Леонард

Корабль мягко покачивался на волнах, словно колыбель, но сон не шел ко мне, несмотря на последние изнурительные дни. Это ж надо, бегать от жандармов! Позор на весь парижский двор и королевскую семью в придачу! Чтоб любезному кузену с его матримониальными планами на мой счет хоть раз оторвать свой венценосный зад от трона и пробежаться так, как я!

Но мысли, не дававшие мне заснуть, касались вовсе не кузена и даже не предстоящей авантюры с целью удрать из-под венца. Пред моим мысленным взором стояла юная босая красавица, пешком бредущая из еведомой дали в Гавр, чтобы уплыть навстречу… нет, не счастью, а браку с состоятельным иностранцем. Что это? Простая корысть? Но в образ честолюбивой охотницы за богатеньким муженьком никак не вписывалась помощь первому встречному «нищему», который, судя по всему, еще и не в ладах с законом… Вспомнился вкус её губ. Не неумелый и робкий, как у большинства провинциальных девиц, а горячий, сладкий и такой многообещающий…

Я не заметил, как заалел горизонт, а впереди замаячил берег. Ну здравствуй, Англия! Что принесешь нам, французам?

Перед самым причалом я спустился в каюту, где до сих пор мертвым сном спала моя случайная знакомая. Она легла на грубый матрас прямо в одежде и не разуваясь, платье чуть съехало во время сна и теперь приоткывало край весьма соблазнительной груди. Мелькнула мысль разбудить девушку и предложить ей заверишь то, что мы так успешно начали на гаврской дороге, но, взглянув на темные круги, залегшие на матово-бледной нежной коже под глазами, отказался от этой идеи.

Вообще я шел за своими сапогами. Несносная девчонка! Из-за неё я, кажется, собрал все занозы на палубе, какие мог! Тихо приблизившись к койке, я осторожно стащил с нее оба сапога… и замер, любуясь маленькими, стройненькими, белыми ножками. Уж в чем, в чем, а в женских ножках я толк знал. Да первые красавицы Лувра задохнулись бы от зависти при виде такой красоты и изящества. Не удержался и, приподняв юбку, погладил ножку от коленки до ступни. Кожа гладкая, нежная… Девушка глубоко вздохнула и заворочилась во сне. Тут же отдернул руку — еще разбужу. Поднялся, полный решимости немедленно удалиться и спрыгнуть на причал еще до того, как корабль пришвартуется (все же рисковать нельзя, вдруг меня и здесь уже отлавливают), но последний взгляд, брошенный на девушку, заставил поколебаться. Эдит… Дай Бог, ты найдешь то, что ищешь, и ступишь на родной берег под руку с человеком, который сделает тебя счастливой.

Я медленно опустил сапоги рядом с койкой и вышел.

Габриэлла

Поместье казалось просто невероятным! Вроде и расположено в самом центре провинции и не особенно далеко от Ренна, однако создавалось впечатление, что я попала в небольшой персональный рай. Особняк буквально утопал в древнем цветущем саду. Вот выйдешь на улицу, вдохнешь висящий в воздухе аромат роз, и не захочется ничего больше, только стоять и дышать, дышать…

Я до блеска натерла полы особняка еще вчера (благо, последние пару лет в родном доме слуг не было вообще, так что уборкой нас с сестрами не запугать), и сегодня устроила себе праздник. Проснувшись с первыми лучами солнца поняла, что хочу в тишину и в сад, подальше от вечных ссор госпожи Мадлен и Хромого Жана. Решив не надевать повседневное платье, осталась в одной нижней рубашке и накинула на плечи полотенце. Вот в таком неподобающем виде счастливая я выскользнула из своей комнатушки, никем не замеченная пробежала через весь холл и выпорхнула из особняка в жаркое лето.

Июль выдался сказочным! Тепло мягко обволакивало, но не душило, все вокруг рябило яркими красками и так и манило прикоснуться к себе. А я-то думала, что на севере должно быть всегда серо и холодно. Или это место — действительно райский уголок на земле?

Подскакивая на каждом шагу, совсем как беззаботный маленький ребенок, я добралась до небольшого, спрятанного в глубине сада озера, чистого, как слезинка счастья невесты, выходящей замуж о любви. Откуда такие мысли? Может, потому что не так давно грезила о неземной любви и, попав в это подобие рая, вспомнила ту далекую мечту. И почему бы не помечтать?

Одним легким движением сбросив полотенце и рубашку, бросилась в воду. Озеро приняло меня в свои ласковые объятия, окутав прохладой. Я всегда любила плавать, особенно нырять с головой, хотя старая нянечка часто ругала меня за это. Волновалась, боялась, что н выплову. Но я все равно раз за разом окуналась в неведомую глубину.

