После того как Анкора вынесли из подземных пещер, он больше недели оставался в храме Огня – здоровье его было в плачевном состоянии. Но божественное искусство жрецов-целителей и воля Саримара, сосредоточенная на лечении Анкора, помогли ему поправиться быстрее.

Как только принц смог ходить, его сразу посадили в паланкин и перенесли в домик на берегу моря.

Лето было в разгаре; оно окрашивало все вокруг в самые разные оттенки зеленого и весело играло на изумрудных склонах, омываемых морем. Уже давно Анкор вместе с юношами, находившимися на его попечении, попросил Саримара об особой привилегии, которую, как говорили, удавалось заслужить некоторым ученикам. Они ждали ответа почти месяц, и в одно прекрасное утро, после занятий в Малом Храме, Саримар пригласил Анкора в маленькую бухту, где находилась пристань. Он разрешил любимому ученику, соблюдавшему обет молчания, выбрать лодку, которая понравится ему больше всего, и посоветовал подобрать не очень крупную, рассчитанную человек на трех.

– Какая из них тебе больше нравится, Анкор? – мягко спрашивал жрец, указывая на десяток лодок самого разного вида и размера.

Юноша в нерешительности спросил учителя:

– А какую из них порекомендуешь ты?

– Я плохо знаком с этим искусством. Я никогда не был специалистом ни в мореходстве, ни в гидродинамике; давай спросим почтенного Аумиса, который строит такие лодки. Я специально попросил его прийти, чтобы помочь тебе выбрать, – Саримар встал, поднес к губам свою маленькую ракушку – и на палубе одной из лодок появился невысокий полный человек.

– Подойди, Аумис, нам нужны твои знания!

Человек кивнул головой и, несмотря на свою комплекцию, в четыре прыжка оказался на берегу. Анкор с интересом наблюдал за ним. Ему показалось, что Аумису было не более сорока лет; судя по медному цвету кожи, родился он, скорее всего, на юге. Корабел был одет в короткую тунику цвета слоновой кости и коричневый кожаный фартук, его запястья и щиколотки были перехвачены широкими браслетами из толстой обработанной кожи.

– Я здесь, мудрый, – поклонился он Саримару.

– Послушай, почтенный Аумис, ты прекрасно обучен своему искусству, ты опытный мастер и лучше, чем я, дашь совет моему ученику. Ему нужна лодка, рассчитанная на трех человек.

Мастер вновь поклонился, на этот раз Анкору. Он уточнил, какую лодку тот предпочитает – полегче или побольше.

– Анкор не может тебе ответить, более того, он должен делать вид, будто тебя не слышит. Скажи, Анкор, какую лодку ты предпочитаешь?

– Быструю, но не слишком легкую, потому что в этих краях волны всегда сильные, несмотря на огромный волнорез.

– Рядом с волнорезом тебе лучше не плавать; я слышал, там иногда появляются корабли мародеров-южан.

– Они прекрасно вооружены, господин, и грабят всех подряд. Торговые суда других народов держатся от них подальше.

– Может, и не стоит давать тебе лодку, но… как бы там ни было, ты приобретешь новый опыт, который обязательно тебе пригодится.

– У меня есть то, что хочет твой ученик, господин; спроси у него, нравится ли ему вон та лодка, голубая с золотом.

Саримар повторил вопрос юноше, и тот с радостью согласился.

Перепрыгивая с палубы на палубу, Аумис добрался до лодки, которую выбрал Анкор. Он приказал шести морякам, находившимся рядом, подвести лодку к маленькой деревянной пристани.

Сгорая от нетерпения, Анкор прыгнул на борт, за ним последовал учитель. Лодка была сделана на славу: качество работы, материал, отделка – все говорило о мастерстве строителей. Над низким изогнутым корпусом почти пятнадцатиметровой лодки не было ни навеса, ни рубки.

– Эта лодка очень легкая: по волнам не плывет, а летит, и притом она получилась у меня и очень прочной, и подвижной одновременно – теперь поэтому образцу я буду строить все новые лодки. У нее только одна мачта с одним треугольным парусом, но с ним она может мчаться как ветер. А благодаря неглубокой осадке и двум парам весел сможет ходить и по реке.

