Это казалось невероятным, но воспаление действительно прошло. Больная, еще совсем слабая, шла на поправку с каждым днем. Она пока оставалась без сознания.

— Как ты думаешь, Дан, а что, если она вернется к жизни, но останется такой же, как прежде, — озлобленной, несчастной, никого не любящей? — На лице Корали был написан ужас, когда она подняла глаза на брата. — Может быть, мы пожалеем, что вымолили ее у смерти, — продолжала она. — Может быть, мы не имели права просить у Бога, чтобы он продлил ей жизнь. Как ты думаешь, может быть так?

— Нет, вряд ли, — быстро ответил Дан. — Это не похоже на Господа. Мы ведь молились не за то, чтобы она просто поправилась. Мы молились, чтобы ей был дан шанс спастись. Ты знаешь, Он ведь не хочет смерти грешника, но желает всем спастись. Он вернул ее к жизни, чтобы и у нее появился шанс обрести спасение. Я уверен, что так и будет!

Шли дни, Лиза постепенно крепла и возвращалась к жизни, хотя все еще не приходила в сознание. Казалось, она была далеко от них, в каком-то своем мире. Она никого не узнавала и не пыталась говорить.

Корали часто заходила к ней, брала ее за руку, звала по имени, но мать только на минуту переводила на нее взгляд, потом снова отворачивалась. Взгляд этот беспокойно метался по комнате, переходя с предмета на предмет, словно искал чего-то. Дан тоже заходил к ней несколько раз, она смотрела на него с озадаченным видом, потом закрывала глаза, словно в изнеможении.

Как-то вечером ночной сестре понадобилось выйти, дневная сестра спала, а Корали очень устала. Она лежала на диване в большом зале, а Брюс, Валери и Кирк сидели неподалеку и разговаривали вполголоса. Однако Корали сказала сестре, что посидит с матерью, пока та не вернется.

— Нет, — вдруг сказал Дан, — я сам пойду около нее подежурю.

— Хорошо, — кивнула медсестра, — идите вы. Ваша сестра уже не в состоянии, ей надо отдохнуть. Больная спит и, думаю, не будет вас беспокоить. А если проснется, позовите вашу сестру. Оставьте дверь открытой, чтобы она вас услышала.

И вот, Дан пошел и сел у постели матери. В комнате было очень тихо, горел только небольшой ночник. Он смотрел на светлые пушистые волосы, утонченное, нежное лицо. Странно, но ее жизнь ничуть не отразилась на ней, даже цвет лица оставался свежим и юным.

Дан посидел немного, глядя на мать, думая о том, каким удивительным и непостижимым образом исполнилась их молитва. Ей стало лучше, но мысли ее будто витали где-то далеко отсюда и не останавливались на земных вещах.

Размышляя обо всем этом, Дан не переставал молиться в душе.

И вдруг она заговорила. Нагнувшись к ней, он увидел, что ее большие красивые глаза открыты и смотрят прямо на него.

— Джеррольд! Это ты? Мне показалось, я видела тебя недавно, но не поверила, что это ты. Мне сказали, что ты умер. А ты ведь не умер, правда?

Дан сидел затаив дыхание. Протянув руку, он нежно сжал пальцы матери.

Она продолжила:

— Да, это твоя рука. Твое прикосновение я узнаю изо всех, хотя прошла уже тысяча лет с тех пор, как ты касался меня. Какой ты нежный, ласковый! Мне очень не хватало тебя, Джеррольд.

Его сердце почти перестало биться в эту минуту. Сказать ей, что он не Джеррольд, а его сын? Но этим он испортит ее видение и нарушит связь, которая только что установилась между ними. А может быть, она говорит в забытьи, тогда пусть думает, что разговаривает с мужем, от которого сбежала много лет назад, пусть думает, что он сейчас здесь, с ней.

Лиза снова заговорила нежно и проникновенно:

— Ты мне не веришь? Я правда очень скучала по твоим рукам, Джеррольд. Мне иногда хотелось вернуться к тебе, но я не могла жить так, как ты. Я не могла отказаться от своей жизни.

В спальне повисла тишина. Дан слышал негромкие голоса в соседней комнате. Он надеялся, что там не слышат их, боялся, как бы кто-нибудь не вошел сюда. Только не сейчас, пусть она сначала скажет все, что хочет сказать. Ему было позволено услышать разговор между матерью и почившим отцом.

