда случился пожар, мы пересекли путь Васко да Гамы, пройденный им по Индийскому океану на деревянных судах в 1498 году. 416 лет отделяло нас от этого исторического события. Когда третий помощник капитана сообщил нам мимоходом об этом, почти вся команда высыпала на палубу. Группируясь у фальшбортов на прове, команда начала внимательно смотреть на пустынный простор океана, как бы ища на нем те следы, которые оставили здесь 416 лет тому назад корабли Васко да Гамы.

Никаких следов на океане от кораблей Васко да Гамы, конечно же, не оказалось. Океан был таким же, как и четыре сотни лет тому назад, только техника да люди изменились за это время. По просьбе кочегара Бородина третий помощник капитана вкратце рассказал историю путешествия Васко да Гамы, историю открытия Америки и путешествия Магеллана.

Во время этой беседы, к удивлению третьего помощника и более грамотных матросов и кочегаров, выяснилось, что некоторые члены экипажа, имея за плечами не одно кругосветное плавание, не знали, между прочим, того, что земля — шар.

Вернувшись после беседы с командой к себе в каюту, третий помощник принес через несколько минут в матросский кубрик два разных экземпляра «Географии» и предложил грамотным матросам и кочегарам прочесть и разъяснить их команде.

На следующий день во время чтения «Географии» одним из кочегаров было внесено предложение соорудить глобус, нарисовать на нем все части света, океаны и обозначить на нем то место, где мы движемся по океану. Праздной и уставшей от бездействия командой это было принято почти единодушно. На утро следующего дня из дерева, проволоки и парусины общими усилиями начал сооружаться на метр в диаметре глобус. К вечеру он был уже плотно загрунтован белой краской, а на второй день кочегар Матисен, окруженный по-детски весёлой толпой кочегаров и матросов, осторожно с циркулем в руках размечал на глобусе меридианы и параллели. Приготовив затем в разных котелках разных цветов краску и вооружившись географическими картами, Матисен начал наводить на глобусе очертания материков, островов, морей и заливов. Через два дня упорной работы Матисена, к общему удовольствию всей команды, на палубе стоял огромный глобус, на котором четко был вычерчен третьим помощником весь путь «Юга» от Сингапура и до дня изготовления глобуса. Каждый день после того, как старший помощник «ловил» секстантом в 12 часов дня солнце и определял по нему и по хронометру местонахождение судна, третий помощник шел с циркулем в руках к глобусу и отмечал местонахождение судна на глобусе. Следя теперь за движением судна по глобусу, мы знали уже, что нам до линии, идущей от Коломбо до Суэца, надо одолеть ещё 500 километров. Идя в среднем по 30 километров в день, мы знали уже, что если не изменится или не утихнет муссон, то приблизительно через 17 дней мы будем невдалеке от острова Сокотра на пути судов, идущих из Азии в Европу и из Европы в Азию.

Изучая географию по книжкам, картам и глобусу, мы одновременно изучали и границы втянутых в войну держав. Как неимоверно далек теперь был от нас мир событий на земле!

То, что мы знали о событиях на земле после встречи с «Томском», давно отошло в область прошлого. Личная ежедневная тревога за свою судьбу, за свою жизнь почти совершенно выветрила из наших голов интерес к тому, чем жили на земле люди.

Знакомясь теперь по учебникам с теми территориями, которые занимали разные державы, мы стали горячо интересоваться вдруг тем, что творится сейчас на земле, которая казалась нам порой уже чем-то безнадежно отдаленным, как какой-нибудь её спутник вроде Луны.

Не зная тонкой политической игры держав, затеявших войну, причин и конечных целей войны, мы, не вдаваясь в предположения и длинные рассуждения о том, кто кому намнет бока, горячо интересовались, однако, тем, куда передвинутся те или иные границы, каких держав мы не застанем уже на земле вовсе и какие новые государства на земле за это время появятся. Мы часто находили теперь нелепым изменение нами первоначального курса с целью избежать встречи с «Эмденом». Мы изменили курс, чтобы не встретиться с враждебным нам «Эмденом», а за это время, пока мы болтались в море, на земле могло измениться все так, что «Эмден» из недруга давно мог стать уже нашим другом, а кто-нибудь из предполагаемых друзей — нашим врагом.

