Дизайнер обложки Ирина Владимировна Снигирёва

© Ли Льеж, 2017

© Ирина Владимировна Снигирёва, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-5010-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 

Глава 1

Бен

Дорогая Мартина!

Из городка под названием Реддич мы выехали в 8 часов вечера – почти на час позже установленного времени. Пассажиры никак не могли погрузиться в дилижанс и разместить свой багаж под сиденьями. Как обычно бывает в таких маленьких поселениях, билетов продали в два раза больше, чем имелось мест, а каждый чемодан вполне мог сойти за отдельного пассажира. Мне стало жалко лошадей, которым предстояло везти весь этот груз по сырой и разбитой сельской дороге, но отказаться от своего места я не мог – в колледже меня ждали на следующий день вечером.

Наконец, кое-как все уселись. Багаж погрузили на крышу и обвязали верёвками, что, однако, вряд ли могло способствовать сохранности наших вещей в таких некомфортных условиях. Я переживал за свой саквояж – мне пришлось отдать его служителям, хотя я вполне мог бы держать его на коленях. Дело в том, что внутри дилижанса было так тесно и так много народу, что мне пришлось взять на колени чьего-то ребёнка. Уверяю тебя, Мартина, что я не лгу. Некая дама с тремя маленькими детьми без лишних разговоров сунула мне одного из своих отпрысков, пробормотав что-то, чего я даже не понял, но что, очевидно, являлось вежливой просьбой помочь ей управиться с многочисленным семейством. А я так растерялся, что не смог ей отказать! И всю дорогу мне пришлось ехать, держа на коленях сопливого мальчугана лет трёх, который то вертелся, то плакал, то требовал леденцов, которых у меня не было, то звал мать, то сучил ногами, то шмыгал носом, то спал. Надо ли тебе говорить, что всю ту ужасную ночь я не сомкнул глаз!

К сожалению, дилижанс – единственный способ путешествовать в этих местах, если не по силам нанять транспорт для себя одного. Очень, однако, надеюсь, что я проехался в этой адской машине первый и последний раз в жизни. Обратно я лучше пойду пешком, чем снова усядусь в этот душный, тёмный, пахнущий пылью и потом ящик, набитый людьми, которые сидят, спят, и едят чуть ли не друг у друга на головах. А ещё дети со своим криком! И запах пота от многочисленных тел, закутанных в сукно и шерсть, трущихся друг о друга. Бррр! Прости, моя дорогая, что вынужден писать тебе о столь низменных вещах. И ведь это только начало моей истории!

Мы должны были прибыть на станцию Кингс-Линн в 9 утра, но на самом деле тряслись до самого обеда. Кучер, извиняясь, объяснил, что дороги размыло и лошадям тяжело двигаться с установленной предписаниями скоростью. Я едва слышал его оправдания. Ночь была ужасна и утро оказалось ничуть не лучше. С помощью кучера я стащил свой саквояж – к счастью, не пострадавший – с крыши дилижанса и поковылял к деревянному зданию станции, едва держась на ногах от усталости. Надо сказать, что я был единственным пассажиром, который покинул это чудовищное средство передвижения. Остальные несчастные потряслись на нём дальше.

Погода была серая, влажная и туманная, небо выглядело неприветливо и сонно, а станция Кингс-Линн оказалась крошечной деревушкой в два десятка убогих домишек. Только здание ратуши было сложено из камня, очевидно, лет двести назад, и уже давно потихоньку разрушалось. Также каменной оказалась церковь, почему-то запертая. Хотя время было уже позднее, на покрытых лужами улочках деревеньки не было ни одного прохожего.

Я зашёл в здание станции, рассчитывая найти там буфет, но обнаружил только пыльную конторку с пожелтевшими бумагами, пару лавок со спящими на них странными личностями и одетого в форму служителя, который тоже клевал носом. Мне пришлось вежливо позвать его, потом потрясти за плечо, но он, похоже, так полностью и не проснулся. С величайшим трудом я выяснил у него, где могу пообедать и нанять повозку в дальнейший путь. Оказалось, что в этой дыре имеется постоялый двор под вывеской «Театральная». Более нелепое название трудно придумать.

Однако в гостинице мне подали на удивление недурной ланч. Яйца были свежими, ветчина сочной, тосты не пережаренными. Если не обращать внимания на грязные полы и покрытый пятнами передник девушки-служанки, то всё складывалось неплохо. Напившись отличного чаю, я повеселел и почувствовал прилив сил. Даже мрачная осенняя сырость за окнами уже не казалась мне такой печальной.

Подкрепившись, я обратился к хозяину гостиницы с просьбой найти для меня какое-нибудь устройство с колёсами, к которому можно было бы прикрепить лошадь и отвезти меня в колледж св. Ипполиты, где предупреждены и ждут. Моя просьба была встречена с недоумением. То ли этот почтенный джентльмен искренне считал свою гостиницу крайней точкой на карте страны, то ли его образование оставляло желать лучшего, – во всяком случае, он явно никогда не слышал про колледж и понятия не имел, как мне до него добраться.

Я сказал, что это нестрашно, что я сам укажу кучеру путь, если только смогу найти повозку. Пожевав губами и почесав в затылке, хозяин подозвал веснушчатого парня по имени Джеймс и спросил его, может ли он, цитирую, «предоставить молодому господину свою телегу». Джеймс сказал, что вообще-то может, только не понимает, зачем. Я сказал ему про колледж. На широком лице Джеймса отразилось недоумение, и он сказал, что «в этих дебрях отродясь не было никакого колледжа, кроме воскресной школы, но и та уж двадцать лет как закрыта». Начиная раздражаться, я вынул из нагрудного кармана письмо и помахал им перед носами двух деревенских олухов. Не уверен, что они умели читать, но уж план местности, нарисованный чернилами на оборотной стороне письма, был в состоянии понять даже младенец. Аборигены Кингс-Линн уставились на рисунок совершенно круглыми глазами.

– Да нет там никакого колледжа! – воскликнул хозяин гостиницы.

– Как это нет? – разозлясь, воскликнул я. – Вот письмо с уведомлением о зачислении, вот штамп, вот подпись ректора, вот, наконец, карта. Не хотите же вы сказать, что до сих пор ни один студент не проезжал через вашу деревню в том направлении?

Тут выяснилось интересное обстоятельство. Мой будущий возница по имени Джеймс вспомнил, что два дня назад, действительно, отвозил одного пассажира в том направлении. Но, во-первых, этим пассажиром был не юноша, а молодая леди. И, во-вторых, эта молодая леди не добралась до места, а «исчезла в лесу».

