Открыв глаза, Алекс поняла, что совершила серьезную ошибку. За ночь мир окрасился в какие-то ядовитые цвета, так что пришлось немедленно прищуриться. Кроме того, что-то лежало у нее на груди и мешало дышать. Алекс пошевелилась, пытаясь сбросить с себя этот неизвестный предмет, и Миу-Миу с воплем скатилась на пол.

Постепенно в замутненном сознании Алекс стало проясняться. Ну конечно! Она у Саймона. На дворе день — об этом несомненно свидетельствуют солнечные лучи, пробивающиеся сквозь шторы из натурального шелка. Во рту сухо как в пустыне, голова раскалывается, с желудком же и вовсе отвратительно. Судя по этим симптомам, можно предположить одно из двух: или на нее надвигается какая-то чудовищная болезнь, или — что более вероятно — дают о себе знать вчерашние излишества. Остается надеяться, что в ее памяти рано или поздно всплывут какие-нибудь детали… А до того времени Алекс решила лежать тихо и молиться о просветлении.

Безусловно, ее молитвы были бы услышаны, если бы остальные домочадцы также стонали в своих постелях — как и следовало ожидать при данных обстоятельствах. Однако у Саймона была вредная привычка вскакивать ни свет ни заря, невзирая ни на какие неприятности, будь они связаны с алкоголем или нет.

Проснувшись в семь утра, он стал терпеливо ждать, когда еще кто-нибудь выплывет на поверхность. Время тянулось невыносимо. К девяти часам нервы сдали, и он, проглотив двойную дозу кофе, прошаркал мимо бесчувственного тела Алекс в лабораторию. Саймон не пользовался этой комнатой уже лет сто и вдруг подумал, что там могли заваляться интересные фотографии. К тому же он не выносил беспорядка.

Для начала он собрал мусор в одну кучу и поставил пустые лотки один над другим. Потом заглянул в бачок для проявки. Он был пуст, но пах так, будто кто-то недавно им пользовался. Собственно, этим кем-то мог быть только Ник. Что он печатал? Саймон оглянулся вокруг. Он давно привык относиться к успехам Ника как к своим и очень радовался, когда альбом его друга пополнялся чем-нибудь стоящим. Как только Ник делал новые фотографии, Саймон тщательнейшим образом их просматривал: роль наставника по-прежнему доставляла ему удовольствие, несмотря на то что интерес другого рода увял с появлением в его жизни (и, в частности, в постели) неподражаемого Сержа. В тусклом свете красной лампы Саймон увидел несколько фотографий, сушившихся над столом. Он снял их и, захватив еще пачку снимков, лежащих под ними, вышел в гостиную, чтобы рассмотреть все это при дневном свете. Его реакция на увиденное оказалась бурной, чтобы не сказать больше. Он завопил так, что Алекс вскочила со своего одра как ужаленная.

Сквозь туман, все еще застилавший глаза, она различила силуэт Саймона. В руках у него была пачка карт или чего-то в этом роде. Когда ей удалось сфокусировать взгляд, оказалось, что он просматривает фотографии формата восемь на десять. Периодически он останавливался, и тогда слышались разнообразные восклицания, как если бы что-то оскорбляло его до глубины души. Алекс терялась в догадках, но никак не могла сформулировать вопрос, чтобы разрешить свое недоумение. К счастью — или, может, к несчастью — Саймон сам обернулся к ней. Лицо у него было перекошено. Несколько секунд он смотрел на Алекс, потом снова перетасовал снимки и вновь уставился на нее, будто проводя сравнение. Алекс нахмурилась и уже было открыла рот, чтобы возмутиться, как вдруг ее осенило, и она в ужасе зажмурилась.

— Какого черта?..

Услышав голос Ника, она снова приоткрыла глаза и на всякий случай откашлялась, хотя не представляла, что можно сказать в этой ситуации.

— Я могу задать тебе тот же вопрос.

Глаза Саймона метали молнии. Он двинулся к Нику, стоящему в дверях, и помахал пачкой прямо у него перед носом. Алекс вжала голову в плечи. Не говоря ни слова, Ник взял фотографии и неторопливо просмотрел всю пачку. Потом он поднял взгляд на Саймона:

— Ну и что? По-моему, все ясно как день. Это Алекс. Не понимаю, что ты нервничаешь?

В общем, с этим было трудно спорить. Алекс незаметно взглянула на Ника.

— Ох, подожди! Нет, конечно же, я вижу, что это Алекс. Но ведь… это почти порнография! — закончил Саймон почему-то тоном триумфатора.

На этот раз Ник посмотрел на него с негодованием и громко фыркнул. Ни разу еще Алекс не видела, как они ссорятся.

— Сам ты порнография! Судя по всему, ты у нас живешь анахоретом. Непонятно только, почему у некоторых создается другое впечатление.

Саймон схватил одну из фотографий и ткнул в нее пальцем:

— Вот! Посмотри на это — она почти что голая! А лицо! Алекс, вот уж не ожидал…

Забившись под одеяло, Алекс кусала губы от досады и стыда. Но Ник, похоже, чувствовал себя на коне.

— Да как ты смеешь! Алекс совершенно нечего стесняться! Совершенно!

Ник редко терял терпение, но сейчас от него буквально летели искры. Алекс растрогалась: было приятно, что он так за нее заступается. Он вырвал у Саймона фотографию.

— По моему мнению, эта не только лучшие снимки, которые я когда-либо делал, но и самые искренние, а если они тебе не нравятся, тем хуже для тебя. Алекс не твоя собственность, а что касается меня, то я делаю что хочу. Заткнись и оставь нас в покое.

— Ты, кажется, забыл, что работаешь у меня, живешь в моей квартире и печатаешь свои чертовы снимки в моей лаборатории. И кое-что я имею право знать. Не поведаешь ли мне, когда вы устроили эти милые съемки? Очень приятно обнаружить, чем вы занимаетесь за моей спиной.

В истовом порыве благочестия Саймон решил, что не сдвинется с места, пока не выяснит все до конца. Страсти накалились до предела. Алекс съежилась под одеялом и была тише воды ниже травы — впрочем, о ее присутствии совершенно забыли, хотя, казалось бы, именно из-за нее и разгорелся весь сыр-бор.

— Ничего мы не устраивали! Это получилось абсолютно случайно. Она вышла из ванной комнаты, и я почувствовал, что просто должен ее сфотографировать. И вообще, ты не имеешь никакого права критиковать эти снимки или спрашивать, откуда они. Да, я работаю у тебя, да, я живу у тебя, но это еще не значит, что я — твоя собственность. И Алекс тоже. И вообще ты не имеешь ни малейшего понятия о том, как она… как все это важно для меня, так что заткнись. Слышишь, заткнись!

