Внезапно нарисовался Ганс со своей шпаной. Они расселись за соседними столиками и поглядывали в мою сторону. Я старательно делал равнодушный вид, хотя низ живота начало неприятно холодить. Он сел за мой столик, когда одноклассники ушли. Для затравки разговора, Ганс дружески улыбнулся и начал вспоминать недавние фанатские битвы в столице. Вовка тоже включился в этот разговор и радостно подсказывал Гансу всякие детали историй. Смысл трепа: пацаны не должны обижаться по пустякам. Мне накостыляли и я накостылял - ничья. Потом он стал намекать, что у него есть мощная крыша, что после Лешего некому будет держать школу. Предлагал мне быть вместе с ним. Я обещал подумать, лишь бы отвязаться от этого мутного кренделя.

Вовка предполагал, как само собой разумеющееся, что тоже пойдет на квартирник по праву моего друга. А еще, оказалось, что ему надо было срочно домой уйти по каким-то срочным делам. Будто не понятно, что своей пятеркой хочет хвастануть перед родичами. Ну, а мне нужно теперь думать, как убить два часа. Не придумал ничего лучшего, чем бродить по многочисленным переходам школы. На улице сопли морозить не хотелось.

Своими переходами, соединявшими разные части, школа напоминала спрута. Некоторые переходы были приспособлены под разные надобности. Самый длинный расширили и сделали дополнением библиотеки. Я там посидел и почитал газеты. Кстати, записался, ломая стереотипы. Очкастая библиотекарша перестала удивляться всему после набега школьной шпаны на творчество Сергея Есенина. Выяснилось, что дядя двоюродный не прост: уже год, как избрался районным депутатом. Мне он нравился все больше и больше. Читать тоже надоело. Зевнув, пошел слоняться дальше.

Музыкальная школа располагалась на первом этаже двухэтажного строения и начиналась после перехода с большого холла, превращенного в подобие концертного зала. Здесь стояли рояль и несколько рядов стульев с традиционными пальмами в кадках. Коридорчик дальше вел в классы для занятий. Еще далее лестница вела на второй этаж, где располагался интернат для детей из далеких деревень.

В классах музыкалки никого не было. Занятия здесь, кроме школьных по пению, начинались только с четырех часов. Похулиганил немного, нарисовав на доске голую женщину. Подумав, дорисовал ей пышную прическу. Нахлынуло вдруг...

Милая моя Лора, Лорочка. Моя принцесска. Как мне повезло, что ты была в моей жизни. Наполнила ее своим теплом. Заставила поверить в самое лучшее. Как же мне хочется вновь увидеть тебя, прикоснуться к тебе, дышать одним воздухом, ловя ароматы безумного счастья. Как мне тебя не хватает...

Поддавшись грустному настроению, не заметил, как оказался возле рояля. Тихо полились звуки известной композиции Игоря Крутого "Когда я закрываю глаза". Они звучали как-то по-особенному нежно.

Я весь отдался исполнению, погруженный в воспоминания моменты. Когда отзвучали последние аккорды, позади меня раздался женский грудной голос:

- Какая у вас чудесная мелодия...

Ничего не придумал лучше, как просто стрекануть с места тощей молнией. Остановился только возле библиотеки. Вряд ли какая-либо женщина со своими каблуками станет преследовать меня. Вот я идиот, опять запалился с несуществующей мелодией. Хоть бы та неизвестная особа особо не разбиралась в музыке.

Отзвучал звонок с шестого урока, а значит уже полтретьего. Я оделся в гардеробе и вышел на морозную улицу. В ожидании поошивался в магазине среди витрин с молочными продуктами, наблюдая за площадью через большие стеклянные окна. Леший послал за мной Шило. Пришлось ждать еще Медика. Хотели уже уходить, когда увидели тощую, задыхающуюся от быстрого бега, знакомую до слез, фигуру. Погрозил гаду кулаком.

У Лешего все уже собрались. Тут были, в основном, его однокашники, и кое-то из девятых и восьмых. Наш, седьмой уровень представляли только я и Медик. Обстановка в двухкомнатной квартире соответствовала среднему достатку семьи. Отец Лешего шоферил. Мать работала в бухгалтерии. Сынок пер как танк по комсомольской линии. Лез, значит, на высший элитарный уровень. Меня усадили на диван и сунули в руки гитару. Устроились кто на пол, кто на стулья и табуретки. Пока настраивался, заметил сидящую на кухне у окна молодую женщину с восточными чертами лица лет двадцати пяти. Это меня сильно обеспокоило, потому что мои композиции нельзя назвать безупречными.