— Земля! Как мы любили ее в это время! Любили не за то, что на ней можно вволю достать хлеба, мяса и табака, а за то, что на ней были люди, ежедневно изменявшие ее облик и жизни людей на ней.

На четвертый день утром, после того, как мы соорудили глобус, перед нами неожиданно вырисовалось вдруг далеко на горизонте два близко расположенных друг от друга островка. Замеченные сперва вахтенным матросом в бинокль, они через пять минут стали центром внимания всей команды.

После тщательных наблюдений с капитанского мостика и просмотра некоторых судовых карт и лоций, выявилось, к общему удивлению, что они нигде на картах и в лоциях не отмечены. Оказалось, что мы неожиданно наткнулись на два не открытых ещё острова.

От нашего курса острова лежали немного вправо, и нам ничего не стоило подойти к ним ближе.

Приблизительно часа в три дня на километр расстояния к островкам капитан приказал боцману сделать лотом промер глубины. Заброшенный на длинном лине, лот дна не достал. И только на расстоянии метров 400 до одного из островов лот на глубине 50 метров начал упираться в дно. За 100 метров до берега первого островка мы после долгих недель скитания по океану отдали, наконец, на двадцатиметровой глубине якорь.

Новооткрытые острова вызвали у нас не радость, а только удивление. Слишком унылый вид являли они. Чтобы выявить их природу, по приказанию капитана на воду была спущена одна из шлюпок, на которой четыре матроса и два помощника капитана отчалили от борта парохода к ближайшему островку.

— До свиданья! — весело крикнул нам старший помощник, когда шлюпка начала отдаляться от парохода.

— Счастливо! — крикнул ему второй помощник с палубы парохода.

— Кланяйтесь там нашим, — добавил второй механик.

Минут через пять шлюпка осторожно подошла к берегу, и было видно, как из нее выскочили на берег одевшие высокие сапоги старший и третий помощники. Островок, у которого остановились, был не больше квадратного километра, а второй и того меньше. Никаких признаков растительности на них не было. Они являли собой довольно плоскую без резких контуров возвышенность метров на десять над уровнем океана.

Высадившиеся на берег помощники и два матроса не спеша пошли в двух направлениях по острову. В то время, когда четыре человека ходили по острову, один из двух матросов, оставшихся в шлюпке, вылез с подкатанными до колен брюками из шлюпки и тоже пошел вдоль берега.

Мы видели, как этот матрос, время от времени нагибаясь, брал что-то в руку, рассматривал, а потом далеко швырял от себя в воду. Пройдя с сотню метров от шлюпки, матрос, как и раньше, поднял что-то с земли, долго рассматривал поднятое, но уже не бросил его, как раньше, в море, а взяв под мышку, быстро зашагал к шлюпке. Не доходя до шлюпки метров сорок, матрос крикнул что-то товарищу в шлюпке и показал ему нечто черное в высоко поднятой руке.

Мы хорошо видели в руках матроса это черное, и нас не могла не интересовать его находка. Это не мог быть камень или кусок дерева.

Мы видели, как матросы в шлюпке рассматривали находку, угадывали, что мог матрос найти на этом берегу и с нетерпением ждали возвращения шлюпки. Угадывая, вероятно, наше нетерпение или просто от желания похвастаться своей находкой, матрос, оборвав с товарищем беседу, громко крикнул нам на пароход какие-то два слова, но мы их не разобрали. Как бы в пояснение своих слов он приложил к губам что-то черное и запрокинул назад голову. Все поняли, что матрос нашел бутылку.

— Неужели с вином? — пронесся вдруг возбужденный и веселый говор среди густо облепивших фальшборт людей.

— Хоть бы каплю оставил, варвар этакий…

— Каплю? Хоть бы понюхать оставил, и то хорошо было бы.

Когда минут через двадцать к шлюпке вернулись оба помощника и сопровождавшие их матросы, мы видели, как матрос передал старшему помощнику бутылку и как оба помощника и матросы с оживлением осматривали ее.

— Но почему они не едут?

— И какого они дьявола сидят там? — возмущались матросы и кочегары, пожираемые нетерпением узнать, что же, наконец, нашел Гаенко.

