Глава VI. ОБОРОТЕНЬ ВОЛЧЬЕГО ОВРАГА
Верстах в пяти-шести от города Барановска, там, где узенькая, но быстрая речонка Головня, словно обрадовавшись и звонко лепеча, выскакивает из камышей, на много верст раскинулся глубокий, заросший лесом и непролазным кустарником Волчий овраг.
Не любили городские мещане и соседние крестьяне этого места, и только бесшабашные ребятишки ходили туда за ягодами или в лесном озере карасей и линей домашними бреднями ловили. Рыбы этой там водилось — хоть руками хватай.
Если пойти по извилистой тропинке, спускающейся в этот овраг, то, пройдя версты три болотником и зарослями, увидишь довольно высокую двухэтажную башенку, которая стоит на берегу лесного озера, тянущегося верст на пять и местами покрытого зеленой и густой кугой. А на озере, ближе к противоположному берегу, — небольшой островок, всего с полверсты в окружности. Островок тот Змеиным звали, так как на нем много водилось гадюк.
Башенка была построена для барских развлечений помещиком, капитаном гвардии Барановичем еще в 1827 году. Зверь был этот капитан гвардии. Рассказывают о нем старики-крестьяне, что он положил двух девушек-сестер живыми в чан деревянный и сечками, что рубят капусту, на куски изрубил, посолил и заставил отца с матерью есть это кровавое месиво. А рассердился он на девушек за то, что они, не желая его любовницами стать, из деревни сбежали и спрятались в лесу. Отец от этой барской забавы повесился, а мать с ума сошла, и стравил ее барин этот самый борзыми на потеху себе.
Терпели крестьяне, да невмоготу стало — поймали капитана на охоте, осмолили и живьем сожгли, а кости в озеро бросили.
И пошла молва с тех пор, что неприкаянная душа капитана по лесу ходит, зверем завывает, людской крови ищет.
Вот почему не любили и боялись окрестные крестьяне и городские мещане Волчьего оврага.
Но молодость не чета старости, чертей и мертвецов не боится. В силы свои верит. К новой жизни, светлой и радостной, дорогу руками молодыми и сильными прокладывает. Старое с корнем выкорчевывает. А над старым да сгнившим весело посмеивается.
* * *
Эх, хороши караси в лесном озере! Золотые, широкие — чуть не в лопату.
Вот и отправились трое ребят-подростков — два постарше, комсомольца, а третий на очереди — карасей ловить. Бредень латаный захватили. Старший был Федя Сальков, потом брат его Митя, а третий — Паша Востряков.
Пошли ребята, пообедав. Раза три бредень кидали. Рыбы — страсть. Время к вечеру — тьма невылазная. Решили переночевать в башне на берегу озерка. Развели костер, стали картошку печь, ухи из карасей наварили. После ужина немного поговорили, спать потянуло. Залезли в башню, травы на пол свежей набросали, веток березовых и улеглись.
Уж не помнит Федор, сколько спать пришлось. Только проснулся он от чьих-то осторожных шагов. Словно крадется кто.
Поднялся на локтях, слушает. Шаги. Подполз к двери — щель в ней была — видит, волк здоровенный, да странный какой-то. А в чем странность, и не разберет. Оторопь взяла парня — сколько раз в овраг этот хаживал, а никогда волков не видал, да таких непонятных. Хотел было он дверь открыть да поленом волка пугнуть, а тот словно понял, сел на задние лапы и смотрит.
А вот что дальше случилось, и понять не может Федор. Поднял волк передние лапы, к морде приложил, да как взвоет!.. Митька да Павел, словно их прутом вытянули, вскочили, к двери бросились, насилу их Федор удержал. Трясутся ребята, а волк воет, заливается.
Шепчет Федор ребятам:
— Тише. Смотри!..
Смотрят ребята — сидит волк на заду, лапы к морде прижав, и воет.
— Оборотень, — шепчет Востряков Павел, — должно, капитан из озера вышел.