- Кто будет конферансье? - расшутился, поздно поймав себя на мысли, что Чике такие слова не соответствуют.

- Я, я! - выскочил Вовка.

Надо же, какая культурная шпана подрастает в подмосковных трущобах. Хотя, Голубые Огоньки все вроде бы смотрят.

- Ну, тогда объяви какую-нибудь песню, - попросил его.

Несколько пацанов заспорили, но первой Вовка назвал "Тетю Хаю". Я начал бацать хулиганский мотив. Пацаны весело мне подпевали. Осторожно посмотрел в сторону кухни, но женщина сидела спокойно и курила. Потом я исполнил весь музыкальный ряд по Токареву как на концерте в подвале. Кстати, заметил, что многие притащили мафоны и делали запись. Все песни имели шумный успех, но меня вымотали, потребовав просто дикой экспрессии. Умоляющим голосом попросил перерыв. Парни потянулись курить. Подошел к Лешему, спросил:

- Слава, чего скажешь об эмигрантских песнях?

- Ох...нно! Чего ты раньше таился? Ларик из "Спектра" говорит, что у тебя зрелое исполнение. Он будет тебя рекомендовать Толику Шиловскому.

Чика не знал, что одноклассник Лешего Витек Ларионов работает клавишником в "Спектре". Предложил:

- Не надо. Туда Санек, его брат хочет. Не хочу ему дорогу переходить.

Подошел Ларик и пригласил меня как-нибудь зайти на репетицию в ДК в выходные. На это я с радостью согласился.

Когда народ снова собрался, Ларик вдруг выкрикнул:

- Давай "Гуляку".

Ответил ему, что эта композиция не относится к творчеству Вилли Токарева. Хотел дальше бацать по его песням, но Шило попросил что-нибудь из Никольского. Сашка тоже записывал мое исполнение. Понятно, что он нацелился на "Ночную птицу", вот только я вспомнил, что такой песни еще не существует. Она появится только в семьдесят девятом году. Вот Костян Никольский охренеет, когда ему эту песню предъявят. Я решил начать с тихой лирической песни "Четыре дерева", приняли хорошо, но без ажиотажа. Спел затем "Голос". Эту песню Шило знал сам. Под конец исполнил пресловутую "Птицу". Постарался проиграть без той мощи, как вышло в подвале, боясь ненужных эффектов.

- Хорошо исполняешь. И голос у тебя хороший, теплый. Хоть ты и пытаешься его огрубить, - раздался женский грудной голос.

Я вздрогнул, узнав его. Женщина улыбнулась, подошла и присела рядом со мной на диван.

- Это ведь ты на рояле тогда играл? А я после покой потеряла. Из наслаждений жизни лишь любви музыка уступает. Но и любовь - мелодия. А кто автор той композиции?

Я растерялся и молчал.

- Я хочу еще раз услышать эту мелодию! - капризно потребовала женщина.

- Потом когда-нибудь. Я вам обещаю. Честное э..., пионерское.

- Возьмешь мой телефон у Славы. Мы так и не представились друг другу. Касимова Лейсан. Можно просто Лиза. Секретарь областного комитета комсомола, отвечаю за культмассовую работу.

И протянула мне свою изящную лапку.

- А я - Павел Чекалин, главный просторский хулиган, лодырь и нарушитель всяких правил. Отвечаю за безобразия и подрыв нервов учителей.

Осторожно пожал ее ладонь своей не менее изящной лапой. Судя по жестам и взглядам, Леший был подчиненным у этой женщины и не только. Однако, ловко я козырную карту вытянул. Пользуясь этим, переключил внимание на себя:

- Ну, так продолжаем концерт по заявкам, или я домой пошел?

Леший и Лиза пошли на кухню о чем-то бухтеть. А я уселся снова на диван и по просьбам школяров исполнил еще раз песни из Токарева. Потом от себя добавил еще пару песен Визбора "Милая моя" и "Ты у меня одна".

- Я с ним знакома, - услышал лизин голос, - Могу и тебя с ним познакомить.

Женщина незаметно подсела ко мне на диван. Посидев немного, она встала и попрощалась со всеми. Славка всем объявил:

- Все, мужики. Мне нужно провожать гостью. Заканчиваем представление.

