X. А. Ливрага

Как осуществляются мечты

Лекция

Мы полагаем, что каждый человек в душе философ. Мы полагаем также, что нет такого университета, который создавал бы философов, как на конвейере. Любой человек может получить диплом, ученую степень или определенные технические знания, но нет университета, который на пустом месте мог бы «слепить» из человека готового философа, поэта, музыканта. Тягу к философии каждый человек несет глубоко в себе.

Philosophos – влюбленный в мудрость и в сокровенную суть всех вещей – живет в каждом из нас. Дело только в том, что, как говорил Сократ, мы должны вновь встретиться с самими собой, чтобы узнать философа в глубинах собственной души и чтобы в этом магическом зеркале увидеть свое истинное лицо.

Именно это наше истинное лицо – наша сокровенная Душа – будет вдохновлять нас сегодня в попытке поговорить о том, как осуществляются мечты. Ибо эта глубокая часть нас самих неразрывно связана с загадочным и таинственным миром, в котором живут Архетипы и Мечты, пронизывающие все физические вещи и явления. Мы все точно знаем, что существует, например, закон гравитации, благодаря которому горные реки текут к морю. Но сам по себе этот закон является лишь только обычным механизмом, за которым – как, между прочим, и за любой вещью или явлением – стоит невидимая Душа, сокровенная Сущность, им управляющая. Эта сокровенная Сущность и есть Мечта. Река в нашем примере тоже содержит в себе Мечту… То есть река остается рекой, но течет она потому, что когда-то мечтала об этом. И птицы когда-то мечтали о том, что будут летать… И каждый из нас когда-то мечтал о том, что станет таким, каков он сейчас.

У каждого из нас есть много прекрасных грез. Они могут быть связаны с семьей, с искусством, наукой, с экономическими, социальными или политическими достижениями. Все люди о чем-то мечтают, и мы должны очень осторожно создавать свое представление о каждом человеке, чтобы, не дай бог, не обидеть его, оставив без внимания это драгоценное качество, присущее всем нам. Иногда по тому, как человек одет, как он выглядит и как ведет себя, мы судим, умеет ли он мечтать. Это ошибка, ибо так или иначе все мы способны мечтать, все мы находимся в контакте с тем внутренним измерением, где живут Архетипы и Мечты. Иногда, в редкие минуты внутреннего спокойствия, когда на какое-то мгновение все проблемы и заботы внешнего мира отходят на второй план, в самых глубоких и сокровенных уголках своего сердца мы можем почувствовать, как наша Душа улетает на крыльях Мечты. Мы слышим, как таинственные голоса шепчут нам стихи, которые мы так никогда и не запишем на бумаге, потому что слишком стеснительны, чтобы осмелиться на это… В шелесте листьев на ветру нам слышится волшебная мелодия, которую мы так никогда и не преобразуем в ноты, потому что не играем ни на одном инструменте, потому что вообще ничего не знаем о музыке… Иногда к нам приходят прекрасные идеи о том, как осуществить давно задуманное нами, но мы не можем довести дело до конца, потому что не хватает необходимых средств…

Внутри нас существует загадочный мир Архетипов. В нас звучит идущий из глубины веков зов, стремление к совершенству, к добру, к согласию, к любви. Этот зов, сильный и могущественный, никогда не умрет, никогда не покинет нас, никогда не состарится. Не имеет значения, сколько времени прошло и сколько теперь нам лет, ибо зов остается… В таинственных глубинах нашей души живет Мечта – и зовет, зовет, зовет…

Как осуществляются Мечты? Мы много раз говорили о семеричном строении природы, точнее, о том, что природа делится на семь планов существования. Подобно тому как существуют семь дней недели, семь музыкальных нот, семь основных цветов, существует универсальная семеричная система, на которой основана вся жизнь Вселенной. Загадочное число «семь» правит всем проявленным миром… Оно управляет также и таинственным процессом осуществления мечтаний.

В природе есть сокровенный план – измерение Воли; все существующее на этом плане изначально чисто. Вспомним, что рассказывал об этом измерении Шопенгауэр, говоря о чистых Идеях, чистых импульсах, о загадочных «числах» и «сущностях», которые живут за пределами материального мира, но вдохновляют и дают толчок для развития всего, что в этом материальном мире существует. Этот сокровенный мир Архетипов не знает смерти, он не подвержен разложению, до него не доходит никакая пошлость и грязь, столь свойственная миру земному.

За измерением Воли находится план, дающий возможность прямого созерцания и познания сути всех вещей без посредничества кого-либо или чего-либо, – план Интуиции. Примером такого познания может послужить ситуация, когда человек, приезжая в Грецию, впервые в жизни видит, например, Парфенон. Ничего не зная о греческой архитектуре и археологических памятниках, уже с первого взгляда он с полной уверенностью может сказать, что Парфенон прекрасен. Так же и каждый из нас всегда может сказать о любом предмете, красив он или нет. Мы не всегда согласны с мнением других и часто отмечаем, что критерии красоты у всех разные, но в любом случае, для того чтобы определить, красива вещь или некрасива, нам не нужно, чтобы кто-то подсказывал или учил, как это делается. В каждом из нас живет загадочный голос, некий таинственный и непреклонный Судья, помогающий отличить прекрасное от дурного во всем, что нас окружает. Именно благодаря этому внутреннему голосу мы сразу чувствуем, привлекает нас что-то или отталкивает.

Опускаясь на план «ниже», мы находим измерение Разума. Древнегреческие философы считали, что Разум дает возможность глубокого понимания и познания. То же самое значение передает латинский вариант этого слова: intettectus переводится как «понимание в действии» или «способность понимать», то есть способность проникать в сокровенную суть вещей.

Еще «ниже» находится измерение ума. По своей сути это своеобразный мир желаний, полностью отличающийся от трех предыдущих; можно сказать, что в нем уже проявляется вечный принцип дуальности. Наш ум двойственен. Для того чтобы понять что-либо умом, мы должны прибегать к сравнениям, к выводам и заключениям, к гипотезам и предположениям, нуждающимся в проверке. Наш ум всегда работает с нашими собственными желаниями и потребностями, ему меньше всего интересна вещь сама по себе, его интересует, чем она может быть полезна, на какой срок годна, сколько будет стоить денег, усилий и т. п. Нашему уму свойственно строить предположения и гипотезы, в чем-то выигрывать, в чем-то проигрывать.

Опускаясь еще «ниже», мы встречаемся с миром психики. В нем рождаются и живут наши фантазии, которые мы иногда ошибочно называем мечтами. Психический мир больше, чем все остальные, подвержен постоянным изменениям и заставляет человека впадать то в одну крайность, то в другую, и так все время. Этот мир – мир эмоций, чувств и ощущений – является источником внезапных симпатий или антипатий, которые мы испытываем по отношению к существам или вещам окружающего мира. Есть, например, люди физически непривлекательные, которым несмотря на это присуще какое-то особое обаяние, нечто прекрасное и очаровательное, притягивающее нас. Они могут даже ничего не говорить – за них скажут их глаза, их улыбка, и мы почувствуем, что они нам очень интересны. С другой стороны, есть люди, которые внешне выглядят весьма привлекательно, всегда хорошо одеты и, может быть, даже очень популярны в обществе, но несмотря на это оставляют нас равнодушными. Их лица ничего нам не говорят, ничем нас не притягивают, а иногда даже чем-то отталкивают, хотя мы сами не знаем чем.

За психическим планом, неразрывно связанным с планом Интуиции, находится энергетический план. Все материальное пронизано энергетическими потоками, все живущее в мире материи обладает особой жизненной силой, особой «энергией», которая поддерживает жизнь внутри любой материальной оболочки, дающей возможность существовать «во плоти». Так, опускаясь «ниже» энергетического измерения, мы доходим до хорошо известного нам физического плана – мира конкретных проявленных материальных форм.

Как проявляются Мечты? Существует высший, тонкий, абстрактный мир Идей и Архетипов, превосходящий наши возможности понимания настолько, что мы не в состоянии описать его в категориях цвета, формы или размера. В этом мире Архетипов живут наши Мечты. Они опускаются поэтапно, шаг за шагом, следуя таинственному Закону воплощения в материю, чтобы предстать перед нами в своей окончательной, проявленной форме. Согласно утверждениям философов-классиков, Мечты не являются творением человека, они существовали до него: Мечты предшествовали человеку. В качестве Архетипов Мечты существовали с самого начала Бытия.

Приведем еще один пример. До того, как в мире родился первый математик, первый специалист по арифметике, было ли два плюс два равно четырем? Несмотря на то что никто этого не знал и никто не говорил об этом, два и два в сумме составляли четыре точно так же, как и сейчас. Две тысячи лет тому назад, так же как и сейчас, существовал процесс старения и смерти физического тела, хотя в то время никто не исследовал его научными методами и никто не сформулировал его как закономерность со строго научной точки зрения. Я хочу сказать, что все это уже существовало в Природе, независимо от того, был способен человек открыть для себя эти закономерности или нет. За гранью нашего понимания и независимо от него в Природе заложены естественные изначальные модели и схемы существования. Сегодня мы говорим о том, что в музыке есть семь нот, мы делим неделю на семь дней, опираясь на знание о движении планет и циклах времени… Но все это уже было заложено и воплощено в самой концепции строения Вселенной.

Именно так существуют Мечты – наши друзья, волшебные, очаровательные и таинственные сущности, никогда не покидающие нас… Они живут в своем сокровенном, архетипальном мире – шалуны и озорники, рыцари и дамы, лучи света и цвета радуги, таинственные, неведомые нам голоса, музыка, которую мы так и не смогли услышать, языки, которые мы так и не смогли выучить. Они словно драгоценности, скрытые в золотом ларце Пандоры, откуда никогда не исчезает надежда, где хранятся все наши священные воспоминания, все наши Мечты, которые рано или поздно должны будут осуществиться.

Как осуществляются Мечты? Они проявляются постепенно. Сначала мы осознаем их как проявление и действие вечного импульса Воли и лишь потом начинаем интуитивно предчувствовать, что наш Архетип, наша Мечта уже стала опускаться, стала воплощаться в форме. За предчувствием идет следующий этап, на котором мы должны понять суть этой Мечты, ради чего она существует и в чем состоит, и тогда к процессу подключаются наш ум и наши желания. С того момента, когда рационально и логически мы расставляем все по своим местам и когда начинаем понимать, что на пути, ведущем к нашей Мечте, есть свои конкретные этапы, мы начинаем по-настоящему желать (на плане психики), чтобы эта Мечта осуществилась. Если все мысли и вся наша внутренняя сила сосредоточены на том, о чем мы мечтаем, сильное желание психики, особенно если оно подкрепляется постоянным вниманием, в конечном итоге приводит к тому, что, получая импульс жизни, со временем все возрастающий, наша Мечта оживает.

Позже мы, конечно, можем осознать, что для окончательного осуществления Мечты нам не хватает конкретных средств и конкретных условий, например денег. И, возможно, мы сразу вспомним, что есть Мечты, которые не так уж легко осуществить на практике. Но мы коснулись уже другой темы, о которой можно было бы рассуждать до бесконечности. Причины возникновения таких ситуаций бывают разные. Обычно это столкновение противоположных интересов, порой нашу Мечту ограничивают реальные условия или Мечты других людей, а иногда осуществление Мечты связано с выявлением самых разнообразных исторических «долгов», «хвостов», которые волочатся за нами, словно тяжелый груз, тормозящий весь процесс. Случается, что наши Мечты осуществляются не так, как хотелось бы, из-за необдуманности, нереальности наших планов и фантазий. Как бы то ни было, для того чтобы осуществилась любая мечта, нужно упорно и без устали тренировать свою волю, учиться владеть собой, а также необходимо научиться желать по-настоящему. А для этого недостаточно просто думать о предметах и существах, являющихся частью нашей Мечты. Мы должны научиться любить их.

Вспоминая собственный опыт, могу сказать, что я искренне мечтал о школе «Новый Акрополь» и сильно, от всего сердца желал, чтобы эта мечта воплотилась. Я стал основателем этой Школы и сегодня с гордостью могу сказать, что она существует уже в 27 странах мира. Двадцать два года назад, когда я мечтал о Школе и когда она начала создаваться, для этого не было никаких реальных условий, а у меня самого не было никаких средств, но, несмотря на это, дело пошло. Нужно возобновить связь с духовным миром, с этой великой сокровищницей духовной силы, находящейся высоко «на небе», далеко за пределами материи, откуда черпают вдохновение наши Воля, Интуиция и Высший Разум. Там живут наши Архетипы, наши Мечты, которые мы осуществляем сейчас или осуществим потом, в подходящий момент.

Там живет то, что вдохновляло Дон Кихота – рыцаря, который, как говорили, жил безумно, но умер разумно… Впрочем, кто знает? Может быть, все было наоборот? Может быть, он жил разумно, а умер безумно?.. Ибо нет большего безумия, чем придавать такую важность материальным вещам, хотя на первый взгляд это и кажется разумным… И нет ничего, что могло бы более приблизить нас к Истине, чем наша способность мечтать глубоко и сильно и стремиться объединить наши сердца на одной волне, смотреть в одном направлении, петь и беседовать вместе, быть вместе.

Мы должны мечтать. Но, мечтая, мы не должны стать похожими на японского или китайского «мудреца-отшельника» с большим круглым брюшком, сидящего себе спокойно в одиночестве и смотрящего на небо. Мы должны научиться мечтать всей силой своего сердца, упорно и терпеливо, пока слезы не потекут из глаз. Мы должны мечтать так, чтобы почувствовать, как сжаты наши зубы, ощутить вкус крови во рту. Мы должны мечтать, напрягая мускулы и закрывая глаза… Мы должны пробудить всю силу своей воли и устремить ее к Мечте, которую хотим осуществить… Мы должны пробудить в себе внутреннюю силу Души, которая отличает нас от животных, ту силу, которая позволит нам по-настоящему мечтать, сражаться и творить.

Если бы даже сегодня весь мир разрушился, если бы человечество вдруг потеряло все свое искусство, всю свою науку, всю свою философию, если бы исчезли все наши города, дороги и другие достояния цивилизации, а на Земле осталась бы одна только пара, умеющая по-настоящему мечтать, то мир вновь мог бы возродиться. Вновь вернулись бы на Землю наши дети, библиотеки, стихи, картины. Мир вновь обрел бы свои храмы, свои Парфеноны, свои пирамиды… Ибо даже один человек несет в себе Архетипы всего человечества. Каждый из нас каким-то образом отражает собой всех людей нашей планеты. В каждом из нас живут все мечты людей, живших на Земле раньше нас, и тех, кто только будет на ней жить. Каждый из нас несет в себе скрытые потенциалы, настолько сильные, что мы сами не осмеливаемся и подумать о них. Но для их проявления нужны упорство, стойкость и настойчивость. Мечты осуществлять не легко, напротив, это очень тяжело, именно поэтому мы должны научиться быть упорными. Чтобы осуществились наши Мечты, мы должны делать усилия, трудиться постоянно, из года в год, из месяца в месяц, изо дня в день, из часа в час, из минуты в минуту.

Мы не должны позволить умереть нашим мечтам, если они у нас действительно есть и если мы воистину живем ими. А если нет собственной Мечты, давайте следовать за Мечтой кого-то другого. Только, пожалуйста, не оставайтесь без Мечты. Мы не держим звезд на ладони, но научились устремлять свой взор к звездам, живущим на небе. Благодаря звездам, сияющим на небесных дорогах, люди научились направлять свои корабли, ориентироваться на воде и на суше. Мы не несем в груди источника чистой воды, но научились пить ее из родников в горах. Поэтому, если у нас нет своей Мечты, мы должны научиться следовать за Идеалом, который был бы для нас более великим и более возвышенным, чем все то, чем мы привыкли жить. Мы должны найти что-то, что помогло бы нам переосмыслить всю свою жизнь, устремить свой путь вверх, к Небу, и оставаться прямым, а не ползать, теряя человеческое достоинство. Не только снаружи, но изнутри мы – люди. Если даже внешне мы держимся и крепко стоим на ногах, а внутри продолжаем сохранять животные инстинкты: ненависть, страх, зависть, ревность, злобу, – то будем оставаться просто животными, переодетыми в человека, не людьми, а гуманоидами. Но если мы действительно люди, такие, о каких мечтает философия «Нового Акрополя», такие, какими бы хотел нас видеть голос совести, живущий в каждом человеке, то мы найдем силы, чтобы подняться из болота, в котором увязли. Преклонив колени перед Богом, мы найдем в себе силы высказать то, что давно жило в нашей Душе: «Я человек, у меня есть истинные Мечты. Я слышу внутри себя таинственные голоса, бессонными ночами они шепчут слова, которых я до сих пор не понимаю, но чувствую, что и во мне живут еще не рожденные стихи, музыка, еще не осуществленные стремления. Я не робот, не машина. Я выше всего этого, потому что я человек. Я могу исправить свои ошибки, стать лучше. Я в состоянии мечтать о чем-то высоком, о том, что превосходит меня самого. Я не запрограммированное существо, во мне живет тяга к творчеству, к созиданию…» Только так все мы могли бы приложить усилия, чтобы добиться осуществления возвышенной Мечты о Новом человеке – о человеке, который уже не имел бы ограничений; который, родившись поэтом, мог бы полностью проявить себя и создать все свои стихи; который, родившись музыкантом, мог бы написать все свои мелодии; который мог бы жить и творить не вопреки природе, а заодно с ней, следуя естественным законам и очищаясь как извне, так и изнутри. Так мы могли бы мечтать о Новом человеке, который не знает страха, злобы и обиды, который, когда нас уже не станет, будет вспоминать о нас не с ненавистью и обвинениями, а с любовью и благодарностью, ибо мы мечтали о нем тогда, когда его еще не было. В эту темную пору истории, во время глубокого кризиса, среди всего того, что разделяет нас, в эпоху, когда разрушаются вечные ценности, а миром правят сомнение и эгоизм, мы осмеливаемся мечтать о Новом человеке, приход которого, возможно, будут сопровождать таинственные знамения. Может быть, его предскажут звезды на небе, а может быть, вновь появится комета, возвещающая о том глубоком, сокровенном и прекрасном, что родится в душе каждого из нас. Мы мечтаем о Новом человеке, который мог бы жить в наших городах, не загрязняя их; который мог бы использовать наши металлы, создавая что-то более нужное, чем оружие; который мог бы заполнять страницы наших газет и журналов чем-то более глубоким, чем сплетни, секс и насилие; который стал бы интегральным, целостным изнутри. Мы мечтаем о человеке, который не продается даже за все золото мира, которого не могут испугать пули, угрозы, шантаж. Мы мечтаем о человеке, который реально осознавал бы собственное бессмертие и бессмертие людей, окружающих его; который понимал бы, что человек – это не робот из плоти и крови, а нечто гораздо более глубокое; который знал бы, что быть человеком – это значит быть молнией, лучом света в темноте; который почувствовал бы, что в данный момент истории быть человеком значит быть зерном Нового человека, маяком, светящим в ночи, указывающим путь всем потерявшимся во мраке.

Наш путь нелегок, и он не будет озарен нежным светом утренней зари – скорее всего, как сказал несколько лет назад один мыслитель, его будет освещать блеск молний, рожденных грозами. Наш путь идет через ночь, его освещают и мерцание звезд, и вспышки молний. Следуя этим путем, нам нужно будет пройти через участки тьмы – те, что ожидают сразу за углом, и те, которые только намечаются за дальними поворотами. Но мы должны помнить, что под воздействием света звезд и силы неба любая тьма мгновенно исчезает. Мы должны помнить, что именно благодаря этому может родиться тот новый, лучший человек, о котором мы мечтаем.

И тогда мы будем способны призвать наши Мечты, сделать так, чтобы они опустились, обрели форму и плоть. Вновь на ладони наших рук, наполненные семенами будущих творений, прилетят белые голубки вдохновения. Вновь вернутся в мир Гомеры, поющие божественные гимны, и гении искусства, способные создавать бессмертные творения. Вновь мы сможем гордиться тем, что мы люди.

Вновь станет возможным объединение людей всех национальностей, рас, взглядов и языков и такое истинное и великое общечеловеческое согласие, о котором мечтал и которое предчувствовал Август, когда говорил: «Да объединятся все народы и все люди, и да создадут они между собою такое единство и такое согласие, чтобы больше ни один коршун не нападал на голубя и не причинял ему вреда, чтобы больше ни одна стрела никого не убивала…» Эта потребность мечтать и осуществлять свои мечты, маленькие и великие, даже такие, как мечта о Новом, лучшем человеке, заложена в основе философии и философского пути, и именно она дает человеку силу и способность воплотить мечты, позволить им приобрести конкретную форму. Каждый из нас есть мечта. Каким-то образом вы мечтали обо мне, а я мечтал о вас. Мы встретились, потому что мечтали друг о друге и еще потому, что встретились и узнали друг друга уже давно, в нашем мире грез.

Мы должны узнать, вспомнить, кто мы на самом деле – пламя свечи, луч света, блеснувший на горизонте. Мы люди, мы философы, мы зерно Нового человека. В нас живет великая сила, способная осуществить то, о чем мечтал Сервантес в своем «Дон Кихоте»: превратить великанов в ветряные мельницы, а не ветряные мельницы в великанов. Вспомните, как Дон Кихот яростно бросился на мельницы, поверив, что это огромные чудовища, и как Санчо предупреждал его: «Осторожно, господин, это же мельницы!» А благородный рыцарь ответил ему: «Нет, это чудовища, наши враги. Вперед!» Кинувшись на мельницы с копьем в руках, он упал на землю. Видя все это, Санчо заметил: «Разве я не говорил вам, господин, что это мельницы?» – и Дон Кихот ответил: «Разве я не говорил, Санчо, что есть кое-что, чему учат только в рыцарских орденах? Те, кому неведомо это учение, никогда не поймут, что, как только ты осмелишься напасть на чудовище, оно тут же превращается в ветряную мельницу…» Именно этому мы должны научиться, именно эту истину мы должны запечатлеть в своей душе и почувствовать, что она стала неотъемлемой частью нас самих. Именно эту истину мы должны хранить в своем сердце и уме.