Он дышал так тяжело и часто, что Саймон впервые за время разговора был озадачен. И пока он придумывал достойный ответ, Ник заговорил снова — на сей раз гораздо сдержаннее и спокойнее:

— По правде говоря, старина, мне наплевать на то, что ты считаешь. Я сам знаю, что снимки великолепны, а Алекс — одна из красивейших женщин, каких я когда-либо встречал. И я люблю ее до потери пульса, глаз на нее поднять не могу; так что можешь засунуть свои непристойные ассоциации и грязные мысли себе… куда хочешь…

Всех троих буквально трясло: Ника — от ярости, Саймона — от изумления и шока, Алекс… впрочем, она сама как следует не знала от чего. Но что бы это ни было за чувство, оно одновременно наполняло ее гордостью, так что лицо расплывалось в не совсем приличной при данных обстоятельствах улыбке. Она понимала, что узел сплелся туго, что Саймон никогда не простит ни его, ни ее, но сейчас, в эту самую секунду, ей стало необыкновенно хорошо. Алекс не могла заставить себя взглянуть на Ника, все еще задыхающегося от гнева, да и на Саймона не смела поднять глаз. Ей пришло в голову, что такое состояние охватывает людей перед бурей — странное оцепенение в преддверии того, как небеса разверзнутся и бушующая стихия сокрушит все вокруг. Она даже принялась отсчитывать секунды, ожидая, что вот-вот гнев Саймона разрешится неистовым ураганом… И вдруг до ее ушей донеслись странные звуки — Саймон хохотал.

— А я-то думал… — еле выдавил он и снова разразился безудержным смехом. Заметив выражение замешательства на лицах собеседников, он понял, что должен объясниться, и набрал воздух в легкие. — Алекс, солнышко, я должен рассказать тебе о нас с Ником…

К полному изумлению обоих мужчин, Алекс инстинктивно взмахнула руками, будто желая защититься от чего-то.

— Нет, нет, только не это! Я не хочу больше ничего слышать! Нет, нет, нет, нет, нет!

Она зажмурилась и задержала дыхание, как будто это могло преградить путь неумолимой правде к ее сознанию. Казалось, прошла целая вечность (несколько минут по часам), и наконец она решилась приоткрыть глаза и увидела, что оба смотрят на нее так, как будто она сошла с ума.

— Алекс! Успокойся, моя лапушка. Не представляю, что ты там вообразила… Послушай меня ровно одну минуту. Все эти басни, которыми я тебя кормил, подробности — все это неправда. От начала до конца. Ничего между нами не было, ничего, nada! Ясно?

Саймон уселся рядом с ней на диван и принялся трясти ее за руку, словно полагая, что таким образом до нее лучше дойдет смысл его слов. Сбитый с толку Ник остался стоять позади. Ничего удивительного, что Алекс было довольно трудно усвоить эту неожиданную информацию.

— Ты хочешь сказать?..

Она не успела закончить, как Саймон утвердительно кивнул. Он казался одновременно пристыженным и опечаленным. Алекс остановила на нем долгий пристальным взгляд и вдруг с невыразимой радостью поняла, что он говорит правду. Ничего между ними не было, ничего! Все ее невыносимые сомнения, догадки, бессонные ночи, когда она пыталась представить себе, чем они сейчас занимаются, месяцы и месяцы мучений, изводящих, словно зубная боль, — все это не имело никакого смысла…

— А как же кольцо у твоей кровати? А когда я звонила тебе на Бали и Ник поднял трубку? А когда… а когда… — И ей припомнилась тысяча случаев (расцвеченных к тому же фантазиями Саймона и чертовой кучей косвенных улик), которые привели ее к совершенно ложному, как теперь выяснялось, заключению.

В этом своеобразном пинг-понге, где вместо шарика они перекидывались удивленными взглядами, подача перешла к Саймону. Настала его очередь смотреть на нее как на безумную.

— О чем ты? Какое кольцо у моей кровати? Честное слово, Алекс, иногда ты говоришь загадками.

— Кольцо Ника. У твоей кровати. Я нашла его на той вечеринке, и…

Резкий возглас Ника прозвучал как звук отскочившего от стола шарика. Саймона осенило:

— Ах, вот оно что! Я оставил его там, когда прибирался в ванной комнате, и потом все гадал, куда оно могло деться. Хотя кольцо волновало меня не в первую очередь.

Да уж, Саймона волновал владелец кольца, хотя он скорее умер бы, чем признал это. Особенно сейчас.

— Понятно…

Алекс выглядела несколько обескураженной — следствие оказалось проведено далеко не так тщательно, как она воображала.

— Так, что-нибудь еще? Что ты там говорила насчет какого-то телефонного звонка на Бали?

— А это могу объяснить я, — вмешался Ник.

Так, новый сет. В голове Ника все постепенно вставало на свои места.

— Помнишь, Алекс звонила насчет кошки — я как-то не догадался объяснить, что мы поменялись номерами, — обратился он к Саймону. — Понимаешь, мне и в голову не могло прийти… Ах, черт побери, кажется, теперь я начинаю понимать!

— Слава Богу, хоть у одного из нас проясняются мысли.

В голосе Саймона звучала издевка, но было очевидно: он старается снять с себя хотя бы часть вины. Ему страшно не хотелось в этом сознаваться, но, похоже, это он наводил Алекс на ложный путь. Впрочем, судя по выражению лица, Ник недалеко отстал от него в этом.

Ник присел на подлокотник, так что теперь Алекс оказалась зажатой между ним и Саймоном.

— Постой, дай-ка мне разобраться. Ты думала, мы с Саймоном… Ах ты черт!

Ее лицо выражало более чем красноречивое подтверждение этой догадки, и Ник несколько раз ударил себя по лбу, как будто хотел утрясти все это в своем мозгу:

— Невероятно… я… я хочу сказать, как ты могла такое подумать?

Похоже, он был совершенно ошеломлен. Алекс обернулась к Саймону, надеясь получить объяснения. Почувствовав, что бедная девочка лишилась дара речи, а также опасаясь того, что она может сказать, когда вновь обретет способность говорить, Саймон поспешил вмешаться:

— Алекс имеет в виду, что она неправильно истолковала некоторые, хм… некоторые ситуации. Как и я сам, откровенно говоря! — добавил он отчаянно, заметив угрожающий взгляд Алекс. Убедившись, что ему не остается ничего, кроме как говорить правду, Саймон глубоко вздохнул. Не так-то легко пренебречь привычкой всей жизни. — Видишь ли, мне показалось, что ты и я со временем, так сказать, можем стать ближе друг другу…

Выражение недоверия и ужаса, появившееся на лице Ника, могло бы лишить надежды самого заядлого оптимиста, но сейчас Саймон был озабочен только тем, чтобы спасти лицо. Он торопливо продолжил:

— Но вскоре я убедился, что мы с тобой… ну, как это… — играем за разные команды. Может быть, я немного спутал вам карты, намекая на что-то такое, но разве я так уж виноват? Честно говоря, с самого начала было видно, что вы без ума друг от друга, ну и я, конечно, немного приревновал — не без того. Неужели вы в самом деле думали, что никто не заметит, как вы бегаете друг от друга? Что никто не заметит ваших робких мимолетных взглядов? Не будьте детьми!

Он воззрился на них с суровым упреком — как на двух младшеклассников, застигнутых на кухне с куском пирога в руках, и удовлетворенно улыбнулся, заметив их смущение.