— Тише ты, — шипит Федор. — Смотри-ка лучше на озеро. Да не туда! Видишь вон иву дуплистую, что свисла над водой вроде шатра?.. Так возле нее на воде ворочается что-то…
Совсем одурели Павел с Митькой. Слово с языка не идет. А от ивы прямо к башенке, словно на призыв волчьего воя, не то коряга, не то еще что-то плывет. Пригляделись ребята — лодка. А в лодке — человек, и лицо у него огнем светится.
Тут уж Федор струхнул. Совсем непонятно, почему это У живого человека лицо такое страшное. Павел его в бок толкает, за руку трясет.
— Федь, а Федь, кто это? Дух лесной, должно быть, аль царь русалочный…
— Не знаю и я, — ответил Федор. — Помолчи ты, пожалуйста. Вот на берег вылезет, да поближе подойдет — тогда посмотрим. Да только не бойся, ребята, — человек это самый настоящий. Не бойся, ребята, все разберем да разузнаем. А русалок да духов лесных из головы выбрось, нет их и не было! А еще в комсомол идти хочешь, а в чертовщину всякую веришь!..
— Да я не верю, — смущенно зашептал Павел, — а так непонятно уж больно.
Приплыл к берегу человек непонятный, да прямо к волку, а тот как тряхнется, шкура волчья — в сторону, а из-под нее человек живой, морда черная и с бородой.
Полегчало ребятам — видят, люди, а уже с живым-то человеком, кто он не будь, побороться да поговорить можно.
Глава VII. ОН УШЕЛ В БАШНЮ
Лодка подплыла к берегу, вышедший из нее человек подошел поближе и тоном начальника спросил:
— Ну, как дела, Кузьма? Узнал ли ты что-нибудь о том, сколько идет к нам этой красной сволочи?
— Кое-что есть, господин поручик, — совсем человеческим голосом заговорил «волк». — Из губернии идет отряд красноармейцев, человек в сорок, да чекистов, человек двадцать пять. Есть у них один пулемет. Думаю, что они в городе завтра чуть свет будут, если нашим их по дороге не удастся в расход пустить.
— Смотри же, — сказал тот, кого назвали поручиком, — если отряду удастся доехать, поточней выясни, у кого он расквартируется. Постарайся поместить командиров, да и вообще чекистов, у наших ребят. Пусть поласковее будут. Девок достань, самогону побольше. А вот эти порошки, смотри, не потеряй, в самогон да в пищу примешай. Не бойся, не издохнут. Только сон найдет. Невыгодно нам их до времени травить. Куда лучше с живых-то кожу содрать или красные звезды на лбу вырезать, да для крепости, чтобы не соскочили, гвоздем прибить. А помнишь, как мы продкомиссара-то чокнули? Поймали, кожу на спине подрезали, отодрали немного, да туда перчику красного с солью, да стекла битого, что называется, для вкуса. Потеха была, как орал он. А все же, стерва, не сказал, силен ли его отряд. Коммуна — сволочь! Еще раз говорю тебе: не прозевай, а то Колесников, ведь ты его знаешь, и с тебя шкуру спустит.
— Прощайте, господин поручик. Нужно опять красную шкуру надевать. А то, пожалуй, пришлют за мной. Ведь я у них «незаменимый».
А ребята слушают, и страх весь прошел. Понимают, что затевается что-то нехорошее.
— Проследить надо, — говорит Федор, — куда этот самый «волк» пойдет. Только смотри, ребята, тихо! Не то и мы пропадем, и в городе делов колесниковцы наворочают. Слышали, чай, о чем речь идет — отряд хотят уничтожить.
Разговаривая, они не спускали глаз с заговорщиков, а те и не подозревали, что за ними наблюдают три пары внимательных глаз. Каждый делал свое дело.
Поручик сел в лодку и скоро скрылся во тьме — только еле слышно доносился плеск воды под веслами. А скоро и он замолк.