В каждом письме, которое мы пишем, в каждом слове, которое произносим, в каждый миг общения с другим человеком – и даже когда остаемся одни, даже в ванной, мы должны сохранять свое человеческое достоинство. Мы должны помнить, что за нами тысячи и тысячи лет истории, а впереди – тысячи и тысячи лет будущего; что мы звено в великой цепочке; что на нас лежит историческая ответственность донести древние семена до Нового мира и засеять ими Новую землю.

У нас хватит сил каждое утро просыпаться и подниматься обновленными, словно возрождаясь из пепла. Кем бы мы ни были, что бы мы ни делали, мы должны пытаться делать это хорошо, так, как учит нас философия. И стараться выполнять свою работу как можно лучше. Мы должны быть внимательными и чуткими.

Нам нужно всегда поддерживать связь с миром, который ожидает нас после смерти, чтобы чудесно встретить нас, окутав светом и покоем исполненного долга.

Мадрид, 1979 г.

 

X. А. Ливрага

«Невозможные» мечты

Делия и Фернан: Для любого молодого человека, имеющего внутренние устремления, очень важно больше узнать о той духовной силе, которая воплощается в Мечтах и Идеях лучшего мира – мира, который, похоже, удаляется от нас по мере того, как мы делаемся старше, ибо трудности, окружающие нас, столь сильны и многочисленны, что, если к ним подходить с точки зрения взрослого человека, они кажутся непреодолимыми. И мы спрашиваем: «Что же делать с „невозможными" Мечтами?»

Следует прежде всего осознать, что нет невозможного, а есть лишь ставшее невозможным. Столкнувшись с проблемой, было бы ошибкой пытаться изменить ее суть; от нас требуется лишь одно – найти адекватное решение. И хотя это решение будет отвечать сути проблемы и даже может быть заложено в ней самой, мы не должны искать его, исходя лишь только из самой проблемы. Наш разум должен находиться вне ее, чтобы видеть ее со всей объективностью.

Идея о том, что нет невозможного, а есть лишь ставшее невозможным, подводит нас к пониманию того, что неразрешимых проблем не существует. Этот позитивный и рационально-оптимистический подход уже сам по себе становится шагом к разрешению любых трудностей. Он не даст нам ключа к разгадке, но поможет сориентироваться, найти правильное применение своим возможностям, направит нашу работу в нужную сторону и не даст усилиям пропасть даром.

Для того чтобы достичь результатов и не поддаваться отчаянию, мы должны развить позитивное мышление и дополнить его знанием циклов Природы. Рассвет невозможен в полночь, но можно зажечь один или множество огней, которые хотя и не смогут заменить Солнце, но все же скрасят ожидание его восхода и, может статься, позволят приняться за труды, которым темнота была помехой. Сейчас человечество вступает в вечернюю пору, и сумерки еще только начинают сгущаться. Логично предположить, что в столь неблагоприятных условиях Мечты окажутся еще более трудноосуществимыми. Да, это так – но невозможными они не станут. Если мы научимся зажигать необходимые нам огни и не поддаваться панике, жизнь не столкнет нас с еще большими проблемами. Мой собственный философский опыт научил меня, что когда Мечта превращается в тщательно оберегаемое сокровище, лелеемое всеми силами Души, то Мечта эта выживает, преодолевает трудности и распространяется по всей Земле, находя новые сердца, которые несут ее в себе.

Я знаю, что приятно говорить о «творческих способностях» и что они считаются одной из высших добродетелей идеалистов. Однако всякий, кому действительно приходилось создавать что-либо, прекрасно знает: ничто, от поэмы до империи, не может быть «создано» в нынешнем значении этого слова, когда оно стало синонимом «изобретения». «Создаваемое» приходит к нам, и если мы не воплощаем его, не питаем своей энергией, то оно возвращается туда же, где находилось прежде, – в загадочный мир Мечты. Поэма, например, если это настоящая поэма, может расцвести в душе в самый неожиданный момент; и если в эти мгновения ей не придать значения из-за абсурдности времени ее появления, она исчезнет, покинет нас так же, как и пришла. И то, что удастся ухватить впоследствии, воссоздать рассудком, опирающимся на воспоминание об этом «импульсе», будет лишь печальным отблеском того, что открылось нам вначале.

Д. и Ф.: Значит, можно считать, что существуют «банки», «хранилища» Идеалов и Мечты, а кажущийся «творец» – лишь своего рода антенна, улавливающая их?

Да, думать так вполне правомерно. Существует мир Архетипов, откуда «приходят» все вещи и явления, если не оформившиеся, то в зародыше. Эти Архетипы являются частью Божественного Плана существования и просто «воплощаются» или проявляются, если для этого складываются подходящие условия и приходит соответствующий момент. В большинстве случаев этот момент «творческого» импульса мы можем вызвать сами, настраивая свой духовный приемник в резонанс с Архетипом.

Гончар «мечтает» о своем сосуде, но ему следует запастись глиной, чтобы изготовить его, обладать необходимым умением, чтобы под его руками мечта не исказилась, нужна печь, чтобы закрепить созданное из податливого материала. Вы уже убедились, что я признаю необходимость суммы некоторых условий, которые бывает трудно создать и которые могут требовать много времени и невероятных усилий. Однако это не делает такие условия невозможными. Все, о чем один человек может мечтать, он сам или другие способны воплотить. Если бы существовало нечто действительно невозможное, мы не могли бы даже представить его, ведь уже многие тысячи лет известно, что во Вселенной «что вверху, то и внизу»… и наоборот.

Так что наши Мечты неизбежно оказываются важными и значительными, ибо, уловленные, они уже не исчезают, а стремятся укрепиться, независимо от того, хороши они или плохи. Не только сверху, из невидимого, можно менять проявленное и конкретное, но также и снизу, отсюда, можно загрязнять или облагораживать это «хранилище» Идей и Мечты. В этом заключается одна из основных ответственностей всех людей – ведь если посредством воображения или простой фантазии усиливается мощь призраков зла, то они смогут найти на Земле того, кто их воплотит. К счастью, «невозможные» Мечты, даже слишком прекрасные или альтруистичные, также обладают этой способностью к нематериальному существованию в ожидании того, кто окажется достойным воплотить их.

Символы, знамена, штандарты являются катализаторами этого процесса «кристаллизации». Поэтому древние цивилизации, с их магическим вдохновением, в сражениях в первую очередь стремились овладеть неприятельскими знаменами, хоругвями и другими символами; для них это было куда важнее, чем разгром и пленение вражеского войска, ибо им было известно нечто такое, о чем человечество впоследствии забыло.

Небольшая группа людей, объединенная определенным мировоззрением и вдохновляемая своим символом, может больше, чем толпа, лишенная этого. Ибо через мировоззрение и веру проявляются высокие Сущности, способные творить чудеса. Это показали, например, императоры Ашока в Азии и Константин в Средиземноморье.

Бытующее сейчас представление о том, что ничто не может процветать без начальной поддержки деньгами и людьми, уже было развенчано историей. Сила количества, численности лишь вторичный фактор. Вождь или лидер избирается не людьми, но Богом. Как и поэт, музыкант, художник, философ. Разве народ избрал Августа, Иисуса, Платона, Леонардо, Сервантеса, Шекспира, Бетховена, Наполеона, Кюри, Эйнштейна, Александра, Гомера?

Задумайтесь над этим, пусть даже это и покажется вам детскими сказками – ведь сегодня это обычно понимается именно так… «Худший слепец тот, кто не желает обрести зрение». Тем, кто не верит ни в Господа, ни в Его знамения, очевидное представляется пугающим и зловещим; они не ведают о существовании людей, воплощающих Судьбу, хотя вся история развивалась именно благодаря им.

Именно они воплощают Мечты, которые казались неосуществимыми, они указывают нам путь надежды и действия. Те, кто способен уловить Архетип и умеет воплотить его в том виде, в каком он им явился, так, чтобы не нарушилась связь между его Сутью и его существованием, не нуждаются ни в критике, ни в похвалах. Они не пропустят то мгновение, когда Мечта явится им, и, если Идеал окажется им созвучен, они последуют за ним, но не как стадо овец, а как соратники, готовые разделить с ним труд, учение и победу.

Остерегайтесь заблуждений, которые могут родиться из ложного понимания идеи Кармы и известного принципа «оставляй до следующего воплощения то, что не можешь сделать в этом». Хотя по сути это верно, ибо мы не можем в одной жизни совершить все, что хотели бы, но все же всякая жизнь неповторима, как и каждый день и каждый час. Пусть знание Законов Природы не побудит молодых к отступлению и не заставит спасовать перед жизненными трудностями. В каждое мгновение мы должны воплощать Судьбу и в то короткое время, что отпущено нам, брать на себя максимальную ответственность. Нужно действовать быстро и успевать сделать много. Нужно научиться ценить не только целое, но и каждую его часть, сколь бы мала она ни была. Не следует задаваться вопросом: «Что мне делать с этой моей жизнью?», ключевым должен быть вопрос: «Что я сделаю сегодня, прямо сейчас?»

Никто не может подняться по лестнице иначе, чем по ее ступеням. Никогда не сопротивляйтесь Законам Природы, если хотите преуспеть в своих начинаниях и воплотить свои Мечты, насладиться ими сполна, увидеть их наяву.

Мало просто искать Истину, надо найти ее.

Из книги «Письма Делии и Фернану»

 

X. А. Ливрага

Таинственное искусство побеждать

Быть философом – это значит жить с высоко поднятой головой и стремиться все выше и выше к Небу, подобно копью, летящему сквозь ветер и туман, за пределы познанного и непознанного. «Философ» означает «любящий Истину», «любящий Мудрость»; это человек, который поиск Мудрости ставит превыше всего и подчиняет этой благородной цели все остальные жизненные интересы. Он подобен влюбленному, который, возможно, не всегда и не во всем руководствуется логикой ума, но зато живет и действует сердцем и потому твердо убежден, что непременно, рано или поздно, достигнет своей цели. Это человек благородный, мечтающий об Истине и Сокровенном, всеми силами пытающийся достичь того, что лежит за гранью материального существования, того, что он еще не до конца понимает, но предчувствует.

Тема, которой я хочу коснуться сегодня, – загадочное и трудное искусство побеждать. Говоря «побеждать», я не имею в виду покорять кого бы то ни было, выбивать двери, разрушать стены, чувствовать или быть убежденным, что другие слабее нас… Я имею в виду нечто гораздо более глубокое. Много лет назад у меня был учитель, который говорил мне, что искусство быть счастливым состоит в том, чтобы осуществлять свои мечты и достигать цели, но не за чужой счет, не на основе несчастья других; в определенном смысле искусство побеждать также состоит в способности мечтать и добиваться осуществления своих мечтаний, но не используя других людей как ступени, ведущие к собственному успеху, не шагая по головам более слабых, не попирая ногами тех, кто, как нам кажется, вставляет нам палки в колеса и препятствует нашему движению. Побеждать можно совершенно иными, благородными способами, сражаясь за дело всеми силами и всем сердцем. Так в чем же состоит это таинственное искусство побеждать?

Есть люди, которые, кажется, родились под счастливой звездой, им везет, и все у них ладится. Есть и другие, которым, напротив, очень трудно дается каждое дело. А иногда появляются особые люди, избранники Судьбы и Истории. Порой кажется, что достаточно одного их присутствия, чтобы вокруг совершались подлинные чудеса.

Я вспоминаю один вечер в Греции, точнее, в Македонии два или три года тому назад. В тот вечер я плакал. Среди руин Филиппополя я читал фрагменты из писем Филиппа Сотера. Он рассказывал о походе с Александром, о том, что люди, когда Александр был с ними, поистине совершали чудеса. Однако когда Александр умер, эта способность совершать великие подвиги и творить великое исчезла вместе с ним. Оставшись одни, его соратники оказались годны лишь на маленькие дела. Они хотели быть великими, но в каком-то смысле не могли превзойти себя, перестать быть маленькими и заурядными. Они не могли назвать себя сыновьями Бессмертного, Божественного Амона, ибо были лишь детьми смертных родителей.

Сколько раз, мои дорогие друзья, сколько раз мы сами мечтали совершить нечто героическое, создать нечто удивительное и прекрасное! Сколько раз мы мечтали стать примером, который могли бы увидеть другие и которому могли бы последовать, – но были в состоянии совершить лишь маленькие, никому не заметные шаги. Сколько раз мы хотели петь, как поют соловьи, сколько раз мы хотели летать, как летают птицы, – но наше горло издавало лишь слабые звуки, а мечты о полете сдерживало осознание того, что сначала нужно хотя бы научиться ходить. Ведь нам еще идти и идти вперед, к бескрайнему горизонту, отступающему все дальше и дальше по мере того, как мы к нему приближаемся. Поэтому наши сердца философов все еще пытаются ответить на вечный вопрос: в чем заключается искусство побеждать? Почему одни побеждают, а другим это не удается?

Может быть, дорогие друзья, наша жизнь подобна проводу микрофона, который я держу сейчас в руках. Я шагаю вместе с ним, но не знаю его длины, не знаю, когда он кончится и остановит мое движение по этой сцене. Так происходит и в жизни. Мы должны быть очень бдительны, должны подготовить себя к тому, чтобы почувствовать момент, когда жизнь подведет нас к завершающему этапу и Судьба известит нас об этом, посылая великие трудности, чтобы, преодолев их, мы осознали высший предел наших сил и возможностей.

Уметь побеждать не означает превратиться в Александра, ибо не все могут стать Александрами, и еще менее вероятно, что в каждом из нас спит маленький, еще не раскрывшийся Александр. Каждый таков, каков он есть. Искусство побеждать состоит в том, чтобы стать самими собой, такими, какие мы есть на самом деле, проявить свою подлинную суть, свою душу, сердце и способности. И тогда уже не будет иметь значения, кем мы являемся, великим гением или «маленьким», «простым» человеком.

* * *

Во всех древних культурах и цивилизациях существовали системы обучения, называемые инициатическими и направленные на пробуждение скрытых потенциалов человека. Сегодня мы имеем туманные и довольно стереотипные представления о том, какой была инициатическая система древности. Обычно считают, что она представляла собой набор рецептов и формул, предписывавших, как надо жить. Представляют, что к человеку подходил какой-то Пифагор или Платон и поучал его: «Сегодня ты должен встать в таком-то часу, скушать на завтрак яйцо таким-то образом и никаким иным, а спать лечь так-то и так-то…» К сожалению, дело обстояло совершенно иначе; более того, по-видимому, пройти этот путь было вовсе не легко, иначе большинство людей того времени были бы посвященными и без усилий дошли бы до его завершающего этапа. Нет, путь Инициации был нелегок, но зато он был гораздо более человечным, чем любые другие пути и методы.

Александр Великий на Букефале.

Бронзовая копия утраченного оригинала.

Геркуланум, музей

Сегодня мы смотрим на все через призму формул. Даже рассуждая о победах, триумфах, о решении сложных проблем, мы ищем какую-то «систему», на которой все основывается и которая обязательно должна работать. Если что-то идет плохо, значит, виновата политическая система. Если в стране экономические проблемы, значит, плохо работает правительство…

Нам даже не приходит в голову задать себе вопрос: а нет ли здесь проблемы человеческой? Может быть, дело во мне самом? До какого предела можно говорить о заслугах или ответственности системы, и когда эта ответственность заканчивается? Когда начинаются ответственность и заслуги того божественного творения, той горсточки песка в Вечности, которая называется человеком и несет в себе часть божественного огня самого Творца? Ответственность и заслуги человека – имеют ли они вообще предел?

Человек сам по себе велик, он обладает величайшими богатствами, огромнейшими возможностями. Именно поэтому древние не пытались приписывать ему какие-то дополнительные сверхъестественные силы и качества, передавать какие-то супермагические, супертаинственные секреты. Скорее, их целью было способствовать тому, чтобы человек открыл в себе и пробудил скрытые способности души. Они старались, чтобы он освободился от всех мелких, глупых проблем материального мира, от теневой, животной части своей личности, из-за которой он мог озвереть и очерстветь, от своих страхов и от всего того, что могло бы остановить его восхождение по пути Мудрости. Они стремились помочь человеку возродиться и раскрыться изнутри, подобно белому лотосу, и проявить свои внутренние потенциалы вовне. Человек должен был проникнуть в скрытую суть вещей и подняться из сокровенного сердца всего сущего до небесных высот, до духовной мудрости, словно колонна храма, раскрывающая свою капитель высоко над землей. Не существует ни одной колонны с капителью внизу, все они возносятся ввысь. Древние оставили нам в наследство это глубокое знание, запечатлев его в своих творениях.

Колонны гипостильного зала храма Амона в Карнаке.

Египет, Фивы. Капители колонн на переднем плане изображают закрытые лотосы, а на заднем – раскрытые

Я помню великий храм в Карнаке и огромное количество колонн с капителями. У колонн, удаленных от святилища, сокровенного сердца храма, капители подобны закрытым бутонам лотоса. У тех же, что находятся ближе к святилищу и ведут к нему, капители словно цветущие лотосы, раскрывающиеся навстречу Солнцу. Это вечное учение, призывающее нас вновь вернуться к самим себе, к богатствам, сокрытым в глубинах нашего внутреннего мира, к тому центру силы, который есть в каждом из нас.

* * *

В инициатических школах древности человек обычно обучался, проходя четыре большие группы испытаний: Земли, Воды, Воздуха и Огня. Экзотерически, внешне, эти испытания и в самом деле были связаны с землей, водой, воздухом и огнем. Однако эзотерически это были испытания на способность контролировать определенные части нашей личности: физическую, энергетическую, психическую и ментальную, откуда возникает все, что мы представляем, воспринимаем, постигаем. Однако эти испытания были также и физическими, очень конкретными и весьма реальными.

Близ Сиракуз обнаружены остатки инициатического колодца – я видел их – с рядом боковых отверстий. Когда кандидат на посвящение спускался по ступеням ко дну колодца, очень темного, ничем не освещавшегося, из невидимых ему отверстий высовывались руки, толкающие его, а невидимые голоса кричали: «Ты упадешь!» Представьте себе страх ученика, который и не подозревал, что внизу была натянута прочная сеть и он никак не мог погибнуть. Сегодня колодец почти засыпан, видны лишь несколько метров, но в то время он был много глубже. Вообразите себе ученика, изо всех сил вцепившегося в камень, борющегося со своим страхом и пытающегося сделать хотя бы один шаг вперед…

Победить в данном случае означало не просто добраться до конца лестницы – это была бы только окончательная победа. Искусство побеждать состояло в том, чтобы идти шаг за шагом, преодолеть сначала одну ступеньку, потом другую, еще и еще… Одна из самых больших ошибок, которые мы обычно совершаем, состоит в том, что перед подъемом мы в первую очередь бросаем взгляд на всю лестницу, от начала до конца, а потом решаем, в состоянии ли мы подняться по ней.

Психологически это не самый лучший подход к преодолению трудностей: лучше готовить себя к тому, чтобы подниматься постепенно, ступенька за ступенькой. Лучше задаться вопросом: «В чем моя проблема именно сейчас?» Нужно осознать, что в данный момент это проблема именно той ступени, на которой мы находимся, а не второй или третьей! Если поднимать взгляд слишком высоко – а это происходит со многими идеалистами и теми, кто занят духовными поисками, – очень легко оступиться на первых же ступенях и свалиться в пропасть. Мы обязательно должны знать, куда хотим прийти, но при этом идти необходимо шаг за шагом, не заглядывая слишком далеко. Если, идя по пути, мы сумеем протянуть руки к Небу, всегда найдется какой-то ангел-хранитель, полный сострадания, реальный или воображаемый нами, который примет нашу руку и поможет нам идти дальше.

Вы знаете, как создаются лучшие мечи: они закаляются, переходя от жара к холоду, от холода к жару, способом поистине суровым. Может быть, и мы нуждаемся в закалке, в том, чтобы принимать удары жизни так же, как меч принимает удары молота. Тот, кто хоть раз видел работу кузнеца, знает, что за ударами молота можно услышать и другой звук. Это кричит металл, расплющиваемый на наковальне. Да, меч кричит, но выдерживает, кричит и выдерживает, кричит и выдерживает – и так до тех пор, пока это железо, которое было не более чем обыкновенным металлом, превратится, благодаря ударам, благодаря погружению в холодную воду или в таинственную трансформирующую субстанцию, в чистый стальной лист. Только так он обретает прочность, остроту и гибкость. Не напоминает ли этот процесс этапы нашей собственной закалки в жизни?

Карл фон Пилоты. Зигфрид в кузнице Регина. Фрагмент росписи стены в замке Нойшванштайн. 1880 г.

* * *

Недавно здесь, в Испании, я прочитал в последнем номере журнала «Новый Акрополь» статью о мечах. В ней есть японская притча о вишне и иве. Когда выпал снег, вишня с крепкими, жесткими ветвями выдерживала его вес до тех пор, пока не сломалась. Ветви ивы более гибкие. Под тяжестью снега они склонялись все больше и больше, пока снег не падал с них на землю, и тогда, освобожденные от тяжелого груза, они вновь выпрямлялись. Мы должны достичь такой же внутренней стойкости и выдержки, нам необходимо понять, что если мы падаем, то только для того, чтобы вновь подняться. Никто никогда не падает окончательно, ибо все случающееся в этом мире проходит. Все в этом мире относительно, в том числе и наши успехи, и наши неудачи. Храня в сердце такую скромность, мы сможем по-настоящему двигаться вперед. Если нам удастся познать четыре стихии в природе и в нас самих, о которых мы уже говорили, – Землю, Воду, Воздух и Огонь – и добиться господства над ними, возможно, мы не станем еще волшебниками, совершающими чудеса, возможно, мы не будем еще достойны называть себя сыновьями Амона, но, по крайней мере, мы будем в состоянии совершать то, что раньше было нам не под силу.