– Спасибо, Аумис! Да хранят тебя боги! Мое сердце благословляет тебя, – тепло и сердечно ответил Саримар. – Снаряди ее всем необходимым и оставь здесь на ночь. Завтра, как только начнет светать, я сам перегоню ее моему ученику.

Анкор был тронут до глубины души и от всего сердца поблагодарил учителя – в нем соединялись такие сокровища мудрости и скромности, что людям, жившим рядом с ним, порой становилось неловко и стыдно за себя.

На восходе, едва закончив утреннее жертвоприношение, Анкор, искавший глазами что-то на горизонте, заметил белый треугольник – парус, который с такого расстояния казался крошечным. Когда лодка приблизилась к берегу, юноша различил изображенное на парусе золотое солнце – символ Кума. В одну из своих ежедневных прогулок Анкор обнаружил недалеко от домика, где он жил, небольшой пляж, прекрасно защищенный со стороны моря четырьмя островками. Сейчас он спустился туда и стал подавать знаки сидевшим в лодке. Та подошла ближе и, прошуршав по песку, остановилась на мелководье, но прежде, метрах в пятидесяти от берега, были сброшены два якоря, чтобы можно было сдвинуть лодку с мели и отправиться в новое плавание.

Двое слуг Храма спрыгнули на берег и перекинули с борта на песок небольшие сходни. Спустившись по ним, Саримар тепло поздоровался с учеником и предложил ему после обеда выйти в море, сказав, что сам научит его управлять лодкой.

– Никогда ни у кого не было такой красивой лодки, – сказал Анкор, улыбаясь учителю, пока они в сопровождении одного из слуг взбирались по крутой тропинке.

Несколько дней мудрый наставник обучал Анкора основам искусства мореходства. Юноша и двое его учеников не пропустили ни одной встречи с морем. Они никогда не заплывали за линию, обозначенную островками и подводными рифами, но эта граница растянулась почти на пятьдесят километров, и потому их морские прогулки всегда были долгими и интересными. Иногда Анкор отправлялся в плавание один и не возвращался домой два-три дня. Ночевал он либо в лодке – под маленьким мостиком на корме, либо в какой-нибудь пещере среди скал.

Он открыл для себя удивительный мир крошечных обитателей камней и скал и вблизи наблюдал таинства морских глубин. В своем кажущемся одиночестве юноша понял, что все живые существа являются частью одной огромной семьи, только каждое находится на своей ступени эволюции. Он узнал, что общество чаек, медуз или даже ветра порой бывает гораздо приятнее, чем общество людей. Он видел, как в морской пене при свете луны рождается странное свечение.

Анкор часто вспоминал слова учителя: «Согласно Божественному Промыслу, все имеет свое имя, свою тонкую структуру, которые обретает по мере того, как проявляется в форме. У каждого существа есть имя, на которое оно отзывается. Вот это крылатое существо мы называем бабочкой, но другие народы дают ей другие имена – одни называют ее „А“, другие „Б“, третьи „В“… Однако каково истинное имя бабочки, имя, которое не меняется ни во времени, ни в пространстве? В один прекрасный день ты узнаешь его, Анкор, ты его узнаешь!» Вспоминая эти слова, юноша постоянно спрашивал себя: каким могло бы быть настоящее имя этого волнореза? Каково истинное имя чаек, ангелов, Солнца, звезд, богов?.. А Неизреченное, Безымянное могло бы назвать себя по имени?

Хотя ученики Анкора были старше его, они с изумлением наблюдали за своим юным наставником и никак не могли понять, почему он не разделяет их жажды приключений, почему не присоединяется к их рискованным вылазкам в пещеры, на островки, на затонувшие корабли. Анкор никогда не собирал ракушки или морских улиток, он просто брал их в руки, гладил и возвращал на место.

– Не хочу, чтобы мои тяжелые шаги повредили даже едва заметный след волны на песке, – часто повторял Анкор ученикам.

Вот так, стараясь не становиться врагом даже самым маленьким существам, стараясь следовать законам Природы, которая превыше всего ценит любовь и не приемлет насилия, Анкор постепенно, одну за другой, открывал двери к ее сокровенным тайнам.

