Глава 1

О магических дарах, кронгерцогских привычках и ценных подарках

С того самого дня дворцовая жизнь неуловимо изменилась. Если раньше слуги мельтешили то там, то сям только в дни грандиозных балов или торжественных приемов, то теперь коридоры полнились хлопотами и беготней круглосуточно, даже ночью. А все дело в том, что Его Светлость кронгерцог Веридорский вел, как и все некроманты, исключительно ночной образ жизни и разбирался со всеми образовавшимися после принятия его обратно в семью проблемами исключительно после захода солнца. А проблемы заключались в основном в одежде. Вкусы бывшего наследного принца Джанговира не изменили ни потеря титула, ни вынужденные лишения, ни корабельный быт. Джанго по-прежнему носил шикарную пышную смоляную гриву чуть ниже плеч, которой позавидовали бы многие леди, и тщательно ухаживал за своей внешностью (не в пример Его Величеству, которого устраивал любой маломальски опрятный вид, и удостаивалась внешность Кандора только пренебрежительной фразы хозяина: «И так сойдет»). Не раз лорд Див иронизировал на тему чистоплотности некромантов, на что Джанго, придирчиво рассматривая завитые, красиво уложенные локоны и подпиленные ногти идеальной формы, меланхолично заявлял, что он прекрасен везде и во всем: и во дворце, раскланиваясь с придворными на балу, и на кладбище, упокаивая живучих мертвецов. Кстати говоря, Его Величество, отбросив всякую сентиментальность, позволил брату хозяйничать в семейном склепе. «Души предков уже давно в царстве мертвых, и до своих прошлых тел им дела больше нет,» — решил Кандор. Чем занимался Джанго среди трупов, никто не знал, а самоубийц подглядывать за некромантом не нашлось. Так вот очередной раз возвращаясь из склепа поздно ночью, он начинал обеспечивать себе «достойные кронгерцога условия существования», от которых через неделю взвыли все дворцовые. Они-то уже забыли, каково это, когда Джанговир Веридорский не корсар, а член королевской семьи. Первыми зарыдали придворные портные. Они уже рады были отказываться от денег, лишь бы не работать сутками, чтобы угодить брату короля, а последнее было ой как непросто, так как все костюмы непременно должны были быть разными, к тому же Джанго не носил один наряд более двух раз. Вторыми взвыли брадобреи, а уж дальше дело и до слуг с поварами дошло. «Совсем у Кандора тут распустились!» — возмущался кронгерцог, принципиально не замечая недовольных шепотков на тему «кто у нас вообще король?!».

После ночных бдений кронгерцог занимался с принцессой, причем последствия практических упражнений, опять же, ложились на нервно вздрагивающие плечи слуг. К слову, Джанго был сторонником того, что болтать, эо, бесспорно, хорошо, но магия хороша и результативна в действии, так что целиком теоретическим было только первое занятие, во время которого Конда сжато и несколько сумбурно излагала свои общие знания по видам магии:

— Магические способности есть у многих, однако зачастую они очень слабы, так что порой их не удается развить. Сильные магические особенности называются Дарами. Они специфичны и принадлежат к конкретному виду магии… А магия делится на Светлое и Темное искусство… и еще есть нейтральная магия…

На этом, собственно, и заканчивались все её обширные познания по общей классификации. Однако дядя и здесь увидел плюс:

— Мало, зато все верно. Действительно, магия делится на три вида и в простонародье называется светлой, темной и общей. Дары делятся соответственно. Светлое и темное различается тем, что для первого нужен огромный внутренний резерв, чтобы черпать энергию быстро и много, а для второго — умение поглощать магические потоки извне, преобразовывать и тут же выкидывать в виде заклинаний. Сложно сказать, какой способ удобнее. С одной стороны, в некоторых местах затруднительно тянуть из окружающего магию, а светлые, как говорится, все свое носят с собой. Однако их резерв может исчерпаться, причем теряются и магические, и физические силы, и долго восстанавливаться. Поэтому Кандор редко выбрасывает много энергии, чтобы всегда быть дееспособным. Склонность к Светлому и Темному искусству исключительно врожденная, нейтральная же магия доступна практически всем. Исключение представляют непереносимости, которые, как ни странно, свойственны магам с очень сильными Дарами. У Кандора, например, непереносимость бытовой магии, а у меня — зельеварения. Да-да, заговоры во время готовки снадобий — тоже отдельная ветвь магии, и если я надумаю сварганить какое-то зельице, пусть даже самое простое, у меня в лучшем случае ничего не получится, а в худшем — полгорода взлетит на воздух. Дар приобретается с рождением, чаще всего передается по наследству, однако милость Богов тоже имеет место. У мага может быть максимум три Дара, причем разных видов.

— Как это три? — не поняла Конда. — Один от матери, другой — от отца, а третий?

— Милость Богов, которую, кстати, в силах отобрать лишь Они сами. Например, Они часто одаривали при восхождении на престол Истинного Наследника, но об этом позже, пускай твои братья тоже послушают. Так вот, Дары. Как и видов, больше всего, конечно, нейтральных Даров. Бывают парные Дары, но они настолько редки, что дже не знаю, рассказывать ли тебе.

— Расскажи! — тут же попросила девушка, приготовившись жадно слушать.

— Ну хорошо. В древности виды магии делили не так, как сейчас, а, грубо говоря, на полезные и неполезные. Полезными Дарами считались те, что стали наследием других магических рас. Много веков назад эльфы, владеющие Даром Целительства, демоны страсти с Даром Обольщения, феи с Даром Стихии, драконы с Даром Прорицания, оборотни с Дарм Воина вымерли или же ушли в другие миры, смотря на какую теорию опираться, но их потомки-полукровки сохранили их особенную магию. Их было так мало, что люди начали всеми правдами и неправдами овладевать запретной магией. Кровавые подробности подробно освещать не буду, но бытовали легенды, что если выпить всю кровь кого-то из полукровок, то тогда их Дар достанется тебе. Богам, видимо, надоел этот беспредел, и они создали парные Дары. В такой связке два похожих Дара как бы срастаются воедино. Например, парой Дару Целительства является Дар Зельеварения, Дару Обольщения — Дар Менталистики, Дару Стихии — Дар Огня, Воды, Земли или Воздуха, Дару Воина — Дар Щита, Дару Прорицания — Дар Рока.

— Рока? Никогда о таком не слышала.

— Не мудрено, — усмехнулся Джанго. — Кто ж в здравом уме фактически продаст себя в рабство? Дело в том, что Роки не просто пророчат, они говорят с Богами и вершат их волю, а еще могут просить за кого-то перед Ними. Они видят все и способны изменить грядущее, если это не противоречит замыслам высших сил. Кому же не захочется заполучить такой бриллиант? Тебе братья рассказали про кронгерцогиню Порсульскую?

— Да, во время ужина вы выяснили, что она мать Гвейна и прорицательница, — кивнула Конда, умолчав, что во время того самого ужина виделась с ней самой.

— Так вот Кандору покоя не дает одно её предсказание. Боится, что она не просто прорицательница, а именно Рок. Все говорит в пользу этого: её четкие видения, не спутанные и не спонтанные, а актуальные в данный момент времени, подробные предсказания и — внимание! — абсолютная правильность.

— А ты как думаешь, прав отец? — заинтересованно спросила принцесса.

— Я практически уверен, что да. Видишь ли, однажды Мариана сказала мне, что Боги любят меня и что по Их милости я буду жить долго и счастливо. Она никогда ничего не придумывает и не приукрашивает. Если Мариана сказала об отношении Богов, значит, она знает точно. Даже если в одном из ее видений была моя старость, она не могла определть по видению, сколько мне лет, ибо, если я умру своей смертью, то уйду в царство мертвых таким, как сейчас, ни на морщинку не постарев.

— Потому что ты чернокнижник?

— Именно, — подтвердил Джанго. — Вопросы по Дарам?

— Если у мага не один Дар, то они одинаково сильны?

— Нет. Если сталкиваются противоположные Дары, они непременно противостоят друг другу, пока один не затухнет. Знаешь, Дар Смерти является уникальным, потому что с ним мало кто рождается, чего нельзя сказать о Даре Жизни. Однако последний входит в полную силу только когда маг начинает вести половую жизнь, а так как частенько вместе с ним идет какой-нибудь темный Дар, то Жизнь даже не успевает проснуться. Дары Жизни и Смерти — самые сильные Дары, которыми мало кто обладает, помимо правящего рода, поэтому их даже зовут королевскими. Так вот я уверен, что мы с Кадором родились с обоими Дарами, однако во мне Смерть восторжествовала в первые же дни и не оставила Жизни и шанса. Мой светлый Дар истлел.

— Но ты можешь его пробудить снова?

— Могу, — равнодушно пожал плечами Джанго. — Но не хочу. Понимаешь, Конда, не каждому дано безвозмездно отдавать часть себя, причем немалую. Я привык тянуть магию извне и быстро преобразовывать в то, что мне нужно, но в один миг отдать накопленный за долгое время резерв, оставшись при этом без сил во всех смыслах, моя мелочная душонка не в состоянии. Что же касается Кандора, то его светлый Дар вынуждено пробудился намного раньше времени. Магия поселяется в организме с первым ударом сердца, то есть еще до рождения. Наша мать… — на секунду кронгерцог задержал дыхание, а затем резко выдохнул, словно борясь с клокотавшей глубоко в душе яростью. — Она много раз пыталась избавиться от младшего во время беременности, в результате чего Дар ожил и многократно спасал еще не появившегося на свет младенца. Так, Жизнь в Кандоре задушила Смерть. Однако Дару нужна была регулярная подпитка, а резерв был ничтожно мал, поэтому магия стала тянуть жизненные силы из своего владельца. Поэтому младший принц и выглядел все детство и отрочество, как будто вот-вот испустит дух. А оказывается, — улыбка, — это сама Жизнь его хранила и ждала расцвета…

Тут кронгерцог прервался, уловив сильное колебание магического фона. Прислушавшись к своим ощущениям, удивился еще больше: колоссальный выброс магии Жизни!

Конда тоже что-то почувствовала, но пока не понимала, что это значит, и вопросительно воззрилась на дядю.

— Похоже, твой отец все же решил изменить Жизни и полностью отдаться Смерти! — выкрикнул Джанго, вскакивая со стула и бросаясь к месту буйства магии. Следом за ним несся звук женских каблучков, но куда уж принцессе угнаться за несущимся во все лопатки некромантом, у которого за плечами не один забег от активизировавшейся дикой нечисти.

Джанго нашел Кандора в королевских покоях, ничком лежащего на полу и еле-еле дышащего.

— Демоны тебя пожри! — тут же взорвался кронгерцог, подхватывая под руки брата и перетаскивая на кровать. — Кандор, ты решил приблизить обнародование приказа о престолонаследии в связи с твои незапланированным обращением в хладный труп?! Так пожалей лорда Дива, его же удар хватит: аж три войны на горизонте маячат, а тут еще больше разоряться — королевские похороны устраивать!

— Иди в Хаос… — едва слышно выдохнул король, правда, все же улыбнулся, видя встревоженное лицо брата.

— Что за черт тебя в бок боднул?! — не унимался Джанго.

— Мда, бедные дети Хаоса: чуть что, так сразу их поминают, да еще и к ним посылают… Джанго, с наследником затягивать нельзя, и я решил начать…

— Надеюсь, не производство очередного претендента на престол, — ухмыльнулся старший. — Их, знаешь и, итак с избытком, в пополнении не нуждаются.

— Джанго! — и откуда только силы на возмущенный вскрик взялись.

— Ладно — ладно, я все понял…

Дети Жестокого короля ввалились в отцовскую спальню одновременно: Конда — как и подобает леди, через дверь, правда чуть ли не перекинув через плечо длинный подол; Ад — едва не вышибив дверь тайного хода; Рай — одним четким ударом вышибив затвор рамы и пикируя на пол через окно.

— Оперативно, — прокомментировал за Кандора кронгерцог. — Значит, всплеск почувствовали?

Ад и Конда закивали, Одержимый же ответил лаконичным:

— Связь по крови.

В груди короля что-то дернулось от неожиданности и беспокойно затрепыхалось. Значит, сын действительно простил его и мысленно признал отцом! Своим папой! А ведь когда он только настраивал связь несколько дней назад, Эзраэль не отзывался на его зов.

— Что случилось, отец?! — воскликнула Конда, бросаясь к королю и начиная быстрый осмотр на предмет внешних повреждений.

— Ничего страшного, дети, я просто сделал для вас подарки и теперь несколько деньков буду восстанавливаться.

— Это что ты такое делал, что выброс был такой силы? — спросил Ад, в то время как Рай пытался понять, какого демона папа так рисковал своими силами и потратил так много энергии ради каких-то побрякушек.

Жестокий король только молча кивнул на пол, и все увидели… «побрякушки»!

— Артефакты! — хором выдохнули все присутствующие, кроме создателя редчайших магических предметов.

На полу лежали четыре одинаковых кинжала с поблескивающими на рукоятях драгоценными камнями: изумрудом, рубином, сапфиром и опалом. Оружие до сих пор светилось, пропитанное магией, и так и манило потрогать его.

— В связи с засильем иностранных гостей, мутными заговорами и просто ради безопасности я решил сделать для вас наиболее удобное оружие, которое будет не только атаковать, но еще и защищать, — Кандор слабым движением поманил артефакты, но этого хватило, чтобы все ножи послушно легли на раскрытую ладонь короля.

— Спасибо, конечно, пап, но почему именно кинжал? — спросил Эзраэль.

— Отец же сказал, что удобное: можно и метнуть, и в ближнем бою использовать, — предположила Конда.

— И спрятать легче всего, — добавил Ад.

— Предпочитаю открытый бой, — остался при своем мнении Одержимый принц, удивленному, что папа не сделал такие раньше и что предназначались артефакты, по всей видимости, только им. Почему именно их четверка, а не Алис и кто-то из Черной Тридцатки?

— Сын, я уважаю твою точку зрения, но прошу ради моего спокойствия носить его, — Кандор протянул Раю кинжал с рубином, — всегда с собой. С их помощью вы сможете отразить даже Дыхание Смерти. Более того, они принадлежат только вам, — сапфир отправился в руки Ада, — а следовательно, слушаться они будут только вас. Если вы окажетесь в опасности, — рукоять с изумрудом попала в изящную руку хозяйки, — капля вашей крови на лезвии пошлет мне импульс об опасности.

— А мне зачем? — глухо прошипел Джанго, страшными глазами воззрившись на четвертый кинжал с опалом, протянутый ему.

— За надобным, — резко отвечал Кандор, всем своим видом выражая, что брат без разговоров возьмет артефакт и будет носить, а свое мнение может послать в Хаос. — Я так понимаю, что мой выброс прервал ваши с Кондой занятия. Ты уже водил её в Магическую Пещеру?

— Только собирался, — чуть не скрежетал зубами кронгерцог, и все же добавил шепотом, чтобы слышал только брат. — Сам же на пророчество нарываешься. Права была Мариана, ты сам свою судьбу кличешь. Что ж, не обессудь, брат!

Прежде, чем Кандор успел переварить злобные слова брата, Джанго подхватил принцессу под локоток и выволок в коридор, а следом за ним поспешили и сыновья Жестокого короля: Рай — чтобы проверить, с ним ли еще пожалованный Богами Дар, Ад — просто за компанию.

И как это понимать?! Как связаны навязанные Джанго претензии на престол и его, Кандора, возможная женитьба? Боги, что же Вы задумали?

 

Глава 2

О наследниках, монархах и догадках

Путь к Магической Пещере пролегал под землей в кромешной темноте. Некогда здесь изредка, но все же встречались магические светильники, однако от большого скопления разнородной магии они сами собой потухли, как, собственно, и зажглись в незапамятные времена. Был в данном обстоятельстве и один плюс: Магическая Пещера представляла собой хрустальный грот с большим кристаллом-индикатором в центре и светилась белесым таинственным светом, так что дорогу к ней не отыскал бы только слепой. Раньше же, чтобы спуститься в эту обитель силы, приходилось изрядно поплутать по тускло освещенным катакомбам.

Эзраэль без лишних слов подхватил на руки сестру и понес, словно так и надо. От неожиданности и изумления Конда только беззвучно хватала ртом воздух первые несколько минут, однако, подумав, решила, что если пойдет сама, может о что-нибудь навернуться и тогда выяснение её Дара отложится на неопределенный срок, так что можно и на ручках брата покататься. Джанго и Ад тоже ничего не сказали, но не потому, что слов не нашлось, просто они шли спереди и не видели маневра Одержимого принца.

— Все вы знаете, что кристалл в Магической Пещере при прикосновении мага окрашивается в цвет его Дара. Насколько мне известно, ты, Ад, не был здесь раньше?

— Верно, — откликнулся из тьмы бастард. — Я решил изучить всего, насколько получится, а не уделять все внимание чему-то одному.

— Однако узнать свои способности все же не лишнее. Вот сейчас и поглядим. Эх, давно в этом месте не был! В последний раз… Да, ле десять назад, когда определяли твой Дар, Эзраэль.

— А какой у тебя Дар? — начала было принцесса, и тут же, смутившись, виновато добавила. — Был.

— Я надеюсь, что Дар у меня и был, и остался, — тепло отвечал ей демон, чуть крепче прижимая к себе девушку, давая понять ей, что вопрос ничуть не задел его. — Мой Дар не достался по наследству, его послали мне Боги. Дар Воина.

— Уникальный по своей специфике Дар, — вставил Джанго. — Кроме того что он улучшает моральные качества воина, такие как сила духа, смелость и стремление к победе, и физическую форму, так еще и наделяет магическими свойствами, но не самого воина, а его оружие: клинки пробивают любую броню, стрелы и кинжалы летят дальше и попадают точно в цель, магические атаки повышают свой уровень, также как и щиты. В общем, козырной туз в любом поединке. И, как правильно сказал Рай, Дар вполне может быть при нем. Кандор, конечно, силен, но все же не Бог. Не он даровал сыну силу, не ему её и отбирать.

— Дядя, а ты говорил, что Истинного Наследника Боги наделяют еще одним Даром. А если Дар от Них уже есть, как у Рая? — спросила Конда.

— Честно говоря, мага с Дарами Богов по пальцам пересчитать, а уж таких, чтобы с рождения сила, а не приобретённая, я знаю только одного — собственно, Рая. Так что не знаю.

— А что за Истинный Наследник? — подал голос Ад.

— Еще одна легенда Веридора и связанное с ней Право. Летописи гласят, что сын первого великого короля Веридора, Его Величество Персиваль Похотливый…

— Ну и прозвища у нас в семье! — не удержалась Кандида. — Один, вон, Похотливый, еще Черствый был, и Нечестивый, и Безумный, и Уродливый, и Коварный, и дедушка наш Скупой… и отец Жестокий, и ты, дядя, Смертоносный…

— И Рай теперь Гневный, — поддакнул Синдбад.

— Ну так родственники же! — хмыкнул Джанго. — А самое интересное, что в большинстве случаев эти прозвища вовсе не означают отрицательные качества. Черствый король в свое время женился на дочери правителя тогда еще обособленных южных провинций и, несмотря на её увещевания, подчинил их себе, присоединив к Веридору богатейшие плодородные территории. Нечестивый король прилюдно сжег на костре всех инквизиторов Отче, около тысячи человек, под личинами паломников прибывших в королевство и средь ночи устроивших кровавую резню в Северном Пределе. Безумный поднимал уровень образования в королевстве, поощряя науку, так что ушел далеко вперед своего времени и Отче объявил его эксперименты и научные труды бреднями сумасшедшего…

— Хорошо хоть не ересью, — донесся сзади голос Рая.

— Именно. А Уродливый король, как ни парадоксально, был весьма хорош собой. Просто на его правление выпало много войн, и ходили слухи, что в время каждой битвы Его Величество получает вечный шрам, который был не по зубам ни одному целителю. Что ж, все его шрамы видела только его супруга, но сплетен простому люду хватило, чтобы дать прозвище. Единственный, кто выбивается из общей картины, это ваш дед и мой отец. Вот он правда за монету не то что удавиться был готов, но и удавить все королевство. Но мы сейчас не нем. Итак, Персиваль Похотливый получил такое примечательное прозвище из-за количества наследников. К слову, у него была всего чертова дюжина детей: двенадцать сыновей и одна-единственная дочка, — все от законной супруги. Если уж он Похотливый, то как в таком случае назвать вашего отца… Но не суть. Итак, немеренное количество наследников, да еще и все по тройкам близнецы! Это ж надо было, конечно, дену такую выбрать, чтоб с такой наследственностью. И как на беду в старшей тройке сыновья походили один на другого, как точные иллюзионные копии. Короче, никто точно не знал, кто именно из них появился на свет первым, а раз нет конкретики, так появляются альтернативные варианты выбора наследника: самого сильного, самого умного, самого женатого… То бишь того, кто первый женился и уже сам обзавелся наследником. Сами братья были дружные, но придворные, ставя на кого-то из них, словно на лошадей во время скачек, стравливали их, подначивали. Персиваль понимал, что с его смертью кризис престолонаследия перерастет в смуту и Веридор утонет в крови и безвластии. Тогда великий король обратился за помощью к Богам, и Они привнесли на землю Право Истинного Наследника. С помощью древнего ритуала отбирали достойнейшего и, что самое главное, никто не смел оспорить решение Богов. Тогда Они сделали неожиданный, но единственно верный выбор: венец наследника водрузили на голову не будущего великого короля, а королевы. Из тринадцати детей Боги избрали дочь Персиваля Пенелопу, которую в последствии прозвали Безжалостной, так как всех тех, кого ловили на подстрекательстве её братьев к междоусобицам и дворцовому перевороту, без права на суд и защиту. Считается, что во время её правления было проведено больше всего казней. Ну, просто Её Величество не любила ничего прятать в стенах темницы, а во времена других королей где-то две трети преступников не удостаивались такой высокой смерти, как от рук профессионального палача на эшафоте пред взором всей столицы. Просто по-тихому шеи сворачивали и хребты ломали в подземельях.

— Неужели не было ни одной попытки захватить власть её братьями? — не поверила Кандида.

— В том то и дело, что нет. Пенелопа часть из них, тех, кто был хорош в военном деле, превратила в свою личную гвардию, типа Черной Тридцатки, а остальных — по способностям: кого-то министром финансов, кого-то советником, кого-то крупным землевладельцем, кого-то купцом, кого-то придворным поэтом. Но на сем легенда не заканчивается. Пенелопа всем сердцем полюбила высокородного аристократа и по совместительству наместника всего Северного Предела, героя многочисленных войн и верного слугу короны. Именно он вошел в историю как эталон благородного рыцаря: прекрасный и душой, и телом, доблестный, честный, бесстрашный, непобедимый и верный. Правда, вот уже много веков его имя забыто в связи с вечными политическими дрязгами. Итак, великая королева Веридора Пенелопа Безжалостная навсегда отдала свое сердце Седрику Монруа. Трубадуры поют, что они полюбили друг друга с первого взгляда и до конца своих дней. Скорее всего, так оно и было, отомучто даже сухие хроники, не блещущие выразительными описаниями и животрепещущими подробностями, повествуют об их любви как о неземном даре, которому завидовал весь свет. Однако было здесь, как вы сами понимаете, огромное «но»: если бы Седрик стал королем Веридора, его братья и племянники получили бы право претендовать на престол и могли сместить династию Веридорских. В принципе, Пенелопа вполне могла бы завести себе фаворита и родить от него наследника, бастарда, но вполне законного по тем меркам претендента на престол. Одно было плохо: благородство и религиозность обоих влюбленных. Нет, конечно, эти качества замечательны и стремление к чистой возвышенной любви достойно уважения, но с обстоятельствами тоже нужно считаться. Так вот в результате обоюдных душевных терзаний и конвульсий е в меру живучей совести Седрик Монруа отказался от титула короля Веридора, но, женившись на любимой, стал консортом. Вскоре у них родился сын. Спустя много лет счастливой жизни Седрик и Пенелопа ушли в царство мертвых в один день, во сне. Естественно, началась борьба за престол. У них был один сын, Галахат Коварный, его соперниками стали, соответственно, все Монруа. А Коварный он потому, что не стал соревноваться с Монруа в подковерных интригах, здраво рассудив, что в этом им равных нет, а обратился к Богам, как в свое время Персиваль, чего, понятно дело, никто и не думал предпринять, ведь у остальных претендентов по факту не было абсолютно никакого права на трон. Высшие силы признали Галахата Истинным Наследником, правда Монруа с тех пор и по сей день пытаются доказать своё право на Веридорский престол и на Северный Предел, некогда бывший вотчиной их предка. В последствии Право Истинного Наследника многократно использовалось, причем не только королевской династией, но и другими аристократическими родами.

— Почему же сейчас о нем, считай, все забыли? — недоумевала принцесса.

— Все дело в том, что ритуал определял не лучшего из претендентов, а именно достойного стать королем. К сожалению, не во всех поколениях рождались Истинные Наследники. Боги не избирали ни одного, но кому-то же надо было править. Такие монархи обычно оказывались на редкость неудачными и не пользовались поддержкой народа. А результаты Божественного отбора подделать или скрыть невозможно, потому что выбор делается у всех на виду: над Главной площадью столицы на небе вмиг появляются разом и солнце, и луна, причем вторая сияет серебром не тусклее, чем первая золотом, и лучи двух светил ровно в полдень скрещиваются над головой Истинного Наследника. Однажды попробовали сотворить такую иллюзию, чтобы народ поверил в избранность единственного претендента. Но с Богами шутки плохи: Они вмиг нагнали тьму дождевых туч и три дня подряд заливали Веридор. В итоге короли, опасаясь, что среди их отпрысков нет Истинного Наследника, стали просто писать приказы о престолонаследии.

— А как проходил ритуал отбора? — поинтересовался Ад.

— Первым делом нынешний король или в исключительных случаях принц призывал дух Персиваля, он проводит отбор. Затем правитель указывает на тех, кого считает потенциальными претендентами, отметив их своей магией. Меткой может быть что угодно: заклинание, чары…

«Артефакты!» — тут же щелкнуло в голове у Рая.

— Затем следует первый этап — испытание претендентов, — между тем продолжал Джанго, — причем не только выбранных королем. Аналогичные метки попадают к тем, кому Боги также предоставляют шанс бороться за престол. Примечательно, что от метки, как от родовой травмы, не избавиться до самого конца испытания — она непременно возвращается владельцу. Во время этого этапа Боги смотрят в душу претендента, выявляют его слабости, проливают свет на самую темную сторону его души. Помочь пройти испытание не могут даже те, кто некогда уже сталкивался с этим, потому что каждому выпадает свое. Кто-то доказывает свой ум, кто-то — справедливость, кто-то — милосердие, кто-то, напротив, — умение править твердой рукой. Через метку Боги слышат мысли, видят желания, порой посылают подсказки или же наоборот запутывают. Если претендент не прошел испытание, он не выбывает из отбора, ему дается возможность осознать свои ошибки и исправиться на втором этапе, во время которого Персиваль является всем потенциальным наследникам и беседует с ними. Надо сказать, что если ты прошел испытание, но не произвел впечатление на Персиваля, шансы у тебя невысоки. Однако это не значит, что на испытание можно вовсе забить, ибо убедить духа в своем раскаянии ой как непросто и, насколько я знаю, такое удалось только двум людям. На третий этап проходят те, кому Боги дают благословение на поединок. Собственно, третий этап, — это поединок, сперва между претендентами, причем все происходит в заброшенной Летней королевской резиденции, окутанной мороком. Соперники могут рассмотреть только нечеткие искаженные человеческие силуэты, но никак не понять, кто перед ними. Зачастую претенденты даже не знают всех, с кем борются, так как в даже в резиденцию не заходят вместе, а перемещаются порталами, любезно предоставленными Богами. Во время поединка никого не убивают, за этим тщательно следит Персиваль. Побежденных он отправляет обратно во дворец. Из стен резиденции выходит только один претендент. Даже если какой-то хитрец где-то спрятался, Персиваль не выпускает никого и подсказывает тому, кто сражается, где затаившийся. Во внутреннем дворе резиденции претендента ожидает последнее, самое сложное испытание: смертельный бой с самим королем, сильнейшим магом королевства. Его Величество все так же не может понять, кто именно перед ним, и под внушением Персиваля дерется в полную силу. Истинным Наследником становится только тот, кому под силу победить короля в открытом поединке.

Ад даже присвистнул.

— Ну, тогда неудивительно, что эти Истинные Наследники так редки. Взять хоть нашего отца: поди потягайся с ним! Разве только ты, дядя!

На последнее замечание Эзраэль только презрительно фыркнул. «Высокомерный,» — отметил про себя Джанго, а Синдбаду отвечал:

— Дело не только в силе. Если у тебя в арсенале только куча заклинаний, и то отработанные исключительно теоретически, конечно, ты не победишь. Важна стратегия, смекалка, опыт и умение по максимуму использовать свои возможности. Великий король должен суметь обыграть любого противника, даже сильнейшего. Да и награда у него знатная: кроме трона еще и Дар от Богов. Вот Кандор, хоть и остался единственным наследником, все равно призвал Персиваль за спиной у отца и прошел отбор, только дрался на последнем этапе с избранным Богами противником, своим будущим лучшим другом и маршалом Веридора, а тогда еще уличным паяцем и бездомным оборванцем Скоморохом. Выиграл, но не сказать, что очень легко. Говорят, Скоморох был невероятно сильным менталистом. Так, Кандор как Истинный Наследник получил от Богов Дар Артефактора, думаю, сами понимаете, что сила великая…

Рай не слушал дальше слова дяди. Мозг принца лихорадочно работал, усваивая новую информацию и сопоставляя факты. Итак, похоже, папа намерен провести ритуал отбора Истинного Наследника. Меткой являются кинжалы-артефакты, в них король вложил немеренное количество своей магии… Стоп! У Кандора Х Дар Жизни, а значит, что кинжалы пропитаны ей и, помимо защитных функций, несут в себе достаточно жизненной энергии… чтобы их удар не убивал! В то время как лезвие несет смерть, магия вливает жизнь, и тот, на кого напали, повисает, не дойдя полшага до царства мертвых! Память услужливо подкинула воспоминание о намерении Ада под прикрытием «проверки» убить Гвейна. Ясно как божий день, что это испытание — для него. Но при чем тогда он, его Конни и дядя? Возможно, он знал не всю подноготную кронгерцога, но что можно проверить с помощью этих артефактов у него или его избранной? Бред! Казненный много лет назад по особому распоряжению самого Отче Джанговир или, того лучше, его Конни с венцом наследника! Нет, папа не мог сотворить такой чуши и наверняка указал на Ада. Но вот вопрос: допустил ли король до отбора Эзраэля? Не то чтобы принц сомневался, что достоин побороться за престол, но ведь возможно, что ему кинжал дали, как и Конни с Джанго, просто для безопасности.

Одержимый покосился на артефакт. Рубин на рукояти поблескивал даже во мраке, хотя на него не попадал и один луч. Ну и зачем ты? Что выявляешь? Дядя говорил о темной стороне души, слабостях… Ха! Да нет у него никаких слабостей! Он даже с выжженной магией, но со своей демонической сущностью и Даром Воина любому фору даст, даже самому Жестокому королю! Разве Дар, пожалованный Богами, не говорит сам за себя об их расположении? И что, спрашивается, сможет сделать против высшего огненного демона Дар Жизни… Стоп! Дар Жизни… Дар Жизни…

Если еще мгновение назад Одержимый не знал, что ему делать с кинжалом, то теперь понял со всей очевидностью! Конечно же! Что он тут вообще голову ломает с этим престолонаследием, не его это забота. Выбрал папа одного Ада — и скатертью дорожка! Ему-то не сама власть нужна, а способ Конни заполучить! И вот решение само приплыло ему в руки: если с помощью специального зелья вытянуть из артефакта всю вложенную в него магию и правильно напитать им маграствор, а потом дать выпить Конни, то она в ту же минуту захочет его и отдастся без каких-либо возражений. А еще, скорее всего, она после первого же раза забеременеет, и тогда уж точно не увильнет от свадьбы с ним. Демон глубоко внутри одобрительно заурчал. Да! Все правильно! Именно так и надо сделать! Давно пора забрать его девочку!

— Рай! — возмущенно пискнула в его объятиях Кандида. — Раздавишь!

А он и не заметил, как стиснул её со всей своей демонической силы.

— Прости… — прохрипел принц. — Прости, моя Конни…

— Конда, — в который раз поправила его принцесса, но он даже не услышал этого. Конни…

 

Глава 3

О магических кристаллах, неожиданных открытиях и нерадужных предположениях

Бледное сияние, исходившее из середины пещеры, разогнало тьму и причудливо переливалось по стенам хрустального грота. Даже тем, кто с первых дней жизни был окружен магией, это место казалось неким волшебным приютом древнейшей силы, зародившейся вместе с этим миром. Священный трепет, который не охватывал детей Жестокого короля ни в храмах Единого, ни перед языческими идолами, внезапно зародился где-то глубоко в душе, заставляя проникнуться важностью момента. Джанго точно определил охватившие племянников чувства по их скупо освещенным лицам и удовлетворенно хмыкнул. Сам-то он, впервые вступив под эти великие своды, вел себя не хуже варвара. Его не на секунду не покидала уверенность, что он неслыханно силен. Ему ли, наследному принцу Веридорскому, падать ниц перед каким-то отшлифованным камнем и с замиранием сердца ждать вердикта жалкой подземной стекляшки? А вот дети Кандора со смешанным чувством страха и предвкушения пришли сюда, чтобы познать свои Дары.

Рай наконец выпустил из стальных тисков Конду и теперь смотрел на кристалл-индикатор, как на судью, оглашающего приговор. Если Дар до сих пор с ним, то он по-прежнему самый великий воин Веридора. Пускай все упорно считают, что король сильнее него. Ха, да это они просто никогда не сходились в поединке и не дрались в полную силу! Да он бил даже чернокнижника Гвейна, а у него мощность ударов и защита в несколько раз сильнее, чем у обычных магов, а Кандор Х дае не отмечен Мрачным богом!

Синдбад старательно отводил взгляд от кристалла и думал, как бы сбежать. Он не хотел приложить руку и наконец окончательно и бесповоротно убедиться в неприглядной истине: он никудышный маг. Мало того, что у него нет Дара, так еще и способности к общей магии слабее некуда. Да крох его силы не хватало на самые обычные пологи! Ад давно мог бы сам наведаться в Магическую Пещеру и узнать свой Дар, но пока кристалл не разрушил все иллюзии, была возможность хотя бы самого себя обманывать и грезить о том, что однажды магия в нем проснется. Как же стыдно ему было, когда Конда спросила его об обучении в Академии и ему пришлось рассказать ей о бережливости матери, не пожелавшей, чтобы отец тратил деньги на его обучение в военное время. Жалкий спектакль! Да король скорее раздел бы весь двор и продал дворец Отче, но обеспечил бы сыну достойное образование. Ад сам просил мать как-то объяснить его нежелание учиться отцу, потому что знал: в Академии он будет не просто отстающим, а ущербным, по-настоящему безнадежным во всех смыслах. Алис не раз говорила сыну, что у него много других достоинств и его несостоятельность как мага — это вовсе не повод считать себя неполноценным. Да, он был талантлив во многом, но он не был воином и не владел Даром. Бастард, еще и никчемный, он лучше кого бы то ни было понимал, что постигло Эзраэля после казни семь лет назад. Они оба были никем, и Ад не представлял, как брату удалось пережить падение с такой высоты: был наследный принц, богатый, родовитый и один из сильнейших магов мира, и в одночасье стал пустим местом. У Ада хоть имя свое было и семья, любящие и любимые люди, а у Одержимого принца — один демон внутри.

А Конда, казалось, вот-вот подпрыгивать от нетерпения начнет. Стоило сильному волнению охватить принцессу, как она начинала выкручивать пальцы или же теребить ими кружево на платье. Сейчас за неимением оборок экзекуции подвергались пальцы. В голове снова и снова проносились слова Марианы: «Скоро вы узнаете о своих магических способностях. Развивайте их, занимайтесь, сколько будет сил, потому что очень скоро они вам понадобятся. И не только вам. Один из ваших близких, можно сказать, головой лежит на плахе, и только с вашей помощью ему удастся увернуться от топора». О да-да! Она была готова учиться сутками, лишь бы овладеть всем, чем можно! К тому же принцесса, сопоставив некоторые известные о чернокнижниках факты с темными эпизодами жизни одного из членов своей семьи, уже догадывалась, кому, кроме Гвейна, нужна её помощь, хотя понятия не имела, какая именно.

— Так, давайте пойдем по старшинству, — эхом разнесся по гроту голос Джанго. — Рай.

Одержимый принц уверенной походкой направился к магическому кристаллу, привычно чеканя солдатский шаг. «Совсем как отец,» — пролетела мысль у Кандиды. Кандор Х был воплощением идеала для дочки, лучшего просто не было на свете. Рай не был абсолютной копией Кандора, как Лихой, однако он был прекрасен по-своему. Король рассказывал ей, что в юности не любил свою внешность и всей душой хотел стать выше хотя бы на полголовы, шире в плечах и в общем не таким худым. Что ж, в этом плане сын целиком и полностью воплотил в жизнь мечты отца. Еще Одержимый принц был смугл, совсем как корсар, что, несомненно, красило его. Черты лица Рая, более мягкие, чем отцовские, на взгляд Конды, были привлекательны. Мигом вспыхнули воспоминания о его объятиях, таких крепких и властных, из которых не вырваться против воли демона. А она, Конда, все равно вырвалась!

Рука принца легла на гладкую сверкающую поверхность, и кристалл тут же подернулся темно-серой дымкой. По всему гроту заплясали серебристые огоньки, местами превращаясь в белое сияние, а кое-где и темнея практически до черноты. Казалось, на стенах проступили причудливые узоры, перетекающие из тона в тон, и теперь текли покругу, от чего волшебство ощущалось почти физически.

Рай шумно выдохнул. Да, Дар Воина до сих пор с ним. Не магия, конечно, в традиционном её смысле, зато гарант непобедимого оружия и удачи в бою. Эх, побился бы он с папой и, видя Боги, с огромным удовольствием, выбил клинок из рук самого Жестокого короля!..

— Ад, — отвлек его от мечтаний голос дяди.

Брат, в отличие от Рая, шел медленно, будто оттягивая неизбежное, однако дольше минуты тянуть не смог. Принц заметил, как его пальцы чуть подрагивали, когда Синдбад протягивал из к кристаллу. По правде говоря, Эзраэлю было до жути интересно, что же покажет индикатор. По всему выходило, что Ад — очень слабый маг. Что же будет? Кристалл не изменит цвет? Или отражение магии просто будет очень бледным? Есть ли у Ада Дар? С одной стороны, брат великолепный зельевар, но он всегда готовил с минимальным применением магической составляющей, так что это вполне может оказаться простой врожденной наклонностью, а не видом силы. А что будет ели у Ада все же нет Дара?…

Увиденное поразило всех: пещера взорвалась сиянием, причем сверкал не только белоснежный свет, но и кромешная тьма! У Ада не было Дара Зельевара. В кристалле смешались Жизнь и Смерть!

— Хаос меня забери… — растерянно пробормотал бастард, уставившись на два источающих силу королевских Дара.

Джанго тоже неотрывно смотрел на кристалл… и не мог поверить тому, что видел: фамильная печать Веридорских сковала вместе Жизнь и Смерть, не давая одной поглотить другую и одновременно изолируя из от владельца, и, судя по всему, разглядеть её мог только он один. В памяти всплыла глава книги, прочитанная много лет назад, о печати магической династии, которую мог наложить только старший в роду на членов своей семьи, причем мог сковать вне зависимости от силы любой Дар, кроме идентичного своему собственному. Раньше это был способ воздействовать на род и поддерживать авторитет. Но как, демоны её забери, эта печать оказалась на его племяннике?! Критерием старшего в роду был исключительно возраст, а так как Джанго, со дня своего сожжения и до недавнего времени был изгнан из рода, старшим считался Кандор. Но брат не мог запечатать Дар Жизни, потому что у него такой же! Да и не стал бы Кандор, зачем? Вариант был всего один: где-то проглядели кого-то из Веридорских. Ну, все Монруа отпадают, среди родственников правящей династии по крови нет и уже лет двадцать точно не было тех, кто старше Кандора, к тому же у них своя собственная печать, Веридорскую они вряд ли в силах поставить. Да и кто такой взялся из королевской семьи, но без королевского Дара? От вопросов уже пухла голова, а впереди была еще Конда, и что-то подсказывало Джанго, что и племянница пеподнесет сюрприз.

— Дядя, как это? — между тем ошарашенно спросил его Ад.

— Еще сам до конца не понял, — пробормотал в ответ кронгерцог. — Но даю слово, выясню сегодня — завтра и придумаю, что с твоей магией делать. Одно точно, Ад: на данный момент по силе ты — первый маг этого мира. Не знаю, как поведут себя Дары, когда вырвутся. Логично предположить, что один подавит другой, хотя я уж опасаюсь упоминать какую-то логику после того, что увидел. Так, Конда, твоя очередь добивать дядю.

Попросил — получил. Стоило маленькой изящной ладошке лечь на кристалл, как тот снизу окрасился фиолетовым — Дар Чаровницы, а в середине и сверху… о Боги, вы, верно, решили за десять минут сломать картину мира у кронгерцога Веридорского! Кристалл показал двойственный Дар! На прозрачной глади отразилась темно-зеленая Менталистика, и рябью по ней то ту, то там пробегало бирюзовое Обольщение! Джанго ожидал чего угодно: Жизни, Смерти, Артефакторства, Воина… Да даже Року он бы удивился меньше! Однако это не было зрительным обманом пара Даров явственно различалась.

Надо сказать, сыновья Кандора Х спокойно отнеслись к увиденному. Ад — потому что не знал назначения всех цветов и понятия не имел, что бирюза — это не какой-то подвид Менталистики, а отдельный Дар. Рай — потому что, будучи демоном, видел замечательно, но цвета различал плохо, так что для него кристалл был монотонным, зеленым. Конда же благоразумно промолчала, решив не посвящать братьев во все свои магические способности. А Джанго вдруг понял еще кое-что: девушка унаследовала Дар Чаровницы от мамы, однако магии отца, которая была на несколько порядков сильнее, ей не досталось ни всполоха…

На обратном пути Кандида лихорадочно вспоминала легенду о Дочери Хранителя. Персия подчиняла пиратов песней. А ей отец категорически запрещал петь! Очень кстати в голову пришел совет Марианы спеть Гвейну, если кому-то будет угрожать смертельная опасность, и её утверждение, что голос на него не подействует в полную силу, потому что он чернокнижник, но ослабить ментальное воздействие должно. Неужели правда? Обольстительница… С волосами, пахнущими как возбуждающие духи… Соблазняющая одним голосом…

Рай, не успевший перехватить сестру а выходе из грота, теперь шел прямо за ней, готовый поймать, если она оступится в темноте. И вдруг Конда резко остановилась так, что брат чуть не налетел на неё сзади.

— Ты чего, Конни? — заботливо спросил у неё Эзраэль и все-таки подхватил на руки.

Принцесса даже поправлять его не стала или вырываться, настолько её поразила внезапная догадка. А что если она спела Аду или Раю и случайно приворожила братьев?

 

Глава 4

Об учебнвых процессах, дворцовых должностях и королевских страстях

После мощнейшего выброса магии, опустошившего резерв практически наполовину, Кандор «взялся за свое здоровье и предался одной из самых сильных своих страстей», а по выражению Джанго, наинаглейшим образом скинул с себя все королевские обязанности, которые, видимо, за столько лет правления изрядно надоели, разве что плешь не проели. Его Величество пропустил мимо ушей пламенную речь брата о том, что его, Кандора, Боги справедливо наградили бременем короны, так как из них двоих ярко выраженной ответственностю страдал исключительно младший. Король просто вручил кронгерцогу печать и удалился в тайное убежище под замком. Став Истинным Наследником и получив Дар Артефактора, Кандор временами затворялся в своей личной лаборатории, соседствующей с языческим «святилищем» его жены и с её экспериментальной. Там повелитель кропотливо ваял, паял и выплавлял заготовки под артефакты, а потом, подкопив сил, питал их Жизнью. Кандор мог днями вымерять наилучшею пропорцию веществ для той или иной заготовки и не жалел денег на свои опыты, заказывая самые редкие руды и материалы. Казалось бы, бестолковое расточительство, но стоило окрестным правителям прознать, что Веридорский монарх не прочь продать какой-то из своих уникальных, невероятно мощных артефактов, как их карманы уже были готовы опустеть чуть ли не полностью, лишь бы заполучить такую ценность. А когда Его Величество творил, к нему не подходи.

— Итак, поскольку мой венценосный брат снова ударился в свой артефакторский маразм, — вещал кронгерцог перед всем двором, — я пока за него. Так что имейте в виду, сиятельные лорды и леди, что я не маг Жизни и сущность моя призвана как раз таки обрывать бестолковое существование некоторых не обремененных разумом и моралью существ. Надеюсь, намек ясен и ни у кого не возникнет желания материализовать свои воздушные замки относительно увеличения своей власти и состояния. В противном случае обладатель загребущих ручек будет иметь дело со мной.

Отныне весь дворец стал жить согласно громогласному изречению Джанго: «У нищих слуг нет!» А в категорию «нищих» попали все, от принца крови до хромой клячи. Всюду кипела бурная деятельность: слуги перестали целыми днями зажимать в темных углах миловидных горничных и с остервенением терли всевозможные плоские поверхности, изгоняя пыль из зоны своей ответственности; служанки в свою очередь перестали часами чесать языками и носились по всему дворцу по внезапно образовавшимся срочным поручениям; министры засели за отчеты о проделанной за последний месяц работе и с непривычки уже исчерпали годовой запас перьев и все возможности своей фантазии (знамо дело, Кандор-то предпочитал все доклады принимать в устной форме, а кронгерцог невнятное блеяние выслушивать не намерен!).