Я спросил, как такое может быть. Джеймс неохотно объяснил, что в путь им пришлось двинуться уже затемно: он-де хотел подождать до утра, но леди очень настаивала. Они ехали по лесной дороге до тех пор, пока не упёрлись в бурелом. Джеймс попытался оттащить с дороги упавшие ветки, но не преуспел, а тут ещё лошади заволновались и потянули повозку в обратном направлении. Рассерженная молодая леди выпрыгнула из телеги, заявила, что пойдёт пешком, и углубилась в самую чащу. А трусливый Джеймс был рад-радёшенек вернуться обратно в деревню и завалиться спать.

– Вы бросили девушку одну посреди леса? – уточнил я.

Джеймс отвёл глаза и пробормотал, что юная леди, мол, сама пожелала идти пешком, и он был не вправе её останавливать.

– В таком случае, мы должны как можно скорее двинуться в путь! – сказал я. – Быть может, она заблудилась, но ещё жива. Если мы поедем по той же дороге, то наверняка её встретим!

Джеймс опять забормотал что-то, выражающее его нежелание углубляться в лес, но я проявил характер и настоял на своём. Хозяин гостиницы только пожал плечами. Ему, похоже, было совершенно всё равно, что происходит с благородными людьми поблизости от его родной деревушки. Вот такие нравы в этих диких краях!

Сборы были недолгими. Джеймс, ворча, пошёл запрягать лошадь в телегу – это и впрямь была самая обычная деревенская телега, в каких возят сено, а не пассажиров; а я наскоро расплатился за ланч и подождал возницу на улице. В телеге было сено – к счастью, сухое. Взгромоздившись на него в неавантажной, но удобной позе, я дал знак Джеймсу и мы отправились в путь.

Леса в этой местности отличаются от тех, к которым привыкли мы с тобой, дорогая Мартина. Не светлые, лиственные, а тяжёлые, хвойные, в которых умирают звуки и тонет солнечный свет. Если учесть известное обстоятельство, что света и так было немного, то ехать нам приходилось почти в потёмках. Джеймс молчал и лишь нервно погонял лошадь. Лошадь, прижав уши, рысью бежала вперёд по заросшей лесной дороге. Я лежал на пахучем сене и думал о том, что все эти дорожные приключения могут стать отличной базой для моего будущего романа – романа, который я только собираюсь написать. Человек не может стать писателем, не создав ни одного сколько-нибудь стоящего произведения, и учёба в специализированном колледже тут не при чём. Мои будущие учителя могут дать мне много полезных советов и мудрых уроков, но написать своё первое и главное произведение должен я сам. И никто не окажет мне в этом помощь, кроме судьбы, подсказывающей неожиданные сюжеты, сводящей меня с интереснейшими человеческими типами. К примеру, исчезнувшая в лесу девушка – чем не начало приключенческого романа? А эти дуболомы из гостиницы «Театральная» отлично сгодятся на роль прихвостней главного злодея. Осталось встретить самого злодея. Ха-ха! Надеюсь, однако, что встреча не помешает мне завершить мой роман.

Итак, мы ехали по лесу, стиснутые со всех сторон тяжёлыми хвойными деревьями. Я не раз замечал, что в лиственных лесах легко дышится, тогда как ели и пихты будто поглощают кислород, не давая ничего взамен. Даже лошадь начала задыхаться, хотя ехали мы вовсе не быстро. А может, это было связано с тем, что дорога сначала незаметно, а затем ощутимо пошла в гору, и я убедился, что мы едем в правильном направлении: в письме было сказано, что колледж находится на вершине пологого холма. Значит, до конца пути оставалось уже не так много времени, и это меня взбодрило.

Чего нельзя было сказать о кучере. Джеймс как-то напрягся, втянул голову в плечи и всё чаще поворачивался ко мне вполоборота, будто хотел что-то сказать, но стеснялся или не умел облечь мысли в слова. Наконец я устал следить за его мучениями и спросил:

– Ну что такое, Джеймс? Говорите!

– Молодой господин знает легенду о вырастающем доме? – Тут же откликнулся Джеймс, будто только и ждал моего вопроса.

– О чём – о чём? – удивился я.

– О вырастающем доме? О доме, который по своему дьявольскому разумению вырастает прямо из земли, а потом исчезает?

– Э… нет, не слышал. А к чему это вы, Джеймс?

– К тому, что нет здесь никакого колледжа, – пробурчал возница, – а если он и есть, то это, верно, вырастающий дом. И я бы на вашем месте туда не сунулся.

Я хотел рассмеяться, но что-то мне помешало. Быть может, эта глубокая мрачность уходящего в бездну леса, или тусклый октябрьский свет, или спёртый, но очень влажный и густой воздух, которым приходилось дышать. Вместо смеха я закашлялся и велел Джеймсу заканчивать подобные разговоры. И он сразу же закончил: повернулся ко мне спиной и больше не оборачивался.

Прошло ещё около часа. Дорога шла вверх, деревья здесь росли чуть реже, стало значительно светлее, хотя, должно быть, уже приближался закат. Я начал немного нервничать, ведь дорога не кончалась, а оказаться в лесу в полной темноте я не хотел. Некстати вспомнилась девушка, сгинувшая где-то здесь. Сначала я хотел отправиться на её поиски, но теперь понял, что только заблужусь в этом лесу.

– Странно, – снова подал голос Джеймс, – бурелома-то нет.

– Может, мы его объехали? – предположил я.

Возница как-то неловко дёрнул плечами.

Мы проехали ещё около мили, лес вдруг сильно поредел, и несколько минут спустя телега выкатилась на открытое пространство. Вершина холма была свободна от леса, её покрывала только трава и редкие, низкорослые кусты. А на самой верхушке находилось здание колледжа св. Ипполиты – точно такое, как я и предполагал, просторное, двухэтажное, с маленьким квадратным портиком и мезонином. Мы всё-таки нашли его!

Джеймс вдруг резко дёрнул поводья и остановился. Я спросил, в чём дело, и он обернулся ко мне с разинутым ртом и едва не вылезающими из орбит глазами.

– Молодой господин… молодой господин… – растерянно бубнил он.

– Как видите, Джеймс, я оказался прав, – снисходительно и с немалым облегчением улыбнулся я, – здесь есть мужской литературный колледж, в котором я отныне буду учиться. Не знаю, кому пришло в голову расположить его в такой глуши, но всё хорошо, что хорошо кончается. Довезите меня до ворот и получите свои две монеты.

– Воля ваша, молодой господин, а дальше я не поеду, – сказал возница. И начал, представь себе, разворачивать лошадь в обратную сторону.

– Погодите, Джеймс! Что за капризы? Чего вы испугались? – я в панике схватился за свой саквояж.

– Если хотите, можете идти пешком. Тут всего полмили, не больше. А я уезжаю.

– Я вам не заплачу!

Джеймс снова повернулся ко мне, укоризненно поглядел в глаза, вздохнул и ответил:

– Ну и ладно. Слезайте, да поживее.