Его восприятие становилось все более утонченным. До этого мимолетные образы невидимых миров открывались ему случайно, лишь благодаря какому-то внешнему толчку. Мудрый Саримар объяснял, что на тонких планах природы живут существа, которых люди обычно называют гномами, сильфами, ундинами, и другие элементалы…

Благодаря зернам мудрости, которые учитель посеял в его сердце, и плодородной подготовленной почве, на которую эти зерна упали, Анкор уже начал смутно различать этот таинственный, необыкновенный мир. Теперь же он мог наблюдать за ним естественно, по собственному желанию. Он научился видеть ауру растений. «Ты увидишь нечто похожее на прозрачную, будто „стеклянную“, оболочку вокруг каждой ветки, каждого листочка. Над этой оболочкой – на сантиметр или несколько сантиметров, в зависимости от растения, – ты увидишь колеблющийся ореол, еще более „живой“, чем аура. А когда ты достигнешь более высокого уровня духовного развития, когда минуешь начальную стадию, то сможешь различать другие оболочки и другие оттенки цвета и формы», – говорил Саримар.

Не раз во время первых экспериментов глаза ученика застилали то радость победы, то горечь разочарования. Но со временем все это прошло, и то, что видел юноша на тонких планах, стало знакомым и близким ему.

Ученики Анкора имели смутное и относительное представление об аурах и порой даже слегка завидовали Сыну Солнца, слушая его рассказы о нежном пении ундины или о неутомимом трудолюбии гнома, извлекавшего музыку из листьев казуарины.

Прошла осень, и зимний ледяной туман вновь окутал Кум. Уже не раз Саримар предупреждал ученика об опасности, которой грозили рифы и большие волны, и часто изящная золотисто-голубая лодка Анкора стояла на якоре в укромной гавани. Однажды, во время морской прогулки неподалеку от внешней линии рифов, трое юношей заметили на горизонте столб черного дыма, а в нем – вспышки пламени. Рядом виднелись две черные точки.

– Это горит судно! – воскликнул Онишке.

– Кажется, ты прав, – кивнул Анкор, – возвращаемся к берегу!

Как только юноши высадились на берег, Анкор попросил известить учителя. И, встретившись с Саримаром, рассказал о том, что они видели.

– Это, должно быть, один из торговых кораблей, которые поставляют нам запасы воды. Похоже, на него напали пираты с Юга, – сказал жрец.

– Разве мы должны запасаться водой?

– В былые времена Кум сам обеспечивал себя всем необходимым. Но после гибели твоей страны у нас появилось много беженцев, и это создало определенные трудности, хотя они и не столь существенны.

– Я заметил, что в Куме очень мало обработанной земли, а сотни гектаров превращены в сады, – заметил Анкор.

– Это говорит о том, что у нас не возникает сложностей с припасами и со снабжением. Поскольку все заказы мы оплачиваем алхимическими материалами, которые за пределами острова имеют огромную ценность, многие готовы идти на любой риск, лишь бы торговать с нами.

– И что нам поставляют, учитель?

– Зерно, некоторые металлы, различные породы дерева и другие товары.

– А если пираты захватят эти корабли?

– Есть еще горные дороги.

– Но мне показалось, что по ним не сможет пройти даже маленький отряд.

– Так и есть, – Саримар утвердительно кивнул. – Вызвав обвалы, мы закрыли последние естественные проходы… Теперь к нам может добраться только очень небольшая группа специально обученных скалолазов. Но есть подземные ходы, о которых знаем только мы, и через них в Кум поставляется все, что нам нужно.

– Но если эти ходы тайные, что вы делаете, чтобы торговцы не нашли их, ведь вы пользуетесь ими прямо у них на глазах? Я не понимаю…

– Я бы не сказал, что мы пользуемся этими ходами прямо на их глазах. Многие торговцы знают, куда они должны доставить товар, но мало кто из них хочет исследовать эти места.

– Почему?

– Потому что они боятся лишиться нашего расположения. Когда возникает необходимость, мы появляемся на восходе солнца у подножия скалы, где крестьяне оставляют нам продукты. А мы, в свою очередь, в благодарность за это оставляем им лекарства, семена редких растений и инструменты. Ночью они забирают то, что мы приносим. А мы, защищенные их религиозным страхом, забираем свои продукты и незаметно уходим через потайные ходы в скалах. Большинство крестьян верят, что мы просто испаряемся в воздухе.

– Но это же ложь!