«Волк» подобрал свою шкуру, раздвинул колючие кусты малинника и старательно запрятал там ее.
Проделав это, он не спеша направился к башне. Ребята, не ждавшие этого, растерялись. Хорошо, что «волку» пришлось обойти топкое место. Этим воспользовались Федор с товарищами и, вылезши из башни, скрылись в ближайших кустах.
— А костер-то… — шепчет Павел. — Ведь найдет он его. Пожалуй, искать будет, кто огонь разводил. Еще до нас доберется…
— Нет. Засады побоится — посмотри, тьма какая, — отвечал Федор.
«Волк» подошел к дверям и тут только заметил, что тлеют угли от костра. Он недоуменно остановился, матерно выругался и стал с беспокойством оглядываться по сторонам.
«А вдруг кто разговор наш подслушал, — подумал он. — Да нет. Кому тут быть? Небось, ребята городские за ягодами ходили, да костер зажгли. Видать, давно затух».
Успокоив себя, «волк» толкнул дверь в башню и, оглянувшись в последний раз, вошел в нее, притворив за собой дверь.
Глава VIII. РУКА СТАТУИ
Что нужно было Кузьме в этой старой башне — вот вопрос, который сильно интересовал ребят.
Словно ужи, бесшумно поползли они к двери, готовые при первом подозрительном шуме спрятаться в траве.
Вот и дверь. Ничего не слышно.
— Павел, лезь ко мне на плечи да посмотри в окно, что «волк» там делает. Спать, что ли, он лег?
Павел, не говоря ни слова, осторожно забрался на плечи Федора, который прислонился к стенке, и заглянул в окно.
— Да там никого нет, ребята, — шепотом сказал он.
— Как нет?! Смотри лучше, может, где в углу сидит.
— Правда, никого нет.
— Куда же он девался? Ведь не провалился же он сквозь землю, в самом деле?
— Федя, давай дверь тихонько откроем, — сказал Митя.
— Ведь нас трое, а он один. Выскочит, так мы его мигом обратаем.
— Ладно, только пусть Павел дверь открывает, а мы с тобой по бокам станем, — в случае, если выскочит, так мы его сразу с двух сторон, а ты, Павел, за ноги.
Павел подобрался совсем близко к двери и, упершись в нее руками, стал тихонько приоткрывать. Дверь заскрипела, подалась. Ребята заглянули в довольно широкую щель — в комнате никого не было.
Открыли шире дверь и вошли. Все было по-старому. Вся обстановка башни сохранила тот порядок, который был хорошо знаком ребятам. Вот мраморный, покрытый зеленоватым налетом стол с какими-то рисунками на нем, вот две небольшие мраморные скамьи. Направо в нише стоит статуя какой-то неведомой богини, а перед ней — не то ваза, не то жертвенный алтарь.
— Может, он наверх залез? — говорит Митя.
— И там посмотрим, — ответил Федор, у которого все смущение прошло. — Где бы он ни спрятался — найдем черта бородатого!
Ребята вооружились палками и осторожно стали подыматься в мезонин, куда вела вырубленная в стене узкая лестница.
Наверху было светлее — луна светила в разбитые окна и в отверстия разрушенной местами крыши. Все там было покрыто толстым слоем пыли, на которой не было совершенно никаких следов.
— Нет, ребята, сюда он не поднимался. Пойдем вниз.
Сошли и стали совет держать.
— Давай по порядку, — сказал Федор. — Ведь мы все видели, что он в башню вошел и дверь закрыл?
— Конечно, видели.
— Обратно не выходил?
— Нет.
— Ну, значит, он где-то здесь и должен быть. Но где — понять не могу…
Снова принялись наши следопыты по углам шарить.
— Может быть, эта баба видела, куда черт бородатый делся? — шутливо сказал Митя. — Ну-ка, Павел, лезь на вазу да спроси ее, куда, мол, Кузьма с черной бородой делся.