Парни стали подниматься и выходить в коридор. Блин, хоть бы кто поблагодарил за мой трехчасовой надрыв горла. Насчет гонорара тоже молчок. Наверное, все решили, что я корячусь ради каких-то особых ништяков от комсомольского бога. Лиза предложила мне присоединиться к компании провожающих, а я присоединил Медика.

Ожидал из опыта прошлой жизни представительскую машину на стоянке, или хотя бы личный жигуль. Все оказалось значительно проще. Мы проводили ее до остановки и посадили на подоспевший автобус. Женщина попрощалась с каждым за руку. Показав на меня, заметила:

- Берегите его, ребята. Талантливый парень у вас подрастает.

Вот зачем нужно было там говорить? Чуть не расплавился как сыр от смущения. Я и Медик распрощались с Лешим и его свитой и пошли по своим домам.

Квартира встретила меня настороженной тишиной. Матери дома не было. Ковер в зале оказался сбит на сторону, дверцы серванта распахнуты, вся посуда и статуэтки исчезли. Самым неприятным для меня открытием стало пропажа гитары.

- Ну, японамама, совсем мозги пропила.

Чего-то я из-за этой гитары разоряюсь? Вроде бы Чике положено сейчас быть в отключке, а не эмоциями расшвыриваться. Продолжаю инспектировать имущество в чикиной комнатке. Из письменного стола исчезла всякая мелочевка типа карандашей, отверток, пассатижей. Из шкафа на полном серьезе умыкнулись трусы, носки и прочее белье. Я думал, что меня уже ничем нельзя удивить. Видимо, ошибался. Продать мои перештопанные носки можно только какому-нибудь психопату-фетишисту. В задумчивости я выключил свет и прилег на кровать. Наплевать. Мне сейчас на все наплевать.

Заснуть не удалось. Из прихожей послышались звуки. Кто-то пытался открыть дверь квартиры ключом. Ясно, что это вернулась алкогольная фея в статусе моей нынешней матери. Из большой комнаты раздались звуки шагов и открываемых шкафов. Потащили какую-то тяжелую вещь. Видимо, мать привела кого-то и распродает остатки мебели. Хрен с ней. Пусть делает, что хочет. Я собрался отвернуться к стене, как в мою комнату зашли и включили свет. Присмотревшись, увидел Алевтину. Соседка и партнер матери по алкогольным утехам держала в руках ключи от квартиры. Увидев меня, она испуганно отпрянула. Я вскочил с постели и спросил:

- Что тут происходит?

Телевизора уже не было. Двое плоховыбритых мужчин собирались выносить диван.

- Я задал непонятный вопрос?

Мои спокойные слова и тон вызвали вдруг странную реакцию. Визитеры резко развернулись и бодрым шагом покинули квартиру. Я натянул брюки и в тапках прошествовал до квартиры Алевтины. Она долго не открывала.

- Чтобы через пять минут ключи и вынесенные из квартиры вещи были на своем месте, - сказал я в приоткрывшуюся на цепочку дверь.

- Жить без приключений нам никак нельзя... - напевал я крокодилью песню, возвращаясь в свою квартиру.

На площадку вышла Таисия Степановна. Я вспомнил о долге и устыдился. Но старушка поведала мне, что чикину мать сегодня днем парализовало. Соседка Алевтина выпивала с ней. Она и вызвала скорую помощь.

Итак, возникла проблема. для чикиной мамы я - человек посторонний. Иногда мысленно осуждал и обзывал всякими нехорошими именами. Но, Чика есть, и остается ее сыном. Как он теперь себя поведет? А если мамаша коньки отбросит, то пацана все с превеликой радостью отправят в детдом, психушку, спецприемник. Засунут куда угодно, лишь бы с глаз долой. Давно заметил, что там, где декларируются много красивых слов, в реальности все обстоит хуже некуда.

Через десять минут мне пришлось побеспокоить милую старушку, чтобы попросить позвонить с ее телефона в больницу и в милицию. От дежурившего врача узнал, что состояние больной Чекалиной Марии Михайловны стабильное, узнал номер палаты и время посещения. Позвонил и в милицию. Сообщил туда о факте ограбления квартиры по такому-то адресу. Вежливый голос вызов принял. Спустившись на этаж, позвонил в дверь Алевтине и, напомнив о ключах и вещах, предупредил о скором приезде милиции. Ключи воровка вернула сразу, злобно бросив через щель двери, открытой на длину цепочки. А телевизор назад возвертали спустя десять минут два уже знакомых угрюмоватых субъекта, недовольно посверкивая глазами.