Есть простые упражнения, которые помогут нам лучше понять это. Возьмите бутылку, наполненную водой, и держите ее в горизонтально вытянутой руке. Сначала бутылка покажется очень легкой – кто же не удержит килограмма? – однако постепенно тяжесть начнет накапливаться, и мы будем ощущать ее все сильнее. Чем дольше мы будем держать бутылку, тем сильнее будем чувствовать, насколько болезненно положение нашей руки, и вскоре нам покажется, что мы держим на весу целую корову.

Когда нарастающая боль в руке станет почти нестерпимой, совершите одновременно какое-нибудь другое действие, приведите в движение свою силу воли. Заставьте, например, свои глаза и ум сосчитать лампочки на потолке (не выпуская при этом бутылки и не изменяя положения руки). Вы обнаружите, что терпеть становится гораздо легче, когда вы держите ум под контролем, когда сосредоточены на чем-то другом, далеком от боли.

То же происходит и в жизни. Если вы позволяете, чтобы ум зацеплялся за каждую проблему, за каждую маленькую повседневную трудность, когда кажется, что вы вот-вот умрете от ее тяжести, за каждый страх, от которого вы не сумели освободиться, за каждое пятнышко грязи, от которой не сумели очиститься, ибо живете не в V веке до н. э., то вы не сможете встретиться лицом к лицу с Судьбой и выйти победителем даже из самой незначительной схватки с нею.

Мы должны попытаться «поднять свою руку», хотя бы немного освобождая ее от притяжения вещей материального мира. Мы должны пробудить свою волю, но не нарочито, не устраивая из каждого проявления воли спектакль. Воля в нас должна действовать естественно, как единая, интегральная сила всего нашего существа.

Сталкиваясь с большими трудностями и серьезными препятствиями, пытайтесь всегда выдерживать одной минутой больше. Не думайте о том, что вам придется терпеть еще час, день, год, всю жизнь, – нет, речь идет только об одной маленькой минуте, надо выдержать всего лишь минутой больше – а затем еще минуту, и еще… Вы увидите, что так, мало-помалу, минута за минутой, наберутся цифры гораздо более внушительные, чем если бы вы пытались выдержать все сразу. Мощь нашего ума поразительна.

Проведите еще один эксперимент. Посмотрите на часы. Отмечая по секундной стрелке, сколько реально длится одна минута, попробуйте одновременно определить и ее психологическую продолжительность. Представьте себе, что, когда секундная стрелка снова дойдет до верхней точки, совершив полный оборот, вы получите большой приз, почувствуете огромное счастье (каждый может представить то, о чем мечтает). Вы увидите, как медленно во время этого маленького эксперимента будет двигаться секундная стрелка; вам может даже показаться, что она не двигается с места. Давайте попробуем провести этот опыт по-другому. Представьте теперь, что, когда стрелка совершит полный оборот, разорвется бомба, заложенная под вами; вы обнаружите, как быстро, деление за делением, двигается стрелка. Некоторые даже скажут, что часы мчатся как сумасшедшие. Однако, несмотря на наше психологическое восприятие, часы всегда идут в одном и том же темпе. Что же меняется?

Наш подход, наш угол зрения. Если мы желаем чего-то с излишней страстью и слишком сильно переживаем, если мы мыслями слишком цепляемся за свои желания, они становятся для нас далекими и недоступными, а процесс их осуществления растягивается до бесконечности.

Мы должны придавать всем предметам, явлениям и существам то значение, которое они реально имеют; только так мы можем составить более объективное представление обо всем, что с нами случается, понять истинный смысл происходящего. Сегодня мы, как правило, гонимся за деньгами, за славой, за признанием: хотим, чтобы у нас была машина лучше, чем у других, хорошая, большая квартира и последняя модель холодильника, делающая круглые кусочки льда… И так постоянно – мы всегда из-за чего-то переживаем, всегда в напряжении, всегда хотим иметь еще больше, ибо нам кажется, что того, что у нас уже есть, недостаточно. Нам всегда чего-то не хватает, мы всегда хотим приобрести какую-нибудь новую вещицу… Мы заражены тяжелой болезнью потребительства, глубоко пустившего корни в нашу душу, – одной из худших форм материализма.

Давайте научимся довольствоваться простым. Я не говорю о том, чтобы отказаться иметь больше. Я говорю о таком простом умении, как жить в спокойствии и мире со своим сердцем и своей совестью. Когда мы обретем это, тогда уже можно будет подумать о том, как идти дальше и преуспеть чуть больше, и о том, действительно ли стоит делать это.

* * *

Секрет прост: мы должны понимать, кто мы, что мы можем сделать и какими способами, и сосредоточить на этом все свое внимание и все свои силы.

На самом деле мы с вами гораздо сильнее, чем нам кажется. Каждый из нас, каким бы маленьким он ни был, имеет огромные потенциалы. Некоторые думают: «Я не буду писать стихи… В конце концов, кто же их опубликует? Я недостаточно талантлив… Я же не поэт, не профессионал…» Нам нужно перестать обращать внимание на это постоянное соревнование и сравнение с кем-то и чем-то, перестать придавать такое большое значение этому нездоровому «спорту», который навязала нам наша потребительская эпоха. Давайте избавляться от такого подхода, давайте делать вещи ради самих вещей. Если в вашу душу приходят стихи, если они опускаются к вам, подобно птице, прилетающей в свое гнездо, пожалуйста, не прогоняйте их! Примите их с радостью, сохраните их в памяти с благодарностью, ловите их на лету! Разве важно, что их никто не напечатает?!

Как вы думаете, что делали поэты, когда не было типографий? Как удалось Сафо, удивительной древнегреческой поэтессе, донести свои творения до всего мира, даже до Средневековья, когда они, к несчастью, были уничтожены? Не было тогда ни издателей, ни типографий – но была поэзия, были стихи, и они передавались из уст в уста. На самом деле нам не нужны большие средства для того, чтобы наши творения, открытия и мечты стали реальностью. Книгу, которую я больше всего люблю, я начал писать, когда мне было 19 лет. Я никогда не думал, что ее напечатают, я писал просто потому, что так чувствовал.

Сколько же нас таких, несущих в глубинах своего внутреннего мира еще не написанные книги, множество самых разнообразных сокровищ, интереснейших идей, персонажей? Мы не должны удерживать их для себя, в себе – нам необходимо извлечь их, вынести наружу, показать миру, жаждущему простого, естественного, искреннего. Мир сыт по горло теми сложными, заумными системами, через которые ему преподносится все сегодня. Он жаждет непосредственности и искренности, обращения от сердца к сердцу, от мужчины к мужчине, от женщины к женщине, от личности к личности, от души к душе. В этом заключается глубокое значение древнеримского понятия Concordia – согласие сердца с сердцем. Это не значит, что все мы должны стать одинаковыми. Уравниловка – это нечто стерильное. Concordia, согласие, не рождается само по себе, оно создается большими усилиями. Когда есть согласие, люди дополняют друг друга, словно зубцы шестеренок: выступающие зубцы входят в пустое пространство, оставляемое другими… В этом вращении и сцеплении зубчиков шестеренок скрыта прекрасная и глубокая символика. Если перенести ее на людей, объединенных согласием, то речь идет о прекрасной и реальной возможности передачи друг другу силы – силы духовной, силы физической и, самое главное, внутренней силы души… Это и есть та загадочная внутренняя сила, которая несет победу, великую, окончательную победу, ожидающую всех нас на пути, ведущем к осуществлению наших мечтаний. А путь этот и наша окончательная победа сотканы из множества маленьких усилий, достижений и подвигов, постоянных, ежедневных, наполняющих наши сердца верой и вдохновением.

Возможно, вы почувствуете потребность писать картины, или рисовать, или сочинять стихи… Так, пожалуйста, делайте это! Неважно, узнают ли люди о ваших творениях, получат ли они всеобщее признание. По ту сторону мира людей, за гранью внешнего, за пределами видимого глазами есть другой, загадочный Судья, столь великий и столь таинственный, что при одной мысли о нем исчезают все наши мелкие домыслы и предположения. Судья этот столь добр и столь благороден, что мы даже представить себе не можем, как велико его сострадание. Он справедлив – столь справедлив, что его не могут обмануть внешние факты. За каждым действием человека он видит его душу, читает скрытые в ней намерения и судит не само действие, а сердце, вдохновляющее его.

И этот великий Судья развернет над нами свой покров и укроет, соберет и сохранит все наши маленькие удачи, наши маленькие грезы, все то, о чем мы мечтали глубоко-глубоко в сердце: стихи, которые мы так и не сочинили, картины, которые мы так и не написали, любовь, которую мы так и не пережили, возможности и шансы, которыми мы так и не воспользовались. Благодаря этому все наши еще не осуществившиеся мечты никогда не умрут. Таинственным и магическим образом они будут продолжать жить в нас, в том тонком и возвышенном мире, созданном из мечтаний и искуплений, которым пронизана наша бессмертная душа. И они будут сопровождать нас на протяжении тысячелетий, до тех пор, пока не пробьет час их проявления и полного осуществления.

Каждый из нас, даже самый маленький, даже тот, кто чувствует себя самым слабым и самым обделенным, даже тот, кто убежден, что совсем одинок в этом мире, обладает способностью побеждать. Каждый из нас способен идти и идти к победе, совершая маленькие шаги, маленькие усилия, которые мало-помалу сложатся в постоянное движение вперед. Для этого не нужны ни какие-то особые формулы, ни чья-то специальная помощь: всегда можно идти вперед, всегда можно совершенствоваться, всегда можно становиться лучше. Каждый из нас должен искать свой собственный свет, свое собственное место в мире, и если мы счастливы там, где мы есть, это прекрасно, а если нет, то мы можем быть счастливы на другом месте. Главное – не причинять никому зла, а если нужно что-то сжигать, главное – сжигать воск собственной свечи, а не свечи соседа. Главное – это давать свет. Необходимо выбрать. Представьте, что у вас есть свеча. Что для вас важнее – иметь свечу или ее свет? Если вам достаточно иметь свечу, то вы всю жизнь будете идти в темноте. Если же для вас важнее свет, то вы должны понять великую истину: для этого свеча должна гореть! Вам придется найти спичку, очистить фитиль и позволить огню загореться. И не забудьте: пламя всегда вертикально, оно тянется к Небу, словно светящийся клинок.

Так или иначе, все материальное погибает, разлагается и исчезает. Древние говорили: «Omnia transit» – «все проходит», все находится в движении, все идет своим путем… Все течет к морю, как текут к морю реки. Все имеет свою Судьбу! А что если нам вновь восстановить связь с Судьбой? И тогда мы увидим, как низвергаются с гор поющие потоки вечно движущихся вод. Какие воды чище? Те, что, сбегая с гор, бьются о камни, спадают каскадами и взрываются облаками белоснежной пены, или те, что трусливо застревают в болотах и заводях, оставаясь неподвижными и загнивая, так что никакое живое существо не может обитать в них?

Приложите усилия, чтобы ваш мир стал миром великих идей, чтобы благие мысли и благие чувства нашли приют в вашем сердце – и запели там, подобно птицам в ветвях деревьев, и хранили там тайны в благоговейном молчании, подобно рыбам в морских глубинах. Помогите им жить в ваших великих Душах, свободных и прекрасных.

Не позволяйте себе падать, долго оставаясь согнутыми, вставайте снова и снова. Своими руками, словно крыльями, словно когтями, поддерживайте стены Истории и устремляйтесь вперед, всегда только вперед. Все мы должны умереть и, может быть, все мы должны снова родиться. Все мы подвластны вращению великого Колеса Судьбы, великой Сансары. Но за пределами всего этого мы также подвластны великому закону нашей собственной Воли.

* * *

Несколько лет назад близ Фермопильского ущелья я обнаружил старинную надпись: «Гражданин, если ты придешь в наш город, скажи, что здесь погибли триста спартанцев, служивших своему Закону и исполнявших свой долг». Своим примером они сумели оставить след в Истории. Леонид не считал, сколько персов готовы его атаковать. Он просто знал, что необходимо защитить от них ущелье, ибо за ним оставались духовные и культурные сокровища Афин, которые не должны были попасть в руки врагов. Он сумел продержаться три дня, всего три, однако за эти три дня было спасено многое.

Где же они сейчас, эти люди? Где они, эти благородные воины, спросившие Леонида: «Господин, сегодня мы вступаем в бой. Не следует ли нам хорошо поесть, чтобы быть сильнее при встрече с врагом?» Леонид ответил им: «Нет, ешьте сегодня немного, ибо этой ночью мы будем на великом пиру у Плутона, бога мертвых». Не дрогнули воины, но лишь, взглянув на него, спросили: «И ты, Леонид, будешь на том пиру?» И он ответил: «Я буду первым». На это воины Леонида сказали: «Тогда этой ночью мы будем пировать все вместе, с тобой и Плутоном…» Где они сейчас, эти герои легендарных времен? Где же, если не в нас самих? Они не забыты, не потеряны, они просто погребены под тяжестью наших страхов, неуверенности, нерешительности и сомнений.

Как хорошо было бы сбросить с себя весь этот мусор и в современном мире увидеть вновь пернатые шлемы благородных и доблестных воинов древности, увидеть вновь свет Неба, сияющий среди руин крепостных стен, и услышать вновь музыку собственных шагов, звучащую в такт ударам сердца, бьющегося в груди. Победа! Победа! Победа!

 

X. А. Ливрага

Я, ты, он – как нам превратиться в мы

Лекция

Итак, друзья, сегодня мы начнем наш разговор с темы, которую не назовешь простой. Действительно, сложно говорить о таких понятиях, как «я», «ты», «он», и о том, как нам превратиться в «мы». Сегодня для всех очевидно, что человечество появилось давно, бесконечно давно. Новейшие исследования все дальше и дальше в прошлое отодвигают ту эпоху, которую обычно называют «колыбелью человечества». Давно прошли времена, когда полагали, что человек появился на планете всего несколько тысяч лет назад, когда официальная наука считала человеческую цивилизацию совсем юной, совсем новой. Все археологические открытия заставляют нас признать, что человек – существо очень и очень древнее.

По мере того как мы погружаемся в прошлое – словно кто-то опускает руку в ящик иллюзиониста, – перед нами предстают различные творения человека, поражающие воображение: города, механизмы, инструменты, произведения искусства. В Америке, Европе, Азии и Африке – везде существовали свои формы видения мира, свой угол зрения, своя позиция. Кто-то стремился развивать красоту, эстетику и этику, кто-то – искусство политики, кто-то – науку, кто-то – просто-напросто модель сосуществования, которая позволила бы обеспечить каждого самым необходимым. Но через все эти проявления мы прослеживаем некий импульс, присущий человечеству изначально, – стремление к объединению с другими людьми.

Люди верующие решали этот вопрос, говоря, что все мы – дети Бога, а если это так, значит, мы имеем общего Отца и образуем одну семью. Неверующие разрешали эту проблему несколько иначе, говоря, что все мы живем на одной земле и у всех нас есть право и необходимость иметь крышу над головой, хлеб насущный, немного достоинства и немного свободы. Каждый со своего угла зрения, со своей позиции хотел внести вклад в обеспечение человеческих потребностей. А врожденная потребность человека – это потребность к объединению, и необходимо найти пути решения этой задачи.

Самое древнее решение, самое старое из известных нам, сформулированное в доступной для нас рациональной форме, было предложено Платоном: троичное деление на Индивида, Общество и Государство. Мы не раз уже затрагивали эту тему, а сейчас рассмотрим ее под другим углом. Что подразумевал Платон, когда говорил об Индивиде? Он имел в виду не только человеческую персону, но и нечто более глубокое, что заключено в самом слове «индивид» – «неделимый»: то, что есть в каждом человеке и не может быть отделено, то самое глубокое, что стоит за всем. У всех людей, у всех человеческих существ возникают эмоции, все имеют физическое, биологическое тело, разум, позволяющий мыслить; есть в нас и нечто, пытающееся работать интуитивно. Но, без сомнения, у каждого из нас есть еще нечто большее, что находится в самой глубине, нечто, что невозможно разделить, своего рода «наблюдатель».

Платон рассказывал об этом очень тонко и очень красиво. Те, кто хотя бы раз глубоко размышляли или занимались ментальной концентрацией, прекрасно знают, что, по мере того как прекращает работать психика и отступает «я», всегда остается что-то еще, что как будто наблюдает за всем происходящим. Сознание никогда не сможет достичь абсолютной глубины вещей. Его всегда что-то ограничивает, оно всегда работает методом сопоставления или противопоставления чего-то чему-то.

Если я вам скажу: «Друзья, внимание! Закройте на минуту глаза и представьте белую точку, абсолютно белую точку», – как вы сможете себе это представить? Белая точка должна быть чем-то более светлым по сравнению с чем-то более темным.

Если я попрошу вас назвать мне что-нибудь большое, это может быть музей «Прадо». Музей «Прадо» вполне может представляться нам большим. Однако по сравнению с Мадридом или целым Иберийским полуостровом он совсем маленький. Если я попрошу вас привести пример чего-нибудь очень маленького, вы можете сказать «комар». Однако ваш комар, будучи действительно очень маленьким, в то же время является огромным и сложным чудовищем по сравнению с палочкой Коха, например. Таким образом, не существует ни белого, ни черного, ни маленького, ни большого – все двойственно.

Иными словами, при сосредоточении, когда мы мысленно пытаемся отыскать «индивида» внутри себя, мы всегда сталкиваемся с двойственностью, которую способен оценить лишь тот, кто находится вне этой двойственности, – та загадочная сущность, которая живет в нас самих и играет роль Безмолвного Наблюдателя, пребывающего вне всех вещей. Этого Безмолвного Наблюдателя, которого нельзя выделить, которого нельзя разделить и которого нельзя разрушить, Платон и называл Индивидом. Таково его определение Индивида, его определение «я».

Платон подразумевал существование большого количества «я», потому что людей много. Следовательно, существует некое Общество, «я» и «ты», иначе говоря, базовый социум. Первичный базовый социум – это, конечно же, человеческая пара. Мужчина и женщина – это первичное сообщество, из которого образуются все остальные.

Платон рассматривал общество, в котором каждый человек для чего-то служит, поскольку, согласно его учению, нет людей бесполезных, каждый мужчина и каждая женщина имеют свое предназначение. Когда нам кажется, что кто-то бесполезен, это означает просто, что мы не сумели понять, для чего он нужен. Твердая убежденность в том, что каждый человек для чего-то служит, составляет основу платоновского Общества. Платон полагал, что в группе людей всегда кто-то делает что-то лучше других. Предположим, что кто-то делает обувь, кто-то умеет ткать, кто-то шьет хорошую одежду, кто-то ваяет статуи. Тогда в обществе устанавливается взаимный обмен: тот, кто умеет делать обувь, делает ее для остальных, и все ходят обутыми; тот, кто умеет ваять красивые статуи, создает их для всех, и у всех в домах появляется это прекрасное украшение; тот, кто шьет одежду, шьет ее для всех, и все хорошо одеты.

Платон рассматривал Общество как разумное объединение всех «я», где каждый отдает не только для себя, но и для всех остальных. Так рождаются взаимоотношения между «я» и «ты», и становится понятно, каким образом могут сотрудничать «ты» и «я» и каким образом можно вместе сделать что-то, от чего выиграли бы все.

На этом Платон не останавливается. После Индивида и Общества он переходит к Государству. Я знаю, что сегодня слово «государство» имеет иное значение, отличное от того философского смысла, который вкладывал в него греческий мудрец. Сегодня, говоря о государстве, мы имеем в виду нацию или страну с определенным политическим режимом и т. п. Платон, понимая его таким же образом, помимо этого, однако, наделял его более глубоким смыслом. Он полагал, что в том человеческом объединении, которое мы называем обществом, найдутся люди с более развитыми, чем у других, достоинствами и что они смогут поставить их на службу остальным. Например, найдутся люди с более развитым чувством справедливости, чувством меры, силой воли, и они смогут передавать свою волю или чувство справедливости всем остальным.

Таким образом, Платон, размышляя о Государстве, говорит нам о нас с вами, об объединении людей, в котором мы можем принимать участие при наличии трех основных составляющих.

Первая составляющая – это осознание того, что в нас существует нечто неразрушимое, находящееся за пределами всего (мы могли бы назвать его Духом, Первопричиной и дать многие другие имена, но, чтобы избежать разногласий, не будем этого делать). Существует нечто, что постоянно «наблюдает» за всем, что мы делаем. И во мне сейчас есть это что-то, которое видит вас и видит, как я с вами разговариваю, и слышит меня так же, как слышите вы. Таким образом, в нас существует некий процесс, который постепенно ведет нас к этой последней, самой последней точке.

Но помимо этой первой составляющей у нас есть еще и вторая – стремление к объединению, к сообществу человеческих существ, в котором существует взаимная поддержка, где все работают и помогают друг другу, как две руки. Руки противоположны, руки отличаются друг от друга, но, чтобы поднять что-то, нужны обе. Точно так же, чтобы чему-то научиться, чтобы воспринять что-либо от природы, чтобы иметь возможность питаться и расти, человечество нуждается в этом социальном чувстве.

Человечеству необходима и третья составляющая. Она может предоставить возможности и условия для того, чтобы человечество могло почувствовать загадочные метафизические узы, связывающие его со Вселенной, со всем Божественным и Вечным. Эти узы – особые, они пробуждают состояния, идущие далеко за пределы материального мира и биологических порывов, дают возможность стать причастным к сокровенному. Ибо основным различием между человеком и животным (если основываться на учении Павлова о рефлексах) является то, что животное повинуется своим инстинктам. Когда оно голодно, оно ищет еду, когда хочет пить – ищет воду, когда в нем начинает говорить половой инстинкт – ищет способ его удовлетворить. Человек же может сдержать их, трансформировать, может сознательно сохранять свое время и энергию для тех или иных дел. Предположим, мне страстно захотелось съесть бутерброд с ветчиной – но я же не выбегу сейчас из зала со словами: «Хочу бутерброд с ветчиной!», ведь вы пришли, чтобы слушать меня; кроме того, я следую основному человеческому принципу. (Я даже не буду говорить о воспитанности, поскольку это слово уже слишком извращено.) Основной человеческий принцип в нас – это возможность быть причастным чему-то. Но эта врожденная потребность человечества не раз разрушалась, уничтожалась, искажалась различными элементами культуры.