Павел, недолго думая, забрался на жертвенник, осквернив его грязными ногами, и, схватив богиню под руку, сказал:
— А ну, мамаша, скажи-ка, куда оборотень-то наш провалился? Да смотри — только правду говори, а не то…
Больше Павел не успел ничего сказать — рука статуи под его тяжестью опустилась книзу, сам он от неожиданности полетел на пол, а внизу, около левой скамейки, одна из плит ушла под пол, открывая довольно широкое темное отверстие.
— Вот и показала нам баба каменная, куда приятель-то наш скрылся, — сказал Федор. — Если бы не полез Павел наш с дамой целоваться, вовеки бы нам хода этого не открыть.
Павел, хотя немного испуганный, но гордый своим открытием, поднялся с пола и опасливо заглянул вниз, — куда уходили ступеньки очень крутой и узкой чугунной лестницы.
— Вот что, братцы, — сказал Федор, — дело мы начали — значит, и кончить надо. Ты, Павел, домой иди, зайди в Уком, да секретарю Васютину все расскажи, что видели — пусть приготовит чоновцев на всякий случай. А когда отряд придет, пусть по квартирам не расходится, а соберется в одном месте, хоть бы в клубе нашем. Тесновато там будет, да зато все вместе. Про порошки смотри, не забудь. А мы с Митей ходом подземным пойдем, посмотрим, куда он выведет. Жаль вот, что кроме ножа финского да часов, со мной ничего нет. Ну, да мы палки покрепче вырежем.
— Смотри же, попусту не болтай. А если мы завтра не выберемся, пусть часть отряда по нашим следам идет.
— Сделаю, Митя, — ответил серьезно Павел.
— Ну, иди. Да бегом. Смотри, леших да домовых не пугайся.
— Да чего ты надо мной смеешься!.. — ответил Павел. — Понимаю ведь я, не маленький.
— Ну, иди, иди. Вот тебе палка на дорогу.
Павел выскочил за дверь, и скоро вдали замер топот босых ног.
Глава IX. ЗА ТРИ СТУПЕНЬКИ ОТ СМЕРТИ
— А теперь вперед, Митя, — сказал Федор. — Держи спички наготове. Я первым пойду.
Не прошли они и пять ступеней, как заметили при вспышках зажигаемых спичек в стенной нише маленькую копию оставленной наверху статуи; но рука у нее была опущена вниз. Посовещавшись, ребята решили, что в этой статуе скрыт механизм, закрывающий ход в подземелье.
Они не ошиблись — подняв опущенную руку статуи, они услышали вверху глухой скрипучий звук, и белого пятна над ними как не бывало.
Дальнейший спуск был нелегок. Лестница была скользкая и, казалось, конца ей нет.
— Митя, — шепчет Федор, — а ведь я уже семьдесят две ступеньки насчитал. Давай передохнем.
Сели на ступеньки. Федор палкой впереди шарит.
— Митя, а Митя, лестница-то кончается, всего три ступеньки осталось, — сказал он. — А дальше земля под палкой, да, кажись, камни или посула какая битая.
— Дай-ка я попробую. Моя палка подлиннее, — отвечал Митя и стал осторожно, со ступеньки на ступеньку, переставлять палку.
И вдруг справа от конца лестницы перед лицом ребят с грохотом и каким-то зловещим воем пронеслось, словно ураган, что-то огромное и грузное. На полу послышался звук, который получается, когда бьют глиняные горшки. А затем какой-то глухой звон в обратном направлении. И снова тишина.
Прижавшись к сырой стене, стояли Федор и Митя, не понимая происшедшего и ожидая всяких неожиданностей в дальнейшем.
— Что это ударило? — спросил Федя.
— Похоже на паровой молот, — ответил Митя.
— Хуже всего — это темнота проклятая. Словно мыши в западне. Ничего не видно и не знаем, откуда следует ждать нападения, и какого. Однако, думай не думай, а все равно на одном месте стоять нельзя. Не спать сюда пришли. Спички у тебя целы, не отсырели?