Где-то когда-то какой-то писатель выразился: «Все мы живем для хорошего человека». Смысл этого изречения можно понимать по-разному и, между прочим, так: все мы должны жить так, чтобы всем тем людям, с которыми живем мы сейчас, и тем, которые будут жить после нас, хорошо жилось от нашей деятельности. Читал ли когда-нибудь кочегар Квебб с парохода «Канада» это изречение или не читал, но от избытка доброты в своем сердце к своему ближнему, желая сделать этому ближнему что-нибудь приятное, ничего не мог придумать лучшего, как, выпив бутылку рому, опустить в опорожненную бутылку записку такого содержания:

«Я выпил, а ты понюхай,

Кочегар Квебб.

Пароход „Канада“ 1900 года августа 17»

Опустив означенную записку в бутылку, кочегар Квебб хорошенько заткнул ее пробкой, пробку сверху густо закрасил суриком и выбросил в океан.

Спустя четырнадцать лет мы нашли эту бутылку на острове, которого в то время, когда Квебб писал свою записку, возможно, даже не было ещё над водою. Где и в каком месте выбросил Квебб бутылку, в записке об этом указано не было.

Содержание записки было незамысловатым, и вся проделка Квебба была не больше, как озорной выходкой подвыпившего гуляки-кочегара, но для людей «Юга» в том положении, в каком они очутились впоследствии, эта выходка оказалась тем хорошим делом для ближнего, какое должен делать каждый живущий на земле для своего ближнего вообще.

Незамысловатая и крайне лаконичная фраза Квебба «Я выпил, а ты понюхай» и сам Квебб заняли на несколько дней внимание и воображение команды «Юга», и нельзя сказать, чтобы время, затраченное на внимание к Квеббу, было истрачено для команды бесполезно.

Но об этом дальше и в своем месте.

Когда была осмотрена, а некоторыми даже и обнюхана бутылка, когда всеми умеющими и не умеющими читать по-английски была ощупана руками записка Квебба, команда, шутя и смеясь шутке Квебба, весело разошлась по кубрикам и на свои рабочие места.

Минут через пятнадцать по возвращении шлюпки с острова был поднят якорь, расставлен парус, и «Юг» опять, медленно развивая ход, двинулся на север.

Вечером после ужина третий помощник, ездивший на остров, рассказал команде о том, что он видел на острове и откуда взялись эти острова. На острове, кроме сухой глинистой земли с ракушками и камнями, покрытых глиною, никаких признаков жизни не было.

Острова, по мнению помощника, были самого недавнего вулканического происхождения, и помощник рассказал несколько примеров появления, а также исчезновения таких новорожденных островов на морях. Открытые нами острова действительно могли отсутствовать пока на всех морских картах по причине их недавнего возникновения.

Только теперь, после установления их долготы и широты «Югом», они могут появиться на всех морских картах, если не исчезнут в скором времени. Рассказ помощника о том, что мы неожиданно явились открывателями островов, навел всех на веселую мысль о том, что островам этим необходимо дать сейчас же какое-нибудь название.

— Пусть будет «Два брата», — внес кто-то первое предложение, но его тотчас перебили.

— Какой там «Два брата»… «Два брата» уже есть.

— Ну так «Брат и сестра»! — выкрикнул кто-то.

— Неинтересно!

— «Муж и жена»!

— Некрасиво и глупо!

— Стой! Я знаю! Будет интересно, ново и красиво!

— Давай!

— «Адам и Ева».

— Правильно!

— Идет! Молодец, Денисов! Быть тебе на этих островах попом!

К помощнику опять посыпался ряд, видно, серьезно интересующих команду вопросов о том, каким образом организовались на земле материки, моря, горы и прочее. Указывая на цветные карты «Географии», третий помощник рассказал команде о движении и разрывах материков в прошлом Земли, об оседании и поднимании берегов в разных местах Земли сейчас.

Рассказ третьего помощника так заинтересовал команду, что она начала просить его почаще наведываться в кубрики для дальнейшего продолжения бесед о чудесах и строении мира. Третий помощник пообещал наведываться, но прошло два и три дня, а он не показал за это время в кубрики и носа. Спустя некоторое время мы узнали от лакеев о том, что капитан на основании директив, полученных ещё в Сингапуре от консула, дал понять помощнику, чтобы тот держал себя, как и каждый чин администрации, от команды подальше.