— Нет, можно просто с ума сойти! Они думали, никто не знает! Даже один про другого!

Его тон проницательного превосходства был бы совершенно невыносим, если бы за ним не чувствовалось озорного юмора. Все-таки какое громадное облегчение, что он не собирается убить их обоих!

— Ты хочешь сказать, что не сердишься?

После того как Саймон месяцами надоедал ей причитаниями и разговорами о Нике, Алекс с трудом верилось, что он так легко распрощался со своими надеждами. Господи, а ведь она когда-то даже подбадривала его! Это же надо так ошибиться во всем, особенно в своих собственных чувствах! Ведь Саймон буквально бредил Ником, а она по опыту знала, как дьявольски настойчив он бывает.

— Сержусь? Нет. Возможно, разочарован. Да и вообще все обернулось как нельзя лучше. Мне даже легче от того, что теперь это все меня не касается. Знаете, некоторое время назад меня посетила грустная мысль: я теряю форму. Но теперь я будто заново родился!

Он картинно воздел руки к небу, но в этом театральном жесте содержалось зерно правды. Саймон начинал понимать: его чувства к Сержу гораздо больше походили на настоящую любовь, чем бурная страсть к Нику. Не говоря уж о том, что Серж гораздо больше нуждался в его великодушии и поддержке. Чувствуя себя новоявленным мессией, Саймон поднялся с дивана, благосклонно посмотрел на обоих друзей и предложил им кофе таким тоном, словно они только что болтали о погоде.

— Я уверен, вам не помешает перекинуться парой фраз, пока я вожусь на кухне. Ведь вам о многом нужно поговорить.

Он был так упоен своим новым образом, что, казалось, вот-вот начнет протирать воображаемый нимб. Но его друзья были не из тех, кого легко одурачить.

— Не беспокойся за нас, — сухо ответил Ник, и Саймон удалился, по дороге вознося себе мысленные похвалы.

В дверях он остановился и с подкупающей искренностью сказал:

— Ник, я не хотел сказать ничего дурного о снимках. Они действительно чудесны, — и исчез за углом, словно видение Мадонны.

Когда они остались с Алекс наедине, Ника неожиданно охватило смущение. Предстояло столько всего сказать, обсудить, объяснить — и ни один из них не знал, с чего начать. Ник машинально тасовал фотографии. Он вдруг подумал, что легче всего разрядить атмосферу действиями, а не словами. Передав снимки Алекс, он стал внимательно следить, как она перебирает их, задерживаясь на некоторых подольше, другие бегло откладывая, возвращаясь к уже просмотренным снова и снова. Это была действительно выдающаяся работа. Ник так нежно и бережно воспевал чувственность почти обнаженного тела Алекс, что даже у самого поверхностного зрителя не осталось бы сомнений: модель и художника связывают не только профессиональные отношения.

Как и большинство людей, Алекс терпеть не могла собственные снимки, но эти — она вынуждена была признать — ей льстили.

«Однако приятно быть объектом страсти фотографа», — мелькнуло в ее голове. От одной этой мысли уши Алекс порозовели, и Ник, вероятно, почувствовал, что с ней творится. Он протянул руку, чтобы взять у нее фотографии.

— Думаю, нам надо поговорить.

Алекс поежилась:

— Не представляешь, как я ненавижу эту фразу.

— Ну да, я тоже. Но очевидно, кое-что мы должны прояснить не откладывая…

Начало было многообещающим, и она вопросительно взглянула на него, довольная тем, что он первым решился выложить карты на стол. Это, однако, оказалось труднее, чем он предполагал. Алекс поняла: хотя между ними оставался тысяча и один нерешенный вопрос, Ник пойдет по классическому мужскому пути наименьшего сопротивления, будет мямлить и медлить до тех пор, пока она не подскажет ему нужные слова. Косноязычие среднего самца человека иногда приводило ее, как и все остальное женское население планеты, в горькое отчаяние, и этот образчик, кажется, не исключение. Интересно, отчего они такие — просто от трусости или от неспособности выразить свои чувства законченным предложением? Как бы то ни было, ей снова пришлось столкнуться с мужчиной, который не в состоянии преодолеть мальчишеской беспомощности или даже страха перед перспективой открыть свое сердце любимой.

— И что же мы должны прояснить? Чего именно нельзя откладывать?

Вот так, первым делом надо подтолкнуть утенка к воде, хотя поплывет он сразу или нет — еще неизвестно.

— Ну, например… в общем…

Все предельно ясно: водоем оказался для него слишком глубоким. Алекс с трудом подавила желание схватить Ника за плечи и встряхнуть как следует. Затем попыталась снова:

— Например?.. — Она даже попыталась придать взгляду некоторую задушевность, чтобы подтолкнуть его к решающему шагу — без откровенного давления, естественно.

— Ну, понимаешь…

— Не понимаю, так что скажи мне, пожалуйста, прямо.

Алекс уже оставила всякую надежду развязать ему язык при помощи косвенных методов и стала играть в открытую, припомнив, что мужчине легче реагировать на четкие команды, чем читать чужие мысли. И тут же сработало! Лицо Ника немного прояснилось, он вдохнул полной грудью, словно собирался выплеснуть все, что накопилось в душе, раньше, чем нервное напряжение или осторожность возьмут свое. Ник остановился на самом краю и… беспомощно пожал плечами.

Нет, так они точно никуда не доедут. Как ни претило Алекс объясняться первой, но придется — иначе дело не пойдет дальше вздохов, обрывков фраз и смешных банальностей. Чувствуя, что уже исчерпала все средства (и что явно недооценила его природной застенчивости), она решила отдаться на волю случая и делать то, что первым взбредет в голову. Алекс подалась вперед и поцеловала Ника так страстно, что все сомнения улетучились. Действия оказались убедительнее слов, которые он «отложил на потом».

Когда они наконец оторвались друг от друга, чтобы вздохнуть, Алекс была поражена: в глазах Ника стояли слезы. Ничто на свете не приводило ее в большее смятение, чем вид плачущего взрослого мужчины. В таких случаях она чувствовала себя беспомощной, хотя и читала много раз в новомодных статьях: это вполне соответствует образу Нового мужчины. Может, и так, только ее подобная реакция превращает в жалкое дрожащее существо. Не находя ничего лучшего, она стала гладить его руку, лихорадочно соображая, стоит ли его обнять или от этого будет только хуже — что, если он разрыдается у нее на груди?

В течение нескольких минут Ник сосредоточенно рассматривал находившийся прямо перед ним кофейный столик, затем наконец перевел дыхание и выпалил:

— Знаешь, я больше не могу этого выносить. Видеть тебя с этим ничтожеством… Ты, наверное, думаешь, он может дать тебе все, чего ты пожелаешь, но это не так. Иначе ты бы не играла со мной, как кошка с мышью.

Казалось, он застиг ее врасплох, но через секунду она опомнилась:

— Это неправда! Я вовсе не играла с тобой. По-моему, все было как раз наоборот.

Глухой смешок, которым были встречены ее слова, не оставлял сомнений: у него есть свое мнение на этот счет. Алекс ушам своим не верила. Этот человек месяцами водил ее за нос, а теперь ее же выставил виноватой! Мужчины! Перестают ли они когда-нибудь предаваться бесплодным фантазиям, не говоря уж о склонности жалеть себя?

