* * *

ТЕНИ СТАРОГО ДОМА

Кроме надежд и наивности кроме разные тени живут в этом доме, где на случайных в подъездах картинах дымчата пыль, как слепая патина, и в паутинах почтовые ящики добрых известий давно не рассказчики. Там этажами за каждою дверью, прячась от полумрака площадок, где с недоверием спорит неверие, мир молчалив и, как лестница, шаток. Этот последний причал в старом доме… В первой квартире живёт нелюдимость, в нише над нею – похмелье в продроме, в третьей – унынье, в четвёртой – пугливость. Стукнет ли полдень, склонится ли вечер, - прячет глаза и вжимается в плечи… В спальне на пятом – ленивость в кровати, а в затемнённой квартире напротив, звякая ложечкой, всё при халате, круглые сутки бессонница бродит. День на жаре истекает замшело, в мареве окон колышутся вздохи. Не пригодились на доброе дело лет обветшалых потёртые дохи. Плачет разлука с утра и до ночи, замкнутость прячется в драме, как в раме, тихая сплетня о правде хлопочет, стонет безумье в углу за дверями. На клавишах лифта не вальс-каприз, - мотивчик шарманки: вверх-вниз. Это движенья обманный фантом, - в самом себе конвульсирует дом. Контур чувств его нечёток, экстравертами размыт, исчисляет числа чёток, дней, нанизанных на быт… …На шестом живёт пророчество, на седьмом – старик без отчества – полутень небытия. На последнем – одиночество… Господи, ведь это я.

1999

* * *

Массажный кабинет называется «Империал »

«Если выпало в империи родиться,

Лучше жить в глухой провинции у моря».

Это – Бродский.

Наугад открыв страницы, Попадаю в плен метафор и меморий. Ах, от классиков такая заморочка! Что ни слово, то эмоции занозой. И погряз я в них, как кредитор в отсрочках, И дивит меня моя метаморфоза: Так случилось, – я в империи родился, Так сложилось, – я живу теперь у моря. Что не рядом – мелочь! – сел да прокатился: Расстоянье в сто килОметров - не горе. Я теперь с родной империей в разводе. Разбежались, почитай, что полюбовно. Хоть мне пела о взаимном чувстве, вроде, Да в припеве намекала, что не ровня. Если скушно, я могу наполнить плошку, - Тут спиртного – хоть по ванную залейся. Что вдали – так две горошины на ложку: На свободе, и - далёк, как эдельвейс я. Ваше злое экс-имперское величье! Мы наследье ваше нонешне поделим, - Мне – свободу, ну, а вам уж - для отличья! – Эту вывеску зазывну над борделем. И какой-нибудь ребёнок, глазки вперив, Не теперь, - уже в другом тысячелетьи, Спросит маму: - «Мам, а что это – им-пе-рия?» Мама скажет – это вроде… междометья. …Я шагал вперёд, поддерживая рядность, Обожал я дней величие и гимность… Я, Империя, любил Вас безоглядно, По наивности надеясь на взаимность… Жизнь, как шкура, на гвоздях причуд распята. И хоть время благосклонно к очевидцам, - Если выпало в империи родиться, Грустно стать её свидетелем распада.

июль, 1999

* * *

ЛОВУШКА

А Ева его не срывала, - Покрытого влажной пыльцой, - С земли она плод подобрала, И яблоко было с гнильцой… И некуда Каинам деться, И Авель – всегда размазня… И мы с червоточиной в сердце, И путь наш – грызня и резня.

6 мая, 1999, ночь

* * *

АРАГОНСКАЯ ХОТА

Звучит Арагонская хота, Копыта о землю гремят, И снова доспехи Кихота Под солнцем испанским горят. Испанское небо синеет, И снова, как в прежние дни, Дон ищет свою Дульсинею, Коня повернув на огни… …Вот так сочинял я когда-то О рыцаре славном дуду. В Мадриде по улице Прадо, Мечтал я, однажды пройду. Найду Дон Кихота потомков, И, может, фантазий ясней, Коснусь я на талиях тонких Корсетов земных дульсиней. Наивный, к легендам я реял, Я брёл к ним, отбросивши страх. Но – рыцари били евреев И жарили их на кострах. И всё же – так верить охота Мне в рыцарский было парад, Что видел, как солнцы восходов На кованых латах горят. Среди суеты и безделиц, Где жизнь, как пустое зеро, Треск сокрушаемых мельниц Сладок, как вера в добро. …Мне вспомнилось это виденье недавно, Когда проезжал я по городу Явне, Тут есть недалече чудной городок, Цветастый, как пёстрый испанский платок. Неведомо, в силу каких озарений Мне чудился контур крылатых строений, - В Испании ж мельниц давно не осталось, Без мельниц обходятся Лондон и Даллас, Их нет и в Израиле, в городе Явне, А что до России, то в ней и подавно. А там, где нет мельниц, на подвиги квота, И бабам нет смысла рожать донкихотов. Всё глуше звучит Арагонская хота… Всё громче грохочет спецназ и пехота.

1982,1999

* * *

КАПРИЗЫ ТЕХНОЛОГИИ

или к вопросу о перчатках

(из цикла «Уборочная»)

Моя жена - королева. Она, видите ли, не может… Она только в лайковых может - ни больше, ни меньше - в бальных лайковых может мыть полы хлоркой. Ну, конечно, у ней есть и резиновые, но от резиновых – язвы. Если же под резиновые надеть лайковые и натянуть их до нежных скульптурных запястий, то хлорка кожу на руках уже не разъедает, - всё-таки двойная защита! Я просто не знал, что издревле они, королевы, их величества, полы, которые в конторах, и сортиры при них – так водится! – завсегда моют в лайковых перчатках!

апрель, 1999

* * *

То, что глупы глупцы, Что глупее овцы, - Не беда, - Мы и сами не все молодцы. А что лезут глупцы К нам в солисты-певцы, Как ворона в скворцы, - Вот что грустно, отцы.