– О да, Анкор! Но не стоит так переживать из-за того, что на первый взгляд не совпадает с общепринятыми представлениями о морали – слишком уж часто они основываются на соблюдении только внешних приличий. Смотри вглубь, старайся увидеть душу, суть вопроса. Не мы заставили этих людей поверить в нашу способность растворяться в темноте, это сделали их собственные фантазия и невежество. Мы позволяем им верить в подобные выдумки, ничего не утверждая и ничего не отрицая. Самое главное, что это не причиняет им вреда, а, наоборот, идет на пользу. Задумайся: ведь если бы крестьяне узнали о наших тайных ходах и о том, что мы пользуемся ими самым обычным способом, они потеряли бы веру, а значит, не пытались бы подавлять свои животные инстинкты, корысть и агрессию. И тогда непременно нашелся бы кто-то, кто за мизерную плату – за один упругий лук со стрелами – согласился бы показать южанам дорогу в Кум. Видишь, иногда маленькая мнимая ложь способна предотвратить гораздо большее и реальное зло.

– Согласен, учитель. Но разве посвященные жрецы Кума не могли бы вправду дематериализоваться оттуда, а потом материализоваться вновь в своих физических телах – уже там, где необходимо? Так можно было бы избежать опасности, которую таят все эти потайные ходы.

– Как мы все-таки любим преувеличивать! Милый Анкор, не думаешь ли ты, что, став Посвященным, получишь особые преимущества и будешь полноправным хозяином всех универсальных законов?

– Примерно так я и думал…

– Нет, Маленькая Змея! Рядом с муравьем бабочка выглядит большой, но для нас она остается маленьким и хрупким существом! Великий Посвященный может показаться тебе почти божеством, но, однако же, это человек, человек со всеми своими ограничениями. Он мудр не потому, что принуждает законы Природы служить собственным интересам, напротив: он знает эти законы, подчиняется им, но никогда с ними не шутит! Что бы ни случилось, ты должен искать самые простые решения: если кто-то, будь то мудрец или обычный человек, исчез среди скал – я не отрицаю, он мог дематериализоваться, но, скорее всего, он просто воспользовался каким-нибудь тайным ходом! Наши жрецы способны испаряться в воздухе, но обычный способ, к которому они прибегают, в тысячу раз вернее и проще.

Минуло несколько холодных, туманных дней. Все это время лодка Анкора лежала на песчаном берегу, разглаженном волнами.

Наконец засияло солнце, и его лучи развеяли морской туман, подобно тому как Солнце Мудрости разгоняет тучи в душе человека. Анкор попросил у учителя разрешения несколько дней не посещать занятия в Малом Храме – он очень хотел выйти на лодке в море, чтобы спокойно поразмышлять. Жрец согласился и, дав несколько полезных советов любимому ученику, попрощался с ним. Он долго наблюдал с высокой башни Храма, как парус лодки Анкора превращается в маленький белый треугольник.

Трое юношей словно оказались в раю: чем дальше уходили они от суши, тем явственнее чувствовали силу и покровительство матери-Природы. Целый день легкий бриз оживлял их кровь, а ночью, когда они легли спать, далекие звезды учили их таинству полета.

На рассвете следующего дня возбужденный Онишке обратился к Анкору:

– Смотри, благородный Анкор, смотри! Мы бросили якорь рядом с рифами, за которыми начинается океан.

– Ты прав, за рифами волны намного больше.

– Почему бы нам не поплыть дальше, за эти скалы, Анкор?

– Давай, Анкор! Пусть наша лодка пройдет боевое крещение в волнах, рождающихся прямо у горизонта! – стал просить и Фоарон.

– Нельзя, братья, учитель не советовал заходить за рифы. Там полно пиратских кораблей.

Однако юноши, добрые, но импульсивные, идущие на поводу чувств и желаний – того, что хочется, в ущерб тому, что необходимо, – так умоляли Анкора, что он не устоял. Не видя вблизи никакой опасности, он согласился выйти в открытое море, за рифы. Ученики Анкора стали бурно выражать свою радость, да и его самого переполняло счастье, когда лодка скользнула в канал, скрытый между двумя островками; это был единственный путь в открытое море для любого судна размером больше шлюпки. Высокие волны вздымали то нос, то корму великолепной лодки Анкора, а горы морской пены легко таяли, когда судно разрезало их. От порывов могучего ветра трещала мачта и туго натягивались канаты. Анкор забыл об опасности, он стоял на носу лодки и жадно вдыхал воздух свободы. Его ученики были в упоении от нового приключения, слегка похожего на детскую игру.

