Белоснежные палаты

Пахнут хлоркой и лекарством.

Здесь простые гиппократы

Коронуют жизнь на царство.

Утро. Солнышко с орбиты

Смотрит в окна. Час цейтнота.

И профессорская свита

Совершает круг обхода.

Средь больных нашедший место,

Многих прежних бед виновник,

Весь в наколках, как реестр,

В блок доставлен уголовник.

Бывший…Он лежит в палате,

Как король на именинах,

И ему вниманьем платит

Мировая медицина.

Он спасен был на неделе,

А теперь надеждой робкой

Жилка бьётся еле–еле

Под блатной татуировкой.

Ординатор шепчет шефу,

Близ постели стоя с краю:

Шеф, я враг пустому блефу,

Но…больного мы теряем.

Свита нервно хмурит брови,

Шеф ломает сигарету:

Нужно дать больному крови,

А в больнице нужной нету…

И уже в углу палаты

Наготове занавеса…

- Сам я крови сколько надо

Дам ему, - сказал профессор.

Кроме – некому. В округе

Эта группа крови - редкость…

Не спасут его ни други,

Ни подельники, ни предки.

И профессор, как сигнальный

Жест, с небрежностью галантной

Расстегнул манжет крахмальный,

Запонкой свекнув брильянтной.

2.

Выжил вор, - такое счастье:

(Бог хранит не только пьяниц) –

На щеках, как пред причастьем,

Рдеет розовый румянец.

Он лежит, как фриц под Ельней,

Но острит с сестрою строгой:

- Что-то в вашей богадельне

Жидовни пархатой много.

А сестра, без предисловий

Отвечает: умный очень,

И в тебе еврейской крови

Нынче много, между прочим.

Может, поубавишь гонор?

Вдруг, да станешь помудрее:

Сам профессор был твой донор,

Он ведь тоже из евреев…

3.

… Как ты думаешь, читатель,

Ты, что всех мудрей на свете,

Что счастливый наш страдатель

Прошептал: «О, благодетель?»

Нет!…- вскричал он, - матом кроя

Докторов, - и в пень, и в кровлю… -

Не хочу жидовской крови

И жидовского здоровья!

Лучше смерть! – и к окнам с круга

Рвётся в тёмном кураже…

А ведь твёрдо знает, сука, -

Он – на первом этаже.

В шоке все – клиент крутенек!…

Только старенькая няня

Говорит, тряхнувши веник:

Напужал погоду Ваня!

Шустрый пестик быстро вянет. –

Пошумит и перестанет.

Тут была одна красотка.

То ли блядь, то ль патриотка,

Отказалась от врача.

Где она теперича?

Впрямь, к ночи примолкло лихо,

Притомилося, видать.

Лишь сказало тихо-тихо:

- Где мой ужин…вашу мать!

4.

По родной земле российской,

Приводя в восторг народы,

Ходят бойкие расисты

Под названьем «патриоты».

Те из них, кого знавал я,

А знавал я их навалом,

Был – кто шулер, кто кидала,

Кто алкаш, кто вышибала.

Как они тянули выи

На собраньях и на сходках

К потом пахнущим витиям -

К патриотам, к патриоткам!…

Я нажрался ими – вот как!

…Я сочувствую герою -

Был он умница, и мастер.

…Трудно жить душою вровень

С козырями чёрной масти.

Верный клятве Гиппократа,

Жил, метался, неприкаян,

Он больных лечил, как брата,

Зная, что ни брат, - то Каин.

Нам назначенные роком,

Трутся каины под боком…

Где же Авель? Он поныне

Фатум в мареве пустыни,

Где истоки бытия.

Где теперь живу и я.

5.

Времена свои причуды

Обряжают в обертоны,

Превращая чудо в юдо,

Ад – в малину, рай – в притоны.

И, по-своему кроя,

Сносят судьбы на края.

Стал профессор безработным

И простым пенсионером…

Урка стал вождём народным,

Патриотом и примером.

Всех грозит поставить раком,

Даже Столп Александрийский…

Метит мир фашистским знаком,

И евреев вносит в списки…

Эпилог

Там, где пруд в цветах индиго

Льёт алмаз в плотины створы,

Я, влача земное иго,

Был влюблён в мой строгий город.

Там его с моим дыханье

Сочеталось всякий вечер,

Там однажды зло паханье

Мне рудой легло на плечи.

Лето плавилось в сирени,

Жизнь плела другие песни.

Город, как слепой к ступени,

Привыкал к дурной болезни.

Брёл я с площади задами,

До сих пор бреду, бессонный,

Где, толпою вознесённый,

Призывал кончать с жидами

Патриот, жидом спасённый.

Февраль-март, 2001

* * *