февраль, 1998

* * *

ПРИГЛАШЕНИЕ

Заходите в мою жизнь! По желанью ль, ненароком, Я не встречу вас упрёком, Хоть навеки задержись! Заходите в мою жизнь! Вам вольготно будет в ней, Как в обители желанной, Как на площади диванной, - Вам комфортно будет в ней! Ну, а если случай вдруг Мимо моего порога Вас протащит, - слава Богу! Я скажу, что случай – друг.

10.07.98

* * *

ИЗ НОВЫХ СКАЗОК

Пригласил меня приятель на рыбалку. Повезёт, говорит, тебе непременно. Новичку – есть такая примета – Очень сильно везёт на поклёвку. Подфартило мне и в самом деле: Не сетью, не бреднем, не острогой И не удочкой, а просто ладошкой Поймал я рыбку, да ещё и золотую. Ну, как водится, взмолилась рыбка. Ну, само собой, откуп посулила, Дескать, назови любое желанье, - Всё исполню, что только захочешь. Долго-долго чесал я в затылке, Ухо дёргал и скрёб переносицу… Терпеливо ждала золотая, Чего это я, задумчивый, выскребу. Наконец, махнул я рукою, И пошёл себе прочь восвояси… Тут ведь вот какая незадача: Желаний у меня не осталось.

1999

* * *

Кто-то пишет стихи ромбиком. Кто-то - лесенкой. Кто-то – с т о л б и к о м Кто рисует строчки из - л о - ми, ма Называя их в и д е о м а м и А мои стихи – дней потрава, И пишу я их слева направо. А писал бы справа налево, Может быть, и душа б уцелела.

22.07.98

* * *

К ВОПРОСУ О ПЛОДОРОДИИ

Удобрение? Здесь лишнее оно. Здесь сама земля щедра – всё гонит в небо. Плодородной, ей, тут, право, всё равно, что рожать - сорняк, иль злаки хлеба. Много лавра здесь, и много… дураков. А талантливых, похоже, нет вообще… За ненадобностью лавровых венков, Лавр уходит на заправку для борщей.

апрель, 1999

* * *

ВОСПОМИНАНИЮ О ЦИРКЕ ШАПИТО

Как жаль, что я хожу всё реже Туда, где вольная страна На фосфорическом манеже В волшебный круг заключена. Опилок, смешанный с навозом, Прекрасен запах круговой! Прощай унылой жизни проза! – О, цирк, я снова данник твой. Здесь смелый смел, и ловкий ловок, Другой кураж, другой крутёж Под куполом из лавировок Себе карьеры не сплетёшь. Нас узы притяженья вяжут. Но если кто-то от земли Взлетит, завистник здесь не скажет, Что это связи помогли. Пусть маг, на выдумки богатый, Обманет нас сто раз подряд, Я, как сказал поэт когда-то, И сам обманываться рад. Пусть клоун, заменяя банду Лжецов, в глаза бесстыдно врёт, - Никто здесь лживую баланду За правду и не выдаёт. Здесь вольный бег коней по кругу, И жизнь - невольницу без слов – Никто не загоняет в угол, Поскольку нету их, углов. Как жаль, что я хожу всё реже Туда, где светлая страна На ослепительном манеже От темноты отделена. Как жаль, что мы парим тем реже, Чем ближе к своему концу, И то, что близкое невеже, Уже не в радость мудрецу.

1983,1999

* * *

- Ты на Бога надейся, а сам не плошай! – Поучал меня кто-то в ночи. Я ему – уходи, я ему – не мешай, Я ему – сам-большой, не учи! - Не торчи на печи, ты в судьбу облачи Всё, что сделать душе невтерпёж. Вот тебе мастерок, вот тебе кирпичи, Вот замес, вот готовый чертёж! На окошке моём пробуждалась герань И тычинки втыкались в рассвет… -Эка рань, - я подумал, - и буркнув: «отстань!», Пожалел, что булыжника нет. Он мне снова про то же: беда-лебеда, Мол, судьбы зарастёт огород, И чего-то про счастье – что жизнь – лепота, А во мне, де, мозгов укорот. Разве кто заставляет нас силой Делать глупости там или сям, И молитву - «спаси и помилуй» Всякий раз возносить к небесам. - Вы чуть что - сразу к Богу без лишних затей, Будто он вам приятель, сосед. - Да тебе-то чего, что прилип, как репей? Что встреваешь в мой дух, мыслеед?! От настырных советов я в дым изнемог, Я вскричал, шаря туфлю рукой: - Да, в конце концов, чёрт возьми, кто ты такой? И в ответ прогремело: - Я? Бог!

лето, 1999

* * *

А что бы делал Пушкин На фоне революции? Когда пускали юшку И шили резолюции? Праправнуку арапа Страшней сатрапа РАППа! Супротив аморалок И всяких уклонистов По части персоналок Был наш ЦК неистов. Ну, в рассужденье фрака Бард был весьма опрятен, Но поглядим, однако, Как в смысле белых пятен? Не оттого ль нередко Внук пел про Ганнибала, Чтоб про прабабку предка ЦК не угадало! Во дни большого шмона В ставке Соломона Не от царицы ль Савской Пошёл тот крестник царский?… Ну, наша песня спета: Всем, кто еврей, капут! Но почему поэта? (Нет, ну за что поэта?) Ужли его анкета, - Скрывала пятый пункт?!

8.07.99

* * *

АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ

«может собственных Платонов… российская земля рождать»

М. Ломоносов

С метлой, ещё не скоро классик, чужой среди чужих в стране, стоит, – клонясь – ничем не красен, пока не к стенке, а к стене. Что может, собственно, Платонов? – Мести-грести придворный двор и, ниц склоняясь у газонов, не видеть избранных – в упор.

05.99

* * *

Ласковый голос и тихий у дочки, Песню поёт и глядит на отроги: «На речке, на речке, на том бережочке Мыла Марусенька белые ноги». Над домами небес антресолью Пролетел, догорая, болид… Покрывается память мозолью И теперь только в песне болит.