Не знаю, сколько я плескалась, брызгала в пролетающих птичек и заливисто смеялась. Так не хотелось уходить, и я не вылезала бы, если бы не почувствовала, как холод ползет по коже. Но это не означало, что я немедленно вернусь в особняк. Вынырнув, я выбралась из воды и, закутавшись в полотенце, устроилась на самом крутом берегу, свесив ножки к озеру. Снова вспомнились мечты. Не раз я думала о том, каким будет мой будущий муж. Красивым? Конечно. Мужественным? Безусловно. Любящим? Непременно. Добрым? Было бы хорошо. Ласковым? О да, да! А еще хочу заботливого, внимательного, щедрого, умного, остроумного и… и еще хочу… хочу…

Тут я голой спиной почувствовала пристальный взгляд. Почему голой? Да потому что, витая в своих грезах, я и не заметила, как тело и волосы высохли под солнечными лучами и как полотенце сползло с плеч и теперь едва прикрывало все то, что ниже поясницы.

Ощущение чужого пристального взгляда никак не уходило, и я, мысленно уверяя себя, что это у меня просто разыгралось воображение, рывком обернулась… За моей спиной, метрах в трех, прислонившись к многолетней яблоне, стоял человек. Невероятный человек. Невероятный хотя бы потому, что его не должно было здесь быть! Я никогда не видела его ни здесь, ни где либо еще. Однако выглядел он весьма по-домашнему: охотничьи ботфорты, темные штаны, белая рубашка на голое тело, драгоценные перстни на руках. Однозначно, в таком виде не забираются в чужой сад. Но самым невероятным во внешности мужчины были его глаза. На смуглом красивом лице, обрамленном шикарной угольно-черной пышной, но не длинной, едва достающей до плеч, гривой, сверкали большие, глубоко посаженные, пронзительные глаза изумительно синего цвета. Такое странное сочетание ярко-синих глаз с темной кожей у жгучего брюнета настолько бросалось в глаза, что я заметила красоту мужчины только после того, как вдовль налюбовалась этим необычным явлением. А вместе с этим я внезапно вспомнила, что сижу обнаженная перед незнакомцем, да еще и внаглую рассматриваю его. Я тут же спрятала лицо и, схватив полотенце и стыдливо прикрывшись, отвернулась. Кажется, к глазам подкатились слезы. Боже, какой позор!

Искоса глянув через плечо, я ожидала, что наткнусь на изучающий, красноречивый взгляд, однако незнакомца и след простыл. Развернулась, осмотрела берег озера, ближайшие деревья сада — никого. Будто и не было здесь обладателя невероятных синих глаз. Во только не верилось мне, что мое воображение могло настолько разыграться.

* * *

Остаток дня прошел более-менее спокойно. Все как всегда: кухарка хлопочет по кухне, госпожа Мадлен и Хромой Жан бранятся там же, дворник дремлет в теньке на заднем дворе, белошвейка мурлычет песенки под нос. Только вечером она всучила мне чистые заново подшитые простыни и велела перестелить кровать в хозяйской спальне.

— Зачем? — только и успела я крикнуть бойкой селянке, но её уже и след простыл.

— Никак, в деревню ускакала, к пареньку какому. Ну я задам этой пигалице! — разворчалась госпожа Мадлен, но я её не слушала. Судя по всему, должен был прибыть таинственный хозяин дома…

Почему таинственный? Да потому что никто не называл его по титулу, хотя, судя по многозначительным паузам и недомолвкам домочатцев, он был очень знатен. Имя, правда, у него было: Ренард, я еще при первой встресе с госпожой Мадлен и Хромым Жаном запомнила. А промеж собой слуги звали его просто Господин.

Я быстро поднялась на второй этаж, где располагалось четверо господских покоев, и в нерешительности остановилась. И какие из них предпочитает Господин? Я убиралась во всех четырех и как никто знала, что они близнецы друг друга и ни одни не выглядят более обжитыми, чем другие. Вдруг за ближайшей двери послышались размеренные шаги. Неужели Господин уже приехал? Боже, мгновение назад я намеревалась толкнуть именно эту дверь и зайти, а теперь я готова была жизнь отдать, лишь бы не отворять её. Сердца коснулся холодок предчувствия…

Судьба услышала мое пожелание и устроила все в своей своеобразной манере: мне не пришлось открывать дверь в покои Господина… она распахнулась настежь сама, явив моему испуганному взору, собственно, своего хозяина. Месье Ренард что-то читал, поэтому его взгляд, оторвавшийся от листа бумаги, натолкнулся не на мое лицо, а пониже, где нижняя рубашка едва прикрывала вздымающуюся от частого глубокого дыхания грудь, как назло словно готовую вырваться из тугого корсажа. И почему мой наряд раньше не казался мне таким вульгарным?