Конечно, если бы Алекс могла в этот момент проникнуть в его мысли, она обнаружила бы в них поразительное сходство с собственными, но будь мир устроен так просто, слово «страдание» выкинули бы из словарей или заменили словом «эйфория», а торговцы джином разорились бы. А пока они не могли отвести друг от друга непонимающих глаз, и оба чувствовали себя обманутыми, ошеломленными и совершенно измученными.

Вероятно, это продолжалось бы бесконечно, если бы Саймону не надоело мерить шагами кухню и он не поспешил обратно с кофейником в руках — узнать, чем дело кончилось. За это время он успел позвонить Сержу. Разговор был долгий и плодотворный, но все же и он наконец закончился, так что бороться с любопытством не было больше сил.

Понятное дело, все вышло именно так, как он и ожидал. Ну ничего, зато можно насладиться ролью покровителя влюбленных. В конце концов, теперь он нашел счастье в любви, так что мог позволить себе душевную щедрость, кроме того, это новое ощущение своей святости резко повышало его самооценку. Сержу нравилось постоянно говорить о «духовном», и Саймон знал: речь идет не о виски.

Верный своей хамелеонской натуре, он был готов стать верхом совершенства, наводнить своей любовью все вокруг и улучшить этот мир — раз уж его гнездо прочно и уютно свито. Ему нравилось думать об этом как об особом пути, своеобразной форме буддизма для тех, кому лень и недосуг распевать монотонные молитвы, но кто совсем не прочь воспользоваться божественными милостями. Что касается кармы, Саймон готов был иметь с ней дело: с тех пор как тогда на Бали Серж объяснял значение этого понятия все вечера напролет, Саймон только и искал подходящую возможность наверстать упущенное.

Сосредоточенно и даже несколько торжественно он налил каждому по чашке кофе, а затем уселся, настроив свою знаменитую способность простить и забыть на самый благоприятный лад. Одного взгляда на лица друзей, впрочем, оказалось достаточно, чтобы понять: ждать вознаграждения за труды придется долго.

— Кому-нибудь налить молока?

Алекс молча взяла у него молочник и, плеснув себе немного, поставила его перед собой на стол, чтобы, передавая Нику молоко, ненароком не дотронуться до его руки. Странно, как иногда становится отвратителен человек, который еще несколько часов назад заставлял тебя таять от нежности.

— Желающим подаются также круассаны.

Это заявление не встретило ни малейшего энтузиазма, что только усилило опасения Саймона. Ничего не поделаешь, видно, ему действительно придется выступать в роли миротворца, иначе эти двое станут охать и вздыхать у него под носом еще много месяцев — такая перспектива вызывала у него рвотный рефлекс. По правде говоря, они заслуживали, чтобы их головы разбили одну о другую, но сдержанный Саймон, как всегда, предпочел более мягкие меры.

— Судя по вашим лицам, я мог бы вести более содержательную беседу с кошкой.

— Она, во всяком случае, держит свои соображения при себе. — Алекс старалась говорить in sotto voce, но, видимо, вышло недостаточно sotto, и Ник тут же полез в бутылку:

— Интересно, что ты хочешь этим сказать?

— Ты лучше, чем кто бы то ни было, знаешь, что я хочу сказать. Хотя, вероятно, считаешь, что я снова играю с тобой.

Если вы хотите заставить мужчину побагроветь от ярости, то лучше всего сказать что-нибудь саркастическое. Ник тут же возмутился и принялся лихорадочно придумывать достойный ответ, но тут Саймон решил взять дело в свои руки, пока не поздно:

— Дети, дети, спокойно. Что тут произошло? Я оставил вас вдвоем, чтобы вы могли поворковать, а не оскорбляли друг друга, словно пара трансвеститов, которые поссорились из-за губной помады.

— Это он начал, он сказал, что я с ним играла. Это я с ним играла! Ты оценил юмор?!

Губы Алекс дрожали от возмущения, больше всего она сейчас напоминала непослушную шестилетнюю девочку. Саймон шумно вздохнул и выставил ладонь вперед в знак предупреждения — до того как Ник успел открыть рот и выступить со столь же воодушевленным ответом.

— Постойте, погодите-ка. По-моему, вы играете не столько друг с другом, сколько друг у друга на нервах.

— Как раз это я пытался ей объяснить, но она никак не хочет понять.

Наконец-то Нику удалось снова выйти на игровое поле.

— Чего именно я не хочу понять?

И Алекс гордо вздернула подбородок. Ник мимоходом отметил, как прекрасна она в гневе, но счел за лучшее держать подобные неуместные мысли при себе и очертя голову кинулся в драку:

— Что поступки всегда важнее слов! На твоем пальце все еще красуется эта штука — как трофей или что-нибудь в этом роде. Думаю, все предельно ясно, не так ли? Кто же в здравом уме и по собственной воле уйдет от такой золотой жилы? А? Ты, наверное, разыграла перед ним убедительную сцену, чтобы он испугался, вот и все, — иначе давно бы сняла кольцо! Но ты не сняла. Таким образом, насколько я понимаю, ты все еще помолвлена с этим… ходячим кошельком. Ты все еще продаешь себя и все, во что веришь. И меня тоже.

— В качестве свидетеля вчерашней сцены я бы возразил против такой трактовки. Что скажешь, Алекс?

Да, Саймон был поистине хорош в этот момент! Вообще-то он втайне полагал, что из него получился бы прекрасный третейский судья, и только мысль о тоннах весьма малоинтересной специальной литературы, которую пришлось бы штудировать, удерживала его от попыток в этом направлении. Кроме того, он не был уверен, что парик пойдет к овалу его лица, а также к острым, как бритвенные надрезы, морщинам, которые резко очерчивали его благородные скулы.

— Я… гм… — Алекс задумчиво крутила злосчастное кольцо на пальце — казалось, она не находит нужных слов.

Ник так и запрыгал на месте, торжествующе воскликнув:

— Вот видишь?! Нет, ты видишь?

Не обращая внимания на нарушение процедуры со стороны истца, Саймон пристально смотрел на Алекс. Наконец она справилась с собой и заявила:

— Я не выйду замуж за этого человека, даже если меня прикуют наручниками к его великолепному лимузину или до смерти забьют его кейсом. От одной только мысли, что в течение пятидесяти лет он будет сидеть передо мной в полосатой майке и разгадывать кроссворды в «Дейли телеграф», меня подмывает покрасить волосы в пурпурный цвет, проколоть соски и вдеть в них по серьге, а что касается его матери…

Все трое содрогнулись, объединенные свежими воспоминаниями о событиях вчерашнего вечера. Отогнав от себя этот жуткий призрак, Алекс продолжила голосом более мягким и тихим, так что Нику даже пришлось немного напрячь слух.

— А самое главное — я не выйду за него, потому что не могу без тебя. То есть я понимаю, я и сейчас не с тобой, но у меня всегда остается надежда, а так бы она исчезла. Навсегда. Или как минимум до тех пор, пока я не наняла бы хорошего адвоката.