* * *

ЖАЛОБА ПРИДУРКА (АВТОЭПИГРАММА)

Кто на Волге, кто на Буге Находил себе постой… Циолковский жил в Калуге, Возле Тулы - Лев Толстой. Пусть, конечно, не в пещере, Но, опять же, не в Москве, Паустовский жил в Мещере, При зелёной мураве. Отыскав Пегасу стойло Вдалеке от столбовой, В Пярну жил Давид Самойлов, Знаменитый тёзка мой. В деревушке, - дай Бог имя! – Жил писатель Казаков, Трезв рассказами своими, Хоть и пил не молоко. И все эти веси-дали На окраинах зарниц Всем великим не мешали Обходиться без столиц. И различные миряне Ото всех земных сторон Ясно, к Ясной шли Поляне И к другим Пенатам, - в плане: Раз отшельник, то канон Требует отдать поклон. А ко мне не рвутся шефы, Где же их традиция? Ведь и я - живу в Беэр-Шеве, Тоже ведь провинция! Впрочем, правда, чо им чалиться? Сходство эти и кончается.

* * *

ВЫБОР

(подражание)

«Каждый выбирает по себе

Женщину, религию, дорогу».

Ю. Левитанский

Выбирать – не в цель палить с бедра. И не раздавить втроём пол-литра… Зла, густа, вязка эт сетера Жизни заскорузлая палитра. Вождь давно не думает за нас, И когда приходит час недужный, Или лёгкий час, - слуга послушный, Нас к барьеру требует компас. Каждый выбирает по себе Встречи, собутыльников, застолье, Трубку мира, или мир дреколья Каждый выбирает по судьбе. Плыть к материку, грести ли к рифу; Тему, содержание и рифму, Как и лаз в житейской городьбе, - Каждый выбирает по себе. Каждый выбирает по себе Шлёпанцы, диван или пижаму. Шлюху, недотрогу или даму, - Каждый выбирает по себе. Каждый выбирает по себе Паруса, команду, капитана, Дольник, биографию, каблана – Каждый выбирает по себе. Каждый выбирает по себе: Влезть ли в склоку или двинуть мимо, Быть холёным или быть ранимым, - Каждый выбирает по себе. Спутника, попутчика и друга, Свист Норд-оста, иль жаровню Юга, Угол или квадратуру круга, - Каждый выбирает по себе. Каждый выбирает по себе То, во что он взгляд свой упирает, И игру, в которую играет, Каждый выбирает по себе. День наш то, как гул в печной трубе, То – губной гармошкой на губе… Каждый выбирает по себе Для любви лежак, черпак к обеду, День недели – вторник или среду, Каждый выбирает по себе.

Каблан (ивр.) - подрядчик

06.98.

* * *

ЮРИЮ АРУСТАМОВУ

Мотив любви!…Прилип к устам он… Никак его не отлеплю… Мурлычу: Юра Арустамов! Люблю тебя, и это «лю» Я уважением дуплю. Люблю стихов твоих орнамент, Твой профиль а-ля Билибонс, И твой кавказский темперамент, И твой израильский прононс. Природа всем тебя ссудила: Ты гармоничен, как романс. Тебе стихов подвластна сила, И контрданс, и преферанс. Люблю твой стих с его тоскою, Где он то дерзостен, то строг, В нём всё прочтёшь, что за строкою, А кое-что и между строк. Среди людей щукообразных Высок души твой кредит! Так много в жизни громогласных, Так молчаливых дефицит! Но как случилось, Арустамов, Что твой не зрел я парус тама? Скажу и завтра, и теперя, Что миг, где жил ты без меня, «Я ощущаю, как потерю, Из жизни выпавшего дня». (Я слямзил две строки крутых Не для тебя, а для других, Поскольку некие другие Возможно, слышат их впервые). Дай, обниму тебя с размаху Во весь обхват пегасьих крыл!… Жаль, что сподобившись монаху, Ты жизнь свою уединил В непредсказуемом пространстве Не вычисляемых квартир В убранстве, как в протуберанстве, Из рифм, лелея личный мир. Где ты блуждал, с кем выпивал? С кем свои песни распевал? С кем поднимался ты в дреколье? Кто разделял с тобой застолье? Подобно сказочному духу Ты был закрыт для наших рыл… Так выпьем, Юра, за Илюху, Который нам тебя открыл!…

* * *

СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ПРИ УБОРКЕ ЧУЖОЙ ВИЛЛЫ

(из цикла «Уборочная»)

Цветаева драила плошки в Елабуге, Платонов метлою на хлеб наскребал И Рубина Дина, не брезгуя, в лабухи Подельчиво шла - за презренный металл. Во все времена у набобов в пиру И слово, и песня не ценятся дорого, И я, пусть немного отпущено пороха, Так же с пером моим не ко двору. Но нет во мне злости и зависти к выгоде, И я, то и дело, сверзаясь с небес, В атаку на мусор, амбиции выкинув, Шагаю со шваброю наперевес. Страны уроженцу – надменному сабру В упрёк не поставлю чужую вину, К перу приравняв, где метлу, а где швабру, Я чищу, и чищу, и чищу страну. Не знаю я, в чём состоит мессианство, Но в случае нашем по воле верхов Мы призваны сделать святое пространство Свободным от мусора и… от стихов.

23.03.99 – 15.08.99

* * *

НА СВИДАНИЕ…

Бреюсь, бреюсь, бреюсь… На щеках моих щетина, Как стерня на поле чёрном, Дыбом колющим стоит. Бритвою-сенокосилкой По щекам остервенело После лезвием – двойное! – Новым трижды прохожусь. Я сегодня б мог не бриться Ведь суббота, и я дома, Отдохнуть вполне могла бы Морда моего лица. Но спешу я на свиданье На желанное свиданье: Мы не виделись сегодня И не встретились вчера. Нынче будет наша встреча, Замечательная встреча! Я войду и на пороге Враз увижу ползуна. Внук ко мне протянет руки, Он щекой к щеке прижмётся И небритая ворсинка Его не уколет.

