Над городом властвовал вторник, а вторник — это весьма и весьма интересный день. Выходные уже закончились, а вместе с ними и традиционно трудный понедельник, а следующие выходные находятся где-то еще очень и очень… Потому все полны жизни и ждут новых неприятностей, но все это там в Городе, наверху. А здесь на глубине 150-ти километров все это было как бы и невзаправду. К тому же очень темно.
Группа Stiffen Corpses в полном составе плелась по подземной дороге и вовсю проклинала Джозефа Твин Ли, потащившего их в такую даль. Джокер же беззаботно шел, с ничего не выражающим лицом, впереди и делал вид, что освещает путь фонарем. Хотя светил исключительно себе под ноги.
Фонарь был один на всю группу и к тому же у него уже садились аккумуляторы, но тем не менее было почти светло, наверное из-за светящейся в темноте злобы, которую порционно излучали глаза его товарищей и соратников.
Так они и шли, по стенам тоннеля прыгали причудливые тени, под ногами хрустело, то ли кости строителей туннеля, то ли кусочки угля.
Первым не выдержал Чукки Даун:
— Юзик, я на Stiffen Train опоздаю… У меня через двадцать три минуты…
— Отвалятся уши, — процедил Джокер, не прекращая движение.
Хэнгмен тихо предложил:
— Дать бы ему по шее сумкой, а в сумку бы кирпичину положить…
Твин Ли сделал вид, что не расслышал, зато Эдсон неприлично расхохотался. Когда спазмы сотрясавшие его худое тело прошли он выдавил из себя извиняющимся тоном:
— Веришь ли, Юзик…
Но тут неожиданно туннель расширился, Джокер остановился и негромко произнес:
— Повелитель Тьмы…
Корпсы увидели мрачный зал, заваленный всевозможным хламом. Повсюду были натыканы свечи, источавшие сладковатый аромат. В дальнем углу за массивным столом возвышалась сумрачная фигура в капюшоне, надвинутом на лицо.
Джокер торжественно объявил:
— Stiffen Corpses the best!
Фигура никак на это не отреагировала, однако посередине помещения словно по волшебству возникли четыре кресла с высокими спинками, в которые корпсы немедленно уселись. Причем Хэнгмен раньше всех.
Повисло тягостное молчание в течение которого Джокер и Чукки не снимали Личин, Эдсон то снимал. То снова надевал, а Витал нервно комкало в руках какую-то шуршащую бумажку явно в ожидании, а не появится ли вдруг рядом с его креслом шикарный старинный унитаз. К его глубочайшему сожалению сантехнический агрегат так и не появился, а фигура в капюшоне, выдержав томительную паузу произнесла привыкшим повелевать замогильным голосом:
— Я ждал вас. Тяжел ли был путь?
— Этот путь должен пройти каждый, — отвечал Юзик, нетерпеливо отмахиваясь от Чукки, который пытался втолковать ему. Что если через семнадцать минут…
— Все верно, — согласно кивнул Повелитель Тьмы, — но ближе к делу, вижу все мы торопимся…
— Да уж… — вставил Чукки и тряхнул своим гребнем.
— Я слышал, что Stiffen Corpses всегда…
— Всегда! Да! — откликнулся Чукки, — а откуда вам это известно? — и повернувшись к Джозефу напомнил, — если через 15 минут…
— О! Мне известно многое, — в голосе Повелителя Тьмы прозвучал откровенный сарказм, — но это не интересно, как наверное и то, что число 3 500 на некоторых из вас производит магическое воздействие…
Чукки чуть не уронил Личину, но ограничился тем, что прошептал негромко:
— Юзик, сука. Выдал все-таки…
— Нет, Джозеф тут не причем, — объяснил Повелитель Тьмы, — просто я обязан знать некоторые вещи. Обо всех…
— А так вы из полиции? — разочарованно протянул Хэнгмен, который успел понять, что старинного унитаза уже не дождется и бымстро шарил глазами по углам зала, в поисках места куда бы отложить свою Личинку.
— Нет, я обыкновенный Повелитель Тьмы, — печально произнес капюшон и тут Эдсон звонко чихнул. Корпсы заржали, Витал пукнул, а Повелитель продолжил с неудовольствием в голосе:
— Я пригласил вас сюда, чтобы поговорить с вами о вашем творчестве, ибо вы первая музыкальная группа настолько широко отворившая при жизни двери ада, что я не мог не встретиться с вами лично. Здесь, — он кивком указал на сваленные под стеной груды мусора и бумаги, — все ваше творчество. Давайте посмотрм…
— Так, — немедленно вскочил Чукки, — все Юзик, заколебал ты со своими друзьями, мне пора, я ушу… ушо… ушуршал.
— Я с тобой! — завопил Хэнгмен, вытягивая из кучи длинный свиток и пряча его под балахон.
Через мгновение их уже не было в зале. Эдсон открыл рот и снова уронил Личину.
Твин Ли развел руками и произнес, выражая Повелителю свое глубочайшее сожаление:
— Вот такие-то дела…