Только к десяти часам вечера подъехала милицейская машина. Раздался длительный звонок. Я открыл дверь и пригласил войти двум представителям закона: плотного телосложения капитану и совсем молодому младшему лейтенанту. Судя по недовольному виду у обоих, помощи в обличении воровства можно смело не дожидаться. Назвал себя, описал ситуацию. Капитан кисло взглянул на меня и потребовал кого-нибудь взрослого. Я предъявил им Таисию Степановну. Старушка уже намеревалась отойти ко сну. Вздохнув, направилась за мной.

К моей радости, она рассказала, что слышала звуки в квартире, когда хозяйку уже увезли в больницу. Менты пошли наносить визит к воровке. Мы с бабулькой ожидали их полчаса. Когда они вернулись, то капитан торжественно заявил, что гражданка Митькова Алевтина Николаевна предъявляет мне встречное обвинение в том, что я, морально разлагаясь, довел мать до инсульта, имея намерение сбыть все вещи из квартиры и выручить за них наркотики. Старушка вылупила глаза на такой финт, а я спокойно задал вопрос:

- Я так понимаю, что вы отказываетесь исполнять свои обязанности.

- Как ты разговариваешь, щенок? - взревел капитан.

Я - советский человек, живу в советской стране и разговариваю с неизвестным лицом, выряженным в форму капитана.

Кажется, что лицо капитана скоро треснет и брызнет красным соком. Младшой как-то странно хрюкнул и отвернулся.

- Попрошу удостоверения! - не терпящим возражения пионерским фальцетом нагнетал обстановку дальше.

Таисия Степановна была близка к обмороку. Младший лейтенант давился от смеха, прячась от взгляда коллеги, стоя позади него. На самого капитана было больно смотреть. Он раскрыл рот, выпучил глаза и застыл в ступоре. Я выразил жестом недоумение. Младшой протянул свое удостоверение, его толстый соратник, как сомнамбула, сделал то же самое.

- Вот теперь я уверен, что разговариваю с представителями закона, капитаном Селезневым Виктором Алексеевичем и младшим лейтенантом Шушариным Леонидом Борисовичем, - удовлетворился я.

Решил потроллить потерявших нюх ментов. Хоть немного развлекусь в этом застое. Заодно чуточку снижу грядущее разложение этих органов, и превращение их в преступное сообщество в моем бывшем времени.

- Итак, на основании показаний противной стороны вы моментально принимаете юридическое решение. Правильно ли я понимаю, что вас назначили судьей, капитан Селезнев? А может быть, мы с вами живем в Америке, где вы как шериф имеете право карать и миловать на основании ваших внутренних ощущений?

- Ты, молокосос! По тебе колония плачет. Я могу устроить, - прошипел капитан, понемногу приходя в себя.

- Согласен. Устройте меня в колонию, нарушьте мои права малолетки. А мне позвольте устроить вам перевод на новую работу. В сельском хозяйстве наблюдается дефицит кадров. Нужны механизаторы, скотники, осеменители коров, наконец. С такой фигурой в самый раз. В милиции вам работать нельзя, склонны к нарушению закона...

Тяжело дыша, капитан пробухтел:

- Леня, оформляй задержание. Будем щенка учить.

- На каком основании, - попытался уточнить молодой.

- Сопротивление при задержании.

- А эту милую старушку вы задержите на тех же основаниях? Она же может подтвердить ваши неправомерные действия.

- Старушка поумней тебя будет, молокосос.

Я попросил дать мне время, чтобы собрать документы и ценные вещи, к которым причислял в том числе обычные письма и фотографии. Чика имел право на свою историю жизни. Все это, вместе с ключами, я передал Таисии Степановне. Накинув куртку и попрощавшись со старушкой, я, бодро насвистывая мелодию из советского сериала про знатоков, поскакал по лестнице вниз. Капитан вцепился в рукав куртки, боясь, что сбегу и не получу заслуженного возмездия. Меня загрузили в милицейский уазик на заднее сидение, отделенное от водительского места решеткой. Младшой, занял место у руля. Капитан сел рядом с ним.

- Может быть, ну его. Пусть идет домой. Попугали и хватит, - предложил ему Леонид.

- Мне не хватит. Этот засранец у меня по полной получит. Слышал бы ты, сколько у него приводов? - пробурчал в ответ толстяк.

- А я бы и так с вами остался, - вставил я свои три копейки.

- Это почему, - хмыкнул, чуть улыбнувшись, младший.

- Хочу посмотреть, до какой степени вы собираетесь нарушить закон. Эксперимент ставлю.