29.06.98

* * *

Что знаем мы о Сущности вещей? Она – в игле, что скрыл в яйце Кощей. Яйцо ж лежит за тридевять морями, И путь туда пролёг во тьме ночей. И что тот путь, коли стезя с порога Оборвана, как жизнь без эпилога? И Сущность та, - я слышал сам от гнома, - На кончике иглы, а кончик сломан.

Октябрь,.2000

* * *

ЕЩЁ О СОЛОВЬЯХ

«На даче было это»

Вл. Маяковский

«Среди ветвей пел соловей»

из песен Утёсова

Ах, соловей! Он пел такое, Про что и Бог не знает нот!.. Листва кружила над покоем И замерла, прервав полёт. И речка плыть остановилась И встали в небе облака… Дорога, что излукой вилась, И та спрямила берега. Ах, он не просто пел да щёлкал!.. - Узоров звон и трелей бег Сплетал из серебра и шёлка Дубравы Моцарт и Сольвейг. И гости замерли на даче, Забыв, зачем горит звезда, И видя, как над песней плачет, Тот, кто не плакал никогда. О, этих слёз благоговенье, Про что – ни словом, ни резцом Не скажешь. Перед чем мгновенье Началом стало и венцом. Так безнадёжная потеря Вдруг вновь душой обретена. Так снова хочется поверить В то, в чём разверилось сполна… …Хозяин дачи млел в покое… Сидел. Блаженствовал молчком. Желудок тешил балычком. И вдруг спросил гостей: - Изгои, А кто из вас едал жаркое Из соловьиных язычков?..

Июнь, 2000

* * *

ПЯТНО

(из цикла «Уборочная»)

Поверьте, я очень старался, Я вылизал всё, до пылинки, Я даже пылинку вымыл, Чего не делал никто. Когда явился хозяин, (он пришёл принимать работу) Протирал я промежность двум сукам, Холёным стражам его. Они стоят в кабинетах, - Дог, с телёнка размером, Блестящий, с отливом загара, И борзая, поменьше, в углу. Стоят, пугают клиентов. Не сразу поймёшь, что из бронзы. Такая причуда у босса, - Держать железных собак… Хозяин прошелся по залам, Придирчиво всё одобрил. И вдруг вскричал, возмущённый, - А это что за пятно? Он не любит, чтоб дважды, А тут повторил и трижды: Велел взять скребок и швабру И снова врубить пылесос. И скрёб я, и соплом вгрызался, Царапал и ногтем, и пальцем, Но белое так и осталось На тёмно-красном ковре. Хозяин впал в раздраженье, Велел мне прочь убираться, И я ушёл, размышляя, - Неужели даст мне расчёт? Но как объяснить тупице, Что даже ему, самодуру, Не подвластен солнечный зайчик, Не подвластен! И всё! И всё!

3.10.2000

* * *

ПАМЯТЬ О ПЕСНЕ

Не я, а мною запрягали Семейный радостный возок, И дружно все в него сигали, Кто мог идти, и кто не мог. Был неумел, но строг возница, И в гору гнал, и под уклон, Когда же вырубался он, То часто я, един в двух лицах, Бывал и конь, и коногон. Я был и гладкий, и шелковый, Но даль тоской изъязвлена, И сбиты в кровь мои подковы, И стёрты холка и спина. Эх, разогнаться б в три аллюра, Да в три креста, да в стенку – хрясь! Да так, чтоб затрещала шкура, И связь времён оборвалась… И пусть сочится сукровица, Да распадается душа… Со мной с последнею зарницей. Придут проститься кореша. Покроют круп коня попоной. И вслед споют за упокой, Как молодого коногона Везут с разбитой головой.

1999

ВЕНЕРА-2000, ИЗРАИЛЬ

Вышла из бассейна. Прямо на бикини Натянула форму. Скромный, отвернись! - Пятна полушарий на груди богини, Пятна полнолуний - Словно лепки фриз. А за миг до мига, гибко и степенно Из воды всходила, ослепив рассвет… Говорят, так было, где морская пена, Дерзкое сравненье? Но другого нет! Не волной играя, галька шелестела, И не ветер с моря подавил свой вздох, - То братва глядела вслед остолбенело. И я тоже, грешный, не смотреть не мог. Нет, не уступала той, другой Венере Ни лицом, ни жаром бёдерных излук. Только той, безрукой, можно в полной мере Было быть, а этой… – ей нельзя без рук. Мало ли какие у красоток цацки… Этой нужны руки, чтобы всё впопад: Брать одной рукою - вещьмешок солдатский, А другой рукою – УЗИ, автомат!

Ноябрь, 2000

* * *

ЕСЛИ Б…

Бог сердце мне дал, но единого мало: Одно, без подмены, тягло. Оно и любило, оно и страдало, Писало судьбу, что мне жизнь диктовала, Без черновиков, набело… Ах, если б имел я три сердца-кресала, Считал бы, что мне повезло: Одно бы любило, другое – страдало, А третье бы просто жило.

Ноябрь, 2000

* * *

ВЕСНА

Не очень веря в тишину, Граница шума сторонится, Но окулярами бойницы Она приветствует весну. Здесь всесезонный мин посев, И блокпостов стальные трисы, И на нейтральной полосе Шестиконечные нарциссы.