Дабы не провоцировать конфликт т вообще максимально развести детей брата, кронгерцог приказал Черной Тридцатке в течение двух месяцев прошерстить все окрестности столицы в поисках тела Лихого, хотя ни минуты не сомневался, что ничего не найдут, а Ада отправил прямиком к отцу. Во-первых, чтобы следил и, если на Кандора вдруг дикая слабость нападет, дотаскивал до кровати. Во-вторых, исследовательский интерес бастард явно унаследовал от короля. Если Его Величество корпел над артефактами, то Ад химичил с зельями и — невероятно! — воссоздавал давно утраченные рецепты и до предела улучшал результаты своих трудов. Ну а в-третьих, Джанго понятия не имел, когда ему удастся разгадать тайну родовой печати на магии Ада. Вопросов было два: кто сковал магию королевского сына и что теперь этим делать? Помочь ему могли только книг и духи. Сперва он обшарит всю библиотеку, а уж потом, если так ничего и не найдет, призовет Рагнара и Веридору, чтобы хоть намекнули, где искать и в каком направлении думать.

Однако самые разительные перемены произошли в жизни Эзраэля. Однажды утром дядя заявился к нему в покои и заявил, что хорош бездарем быть, пора приобщаться не только к правам принца, но и к обязанностям. А обязанности Джанго назначил племяннику такие, что и Кандору грозили только в годы юности, когда из него в спешном порядке лепили наследника. Во-первых, кронгерцог поручил Раю обновить и пополнить знания о Веридоре с учетом всех аспектов: географии, истории, культуры, законодательства, государственного устройства, торговле. Сперва принц попытался возразить, что итак обо всем имеет достаточное представление, на что Джанго, ухмыльнувшись, как выпалил:

— Сколько провинций в Веридоре?

Растерянное молчание.

— Кто из Веридорских правителей ввел «Сольную вольницу»?

Судя по выражению лица Рая, достаточно было задать вопрос, что такое «Сольная вольница».

— На скольких наречиях разговаривают в Веридоре? — продолжал Джанго.

Молчание.

— Система судов Веридора?

И снова нет ответа.

— Прогнозы на импорт драгоценных металлов в Порсул?

— Хреновые, — наконец выдал Эзраэль и на вопросительно выгнутую бровь кронгерцога пояснил. — Восток явно намеревается свергнуть Кандора Х с престола, а это гарантированный конфликт, возможно, и не перерастающий в длительную кровавую войну, но однозначно аннулирующий все предыдущие соглашения, в том числе и торговые.

— Мимо, — покачал головой Джанго. — Отличительная черта Порсула: война войной, а торговля выгодна. Даже во времена открытых столкновений восточные купцы продолжают торговать и буквально вытягивают экономику страны. Так что будешь отвечать мне еще и специфику стран-соседей.

Эзраэль ограничился тем, что помянул про себя родной Хаос, но не нарываться на очередное «внеурочное» задание ума хватило.

За три дня принц набрал такой багаж знаний, что десять лет учебы в Академии теперь вспоминались как беззаботное детство. Да чего уж там, Эзраэль даже познал неуловимую разницу между советниками и министрами! Вроде на первый взгляд все были членами Совета, который вроде задумывался как поддержка королю, только на практике выходило в точности наоборот. Так вот советники представляли собой высшую древнейшую знать Веридора, передающую по наследству не только титул и поместье, но и кресло, собственно, в Совете. Как пояснялось в учебнике истории, советники, а было их ровно столько же, сколько провинций, должны были выступать неким местным самоуправлением и докладывать правителю все относительно вверенной им территории, но жизнь, увы, имела мало общего с замыслами основателя Совета. Повальное большинство советников или просто отсиживали положенные часы собраний, считая минуты до того радостного мгновения, когда можно будет подняться с жесткого родового кресла, или продвигали одну-единственную идею — незыблемость своей власти и увеличение своего благосостояния. Докладывали о благополучии и благоразумно умалчивали о введенных ими «местных сборах», что по законам Веридора каралось лишением титула и конфискацией имущества, так как собирать налоги имело право только государство. И вот однажды, в правление Безумного короля, произвол одного из советников переполнил чашу терпения его людей. Последней каплей стала введенная им пошлина на вывоз и продажу за пределы провинции соли — основной доход местного населения. Разъяренные веридорцы ворвались в особняк советника и учинили над ним расправу. Прибывший на разбирательство король, ознакомившись с отчетной книгой, где советник записывал все введенные им сборы, тут же подписал «Соляную вольницу» — документ, отменяющий все таможенные пошлины внутри страны. Почему «соляную»? Может, потому что началось все именно с соли, хотя версия Джанго показалась Раю более правдоподобной: в связи со всплывшими нарушениями закона внезапно провели проверку всех советников и многих уличили в схожих преступлениях, но не казнили прилюдно, чтобы лишний раз не будоражить народные массы, а по-тихому прирезали в пыточных, а тела сгрузили в бочки с солью, чтобы не воняли и не разлагались, погрузили на корабли, отбывающие в Порсул, и на середине пути выбросили за борт. Тот случай ознаменовался еще и появлением министров и разделением их с советниками обязанностей. Теперь «старая гвардия» занималась исключительно тем, что портила кровь королю, и тешилась осознанием собственной важности. «Пережиток прошлого,» — фыркал на это Одержимый принц. На министров же возлагалась ответственная задача претворять деятельность государства в жизнь. Здесь с большей вероятностью можно было встретить трудящегося человека, к тому же не рябило однообразием высокого социального статуса, а все потому, что Безумный король постановил, что назначать на должность министров может только правитель и как-либо «завещать» место нельзя.

Однако на этом не закончились мучения Эраэля. Далее кронгерцог методично заставлял его полюбить столь ненавидимую политику. Демон упорно не желал разбираться в путаницах престолонаследия и обоснованности претензий соседей на пограничные земли Веридора, но он некроманта еще никто не уходил. Да что там не уходил — даже полудохлым не уползал! В итоге Рай даже начал понимать высокопарные речи о неком гипотетическом праве на трон, которую то и дело заводил кто-то из «милых кузенов Монруа».

Узнал он и историю, связанную с появлением Сараты: несколько веков назад наследный принц Веридора влюбился в единственную дочку герцога Монруа, но отец категорически запретил ему жениться, чтобы вновь не повторилась история Седрика Монруа и Пенелопы Безжалостной. Нет, неземную любовь король, конечно же, желал своему старшему сыну, но считал себя обязанным предотвратить возможные междоусобицы. Правитель предложил влюбленному юноше взять свою красавицу, но не в жены, а в фаворитки, даже башню воздвиг на территории дворца только для нее. Несчастную девушку заперли в самой красивой тюрьме и прямо под ее окнами начали приготовления к свадьбе принца и принцессы из-за моря. Долго плакала Монруа и даже порывалась выпрыгнуть из самого высокого окна, но принц, сумевший забраться по отвесной стене на крышу и пробраться в спальню возлюбленной, убедил ее в своей любви и условился бежать в день своей свадьбы. Спустя несколько дней в Веридор прибыла невеста, дочка-красавица Великого султана Порсула. Ее называли жемчужиной Востока, но даже она не смогла затмить любовь веридорского принца. В итоге влюблённые бежали далеко на север, за Великие горы, а оскорбленный таким пренебрежением к прекраснейшей своей дочери Порсул грозил Веридору войной. Восток потребовал казни всех Монруа, развода второго принца, ставшего наследником после побега своего старшего брата, и его женитьбы на восточной принцессе. Однако Веридор предпочёл военное решение конфликта. Спустя пять лет войны установился относительный мир, но Веридор, дабы не провоцировать мировой скандал, оборвал все отношения с «королевским беглецом». Он был изгнан из рода Веридорских и его сын стал родоначальником так называемых «северных» Монруа, создавших новое государство Сарату, порядок престолонаследия как по мужской, так и по женской линии установился тогда же. Сперва оставшиеся в Веридоре Монруа отрицали свою связь с потомками «беглецов», но стоило тем обзавестись короной, стали претендовать на престол что в Сарате, что в Веридоре. Что же со всеми этими Монруа делать? Эзраэль дал своему дяде однозначный ответ: Веридорские и Монруа либо поубивают друг друга, либо все переженятся, объединив два государства.

А дальше Джанго поручил племянника заботам лорда Дива. Если раньше Эзраэль считал, что сейчас у него «черная полоса» своеобразной учебы, то теперь он со всей ясностью осознал, что то была «белая полоса», а подлинный ад только начинается. От цифр все перед глазами рябило, слова также приелись, особенно те, что в отчетах, то есть проверять надо было чуть ли не каждое. Поначалу первый министр щадил внука и давал ему разбирать всего один отчет в день, и то Рай к вечеру умирал, поскольку начали-то они с южных провинций, а там, как водится был самый бардак, так как ожидающие доходы частенько невероятным образом оборачивались в расходы и наоборот. А потом пошли два отчета в день, три, четыре, пять… Когда дошли до семи, принц не выдержал и взвыл, вопрошая то ли у дедушки, то ли у Богов, на кой демон ему надо вот этим вот заниматься?! Ответил ему Джанго, причем так, что даже юный сын Хоаса не подумал возразить: «Великий король должен уметь все, что входит в обязанности государственных мужей. Если бы ты был маршалом, тебе было бы необязательно разбираться в тонкостях налоговой системы. Если бы ты был советником, тебе незачем была бы тактика. Если бы ты был придворным поэтом, тебе без надобности была бы дипломатия. Если бы ты был только сыном и братом без претензий на престол, ты мог бы и разу в жизни не задуматься о том, что ты оставишь после себя и на чьи плечи переложишь ответственность за целую страну. Стыдно тебе, принцу Веридорскому, не помнить четыре заповеди великих королей: они — воины и во всех сражениях подают пример своей доблестью и лично ведут в бой своих людей; они — политики и отстаивают интересы государства, а не действуют импульсивно или же прогибаясь под чужим давлением; они — управленцы и проводят внутреннюю политику, направленную на развитие экономики и совершенствование законодательства; они — цвет образования и искусства, с соответствующим моральным обликом и чувством прекрасного; они — семьянины и отдают одинаково много тепла всем своим детям и учат их так, чтобы они в свое время заняли законное место на троне и продолжили славную династию, а потом их портреты висели рядом с их предками в главной картинной галерее дворца, рядом с другими великими королями. Я вижу, Эзраэль, ты привык быть первым во всем и убежден в своем превосходстве. Ставить себе высокую планку — это хорошо, только ей еще надо соответствовать. Ты уверен, что будешь получать от жизни все, что хочешь? Будешь, если действительно станешь во всем лучшим. И пойми наконец, что учиться и признавать свое незнание и ошибки — не сыдно, а вот упираться рогом и бесконечно твердить, что ты итак самый-самый — прямая дорожка к поражению». Выдав эту длинную нравоучительную тираду, кронгерцог поспешил строить кого-то другого, а провожающий его изумленным взглядом лорд Див неожиданн для самого себя подумал: «Настоящий Великий король. Достойный наследник Веридорских, истинный».

 

Глава 5

О призрачной помощи, туманных намеках и сложных вопросах

Кладбища и фамильные склепы временно вздохнули спокойно: ночами Джанго осаждал библиотеку. Здесь же практически круглосуточно грызла гранит Конда, но если она штудировала талмуды по магии и тренировалась под чутким руководством дяди. Хотя последнее, конечно, спорно, так как взгляд кронгерцога был устремлен исключительно на многометровые свитки с генеалогией Веридорских королей. Принцесса никак не могла понять, зачем дяде груда одинаковых схем родового древа и кипы старинных летописей, но спрашивать не стала. Захочет — сам расскажет.

Джанго раздобыл все схемы королевской родословной, которые только и были в столице, и кропотливо разобрал каждую задокументированную сплетню о бастардах правителей. Но нет, ничего! Веридорские короли, как и завещал родоначальник их великой династии Рагнар, в большинстве своем очень бережно относились к своей семье и заботились обо всех своих детях не зависимости от их законности. Десять ночей подряд кронгерцог пытался выловить среди покрытых тайной и пылью родственных связей углядеть того, кто в младенчестве Ада, то есть два десятка лет назад, был старше Кандора. Почему в младенчестве? Потому что иначе Дар Смерти поглотил бы Дар Жизни, а внутри юноши сейчас были заперты сразу две могущественнейшие магические силы. Эх, жаль, его самого тогда здесь не было, так бы сам мог прикинуть, кто при дворе шлялся и мог на несколько часов остаться наедине с Адом.

Решив слепо не полагаться на свою память, Джанго проверил все сведения о родовой печати. Так и есть, поставить, а так же видеть печать мог только старший в роду. А снять её можно либо с согласия создателя, либо им самим. «Короче, если этот затейник еще жив, — пытать будем, если мертв — встречайте величайшего некроманта своего времени Джанговира Смертоносного,» — мрачно заключил про себя кронгерцог.

Так ничего и не выяснив, Джанго уже был готов взывать к призракам первых великих королей, когда они сами к нему пришли. В тот вечер он задремал над очередным длиннющим пергаментом и, уронив голову на стол, уплыл в серое марево. Непохоже это было на обычный сон. Ничего не было вокруг, только неосязаемая дымка кружила его в царстве грез. Именно из этого тумана к нему и выступили две фигуры, словно сотканные из полупрозрачных клубов: высокий плечистый мужчина, с длинными, практически до пояса, волосами, и хрупкая симпатичная женщина сренего роста. У обоих на головах угадывались ободки корон.

— Король Рагнар! Королева Веридора! — мигом признал их Джанго и склонился в почтительном поклоне.

— Приветствуем тебя, Джанговир. Изменился ты с нашей последней встречи, — ухмыльнулся призрак первого великого короля. — Помнится, тогда ты требовал, чтобы мы указали тебе способ избавиться от «проклятья чернокнижника», а услышав, что это твоя судьба, причем весьма счастливая, начал угрожать нам.

— Прошу прощения за свое недостойное повдение.

— Полно, — мягко прозвучал женский голос, — мы зла не держим. Ты был молод и горяч, не мог знать своего будущего. Мы очень рады, что ты вернулся в семью, и хотим тебе помочь. Скажи, что ты хочешь узнать?

— Вы же знаете, — кронгерцог перевел взгляд на Рагнара. — Я пытаюсь выяснить, кто наложил на Синдбада родовую печать. Это должен быть кто-то из династии Веридорских и старше Кандора. Я уж всех Монруа перерыл, но нет такого, чтоб двадцать лет назад был при дворе и мог запечатать и Дар Жизни, и Дар Смерти.

— А зачем тебе это знать? — неожиданно прервала его Веридора.

— Чтобы снять печать с племянника, — без запинки выпалил Джанго.

— Зачем же? — вступил Рагнар. — Ты же в курсе, что Кандор проводит ритуал, определяющий Истинного Наследника. Он назвал троих претендентов и один из них действительно Синдбад. Но чем слабее он будет как маг, тем легче будет отнять у него победу.

— Вам же наверняка известно, что я не гонюсь за троном, — криво улыбнулся Джанго. — Так зачем вы мне это говорите?

— Потому что есть человек, которому ты желаешь победы больше, чем остальным, и это не Синдбад. Так зачем же повышать конкуренцию своему фавориту?

— Богов не проведешь и они все равно выберут достойного, несмотря на наличие конкуренции или же ее отсутствие. В добавок ко всему я уверен в своем «фаворите». Кстати об этом… вы сказали, что Кандор отметил троих, но ведь артефактов он сдлал четыре.

— Один из них не пропитан магией Жизни и рассчитан только на защиту, — проговорил Рагнар. — Однако Жестокий король дал шанс далеко не всем достойным. Боги превратили кинжалы в твкие же артефакты еще четверых. Семеро претендентов. Семеро, Джанго! А ты упускаешь такую возможность сократить их число.

— Мне все равно надо выяснить, что за «серый король» укрылся в тени Веридорских, — стоял на своем Джанго.

— Мы не можем просто назвать тебе имя, к тому же оно ничего тебе, да и никому не скажет, — покачала головой Веридора.

— Ну хотя бы скажите, как и где мне искать?! — воскликнул Джанго.

— Ответ не так глубоко спрятан, как тебе кажется, — туманно откликнулся Рагнар, уже начиная истончаться и развеиваться. — Помни, ни на один отбор никто не попадает случайно и не было такого, чтобы за трон боролся один претендент. И еще: не отказывайся от помощи, если она от чистого сердца. Ни к чему излишняя гордыня.

— Ты найдешь ответ, Джанго! И обязательно сделаешь правильный выбор. С тобой благословение Богов, мы верим в тебя! — последнее, что услышал кронгерцог от прекрасной королевы Веридоры, выныривая из сна.

 

Глава 6

О неожиданной разгадке, любовной лихорадке и полезной подсказке

— Дядя! Дядя! — долетело до сознания кронгерцога. Конда уже минуты три трясла его за плечо. — Дядь, я закончила с общей магией! Ну теперь то можно моими Дарами заняться!

— Ой, племяша… — спросонья голова раскалывалась, да и мысли ход замедлили, а тут девчушка аж фонит энтузиазмом. — Давай завтра начнем Менталистику, потом по ходу и с Обольщением разберемся. Чаровницей, думаю, ты и без моей помощи станешь, только пособий тебе парочку подберу…

— Дядя, ты чего? — забеспокоилась принцесса. — Плохо? Может, воды? Целителя?

— Какого целителя, Конд? — невесело ухмыльнулся Джанго. — Последний и то в небытие канул.

— Могу Светлейшую позвать для поднятия… давления.

Хоть её заминка и насторожила кронгерцога, опытный придворный, как и полагается, и тени своих чувств не показал, а вместо этого невозмутимо продолжил в своем стиле:

— Нет, красавица, сейчас мне не осветит дорогу даже Светлейшая.

— Может, я чем помогу? Что ты ищешь-то так долго?

Джанго хотел было привычно отговориться, мол, сам справлюсь. Но вдруг в памяти вспыхнуло напутствие Рагнара: «И еще: не отказывайся от помощи, если она от чистого сердца». А ведь Конда именно поэтому и спрашивает. К тому же осознание, что сам он уже не справился, да и подсказка его пока никуда не вывела, неприятно жгла изнутри и требовало использовать любой шанс распутать головоломку. Что ж, одна голова — хорошо, а две — лучше.

— Как ты наверняка заметила, я носом рою родословную Веридорских. Мне надо найти человека старше твоего отца и обретающегося при дворе двадцать лет назад.

— Так в чем проблема? Наверняка кто-нибудь из Монруа, — пожала плечами принцесса. — Не зря же они распинаются о своем кровном родстве с нами.

— В ом то и дело, что зря. Более — менее родственником Веридорских из ныне здравствующих Монруа может считаться только Дошманд, он вам приходится пятиюродным братом, но двадцать лет назад ему был от силы год.

— Кто-то из его родителей? — предположила Конда.

— Тоже мимо, — покачал головой кронгерцог. — Мать младше Кандора на семь лет, отец по крови не родственник Веридорских. Не сходится. К тому же есть еще одна загвоздка: искомый человек не должен обладать ни одним из королевских Даров. И где, спрашивается, сыскать такое чудо?

— В Порсуле! — вдруг выкрикнула Конда.

— Соглашусь, чудес в Порсуле не занимать, — без особого энтузиазма откликнулся Джанго.

— Да нет, я серьезно! Ты же рассматриваешь только потомков Персиваля, а ведь легенды гласят, что у Рагнара и Веридоры была еще и дочь Персия. Он вышла замуж за Великого султана объединенного Порсула, шахин шаха Кайсара, а после его смерти — за первого чернокнижника Ардешира. Получаются, её потомки остались в Порсуле и тоже родня Веридорским. Я даже читала, что одному из них суждено вернуться в Веридор и принести сюда Дар Обольщения.

Сперва кронгерцог только досадливо сморщился. Он слышал про сказку о Персии, Дочери Хранителя, но никогда не принимал её в серьез, но стоило принцессе упомянуть Дар, как смутное предчувствие неприятно заскреблось где-то в темном уголке души. К нему примешивалась и обоснованное негодование: и как ему разобраться в потомках Персии? Да в этих восточных гаремах черт ногу сломит, споткнувшись об очередную наложницу, растянувшуюся перед своим господином, а порой и господами, прямо на пушистом ворсе ковра! К тому же там детей от наложниц не то что в летописи не вносят, их отец наперечет частенько не знает!

— Ладно уж, иди спать, а я подумаю, как пройти по следам, или вернее по постелям, Веридорских, которые и на Востоке отметились. Живучий мы все-таки род: нас не извести, мы, куда ни попадаем, везде расплодиться можем!

А ведь и правда было уже поздно, два часа ночи, так что предложение поспать было ко времени. На пороге Конда остановилась, мгновение подумав, обернулась и выдала еще одну конструктивную мысль:

— Можно пойти с другой стороны: взять всех тех, кто теоретически мог бы подходить и методом исключения вычислить нужного.

Джанго вздрогнул. Ну конечно же! Тот, кто наложил печать, для ритуала должен был достать хотя бы одно из родовых артефактов Веридорских, а хранятся они в хранилище под замком вместе с секретными документами и доступ туда имеют только члены королевской семьи, некоторые советники, считанное количество министров и еще несколько высоких должностей: маршал, казначей, дипломат первой ступени. В общем, это лучше, чем перебирать гарем султана. И сведения обо всех этих людях имелись, причем в одной книге и громким названием «Сильные мира сего». Джанго не стал кликать Рагнара — знал, что тот сейчас вместе со своей возлюбленной кружится в романтическом танце под бархатным куполом ночного неба, усыпанного блестками, — нужный том отыскал сам и раскрыл на одной из последних страниц, как будто специально примятой… и обмер.

Эта книга стоила жутко дорого, и немалую стоимость добавляли «живые иллюстрации». Все портреты были сделаны искусно и передавали не только внешность, но и мельчайшие особенности мимики. И вот с правой стороны разворота на него смотрел, озорно щурясь и приветливо улыбаясь, невероятно привлекательный молодой мужчина. Сразу бросалась в глаза некоторая экзотичность его облика: каштановые локоны, пышными волнами ниспадающие до плеч, теплые бездонные шоколадные глаза, высокие скулы, карамельная кожа. Золотая перевязь и эфес, усыпанные драгоценными камнями, красноречиво указывал на звание своего владельца — маршал Веридора. Среди «сильных мира сего» скалился, наверное, самый невероятный человек всех времен. У него не было имени. Не было гроша в кармане. Не было родины. Скоморох, просто шут заморский, некогда ступивший на землю Веридора с корабля, прибывшего из далекого враждебного Порсула. Просто мальчишка, веселящий столичный люд на Большой площади. Человек, сумевший дослужиться до маршала и доказавший своей кровью, что готов умереть за Веридор и своего короля. Человек, невероятное количество раз спасавший Кандора от верной гибели и в роковой час принявший смертельный удар вместо него. Человек, ставший братом королю и опередивший его рождение всего на два дня! «Помни, ни на один отбор никто не попадает случайно и не было такого, чтобы за трон боролся один претендент,» — звучало в голове у Джанго, а следом и его собственные слова, не так давно сказанные племянникам по пути к Магической Пещере: «Вот Кандор, хоть и остался единственным наследником, все равно призвал Персиваля за спиной у отца и прошел отбор, только дрался на последнем этапе с избранным Богами противником, своим будущим лучшим другом и маршалом Веридора, а тогда еще уличным паяцем и бездомным оборванцем Скоморохом. Выиграл, но не сказать, что очень легко. Говорят, Скоморох был невероятно сильным менталистом». Скоморох, выходец из Порсула, не случайно попал на отбор. И двадцать лет назад он уже был маршалом Веридора и легко мог достать артефакт Веридорских. И он не обладал королевским Даром, его силой была ментальнная магия.

Но не отыскавшийся так неожиданно ответ поразил Джанго, нет. Он застыл, глядя на портрет Скомороха, и не мог отвести глаз. Несколько минут назад он видел прямо перед собой точь-в-точь такие же каштановые кудри, красивые черты лица и карамельную кожу. Кронгерцог хорошо помнил маму Кандиды, золотую красавицу Лилиан, обрученную с Кандором до его первой женитьбы и ставшую королевой после смерти Вэллы. Дочка взяла от неё большие зелено-карие глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц и Дар Чаровницы. А от Кандора — ничего. Ни одной черты лица, ни всполоха магии. Конда — сильная менталистка, и Дар Обольщение — наследие далеких предков-демонов, скорее всего действительно Персии, Дочери Хранителя.

Сам собой задался вопрос: на втором этапе отбора дух Персиваля беседует с каждым претендентом и обязательно спрашивает о желании того взойти на престол, почему же Скоморох согласился? Ради власти и денег? Судя по поступкам, нет. Даже зная, что принадлежит к правящей династии, он безымянным прошел путь от рядового солдата до маршала и если чем и гордился, то своей доблестью, но никак не происхождением. Тогда зачем? И когда Скоморох признался другу, что это он был его противником, скрытым под мороком, во время отбора. Ответ воплотился в практически идеальном сходстве портрета на правом развороте в конце книги о «сильных мира сего» и принцессы Кандиды Веридорской. Даже наметилось маломальски логичное объяснение, зачем Скоморох запечатал магию Синдбада. Джанго знал, что многое в этом мире вершит «любовная лихорадка», не позволяющая непосредственным участникам хоть немного думать о будущем, вот только кто расскажет, как с ее последствиями теперь, в Хаос, разбираться?!

 

Глава 7

Об инквзиторской морали, никудышом плане и предстоящем обмане

Когда к вам с утра пораньше вваливается некромант, это слегка напрягает. А уж когда стальную дверь вашего тайного логова с ноги выносит сам Его Светлость кронгерцог Джанговир Веридорский с самым дорогим и крепким вином наперевес, это уже страшно, особенно если его фееричное появление сопровождается громогласным:

— Помянем!

— Ты поднял из могилы труп какого-то нашего славного предка и вновь упокоил? — меланхолично осведомился Кандор, сосредоточенно отмеряя ровно шесть целых семьдесят восемь сотых грамма липия пахучего для приготовления «консервирующего» магические свойства эликсира, а вот Ад нервно дернулся.

— Что это у тебя за дрянь? Воняет хуже чем годовалый скелет! — тут же скривился Джанго.

— Так а кого поминаем? — обеспокоенно спросил Ад, еще не привыкший к дядиному некромантскому чувству юмора.

— Ваше затворничество и мою ответственность! — возвестил кронгерцог, попутно разбивая о стену закупоренное горлышко бутылки и заливая в себя вино. — Все, Ваше Величество, извольте принимать обратно груз короны и освободить от своих же обязанностей своего непутевого брата.

— Ну почему же непутевого? — все так же бесстрастно продолжал Жестокий король, старательно растирая содержимое ступки и будто бы полностью погрузившись в созерцание зеленоватого порошка на дне. — Даже сюда дошли слухи, что ты, брат, навел порядок во дворце, даже слуг от разврата отвадил. Право же, надеюсь, они надолго усвоили урок, а то мне, как магу Жизни, не с руки примерять на себя роль блюстителя чистоты и нравственности.

— Кстати о твоей грязноте и не нравственности — вот и еще один повод выползать из этой дыры, даже для склепа непригодной, и возвращаться не только к своим невестам, но и к фаворитке. Тебя тут от отсутствия женского пола еще не плющит?

— Еще месяц продержусь.

— А вот я не продержусь! — не унимался Джанго. — Кандор, имей совесть! Кто из нас король? Я мало того что укротителем демона и принцессы выступаю, так еще и натиск жаждущих пригреться рядом с тобой в постели и на троне в одиночку сдерживаю. Пожалей своего не юного старшего братца, на трех пылких дев разом меня уже не хватает!

— Трех? Значит, Тейша не оставляет попыток до меня добраться?

— Она в первую очередь!

— Ну так в чем проблема? — не проникся Кандор. — Их трое и вас с Раем и Дивом трое, пускай каждый по одной и отвлекает от моего отсутствия.

— Нет у тебя совести, Ваше Величество, — обличительно заявил некромант и запил это утверждение еще одним большим глотком. — А отвлекать Эзраэля от государственно полезного дела я не буду, в конце концов твои невесты — ты и разбирайся.

— Государственно полезного? — удивился король. — Это что такое он там делает? Надеюсь, вы там никакой войны не начали?

— А ты вылези и посмотри! — съязвил кронгерцог. — Я, между прочим, на пару с Дивом воспитал из дикого демона практически первого министра, а из девчонки-недоучки — неслабую магиню. Да в нас дрессировщики… тьфу! то есть преподаватели пропали.

— Ну, вот чтоб не с концами пропали — практикуйтесь!

— Кандор, почему ты не хочешь возвращаться? — тон Джанго в один момент растерял всю шутливость, он даже вино отставил. — Ад, поди прогуляйся до дворца, составь брату компанию. Рай с утра заперся в твоей лаборатории и, кажется, так и не выходил. Я уж не стал к нему ломиться во избежание взрывов, так сказать. Проверь, чего он там наварил.

Юноша смерил взглядом отца и дядю. Ему и самому казалось странным, что король как будто забился в угол и боится нос высунуть. Но как бы ни хотелось подслушать, в чем же причина странного поведения отца, Ад неохотно прошаркал к двери, а затем и к выходу из «логова», прекрасно понимая, что вздумай он подслушать, двое сильнейших магов современности его тут же засекут.

— Так что случилось? — уже начиная нервничать, повторил Джанго.

Кандор молча достал из кармана сложенный вчетверо лист. Кронгерцога передернуло — черный лист. Во всем мире только двух отправителей можно было определить по цвету письма. Послания Отче представляли собой исключительно белоснежную бумагу. А красные строки на черном — знак Инквизитора. Легендарный Палач. Он не опирался на какую-либо веру, как тот же Отче. Он не был главой государства. Он просто был силой, вершащей суд Богов. Его невозможно было убить. Невозможно подкупить. Невозможно обмануть. Если Отче жил как обычные люди, то Инквизитор был один на тысячелетия. Никто не слышал, чтобы у него был дом, семья, друзья. Он появлялся из ниоткуда, предварительно присылая «оповещение» о своем прибытии. От него невозможно было скрыться. Невозможно оспорить его власть. Он был властен над всеми людьми и имел право казнить даже сильных мира сего. Откуда у Инквизитора такая сила? Один-единственный человек знал его тайну, и он только что протянул брату чей-то смертный приговор, ибо Инквизитор неизменно оставлял после себя кровавый след везде, где появлялся.

— Значит, сегодня вечером прибывает… — помертвевшим голосом проговорил кронгерцог. — Кандор… Знаешь, я никогда не встречался с Инквизитором, только слышал, что от него, словно от Бога, невозможно скрыть даже самые потаенные желания и мотивы… У меня есть свои секреты и пока я не всем могу поделиться с тобой, братишка. Только, если вдруг что, знай, я никогда ничего плохого не замылял против тебя и семьи… Нашей семьи…

— Ты чего, Джанго? — пришло время королю удивляться. — Я тебя не понимаю. Ты думаешь, Инквизитор найдет повод судить тебя? Но за что? Что ты сделал?

— Я — ничего, — вс так же глухо отвечал кронгерцог. — Но порой за себя мы боимся гораздо меньше, чем за дорого человека. Я знаю, что существует только один способ оспорить решение Инквизитора — вызвать его на поединок. Победишь — отменяешь приговор. Проиграешь — отдаешь свою жизнь взамен осужденного. И если вдруг случится то, чего я боюсь больше всего на свете, я буду драться с Инквизитором.

— Джанго, тебе не победить, — прервал его Кандор. — Я не стану спрашивать у тебя, чью жизнь ты ценишь превыше своей. Скажу только одно: не дай этому человеку даже попытаться совершить преступление. Убеди его, что за эту роковую ошибку ты заплатишь жизнью.

— Ну, я бы за себя еще поборолся, — попробовал отшутиться Джанго.

— Нет, брат. Инквизитора победить невозможно, даже такому могущественному магу и великому некроманту, как ты. Мы всего лишь люди, Джанго. И не нам противостоять древнейшему магическому существу. Инквизитор… он не человек. Он — дракон, Джанго.

Пару мгновений в комнате висела напряженная тишина, которую разорвал нервный смешок кронгерцога:

— Что?… Дракон? Кандор, братик, ты чего несешь? Какой, к демонам, дракон?!

— Последний в своем роде… по крайней мере в нашем мире. Ему порядка семи с половиной тысяч лет. Знаешь, он чем-то смахивает на Хранителя, на Рагнара. Только тот отказался от бессмертия, встретив свою единственную и пожелав жить с ней на земле, а Инквизитор… он будет палачом на службе у Богов, пока с него не «освободит» его единственная, подарив поцелуй, полный чистой искренней любви.

— Откуда… откуда все это?… — шок сковал мысли кронгерцога так, что связать три слова не удавалось, не то что выдать что-то завершенное с точки зрения смысла, но брат его прекрасно понял, возможно потому, что сам пребывал в похожем состоянии.

— Я знаю его.

— Кого?! — Джанго чуть ли не хрипел, оглушенный признаниями короля.

— Инквизитора. Когда мы встретились впервые, я понятия не имел, кто он. Да по-моему, никто понятия не имел. Думаю, он впервые вышел к людям не как Инквизитор, а как богатый молодой аристократ-южанин, кем он, по сути, и является. Ты, может, его помнишь: лорд Нарцисс, граф Ла Дарант Ла Кенти' Ле Турмен дю Голэ'.

Казалось, удивиться больше Джанго уже не мог. Оказалось, мог. Он прекрасно помнил лорда Нарцисса. Да и как не запомнить высокого статного платинового блондина, негласно претендующего на звание первого красавца Веридора, тогда принадлежащее наследному принцу Джанговиру. Нарцисс не уступал королевскому сыну ни в чувстве вкуса, ни в богатстве наряда, ни в количестве поклонниц. Боги, да они ведь однажды поспорили, кто за неделю соблазнит больше невинных дев и «доказательства» записывали на кристаллы памяти, чтобы все было по-честному! Проигравший всего из-за одной девственницы Джанговир заплатил Нарциссу столько золота, что хватило обеспечить до конца жизни всех обесчещенных красавиц (правда, никто из придворных не верил, что знатный аристократ так бестолково спустил весь свой сказочный выигрыш, и только Джанго знал, что это чистейшая правда и почему-то бесился из-за этого еще сильнее). И это развлекался Инквизитор!

— Погоди, Кандор… Какого демона он решил поиграть в простого аристократа и почему именно у нас?

— Его единственная выросла и он это почувствовал, к тому же он действительно граф Ла Дарант Ла Кенти' Ле Турмен дю Голэ'. Звучит, скажи?

— Аж зависть берет, — без особого воодушевления отозвался Джанго. — Брат, в чем подвох? Кого первого казнить будут?

— Уже не уверен, ты вот, как услышал о его приезде, сразу прощаться со мной по неизвестной причине начал. Может расскажешь, чего такого может случиться?

— А у нас, брат, всегда что-нибудь, да случается, причем не так, а обязательно судьбоносное, — туманно отвечал кронгерцог. — Ты лучше проясни, раз он нашел свою единственную, которая к тому же и повзрослела, тогда почему они еще не поцеловались и не живут долго и счастливо?

— Тут понимаешь в чем дело… — король неожиданно смутился и даже слегка покраснел, чего Джанго за ним раньше не замечал. — В общем, она влюбилась. В меня. Давно, когда я был наследным принцем.

— И ты еще жив? — скептически приподнял бровь некромант.

— Да я сам до сих пор поверить не могу, — тяжело вздохнул Кандор. — У Нарцисса даже был шанс убить меня вполне законно. Дело в том, что тридцать лет назад я узнал, что он Инквизитор, и поводом служили… не самые приятные события моей жизни. Меня тогда впервые пытались отравить. Артефакт палача во время суда признал виновность одной юной особы…

— Ты любил её? — понимающе кивнул Джанго.

— Да, и мне было бы гораздо проще не знать правды. Да я предпочел бы, чтоб у нее все получилось, лишь бы она была жива! И тогда я вызвал Инквизитора на поединок. Знал, что приму смерть от его руки, но все равно решил, что уж лучше моя голова слетит с плеч, чем толпа будет глазеть на её казнь. Помню, как упал под ноги Нарцисса после часа боя. Он мог вогнать в меня меч, но почему-то не торопился. Все смотрел на меня, смотрел, будто раздумывал над чем-то… А потом протянул руку и помог подняться. Сказал, что пройдут годы и я стану величайшим воином, да я и сейчас неплох, раз столько держался против дракона. Тогда я спросил у него, почему до сих пор жив, и Инквизитор сказал мне, что его единственная будет долго горевать, если меня не станет, а он не сможет видеть её слез. А я, дурак, брякнул, что на его месте зарубил бы соперника, раз уж даже ситуация подходящая. А он усмехнулся и сказал, что я у его единственной — проходящее, а вот он… Придет время, и она поймет, как любит его и подарит тот легендарный спасительный поцелуй. Вот только… Джанго, ты хорошо стоишь? Может, присядешь?

— Кандор, почему-то моя интуиция вопит, что милосерднее будет самому убиться виском об угол стола, рухнув от изумления, чем ждать кары Инквизитора. Не скажешь почему?

— В общем, у меня ребенок от единственной Инквизитора.

— Дай угадаю, а Нарцисса вы на крестины не позвали в качестве почетного гостя? — голос кронгерцога так и сочился сарказмом.

— Да, он не знает.

— Итак, мы возвращаемся к предыдущему вопросу с небольшими корректировками: и вы еще живы?!

— Представь себе! Более того, таким же живым я и планирую оставаться и сына сохранить!

— Это вряд ли, сын то для единственной не «проходящее». Кстати, почему Инквизитор не сторожил свою любовь и так долго не объявлялся?

— Да демон разберет этого дракона! — фыркнул король. — Так вот я жду, пока сынок спустится ко мне, и тогда я запру его в ритуальном зале, где собраны все Боги. Туда е сможет пробиться даже Инквизитор, переступать его порог могут только те, чью ауру пропускает моя защита.

— Так вот чего ты тут окопался! А единственная, стало быть, не Алис, раз Синдбад еще не заперт. Только, Кандор, план у тебя, говоря откровенно, хреноватый. Инквизитор вполне может ночью, когда твое дитятко спать будет, привести сюда под ножом ту же Конду и заставить ее убить брата во сне. Нарцисс может обмануть мальчишку, как-то выманить его, или тот сам сдури вылезет. Так что вылезай-ка отсюда, Ваше Величество, и вперед навстречу гневу Инквизитора. И потом, нельзя, что ли, не афишировать, что конкретно этот паренек — сын от той самой единственной.

— У него внешность… приметная.

— Значит, надо выкурить отсюда Инквизитора, пока он не догадался о пасынке. Есть предположения, чего ему надо?

— Абсолютно никаких, — покачал головой Жестокий король. — Но ты прав, чем быстрее он свалит, тем лучше для всех. Палач едет казнить, а карает он исключительно по справедливости, Джанго, и мне уже заранее страшно. Инквизитор — сила превыше меня, и если раньше я мог на что-то закрыть глаза, что-то простить или утаить, то теперь за все грехи и грешки поплатятся все и сполна. Взять ту же историю с Алис. Я не стал никого выводить на чистую воду, а будь тогда здесь Инквизитор, она бы уже лишилась головы. Более того, уверен, артефакт признал бы виновным и Ада, ведь он уничтожил улики и покрывал преступницу. Не обошло бы возмездие и меня, я же не провел должным образом расследование и казнил невиновного… и, думаю, если вплывет правда о пресловутом сыне, вполне возможно, мою шею первой проверят на прочность.

— По справедливости карает, говоришь… Что ж, если по справедливости, то нам всем впору в очередь строиться на эшафот, — глубокомысленно заключил Джанго.

 

Глава 8

О доводах ума, чутье коня и засаде врага

Ад не спешил во дворец. К чему? Рай не маленький, чего его контролировать? Мало ли что ему приспичило набадяжить. Может какую девку в темном углу зажал а теперь в срочном порядке отгораживает себя от возможных последствий. А вот что на уме у отца, вот это интересно. А еще интересно, что же в конце концов решат с Гвейном. Дядя, конечно, молодец: услал его со всей Черной Тридцаткой подальше. Вот только вечно они искать тело Лихого не будут и вернутся, да и не отказываться же от дополнительной охраны из-за одного-единственного заговорщика, цепляющегося за свой не совсем законный (да кого волнуют такие мелочи!) шанс на трон. Да даже если Гвейн в самом деле очарован, что это меняет? Какая разница, в здравом уме он засадит нож в спину или же одурманенный Тейшей? Рай все хватается за какие-то эфемерные возможности, надеется, что найдет способ вытащить брата. Но его нет, этого бескровного пути! А пока Лихой бороздит просторы Порсула, а они здесь ждут у моря погоды, Гвейн вполне может нанести новый удар, на этот раз выверенный и разящий цель без каких-либо осечек. И почему отец решил замять эту историю? Ведь уже почти два месяца прошло. Тоже не хочет замечать очевидного, как и Рай?… Нет! Отец не может быть так слаб, он же Жестокий король, безжалостно казнящий заговорщиков собственной рукой! Он же выжег магию Рая, так чем лучше Гвейн? Также потенциально опасен, а покушение — вопрос времени. Короче, основание минимум для того, чтобы закинуть за решетку на неопределенный срок, имеется. Одним росчерком пера проблема решается, а душевные муки моральное самобичевание в политике и обеспечении безопасности государства еще никому не сослужили хорошую службу.

По предплечью прошлась приятная теплая волна. Это отцовский подарок, припрятанный в рукаве, молчаливо выражал свое согласие. Порой Аду казалось, что кинжал действительно живой и вторит его мыслям. И сейчас он слегка нагрелся, словно намекая, что готов вонзиться в грудь по самую рукоять и так защитить своего рассудительного хозяина. Всего на миг Ад прикрыл глаза, вслушиваясь в реакцию артефакта… и это стало непоправимой ошибкой.

Краем глаза юноша заметил шевеление за выступом дворцовой стены и тут же вскинул руки, сплетая щит. Запоздало мелькнула мысль, что кинжал — это защитный артефакт. Но вот магические потоки, повинуясь ловким пальцам, сформировали преграду, о которую спустя секунду рассыпалась шаровая молния. Перед Адом был ведьмак, скорее всего тот, из свиты Светлейшей. Логичное продолжение: сперва отравленный артефактором гребень для Конды с интересными свойствами, идеально имитирующими симптомы беременности, а для него — точная копия его любимого перстня с сапфиром и любопытным проклятием. Нет, формально не смертельным, всего лишь гарантирующим букет трудноизлечимых болезней, и большинство из них ни за что бы не умудрился подхватить человек, отличающийся целомудрием. Отец и Алис без труда сложили два и два: кто-то пытался ловко убрать лишних претендентов на трон, и изящный почерк указывал на одну конкретную гостью Веридора. Прибавить к этому то, что дяде не досталось «подарочка» и Светлейшая была не против него как претендента на престол и её руку…

Додумать Ад не успел: о щит разбилось еще два облака и тот пошел рябью, но устоял. Эх, дотянуться бы до кинжала, порезать руку и вызвать отца. Этот гад силен, вот уже новый вихрь закручивает, а щит уже еле держится. Для него, мага без резерва, это вообще чудо из чудес, невероятнее было бы, если бы он удержал не небольшой заслон прямо перед собой, а полноценный куполообразный щит. Небольшой ведьмаковский смерч таки разорвал плетение, но не задел Ада, просвистев в сантиметре над ухом. Лихорадочно соображая, что делать дальше, юноша хотел было заново переплетать магию, но шорох сзади заставил вспомнить о неприкрытости тыла и резво отпрыгнуть, отпуская потоки. Во время — земля, дрогнула и разверзлась на том самом месте, где только что стоял Ад. Так, громила-стихийник тоже здесь. Двое на одного, а у него и против ведьмака шансы были весьма призрачные. Но у него были несколько спасительных секунд, пока противники запустят в него новую порцию атакующих заклинаний, и Ад потянулся к рукаву с заветным кинжалом.

— Тарес куэро маронер! Лиэро донес! — прогремело прямо у него над головой проклятие Мраморная сеть. Название странное, а эффект простой — парализующий.

Трое на одного — ни шанса. Синдбад упал, как подкошенный; он мог видеть и слышать, но тело сковала магия, не давая не то что шевелиться — дышать полной грудью!

— Полудурки… — процедил сквозь поджатые губы проклятийник — Узнает госпожа, что её «отборная» свита практически в полном составе не смогла положить мальчишку, у которого не магия, а так, насмешка судьбы. Какие вы, к демону, могучие маги, если этот позор короля вдвоем чуть-чуть не упустили?

— Не поминай Одержимого, — шикнул на него громила-стихийник, взваливая на плечо Ада. — А этот недомаг, как ты верно заметил, сын Жестокого короля и племянник самого Ветра Смерти. Хоть капля, а кровь этих сынов Дьявола у него имеется.

— И этих осатаневших тоже не поминай, а то ведь выползут прям из стены! — оборвал его ведьмак, сам не подозревая, насколько он близок к истине.