Я выпрыгнул из телеги и принялся отряхиваться от соломы, а бессовестный Джеймс едва ли не галопом погнал лошадь обратно в лес. Всё-таки мне никогда не понять этих деревенских дикарей.

Уже смеркалось, но я был рад, что меня больше не окружали деревья. Дорога по-прежнему шла вверх и была намного круче, чем в лесу, так что я слегка запыхался. Впрочем, особняк выглядел вполне приветливо: палево-жёлтый, с маленьким палисадником перед крыльцом. В палисаднике виднелось что-то, похожее на огромную голубую бабочку, и я никак не мог понять, что это, пока не приблизился на достаточное расстояние. Оказалось, что между клумб сидит маленькая девочка и играет поздними ирисами, сплетая из них венок.

Я удивился. Откуда это дитя взялось в мужском колледже? Девочка, однако, не обращала на меня ни малейшего внимания, и я счёл это добрым знаком: очевидно, ребёнок постоянно видит прибывающих на учёбу молодых людей с саквояжами. А кто она такая? Может быть, дочь экономки или любимая внучка ректора – какая, в сущности, разница?

Я всё-таки решил поинтересоваться у девочки, что она делает здесь в такой прохладный день и в одном шёлковом платье, без курточки. На моё вежливое покашливание малышка, конечно, не ответила.

– Девочка, как тебя зовут? – как можно более ласково спросил я.

Малышка подняла на меня свои огромные ярко-зелёные глаза. Личико у неё было почти белое, рот маленький и плотно сжатый, взгляд не робкий. Мне даже стало слегка не по себе.

– Ты знаешь, как тебя зовут? – уточнил я. На вид девочке было лет семь или восемь, а таком возрасте дети уже знают многое о себе и своих родителях.

– Картинка, – высоким детским голосом откликнулась моя новая знакомая.

– Какая картинка? – растерялся я.

Девочка ничего не ответила.

– Где твои мама и папа? – я решил ещё раз попытать счастья.

– Нигде. Я сирота, – спокойно ответил ребёнок.

– Ох… я-а… – тут я едва удержался от дурацкой фразы «примите мои соболезнования». – М-мне… жаль тебя, девочка.

А девочка равнодушно скользнула по мне взглядом и вновь занялась своими цветами. Я решил, что надо быть строже.

– Пойдём, – сказал я, – надо зайти в дом, а то ты простынешь.

Девочка послушно подала мне руку. Мы подошли к внушительной дубовой двери, на которой, однако, не было ни звонка, ни молотка, и я решительно постучал по ней кулаком. Никто не откликнулся. Я подождал около минуты – нет ответа. Тогда я просто толкнул дверь, и она неожиданно быстро и легко отворилась, так что я просто влетел в прихожую, таща за собой ребёнка. Влетел – и застыл в изумлении.

Представь себе, Мартина, просторный, светлый, чистый и уютный холл с многочисленными зеркалами, мягкими пуфиками и цветами в горшках и вазах. Прямо посередине – лестница, ведущая на второй этаж, в распахнутой двери слева видна часть гостиной, дверь справа заперта. Несмотря на вечернее время, холл был ярко освещён, но я никак не мог понять, откуда падает свет. Должно быть, я застыл на пороге двери с разинутым ртом и простоял так довольно долго, так как малышка вырвала свою ручку из моей и убежала куда-то вглубь дома, громко топоча ножками в сафьяновых туфельках.

А ещё в холле было пусто и тихо. Топот малышки доносился до меня эхом.

Я стоял и озирался по сторонам, не зная, что предпринять. Вдруг дверь слева распахнулась и из неё вышла очень высокая и красивая женщина лет тридцати в синем форменном платье и наколке.

– Ах, молодой господин, вы приехали! – улыбаясь, приветствовала она меня. – Очень рада вас видеть.

Я неловко поклонился, не понимая, с кем имею дело.

– Меня зовут Доротея, я экономка, – весело сказала женщина и слегка присела, – извините, что не встретила вас сразу. Позвольте, я покажу вам вашу комнату.

– Благодарю вас, – отозвался я, – но где же… остальные?

Здесь было слишком тихо для колледжа. И я не видел ни одного человека, кроме маленькой девочки и экономки по имени Доротея. Где все студенты?

– Остальные уже поужинали и разошлись по своим комнатам, молодой господин. Если пожелаете, я принесу вам ужин в вашу комнату.

– Да, большое спасибо, – поблагодарил я. Но всё равно это было слишком странно.

Моя комната, как и следовало ожидать, располагалась на втором этаже. Она оказалась небольшой, но светлой и уютной, на кровати была перина, на столе лежали перья, чернильница и стопка бумаги, а также конверты. Всё предусмотрено для моих писем тебе, Мартина! А ещё здесь был выход на маленький балкон – просто роскошь для учебного заведения.

Не успел я переодеться и разложить вещи, как в комнату, предварительно постучавшись, вошла Доротея с подносом. Я поужинал сидя за рабочим столом, причём мне подали и зелёный салат, и жаркое с картофелем, и сливовый бисквит. Положительно я попал в необычное, но очень приятное место!

После ужина меня разморило. Доротея с лукавой улыбкой забрала поднос, а я закутался в найденный в шкафу клетчатый шерстяной плед и вышел на балкон полюбоваться закатом. Просто удивительно, какой чарующий, великолепный закат окрасил небо в этот серый и сумрачный день! Благодаря тому, что мы находились на вершине холма, вид открывался потрясающий. Густой тёмно-синий хвойный лес уходил далеко вперёд и вдаль, будто проваливаясь за линию горизонта, а огромное небо налилось огнедышащей лавой и свешивалось со всех сторон, словно скатерть, которую случайно поджёг свечой нерадивый официант. Я замер и, кажется, даже перестал дышать, поражённый грандиозностью этого зрелища, а ведь рядом со мной открывалось зрелище ещё более прекрасное, просто я заметил его не сразу.

Справа от меня что-то зашуршало, я машинально повернул голову и увидел точно такой же балкончик, на котором точно так же любовались закатом. И когда я увидел ту, которая там находилась, я мигом забыл и про закат, и про лес, и про свои дорожные заметки.

Надеюсь, ты простишь меня, Мартина, что я с таким восхищением пишу тебе о другой девушке. Но там действительно стояла девушка в лёгком белом платье, с распущенными волосами, очень светлыми и слегка вьющимися, с прекрасным и выразительным лицом. Клянусь, что я никогда не видел девушки обворожительнее! Глаза у неё были блестящие, губы алые, на фарфоровом лице горел нежный румянец, а носик и тонкая длинная шея казались изделиями гениального скульптора. На меня девушка не смотрела. Она молча вглядывалась вдаль, и в её хорошенькой головке роились, должно быть, те возвышенные и романтичные мечты, которые свойственны натурам страстным, но невинным. Я влюбился в неё в тот же миг, влюбился прямо в её точёный профиль, в её горящий взгляд и свободную, полную невыразимой грации позу. Я смотрел на неё, не мигая, около четверти часа, пока девушка не повернулась и не ушла. С нескрываемым трепетом я понял, что она занимает комнату, соседнюю со мной. В эту волнительную минуту я даже не задумался о том, что делает молодая девушка в колледже для мальчиков. Наверняка этому можно было найти какое-то простое и даже банальное объяснение.