8.09.2000

* * *

Праздник детства – сады да баштаны, И - фортуной южных даров – Золотые звёзды каштанов В колдовском аромате костров. Их, - любви горячие знаки, - Раздавал я, за горстью горсть. Не с того ли в любой ватаге Я всегда был желанный гость. Пусть наивный и голоштанный. Чуть блаженный, что твой монах, Я дарил вальяжно каштаны Тем, кто был всегда при штанах. Хитрованам всегда казалось. Что мы слугами к их двору… Пусть казалось, - скрывая жалость, Я подыгрывал в их игру. Не хвалюсь крутым бескорыстьем, Не заслуга дня, что он день, В мире юрком, шустром, искристом Есть такие, кто любит тень. Как понять, что не жаден ливень, Что щедра на влагу река, Что дарящий чудак счастливей Одаряемого чудака. А каштаны жарят не боги. И, таская их из костра, Я в ладонях прятал ожоги, - Донкихотом любви и добра. Нам судьба сулит перемены. И надежд привычный парад, Поселяет в краю Ойкумены Новый взгляд на людской расклад. Но, меняя годы и страны, Я для тех, кто ловок, как спрут, Продолжаю таскать каштаны Даже там, где они не растут!

8.8.2000

* * *

В лице золотистою рыбкой улыбка, как чудо, сверкнёт! Встречайте пришедших улыбкой! Спешите! (Притворство – не в счёт.) Пускай вы нагружены кодом забот, как двугорбый верблюд, забудьте про ваши заботы, - вам ангелы ласку зачтут. Обложен угрюмою данью ваш гость, деликатно дыша, смолчит. Но печальною гранью его заостриться душа. Быть может, он вам, как смятенье. надежду последнюю нёс и вашим сердечным мгновеньем в нём всё б, что тонуло, спаслось. А вы… вы не двинулись с кресла, вы сухо кивнули ему, и в нём ничего не воскресло, и канула искра во тьму. Спешите, спешите, спешите. Делитесь душевным теплом. Спешите, спешите, спешите, - не будет ни до, ни потом. Настанет недужная старость, грядёт суетливая прыть, и всё, что в душе залежалось, захочется вдруг раздарить. Но там, в торопливости зыбкой, к сомнительным целям спеша, другие пройдут без улыбки, и не разомкнётся душа. Откуда, с какой подготовки узнают, что встарь на земле улыбка была, как стыковка, дрейфующих душ-кораблей?

1983

* * *

Зачем стремимся в иные дали? Чего мы в далях тех не видали? Там, впереди, нас никто не ждёт, - Но сладко думать наоборот. В блаженном трансе, в слепой нирване Я рвусь из быта, как бомж из рвани. Кому – работа, кому – зевота, А мне охота – до Нетивота. Там, слышал, снята на счастье квота. И будто кто-то там ждёт кого-то. Стою не в Лиме и не в Корее, - В небрежном темпе переминаюсь, Здесь ездят мимо одни евреи. Стою на тремпе и дурью маюсь. Вот бы не думал, что мне – не климат, Что все евреи, и каждый – мимо. Ведь мне всего-то до Нетивота И Нетивот-от он рядом, вота. Тут между небом и мной – не крыша, Тут между небом и мной – жаровня, А я, ведь, братцы, с Урала вышед, И местным кожа моя не ровня. - А вы случайно не с Нетивота? Спросил кого-то…  В ответ – зевота. Я умный, гордый, друг Ипокрены, Но – мимо «форды» и «ситроены». Погоду грею. Непостижимо: Алё, евреи! Пошто вы мимо? И завожусь я с пол-оборота: Ну, ведь не лопнет у вас рессора! Я здесь топчуся уже семь сорок, А Нетивот-от, за сопкой, вота! Мне виден город с моей высотки… Земное нечто в туманной дымке, Машины мчатся. А в них – красотки. Израильтянки, ерусалимки! Одна взглянула, чуть тормознула, Глаза – два дула. Меня как вдуло… Но к ней с прикидом, кто пошустрее: Они такие. Они евреи. А мне ведь тоже до Нетивота, …И я решаюсь: вперёд, пехота! Почти беспечный, от пут свободный, Ни лживых шефов, ни тёмных льгот. Иду тропинкою нетивотной И мне зелёный на Нетивот! Зачем стремимся в чужие дали? Как будто где-то нас ждут медали, Как будто жизнь нам заплатит пени За ожиданье и за терпенье.

1999

* * *

- Возлюби вот его, Как себя самого! - Как себя самого? И всего-то? – Всего! А ещё? - Вот того, И вот этого, И - воспетого, И - отпетого. Как себя, Возлюби ближнего, Вот завет и наказ Всевышнего. Как себя?… - Как себя!… И леплю я себя И луплю. Но любить не могу, Не люблю! Да и что мне любить Угрюмого. Молчаливого Да печального, Доживающего Без юмора До конца своего Банального… ………………… . «Как себя самого?» Как себя самого!.. А себя самого Я ж не очень… того…

4.03.98

* * *

Нас не разбудят более праздники буден. Кончились чуда. Чуда больше не будет: Цветик-самоцветик пожух и осыпался. Золотую рыбку поджарили на сковородке. Мальчик-с пальчик стал домушником. Золушка устроилась в массажный кабинет. А Старик Хоттабыч подался в моджахеды.

2000

* * *

Мише Коробову

Обрыдел мне прогулок пост, Дворов маршрут постылый. И я ушёл туда, где мост Нацелился в пустыни. Многоэтажки за спиной Тревожно вслед глядели – Им ведомо – за Неве-Ной Конец цивильной цели. И по шоссе, что в никуда Ведёт, - здесь это часто, - Я шёл, минуя города, Где окопался частник. Пустыню сменят пустыри, А пустыри – пустыня, И к ночи лезвие зари Метафорой застынет. В зыбучем мире поплавок, Я плыл, безадресный ходок, Когда же шаг мой изнемог, И я уткнулся лбом в отрог, И погасил созвездья Бог Последние, - Из мрака, Из ничего, Явился друг, Я здесь живу, сказал мне друг, Пойдём ко мне, сказал мне друг, Ты, брат, устал, однако… И был ночлег при холодке, И стопка, и закуска, И тишина накоротке, Как пёс у ног этруска. И был я частью бытия В тот миг мой не убогий… Как хорошо, что есть друзья В конце твоей дороги.