Трое слуг Светлейшей подхватили бастарда короля на руки, а спустя четверть часа из надежно укрытой двери на свет божий вышли Его Величество Кандор Х и его брат. Если король был полностью погружен в свои мысли, то кронгерцог сразу почуял свежие колебания магического фона. Нехорошее предчувствие закралось в его душу, и усилилось оно, стоило ему повернуть голову и увидеть вдалеке вороного, во весь опор мчащегося куда-то в чащу леса. Джанго давно приметил этого красавца в конюшне и узнал, что на нем во дворец прибыл принц Эзраэль, даже разок видел, как Конда заходила в денник огромному жеребцу без единого светлого пятнышка, трепала его по холке и ласково нашептывала в самое ухо: «Мрак… хороший мальчик…» Вот только не знал никто, что Мрак — далеко не обычное животное. Как раз незадолго до прибытия Эзраэля из Военной Академии и того памятного покушения на Кандора крогерцог провел ритуал призыва тотема для своего старшего племянника-чернокнижника. Тотемом Гвейна оказался конь, в два раза улучшающий физические кондиции обладателя и, как и все тотемы, оберегающий от магического воздействия. Поэтому-то Джанго и не верил сперва, что на Гвейне приворот на крови, ведь Мрак должен был если не полностью защитить, то хотя бы предупредить его. Но потом он нашел на конюшне тотем в материальной форме, даже не пытающийся вернуться к Гвейну. Вывод напрашивался только один: Мрак точно знает, что хозяин действует не по своей воле, и ушел от него, дабы отнять дополнительные силы. А направился тотем к тому, кому был на тот момент нужнее всего, — изгнаннику-принцу, опальному Одержимому. А сейчас, значит, кому-то помощь была нужна куда больше, чем Раю…

* * *

Два часа неподвижности, за которые трое слуг Светлейшей успели дотащить его до Вихры, погрузить в лодку и отчалить в сторону устья, показались Аду вечностью. От собственной беспомощности на глаза чуть ли не слезы наворачивались. Вот что ему мешало не геройствовать, а сразу порезать руку о кинжал и призвать отца. Юноша знал ответ, но все равно не хотел признаваться даже в мыслях самому себе. Он просто не хотел показаться слабаком перед Кандором. Глубоко в душе Синдбад завидовал Черной Тридцатке и Раю: они были элитой армии, сильнейшими из сильнейших. Как однажды выразился Гвейн: «Статус обязывает — мы же дети самого Жестокого короля, самого могущественного мага и самого искусного воина в мире». А он тоже был сыном великого короля, только вот величия в нем не было ни на грош. Ни воин, ни маг. Даже то, что кристалл а Магической Пещере показал, что у него сразу два королевских Дара, бесполезно. Какой в них прок, если пользоваться ими он не может. Отец ничего не смог ему объяснить и дядя до сих пор отмалчивается. Что ему думать, как пробудить силу? А никак, все равно конец его близко, на что красноречиво указывал разговор «светлейших» псов:

— И какого демона мы тягаем этого в реку? Какая разница как ему подыхать? Зарыли бы на месте его в землю и дело с концом! — в голос возмущался стихийник, которому, к слову, не составляло особого труда взвалить Ада на плечо и одному доставить куда угодно.

— Ага, чтобы нас кто-то у дворцовых стен и заприметил! — не соглашался с ним ведьмак. — Но вот зачем именно топить, тоже не понимаю. Куда как проще на бережку под ивой какой по-тихому прикопать, может, даже не добивая, там и земля помягче будет…

— Госпожа сказала топить, значит топить, — ледяным голосом отрезал проклятийник и, покосившись на Ада, добавил. — Не захотел ты, парень, со срамной болезнью ходить и намек не понял, чтоб убирался, пока ноги при тебе, да и другие жизненно важные органы целы. Ну, а у недогадливых одна дорожка — на речное дно.

Они уложили юношу на дно лодки и, спокойно рассевшись по лавкам, поплыли через всю столицу. Голова Ада была немного наклонена вбок, и он видел, как проплывает мимо него мостовая набережной и слоняющиеся перед полуденным зноем зеваки. Они то, глядя на одинокое простое суденышко, думали, что это четверо друзей выбрались на речную прогулку и один из них, симпатичный златокудрый голубоглазы юноша, решил прилечь и полюбоваться небом и городскими улицами, пока его товарищи неспешно гребут по течению. И никто, абсолютно никто не мог понять Ада, заметить его отчаяние, услышать его крики о помощи. Никто не мог ему помочь, в том числе и он сам. Когда лодка, мерно покачиваясь на волнах, пересекала черту города, мысли о безысходности вытеснили другие, не менее беспросветные. Ад думал о близких, которые так никогда и не узнают, что с ним случилось. Мать заметит его отсутствие быстрее всех, скорее всего, уже к вечеру, но решит повременить с паникой и поднимет весь дворец на поиски только к завтрашнему полудню. И ничего удивительного, он ведь частенько пропадал на денек-два то в лаборатории, то с какой-нибудь красавицей. А потом все будут искать его, искать, в то время как от него даже трупа не останется — река упокаивает несчастных надежнее земли.

— Ну, думаю, хорош, можно здесь! — провозгласил громила, выпуская из рук весло и расправляя могучие, шириной в аршин плечи.

— Может, тебе хоть глаза закрыть? — как-то неуверенно спросил ведьмак, все это время украдкой поглядывающий на него. Как будто Ад мог ответить!

Не мог, но вои подумать над вопросом — вполне. Юноша вдруг понял, что ему очень страшно смотреть в глаза собственной смерти. Наверное, слепо ждать мига, когда твоя жизнь оборвется, намного хуже. Но сейчас он был готов на что угодно, лишь бы не видеть последние холодные приготовления к собственному убийству: как поднимается проклятиник, как громила прикидывает на глаз глубину водоема, как ведьмак задумчиво проводит большим пальцем по лезвию ножа, словно раздумывая над тем, не проявить ли ем великодушие и не зарезать ли его предварительно, чтоб один взмах лезвия — и все, разом перерезанное горло, мгновенно остекленевший взгляд и навеки замершее сердце.

— Бросай, и дело с концом, — жестко отрезал проклятийник. — Делать нечего, с покойником реверансы разводить.

С покойником… как последний гвоздь в крышку гроба. Осознание, что вот она, последняя минута его жизни, чугунной плитой навалилась на Ада и в глазах снова предательски заблестело. Боги, да он был готов валяться на коленях и умолять о пощаде, готов был хоть душу продать Светлейшей, только бы не упасть через несколько секунд в объятия смерти и не остаться в них навсегда!

Но судьба немилосердна и скупа на чудеса. Вот и сейчас ничто не спасло его: ни один из слуг Светлейшей не сжалился над ним, ни одной живой души не было в округе. Да и что может какой-то случайный прохожий против такой свиты? Стихиний рывком поднял его на руки и уже приготовился размахнуться и выбросить за борт. Голова Ада безвольно мотнулась в сторону и его взору предстал один из берегов, а одновременно с этим уха коснулось лошадиное ржание и стук копыт. К реке стрелой примчался черный всадник и, осадив под собой вороного, прищурился, рассматривая, как трое мужиков топят мальчишку. За мгновение до того, как громила бросил его, Ад осознал: это Гвейн. Просо сидит верхом на шикарном скакуне и равнодушно смотрит, как его убивают. Приворот на крови не давал Тейше власти над поступками Гвейна, а опутать ментальной сетью чернокнижника не под силу человеку. Он прекрасно понимал, что его, Ада, сейчас убьют, и сознательно не вмешивался. Они ошиблись! Свалили все на чудо-приворот, предположили загадочное участие Порсула в некой закулисной игре, а все оказалось гораздо проще. Лидер Черной Тридцатки — обыкновенный заговорщик, но его будут до последнего оправдывать те, кто его любят. Дай Боги, хоть отец во время одумается и поймет, что такой, как Гвейн, заслуживает только эшафота…

А дальше мир взорвался шумом всплеска воды, и разом стало холодно и мерзко, тело затопили ужас и река. Его медленно тянуло ко дну, все такого же неподвижного. Свет — вот последнее, к чему он всей душой тянулся, перед тем как его сознание окончательно сорвалось во тьму…

 

Глава 9

О неожиданных откровениях, конюшенных стихах и неутешительных выводах

Джанго не бросился за Мраком только потому, что в этом не было ни капли смысла: ни настигнуть коня, ни тем более обогнать его он не мог, к тому же если уж тотем не сможет защитить, то опоздавший он сгодится разве что как маг Смерти. Однако же этот пока неизвестный случай не давал ему покоя, и было от чего.

Живо вспомнился тревожный «семейный совет». Когда они все неделю назад собирались в подземном «храме языческих Богов и Единого», Конда высказала предположение, что Тейша — не человеческая девушка, так как ни одному простому магу не одолеть чернокнижника даже хитростью. На вопрос, кто же она тогда, принцесса заявила, что в восточной мифологии есть магическое существо, которое в силах обернуться человеком так искусно, что ни у кого и не возникнет мысли о подмене — джин. Услышав это, Ад и Рай воззрились на сестру с милыми улыбками и иронией в глазах, мол, милая девочка сказочек порсульских на ночь перечитала. Кандор тоже поначалу отнесся к этой гипотезе скептически, ибо в заморских тварях и тварюшках был несилен и в их существование верил слабо. Но что Жестокий король никогда не подвергал сомнению, так это слова своего брата, а кронгерцог-корсар, покопавшись в памяти, пришел к выводу, что из всех известных ему существ, только джины могли принять форму, полностью идентичную человеческой, о чем и поведал всем присутствующим. Теперь уже все сосредоточенно хмурились, но все равно до конца не верили в воплощение сказочного персонажа не просто в реальной жизни, а еще и в непосредственной близости.

— Может, можно как-нибудь убедиться, что она джин? — первым подал голос Рай.

— Конечно! — тут же встрепенулась язвительность кронгерцога. — Можно подложить её под Кандора, и если после первого же раза не понесет, значит, и правда не человеческая девка.

— А чего чуть кого-то к постели склонить надо, та сразу Кандор? — недовольно поморщился король.

— Так кто у нас тут маг Жизни? Брат, сие твоя природа, можно сказать, склоняем тебя к твоим же склонностям. Не зря ж ты наделал — сказать страшно, зависть душит! — аж тридцать три сына. Кому как не тебе со всей ответственностью, прям как ты умеешь, подойти к такому важному делу…

— А у меня есть другое предложение, — недобро прищурился Кандор. — А давайте запрем Тейшу в лаборатории, где Джанго какое-нибудь зельице первого порядка варить будет. Ежели после взрыва она не взлетит на воздух вместе со всем дворцовым крылом, значит, однозначно не человек.

Только лорд Див, вопреки обыкновению, был мрачен, молчалив и задумчив. Он даже не отреагировал на перепалку Кандора и Джанго, одним мертвым голосом оборвав их на очередном колком замечании:

— Гвейна милосерднее убить.

Все мигом затихли. Слова главного министра прозвучали как приговор, в первое мгновение никто даже не помыслил об их неправильности, настолько далек от сомнений был тон бывалого демона.

— Если Тейша джин, то при отсутствии какого-либо сопротивления со стороны жертвы она способна опутать Гвейна ментальной сетью. Он всего лишь оружие в руках е хозяина, причем сильное оружие, которое не жалко, потому что таких черных тридцатников у нас, соответственно, тридцать, Гвейн просто самый сильный из них. Его будут бросать в самые рискованные и откровенно самоубийственные предприятия, зная, что если что-то не под силу ему, значит, и никому другому. Ему могут приказать драться до смерти с Раем и я не могу с уверенностью утверждать, что мой внук выиграет, даже принимая во внимание его демоническую сущность и Дар Воина. Гвейн может спровоцировать схватку с тобой, Кандор, и опять же я не могу абсолютно точно сказать, что победа достанется тебе. Гвейна мы знаем, слава Богами, больше тридцати лет. Двужильный — это как раз про него. Сколько я помню, он еще ни разу не выходил проигравшим в реальном бою, с кем бы он ни сражался.

— Но лорд Див! — не выдержала Конда. — Как Гвейн, пускай и чернокнижник, но все же смертный человек, может одолеть демона?!

— Одной левой, — ответил за дедушку Рай. — Однажды на последнем курсе Академии мы вместе вылезли в Гиблые Топи на поиски дипломного проекта — антрацитовой гидры-сорокоглавки. Препротивная болотная тварь, к тому же ядовитая, причем вся: и жало, и хвостовой нарост, и даже чешуя местами. Гидру то мы не нашли, зато напоролись на стадо низших демонов-тинников, тоже мало приятного. Ну, вдвоем мы десятка три порубали и хотели было уходить, как тут выползает из грязи огромная демоница, оглядывает трупы всех своих мелких самцов, естественно, и нас заметила. Я, признаться, со страху в демона перекинулся. А у этой самки глазищи как загорятся. Один бросок — и она меня уже куда-то утаскивает. Хвала Богам, есть не сразу начала.

— Она тебя, наверное, не их гастрономических соображений, а в целях продолжения рода заграбастала, — хохотнул Джанго. — А что, вполне логично: всех её самцов вы приговорили, вот теперь и возмещайте.

— Ну, её истинных мотивов я так и не узнал — меня спас Гвейн. Один из самых ловких тинников умудрился распороть ему правое предплечье от верха до самого локтя и продырявить правую ладонь ровнехонько по середине. А он перекинул меч в другую руку и бросился отбивать меня у демоницы. Минут семь он её одной левой теснил, пока она наконец меня не бросила и не кинулась на него. Ну, тут и я очнулся и, подхватив тело ближайшего тинника одной рукой, а шиворот Гвейна — другой, поспешно убрался куда подальше. Пришлось удирать от демоницы и по воздуху, но меня размах крыльев оказался раза в полтора больше, быстро оторвались.

У Конды мелькнула мысль, что Рай, должно быть, очень крупный демон. А какого они вообще размера, высшие демоны? Тут же в голове вспыхнуло непреодолимое желание посмотреть на брата в демоническом облике, а если откажется оборачиваться, то самой как-нибудь спровоцировать его, но эта идея была поспешно задвинута на задний план. Не время сейчас, да и отец грозился, если сын вдруг перекинется без его одобрения, пожизненно сослать того в Хаос. Но от одного вопроса принцесса все же не смогла удержаться:

— А зачем ты с собой мертвого демона утащил?

— Так диплом же надо было сдавать!

— Ты вместо того, чтобы думать о дикой демонице, волокущей тебя в свою нору для спаривания, думал о дипломе? — изумленно выгнул брови Джанго.

— А я все время думал о дипломе, — чистосердечно признался Эзраэль. — Его ж на следующий день уже сдавать надо было.

— Мда, тяжела она, студенческая доля… — выразительно вздохнул кронгерцог.

— Думаю, все убедились, что Гвейн достойный противник для любого, — сухо продолжал лорд Див. — Но даже если предположить, что каким-то феноменальным образом нам удастся не напороться на его клинок и как-нибудь освободить от ментальной сети, то приворот никому не по зубам. Скажите, Ваша Светлость, правда ли, что ваш старший племянник — чернокнижник?

Джанго молча кивнул, у догадываясь, чему клонит демон.

— Значит, у него есть единственная и он не может соединиться с ней. Медленно, но верно Гвейн начнет сходить с ума и в лучшем случае (а может и в худшем, для кого как) потеряет рассудок.

— А в худшем умрет? — догадался Рай.

— Ни то, ни другое, — мрачно проговорил Джанго. — Он просто покончит с собой спустя не очень продолжительное время.

— Дядя, а у тебя есть единственная? — вдруг спросла Конда.

Кандор вздрогнул. Он никогда не думал об этом и почему-то был убежден, что брат все тот же развратный гуляка, каким был в юности. Однако призадумавшись, король понял, что не раз видел представительниц древнейшей профессии на борту кронгерцога-пирата, но никогда ни одна из них не обреталась на коленях самого капитана. Бывший наследный принц не флиртовал с придворными дамами: не красовался перед юными леди, едва-едва вошедшими в брачный возраст и буквально вчера представленными ко двору, и не наставлял рога многочисленным придворным мужьям. Не слышал Кандор и о бастардах брата.

Джанго упер пронзительный взгляд прямо в племянницу и долю секунды подозрительно щурился. Раю даже показалось, что мысль дяди стала слышимой: «Сообразительная девочка… Неужели во всем мире нашелся-таки кто-то, кому удастся раскусить меня?» Однако уже в следующее мгновение лицо его просветлело, и он, плутовато осклабившись, ответил собственным вопросом:

— А у тебя, Конда, есть возлюбленный?

Боевой настрой девушки улетучился, как по волшебству, и она оторвалась от насмешливого лица дяди, будто бы мельком мазнув взглядом сначала по Раю, потом по Аду. А на неё пристально глядели две пары совершенно разных глаз с абсолютно одинаковым выражением: жадностью и лихорадочной надеждой.

— Отставить лирические отступления, — пресек эти переглядывания Жестокий король. — Значит так, Гвейна не трогать, даже близко не подходить и, если вдруг почуете его рядом, уносите ноги…

Эзраэль не удержался и презрительно фыркнул на последнее указание.

— А особо гордые и оттого недалекие будут не драпать, а тактически отступать, — вставил кронгерцог, словно ни к кому не обращаясь и игнорируя яростную вспышку, исказившую лицо Одержимого принца.

— Далее, — невозмутимо продолжал Кандор. — Ждем известий из Порсула. Если кто и докопается до ответа, то только Лихой. Пока же ты, Джанго, проведешь ритуал призыва тотемов для Ада, Рая и Конда как можно скорее.

— Дополнительная сила и безопасность, — понимающе кивнул кронгерцог. — Все сделаю. На третью неделю луны.

— Поздновато, — недовольно покачал головой король. — План Светлейшей с отравленным гребнем для Конды и проклятым перстнем для Ада провалился, а значит, она скорее всего начнет предпринимать более решительные шаги. Да и на Гвейне уже два покушения и, как ни хотелось бы верить в обратное, новые не за горами…

Из размышлений кронгерцога вырвал вопрос Кандора:

— Слушай, брат, мы с Синдбадом так и не выяснили, что не так с его Дарами. К моему стыду, я понятия не имел, что у моего сына проблемы с магическим резервом. Судя по его поведению, он довольно сильный маг Жизни, — на этом месте Джанго усмехнулся; как же, отличительные черты всех магов Жизни бросались в глаза: едят за троих раз в день, спят по пять часов дважды в неделю, сильны несмотря на внешнюю невпечатляющую комплекцию, выносливы как волы и без женщины могут продержаться дольше трех дней только в случае смертельной опасности или прикладывая титанические усилия, чтобы заглушить зов самой Жизни. — Я вообще не понмаю, как такое возможно, фактически на двадцать лет «продырявить резерв», чтобы из него сила вытекала, стоит к ней только потянуться.

— Конечно, ты не понимаешь, — невесело усмехнулся Джанго. — Ты же у нас е старший в семье и не с рождения наследник, вот тебя и не учили. Дело в печати рода, Кандор. Если коротко и по сути, то ставит старший в роду, причем сковать может только Дары, отличные от его собственного, видит он же, снимает тот, кто поставил.

— А Ад тут при чем? — не понял король. — Не ты же навесил на него эту дрянь?!

— Если бы я навесил, я бы тебе не признался, — фыркнул кронгерцог. — Это дело рук того, кто считался старшим в роду после моего изгнания и сожжения. Его-то я и искал почти месяц и, не поверишь, нашел! — и внимательно глянул на Кандора, пытаясь понять, знает брат о «сером короле» или нет.

Тайно ничего вытягивать не пришлось, Его Величество сам тяжело вздохул и устало растер лицо руками со словами:

— Мог просто у меня спросить, я бы тебе все рассказал.

— И когда же ты узнал про восточного кузена? — спросил Джанго.

— Когда этот самый кузен первый раз попытался бросить мне вызов, предварительно озвучив причину своего намерения: он всем сердцем любит мою очаровательную невесту, свадьба с которой у меня не за горами.

Джанго так и застыл на месте. Он сам был не робкого десятка, но вряд ли бы решился открыто бросить такое признание в лицо своему правителю.

— Да-да, Скоморох всегда отличался искренностью и храбростью, порой перерастающей в отсутствие чувства самосохранения. Тогда он рассказал мне, что участвовал вместе со мной в поединке за «венец» Истинного Наследника и достоин Лилиан не меньше меня. Я тогда замучился растолковывать ему, что ничего против их взаимных чувств не имею, даже наоборот, безмерно рад за них, но свадьбу отменить ну никак не могу. Этот бесстрашный инициативный кандидат в покойники по три раза на дню пытался вызвать меня на поединок, все порывался или вырвать свою возлюбленную из навязанных брачных уз, или с честью сложить голову на поле боя.

— Мда, «любовная лихорадка» — это сила, — пробормотал Джанго, а сам думал, знает ли Кандор о Кандиде.

Король слабо улыбнулся: ему нравилась образность брата. Правда, Его Величество никогда не сравнивал любовь с болезнью, но жизнь порой наглядно демонстрировала, что пресловутые чувства выливаются в легкую форму помешательства.

— Кандор… — тихо позвал брата кронгерцг, решив обходными путями подобраться к щекотливой теме. — Скажи, почему ты назначил учителем Конды именно меня? Ведь в королевстве пруд пруди ученых магов, которые поли бы за честь обучать дочь короля.

Жестокий король давно изучил своего брата, и от него не укрылось, что это осторожный намек. Что ж, этим и должно было все кончиться, он сам давно решил, что если кому-то и откроет тайну, то только Джанго. Поэтому он ответил честно и сказал даже больше, чем хотел, откровения сами полились рекой, как будто давно ждали, когда же он выговорится:

— Любой учитель повел бы Конду в Магическую Пещеру, чтобы узнать её Дары и впоследствии развивать их. Ученные маги далеко не дураки, им доподлинно известны законы наследственной передачи магии. Если внешнее несходство вполне объяснимо (мол, каштановые волосы юной принцессе, должно быть, от какой-то прапра-прабабки достались демон знает по какой линии, а кожа необычного оттенка, потому что она в разгар Красной Смерти родилась и все это последствия чумы двадцатилетней давности), то магия точна и глупым домыслам не поддется. Если бы Скоморох был при дворе все то время, что Конда взрослела, естественно, ни для кого бы не было секретом его отцовство. Даже не знаю, как бы мы ту ситуацию разрешали. У меня как вариант был план подарить другу какое-нибудь графство на юге и отправить Лилиан туда «погостить». Но Скоморох был резко против: не нужно ему ничего, видите ли, даже если королевский подарок с лихвой искуплен его собственной кровью. Знаешь, я специально заказал «Сильных мира сего», чтобы иметь возможность хоть иногда смотреть на его «живой» портрет и на несколько мгновений представлять, что он рядом со мной, совсем как раньше, даже угол нужной страницы примял и книгу на первый стелажу двери поставил, чтобы долго не искать. Мне его очень не хватает, Джанго, — голос Жестокого короля неожиданно дрогнул. — Знать, что второго такого человека не было и не будет и такого друга ты больше никогда в жизни не найдешь, и тут же вспоминать, что он погиб, спасая тебя, а ты — величайший маг, в Хаос! — единственное, что смог для него сделать, это быстро убить, чтоб не мучался… это больно. Он был невероятен: всю время, что я его знал, он не пытался вырвать у жизни все, что можно и что нельзя, а добивался, доказывал — не кому-то, а сам себе! — что он заслужил что-то. Хотя только для себя он желал только Лилиан. Знаешь, до нашей встречи я думал, что равняться на кого-то — это черта тех, кто сам и себя ничего не представляет. А узнав Скомороха, я понял, что я многому мог бы у него поучиться. А еще — что мне никогда с ним не сравниться. Честное слово, если бы тогда на отборе победил Скоморох, для меня было бы честью служить такому королю. Он был лучшим, Джанго. Намного лучше меня.

Джанго раньше никогда не слышал от брата таких длинных исповедей, да и утверждений, что кто-то превзошел его. Кронгерцог не помнил брата до своего сожжения, а когда они встретились на его судне, увидел перед собой уверенного и твердого короля, по праву считающегося сильнейшим правителем всего магического ира. Джанго не довелось познакомиться со Скоморохом, однако о его подвигах он был наслышан. Наверное, брат по большей части прав насчет него. Только одно не мог принять Джанго: утверждение, что Скоморох мог бы стать лучшим правителем, чем Жестокий король. По мнению кронгерцога, если кому-то и было место на престоле Веридора, так это Кандору.

Однако Джанго развивать эту тему не стал — были вопросы и насущнее.

— Слушай, Кандор… а ко мне не так давно во се приходили Рагнар и Веридора. Кроме того, что помогли мне с «серым королем», они сказали мне, что ты сделал метки только для троих претендентов. Как я понимаю, у артефакт Конды только защитный.

— Правильно понимаешь, — кивнул Кандор. — Мое решение ты знаешь. Конде нет нужды участвовать в отборе. Более того, я против этого. Конечно, никого не убьют, но заключительные поединки обычно без пострадавших не обходятся, да и испытания — жесткая штука.

— Кандор, а тебе что досталось испытанием? — неожиданно для самого себя заинтересовался Джанго.

Король молчал несколько минут, так что кронгерцог уже думал, что ничего от брата не добьется, но, миновав задние ворота, Его Величество неожиданно повернул к конюшням и уверенным шагом направился к дальнему деннику. Там Кандор присел на корточки и, поманив брата, указал на что-то, накарябанное на стене примерно в метр от настила. Джанго нагнулся и всмотрелся в достаточно глубокие царапины.

Вот что за шедевр украшал стену конюшни, и подпись под этим творением стояла: «К.В.»

— Твой, что ли, полет вдохновения? — удивленно вскинул брови Джанго.

Кандор только согласно кивнул.

— А почему в конюшне на стене? На бумаге что, не судьба было?

— Ей нравился этот денник, — мечтательно улыбнулся король. — Она терпеть не могла верховую езду, но лошадей очень любила, к тому же «истинной леди положено уметь с достоинством и изяществом гарцевать на объезжанной смирной кобыле». Однажды я рискнул посадить её на жеребца, давно укрощённого мной лично и вообще кроткого, так кто-то из слуг сдури проболтался, что лошадь под ней мужского пола, так какой крик она подняла!.. Она бы точно увидела мое послание здесь, когда уезжала. А письмо сожгла бы, даже не глянув.

— Та отравительница, за жизнь которой ты бился с Инквизитором? — догадался кронгерцог и, получив утвердительный ответ, спросил, кто же она такая?

Джанго видел, что брату тяжело вспоминать дела давно минувших дней, но все же он нашел в себе силы сказать:

— Это, в общем, не тайна. Нинель Монруа, дальняя родственница короля Сараты, кажется, троюродная племянница. Нелли… моя первая любовь.

На этом скупые объяснения Кандора закончились, но Джанго и так все было ясно. Он любил, она его предала. Как поступить с ней и что делать с чувствами? Вот испытание. Интересно, а Боги решили, что Кандор прошел его или нет?

 

Глава 10

О чудесных «воскрешениях», многолетних утаиваниях и опрометчивых обещаниях

Нежные ласковые руки гладили золотые локоны, пропуская шелковистые пряди сквозь тонкие длинные пальцы. Несмотря на жуткую боль в груди и давящее чувство в голове, Аду казалось, что вот он, рай, а заботливые руки, без сомнения, принадлежат его маме… но как, мама что, тоже умерла?! Юноша хотел вскочить и распахнуть глаза, но паршивое самочувствие не дало ему даже дернуться. Напрягшись, Ад припомнил, что с ним случилось: на него напали сразу трое прислужников Светлейшей, обездвижили, погрузили в лодку, преспокойно вывезли из столицы и выбросили за борт, а перед самой смертью он видел на речном берегу всадника, огромные глаза, горящие янтарем, не оставляли сомнения в личности их обладателя — Гвейн.

Ад медленно-медленно приподнял одно веко и взглянул на мир из-под длинных пушистых ресниц. Трава зеленая, небо голубое, солнце светит — все как всегда, никаких признаков божественного дома. Земля под спиной твердая, чуть влажная от росы, воздух свеж, даже птичка где-то сбоку в кустах бодренько чирикает. Вдруг в голове вспыхнула любимая присказка дяди Джанго: «Если больно, значит — некромант, если нет, значит — материал для некроманта». А ему было больно. Но какое такое волшебство спасло его?

Тут его голову удобнее устроили на чьих-то мягких коленях, и в поле зрения попал тот, кого юноша изначально принял за маму. Если бы Ад мог, то вздрогнул бы от удивления: он увидел над собой янтарные очи Гвейна. Ошибки быть просто не могло! Однако он мог точно сказать, что перед ним… женщина. С чертами и даже с мимикой Гвейна, но однозначно женщина. Чистое лицо, более мягкие черты, угадывающаяся под одеждами порсульских янычаров грудь, изящная шея и кисти, — все указывало на представительницу прекрасного пола. Поскольку говорить Ад был еще не в состоянии, так же как и подать другие признаки жизни, он принялся думать. Это, права, тоже давалось с трудом, но молодой человек чувствовал, что если продолжит просто лежать, то снова уплывет в беспамятство, чего очень не хотелось. Он не знал, сколько времени он думал о прекрасной незнакомке, приглядывающей за ним, пока его не озарила догадка: это кронгерцогиня Порсульская! Дальше он подумать не успел, поскольку рядом раздался незнакомый мужской голос:

— Все, последняя! И не лень ей было столько сетей плести! Не джин — паучиха!

— Точно все? — обеспокоенно отозвалась предположительно названая сестра Великого султана.

— Когда я оступался, Мариана? — с какими-то рокочущими нотками протянул мужчина, словно ему доставляло невероятное удовольствие произносить её имя. — Может, в первое свое тысячелетие и бывало такое, но на твоем веку уж точно нет.

— Прошу простить меня, о всемогущий Инквизитор! — с притворным ужасом воскликнула женщина и, не удержавшись, звонко рассмеялась.

Инквизитор… Инквизитор… Мозги напрочь отказывались шевелиться и осознавать, что это за фрукт такой, поэтому Ад сосредоточился на разговоре, стараясь ничего не упустить, чтобы потом, в более трезвом состоянии, все обдумать.

— Ты хоть скажешь мне, кто они? — тем временем спросил мужчина и наконец показался. Высокий, хорошо сложенный платиновый блондин с волосами до пояса, острыми скулами и стальными пронзительными глазами. В его облике причудливо сочеталась аристократичность и скрытая, практически мистическая, сила, молодость и арура древней мудрости. Нечто неуловимое в его облике так и кричало о его нечеловечности, однако, если бы мужчина сом не упомянул тысячелетия своей жизни, Ад не смог бы по одной внешности убедиться в его мутном происхождении. Похожее чувство опасности из-за присутствия неизвестного хищного существа часто накатывало на него рядом с лордом Дивом, и мама однажды рассказала ему, что это неслучайно: первый министр — высший демон и уроженец Хаоса. Странно, но рядом с Раем Ад ничего подобного не ощущал. Может, потому что брат еще не древний? А этот Инквизитор, он кто? Тоже демон?

— Скажу, — спокойно отвечала Мариана, но почему-то Аду показалось, что под её невозмутимостью скрыта целая буря эмоций. — Это старший сын Кандора, Гвейн. А это — младший, Синдбад.

— Сын куртизанки… — заинтересованно протянул мужчина, осматривая Ада. — Не очень-то ты спешила спасать его, еще постояла на бережку, словно думая, вмешаться или нет. Честно говоря, мне тогда подумалось, что ты сейчас развернешь коня и порысишь прочь от реки.

— Недалеко от истины, — тихо призналась женщина. — Я не хотела спасать его и ошивалась в этом лесу ради Гвейна. А этого мальчика… его я чуть не бросила на верную смерть.

— Почему же? — казалось, ничто другое не смогло бы удивить мужчину больше.

— Я видела будущее, Нарцисс. Синдбад будет убивать, возможно, не из плохих побуждений, но убивать. Его судьба будет очень тяжелой и, признаюсь, я не думаю, что он пройдет все её испытания с честью и не похоронит свет в своей душе. Однажды Алис меня спросила, кем станет её сын, на что я дала ей прямой ответ: «Синдбад станет самой большой ошибкой Жестокого короля». Позволив ему родиться, Кандор обрек своих детей на грызню. Да, мальчики до сих пор дружат, но у них нет ни шанса избежать соперничества: слишком многое они не смогут поделить.

— Так зачем ты тогда спасла этого несчастного?

— Я не могла, Нарцис… В конце концов Ад ни в чем не виноват. Раз уж он пришел в этот свет, значит, так надо. Может быть, я недооцениваю его благородство и он выстоит. А мои предсказания… будущее многолико и я вижу только один путь, по которому может пойти человек. Но в его силах выбрать другую дорогу, главное иметь силы и помнить, что даже в последнее мгновение можно отпрыгнуть от пропасти и не сорваться.

— Ну, положим, с этим я все понял. А Гвейн? Почему ты сломя голову неслась спасать его от козней джина? И почему его тотем, как я понимаю, не привязан к нему, а скачет без хозяина и защищает его братьев?

— Мрак действительно тотем Гвейна, — медленно, словно тщательно подбирая слова, начала Мариана. — Но он чернокнижник и, обладая дополнительной силой, втайне ото всех сам отвязал от себя тотем и велел ему оберегать всех детей Кандора Х. Когда принца Эзраэля изгнали из Веридора, Мрак бросился за ним и был ему верным другом все семь лет скитаний по миру.

— Благородный поступок, — отозвался Нарцисс и с уважением посмотрел на что-то рядом с лицом Ада. Тут до юноши дошло, что не только его голова покоится на коленях Марианы. Сбоку от него, скорее всего, лежал Гвейн. — Но почему же Мрак не примчался на помощь своему хозяину, когда того опутывали ментальными сетями?

— Он перестал чувствовать Гвейна, — Мариана странно вздохнула, как будто подавила всхлип. — После приворота на крови даже тотем теряет связь с хозяином, а под сильнейшим мороком чернокнижника никто и не видит, что с Гвейном все не просто плохо, а хуже некуда. Скажи, ты не знаешь, есть ли способ снять такой приворот?

— Про приворот на крови ничего не знаю. Не интеровался, сама понимаешь, на меня же такое не действует. И морок чернокнижника снять не могу, — повинился Нарцисс. — И даже взглянуть сквозь него тоже, — Аду показалось, или на миг лицо Марианы осветилось торжествующей улыбкой? — И что с ними дальше делать?

— Да ничего, — пожала плечами Мариана. — Гвейн очнется где-то через полчаса, Ад и того позже. Будь у него Дар Жизни, справился бы быстрее, а так проклятие еще сильно. Дальше они как-нибудь доберутся до дворца.

— А ты куда?

— Обратно в нижний город, на постоялый двор.

— Снова прячешься, — недовольно поморщился Нарцисс. — Мариана, только шепни, и я порву за тебя и Жестокого короля, и двор, да хоть весь Веридор!

— Не надо никого рвать! — поспешно осадила его женщина. — Прошу, Нарцисс… Я сама разберусь…

— Сама, да? — в его голосе четко прозвучала насмешка. — Как тогда, удирая болотами и трущобами за море?

— Я тебе уже сказала, — неожиданно жестко парировала Мариана, — что позволю тебе защищать меня только тогда, когда буду готова назвать тебя своим мужем.

— «Когда»… — довольно сощурился Нарцисс. — Раньше ты говорила «если». Мариана, скажи мне… Почему? Почему ты не призвала меня тридцать лет назад, а бросилась очертя голову демон знает куда? Почему ты пряталась все эти годы?

— Я пока не готова…

— Но почему?! Я же вижу… — мужчина присел рядом с ней и приблизился к её лицу, неотрывно смотря ей в глаза. — Я слышал твои мысли все эти годы, улавливал сильные эмоции, навещал во снах. Ты тосковала по мне, желала меня и не раз порывалась вернуться. Так что?

— Нарцисс, я… — растерянно забормотала Мариана, попытавшись отстраниться, но не тут то было, крепкие объятия не дали уйти ни от мужчины, ни от ответа. — Я выйу за тебя замуж, только когда буду полностью доверять. Я… я не знаю, когда это произойдет, — наконец выдавила из себя красавица и, закусив губу, уперла горящие янтарные очи в землю.

— У тебя есть какая-то тайна? Мариана, что ты молчишь? Ты же знаешь, я прощу тебе все, какое бы преступление ты не совершила…

Даже до затумаенного сознания Ада уже дошло, что Мариана скрывает от возлюбленного сына от другого, однако Инквизитор продолжал в упор не замечать лежащего на коленях его единственной старшего сына Жестокого короля. Силен же морок чернокнижный!

— Ты обещал на меня не давить, — продолжала юлить женщина, и Нарцисс вынужден был со вздохом отступить. Видимо, не раз уже пожалел об опрометчиво данном обещании.

А Мариана между тем продолжала:

— Тебя ведь Боги послали в Веридор? Зачем?

— Они мне не отчитываются, — сухо отвечал Инквизитор. — Но есть у меня подозрения по этому поводу. Кандор задумал провести отбор Истинного Наследника. Я даже чую у этих двоих метки претендентов. Столько магии Жизни… должно быть, артефакты. А ты-то по делу звала или соскучилась?

— И соскучилась, и по делу, — тепло улыбнулась Мариана. — Нарцисс, ты же сам видишь, Гвейн не в себе. Он во власти приворота и хозяина джина. В таком состоянии он неосознанно может многое натворить, а ты же будешь там как Инквизитор…

— Уж не предлагаешь ли ты мне пренебречь моей службой Богам? — подозрительно прищурился мужчина. — Мариана, я не смогу закрыть глаза на убийство или покушение, а артефакт Абсолютной Истины, сама знаешь, никого не щадит и на такие мелочи, как приворот на крови, внимания не обращает. Преступление было, значит, виновен. И как-либо обмануть его невозможно.

— Прошу, — она вдруг мягко прильнула к нему и, обвив руками шею, запустила пальчики в его невероятные волосы, — сделай для меня невозможное!

Инквизитор резко сгреб её в охапку и, зарывшись носом в её густую темную шевелюру, судорожно вдохнул.

— Пожалуйста… — еда слышно продолжала она. — Если с Гвейном что-то случится, то… то я никогда тебя не прощу и мы боле не увидимся.

— Мариана — Мариана, — покачал головой Нарцисс. — Не пугай разлукой, я могу в любой момент схватить тебя и унестись в свой замок, а там бросить на золотое ложе и любить тебя… снова и снова… Я сорок лет держусь только потому, что ты меня просила. Но ты права, одно твое слово — и я переверну ради тебя весь мир.

— Поклянись, что Гвейн не умрет от твоей руки, — потребовала женщина.

— Клянусь, — покорно повторил Инквизитор, только от вроде бы простых слов воздух вдруг заискрился и на пару мгновений уплотнился, знаменуя нерушимый обет. — Пусть у меня рука отнимется, если я когда-нибудь подниму её на этого юношу. Но скажи, почему этот Гвейн так дорог тебе?

— Я помню его рождение, — нерешительно отозвалась Мариана. — Я растила его, вкладывала в него всю душу. Я видела его первый шаг, слышала первое слово, сама усаживала на пони в четыре годика, учила его…

— Он тебе как сын, — понимающе улыбнулся Нарцисс. — Что ж, повезло ему.

— Нам пора, — живо перевела тему Мариана, чтобы он не сал копать глубже. — Тебе еще надо будет торжественно прибыть в столицу.

— Ты, как всегда, права, — с этими словами мужчина поднялся и, не обращая внимание на возмущенный вскрик, схватил Мариану на руки и, сильно прижав к широкой груди, направился в одному ему известном направлении, оставив их втроем на берегу: Ада, Гвейна и Мрака.

 

Глава 11

О свойствах сильнейших приворотов, тепле отборных артефактов и воплощении адовых страхов

Ровно через полчаса рядом с Адом раздался сначала сдавленный стон, потом — отборная брань, причем не какой-то банальный мат и привычные завсегдатаям таверн и борделей фразочки, а выразительное авторское сквернословие, ибо Гвейн всегда ругался красочно и исключительно собственными красочными выдумками. Кандор даже в шутку называл это искусством. Только сейчас творенье Гвейна оборвалось на полуслове, так как парень узрел младшего брата. Ад уже вполне мог вертеть головой и чуть-чуть сжимать пальцы, но проклятье отступало очень медленно, да и вид юноши не посрамил бы утопленника.

— Ад, демон тебя забодай! Ты что, решил дяде в помощники в качестве умертвия перейти?! — воскликнул чернокнижник, подскакивая на месте и спешно проверяя брата на наличие ран. — Говорить можешь? — слабый кивок. — Что случилось?

— Ничего… — просипел Ад, и только потом сообразил, что его «ничего» идет вразрез с тем, что из него можно воду выжимать.

— Я вижу, — подчеркнуто серьезно кивнул Гвейн. — Я вообще не противник разных пьяных выходок, в частности купания в одежде. Что уж врать, сам пару раз с пьяных глаз на спор с Лихим против течения Вихры через всю столицу плавал.

— И кто победил? — зачем-то спросил Ад.

— Отец, — досадливо поморщился лидер Черной Тридцатки. — Он на лодке нас живо догнал, на шею каждому лассо накинул и обратно, как телят на привязи, потащил. А наутро… Но что-то я от тебя перегара не чую. Может, я бы поверил, что тебе вдруг взбрело в голову поплавать не раздеваясь за городом или просто со скользкого крутого обрыва слетел. А Мраморной сетью тебя местная русалка наградила, чтобы проще было в свои объятия заполучить и чтобы не удрал в самый ответственный момент?

Ад чуть было не ляпнул, что именно так и было дело, но вовремя прикусил язык. Почему-то юноше не хотелось рассказывать Гвейну о том, что здесь была его мать и еще некто Нарцисс, а значит, и про покушение признаваться нельзя Тогда Ад просто притворился, что ему до сих пор трудно говорить, и что-то невразумительно промычал.

— Ладно, потом расскажешь, — махнул рукой Гвейн. — А я вот ни черта не помню, что со мной случилось. Вообще последний месяц как в тумане, только лицо моей госпожи отчетливо помню… она мне что-то говорила, говорила… а что говорила, не помню.

— А до этого — ничего?

— Ну, хорошо помню только посольство в Порсул, но не всю поездку, а первый день… Помню, Лихой с нами увязался и все облизывался на какой-то султанский перстень. Мол, прям под цвет глаз какой-то женщины. Может, возлюбленной, а вообще кто его знает! Кажется, я хотел его приструнить, ведь не посмотрел бы, что мы с дипломатическим визитом, украл бы… Но тем вечером перед нами танцевала госпожа. помню, я отметил, что она, в целом, миловидна, но не почувствовал, что буду служить ей до последнего вздоха, а потом… а потом ничего точно не помню. Только госпожа рядом со мной, а я, знаешь, только смотрю на неё и все! Видят Боги, век бы не отрываясь просто смотрел, даже если бы с неба вдруг камни посыпались!

— Так прям просто и смотрел? — скептически приподнял бровь Ад, а осознание медленно, но верно наваливалось на него, пока Гвейн описывал свои чувства к Тейше. — Не обнял, не поцеловал?

— Совсем придурок?! — неожиданно вскинулся чернокнижник, сверкнув гневным взором. — Да я перережу глотку любому, кто посмеет вскользь коснуться госпожи. Да чтобы я сам так оскорбил её! Так осквернил свои чувства! Если бы госпожа дала мне свое позволение…

И так далее, и тому подобное. С каждой секундой Ад убеждался, что ошибся не Рай, Лихой и Конда, а он сам. На Гвейне действительно приворот на крови, вынуждающий привороженного не просто любить, а боготворить «своего избранника» и уподобиться рабу. По идее у Гвейа должно было осунуться лицо, залечь темные круги под глазами, заостриться черты лица, похудеть тело, ссутулиться плечи, но все внешние признаки благополучно скрывал морок, а ментальные сети не только полностью ломали волю Гвейна, но и контролировали его речь, чтобы он не нес всю ту чушь в лицо всем. Поэтому-то приворот на крови, будучи самым эффективным в своем роде, не пользовался популярностью — сильно портит как внешний вид, так и здравый смысл.

Наверное, Гвейн часами мог так распинаться о своей госпоже, но его оборвало ржание Мрака. Конь всхрапнул и направился прочь, а когда хозяин попробовал позвать его, даже не обернулся. Гвейну, конечно, это не очень понравилось, но это натолкнуло его на мысль, что пора бы и самим перебираться куда-нибудь отсюда. Ад рассказал брату, что дядя отправил всю Черную Тридцатку обшаривать речные берега в поисках тела Лихого, которые вроде как оступился и слетел с дворцовой стены. О непосредственном участии в этих событиях самого Гвейна бастард мудро промолчал. Сегодня Чрная Тридцатка должна была вернуться во дворец, так что чернокнижик решил не искать своих братьев по окрестностям, а двинуться прямиком к дому. Тут выяснилось, что проклятье еще не отпустило ноги Ада, и Гвейн без лишних слов закинул брата на плечо и потопал через редкий лес к замку.

Весь путь Гвейн молча волновался, что брата могли еще чем-то пристукнуть или он пропустил какой-нибудь закрытый перелом, поэтому старался нести его аккуратнее и в то же время как можно быстрее. А Ад забыл, что его куда-то несут, настолько погрузился в свои мысли, прокручивая в голове случайно услышанный разговор. Возникло сразу много вопросов, но самым важным и следовательно, неотложным, юноша посчитал упоминание об отборе Истинного Наследника. Что-то подсказывало ему, что этот Нарцисс не ошибся и «метки» претендентов действительно артефакты — кинжалы, подаренные отцом. Значит, король решил дать шанс и ему, и Раю. Дядю Ад в расчет не брал, кронгерцог-пират не раз во всеуслышание заявлял, что скорее в корону ударит молния и она развалится на две равные половины, чем он позволит этой бесполезной железке примоститься на своей голове и пустить корни ему в мозг. На Конду думать тоже было смешно. Но Гвейн? Как боком здесь он? Кажется, дядя говорил, что претендентов назначает не только инициатор отбора, но и сами Боги. Сдурели они там, что ли?! Или им с вершин Великих гор не видно, что приворот свел с ума Гвейна и превратил в раба-убийцу?! Мелькнула мысль, сказанная сестрой, что джин привязан к какой-то вещи, и на этом фоне предположительная кража султанского перстня выглядела подозрительной. А не пронюхал ли Лихой о джине и не завладел ли его «вместилищем»? А весь этот спектакль просто разыграл. В этом случае легко объясняется, как он выжил, упав со стены. Не было никакого покушения! «Ад, ты несешь бред!» — послышался из глубины сознания голос предположительно здравого смысла, подозрительно напоминающий Рая, но юноша, почувствовав тепло от припрятанного в рукаве артефакта, поспешно отогнал от себя это наваждение.

