* * *

О ЧУДАКАХ

Я слышал быль про чудака: Ходил чудак на птичий рынок, Вступая в странный поединок С тузами птичьего лотка. Он, говорят, скупал там птиц, И тут же, отойдя в сторонку, Их выпускал, глядя вдогонку Из-под прищуренных ресниц. Над ним смеялись, но не зло, И старики, и малолетки, А он, сломав пустые клетки, Прочь уходил без лишних слов. Такая быль про чудака! Поддавшись лубочной картинке, И я купил двух птиц на рынке, Чтоб запустить их в облака. Я изгонял щегла из клетки, Но улетать он не хотел, Сидел на высушенной ветке, Клевал пшено и песню пел. И рядышком другая птаха – Ни ожидания, ни взмаха, Хоть я шептал ей про свободу, Про вольный лёт под небосводом… Смеялись рыночьи тузы, Пшено кидали на весы… Чего-то, братцы, тут не так… А, может, это я чудак?

* * *

Я в землю закопал кирпич, Полил водой потом. Сосед сказал: - «Какая дичь!». Однако, вырос дом. Я прут железный прикопал, Другой пристроил рядом, Водою тёплой поливал И – выросла ограда. Посеял как-то я пятак На старом пустыре, А откопал с кувшином клад, - Монеты в серебре. Воткнул трубу – растёт фонарь, Ткнул палку - столб растёт… Сосед, угрюмый, как январь, Глаза косит: - «Везёт!» Иззлился на меня сосед: Сажает лук он много лет, Но в огороде у него Не вырастает ничего! И он причину всех невзгод – Меня и день, и ночь клянёт.

* * *

ОДИССЕЙ

Я хитроумный Одиссей, Я прожил жизнь среди морей, Опять плыву навстречу ей, Судьбе несбывшейся моей. Команда ждёт, куда сверну, Какую выберу волну? Матросу каждый берег друг, Какой же мой из этих двух? Но виснет Сцилла над бортом, Харибда рядом – на другом… Куда же ткнуть моё весло? И слева зло, и справа зло. И - ни причала моряку, Ни передышки на бегу. И на виду у всех друзей, Прикручен к мачте Одиссей… И слева зло, и справа зло. Опять, старик, не повезло… Бежит галёра весело… Я на дрова рублю весло.

1964

* * *

Я глупый, глупый Дон Кихот. Я в каждой вижу Дульсинею, Готов склониться перед нею И нежность – всю! – пустить в расход. Я глупый, глупый Дон Кихот. Добро и справедливость сея, Вступал я в драку за идею, И, битый, снова лез вперёд. Да я ль один? С времен Антея Мир донкихотами оброс… А вот, была ли… Дульсинея? Вопрос!

1963

* * *

Дни бывают белые, Дни бывают чёрные, Дни бывают смелые, Дни бывают вздорные. Кто приготовляет их? Как распределяют их? Что Петру? Что Павлу? По какому правилу? В суете и хлопотах Как дано постичь их, Схожих, словно роботы, Без примет отличия? Я б на белом вздёрнул День, который вздорный, И который серый, И который чёрный!

* * *

Такие сумасшедшие бывают Морозы в наших дальних городах, Что лопается краска на трамваях И кожа – на обветренных губах. Днём служим, вечера водку глушим, Угрюмый не пытаясь прятать взгляд, Быть может, и оттаяли бы души, Да оттепели долго не стоят. Июль придёт один в четыре лета С теплом, - едва-едва достанет дней Трамваям навести лик марафета И людям иней обмести с бровей.

1971

* * *

Мы рождались, юных рать, Перед нами – пустоши. «Время камни собирать!» – Пастырь нас напутствовал. И, сдирая руки в кровь, Из старанья пущего, Не за свой старались кров – За Дворец Грядущего. Были камни сложены, Да прораб – уродина… Никому мы не нужны, Ни себе, ни родине. Жилы обесточены. Души в кровоточине. В будущее пошлое Загляделось прошлое.

* * *

ЧАСЫ

Он лжец. Всё, что б ни сделал он, Пронизано враньём и ложью… Я был часами одарён, - Его подарок взял я с дрожью. Всё врут часы! Хоть лезь из кожи! Хоть часового к ним приставь! И я махнул рукой, устав, Как на дарильщика похожи! Пред Временем часы юлят, Ему в минутную угоду, То подхалимски зачастят, То с ходу вдруг убавят ходу. Ещё и полдень не прошёл, А маятник мне ночь настукал, И я бездарно день профукал, - Ведь я себя по ним завёл! Есть в нашей жизни радость – миг, Есть в нашей жизни мера – вечность. Но как подобострастны мы Пред вами, Ваша Быстротечность! Поставит стрелки Суета, Пружину заведет Карьера, И вот не стоит ни черта Сама возвышенная эра! Как часты наши те разы, В которых, исключений вроде, Нам время тикают часы, Которые не мы заводим.

1973

* * *

- Варвара злая?

– Злая.

– Почему же тогда она красивая?