- Ты посмотри не него. Эксперименты он ставит. Прыщ на жопе, - вновь взорвался капитан.

- Не переживайте так, Виктор Алексеевич. Подумаешь, эксперимент. А вот сосудики в вашей голове полопаются, и преступный мир потеряет такого надежного соратника в вашем лице, - мерзко хихикнул я.

Товарищ вполне годится для роли Сеньора-Помидора без маски. Моя заслуга. Сейчас выведет из машины и расстреляет из своего табельного оружия, если в кобуре не куриная ножка. Ленька тоже весь красный тужился на своем месте, чтобы не рассмеяться. А мне как-то неинтересно сидеть молча:

- Представляете, товарищ капитан. О вас газеты напечатают. Все будут узнавать, пальцем показывать. В магазинах лучшие кости на холодец будут продавать. Жене - колготки, если налезут. И вообще, жизнь прекрасна! Если не злоупотреблять алкоголем, особенно в рабочее время.

Ленька забулькал. Руль опасно дергался в его руках.

- Щас ты у меня договоришься. Ты у меня повыражаешься. Слишком умные все стали. Научили вас на свою голову, - ярился толстяк.

- Истинная правда ваша, Виктор Алексеевич, - горячо поддакнул, - Вот были бы все вокруг дураками и идиотами, какая хорошая жизнь у вас бы настала. Чистый коммунизм. Все вокруг довольны и счастливы.

Машина подъехала к отделению в станционном поселке. Меня вынули и повели в одноэтажное здание. Дежурный лейтенант сделал записи в журнал под нашептывание толстяка.

- Товарищ лейтенант, не забудьте отметить, что меня задержали без всяких оснований на то, без извещения родственников, не обращая внимания на мой нежный возраст и хрупкий организм. И вообще, я подозреваю, что капитан Селезнев совершает не первое злодеяние против своей совести, - говорил, подпуская слезу в голос и поруганную невинность в моську.

- Так ты считаешь свое задержание незаконным? - нахмурился дежурный.

- Естественно, - важно заявил, - Пришлось высказать критические замечания по работе капитана Селезнева, а он обозлился. У меня носки спи...ли. Хоть и драные, но родные. А он заявляет так: "Не буду разыскивать драные носки какого-то молокососа. Лучше, грит, я его самого в кутузку засажу".

- Уведи его, иначе я за себя не ручаюсь! - завопил капитан.

Ленька уже в открытую ржал. Меня увели в предвариловку. В камере торчал бомжеватого вида мужик. Сопроводивший меня сержант увел его минут на двадцать. Вернувшись, мужик ощерил в улыбке гнилые зубы и предложил знакомство. Я не отказался. Куда я денусь с подводной лодки. Руку бы потом вымыть, как бы чесотку не подхватить. Мужику, которого звали Кешей, было на вид лет сорок-пятьдесят, вполне габаритный, согласно возрасту. Наколки сообщали о следовании субъекта классической формуле джельтменов удачи "украл-выпил-в-тюрьму". Мужик начал приставать с расспросами, но мне хотелось спать. Кроме пола, в комнате находился деревянный выступ у решетчатого окна. Я там улегся, не желая спорить с коллегой о пидорасах, к коим он причислял всю молодежь повально.

Как он был близок к истине. Знал бы он, что собой на самом деле представляла верхушка комсомола. В инете, помнится, было полно информации об этом. Фокус праведного гнева Кеши со всей молодежи вдруг сузился до меня одного. Я ощутил удар по ноге, и мне он не понравился.

Слова толстого капитана об "учении щенка" я прекрасно понял и ожидал нечто подобное. Прессовать в ментовке начали не в путинское время. Конечно, ментовская мысль не доросла еще до таких высот, как засовывание пустых бутылок из-под шампанского меж ягодиц, но лиха беда начало. Знаю точно, что если на моем месте оказался бы беспомощный Чика, то быть бы ему сегодня изнасилованным, с молчаливого согласия ментуры. И он ничего бы не смог потом доказать, да и не стал бы, боясь за репутацию.

Теперь в его теле почти что Брюс Ли. Махнул по одной точке, и человек вырубился. Еще не хватало напрягаться, когда спать ужасно хочется. Снял с мужика штаны и связал руки и ноги в узел. Эх, жаль, что свет в камере не выключают. Спать мешает. Нашел положение поудобней, собрался засыпать. Драйв от прошедших событий вдруг создал необычную эмоцию. Я вышел из тела.