— Ты не отвечаешь, Джеррольд, — повторила она. — Может быть, ты правда умер, а может, я умерла, и все это только сон...

Тут веки ее медленно сомкнулись, и она долго лежала тихо. Дан даже решил, что она заснула.

Вдруг она тяжело вздохнула и повернулась, пристально вглядываясь куда-то в глубину комнаты, потом снова перевела взгляд на Дана.

— Ты еще здесь, Джеррольд?

Он слегка сжал ее пальцы.

После долгого молчания она продолжила:

— Я рада, что ты пришел ко мне. Я не хочу оставаться одна. Мне показалось, что где-то здесь рядом ходит Бог. Ты Его видел?

— Бог всегда с нами, — ответил на это Дан.

— Ах, так значит, ты жив! Я рада. А знаешь, я ведь очень боюсь Бога. Он уже несколько раз приходил ко мне и смотрел на меня по ночам, когда все спали. Он держал на руках моего малютку, моего сына, и укоризненно качал головой. И тогда я шла и напивалась — я не могла этого вынести. Я боюсь оставаться наедине с Богом. Я знаю, Он мной недоволен, из-за сына... сына.

Он снова нежно пожал ее руку, но ничего не сказал, чтобы не спугнуть ее. Может возобновиться лихорадка.

Лиза закрыла глаза и лежала неподвижно очень долго. На этот раз Дан был уверен, мать заснула, и решил, что будет лучше потихонечку выйти и прислать к ней Корали. Но вдруг она опять заговорила.

— Я всегда знала, что если я захочу к тебе вернуться, то мне придется принять Бога, — говорила она. — Ты знал, что я отвернулась от Него, правда? Да, так и есть. Я не могла быть такой правильной, как ты. Я не могла вести простую, тихую семейную жизнь. Мне хотелось развлечений, безумств, мне всегда хотелось делать то, что мне нравится.

— Но ты же знаешь, что это не приносит счастья, — произнес он.

— Я ненавижу свою жизнь и все, что я делала, и я знаю, что Бог тоже ненавидит меня за это!

— Неправда. Он любит нас всегда, любыми, несмотря ни на что, и всегда готов принять нас. Он хочет, чтобы ты уверовала в Него, признала Его твоим Спасителем, даже после всего, за что ты презираешь себя. Готова ли ты принять Его сейчас?

— А что для этого нужно сделать?

— Скажи просто: Иисус, я грешна.

— Иисус, я грешна, — повторил слабый голос.

Дан продолжал нежно держать мать за руку, молясь про себя, чтобы Святой Дух направлял его.

— Но Ты умер за меня и взял на Себя мои грехи, — говорил он медленно и отчетливо.

— Но Ты умер за меня и взял на Себя мои грехи, — проговорила вслед за ним Лиза.

— И я исповедую Тебя моим Спасителем.

Лиза слово за словом повторяла за ним слова молитвы, потом открыла глаза.

— Я устала. Спой мне, Джеррольд, а я посплю.

И Дан тихо запел:

Она закрыла глаза. Рука лежала в ладони сына неподвижно, пока он нежно и тихо пел ей слова гимна. Вскоре вернулась сиделка и заняла свой пост.

Дану показалось святотатством, что та ходила по комнате, громко передвигала стулья, устраиваясь на ночь — в той самой комнате, где только что был Бог, где, возможно, Божии ангелы слушали его, пока душа, которая так долго блуждала вдали от Бога, вернулась к Нему и родилась заново.

Дан вышел и встретил в конце коридора Брюса и Корали — они стояли и ждали его с такими просветленными лицами, что в сердце его вспыхнула радость.

— Мы подошли к двери, чтобы посмотреть, как ты там, — горячо заговорила Корали, — и не нужна ли тебе помощь. А потом услышали ее голос и стали слушать. Дан, ну разве Господь не чудо?

— Именно! — воскликнул ее брат взволнованно.

— И мы слышали, как ты пел, Дан! Поверь мне, это был величайший гимн, который я слышал в моей жизни! — сказал Брюс, сверкая глазами.