20.09.96

* * *

У друга, моего седого друга, Скончалась тихо старенькая мать. Ушла туда, откуда не позвать Теперь её. Где слепо всё и глухо. Казалось, что уж… - прожит век немалый, Казалось, нет естественней конца… Но как рыдал он! Как, друзья, рыдал он, Не пряча слёз, не отводя лица. Мой друг хирург. Он видел всё. В тельняшках Матросов в разбомблённых поездах… Бинт, как бушлат, рванувши нараспашку, Хрипел братишка на его руках… …Обманчив мир больничного покоя, Там кровью пишет жизнь стальной стилет. Там тридцать лет на белом поле боя Врач в поединках, где дублёра нет. Там чувства прячут за семью замками, Расходуя скупее, чем бальзам. Там сдержанность, воспетая веками, Познала цену крови и слезам… … Мой бедный дух безверием стреножен… Но этот жёсткий мир не безнадёжен: Я видел, как над матерью своей Рыдал навзрыд мужик, седой еврей.

1977

* *** *

ГОРОДСКИЕ МОТИВЫ

(три старых стиха из альбома «ПРИЗНАНИЕ»)

* * *

Красивая!.. Я целый час Гляжу на женщину в трамвае, И не слежу, куда кривая Меня ведёт на этот раз. Давно бы надо выходить, Но позабыты все без счёту И остановки и расчёты, И – прервана земная нить! А ей, красивой, хоть бы что! Чуть отрешённо, как мадонна, Плывёт над бытом монотонным Недосягаемой мечтой. Стою, бесплотен и рассеян… Чего мне сердце настучит? – Пустырь ли розами усеять? Махнуть ли на далёкий Север Или немецкий изучить! Да и вообще: как дальше жить? Я б и кондуктору сказал, Я б и начальству нафискалил: Ни за какие чтоб глаза В трамвай таких вот не пускали!

1974, Свердловск

* * *

ЗИМНИЙ МОСТ

Я слышал – мост шепнул реке: Не верь, что сердце в куржаке! Гирлянды эти – серебро! Я для тебя берёг добро. Куда струишься ты? Постой! Я всей распахнутостью –твой! Но шепчет речка: «Седина! Я в молодого влюблена! За поворотом, в паре вёрст Встал в полный рост ажурный мост! Я и во сне и наяву В его объятия плыву. Ну, что ж, валяй, счастливый путь! И мост упрямо выгнул грудь. Он сам бы, преданный реке, За ней пошёл бы налегке. Но знает, что и тот, другой, Дугой не дрогнет над рекой, - Мостам никак нельзя в бега: Без них кто свяжет берега!

1973,Свердловск

* * *

Если б мне сказал волшебник: Назови одно желанье – И оно свершится! Что бы,Что бы я сказал в ответ? Я сказал бы: дай в награду За любое испытанье Пережить мне снова утро В восемнадцать бывших лет! Я прошёл бы на рассвете Старым Визовским бульваром, Бескорыстный, беззаботный, Беззаветно-молодой, Я б опять влюблялся в ветер, В звон трамвайный, в сталеваров, В пар белёсый, в шелест вёсел Над бестрепетной водой. Вы, наверное, поймёте: Это – как весна по жилам! Как мелодия, в которой Всё понятно и без слов. Всё, как тайное признанье, Где про что б ни говорили, И про что бы не молчали, Всё выходит - про любовь!

1973

* * *

Памяти Михаила Коробова, солдата, поэта.

Я искал на кладбище еврейском Тот последний на земле приют, Где живых, как на плацу армейском, Неживые поимённо ждут. Время щедро к небу всходы мечет. Вот, неприхотлив, как тамариск, На краю пустынного безречья Тихо вырос новый обелиск. Что поделать, все мы канем в тленье, Не доделав, кто избу, кто стих, Оставляя наши сожаленья Вам, как будто мало вам своих… Потеснится и для нас планета, Лишь сойдём с орбиты на витке, Только жаль, что не венок сонетов Ляжет на прощальном бугорке. Времена не лечат, а калечат, - Пропускают через жернова, Наши расставания и встречи, Речи, недомолвки и слова. Где теперь ни доброго, ни злого, Друг лежит. Молчит, и не молчит… Он знавал глагол живого слова, - Мог им жечь, и мог других лечить. Раненный, изрезанный, - обрыскан Ветрами Гулага, Он причал Мог бы обрести под обелиском На земле своих однополчан. Дней ячейки, как сквозные раны, Все навылет, и другой страны Заполняем рваные прораны Строчками, что им сочинены. Пел он о долинах и о взгорьях Северной и средней полосы, И не рифмовал впустую горе С морем – для изысканной красы, Все глаголы, как им полагалось, Падали взрываться и стихать, И склонялось время, и спрягалось По законам русского стиха. Всё успел он. Всё, что надо, спето. И судьба поверена в строке. Но печаль моя на поводке: На могиле русского поэта Надпись не на русском языке.

5 апреля – 9 мая 2002 г.

* * *

Олегу Кроткову

Я верил в «можно» и верил в «нельзя», И в заповедь «не солги». У меня, Слава Богу, были друзья, И слава Богу, враги. Дружба, к твоим припаду ногам За то, что верной была. Спасибо тебе! И – спасибо врагам За мудрость уроков зла. Я кончил тем, с чего вышло начать: Не менять на шестёрки ферзя. И не быть трепачом, где надо молчать, И кричать, где молчать нельзя. Салют, ностальгия! Тебя хвалю Не за то, что позволила выжить, А за то, что открыла мне: я люблю Сильнее, чем ненавижу.

 2.05.2001.-27.01.2002

* * *

МАЛЕНЬКАЯ БАЛЛАДА О НЕРВНОМ ДРУГЕ

Здесь засушье царит, здесь безводье вокруг, Здесь за год не дождёшься и капли дождя. Но из дома мой друг всякий раз выходя, На себя надевает спасательный круг. Вал девятый встаёт за квартирной стеной, В перекатах житейских засаду тая. Друг боится, – накроет житейской волной, И душа захлебнётся в волнах бытия. Вот опять я гляжу: подавляя испуг, На крыльце он влезает в спасательный круг. Беззащитный, как в бурю скорлупка-челнок, Погружает себя в пешеходный поток. Я бы тоже, как он, не чурался лихвы. Но я дома безвылазно, день изо дня. За порог – ни на шаг! Потому что, увы, - Износился спасательный круг у меня.