Как я уже говорил, человечество существует очень давно, и поэтому вряд ли следует вести отсчет, допустим, с протошумерской цивилизации. За время, прошедшее от картезианской эпохи до сегодняшних дней, установились определенные различия, сформировались определенные особенности, связанные с тем, что мы живем в сложном мире. Тем или иным образом эти особенности разделили нас, заставили пройти путь, обратный тому, который предлагал Платон, – путь регресса, путь, приведший нас к крайнему индивидуализму, который сам по себе не так уж и плох, если только не перерастает в эгоизм. Эгоизм же разделяет людей, в этом и заключается опасность.

Предположим, что у нас нет сегодня никакой конкретной темы, мы просто хотим побеседовать. И вот парадокс: наш культурный уровень позволяет говорить о чем угодно. «Вот вы, к примеру, о чем бы хотели, чтобы я рассказал?» – «О философии». Хорошо, сеньору хочется, чтобы я поговорил о философии. И если я расскажу о категорических императивах Канта, скорее всего, этот сеньор останется доволен и скажет: «Прекрасно, отлично!» Но вокруг много других людей, которым нет до этого дела, и они будут скучать. Они ничего не поймут и спросят: «О чем же, в конце концов, он говорит?» – «Сеньора, а о чем бы хотели услышать вы?» – «Я? О чем? О теософии». Предположим, я стану говорить о теософии, представлю вам учения, которые Елена Петровна Блаватская привезла с Востока, поведаю о Глобусах и Цепях, которые, согласно этим учениям, способствовали развитию миров. Остальные же, те, кому это не интересно, что они смогут понять?! Какая получится связь между мной и вами? «А вы, сеньор, о чем бы хотели поговорить?» – «Об археологии». Об археологии. И если я, например, стану говорить об открытиях Шлимана, тот, кто не интересуется археологией, спросит: «А кто он такой, этот Шлиман?»

Итак, мы увидели, что существуют некие барьеры, границы, разделяющие людей. И одним из таких барьеров, которые разделяют людей, является то, что мы сегодня называем культурой. Я еще раз отмечу, что то, что мы понимаем сегодня под культурой, это культура разрозненных специальностей, не связанных друг с другом, культура сект, культура партий (я имею в виду не политические, а именно культурные «партии»), которые сейчас в моде и которые собирают людей вокруг избранных ими идолов и кумиров. Предположим, мы будем говорить об искусстве, о своих кумирах в искусстве. Но сеньору, который хотел говорить о философии, сеньоре, интересующейся теософией, или сеньору, которого увлекает археология, будет неинтересно слушать об искусстве. И значит, говоря лишь только о своих кумирах в искусстве, я на самом деле занимаюсь культурой, но культурой в материальном ее значении, то есть тем, что разделяет людей, вместо того чтобы их объединить.

Чтобы вновь возродить те древние мировоззрения, которые тысячи лет старались объединить вокруг себя людей, нужна новая встреча. Иначе говоря, нам нужно заново встретиться с самими собой, нужно посвятить некоторое время размышлению над тем, кто мы. Кто я такой? Вот первый и основной вопрос. Что я здесь делаю? Я – это всего лишь набор клеток, немного костей и немного мяса? Я – результат случайной встречи моих родителей? Или, как говорил Юнг, мое истинное «Я» живет в том, о чем думали на протяжении тысячелетий, и я сам являюсь символом чего-то более глубокого? В любом случае, первым вопросом должен быть вопрос «кто я, зачем я здесь?».

Вот первый вопрос, на который мы должны сами себе ответить. Чтобы дойти до социальных чувств, нужно попытаться выйти за свои эгоистические границы. Нужно попытаться встать на позицию того, кто находится перед нами, увидеть и почувствовать себя таким, каким тебя видят и чувствуют другие. И я уверен, что если бы кто-то собрался напасть на другого, а с помощью магии или колдовства оказался на его месте, он вряд ли напал бы. Если бы тот, кто эксплуатирует, оказался «внутри» эксплуатируемого, почувствовал, как его притесняют, и взглянул на мир его глазами – он перестал бы быть эксплуататором. Если бы вор хоть на миг почувствовал, что значит копить сбережения, работая всю жизнь, а на закате своих дней в одночасье лишиться всего, – если бы вор оказался в шкуре этого человека, он ни за что бы не украл.

Все выглядело бы несколько иначе, если бы психологически и ментально мы могли выходить за пределы своей кожи. (Являясь для нас определенной границей, физической границей, выполняющей задачу объединения человека в тело, она превратилась в границу психологическую). Если бы я, предположим, наступил на ногу этому сеньору, то больно было бы ему, а не мне. Другое дело, если бы я наступил на ногу себе. Тогда эту боль почувствовал бы я сам. То есть, если бы я мог оказаться внутри другого человека, если бы я каким-нибудь образом смог видеть и чувствовать, находясь на месте другого, с такой же интенсивностью, как на своем собственном, независимо от всех социальных, экономических, религиозных и моральных теорий, я чувствовал бы своего ближнего как самого себя и старался бы не навредить ему, старался бы приносить добро всем остальным, поскольку желаю добра самому себе.

С третьей стороны, если бы каким-то образом мы могли заложить основы культуры, которая не разобщает ни в интеллектуальном, ни в моральном, ни в эмоциональном, ни в высшем, ни в духовном; культуры, которая не создает племен; культуры, которая не отделяет одного человека от другого, – мы могли бы снова отыскать тот культурный модуль, который находится за пределами всех стандартных культур, который лежит вне всех старых структур, разделяющих нас. Нам следует открыть этот модуль, модуль, который греки называли Философия – любовь или стремление к Знанию. Что греки вкладывали в понятие «знание»? То, о чем я уже говорил раньше, – познание самого себя, то знание, которое позволяет оказаться на месте другого человека и почувствовать то, что чувствует он. Знание, позволяющее иметь настоящее человеческое братство. Знание, позволяющее понимать вещи в их изначальной абстрактной чистоте, в их субстанциональной основе. Это приведет нас к новому представлению о мире и новому представлению о жизни.

Не требуется большого усилия ума, чтобы понять, что мы можем построить другой мир. Я знаю, что тех, кто говорит о строительстве иного мира и иного человека, называют идеалистами (и обычно с оттенком презрения). Это те идеалисты, которые хотят изменить мир, те идеалисты, которые хотят, чтобы больше не было бедных, те идеалисты, которые хотят, чтобы больше не было злых людей… И все же, господа, великие творения человечества – из камня и бумаги, мрамора и керамики, стекла и дерева – были придуманы и воплощены идеалистами. Именно идеалисты вызывали из глубин Истории и выковывали новые нормы, новые миры; не те, кто соответствовал своему веку и своей эпохе, а те идеалисты, которые видели дальше.

Мы живем в мире, который пребывает в кризисе. Мы живем в мире, который полон проблем. Мы живем в мире, где одиночество преследует и ранит нас каждый день. Несмотря на то что мы живем в мегаполисах, несмотря на то что мы практически все время окружены людьми, мы достаточно часто чувствуем себя одинокими. Нам не с кем поделиться своей мечтой или стихотворением, возмущением или жалобой. У нас нет никого, с кем мы могли бы разделить печаль. Каким мужеством обладали древние, каким мужеством обладали римляне, которые собирали свои слезы в особый сосуд и говорили: «Я плакал из-за того-то». Кто сейчас способен на подобное? Мы стараемся спрятать слезы. Кто осмелится собрать свои слезы в сосуд и сказать: «Я плакал, потрясенный этой музыкой» или «Я плакал, потому что умер мой друг»? Сегодня мы пытаемся утаить свои чувства, пытаемся сдержать свой восторг, свой крик, свои слезы и тем самым заключаем себя в свою собственную тюрьму.

Нужно заново открыть это особое психологическое состояние, которое позволяет нам не стыдиться того, кто мы на самом деле, позволяет проявить нашу суть, проявить ее в высшем значении этого слова.

Значит, нам необходимо новое философское понимание. Но не такое философское понимание, которое позволяет нам просто беседовать о каких-либо философах или мыслителях, – ведь, хотя я и говорю о Платоне и Платон помогает мне, все же он жил в свою историческую эпоху, и очевидно, что я не могу копировать Платона. Если Дионисий из Сиракуз не мог понять его, если даже Аристотель отрицал многое из сказанного им, как мы сегодня можем претендовать на то, чтобы буквально следовать Платону? Гораздо важнее уловить дух того, что он предлагал, чтобы затем применять это к себе. Иными словами, нам нужна новая философия жизни, новая форма поиска причин всего сущего.

Очевидно, что нам также нужна новая Наука. Наука без предрассудков, наука, отличающаяся от современной, наука, не заявляющая, когда говорится о существовании Атлантиды: «Это невозможно! Невозможно представить себе, что 50 тысяч лет назад существовал обитаемый континент с городами, машинами, искусством и всем прочим. Это невозможно!» Но почему? «Потому что невозможно». Точно так же говорили всего сто лет назад о невозможности существования шумерской цивилизации, так же отрицали существование Трои. Это невозможно по определению, потому что существуют официально принятые догмы.

Следовательно, нам нужна новая Наука. Наука, которая позволила бы серьезно изучать те явления, которые находятся за пределами земного и повседневного. Вы все прекрасно знаете – поскольку это широко известно, – что есть эксперименты, позволяющие сфотографировать и зарегистрировать эфирный двойник растений, животных, металлов и т. д. Однако, за редким исключением, о них не рассказывается нашей молодежи, поскольку это выходит за рамки общепринятого, поскольку это «парапсихология» – странная вещь, ею не стоит заниматься. Все мы знаем, что на Востоке еще есть йоги и мистики, которые сохраняют парапсихологические способности, позволяющие им не чувствовать физической боли. Любой путешественник может увидеть в Индии людей, принявших совершенно неестественные позы, от долгого пребывания в которых у них, например, высыхает рука и становится как бы деревянной из-за отсутствия кровоснабжения. Очевидно, что эти люди открыли способ не страдать. Но нас, продолжающих употреблять всевозможные обезболивающие, не заботит то, что делает такой человек – по-видимому, йог. А почему? Потому что он живет на Востоке, а Востоком занимаются ориенталисты. Иными словами, мы живем в мире ярлыков: на все навешивается ярлык, а если непонятно, какой ярлык дать, подойдет первый попавшийся под руку: «Этот господин – ориенталист, а этот – парапсихолог».

Нам нужно новое Искусство. Искусство, которое нас преображает, искусство, которое мы могли бы понять, к которому могли бы быть причастны. Когда я говорю о новом искусстве, я не имею в виду какие-то определенные художественные течения, требующие объяснений. Я говорю о подлинном искусстве, подобном самой Природе, где все понятно и без конкретных имен или названий. Если я указываю на сосну и спрашиваю: «Что это?», любой ребенок, даже самый маленький, скажет: «Дерево». Он не скажет: «Это корова», он знает, что это дерево. Но если я подведу ребенка к какой-нибудь из современных картин и спрошу его: «Что это?», я не знаю, что мне ответит бедный малыш. Он может ответить что угодно – это похоже на психологический тест с пятном краски, в этом пятне каждый видит что хочет.

Очевидно, что нам необходимо нечто, что позволит всем нам понимать друг друга. Потому что, если я на абстрактной картине вижу дорогу, другой видит кипарис, третий – рыбу, какое же между нами будет понимание? Что мы сможем рассказать об этой картине? Как мы можем что-то о ней говорить, оценивать ее и чувствовать, привлекает она нас или нет? Следовательно, нам нужно искусство, проникающее в нас, позволяющее нашей интуиции раскрыться. Когда мы, например, видим сегодня развалины Парфенона, прежде чем понять, мы уже знаем, что это красиво, и чувствуем эту красоту. Это чувствует и профессор пластических искусств, и самый несведущий турист. Те же чувства испытывает греческий крестьянин, живущий неподалеку и восклицающий: «Как это прекрасно!» Иными словами, существует нечто, что оставляет более глубокий след, чем ментальное изучение.

Разумеется, в рамках новой Науки нам нужна новая Медицина, охватывающая не только то, что сегодня подразумевается под официальной медициной, но и некоторые другие области. Существуют такие направления, как гомеопатия или акупунктура, которые во многих случаях дают хорошие практические результаты. Однако многие медицинские учреждения отказываются принимать их как чистую науку. Существуют также психологические и парапсихологические процессы, такие как гипноз, реальность которых доказана, и все равно порой слышишь: «Да, это, конечно, возможно, но…» или «Нет, этого не может быть, потому что мы не можем с этим согласиться». Мы снова наталкиваемся на ту же самую преграду.

Нам нужна новая Музыка, не только та, которая воздействует лишь на наши инстинкты. Нам нужна новая, а быть может, и старая музыка, каким-то образом трогающая нашу душу. Недавно, когда я был у себя в кабинете, поставили диск с записью колокольного звона. Я никогда не чувствовал себя так хорошо. Звучали колокола. Мы так далеки от реальности, так далеки от всего естественного, что слушать звон колоколов – это для нас роскошь, потому что мы отвыкли от этого. И я уверен, что, если бы кому-нибудь в голову пришла идея – и это когда-нибудь случится – записать на диск пение птиц, просто пение птиц или шум дождя, это было бы хорошо для многих, потому что мы забыли, как поют птицы, мы забыли, как шумит дождь, когда капли падают на листья деревьев или землю.

Парфенон, мраморный храм Афины Парфенос на афинском Акрополе. Построен в 448–438 гг. до н. э. архитекторами Иктином и Калликратом под руководством Фидия

Нам нужно вернуться к естественному миру, миру, который в то же время является миром божественным, миром, где люди могут быть причастны к происходящему, миру, где люди могут общаться, миру, где люди могут говорить о простом, но настоящем – о том, что близко сердцу каждого человека. Я сейчас выступаю здесь, импровизирую перед вами. Вы видите, что у меня нет ничего такого, что обычно называют «домашней заготовкой», нет никаких записей. Что это за оратор, если он выходит с листочком в руках и начинает: «Дорогие друзья! Я здесь, чтобы объяснить вам…» – а потом зачитывает свои записи, подготовленные совсем в другое время и, может быть, даже написанные другим человеком? Как можно читать лекцию или проводить конференцию, общаться с людьми, если не видишь этих людей, если зависишь от того, что было написано на бумаге в тиши кабинета или вообще кем-то другим? Так выступающие отворачиваются от публики, отворачиваются от тех людей, которые пришли узнать о чем-то и что-то услышать. И, хотя глаза у оратора открыты, он не видит открытых глаз других людей, которые тоже открыты и которые чего-то ждут или ищут.

Когда мы читаем лекцию, проводим занятие или оказываемся во всех других ситуациях, когда ораторское искусство становится средством затронуть душу людей, мы должны проявить вдохновение, творческий импульс, искусство импровизации, за исключением, конечно же, технических тем. Если я буду говорить о квантовом спине, мне придется зачитать некоторые цифры. Но если это тема гуманитарная – философская, политическая, искусствоведческая или литературная, – то, чтобы завладеть вниманием публики, стоит прибегнуть к искусству импровизации. Оратор должен говорить не о том, что он хочет сказать, а о том, что, как он интуитивно чувствует, нужно людям, потому что в некотором смысле ораторское искусство, как и все важнейшие действия нашей жизни, – это особый вид магии, особый вид священнодействия, объединяющего группу людей, которые в какое-то мгновение достигают единства духа, единства понимания, единства чувств. Мы должны пробудить такое состояние сознания.

Я знаю, что идеалисты, о которых я говорил раньше, существуют. В этом мире много идеалистов, некоторые из них находятся в одних частях света, другие в других. Но большинство из них живет и работает поодиночке. Они похожи на маленькие песчинки, разбросанные по всему миру так далеко друг от друга, что уже теряется ощущение самого песка как единого целого. Когда необходимо принять решение, это молчаливое большинство не имеет веса, не говорит ничего. Когда объявляются литературные, художественные или научные конкурсы, не эти идеалисты представляют на них свои работы, и уж точно не эти идеалисты получают премии.

Если мы вспомним о последних награждениях премиями мира, например Нобелевской (не будем называть имен, чтобы никого не обидеть), мы поймем, какое воздействие оказывают политика, личные интересы или групповые предпочтения на нас, когда мы говорим: «Этот человек был самым главным пацифистом в мире в этом году». Сколько было пацифистов, сколько было людей, отрицавших насилие, а в ответ получавших только удары! Сколько было людей, пожертвовавших собой, чтобы помочь больным, слабым, бедным, старым! Однако они не получили ни Нобелевской, ни Пулитцеровской премии. Поэтому нам нужно понять, что официальные премии и награды имеют весьма невысокую ценность, и нужно иметь мужество признать это.

Наш философский ответ на вопрос о том, как «я», «ты», «он» могут превратиться в «мы», основывается на том, что можно было бы назвать антикультурой, противостоящей материалистической культуре, культуре в современном ее понимании. Он основывается на предложении новой культуры, на новом значении молодости, новом значении риска, на умении правдиво отражать жизнь, на умении видеть деревья такими, какие они есть, на умении слышать, понимать и чувствовать шум бегущей воды. И это украсит нашу жизнь. Нам нужно уметь общаться с людьми, уметь разговаривать с ними без предвзятости, с уверенностью, что в душе каждого мужчины, в душе каждой женщины существует некто, внимающий простым и правдивым словам.

Наше «Я», наша душа подобна птице, томящейся в клетке. Ее можно услышать, ее можно увидеть, но у этой души, у этого внутреннего «Я» нет свободы – она не может взлететь, она зажата в тисках материи и плоти. В противовес этому всеобщему «приговору» нам нужно создать новый вид культуры, которая, по сути, будет являться антикультурой. Нас не волнуют ни имена, ни определения. Нас больше волнует суть любого предмета и явления, благодаря которой мы можем узнавать деревья, животных, звезды, узнавать друг друга.

На этом основана наша акропольская позиция. Я знаю, я уверен, что во многих местах, не зная, что это такое, на «Новый Акрополь» наклеили бы какой-нибудь ярлык. Это элементарно: просто берется какое-нибудь явление, о котором не ясно, что оно такое, – но кто же осмелится сказать: «Я не знаю»? Еще в эпоху Сократа люди боялись сознаться в своем неведении. Если вы зададите мне вопрос о том, чего я не знаю, я вам просто отвечу: «Не знаю». Но очень трудно найти людей, которые признаются в этом. И когда кто-то говорит об «Акрополе», он берет первый попавшийся под руку ярлык и приклеивает его. И говорит: «Акрополь – это то-то». Однако «Акрополь» – это совсем не то и не это. На него нельзя приклеить ярлык, потому что еще не создан такой, который можно было бы приложить к «Акрополю».

Профессор Ливрага читает лекцию «Фивы: ключ к таинствам жизни и смерти».

Москва, сентябрь 1991 г.

«Акрополь» – это просто новая форма действия перед лицом жизни. «Акрополь» обращается к молодежи, но молодежи не только по плоти и крови. «Акрополь» обращается к тому, что греки называли «Золотой Афродитой», – к внутренней Молодости. Мы много раз говорили о том, что человек стареет не тогда, когда съеживаются клетки его эпителия, совсем нет. Человек стареет тогда, когда съеживаются его мечты. Человек стареет тогда, когда съеживаются его надежды. Есть старики 20 лет от роду, и есть молодые, которым за 80. Есть 70-, 80-летние люди, продолжающие творить, пишущие книги, картины, оставляющие свое послание. И есть 20-летние, но лишенные воли, жалобно вопрошающие: «Для чего я родился? Что мне делать? Я не знаю… Работать мне не нравится, учиться – тоже. Жениться – тоже. Нет, жениться – ни в коем случае». Эти люди, каков бы ни был их возраст, более чем стары. Они – мумии. Рамсес рядом с ними покажется юношей. Значит, то, что мы ищем, – это внутренняя молодость. Внутренняя молодость, которая преклоняется перед Истиной и перед силой в подлинном значении этого слова.

Порой, когда мы говорим о силе, нас упрекают: «Ах, вы жестоки!» Но мы не имеем в виду силу кулака, мы говорим о внутренней силе, которая заставляет зерно прорастать, а волны – набегать на берег, о силе, которая уводит Солнце за горизонт и заставляет двигаться звезды. Мы говорим об этой силе. Мы говорим о новой философии, помогающей раскрыть в нас эту силу, которая делает нас оптимистами, способными воплотить то, что мы хотим, способными оживить наши замыслы. Я не раз говорил вам: самые худшие кладбища – это не кладбища людей в наших городах. Худшие кладбища – это кладбища мечты в наших сердцах. Это все наши неудавшиеся дела, то, чего мы не смогли совершить, то, чего мы не смогли достичь: человек, с которым мы так и не встретились; мечта, которую мы не смогли воплотить на Земле; книга, которую не смогли написать; стихотворение, которое от нас скрылось; картина, которую мы не создали. Все это – внутренние поражения, внутренние кладбища, те кресты, которые мы носим в себе.

Нам нужна новая жизненная сила, которая позволит нам быть оптимистами перед лицом жизни и не просто начинать что-то, а начинать и завершать это так, как мы хотим. Нам нужна философия риска и мужества, способная противостоять материализму, который день за днем пытается опутать и раздавить нас. День за днем материализм наступает на нас, и мы мечемся в поисках еды, одежды, дома, света и в течение всего дня заняты тем, чтобы ублажить свое тело, полностью забывая о душе, о своем внутреннем существе, забывая о других человеческих существах.