Анкор уже хотел повернуть лодку к югу, чтобы вернуться в бухту, но тут на горизонте обозначился маленький островок, который сразу же привлек внимание молодых людей, маня их, подобно самой обольстительной из сирен.

– Пожалуйста, – взмолился Онишке, – позволь нам осмотреть этот остров – там так красиво! Вдруг мы найдем остатки кораблекрушения или пещеру, которая ведет в заброшенные крипты!

– Хорошо, поплыли! – охотно согласился Анкор.

Вскоре обозначились очертания острова, и уже можно было различить, что там, на берегу. Остров оказался крупнее, чем казалось издалека, поскольку был вытянут почти перпендикулярно линии берега. Скалистая гряда и шесть ее вершин поднимались почти на сто метров над водой.

– Прежде чем пристать к берегу, давайте обогнем остров, это займет не больше получаса, – сказал Анкор.

Они поплыли вдоль острова, пока не достигли его дальней оконечности. Анкор был уже готов причалить, когда услышал тревожный возглас Фоарона, несшего вахту на носу:

– Корабль!

Вскочив на ноги, Анкор и Онишке увидели, как вдоль обрывистого скалистого берега к ним стремительно приближалось черное судно – боевой корабль с двумя мачтами и более чем пятьюдесятью веслами.

– Скорее, к проливу! Развернуть парус! – скомандовал Анкор.

Сомнений не оставалось: корабль их преследовал; на берегу, среди камней, юноши увидели нескольких солдат, которые криками подстегивали своих товарищей. С ужасом Анкор различил изображение кроваво-красного морского дракона на черном парусе.

– Это пираты с Юга… – прошептал он, но недостаточно тихо, и его услышали юные ученики.

– Пираты с Юга! – воскликнули они в ужасе.

– И ветер слабеет… – заметил Онишке.

Ветер действительно стихал, но несмотря на это лодка двигалась очень быстро, и ее преследователям пришлось поднять все паруса и налечь на весла, чтобы не увеличить расстояние – метров в пятьдесят, – отделявшее их от беглецов.

Но вскоре ветер совсем стих, и крепкие рабы – гребцы вражеского судна – быстро уменьшили дистанцию. До рифов оставалось еще около трех миль, когда первые вражеские стрелы упали в воду совсем рядом с кормой лодки Анкора.

Анкор приказал юношам лечь на палубу и хотел занять самый опасный пост – кормчего, но товарищи не дали ему покинуть нос лодки. Сотни пиратских глоток издали торжествующий вопль, когда Фоарон, крепко державший рулевое весло, упал ничком: его горло пронзила стрела. Лодка тут же сбилась с курса и очутилась в опасной близости от скал. Анкор и Онишке вскочили на ноги. Пытаясь добраться до кормы, Онишке нечаянно сбил с ног Анкора, но так и не смог достичь цели: его бок пронзила стрела. Когда вторая стрела попала ему прямо в середину спины, он перевернулся в воздухе и упал за борт.

Анкору удалось подняться, но страшный толчок выбросил его прямо в море: лодка налетела правым бортом на риф и стала быстро тонуть. Захлебываясь в морской пене, почти потеряв сознание от удара о воду, юный ученик Саримара едва начал приходить в себя и осознавать случившееся, как чьи-то грубые сильные руки вырвали его из воды и швырнули на палубу пиратского корабля.

– Ты кто? – спросил человек лет тридцати с бронзовым отливом кожи, по всей видимости главарь. Он был одет в некое подобие длинной рубахи из черной кожи, на груди красовался маленький бронзовый амулет.

Анкор не сказал ни слова; он прекрасно понимал, что такое поведение погубит его, но обет молчания все еще не позволял ему отвечать на вопросы.

– Я тебя спрашиваю, кто ты, жалкий пес! Говори, или я зарежу тебя! – пират в бешенстве схватился за рукоятку короткого широкого меча, висевшего у него на поясе.