Я так устал, что с радостью повалился на свою удобную постель. И пусть в эту ночь меня одолевали не совсем бесстрастные грёзы, в целом я смог прекрасно выспаться.

А утром, разбирая бумагу и конверты на столе, чтобы отправить тебе это письмо, я нашёл папку с адресом, предназначенную мне. И с этой злосчастной минуты жизнь моя перевернулась, превратившись в нескончаемый кошмар, полный подозрений, ужасных событий и постоянного, непреходящего страха.

СОДЕРЖИМОЕ ПАПКИ

Надпись на обложке:

Мистеру Бенедикту Лиховски, 17 лет.

Внутри лист бумаги

За совершенное вами преступление, тождественное УБИЙСТВУ, вы извергаетесь из рода человеческого и становитесь МАРИОНЕТКОЙ.

Марионетка №4!

Запомните нижеследующие правила, чтобы сохранить подобие жизни и не оказаться на СКЛАДЕ.

Правило №1

Марионетка обязана подчиняться СОЗДАТЕЛЮ и выполнять свою РОЛЬ неукоснительно и прилежно.

Правило №2

Марионетке воспрещается сообщать посторонним о ведущихся РЕПЕТИЦИЯХ и о своей роли, а также обсуждать подробности готовящегося СПЕКТАКЛЯ.

Правило №3

Марионетке воспрещается сообщать другим марионеткам свой порядковый номер.

Правило №4

Марионетка обязуется взаимодействовать с другими марионетками для лучшей подготовки к спектаклю. О начале спектакля все марионетки будут извещены дополнительно.

Правило №5.

В случае помещения на склад марионетка заменяется ДВОЙНИКОМ без права обжалования приговора.

Добро пожаловать в Театр марионеток! Развлекайтесь.

 

Глава 2

Козетта

Она смотрела на закат и думала: ну и гадость! Небо красное, как кровь, того и гляди хлынет наземь. А завтра наверняка будет серо, хмуро, ветрено и холод собачий. Ни у какого камина не отогреешься. Стоило тащиться в такую даль, чтобы мёрзнуть и торчать здесь, ожидая непонятно чего!

Козетта скрипнула зубами и нахмурилась. Очкастый юнец, наблюдающий за ней с соседнего балкона, кажется, глядя на неё, захлебнулся слюной. Все мужчины одинаковы, кто бы что ни говорил. Видят хорошенькое лицо и теряют последний умишко. Смешно, лестно, но уже надоело.

Вздохнув, Козетта решила вернуться в комнату. Угли в камине ещё держали тепло, но комната уже начала остывать. Девушка раздражённо провела рукой по чуть влажным обоям шоколадного цвета, сжала в кулаке волглую простынь. Какая мерзость! И ей предстоит жить в таких условиях.

Небо из красного становилось чёрным, а Козетта всё сидела на кровати и злилась. Затем встала, снова пробежала глазами найденное накануне письмо, фыркнула, отбросила листок бумаги подальше от себя. Потом она нагнулась, подняла, разгладила бумагу пальцами, сложила её вчетверо и убрала в ящик стола. Такими документами не разбрасываются, что бы это ни значило на самом деле.

Ночь тянулась долго. Козетта постоянно пыталась согреться и никак не могла. Она натянула на себя и одеяло, и плед, и даже свой дорожный плащ, но всё равно ухитрилась замёрзнуть. А ещё сквозь сон ей казалось, будто в доме что-то скрипит. Стены, что ли, ходуном ходят? Только этого и не хватало.

Серенькое пасмурное утро не улучшило ей настроение. Дрожа, Козетта вылезла из постели и поспешно умылась. День обещал быть длинным и бессмысленным.

Тёплую воду для умывания, как и вчера, принесла Доротея. Она же помогла Козетте облачиться в светло-розовое атласное платье и расчесала ей волосы. От такой предупредительности девушка даже немного размякла. Всё-таки хорошо, когда в доме есть слуги!

– Госпожа желает спуститься к завтраку? – спросила Доротея со своей неизменной улыбкой.

– Госпожа желает. Подождите пару минут, и я спущусь.

Доротея с поклоном вышла, а Козетта уставилась на себя в зеркало. Ну… хороша, чего скрывать. Только перед кем тут красоваться, спрашивается? Перед этим прыщавым молодчиком, что так пялился на неё вчера? Или перед тем парнем, который смотрит сквозь неё, будто она стеклянная?

Связав волосы на затылке бантом, Козетта захлопнула за собой дверь и быстрой походкой направилась в гостиную, которая также служила столовой. Мимоходом заметила, что вазы с поздними астрами исчезли из холла. И зачем? С ними было как-то повеселее.

В гостиной уже сидела азиатка со своей куклой и малолетняя девчонка с увядшей астрой за ухом. Милая компания, нечего сказать. Кивнув, Козетта прошла к своему месту и уселась на стул. Обе девицы даже не повернули головы в её сторону.

– Ну, что у нас на завтрак? – преувеличенно весёлым голосом спросила Козетта.

Мелкая девчонка вопрос проигнорировала, но от неё Козетта и не ожидала никакой реакции. Азиатка показала глазами на стол и принялась снова укачивать свою куклу.

– Может, ты тоже немая? – насмешливо спросила у неё Козетта. – Или так трудно ответить на вопрос?

– Говорящая, – сухо отозвалась узкоглазая. И посмотрела в лицо Козетте.

Козетта с любопытством стала её разглядывать. Хм, круглое бледное лицо, чёрные тусклые волосы до плеч, прямая чёлка, нос пипкой, рот пуговкой, глаза гусеничками. Интересно, у них в Китае такие считаются хорошенькими?

– Как там тебя, Сора? Я забыла спросить, ты из Китая? – дружелюбно поинтересовалась Козетта.

– Из Японии, – так же бесцветно ответила азиатская дурнушка. И – кто бы мог подумать! – снова уткнулась взглядом в свою куклу.

Кукла, кстати, была много симпатичнее. В школьной форме с матросским воротником и галстуком, с милым и чистым кукольным личиком, с на удивление живыми глазами. Кажется, она смотрела прямо в лицо своей «маме» и улыбалась.

– Дашь посмотреть куклу? – полюбопытствовала Козетта.

– Не дам, – вяло ответила японка Сора.