Когда сильные мужские пальцы резко смяли лист, которые Господин только что столь внимательно изучал, я непроизвольно вздрогнула. Я точно знала, что сейчас пронзительно синие глаза скользнут вверх по оголенной шее и вопьются в мое лицо. Накатившая паника не позволяла думать, что я делаю и как это все выглядит со стороны. Не помня себя, я швырнула чистое постельное белье и пустилась бежать… Стоп! Куда бежать? Понятно дело, что здесь мне никто не позволит остаться после такого. Надо уходить, уходить немедленно, найти другое место, любое… Да когда идти? Сейчас, что ли, на ночь глядя? Глупость. Невероятная глупость. Как и то, что я вытворила там, у дверей Господина. Лихорадочно думая, я не заметила, как влетела в свою комнатку, упала на кровать и пролежала так до позднего вечера.

* * *

Пришла в себя я от стука в дверь.

— Кто там? — испуганно вскрикнула я.

— Я это, Габриэллушка, — послышался ласковый голос кухарки мадам Жаклин. — Отворяй, девонька.

Аж от сердца отлегло. А что я, в самом деле, думала? Что сам Господин пойдет по комнатам слуг разыскивать нерадивую горничную, чтобы отчитать и расчитать? Пф, бред!

Я отодвинула засов и выглянула в коридор. Там действительно была только госпожа Жаклин. Я уж хотела пригласить её пройти к себе (тесновато, правда, даже для двоих, но это ничего), как она сказала:

— Ой, я бы с удовольствием посидела у тя, а лучше на кухне почаевничали бы, побалакали, да тольки не за этим я. С порученьицем к те. Месье Ренард к се звать тя изволит.

— Г-г-господин… — ослабевшим голосом пробормотала я.

— Истинно так. Ну, поди к нему, поди! Видала б, як глаз его горел, коды он про тя расспрашивал, а опосля к се требовал. Так что поди, уважь Господина. Устал же мужик с дороги, ему бы расслабиться, отогреться…

Конечно, добрая женщина не хотела напугать меня или обидеть. Я уже поняла, что для крестьянки согреть хозяина земли — это чуть ли не мана небесная и великое счастье. Вот и звал бы Господин себе кого-нибудь из них! Или ему и служанок, и любовниц из благородных мало, без меня не обойтись?

Но делать нечего, идти надо. Чем ближе я приближалась к покоям месье Ренарда, тем крупнее дрожь била меня. Я всерьез опасалась, что не открою дверь, потому что рука не сможет ухватиться з ручку. Но нет, справилась. Куда сложнее было переступить порог, но и это оказалось под силу моим трясущимся ногам.

Я оказалась в просторной уютной гостиной, обставленной дорого, но без излишней помпезности. В каждой мелочи чувствовался вкус и характер владельца. Конечно, я не раз убиралась здесь раньше, но теперь на всем здесь лежала печать присутствия Господина, и не сказать, что это делало комнату мрачнее или холоднее. Из нее вели две двери: в спальню и в кабинет. В спальню не пойду! Вот не пойду и все! Решительно пересекла гостиную и, не стуча, как и в прошлый раз (чрезмерного волнение, верно, заслоняло даже элементарную вежливость), толкнула дверь в кабинет.

Господин ждал меня, сидя за столом и разбирая какие-то бумаги. Фу, ну и надумала я себе! Не нужна я ему даром, вот он, в кабинете работает. Наверное, хочет объявить мне, что ему не нужна такая распутная и неуравновешенная горничная, и приказать убираться куда подальше завтра же утром…

— А, Габриэлла! — практически сразу заметил меня месье Ренард. — Проходи, садись. Я ждал тебя.

Мда, еще и безалаберная горничная, ждать хозяина заставляю. А сесть-то зачем пригласил? Стоя, что ли, выгнать не может?

— Габриэлла, — между тем продолжал Господин, когда я примостилась на краешке кресла прямо напротив него, — вижу, ты избегаешь смотреть на меня. Полагаю, тебе несколько неловко из-за обстоятельств наших встреч. По поводу первой не переживай. Поверь, я вовсе не намеревался рассмотреть что-то, что целомудренная девушка не показывает ни одному мужчине до замужества. Ты, бесспорно, очень красивая молодая особа, но получать женщину силой не входит в мои правила, так что можешь быть спокойна, я притронусь к тебе, только когда получу безоговорочное согласие на все.