— Годятся, — отвечал Митя. — Да только хватит их ненадолго, всего полкоробки осталось. И кроме того, толку мало, если спички зажигаешь. Раз — и готово: опять темно. Вот если бы лучины были или хворост сухой — это было бы дело.
— На лестнице лучинку не найдешь. Надо на пол спуститься. Только осторожней надо, а то что-нибудь тебя так трахнет, что не встанешь.
— Зажигай спичку — все равно впотьмах дальше не полезем.
Огонек спички осветил три ступеньки, устланный плитами коридор, уходящий налево, вглубь. Между последней ступенькой лестницы и стеной было расстояние не больше полутора аршин.
— А как же мы будем спускаться? Станешь на ступеньку, а тебе по черепу — щелк, и не встанешь! Нужно что-нибудь придумать.
— Прежде всего, давай вспомним, как все случилось. Ведь до тех пор, пока ты не стал палкой ступеньки считать, все было по-хорошему. Ты вот лучше объясни, когда и почему этот грохот получился.
— Когда, ты спрашиваешь? Тогда, когда я палкой на последнюю ступеньку нажал. Почему? Да потому, что под ней какой-то механизм скрыт, который весь этот шум и производит. Вот как я все объясняю.
— Знаешь что, давай проверим.
— Как?
— А вот как. Ты нажимай палкой на ступеньку, а я в этот момент спичку зажгу, да не одну, а несколько сразу.
— Ладно.
Митя осторожно поставил палку на последнюю ступеньку и спросил:
— Ну, как, готов? Сейчас нажимаю.
— Нажимай.
Грохот повторился, и при свете зажженных спичек было видно, как из стены вырвалась тяжелая железная плита, опустилась на ступеньку, закрывши ее всю — от стены до стены — сейчас же обратным движением ушла обратно в стену.
— Видал, Митя, какова штучка!? И ведь как ловко приноровлено: всю ступеньку закрывает, и податься некуда. Стань кто-нибудь из нас на ступеньку — только мокро бы осталось.
— Значит, для того, чтобы обезопасить себя от всяких неожиданностей, по-твоему, следует перепрыгнуть через последнюю ступеньку?
— По-моему, да.
— Ну что же, попробуем. Авось, вывезет.
Спичка уже давно потухла, и весь разговор шел в темноте.
— Зажигай опять спичку, Митя, а я, как она загорится, прыгну.
— Только ты, Федя, смотри, прыгай влево, поближе к проходу и, в случае чего, беги по коридору.
Блеснул огонек. Федор прыгнул. Все было спокойно.
— Бросай мне спички, я зажгу, а ты прыгай ко мне.
И Митя благополучно перепрыгнул.
Теперь ребята стояли на твердой почве.
Глава X. ЧЕЛОВЕК В ГИМНАСТЕРКЕ
Федор стал шарить вокруг себя палкой. Обнаружилось, что ширина коридора не больше двух аршин. Потолка палка не достала. Стали шарить палками по стенам, чтобы выяснить, нет ли здесь каких проходов и углублений. Вдруг со стены что-то упало. Послышался металлический звук. Ребята отскочили в сторону и ждали, что будет дальше. Но тишина ничем не прерывалась.
Зажгли спички и увидели, что на полу валяется какой-то серовато-зеленый ящичек. Подошли ближе, подняли и стали рассматривать. Внезапно яркая узкая полоса света озарила коридор. Металлический ящичек оказался хорошим электрическим фонариком, похожим на те, которыми снабжены почти все английские полицейские.
— Вот это здорово! Теперь и мы со светом. Нужно быстрее двигаться, а то мы и так порядочно времени потеряли. Посмотри-ка, Митя, сколько времени?
— Да уж около часа.
Двинулись. Идти было светло и легко. Пройдя с час, нашли еще один фонарь, висящий на стене. Немного дальше заметили в стене нишу, а в ней во весь рост — скелет, прикованный к каменной стене за горло, за пояс и за обе ноги.