5.07.2001.

* * *

Уж не дождик ли ходит по крыше, Ищет жёлоб себе и стреху? Нет, дождём небосвод и не дышит, - Просто чьи-то шаги наверху. На последнем прижизненном раунде Поселили меня в андерграунде: Что ж, полезно поближе к земле Стать в предчувствии жизни во мгле. Гости разные валят к нам валом, Называют подвал мой подвалом. Только словом таким и в похмелье Не унижу своё подземелье. Андерграунд! Отшелья сторонка… Как ограда – решетки гребёнка. И ни грома извне, ни свирели… Здесь меня, как солдата воронка, Жизнь хранит от житейской шрапнели. На прищепках душа моя сушится, Сном последних иллюзий дыша, На припёке – надежд моих лужица, Бытие истекает, шурша. Нет, подземьем меня не обидели, Предваряя последний исход… Мы, чем ближе к последней обители, Тем обыденней к ней переход. Там, корней первородных касаясь, Я, с ладошкой под правой щекой, Как на тихих гравюрах Красаускаса, Обрету тишину и покой. Станет ветер мне петь свои гаммы. Будет вечность звучать на слуху… Лишь не топайте сильно ногами, Те, которые там, наверху.

26.04.2001.- 02.2002.

КОРОТКОЕ ЗАМЫКАНИЕ

* * *

Есть у сонета несколько примет. Обычно пишут о любви сонет. А если, скажем, нет любви? – То нету И повода – терзать струну сонету.

* * *

Привыкнуть можно ко всему: Жить на Таймыре и к Крыму, С хамсином сжиться и с бореем, А если волю дать уму, Привыкнуть можно и к евреям.

14.04.99

* * *

ЮБИЛЕЙСКОЕ

Братва его хвалила, - не ругала, Преподносила юбилейный хлам, Чтоб фиговым листочком мадригала Он смог прикрыть свой графоманский срам.

7.11.98

* * *

КОЕ-ЧТО О ПРЕДНАЗНАЧЕНИИ

Царь – любил колоть дрова, Ленин – в шахматы сражаться, Сталин – мякиши катать И пулять в знакомых женщин. Если б каждый из вождей Отдавался б увлеченью, Про политику забыл, Вот тогда б мы жили славно. Было б много-много дров, Много шахматных этюдов, И кокетливые дамы бы в политику не лезли.

29.03.99

* * *

Подлеца мы приголубим, Молодцу же – врежем в глаз. – Мы не очень в жизни любим Тех людей, кто лучше нас .

* * *

Не знаю я, что лучше, а что плоше, И что важней – натура или грим. Другим ли помогать в их трудной ноше, Или не быть обузою другим.

06.98

 * * *

Всё в жизни к примитиву сведено, И, зная это, мы судьбы не взыщем. Когда, увы, кончается вино, Становится закуска просто пищей.

Ноябрь, 1999

* * *

Стихи, написанные по случаю приобретения детьми особняка

Условия жизни у нас теперь - во!… …Да жить-то осталось всего ничего…

11.09.2000

* * *

Лихих да убогих Нас много у Бога, И просим мы Бога Судить нас нестрого.

НА ЗАГРИВКЕ У КЛАССИКОВ

* * *

Нечаянно, в шкафу забытом, Где завалялся старый плед, Нашёл я деньги – радость быта! И в том – науки яркий след. Я знал, что деньги где-то дома. Но лишь войдя в режимный ряд, Я вычислил путём бинома Экстраполируемый клад. Два ящика я вскрыл подспудных, Решивши: клад – в одном из двух!.. Вот «сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух!»

6.09.2000

* * *

«Храни меня мой талисман!»… И я купил себе наган.

* * *

«Года два мне сны уже не снятся» Н. Ушаков

Уже два года мне не снятся сны. Границы дня и ночи снесены, И то, что раньше было только сном, Теперь кошмарной явью стало днём.

10.03.1998

* * *

ПАРАФРАЗ НА ТЕМУ…

«Есть женщины в русских селеньях…

Коня на скаку остановит, В горящую избу войдёт»…

Н.Некрасов

«Коня на скаку остановит, В горящую избу войдёт»… Ах, мне эти страсти не внове: Девиц таких – невпроворот. Я сам романтизму напарник! Но справятся в жизни ловчей С горящей избою – пожарник, С конём, если взбрыкнет, жокей. Уж если возникнет красотка, То, выйдя в манто из ворот, Пусть дуриком в пламя не прёт, И лошадь не бацает плёткой. А пусть улыбается кротко И мимо, как лебедь, плывёт!

08.1998

* * *

«Быть знаменитым некрасиво»… Погудка эта не про нас: Как к липким скалам Куросио, К нам льнёт тщеславье всякий раз.

ЖЕНСКОЕ

КОЕ-ЧТО О СПЛЕТНЯХ

Я с этой женщиной едва знаком. Но с ней меня молва соединила. Как будто что-то между нами было… Как будто с нею где-то мы вдвоём… Сплетя в один клубок влеченья двух, Меня героем страсти сделал слух… Ах, зря молва альковная кружит! – Я не был с ней! Но этот слух… мне льстит.

1987

* * *

Бабья нежность такова: Друга милого сперва До инфаркта довести, Чтоб потом его спасти.

* * *

КРАСОТКЕ МАРИАННЕ

На её несправедливые речи вообще

(невольный перевод с французского)

То упрёки, то попрёки, то намёки, то наскоки… Как, мой друг, несправедлива и сурова ты ко мне! И сама не вспомнишь после, что дало к придиркам повод. Ах, твоя пристрастность, крошка, стоит критики вполне! Что с тобою справедливость рядом и не ночевала, всем известно! Но - добавлю, зная тайно жизнь твою. Были, были исключенья. Ночевала, ночевала! Ночь… Я – рядом… Покрывало… Впрочем, как это бывало, Я, пожалуй, утаю…

апрель, 1999

* * *

Обманчива слов лучезарность. Беги графоманов, педант! Любить – это тоже талант, И много влюблённых – бездарность.