А в сущности, какая разница, что там задумали или не задумали Лихой, Гвейн, Боги? Отбор Истинного Наследника! И решающее последнее испытание, где претенденту предстоит сразиться с самим Жестоким королем. Кому же под силу победить самого Кандора Х? Ответ пришел неожиданно, словно нашептанный постепенно нагревающимся кинжалом: ему, Аду, под силу! У каждого мага, даже самого могущественного, есть хотя бы одно слабое место, и уязвимость Кандора сын знал — бытовая магия. Достаточно бросить ему под ноги слабенькое заклинаньице, вроде чистки сапог, на которое даже продырявленного резерва Ада хватит, чтобы вызвать неконтролируемые колебания магического фона короля. Ничто, скорее всего, не взорвется да и Кандор быстро наладит контакт со своей магией, но этих считанных секунд и эффекта неожиданности должно с лихвой хватить на один полет кинжала. Всего лишь попадание точно в цель — и венец наследника принадлежит ему! А самое смешное, что Рай, который мнит себя величайшим воином Веридора, не может воспользоваться таким простым способом, потому что его «уникальный» Дар не восполнит его выженную магию.

И тут взгляд Ада уперся в рукоять кинжала, поблескивающего за поясом Гвейна. Она была украшена камнем, как и у бастарда, только у Ада был сапфир, а у Гвейна — янтарь. Нарцисс сказал, что у чернокнижника тоже «метка»… Непривычная злость, словно хлынувшая откуда-то извне, затопила Ада. Какое право этот привороженный или заговорщик — без разницы! — имеет претендовать на престол Веридора?! Даже Эзраэль лучше, который, конечно, одержимый, но хотя бы относительно в себе! А ведь Гвейн достаточно илен, чтобы перед поединком с королем раскидать всех претендентов. Последней каплей слало вставшее перед мысленным взором видение: Гвейн сидит в парадной мантии отца на троне, а перед ним, преклонив колени, стоят Рай и Конда, повинуясь знаку «короля», она поднимается и подходит к Гвейну, встает за ним, обвивает тонкими руками его шею, а сам «монарх» провозглашает на весь зал: «Её Величество королеву спас от посягательств бастарда наш брат Эзраэль, а посему ему прощаются чувства к королеве и наказанием ему будет изгнание. Синдбада казнят завтра на рассвете через четвертование. Да здравствует королева!»…

До дворцовой стены оставалось каких-то двадцать метров, и Гвейн уже раздумывал, куда в первую очередь нести брата: в его покои или все же сразу к дяде, — как вдруг почувствовал, как ему сзади слева под четверное ребро вонзилось лезвие и рукаять уперлась в спину. Последнее, что успел сделать чернокнижник, пока был в сознании, это подтолкнуть ноги Ада так, чтобы не придавить своим ничком рухнувшим телом итак еще скованного проклятьем брата.

 

Глава 12

О любовных невзгодах, чародейских успехах и демонических прятках

Четыре часа «настаивания» в нужном эликсире — и осязаемая магия Жизни, словно уплотнившееся облако, окутывает кинжал-артефакт. Осторожно отделяя её от острого лезвия, Эзраэль ощутил непривычный трепет. Дар Жизни и Смерти не зря считали особенными, ибо эта магия творила нечто волшебное и невероятное даже по меркам магического мира. И вот часть этой магии белым, едва ощутимым туманчиком, поблескивала в его руки. Кажется, немного её, однако даже выжженный принц чувствовал волны её силы. Вся «белая дымка» уместилась в небольшой баночке, легко влезающей в карман камзола, но Рай отчего-то не торопился спрятать её в своей одежде. Уже минут двадцать Одержимый принц молча рассматривал перетекающую в его руках Жизнь и думал о своем плане. Осталось всего ничего: смешать эту магию с маграствором, пробормотав нужное заклинание, и напоить полученным зельем Конду. Уникальное средство — выводится из организма очень медленно и обычно к концу его действия «подопытный» уже проникается искренней любовью или хотя бы страстью к партнеру и уже не в состоянии нынешние настоящие чувства от прошлых, навеянных магией. Это не какое-то дешевое приворотное недозелье, это — сама Жизнь, заглушающая своим гласом все нелепые сомнения и детские страхи. Почему же он сомневается, стоит ли ему разбудить в Конни страсть с помощью него?

Одной из причин был не во время вспомнившаяся история, некогда рассказанная ему Гвейном, которому, в свою очередь, поведал её папа. В тот вечер демон в очередной бесновался из-за того, что его единственная далеко и ему никак до нее не добраться. В запале Эзраэль крикнул, что как только она попадется ему на глаза, напоит возбуждающим зельем, чтобы не брыкалась, и хоть на глазах у короля и всего двора сделает её своей. И плевать, что скорее всего это будет стоить ему жизни! Гвейн не стал дожидаться, когда иссякнут невменяемые вопли брата, а просто врезал ему по роже, чтобы думал, что говорит, особенно про сестру, а потом, когда оба немного остыли, вспомнил о том случае. Много лет назад младший принц Кандор Вериорский, еще не будучи наследником трона, впервые влюбился в очаровательную юную северянку. Скажем прямо, не самая подходящая кандидатура была: Монруа, причем не из местных Веридорских, а дальняя родственница короля Сараты. Но юный Кандор и не думал отказываться от своей любви и решил привязать девушку к себе ребенком. Одна беда: пресловутая красавица свято чтила свод правил поведения леди и пуще жизни берегла свою безупречную репутацию. Тогда Кандор решил подтолкнуть её к своей постели с помощью своего Дара так же, как сейчас собирался сделать Рай, не подозревая, что вырывает этим робкий росток любви, только-только родившийся в её душе. Девушка не простила ему, как она считала, подлого насилия и теперь уже с удовольствием шпионила для Сараты за принцем, неожиданно наследующим престол. Пока Кандор всеми правдами и неправдами пытался подбить две враждующие страны на его брак с этой Монруа, она молчаливо ненавидела его и в день, когда раскрылось её предательство, кричала принцу в лицо, что сожалеет о том, что её покушение на него не увенчалось успехом. Однако её месть вышла намного лучше, чем она сама планировала. Кандор Х не отправился безвременно в царство мертвых, но вернее, чем яд из её рук, его убило известие, что она избавилась от их ребенка. Пока его сердце тихо плакало, её — надрывалась от крика. Она бросала ему проклятия одно ужаснее другого, а её казнь от руки Инквизитора неумолимо близилась. Никто не ожидал, что Кандор бросит вызов легендарному непобедимому палачу и так выкупит её жизнь ценой своей. Единственный наследник величайшего государства жертвует собой! Ради подлой лицемерной предательницы, в защиту которой не выступила даже её родина, которой она так беззаветно служила! А после того, как Кандор выжил после боя с Инквизитором и указал ей а то, что Сарата отреклась от неё, бросив под карающий меч, девушка заявила, что это было разумное политическое решение и её дядя — настоящий король, умелый политик и защитник интересов государства. А Веридор обречен, раз у него во главе вскоре встанет парень, ставящий свои животные инстинкты и бредовые желания выше государственного блага. Кандор порол эту любовную чушь вместо того, чтобы думать о выгодном династическом браке, и чуть не вверг страну в династический кризис, ринувшись в бой с Инквизитором без какой-либо внятной причины. И эта вульгарная дура-прорицательница графонесса Ле Грант еще пророчит ему будущее великого короля! Да он не правитель, он — слащавый идиот, слепой ко всему прочему! Гвейн знал, что история на этом не заканчивается, но больше король ему не рассказывал, да для Рая и этого было достаточно.

Второй причиной был демон внутри него, впервые на памяти Рая мечущийся в сомнениях. По сути своей порождение Хаоса было ближе к животному, нежели к человеку, поэтому его сознание выдавало в основном «хочу…». Но и характер у демона был не ангельским: он был довольно свободолюбивым и не терпел давления. Сейчас же, несмотря на его «хочу Конни», он чуял, что некто подстрекает его и специально разжигает это желание. И ему это очень не нравилось, так же как и Раю.

Возможно, он простоял бы вот так неподвижно еще долго, если бы за дверью не послышался ритмичный стук каблучков, а затем — милый звонкий голосок:

— Остиумус апертумум эстон!

Запертая на пудовый засов дверь лаборатории медленно, словно нерешительно, отперла сама себя и уже более резво распахнулась, являя лучезарную принцессу.

— Рай! — воскликнула она, подлетая к брату и даже не обращая внимания на поспешно спрятанную во внутренний карман его камзола магию Жизни. — Рай, я смогла! Чары третьего порядка! У меня получилось! Смотри!

Она резко обернулась и, сделав короткий пасс рукой, четко произнесла:

— Остимус клаудемум эстон!

Дверь все так же вальяжно захлопнулась, и засов, приподнявшись с пола, неохотно встал в пазы.

— Видишь! Я уже все двери в западном крыле зачаровала и теперь могу запрать и отпирать их, когда хочу, даже если буду во внутреннем дворе! А еще я зачаловала все портьеры, чтобы открывались, и все кровати, чтобы не скрипели, и…!

Она еще много чего тараторила, задыхаясь от восторга и ни на миг не останавливаясь, чтобы перевести дух, так хотелось ей побыстрее рассказать о своих долгожданных успехах, но Эзраэль едва ли слышал её. Принц давно знал, что сестренка — сильный маг, и подначивал её иногда, только чтобы посмотреть, как она в очередной раз вскинется и сверкнет на него гневными болотно-карими очами. Он молча любовался ей, такой искренней и счастливой, и боялся спугнуть этот чудесный момент. Его Конни была прекрасна всегда, но сейчас, восторженная и сияющая радостью изнутри, она заставляла трепетать даже демона. Сын Хаоса смотрел на свою единственную и совершенно несвойственным ему образом был абсолютно счастлив, просто видя её счастье.

Наваждение спало только когда принцесса вознамерился броситься в противоположное крыло дворца, чтобы и там зачаровать все, что можно. Поняв, что его личное счастье сейчас унесется прочь и будет светить для кого-то другого, демон яростно зарычал и заключил девушку в стальные объятия. Конда не успела толком осознать, что происходит, как её уже развернули и прижали к рельефной мускулистой груди так сильно, что ей показалось, что их с Раем сердца бьются друг о друга. Вдруг она почувствовала, что пальцы, касающиеся её обнаженной кожи в вырезе на спине, обзавелись внушительными острыми когтями. Вздрогнув от того, как медленно и нежно он царапал её, Кандида подняла глаза к его лицу и встретилась с демоническими глазами. Они полыхали оранжевым пламенем, невероятно яркие, с хищным вытянутым зрачком. Это еще был не демон, но порождение Хаоса явно взяло верх над человеческим сознанием и под жалобный треск одежды принца постепенно выбиралось наружу.

— Моя… — прохрипел Одержимый не своим голосом, и девушка почувствовала, как что-то длинное и гибкое обвивает её бедра и поглаживает мягкой пушистой кисточкой её округлости пониже поясницы. — Моя Конни…

— Конда, — уже скорее по привычке поправила принцесса… чем вызвала новую вспышку раздражения у демона.

Эзраэль рывком схватил её на руки (краем глаза Конда заметила, что пол начал медленно уплывать вниз, а потолок, наоборот, приближаться) и с утробным рыком начал склоняться над ней. В последний момент Кона заметила, что его резцы вытянулись в звериные клыки, но это ничуть не испугало ее, напротив, заинтересовало, и она сама подалась ему навстречу, соглашаясь на поцелуй.

До этого она целовалась только с двумя молодыми людьми, и оба были её братьями, а значит, и поцелуи с ними были для Конды не всерьёз. Демон же целовал совсем по-другому, жестко, напористо, словно боялся, что е сейчас отнимут или она сама попытается отпрянуть. А между тем девушка и не думала противиться. Мелькнула мысль, что ни одна женщина во всем Веридоре не может похвастаться поцелуем с сыном Хаоса. Единственное, что неприятно волновало душу, было то, что Одержимый принц не оставил даже призрачной тени уже привычного принцессе объяснения «поцеловались просто по дружбе», но Кандида решила поразмыслить об этом потом, а сейчас просто насладиться моментом.

«Момент» пролетел отнюдь не моментально, а растянулся на четверть часа и продолжился бы дальше, если бы дверная ручка нервно не задергалась, а затем из коридора после слов Джанго: «Чего, заперто? А ну-ка в сторону, Ваше Величество!» — не раздался бы глухой звук удара. Терпению двери пришел конец, и она… нет, не открылась, так как чары Конды были достаточно сильны против кованного каблука кронгерцогского сапога, она просто слетела с петель и, переломившись пополам, ввалилась в лабораторию, в то время как засов так и остался висеть задвинутым. Впрочем, его скоро постигла учесть двери, и в комнату шагнул сам Его Светлость и узрел картину «Девочка с Демоном». Конда успела разглядеть отцовский разворот плеч за спиной у дяди, как вдруг кронгерцог завопил:

— Щас рванет!!! — и напрыгнул на брата, придавив того к полу в коридоре.

Демон воспринял крик как сигнал реальной опасности и, еще крепче вцепившись в свою единственную, рванул из лаборатории прямо на улицу, чуть-чуть не вписавшись в окно. На метр.

«Неужто и правда рвануло? — подумал Джанго, услышав звук обвалившихся камней. — Хоть бы рогатый драпануть успел, не хватало еще, чтоб Кандор пришиб его на месте за обжиманцы с дочуркой. А кому потом отмазывать Его Величество от праведного гнева Инквизитора? Как всегда дядя Джанго за всех отдувайся!»

— Это чего сейчас было?! — взревел Кандор, выползая из-под брата и потирая затылок, которым неслабо приложился о мраморный плинтус.

— Так там зелье варилось, а я тут в непосредственной близости.

— А на кой демон ты на мне разлегся?! — не унимался король, «случайно» пихнув Джанго острым локтем под ребра.

— Может, я так свою горячу любовь демонстрирую? — оскалился кронгерцог, за что получил хмурый взгляд короля.

На этот раз Кандор сперва заглянул внутрь… и так и остался неподвижно стоять, глядя на частично обвалившуюся стену. Над его плечом просунулась голова Джанго, и тут же послышался удивленный присвист.

— Это… это что…? — еле выдавил из себя король.

— Я ж сказал, что рванет, — меланхолично заметил кронгерцог, подходя к огромной дыре и, высунувшись наружу, успел углядеть мелькнувший за углом край демонова крыла. — Все путем, никого не выбросило и не придавило.

— А где эти юные алхимики?

— Может, ушли уж давно, — пожал плечами Джанго.

— Ты же сам сказал, что тут зелье варилось.

— Ну, может, просто под котелком с остатками забыли огонь погасить.

— Ад бы такое не выдал, — уверенно покачал головой король.

— Так варил же не Ад, а Рай. Ты вообще припоминаешь, когда твой старшенький чего-то химичил?

Подумав, Кандор был вынужден признать, что нет. Эзраэль всегда был слишком нетерпелив, чтобы вымерять нужные пропорции и размеренно помешивать зелья ровно столько, сколько требовалось по рецепту.

— Пошли-ка отсюда, а то еще попадет под горячую руку лорда Дива а он нас точно за стену укокошит и даже расходы на наши похороны его не остановят, сам по-тихому под городской стеной прикопает за разбазаривание государственной казны, — потянул его из лаборатории Джанго. — Пока мы откровенничали и обозревали твое юношеское конюшенное творчество, уже перевалило за полдень, а нам еще вечером встречать Инквизитора.

— Но мы же собирались предупредить детей…

— Ой да ладно тебе! — беспечно махнул рукой кронгерцог. — Скажем им вместе со всем двором. Ничего они не успеют натворить за полдня, за что им не повезет заслужить внимание Инквизтора, — тут Джанго, конечно, покривил душой, однако он всей душой надеялся, что им удастся не нарваться на суд палача Богов хотя бы в первый день его «визита».

— Может, ты и прав, — вздохнул Кандор. — Не поубивают же они друг друга.

Хотя у него тоже на душе кошки скребли.

* * *

Они парили над дворцом!

Могучий демон с огромными крыльями сжимал её в своих объятиях и летел, летел, летел! И не думал останавливаться, довольно урча от её близости и восторга. Конда визжала, не в силах поверить, что они кружит над столицей, а люди внизу, скорее всего, принимают из за большую птицу. Земля казалось игрушечной, а малюсенькие домики размером напоминали пирожные и так же манили потянуться к ним рукой. Ветер хлестал в лицо и разом унес все тревоги дня. От кого им первого достанется: от дяди Джанго за поцелуй или от лорда Дива за стену? А какая разница! Главное, что не от отца за демонический оборот. Подумав о том, что Жестокий король вполне мог их застукать, девушка невольно поежилась. Дело было вовсе не в том, что Рай её брат, хотя за это тоже непременно пришлось бы держать ответ перед отцом. Нет, вздрогнула принцесса от мысли, что Кандор Х воплотит в жизнь свое решение услать Одержимого принца в Хаос навсегда, если тот перекинется в демона до того, как полностью обуздает свою сущность. Неожиданно Кандида осознала, что не просто не хочет, чтобы Рай снова бесследно исчезал, она уже просто не представляет свои дни без него! Он, как и Ад, стал частью её жизни: кто же будет периодически намекать ей на её несовершенство в области магии? Кто будет стоять рядом с отцом и походить на него даже больше, чем полностью унаследовавший королевскую внешность Лихой? Кто будет выделяться на драгоценно-лживом фоне придворных своей северной прямотой и благородством? Кто будет без спроса врываться в её покои и смущать своими плотоядными взглядами? Кто будет регулярно вспоминать о том, что она обожает порсульские сладости, и приносить их специально для неё? Кто будет с маниакальной упертостью называть величайшей человеческой глупостью все без исключения правила приличия и нежно звать её Конни, несмотря на её недовольство?…

Сначала Конда не поняла, что привлекло её внимание, однако взгляд, повинуясь интуиции, упорно тянулся вниз, к редким деревьям на краю леса что кончался практически под стенами дворца. Но что там? За ветвями не разглядеть.

Чувствуя беспокойство своей единственной, демон повернул и хотел было унести её подальше в другую сторону, но девушка требовательно стукнула его по когтистой руке и молча указала направление. Что ж, желание его Конни — закон, и сын Хаоса стал спускаться.

— Обернись, пожалуйста, — прошептала ему принцесса, стоило Раю твердо встать на опушке леса.

Демон недовольно вскинулся и зло сощурил горящие огневые очи.

— Не злись, — мягко продолжала девушка. — Ты мне очень нравишься, правда. Просто я боюсь, что кто-то увидит тебя в этой форме и донесет отцу. Пожалуйста, я не хочу расставаться с тобой, — и взгляд такой ласковый и просящий, что демон впервые по доброй воле отступил на задний план, отдавая бразды правления человеку.

Подозревая, что Эзраэль схватит её и вновь потянется за поцелуем, как только придет в себя после оборота, принцесса решила не давать ему такой возможности и, схватив за руку, потащила у нужному месту. По дороге она поняла, что за «интуиция» вела её. Просто до неё долетел импульс мысли, очень сильной и эмоциональной мысли, раз смог преодолеть такое расстояние. И сейчас, на земле, приближаясь к цели, Конда все отчетливее слышала страх, растерянность, ужас от содеянного, какаую-то странную злобу, будто не человеческую, а навеянную магией, а еще боль, беспокойство и желание выжить… Чем дальше они шли, тем отчетливее Конда чувствовала, что там, куда они идут, случилось убийство…

 

Глава 13

О кронгерцогской недоброжелательнице, неколенопреклоненном рабе и роковой цене

«Убью! Убью, а потом воскрешу, потом еще раз убью, с особой жестокостью, а потом опять воскрешу, чтоб Инквизитору придраться не к чему было, и так и оставлю умертвиями, чтоб неповадно было!» — ругался на чем свет стоит кронгерцог — пират, выбираясь из дворца и направляясь туда, где совсем недавно приземлились Рай и Конда. Мало того что его лорд Див чуть на рога не поднял за эту треклятую стену, так еще и этим романтикам безбашенным вздумалось порхать над оживленной столицей. Даром что еле-еле крылья унесли! Действительно, к чему осторожность, если есть дядюшка, который и перед Его Величеством прикроет, и весь город иллюзионным куполом накроет, чтоб все видели только безоблачное небо, а не носящееся на высоте птичьего полета порождение Хаоса. Спасибо хоть пикировать прямо на улицы не стали, племяннички! Выдрать бы обоих, его — за обороты, поцелуи и выкрутасы с полетами, а её… А её за компанию!

Однако весь его некромантский настрой улетучился, стоило ему увидеть Конду и Эзраэля, склонившихся над чьим-то телом. Именно телом, Джанго чувствовал свою стихию, витающую над тем несчастным. Когда кронгерцог неслышно приблизился к ним практически вплотную, его чуть удар не хватил, стоило взглянуть на ноги покойника и узнать любимые черные замшевые сапоги Кандора. Спас только здравый смысл, подсказывающий, что король сейчас в тронном зале распекает смотрителя за нерасторопность. Покойник лежал лицом вниз, однако он не был жгучим брюнетом, да и волосы были длиннее Кандоровых, аж по плечи. Но стоило Джанго облегченно выдохнуть, как взгляд привлекла торчащая из спины убитого рукоятка кинжала, точнее поблескивающий на ней сапфир. «Твою ж мать!» — выругался про себя кронгерцог, узнав артефакт Синдбада, а затем, наклонившись, прошептал прямо над плечом не подозревающей о его присутствии Конды:

— Могу помочь спрятать тело.

Принцесса даже подскочила от неожиданности, зато Эзраэль остался невозмутим. Тонкий слух и обоняние демона давно оповестили его о приближении дяди, к чему его-то бояться?

— Пока еще не тело, — проговорил Одержимый принц, старательно вслушиваясь в слабые трепыхания пронзенного насквозь острым лезвием сердца. — Магия Жизни из артефакта выплеснулась и будет какое-то время поддерживать Гвейна.

«Мда, а Кандор думал, что его детишки не успеют поубивать друг друга до веера,» — мрачно подумал Джанго, прикрывая глаза и стараясь нащупать все ближайие потоки магии. Так и есть, вокруг Гвейна сомкнулся кокон Жизни, но с каждой минутой он истончался, все слабее защищая молодого человека от смерти. Решение явилось за долю секунды.

— Так, Рай, бери Гвейна и дуй обходными путями к покоям Светлейшей, я — за ней самой, а ты, Конд, разыщи Ада и проследи, чтобы он еще чего не выкинул. Отцу пока ни слова, у него итак проблем хватает.

— Почему к Светлейшей? — удивился принц, уже взваливая на плечо бесчувственного брата.

— Без её Дара Гвейна не спасти, а других целителей можно найти только в городе У нас нет времени. Бегом!

Эзраэль тут же сорвался с места. Он несся по тайным переходам, бесшумно переходя из одного в другой, а про себя молился, чтобы дядя не задержался.

* * *

Забежав за задние ворота, Кандида не бросилась вслед за братом во дворец исполнять указание кронгерцга. Вряд ли Ад мог натворить что-то серьезнее, чем уже сделал, а вот проверить свои догадки и наконец поговорить с дядей начистоту ей не мешало. Набросив на себя полог невидимости и тишины, принцесса выскользнула обратно, как раз вовремя, чтобы в последний момент запрыгнуть в портал Джанго. Опасно, конечно, но иначе за дядей не поспеть.

Как и ожидала Кандида, кронгерцог вышел в непосредственной близости от Светлейшей, в светлой гостиной западного крыла, где все было накрыто для полдника. Она восседала в широко кресле, словно на королевском троне, и, осклабившись, выдавала очередную слащавую фразу с намеком своей собеседнице принцессе Холии. Та, вопреки обыкновению, не щебетала без умолку, а с непроницаемой маской невозмутимого спокойствия внимала своей мало приятной собеседнице.

— Прошу прощения, леди, — отвесил церемонный поклон кронгерцог. — Светлейшая, позвольте украсть несколько минут вашего драгоценного времени?

— Я в вашем распоряжении, лорд Джанговир, — проговорила приличествующие слова Соде и, оперись о предложенный локоть, поднялась.

Они отошли в оконную нишу, чуть-чуть не задев вжавшуюся в стену Кандиду. Наверное, они опасались длинных ушей принцессы Холии, поэтому повели мысленный диалог, поэтому Конда пропустила несколько первых фраз, пока максимально осторожно тянулась к их ментальным потокам.

«… в сердце кинжал. Магия Жизни еще держит Гвейна, но с каждой минутой он уходит».

«Ты знаешь мой ответ. Я не благодетельница и тем более не помощница тем, кто путает мои карты».

«Прошу, помоги, больше некому. Я на все согласен».

«Одна жизнь — одна смерть».

«Я помню условие. На мой вкус?»

«Не будь Инквизитора, был бы мой выбор, а так надо убрать аккуратно, без следов и подозрений».

«Сделаю красиво, как всегда».

«Кто?»

«Эзраэль».

Не обладающим Даром Менталистики если и давалось давалось мысленное общение, то очень тяжело, поэтому их короткий разговор на этом и кончился. Кронгерцог открыл портал для Светлейшей, и она грациозно вступила прямо в свои покои, где её уже ожидал Рай с Гвейном на руках. Джанго хотел было последовать за ней, но тут ему на плечо легла ручка леди Холии, и, заинтригованный, он сомкнул грани пространства и повернулся к ней.

— И не страшно вам, лорд Джанговир, так затягивать игру? — начала принцесса, в упор глядя на него тяжелым взглядом, в глубине которого притаилась опасность. Конда в очередной раз поразилась произошедшим с ней изменениям. Нет, это была не та пустоголовая девица благородных кровей, какую знала Кандида. Девушка попыталась заглянуть в её сознание. Полностью справиться с задачей помешало невероятне количество печатей на её воспоминаниях, что немало удивило Конду, как и оттенки эмоций, навсегда отпечатавшиеся в её сердце. Это однозначно была взрослая женщина, но никак не юная двушка — ровесница дочери Жестокого короля, и жизнь её была полна слез и счастья. Последнего было крайне мало, но она бережно хранила его в памяти. Конда различила трепетную любовь к сыну и противоречивые чувства к некому мужчине, с которым судьба сталкивала эту женщину на протяжении всей её жизни. Она одновременно любила его всем сердцем и ненавидела всеми фибрами души. Боги, скажите на милость, как эта женщина может относиться к принцессе Холии, что стояла в полуметре от Кандиды?! А еще отчетливо чувствовалась сильная магия, исходящая от руки этой леди, словно фонил сильный артефакт, но на ней не было не браслета, ни кольца. Ничего!

— Только вашего мнения мне не хватало, Ваше Высочество, — презрительно скривился кронгерцог, решивший не заморачиваться с вежливостью. — Уж не вам учить меня дворцовым интригам. Так вы что-то хотели от меня?

— Вы же слышали о приезде Инквизитора? Уверена, что слышали. Прошу, удовлетворите мое любопытство, почему вы все еще здесь? Или вы настолько уверены в своем искусстве обводить вокруг пальца всех и каждого? На вашем месте я бы уже бежала.

— Ну вот, и вашу голову посетила здравая мысль. Уверен, мой венценосный брат не очень сильно расстроится, если вы спешно оставите Веридор. И на будущее, голословных обвинений я не потерплю.

— Однажды вы оступитесь, — уверенно заявила принцесса. — Или Его Величество наконец догадается, кто же мог дать Светлейшей пропуск в его нынешние покои, где раньше жили вы, а еще припомнит, что от костра святой инквизиции еще никому не удавалось уйти, не продав душу Отче, и что Светлейшая заявила о своем желании видеть наследником Веридора именно вас. Уверена, остальных претендентов ожидают ловушки, яд, убийцы, а вы чудеснейшим образом выйдете сухим из воды. Конечно, Светлейшая не будет калечить столь нужную пешку. Вы даже не заговорщик. Даже не привороженный, как Гвейн. Вы — бессловесный бесправный раб!

— Это вы меня так пытаетесь задеть или вывести из себя? — ухмыльнулся Джанго. — Слабо, Ваше Высочество. Кстати, пока вы изливали на меня свое презрение, у меня возник вопрос: откуда вы знаете о привороте Гвейна? Хотя не отвечайте, иначе и не могло быть. Вот вам мой совет: отзовите джина, а лучше уничтожьте его вместе с вещью, к которой он привязан.

— Или? — с вызовом спросила у него принцесса. — Что, Веридор объявит Сарате войну?

— В противном случае войну объявлю лично я лично вашему роду. Уж поверьте, гнев чернокнижника и мага Смерти будет пострашнее, чем агрессия государства-соседа.

С этими словами кронгерцог открыл портал, и Конда поспешила вслед за ним, оставляя принцессу Холию кипеть от ярости в одиночестве. Они оказались в «храме» всех Богов, которое некогда построил для своей первой жены Жестокий король. Стоило порталу закрыться, как непобедимый корсар и сиятельный лорд Джнговир тяжело опустился на колени в центре зала и устало растер лицо руками. Кандида знала, что дядя не набожный и никогда не молится. Тем удивительнее для неё было услышать его обращение к Богам:

— Я никогда не просил Вас о помощи, хотя, подозреваю, Вы не переставали следить за мной и отводить беду в роковой час. За всю жизнь я привык, что мне под силу все и рассчитывать я могу только на себя, но сейчас чувствую, что одному мне не справиться. Вы знаете, что я ни врал ни словом, когда клялся Кандору, что никогда не замышлял ничего против нашей семьи. Я не могу доказать, что не заговорщик. Мне не признаться во всем никому, даже брату. Как бы он ни любил меня, он не примет мой выбор и в лучшем случае изгонит меня, а в худшем, поступит, как и надлежит поступать с изменниками, — казнит. За свою жизнь я не боюсь и готов отдать её, лишь бы спасти всех, кто мне дорог, но, по Вашей воле, к ним относится не только моя семья. Прошу Вас, пошлите кому-то из моих близких веру в меня и силу помочь мне, а всем остальным — счастливое неведение до поры!

— Я верю в тебя, дядя, — отчетливо произнесла Конда, сбрасывая с себя пологи, — и готова помочь тебе.

— Все слышала? И разговор со Светлейшей? — Джанго всеми силами старался скрыть волнение. Какое же облегчение на него накатило, что кто-то наконец разделит с ним его тайну!

— Да, — кивнула Конда. — А еще я давно догадывалась о тебе и знаю, что принцесса Холия не права. Как бы все не казалось на первый взгляд, ты не преступник.

— Спасибо, племяша, — по его щеке все же скатилась скупая мужская слеза, все же он до последнего не верил, что хоть кто-то поймет и не осудит его, а затем его губы растянулись в лукавой улыбке. — Ну что, подельники?

Конда оскалилась в ответ точь-в-точь как дядя и пожала его протянутую руку в знак «вступления в заговор».

 

Глава 14

О демонической привязанности, отборном испытании и ошибок признании

Выйдя из портала, Светлейшая обнаружила своих слуг и святых отцов, раскиданных по полу. Видимо, они со всем рвением защищали репутацию своей госпожи, только их скромных сил тридцати человек оказалось недостаточно, чтобы предотвратить вторжение в покои «святой» одного демона с раненным на плече. Сам Одержимый принц обретался в спальне и бережно устраивал брата на широком ложе Содэ.

— Ваше Высочество, не могли бы вы не вытирать свои сапоги о мою простыню, а то, боюсь, следы ваших каблуков не отмоются и по Веридору пойдет молва, что мужчины придаются греху вместе со мной, не снимая сапог, — проговорила «самая верная и чистая дочь Единого», величественно вплывая в комнату.

— О Светлейшая, о вас ходят слухи и забористее, не чета новости, что я наследил у вас в постели, — фыркнул Эзраэль, пропуская целительницу к Гвейну. — Чего стоит одна история о том, как вы, лежа в первозданном виде на алтаре в главном храме Отче, поднимали… дух монахам, проводившим Большую Службу в честь сотворения Земли. Я так понимаю, вы символизировали плодородие, то есть стимулировали монахов плодить себе подобных.

— Грубо, Ваше Высочество, — уже исследуя ранение, отвечала Светлейшая. — Ваш отец иронизировал тоньше.

Рай решил не мешать ей и стал слоняться по спальне без дела, обозревая разбросанные всюду… хм, наверное, подразумевалось, что это ночные сорочки, правда, на взгляд принца, они с трудом покрыли бы внушительный бюст Содэ, да и цветом более всего подошли бы куртизанкам. Под ними обнаружилась пара книг, и, — кто бы мог подумать! — все о призыве демона. Никак, Светлейшая решила, что, раз все породы людских мужчин уже испробовала, можно и на другие расы перейти. Шутки шутками, а в последних главах древних фолиантов описывалось несколько весьма действенных способов воззвания к порождениям Хаоса, и Рай не мог с уверенностью заявить, что смог бы удержать в узде своего демона. Как там говорил дядя? «Учиться и признавать свое незнание и ошибки — не стыдно»? Что ж, действительно, заглянуть в библиотеку, полистать книги и научиться блокировать сильные призывы не мешало бы.

— Все, — вырвал его из раздумий голос Светлейшей, только вот прозвучал он бесцветно, как приговор.

Обернувшись, Эзраэль увидел, что кинжал на прежнем месте.

— Что «все»? — вскричал Одержимый принц. — Вы ничего не сделали!

— Я ничего не могу сделать, как, впрочем, никто иной, — Светлейшая встретила его вспышку спокойствием. — Он не менее получаса пролежал с кинжалом в сердце, а магии Жизни из артефакта едва ли хватает на больше. Принеси вы его на десять минут раньше, мне бы удалось его спасти, а так время упущено, как и шанс выжить. Сейчас идет его последняя минута.

Рай слышал, как сердце Гвейна, не в силах биться, едва-едва подрагивает, и вот вот остановится навсегда, и ничего не мог сделать! Даже если прямо сейчас порезать руку своим артефактом и призвать Жестокого короля, Кандору Х потребуется время, чтобы сгустить свою магию и обратить её в нужное состояние… Стоп! Рука остановилась на внутреннем кармане камзола, где была припрятана чистая магия Жизни из его артефакта. Конечно же! Он знал, что делать! Он слышал заклинание преобразования магии Жизни в кокон лишь раз, в Академии на лекции по Дарам. Тогда Гвейн сказал ему, что одна из причин папиного величия — способность пусть временно, но остановить саму Смерть. Принц тогда только хмыкнул на это «величие», думал, что подставляться так не надо, чтоб не пришлось себя в жизни консервировать, но заклинание слушал.

Рай вытащил баночку, слегка подрагивающей рукой сжал «белую дымку» и поднес её к груди Гвейна. У него было несколько секунд, всего одна попытка и не было права на ошибку. Он хотел уже открыть рот, чтобы произнести первое слово, как ногу под ножнами кинжала артефакта пронзила боль, словно лезвие раскалилось и добралось до кожи. Рай едва сдержал крик боли, а сквозь звон в ушах послышался возмущенный шепоток: что он творит?! Эта магия была им нужна совсем для другого! Это беспроигрышный вариант заполучить его Конни! Ясно же, что надо позвать папу, а не тратить свой шанс на исполнение заветного желания. Что? Спасать Гвейна? Пусть его король спасает, можно хоть сейчас позвать его. Кандор Х сильный маг и ради сына постарается управиться со своей силой побыстрей, а Гвейн подождет несколько минут. Чернокнижник все-таки, потерпит. Рай не знал, откуда взялись эти мысли, да и мерзкий шепоток не был похож на его собственный, но он будил в его душе нечто темное и необузданное, покоящееся на самом дне, и это была отнюдь не его адская сущность. В один миг исчезла его воля, всем заправляли только поднявшие голову черные чувства, которых до этого сдерживало в одночасье онемевшее благородство и потускневшая доброта.

Сердце Гвейна в последний раз трепыхнулось и затихло, а принц просто стоял, оглушенный исходящей от артефакта силой и заторможенно осознавал, что в этот самый момент душа брата отвязалась от тела и теперь улетучивается.

И тут взревел демон!!! Людской страх и невежество душили его всю жизнь и заставляли метаться в глубине сознания. В детстве папа, конечно, разрешал ему оборачиваться, но строго-настрого запретил показываться в таком виде кому-то из аристократов и послов. А после их откровенного разговора относительно его Конни стараниями короля принц запер свою адскую сущность навечно. И только один человек не только не чурался порождения Хаоса, а даже подружился с Эзраэлем. Гвейн. Единственный человек, который относился к нему без предубеждения и который не задумываясь пожертвовал бы жизнью ради него. И сейчас этот человек умирал у него на глазах, а человеческое сознание встало в ступор и собирается упустить единственную возможность спасти его! Адская сущность второй раз за день смела все воздвигнутые многолетние барьеры, но не обернуло тело огромный рогато-крылато-хвостато-когтисто-клыкастым монстром в кольчуге из чешуи, а всего лишь вывела из оцепенения человека. Рай встрепенулся и, еще не веря, что не перекинулся, и снова вытянув вперед руку с магией Жизни, на одном дыхании выпалил заклятие.

Секунда… вторая… магия соскользнула с его руки, окутала Гвейна и исчезла, образовав нужное плетение… третья… четвертая… десятая…

На семнадцатой секунде, когда Рай уже уверился, что опоздал, и в мыслях чертову дюжину раз четревтовал себя, Светлейшая, до сих пор безмолвно взирающая на эту сцену, рванулась к Гвейну и, приложив руку к его груди, послала ему мощный импульс целительской магии. Его сердце вздрогнуло! Потом второй раз, и еще, и еще!

— В последний момент успели, — констатировала Содэ, придвигаясь ближе к раненому и уже начиная сплетать подвластные ей потоки. — Чего вы медлили?

Рай не ответил ей. Он просто стоял молча, прислонившись к стене, и с ужасом думал о последних пяти минутах. Боги, он чуть не убил Гвейна! Он просто стоял и на полном серьезе думал, что не поможет ему! Принц чувствовал, что это были не его мысли и что не обошлось без испытания Богов, но сам факт! Значит, где-то в его душе, пусть даже в самом темном уголке, но они были! И он, совсем недавно не видящий в себе ни одного изъяна, сам не смог бы с ними совладать…

А еще в шок повергла неприглядная истина, что от роковой ошибки его уберег ДЕМОН! Та его часть, которую он привык считать наихудшим и зол, по несправедливости небес свалившимся на него при рождении. Он привык подавлять адскую сущность, которую считал звериной, а в итоге она гораздо успешнее, чем человеческая, противоречила наваждению артефакта и, порвав оковы, не вцепилась в его тело, даже не сделала попытки забрать себе власть над ним!

— Готово! — объявила Светлейшая, в последний раз проводя рукой над раной, из которой уже извлекла кинжал. — Через час придет в сознание, а через три уже будет как новенький.

— Он ведь только что умирал, — едва шевелил непокорными губами Эзраэль.

— Та чернокнижник же, — равнодушно пожала плечами Содэ.

Принц только молча кивнул и, н спрашивая разрешения, опустился прямо на пол рядом с кроватью. Он снова и снова вслушивался в биение сердца Гвейна. Боги, оно несколько минут назад чуть не остановилось по его вине! Сердце Гвейна, того, кто чаще кого бы то ни было рисковал собой ради семьи и Веридора и кто больше всех во дворце заслуживал жизни и счастья! Казалось, он готов был вечно вслушиваться в прерывистое дыхание брата и ловить малейшее его движение. А еще думать о его судьбе. Где, демон его побери, запропастился Лихой?! Нашел ли он что-то?! А если нет? Рай понятия не имел, что они будут делать, если в Посуле не отыщется способ снять приворот на крови, но точно знал одно: он не даст Гвейну погибнуть.

— Ваше Высочество, позвольте задать вам вопрос, — вырвал его из раздумий голос Светлейшей. — я много слышала о вас, хорошего и не очень, чего было больше, догадайтесь сами. Однако все рассказы о вас сходятся на том, что вы никогда не стремились к власти. Вас ведь держат в столице отнюдь не притязания на трон, управление страной и дворцовые интриги вам нисколько не интересны. Насколько я знаю, желание у вас одно — ваша сестра. Так почему бы вам не увезти её подальше отсюда, где столько неподобающих мужчин и соблазнов? Пока жив Жестокий король, вам с ней не быть, а после Кандора Х, вполне возможно, на престол взойдет новый монарх и так же станет помехой вашим чувствам. Так устройте все так, чтобы вы и Кандида умчались подальше от политических игр туда, где вы сможете построить свое счастье.

Видят Боги, раньше бы уперся рогом и отказался только из чувства противоречия, но общение с дядей Джанго ни для кого не проходило бесследно, так что Эзраэль научился улавливать подтекст, особенно если он не был глубоко и хитро спрятан.

— Хотите сплавить неугодных претендентов на корону? — недобро улыбнулся Одержимый принц. — Вынужден вас разочаровать, Светлейшая, я и принцесса Кандида остаемся здесь и, уж простите мне мою дерзость, облегчать вам задачу не собираемся.

«Как знаешь, демон, — подумала Содэ, с вежливой улыбкой принимая этот выпад. — Ты сам выбрал свою судьбу. Хотела я облегчить совесть Джанго на одну смерть, тем более что под носом Инквизитора такие делишки пахнут жареным, но, увы, ты решил иначе. Не отступился — жди удара в спину, а уж для тебя во дворце целителя точно не найдется…»

 

Глава 15

О всеобщем сумасшествии, общественном отношении и захватывающем повествовании

В преддверии прибытия Инквизитора дворец превратился в бурлящее нечто: лорд Див носился всюду чуть ли не в своем истинном демоническом обличье, напрчь забыв о конспирации, и ревел на всех и каждого, кто попадался на его пути, беснуясь то ли из-за недостаточной пышности королевского приема, то ли из-за пустого расходования средств. Вторил ему Кандор Х, правда, не галопируя по коридорам и залам, а грозно возвышаясь рядом с троном, как и приличествует монарху в преддверии грандиозного приема. Первому от нервного короля ни за что, ни про что попало главному прокурору лорду Туррону:

— Где мой сын?! — грозно сверкнул на него черными очами Жестокий король.

— Эммм… — озадаченно промычал придворный. — Дозволено ли мне будет спросить, о каком именно из тридцати трех своих сыновей Ваше Величество изволит говорить?

— Мое Величество прекрасно осведомлено о нахождении всей Черной Тридцатки, — ну, это король так думал, — о нахождении Лихого ведают разве что одни Боги. Надеюсь вашего прокурорского ума хватит, чтобы догадаться, о ком я у вас спросил!

— Ваше Величество, Его Высочество принц Эзраэль… — начал было несчастный лорд.

— Принц Эзраэль по своему обыкновению обретается не в том месте не в то время! — раздражение и злость прямо-таки сочились с королевских уст. — Где Синдбад?!

— В-в-ваше Величество, — прокурор всеми силами пытался подавить напавшую на него от страха икоту. — Я не имел счастья лицезреть вашего сына в последнее время, однако осмелюсь… — ну, тут он явно преувеличил, — осмелюсь предположить, что он может проводить время в… доме с алыми простынями…

— Как чудесно! — недобро оскалился Кандор. — Он мне нужен здесь! Немедленно! Скажите, лорд Туррон, может нам прямо по соседству с тронным залом бордель организовать, чтоб моим сыновьям и прочим дворовым бездельникам ходить недалеко было, и являться все будут по моему первому зову! Красота!

— Ваше Величество… — пот уже не просто струился с лба прокурора, он капал на пол!

— Дельное предложение, брат! — спас лорда Туррона от внимания короля голос кронгерцога, вышедшего их портала прямо за спиной брата. — Не скажу, что при дворе от этого нововведения что-то изменится, но пора уже как-то официально поощрить бытующий под сводами дворца разврат. А то сил никаких нет строить благочестивую мину, да и послов Отче от Веридора своим распутством отпугнём! Даже жриц любви нанимать не придется, по дворцу итак шатается немало высокородных шлюх, к тому же уже со своими нарядами. Ты только подумай, какая экономия! Лорд Див будет счастлив!

Благословляя про себя столь своевременное явление некроманта, лорд Туррон поспешно унос ноги куда подальше от Жестокого короля, всегда такого сдержанного и терпеливого, отчего его гнев вселял чуть ли не суеверный ужас.

Между тем Кандор обернулся и вперил разъяренный взгляд в традиционно блистающего сиятельного лорда Джанговира.

— Дорогой брат, — прошипел правитель, выразительно выделив первое слово, словно намекая на денежную «стоимость» кронгерцога.

Надо сказать, настрой венценосного брата нисколько не смутил Джанго, ибо настроение у него было замечательное. Составив с Кондой рискованный, но эффективный при любом раскладе план, они перенеслись в покои Светлейшей, где узрели вполне живого и адекватного, если не считать периодических упоминаний его «госпожи», Гвейна. Как же все-таки удачно, что кто-то распутал опутывающие его ментальные сети. Джанго даже не особо интересовала личность благодетеля, главое, чтобы он не обнародовал свое деяние в самый неподходящий момент и не сорвал их авантюрное предприятие. По идее, не должен, ведь они, можно сказать, прямо сейчас и начинают реализацию, поэтому то они с племянницей не стали засиживаться рядом с Гвейном, как Рай, а рванули каждый в свои покои готовиться к торжественному приезду высокого гостя, о личности которого пока знали только трое: король, кронгерцог и первый министр. Но перед тем, как приступить к воплощению в жизнь своего замысла и отправиться на поиски главной собирательницы и распространительницы информации при дворе, Джанго не мог удержаться от словесной пикировки с братом.