О, да! Не «если», а «когда». Говорите яснее, месье! Вы не берете женщин силой, потому что они сами готовы на все, лишь бы оказаться в постели с вами, вы ведь красивы, молоды, знатны, богаты и щедры. И от меня отказа вы не ждете. Чего же стоит ваше слово, Господин, когда я не изъявлю желания становиться очередной… нет, не любовницей. Любовница — это статус дамы благородных кровей без капли благородства при состоятельном кавалере, тоже зачастую без намека на честь. А черная девка, на правах которой я нахожусь в вашем доме (достаточно одного обращения «ты», чтобы понять это), — это подстилка, разовое удовольствие, бесплатное развлечение.

— Что же касается второй нашей встречи, — между тем продолжал Ренард, — то тебе тоже не о чем волноваться. Конечно, в меня еще никто никогда на бросал стопку постельного белья, но я изловчился все поймать и даже сократил твою работу, лично перестелив постель.

Невольно бросила на него недоверчивый взгляд исподлобья. Господин? Перестелил постель? Сам? Трижды ха-ха!

— Не веришь — можешь пойти в спальню и удостовериться, — усмехаясь, предложил Ренард.

— Нет! — излишне поспешно отвечала я. Чтоб я добровольно копалась в его постели. Да никогда!

— Как пожелаешь. Вообще я позвал тебя, чтобы обсудить условия твоей службы. Мой особняк, конечно, не очень большой, однако даже он рассчитан на трех горничных, но никак не на одну. Когда я только покупал это поместье, штат прислуги был именно такой. Каждой горничной выплачивалось по тридцать пять ливров. И вот заехав в свое имение я внезапно нахожу одну-единственную горничную, поддерживающую идеальную чистоту во всем моем доме. Дабы не перегружать вас, я намерен нанять еще двух девушек тебе в помощь.

— О нет, месье! — тут же вскинулась я, осознав, что в этом случае мне урежут жалование. — Прошу вас, не делайте этого. Мне совсем не сложно убирать весь особняк. К чему вам толпы народа в доме?

— Тебе очень нужны деньги, и ты боишься, что будешь получать не сто ливров, а почти в три раза меньше, — тут же раскусил меня Ренард и сразу же уточнил: — Любишь деньги?

Понятно, купить хочет.

— Нет, месье Ренард, но нужда толкает на самую тяжелую работу, лишь бы она хорошо оплачивалась.

— То есть для тебя весь вопрос в деньгах?

— Нет, месье, — твердо заявила я, старательно отводя взгляд от красивого лица, — еще мои моральные принципы.

Я кожей чувствовала, как синие глаза прожигают меня, и про себя умоляла Господа, чтобы Господин наконец отпустил меня.

Я слышала, как Ренард встал с кресла, как подошел и опустился на колени прямо передо мной, стараясь поймать взгляд.

— Габриэлла, если тебе очень нужны деньги, я могу дать тебе в долг, прямо сейчас. Сколько тебе нужно, скажи?

— Месье, даже если вы будете забирать все мое жалование в счет долга, мне придется работать на вас не один год.

— И что же? Я богатый человек, Габриэлла. А еще я понимаю, что иногда бывают ситуации, когда деньги необходимы как можно быстрее. Я вижу, ты — честная девушка, пытающаяся честно заработать, а не аферистка с намерением женить на себе какого-нибудь состоятельного дворянчика.

Вдруг вспомнилась Эдит. Считала ли я сестру аферисткой? Нет. Наоборот, смелой и решительной. Хотя, наверное, сама бы я никогда не провернула бы операцию «Замуж любой ценой».

— Ну так что, возьмете деньги?

Соблазн согласиться был велик, очень велик, но бесплатный сыр только в мышеловке, так что…

— Благодарю за щедрость, месье Ренард, — как можно тверже отвечала я, — но я вынуждена отказаться.

— Могу я узнать причину отказа?

— Не хочу быть обязанной кому-то.

Я по-прежнему не смотрела в его лицо, но физически чувствовала его удивление.

— Ты невероятная девушка, Габриэлла, — раздался шепот совсем рядом с моим лицом, — но чем необычнее блюдо, тем больше хочется его попробовать.

Теплые пальцы скользнули по моей щеке, стянули с головы прикрывающую голову косынку и начали осторожно, но настойчиво разворачивать мое лицо к нему. И я, может, повернулась бы, если бы не чувствовала мужское дыхание прямо у себя на шее. Поэтому я предприняла повторную попытку бегства: сделав вид, что поддалась, я чуть-чуть повернулась, а потом резко проскользнула под его рукой и рванула к двери. Второй раз за этот день я так неслась, и все от того же человека. Второй раз я влетела в комнату и без сил повалилась на кровать. Правда, на этот раз я не думала, что мня погонят. Но не спалось все равно.