Ну, не очень-то и хотелось.

Козетта как раз намазывала джемом гренок, когда по лестнице спустился, а точнее скатился вчерашний новоприбывший персонаж. Волосы у юнца были всклокочены, в маленьких глазках отражалось безумие. Он вылупился на трёх расположившихся в гостиной девиц, как баран.

– Доброе утро! – улыбнулась Козетта.

– Я… – выдавил из себя юнец. И сглотнул.

– Я Козетта, – Козетта встала и протянула ему руку, – это Сора. Это – не знаю кто. Просто девочка. А как тебя зовут?

– Бенедикт, – проговорил парень, – Бенедикт Лиховски.

– Ну вот и познакомились, – Козетта как ни в чём не бывало уселась на своё место. – Садись завтракать, не стой столбом.

– Но, – Бенедикт обвёл взглядом маленькое общество гостиной, – где же остальные… мальчики?

– Какие мальчики?

– Студенты! – Парень смотрел на Козетту едва дыша. – Остальные студенты!

Тут даже японка, заинтересовавшись, подняла голову. Бенедикт повернулся вбок и так же растерянно посмотрел на неё.

Через три с половиной секунды он спросил:

– Это литературный колледж для мальчиков имени святой Ипполиты?

– Чего? – тут Козетта по-настоящему удивилась. – Какой ещё колледж?

– А что же это? – выдохнул новенький.

– Честно? – спросила Козетта. И, понизив голос, таинственным шёпотом ответила: – Не знаю.

А гренок-то уже остыл. Девушка, вздохнув, поскорее затолкала его в рот и запила чаем. Нет, всё равно вкусно.

– Как не знаете?! – взвыл этот заполошный субъект. – Мне нужно попасть в мой колледж!

– А мне нужно было попасть в гости к друзьям. А тебе? – спросила Козетта у азиатки.

– В частный дом на работу. – Как всегда, японская эмигрантка обошлась без подробностей.

– А попали мы сюда, – объяснила Козетта. – Добро пожаловать, Бенедикт Лиховски. Чаю?

– Какого ещё чаю? Я должен! Мне надо!

Похоже, успокаиваться этот истерик не собирался. Но Козетте не было до него дела. Она взяла ещё один гренок и полила его мёдом. Подцепила двузубой вилочкой дольку лимона и плюхнула её в чай.

Некоторое время девушка с интересом наблюдала, как паренёк носится по комнате, выкрикивает какую-то чушь и даже пытается рвать на себе волосы. Ну просто цирк шапито.

Но тут с прогулки вернулся Куница и прервал весёлое представление.

– Стоять! – рыкнул он. – Ты ещё кто такой?

Неудавшийся студент колледжа замер и уставился на Куницу. Ну, оно и понятно: Куница выразительный тип, как ни посмотри. Волосы длинные, чёрные, кожа медная, лицо узкое, нос с горбинкой, глаза с прищуром. Козетта сама на него потихоньку любовалась.

Поскольку парень утратил дар речи, отвечать за него пришлось Козетте.

– Это Бенедикт Лиховски, – объяснила она, – ехал в какой-то мужской литературный колледж, но не доехал. Бенедикт, ты ведь хотел мальчика? Ну вот тебе и мальчик.

– Понятно, – вздохнул Куница, – нас становится больше. Ты, конечно, ничего не понимаешь, Бенедикт?

– Меня зовут Бен, – тихо ответил парень, – и я ничего не понимаю. Где мы? Кто вы все такие?

– Садись, – Куница положил на пол свой рюкзак, присел на стул, и Козетта встала, чтобы налить ему чаю, – сейчас всё расскажу. Кстати, меня зовут Куница, но это, конечно, прозвище. Это Козетта, это Сора, экономку зовут Доротея. Имени девочки мы не знаем, так как она немая.

– Немая? – переспросил Бен.

– Ну да. А что? – поднял одну бровь Куница.

Бен хотел что-то сказать, но покачал головой. Куница продолжил рассказ:

– Что касается меня, то я ехал в молодёжный лагерь скаутов. Местоположение лагеря было обозначено на карте, которую я получил в письме. С тобой было так же? Ну вот. У девушек, в общем, такая же история. Я приехал сюда позавчера утром, в доме были только Доротея и ребёнок. Потом среди ночи пришла Козетта, вчера днём появилась Сора. Теперь вот ты. Если честно, мы все понятия не имеем, где находимся.

– А Доротея? – ошеломлённо спросил Бен. – Она что-нибудь говорит?

– Только то, что мы должны дождаться её хозяина.

– И вы ждёте?

– А почему нет?

Бенедикт растерянно обвёл глазами лица всех собравшихся. Козетте даже стало его жалко, настолько он расклеился, бедный.

– Да садись ты уже завтракать, – примирительным тоном сказала она, – мы тут все такие же, как ты. Я вообще пешком шла через лес посреди ночи, так торопилась к своим друзьям. А это явно не их дом. И не колледж. И не лагерь скаутов. И не место работы. Но если не брать это в расчёт, то всё нормально и все свои. Садись.

И Бен сел. Взгляд у него по-прежнему был дикий, руки тряслись, но чашку чая он взял и даже сделал глоток. Потом снова подпрыгнул. Вот же не сидится ему на месте!

– А как же… а как же… папка? – Заикаясь, выдохнул он.

И тут в комнате повисла тишина. Такая тишина, что стало слышно дыхание пятерых собравшихся в ней людей. Куница нахмурился, Сора крепче прижала к себе куклу, малявка перестала ковыряться в тарелке с хлопьями, а Козетта прикусила язык.

– Какая папка? – вкрадчиво поинтересовалась она.

– С письмом и с… с правилами. И с обвинением в убийстве. Это какая-то глупая шутка, да?

Тишина стала ещё звонче. Вчера они об этом между собой не говорили. Конечно, Козетта была уверена, что не она одна получила такое письмо, и всё-таки предпочла держать рот на замке. Видимо, остальные решили так же.

И вот настала минута откровенности. Все переглядывались и все молчали. Никто не решался заговорить первым.

– Это полнейший абсурд, я никого не убивал! – выкрикнул Бен. – И я не понимаю таких шуток! Если это сделал кто-то из вас, то его поступок… просто… глупость, низость и подлость!

– А чего ты так раскричался? – тихо спросила Козетта. – Или совесть не чиста?

– Козетта, прекрати. – Куница сверкнул глазами, и девушка замолчала. – Я тоже считаю, что так шутить нельзя. Успокойся, Бен, я не думаю, что это сделал кто-то из нас.

– Ты про письмо или про убийство? – Козетта подняла одну бровь.

– Про письмо. Хотя ни в чём нельзя быть уверенным. В конце концов, мы все только что познакомились.