Вопрос девочки на спектакле «Доктор Айболит», где Варвару играла очень красивая артистка

Вы думаете – безобразно зло? Гнилой оскал, звериное обличье? Когда б таким его вы знали лично, То лично вам, считайте, повезло. Одето зло в такие чудеса, В такой наряд изысканный и чистый, Что иногда попробуй, разберись ты, Какой порок скрывает та краса. Одето зло в такие же мантильи, Что и добро. И очень редко цвет Отметит белым чистый лик Одетт, А чёрным – облик каверзных Одиллий. Как часто мы у зла под каблуком, Не ведая, что мы – в плену болезни, Оно, как мы, и любит те же песни, И говорит таким же языком. Как часто ты с ним дружески знаком, Не ведая, что ты в плену болезни. Как часто, робко опуская вежды, Достойное не лезет напролом… Добро всегда питается надеждой, А зло всегда питается добром. Вот так слова и речи по себе Не значат ничего – пустые кубки. Покуда не наполнят их поступки, В них звон пустой. Как гул в печной трубе.

* * *

Я потерял былую ловкость, Былую гибкость потерял, И вместе с ней утратил ковкость, Как переживший срок металл. И молотом неосторожным (Не надо даже сильно бить) Меня сломать, конечно, можно… А вот в узор уже не свить!

* * *

«Где родился, там и пригодился». Старая пословица не врёт?… Я в земле российской народился, Здесь и старт мне дан и – укорот. Нынче все до пятого колена, Чванясь, докопаться норовят, Чтоб хоть этим нарастить степенность: Не собой, так родичем богат. Я не знаю, кто мои прапредки, (Род не княжий, вот он и зачах), Прадед, - говорят, - по отчей ветке Лесоводил в гомельских лесах. От дедов и наш посев российский Где оранжерея, где дички; Корень наш питали в зонах риска Те же почвы, те же роднички. И в моих, столь очевидных генах, В элементах плазмы и крови, Вся таблица милой ойкумены, От болот до изумруд-травы. Оттого, что русские дубравы Не совсем под корень сведены, Есть чуток заслуги, - пусть не славы И с семейной нашей стороны. Мог я стать не худшей частью сада, Умножать плоды и зеленя, Да службист, иль волонтёр-таксатор, Часто выбраковывал меня. Всё отдать бы людям на потребу: Пустырей в округе дополна! Сеятель! Зови, влеки, и требуй! Не зовёт… хиреют семена. Время с центробежной силой мчится, И несёт, и сносит на края… «Хорошо б отчизне пригодиться»… Затихает в пульсе мысль моя.

1983,1991

* * *

В родном Свердловске льют дожди косые, До злой зимы совсем немного дней. «Евреи, убирайтесь из России!» – Написано на каменной стене. А рядом – знак фашистский. Ах, мой город! О чём стальные плачут провода? О чём молчит, потупившись покорно, Над горсоветом мокрая звезда?… На городском пруду не стало чаек… Ты потерпи ещё немного, Русь… Тебе, отчизна, скоро полегчает: Вот соберусь, А там и уберусь.

Сентября 1990 года.

Пятый год Перестройки.

* * *

ПЕРЕД УХОДОМ

Всё больше, всё чаще, всё круче, всё злее. Терзают недуги родную страну. Россия страдает, Россия болеет, И в бедах своих видит нашу вину. И тот, кто в обносках, и тот, кто в ливрее, В слепом исступленье, взирая окрест, Толмачит: во всём виноваты евреи, Они – наказанье России и крест. Когда б не они бы, не это отродье, - Плодились сады, колосились угодья, И рай был, когда б не они бы… А мы? Отныне и присно – печаль нам попутчик. Воспримем покорно изгнания час. И если России без нас будет лучше, Пусть будет отныне Россия без нас.

1992

* * *

СТИХИ ПОДЛЕЦУ

У нас с ним родина одна. Одна земля, одна страна, Одна Россия без конца, - Моя земля и – подлеца. Нехорошо бывает мне В его неласковой стране. Но чудо – родина моя, Страна, в которой вырос я. Я бросил бы давным-давно Его страну, коли дано. Но как уйти, не знаю я, С земли, которая моя?

1975

* * *

БАЛЛАДА О МАТЕРИ

Из «Триптиха»

Памяти мамы, Клары Ефимовны Часовой-Лившиц

Как быстро примирилась, Что он уже не твой, - Мальчишка этот крепкий В пилотке со звездой. Он даже той девчонке, Что к станции бежит, Как и родной сторонке Не принадлежит. Хотела бы погладить… Да чувствуешь – нельзя, Не ты – в шинелях дяди Теперь его друзья. Принадлежит мальчишка На время – старшине, На долгий путь – теплушке, И навсегда – войне. Цыганочке не верь ты, Что встречу ворожит, Он смерти, он бессмертью Теперь принадлежит. Принадлежит атаке На тот последний дзот, Где, вздрогнув, танков траки Замрут, и мир придёт Там где-то, у Потсдама, Ломая синеву, Он, охнув, скажет: «Мама…» И рухнет на траву. Взойдёт трава забвенья, Сомкнут живые строй… И с этого мгновенья Он снова станет твой.

* * *

(Из цикла «Созвездие гонимых псов»)

Рыжий лохматый пёс С бельмом на одном глазу, Свернувшись, как мокрый вопрос, Мок под дождём в грозу. Я рыжему двери открыл, Ворчали неба басы, Я на двоих разделил Случайный кусок колбасы. Пёс согревался, скуля, Вода стекала, струясь, Не мигая, смотрел на меня Слепой виноватый глаз. А когда заторчал в небесах Рыжей радуги хвост, И ушёл, собачья гроза, Соседнего склада завхоз, Рыжий лохматый пёс В зубах своих кость принёс, Положил к ноге и притих, Кость, - одну на двоих.