СТИХИ ПРО СТИХИ

* * *

ПРИ ЧТЕНИИ СТИХОВ ГЕОРГИЯ ИВАНОВА И ВСЕВОЛОДА ИВАНОВА

Ивановых на Руси, Как в консервах иваси. А поэтов-то всего – двое. Из двоих не соберёшь даже оргий, Хоть они и Всеволод да Георгий.

май, 1998

* * *

Тем хорошо, кому нашепчет Бог Хотя бы несколько, но вдохновенных строк. А как быть тем, с кем благодать в размолвке? – Держать перо на дальней пыльной полке, И не валить на плечи хрупких муз Своих потуг косноязычный груз.

06.98

* * *

ПОДРАЖАНИЕ ХАЙЯМУ

Чтоб говорить – дождаться бы сперва, Когда в глубинах вызреют слова. А если в голове одна полова, - Не шебарши пустым случайным словом, - Пусть отдохнёт от звуков голова!

25.06.98

* * *

Чем вдохновляться? Утренней росой? Или невинной девичьей косой? Но здесь роса – лишь для колючек пища. Что ж до невинных – их с огнём не сыщешь!

* * *

Зачем над строчками стихов Я сиживал до петухов, И в гору слабыми руками Таскал свой неподъёмный камень? Ах, муза, чем утешусь тут? Кому мой груз на плечи? – Писать стихи – тяжёлый труд Но и читать – не легче.

* * *

На углу стоят поэты, - Все обуты, все одеты, - Тянут руки – просят темы, Просят рифму для поэмы. - Ну, подайте, ради слова, Кто на доброту горазд!… Но прохожие сурово Смотрят мимо, хмурят брови, И зловредно непутёвым Отвечают: - Бог подаст!

* * *

ПОСКРЁБЫШИ

Если по сусекам и амбарам Пёрышком легонько поскрести, Скоро прискребешься к строчкам старым – Где на оду, где на акростих. Вот и мадригал, а вот набросок – Проба суетливого пера… Изменяет нам волшебный посох, Выдавая требу на-гора. Если по амбарам и сусекам Пёрышком дотошным поскрести, Обнаружишь слог – отстои века, - Робкий поиск, пробный шаг и стиль. В глубине столов шуршат поделки, - Там лежат, потуги погребя, И о славе суетной скорбя, Два сонета в честь какой-то девки, Рядом с эпиграммой на себя. Ах, стишок! Ты то искришь, то шаешь… Разница в обличиях проста: Про другие ничего не знаешь, А про эти знаешь, что туфта. Но дитя родное не угробишь, - Хоть и без талантливых одежд – Пусть живёт нечаянный поскребыш Сладким утешеньем для невежд.

1999

* * *

Как случилось так, что влип ты В этот сладенький пейзаж, В эти пальмы, в эвкалипты, В этот райский антураж? Где извечная отмычка К непредвиденным замкам, Друг спасительный – привычка Не помощник в жизни нам.

* * *

ПРИВАЛ У ОЗЕРА ПО ДОРОГЕ НА ДАМАНСКИЙ

Проба формального

Там, где омуля мелькала Тень, и облака лакала, Ночи лак стекал в лекало Целулойдного Байкала. Это синее зерцало Ничего не отрицало, - Ни звезды, что в нём мерцала. Ни осеннего сусала… А Сибирь воды алкала Чистой, как и я алкал, Луг из синего овала Пил и мне поднёс бокал. Утро в омут луч макало, Трепетал любви накал, Лаской скулы скал смыкало, Где прибоя пел вокал - Гаммами наскальными Отзвуки Ла-Скальные. Тренькали в бокалики Хрусталём байкалики...

1997

* * *

«Д» (формальное)

Давай, дружище, двинемся домой – Для добрых дел дарованы дороги, Досуг досад достойно делят дроги, Да Довганя добыток даровой. Достанет дням докучливых дилемм Давай для донных дум дрожжей добудем, - Дадим другим дарить двузначный дубль: Дары дерюг, да дуги диадем.

12.03.99

* * *

Был катар у поэта И мегера жена. Разве это диета? – Ни любви, ни вина. От такой от диеты Какие стихи? Всё на свете поэту Казалось плохим. И закат не в закат, И загад не в загад, И подарки не впрок, И с горчинкой медок. И с другой не изменишь, разве Катар предпочтёшь язве. Все богатства наши – от женщины. И бедность наша – от женщины. И сила наша – от женщины И честь, и бесчестье – от женщины. И от женщины – слава-бесславие, Если жизнь твоя, скажем, роман, То и правда в нём, и обман, - Это ты, а жена – заглавие. Начинается стихосложение С трубадурного музам служения, И стараются в медь трубадуры, Забывая, что трубы-то дуры. Чем жена у поэта мегеристей. Тем стихи получаются херистей. Берегите, товарищи, нервы, Не женитесь, поэты, на стерве.

* * *

БАЛЛАДА О СПАСЁННОЙ РУКОПИСИ

По ошибке, быть, а, может, с тоски, - До странички чтоб была сожжена, Мужа рукопись – поэмы листки Сходу бросила в полымя жена. Муж вернулся через час, али два, - Как узнал, так мат во все этажи! Глянул в печку – всё, сгорели дрова, А поэма – эвон, глянь-ка: лежит! Рукописи, - не горят, говорят, Только всё это враньё без узды. Аккуратно так горят все подряд. Кроме тех, в которых много воды.

4.05.99

* * *

Вот, говорят, ни дня без строчки, А мне милей всего отсрочки. В них утешенье, что пока Ещё не вызрела строка.

1988