Ник был настолько тронут, что даже простил ей то, что о таких серьезных вещах она говорит в шутливом тоне. Саймон от умиления чуть не расплакался; все трое сидели друг против друга и смущенно улыбались, как вдруг резкий звонок в дверь прервал идиллию. Вполне вероятно, они притворились бы, что никого нет дома, но незваный гость был явно не из тех, кто привык ждать, и принялся усердно выламывать дверь.

— О Господи, наверное, это Ричард, — прошептала Алекс, инстинктивно прижавшись к Нику.

— Что ж, рано или поздно тебе пришлось бы с ним встретиться. Почему бы не теперь?

По правде говоря, Нику не терпелось увидеть физиономию Ричарда, когда Алекс объявит о своем решении. Это хоть как-то компенсирует ему долгие месяцы мучений и сомнений, когда он только и делал, что представлял, чем они занимаются, оставаясь наедине. Часто он закрывал глаза и воображал, как бледные вялые пальцы Ричарда прикасаются к ее телу, и его сердце сжималось от невыносимой боли. Ему казалось, что от жгучей ревности все в нем закипает. Ну уж нет, теперь он скорее умрет, чем упустит хоть секунду упоительной сцены публичного унижения соперника.

Чувства Саймона были куда более прозаичны — он беспокоился, как бы Ричард не вышиб дорогущую дубовую дверь раньше, чем Алекс наберется мужества и позволит открыть ее. Конечно, он не нуждался ни в чьих позволениях, чтобы открыть собственную входную дверь, но понимал: ей необходимо взять себя в руки, чтобы достойно встретить Немезиду в лице бывшего жениха, который, как часто бывает с обывателями, предпочитал ярость в физических проявлениях.

— Ну же, Алекс?

В голосе Саймона снова послышались интонации воспитателя детского сада, и она усилием воли справилась с охватившей ее паникой. Ник взял ее дрожащую ладонь в свою — сильную и твердую.

— Ладно, хорошо… Нет, постой! Тебе не кажется, что мне стоит переодеться? Не могу же я предстать перед ним в таком виде.

Бросив быстрый взгляд на растрепанные волосы Алекс и его собственную майку, в которой она красовалась, Саймон не мог с ней не согласиться. Он бы и сам наверняка это заметил, если бы события не развивались так стремительно и драматически и если бы Алекс и в таком виде не выглядела привлекательно.

Когда женщина изливает душу, ни словом не обмолвившись о потекшей туши и не сокрушаясь о жалком состоянии своей прически — это, наверное, и есть настоящая любовь.

Что касается Ника, то он уж точно не в состоянии трезво оценить степень ее готовности к приему гостей — в его глазах она всегда была краше всех на свете. Сейчас, однако, мысль о том, что она предстанет перед Ричардом в неглиже, разбудила в нем несколько нелепое чувство собственника.

— Вот, держи. Мы тут займем его разговором, пока ты одеваешься. И ради Бога, держи себя в рамках. Нам ни к чему лишние неприятности, хватит и тех, без которых нельзя обойтись.

Сунув одежду ей в руки, Ник торопливо сгреб разобранную постель в охапку и забросил ее за диван. Саймон тем временем направился к двери и перед тем как отпереть замок, предусмотрительно закрылся на цепочку — а вдруг там маньяк-убийца с топором, а не просто рассерженный банкир? Он осторожно высунул голову наружу, чтобы убедиться: весьма недружелюбная физиономия визитера в самом деле принадлежала Ричарду.

— Какого дьявола ты там копался?!

Тонкий налет респектабельности испарился, как будто его и не бывало. Перед Саймоном стоял разгневанный безумец со взглядом убийцы. Во всяком случае, так ему показалось. Пытаясь хоть немного оттянуть момент неизбежной встречи, он снова захлопнул дверь, чтобы снять цепочку, но и этого ему показалось мало, он еще подразнил Ричарда, убедительно прокряхтев, что распроклятую дверь, мол, заклинило — никак не отворяется.

Справедливо рассудив, что дальнейшее промедление и издевательство чреваты непредсказуемыми последствиями, он наконец распахнул дверь, и тут же его отбросило в сторону: Ричард ворвался в квартиру, сметая все на своем пути и бешено вращая глазами.

— Входи, сделай милость, — пробормотал Саймон вслед гостю и поспешил за ним, чтобы успеть увести его куда-нибудь, если Ник еще не убрал в гостиной. Заглянув в коридор, куда отставной жених направился с самого начала, Саймон почти врезался в него: будто окаменев, тот взирал на Ника. Одетый в шорты и футболку, Ник сидел за столом с чашкой кофе и держал перед собой газету. К счастью, Ричард был слишком возбужден, чтобы обратить внимание на то, что газета вчерашняя, а над чашкой не клубится ароматный пар.

Ник поднял на гостя глаза с выражением приятного удивления — словно вышибание дверей по воскресеньям было делом совершенно обычным.

— Доброе утро, Ричард.

Соперник не счел нужным отвечать на его приветствие. Он прошел на середину комнаты и, постукивая пальцами по своим выходным брюкам, оглядел помещение.

— Где она?

Отнекиваться было бесполезно, к тому же Ник твердо решил раз и навсегда покончить с этим. Саймон бросил ему предостерегающий взгляд, и он ответил самым любезным тоном:

— Кто — Алекс? Она сейчас в душе. Хочешь чашку кофе или еще чего-нибудь?

За спиной Ричарда Саймон подавал Нику знаки, чтобы тот любыми способами тянул время. Алекс высунулась из ванной и тут же шмыгнула обратно. В это время Ричард резко обернулся, чтобы посмотреть, какого черта там вытворяет Саймон. Тот торопливо изобразил самую невинную улыбку, но тут же лицо его исказилось в паническом ужасе, он принюхался и со всех ног кинулся в кухню с воплем: «Боже мой, круассаны!»

Оставшись наедине, Ник и Ричард погрузились в молчание. Наконец Саймон вернулся, неся на подносе горячий кофе и блюдо с круассанами, обуглившимися по краям. Алекс вошла в комнату, когда кофейный ритуал был близок к концу. Пожалуй, для данного случая она выглядела чересчур нарядно в своем огненно-красном туалете. Но зато явно была готова к схватке. В ванной комнате она взвесила все варианты и пришла к выводу, что единственно возможная защита перед лицом разъяренного жениха — это нападение.

Излучая спокойную самоуверенность, она села на диван и холодно ему улыбнулась:

— Здравствуй, Ричард.

Однако приветствие Алекс осталось незамеченным, поскольку его взгляд был прикован к какому-то предмету на столе. Ник с опозданием вспомнил, что забыл убрать фотографии и уже было потянулся за ними, но Ричард его опередил. Схватив пачку, он стал просматривать снимки один за другим, не в силах поверить собственным глазам. Все сидели молча, не смея пошевелиться. Было слышно только тяжелое дыхание Ричарда и скрежет зубов, когда, отбросив очередную фотографию, он натыкался на еще более откровенную.

— Шлюха, — только и смог он вымолвить, но этого было достаточно.

