Книга была изначально написана по-английски и впервые опубликована в Великобритании в октябре 2009 г., а затем, весной 2010 г., в США. Впоследствии она вышла (или готовится к печати) на голландском, итальянском, немецком, французском, португальском и, возможно, корейском языках. Тем не менее для меня наиболее важным переводом книги является ее русское издание.

Отчасти это объясняется причинами личного свойства и моей сентиментальностью. Члены моей семьи являлись подданными Российской империи с 1721 по 1917 г. Впоследствии они пополнили ряды белой эмиграции. Мой отец, тяготевший к либеральному крылу эмиграции, в течение многих лет возглавлял Русскую службу БиБиСи, сначала непосредственно, а затем опосредованно, являясь главой британской службы иностраноязычного радиовещания. Но мое поколение нашей семьи было воспитано таким образом, что мы ни в каком отношении не считали себя русскими. Белая эмиграция в Великобритании всегда была очень малочисленна. Я ни разу не встречал в Великобритании кого-либо, кто бы принадлежал к моему поколению эмигрантов, вырос русскоязычным, и чьи родители оба были бы русскими. Эта ситуация заметно отличается от положения моих родственников в континентальной Европе и Северной Америке.

В любом случае мой отец был довольно своеобразным русским. Его семья перебралась на новое место жительство из Латвии, но он ни разу не был в этой стране, равно как и не являлся этническим латышом. Ливены действительно некоторым образом гордились тем, что ведут свое происхождение от ливов — автохтонного, почти доисторического населения современной Латвии. Мой дед написал мемуары на русском языке. Мой прадед, несомненно, использовал бы для этого французский. Вероятно, большинство историков охарактеризовали бы моего отца и его семью как балтийских немцев. С одной стороны, это довольно справедливо. Он был воспитан как протестант и родился в Германии, когда его родители спасались от русской революции. Первые годы жизни он провел в Баден-Бадене, где семья еще до 1914 г. владела особняком. Но большая часть детства и юность отца прошли в Брюсселе, там он получил образование во французском лицее. Затем, по стечению обстоятельств, он отправился на учебу в университет — в Тринити Колледж, Дублин. Лично я всегда считал его человеком с русской душой и французским умом. Своей связью с Англией он был практически всецело обязан Второй мировой войне. Испытывая отвращение к фашизму, после поражения Франции в 1940 г. он присоединился к армии единственной страны, еще воевавшей с Гитлером. Моя мать, большей частью ирландских и отчасти французских кровей, родилась в Индии и, конечно, ни слова не знала по-русски. Сам я появился на свет в Сингапуре.

Тем не менее мое детство сделали интересным многочисленные русские родственники старшего поколения, которые в 1950-е гг. казались мальчику гораздо более экзотичными, чем местные жители все еще довольно степенной Англии. Одна из моих двоюродных бабушек в годы Первой мировой войны находилась вместе с русской армией в Персии. Там она прониклась любовью к якам, которые являлись неотъемлемой частью армейских транспортных колонн. Когда я был маленьким мальчиком и жил в Лондоне, она каждый месяц водила меня в зоопарк, где говорила по-русски с этими крупными, шерстистыми, дружелюбными животными, кормила их шоколадными эклерами, меренгами и искусно приготовленными сэндвичами, предназначавшимися для респектабельных английских чайных столов. Пятилетнему мальчугану казалось само собой разумеющимся, что страна, чьи коровы были в четыре раза крупнее и гораздо шерстистее английских и питались эклерами, должна быть обворожительной. Поскольку никто не пытался насильно привить мне интерес к русской истории или каким-либо образом заставить почувствовать себя русским, я был счастлив сделать это самостоятельно. И нет сомнений в том, что, когда дело дошло до наполеоновской эпохи, мой интерес еще более усиливал тот факт, что мой прапрадед Ливен был в 1807 г. награжден георгиевским крестом при Прейсиш-Эйлау и командовал корпусом в Лейпцигском сражении в 1813 г. В исторических свидетельствах того времени были разбросаны сведения о его родственниках — Ливенах, Паленах, Орловых-Денисовых и многих других. Его мать — как рассказывал мой отец — возможно, послужила прообразом Анны Шерер, в чьем салоне начинается повествование романа Л.Н. Толстого.