— А не пойти ли всем нам в маленькую комнатку рядом со спальней и не спеть там аллилуйя? — предложил Дан, и лицо его просияло необычным светом.

— Да, правда, давайте. А ты еще говорил, что напрасно приехал сюда, вот видишь, как Господь все направляет! Господь тебя выбрал, чтобы указать заблудшей душе путь к Свету!

Дан улыбнулся, не скрывая своего восторга.

— Да, брат, теперь я рад, что приехал. Я и не знал, как щедр и милостив будет ко мне Господь. Я считал, что мне придется что-то придумывать, а теперь я вижу, что Бог сам все устроил. Он-то все знал наперед. Надеюсь, я никогда не забуду и не перестану Его благодарить за то, что произошло.

Позже, когда они ушли, Корали пошла к себе в комнату, счастливая, взволнованная, и повалилась на кровать, думая о том, как все замечательно вышло, Господь помог ей так, как она и не ждала!

А четверо ее друзей вместе отправились домой: все они были счастливы. Брюс с Кирком пошли немного вперед, оживленно беседуя, а Дан с Валери шли следом. Так они миновали несколько кварталов, большая дружная семья. На углу Кирк с Брюсом остановились купить газеты, а Дан и Валери двинулись вперед.

— У меня такое ощущение, Валери, что тебя я должен благодарить за то, что в моей семье случилась такая радость, — вдохновенно сказал Дан, беря ее за руку и глядя сверху вниз в ее милое, удивленное лицо.

— Меня? А что я такого сделала?

— Ты помогала мне молиться, — ответил Дан. — И ты очень много сделала для моей сестры. Ты утешала и подбадривала меня тогда, когда я готов был опустить руки и сдаться.

— Но я полюбила твою сестру с того момента, как увидела ее. Я с удовольствием проводила с ней время, когда только была возможность. А молиться... я молилась бы за любого, кому нужна помощь Спасителя, так что благодарить меня не за что, — закончила она со смехом.

Он посмотрел в ее родное, милое, смеющееся лицо, в фиалковые глаза и подумал, какая же она славная, нежная и непосредственная. И вдруг заговорил от всего сердца, схватив ее руки в свои горячие ладони и глядя прямо в улыбающиеся глаза:

— Я ничего не могу с собой поделать, ты так волнуешь меня, потому что я тебя люблю, Валери. Да, я знаю, мы еще совсем мало знакомы и мне не следует говорить такие вещи, но сегодня я так счастлив, что не могу сдержаться и не сказать тебе об этом. Я не могу больше ждать. Я люблю тебя, Валери, я полюбил тебя с нашей самой первой встречи. Все в тебе отвечает моим представлениям о том, что мне нужно на этой земле.

— О, Дан! — в восторге закричала Валери. — А полюбила тебя еще раньше. Я видела, как вы с сестрой шли по Пятой авеню, вернулась домой и всем рассказала про это, можешь сам спросить. А потом услышала, как ты пел, услышала твой необыкновенный голос! Я уже тогда поняла, что ты самый замечательный человек на свете! А на следующий день я прихожу на работу и вижу тебя в кабинете у мистера Берни — я глазам своим не могла поверить! И я решила, что ты тот человек, которого я могла бы полюбить, будь у меня хоть какая-то надежда!

Они замедлили шаг, и наконец друзья нагнали их.

— Друзья, ну если мы будем передвигаться с такой скоростью, то до утра никуда не дойдем! — добродушно проворчал Брюс.

— Мы просто... разговорились, — с напускной легкостью сказал Дан.

— Да уж, я вижу, — рассмеялся Кирк, многозначительно глядя на их сплетенные руки.

Когда они приблизились к дому Шеннонов, Дан сказал, что ему нужно зайти кое-что забрать, и оставил друзей дожидаться на улице. Они с Валери быстро вошли в дом и прошли в маленькую каморку рядом с кухней, где хранились съестные припасы. Это была первая минута, когда они остались наедине и могли наконец насладиться первым объятием и первым поцелуем. Валери раньше Дана пришла в себя.

— Милый, иди, уже поздно, нехорошо заставлять Брюса ждать. Ты же знаешь, у нас впереди еще много счастливых дней, теперь мы всегда будем вместе. Разве мало того, что за один день произошло столько счастливых событий и мы с тобой узнали, что любим друг друга?