— Злиться изволите, Ваше Вашество, — оскалился кронгерцог-пират. — И чем же вызван ваш праведный гнев?

— Ты что, нарочно так вырядился?! — король красноречиво обвел взглядом наряд брата, полностью состоящий из бриллиантов.

— А тебя что, лорд Див покусал? — вопросительно вскинул бровь Джанго. — А вырядился я так действительно нарочно, должен же кто-то оттенять твои простолюдинские тряпки.

— Ваша Светлость, вы щас договоритесь! — вспылил Кандор, закипая все больше.

— А что, раз уж король одевается как его «бастарды на особом положении», — Джанго будто невзначай покосился на льняную рубашку брата и замшевый желет поверх неё, — должен же хоть кто-то из правящей семьи блистать при дворе.

— Джанго… — злобно сощурился Жестокий король. — К нам сегодня прибывает Инквизитор! А лорд Див докладывает мне, что южане уже месяц осаждают совет с требованиями выделить деньги из казны на приведение в божеский вид дорог между Трюмоном и портовым Голэ, а у государства денег нет! А у моего брата разве что исподнее пока бриллиантами не усыпано.

— Ну, последнее никто из нас не проверял, — протянул с другой стороны от трона лорд Див, но, уловив мелькнувшее на королевском лице бешенство, поспешил ретироваться с отчаянным воплем: «Подсвечники! Серебряные! Какое, в Хаос, серебро на фоне бордовых гобеленов?! Немедленно менять на золотые! А?! Что?! Столовое серебро?! Какое, демон его пожри…! Живо в сокровищницу за позолоченным сервизом! И вазы! Вазы!!! С рубиновыми вставками, а не с…! Нет рубинов?! Тогда ищите с гранатом! И розы! Кто припер эти алые сорняки?! Я же сказал винного цвета! Винного!.. Вино!!!»

— Мда, дороги… — многозначительно протянул кронгерцог, с любопытством наблюдая за тем, как первый министр гоняет слуг и придворных по всему залу и еле-еле сдерживая смех.

— Джанго, у нас в стране по отчетам министров уже второй год кризис… — продолжил отповедь король, однако выслушивать о превосходящих доходы государственных расходах в планах у кронгерцога не было.

— Понятия не имею, что там по отчетам министров. У меня кризиса нет. Свои недешевые вкусы я удовлетворяю на свои честно награбленные золотые, а не запускаю свои загребущие ручки в казну. Ты б поговорил с Раем, он под началом лорда Дива вычислил пару-тройку дворцовых стервятников, которые с завидной регулярностью путают государственный бюджет и свой карман.

— Сам все проверю, — недовольно процедил сквозь зубы Кандор.

— Да ладно тебе, мальчик хорошо потрудился, ты можешь смело доверить ему должность помощника лорда Дива. Схватывает он быстро, а уж как перестал расценивать обучение как унижение собственного достоинства, так вообще дело пошло на лад. И не нервничай так, братишка, это вредно, причем и для тебя, и для страны. Вот хватит тебя удар от переживаний, и на кого Веридор оставишь и, что более насущно, встречу Инквизитора? Я, конечно, смогу по-быстрому поднять твой еще теплый труп, но, боюсь, лорд Див решит, что твоя синюшность не будет гармонировать с бордовыми гобеленами и золотыми подсвечниками. Зато алые сорняки тебе на последнее ложе обеспечены!

Король на мгновение завис от такого заявления, и этого кронгерцогу хватило, чтобы улизнуть в соседний зал, где и обнаружилась искомая им особа.

— О, прекрасная леди Доротелла! — в лучших традициях придворных подхалимов воскликнул лорд Джанговир, отвешивая грациозный поклон пышной розовощекой даме в роскошном наряде, не крикливом, но не оставляющем сомнений в благосостоянии великосветской дамы и её осведомленности о последних течениях моды. — Рядом с вами меркнет даже солнце!

— Но не такой бриллиант, как Ваша Светлость, — в свою очередь присела в глубоком реверансе леди Доротелла, а затем устремила на кронгерцога хитрый заинтересованный взгляд. — Не удовлетворит ли мое любопытство сиятельный лорд? Что за прием планируется сегодня вечером и почему в его преддверии Его Величество готов испепелить всех и каждого, а лорд Див бегает по всему дворцу на полусогнутых?

— Леди чересчур торопит события, — растянул губы в приветливой улыбке Джанго. — Положительно, чести поведать эту замечательную новость двору удостоится только Его Величество. Однако я принес вам не менее животрепещущее известие.

— О, лорд Джанговир! — просияла придворная дама. — Вы не могли разочаровать меня! Говорите же скорее, я внемлю вам!

— Известно ли вам, очаровательная леди Доротелла, что уже более, чем два месяца лидер Черной Тридцатки, благородный воин и старший сын Кандора Х был коварно обманут шпионом из Порсула и опутан ментальной сетью высшего порядка?

— Какой ужас! — ахнула леди, судорожно обмахиваясь веером. — Как же такое возможно?! Лорд Гвейн, граф Ле Грант!

«О да, — хмыкнул про себя Джанго. — Именно лорд Гвейн, единственный наследник одного из богатейших родов юга. Готов биться об заклад, он популярен среди придворных пираний куда больше, чем Эзраэль, еще будучи наследным принцем Веридора. Для женской половины двора Гвейн привлекателен и как любовник, поскольку красив, обаятелен и щедр, и как потенциальный муж, поскольку богат, знатен и влиятелен. Еще вопрос, кому при дворе принадлежит звание Самого Завидного Жениха. Может, зря Кандор прибедняется, что из всей королевской семьи на него одного одного идет охота? Даже смешно, тридцать лет на троне, а еще не привык ко всем прелестям статуса правителя!»

— Так и есть, прекрасная леди, — склонил голову в утвердительном поклоне кронгерцог. — И никто бы не узнал об этом, ибо наш мужественный лорд Гвейн все это время ходил под сильнейшим мороком чернокнижника.

— Ох, какие страсти вы рассказываете! — активно демонстрировала приличиствующий ситуации шок дама.

— Мгновение терпения, о моя дорогая леди Доротелла, — доверительно понизил голос кронгерцог, вынуждая её склонить вытянуть ему навстречу голову и с жадностью ловить каждое его слово, а выговаривал он их медленно и нарочито растягивая. — Так и не открылась бы вся правда, если бы не юная принцесса. Кандида Веридорская не так давно узнала о своем Даре Менталистики, и Его Величество поручил мне обучение горячо любимой дочери.

— Уверена, под таким чутким и умелым руководством Ее Высочество достигнет невероятных высот на магическом поприще, — не преминула ввернуть комплимент придворная.

— Поверьте, способности принцессы более чем впечатляющие. Уже после месяца обучения ей хватило сил и знаний, чтобы почувствовать ментальную сеть на лорде Гвейне и лично освободить его от чужой навязанной воли.

— Прекрасная дева спасает от хитроумных козней восточных «друзей» благороднейшего из рыцарей Веридора! Юная принцесса сильная магиня и отважная молодая леди! — сплетница уже предвкушала, как будет скармливать эту новость сливкам общества и какими именно захватывающими и пиканными подробностями её приправит.

— Полагаю, леди Доротелла, наше высшее общество оценит это событие так же, как и вы, — подогерел её кронгерцог.

— О, лорд Джанговир, я абсолютно уверена, эта история произведет на всю аристократию Веридора такое же неизгладимое впечатление, — проворковала придворная дама, цепляясь за предложенный кронгерцогом локоть и направляясь вместе с ним в тронный зал.

На входе они столкнулись с самой «виновницей дворцового восхищения». Кандида Веридорская полностью соответствовала золотым подсвечникам и бордовым гобеленам. Платье винного цвета подчеркивало соблазнительность и привлекало мужской взгляд не самым скромным декольте, выставляющим напоказ карамельные плечи, и затянутой в тугой корсет осиной талией; золотой гарнитур сверкал рубинами, словно каплями крови. Да и весь вид Её Высочества был таким величественным и исполненным осознания собственной неотразимости, что Джанго, задумчивым взглядом окинувшим эффектный наряд племянницы и её настрой, подумалось: «Кровавая королева…»

 

Глава 16

О наблюдательности, подозрении и озорении

Четверть часа назад принцесса, полностью готовая к торжественному приему, отправилась в тронный зал, и все это время Лола перекладывая с места на место расшитые шелковыми нитями подушечки на ложе Ее Высочества и украдкой стирала с щек бегущие из глаз слезы. Кандида несколько раз предлагала подруге пойти вместе с ней, но девушка упорно отказывалась. Она знала, что на приеме непременно будет вся Черная Тридцатка, и её янтарноглазый лидер, как всегда, никого не стесняясь, весь вечер не будет сводить восхищенного взгляда со своей прекрасной жены. Тейша… Дочь самого Великого султана Порсула, жемчужина Востока, дивная зеленоокая красавица танцовщица. Где ж графу Ле Грант и первенцу Кандора Х Веридорского отыскать лучшую партию?

— Горюем? — раздался совсем рядом знакомый голос, но Лола все равно вздрогнула, правда, не от неожиданности, а от замеченного в зеркале напротив отражения.

Этот человек везде и всегда появлялся неожиданно, неизменно подкрадываясь, неслышно, словно дикий зверь, но регулярно встречающаяся с ним служанка Её Высочества уже привыкла к его неожиданным явлениям. Единственное, что заставляло её сердце всякий раз переворачиваться в груди, это его внешность: что ни встреча, то в первое мгновение кажется, что это сам Жестокий король перед ней.

— Здравствуй, Лихой, — не стала опровергать его слова Лола. — Давно же тебя не было.

— Восток отпускать не хотел… — протянул атаман западных разбойников, опускаясь у её ног прямо. на пол, и, презрительно усмехнувшись, добавил, — живым.

— Тебе не привыкать.

Это было правдой. Куда бы судьба не занесла Лихого, везде его ждали приключения с привкусом смертельной опасности, но всегда ему удавалось уйти от верной гибели. Вот и эта поездка в Порсул ознаменовалась сперва переломанными ногами и головорезами в столице Веридора, затем — отрядом стражей в восточном порту, проникновением в султанскую библиотеку в поисках редчайших древних фолиантов, допросом всех придворных звездочетов, а на закуску — крушением плывущего обратно в Веридор судна и, как следствие, двадцатью часами в плавь до родного берега.

Пока атаман припоминал последнюю одиссею во всех подробностях, Лола задумчиво рассматривала его, в очередной раз удивляясь. Вроде Лихой был абсолютной копией Жестокого короля, однако Кандор Х всегда казался ей намного привлекательнее сына. Может, дело было в выражении лица, таком искренним и открытом у первого и таком хищном и непроницаемом у второго. На губах Его Величества часто играла легкая, немного стеснительная и радостная улыбка, Лихой же всегда скалился, но не так, как, например, кронгерцог Джанговир и порой принцесса Кандида, а как-то плотоядно, с предвкушением и холодным блеском в глазах. Глаза… Черные очи Кандора Х неизменно смеялись вместе с ним самим. А взгляд Лихого всегда был тяжелым и пристальным, выдающим в нем жестокого и опасного человека. Раньше Лола не думала об этом, но после увиденного в день перед официальным приездом Светлейшей у неё в голове все чаще мелькал вопрос: а может ли Лихой быть предателем?

— О чем ты думаешь, Лола? — вырвал её из размышлений голос разбойника. — Ты так на меня смотришь, будто в первый раз видишь. Не рада?

— Почему же, рада, ты же брат Ее высочества… — неловко пробормотала служанка.

— Врешь, — с улыбкой оборвал её мужчина. — Эх, Лола — Лола, ты никгда не была сильна во лжи, так незачем начинать, тем более со мной. Колись, девочка, случилось что?

— Да, — еле слышно выдохнула она.

— Так говори, чего ждешь-то.

— Страшно… — честно призналась Лола.

— Кого боишься? Меня, что ли? — и, прочитав утвердительный ответ в глазах собеседницы, не удержался от смешка. — Ой, Лола, уморишь! Уж кто — кто, а мои друзья могут ничего не бояться, уж тем более меня.

— А мы друзья? — тихо, словно и не к нему обращаясь, проговорила девушка.

— Та-а-ак… — атаман резко поднялся и теперь сидел прямо напротив нее, у упор смотря прямо в глаза, пробираясь колючим цепким взглядом к самым сокровенным мыслям. — А теперь выкладывай, что за непонятные подозрения у тебя на мой счет.

Делать нечего, пришлось выложить все на духу:

— Ночью перед официальным прибытием посольства Отче я задержалась допоздна, стирки много накопилось. Когда я шла у себе, я в окно заметила, как ты проводишь кого-то мимо стражников. Вы шли вроде и не таясь, но в то же время так, что в такой час вам могли встретиться только охранники, которые, узнав тебя, не стали бы вас останавливать.

— Ты проследила за мной… — полуутвердительно сказал атаман.

— Да, — кивнула девушка. — Я видела, как ты провел Светлейшую к тайной двери в покои Его Величества. Лихой… Лихой, скажи, неужели ты служишь ей?

— Что?! — привычно скалясь, воскликнул разбойник. — Ну и мысли у тебя, детка! Лола, тебе ли не знать, что я не то что не служу никому, я верен только себе. В политике все то ли за этих, то ли за тех, а я всегда только за себя и не скрываю этого. Так что я не служу… скорее помогаю, причем не столько Светлейшей, сколько дяде.

— Значит, и про лорда Джанговира тоже правда?! — ахнула Лола.

— О, все интереснее и интереснее! Значит, дядюшку ты тоже на чем-то поймала?

— Да, — призналась служанка. — Её Высочество рассказала мне, что принц Эзраэль и Синдбад как-то раз забрались в спальню Светлейшей и так удачно попали, как раз когда она развлекалась там со своим любовником. Они опознали короля по голосу и черным замшевым сапогам. А перед сегодняшним приемом все с ног сбились, разыскивая их. Его Величество до сих пор рвет и мечет.

— Мда уж, стырить любимые сапоги у самого Жестокого короля и к тому же не вернуть осмелился бы только один человек на всем свете, — ухмыльнулся разбойник. — Сообразительная ты, однако, Лола, и наблюдательная. И никому ничего не рассказала?

— Я думала, что, возможно, ошиблась. Как говорится, перебдела. Ведь Его Светлость так любит брата, да и племянников просто обожает. Он же, не жалея сил учит, их всему, что знает сам, так старается ради будущего Веридора. Я и помыслить не могла, что он — слуга Отче.

— Все же не поняла, — покачал головой Лихой. — Лола, дядя — не слуга Отче. Он — раб Светлейшей. Как, впрочем, и она — его.

— Не понимаю.

— И не надо. Главное, можешь быть спокойна, ни я, ни лорд Джанговир не причиним вреда никому из нашей семьи. Более того, мы всеми силами прилагаем, чтобы избежать казней. Ты знаешь, зачем я ездил в Порсул?

Девушка только отрицательно покачала головой.

— Значит, Конда решила так твои нервы поберечь. Что ж, считай, твое неведение закончилось.

Следующие полчаса Лихой во всех подробностях рассказывал Лоле о сущности Тейши, о привороте на крови, о наложенных на Гвейна ментальных сетях, о своем полете с дворцовой стены, о цели своего путешествия на Восток и наконец о неутешительных итогах.

— Способа уничтожить приворот на крови нет. Это точно. Сотворенная однажды Магия Крови не рассеивается даже через века и разрушить её не под силу даже создателю.

Лола сидела перед ним в немом ужасе. Вот и все… Надежды нет. И впору удариться в истерику, но даже слезы, словно оцепенев, не набегали на глаза. Это был конец… был бы, если бы не последняя фраза Лихого:

— Но меня тут, пока вплавь до Веридора добирался, озорило. Посетила меня одна дельная мысль, так что, может, и не все пока потеряно.

— Что? — мигом ухватилась за эту соломинку Лола.

— Помнишь то покушение на короля, в котором еще Одержимого обвинили и сослали? Так вот, слышал я, что демон спас отца от Дыхания Смерти с помощью кинжала. Как-то хитро он его сделал, так, что он должен был вытянуть из жертвы всю магию. Я вот думаю, если кинжальчик смог поглотить проклятие, может, его и на приворот хватит?

Боги! Это был шанс! Пусть призрачный и основанный на хрупкой теории, но шанс!

— Так что я поищу эту вещицу при дворе. Что-то подсказывает мне, что Одержимый не сам зачаровал этот кинжал и не сможет сделать такой же. У Эзраэля вообще с артефакторском отношения не заладились еще в Академии. Не кисни, красавица, — хитро подмигнул ей Лихой. — Спасем мы Гвейна, не все же ему нас из передряг вытаскивать.

— Спасибо, — Лола еле сдерживала слезы благодарности.

— А спасибо, девочка, в карман не положишь. Ты же не откажешь мне в одной услуге.

— Какой это? — тут же напряглась служанка. Нет, она верила, что Лихой по-любому поможет Гвейну. Только были у нее догадки по поводу просьбы атамана, к слову, не самые радужные.

— Да как всегда, — оправдал её худшие опасения разбойник, причем отказа он не ждал.

— Нет, Лихой, — вскинулась Лола. — Ее Высочеству уже не пятнадцать…

— Именно, — оборвал её Лихой. — Поэтому твоя задача усложняется. Тее придется не просто стоять на стреме, а обеспечивать нам полное уединение.

— Я не буду этого делать, Её Высочество могла полюбить…

— Кого? — презрительно скривился атаман. — Одного из этих недопринцев? Орлы комнатные! Или, хочешь сказать, кто-то из них таки забрался в постель к сестре, пока меня не было, или же Конда разглядел в ком-то из них мужчину?

— Нет, — отрицательно мотнула головой девушка. — Её Высочество помнит о своем кровном родстве с Синдбадом и принцем Эзраэлем.

— Со мной все эти годы мысль о нашем родстве её не смущала. К чему бы это? — притворно изумился Лихой, затем жестко добавил. — Ты все сделаешь, как надо.

— Только если Её Высочество сама захочет видеть тебя, — продолжала упорствовать Лола.

— Она захочет, — предвкушающе прошептал Лихой. — И не только увидеть…

 

Глава 17

Как и прогнозировала Светлейшая, вскоре Гвейн не только очнулся, но и был готов к бурной деятельности. Убедившись, что спонтанной прогулки в царство мертвых не планируется, «самая верная и чистая дочь Единого» вежливо попросила двоих молодых людей освободить её покои.

— Или мужественные сыновья Жестокого короля собираются задержаться в моей спальне и доказать мне свою мужественность? — с намеком произнесла официально признанная святая, окидывая обоих взглядом, словно прикидывая, кого первого и с какой стороны начать есть.

Рая передернуло, Гвейн же расплылся в одной из самых своих обаятельных улыбок и проникновенным шепотом отвечал:

— О прелестная Содэ, вне всяких сомнений, ваше мягкое ложе, как и ваша компания более чем приятны любому мужчине, но мы с братом как истинные благородные лорды не можем бросить тень на ваше честное имя, покидая ваши покои поутру.

— Неужели в Веридоре осуждаются близкие отношения между мужчиной и женщиной, не соединенными законным браком? — вопросительно приподняла брови Светлейшая. — По вашему отцу и не скажешь.

— Прекраснейшая, я имел в виду вовсе не само времяпрепровождение, — продолжал сладко улыбаться Гвейн, подпихивая остолбеневшего Рая ближе к дверям в гостиную. — Меня смутил исключительно тот факт, что выходить из девичьей спальни нас будет двое, а благородная леди, хоть очарования в ней раза в три больше, чем разрешено законом и здравым смыслом, все же одна, — на этом моменте Одержимый принц таки споткнулся, и виной тому был вовсе не порожек, а слова брата. — Целуем ваши белые ручки, Светлейшая! Чудесного вечера!

— До встречи, благородные лорды, — усмехнулась им вслед Содэ. — В вашем обществе вечер однозначно был бы чудеснее… и ночь тоже!

В гостиной что-то с грохотом приземлилось на пол, и Светлейшая не смогла сдержать рвавшийся наружу хохот. О Единый, все же принц Эзраэль сын своего отца. Так поспешно и целеустремленно от её откровенный предложений удирал только Кандор Х, лишь с годами научившийся прикрывать свой побег сарказмом и своей непреложной монаршей волей.

— Ты че за охинею там нес?! — прошипел Одержимый, поспешно удаляясь от рассадника разврата, процветающего под покровительством наместника Единого.

— А ты что за чудеса акробатики демонстрировал? — не остался в долгу Гвейн. — Рай, это что за цирк был? С каких пор ты, услыхав двусмысленность, становиься хромым на обе ноги?!

— Да она же…! Она же даже не проститутка! И это, Хаос её забери, воплощение похоти облизывалось на нас! Как ты верно заметил, на обоих сразу!

— Ой, Рай! Ты мне еще заливать начни, что никогда тебе подобных предложений не делали. Да только на моей памяти два раза такое было. Помнишь, на твои семнадцать леди Рангин, видимо, решив продолжить традицию, что именно замужние дамы из славного аристократического рода её достопочтенного супруга лишают девственности наследника, заманила тебя в темную нишу подальше от тронного зала, а меня, надо думать, для моральной поддержки прихватила, ну, или чтобы в случае чего советы тебе давал.

— Как ж не помнить, — фыркнул принц, сбавляя шаг и еще не зная, куда они, собственно, направляются. — За нами же тогда Синдбад увязался, а ему еще пятнадцати не было. До сих пор не верю, что папа нас насмерть не забил за совращение младшего.

— А не хрен было орать, что на наследника напали, да так, что даже отец на свиданке с Алис (так, на минуточку, в лодке уже в низовьях Вихры) услыхал и бросился спасать дитятко от неведомой страшной угрозы!

— А не хрен было ржать в сторонке! Друг, демон тебя побери! — выплюнул Эзраэль. — Нет бы помочь брату, так нет, надо полюбоваться, как его из парадного наряда вытрясают и пытаются заживо похоронить под грудой «соблазнительного» тела.

— А когда б мне еще выпала возможность поглазеть на такое зрелище, — хохотнул Гвейн. — Но тут, конечно, ч с тобой соглашусь. Ничего не имею против пышных женских прелестей, но центнер на одно тело — это все же перебор… Кстати, о переборе. У нас что, дворец вымер, или столицу перенесли? — Гвейн взглядом указал на безлюдные коридоры.

— Да не, у нас какой-то прием. То ли кто-то прибывает, то ли кого провожаем…

— В последний путь? — выгнул бровь лидер Черной Тридцатки.

— Вроде нет. Нам по-любому там делать нечего, — задумчиво пробормотал Рай, пытаясь ухватить какую-то мысль, яркой вспышкой пронесшуюся в голове, пока брат объяснялся с Содэ.

О Светлейшей Одержимый принц и думал, вернее, о том дне, когда они с Адом забрались в её спальню. Хотя он лично слышал голос папы и видел его любимые сапоги, единственные во всей столице, если не считать пару Гвейна, в которую он, кстати, сейчас был обут, в голове все равно не укладывалось, что это действительно был он тогда, со своим заклятым врагом. Уж что-что, а врал Жестокий король, только когда правда ставила под удар чью-то жизнь, и колкости Содэ он говорил вполне искренне. К тому же сама ситуация была лишена какого-либо логического объяснения. Во-первых, Кандор Х в это время отдыхал где-то на природе со своей фавориткой. Предположим, это проверить никак нельзя. Но есть и во-вторых! Светлейшая была в это время на официальной встрече Веридорским двором посольства Отче. Вся титулованная аристократия видела, как Его Светлость кронгерцог Джанговир беседовал с Содэ практически час и, судя по докладу дяди, ему удалось выторговать у посольства из святых земель отсрочку решения вопроса о браке Светлейшей с самим кролем или же его наследником. Вопрос: как Содэ могла сбежать с приема к любовнику так, что этого никто не заметил?! Была у Эзраэля смутная догадка, но знаний, щедро раздаваемых в Академии и так и не удостоившихся его величайшего внимания, категорически не хватало.

— Слушай, Рай, может тебе переодеться, — между тем продолжал Гвейн. — Вообще-то ты, как принц, можешь появиться где угодно хоть голым, но отец не идиот, сразу поймет, что ты бесконтрольно оборачивался.

Одержимый непонимающе взглянул на брата и, проследив за направлением его взгляда, оглядел себя. Мда… видок так себе. Тут два варианта: либо «Прости, папа, я все же не смог приструнить порождение Хаоса внутри себя и оно, вырвавшись наружу, изодрало в клочья своими габаритами мою одежду», либо «Папа, я тут гулял в дворцовом саду и вдруг откуда ни возьмись на меня набрасывается стадо тинников во главе с гигантской самкой, к сожалению, последняя оказалась удачливее, чем леди Рагнин в свое время, а потом вся эта демоническая орда феноменальным образом растворилась в воздухе».

— Наденешь что-нибудь поприличнее и заглянем на прием. Отец, наверняка, ждет нас, да и соскучилась моя…

— Гвейн, — резко оборвал брата принц, не дав тому снова углубиться в мысли о его «госпоже» и мигом придумав, как пока уджержать его подальше от Тейши и ментальных сетей. — Я не пойду на прием. Мне срочно надо в библиотеку проверить одно предположение. Поможешь?

— Конечно, — тут же кивнул Гвейн. — В чем дело?

Пока шли до библиотеки, Рай в общем обрисовал ситуацию и свою догадку. Иллюзии — самые плохо изученные магические явления, не существующий в природе Дар. То ли был он когда-то, то ли нет, что более вероятно, но факт в том, что эту сферу магии нигде не изучали, только среди древних фолиантов, например, в дворцовой библиотеке, можно было еще что-то отыскать на эту тему, а значит, вычислить человека, способного создать иллюзию, должно быть легко вычислить. Хотя… папа эту магию не практикует, дядя вроде тоже, Черная Тридцатка только пару раз слышала о ней в Академии, а у кого бы то ни было другого резерв намного слабее…

— Иллюзия — единственное внятное объяснение того, что Светлейшая была в двух местах сразу, — заключил Одержимый принц. — Осталось только как-нибудь понять, кому такое по силам и по уму. Рагнар!

Перед молодыми людьми тут же появился призрак первого великого короля Веридора.

— Нам нужно все, что есть, о магии Иллюзии.

Всего во всей библиотеке набрался десяток томов, не особо различающихся между собой, и все было не то! Полтора часа Рай с Гвейном придирчиво изучали каждую страницу, но никаких упоминаний о нужном им явлении не нашли. Дело в том, что даже сильнейшие маги, вроде Жестокого короля, могли освоить визуальные иллюзии, однако они были сродни плотным призракам: их нельзя было потрогать, нельзя настроить на простейший разговор, даже тень нельзя было прицепить!

— В Хаос! — выругался Одержимый, захлопывая последний талмуд. — Не может быть такого! Иллюзия Светлейшей должна была быть материальной! Она же говорилла, сидела за столом, держала бокал, да пила и ела в конце концов!

Гвейн, закончивший со своей стопкой минут пять назад, все это время сидел, глубоко задумавшись, и не обратил внимания н вспышку брата. Казалось, он что-то усиленно вспоминал, но детали ускользали из давнего воспоминания. В конце концов лидер Черной Тридцатки негромко позвал:

— Рагнар! Династии рабов в Порсуле. Нам нужен Клан Изменчивых.

Призрак покорно метнулся куда-то к дальним стеллажам, Эзраэль же непонимающе уставился на брата. О том, что на Востоке достаточно много потомственных рабов, образовавших своеобразные династии, названные, как правило, именем «основателя» — первого предка-невольника, принц узнал, пока готовился отвечать дяде специфику стран-соседей. Но что еще за Изменчивые?

Рагнар быстро вернулся с толстенным фолиантом, под весом которого слегка прогнулась столешница, и даже любезно открыл на нужной странице. Бросив взгляд на книгу, Эзраэль досадливо поморщился — вместо человеческих букв он увидел убористую восточную вязь. Бррр! И что можно понять в этих палочках, волночках и точечках?! Гвейн что-то понимал, судя по тому, как сосредоточенно всматривался в это подобие текста, еще и пальцем по строчкам водил. Справа налево водил! Одно слово — Порсул!

Чем дальше читал, тем мрачнее становилось лицо Гвейна.

— Не томи уж! — е выдержал Рай. — Чего там?

— В древности жрецы Востока по приказу Великого султана Порсула провели обряд над одной из его наложниц в надежде самим создать Дар Иллюзии и привить его младенцу-шахзаде, который вот-вот должен был появиться на свет, и ценой за эту способность стала жизнь матери. Родившаяся девочка действительно стала первым иллюзионистом, но у нее не было других Даров. И не только: Боги, разгневавшись, что люди решили сами подарить ребенку «подарок», подобный тому, что обычно делали они, отняли у девочки и всех её потомков способности к любой другой магии, даже к общей. Начатый ей род стали называть Изменчивыми как раз благодаря его уникальной способности. Так вот изменчивые могут создавать материальные иллюзии на любое время, только накладывают их исключительно на себя. И еще… Порсул, как всегда, нашел применение таким примечательным способностям и начал воспитывать Изменчивых как шпионов, предварительно опутав их ментальными сетями, чтобы оружие не повернулось против них же. Как правило это были мужчины, женщины же по-прежнему оставались наложницами и частенько даже знали о своих способностях…

Тут Гвейн резко умолк, споткнувшись о какую-то фразу в книге.

— Что? — глаза Одержимого так и горели, он чувствовал, что брат нашел что-то важное.

— Поскольку Изменчивые своей способностью менять саму суть себя противоречили законам мироздания, — помертвевшими губами прошептал Гвейн, — Боги наградили их противоестественным сходством с одним из родителей. В истинном облике сын Изменчивого был отражением своего отца, а дочь — матери.

Услышав это, растерялся даже Рай.

— Но ведь… это же не может… — невнятно бормотал Одержимый. Казалось бы, надо хвататья за предположение и судорожно искать подтверждение, тем более с «подозреваемым» его связывала отнюдь не любовь. Но почему-то от одной мысли, что заклятый брат может предать семью, где он для всех был родным человеком, хоть и сложным и своеобразным, становилось тошно.

— Это бред! — категорично заявил Гвейн. — Каким боком Лихой к потомственным порсульским рабам? Да отец впервые ездил на Восток, когда мне уже лет двадцать было, а Великий султан у нас никогда не был, и его наложницы тем более!.. Да и какое Лихому дело до Светлейшей? Единый, да ему есть дело только до себя самого!

— Но Лихой как две капли воды похож на папу… даже рост сантиметр в сантиметр…

— Рост и рожа — это не показатели, — отрезал Гвейн. — Мы, да и никто другой не может точно сказать, что Лихой — абсолютная копия отца. Это не доказательство. В моих глазах уж точно.

— Погоди-погоди… — Эзраэль сосредоточенно потер лоб и вдруг как крикнул. — Рагнар! Историю возникновения Сараты! Подробно!

В другое время дух, наверное, давно плюнул бы на их вопли и унесся к своей возлюбленной жене, однако сегодня Хранитель, видимо, был настроен очень благожелательно, к тому же ему было приятно видеть слаженную работу и догадливость своих потомков. Меньше через минуту Одержимый принц уже пролистывал долгое описание пылкой любви наследника Веридора и одной из Монруа, попутно поясняя:

— Лихой же рассказывал, что в ВЕридор он приехал из Сараты, да и прозвище вместо имени явно указывает на северное происхождение… И помнишь, ты мне рассказывал, что первой любовью папы была какая-то Монруа, дальняя родственница нынешнего короля Сараты… Я же недавно разбирался с этим политическим гадюшником и нашел… Вот! Смотри! Порсульская принцесса, прибывшая для брака с принцем Веридорским, после его побега не умотала обратно под папенькино крылышко, а бросилась вслед за несостоявшимся женихом, так как без памяти влюбилась в него, и, умудрившись затесаться среди служанок, провела с ним несколько ночей. По слухам она воздействовала на принца ментально, так как он утверждал, что делил ложе со своей женой и ни с кем другим. Но факт есть факт: эта жемчужина Востока родила ему троих детей, причем внешность двоих сыновей не вызывала сомнений в личности родителя. А новоиспеченный король Сараты, воспитанный в лучших традициях велики королей, ценил семью превыше всего и признал бастардов. Они воспитывались вместе с законными детьми и получили титул, соответствующим нашему герцогу, то есть формально стали относительно дальней родней, тоже Монруа. Гвейн, ведь порсульская принцесса вполне могла быть дочкой Великого султана и наложницы из Изменчивых, вот, посмотри, на иллюстрациях её дочь, а потом и внучка, невероятно походят на неё…

Гвейн уже не слушал Рая. Он смотрел в книгу на портрет той самой жемчужины Востока. Что ж, действительно весьма симпатичная женщина, даже очень. Сразу было ясно, какая именно черта принесла ей славу невиданной красавицы — глаза. Небольшие, чуть раскосые фиалковые очи! На них-то и смотрел Гвейн, и одновременно видел перед собой кольцо с фианитом, призывно сверкающий сине-фиолетовым блеском… и огонь в глазах Лихого, который, как заведенный, твердил, что этот камень невероятно подходит к глазам одной женщины. «Западник» по натуре, атаман в разбойничьих традициях признавал только физическую любовь мужчины и женщины, отрицая чувства и не считая нужным не то что дарить предмету своей «западной любви» подарки, а даже ухаживать за ней дольше трех дней. Единственной женщиной, о которой Лихой отзывался с уважением и безграничной любовью, была его мама…

Внезапно словесный поток Рая прервался, и его лицо приобрело такое ошалелое выражение, что Гвейн на миг даже испугался. Секунду Одержимый принц пребывал в молчаливом шоке, а затем передал короткое, но от того не менее потрясающее известие, только что полученное от дедушки по мысленной связи:

— Ада казнят…

 

Глава 18

— Господа, к нам едет Инквизитор!

Сие громоподобное заявление Его Светлости сияельного кронгерцога Джанговира прокатилось по тронному залу, взволновав море Веридорской аристократии, едва-едва сумевшее выстроиться в три ряда по периметру, как и полагается по придворному этикету. Сперва блистательные лорды ошарашено замерли, а прекрасные леди — мертвенно побледнели, затем синхронно отмерли и начали тактическое отступление к дверям, а кто-о и к окнам.

— Не до конца поняли, — цокнул языком восседающий на троне Кандор Х Жестокий.

— Что это вы, Ваша Светлость, мысль разучились однозначно формулировать и доносить мельчайшие смыслы? — ухмыльнулся с другой стороны трона лорд Див. — Стареете.

— Миг терпения, Ваше Величество, — отвесил полушутовский — полуцеремонный поклон Джанго. — Или, может, вы объявите обо всем сами, как и планировалось изначально.

Король только досадливо поморщился, выражая свой отрицательный ответ. С того памятного дня, как корона увенчала его голову, именно официальные обращения ко двору тяготили более всего. Как же он мечтал о месте за троном, несказанно более удобном, чем место монарха: тебе всех видно, а на тебя никто не смотрит. Даже перед народом выступать было куда приятнее, чем перед этим сборищем стервятников. Поэтому то Его Величество при первой удобной возможности перекладывал оглашение очередной сенсации на кого-то другого. Отчасти именно поэтому он так упорно добивался возращения брата в лоно семьи и, как следствие, ко двору.

— Господа, прошу меня простить! — между тем продолжал во весь голос распинаться Джанго, явно получая удовольствие от этого спектакля с собой в главной роли. — Я не верно обрисовал вам ситуацию и перспективы. Поправлюсь: к нам приехал Инквизитор! Более того, именно в этот момент легендарный Палач пересекает поднимается по последнему лестничному пролету, ведущему сюда. Поэтому, благородные лорды, попытки скрыться бесполезны, окно тронного зала для не особо красивого самоубийства навряд подойдет, а пробежать несколько этажей наверх вы на своих каблуках, думается мне не успеете. Осознайте же весь масштаб катастрофы и срочно начинайте строить признания, я слышал, чистосердечное смягчает приговор даже Инквизитора. Лорд Див, обеспечьте досточтимых лордов и леди бумагой в неограниченном количестве и писчими принадлежностями!

Кандор слушал последнюю часть речи брата, еле-еле удерживая на лице невозмутимую маску, первый министр же, кажется, ничуть не удивился, более того, принялся выполнять последнее указание.

— Ты чего им наплел? — прошипел король брату. — Какие признания? Какие смягчения?

— Упускать такую замечательную возможность узнать обо всех делах и делишках своего подданного террариума?! Какое расточительство, Ваше Величество! — «в ужасе» выкатил глаза кронгерцог.

А между тем суеверный ужас перед Инквизитором делал свое дело, и министры, не так давно оправдывающие отсутствие отчетов отвратительным почерком, навису строчили практически каллиграфически точные списки всех своих хищений из государственной казны и разного рода превышений полномочий. Очаровательные дамы, не обращая ни малейшего внимания на чернильные пятна и посиневшие пальцы, расположили свои метровые свитки на спинах у мужей и кропотливо составляли подробный отчет своих похождений с точным указанием имен любовников, а также мест и времени уединения с ними…

* * *

Чуткий драконий слух позволил Нарциссу услышать речь кронгерцога от слова до слова. Да уж, Джанговир каким был, таким и остался! Всегда любил побалагурить и посмеяться за чужой счет, не забывая однако о выгоде. Подумав, легендарный Палач решил притормозить у входа в тронный зал и, чтобы не смущать то и дело снующих туда — сюда слуг, шанул в темную нишу неподалеку, словно специально спроектированную для желающих уединиться парочек. Инквизитор же использовал её не по назначению, он просто спокойно думал в тихом полумраке.

Вот он снова в этом дворце. Сколько здесь было! Кажется, провел здесь ничтожно мало, всего-то несколько десятков лет. Не сравнить с многотысячелетней жизнью! Но именно это время было ему дороже всех остальных лет вместе взятых. Единственнй в своем роде дракон, он всегда был одинок. Нарцисс видел много людей и думал, что досконально изучил их и ничто не сможет удивить его. Жалкие создания, однако! Слабые. Жадные. Злые. Завистливые. Гнилые изнутри. Каждый человек имел хотя бы одну из этих характеристик, а порой и все. Да люди выжили только из-за своей способности быстро плодиться и не брезговать размножением с другими расами. Уникальные Дары… Сколько ж пафоса! Эти люди ни сколько не особенные, они обыкновенные ублюдки, родители которых были не разборчивы в связях, и их потомки. Откровенно ничтожные остатки былых могучих рас. Хотя… Как там говорят эти людишки? Победители пишут историю? Что ж, надо признать, выжили вовсе не сильные расы, вроде драконов или эльфов. Выжила грязь, готовая ложиться под кого угодно и лизать подошвы сильнейшим, чтобы урвать у сильнейших все, что можно, магию например, и потом возвыситься самим.

Так он думал, пока не попал сюда. Пока не встретил людей, навсегда изменивших его жизнь и заставивших его признать, что из-за нескольких уродов всю расу не клеймят.

Мариана… Поначалу он поверить не мог, что ему в единственные достанется — о Боги, за что?! — человечка! В общем-то, по другому навряд ли могло быть, все же в этом мире водятся только люди. Он, долгие тысячелетия избегающий своего аристократического круга и купающийся в золоте в запрятанной глубоко под замком в его провинции сокровищнице, выполз ко свету дня и прибыл как высшая знать к Веридорскому двору, ожидая увидеть среднестатистическую человеческую девицу, возможно, смазливую и с некоторым количеством мозгов в голове, однако и они, согласно людской природе, должны были быть заточены исключительно на получение выгоды любыми средствами. Увиденное сразило его наповал, разбило существующую картину мира. Прекрасная дева, что предстала перед ним в одному ему видимом ореоле единственной, однозначно была человеком, причем нечистокровным, о чем свидетельствовал уникальный Дар Прорицательницы, но в ней не было и намека на мелочность, продажность, душевную пустоту. Мариана была подобна бриллианту чистой воды, так ослепительно сверкали её мудрость, чистота, сила духа. Даже окружающие её людишки чувствовали это, в основном завидовали, но были и те, кто восхищались. К последним относился и наследный принц Веридорский…

Джанговир… Вот уж живой пример того, что первое впечатление обманчиво. Нарцисс и сам не понимал, что зацепило его в этом самовлюбленном жестоком мальчишке, похваляющемся своей магией и родословной (что примечательно, ни то, ни другое не являлось его собственной заслугой). Он, как и большинство человеческих монархов, жил во вседозволенности и безнравственности. Нарцисс сам видел, как наследник под громкое улюлюканье и дикое ржание своих подпевал избивал до полусмерти животных, травил борзыми слуг, насиловал едва переступивших порог совершеннолетия девушек. Раньше ему было бы все равно. Может, покивал бы молча своим мыслям о том, какие же мерзкие твари людишки, особенно некоторые особи. Но не сейчас. Нарисс сам не понимал, почему, смотря на Джанговира, он то и дело думает, что конкретно этот принц не пропащий. Ему просто надо помочь! Время показало, что он был прав: просто наследник никак не мог усмирить в себе очень сильный Дар Смерти, и магия, в соответствии со своей природой, требовала крови. Нарцисс научил Джанговира контролировать силу, не давать её стихийным порывам возобладать над его волей, и принц изменился. Действительно изменился. Заносчивость и наплевательское отношение к большинству окружающих, конечно, никуда не делись, но теперь через них пробивалось благородство, величие и ум. Да, они с Джанговиром хоть в шутку и соперничали, были верными друзьями, даже тогда, когда оба добивались Мариану. Красавица с виду не отдавала предпочтение ни одному из них, но Нарцисс на уровне инстинктов чувствовал, что её первая любовь — это вовсе не он. Джанговир. Его Высочество блистательный прекрасный наследный принц Джанговир, будущий могущественный великий король Веридора и… его единственный друг. Впервые Нарцисс почувствовал, что победа вполне может достаться не ему. Что не у него изначально первенство. Не он — великий и смертоносный дракон, а принц так, какой-то там мелкий невзрачный человечек. Они с другом были равны перед любовью, и Нарцисс не раз благодарил Богов и за тот урок, и за то, что она все же не столкнули их в борьбе за Мариану.

И, наконец, Кандор… Вот кто был, есть и будет неразрешимой загадкой для Нарцисса. Встретившись с ним впервые, дракон подумал, что у Богов специфическое чувство юмора: послать Джанговиру такого братца. Они были двумя ярко выраженными противоположностями: один — сильным, уверенным в себе, привыкшим к власти, дерзким, привлекательными, высоким и атлетически сложенным; второй же — хиленьким, зашуганным, блеклым, стеснительным, болезненным, откровенно мелким и тщедушным. И вот это — принц?! И ладно бы просто младший отпрыск королевской семьи, так ведь Богам было угодно еще развлечься и шутя толкнуть Джанговира на костер священной инквизиции, а его неказистоко братца — к венцу наследника. «Веридор обречен!» — думал тогда Нарцисс. Кандор, конечно, со временем расцвел и превратился в достаточно привлекательного молодого человека, однако с короной, которая ему была изрядно велика и, вопреки всем физическим законам, чудом не сваливалась с его ушей, смотрелся нелепо, а уж в крикливой придворной одежде, усыпанной драгоценными камнями, расшитой золотыми нитями и пошитой по последней моде, — комично. К тому же безумства, творимые Кандором «во имя любви» к продажной шлюшке из Монруа, троящей из себя оскорбленную невинность, давали небезосновательный повод усомниться в адекватности новоиспеченного наследника и в его способности не то что мыслить здраво, а просто думать. Однако, присмотревшись, дракон смог разглядеть нечто новое, чего он раньше не замечал в людях: свет. Кандор был светлым не только по магии, он был светлым в душе. Ни до, ни после не встречалось Нарциссу таких людей, чтобы не желали никому зла, а наоборот, с радостью отдавали им свое тепло. Конечно, Кандор завидовал, презирал, боялся, но ни разу на памяти Нарцисса н всколыхнулась в нем тьма… Хотя нет, был один раз. С Марианой. Она не могла не влюбиться в Кандора, ибо он действительно был уникален. Дракон все ждал, что добреньки наивный деревенский мальчик заматереет и, в лучших традициях королей-людей, превратится в циничного сердцееда. Но нет, ни войны, ни двор, ни разочарования в любви не охладили сердце Кандора, оно по-прежнему горело любовью. Одни Боги ведают, чего же стоило Нарциссу принять выбор Марианы, категорично заявившей, что в её душе основательно поселился наследный принц. Более того, дракон утешал её, когда она в минуты отчаяния делилась с ним самым сокровенным: Прорицательница видела, что не она судьба Кандора, а значит, их любви отмерен малый срок. А потом она попросила Нарцисса уйти, чтобы не мешал их с принцем кратовременному счастью. И он ушел. С затаенной надеждой, потому что чувствовал, что действительно коробит любовь Марианы к Кандору…

Тут размышления Инквизитора прервало явление странной парочки. Необычны ни были хотя бы потому, что не искали место уединиться, значит, не любовники. Во-вторых, парень настолько напоминал Кандора, что Нарцисс, если бы не слышал голос Жестокого короля в тронном зале, решил бы, что это он куда-то тянет молоденьую симпатичную горничную. Собственно, разъяснения крылись в третьей, самой большой, можно сказать феноменальной странности, которую почуял дракон. Оба были Изменчивыми!

А на девчонке-то клейма негде ставить!