С помощью этой силы, этой новой философии, этой новой концепции жизни, новой вертикализации нашего внутреннего существа наше «я» может общаться с «ты», и тогда рождается «мы». Рождается «мы», сложное и разнообразное, рождается «мы», которое, как лепестки лотоса, разделено, но в середине сходится в единое ядро. Примем же человечество со всеми его различиями, примем человечество со всей его полихромией. Будем уважать других, как самих себя. Но давайте осознаем, что за полихромией звучит лишь одна тема. Давайте осознаем, что за всеми звуками и за молчанием существует лишь одна воздушная вибрация. Отдадим себе отчет, что за всеми молитвами на всех языках мира стоит одна и та же Мистика, а за всеми людьми мира – одно Человечество.

Мадрид, 1977 г.

 

X. А. Ливрага

Историческая роль Рима и проблемы современности

Лекция

Когда говорят о Риме как об империи, как правило, утверждают, что его миссией была реконструкция, восстановление элементов эллинистической культуры в искусстве, литературе и науке. И это отчасти верно. Однако, если Древний Рим в каких-то своих элементах и наследует эллинизму, все же надо признать, что на древнем полуострове было много самобытного, делающего Рим уникальным явлением. Его корни идут не только от таких малоизвестных народов, как тирренцы или сабиняне, но и от одной из великих империй – империи этрусков. То, что сегодня мы не можем прочитать их древние трактаты, не дает нам основания отрицать влияние, которое этруски оказали на развитие других цивилизаций.

Я много путешествовал по Европе и всегда рассказываю своим ученикам, что в каждой стране есть нечто замечательное, достойное внимания; что в каждой стране можно увидеть следы в камне – будь то арка, стена, каменная плита – с глубоко человечным содержанием, которое сумел вложить в них Рим. Из раздробленного эллинского мира, из разделенного на части, фрагменты и течения мира Александра Рим сумел создать единое целое, соединить все. Он создал плавильную печь, в которой из разных металлов возник удивительный сплав – римская цивилизация. Сколько мы могли бы говорить о Риме, как много нам могут поведать эти древние камни! Во время одной экскурсии в местечко Сегобрига в Кастилии я увидел огромную расколотую мраморную плиту, на которой по-латыни было написано: «Смотри, о странник, здесь прошли легионы Августа. И помни, мы проходим быстро, подобно ветру». Сегодня цитируются лишь последние слова этой фразы, все остальное забыто. Но разве даже в этих словах не чувствуется нечто истинно римское, нечто великое? Разве в этих словах не слышится нечто от оракулов?

Вспомним одну легенду времен начала существования Рима, далекого 507 года до н. э., когда пала древняя монархия. Царь этрусков не смог взять приступом город, впоследствии названный Вечным, и подверг его осаде. Отважный римский юноша вместе с небольшой группой людей (сейчас их назвали бы «коммандос») попытался убить завоевателя. Но он ошибся, потому что некоторые приближенные этрусского царя были одеты лучше своего господина – сейчас этого, наверное, не бывает, но цари древности были царями не столько по одежде или регалиям, сколько благодаря своему авторитету и любви к своему народу, – и случилось так, что вместо правителя юноша убил его писца. Храбрец был пойман и на допросе сказал, что единственное его желание – убить царя. Его спросили: «Ну и сколько вас, желающих убить царя? Кто вы?» Юноша не отвечал. «Что ж, если не скажешь, мы будем держать твою руку в огне до тех пор, пока не заговоришь». Гай Муций Сцевола (так звали юношу) сам положил руку на огонь и держал ее, пока от руки не остались лишь обуглившиеся кости. И только тогда сказал царю: «Есть еще триста юношей, которые тоже поклялись убить тебя». – «Мы пришли, – сказал царь, – чтобы сражаться с людьми, а не с богами. Если таких, как ты, сотни, тогда нам лучше уйти».

Обратите внимание, что именно после этих событий появился символ – ладонь руки, который позднее стал символом Мира Августа (Pax Augusta). Что такое Мир Августа? И кем был Август? Давайте не будем обсуждать эту тему исключительно с точки зрения истории. Это можно прочитать в книгах или услышать на других лекциях. Но я философ. И я расскажу вам об Августе и о его «безумии», его чудесном «безумии». О «безумном» стремлении объединить народы – людей различных рас, убеждений, людей, говорящих на разных языках.

Ara Pads (Алтарь Мира) Августа. Мрамор. 13~9 гг. до н. э. Рим

Давным-давно, две тысячи лет тому назад, Август был гражданином мира. Он построил алтарь – Ara Pads, Алтарь Мира. Алтарь с раскрытой ладонью, являющейся символом мира и согласия между всеми людьми. Он созвал правителей разных стран, представителей различных религий, всех и отовсюду, чтобы создать великое Государство, кровоточившее сердце которого должно было исцелиться. И он провозгласил Согласие как самое разумное, самое прекрасное, самое гуманное и самое естественное равенство. Что такое Согласие – Concordia? Чем оно было для Августа? Что такое римское Согласие? Для Августа оно означало то, что означает и само слово concordia – «сердце с сердцем». Сегодня, пытаясь объединить людей на основе равенства, мы забываем, что одинаковое отталкивает друг друга, а противоположности притягиваются. Забываем, что за днем следует ночь, а за холодом – жара; забываем, что основой семьи является не связь мужчины с мужчиной или женщины с женщиной, а союз мужчины и женщины. Согласие Мира Августа было единством. Что получится, если мы захотим все уравнять, сделать одинаковым, если скажем, что эта картина такая же, как та, что столбы равны лампам или что светильники равны полу? Чтобы быть гармоничным, этот зал нуждается в разных предметах: ему нужны колонны, потолки, кресла, ковры, разные столы, нужна люстра, освещающая всех нас, нужен и этот красивый узор паркета. И Август это понял, Август открыл Согласие, не исключающее индивидуальности; Согласие, не подавляющее индивидуальность, не требующее, чтобы люди отказались от собственной силы, от того, что каждый несет в себе. И прежде всего, он дал возможность каждому жить с честью – с той древней честью, которая и сегодня присутствует в мире, но сокрыта от большинства глаз.

Единство, о котором мы говорим, было присуще даже рабам Рима. Во времена Августа один из городов был окружен варварами. Воины вышли на битву и были побеждены. В городе остались женщины, дети и рабы. Услышав о поражении, рабы обратились к своим госпожам: «Разрешите нам сражаться! Дайте нам оружие, дайте нам доспехи ваших мужей, и мы будем бороться». В это время катапульты забрасывали город посланиями: «Если этот город падет, женщины и дети будут предоставлены рабам, и рабы смогут ограбить дома и сжечь все, что захотят». Узнав об этом, рабы стали настаивать на своей просьбе и наконец получили разрешение. Вооружившись, они вышли на поле сражения и победили, а потом сложили в центре города большую пирамиду из оружия. Когда женщины спросили у них, почему они так поступили, рабы ответили: «Лучше быть рабами Рима, чем свободными в мире варваров».

Чему может научить нас это чувство чести, верность данному слову, которые в Риме были присущи даже рабам? Сегодня обещания ничего не значат. В те времена люди знали тайну силы данного слова. Вспомним того стража, охранявшего ворота Помпеи, который видел идущую с Везувия лаву, но остался на месте, так как не получил приказа оставить пост. Ему было приказано охранять ворота, и приказ не был отменен. Ему не было сказано: «Охраняй ворота от врагов, а не от лавы с Везувия». Ему сказали просто: «Охраняй ворота». И он остался там, перед воротами, с обуглившимися ногами, остался, встретив лаву с Везувия на своем посту. В истории Рима были люди, способные бросать вызов царям; рабы, бросавшие вызов целым армиям; стражи, которые не отступали перед грозной силой Природы. Откуда эта сила? Откуда эта мощь? Откуда этот идеал, каким являлся Рим?

Рим – это не город, не место. Рим – это центр, фокус, мощный источник, освещающий весь мир. Рим вобрал в себя все самое ценное, что было у других народов. Часто, говоря о Риме, его оценивают несправедливо. Говорят о развращении, об упадке. Конечно, было и это. Рим был сильно развращен, и он пал… Но почему пал Рим? Рим пал потому, что однажды был велик. Горе тем народам, у которых никогда не будет возможности пасть! Пасть может лишь тот, кто был велик. Несомненно, есть народы, которые умирают «детьми», умирают карликами. Они так и не смогли подняться, не смогли стать чем-то – и поэтому, естественно, не могли пасть. Говорят, что в Римской империи были бездны безнравственности. Да, это так. Но, с другой стороны, Рим имел высочайшие вершины чести и достоинства. Видели ли вы когда-нибудь горы, у которых есть пики, но нет склонов и пропастей?

В чем заключается наш Идеал, который мы называем Идеалом «Акрополя»? В стремлении опираться на самое лучшее, видеть вершины, а не пропасти. Мы стремимся вспоминать великих людей, а не карликов, помнить великие триумфы, а не поражения. У нас есть Идеал, корни которого уходят глубоко в землю и в память предков. Это Идеал великого мирового гражданства, при котором все люди могли бы быть римлянами не по происхождению, а благодаря высокому уровню культуры, нравственности, в силу глубокого чувства, которое нельзя почерпнуть из книг, ибо оно не относится к сфере интеллектуального. Это такое же наследство, доставшееся нам от предков, как вода, как земля.

Иногда мы забываем, что можно учиться у природы. Мы изучаем историю по книгам. Но давайте учиться и у воды. Вода падает с высоких облаков, спускается с гор и неустанно движется к морю, удаленному иногда на тысячи и тысячи километров. И вода бежит, струится по скалистым горам, среди утесов, она течет, преодолевая препятствия, течет, сопровождаемая песней водопадов, течет, даря жизнь новым деревьям и сметая все препятствия. Свободная, она, вернувшись в море, снова испаряется, чтобы подняться к небу; и так она движется по кругу от жизни к смерти, от смерти к жизни.

Рим научил нас тому, что можно иметь Столицу Мира. Он научил нас, что все дороги ведут в Рим. Иными словами, все дороги могут привести к центру силы и духовности. Знаете ли вы, что на римских дорогах (как и на древних дорогах здесь, в Америке) первыми пропускали тех, кто возвращался из Рима, а не тех, кто шел в Рим? Ибо возвращавшиеся из Рима несли с собой дух великой Столицы, и люди уступали дорогу тем, кто нес в себе этот дух. Сегодня мы не уступаем дорогу тем, кто является носителем духовного; по правилам дорожного движения мы пропускаем тех, кто движется справа.

Мы живем в эпоху техники, но, друзья мои, техника же и убивает нас. Она позволяет нам путешествовать, общаться, но посмотрите: единственное, что усовершенствовалось, – это машины, но не люди. Человек, управляющий космическими аппаратами, не стал лучше тех, кто стоял у кормила римских кораблей. Расти должен сам человек. Он должен обрести самого себя. Поэтому мы предлагаем новый Гуманизм, несущий в себе нечто от Рима. Речь идет не о гуманизме, опирающемся на преходящие ценности, а о Гуманизме, корнями уходящем в глубь Истории; о Гуманизме, который основан на Согласии и дает возможность жить «сердце с сердцем». Это не интеллектуальное согласие, а единение сердец. Это Согласие, благодаря которому мы можем видеть брата и в человеке с другим цветом кожи, и в человеке другого вероисповедания, поскольку в нем также живет жажда созидания.

Вспомним старого Катона, который пахал землю, когда к нему пришли с вестью, что он должен занять трон. Он сказал: «Дайте мне закончить эту борозду. Правители уходят, а борозды остаются». Безусловно, сегодня мы считаем борозды маловажными, недооцениваем все то, что исходит из земли, все то, что обладает внутренней глубиной. Мы забыли, что именно в этой глубине заключается сила нашей цивилизации. В ней заключалась мощь латинского мира – не во власти машин, а в чести. Вы задавались вопросом, почему римский воин был так храбр, даже стоя лицом к лицу с противником, собирающимся его атаковать и превосходящим его по силам? Римский воин нес в себе дух Рима, он чувствовал себя частью Империи, частью возвышенной и сильной Идеи. Человек силен и велик настолько, насколько силен и велик Идеал, который он несет в душе. Человек, узнающий в другом своего брата, брата по Согласию, брата, с которым он может идти вместе, способен преодолеть все препятствия, выйти из всех кризисов.

Идеи Единства, Согласия, Духовной Силы – это идеи, которые не умирают. Эти идеи, посеянные или даже втоптанные в землю, снова прорастают, подобно семенам. Тот, кто сеет семена, обязательно увидит мириады новых, выросших в колосьях. Те, кто сеют идеи Гуманизма и Духовности, кто стремятся посеять чувство чести, которое оберегало Рим, сеют семена, и однажды в будущем они увидят поля с новыми колосьями и новыми семенами чести, новую силу, новую мощь.

Арка Септимия Севера в Риме. 203 г.

Этому научил нас Рим. Он научил нас также, что первично не золото, а качество души. Рим показал, что мы можем преодолеть пропасти, построив мост на прочных опорах. Он убедил нас в том, что люди, которые кажутся сломленными, могут вновь обрести силу, позволяющую достичь любой цели. Рим научил нас силе Слова, божественной силе Слова, того Слова, о котором говорят все религии. Цицерон говорил, что Слово – это самая мощная из всех сил, что оно ведет армии, что перед его силой отступает мощь монархов. А что сказал Марк Аврелий, прибыв в Александрию, когда его приветствовали с поднятой рукой, как цезаря? Глядя на своих друзей, друзей по риторике, он сказал: «Мне бы больше понравилось, если бы вы просто обняли меня». Когда его спросили почему, он ответил: «Цезари приходят и уходят, а Риторика остается». Риторика, та Риторика, которую нам завещал Рим, – это Риторика триумфа и силы, это не обычная риторика.

Сегодня в мире, где мы живем, мы постоянно сталкиваемся с одной и той же проблемой. И это не проблема демократических или недемократических форм правления. Есть лишь одна форма в разных ее аспектах и окрасках – я называю ее «карликократией», «правлением карликов». Все стали карликами; одни говорят, что мир должен быть желтым, другие – что он должен быть зеленым, но все они – карлики. Если говорят об искусстве, то не ищут вдохновения у великих Мастеров Духа, не вдохновляются космическим Величием, не вдохновляются тем, что находится в Душе, тем, что Божественно. Говоря о политике, все сводят к массам; к людям относятся так, будто они пельмени в упаковке или шарики в коробке; все – карлики. Если речь идет о литературе или о поэзии, великих людей истории стараются представить мельче, чем они есть. С помощью психоанализа пытаются найти их слабости, жаждут любыми способами выявить их ошибки, недостатки, найти у великих темную, плохую сторону. Если говорят о святой Терезе Авильской, спрашивают, не было ли у нее фрустрировано либидо. Если говорят об Августе, утверждают, что он был великим Императором, но тело у него было слабое, и поскольку он не смог стать гладиатором, то вообразил… и т. д. и т. п. Я слышал, что снимается фильм о любовных похождениях Иисуса. Оказывается, некоторые считают, что Иисус передал человечеству свою доктрину Любви не потому, что нес в душе великую весть, а потому, что был охвачен мирской любовью и, не имея возможности реализовать это чувство, скажем так, ненароком приобщился к высоким материям. Это и есть то, что я называю карликократией, это как масса все пожирающих муравьев, это то, что принижает все и вся. Поэтому мы советуем молодым людям в «Акрополе» изучать Рим, ибо Рим имел много недостатков, но карликом он не был никогда. Римляне были гигантами, а их супруги – героинями, подобно той, которая спросила Юлия Цезаря, возвращавшегося из боевого похода: «О Цезарь, шестеро моих сыновей были в легионах. Скажи мне, что с ними?» Натянув поводья, Цезарь СКЭ.ЗЭ.Л: «Матрона, плохие вести. Скорблю, но твои сыновья погибли». На это матрона сказала: «Цезарь, я не спрашиваю, живы они или нет, я спрашиваю, исполнили ли они свой долг». – «Да, матрона, они исполнили свой долг. Они умерли как герои, умерли за своих Орлов, умерли за то, во что верили глубоко и искренне». Со слезами на глазах, но со светлым сердцем она повернулась к своим родным и рабам: «Идемте. Пусть сегодня вечером будет праздник, ибо сыновья мои погибли за родину». Такими были женщины Рима, такими были его мужчины, такой была их идея: они ощущали себя Орлом – символом Империи, который обладал силой подняться высоко над горизонтом, глядя вдаль.

Если вы отправитесь туда, то найдете следы величия, мудрые слова, остатки огромных стен. Это следы гиганта… Там прошел гигант, там прошел Рим.

Сантьяго, 1972 г.

 

X. А. Ливрага

Последний триумф императора

«Государство будет процветать, когда править будут философы, а правители станут заниматься философией» (Платон).

Эта фраза была одним из любимых высказываний императора Марка Аврелия – настоящего императора-философа, или, как сам он предпочитал, чтобы его называли, философа на троне.

Его конная статуя выполнена из бронзы, размеры ее несколько превышают натуральные. Обе части этого скульптурного изображения – фигуры всадника и взнузданного коня – полые, основа их сделана из бронзы. Вся статуя покрыта позолотой и весит более двух тысяч килограммов.

Создание ее относится, очевидно, ко второй половине II века н. э., примерно к 170 году. Эта статуя не разделила судьбу многих других, переплавленных в Средние века, лишь благодаря тому, что ее приняли за скульптуру Константина, первого императора, который принял христианство уже в зрелом возрасте. Впрочем, Константин продолжал исполнять функции великого понтифика и сохранил большую часть верований, унаследованных им от предков. Но если вспомнить, что всего лишь через 200 лет – два века спустя – Рим разграбили варвары и в это время стали вновь использоваться предметы, учения и верования, принадлежавшие древним языческим культам, если вспомнить, что все это происходило в атмосфере полного невежества и крайнего фанатизма, то ошибки подобного плана уже никого не удивят.

Девять лет назад скульптура покинула свое привычное место в Капитолии – она была снята с постамента эпохи Возрождения и отправлена на реставрацию. К тому времени позолоты на ней практически не осталось. Отчасти это объясняется чистым благоговением людей, которые на протяжении многих веков прикасались к статуе, считая, что это приносит городу удачу и процветание. Существовало поверье, что, пока цела скульптура, Риму ничто не угрожает, но стоит ей исчезнуть, как вместе с ней исчезнет и город и настанет конец света.

Автор этих строк четыре года назад имел возможность увидеть эту статую в Институте реставрации. Части статуи хранились отдельно друг от друга, их восстановлением занималась группа специалистов – весьма немногочисленная, испытывавшая острый недостаток технических средств и финансов, как это нередко бывает в средиземноморских странах. Впрочем, объем необходимых реставрационных работ оказался не очень велик, и при наличии нужных средств они могли быть выполнены гораздо быстрее – в течение нескольких месяцев. Окончание реставрации было приурочено к 12 апреля 1990 года. Парадоксально только то, что причиной этому послужило открытие чемпионата мира по футболу! Чемпионат привлек в Италию миллионы туристов – именно для них старались реставраторы.

Но за четыре года до этого спешить им было некуда… Я помню сваленные в беспорядке материалы и инструменты. А те, кому это восстановление было доверено, проводили у скульптуры несколько часов в неделю. Даже неспециалисту с первого взгляда становилось ясно, что для восстановления статуи этого явно мало. В ответ на вопросы о сроках окончания реставрации любезные молодые люди, сопровождавшие меня по институту, пожимали плечами и с чисто итальянской беспечностью отвечали: «Примерно… Да кто знает!»

И вот в один из дней переменчивой римской весны, точнее, 12 апреля, без широкой огласки и особой торжественности обе части статуи были доставлены на прежнее место. Несколько полицейских машин и мотоциклистов охраны сопровождали два красных грузовика. Первый вез статую императора с вытянутой вперед рукой, опущенной ладонью вниз в римском приветствии, – жест, означающий одновременно и благословение.

И тут произошло чудо.

На пути следования процессии стали собираться люди, которые воодушевленно аплодировали и встречали появление статуи древним приветствием: «Аве, Император!» Над статуей кружил вертолет, обеспечивавший ее безопасность… Но эта предосторожность была явно излишней. Абсолютно все выражали свою любовь и глубокое почтение императору-философу. И хотя один из антифашистских законов Италии запрещает поднимать в приветствии правую руку с опущенной ладонью, тысячи людей в порыве, идущем из глубины души, именно этим жестом встречали статую императора. В этом порыве и в этом жесте не было ничего политического, и никому даже в голову не приходило связывать их с мрачными событиями Второй мировой войны. Просто жители Рима, так же как и почти 18 столетий назад, вдруг ощутили свою сопричастность новому триумфу императора. Сияющая в еще неярких лучах весеннего солнца простертая рука словно в последний раз благословляла заполнивших улицу людей. Народу было так много, что кортеж продвигался со скоростью пешехода. Движение, обычно интенсивное в эти утренние часы, было полностью парализовано. Но на этот раз многоголосье автомобильных гудков звучало не протестующе, а приветственно, и, наверное, никто из автомобилистов не сетовал на задержку, поскольку ее причиной была не обычная пробка. Водитель одного из автобусов со счастливой улыбкой сказал вездесущим репортерам: «Сердиться? Что вы! Разве можно сердиться на Императора?»

Колоссальную бронзовую статую всадника, словно бы слитого воедино со своим боевым конем, первоначально решили поместить в музей и закрыть колпаком из бронированного стекла. Но это решение вызвало неоднозначную реакцию многих. Известные деятели культуры, истории, ответственные чиновники, включая советника из Министерства по вопросам окружающей среды, выступали за то, чтобы статуя императора была поставлена на открытом месте у всех на виду – чтобы любой желающий мог прикоснуться к ней руками. В конечном итоге взяло верх мнение, что сильно загрязненный воздух может существенно повредить бронзу и особенно сохранившуюся местами позолоту.

