Белоснежные палаты
Пахнут хлоркой и лекарством.
Здесь простые гиппократы
Коронуют жизнь на царство.
Утро. Солнышко с орбиты
Смотрит в окна. Час цейтнота.
И профессорская свита
Совершает круг обхода.
Средь больных нашедший место,
Многих прежних бед виновник,
Весь в наколках, как реестр,
В блок доставлен уголовник.
Бывший…Он лежит в палате,
Как король на именинах,
И ему вниманьем платит
Мировая медицина.
Он спасен был на неделе,
А теперь надеждой робкой
Жилка бьётся еле–еле
Под блатной татуировкой.
Ординатор шепчет шефу,
Близ постели стоя с краю:
Шеф, я враг пустому блефу,
Но…больного мы теряем.
Свита нервно хмурит брови,
Шеф ломает сигарету:
Нужно дать больному крови,
А в больнице нужной нету…
И уже в углу палаты
Наготове занавеса…
- Сам я крови сколько надо
Дам ему, - сказал профессор.
Кроме – некому. В округе
Эта группа крови - редкость…
Не спасут его ни други,
Ни подельники, ни предки.
И профессор, как сигнальный
Жест, с небрежностью галантной
Расстегнул манжет крахмальный,
Запонкой свекнув брильянтной.
2.
Выжил вор, - такое счастье:
(Бог хранит не только пьяниц) –
На щеках, как пред причастьем,
Рдеет розовый румянец.
Он лежит, как фриц под Ельней,
Но острит с сестрою строгой:
- Что-то в вашей богадельне
Жидовни пархатой много.
А сестра, без предисловий
Отвечает: умный очень,
И в тебе еврейской крови
Нынче много, между прочим.
Может, поубавишь гонор?
Вдруг, да станешь помудрее:
Сам профессор был твой донор,
Он ведь тоже из евреев…
3.
… Как ты думаешь, читатель,
Ты, что всех мудрей на свете,
Что счастливый наш страдатель
Прошептал: «О, благодетель?»
Нет!…- вскричал он, - матом кроя
Докторов, - и в пень, и в кровлю… -
Не хочу жидовской крови
И жидовского здоровья!
Лучше смерть! – и к окнам с круга
Рвётся в тёмном кураже…
А ведь твёрдо знает, сука, -
Он – на первом этаже.
В шоке все – клиент крутенек!…
Только старенькая няня
Говорит, тряхнувши веник:
Напужал погоду Ваня!
Шустрый пестик быстро вянет. –
Пошумит и перестанет.
Тут была одна красотка.
То ли блядь, то ль патриотка,
Отказалась от врача.
Где она теперича?
Впрямь, к ночи примолкло лихо,
Притомилося, видать.
Лишь сказало тихо-тихо:
- Где мой ужин…вашу мать!
4.
По родной земле российской,
Приводя в восторг народы,
Ходят бойкие расисты
Под названьем «патриоты».
Те из них, кого знавал я,
А знавал я их навалом,
Был – кто шулер, кто кидала,
Кто алкаш, кто вышибала.
Как они тянули выи
На собраньях и на сходках
К потом пахнущим витиям -
К патриотам, к патриоткам!…
Я нажрался ими – вот как!
…Я сочувствую герою -
Был он умница, и мастер.
…Трудно жить душою вровень
С козырями чёрной масти.
Верный клятве Гиппократа,
Жил, метался, неприкаян,
Он больных лечил, как брата,
Зная, что ни брат, - то Каин.
Нам назначенные роком,
Трутся каины под боком…
Где же Авель? Он поныне
Фатум в мареве пустыни,
Где истоки бытия.
Где теперь живу и я.
5.
Времена свои причуды
Обряжают в обертоны,
Превращая чудо в юдо,
Ад – в малину, рай – в притоны.
И, по-своему кроя,
Сносят судьбы на края.
Стал профессор безработным
И простым пенсионером…
Урка стал вождём народным,
Патриотом и примером.
Всех грозит поставить раком,
Даже Столп Александрийский…
Метит мир фашистским знаком,
И евреев вносит в списки…
Эпилог
Там, где пруд в цветах индиго
Льёт алмаз в плотины створы,
Я, влача земное иго,
Был влюблён в мой строгий город.
Там его с моим дыханье
Сочеталось всякий вечер,
Там однажды зло паханье
Мне рудой легло на плечи.
Лето плавилось в сирени,
Жизнь плела другие песни.
Город, как слепой к ступени,
Привыкал к дурной болезни.
Брёл я с площади задами,
До сих пор бреду, бессонный,
Где, толпою вознесённый,
Призывал кончать с жидами
Патриот, жидом спасённый.
Февраль-март, 2001
* * *