Я умер. Я навек смежил глаза свои. Вчерашний Прокл и ваш насельник, Клазомены, Сегодня — только тень, всего лишь пепел тленный, Без дома, родины, без близких, без семьи. Ужель настал черед испить и мне струи Летейских вод? Но кровь уж покидает вены. Цветок Ионии, в пятнадцать лет надменный Узнав расцвет, увял средь вешней колеи. Прощай, мой город! В путь я отправляюсь темный, Из всех своих богатств одной лишь драхмой скромной Запасшись, чтоб внести за переправу мзду, Довольный, что и там в сверкающем металле Я оттиск лебедя прекрасного найду, Недостающего реке людской печали.

Я — шах, но все мои владенья в этом мире — Листок, где нарисован я. Они, как видите, увы, едва ли шире На много, чем ладонь моя. Я, любовавшийся денницей золотою С террас двухсот моих дворцов, Куда бы я ни шел, влачивший за собою Толпу угодливых льстецов, Отныне обречен томиться в заточеньи, Замкнут навеки в книжный лист, Где рамкой окружил мое изображенье Иранский миниатюрист. Но не смутит меня, не знающего страха Ни пред судьбой, враждебной мне. Ни пред убийственным бесстрастием Аллаха, Изгнанье в дальней стороне, Пока бумажных стен своей темницы тесной Я — благородный властелин, И, в мой тюрбан вкраплен, горит звездой чудесной На шелке пурпурный рубин; Пока гарцую я на жеребце кауром, И сокол в пестром клобучке, Нахохлившись, застыл в оцепененьи хмуром, Как прежде, на моей руке; Пока кривой кинжал, в тугие вложен ножны, За поясом моим торчит; Пока к индийскому седлу, мой друг надежный, Еще подвешен круглый щит; Пока, видениям доверившись спокойным, Я проезжаю свежий луг, И всходит в небесах над кипарисом стройным Луны упавший навзничь лук; Пока, с моим конем коня пуская в ногу, Подруга нежная моя В ночном безмолвии внимает всю дорогу Печальным трелям соловья И, высказать свою любовь не смея прямо, Слегка склоняется ко мне, Строфу Саади иль Омара Хайяма Нашептывая в полусне.