В ответ он получил ледяной, полный презрения взгляд. Главарь готов был уже исполнить угрозу, но его руку удержал другой человек, одетый в красно-зеленую тунику, – видимо, капитан судна.

– Оставь его, Мопа! Это, верно, один из учеников, соблюдающий обет молчания… Ты ни за что не разговоришь его. Я хочу, чтобы он остался в живых: его можно продать в ближайшем порту или потребовать за него выкуп в Куме, если хитрые жрецы будут готовы заплатить за жизнь парня чем-то более ощутимым, нежели красивые слова! Уведи его вместе с остальными пленниками, но не нагружай тяжелой работой – а вдруг он действительно дорого стоит?

Главарь, которого звали Мопа, дождался, пока капитан ушел, и, рассвирепев от насмешек матросов, бросил Анкора на палубу, уселся ему на грудь и стал мазать дегтем его лицо.

Жестокая забава вызвала хохот зрителей. Некоторые из них тоже набросились на Анкора и не только пачкали его дегтем, но и заставляли есть его.

Бедный юноша чувствовал, как трещали его ребра, дыхание его прерывалось; постепенно все вокруг погрузилось во мрак, и он потерял сознание.

Очнувшись, Анкор не смог сдержать стона: болел каждый сустав, он чувствовал себя слабым и больным. Вдруг юноша услышал женский голос, и это помогло ему прийти в себя.

Анкор открыл рот, чтобы ответить, но вместо слов издал только слабый неясный звук – и сразу же вспомнил о своем обете молчания. Кивком головы он подал знак, что слышит, и показал на свои сомкнутые губы.

– Я понимаю тебя! Судя по твоей скромной одежде и по эмблеме Великого Храма, ты ученик, Посвященный, соблюдающий обет скромности и смирения, и, видимо, не имеешь права разговаривать.

Анкор еще раз утвердительно кивнул.

– Не бойся, – сказала другая женщина, – мы не решились трогать твою тунику, Сын Солнца! Мы только побрызгали тебе лицо водой, потому что ты стонал от боли… К счастью, похоже, кости твои целы.

Анкор с трудом встал и ласково погладил по голове обеих несчастных пленниц. В трюме длиной около четырех метров ютились больше двадцати молодых женщин, одетых в лохмотья. Некоторые из них лежали на полу, видимо они были больны или ранены.

Юный Посвященный сделал несколько шагов и остановился под небольшим окошком в потолке, через которое он с трудом различал тусклый свет заката, уже переходившего в ночь. Анкор вернулся в свой уголок и уснул только после долгих раздумий о том тяжелом положении, в которое попал.

Тревожный сон его прервали дикий хохот и крики, доносившиеся из люка. Трюм, погруженный во тьму, вдруг осветился факелами; подняв взгляд, Анкор увидел открытый люк. Кто-то грубо втолкнул в него двух обнаженных девушек, и они упали на спящих подруг. Хохот матросов затих, среди пленниц возник переполох. Кто-то зажег факел, и при его свете Анкор разглядел несчастных, рыдающих созданий. Их тела были сплошь в синяках – видно было, что их жестоко избивали.

– Ты уже сам заметил, юноша, – обратилась к Анкору первая женщина, – что те, которые называют себя офицерами, – еще более развращенные и подлые существа, чем простые матросы. А Мопа, их главарь, хуже всех. Он родился в северных землях, но предал их, присоединившись в последнюю войну к ордам с Юга.

Чуть позже, когда погасили факел, милосердный сон принес утешение несчастным жертвам, но Анкор уснуть не мог – кошмары терзали его душу. Онишке и Фоарон погибли… А его учитель Саримар… как он будет страдать, когда узнает, что его ученик попал в плен! Или его уже считают мертвым? А он сам – сумеет ли он выйти победителем из этого тяжелого испытания, как это удавалось ему раньше? Или его ждет скорая смерть от руки безжалостного и беспощадного хозяина? А может быть, остаток дней ему суждено провести на этом корабле – закованным в кандалы, на скамье рабов-гребцов? Капитан говорил этому бездушному Мопе, что надо потребовать выкуп у жрецов Храма… Анкор недоумевал: разве божественные жрецы Кума унизятся до того, чтобы поддаться шантажу?