Ник вскочил со своего места и с угрожающим видом двинулся к нему:

— Только повтори, и я сломаю тебе шею.

Внушительный рост и телосложение подкрепили его слова, содержавшие отнюдь не пустую угрозу. Ричард усмехнулся как мог более презрительно, однако дрожь в его коленках не ускользнула от внимания Алекс. Ник подался вперед и одним стремительным движением выхватил снимки из рук Ричарда. Затем он положил их так далеко, чтобы никто не мог достать, и, повернувшись к Ричарду, твердо сказал:

— Мне кажется, тебе пора.

Собрав жалкие остатки смелости, Ричард воинственно скрестил руки на груди:

— Не раньше, чем мы кое-что выясним.

Алекс легко представила себе, что сейчас произойдет, и решила предотвратить насилие, сняв с пальца кольцо и протянув его Ричарду.

Тот отшатнулся, словно получил прямой удар в челюсть. От руки он перевел взгляд, полный ненависти, на ее лицо. Такими одаривают предателей. У него перехватило дыхание, и, казалось, он с трудом подбирает слова; когда же наконец подобрал, в них клокотала ярость. Наследственность по материнской линии проявилась во всей красе.

— Ах ты, сучка! Вот чем ты занималась, когда «пахала как лошадь» в нашем новом чудесном доме, где собиралась посвятить себя милому, трогательному увлечению, своим «писулькам»!

Кровь прихлынула к лицу Алекс. Ничто не могло вывести ее из себя сильнее, чем эдакое снисходительное отношение к ее статьям — как к «писулькам». Ника тоже передернуло от этих слов, но еще больше от усилий, которые он прилагал, чтобы держать себя в руках — он только сжал кулаки и приблизился на шаг к креслу Ричарда. Тот побледнел, но самообладания не потерял. Поджав губы, он смотрел на Алекс, словно на опасную сумасшедшую.

— Всю ночь я не спал, ждал, что ты придешь домой. Беспокоился. Все время звонил и нарывался на твой чертов автоответчик и наконец догадался, что ты, конечно же, пошла к своим дружкам.

Саймону показалось, что Ричард не слишком церемонится в выражениях, но вошедшего в раж и исполненного жалости к себе недоумка было не остановить.

— Я был уверен, что по прошествии времени истерика пройдет, ты успокоишься, с тобой можно будет договориться, как со всяким нормальным человеком.

Вот они и послышались в его голосе — эти противные скулящие нотки. Они появлялись всегда, когда ему приходилось туго.

Алекс хотела было ответить, но Ричард, увлекшись обличением, продолжал:

— Я, право, не знаю, чем, по твоему мнению, я это заслужил, но все же увидеть фотографии собственной невесты в неглиже… Это просто мерзость. Наверное, вы снимали. Вы ведь, конечно, не из тех, кому подсунешь кота в мешке.

Последний язвительный выпад был адресован Саймону, который игнорировал его с достоинством, в данном случае несколько излишним. Ник холодно усмехнулся, даже не стараясь скрыть презрения.

— На самом деле это я снимал. И если ты считаешь это мерзостью, тебе нужно пополнить свой культурный багаж. Или хотя бы свои знания о жизни. Например, ты мог бы найти себе невесту. Какую-нибудь другую, не Алекс — ей, видишь ли, есть что терять.

Ричард будто окаменел, его лицо стало мертвенно-бледным. Он с мольбой посмотрел на Алекс и прошептал:

— Ты ведь несерьезно…

Решимость почти покинула ее, но она покачала головой. Все это хорошо, пока он снова не сложит два и два и не получит пять.

Тем временем Ричард перевел взгляд с Алекс на Ника и прошипел:

— Ага, теперь я все понял!

В его тоне было столько яда, что остатки сочувствия покинули Алекс, как и чувство вины. У Ричарда было обескураживающее свойство смотреть на людей так, словно они были мошками, — это умение он неплохо отточил, занимая один из руководящих постов в своей компании. Встав с кресла, Ричард задрал подбородок и помахал пальцем перед лицом Ника.

— Думаешь, ты такой умный! Подкатываешь к ней, пока меня нет, бегаешь от нее к своему приятелю… Бог знает, от каких болезней мне теперь придется лечиться. С вашими взглядами на мораль и всем этим дерьмом может быть что угодно! Забирай ее со всеми потрохами, тоже мне, большая потеря! Вы друг друга стоите, все трое. Вы ненормальные, вот что! Наверняка предаетесь сексуальным извращениям — еще бы, такое милое трио! Меня от вас тошнит. Ну подождите, я расскажу вашим родителям, чем вы тут занимаетесь. Да и газеты наверняка заинтересуются таким материалом. А если я что-нибудь подцепил, то подам на вас в суд. Привлеку вас к ответственности раньше, чем вы успеете нанять какого-нибудь продажного адвоката, который вас вытащит. А ты, ты говорила мне, как романтично подождать до свадьбы, — подумать только, как я мог попасться на такую дерьмовую удочку! Что-то прежде ты не была слишком стыдливой! Но теперь все стало на свои места. Небось трахались тут и посмеивались над тем, какой я наивный!

Боль и ярость захлестнули его, и шквал обвинений обрушился на голову Алекс. Она сидела молча и только молилась, чтобы не расплакаться — не хватало еще доставить ему это удовольствие!

К счастью, Ник и Саймон к этому моменту как раз достигли точки кипения. Они синхронно встали и двинулись к Ричарду. Саймон крикнул:

— Заткни фонтан!

Тем временем Ник схватил Ричарда за горло. Пару минут тот трепыхался, как выброшенная на берег треска, и наконец затих. Глядя Нику в глаза и издавая нечленораздельные звуки, он вяло пытался оторвать его руки от шеи. Опасаясь, что Ричард заедет куда-нибудь локтем, Саймон на всякий случай обхватил его, прижав руки к туловищу. Паника, отразившаяся на лице Ричарда, доставила ему истинное удовольствие.

— Не беспокойся, приятель, ты не в моем вкусе.

Ник также наслаждался ситуацией. Прочнее перехватив противника, он сказал, обращаясь к Саймону:

— По-моему, Ричард как раз собирался уходить. Не правда ли?

— Без сомнения.

С этими словами импровизированный сандвич с беспомощным Ричардом посередине двинулся к выходу.

Рука, обхватившая горло Ричарда, помешала ему выразить протест, уже готовый вырваться наружу. Еще одно слово, и Ник выполнит свою угрозу.

Алекс наблюдала сцену со своего места на диване, не зная, что ей делать — то ли разнимать их, то ли аплодировать этой схватке. В конце концов она предпочла второе, резонно рассудив, что не каждый день выпадает удовольствие любоваться великанами, сражающимися за ее честь. Может, ее поведение было недостойным, но она знала одно: любая женщина повела бы себя так же, если бы увидела, как ради нее сражаются с драконом. Уже не говоря о том, что она была страстно, безумно влюблена в одного из заступников.

С наслаждением смакуя ситуацию, она чуть не пропустила момент окончательного и бесславного крушения Ричарда. К счастью, она очнулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ник прижал его к стене, а Саймон театральным жестом распахнул дверь.