– Вы как хотите, а я уже позавтракала! – выдержав некоторую паузу, объявила Козетта. – Если кто захочет меня убить, то я в своей комнате.

Она выпорхнула из-за стола и побежала наверх. Ей было и смешно, и любопытно, и немного жутко. Она не любила, когда истории начинаются таким образом. Жизнь вообще непредсказуема, это правда, но слишком уж абсурдное начало не сулило ничего хорошего.

Покойная матушка всегда говорила, что женщина должна быть слабой только в присутствии мужчины. Если мужчины рядом нет, то слабость утрачивает все свои полезные свойства и становится обузой. А если так, то слабой можно только притворяться, но ни в коем случае не быть на самом деле. Козетта усвоила это крепко.

Кто бы ты ни был, тварь, втянувшая меня в это дурно пахнущее дельце, я до тебя доберусь! – мысленно пообещала она.

В комнате, разумеется, было пусто, но уже не так сыро, как накануне вечером. Очевидно, Доротея всё-таки ухитрилась протопить дом как следует. Скинув туфли, девушка с ногами забралась на кровать и серьёзно задумалась.

Видимо, перегородки между комнатами были совсем тонкими. Минуту спустя она услышала, как хлопнула дверь слева и в соседней комнате послышались нервные шаги Бена. Потом скрипнула дверь справа – это японка Сора зашла в своё временное обиталище. Прислушавшись, Козетта уловила звук её голоса.

– Хина, мы выберемся отсюда, Хина, я обещаю тебе…

Она разговаривает со своей куклой! Ну точно умственно отсталая.

Как можно тише Козетта встала и выдвинула ящик стола. Она заполнила его своими вещами вчера днём, как только освоилась в доме. Здесь вперемешку лежали шёлковые платки, кружевные панталоны с оборочками, милые девичьи картинки с розочками и сердечками.

А под ними лежал пистолет, и Козетта тщательно обмотала его тёплым красным шарфом. Она почему-то нисколько не сомневалась, что эта вещь ей скоро понадобится.

 

Глава 3

Сора

Мне тут пришло в голову, что все они, наверное, считают меня полупомешанной. Ну и пусть. Не они первые, не они последние. А мне даже спокойнее, когда на меня не обращают внимания и не пытаются втянуть в свои разговоры. Всё равно у меня это получается плохо – поддерживать беседу, смеяться вовремя и к месту, приводить какие-то аргументы в спорах. Пусть они общаются без меня, а я лучше так понаблюдаю.

Ну… в маленьких компаниях я всегда чувствовала себя хуже, чем в больших. В толпе народа легко затеряться, а когда ты сам-пятый, то волей—неволей приходится как-то участвовать в происходящем. Мой рецепт на такой случай: общаться как можно меньше, чтобы все поняли, какая я скучная особа, и отстали. Я уверена, эти тоже скоро отстанут. У них и без меня достаточно предметов для обсуждения.

Возможно, на меня вообще бы никто не взглянул, если бы не Хина. Она-то никогда не оставалась без внимания! Красивая, не то что я. Вроде одеты мы одинаково, а какая между нами разница! Даже больше, чем между мной и этой белокурой кокеткой на каблучках.

Никак не могу понять, нравится ли мне Козетта. С одной стороны, я всегда терпеть не могла таких… наглых. С другой, мне импонирует смелость, а Козетта, безусловно, девушка очень смелая. Пожалуй, смелее этих двоих мальчишек. Хотя это ещё как посмотреть… Куница – тёмная лошадка и вещь в себе, а новенький не отошёл от шока. Будущий писатель, этим всё сказано. Нервы, богатое воображение, дёргающийся в тике глаз…

Эх, жаль, что тут совершенно нечем заняться! На улице непогодь, что, в общем, типично для здешнего октября. Там, где я раньше жила, в это время ещё тепло и цветут хризантемы. А здесь так уныло, что хоть криком кричи. Я-то, конечно, не кричу и даже не скулю, а ведь хочется иногда. Хоть бы книжку какую-то полистать или журнал, но я, к сожалению, довольно плохо читаю на чужом языке. Спасибо хоть говорить научилась.

Если бы не это мерзкое состояние подвешенности, мне бы здесь даже понравилось. Своя отдельная комната. Тёплый камин. Мягкая, удобная кровать. Шторы на окнах. Красивый, хоть и мрачноватый вид из окна. Наконец, кормят вкусной, хоть и непривычной едой. А что будет дальше – кто знает?

Я ещё раз перечитала письмо с «Правилами Марионетки», чтобы убедиться, что я правильно поняла его содержание. Меня обвинили в убийстве, хо-хо! Дождалась наконец-то. Полтора года обо мне никто ничего не знал, а теперь пытаются усадить на скамью подсудимых. Интересно, казнят меня прямо здесь, в этом чистеньком уютном особнячке? И правильно ли я поняла, что Спектакль – это и есть казнь?

А… всё равно. Я покрепче обняла Хину и прижалась своим лицом к её. Пока она со мной, меня не напугают все эти загадки и зловещие предсказания. Что будет, то и будет.

Мы, должно быть, задремали, так как резкий неожиданный звук заставил меня вздрогнуть. Я лежала и прислушивалась, соображая, что бы это могло быть. Вскоре я поняла, что звук доносится не из дома, а с улицы, хоть это и было совсем невероятно.

Слева хлопнула дверь. Услышав это, я тоже сунула ноги в туфли, подхватила Хину и выбежала из комнаты. Все наши уже были в холле, сгрудились у окна. Я встала за их спинами и тоже выглянула наружу.

А там крутил колёсами и ревел мотором автомобиль! В моём родном городе был всего один такой, у губернатора. А этот, пожалуй, был ещё и дороже: ярко-красный, лаковый, с золотистыми дугами и огромной фарой. Посреди леса новомодное чудо техники выглядело весьма фантасмагорично.

– Это ещё кто такой? – удивлённо спросила Козетта.

Ей, конечно, никто не ответил. Тем временем автомобиль затормозил у крыльца и из него вышел высокий мужчина в кожаной куртке и шофёрских очках. Он отворил блестящую дверцу. На землю спрыгнул невысокий белокурый подросток в пиджаке, соломенной шляпе и светлых перчатках. Наморщив нос, он задрал голову и принялся разглядывать дом, а в это время все мы разглядывали его.

Дверь позади хлопнула. Вздрогнув, я обернулась. Неизвестно откуда выплыла сияющая улыбкой Доротея в своём прекрасном синем платье и с белыми кружевами на каштановых волосах. Она скользнула мимо нас и распахнула входную дверь перед неожиданными гостями.

– Здравствуйте, молодой господин! Какая честь для нас! – пропела экономка.