«Нет! – кричал в его душе внутренний голос. – Сыны Солнца никогда не склонятся перед губителями душ!»

Вереница мучительных, мрачных мыслей проходила траурным кортежем в голове юноши. Когда человек пребывает в полном отчаянии, даже самая тяжкая боль, камнем лежащая на душе, может превратиться в уютную пещеру, в убежище, приносящее облегчение…

Первый рассвет в заключении Анкор встретил глядя сквозь маленькое зарешеченное окошко наверху. Впервые за долгое время юный Посвященный не мог совершить утренний обряд жертвоприношения Солнцу и мог лишь все свои мысли устремить к высшим планам сознания.

Вскоре после полудня два меднокожих воина спустились по деревянной лестнице и приказали пленницам отдраить палубу.

– Шевелитесь, белые собаки! Сегодня ночью мы прибываем в порт, на невольничий рынок! Корабль должен блестеть, надо показать, что мы – люди могущественные, – донесся через головы солдат грубый, резкий голос Мопы.

Одна за другой пленницы поднимались по трапу – все, кроме двух бедных девушек, избитых накануне, которые в ужасном приступе лихорадки лежали в одном из грязных углов трюма.

– Ты тоже, ободранный монашек! – закричал Мопа, увидев, что Анкор остался неподвижен.

Юный Сын Солнца стал молча и медленно подниматься на палубу, но его лицо было бледным от возмущения, которое ему с трудом удавалось сдерживать.

– Если мы посадим тебя на весла и прикажем грести, ты не выдержишь, так что, раз уж от тебя как от мужчины нет никакой пользы, – будешь еще одной женщиной, – съехидничал Мопа, ударив Анкора.

Корабль пошел на всех парусах, стремительно разрезая волны; гребцы изо всех сил налегли на весла. Пираты боялись, что их догонит какое-нибудь другое судно, пиратское или принадлежавшее военному флоту правителей южных земель, и отнимет у них добычу.

Резкий морской ветер освежил Анкора и придал ему сил. Он понял, что эта пиратская галера была одним из самых скоростных и прекрасно оснащенных судов своего времени. Но внимательно осмотреть корабль ему не удалось: два пирата подвели юношу к деревянному ящику с грудой канатов и мочалок, сделанных из водорослей, и заставили мыть палубу. В это время Мопа, гроза всех пленных и рабов, жестоко издевался над своими жертвами:

– Что с вами, белые собаки? Ворочаетесь, как киты! Мои люди хотят видеть красоту и грацию! А ну-ка, мойте, будто танцуете, или я вас всех перережу! – бесновался Мопа, приставив меч к телу ближайшей пленницы. – Быстро всем раздеться, танцуйте обнаженными! – кричал он. Подходя к несчастным, он срывал с них лохмотья, которые и так едва прикрывали грязные, покрытые синяками тела.

Чаша терпения Анкора переполнилась. В порыве негодования он выбросил свою мочалку за борт и поднялся во весь рост. Огненным взглядом глубоких зеленых глаз он впился в мутные глаза пиратского главаря. Ухмыляясь, Мопа приближался к Анкору с обнаженным мечом в руке.

– Кажется, господину монаху опостылела его телесная оболочка! – угрожающее прорычал пират. – Я заставлю тебя танцевать! Танцуй или умри!

Угроза не испугала Анкора, он не отрывал от главаря пристального взгляда. Их столкновение привлекло внимание всего экипажа, от матроса до капитана. Уязвленный в своем неимоверном тщеславии, Мопа набросился на юношу и одним движением сорвал с него белую тунику. И тут произошло нечто, чего ни солдаты южных земель, ни сам капитан не смогли понять.

Могучий Мопа, не знавший страха, едва увидев изображение змеи – татуировку на груди Анкора, – пронзительно закричал, бросил меч и в неописуемом ужасе закрыл ладонями лицо. Он словно сошел с ума. Попятившись, тряся головой, словно пытаясь отогнать от себя страшное видение, главарь смог только выдавить из себя несколько невнятных слов:

– Анкор! Божественный ребенок Анкор! – вот и все, что он успел прохрипеть, прежде чем броситься в море, навстречу неизбежной смерти. Бывший офицер королевской гвардии отца Анкора унес с собой образ своего принца – последнее, что перед гибелью запечатлели его глаза.