Тут Ник посмотрел на нее и, освободив одну руку, протянул ее к ней:

— Алекс, дай мне кольцо!

Другой рукой он продолжал крепко держать брыкающегося Ричарда. Алекс бросила последний взгляд на сияющий бриллиант и после секундного замешательства положила кольцо Нику на ладонь, поборов естественное нежелание расставаться с этой игрушкой.

— А теперь проваливай. Надеюсь, это будет согревать тебя по ночам, — почти дружелюбно сказал Ник и засунул кольцо в нагрудный карман Ричарда.

После чего одним движением вытолкнул его за дверь. В последний момент Ричард успел поймать взгляд Алекс и проскрежетал:

— Ты совершаешь большую ошибку! — И тут же тяжелая дубовая дверь сбила его с ног.

Некоторое время с улицы доносились всевозможные проклятия и страшные угрозы, а когда они затихли, послышался звук автомобильного двигателя и почти сразу раздался оглушительный визг шин. Можно было поспорить, что Ричарда остановит первый же полицейский, тем более что для дорожного инспектора нет лучшей забавы, чем поиздеваться над каким-нибудь дельцом из Сити.

Алекс вдруг почувствовала себя совершенно опустошенной. Не то чтобы она жалела о том, что окончательно порвала с Ричардом — само по себе это было облегчением, — но ведь на нем строились все ее планы на будущее, а теперь все летело в тартарары. Ей стало страшно.

Что касается Ника и Саймона, то они уже пришли в себя и теперь покатывались со смеху, то и дело хлопая друг друга по спине и выкрикивая что-то бессвязное. Наконец, сделав небольшую паузу, чтобы отдышаться, Ник обернулся к Алекс в ожидании благодарного взгляда. Однако выражение ее лица мгновенно отрезвило его, и он толкнул Саймона в бок. В глазах Алекс отражались растерянность и страх. Ник заботливо обнял ее и, прижав к себе, погладил по голове, как будто она была маленьким, беспомощным ребенком.

— Ну-ну, Алекс, не надо. Все будет хорошо, вот увидишь.

Она попыталась улыбнуться, но страх неопределенности и напряжение, не ослабевавшее в течение нескольких месяцев, вдруг навалились на нее, и она уткнулась ему в грудь, чтобы он не увидел ее слез. Нику легко говорить, что все будет хорошо, ведь не ему предстоит расхлебывать эту кашу. Выставить Ричарда пинком под зад — это, конечно, прекрасно и благородно, но теперь надо было решить еще тысячу и одну проблему, и этим придется заниматься только ей.

Чувствуя, как вздрагивают ее плечи, Ник понял: все не так хорошо, как он думал. Продолжая нашептывать Алекс какие-то утешения, он беспомощно взглянул на Саймона, который уже собирался улизнуть и оставить Ника одного разбираться со всем этим. Однако, увидев его отчаянное лицо, Саймон покорно вздохнул и перекочевал вместе с ними в гостиную. Нику пришлось почти тащить Алекс на себе. Некоторое время оба молчали, пока она всхлипывала и икала, не в силах произнести что-либо вразумительное.

— Послушай, Алекс, если ты расстроилась из-за того, что сказал Ричард, то не волнуйся. У него кишка тонка. Никогда в жизни он не посмеет сделать и десятой доли…

Саймон пытался внести в ситуацию хоть толику здравого смысла. Оторвав лицо от груди Ника, Алекс покачала головой и, задыхаясь, пролепетала:

— Да я не об этом.

— Хорошо, тогда о чем?

Ник ощутил растущее чувство тревоги. Не могла же она в самом деле любить этого болвана? О Господи, только не это! Его внутренний голос говорил, что это ерунда и все его опасения напрасны, но все же оставалась вероятность, что интуиция его обманывает. В конце концов, он уже не раз ошибался насчет Алекс.

Немного успокоившись, она несколько раз глубоко вздохнула и жалобно заговорила:

— Что, черт побери, мне теперь делать? Я уже сказала своей квартирной хозяйке, что выхожу замуж и переезжаю. И на работе все знают. Мне преподнесли свадебный подарок, а теперь придется говорить, что все отменяется, и возвращать эту вазу, и вообще… Все же будут смеяться надо мной! А родители? Мама уже обговорила с викарием дату венчания… О Боже, я этого не перенесу! Просто не перенесу!

И она снова уткнулась в грудь Нику, будто надеясь найти там спасение от своих бед.

Саймон почувствовал, что должен вмешаться, и заговорил — как всегда, тоном благоразумною старшего брата:

— Ради Бога, Алекс, возьми себя в руки. Никто не будет над тобой смеяться. Я уверен, все будут удивляться, как это ты выдержала с этим чудовищем столько времени. Думаю, твои родители обрадуются больше всех. Вряд ли они были в восторге от Ричарда. А что касается квартиры, ты знаешь: я всегда рад приютить тебя. Уверен, Ник потеснится и уступит тебе полкровати, если ты его хорошенько попросишь.

Алекс снова икнула, на сей раз от изумления. Но тут ей пришла в голову новая мысль, и она опять поникла.

— Спасибо. Но вряд ли тебя устроит, чтобы мы болтались в твоей квартире бесконечно — по крайней мере я…

Она замолчала, боясь сказать лишнее. Впрочем, ее опасения были напрасны.

— В самом деле, Саймон, это очень любезно с твоей стороны, но, думаю, мы подыщем себе что-нибудь, как только… э-э… как только позволят средства. — Ник едва смог закончить фразу, так невыносимо ему было говорить о своем финансовом положении. В этот момент он ненавидел себя.

— О, если дело только за этим, мне не о чем беспокоиться! — улыбнулся Саймон. — У Сержа есть знакомые, которые собираются выпускать иллюстрированный журнал. В основном путешествия, экзотика и все такое. Серж показал им твои работы — помнишь, он выпросил у тебя несколько снимков, сделанных в Бали? Потом я дал ему на время твой альбом, чтобы усилить впечатление, в общем, те ребята сказали, это очень и очень интересно. Особенно здорово то, что ты уже много поездил по свету, так что в любой момент можешь дать им подборку фотографий про ту или иную страну. Серж уже договорился о собеседовании, но он уверен, это пустая формальность. Вот прекрасный шанс, как раз то, что тебе нужно! У тебя появится возможность делать то, что тебе нравится, а когда ты не будешь колесить по далям и весям с очередным хорошо оплачиваемым заданием, сможешь подрабатывать у меня. Ну, что ты об этом думаешь?

Саймон походил на фокусника, демонстрирующего публике кролика, которого он только что вытащил из шляпы. Да, а кролик-то был что надо…

— Я… я даже не знаю, что сказать. Это невероятно! — растерялся Ник.

Ничто не могло доставить Саймону такого удовольствия, как бурная признательность людей, о которых он заботился. Лицо Ника расплылось в благодарной улыбке. Саймон молча наслаждался своим великодушием. Правда, был один маленький нюанс: он знал об этом предложении уже несколько недель и специально выжидал подходящего момента, чтобы сообщить эту новость. Саймон был не дурак. Несчастные влюбленные могли воображать, что их чувства — тайна за семью печатями, но он-то прекрасно видел, как они смущались и отскакивали друг от друга при каждой встрече. Эти двое чуть не свели его с ума своими охами и вздохами.