«Молодой господин» небрежно кивнул ей и прошествовал в дом. Мужчина в шофёрских очках молча последовал за ним. А мы – то есть я, Козетта, Куница, Бен и маленькая безголосая девчонка, встали плечо к плечу и как-то неожиданно сплотились. Забавно! Только что мы все были разобщены, как дрова, случайно попавшие в одну вязанку, а теперь вдруг объединились против новичков.

– Кто вы такие? – вместо приветствия произнёс подросток, подозрительно глядя на нас. Рука его шофёра быстро скользнула за пазуху и принялась что-то там торопливо нащупывать.

– А вы кто? – Куница сделал шаг вперёд, как бы случайно загородив и меня, и Козетту, и малявку.

– Мы? – спросил гость. – Вы что, издеваетесь? Вас не предупредили?

Задыхаясь от волнения, он обвёл нас глазами. Мы молчали.

– Да я хозяин этого дома, олухи! – завопил мальчик. – Почему только одна служанка знает, кто я такой? Зачем вас сюда позвали?!

– То есть это ты – тот самый хозяин? – удивлённо произнесла Козетта.

– Ну наконец-то! – подросток сардонически расхохотался. – Не прошло и года! Первый раз вижу такую глупую прислугу. Понабрали по деревням.

Я не знала, что и думать. Я, как и все, ожидала встречи с хозяином этого странного дома, но представляла его себе как-то… не так.

– Бодлер, занеси вещи в мою комнату, – приказал мальчишка своему спутнику, – а вы ступайте по своим делам. Не толпитесь здесь. Я желаю осмотреть мой дом.

– Пойдёмте, я вас провожу, – безмятежно улыбнулась Доротея, которая, кажется, не умела ничему удивляться. – Следуйте за мною, господа.

И они было последовали, но на первой ступеньке лестницы «хозяин» снова обернулся к нам и завизжал:

– У вас что, нет работы? Так я добавлю! Ты, – он ткнул пальцем в направлении Куницы, – займись моим автомобилем. Ты, кудрявый, помоги Бодлеру с моими вещами. Служанка с куклой, положи куклу туда, где ты её взяла, и ступай на кухню, я голоден. А ты, блондинка, начинай убирать комнаты. И заберите этого ребёнка!

– Сам бери швабру и убирай комнаты, – прошипела Козетта. – Мы тебе не прислуга.

От возмущения мальчишка так и замер. Он хватал ртом воздух и вращал зрачками, не зная, что сказать. Зато его старший спутник не растерялся.

– А кто же вы, дети? – тихо спросил он, положив руку на плечо своего подопечного.

А кто мы? Не так-то легко ответить на этот вопрос, учитывая обстоятельства. Сказать ему, что ли, что мы марионетки?

– Мы – ваши гости, – вежливо, но твёрдо ответил Куница, глядя в рассерженное лицо мальчишки. – Кстати, вы так и не представились нам.

Мальчик снова задохнулся, но спутник по имени Бодлер слегка сжал своей ручищей его тонкое плечо, и он, пискнув, затих.

– Перед вами Ли Морган, единственный наследник Фредерика Моргана, владельца автомобильной империи, – сказал Бодлер. – Пожалуйста, кем бы вы ни были, обращайтесь к нему почтительно. Этот особняк принадлежит ему, а не кому-то из вас.

– С этим мы и не спорим, – процедила Козетта, – пусть только не разговаривает с нами, как со своей челядью.

– Охотно, если вы объясните, кто вы такие и как сюда попали.

Никто ему не ответил. В кои-то веки я точно знала, о чём думают окружающие меня люди. Второе правило марионетки! Никаких обсуждений с посторонними! А эти двое, как ни крути, очень походили на посторонних. Ведь если этот мелкий блондин и есть хозяин дома или тот самый Создатель, написавший письма каждому из нас, то он, по идее, должен сам всё понимать и не задавать глупых вопросов. А между тем непохоже, что он валяет дурака.

Но признать это правило – значит автоматически согласиться с тем, что ты отныне марионетка, которая должна участвовать в каких-то репетициях, играть какую-то роль, дожидаться некоего Спектакля. В общем, стать частью всей этой ахинеи.

Я-то в любом случае промолчала бы. Но, к моему удивлению, молчали и все остальные.

– Мы – ваши гости, – нашёлся Куница, – возможно, мы оказались здесь по ошибке. А возможно, нас привела сюда судьба. В любом случае, мы не задержимся здесь дольше, чем будет удобно… или угодно хозяину дома.

– Ну вот и хорошо, – Ли Морган сделал вид, что удовлетворён ответом. На самом деле его, должно быть, распирало от злости.

– Я очень надеюсь, что молодые господа присоединятся к обществу за обедом, – Доротея прямо сияла. Может, у неё болезнь какая-то? Не может не улыбаться?

– Посмотрим, – буркнул Ли.

В отсутствие важных дел время течёт от завтрака до обеда, от обеда до ужина, а от ужина до завтрака. Пока новые знакомые располагались в своих комнатах, Козетта решительно взяла за одну руку Куницу, за другую Бенедикта, и повлекла обоих ребят за собой в гостиную. Я пошла за ними, а малышка побежала за мной.

– Ну, и что вы думаете? – оживлённо спросила Козетта, усаживаясь на диван. – Это точно хозяин дома, или …?

– Думаю, скоро узнаем, – Куница закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди. – Моё мнение – мелковат этот барчук для того шутника, который разослал нам письма и оставил в наших комнатах папки с обращениями. А вот второй… кто его знает. И он вооружён.

– Да, я тоже заметила, – кивнула Козетта. – Его, пожалуй, нужно больше опасаться, чем младшего.

– Это всё бред какой-то! – выкрикнул Бен. – Бред! Абсурд! Нелепица! Какие правила? Какие марионетки? Какие убийства?

– У тебя опять, что ли, припадок? – Козетта легонько пихнула его локтем в бок, и юноша затих. – Хватит молоть чепуху. Шутка это или нет, но дом настоящий, автомобиль у крыльца настоящий, мы все тоже настоящие. А там глядишь и разберёмся.

– Но мне надо в колледж! – слабо возразил Бен, явно сражённый её распорядительностью.

– Надо – так иди! – и девушка указала пальцем на дверь. Бен обречённо вздохнул, затих и никуда, конечно, не пошёл.

А я снова подумала о Хине. Жизнь – очень странная штука. Давно ли мне казалось, что сердце не выдержит и разорвётся, что в дальнейшем существовании нет никакого смысла, что я какое-то ничтожество, недостойное ходить по земле? Гляди-ка, теперь я в другой стране, вполне себе живая и даже вот, ухитрилась влипнуть в приключение. Хина как будто знала всё это, когда утешала и успокаивала меня. Наверное, на её месте я делала бы то же самое, но её слова оказались пророческими. От разбитого сердца не умирают. Умирают от множества других причин: рухнувшего в грозу дерева, сумасшедшей конки, холеры или оспы… Но уж явно не от несчастной любви.