 

Глава 19

Веридорская аристократия успела припомнить и записать все свои грешки за последние три года, когда дверь наконец отворилась и внутрь прошествовал сам «великий и ужасный». Инквизитор. Ставленник Богов. Легендарный Палач. С виду он ничем не отличался от обычного человека: две руки, две ноги, предположительно одна голова под капюшоном черного балахона, доходившего до колен. Однако от него так и веяло силой, древней и могучей, заставляющей людей оцепеневшими кроликами таращиться на него, как на удава. Даже Джанго замер перед «человеком» с характерной черной маской на лице и огромным двуручником за спиной, которым Инквизитор собственноручно срубал головы осужденным. Кронгерцог узнавал и рост, и осанку, и походку давнего друга, но вот такой давящей ауры никогда не ощущал рядом с ним. Скорее всего Нарцисс специально скрывал её, дабы не вызывать лишних вопросов.

Палач подошел к возвышению, где на троне восседал Его Величество король Веридора Кандор Х Жестокий, а позади него стоял Его Сиятельство блистательный кронгерцог Джанговир и первый министр лорд Див, и про себя ухмыльнулся. Первые двое вообще не изменились. Кандор по-прежнему храбрится перед ним, хотя знает, что перед ним тысячелетний дракон, а Джанговир смотрит изумленно, видимо, брат открыл ему правду, но в душе Ветра Смерти нет и тени страха. Но вот оба что-то скрывают, это Нарцисс почуял сразу, причем оба — от него же, от Инквизитора, а кронгерцог еще кое-что. Дракон перевел зрение на энергетический уровень и разглядел, что из присутствующих в зале узы этой тайны связывали Джанго только с юной принцессой…

Кандида Веридорская… Мда, Кровавая королева оправдала ожидания. Пророчества гласили об отважной деве, которой поклонится самый дерзкий и непокорный из всех людских вождей, у ног которой будет сидеть сильнейший из сынов Хаоса, чей благосклонный взгляд поработит величайшего мага Света и Тьмы. Её красотой пленится Великий султан Порсула, её возжелает «серый кардинал» Сараты, не одна капля крови прольется в битве за её любовь. Нарцисс знал, что именно от этой девочки зависит судьба не только Веридора, но и всего мира. Даже во время отбора Истинного Наследника её слово будет решающим. Она может просто отказаться от борьбы и достаься победителю как приятное дополнение к короне. Благо, на этом отборе есть как минимум двое, достойных сойтись в смертельной схватке с самим Жестоким королем во время последнего испытания. Она может позволить кому-то надеть обручальное кольцо ей на руку и этим, сама того не зная, фактически подарить ему трон. А еще она может использовать всю свою силу и хитрость, чтобы расчистить себе дорогу к последнему испытанию, и даже одержать победу над королем. И почему-то Нарцисс не сомневался в том, какой именно путь выберет Кандида.

Роковая женщина, однако, чем-то напоминающая его Мариану. Наверно, тем, что та тоже вертела, как хотела, силами мира сего. Кстати… От энергетического зрения дракона не укрылись и следы поцелуев на нежных устах красавицы принцессы. Три разных мужчины… Три брата! Причем двое родные и по матери, и по отцу! О, как интересно! Ну, энергетику Одержимого ни с чем не спутать, след его поцелуя самый яркий, значит, был совсем недавно. Ауру златоволосого бастарда Синдбада Нарцисс хорошо запомнил после давешней встречи, так что её остатки распознал легко. А вот третий… Кто ж такой? Раз брат, значит, надо искать в Черной Тридцатке. Поглядим…

Инквизитор скосил стальные глаза на выстроившийся сбоку элитный королевский полк, и король, проследив направление его взгляда, тоже посмотрел на своих сыновей и п привычке пересчитал. Два, пять, десять, тринадцать, семнадцать, двадцать один, двадцать пять, двадцать девять… Все, двадцать девять. Недобор! Нарцисс тоже заметил, что одного не хватает, правда, он их не считал, просто приметил, что нет того самого, Гвейна, о судьбе которого так волновалась его Мариана. А на других то следа от поцелуя с сестричкой нет. Неужели у Гвейна когда-то чувства к Кандиде, а может и сейчас есть?

После столь занимательных мыслей последовали совсем не занимательные этикетны расшаркивания. Хорошо хоть, что ни Нарцисс, ни Кандор, ни тем более Джанго не любили всего этого церемониала, так что к обоюдному удовольствию уложились с приветственным приемом в максимально сжатые сроки. Придворные же, хотя поняли, что Инквизитор не по их душу и зря они все как на духу выложили в свитках, улетевших в лорду Диву, как только высокий гость ступил в тронный зал, все же предпочли ы убраться подальше от Палача как можно скорее и, следовательно, целиком и полностью поддерживали попрание старинных традиций гостеприимства. На минуту Жестокому королю даже подумалось, что все закончится точно так же, как и началось, то есть хорошо, тихо и мирно. Прием быстро и верно закруглялся, Гвейн так и не появился и не привлек внимания Нарцисса, золотые подсвечники превосходно смотрелись на фоне бордовых гобеленов и идеально гармонировали с розами винного цвета в вазах с гранатовыми вставками. Да даже южане растеряли всю свою наглость и не полезли к нему этими демоновыми дорогами! Положительно, все должно было обойтись…

Не обошлось.

Двери тронного зала распахнулись, являя потрясенному двору прекрасного королевского бастарда, непривычно бледного и словно скованного глубоким шоком. Вроде Синдбад и шел прямо, и голову привычно высоко держал, и даже плечи не сутулил, но в его небесных глазах застыло такое загнанное выражение, что не надо было быть менталистом, чтобы понять — что-то случилось.

Конда мигом потянулась к подвластным ей потокам и направила их на брата. Сперва не получалось разобрать ни одной мысли, лишь спустя десяток секунд начали пробиваться какие-то невнятные обрывки… вот только от них лучше не стало: «…зарыть в лесу… надо было… не оставлять тело… или утопить… нет, далеко тащить… там же около стены… может, лучше, чтоб он сам со стены упал… нет, нож же… забрать должен был… да там итак рана…»

Кандор Х не дружил с менталистикой, однако и до него дошел дух больших неприятностей, сопровождающий его младшего сына. Он уже поднялся с трона и сделал шаг с тронного возвышения, когда его сбоку обдала волна горячей неистовой ярости Инквизитора. Поздно.

А тут еще и Синдбад заговорил, от паники, царившей в душе, в упор не замечающий легендарного Палача:

— Ваше Величество! — церемониальный поклон отцу, даже на негнущихся ногах и с дрожащими коленками получившийся грациозным. — Ваша Светлость! — кивок дяде. — Ваше Высочество! — взгляд на сестру. — Благородные лорды и леди! Не далее, как сегодня днем, на меня произошло покушение. Недалеко от задних ворот дворца, на опушке леса, на меня напал мой старший брат. Лорд Гвейн, граф Ле Грант и лидер Черной Тридцатки. К счастью, Боги были ко мне благосклонны и даровали мне силы отбиться с помощью кинжала, который не так давно подарил мне мой венценосный родитель. Я обессилел и не мог сдвинуть тело с места, поэтому Гвейн, скорее всего, до сих пор там. Мне жаль…

Последние слова потонули в поднявшемся гуле. Кронгерцог, лорд Див и Конда одновременно метнули стихийные сети в разбушевавшуюся Черную Тридцатку, на несколько минут скрутив все двадцать девять человек. Король рванул к Аду, но был отброшен стеной голубого пламени, окутавшего центр зала, где юноша остался в одиночестве.

Огонь горел абсолютно бесшумно, без запаха и даже не грел, и от этого становилось еще более жутко. Одни Боги ведают, чего стоило Аду не осесть на пол от ужаса, когда сквозь полыхающую стену к нему шагнула высокая, безликая, закутанная во все черное фигура, под маской которой таким же сатанинским огнем горели глаза. Инквизитор был не просто зол. Он был в бешенстве! Этот жалкий трусливый человечишко забрал жизнь у своего брата, у Гвейна, из-за которого будет горевать его единственная! Его Мариана! «Что ж, — жутко усмехнулся Инквизитор, — проверим, кто на кого напал». Легендарный Палач снял с шеи Великий Артефакт Истины — подарок Богов, массивный медальон с большим рубином в окружении золотых вензелей, на толстой цепочке — и метнул его в Ада. Медальон змеей обвился вокруг шеи бстарда, защелкнулся и, вроде и болтался свободно, но будто сжал горло невидимыми тисками.

— Яви нам силу свою, Артефакт! — воззвал к своему верному помощнику Инквизитор. — Ответь, было ли сегодня совершено покушение на этого человека?

Медальон закачался маятником и спустя миг озарил весь зал белоснежным светом.

— Правда, — склонил голову Палач. — Это сделал старший брат этого человека, Гвейн?

Белизна мгновенно померкла, уступив место непроглядной тьме. На миг всем, кто еще не успел грохнуться в обморок или сбежать из тронного зала, показалось, что на дворец опустилась сама Тьма.

— Ложь, — подытожил Инквизитор. — Не Гвейн угрожал твоей жизни. Поведай мне, Артефакт, что случилось между двумя братьями?

Медальон прекратил раскачиваться и, снова окрасив камень в центре в рубиновый цвет, послушно ждал, пока слуга Богов прикоснется к нему. Адом же какое-то оцепенение овладело. Второй раз за день, он почувствовал, что жизнь ускользает от него, и снова ничего не мог сделать… Точнее, все, что мог, он уже сделал, а именно — сам подписал себе смертный приговор!

Мучительно долгие пятнадцать минут Инквизитор стоял, положив руку на Артефакт и просматривая прошлое. Чем дальше смотрел, тем сильнее закипал гнев в его душе. Убить! Одним махом отхватить голову мерзавцу! И этого, демон его побери, мало… но другого наказания от руки легендарного Палача не принимают!

— Этот человек виновен в убийстве своего брата! — возвестил на весь зал Инквизитор. — Это был не честный поединок, а подлый удар в спину, в то время как Гвейн пытался помочь брату. Синдбад, сын великого короля Веридора Кандора Х Жестокого, за свое преступление ты достоин смерти! И да свершится суд Богов!

В ту же секунду боль пронзила позвоночник Ада и подкосила его ноги, вынуждая рухнуть на колени и выпрямиться, высоко вздернув голову и открывая шею ля удара. Синдбад не видел ни отца и дядю, со всей силы бьющих в отрезавшую их огненную стену, ни застывшую с немым криком на губах Конду, ни раз за разом кидающуюся в синее пламя маму. Он видел только мелькнувшее сбоку обнажённое лезвие длиннее двух метров. Слышал, как свистит воздух при замахе. И отчетливее, чем когда-либо, понимал, что на сей раз действительно все…

 

Глава 20

Они неслись к тронному залу быстрее, чем аристократы за грамотой о повышении титула с прилагающейся дарственной на землю. Причем мчались на одном уровне: Гвейн — по до блеска отполированному паркету, а полуобратившийся Эзраэль — на «крыльях смерти» прямо над ним. Лестница — взмах руки чернокнижника обращает ступени в покатый склон, по которому он скатывается, как по горке. Слуги — дикий демонический вой распугивает всех с дороги. Вынесли двери и ворвались они на место действия они, соответственно, вместе, вот только по инерции пролетели вперед, и Инквизиторский огонь рикошетом отбросил обоих. Гвейну повезло меньше — он приложился о дверной косяк, а потом и об пол, Рай же умудрился приземлиться на согнутые ноги. Демоническое сознание тут же выдало, что сплошные голубые языки пламени впереди — Огонь Изначальный, порожденный либо высшим демоном, либо тысячелетним драконом. Не пробивается ни одним человеческим заклинанием, из людей преодолеть может только чернокнижник с тотемом, прикрывшись щитом высшего порядка и запитав его всем резервом. Он как демон мог пересечь полыхающую границу, если полностью спустит с поводка адскую сущность. А Синдбад за огненной стеной вдруг упал на колени, и на весь дворец прогремел страшный приговор:

— Этот человек виновен в убийстве своего брата! — возвестил на весь зал Инквизитор. — Это был не честный поединок, а подлый удар в спину, в то время как Гвейн пытался помочь брату. Синдбад, сын великого короля Веридора Кандора Х Жестокого, за свое преступление ты достоин смерти! И да свершится суд Богов!

Сверкнуло обнаженное лезвие легендарного Палача, начав отсчет последним секундам жизни Ада. Рай уже собирался отпустить контроль, чтобы перекинуться до конца… И тут кинжал — артефакт отбора Истинного Наследника снова раскалился до красна. На миг у Одержимого все потемнело перед глазами от боли, а затем в сознание один за другим стали пробиваться смутные образы: Ад с Кондой держатся за руки; брат улыбается ей, и она тоже сияет от счастья, встретившись с ним взглядом; Ад напоказ перед святыми отцами из посольства Отче усаживает Конду на стол, распустил шнуровку ворота на её сорочке и забирается рукой под подол платья, а она выгибается навстречу его рукам, с предвкушением закусив нижнюю губу; Брат зажимает сестру в темной нише и, лихорадочно целуя, рвет крючки на корсаже, запускает одну руку под дорогую ткань, а второй задирает юбку, а его девочка стонет от чужих ласк, снова по привычке до крови закусывает губу, откидывает назад растрепавшиеся, пахнущие лилиями и страстью волосы, обнажая тонкую шею с бьющейся жилкой… Рай остановился. Человек, конечно, в первой мгновение был ошарашен увиденным, но потом осознал, что это всего лишь наваждение, и снова воззвал к демону. Но демон являть себя миру не хотел, и даже доводы здравого смысла, что последнюю сцену он в жизни не видел, не переубедили рогатого. Да, не видел, но зато предыдущие две — вполне. Сын Хаоса не понимал, как человек может быть настолько слепым и не осознавать, что брат имеет в отношении его Конни вполне определенные намерения. И отговорка у человека какая глупая! Что они, мол, брат и сестра, к тому же Ад его друг. Как будто это что-то доказывает, а последнее было бы смешно, если б не было так грустно. Неужели так трудно посмотреть правде в глаза и увидеть, что Синдбад был готов убить Гвейна, которого тоже называл и любимым братом, и дорогим другом. Так какова же цена братской любви и дружбы бастарда? Грош цена, причем ломанный!

* * *

Голова трещала, как после той памятной гулянки в Праздник весны, когда ему с ребятами, по словам отца, удалось за ночь споить пол столицы и всех «черных колпаков» в придачу. Но тем не менее Гвейн нашел в себе силы вновь принять вертикальное положение. Ну и штука этот огонь! Драконий, по любому! И что делать? Молодой человек не был уверен, что сможет пройти через огненный заслон. Конечно, он был чернокнижник, но тотем уже семь лет был от него отвязан. Откликнется ли Мрак на его зов? Поделится ли силой? Если нет, огонь воспримет его щит как разрушительную магию, пусть и недостаточно мощную, и за долю секунды сожрет его.

Подняв голову, Гвейн увидел, как высокая черная фигура Инквизитора заносит невероятно длинный двуручный меч над головой Ада. И нет времени даже щит сплести! Тут чернокнижник почувствовал, как вмиг нагрелся кинжал с янтарем, все это время висящий у него на поясе. Казалось бы, от страшного ожога впору с ног валиться, но боль дала подсказку Гвейну. Точно! Кинжал!

Миг — и артефакт летит, пересекая огненную стену, прямо в Инквизитора. Легендарный Палач вздрагивает и опускает карающий меч мимо шеи приговоренного, чтобы схватить кинжал у самой груди. Нет, артефакт не убил бы его, но, так как был весьма мощным, сулил немало преотвратительных неприятностей со здоровьем и длительный реабилитационный период. Всего несколько секунд прошло, пока Инквизитор ловил «подарочек», обводил глазами зал, словно ища «дарителя», но не в силах что либо разобрать за собственным голубым пламенем, поворачивался обратно Аду и повторно заносил двуручник, но этих крох времени хватило Гвейну, чтобы кинуть зов Мраку, молниеносно сплести щит, выхватить меч из ножен почему-то застывшего истуканом Эзраэля и с нечеловеческой скоростью ринуться в самое пекло. Ну, сейчас или никогда!

Клинок Инквизитора, со свистом рассекая воздух, привычно полетел вниз, чтобы одним махом отсечь голову… и натолкнулся на другой меч!

Целый и невредимый Гвейн одним выпадом выбил двуручник из рук не ожидавшего такого маневра и отступившего на два шага Палача и, встав между ним и Адом, направил на него свое оружие.

— Я так понимаю, вы тут судите моего брата за мое убийство, — недобро оскалился чернокнижник, и Нарцисс даже сквозь морок, до сих пор овевающий молодого человека, узнал фирменную «ласковую» улыбочку Джанго. — Как видите, я не только жив, но даже не ранен. Уверяю, у меня даже не болит голова, — ну, тут Гвейн, конечно, слукавил, но не Ад же приложил его головой об пол! — Так не изволите ли объяснить, за что вы намереваетесь казнить Синдбада?

— Великий Артефакт Истины показал мне, что твой брат вонзил тебе в спину кинжал, пока ты нес его в замок, чтобы ему оказали помощь. Или ты берешься утверждать, что предательство — это не преступление?

— Я берусь утверждать, что раз я жив, значит, Синдбада судить не за что, — ледяным голосом отвечал Гвейн. — Отпустите его, и мы сами разберемся. Можете быть уверены, наш отец не закроет глаза на случившееся, но мы разрешим эту ситуацию в семейном кругу.

— Похоже ты не понимаешь, с кем говоришь, мальчишка! — прошипел Нарцисс, презрительно скривившись от того, что этот неугомонный кандидат в мертвяки и не думал не то что отступить, но даже опустить меч.

— О, напротив! Я имею честь дерзить Великому Инквизитору. Знаете, не узнавать легендарного Палача порой опасно для жизни.

— Ты, я смотрю, свою совсем не ценишь. Отойди, и я сделаю вид, что не понял, кто метнул в меня кинжал — артефакт, и забуду, что ты помешал мне до конца исполнить свою службу.

— Я отойду, но только вместе с братом, — отчеканил Гвейн, не дрогнув даже когда глаза Инквизитора вспыхнули вдвое ярче от бешенства.

— Я не отзову свой приговор, — глухо проговорил дракон, уже зная, что за этим последует.

— В таком случае за мной Право Защитника, — отвечал на это чернокнижник, а затем громко произнес ритуальную фразу. — Я, лорд Гвейн, граф Ле Грант, сын великого короля Веридора Кандора Х Жестокого и леди Марианы, урожденной графонессы Ле Грант, вызываю на бой Великого Инквизитора и выступаю Защитником своего единокровного брата, Синдбада, сына великого короля Веридора Кандора Х Жестокого. За свое поражение я приму смерть. За свою победу я потребую жизнь себе и брату.

— Да свершится воля Богов! — отозвался Нарцисс, потом спустя несколько секунд тихо, чтобы слышали только Гвейн и Синдбад, добавил — Дурак… Весь в отца. Кандор тоже бросал мне вызов, защищая свою отравительницу. Твой брат, он не поступил бы так, откажись ты на его месте. Так зачем ты спасаешь его?

— Моя глупость — не ваша забота, Инквизитор, а сомнения в здравомыслии Веридорского короля можно расценивать как очернение правителя, — резко оборвал его Гвейн.

— Какой смелый мальчик… или какой глупый. Ты, — взгляд на коленопреклоненного Синдбада, — молись, чтобы меч твоего брата оказался острее языка.

И Ад, зажмурившись, добросовестно молился всем известным Богам, пока зад его головой свистели и бились друг о друга клинки. Мечи не просто звенели — они пели, старательно выводя мелодию боя. С другой же стороны огненной стены все замерли, затаив дыхание, от ужаса и восхищения: как же красиво сражались двое мужчин, двигаясь и делая выпады с нечеловеческой скоростью! И в такой, казалось бы напряженный момент, сиятельный, даром что порядком взмокший от борьбы с голубым пламенем, кронгерцог пробормотал:

— И кто у нас сильнейший воин Веридора?

Все в зале дружно кинули на него хмурый взгляд, хотя каждый именно это и думал.

Этот танец смерти всем, кроме самих противников, показался длиннее вечности, но и ему пришел конец. Подсечка — и Гвейн, потеряв равновесие, падает на одно колено перед Инквизитором, а тот уже обрушивает на него смертельный удар… И тут правая рука, сжимающая оружие, костенеет и роняет двуручник, а в ушах Нарцисса звучат его собственные слова: «Пусть у меня рука отнимется, если я когда-нибудь подниму её на этого юношу». А рука-то не шевелится!

Осознание отняло у Нарцисса секунду, которой оказалось достаточно Гвейну, чтобы нырнуть противнику за спину, ударом под коленную чашечку свалить его и приставить лезвие к горлу. Победа!

В тот же миг невидимые тиски отпустили Ада, и он тяжело повалился на пол. Живой… Боги, второй раз за день лишь чудом живой… От мыслей о собственной удачливости его отвлекла протянутая рука Гвейна. Брат помог юноше встать, и оба, не оборачиваясь на Инквизитора, пошли навстречу отцу, первому рванувшему к ним, как только огненная стена опала.

За всю жизнь Кандор Х плакал всего дважды: когда собирался бросить своего малыша-демона в ледяные объятия Вихры, сулившие ему смерть, и когда уже выросший Эзраэль корчился и кричал от того, что он, Жестокий король, собственноручно выжигал магию у своего сына-изменника. А сейчас и Гвейн, и Ад отчетливо услышали всхлип отца, а Нарцисс углядел пару слезинок, скатившихся по щекам. Кандор порывисто обнял обоих сыновей, по очереди поцеловал каждого в лоб и прошептал:

— Все завтра. Объясните все завтра, когда все закончится… трое объясните, — с нажимом произнес король, обводя взглядом красноречиво изорванную одежду подошедшего Рая.

— За стенку ответите по закону, — раздалось откуда-то сзади ехидное шипение лорда Дива.

Джанго и Конда не разделяли оптимистичного взгляда Кандора на ближайшее будущее. Они то знали, что завтра ничего не закончится и объясняться им придется вместе с Адом и Гвейном… но уже без Рая.

 

Глава 21

Оставив лорда Дива, как самого беспокоящегося за дворцовые стены, разгонять по домам остатки придворных и сопровождать в отведенные гостевые покои Инквизитора, Кандор Х, одной рукой придерживая младшего сына, а другой — Алис, повел обоих в комнату бастарда, Джанго же взялся сопровождать юную принцессу, на подозрительный взгляд первого министра заявив:

— А вдруг и Конда вздумает что-нибудь разнести. Дело молодое, неопытное, сами понимаете. О ваших же нервах, лорд Див, забочусь!

Стоило кронгерцогу с племянницей скрыться из поля зрения родственников, оба бегом пустились к покоям Конды.

— А чего бежим? — на ходу спросила девушка.

— Тейша быстро Гвейна отыщет и заново оплетет, а нам надо успеть до того, как он придет выполнять приказ.

Вести диалог на бегу было непросто, поэтому продолжила принцесса уже у себя в гостиной, где, к счастью, не было ни Лолы, ни Жанет.

— Обязательно было впутывать сюда Гвейна?

— Обязательно, — кивнул Джанго. — Опасность должна быть реальной, иначе демон не почует. А нужно, чтобы не просто бросился тебе на помощь, а обязательно перекинулся. Эх, жаль только, что Лихого нет, вдвоем бы нам попроще было и Рая, и Гвейна вырубить. Вот что за человек! Когда не надо, он как бельмо в глазу, а как нужен, днем с огнем не сыщешь!

— Я нормальный человек, — вдруг раздалось от окна, и из-за портьеры выступил атаман. — Здесь я. Чего опять мутим?

— Если кратко, — хмыкнул кронгерцог, — то готовим покушение. На Эзраэля. Поучаствуешь?

— О, такого я не пропущу! — присвистнул Лихой. — Я с вами.

Конда молча кивнула и скрылась за дверью ванной. Послышался звук льющейся воды, на что атаман удивленно вскинул бровь и выразительно посмотрел на дядю.

— Чтобы в легенду поверили, должно быть побольше пикантных подробностей, — ответил на невысказанный вопрос Джанго. — Кстати, наша девочка теперь в курсе насчет Светлейшей.

— Одобряет? — коротко спросил Лихой.

— Принимает, — был не менее лаконичен кронгерцог. — Так что теперь мы полноценная банда заговорщиков.

На это атаман только фыркнул. Пф! Все б заговорщики были такими, как они!

* * *

Эзраэль завалился на постель как был, в рваной одежде, и с яростью бросил куда-то в стену артефакт отбора, хотя, по совести, кинжал то ни в чем не виноват. Это он не может прийти к какому-либо соглашению со своим демоном, поэтому и сознание так раздваивается. Сегодня принц дважды убедился в том, к каким фатальным последствиям это может привести. Лучший воин, в Хаос! Сам с собой договориться не может! Со всей своей силой недееспособный!

Надо сказать, такая самокритичность не была свойственна Эзраэлю, а тут еще и поводов было несколько. Они с Гвейном возвращались из тронного зала вместе, и после первого же поворота их поймала Тейша. Одержимый, как мог, пытался удержать брата, но эта дрянь порсульская все ж таки утащила мужа. Прощай, здравый смысл Гвейна, а заодно и всей Черной Тридцатки. Хорошая перспектива, демон её пожри! Хотя смогла же его Конни один раз распутать ментальную сеть джина. Весь двор гудел лишь об этом весь вечер, даже до него, не присутствующего на приеме, дошло. Одно не ясно: на кой черт кто-то об этом проговорился, Тейша же тоже может узнать…

Додумать Рай не успел: в душе взвился демон! И в следующую секунду Одержимый понял почему! Его Конни! Опасность! Сын Хаоса учуял смертельную опасность, направленную непосредственно против его Конни! Лавиной сметя человеческое сознание, демон вырвался наружу и в боевой ипостаси бросился в покои сестры.

* * *

Его Величество оставил фаворитку в комнате у сына, который забылся тяжелым сном сразу же, как только его голова опустилась на подушку. Кандор знал, что Алис всю ночь просидит у кровати Синдбада, перебирая его золотые локоны и всматриваясь в милое лицо, так на неё похожее. Он и сам был бы рад остаться с ними, но проверить остальных детей не помешало бы, поэтому король не больше часа провел с ними и теперь шел по темным дворцовым коридорам к покоям дочери. Его солдатский шаг размеренно и громко разлетался по замку, но даже сквозь него Его Величество расслышал тихий жалобный стон, исходивший словно из стены. Возможно, Кандор решил бы, что ему послышалось, и прошел бы мимо, если бы точно не знал, что здесь был тайный ход! Дверь притаилась за одним из древних щитов, облагораживающих коридор. Открывался он, только если сдвинуть влево три щита сбоку, вправо — четыре с другого боку, и вниз — один точно напротив, причем именно в таком порядке. Все же механическая защита — незаменимая вещь в магическом мире! Не прощупать же тайник никакими чарами! Сам Кандор выяснял, как открыть этот ход, лет десять, и не нашел бы, не подключись к поискам Лихой! И то, что кто-то еще разгадал эту головоломку и пользуется, кроме них двоих, порядком настораживало.

В тайном коридоре прямо напротив двери лежал человек, поминутно мычащий сквозь сомкнутые губы. Кандор вытащил его наружу, где хоть светлее было, и с удивлением увидел дряхлого старичка, настолько древнего и сухого, что, казалось, вот вот рассыпется грудой костей, обтянутых морщинистой кожей. Но что самое интересное, король почувствовал, что несчастного с раной в груди явно от ножа опутывает кокон Жизни! В голову приходило только одно: его пытались убить один из кандидатов в Истинные Наследники кинжалом-артефактом. Единый, кому понадобилось убивать старика, который сам не сегодня — завтра отправится в царство мертвых?!

— Остановите… — прохрипел раненый. — Они не знают… Это не госпожа… Я видел через окуляры… Убить бастарда… Они думали, что приказ госпожи… Не она… Изменчивая… Девушка… молодая… служит… Наследница… Монруа…

— Принцесса Холия? — настороженно спросил Кандор, попутно оценивая состояние старика. Артефакт на шее все это время поддерживал кокон Жизни, поэтому он до сих пор и жив. Более того, целительский браслет на костлявой руке вполне заменял целителя, владельцу помог бы только сильный импульс магии Жизни, чем, собственно, и занялся король, концентрируя в руке силу. Все же медлить не надо, неизвестно, сколько старик тут пролежал без еды и воды. Возраст все же.

— Нет… — прошамкал раненый. — Не принцесса… Служанка… Я не смог остановить… Только сказать… перед смертью…

— Вы не умрете, — уверенно произнес Жестокий король. — Я вам помогу.

— Мне однажды помогла госпожа… за это я служил ей…

— Значит, будете служить еще и мне, — заявил Кандор, направляя свою магию в тело старика.

Несчастного ощутимо тряхануло и он потерял сознание, но Жизнь и браслет-артефакт сделали свое дело — он будет жить. «Утром разберусь,» — решил Его Величество, легко поднимая на руки старикашку и продолжая свой путь, только теперь его целью стал ближайший пост охраны. Передавая свою ношу на попечение стражникам, Кандор вдруг вспомнил, что Эзраэль рассказывал о слугах Светлейшей. Один из них был стариком-артефактором, из которого разве что песок не сыпался. А судя по тому, что у раненного была госпожа, да еще и окуляры, то вполне… Завтра проверит!

Тут король услышал дикие вопли, больше всего напоминающие вой бесновавшегося стада. Что за…?! Кандор пустился на шум, который, он понял сразу, доносился от покоев Конды! И чем ближе был Его Величество, тем отчетливее слышал:

— Гневного принца убили! Принцесса Кандида загрызла Одержимого!!!

* * *

На следующий день дворцовые слуги с негласного разрешения сиятельного кронгерцога Джанговира боязливым шепотом поведали всей столице, что вчера ночью в покоях Её Высочества нашли Одержимого принца. Причем не просто в покоях, а в ванной, наедине с самой принцессой. Очевидцы взахлёб рассказывали, как видели Эзраэля Гневного, наполовину завалившегося в ванну к сестре, — с перегрызенным горлом! А сама Кандида сидела там же обнаженная, со стекающими ото рта алыми струями, и купалась в крови, которая хлестала из раны демона.

— Демонюка завалился к голой принцессе, шоб сильничать! А девка — молодец! — не растерялась! Вцепилась в глотку охальнику, шоб честь свою сохранить! Бравая принцесса, неча сказать! Самого Одержимого голыми руками удавила! А шоб кровушку отродья Хаоса ручьями лить, такого с роду не було! Даже при батюшке ейном не було! А она, красотка, искупалась в демоновой крови! Ай да принцесса! Кровавая! Кандида Кровавая!

Так Её Высочество продолжила славную традицию Веридорских монархов получать в народе на первый взгляд, ужасные прозвища, за которыми, однако, всегда крылось восхищение.

 

Глава 22

— Смерть — это дальновидно, — разглагольствовал Джанго, традиционно в усыпанном драгоценными камнями камзоле и в туфлях с бриллиантовыми застежками, шествуя к Дивному Кладбищу, раскинувшемуся на внушительном клочке земли за городом, и едва поспевающий за ним в потёмках первый министр чуть-чуть не скрежетал зубами от раздражения.

День выдался даже не трудный — сумасшедший! И был он таковым с первых же своих минут. Не успел первый министр препроводить Инквизитора в гостевое крыло, как вдруг откуда ни возьмись вопли, что Эзраэля то ли убили, то ли сожрали. Конечно же, легендарный Палач не мог пропустить данное событие, вдруг там работка по его профилю найдется, так что через четверть часа в покоях принцессы уже собралось все старшее поколение семьи Веридорских вместе с почетным гостем, а также «очевидцы»: кутающаяся в простыню Конда и, собственно, Рай… вернее, то, что раньше было Раем. Слуги все разглядели верно: из ванны выволокли тело высшего огненного демона с выдранной глоткой, а из-под белоснежной ткани, прикрывающей обнаженное тело принцессы, бежали алые струи… Красиво так бежали, словно вода после мытья.

Естественно, Инквизитор тут же вооружился Артефактом Абсолютной Истинны и взялся допытываться, что произошло. Признаться, каждого в комнате больше всего волновал именно этот вопрос. Кроме лорда Дива. Он смотрел на труп своего внука… и даже без зова крови отчетливо чувствовал, что на полу перед ним распластался не демон. Пока Инквизитор вопрошал Артефакт, причастна ли Кандида Веридорская к смерти Одержимого принца и получал отрицательный ответ, лорд Див украдкой потрогал тело. Материальный! Попытался нащупать магические потоки, но и их не было! Это еще что за чертоги Хаоса?!!! Как такое возможно?! Сотворить долгосрочную осязаемую иллюзию да еще и полностью скрыть следы колдовства не под силу человеку! А между тем мертвец однозначно был человеком… Тут лорд Див поднял глаза на Кандора и увидел, как тот ножом оставил багровый росчерк поперек правой ладони, беззвучно нашептывая заклинание — зов крови. Через пару секунд брови короля выразительно изогнулись, и первый министр ощутил, как Его Величество выпускает магию Жизни и направляет на тело. Дар тщательно обследовал то, что выдавали за Эзраэля, и вернулся обратно к владельцу.

«Ну что там, сынок?» — мыслено спросил Кандора лорд Див, в который раз порадовавшись, что в свое время настоял на том, чтобы его зять присоединился к его магическому источнику и с тех пор в его жилах текла и демоническая кровь, а значит, была и постоянная связь. А придворные до сих пор удивлялись, как это первому министру удается перемещаться порталами прямиком к королю, словно заранее знал, где тот находится.

«Мой сын. Живой. «Объятья Вечности» — наведенный некромантом длительный сон на грани жизни и смерти», — пришел лаконичный ответ.

Ах, значит, Его Светлость изволит мутные игры устраивать! Вот теперь понятно, кого пытать! А Джанго тем временем старательно выпроваживал Инквизитора, который, собственно, и не особо сопротивлялся. Ответы на свои вопросы он получил, причем и от кронгерцога тоже: ни он, ни его племянница не желали Одержимому смерти и не поднимали на него руку. Только у дверей Нарцисс притормозил и прошептал своему… наверное все же другу:

— Ты затеял, Джанговир?

— Так надо.

— Помощь нужна?

— Сами.

— Значит, правильно увидел, что племяша с тобой, — усмехнулся Инквизитор. — Только без убийств, все же я на службе.

— Не попадаться — понято, принято, — в этом был весь Джанго.

Далее король с первым министром буквально за шкирку поймали кронгерцога и дружно насели на него в темном коридоре. А этот хлыщ бриллиантовый глянул на брата, словно побитая псина, и заявил:

— Кандор, а давай я тебе по итогу все разъясню, а то сейчас соврать боюсь. Слово даю, сделаю все в лучшем виде, ты ж меня знаешь! И да, не помрет никто, по крайней мере из наших.

Лорд Див ни в жизнь не поверил бы этой фразе, произнесенной некромантом! А еще мигом до смерти захотелось осведомиться, кого же Его Светлость причисляет к «нашим»? И первый министр спросил бы, но король его опередил.

— Как брат брату? — как-то печально улыбнувшись, тихо проговорил Кандор.

— Как брат брату, — непривычно серьезно отвечал ему Джанго, а затем повернулся к демону и, как всегда растянув губы в ироничной ухмылочке, обратился уже к нему. — Лорд Див, вот очень не хочется вас просить, да придется. Смотайтесь со мной ночью на кладбище.

— Что, боитесь после поминок с пьяных глаз в свежевыкопанную могилу упасть или лбом стену склепа протаранить? — зло сощурился сын Хаоса.

— А даже если и так, вы же не откажите мне. Я вам как-никак родственник!

— Мне?! — демонические очи аж вспыхнули от возмущения.

— Див, помоги Джанго, а взамен потребуй, чтоб во всем тебе признался, — внес мудрое предложение Кандор. — Потом мне перескажешь, если сочтешь нужным.

На том и порешили.

Далее потянулись форсированные приготовления сперва к торжественной церемонии погребения принца Веридорского, медленно и печально протекающей вплоть до поминального ужина, в рекордные сроки устроенного «в честь знаменательного и поворотного в истории события», как выразилась Светлейшая в своем длинном жизнеутверждающем тосте.

И вот, ночь-полночь, луна безупречно ровным диском висит на небе, гармонично дополняют картину свода над головой мириады звезд; из какой-то подворотни орут коты; в заводи среди камышей затаилась парочка влюбленных и в неверном лунном свете прячет заалевшие от осознания своей наготы и непотребности ситуации щеки; в кабаке отвергнутый кавалер изливает вино в кружку заржавевшей жести и откровения в уши однодневного друга; за скрипучем ставнем укрылся поцелуй женатого лавочника и смазливой, еще не переступившей порог совершеннолетия горничной; солдатня прихватывает за все выпирающие части «жриц любви», ценой от медяка до годового жалованья; забравшийся в особняк купчика-толстосума налетчик, позабыв о наживе при виде спящей дочери потенциальной жертвы, дарит ей страстный поцелуй и, пока еще не отошедшая ото сна красавица не воспротивилась, ловко хватает её на руки, чтобы утащить в свое логово и сделать королевой преступного мира; с балкона второго этажа, залихватски закрутив ус и перекинув штаны через плечо, от молодой богатой вдовушки-мещанки бесстрашно выпрыгивает безземельный, нищий, но чертовски привлекательный, родовитый и острый на язык младший отпрыск аристократического рода, сверх меры наделенный как наглостью, так и находчивостью. Романтично? Конечно, особенно если прибавить к этому всему извилистую, плохо протоптанную дорожку на кладбище и аккомпанемент некромантских рассуждений о полезности смерти.

— Смерть — это перспективно! — и не думал замолкать Его Светлость. — В твоей власти умереть и воскреснуть, приукрасив сие феноменальное событие сопутствующими явлениями различной невероятности. Можешь возродиться хоть Богом, хоть пророком! Более того, смерть — это прибыльно! С официально значащихся трупов не взимают ни пошлин, ни налогов, ни совести. Даже под законы не подпадаешь, а к благам в виде собственности никто из многочисленной родни из породы «седьмая вода на киселе» не потянет свои загребущие ручонки, стоит тебе заявиться к ним в качестве воскресшего на духа и как следует припугнуть. А еще смерть — это козырно! Более неожиданного, сбивающего с толку хода не придумать! Будь ты придворный, торгаш или рогатый супруг, твоя смерть усыпляет бдительность заговорщиков, конкурентов и предателей, обнажает души твоих близких и дает тебе свободу действий…

Маг Смерти заливался соловьем, восхваляя свою стихию, до самого кладбища, не повторившись ни разу! И не устает ведь язык Его Светлости от трепа! После очередного вопроса, на этот раз заключающегося в том, не в его ли, лорда Дива, честь названо Дивное кладбище, терпение министра лопнуло:

— Вы затыкаетесь хоть когда-нибудь, лорд Джанговир?! Допустим, что нет. В таком случае мелите языком хотя бы по делу. Вы собирались поведать мне о том, что за балаган вы вчера развели на пару с принцессой.

— Обождите несколько минут, лорд Див, до кладбища осталось не более двухсот метров. Глядите, вон там уже ограда виднеется. Кстати, — скосил на собеседника лукавый взгляд кронгерцог, — раз уж у нас сегодняночь откровений… Вы, лорд Див, благодаря своей должности первого министра и, соответственно, ответственности за государственную казну наверняка наверняка замечали, что на обслуживание моих покоев тратится больше средств, чем на другие жилые комнаты.

— Конечно! — фыркнул демон. — Вы же спите исключительно по утрам и ночи напролет жжете свечи!

— Открою вам большой секрет: я не гашу свечи в темное время суток даже в своей каюте на корабле, хотя, казалось бы, что вспыхнет от шальной искры быстрее, чем сплошь деревянное судно. И причина моей привычки проста и одновременна сложна, как жизнь: я банально боюсь темноты. С рождения. Отчасти благодаря этому у меня такое своеобразное время сна: с юных лет я не мог сомкнуть глаз в пустой темной комнате и ночами напролет читал, напевал песни под нос, разговаривал сам с собой, сбегал спать к кормилице, да все, что угодно, лишь бы не оставаться один на один со своим стахом. Я слыву бывалым морским волком и отважным покорителем водных просторов, однако с этим давним наваждением не справился до сих пор и, думается мне, не справлюсь до конца дней своих. Поэтому-то я и несу всякую ахинею, пока иду один впереди и не вижу вас. Исключительно чтобы заглушить страх оставаться одному в темноте, — тут Джанго весело усмехнулся и наигранно серьезно закончл. — Надеюсь, вы понимаете, что на кону моя репутация владыки морей и бесстрашного воина и вы, как честный демон, просто обязаны сохранить все в тайне.

— Уж не из-за ваших ли… хм… особенностей вы позвали меня с собой?

— Отчасти, — неопределенно качнул головой кронгерцог. — Но истинная причина другая. Я просто считаю, что нам уже давно пора поговорить откровенно.

— Что ж, я только за, — настороженно проговорил лорд Див, прекрасно понимая, что Джанго подразумевает обоюдную откровенность, а своими планами и мотивами демон ой как не любил делиться. Хотя, если Его Светлость первый раскроет все свои карты, он последует его примеру. Честный равноценный обмен уважали даже в Хаосе.

Идти им и впрямь оставалось недолго, однако, вопреки предположениям лорда Дива, они не сразу же направились тревожить души усопших Веридорских и вытаскивать того, кто покоился в только сегодняпоявившемся саркофаге, предназначенном для Его Высочества принца Веридора Эзраэля Гневного, они забрались вовсе не в фамильный склеп королевской семьи, а НА него. Откровенно говоря, не ожидал такой прыти от Его Светлости. Конечно, кронгерцог-пират должен был ловко карабкаться по мачтам и ходить по реям, но лорд Джанговир просто таки поражал своими залезательными способностями. Повторить за ним в человеческой форме лорд Див никак е мог, так что пришлось скидывать камзол и рубашку и, выпустив крылья, взлетать. Джанго же времени зря не терял: вынул из пространственного кармана шесть бутылок доброго вина, позаимствованного из дворцовых погребов, и теперь расставлял эту батарею на крыше склепа.

— Вор вы, Ваша Светлость, и даже шкура кронгерцога это не скрывает, — поморщился первый министр.

— Я никогда и не давал повода обманываться на свой счет. Да, я вор, причем, заметьте, единственный честный вор в Веридоре, потому как остальные как раз таки старательно прикрывается шкурками советников и министров, а сами таскают «овец» из государственного кошеля или, в лучшем случае, старательно не замечают, как обгладывают казну их собраться по должности и разумению.

— Есть у нас еще один такой честный вор, — пробурчал демон. — Лихим зовется.

— Да что вы говорите? Нет, лорд Див, уж кто-кто, а Лихой не вор.

— А кто ж он?

— Что ж он украл, скажите на милость? Он, напротив, обогащает страну, взвалив на себя охрану всей западной границу! Имейте совесть, лорд Див! Вы выделяете деньги только на северные гарнизоны! А в Пограничье выживают только так, грабя и превосходя в искустве разбоя профессиональных бандитов. А теперь представьте на мгновение, что Лихой не ринулся на запад и не организовал местные шайки. Что бы было? Я вам отвечу — еще одна огромная проблема на границе и соответствующие финансовые затраты.

— Вор вору всегда поможет, — стоял на своем лорд Див. — Знаете, лорд Джанговир, раз уж вы так желаете поговорить откровенно, я вам выскажу все, что накипело, о вас и ваших прихвостнях.

— Извольте, — кивнул кронгерцог, протягивая демону одну из бутылок, — можете запить правду вином, честное слово, даже если оно отравлено, его стоит попробовать.

Министр, конечно, покривился, но бутылку из рук собеседника принял и, безо всякого труда вынув пробку, отхлебнул хмельной рубиновый сок, который действительно был выше всяких похвал. Во дворце других и не водилось.

— Начните, пожалуй, по порядку, — милостиво разрешил кронгерцог. — Опережая ваш вопрос: чтобы проникнуть в склеп, нам придётся подождать, пока «чёрным колпакам» надоест монотонно завывать нечто, именуемое молитвенными заговорами против демонов, у двери в последнее пристанище Одержимого. Не смотрите на меня, как на идиота, лорд Див, не я же, в конце концов, собираюсь отпугивать высшего огненного демона своим невнятным блеянием. Но посланцы Отче там внизу собираются чуть ли не всю ночь провести, завывая между могильных плит, так что времени расспросить меня у вас хватит. Полог тишины я поставил, — отрапортовал Джанго, прикладываясь к своей бутылке, в то время как первый министр косился вниз и действительно углядел шатающиеся между склепами темные фигуры в бесформенных балахонах и чёрных колпаках.

— Итак, какие у вас претензии конкретно ко мне и почему вы мне не доверяете?

— А разве такому, как вы, можно доверять? — поморщился демон. — Я вообще понять не могу, какого рожна Кандор настолько слеп и — другого слова просто нет, — тупо верит каждому вашему слову. Начать хотя бы с того, что вы стоите ближе всех к венцу наследника и даже к короне правителя, многие при дворе поговаривают, что у вас куда больше прав на трон, чем у короля. Далее: вас осудила инквизиция Отче и приговорила к костру, но вы чудом выжили. На месте Кандора я бы вытряс из вас признание, как вам удалось скрыться оттуда, откуда ещё никому не удавалось сбежать. К тому же многое на вас не сходится, лорд Джанговир: претендентки на корону Веридора и постель короля феноменальным образом обходят сложнейшую защиту и оказываются в его покоях, в то время как допуск им мог дать или сам Кандор, или предыдущий хозяин комнаты, то есть вы. По странному стечению обстоятельств как Светлейшая, так и принцесса Холия в курсе о внутренних делах семьи Веридорских. Более того, Светлейшая прочит вас в свои мужья и наследники престола, и — о, чудо! — принцессе Кандиде подкидывают отравленный гребень, золотому бастарду — проклятый перстень, тщательно изучается пентаграмма по вытягиванию из Эзраэля демонической сущности, Гвейн попадает под приворот, да даже на Лихого устраивают покушение! А вы, Ваша Светлость, целы и невредимы, и виной этому не ваши способности или удача, а то, что вас сознательно никто не трогает. Боятся? Однако Кандор ничуть не слабее вас, а заговоров против него было совершено больше, чем во времена правления любого из Веридорских.