Дан с сияющими глазами вышел на улицу. Ему хотелось немедленно, сейчас же сообщить обо всем родителям Валери, но они уже легли спать, было очень поздно, и пришлось отложить все на завтра.

Брюс по его победному виду сразу обо всем догадался.

— Что ж, — сказал он, когда они быстро шагали в сторону своего дома, — я об этом, конечно, догадывался, но не думал, что вы поладите так скоро.

— Да я сам не думал, — не веря своему счастью, ответил Дан. — Я бы, наверное, так никогда и не осмелился предложить ей руку и сердце, такой девушке! Она же просто чудо, Брюс! Я вообще не понимаю, что она во мне нашла. Я, кстати, думал, что ты меня обойдешь — такой здоровяк, с пламенной роскошной шевелюрой! Я всегда считал, что она скорее тобой заинтересуется.

— Да, Валери, конечно, девушка, замечательная, но мне нравится не она.

— Да ты что? — удивился Дан, останавливаясь в изумлении посередине улицы и разворачивая приятеля так, чтобы свет от фонаря падал ему в лицо. — Ну-ка, ну-ка! Ты это серьезно или так просто, из зависти?

Брюс усмехнулся, но вдруг посерьезнел и испытующе поглядел на Дана.

— Дан, а что ты скажешь, если я тебе признаюсь, что полюбил твою сестру и с радостью взял бы ее за себя, если только ты не станешь возражать?

Лицо Дан просветлело.

— Слушай! Вот это новость! Сестре повезло, ничего не скажешь. Лучшего мужа ей не найти. Я уверен, отец тоже был бы доволен. Господи Боже! Да что я такого сделал, чтобы заслужить все эти милости, и все в один день? Да ничего! Как велик и чуден наш Господь! Брюс, а моя сестра уже обо всем знает?

— Ну, понимаешь, думаю, она догадывается, — уклончиво ответил Брюс. — Я не хотел слишком торопить события, пока не спрошу разрешения у ее брата. Я же не знал, как ты к этому отнесешься, — может, ты меня забракуешь на корню.

— Я тебя забракую! — Дан весело похлопал друга по спине. — Главное, чтобы она тебе подошла... не забывай — какая у нее была жизнь, она не получила никакого воспитания, и рано или поздно это все скажется.

— Мы с ней вместе постараемся это исправить, с помощью Божией, будь Он благословен во веки! — торжественно произнес Брюс.

— Ну, если вы оба так серьезно настроены, то у вас непременно все получится, — сказал Дан, тоже становясь серьезным. — Для нее это отличный шанс начать новую жизнь, так что неслучайно Господь послал мне тебя тогда, в поезде. Как здорово, теперь мы с тобой породнимся! — воскликнул он. — И нет другого человека на свете, кого я больше хотел бы назвать своим братом!

— Как и я тебя! — весело ответил Брюс.

Через два дня после этого разговора Лиза умерла.

Весь день накануне она чувствовала себя неплохо, а когда Корали зашла пожелать ей спокойной ночи, вдруг открыла глаза и сказала:

— Спокойной ночи, дочка. Утром меня здесь уже не будет!

Корали показалось, что она заметила на лице матери мечтательное выражение.

— Лиза, что ты говоришь? — поразилась она.

— Да, — продолжила Лиза, — я ухожу к своему мужу. Можешь сказать это всем, когда я умру. Скажи им, что я наконец возвращаюсь домой. Так хочет Господь. Мой муж там, с Богом, он ждет меня.

Потом она закрыла глаза и уснула. Корали тревожно прислушалась к ее дыханию. Может быть, она бредит? Не зная, что еще сделать, Корали оставила мать с ночной сиделкой и ушла спать. На пороге она еще раз обернулась и посмотрела на мать. Та мирно и спокойно спала.

А наутро она умерла.

Чуть позже все собрались у ее постели, и Дан, глядя на мать, на ее прекрасное лицо, которое смерть сделала еще красивее, умиротворив и разгладив черты, сказал:

— Мы успели сделать то, что должны были сделать. Мама возвращается домой, к своему вечному Отцу, но она возвращается спасенной! Слава Богу! Папа будет этому так рад! У них будет там замечательная встреча!

Он склонился и нежно поцеловал ее.