Было предложено на старое место скульптуры поставить ее копию. Но никто в Италии пока не спешит изготавливать эту копию, и дальше разговоров дело не пошло. К тому же очень многие высказываются против замены реликвии подделкой. 20 апреля президент Италии Коссига посетил скульптуру императора в Капитолийском музее, где ей отныне суждено стоять.

Это событие, пробудившее интерес миллионов, показало, что в коллективном подсознании людей все еще сохранилось нечто загадочное, подлинное и удивительное, трогающее и объединяющее всех, и это «нечто» не следует оставлять без внимания. Кем же был в действительности этот император-философ?

Тот, кому суждено было стать императором, известным под именем Марк Аврелий, происходил из знатной римской семьи и родился в Риме в апреле 872 года от основания города, то есть примерно в 121 году н. э.

Согласно мифической истории, по материнской линии он был потомком царя салентийцев, а по отцу происходил от Нумы Помпилия. В шестилетнем возрасте от императора Адриана он получил титул всадника, и уже это было исключительным событием. Император даже хотел назначить его своим прямым наследником, но это оказалось невозможным, так как противоречило законам Рима: избранник был еще слишком молод. Итак, Адриан назначает своим наследником Антонина с условием, чтобы он, в свою очередь, передал власть Марку.

Его настоящее имя было Анний Вер. Означает оно «Истинный», «Справедливый»; а еще называли его Verissimus – «Самый истинный», «Справедливейший» из рода Анниев. Император Адриан дает ему полное имя Марк Аврелий Антонин Вер.

Законы Древнего Рима разрешали цезарям передавать власть не физическим наследникам, а тем, кого они считали своими духовными преемниками. Усыновленный Антонином Пием Марк Аврелий учился у многих выдающихся философов, в том числе у стоика Аполлония. С раннего детства его жизнь протекала в императорском дворце. По преданиям, многое указывало на уготованное ему великое будущее. В числе прочих предзнаменований упоминается ритуальная игра, в которой юноши пытались набросить корону на голову гигантской фигуры бога Марса. Лишь брошенная Марком Аврелием корона удержалась на голове изваяния.

Посвященный во многие таинства, в том числе Элевсинские и Митры-Думузи, будущий император отличался простотой и строгостью нрава. Уже в ранней юности он нередко удивлял и тревожил своих близких, которые даже склонны были считать его серьезно больным. Он очень любил древние римские ритуальные традиции, а по своим взглядам и мировоззрению был очень близок к ученикам стоической школы. Он был блестящим оратором и диалектиком. В 161 году Марк Аврелий принял на себя заботу об империи и ответственность за ее дальнейшую судьбу, разделив эту ответственность с цезарем Луцием Вером, также приемным сыном Антонина Пия.

В то время Марку было около 40 лет. Его мудрость и ярко выраженная склонность к философии, которая была его призванием, помогли ему успешно править империей и справляться с обязанностями императора. Он провел необходимые юридические реформы, успешно руководил войском. Не страшась лишиться популярности, он изменил правила гладиаторских боев, сделав их менее жестокими; также он сражался против терроризма, который, усиливаясь на этнической и религиозной почве, становился для империи все более и более серьезной проблемой.

Его деятельность особенно благотворно сказывалась на восточных государствах, которым он вернул мир и процветание.

Избрание августом не изменило жизнь Марка Аврелия, который по-прежнему придерживался учений и советов стоиков и был крайне прост и воздержан во всем, отдавая предпочтение и уделяя много времени философским размышлениям. Это помогало ему не поддаваться предрассудкам своей эпохи, что и послужило для некоторых современных историков основанием считать его атеистом.

В 139 году он женился на Фаустине, красивой, но распутной женщине. Философ не осуждал ее; напротив, он всегда выражал свою признательность за терпение и благосклонность, с которыми она слушала его стихи. Несмотря на то что ему приходилось подавлять восстания, то и дело вспыхивавшие на окраинах империи, и отражать многочисленные вторжения варваров, которые уже тогда начали подтачивать ее мощь – что в конечном итоге, несколько веков спустя, привело ее к падению, – Марк Аврелий никогда не терял хладнокровия. По свидетельству его советника Тимократа, жестокий недуг (рак печени?) причинял императору ужасные страдания, но он мужественно переносил их и несмотря ни на что обладал невероятной трудоспособностью. Много раз он получал право на триумфы – особые пышные торжества, которые, согласно специальным декретам римского сената, устраивались в его честь и во славу его военных побед.

На Марсовом поле была воздвигнута величественная мраморная колонна, увенчанная бронзовым скульптурным изображением императора; ее окружала огромная библиотека. На поверхности колонны по спирали были высечены сцены, запечатлевшие подвиги Марка Аврелия. Сейчас этот памятник находится на площади Колонна, перед зданием «Нового Акрополя» в Риме, и мне посчастливилось увидеть его внутри, подняться по древним ступеням, которые недавно были отреставрированы.

Конная статуя Марка Аврелия в Риме

В эпоху позднего средневековья христиане сбросили и переплавили статую Марка Аврелия, и сегодня колонну украшает заменившая ее статуя святого Петра.

Смерть императора была таинственной. Существует предположение, что он был отравлен неким слепцом, который предложил ему съесть яблоко, разрезанное отравленным ножом. Думается, что слепец действовал по приказу Коммода, сына Марка Аврелия, – тот имел основания предполагать, что завещание императора окажется не в его пользу, и спешил расправиться с отцом, прежде чем оно будет составлено. Смерть пришла к Марку Аврелию в местечке Сирмия, ныне Митровица, в окрестностях Вены. Императору было тогда почти 59 лет, шел 12-й год его правления.

Во время военной кампании, в походных шатрах, жертвуя часами ночного отдыха, он создавал подлинные шедевры философии морали и метафизики. Сохранилось 12 книг его воспоминаний, написанных на греческом языке, которые назывались «К себе самому». Сегодня они известны под названием «Размышления».

Говорят, что в императоре было заложено такое глубокое понятие чести, что, не имея средств на проведение одной из военных кампаний, он продал и заложил все, что принадлежало ему лично и его семье, включая драгоценности и одежду. Торги продолжались около двух месяцев – столь велики были его богатства, с которыми он не пожалел расстаться. Когда же средства были собраны, император с войском выступил в поход и вскоре одержал блистательную победу. Радость подданных и любовь их к императору были так велики, что они сумели вернуть ему значительную часть принадлежавших ему богатств. Мало кто получал подобные доказательства всеобщего поклонения и преданности. При этом Марк Аврелий по-прежнему был прост и неприхотлив в быту. Он мало спал, был умерен в еде и воздержан в прочих удовольствиях.

В своих «Размышлениях» он благодарит всех, кого знал, и, как в случае со своей супругой, упоминает лишь достоинства этих людей, сколь бы малы они ни были, и благородно умалчивает о недостатках. Из всех вдохновлявших его философов с особой теплотой он пишет об Эпиктете и Максиме – благодаря которому, пишет Марк Аврелий, он научился не позволять себе быть терять равновесие в тяжелых обстоятельствах и испытаниях, сохранять присутствие духа и чувство юмора в любой ситуации, чтобы не огорчать своих близких. Император также благодарит богов, ниспославших ему вдохновение, которого, как утверждает, он был недостоин, так как хотя и был императором, но повелевал лишь частью земли, а она, в свою очередь, была мельчайшим среди мириад небесных тел бесконечной Вселенной.

Колонна Марка Аврелия Риме. 180–192 гг.

Он пишет, что не следует гневаться на людей, ибо многие из них просто не умеют отличать добро от зла, как слепой не может отличить белое от черного. Посему зло в человеке Марк Аврелий воспринимает как болезнь, как некое умственное расстройство, которое нужно пытаться лечить и исправлять собственным добрым примером, стремлением установить гармонию с богами и людьми. О философии он говорит, что это лучшая из существующих в нашем мире религий, ибо все таинственное обычно смущает только не закаленных духом. Он утверждает, что не следует ничего бояться, ибо «что может произойти с быком, что было бы не свойственно быку; или с пчелой, не свойственное ей; и что может случиться с человеком, кроме того, что было бы свойственно человеку?» Он считает, что ничто не исчезает, просто все постоянно изменяется согласно законам всеобщей гармонии. Ему принадлежат слова: «Познай себя; внутри тебя бьет источник добра, который не иссякнет, если непрестанно углублять его»; «Когда ты будешь умирать, пусть дух твой остается спокоен, ибо тот, кто будет сопровождать тебя, добр по природе. Он будет милостив к тебе».

Вот каким был ты, Философ на троне!

И граждане Рима, забывшие большую часть того, что ты завещал им, тем не менее любят тебя и опять, как и много веков назад, воздают тебе почести.

Это твой последний и самый большой триумф.

Аве, Император!

 

X. А. Ливрага

Боевые искусства и рыцарские ордены

Не желая смириться с образом жизни, основными чертами которого стали слабохарактерность и бегство от трудностей, люди обращаются к древним боевым искусствам в попытке постичь смысл понятий силы и чести, к которым всегда стремился человек. Но в этом поиске, не всегда имеющем четкие цели, они обычно довольствуются лишь внешними, а значит, поверхностными результатами, ограничиваются попытками дать определения как сложным и абстрактным понятиям, так и конкретным разновидностям нетрадиционных форм противоборства. Этот поиск зачастую сводится к восприятию лишь материальной стороны, лишь внешних проявлений, имеющих экзотический характер, выходящих за рамки привычного. И хотя главными в этом поиске являются идеи мужества и добродетели, люди подчас легко ограничиваются лишь видимостью открытия таинственного и далекого мира.

Поэтому все, кто ищут силы и порядка, справедливости и долга, боевые искусства стали воспринимать как исключительную принадлежность Востока. При этом совершенно упускается из виду, что и Запад хранит глубокие традиции в этой области. Забывается и то обстоятельство, что в условиях непонимания и отсутствия необходимых познаний и способности распознавания боевые искусства, как и другие учения, могут быть полностью утраченными.

Поэтому необходимо провести грань между воинской философией и боевыми искусствами. Воинская философия одна, а боевых искусств может быть множество (собственно, столько, сколько существует их разновидностей на Востоке и на Западе). Воинская философия (исп. martial) – это философия, основанная на символике Марса. Она подразумевает борьбу противников, цель которой – установление всеобщей гармонии. И борьба, и сопутствующая ей гармония могут находить свое воплощение в различных формах боевых искусств, или, другими словами, в различных проявлениях воинской философии. Все боевые искусства, вопреки общепринятому мнению, объединяет то, что ни одно из них не имеет ничего общего с разрушением. Война и драка – это не одно и то же.

Война с мраком и тьмой является наиболее достойным, пламенным, мужественным, непреклонным проявлением человеческой сущности. В борьбе двух противоположностей огонь противостоит тьме и, пробивая путь, несет свет, преодолевает невежество и пробуждает мудрость. Война всегда ведется в соответствии с определенным кодексом чести и теснейшим образом связана с религией. Участвовать в войне может лишь человек, отдающий себе отчет в том, что его тело не представляет никакой ценности, что оно – не более чем жертва, приносимая на алтарь судьбы во имя Бога и братьев-людей.

Напротив, драка – это насилие. В ней на первый план выступают вопросы личной выгоды, мнимых ценностей и классовых привилегий, продиктованные грубым и примитивным стремлением к обладанию теми или иными материальными благами.

Осознавая, что суть справедливой войны – это своего рода мистический взлет высшего сознания, отрешение от телесного и материального, мы попытаемся в этом кратком исследовании показать, чем являлась война в разные времена и в разных странах для людей, в чьих руках было практически одно и то же оружие.

Японские традиционные стили кендо («путь меча») и джиу-джитсу

То, что теперь принято называть восточными боевыми искусствами, берет свое начало в Северной Индии и в отдельных районах Тибета и Китая. Древнейшим из боевых искусств, имевшим свою школу, является карате {karate-do), или «путь пустой руки» (в переводе с современного японского).

В Китае зародилась разновидность ритуального танца, известная под названием тай-цзи цюанъ (tai-chi chuan), которая состоит из серии упражнений, направленных на достижение контроля над эмоциями. Этот танец дал начало китайскому карате, известному под именем кун-фу, которое отличается по стилю большим «артистизмом», чем его японский прообраз. Еще одна его разновидность, со своими особенностями стиля, распространилась в Корее под названием тейквондо (tae-kwon-do).

Все эти виды боевых искусств проникнуты религиозным содержанием, которое в свое время в них заложили буддисты. Кодексы боевых искусств также имели буддистскую основу. Самый известный из них – японский Бусидо. Он представлял собой свод нравственных норм, регламентировавших жизнь касты японских воинов – самураев.

Вообразив состояние, когда эстетическому удовольствию, которое доставляют движения, сопутствует сила, концентрация, энергия, жизнь в постоянной готовности умереть или убить, защищая справедливое дело, и осознание того, что каждое действие совершается во имя Бога, мы сможем составить представление о том, что такое ци (Ы). Ци – это энергия, возникающая в человеке и вследствие концентрации приливающая к его рукам, к кистям и пальцам рук. При правильном использовании эта энергия вызывает ощущение холодной силы, силы без радости и боли, основанной на чувстве долга. При концентрации в момент удара хорошо натренированная «человеческая машина» издает глубокий звук, и уже не человек наносит удар, а «нечто», находящееся в нем, «нечто», не знающее страха, ибо страх исключает возможность действия человека. В таком состоянии легко умереть или убить без колебаний. Осознавая это, буддисты разработали очень жесткий моральный кодекс как неотъемлемую часть этого искусства, не допускающую его превращения в разрушительную силу.

Западную аналогию боевых искусств и своего рода квинтэссенцию понятий чести и доблести мы находим в рыцарских орденах. Еще не канули в лету традиции древнего ордена рыцарей Круглого Стола, воплощенные в почти мифическом образе Короля Артура. Все действия, совершавшиеся членами рыцарских орденов, имели ритуальный характер. И рыцарь, и оруженосец, и конь являлись своего рода символами самой жизни. Конь олицетворял материальное начало, рыцарь – духовное, а оруженосец – психику, связующее звено между материальным и духовным. Он ухаживал за конем, чтобы тот мог служить рыцарю.

Морихэй Уэсиба, легендарный основатель айкидо, демонстрирует один из приемов своего искусства

Оружие и облачение ТЭ.ЮК6 были исполнены скрытого смысла. Они служили для рыцаря постоянным напоминанием о его миссии на земле – защищать Справедливость. Древнее оружие, изготовленное из металлов специальной закалки в особые, благоприятные в астрологическом отношении периоды, вручалось рыцарю во время магической церемонии. Меч и ножны, так же как рыцарь и конь, отражали двойственность. Меч символизировал твердую, непреклонную волю, ножны – материальную оболочку, личность человека, заключающую в себе эту волю. Покоясь в ножнах, меч не ранит. Им можно нанести удар, обидеть, но не убить.

Ножны – это только инертная материя; лишь обнаженная воля может проникать, рассекать, ранить. Щит является знаком рыцарской чистоты (поэтому у еще одного мифологического персонажа, сэра Ланселота, был белый щит). Копье было символом правды, кинжал – милосердия, шлем – чести, чувства собственного достоинства, кольчуга символизировала замок, крепостную стену, воздвигнутую для защиты от пороков и прегрешений, плащ указывал на то, как много уже сделано и как много еще предстоит, и, наконец, герб и девиз представляли и отличали тот символ во плоти, каковым являлся рыцарь.

О священной войне говорится в одной из книг великого древнеиндийского эпоса Махабхарата – Бхагавадгите. На первый взгляд, речь в ней идет о борьбе родов Пандавов и Кауравов за владение городом Хастинапура. Арджуна – один из принцев рода Пандавов. Именно в его сердце и развернется настоящая война. Как все смертные, Арджуна опасается приближения момента истины. Ему предстоит сделать выбор: либо ступить на путь перемен в стремлении к высшему, либо остаться обычным человеком. Арджуна стремится к полету, к войне, но боится взлететь и сражаться, так как ему неведомы священные боевые искусства, призванные помочь человеку победить самого себя.

Арджуна, стоящий перед выбором между малодушием и волей к действию, являет собой прообраз воина, соединение всех черт того, кого мы называем борцом, самураем, рыцарем, героем… В нем необычным образом сочетаются свирепость и кротость, твердость и поэтичность, мужество и скорбь, решительность и тревога. В этом он ничем не отличается от средневекового рыцаря, отправлявшегося в путь, чтобы защищать своего короля, свою землю и тех, кто нуждался в его покровительстве.

Кришна, учитель Арджуны в Бхагавадгите, говорит: «Знай, что всякий раз, когда добродетель и справедливость покидают этот мир и в нем воцаряются порок и несправедливость, Я, Всевышний, являю себя как человек среди людей и, просвещая их, сражаюсь с пороком и несправедливостью за возвращение справедливости и добродетели из века в век».

Король Артур получает меч Экскалибур от Девы озера. Миниатюра из рукописи XIV в.

В «Книге о рыцарских орденах» Раймунда Луллия мы читаем: «В этом мире все меньше остается места милосердию, верности, правде и справедливости. Все более вытесняют их вражда, вероломство, несправедливость и ложь… Лишь только в этом мире стали обесцениваться идеалы справедливости и милосердия, тотчас возникла потребность в том, чтобы вернуть им прежнюю значимость, и путь к этому лежит через устрашение».

Рыцарь и дама. Миниатюра из рукописи XIV в.

Бхагавадгита утверждает: «Как поступает наилучший, так и другие люди». А в «Книге о рыцарских орденах» говорится: «Король или принц, разрушающий рыцарский орден в себе самом, разрушает не только рыцаря в себе, но и тех рыцарей, что служат ему».

В мистических войнах главное не слава побед и не горести поражений. Внешние стимулы не представляют никакой ценности, значение имеет лишь победа над самим собой. Бхагавадгита говорит: «Выполняй свой долг без всякой иной причины, кроме собственно долга, не задумываясь, обернутся ли для тебя добром или злом последствия его выполнения». Древнекитайский полководец Сун-Цзы утверждал: «Быть побежденным можно лишь по собственной вине, а оказаться победителем можно лишь по вине противника». Обе цитаты свидетельствуют о пренебрежении к наградам, о бренности мирской славы и о высоком чувстве долга.

Очевидно, секрет боевых искусств заключается скорее в разумном приложении силы, нежели в чрезмерной агрессивности или использовании разнообразного оружия. Наполеон утверждал, что успех на войне достигается не большим числом, а хорошей организацией и дисциплиной войск. Это созвучно рекомендациям китайского полководца Се-Ма: «Малая армия может добиться лишь малого преимущества; но эти малые преимущества, многократно повторенные, дают ей возможность достичь своих целей». Здесь вновь речь идет о разумном применении силы в самом широком смысле – о терпении, благодаря которому небольшие преимущества становятся слагаемыми великой победы.

На поле боя нет места страху смерти, а потому нет и самой смерти. На память приходят слова из Бхагавадгиты: «Так и бесстрашный воин не боится смерти», с которыми перекликается изречение китайского полководца У-Цзы: «Всякий воин должен смотреть на поле боя как на место, где окончатся его дни. Если он будет пытаться выжить, он погибнет. Если, напротив, он не боится смерти, ничто не угрожает его жизни».

Рыцарь, воин, полководец – это не обычные люди. Самой миссией, возложенной на них, они наделены особым превосходством, которое не выразить словами. Оно определяется делами и поступками этих высших людей. В Бхагавадгите говорится: «Лишь глупец тщеславно мнит: я делаю это или я сделал то. Но мудрец видит за иллюзорным причину и следствие всякого действия». А «Книга о рыцарских орденах» утверждает: «Оруженосец – тщеславный, недалекий, нечистый на слова и одежду, жестокосердный; алчный, сквернослов, вероломный, ленивый, раздражительный и похотливый; пьяница, обжора, клятвопреступник, имеющий также массу иных пороков, – в некотором смысле необходим рыцарскому ордену».

Боевые искусства действительно учат борьбе с тьмой; но победа над ней является результатом постижения ее иллюзорной сущности, неспособной выдержать наступление света. В этой борьбе воин расстается со страхом и уже не ожидает в унынии начала войны, но сам ищет приложения своим силам. «Великий полководец не ждет, когда его призовут. Напротив, к нему приходят за помощью» (Сун-Цзы). Фридрих II говорил: «Лучшими сражениями являются те, в которые вынуждаешь вступить врага». Эту мысль иллюстрирует также психологический образ из Бхагавадгиты: «Чувства… уже ни связывают, ни опьяняют меня, ибо я постиг их».

Итак, мы убедились в том, что боевые искусства не служат насилию и разрушению, которые свойственны низменным страстям. Единственно приемлемым в этом смысле является разрушение изъянов и пороков преходящей человеческой натуры. Победа в войне должна стать результатом подлинно мистического действа, в котором участвуют все добродетели и лучшие качества личности. Война и религия неразрывно связаны друг с другом в стремлении одержать верх над силами тьмы во имя света.

Воинская философия исходит из dialexis – противоборства двух сил, ведущего к assesis – высшему проявлению этих сил в гармоническом единстве. Ограниченность же материалистических направлений невоинской философии заключается в том, что они основываются именно на dialexis, не возвышаясь до assesis.

Стало привычным мнение, что боевое искусство принадлежит к числу примитивных достижений человечества и что ему нет места в мире, где царит единство и согласие. На это мы возразим, что примитивным является то, что связано с жестокой дракой, а не с войной в символическо-мистическом понимании этого слова. Все народы, имевшие высокоразвитую цивилизацию – как древние египтяне, китайцы, японцы, так и персы, римляне, ацтеки, – блистали выдающимися достижениями в военной области. И во всех этих мировых культурах идея войны была равнозначна религиозной идее.