— Почему же тогда я, такой великий и ужасный, ни разу не пытался убить брата?

— А зачем? Трон может достаться вам бескровно. К тому же ещё не вечер… — многозначительно замолчал первый министр, пристально глядя на кронгерцога. Он до сих пор не верил, что наконец выложил все Джанговиру. Ведь если и правда заговорщик, не скажет ничего.

Но Его Светлость удивил демона.

— Все вы правильно говорите, — вздохнул кронгерцог, растягиваясь на холодной каменной крыше и задумчиво рассматривая, как плещется вино в его бутылке. — Сказать честно, я понятия не имею, почему Кандор верит мне. Лично я бы сам себе не верил. Ни для кого не секрет, что я даже не знал имени своего младшего брата, пока он не стал королём вместо меня… Знаете, а ведь Кандор и сам не понимает, насколько он невероятный. Я полжизни ни словом с ним не перекинулся, а он горевал по мне, потому что я его брат. Вы правы, до определенного времени меня было не за что любить и уж тем более я не заслуживал доверия.

— И что же, что-то с тех пор изменилось?

— Да. Это недоказуемо, но я говорю правду: я действительно полюбил свою семью. Ближе Кандора у меня нет никого, Конда для меня как родная дочь, даже к Эзраэлю я привязался всего за несколько недель. За них я отдам жизнь.

— И вы думаете, я поверю вам на слово? — голос лорда Дива так и сочился сарказмом.

— Я расскажу вам всю правду, лорд, и поклянусь на крови, что все, сказанное мной, правда, но взамен хочу вашего молчания.

— Тоже подкрепленного клятвой?

— Нет, зачем? — пожал плечами кронгерцог. — Я отлично помню, что вы демон, а значит, вашего ума и способностей хватит, чтобы обойти любую клятву. К тому же — представьте себе! — я вам доверяю. За доверие! — провозгласил Джанго и чокнулся бутылкой с первым министром.

— Итак, начать, пожалуй, надо с начала, а история эта тянется… не дайте, Боги, соврать… лет тридцать, не меньше. В те далёкие времена я был наследным принцем Веридорским. У меня было, что только можно пожелать, ничто не предвещало грозы. Однако, в ночь, когда мне стукнуло двадцать один, мое тело скрутила страшная судорога, боль прошлась по всем мышцам и все кости будто разом переломились пополам. Это была адская мука и продолжалась она ровно сутки. Я то терял сознание, то выплывал из небытия, горел и бился в ознобе. До сих пор как вспомню, так вздрогну! Никогда не болел, а то, что было тогда, уж думал, не переживу. Тогда я ещё не знал, что настоящие страдания у меня впереди. После этой жуткой вспышки я начал замечать странное: раньше я любил хорошо и плотно поесть, особенно мясца и сладенького, а сейчас ничто буквально в рот не лезло; я мог на спор выпить целую бочку саратской настойки, от одной рюмки которой Кандор может захмелеть, но меня стало воротить от любого спиртного; я мог себе позволить проиграть в карты все королевство, но меня словно ангел (бес его задери!) отгонял от игорного стола; каждую ночь я проводил с женщиной, а то и не с одной, но после той ночи я не хотел больше ни одну. Оказалось, что древняя сказка о том, что каждый первенец Веридорских — чернокнижник, на самом деле самая что ни на есть правда. О, как же это было мучительно! Мой мир сломался, из него исчезли все удовольствия, и я готов был выть от бессилия. Единственное, что слабо грело меня, это слова Марианы о том, что очень скоро я найду свою единственную и этот кошмар закончится. Мариана… я был уверен, что она — моя судьба, но нет, великая прорицательница уготована Богами не для меня. — Я так понимаю, ее пророчество сбылось? — навострил уши лорд Див. — Вы же теперь спокойно пьёте вино и ешьте в три горла так, что казна слезами обливается.

— Именно, — в подтверждение Джанго отшвырнул пустую бутылку в сторону и, не обращая внимания на чье-то «Ой!», прервавшее замогильное песнопение внизу, отхлебнул приличный глоток другого вина. — В то лето я, стараясь развеяться, впервые решил обратить свой взор на государственные дела и отправился с посольством в земли Отче. И там во время приема в нашу честь я увидел ее… юная прекрасная дева, с восхитительной женственной фигурой, не чета тогдашним придворным модницам, уподобляющимся доскам и сушеным селедкам, и королевской грацией, острым умом и язвительным языком, совсем как у меня… Знаете, я не верил в любовь до того момента, не верил в то, что чернокнижники действительно до последнего вздоха хранят верность своим единственным, и уж тем более я не верил, что какая-нибудь женщина будет безраздельно властвовать в моем кобелином сердце. А вон как оно вышло…

— Неужели правда… — ошарашено пробормотал демон.

— Да — да, она самая. Непревзойдённая Содэ Светлейшая. Незаконная дочь заклятого врага Веридора. Не буду в подробностях описывать нашу историю любви, думаю, вам это не очень интересно, да и сейчас не столь важно. Главное, что об этом узнал Отче, и возрадоваться бы ему, что дочка выйдет замуж за наследного принца. Но Отче уже тогда прекрасно понимал, что как-либо давить на меня или влиять через Содэ не получится, поскольку я не из того теста, что мой отец, и моя единственная всей душой любит меня. Тогда то меня и обвинили в чернокнижничестве и, несмотря на все попытки моих венценосных родителей спасти заботливо вскормленного за немеренные деньги наследника, приговорил к сожжению. Откровенно говоря, до сих пор не понимаю, как Кандор не раскусил меня. Я ж ему прямым текстом говорил, что меня спасла из «божественных» застенок женщина. Ну какая ещё женщина была в силах разрушить планы Отче?

— То есть это вы сперли королевские сапоги! — взревел лорд Див. — Да вы хоть представляете, что было, когда Кандор хватился их?! Чуть все крыло по камушкам не разобрал в их поисках! А Рай с Адом ещё на него думали, когда вы со Светлейшей над ними кувыркались!

— Серьезно?! — расхохотался кронгерцог. — О, Боги! А я то думал, что мне в экстазе почудились их шепотки под грешным ложем святой!

— Погодите! — мотнул головой министр, словно выкидывая ненужные мысли и выбирая среди оставшихся важную. — Что вытворяет ваша единственная? Вы же не устраиваете Отче как ее муж!

— Конечно, не устраиваю, — досадливо поморщился Джанго, — иначе бы никаких проблем не было. Содэ действует за спиной отца. Скажу больше, ее стараниями Отче до сих пор понятия не имеет, что я живу и здравствую в лоне своей царственной семьи, поскольку в противном случае нам Священного похода не избежать. А вытворяет она следующее: хочет посадить меня на трон Веридора, дабы даже ее достопочтенный родитель не мог слова вякнуть против нашего союза. Я же всеми силами отговариваю ее от всевозможных смертоносных шагов. Не убивать моих родственников она согласилась, правда, это не мешает ей устранять моих конкурентов более изящными способами, предполагающими не скоропостижное безвременное путешествие в царство, яды, проклятья, пентаграммы, в общем, вы сами уже перечисляли.

— А брошь, которой по ошибке отравилась не Конда, а Лола? — припомнил лорд Див.

— Не она, — отрезал кронгерцог. — Если помните, именно Содэ вылечила Лолу.

— По вашей просьбе, — догадался демон.

— Верно, но вот беда, одна моя просьба может спасти простого смертного, но не значимую фигуру, замешанную в политических играх.

— Это вы о Гвейне.

— О нем самом, — подтвердил Джанго. — Чтобы уломать Содэ на помощь, мне пришлось согласиться на убийство Эзраэля. Собственно, слово моя единственная сдержала: не она собиралась убить кого-то из моей семьи. И что же вы?

— А я совместно с раскусившей меня племяшкой придумал и воплотив в жизнь гениальный план. Мы распустили при дворе слух, что ментальные сети Гвейна распутала Конда и закономерно джин отдал своему «возлюбленному» команду убить ту, что может разрушить ее магию. При приближении реальной опасности демон Рая бросился к своей единственной, не давая человеческому сознанию вторгнуться хотя бы для того, чтобы позвать на подмогу отца, порезав ладонь кинжалом-артефактом. В итоге Эзраэль вырубил Гвейна, а мы с Лихим, соответственно, Эзраэля.

— Кандор убьёт вас, если узнает, что вы решили использовать его дочь, как приманку, — меланхолично заявил министр.

— Между прочим Конда эффективнее всех сопротивлялась Гвейну, никогда не догадаетесь посредством чего. Посредством голоса! Стоило ей начать петь, как Гвейн замер на пороге ванной и так и слушал, словно оглушённый. К тому же признайтесь, эффектный спектакль получился. Кандида Кровавая… Скажите, звучит!

— Звучит — звучит, — недовольно проворчал лорд Див, оставляя вторую пустую бутылку и потянувшись за последней. — Только я так и не понял, что с моим внуком? Не верю, что вы смогли бы вырубить высшего демона на целые сутки, к тому же «Объятья вечности» на нас не держатся, а трупом выступал однозначно не демон, однако внешне от Рая в боевой ипостаси не отличить. Так кого мы будем из саркофага вытаскивать?

— Лихого, — словно само собой разумеющееся отвечал кронгерцог.

* * *

Пока кронгерцог и первый министр, уверенные в том, что их уединение никто не нарушит, в частности шатающиеся между могил «чёрные колпаки», почали последнюю пару бутылок, прямо над ними в куполе тишины и невидимости завис полуобернувшийся дракон. Обнаженный по пояс Нарцисс раскинул крылья цвета ночи и, прижимая к широкой груди своё самое ценное сокровище, шёпотом передавал занимательный диалог на ушко Мариане. Прорицательница изо всех сил старалась сосредоточиться на разговоре Джанго и лорда Дива, но горячее драконье дыхание, щекочущее нежную кожу, напрочь выбивало из головы все мысли. А коварный крылатый и не собирался останавливаться!

— А сейчас Его Светлость расскажет лорду Диву о том, что знаменитый разбойник Лихой, как это ни удивительно, из породы Изменчивых… — чарующе нашептывал Нарцисс, мимолётом оставляя легкие поцелуи там, где билась жилка на тонкой шее. — А что за… за Изменчивые? — никак не могла совладать с голосом Мариана. — Да это такой сорт рабов на Востоке, — Инквизитор хотел было отмахнуться от темы, неважной по сравнению с их волнующей близостью, но Мариану все же было не так просто сбить с толку. — Нарцисс, погоди, — прорицательница отстранилась от дракона, насколько это было возможно, и взглянула со всей строгостью. — Изменчивые, это серьёзно?

Хотел бы он ответить ей, что нет, вот только лжи его единственная не терпела ни под каким соусом.

— Очень серьёзно, — неохотно отвечал Инквизитор. — Им под силу накидывать на себя долгосрочные материальные иллюзии, могут даже одеться в личину человека, если у них есть капля крови «оригинала». Собственно, именно поэтому Лихой идеально скопировал внешность Эзраэля в боевой ипостаси, сегодня днём хоронили его. А с «Объятиями вечности» они хорошо придумали. Заклятие хоть и трудное, зато для Лихого абсолютно безвредное. Скажу больше, он мог бы пролежать в гробу без доступа воздуха не один год и ни на день не состариться… Есть ещё кое-что: я пытался почувствовать перстень с фианитом, в которое заключён джин. Фонит он, конечно, знатно, остаточный след по всему дворцу тянется, причём в основном в крыле, где проживает королевская семья и их гости. Но сам перстень я вычислить не смог.

— Как такое возможно? — воскликнула Мариана и тут же мысленно похвалила Нарцисса за то, что не поленился окутать их пологом тишины, а не по ее совету спрятался под чары кронгерцога.

— Я вижу только одно объяснение: перстень под иллюзией. Такой, которая может обмануть даже дракона.

— То есть у Изменчивого, — подытожила Мариана.

— Но ведь не у Лихого, его же в последнее время не было во дворце. — Так Лихой и не единственный Изменчивый в Веридоре, — фыркнул Нарцисс. — Я сам был в шоке, но за день я насчитал во дворце трёх Изменчивых и, что самое обидное, не могу сказать, кто они. Чтобы распознать Изменчивого, мне надо опускать зрение на энергетический уровень, и то я увижу характерную метку, только если Изменчивый в истинном облике. — А те двое, не считая Лихого, значит, под личиной. Но как ты определил их число? — Их иллюзии — противоестественное явление, поэтому отражаются не видимыми энергетическими потоками, а как импульсы. Если бы во дворце толкалось меньше народу, я мог бы попробовать вычислить, от кого идёт импульс, но, увы, мне не повезло застать Изменчивого наедине, зато на церемонии прощания с Одержимым принцем в зале было три импульса — трое Изменчивых. Первый — от «покойника» — Лихого. Могу с уверенностью сказать, что второй фонил со стороны посольств, то есть стан либо Светлейшей, либо Сараты. А вот третий… третий как-то странно передвигался, по всему залу. Так активно шныряют только слуги. Думаю, эта была та девчонка Изменчивая, которая давеча пробегала мимо меня под ручку с Лихим.

— Ничего не понимаю, — растерянно пробормотала Мариана. — Служанка?

— Ну не будет же знатная дама скакать по темным дворцовым коридорам вместе со знаменитым разбойником-западником… А ну-ка подожди…

Инквизитор осторожно, чтобы Его Светлость и первый министр ни в коем случае не почувствовали колебания потоков, раздвинул узлы плетения полога тишины, и до зависшей в воздухе парочки донёсся голос Джанго:

— Вот вы говорите, лорд Див, Лихой вор и, под стать мне, доверия не заслуживает. Может, ваша точка зрения не лишена смысла, но вот я Лихому верю. Вы считаете, ему ни людской, ни божий закон не писан. Так я вам скажу, что неправда, живет он по закону, только по своему. Око за око, зуб за зуб — одна из его статей. В своё время мы с ним так сторговались. Я ж по привычке, куда ни попадаю, везде разглядываю тайные намерения и замыслы. Почуял я дух тайны и от Лихого. Только ведь и разбойник наш не лыком шит, под меня копать начал. Так вот мы сговорились с ним: он хранит мой секрет и даже по возможности помогает, я не сую нос в его дела. — Ну хоть припомните, что за дела такие мутные у Лихого были? — продолжал допытываться демон. — Да ничего опасного для Веридора. Просто однажды я заметил, что Лихой водит с собой девчонку, причём она, наверное, всегда под пологом невидимости пряталась, потому как никто другой ее не видел. Ну, девчонка и девчонка, какая мне разница. Как говорится, дело молодое. Единственное, что до сих пор меня смущает, это то, что она пряталась, хотя с Лихим бы страда пускала кого угодно. Да и ещё… ммм… не знаю, случайность то была или нет, но попадались на глаза они мне всегда рядом с Гвейном и Лолой… Да демон с ними! Давайте лучше откровенность за откровенность, лорд Див. — В каком это смысле? — навострил уши министр. — Я вам рассказал все, что знаю сам, очередь за вами. Если вам так будет спокойнее, вдобавок к моей клятве истины обменяемся клятвами молчания, все равно я ваш секрет выдавать никому не собирался. — Какой такой секрет? — ещё больше насторожится демон. — Ой, вам даже не придётся ничего рассказывать, просто подтвердить или опровергнуть мою догадку (скорее первое), правдиво отвечая на парочку вопросов. Согласны?

В душе сын Хаоса, конечно, согласен не был, но, памятуя, что сам Джанго выложил ему все, как на духу, кивнул.

— Вопрос мой будет банален и в то же время весьма труден для ответа, и заключается он в том, с какой же целью вы, высший огненный демон, покинули родной Хаос и осели здесь, в Веридоре, среди людей. Не надо озвучивать мне официальную версию, что вы тут помогаете зятю. Заслуги ваши приуменьшать не буду, без вас Кандора бы задушили финансовые дела. Однако вопрос это не снимает. Есть ещё вариант, что вы передрались в королевство людей, дабы быть поближе к внуку и морально поддержать Кандора после смерти Вэллы. Однако же, насколько мне известно, вы не особенно спешили переселяться сюда и обосновались в кресле первого министра аж через полтора года после тех трагических событий. Что же движет вами и почему вы до сих пор здесь? Вы растите себе достойную смену в лице Эзраэля, да и к воспитанию Синдбада, я знаю, вы приложили руку. Предполагать, что вы руководствуетесь людским выражением «я не вечен», глупо, поскольку жить вам ещё несколько сотен лет. Значит, вы планируете уйти из Веридора, заполучив то, что вам нужно. Так что же это? Что вы здесь делаете, лорд Див?

Несколько минут демон молчал, словно прикидывая, стоит ли настолько открываться, и Нарциссу с Марианой уже начало казаться, что признания первого министра они так и не дождутся, но нет, сын Хаоса заговорил:

— Я отвечу на ваш вопрос, Ваша Светлость, но сперва скажите вы. Что намереваетесь делать и что движет вами? Как устроите своё счастье со Светлейшей? — Счастье наше здесь невозможно, поэтому мне однозначно надо увозить отсюда Содэ, причем уже без титула Светлейшей. Она никак не может бросить эти политические игры и интересы Отче, так что я намереваюсь обмануть всех, в некоторой степени и ее, поскольку она ожидает от меня помощи в свержении Кандора, я же уберу с политической арены нас обоих. И да, как я уже говорил, движет мной любовь. — Вот и мной движет… любовь, — тяжело вздохнул лорд Див. — Значит, все-таки я прав, — кивнул сам себе кронгерцог. — Как вы узнали? — Да все проще некуда. Надо было всего навсего прикинуть, после какого знаменательного события, а именно после чьего появления при дворе, вы воспылали любовью к государственной службе на благо Веридора, и соотнести это с тем, на кого вы при любом удобном случае вешаете всех собак, чтобы очернить ее в глазах зятя. Представляю, как сложно вам приходится, вы ведь любите Кандора и практически каждый день видите его с той, которую, судя по упорству в стремлении заполучить ее, признали своей единственной. — Ну не убивать же мне сына, — грустно усмехнулся лорд Див. — Послушайте, Ваша Светлость, насколько я понял, единственный вариант для вас — это убедить весь свет, а в особенности Отче, что Светлейшей, как и вас в своё время, больше нет в живых, а самому подхватить на руки свою Содэ и смотаться куда подальше в неизвестном направлении. — Именно. — Так давайте объединимся. По сути, такой вариант мне подойдёт. Кандор, конечно, поначалу будет горевать, но через денёчек, когда возвращать что-то уже будет поздно, ему кто-нибудь откроет правду. И да, обойдёмся без клятв. Раз уж вы помогаете мне, а я — вам, нет смысла в дополнительных обязательствах. — А почему бы и нет? По-моему, здравая мысль. За сотрудничество! — провозгласил последний тост кронгерцог, и они, чокнувшись последним глотком вина, осушили свои «чаши» до дна. — Светает уже, «чёрные колпаки» сейчас к себе потянутся. Наш выход.

* * *

— Что-то я не понял, — проговорил Инквизитор, опускаясь на крышу фамильного склепа Веридорских и с неохотой выпуская из объятий свою единственную, — лорд Див что, запал на… — Да — да, на Алис, — оборвала его Мариана, метнувшись к краю и чуть ли не свесилась, пытаясь заглянуть в склеп. — Веришь, никак понять не могу, как Кандора ещё не прибил кто-нибудь из-за женщины. Ну ладно придворные, им иметь жену в любовницах короля выгодно, хотя и они взбрыкнули, когда принцево семя стало претендовать на их земли и титулы на правах первенцев. Но демон то! Вот уж кто за свою единственную порвёт на бесячьи потроха. Так нет же, Кандор уж с половиной столицы переспал, и то не со всей лишь потому, что вторая половина — мужская, а Его Величество у нас не по этой части. И все равно его все любят! — Сам то в своё время его не тронул, — усмехнулась Мариана, кокетливо стрельнув в дракона глазками. Только ради тебя, сама ведь знаешь. Да и знал, что у вас это ненадолго.

На миг улыбка прорицательницы чуть было не дрогнула, но она смогла удержать ее, как и горестный вздох в груди. Незачем Нарциссу знать, что она была бы счастлива, соедини Боги их с Кандором судьбы, да и мечтания ее порой уносились в те далекие времена, когда она дразнила наследного принца Джанговира и только себе признавалась, что это не столько ради забавы, сколько для того, чтобы удержать его внимание. Нет, она не жалела, что не стала судьбой ни одному из братьев, но знала, что они оба навсегда останутся в ее сердце.

— Так что мы здесь забыли? — между теп спросил у неё Инквизитор. — Надо проследить, чтобы Джанго не испортил все, — туманно отвечала прорицательница. — Все это что? — изумлённо приподнял брови Нарцисс. — По-моему, все планы кронгерцога более чем удачны. Сейчас развеет «Объятия вечности», каким-то манером «возродит» Одержимого в глазах двора и… — Да я не об этом, — отмахнулась Мариана. — Он задумал призвать дух Скомороха, чтобы тот снял печать рода с магии Синдбада и бастард мог наравне со всеми участвовать в отборе Истинного Наследника. — Что ж, благородный поступок, — кивнул дракон. — Это справедливо. — Нет в этом никакой справедливости! — вскинулась она. — Тогда уж и Эзраэлю надо восстановить его магию, а заодно и демоническую сущность отнять. Это невозможно! Потому что все претенденты не одинаковые, а значит, нет в испытаниях никакого равенства. — А я и не сказал равенство, — невозмутимо возразил Инквизитор. — Я сказал, что это справедливо. Синдбада лишили магии противозаконно, запечатали по-тихому. Фактически, казнили так же, как и Эзраэля, только преступления за ним не числилось. — Теперь числится! — продолжала стоять на своём Мариана. — Ты хоть представляешь, что случится, если Синдбад избавится от печати?! Он станет величайшим магом Света и Тьмы! Он станет сильнее Кандора и кого бы то ни было из живших магов, ведь в нем обретут полную мощь сразу два королевских Дара! — Что ж, благодарить надо того, кто надоумил Скомороха запечатать магию Ада двадцать лет назад, пока один из его Даров не поглотил второй. Не подскажешь, кстати, кто это был? — Да, — обреченно выдохнула Мариана. — Да, это была я, но решение он принял сам. Скоморох не хуже меня понимал, чем грозит возвышение бастарда. Ему на роду написано воспылать страстью к Кандиде и идти к своей цели, не смотря под ноги: ни на трупы, ни на сломанные судьбы. Скоморох не хотел, чтобы его дочь стала красивой куклой, не способной и слова вымолвить в свою защиту, а такому магу, каким может стать Синдбад, может что-то противопоставить разве что Джанго и Кандор. — Значит, он как сильнейший достоин сидеть на троне, и не нам менять ход истории. — Может, и не тебе, зато мне под силу переплести линии судьбы. Я — Рок! — Я и это знаю, — примирительно поднял руки Нарцисс. — Мариан, скажи мне честно… Ты ведь знаешь, что Кандида далеко не так безобидна, как кажется на первый взгляд. Под ее дудку ещё высшие демоны и теневые короли плясать будут. Нет, ты боишься не за принцессу. Ты наверняка что-то видела в будущем… что-то, связанное с усилением Синдбада и пугающее тебя. Против кого направит свои силы бастард? Постой-ка… Может, снова Гвейн? — подозрительно прищурился Инквизитор, и прорицательница, боясь его пронзительного взгляда, прикрыла веки, но головы не отвернула. — Мариана, любовь моя, посмотри на меня.

Она не взглянула на него.

— Мариа-а-ана… — снова позвал Нарцисс, но на этот раз в его голос был тёплым и ласковым. — Знаешь, морок чернокнижника, это, конечно, хорошо, но мозги он мне не замутил. Я не мог запомнить лица Гвейна и даже не обратил внимание на его огромные янтарные глаза и давно знакомые мне черты лица, однако Право Защитника не дало мне обмануться. Когда Гвейн вступился за Синдбада, он громко и четко назвал имена своих родителей. Обоих.

Необыкновенные янтарные глаза, словно у оборотня, распахнулись во всю свою ширину. В них плескался страх и мольба.

— Прошу… — Мариана прильнула к его груди и, обвив руками крепкую шею, взглянула прямо в глаза. — Прошу, он ни в чем не виноват, я… Нарцисс, я… прости меня… — За что? — вопросил тихий бархатный голос дракона. — За то, что не рассказала о сыне? Знаешь, наверное, я поступил бы так же. Девочка моя, не бойся за Гвейна, я пальцем его не трону. И Кандора, так и быть, тоже. У тебя замечательный сын, весь в своих родителей. Гвейн… Насколько я помню, это имя одного из древних богатырей, славные подвиги которого воспевают трубадуры и которому южане дали прозвище Благородное Сердце. Ты правильно назвала сына. Знаешь, я спокоен за Веридор. Я встречал Гвейна всего пару раз, но увиденного мне хватило, чтобы сделать вывод: он может по праву зваться Истинным Наследником. Уверен, твой сын не гонится за властью, но даже стоя за троном, а не восседая на нем, он станет великим. Таким же великим королём, как и его предки.

Дальше Мариана не слушала. Слезы счастья, брызнувшие из глаз, заслонили весь мир и не давали сказать и слова. А сказать ей хотелось многое: о том, какая гора свалилась у неё с плеч, о том, как ей приятно слышать такие слова о своём сыне, о том, как же она благодарна ему за то, что он принял ее ребёнка, рождённого от другого мужчины…

А Нарциссу все слова заменил долгий нежный поцелуй. Он был соленым от слез, трепетным от любви и жарким от страсти. Никогда раньше Мариана не целовала его в губы, непринужденно держа дистанцию, а сам он никогда не решался, словно даже мимолетное прикосновение к прекрасным устам могло ранить возлюбленную. Сейчас она, напротив, льнула к нему так близко, как это было возможно, и безмолвно признавалась в том, что мечтала об этом уже давно; а он, ощутив долгожданный поцелуй, даже не подумал о том, что вот оно, его освобождение от службы Богам, он припал к ее губам в жадном порыве и даже не собирался сдерживать свои желания…

А вокруг них сверкала и искрилась магия незримых Божественных оков, опавших с запястий Нарцисса, и Артефакта Абсолютной Истины у него на шее. Теперь они принадлежали следующему Инквизитору.

… В реальность Мариану вернул жуткий скрип двери склепа, и она с удивлением обнаружила, что лежит на подогретом магией камне крыши, и длинные платиновые волосы нависающего над ней дракона закрыли от неё зарумянившееся рассветное небо и поблекшую луну.

— И что, вообще ничего? — неверяще спросил лорд Див, попутно матеря сквозь стиснутые зубы кладбища, усыпальницы и некромантскую логику. — Вообще, — отвечал ледяной голос Лихого. — Способа снять приворот на крови нет. Абсолютно никакого. — Приплыли… — вздохнул где-то внизу Джанго. — Я б ни в жизнь не поверил, что чернокнижник, встретивший свою единственную и находящийся в непосредственной близости от неё, может попасть под какой-то приворот! — Одно понятно: надо найти перстень, уничтожить вместе с джином и снова распутать ментальные сети Гвейна, чтобы хоть новых покушений избежать. Кстати, лорды, если что, вы меня в Веридоре не видели, — опять заговорил атаман разбойников. — Прячешься от кого? — предположил кронгерцог. — Не важно. Вы обо мне ни слухом, ни духом. Бывайте! — Да как скажешь… Лихой! — окликнул племянника Джанго. — Может, тебе помощь нужна? — Может и нужна, — послышался тихий ответ с привкусом горечи, — только то, что заварил, я сам и должен расхлебывать. Если ещё не поздно.

Его Светлость и первый министр промолчали, у обоих в сердце на миг безо всякой причины встрепенулась тревога. Зато Нарцисс, оторвавшийся от своей единственной и сверлящий своими стальными глазами удаляющуюся спину Лихого, не смолчал, и резоны у него на то были. Вердикт дракона был однозначен:

— Врет. — Что? — не поняла прорицательница. — Врет он, что способа нет, — пояснил дракон, опуская зрение на энергетический уровень и рассматривая тугой чёрный узел тайны, затянувшийся внутри Лихого, и два конца, протянувшиеся от него ко дворцу. А ещё по всему выходило, что если атаман повернётся к нему лицом, то на его губах он увидит след от давних поцелуев с Кандидой, ведь всю Чёрную Тридцатку, включая ее лидера, Нарцисс осмотрел. — Я следил за ним по приказу Богов, чтобы определить, достоин он претендовать на престол Веридора или нет. Несколько недели летал вслед за ним на Востоке. Силён атаман, нечего сказать. И шторм пережил, и пол Порсула исходил. И все только ради Гвейна… я так думал, а теперь и не уверен, что нет другой причины и что не зря пожаловал ему артефакт отбора Истинного Наследника. Ты послала его к бывшему визирю Куруш-паше, и тот дал однозначный ответ: разрушить приворот на крови, наложенный на чернокнижника, может только близость с его единственной. — То есть Лоле с Гвейном достаточно всего один раз… ммм… предаться страсти, и он будет свободен? — смущённо покраснела Мариана, чем немало удивила Нарцисса и даже вызвала глубоко в душе чувство умиления. — Так было бы, если бы они ещё не спали. А так как они умудрились не только погрешить на славу, но и ребёночка произвести на свет, приворот не должен был зацепиться за Гвейна… Ничего не понимаю. — С чего ты взял, что у них уже все было? — Я сам видел, когда летел обратно в Веридор, как служанка Конда под покровом ночи кралась в детский дом под столицей и навещала девочку лет пяти. Воспитательнице она назвалась матерью ребёнка. — Гвейн… но как… — слова упорно не желали складываться в предложения, так поразило прорицательницу услышанное. — Если бы он знал про ребёнка, он бы тут же женился на Лоле… — Да и Кандор бы с превеликим удовольствием нянчился бы с внучкой и растил ее, как принцессу. Всяко лучше, чем в детском доме. Насколько я понял из разговоров местных служительниц, мать навещает дочку дай Боги раз в три месяца, зато отец, говорят, души в малышке не чает и всякий раз, как приходит, балует сладеньким и подарочками. Одна беда: забрать хотел бы, да только дома у него нет. — Это не Гвейн… — Вот и я так думаю. Из этого вытекает следующее: единственная чернокнижника, также как и он сам, чисто фактически может переспать с кем-то другим, но удовольствие не получает — раз, и не может иметь детей — два. Вывод: Лола — не единственная Гвейна, но, раз твой сын свободно наслаждается всеми человеческими слабостями, значит, он встречал свою единственную. — Но ведь Гвейн сойдёт с ума, если его единственная годами будет находиться вдали от него или же его раньше заглушит приворот! — воскликнула Мариана. — Итак, насущные вопросы: где единственная Гвейна? Кто такая Лола? Как она оказалась здесь? Плюс — участие в этом всем Лихого, — подытожил Нарцисс.

… Прорицательница так увлеклась беседой с возлюбленным и беспокойством о сыне, что совсем забыла, зачем всю ночь следила за некромантом. А кронгерцог между тем опустился на колени перед скромной, но ухоженной могилой рядом с фамильным скрепом Веридорских, на которой было высечено просто «Скоморох». Он начал нараспев читать формулу призыва, прикрыв веки и вкладывая в заклинание… доброту. Обычно призраков с того света выдёргивали силой, угрозами, шантажом, торгом, но Джанго чувствовал, что покойный маршал Веридора явится к нему, если он просто позовёт. Правда, в месте, где надо было произносить имя обладателя души, маг Смерти несколько отошёл от правил, добавив к фактическому имени ещё и прозвище. Джанго опасался, что маршал может не откликнуться на собственное имя, ибо все всегда звали его Скоморохом, даже не задумываясь о том, как его нарекли родители перед лицом Богов. На этот вопрос кронгерцога смогли ответить только призванные Рагнар и Веридора. Услышав имя Скомороха, Джанго не смог сдержать ухмылку. Какая ирония судьбы! Соперника Кандора в отборе Истинного Наследника звали Кантор! У них даже имена были одинаковые, только у первого — на северный манер, а у второго — на южный. Кантор Веридорский… Скоморох, достойный стоять в одном ряду с великими королями.

Спустя несколько минут воздух вокруг могилы подвернулся сизой дымкой, а на земле золотом засверкали линии заблаговременно начерченной пентаграммы. Из уплотняющихся клубов, овевающих некроманта, вынырнул полупрозрачный призрак молодого привлекательного мужчины, точь-в-точь такого же, как и на правом развороте одной из последних страниц в книге «Сильные мира сего» из дворцовой библиотеки. Призрачный туман соткался в высокую стройную фигуру, в военном мундире и с внушительным разворотом плеч, на которые волнами ложились пышные локоны. Большие глаза, даже бесцветные, казались живыми.

— Здравствуй, Джанговир, один из великих королей Веридора, — низко поклонился призрак, ошеломив некроманта своей вежливостью и вменяемостью, ибо обычно обитатели царства мертвых дурны характером. — Зачем ты хотел видеть меня? — Приветствую, Скоморох, маршал Веридора. Я вызвал тебя, чтобы ты исправил то, что сделал двадцать лет назад, и под силу это только тебе. Сними родовую печать с магии Синдбада, младшего сына Кандора Х, — приказал духу маг Смерти, а затем, махнув рукой на извечное некромантское правило говорить с призраками только в повелительном наклонении, все же спросил. — Зачем ты это сделал? Чем помешал тебе Синдбад? — Ничем, — спокойно отвечал призрак. — Просто так для него лучше. Сила опьяняет властью, и далеко не каждый может совладать с этим наваждением. Эта печать — испытание Богов для тебя и для Синдбада, и вы оба его прошли. Ты, некогда плевавший на любые моральные принципы, выбрал честный бой, не усомнившись даже тогда, когда узнал, что противник может стать вдвое сильнее тебя. Синдбад же доказал Богам свой ум и способность выйти победителем с минимальными возможностями. Любую силу нужно заслужить, и Синдбад ее достоин. — Неужели сами Боги рассказали тебе свои планы и приказали запечатать мальчика? — не поверил кронгерцог. — Их наказ мне передал Рок. — Мариана, — понимающе улыбнулся Джанго. — Так снимешь печать? — Конечно, — кивнул призрак. — Бастард проснётся с невиданной силой внутри, вам с Кандором предстоит научить его пользоваться ей и за короткий срок вырастить из него достойного противника для Одержимого принца. Последнее испытание близится… Завершай ритуал, Джанговир. Упокаивать меня не надо, я сам найду дорогу в царство мертвых. Не хмурься, мне под солнцем делать нечего, а там меня ждёт Лилиан. — Постой! — окликнул его некромант. — Ты же чувствуешь артефакты отбора Истинного Наследника. Рагнар и Веридора говорили мне, что претендентов всего семеро. Четверых я точно знаю: Эзраэль, Синдбад, Гвейн и я сам. Прошу, скажи, кто остальные и кто прошёл испытание? — О пятом претенденте ты догадываешься. Принцесса Кандида Веридорская… Конни, моя дочка. Ее испытание пройдено наполовину: она уже приняла решение бороться, ей осталось только выбрать правильную тактику, единственную приводящую ее к победе. Боги уже оценили по достоинству ее смелость, умение защитить себя, доброту и любовь к близким. Шестой претендент только что вышел из склепа и бросился навстречу очередной буре, чтобы обуздать судьбу вновь. — Лихой?! — Он самый. Богам приглянулись его целеустремленность, сила воли, умение рисковать и выживать в ситуациях, когда, казалось бы, мертва даже надежда на спасение. Он добрался до Порсула, принёс в Веридор вести из-за моря и готов пожертвовать жизнь, чтобы исправить свою давнюю ошибку. Лихой прошёл испытание. Кстати, ты тоже, как и Гвейн, а вот с Эзраэлем и Синдбадом будет разговаривать Персиваль, а решать — Боги. — А седьмой претендент? — выкрикнул Джанго сквозь клубы, начавшие стремительно закручиваться вокруг призрака. — Монруа, — донёс до некроманта ответ духа лёгкий утренний ветерок, попутно уносящий призрак маршала Веридора к королевскому дворцу, к родовой печати, сковывающей спящего мертвым сном сильнейшего мага Света и Тьмы. Сизую дымку пронзил первый луч восходящего солнца, и она растаяла, оставив только четыре человеческие фигуры на Дивном кладбище: одна — на коленях в потухшей пентаграмме, вторая — чуть поодаль, и другие две — обнимающиеся на крыше фамильного склепа Веридорских.

 

Глава 23

Его Величество Кандор Х, не обращая абсолютно никакого внимания на то, что Часы на Главном Столичном Соборе уже давно известили весь город и близлежащие окрестности о начале нового дня, расположился у себя в кабинете и даже не собирался идти спать. В целом ситуация не была невероятной, однако, вопреки обыкновению, на столе перед королём лежал не очередной торговый договор длинной в полторы руки или законопроект с бесчисленным количеством помарок, а толстенный фолиант о династиях порсульских рабов, и открыт сей кладезь знаний, весом с гранитный кирпич, был на главе о Клане Изменчивых.

Его Величество ждал. Ждал призрака из прошлого. Когда-то Мариана предсказала ему, что с этой женщиной его судьба переплетется так, что не разорвать, но жизни их так и не соединятся. Их будут разводить Боги, но неведомая сила будет тянуть их друг к другу, ломая любые рамки и общественные устои. Они неравны по рождению? Смешно! Они принадлежат двум враждующим государствам? Пф, исправим! Между ними встали предательство, боль и долг? Переживут. Ни для какой бы то ни было другой Кандор Х не готов был сделать столько: бросить к ее ногам свою жизнь, свою корону, свою страну… Он был бы счастлив, останься она с ним хоть ради его трона, хоть по приказу своего правителя, хоть из-за денег. А она… Любила ли она его? Ненавидела ли? Кандор не знал ответа. Ему со всех сторон вопили, что он безумен: с нежностью вспоминать женщину, которая трижды предала его, трижды чуть не оборвала его жизнь, трижды отвергала его предложение, предложение всего. А он ей все прощал и теперь ждал, считал секунды до того момента, как слуха коснутся осторожные шажки шпионки Сараты, пришедшей для того, чтобы взглянуть на указ о престолонаследии. После траурной церемонии король непринужденно отвёл в сторонку леди Доротеллу и поведал главной сплетнице двора о том, что сей любопытный документ хранится у него в верхнем ящике стола справа и что прослышать об этом, несомненно, должно посольство Сараты. Возможно, северные «друзья»-соседи и не клюнут, но она должна услышать.

Нелли… Северный цветок, леди Нинель Монруа, некогда знаменитая при двух королевских дворах как соблазнительница венценосных особ с — невероятно! — железными принципами и безупречной репутацией. Была ли она когда-нибудь искренней с ним? Была ли она собой? Изменчивая… Кандор помнил день их первой встречи, как будто тот Летний Бал в поместье графа Ла Виконтесс люблю Трюмон, его названного отца, был не далее, как вчера вечером. Вот она входит, такая непохожая на кружащих вокруг южанок, сверкающих обнаженными плечами, грудями, талиями и коленями, встряхивающих развевающимися прядями и повсеместно с вызывающим макияжем: брюнетка с собранными в прическу локонами, достаточно закрыто одетая и не особо накрашенная, но от этого не менее прекрасная. Вот обводит дивными фиалковыми глазами зал и останавливается на нем, младшем принце Веридорском в неброском темном одеянии, неподходящем для особы королевской крови, но безупречно идущем ему, куда больше вычурных шёлков, крикливых бриллиантов и франтовских нарядов. Была ли это ее истинная форма? Не раз Кандор спрашивал себя об этом, вглядываясь в своего самого неожиданного ребёнка и выискивая во внешности Лихого хотя бы намёк на материнские черты. Но нет, Изменчивый идеально повторяет облик своего отца, даже если тот Изменчивым не был.

Размышления короля прервал тихий шорох ковра в спальне, и Кандор, без единого звука поднявшись с кресла, скрылся за портьерой. То, что шпион забрался через его тайный ход, уже перестало удивлять. Нет, пора съезжать в другие покои и самому ставить защиту!

Кандор ожидал увидеть личину кого угодно: слуги, посла, горничной, фрейлины, самой принцессы Холии, последнее вероятнее всего, ибо повеление Ее Высочества было на редкость тихим и пассивным, что напрямую указывало, что ща ее внешностью кто-то спрятался. К тому же Конда недавно рассказала, что, ментально потянувшись к северной принцессы, нашла странные мысли и чувства, словно перед ней была уже давно неюная женщина как минимум с одним сыном!

Так и есть! Из-за двери в королевскую опочивальню показалась Ее Высочество. Даже не оглядев кабинет, направилась прямо к столу. Правильно, зачем? Ведь все та же пресловутая леди Доротелла разнесла среди аристократии весть, что сегодня ночью Его Величество изволит отдыхать в гордом одиночестве, в лодке где-то в устье Вихры. А названная, но не нежданная гостья между тем извлекла из ящика нужный документ и, положив его на подоконник, чтоб было светлее, принялась читать, водя пальцем по ровным аккуратным строкам… Кандор не видел, на что именно сейчас указывал женский пальчик, однако о том, что шпионка дошла до имени наследника, догадался сразу: рука остановилась, и ноготь, поддавшись изумлению хозяйки, подчеркнул место в середине листа. И ещё раз… и ещё…

Кандор вздрогнул: он знал только одну женщину, которая, сосредоточившись или сильно нервничая, «подчеркивала» ногтем строчки так, что нежные подушечки пальцев могли бы почувствовать потом «след»…

— Алис… — растерянно позвал ее Кандор, выступая из-за портьеры и сам ещё не веря…

Она вздрогнула и рывком отскочила обратно к столу. Приказ остался сиротливо лежать на подоконнике, но обоим уже было не до него. Кандор взмахом руки зажег канделябр на столе, и в тусклом пламени свечей отчетливее проступили черты принцессы Холии, медленно сползающие и выправляющиеся в лицо фаворитки Его Величества, бывшей элитной куртизанки Алис. А вот выражение лица было совсем не ее. Женщина перед ним растерянно смотрела на него, заламывая пальцы и нещадно кусая губы почти до крови. Чем дольше они молчали, тем чаще ее плечи сотрясала судорога, будто ей было холодно, а глаза все влажнели, но не опускались.

— Прости… — наконец прошептала она. — Я обманула тебя… снова… — вот и все, что потребовалось Жестокому королю, чтобы увидеть правду, почти двадцать пять лет скрывавшуюся у него под носом. Всего пять слов, которые она сказала ему после последнего покушения Сараты и повторила только что, тон в тон, звук в звук.

— Нелли… — выдохнул он.

Она только вздрогнула, словно от удара, а в небесных глазах отразилась мольба.

— Я… я не… — пыталась она что-то выдавить из себя, и вдруг бросилась бежать в ближайшую открытую дверь — обратно в спальню. Казалось, не стой Кандор перед окном, она вымахнула бы через него, наплевав на третий этаж!

Король догнал ее у самой двери в потайной ход, поймал в объятия и, несмотря на отчаянные попытки вырваться, прижал ее к себе.

— Нелли… — услышала она его проникновенный горячий шёпот, неизменно заставляющий ее сердечко трепыхаться в груди, словно перепуганная птичка в клетке, стоило ему назвать ее коротким именем. — Ты чего?

— Отпусти меня… Отпусти, пожалуйста, и, обещаю, я навсегда уйду и никогда больше не вернусь. Я просто… я не хотела… я не могла…

— Успокойся, — все так же ласково проговорил король, осторожно поглаживая ее по спине, так нежно, что мигом кончились силы вырываться.

Она едва заметила, как Кандор потянул ее к кровати и устроил у себя на коленях. Ей не верилось, что он, в который раз поймав ее на тайной службе враждебной Сарате, снова не разозлился, не вызвал стражу, даже не принялся осыпать ее упреками. Он заключил ее в бережные объятия, как свою любимую, и, как и тридцать лет назад, не отпускал.

— Что это за маскарад? — мягко спросил Кандор, пропуская через пальцы ее золотую прядку и едва ощутимо покачивая ее на руках.

— Я… я думала, что ты не захочешь видеть меня… после того раза…

— Ты про ту ночь, когда я любил тебя под топот нескольких сотен солдат, ворвавшихся в посольство с целью убить меня, а потом удирал в одних портках? — в голосе короля послышались нотки веселья.

— Именно, и оставил меня голую, привязанную к кровати! — гневно сверкнула не него глазами Нелли.

— И в спешке не дал тебе сразу же выпить настойку, и спустя лет семнадцать передо мной предстал Лихой, мой тридцать третий сын. Скажи, почему ты скрыла от меня его?

— Не было возможности сообщить, — вздохнула она, непроизвольно теснее прижимаясь к его сильной груди. — Сразу же после твоего побега дядюшка, боясь, что его супруга-королева из ревности опоит его зельем, отнимающим мужское здоровье, мол, чтоб ни ей, ни мне, упрятал меня в дремучий монастырь на краю страны. Порой мне казалось, что туда настоятельницами набирают самых настоящих тюремщиц. Слава Единому, хоть среди послушниц нашлись добрые души. Они помогли мне скрыть беременность и перебраться с новорожденным сыном в другой монастырь. Там уже было лучше, даже почтового голубя можно было без труда найти, но там я узнала, что Его Высочество наследный принц Веридорский шокировал весь мир, женившись на чёрной ведьме. И я решила… решила, что тебе не нужна ни я, ни наш ребёнок…

— Глупая, — выдохнул ей в губы Кандор перед тем, как поцеловать, сперва нежно, а потом все жарче и жарче, намекая, что разгорающийся в маге Жизни огонь гаснет только с рассветом…

… Зарождающийся день просто обязан был быть адски трудным, и дело тут вовсе не в предчувствии или объективных причинах. Просто в мире господствует равновесие, и для гармонии чудесное счастливое утро непременно перетекает в безумный суматошный вечер. Но разве думаешь о грядущем бедствии до того, как небо рухнет на голову?