Надеюсь, что эта книга является не просто расширенной версией почитания предков. Но я и правда испытываю некоторую радость от того, что историк русского происхождения, каковым я являюсь, имеет возможность опубликовать свой труд на русском языке и внести скромный вклад в удовлетворение интереса русских людей к прошлому своей страны. Среди многочисленных бедствий и страданий, обрушившихся на Россию в 1990-е гг., возможность восстановить связи с различными ветвями эмиграции являлась, по моему мнению, реальным, хотя и, несомненно, слабым утешением. Я также искренне полагаю, что наполеоновские войны — это тот эпизод русской истории, из которого можно извлечь важные уроки и в котором можно найти повод для гордости.

Конечно, слово «гордость» следует использовать осторожно. Было бы неправильно романтизировать Россию, которая разгромила Наполеона, или события 1812–1814 гг. Русский народ перенес огромные страдания, чтобы добиться этой победы. Империя самодержавного царя и крепостника, нанесшая поражение Наполеону, была очень далека от идеала. Победа всегда придает легитимность политическому строю, который ее одерживает. Однако бессмысленно рассматривать всю историю любого отдельно взятого народа как череду явных провалов, несчастий или проявлений политической безнравственности. Альтернативы империи вовсе не обязательно были так уж хороши. Столкнувшись с вызовами эпохи наполеоновских войн, царская империя продемонстрировала ряд своих наиболее сильных сторон.

На мой взгляд, также важно понимать прошлое в его собственном контексте, для того чтобы иметь представление о том, что было возможно и вообразимо в ту или иную эпоху. С этой точки зрения, Россия в 1812–1815 гг. достигла выдающихся успехов. Это справедливо не только в отношении мужества русских солдат и стойкости русского народа, но и того, насколько умело российское правительство мобилизовало ресурсы страны, чтобы противостоять брошенному ей чудовищному вызову, и направило военные усилия на достижения окончательной победы. Результаты победы, как всегда, были неоднозначны, и дилеммы, связанные с безопасностью России и миром на планете, не исчезли в 1815 г. Но по сравнению с безмерным кровопролитием и хаосом 1792–1815 гг. XIX в. в целом явился столетием относительной международной стабильности и значительного экономического прогресса, чем со временем воспользовалась сама Россия. На мой взгляд, военно-экономическая деятельность России в 1812–1815 гг. внесла огромный вклад в становление нового европейского порядка, и этот факт заслуживает признания как за рубежом, так и особенно в самой России. Настоящий и полезный урок, который следует извлечь из событий той эпохи, по моему мнению, состоит в осознании тесной взаимосвязи между безопасностью России и Европы.

Все вышесказанное может навести на мысль, что я написал эту книгу с целью преподать урок гражданского патриотизма или прославить моих собственных предков. Это несправедливо и является для меня слишком большим комплиментом. На самом деле я написал эту книгу потому, что полюбил этот сюжет еще в юности. Как и в случае с большинством людей, это произошло прежде всего потому, что я прочел роман Л.Н. Толстого и был очарован драматизмом той эпохи и силой характеров, которые изобразил автор. Став старше, я ознакомился с гораздо более широким кругом литературы, посвященной эпохе Наполеона и его войнам. Поскольку в то время я не владел ни русским, ни немецким языками, я неизбежно почерпнул весьма одностороннее представление о той эпохе из имевшихся в моем распоряжении англо- и франкоязычных источников. Даже в то время я понимал это и был этим разочарован. Но мне потребовалось тридцать пять лет, чтобы в меру своих возможностей разобраться в том, какова же была истинная история.