Для оруженосца, готовившегося к посвящению в рыцари, великой честью была возможность достойно проявить себя в любви к Богу и почитании Его, ибо без этого как рыцарь он не мог бы внушать чувства любви и почитания другим людям. Лишь тот, кто принимает путь, указанный Богом, и следует ему, может впоследствии управлять людьми и увлекать их за собой. Лишь тот, кто постиг мир небесный, способен, используя все свои силы и способности, содействовать его приходу на землю. Лишь тот, кто ощутил на себе воздействие Божественного, осознает, что знамена очищаются в огне, сгорая и исчезая в жарком пламени побед и поражений, но никогда не смываются водой простых человеческих страстей, ценой потери Чести.

 

Д. С. Гусман

Философия – школа жизни

В дискуссии об утопиях, мечтах и реальности сегодня мы поговорим о философии. А говорить о философии значит говорить о многом.

Что такое философия? Утопия? Может быть, ибо философия содержит в себе много того, что осуществится в будущем. Мечта? Да, ибо она пронизывала мечты великих людей всех великих цивилизаций. Реальность? Да, ибо я уверена, что все люди, сами того не зная и не имея никаких ученых степеней, в душе философы. Я уверена, что любой человек, задающий себе определенные вопросы и в моменты одиночества стремящийся понять, кто он на самом деле, уже является философом.

Что такое философия? Я не люблю жестких определений. В жизни мне приходилось изучать их в большом количестве, и я поняла, что в таких случаях заучивание наизусть приносит мало пользы, а достойным внимания является лишь то, что запечатлевается как след в душе. Если идти дальше общеизвестных философских понятий, которые по-разному трактовались на протяжении веков, если не ограничиваться указанием отдельных целей и задач философии, то можно сказать, что философия – это великое искусство, великая наука, особый, глубокий подход к жизни. Этот подход требует научного обоснования, ибо, если кто-то спрашивает, он ждет ответов на свои вопросы. Этот подход нуждается в искусстве, ибо не все можно выразить словами, и ответы, которые мы хотим получить, не могут иметь произвольной формы. Что же это за подход к жизни? Жить не вслепую, а с открытыми глазами и открытым сердцем, не бояться проникать в таинства, окружающие нас, не бояться всматриваться во Вселенную и задавать вопросы о ее загадках, о загадках человечества и о нас самих. Именно в этом едины все народы, ибо каждый раз, когда человек спрашивает себя, как ему жить в согласии с законом Вселенной, он встречается с Богом и отражает Божественное тысячью разных способов.

Это не означает, что философия и религия тождественны, но это также не означает, что философия исключает религию: философией могут быть наука, искусство, религия и многие другие самые разнообразные занятия. Это нечто столь всеобъемлющее и универсальное, что иногда действительно грозит превратиться в великую утопию. Среди всех определений философии есть одно, которое мне особенно нравится. Я столько раз повторяла его на своих лекциях, что могу повторить еще раз в этой статье, поскольку, как и в искусстве, здесь повторения никогда не излишни – наоборот, они помогают нам лучше понять то, о чем говорится. Я очень люблю определение, которое приписывается Пифагору. Рассказывают, что, когда знаменитости той эпохи обратились к Пифагору и с великим почтением назвали его мудрым, он ответил на это: «Нет, я не мудрый. Я только любящий мудрость…» Из этого греческого выражения (phiko sophia) родилось слово philosophos – тот, кто любит Мудрость, любит именно потому, что ею не обладает, кто чувствует, что еще многого не знает и что ему многого не хватает. Поэтому он ищет мудрость, стремится к ней. Когда мы называем себя философами и тем самым невольно сравниваем себя с Пифагором, вполне очевидно, что мы еще слишком малы и, чтобы приблизиться к этому великому человеку, нам нужно пройти еще долгий путь. Но, по крайней мере, мы спокойно можем назвать себя «фило-фи-ло-софами», а это подразумевает многочисленные попытки стать хотя бы на один шаг ближе к Мудрости, сильную любовь и много ступеней, которые еще надо преодолеть, чтобы достичь той великой Любви, о которой говорил Пифагор, любви к Мудрости, несущей в себе сильнейший импульс, подталкивающей нас к тому, чего нам не хватает, к тому, в чем мы поистине нуждаемся.

Платон говорил, что мы любим не то, что имеем, а то, чего нам не хватает. Именно любовь ведет нас к тому, чего нам недостает, к тому, что дополняет нас, делает нас более совершенными. Осознание того, что Мудрость существует и что мы ею не обладаем, очень полезно, поскольку заставляет нас хоть что-то делать. Такая любовь помогает нам выйти из собственной скорлупы, сломать барьеры эгоизма, построенные из «я хочу», «мне нравится», «меня волнует». Ибо, когда мы начинаем смотреть на таинства Вселенной другими глазами, перед нами открываются многие двери и внутрь нас самих, и – гораздо чаще – вовне. И чем глубже мы понимаем то, что нас окружает, тем больше получаем возможности понимать других людей.

Сегодня, многие века спустя после Пифагора, после тех философов, которых считают утопистами, философия значительно отличается от того, чем являлась прежде. Я почувствовала это на собственном опыте, изучая ее в университете. Помню, что меня тревожило постоянное ощущение неудовлетворенности. Сегодня философия – это нечто весьма абстрактное: много слов и много понятий, трудных для восприятия. Когда человек имеет лишь такое представление о философии, он старается держаться от нее подальше, и эта реакция вполне естественна. Сегодня философия превратилась в изучение истории философии, взглядов и мыслей философов всех времен и народов. В самом этом изучении нет ничего плохого: в каждую эпоху соблюдались определенные нормы и были философы, которые считались хорошими и пользовались всеобщим уважением, в то время как других запрещали и считали плохими, достойными презрения. Но когда проходит некоторое время, все меняется: плохие становятся хорошими, а те, кого считали достойными уважения, оказываются по другую сторону – история философии также подвластна переменчивым законам моды. Сегодня, к сожалению, философия уже не связывается с чем-то практическим и полезным в жизни. Представления о философии как о своего рода утопии, не имеющей никакой пользы и применения, имели неблагоприятные последствия, особенно в прошлом и нынешнем веках, когда как следствие стали рождаться и брать верх многие материалистические идеи. Например, в Испании и в некоторых других странах – к счастью, немногих – решили исключить философию из школьных и университетских программ обучения, поскольку было непонятно, зачем она вообще нужна. В результате всего этого люди стали избегать философии, так же как человек, не нашедший смысла жизни, избегает оставаться наедине с самим собой. Сегодня в людях много душевной пустоты, неуверенности в себе, и мы не должны удивляться тому, что всюду встречаем коррупцию, беспорядок, природные катастрофы. Ибо, когда человек не находит в себе внутреннего стержня, он теряет возможность идти вперед.

Тридцать лет в «Акрополе» я изучаю философию и еще несколько лет до того изучала ее в университете, – ей я посвятила большую часть своей жизни. И хотя мне часто говорят, что все это ни к чему и не имеет никакого смысла, я продолжаю отвечать вопросом на вопрос: «А великие проблемы бытия, наши тревоги и волнения – где же можно найти их решение? Что делать со всем тем, что возникает где-то глубоко внутри, когда мы остаемся наедине с самими собой? И зачем жизнь, зачем смерть, какой смысл в боли, почему мы стареем, почему с нами случается то, что случается? Ради чего существует страдание, и почему мы можем переходить от страдания к радости, от радости к страданию, и что переносит нас, словно ветер, из одного состояния в другое? Почему у нас возникают страхи, почему – сомнения?» Когда в нас рождаются такие вопросы, мы вынуждены либо искать ответы, либо продолжать жить в постоянной тревоге, как человек, надевший на глаза повязку и не желающий ничего видеть. Когда есть неясности и вопросительные знаки, нет лучшего способа, чем продолжать формулировать вопросы, ведущие нас к поиску ответа. Когда Сократ говорил: «Я знаю только то, что я ничего не знаю», – он говорил это не для того, чтобы смириться с таким положением вещей. Это было одновременно и признание того, что многое ему неведомо, и та загадочная точка отсчета, с которой начинается путь поиска: «Я буду познавать больше, ибо нуждаюсь в большем…» Проходят века, но человек продолжает ставить перед собой все те же вопросы. И достаточно появиться хотя бы одному-единственному ответу, чтобы философия вновь стала и полезной, и нужной. Философия – великий учитель, ее уроки – уроки жизни. Жить полноценно – это самое трудное, и почти никто нас этому не учит.

Возможно, мы не станем мудрыми, но, по крайней мере, у нас будет чуть меньше страхов, чуть меньше сомнений, чем раньше; мы, наверное, еще не будем способны созерцать великую Истину, но уже начнем обретать уверенность.

Вопросы о главном: «Кто я такой? Что делаю здесь и сейчас, ради чего живу? Откуда я пришел и куда иду?» – это лишь форма, помогающая нам учиться жить. Искусство жить состоит в том, чтобы изо дня в день пытаться ответить на эти вопросы, чтобы понимать смысл боли и страданий. Философы Востока, столь древние, что мы уже зачастую затрудняемся определить, когда они жили, говорили, что боль – это инструмент сознания. Когда кто-то счастлив, смеется и радуется, вряд ли он будет задавать себе вопрос: «Почему это со мной происходит?» Пожалуй, мы, люди, чаще извлекаем истинные уроки тогда, когда страдаем. Искусство жить учит, что каждый раз, когда мы испытываем боль, мы должны остановиться и задать себе вопрос: «Почему я страдаю? Чему пытается научить меня жизнь в данный момент? Что стоит за этой болью? Какой важный урок я могу извлечь из всего этого?» Когда философ учится жить, Судьба всегда ставит перед ним определенное испытание, и если он его преодолевает, то может уже с полной уверенностью ждать следующего, зная, что пройдет его, пробуждая новые внутренние силы души и понимая, что ему предстоит еще многому поучиться у жизни.

Искусство жить – это также способность придавать жизни и другим людям ту ценность, которую они имеют. Горько слышать, как молодые люди говорят: «Я не просил, чтобы меня рожали…» – в этих словах словно звучит серьезный упрек. Упрек кому? Я не знаю, просили ли мы или нет у кого-то разрешения, чтобы прийти в эту жизнь. Но дело в том, что мы уже здесь, и поэтому мы должны научиться придавать жизни ту ценность, которую она имеет, ибо она является поистине великим подарком. Невозможно хотеть научиться жить и при этом позволять себе волочиться, ползти по жизни – в преодолении этого также состоит искусство жить полноценно. Вместо того чтобы быть бревном, которое течение реки бросает то в одну, то в другую сторону, нужно суметь превратиться в лодку с рулем и веслами, научиться управлять собой и сражаться с течением жизни.

Разве философия, это искусство жить, лишь для немногих? Нет, она для всех. В любой момент и в любом месте нам нужен кто-то, кто мог бы направить нас в этом искусстве жить полноценно. Нам нужен Учитель. Философия дает нам глубокое понимание того, что такое Учитель и что такое Ученик.

Невозможно рассуждать о философии и не говорить о воспитании. Я заглянула в словарь, чтобы посмотреть, что значит воспитывать, и нашла такие замечательные понятия, как «руководить», «направлять», «наставлять». Прочитав, я подумала, что в словаре все это выглядит хорошо, но в жизни не каждый воспринял бы это с восторгом: никто не хочет быть руководимым, направляемым, наставляемым. Сегодня многие предпочитают чувствовать себя свободным, а не учиться. Мы на первое место ставим свободу и только потом познание. Но, тем не менее, воспитывать означает именно направлять, руководить, уметь показывать путь. Воспитывать может только тот, у кого душа воспитателя, ибо он способен почувствовать человека, проникнуть в его внутренний мир и увидеть все, что в нем заложено. Он способен пробуждать, развивать и усиливать все те загадочные внутренние достоинства и потенциалы, которые часто остаются скрытыми или по тем либо иным причинам угасают. Если у самого человека не находится сил для того, чтобы извлечь эти потенциалы из глубин своей души и проявить их, если никто не может помочь ему, направить его в этом процессе, то они будут оставаться скрытыми или подавленными до конца жизни.

Основатель «Нового Акрополя» и мой учитель профессор Ливрага много говорил о воспитании. Он объяснял, что под воздействием воспитания выходят на свет самые глубокие и подлинные внутренние качества человека. Основной принцип и функция воспитания заключены даже в самом слове, обозначающем это понятие: educere переводится с латинского как «извлекать наружу то, что находится внутри». Платон говорил, что философ иногда выполняет роль повивальной бабки. Когда мы рождаемся физически, всегда есть кто-то, кто помогает нам появиться на свет. Для духовного рождения было бы очень полезно, чтобы рядом находился философ, тот, кто дает нам новую жизнь. Мы рождаемся заново именно в ту минуту, когда философ начинает работать с нами, чтобы пробудилось и проявилось все скрытое, что мы несем в себе, когда он помогает связать в одно осмысленное целое все наши идеи, внести порядок в наши чувства, спокойствие и уверенность – в нашу душу. Профессор Ливрага говорил, что истинная педагогика развивает в человеке его способность к познанию: она воспитывает не искажая, информирует не обманывая, пробуждает душу и те внутренние силы, которые заложены в каждом человеке.

Основные принципы искусства воспитания, согласно Платону, заключены в четырех добродетелях, которые были так же ценны и необходимы тысячи лет тому назад, как и в наше время: храбрость, самообладание, благоразумие (умеренность) и справедливость.

Быть храбрым не означает быть безрассудным, а значит быть сильным и жить с достоинством. Самообладание – это способность управлять собой, всегда находить справедливую меру и возвышенное, духовное равновесие. Слово «благоразумие» может толковаться по-разному. Быть благоразумным означает быть мудрым; только знающий человек может быть поистине благоразумен. Человек незнающий всегда неосторожен и неблагоразумен: он очертя голову бросается в любое приключение и, не имея никаких критериев, всегда действует раньше, чем думает. Конфуций говорил, что благоразумный человек думает об одной проблеме два раза. Думать один раз – слишком мало, а думать три раза – это уже слишком много. Два раза – именно то, что требуется. Это и есть благоразумие, это и есть мудрость.

Хорошее воспитание формирует и трансформирует. Хорошее воспитание – это внутренняя алхимия. Научившись чему-то, мы уже не можем оставаться такими, какими были прежде. А если в нас ничего не изменилось, это значит, что в действительности мы так ничему и не научились, что мы просто запомнили, зазубрили массу вещей, о которых на самом деле ничего не знаем. Воспитание формирующее и трансформирующее, как говорил нам профессор Ливрага, никогда не навязывается людям и никогда не форсирует процесс пробуждения души. Никто не имеет права ломать человеческую личность. Воспитание, о котором мы говорим, должно освободить нас от многочисленных недостатков, зависимостей, от страхов и сомнений. Когда мы сумеем сбросить с себя весь балласт, мешающий проявлению нашей истинной природы, «отдать швартовы», чтобы наш корабль мог отправиться в плавание к новым далям, наша душа вновь почувствует себя поистине свободной. Воспитание, формирующее личность, призвано помочь нам учиться тому, как познавать. Нам необходимо учиться на практике, поскольку мы уже стали слишком инертными. Мы слишком засиделись на месте, нам не хватает опыта. Мы должны стать самими собой. Шаг за шагом нам предстоит встречаться с маленькой долей таинств внутри и вне нас, осознавая, что даже одна эта маленькая встреча гораздо прекраснее, чем отсутствие ее, чем то состояние, когда не знаешь, что такое твое Высшее «Я» и где его искать.

Я подобрала два изречения на эту тему, одно из них принадлежит Платону, а другое – профессору Ливраге. Платон говорил: «Как прекрасен этот божественный огненный порыв, вдохновляющий тебя на поиск сути и смысла всех вещей и явлений! Продолжай упражняться в нем столько, сколько могут выдержать твоя душа и твое тело. Продолжай укреплять его, даже если на первый взгляд тебе покажется, что он ни на что не годится, даже если вульгарные люди назовут его лишь красивым пустословием. В противном случае Истина ускользнет из твоих рук и покинет тебя».

Как мало изменился мир! Уже два с половиной тысячелетия тому назад молодые люди, собиравшиеся вокруг таких философов, как Сократ и Платон, говорили им, что поиск сути и смысла всех вещей является лишь абсурдным пустословием. Платон возражал этому, утверждая, что на поиск смысла нас всегда вдохновляет божественный огненный порыв, и добавлял: «Делайте это, пока вы молоды, ибо потом может случиться, что этот огненный импульс покинет вас и будет навсегда утрачен вами…»

Когда мы спрашивали профессора Ливрагу: «А что мы будем делать, когда состаримся, когда перестанем быть молодыми?» – он отвечал: «Молодость – не в лице, не в теле, не в отсутствии морщин… Она живет в Душе человека». Он рассказывал о Золотой Афродите, загадочном божестве древних греков, об Афродите вечно молодой, вечно сияющей, вечно прекрасной, живущей в каждом из нас. И если мы прожили полноценную жизнь, принесшую спокойствие совести, внутреннее удовлетворение и новые познания, то каждый раз, задавая себе вопрос «сколько мне лет?», мы сможем ответить: «Какое значение имеет мой возраст? Я все равно молод, и у меня впереди еще много дел».

Профессор Ливрага учил нас, каким прекрасным на самом деле является наш век, открывший столько новых дверей, столько возможностей пользоваться благами технического прогресса. Наука уже позволила нам полететь на Луну, и теперь настал черед философии дать нам возможность совершить еще более удивительное путешествие – путешествие к глубинам человеческой души.

Всех нас привлекает возможность проникнуть в тайны самих себя; и когда это великое таинство начнет совершаться, тогда нам надо будет проделать обратный путь – с открытой душой к сердцам живых людей, ищущих любви и понимания; иными словами, стать философами через воспитание и по-настоящему живыми – через философию.

 

X. А. Ливрага

Искусство всегда быть философом

Это искусство сегодня почти забыто. Мы выросли в суматохе постоянных изменений, вечного движения, к которому нас побуждает то скука, то фантазии нашей психики.

«Старый мир», в котором мы живем, все еще крепко держит нас – своими пустыми привычками, «маленькими радостями», пестротой религиозных форм, уже лишенных сути, и отупляющим материализмом.

Нам очень не хватает способности остановиться и внимательно посмотреть вокруг – а ведь это один из способов увидеть самих себя. Мы идем попирая все и вся, без размышления, без реального участия в жизни Природы, которая есть проявление Божественного.

Мы забыли и то, что дорого, близко сердцу, пусть даже оно маленькое и незначительное, но зато наше, родное, оно согревает душу и укрепляет дух. Иногда даже кажется, что мы утратили любовь ко всему этому.

Думаю, пора воскресить забытое искусство всегда быть философом.

У нас под рукой Платон, в нашем распоряжении «Тайная Доктрина», хорошая библиотека… Но достаточно ли этого?

Что значит быть философом? Учиться, вести занятия, читать лекции, узнавать то, что прежде было неизвестно? Да… но не только. Необходимо чувствовать сокровенную реальность всех вещей и уметь жить ею. А для этого недостаточно только лишь делать те или иные упражнения, садиться в определенные позы, изнурять тело постом и воздержанием или ударяться в другую крайность. Нам не хватает чего-то другого, более возвышенного. Нам не хватает понимания того, что есть нечто на первый взгляд незначительное, но на самом деле великое и очень важное.

Я знаю также, что, будучи весьма несовершенным, мало подхожу для того, чтобы быть идеальным примером философа. Но раз уж я оказался в поле вашего зрения и чувствую потребность поделиться с вами маленькой долей своего жизненного опыта, я попытаюсь преодолеть вполне естественное смущение и расскажу одну историю из собственной жизни. Не все можно передать словами, но я хочу поделиться своим опытом в надежде, что он окажется вам полезен.

Пару месяцев я жил на острове Майорка, куда приехал, чтобы писать новую книгу и вновь испытать очарование древней магии моря.

Как-то раз мои спутники отправились за покупками, а меня, чтобы не искать стоянку, оставили в машине.

Вечерело.

Передо мной по главной улице двигался нескончаемый поток туристов: небольшой рыбацкий городок летом превращается в туристический центр. Из боковой улицы, уже погруженной в темноту, я мог видеть все происходящее, не замечаемый никем, как будто из другого измерения.

Я видел спешащих в разные стороны людей. Машины, мотоциклы, велосипеды с трудом прокладывали себе путь в людском потоке. Я видел парочки влюбленных, полностью поглощенных друг другом, и стариков, которых роднила неторопливость и отчасти общие воспоминания. Бегали дети, увлеченные своими играми, которые для взрослых остаются загадкой.

Мне подумалось, что если бы вдруг все услышали, что Истина находится там-то и там-то и что ее можно увидеть собственными глазами, то все ринулись бы к ней. И поэтому каждый раз, когда я вижу людей, идущих каждый в свою сторону, сердце подсказывает мне, что ищут они вовсе не Истину. Каждый пытается приблизиться к своей собственной истине, отражающей, как правило, его желания, стремления, да и вообще все что угодно.

Я увидел первые звезды, совершающие свой путь по небу, и старый парусник, в неподвижности ожидающий на верфи нового плавания.

Мной овладело странное чувство. Я понял, что могу быть философом, не вспоминая ни Гераклита, ни Канта.

Откуда-то ко мне пришло осознание, что постоянное движение вещей и живых существ, ищущих чего-то, пусть даже бессознательно, тем не менее, является естественным и достойным уважения. Бог есть во всем и во всех, в каждом пути, в каждой надежде, в каждой ностальгии. Упустить возможность увидеть это Божественное присутствие во всем – великая ошибка. Но еще большая ошибка – перестать из-за этого быть философом. Ибо именно понимание этой истины привело меня к тем маленьким откровениям души, о которых я вам рассказываю, и ко многим другим осознаниям, о которых храню молчание, не находя слов, чтобы выразить невыразимое.

Вдруг я почувствовал, что со всеми людьми меня связывают какие-то загадочные узы. Вспоминая о том, что писал великий поэт Амадо Нерво, я ощутил, что каким-то таинственным образом все люди стали моими братьями… Бог… Я сам… Жизнь… Время… Пространство… Все переплелось и объединилось во мне.