Остановились, посмотрели, потрогали.
— Давно он здесь стоит, должно быть. Смотри, как высох!
Только что хотели идти дальше, как вдруг откуда-то справа, из глубины, раздался хриплый, воющий стон.
Осторожно стали подвигаться в сторону этих стонов.
Вот ход вправо. Маленькая железная дверь, запертая только на тяжелый засов. Стоны усилились. Они слышались из-за этой двери.
— Я отодвину засов, а ты, Митя, свет в комнату направляй.
Дверь заскрипела и открылась. Луч фонарика скользнул в помещение. На полу, лицом вниз, лежал какой-то человек в гимнастерке.
Когда ребята вгляделись повнимательней, то увидели, что туловище лежащего было втиснуто в какую-то низкую деревянную клетку, которая стягивалась винтами. Клетка эта была наглухо прикреплена к плитам пола. Руки и ноги, находящиеся вне клетки, были растянуты канатами, передвигающимися на блоках. Натяжение каната было настолько сильно, что, несомненно, могло вывернуть суставы. Пошевелиться было абсолютно невозможно. Лежащий напоминал какое-то странное, ползущее на вытянутых лапах насекомое.
Человек лежал на груди, и на вершок от его губ стояла большая глиняная чашка с водой. Однако, несмотря на чрезвычайную близость воды, все же дотянуться до нее было невозможно.
Привесив фонари на стенных крюках, ребята бросились к незнакомцу и мигом перерезали финским ножом канаты, отвернули винты и, намочив картуз в воде, поднесли к лицу замученного… Легкая дрожь пробежала по его телу. Он открыл глаза.
— Опять… Опять вы, проклятые звери, пришли мучить меня! Дьяволы, бешеные волки. Нет! Вы не волки! Даже они сразу приканчивают свою жертву, а вы… вы готовы мучить ее, мучить без конца. Но не надейтесь! Я скорее откушу язык, чем выдам товарищей. Помните, что коммунист умирает, но не делается предателем.
— Товарищ, мы комсомольцы. Мы не бандиты. Мы развязали и хотели спасти тебя. Расскажи, кто ты и как сюда попал?
Человек в гимнастерке хотел было приподняться, но не смог и, застонав, упал опять на холодные плиты.
Ребята кое-как привели своего нового знакомого в чувство и усадили около стены, поддерживая с обеих сторон.
— Я уполномоченный В.Ч.К. Аренский, — начал новый знакомый. — Следил за членами одной заговорщицкой организации, которую мы открыли в Москве.
И он рассказал ребятам все, начиная с московской парикмахерской Рублева и кончая своим пленением.
— Очнулся я, — закончил он, — связанным по рукам и ногам. На глазах была плотная повязка. Меня куда-то несли сначала по открытому воздуху, затем открыли какой-то люк и стали спускаться и, наконец, принесли в это помещение и бросили на пол. Когда мне развязали глаза, я увидел трех человек в масках. Один был огромного роста с черной бородой. Из их разговора я понял, что им в значительной части известна цель моего приезда. Их кто-то известил из Москвы. Кто, я не мог узнать. При разговоре они его называли «Восьмой». Они потребовали, чтобы я им рассказал все, объяснив во всех деталях оперативный план. Я отказался, и вот тут-то они показали себя в полной мере. Они били меня по голове и по лицу — видите синие полосы? — резиновыми палками, кололи длинными иголками, вырывали щипцами волосы на голове, не давали пить и, наконец, растянули на полу, выворачивая суставы. Я от мучительной боли потерял сознание, и вот таким-то вы меня и нашли.
— Идти ты можешь?
— Не знаю, попробую.
Встал, пошатываясь. Ноги не слушались.
Опираясь на ребят, он медленно стал передвигаться по комнате.
— Ну вот, понемногу и налаживается дело. Ты только не унывай, товарищ. Опирайся для крепости на Митрия и начинай ногами работать.