В течение всех этих лет я кое над чем работал, что, я надеюсь, нашло отражение в книге. Я выучил русский и немецкий языки, много писал о русской истории позднейшего времени и к тому же написал две книги, в которых русская история (аристократии и империи) представлена в сравнительной перспективе. В течение тридцати пяти лет откладывая написание книги об участии России в наполеоновских войнах, я извлек огромную пользу из того обстоятельства, что после 1991 г. российский военный архив открыл свои двери для иностранцев. Что касается интеллектуальной основы этой книги, то мой предыдущий опыт изучения империи и национализма, несомненно, повлиял на мои представления о том, насколько националистическое мифотворчество способно исказить наше понимание имперской истории Китая, Турции, России и прочих стран. Женитьба на японке и жизнь, большая часть которой прошла в предгорьях Японии, приучили меня не считать само собой разумеющимся что бы то ни было — или по крайней мере то, что является несомненным фактом в глазах англичанина.

Кроме того, ключевое влияние на книгу оказал тот факт, что, когда я взялся за ее написание, я до этого никогда всерьез не занимался военной историей, и мне предстояло очень многое узнать. Выбиваясь из длинной шеренги генералов, я по своему характеру являюсь наименее военизированным представителем мужского пола на всем белом свете. Будучи самым маленьким и наименее организованным мальчиком в своей школе, я приводил в отчаяние подполковника нашего кадетского корпуса, так как я был не в состоянии маршировать в строю, не говоря уже о том, чтобы идти в ногу. Когда я впервые оказался на поле боя (Ватерлоо) я стоял на холме и полчаса рассказывал своей спутнице (очаровательной и миловидной дочери посла) о том, что происходило на лежавших перед нами просторах 18 июня 1815 г. Когда я наконец остановился, чтобы перевести дыхание, она очень мягко и с изумительной доброжелательностью, свойственной дипломатам, напомнила мне, что я стоял спиной к полю битвы и смотрел в сторону моря.

Когда я столкнулся с подобными естественными препятствиями, мне пришлось задать себе ряд самых базовых вопросов о приемах ведения войны в эпоху Наполеона. Я ничего не мог считать не требующим доказательств и понимал лишь половину из того, что было написано военными историками. Результатом стали настойчивые посещения полей сражений, а также многие часы, потраченные на то, чтобы понять, как тактические приемы и оружие действительно применялись на практике. Больше всего меня занимал вопрос, каким образом армии обеспечивали себя продовольствием, снаряжением и всем необходимым — как до начала войны, так и в ходе кампаний. Именно тогда я открыл для себя лошадь, которая в определенном смысле является главным действующим лицом этой книги.

Хотя за десятилетия, прошедшие с того момента, когда я впервые заинтересовался победой России над Наполеоном, я касался новых аспектов этой темы, испытывал новые волнения исследователя и по-новому осмысливал известные факты, на самом базовом уровне ничего не изменилось, когда я начал работу над этой книгой. Меня по-прежнему поражали драматизм эпохи и войны того времени, и я по-прежнему сознавал, что традиционно повествуемая история не имела смысла. Я был полон решимости добавить этой истории еще большего драматизма, но сделать это, опираясь на выверенные факты. Надеюсь, что получившаяся в результате книга будет интересна читательской аудитории, особенно русской ее части. Но я писал ее для себя и для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство.

Чтобы сделать книгу более понятной для англоязычных читателей, я заменил некоторые русские технические термины их английскими эквивалентами. Я также провел ряд сравнений российского и британского опыта, что может показаться удивительным русским читателям. В русском переводе я попытался вернуть знакомые русские термины, но оставил сравнения. В конце концов часто бывает полезно удивлять своих читателей.

Я не буду повторять здесь благодарности, содержащиеся в англоязычном издании и адресованные различным людям и учреждениям, внесшим свой вклад в эту книгу. В числе исключений — Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА) в Москве и Василий Каширин: оба они оказали мне поистине неоценимую помощь в моих исследованиях в России. Что касается русского издания, хотел бы выразить благодарность Марии Курбак и издательству РОССПЭН, моему переводчику Антону Петрову, Андрею Золотову и другим работникам РИА Новости за их сотрудничество и главным образом моему хорошему другу Виктору Безотосному, который дал превосходные консультации при подготовке русского издания книги и которому я вообще обязан столь многими своими познаниями относительно русской армии и эпохи наполеоновских войн.

Доминик Ливен

Токио, декабрь 2011 г.

Моей отважной жене Микико и в память о полках армии Российской империи, которые сражались, несли потери и победили в великой войне 1812–1814 гг.