Вот и Его Величество не думал, он просто наслаждался нежданным-негаданным счастьем, нежась в постели после бурной ночи и получая от своей фаворитки теперь уже эстетическое наслаждение.

— А почему ты сотворила именно такую иллюзию? — спросил Кандор, рассеянно наблюдая, как его пальцы ныряют в золоте ее волос.

— Я старалась убрать все свои черты, чтобы у тебя и мысли не закралось, что я — это я. Ну и… я всегда хотела себе такую фигуру… чтобы как у куртизанок.

— Единый, проходят уж не года — десятилетия! А ты все так же смущаешься, — улыбнулся Кандор, и одновременно с этим в его глаза засветились теплом. А Нелли вспомнила, что сам король считал себя некрасивым из-за худобы и невысокого роста, но у неё ни за что язык бы не повернулся с этим согласиться. Для неё он был прекрасен уже потому, что у него смеялись глаза. Нелли больше не встречала таких.

— Значит, ты сбежала из святой обители, чтобы под личиной стать лучшей куртизанкой Веридора и привлечь мое внимание?

— Да, — тихо призналась она. — Я думала, ты сразу же после первой встречи пригласишь меня в свою спальню. Должен же кто-то удовлетворять потребности мага Жизни. Но ты… ты снова поступил не как ожидалось! Я уже усвоила главное правило куртизанок, что любить надо не мужчину, а саму любовь, но ты… Ты! — внезапно вскинулась Нелли, отстраняясь от его груди и даже сев он всколыхнувшегося негодования. — Ты уже второй раз показал мне другую сторону жизни. Что бывает по-другому. По-настоящему. Не брак или постель ради долга, ради денег. Что можно искренне любить друг друга. Не из-за чего-то или для чего-то, а просто потому что так говорит тебе сердце! Ты… ты заставил меня полюбить тебя, во второй раз!

— Значит, все-таки любила? — вопросительно наклонил голову на бок король, а в глубине его чёрных очей на мгновение сверкнуло торжество.

— О да! Я так ненавидела тебя, Кандор Х, что в итоге полюбила до безумия! — строптиво дернула головой Нелли. — Я бы вышла замуж по расчёту и прожила бы годы, не зная никаких чувств, довольная своей спокойной, приличиствующей леди жизнью, в счастливом неведении, что существует какая-то там любовь. Но нет же! Ты ворвался в мою жизнь со своим горячим безумным сердцем и соблазнил любовью! Я думала, что с куртизанкой ты поступишь так же, как и другие мужчины. Глубоко в душе я надеялась, что холод золотых монет перекроет жар ночей. Но ты умудрился полюбить проститутку и заставить желать искренней любви!

— Приму за комплимент, — весело подмигнул ей Его Величество. — Но все же объясни мне, что тут происходит с Саратой? Я так понял, что в роли принцессы Холии с самого начала была ты?

— Так и есть, — кивнула Нелли, все же потупив взор. — Насколько я знаю, она тайно вышла замуж за Дошманда Монруа. Все не оставляют надежду объединить Веридор и Сарату под одной династией.

— То есть ты с родиной порвала окончательно? — вопросительно приподнял бровь король.

— Да… жаль только, что поздно, — вдруг погрустнела Нелли и, отводя взгляд, выбралась из кровати.

Кандор не стал останавливать ее, просто ждал продолжения и украдкой любовался ей, остановившейся спиной к нему напротив окна. За столько лет, проведённых вместе, она стала очень дорога ему. Так же, как в своё время Вэлла и Лилиан.

— Верни свою настоящую внешность, — тихо попросил он, но она услышала.

Нелли медлила минуту: даже зная, что правда открылась ему, ей не хотелось окончательно подтвердить, что Алис — всего лишь маска, так она с ней срослась за двадцать пять лет. Но все же она решилась и легким движением руки стянула с запястья невидимый под иллюзией браслет. Стоило украшению соскользнуть вниз и остаться в ее ладошке, как Алис истаяла: на ее месте стояла невысокая, худенькая девушка лет двадцати пяти — тридцати, не более, хотя на самом деле Нелли была ровесницей Жестокого короля. «На славу вышло заклятье вечной молодости,» — в который раз похвалил себя Кандор. А женщина напротив продолжала меняться: кожа из золотистой светлела до матово-белой, волосы из белокурых окрасились в угольно-чёрный, а под волнующий мужской взгляд полупрозрачной ночнушкой явственно уменьшились бёдра и, Кандор не видел, то точно знал, что и грудь. В конце концов в витражном стекле окна отразились невероятные фиалковые глаза.

— Ты прекрасна, — искренне признался ей Кандор. — Алис, конечно, тоже хороша, но ты лучше любой иллюзии.

— Ее личина была мне ещё и для того, чтобы усилить привязку и почти физически срастись с ней, закрепив образ в артефакте, — Нелли слегка подкинула на ладони браслет. — Иначе Синдбад и Лихой были бы отражениями друг друга. А так Ад не Изменчивый, но он взял всю магию от тебя.

— А дети знают, что они родные братья? — спросил король, припоминая, что Лихой никогда не проявлял особой нежности к «изнеженному бастарду».

— Лихой, конечно, знает. Он же может видеть иллюзии. Какое-то время он ревновал меня сначала к тебе, потом — к брату, сбегал и долго не давал о себе знать, но в итоге все же вернулся ко мне и попробовал обрести семью. Он не испытывает родственных чувств к Аду, тот же понятия не имеет, что я все это время… лгала всем.

— Не бойся, — сказал Жестокий король, поднимаясь с постели и делая шаг к ней, чтобы обнять сзади. — Если хочешь, никто больше не узнает, кроме меня и Лихого.

— Уже знают, — едва слышно проговорила Нелли. — Уже знают, Кандор… ещё один человек. Послушай, я должна тебе кое-что рассказать, только обещай, что ты не будешь никого казнить.

— Даю слово. Но скажи, неужели все настолько серьезно, что могли понадобиться услуги палача?

— Не серьезно, Кандор, — покачала головой она. — Не серьезно, а непоправимо. Поэтому-то и казнить никого не надо, все равно Гвейна уже не спасти…

— Что ты такое говоришь?!

— Сейчас поймёшь…

Ее привезли ко мне тридцать лет назад. Новорожденную девочку, дочь моей кузины по отцовской линии. Не надо было пояснений, чтобы понять причину того, что малышку отправили в монастырь. В Сарате спастись от жестокой расправы девушки-бастарды могли только там. А она была не просто бастардом, она была отродьем чёрного раба из Порсула. Да, цвет ее кожи не оставлял сомнения в том, что ее мать решила на досуге порезвиться с прикупленным с Востока экзотическим мужчиной и не успела во время скинуть плод. А может и не захотела, ведь всякой хорошей жене, чтобы избавиться от притязаний на ее тело ненавистного супруга надо произвести на свет наследника рода. Вот, моя кузина и забеременела, а когда пришёл срок рожать, отправила повивальную бабку в трущобы купить за медяшку младенца, белого мальчика. Старуха выбрала самого красивого и здоровенького, для знатной аристократки то! Долг супруги был исполнен, и наследником одной из ветвей многочисленного дома Монруа был провозглашён новорожденный лорд Дошманд.

Наверняка повивальная бабка предлагала госпоже продать ее «получерную» девочку втридорога. За такие диковинки и цену набить умеючи можно. Но, слава Единому, хоть не делать этого хватило чести и совести моей кузине. Она узнала через мужа, в каком монастыре я сейчас томлюсь, и отправила ребёнка мне в корзине, без одеяла, со случайным возницей. Хорошо, он не выкинул младенца где-нибудь в заросли крапивы по дороге, когда она надрываться от плача начала. Добрый человек попался, глухой.

Право же, я не знала, что мне делать. У меня у самой на руках сын четырёх годков от роду был, а я ещё и бежать в Веридор надумала. Сомнения мои развеял Лихой: увидев малышку впервые, он выхватил ее из корзины, завернул ее в собственную курточку и, покачивая на руках вмиг успокоившуюся кроху, сказал, что любит ее.

Я назвала девочку Лолитой. Она с первых дней жизни как две капли воды походила на свою мать, только кожа была темной. Оказалось, Дар Иллюзии передался ей не полностью. Лолита может создавать небольшие иллюзии и даже ненадолго сделать их материальными, но ей не под силу надеть чью-то личину. Первый раз она применила магию в четыре годика, когда скрывала от меня рынку на рукаве рубашки.

Лихой души не чаял в малышке. Он звал ее Лотти. Я так переживала, видя, как мой сыночек обозлён не весь мир и волчонком смотрит на всех. С Лотти же он расцвёл. Лихой мог днями напролёт нянчиться с ней. Он дышал ей. Он бредил ей. Он жил ей!

Казалось бы, идиллия. Чего делать ещё? Только спустя пятнадцать лет, когда Лихой наконец познакомился с тобой и братьями, перестал ревновать меня к каждому встречному и поперечному и стал бывать в моем салоне, где на верхних этажах и жила малышка Лолита, я поняла, как судьба решила зло посмеяться над нами. Лихой стал относиться к девчушке уже не как к сестре, Лотти же всякий раз, когда я собиралась во дворец, прикрывалась пологом невидимости и бежала следом за мной. Думала, что я не замечаю, ну а я решила не показывать, что знаю о ее вылазках.

Поначалу я была уверена, что Лолите просто нравится разглядывать дворцовую роскошь и воображать себя принцессой. Но потом я стала замечать одну странность: она всегда наворачивала круги неподалеку от Чёрной Тридцатки. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: девочка влюбилась. Однако и это было не все. Я долго вычисляла того, кто пленил сердце Лолиты, и правда меня ужаснула… Избранником Лотти был именно тот, о ком я думала: «лишь бы не он!»

Гвейн. Благородное Сердце. Лидер Черной Тридцатки. Лорд, граф Ле Грант. Цвет рыцарства. Краса балов и турниров. Гордость Веридора. Эталон чести и отваги. Сильный неподражаемый красавец-Гвейн. Какое бы девичье сердечко устояло перед таким? И тем больнее мне было понимать, что они с Лихим могут сцепиться из-за Лотти. Больно, потому что среди всей Черной Тридцатки Лихой нашёл всего одного настоящего друга — Гвейна. Он принял моего сына со всеми его недостатками и, скажем так, своеобразными чертами, помог ему наладить отношения с другими братьями, разнимал их с Эзраэлем. Потеряй Лихой Гвейна — пошатнулась бы его вера в семью. А ведь ему как никому другому нужны любящие родные люди, хотя он сам ни за что на свете в этом не признается!

Я надеялась, что чувства сына — проходящее. В конце концов, ему почти перевалило за двадцать, естественно, у него были женщины. Но нет, не нашлось той, что вытеснила бы из его мыслей и из сердца Лолиту. На мои слова, что не так то она дорога ему, раз он преспокойно спит с другими, сын невозмутимо отвечал, что эти все женщины ему для опыта, чтобы во время первого раза с Лотти не причинить ей боли и в дальнейшем дарить только приятные ощущения. Он превратился в настоящего Цербера: всюду ходил с ней, баловал подарочками, ни на шаг не подпускал никого. Берёг для себя. Сколько ж я его просила подумать, подождать, но он упёрся — «Лотти станет моей в день совершеннолетия». В конце концов я стала тайком подговаривать Лолиту намекнуть Лихому, что она пока не желает становиться взрослой. Сын, к сожалению, быстро смекнул, откуда ветер дует, и увёз Лотти, только он ведает куда. «Попутешествовать, мир посмотреть,» — в письме писал.

Я точно не знаю, как у них все сложилось и каким таким феноменальным образом Лихому удалось протащить Лолиту в мужское общежитие Академии. Встретилась я с сыном и своей новоиспеченной невесткой через пять лет. Лихой изменился: если раньше при взгляде на Лотти у него горел глаз и сам он преображался, то теперь смотрел зверем всегда, а на «жену», уж не знаю, венчанную с ним или нет, глядел потухшими очами. В их глубине истлела боль и любовь, осталась только забота, сдобренная мимолетными приливами печали.

А Лолита… А Лолита сразу же по прибытии в столицу сбежала под пологом в королевский дворец…

И там ещё ждал удар. Каюсь, я никогда не пыталась сойтись ближе с Чёрной Тридцаткой и дело мне было исключительно до наших с тобой детей, что только до твоих… В общем, я не считала их и не знала, что Гвейн приволок из какого-то приюта девчонку. И вот Лолита принеслась к своей любви и увидала его с другой. Такого счастливого и светящегося изнутри, что злоба и горечь затопила душу нашей маленькой любимицы-Лотти. В тот вечер она рыдала на плече у Лихого и без конца вопрошала, чем она худе той безродной дворняжки? Почему Гвейн, перед которым, она, оказывается, не раз скидывала полог наедине и, представ в истинном обличье, назвалась Лейлой, внебрачной дочкой какой-то горничной, ни разу не вспоминал о ней и даже не узнал, вновь встретив? Она же все эти годы думала лишь о нем и, стыдно подумать, предаваясь любви с Лихим под пологами на узкой казарменной койке в Академии, неотрывно смотрела на спящего по соседству Гвейна, воображая его на месте любовника. Я не видела, я чувствовала, как кровоточит сердце моего сына. Боги, он страдал, но не от своей несчастной любви, нет! Он ощущал практически физическую боль от того, что его любимая лила слезы.

Я знаю, что страшнее преступления, чем совершили мы, вообразить вряд ли можно. Но если кого-то и судить, то это меня. Я знала обо всем и утаила, позволила свершиться непоправимому. Я воспитала Лотти такой, ни на что не оглядывающейся на пути к воплощению своих желаний. Лихой знал об этом ее качестве не хуже меня и просто сам совершил то, чем рано или поздно замарала бы себя его любимая.

Если помнишь, была у избранницы Гвейна одна примечательная черта — она была нема. Однако никакой психологической травмы у неё не было, менталисты не ощущали у неё постоянного стресса. А ещё она была Изменчивой и ходила под личиной, я поняла это, когда уловила неувязки во внешности, которую видела я, не способная распознать иллюзию, но видящая сквозь неё, и все окружающие. Да-да, Кандор, ты и без меня понимаешь, что это значит. По старинной восточной традиции рабам-Изменчивым, посланным в другие страны в качестве шпионов, отрезали языки и заговаривали пальцы, чтобы те ломались, если бы пойманный агент захотел в письменном виде дать показания против Порсула, движимый естественным деланием спасти свою шкуру. Эта девочка, пускай и была истинной любовью Гвейна, на деле была шпионкой заморского соседа и, я подозреваю, втерлась в доверие твоему первенцу, к тому же лидеру Чёрной Тридцатки не случайно.

Была… Страшное слово, роковое, отнимающее надежду и отдающееся в ушах погребальным звоном. Мой сын убил ту девочку, имени которой мы так и не узнали. Понятия не имею, кто и почему стал звать ее Лолой, но это имя замечательно подошло Лолите. Да, наша Лотти просто заняла ее место. Не скажу, что Гвейн не заметил перемену, но объяснения так и не нашел. А нет улик — нет и преступления. Так я думала и молилась, чтобы труп той несчастной никогда не всплыл, выставив на всеобщее обозрение обагрённые кровью руки моего сына. Только вот об одном мы забыли. О древней сказке, на поверну оказавшейся более, чем реальной, — легенду о том, что каждый первенец Веридорских рождается чернокнижником. Сами того не ведая, Лолита и Лихой подписали Гвейну смертный приговор.

Его не спасти, Кандор, и дело даже не в привороте, который была бы в силах разорвать та Изменчивая. Чернокнижники не могут долгие годы жить вдали от своих единственных, Лолита же встала на чужое место пять лет назад. Гвейн по-любому зачах бы, а так приворот просто ускорит неотвратимое, за несколько месяцев сведя его с ума.

Гвейн скоро угаснет, ему осталось не более полугода, и его уход будет мучительным, так что, наверное, милосерднее было бы оплести его «Объятиями вечности» и не снимать заклятие. Дать ему уснуть навсегда, оставив душу в теле, а не выбросить в царство мертвых блуждать неприкаянной. Мне очень жаль…

— Я правильно понимаю: какая-то девка влюбилась в Гвейна, одновременно спала с Лихим, а потом ей наскучила кочевая жизнь атамана разбойников и босяцкая романтика, и она решила осесть в королевском дворце в качестве жены моего старшего и убрала избранную им девушку, подговорив своего «братца» на убийство? — недобро прозвучали тяжелые слова Жестокого короля. — И теперь ты предлагаешь мне закрыть на это все глаза?!

— Ту Изменчивую все равно не вернуть. Я и рассказала все тебе только потому, что не хочу врать ещё больше.

— Уверяю, Нелли, я и сам бы рано или поздно догадался. А я то думал, что тот старик нем бред! — досадливо поморщился Кандор.

— Какой старик? — не поняла фаворитка.

— Давеча я нашёл в тайном ходе недалеко от покоев Синдбада дряхлого полумертвого человека, причём его чуть не убил кто-то из кандидатов в Истинные Наследники. К счастью, моя магия Жизни смогла вытащить его из царства мертвых, где он был уже не одной ногой, а практически целиком. Я расспросил его ещё раз после похорон Эзраэля. Господин Эльзи утверждает, что является артефактором Светлейшей и в тот день госпожа приказала ему и ещё троим слугам устранить золотого бастарда. Те то без сомнений ринулись выполнять указание, а господин Эльзи, почуяв что-то неладное в повелении Светлейшей, ради эксперимента взглянул на неё через окуляры. Незаменимый учёный, однако, раз уж его изобретение смогло определить иллюзию. К несчастью, скрывавшаяся под личиной Светлейшей преступница заметила манёвр артефактора, и она зарезала господина Эльзи кинжалом отбросила в тайном ходе, о котором, как я думал, знали только я и Лихой. Старик неустанно бормотал, что его пыталась убить служанка, она же Наследница из Монруа. Даже когда я вылечил его, он продолжал нести эту, как мне тогда казалось, беспросветную чушь. Но раз по рождению Лоле положено место Дошманда Монруа, тогда все становится на свои места. Мда, неважную кандидатку избрали Боги, но ничего, я исправлю это недоразумение, — тихо и как-то жутко проговорил Кандор, попутно одеваясь.

— Что ты задумал? Ты же дал мне слово, что казней не будет! — всполошилась Нелли.

— Я сдержу обещание, ничьи головы не полетят. Но виновные будут наказаны. Во-первых, надеюсь, что Богам хватит мудрости не допустить эту дрянь до последнего испытания. А во-вторых, Лихого и Лолиту немедленно схватят и препроводят за решетку, обоих ждёт выжигание магии и изгнание.

— Придержите коней, Ваше Величество, — вдруг раздался знакомый звонкий голос от двери спальни.

Так и есть, в пролёте стояла, опираясь плечом на косяк и подхватив одной рукой постельное белье, Лола собственной персоной, только это уже была не обычная миловидная девочка-служанка. На красивом лице кривилась саркастическая улыбка, а глаза так и горели ненавистью.

— Вы ничего не сделаете ни мне, ни Лихому, — продолжала служанка, вступая в комнату и закрывая за собой дверь.

— Почему же, многонеуважаемая Лолита Монруа? — королю еле удавалось сдержать гнев за маской холодного отчуждения.

— Потому что в этом случае я прикажу джину заживо сжечь мозг Гвейна ментальным воздействием, — прозвучало в королевский спальне.

Звенящая, чуть ли не осязаемая тишина повисла в воздухе. Казалось, напряжение, сковавшее Кандора Х, можно потрогать рукой и ощутить ледяное дыхание его ярости. Нелли же ошеломлённо смотрела на свою «дочку» и еле слышно прошептала, с трудом шевеля вмиг онемевшими от шока устами:

— Что ты такое говоришь, Лотти? Как…? Тейша…

— Мой джин, — подтвердила Лола, даже не повернув головы к той, что ее приняла, как своего ребёнка, и воспитывала почти два десятка лет. — Лихой, сам не подозревая, какой подарочек преподнесёт, решил сделать любимой приятное и украл для меня перстень. Чудный перстень, фианит прямо под цвет моих истинных глаз. Так что хозяйка Тейши действительно я.

— То есть этот приворот — твоих рук дело? — все ещё не верила Нелли.

— Нет, — презрительно скривилась служанка. — За это скажите спасибо матушке Гвейна. Уж не знаю, что Великий султан нашёл в этой прорицательнице, но он всерьёз решил усадить Гвейна на трон Веридора. И все бы ничего, от мужа-короля я не отказалась бы, но, во-первых, этот приворот на крови не может снять даже навороживший его джин, а во-вторых, шах Амир решил не утруждаться и ещё до кражи перстня приказал Гвейну через Тейшу устранить всех потенциальных претендентов на престол. Уж не знаю, как Гвейн предсказал отбор Истинного Наследника и шанс, который Боги подарят Лихому. Я не приказывала ему убивать брата, но после того покушения решила на всякий случай приказать Тейше оплести его ментальными сетями и по возможности отменить старый приказ. В конце концов, все само устроилось как нельзя лучше. Одержимый принц мертв, так что препятствий на пути к короне у Гвейна больше нет.

— Есть ещё ты, Синдбад и Его Светлость кронгерцог Джанговир, — холодно оборвал ее Жестокий король.

— Я Гвейну не соперница, а соратница, Его Светлость не явится на последнее испытание, а Синдбад…

— Ты приказывала слугам Светлейшей убить Ада?! — не крик, визг Нелли оглушил Кандора, но никак не Лолиту.

— Признаю, я была неправа. Синдбад куда полезнее не в качестве трупа, а в качестве, скажем, первого министра. Раньше у меня вызывала сомнения его преданность, но сейчас я знаю, чем его подкупить. Вернее кем. За возможность уложить в свою постель принцессу Кандиду, Ад не то что продаст мне свою верность, он свяжет себя магической клятвой навечно. Кстати, надеюсь, вы помните, Ваше Величество, что по правилам отбора Истинного Наследника всем, кроме Богов и их бесплотных слуг, запрещается разглашать имена претендентов и основания их участия, соответственно. Как жалко, что моя лучшая подруга Конда и ваш бриллиантовый брат так долго будут оставаться в счастливом неведении, впрочем, как и все остальные. Так что позвольте, Ваше Величество, будущей королеве, а ныне служанке, дабы не выходить из роли, последние дни поработать перед тем, как ощутить на голове тяжесть короны. И помните, что любой ваш выпад — и количество ваших детей начнёт сокращаться. Жаль, я не могу оставить Гвейна на потом, начав с его братьев и сестры. Все же Инквизитор — это всегда не вовремя.

Жестокий король силой воли подавил желание задушить мерзавку собственными руками и медленно, с достоинством вышел из комнаты, кивком головы предложив Нелли следовать за ним. Лолита выбрала беспроигрышный вариант шантажа — свою свободу на жизнь его сына. Возможно, девчонка блефовала, но Кандор никогда не рискнул бы жизнью своего ребёнка. Своей — хоть тысячу раз, но подставить под удар Гвейна… никогда.

— И я воспитала… такое… — раздался сзади сдавленный всхлип Нелли.

Что он мог ей сказать? Что она ни в чем не виновата? Что поступкам Лолиты есть оправдание? Нет, но и оставить ее один на один с этой болью был не в силах. Поэтому Кандор просто обнял ее, как любимую сестру, которую ни в чем не обвиняет и никому другому не позволит.

Нелли прильнула к его груди и тихо плакала. Единый, какой же она была дурой! Что тогда, на пороге двадцатилетия, когда на все его признания в любви и подвиги, иначе и не назовёшь, во имя неё, она высокомерно фыркала и называла его слабаком. Что тогда, когда она решила одним глотком убить его чувства и этим доказать их жалкость, выпив настойку и оборвав уже затеплившуюся у неё под сердцем жизнь. Что тогда, когда отдавалась его лучшему другу и вложила нож, направленный на Кандора, в его руку. Поздно. Слишком поздно было что-то менять теперь, но он по-прежнему был таким же тёплым и светлым.

— Я люблю тебя, Кандор, величайший из королей Веридора, — прошептала ему в плечо она.

Жестокий король ничего не ответил, только прижал ее крепче. Взгляд его, скользнув над черной макушкой, наткнулся на приказ о престолонаследии, до сих пор одиноко белеющий на подоконнике. Надо бы заново спрятать, а то ещё углядит эта новоиспечённая Монруа. Единый, а он и не подозревал, что его решение окажется настолько верным! Право, изменить порядок престолонаследия — вариант, который не привиделся бы самым либерально настроенным придворным даже во сне, а ярым консерваторам — в жутчайших кошмарах. А уж перенять что-то из враждебной Сараты — немыслимо! А как по его мнению, так если соседнее государство придумало что-то стоящее, не грех это перенять. Отныне и впредь власть в Веридоре, как и в Сарате, будет передаваться как по женской, так и по мужской линии, а на мужской трон сядет Истинный Наследник, которого благословят сами Боги. Если же среди претендентов нет достойного, у власти все равно останется его Конда. Ее Величество великая королева Веридора Кандида Кровавая. О том, как будут делить власть великий король и муж Конды, думать пока рано. Очень может быть, что это окажется один человек, особенно если дочка узнает правду своего рождения и решится обнародовать. В любом случае, решать будет в праве только она, никто не сможет силой или властью склонить ее к браку. Право выбора — вот что подарил Жестокий король своей названной дочери, тем самым лишив своих родных сыновей главного, самого желанного приза.

* * *

У этого знаменательного разговора был ещё один, четвёртый свидетель, притаившийся за скрытой дверью в тайный коридор. Точная копия Жестокого короля, только без шрама через все лицо и не прихрамывая, задумчиво проворачивала изящный перстень с фианитом — пристанище джина. Что бы мог Лихой сделать с этим! Стать властелином мира как минимум! О, если бы Лотти знала, что ее отвергнутый ухажёр, вняв принципу «я дал — я взял» или в его интерпретации «я своровал и подарил — я и обратно сворую», накинулась бы на него, видят Боги! Это же мощнейший рычаг давления и источник силы, а соответственно и власти.

Но Лихой не собирался ни на кого натравлять джина. Вместо этого он, поднеся перстень ко рту, прошептал:

— Я, твой хозяин, повелеваю тебе уснуть, и распечатать тебя сможет только воля единственной Гвейна, — и воззрился на перстень.

Боги, как же горячо он молился по себя, чтобы печать легла на перстень. Приказ не сработает, если условие невыполнимое. Та девочка, она должна была выжить! У него не хватило сил отнять ее жизнь собственными руками, поэтому он бросил ее в объятия волн. Боги, черти, люди — да кто угодно! — должны, обязаны были ей помочь! Спасти ее, чтобы потом она спасла Гвейна! Только бы жива, остальное не важно, найдёт где угодно, хоть в Хаосе! Только бы жива!

Камень засиял ярко, так, что глаза резало от фиолетового света… и потух! Да! Печать легла! Жива…

Все, теперь можно хватать уже свободного от ментальных пут Гвейна и пускаться в дорогу. Вокруг света за призрачной тенью единственной! Что же до отца и Лотти… он не откроет Жестокому королю правды, что у неё нет козыря в рукаве. Хотя бы потому, что изгнанная Лолита не заберет с собой дочку и даже изредка не будет ее навещать. Видят Боги, никакие политические игры и престол не стоят слез его малышки!

 

Глава 24

Эта ночь выдалась бессонной и для ещё одного представителя славного королевского рода Веридорских. Принцесса Кандида Кровавая, облачённая в соответствующее прозвищу алое платье, и не думала ложиться спать. Перед ней на столе раскинулась колода карт, так что со стороны вполне могло показаться, что девушка раскрадывает пасьянс. Но нет, из всех кресей, червей, пик и бубен царственного внимания удостоились только четыре короля. Принцесса поочередно поднимала каждого и, задумчиво рассматривая венценосного, думала о тех, чьё имя «закрепила» за карточной рубашкой.

Первым пред очами Ее Высочества предстал король крестей. Мужчина много старше ее, чьё сердце занято. Дядя Джанго. Насколько она поняла, он собирался каким-то образом подстроить «смерть» Светлейшей, а самому отплыть вместе с ней навстречу счастью. До тех пор никто не должен узнать, что Эзраэль на самом деле не покоится в саркофаге под защитой прочных стен фамильного склепа. Дядя не желает трона, это хорошо, но помогать ей он не станет. В конце концов, ее задумка может не сработать, и тогда у него не останется другого выхода, кроме как водрузить на голову корону. Но будет ли дядя сражаться на последнем испытании? Для того, кому артефакт отбора вручили не Боги и кто прошёл испытание, есть только один шанс избежать финальной битвы — смерть. Подействует ли на дядюшку ее магия Обольщения? Как ни крути, одни вопросы.

Следующим в изящную ручку принцессы попал бубновый. Ад. Ну хоть с ним проще, он, судя по всему, не смог пройти испытание Богов, потому что поддался внушению артефакта и не смог совладать со своей темной стороной. Значит, он имеет право отказаться от участия, осталось только договориться с ним. Что может быть для Ада так же заманчиво, как и королевский престол? На ее брате с рождения стояло клеймо бастарда. Герцогский титул и полагающиеся ему земли, чем не награда? Более того, брат, несомненно, талантлив как государственный деятель, а наивысший дворянский титул даст ему право стать во главе Совета. Он станет ее правой рукой, самым влиятельным мужчиной в Веридоре. Гарантированное высокое положение за один-единственный отказ от возможности побороться с высшим огненным демоном, сильнейшим магом Смерти, неубиваемым атаманом всего Пограничья и лучшим воином Чёрной Тридцатки и соответственно всего королевства.

Далее взгляд Кандиды упал на червового короля, и сердце беспокойно трепыхнулось. Рай… Самый простой и в то же время самый сложный выбор. Казалось бы, она придумала самый логичный выход из положения, в конце концов самой ей не справиться с Жестоким королём, а значит, кто-то должен принести ей победу. А то, что придётся воспользоваться уязвимым местом Одержимого принца… Так а что в этом особенного? Если она откажется от задуманного, велика вероятность, что Эзраэль победит, а в таком случае можно прямо сейчас спуститься к нему, привести в чувство и объявить: «Я твоя!» Конда не обманывалась насчёт брата, стоит Богам признать его Истинным Наследником, даже королю будет трудно противостоять ему и, как следствие, она в ближайшем будущем окажется с ним в храме или в сразу в постели. Глубоко в душе очень хотелось верить, что Рай хотя бы для вида спросит ее согласие. Но даже слабую надежду душило осознание того, что демоническая натура сметёт все в стремлении получить желаемое. Разве не замыслил Одержимый принц дворцовый переворот, когда отец запретил ему даже думать о сестре. Демон, да и никто, не сможет неволить королеву, отчасти поэтому она и приняла окончательное решение побелить на этом отборе. Так тому и быть, принц Эзраэль будет столь любезен и беззащитен перед ментальной магией, что завоюет для неё корону.

Ну, и последний король. Тот, с кем она не знала, что делать. Чёрный, пиковый, самый непредсказуемый и неподкупный… Лихой.

— На жениха гадаешь? — раздался у самого ее уха знакомый, чуть хрипловатый голос легендарного разбойника, про которого шептался весь Веридор, что он обуздал саму смерть. Сколько раз Лихой обманул свою судьбу? Поговаривали, что таинственная предсказательница и сестра Великого султана Порсула Мариана-эфенди предсказала, что виною смерти непобедимого атамана станет любовь, и жизнь ему оборвёт рука кого-то из Веридорских.

— Нет, — покачала головой принцесса, вставая из-за стола и привычно ластясь к его руке. Никто не знал, что три года назад, в день ее семнадцатилетия, Лихой забрался к ней в полночь и подарил свой подарок — ее первый «взрослый» поцелуй. Когда же она попыталась вырваться из его крепких объятий и возмутилась, что он целуется со своей сестрой, как с любовницей, он на ушко поведал ей «страшную тайну». Несколько лет назад, узнав от матери, кто его отец, мальчишка-Изменчивый забрался во дворец и отыскал в покоях Жестокого короля его дневник, где и прочитал о том, что она, Конда, на самом деле дочка маршала Веридора без имени, но с прозвищем Скоморох. Лихой отвёл ее на его могилу, показал живой портрет в «Сильных мира сего», на который она была невероятно похожа. Сколько смешанных чувств от горечи до счастья выплеснулась тогда вместе со слезами. А он все это время был рядом и нашептывал, что если бы у Кандора Х была родная дочь, он не любил бы не сильнее чем Кандиду, потому что это невозможно. Никто, кроме Лолы, не знал, что Лихой, стоит ему появиться в Веридоре, ходит к ней. Каждый раз он целовал ее и прижимал к себе так естественно, словно она уже была его женой. Однажды она спросила у Лихого, любит ли он ее, на что атаман криво улыбнулся и, словно извиняясь, признался, что да, любит, только не так, как в романах, а «по-западному». Только спустя несколько месяцев Конда поняла, что это значит. Западники не признавали чувств и браков, мужчины не чурались брать силой женщин, те же отдавались нескольким за день, и никто даже не помышлял о нравственности. Все правильно, Запад — вотчина Лихого, он живет, как принято там. И его прямое признание в «западной любви» прямо намекало на то, чего он хочет от неё.

— О чем же ещё юная принцесса может думать на предрассветной заре? — широкие грубоватые руки привычно скользнули ей на талию, огладили спину. — О, Ваше Высочество, что я вижу? Вы не надели корсет… Предвидели мое появление и решили избавить меня от пытки распутывания шнуровки?

Он любил словами вызывать румянец у неё на щеках, но никогда дальше поцелуев не заходил. Вот и сейчас, как и в прошлые его визиты, Конда с замиранием сердца ждала от него более смелой ласки, всякий раз после его ухода гадая, что же его останавливает. Он мог ночи напролёт, устроившись в кровати рядом с ней, играться с ее распущенными локонами, ощупывать взглядом тонкую шею и нежные груди, прикрытые ночной рубашкой и, словно невзначай приподняв подол, едва ощутимо поглаживать лодыжки и колени. И Кандида поверила бы, что ему не хочется большего, если бы не легкие судороги, то и дело пробегающие по его телу, и порой учащающееся дыхание.

Лихой притянул ее к своей груди, и Конда почувствовала, как неистово бьется его сердце, словно пытается пробить клетку рёбер и вырваться от своего хозяина к… тоже хозяйке?

Повинуясь стихийному порыву, девушка прижала ладонь к тому месту, куда приходились эти яростные толчки.

— Оно безумное, — проговорил Лихой, и Конда, хоть и не видела его лица, была уверена, что он усмехается. — Только люди с долей безумия способны на безумные чувства, такие как любовь. А безумства мне не занимать…

— А любви? — неожиданно для самой себя выпалила Конда.

— Как оказалось, и ее. Я пришёл к тебе, чтобы признаться. Помнишь, однажды я сказал тебе, что мне чужда любовь, которую так любят воспевать в романах и серенадах. Что ж, должен признать, я не принц, хотя мой отец — король. Я не благородный рыцарь, меня даже не назвать просто хорошим человеком. Признаться, я и сам до недавнего времени не знал, что способен так любить… Но во время последнего шторма, когда мне пришлось двадцать часов плыть к Веридорскому берегу, я заставлял себя бороться и не пойти ко дну, только благодаря мыслям о тебе. Я пережил шторм и выжил, потому что плыл к тебе. Лет пять назад я думал, что в моем сердце больше не проснётся любовь, но потом… Я не знаю, что случилось потом. Но если сейчас часы отсчитывают последние, что я встречу в Веридоре, то я хочу провести его с тобой.

— Ты куда-то уезжаешь?

— Да, снова в Порсул. Снова во власть негостеприимных волн, жадных до людских и корабельных тел. Я еду с Гвейном на поиски его единственной. Ты же распутала его ментальные сети?

— Да, у меня получилось… Лихой, а почему туда? И разве единственная Гвейна — не Лола?

— Я не могу рассказать тебе всю правду, — неожиданно тяжело вздохнул атаман и вдруг прижался лбом к ее лбу, в упор глядя своими чернеющими глаза прямо в ее болотно-карие. — Об одном прошу — верь мне. Клянусь, я помогу нашему брату и исправлю все, что натворил.

— Я верю в тебя, — искренне отвечала Конда и впервые сама потянулась за поцелуем.

Они никогда не целовались так долго. Лихой любил срывать поцелуи быстрые, горячие и неожиданные, старательно игнорируя романтичные и чувственные. Сейчас же он как будто решил за раз наверстать все упущенное. Отстранился он от неё только когда восходный луч прорезал тот миллиметр воздуха, что разделял их.

— Мне пора. Возьми его, — атаман выхватил из голенища сапога кинжал и протянул возлюбленной. — Эзраэль втянул им Дыхание Смерти семь лет назад. Пусть он будет у тебя. Знай, он поразит любого, кто бы ни покушался на тебя, и не спасёт ни одна защита в мире… Я должен тебе признаться… Алис не могла совершить то покушение, потому что Дыхание Смерти по силам только Проклятийникам и сильнейшим магам Смерти. Она не обладала нужным Даром, просто так совпало с той книгой. А потом она призналась в «совершенном» преступлении, чтобы прикрыть… меня.

— Тебя?! — неверяще воскликнула принцесса.

— Да, меня. Я узнал, что Одержимый приходил к отцу, чтобы заявить на тебя свои права. Тогда я, конечно, смотрел на тебя не как на женщину, но, стоило представить, как этот чертов демон пускает слюну от похоти на тебя, пятнадцатилетнюю девчушку, ярость взяла меня. Дикая ярость! Я хотел убить его, а потом оправдаться тем, что, так как я Изменчивый, у меня не может быть других Даров.

— Но у тебя есть?

— Королевские Дары так просто не вытеснить, так что Смерть во мне потеснила Иллюзии… Признаюсь, не далее как позавчера ночью я, взяв в подмогу Лолу, украл этот кинжал, чтобы послать его прямиком в грудь Одержимого… Но потом я увидел, как ты переживаешь о нем… Знаю, это странно для такого мерзавца, как атаман разбойников, но я сделаю все для того, чтобы ты была счастлива, даже если ты решишь разделить это счастье с другим. Я люблю тебя…

Сей трогательный момент был разрушен грохотом двери о стену, со всей дури распахнутой с ноги.

— Отставить любовь! Отдать все концы! Полный вперёд! — провозгласил на всю гостиную зычный голос грозы морей, Ветра Смерти.

— Что случилось, дядя? — первым опомнился Лихой.

— Колись, племяши, взболтнули таки кому-то про мой червовый интерес? Да не суть! Заваливаюсь я к себе в покои, отдохнуть хоть пару часиков после такой-то ночки, а там, представьте себе, подарочек меня дожидается! И не меня одного, я так полагаю. Ещё Кандора предстоит записочку найти, что Порсул умыкнул его женщину и взамен хочет Мариану. Я так понимаю, Великий султан поспорил со своим главным визирам, кто скорее, я или брат, доставим на Востоу самую своенравную и неуловимую из женщин мира.

— А почему у отца-то кого-то умыкнуть должны? — спросила Конда, в то время как Лихого занимала только неприглядная истина: Порсул навела на Светлейшую и на его маму Лотти. А цель у неё — устранить кронгерцога как потенциального конкурента на отборе Истинного Наследника. Что ж, наживка подобрана замечательная, а ещё стало понятно, кто сдал маму Сарате и кому она обязана тем, что последние месяцы пришлось время от времени прикрываться личиной принцессы Холии и участвовать в спектакле под названием «посольство». Но сейчас маму то зачем… уж не на то ли, что он клюнет, рассчитывает сестренка? И какой подлянки ждать?

— Да потому что я решил проверить, правда ли мою Содэ украли, и, когда летел обратно, заметил порсульских янычаров, которые уволакивали в портал Алис. Скажу честно, узнал только по платью, так как фаворитка Его Величесва, похоже, решила поменять имидж, перекрасившись в брюнетку. Так что план меняется: сейчас по-быстрому разбираемся с Эзраэлем и вперёд, к дальним берегам! Лихой, ты сейчас гони в порт и свистай моей команде, чтоб готовы были отплыть немедленно, как только я прибуду. Конда, ты давай вниз, в языческое «святилище» поднимать брата, уверен, он тебя и в полупришибленном состоянии узнает и выслушает. Объяснишь все и тащи к «речевому» балкону. А я народ созывать. Что стоим, дети мои? Ходу, на всех парусах!

* * *

Расставшись с Нелли и наконец выпроводив из своей спальни Лолиту, Кандор Х хотел было чуток вздремнуть после бессонной ночи, однако, стоило ему уплыть в страну грёз, как его уха коснулся многократно усиленый магически голос Джанго. И король даже не пошевелился бы, если бы не знал, что артефакт такой силы установлен только на «речевом» балконе дворца, откуда он обращался к народу так, что слова правителя слышал весь Веридор. А сейчас по этому бесценному средству массового информирования Его Светлость блистательный кронгерцог Джанговир нёс какую-то ахинею, да такую, что Кандор вскочил с постели, как удаленный, и припустил к балкону то от чтобы заткнуть старшего брата, то от чтобы после окончания его «торжественного» бреда объявить толпившемуся перед королевским дворцом столичному люду, да и всем внимающим, что лорд Джанговир, к прискорбию, тронулся рассудком.

— Ее Высочество принцесса Кандида Веридорская, которую народ поторопился окрестить Кровавой, как и подобает нежной любящей сестре, не верила, что ее брат по крови Эзраэль Гневный, также известный как Одержимый принц, в здравом уме и твёрдой памяти возжелал ее и ворвался в ее покои, как захмелевший от рома и ощущения земли под ногами моряк в портовый бордель. Ей удалось доподлинно выяснить, что на Его Высочество навели дурман и это дело рук Порсула! Великий султан вознамерился пустить пыль в глаза всем веридорцам. По его милости со дня рождения Его Высочества по стране ходят слухи, что он есть отродье Хаоса. Но скажите, люди, как мог Его Величество, тридцать один раз до этого доказавший свою мужскую состоятельность, породить на свет демона? Даже мать Его Высочества, хоть и баловалась ведьмовством и происхождение имела не самое безукоризненное, рогами и хвостом не щеголяла. Слышал ли кто-либо из вас, как цокают копыта Одержимого принца про брусчатке мостовой? Видел ли кто-то из вас, как кисточка его хвоста сметает пылинки с его камзола? Или, может, кому-то из вас доводилось быть свидетелем гнева Его Высочества? Очевидцы сего события единогласно утверждают, что принц Эзраэль не выпускает когти и не рвёт глотки неугодным отросшими клыками, а предпочитает традиционный метод: мой меч — ваша башка с плеч! Так не значит ли это, что одержимость принца — более, чем выдумка Порсула?

В этот момент Кандору Х не повезло ворваться на балкон и оказаться под прицельным огнём тысяч глаз, а Джанго между тем и не думал затыкаться.

— Его Величество не даст соврать, Его Высочество с детства тяготится этими предрассудками, и наконец наш мудрый король призвал дочь на помощь себе, чтобы развенчать этот культ одержимости принца, — и все это под прожигающим взглядом все того же Его Величества. — И принцесса узнала, что Великий Султан отправил в Веридор шпионку, обманом втершуюся в доверие лорду Гвейну, графу Ле Грант и лидеру Чёрной Тридцатки. Его жена, Тейша, оказалась не кем иным, как суккубом, демоницей страсти и похоти. Она опоила Гневного принца, поэтому он, не сознавая, что делает, покусился на честь сестры. Ее Высочество Кандида Кровавая целую ночь простояла на коленях на голом каменном полу фамильного склепа, скорбя по безвременно ушедшему брату и моля Высшие Силы, дабы они отнеслись к нему справедливо. И чудо свершилось! Несправедливо отнятая жизнь была возвращена в тело принца. Так скажите, не является ли такая милость прямым доказательством того, что Небеса благоволят Эзраэлю Гневному? А могут ли Они ниспослать свою милость проклятому сыну Хаоса?

— Не може быть! Живёхонек демонюка! — завопил кто-то из толпы, да так, что даже монаршие особы на балконе расслышали.

— Джанго! — воспользовавшись вынужденной словесной передышкой брата и сдернув его ладонь с артефакта усиления голоса, встроенного в перила, зашипел на него Кандор. — Ты чё за чушь порешь?! Какие, в Хаос, Небеса?!

— Которые послали мне столь мудрое решение проблемы. Очнись, Кандор! У тебя в сыновьях Одержимый ходит, а ты гадаешь, как священного похода избежать! Если уж про твоего сыночка говорят, что он — сын Дьявола, то ты, прости, кто? — и, не давая опомниться королю, снова активировал артефакт касанием руки и продолжил вещать. — Поверьте же глазам своим! Вчера вы все провожали Эзраэля Гневного в последний путь, сейчас же узрите его, воскрешенного молитвами его светлой сестры!

Театральный взмах рукой — и из арки позади короля и кронгерцога выступают Эзраэль и Конда, взявшись за руки и с лёгкой улыбкой смотрящие друг на друга, словно воркующие голуби. Казалось, она не видели ни обращенных на них, расширенных от удивления взглядов, ни продолжающего разглагольствовать дядю и его околесицу, ни застывшего отца, еле-еле сдерживающего выражение «вы только ничего не подумайте, я не с ним, вообще в первый раз этого сумасшедшего вижу». Они видели только друг друга, и сквозь глас бесновавшегося города:

— Да здравствует Эзраэль Гневный! Слава Кандиде Кровавой! — девушка слышала только немое признание Рая:

— Я люблю тебя… — и чувствовала, как губы саднят, стоит вспомнить эти же слова, произнесённые другим голосом.