Я был ребенком, бегал и играл; я был влюбленным и шел, не замечая ничего, кроме своей любви; я был стариком и брел, с трудом передвигая ноги, по улицам, где проходил тысячи раз; я говорил на немецком, английском, французском, испанском, итальянском, шведском. Я был звездой, плывущей по небу, и старым кораблем, застывшим на верфи.

Эти несколько минут я жил великой истиной, непоколебимой уверенностью, покоем и волнением одновременно.

И я понял, что в это мгновение был философом – философом, каким не могут сделать ни титулы, ни звания, ни книги.

Да, просто философом… И это было так прекрасно!

Поэтому я вам об этом и рассказываю.

И если многие из вас все еще не понимают, о чем я говорю, пусть это их не тревожит. Я тоже до конца не понимаю. Я просто делюсь с вами маленьким откровением души, внутренним, тонким, но интуиция подсказывает мне, что оно чрезвычайно важно.

Не приоткрылась ли в этот миг грань забытого искусства – великого искусства быть философом всегда и везде?

Я искренне верю, что это так.

Попробуйте как-нибудь и вы – не пожалеете.

 

X. А. Ливрага

Капельку вежливости, господа!

Этимологически слово «вежливость» (cortesia) происходит от древнего cortes – «дворы». При дворе правителя обычно собирались философы, художники, писатели, политики, экономисты, судьи, врачи, все профессионалы и выдающиеся, достойные люди, которые рассматривали важные государственные вопросы и принимали решения. Согласно Платону, это были объединения людей, которые своими талантами, знаниями и способностями приносили пользу и служили обществу. Именно поэтому они несли ответственность за все важные дела в государстве. Слово «государство» на латыни звучало как respublica («общее дело»); отсюда и произошло понятие «республика».

Во всех известных нам культурах и цивилизациях древности существовали особые формы вежливости, регламентировавшие взаимоотношения между людьми. В эпоху так называемого западного Средневековья такие отношения формировались в узких кругах дам и рыцарей, а также в рыцарских братствах, где человек начинал свой путь с пажа и заканчивал посвящением в рыцари.

К сожалению, со временем многие из этих прекрасных и полезных традиций были забыты и даже полностью разрушены, а на их месте появились искаженные формы, содержащие в себе много фальшивого и искусственного. Именно эти формы дошли до наших дней, внедрились в массовую культуру и стали единственным проявлением вежливости. И поэтому сейчас, особенно среди людей среднего возраста, испытавших на себе все последствия послевоенного времени, вежливость стала отождествляться с неискренностью и фальшью.

И задача философов – спасти от забвения и возродить формы вежливости, которые помогли бы человеку не опускаться, не озвереть, заглушив все порывы души, и не поддаваться животным инстинктам.

Вежливость – это одно из проявлений благородства и любви, это узнавание всеобщего братства, далекого от классовых, этнических, половых, национальных, социальных и экономических различий. Это простой, но благородный способ воплощения первого принципа «Нового Акрополя» – объединять всех людей, независимо от их вероисповедания, расовой принадлежности и социальных условий, вокруг идеала всемирного Братства.

Делая подарок, каким бы скромным он ни был, мы обычно упаковываем его в многочисленные обертки и перевязываем цветными лентами, чтобы, прежде чем он выполнит свою непосредственную задачу, дорогой нам человек почувствовал, что мы думали о нем и от всего сердца хотели выразить свои самые теплые чувства. Точно так же любое наше слово или дело должна пронизывать способность отдавать и любить.

Я не знаю, какие качества – мужские или женские – усиливаются в человеке, когда он достойно отвечает на грубость и нетонкость. Но я точно знаю, что каждый – и мужчина, и женщина, – кто привносит во все, что он делает, капельку красоты, любви и вежливости, становится настоящим рыцарем и настоящей дамой, в высшей степени достойными уважения. Когда мы приветствуем друг друга пожатием руки, объятиями или поцелуем – в зависимости от обстоятельств, – каждый из нас в каком-то смысле становится актером. Под этим словом нам следует понимать то, что вкладывал в него император Август: актер – это активный и деятельный участник жизни, тот, кто что-то делает по-настоящему. Согласно законам театра Мистерий, истинный актер – это тот, кто, играя определенную роль, живет ею, становится своим персонажем и таким образом помогает увидеть все в новом свете. Своей игрой он вносит в роль нечто присущее ему самому, глубоко человечное, и благодаря этому украшает, облагораживает и делает более достойными вещи и события. Он преображает их так, чтобы каждый человек тем или иным образом мог почувствовать свою причастность к ним.

Нам следовало бы сделать усилие и отказаться от любых проявлений гнева, горечи, ненависти и обиды. Такой подход (даже если изначально он лишь внешний, но настойчиво и упорно поддерживается) проникает глубоко в душу – так шут из сказок, смеясь и смеша, сам заражается своей радостью, и она становится для него утешением в злоключениях жизни.

Существует очень много религиозных и политических идеологий, ставших причиной боли, страданий и слез многих людей, даже целых народов. Давайте дадим миру иное – радость, покой, согласие, счастье. Философ, которого могут привести в уныние любые, даже самые банальные, обстоятельства, – не настоящий философ. И еще в меньшей степени он является философом, когда выставляет напоказ свои проблемы, плачется о своих несчастьях всем знакомым, тем самым предъявляя лишь очередное доказательство своей слабости, духовной немощи и злоупотребления добротой других.

Пусть для нас станет привычным давать прежде, чем просить.

Мы должны избегать судить других. Ведь наша способность распознавать и критерии оценки слишком искажены предвзятостью наших мыслей и эмоций. Мы должны быть сильными и крепко стоять на ногах.

В мире и так хватает людей, которые много просят, ничего при этом не отдавая. Не стоит становиться одним из них.

И дело не только в деньгах. Пусть наши руки не будут пустыми! Наша сила, доброта и добрая воля должны быть в распоряжении всех. Мы должны работать много. Мы должны учиться, думать и просить судьбу лишь о самом необходимом… Но прежде всего надо научиться действовать со всей скромностью нашего сердца и благодаря этому победить в себе все проявления эгоизма. Скромность сердца – это внутреннее качество, которое нельзя путать с внешней разболтанностью и неопрятностью тела и одежды. Будем вежливы! Давайте каждый день и по-настоящему создавать мир новый, лучший. И жить в нем.

 

Д.С. Гусман

Оптимизм и философия

Мы посвящаем эту беседу нашему веку, столь искушенному в несоответствиях. Нам представляется, что ему свойственны некоторые противоречия, которые не всегда оказываются таковыми.

К сожалению, из-за нашего многословия слова тускнеют и постепенно утрачивают свое значение. Человеческая речь не только потеряла свое содержание, она стала бесполезной. Вместо средства, позволяющего нам понимать друг друга, обмениваться мыслями, появилось нечто эмоциональное, субъективное, выдуманное.

Слова перестали иметь рациональное значение, но появились значения, связанные с образами. Мы заменили разум эмоциями, мышление – воображением. Я подчеркиваю это, чтобы показать, в какой степени язык образов – плод прогрессирующего упадка разума – подорвал нашу способность проникать в суть понятий. Поэтому мы не знаем точно, ни что такое оптимизм, ни что такое философия, ни как они соотносятся друг с другом. Предполагается, что философ, познавший жизнь, не может быть оптимистом. Но почему? Если философия – это любовь к Мудрости, если это поиск знания ради того, чтобы разрешить всеобщие вопросы бытия, тогда философу необходимо быть оптимистом, ведь любое настоящее исследование обогащает. Очень важно, чтобы этот поиск был искренним, реальным, эффективным; это не только исследование, но и искреннее желание найти ответ, подлинная потребность и жажда души, которая хочет познавать и с пользой применять то, что уже знает. Что же такое оптимизм?

Если мы говорим о необходимости здорового оптимизма, было бы хорошо начать с его определения, уточнив также значение его противоположности, которую мы называем пессимизмом. Существует мнение, что быть оптимистом значит верить не только в «хорошее», но и в «лучшее». Оптимиста не удовлетворяет достигнутое, он желает чего-то лучшего, более совершенного.

Оптимист – это тот, кто считает, что наш мир безупречен, ибо создан совершенным Богом, и что мы, люди, живущие в нем, также единственны и неповторимы. Вера в то, что этот мир прекрасен (или, по крайней мере, более всего подходит для нашей эволюции), поддерживалась многими мыслителями на протяжении всей истории. Примером может послужить такой великий философ, как Платон. Философы Александрийской школы, в том числе Плотин, были оптимистами. Однако, чтобы прийти к оптимизму и вернуться к истокам жизни, им нужно было преодолеть некоторые черты собственной личности, не позволявшие видеть этот принцип, дающий уверенность. Святой Ансельм и святой Фома тоже были оптимистами. Что это означало для них? Может быть, жить мечтой об абсолютном совершенстве? Или это было погружением в воображаемое, в химеры?

Для мыслителей философских школ, о которых мы упомянули, быть оптимистом означало найти смысл жизни; знать, что жить – значит расти, развиваться, подчиняться циклам, которые ведут к цели; знать, что жизнь не случайна и в конце пути то, что мы считаем «хорошим», обязательно восторжествует над «плохим». Но поскольку не все философы рассматривали жизнь с позиции эволюции, возникла абсолютно логичная реакция – пессимизм.

Мыслителям-пессимистам неважно, что будет происходить завтра, их не интересует грядущая победа добра над злом. Значимым является «сегодня», и поскольку сегодня есть страдания, боль, ошибки, то нет оснований быть оптимистом. Именно это позволило Вольтеру назвать оптимизм верой дураков.

ФИЛОСОФИЯ И ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ

Мы увидели две позиции, которые кажутся непримиримыми. Это уже не философия и оптимизм, а оптимизм с одной стороны и пессимизм с другой.

Попытаемся обосновать философский оптимизм, не желая занимать промежуточную позицию, так как считаем возможным совместить две эти «непримиримые» противоположности.

С непосредственностью философа-ребенка, как говорил Аристотель, спросим себя: совершенен ли мир, в котором мы живем и частью которого являемся? Честно нужно признать, что нет.

Этот мир несовершенен; в нем не все плохо, но он не лучший из миров. Однако мы могли бы сформулировать вопрос по-другому: может ли этот мир стать лучше? Может ли он достичь совершенства? Скажем так: наш мир может стать лучше, но эта возможность предполагает определенные действия. Иными словами, мы говорим об оптимизме одновременно философском и практическом.

Позиция философского оптимизма такова: если что-то несовершенно, то его, как минимум, можно привести в порядок. И это не подчиняется чему-то невидимому, нисходящему сверху, а зависит только от нас, от наших усилий, наших рук, наших мыслей, представлений, оценок, нашей философской способности любить мудрость, не довольствуясь просто любовью, а стараясь становиться все мудрее. Сказав, что он не мудрец (sophos), а только philosophos, Пифагор сформулировал теорию философского оптимизма. Он не только выразил ее словами – он жил в соответствии с ней. Называя себя философом – любящим Мудрость, ищущим Мудрость, – Пифагор посвятил себя поиску истины и воплощению ее в жизнь, тем самым показав пример оптимизма не иллюзорного, а реального.

Многочисленные научные труды утверждают, что то, кем человек является в жизни – оптимистом или пессимистом, – никак не связано с философским оптимизмом, благодаря которому мы становимся лучше; они относят этот вопрос к области психики, к субъективно эмоциональному аспекту. Усталый, грустный, слабый человек, вероятнее всего, будет пессимистом, поскольку такое состояние психики приводит его к страху перед жизнью и всеми ее проявлениями. И, наоборот, человеку противоположного склада не составляет труда бороться с трудностями, находить общий язык с другими людьми и решать проблемы исходя из оптимистического настроя. Однако не все так просто. Нам представляется, что пессимизм и оптимизм не сводятся исключительно к психологии, где все зависит от настроения или характера человека. Ментальные и духовные факторы также влияют на формирование жизненной позиции в оптимистическом либо пессимистическом ключе.

ПЕССИМИЗМ

Причина пессимизма – материализм. Склонность рассматривать существование как нечто чисто материальное – это одна из тенденций, порождающих пессимизм. Доводы логичны: если мир абсолютно материален, то все, что мы видим, все, что нас окружает, незначительно, и больше ожидать нечего. Повседневная жизнь, полная боли, страданий, безнадежности, голода, смерти, лжи, катастроф, войн и несчастных случаев, не сулит нам ничего хорошего.

Тот, чьи представления основываются на материализме, легко может прийти к пессимизму, потому что для него быть счастливым означает владеть конкретными вещами, которые, будучи материальными, невечны, преходящи. Важно что-то иметь, но, когда уже обладаешь желаемым, появляется страх потерять это, внутреннее отчаяние, ведь приобретенное может тут же выскользнуть из рук. Мы даже не успеваем насладиться тем, что имеем, так как постоянно задаем себе вопрос: а надолго ли?

Желание обладать распространяется и на сферу чувств. Если мы любим человека, но любим его с тем же материалистическим подходом, то постоянно задаемся вопросами: как сильно нас любят, как долго будут любить, всю ли жизнь? Итак, мы видим, как ментальное представление, господствующее в последние годы, может сделать жизнь пессимистической. Рассмотрим другие факторы, которые, маскируясь под духовные, также приводят к пессимизму.

Существует тенденция к пессимизму псевдоэзотерического характера, связанная с неправильно понятыми философскими идеями, пришедшими с далекого Востока – далекого и в пространстве, и во времени. Очень часто в литературе встречается слово «карма». Напомним в двух словах, что Карма – это закон, который, согласно восточной философии, лежит в основе развития жизни. Его называют законом причины и следствия, так как все, что возникает во Вселенной, внутренне взаимосвязано, все события являются звеньями одной цепи. Таким образом, все происходящее взаимообусловлено – одно зависит от другого. Эта концепция, плохо интерпретированная, может породить пессимизм: все, что с нами происходит, – это «карма». Зачем что-то исправлять, какой смысл бороться, для чего подниматься над самим собой, если все – «карма»? Таким образом, вследствие искажения философских идей или духовных учений также можно поддаться пессимизму, который приводит к апатии, инерции, смерти при жизни.

ФИЛОСОФСКИЙ ОПТИМИЗМ

Вернемся к философскому оптимизму. Мы убеждены, что в жизни никто не способен быть абсолютным оптимистом: все мы иногда страдаем, испытываем боль. Но нет и абсолютных пессимистов, потому что, несмотря ни на что, мы все же продолжаем сражаться.

Начнем с низшего, материального плана. При правильном восприятии материя может привести к оптимистическому взгляду на жизнь. Достаточно пристально, неравнодушно посмотреть вокруг, чтобы увидеть красоту и совершенство всего, что с заботой и вниманием создано во Вселенной, как бы мало мы о ней ни знали. Законы, управляющие материей, организуют ее, а следовательно, превосходят. Материя отражает красоту. Хотя сама по себе материя темна, тяжела и тленна, она должна радовать сердце уже одним фактом присутствия в ней чего-то высшего, того, что ее очищает, возвышает, того, что своим прикосновением порождает в ней красоту.

Перейдем на психический план. Все мы испытываем переживания, ощущаем боль. Восточная философия, которая, сама того не желая, породила пессимизм и материализм, на самом деле учила нас гораздо более важному: страдание, боль – это двигатель сознания. Без страданий мы не воспринимаем окружающей действительности, ничто нас не трогает.

Боль и страдание – это не зло и не повод быть пессимистом. Их нужно рассматривать, по выражению стоиков, как школу жизни. Это означает воспринимать страдания как форму обучения, каждый раз выходить из испытаний омытыми и очищенными, с убеждением, что мы способны, приобретая собственный опыт, после перенесенных страданий становиться немного лучше, чем раньше.

Мы привыкли думать, что страдаем; мы жалуемся на жизнь, так как не всегда добиваемся всего, чего хотим. Здесь есть два варианта. Если нечто жизненно важно, правильно, честно, благородно и мы убеждены, что это действительно необходимо, то мы добиваемся этого, делая все возможное. А если горячо желаемое нами лишь результат временного увлечения, если нам только кажется, что желание идет из глубины души, то лучше от него отказаться. Нет потребности – нет страдания; нет ложных амбиций, которые нужно удовлетворять, – опять-таки нет страдания.

Не так просто определить, глубоко ли, подлинно ли то, к чему мы стремимся. Необходимо спросить себя, насколько устойчива наша потребность, насколько глубоко желание, стало ли оно частью нашего существа, подобно ли оно той жажде знания, мудрости, с которой мы просыпаемся и засыпаем, которую имеем в виду, когда говорим о философии.

Если потребность сохраняется долго, значит, она исходит из души. Если же эта потребность лишь каприз, прихоть, то достаточно не думать о ней, чтобы со временем желание пропало. Стало быть, боль и страдания, связанные с нашими амбициями, обучают и воспитывают, шлифуют нас, сглаживая те внешние потребности, которые не исходят из нашей сути.

Переходим на более высокий план: оптимизм в аспекте ментальном и рациональном. Такой оптимизм превращается в веру, в обоснованные и прочные убеждения, дающие смысл жизни, являющиеся опорой существования. Если, «приподнимая вуали», мы пытаемся постичь законы Природы, если действительно хотим понять происходящее вокруг нас, то, без сомнения, приходим к выводу, что все имеет смысл, и этот смысл придает нам уверенность и стабильность.

Древние говорили, что знать – значит мочь, а мочь – это упражнять свою волю. Тот, кто имеет сильную волю и использует ее для выполнения задач, пусть даже небольших, не может быть пессимистом.

ЭНТУЗИАЗМ

Невозможно быть пессимистом в области духа. Мы должны оставить в стороне все идеи, которые сталкиваются в нас как добро и зло, стараться избегать сосуществования в нас бога и дьявола, хорошего и плохого. Антагонистические ценности ведут в нас борьбу, превращая нас в наблюдателей, а это приводит к сомнениям и страданиям, к постоянной неуверенности. Не существует бога и дьявола – есть только Бог. Нет добра и зла – есть добро. Дело в том, что добро может выражать себя столь разными способами, что иногда мы не в состоянии понять этого и из-за своего невежества называем его злом.

Представим себе, что добро – это фокус света. Из него, как из высшего источника, свет изливается на всю Вселенную. Если нам удастся оказаться возле точки, откуда расходятся лучи, и мы поднесем к ней руку, то на нее попадет максимальное количество тепловой и световой энергии. Если же мы окажемся на значительном расстоянии от светового пучка, то рука получит меньше энергии, поскольку свет рассеялся, распространяясь во все стороны. Зла не существует, оно заключается в нашем невежестве. Зло означает незнание, неведение, непонимание; зло – это страдание, потому что нам необходимо чему-то научиться; зло – это боль, вызванная неспособностью понять, что сделан неверный шаг.

Рассмотрев элементы философского оптимизма, мы приблизились к древней концепции, которую греки называли энтузиазмом.

Энтузиазм – en Theos, Theos en, «Бог внутри», «Бог в человеке». Проявлять энтузиазм – значит чувствовать Божественное в себе, испытывать счастье, зная, что мы представляем собой нечто большее, чем скорлупа из материи, в которую мы погружены, ощущать гордость, осознавая себя частью того, что выше всех ограничений времени.

Энтузиазм – это не пустой оптимизм, не поверхностная радость. Энтузиазм – это нечто внутреннее, исходящее из глубины души. Это то, что побуждает человека петь, молиться, любоваться Природой, искать Бога в листве деревьев, в полете птиц, в плывущих облаках. Это нечто большее, чем оптимизм.

Мы слышали, что оптимисты смешны. И не только Вольтер – в XX веке так считают многие. Нам говорят, что оптимизм – это философия, рассчитанная на будущее, но она не годится для настоящего, что оптимизм будет полезен только потом, так как он предполагает лучшее в грядущем.

Мы считаем, что это неверно. Оптимизм возможен в любых временных измерениях: когда он превращается в энтузиазм, нет ни одной частицы времени и пространства, куда бы он не проник.

ОПТИМИЗМ ЗАТРАГИВАЕТ ПРОШЛОЕ

Прошлое свидетельствует, что история циклична; по забывчивости или небрежности мы воспроизводим те же самые ситуации, совершаем те же ошибки или повторяем те же успехи, но все же раз от разу, понемногу мы растем. Прошлое учит нас, что существовали времена, когда Истина, Красота, Справедливость и Единство были ясно проявлены в материи. Но бывало, что все эти принципы уходили из этого мира, потому что не было каналов, через которые они могли бы проявляться.

Оптимизм есть в настоящем, потому что свой энтузиазм мы выражаем не вчера и не завтра, а сегодня, здесь и сейчас, и проявляем его, невзирая на трудности, я была благодаря им. Чему бы служил энтузиазм, зачем было бы проявлять надежность, волю и решительность, если бы на пути никогда не встречались препятствия? Тем более что мы сталкиваемся с ними ежедневно, стоит только протянуть руку. Но несмотря на это и даже благодаря этому, мы остаемся энтузиастами, так как корни Вселенной живут в человеке.

Оптимизм есть и в будущем, но это не мечта или утопия, в которой можно укрыться. Нас не интересуют грезы о лучшей жизни, уводящие от всего, что происходит в настоящем. Энтузиазм, оптимизм по отношению к будущему – это нечто совершенно иное. Это уверенность, которая есть сейчас, это реальный опыт, активное чувство, ясное и глубокое, которое омывает все существо человека. Быть энтузиастом – значит уже сейчас жить в будущем. Чувствовать, что новый и лучший мир, о котором мы столько раз говорили, не что-то далекое и недоступное. Ясно и определенно ощущать, что этот мир, новый и лучший, отделен от нас лишь плотной вуалью, и достаточно прикоснуться к ней, чтобы обнаружить, что будущее уже здесь, что мы дали ему жизнь и сделали его настоящим.

Энтузиазм – это пламя, которое горит в сердце человека и позволяет ему творить историю всегда: в прошлом, настоящем и будущем.