Кроме того, Саймон с Сержем подошли к той стадии, когда мечталось о длинных вечерах вдвоем, с изысканным ужином, задушевными беседами и сплетнями. Само собой, это соображение он держал при себе, предпочитая, как всегда, оперировать необходимым минимумом информации.

Ровный голос Алекс прервал его идиллические фантазии:

— Что ж, это действительно потрясающе. Я очень рада за тебя, Ник.

Как ни взывала она к своим лучшим чувствам, великодушие покинуло ее, и тон получился фальшивым. Не успела она получить мужчину своей мечты, как его вырвали из ее объятий, послали за тридевять земель, чтобы он стал богатым, знаменитым фотографом и, вне всякого сомнения, встретил уйму прекрасных смуглянок по дороге. Она с удовольствием задушила бы Саймона.

Только теперь Ник сообразил все это и беспомощно посмотрел на Саймона, не зная, что сказать. С одной стороны — работа, о которой можно только мечтать, с другой — женщина, которую он любил. Наверняка это можно как-то уладить, но события развивались слишком быстро, и он не успевал ничего сообразить. На его лице отразилось смятение, и Саймон быстро поднял руку, пока он не ляпнул какую-нибудь глупость.

— Спокойно, Алекс. Неужели ты думаешь, что я бросил тебя на произвол судьбы? Думаю, ты можешь писать свои статьи из любой точки земного шара. Твоей колонке это будет только на пользу; кроме того, как только твое имя появится в газете, тебя завалят предложениями. Кто знает, может, ты кончишь советником посла в Пекине. Так что кончай дуться и беги собирать чемоданы.

Что ж, приходилось признать его выигрыш. Едва смея верить, что в этой сказке ей отвели главную роль, Алекс обняла Саймона и улыбнулась, глядя в его родное лицо. Он готов был заплакать от сознания своего великодушия.

— Спасибо. Спасибо тебе за все.

— Да ради Бога. Кстати, чуть не забыл. Серж кое-что передал тебе в дорогу.

Открыв шкаф, Саймон вытащил оттуда крохотное яркое бикини. У Ника глаза на лоб полезли, настолько сексуально оно выглядело. Саймон вручил его Алекс с напускной торжественностью, словно ценный приз и не в тон добавил:

— Он стибрил это на одних съемках. Сразу понял, что эта вещь просто создана для тебя.

Алекс с некоторым подозрением посмотрела на миниатюрное изделие.

— Очень мило с его стороны.

— Правда?

Но Алекс было не так-то просто одурачить.

— К тому же очень умно. Своего рода бесплатная рекламная кампания за границей.

— Верно!

Саймон благодушно улыбнулся. Он был чрезвычайно доволен собой.

— Ладно, пойду сообщу ему хорошие новости. Уверен, он с удовольствием поторопит их с собеседованием.

С этими словами он вышел с таким видом, словно был кандидатом на прижизненную канонизацию. Алекс и Ник остались вдвоем с чувством, будто одновременно нашли клад и выиграли в лотерею.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Ник издал радостный вопль и схватил Алекс в объятия:

— Сегодня самый счастливый день в моей жизни!

— Что ж, и все-таки его можно еще чуть-чуть улучшить. — И она с озорной улыбкой потянула его за пояс.

— Стоп, подожди-ка секунду. Мы не будем заниматься ничем таким, пока ты не дашь мне торжественного обещания.

Алекс подумала бы, что он шутит, не будь его лицо таким серьезным.

— Какого?

— Что выйдешь за меня замуж. Обещай прямо сейчас. Пока ты не начала думать и не решила, что мои рубашки недостаточно полосатые для тебя.

Для одного дня это было уже слишком. Конечно, она была без ума от Ника и верила, что он тоже ее любит, но это… Она еще не отошла от этой истории с Ричардом…

Наконец, собравшись с мыслями, она посмотрела ему прямо в глаза и объявила:

— Хорошо, только сначала ответь мне на один вопрос.

— Хоть на десять. Спрашивай что угодно.

— Та ночь в отеле… Она значила что-нибудь для тебя?

Последовала пауза, настолько долгая, что Алекс приготовилась услышать самое ужасное. Наконец он вымолвил:

— Она значила для меня все. Я… я должен сделать одно признание.

— Слушаю.

Внешне Алекс была совершенно спокойна, но сердце у нее стучало, словно мотор «феррари» на полной скорости.

— Когда я увидел тебя на пороге, это не было для меня неожиданностью.

Алекс подняла брови в недоумении:

— Не понимаю.

— Дело в том, что никакого такси не было. Я все это выдумал. Я действительно нашел рекламу, но ты выронила ее в квартире Саймона. Она лежала на полу в ванной комнате, и я сразу все понял, потому что как раз перед этим ты заходила туда поправить макияж — мы все шли в какой-то бар. Сначала я не мог поверить, но любопытство взяло верх. Я набрал номер и описал то, чего я хочу. И эта женщина прислала мне тебя.

— О Господи!

Алекс застыла на месте, не в силах поднять на него глаза от смущения.

— Я хотел выяснить… не знаю… Думаю, я надеялся узнать, правда ли это, действительно ли ты этим занимаешься. А потом, когда ты мне рассказала о своей афере… Сначала я не поверил своим ушам, но потом мы занялись любовью, и это было что-то особенное. И тогда я понял…

— Понял что? — тихо спросила она, не отводя взгляда от его лица.

— Понял, что ничто не имеет значения, лишь бы ты была со мной, и что я люблю тебя. И что бы ни происходило после этого, я никогда не думал иначе.

Его искренность была так очевидна и трогательна, что Алекс чуть не заплакала. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой желанной. Теперь она знала: что бы она ни сделала, что бы ни случилось, куда бы ни забросила их судьба, он всегда будет любить ее такой, какая она есть. Она обвила руками его шею и, блаженно зажмурившись, прошептала:

— В таком случае на твое предложение я отвечу — да. — И, помолчав немного, лукаво добавила: — Хотя теперь, когда моя карьера только начинается, я не уверена…

Но Ник не дал ей закончить. Его поцелуй был таким крепким и страстным, что у Алекс дух захватило. В радостном предвкушении она плотнее прижалась к нему и поцеловала в ответ.

По лицу Алекс скользнула грустная улыбка: она вспомнила все эти месяцы, мучительные и счастливые. Конечно, перенесенные страдания только усиливают чувства, но сейчас она была счастлива променять все это на мирный домашний очаг.

И все же мысль о покое была немного преждевременной. Ник все откровеннее прижимался к ней. Первый раз в жизни Алекс не думала о будущем, предоставив событиям идти своим чередом. В одном она была уверена: в самое ближайшее время она будет поглощена очень важным делом под теплым одеялом на кровати Ника. И она хотела быть честной перед собой, перед ним и отдать ему весь жар своего тающего от любви сердца.