Тут наверху послышался шум. Мы все одновременно задрали головы кверху, чтобы посмотреть, как трясётся люстра от чьего-то бешеного топота. Потом громкие шаги послышались на лестнице и, наконец, в гостиную вбежал растрёпанный Ли Морган, сжимая в руке какой-то листок бумаги. Какой-то?

Клянусь, я видела, как по лицу Козетты скользнула торжествующая улыбка. И мне неожиданно тоже захотелось улыбнуться. Всё-таки этот чванливый хлыщ – один из нас. Он такая же марионетка.

– Кто это мне подсунул? – завопил мальчишка, брызгая слюной. – Вы что, совсем страх потеряли? Обвинить меня в убийстве! Обозвать марионеткой! Идиоты! Клоуны! Сами вы!..

– Прекрати орать, нам тут одного психопата хватает, – лениво проговорила Козетта, уже в открытую улыбаясь. А вот Бен, услышав её слова, покраснел.

– Что?! – взревел отпрыск благородного семейства.

– Мистер Морган, успокойтесь, – в комнату вошёл Бодлер. Он снял свои очки, и я увидела, что у него квадратное, невыразительное лицо с тусклыми серыми глазами. – Я выясню, чья это проделка. Виновный будет найден. И наказан.

– Очень на то надеемся, – промолвил Куница. Он тоже усмехался. – Уважаемый Бодлер, мы тут в одной упряжке. Я, мисс Козетта, мисс Сора и мистер Лиховски нашли аналогичные послания в своих комнатах.

– А ребёнок? – спросил Бодлер.

– Мы не знаем, она немая. Но вряд ли она замешана в происходящем больше, чем все мы.

– Ну хорошо, – Бодлер присел на стул, – а служанка?

– Не знаем. Попробуйте выяснить у неё сами.

Спутник юного Моргана нахмурил лоб и задумался.

Настенные часы пробили два раза, и в гостиную вплыла Доротея с подносом. На подносе были свежие фрукты, несколько соусников и пара склянок с приправами.

– Время обеда! – весело пропела она.

– А ну-ка обождите, любезная, – Бодлер дождался, когда Доротея поставит свой поднос на стол, и аккуратно взял её за локоть.

– Господин чего-то желает? – лучезарно взглянула на него экономка.

– Господин желает знать, где он находится! – Бодлер попытался улыбнуться, но у него это плохо получилось – видимо, с непривычки.

– Вы находитесь в доме моего хозяина! – охотно объяснила Доротея.

– Это я понял, – тут Бодлер взял служанку за второй локоть и развернул её к себе. – А кто ваш хозяин?

– Мой хозяин – Создатель! – ответила женщина. И улыбнулась ещё ярче.

– Какой создатель? Чего создатель?

– Создатель этого дома!

– Так. – Бодлер хорошенько встряхнул женщину, отчего у неё слетела наколка с головы. – А теперь говори правду.

– Послушайте, вы уже перегибаете палку! – Куница поднялся с дивана, подошёл к Доротее и встал рядом с ней.

– Отойди, мальчишка! – повысил голос Бодлер. – Разве ты не видишь, что здесь происходит что-то серьёзное?

– Я-то вижу. Но так обращаться с женщинами нельзя ни при каких обстоятельствах! – Куница постарался вырвать нашу экономку из рук Бодлера, но тот был явно сильнее. Завязалась короткая борьба, в которой Доротея не принимала никакого участия. Она продолжала улыбаться.

Никто толком не заметил, как это произошло. В какой-то момент Доротея покачнулась и начала падать – прямо, как доска. Куница постарался её удержать, но не смог: гладкая синяя ткань платья выскользнула у него из рук. Доротея падала и при этом улыбалась. Она ударилась головой об угол стола, конвульсивно дёрнулась и рухнула на пол, но улыбка не слетела с её ярких губ. Она лежала на полу, вся какая-то неестественно вывихнутая, с ужасной дырой в черепе. Но из дыры не сочилась кровь. Там было темно, там ничего не было.

 

Глава 4

Бен

Дорогая Мартина!

Боюсь, всего моего писательского таланта не хватит, чтобы рассказать тебе об этой ужасной сцене. Впервые в моём присутствии умер человек. Впервые на моих глазах произошло настоящее, хоть и невольное, убийство. Оба случайных убийцы так и замерли над телом несчастной женщины, Ли Морган вытаращил глаза, Козетта вскочила и прижала ладонь ко рту, девушка с куклой сжалась в комочек, а малышка вскрикнула и куда-то убежала. Чудовищное зрелище для детских глаз!

– О господи, – тихо проговорил наследник автомобильной империи, – о боже… Бодлер, что ты натворил?

Высокий мужчина выглядел крайне растерянным, что удивительно не шло к его плоскому, будто замороженному лицу. Он, конечно, перестарался со своей попыткой допроса, но он не собирался убивать бедную Доротею. Странный юноша со странным именем Куница присел на корточки и склонился над трупом.

– Вот вам и убийство! – нервически расхохоталась Козетта. – Вот вам и настоящее убийство! Вы спрашивали, какие убийства? Да вот же они! Начались!

Девушка из Японии уткнулась лицом в живот своей кукле и, кажется, разрыдалась. Во всяком случае, мне явно послышались всхлипы. Да я и сам едва не расплакался, как дитя. Я не был готов к такому повороту сюжета.

– Что теперь с нами будет? – тихо спросил я. – Что теперь с нами со всеми будет?

Мне никто не ответил. Вопрос остался подвешенным в просторной и светлой комнате, которая только что обагрилась невинной кровью.

Кстати, крови не было видно вовсе – наверное, она впиталась в ковёр. Но страшная рана на виске женщины прямо свидетельствовала о том, что дом, затерянный в хвойном лесу, посетила смерть.

Мне казалось, что самое страшное сегодня я уже видел. Но я ошибся. Сидящий на корточках Куница вдруг протянул руку и резким, невыразимо циничным движением засунул… прости меня, Мартина… засунул два пальца прямо в рану Доротее!

Боюсь, что в этот момент я издал звук подступающей к горлу рвоты. Но никто не обратил на меня внимания. Все взгляды были прикованы к гадкому акту надругательства над телом мёртвой женщины, и присутствующие при этой сцене были так поражены, что не предприняли ни малейшей попытки помешать глумителю. А он – я не могу подобрать другого слова – ковырялся своими пальцами в черепе жертвы, поворачивая их так и эдак, чуть ли не засовывая ей в голову всю ладонь. Я понял, что меня всё-таки сейчас стошнит.

– Прекрати это! – опомнился Бодлер. – Ты что???

Куница как-то странно хмыкнул и поднялся на ноги. Его пальцы были абсолютно чистыми, без всяких следов крови.

– У неё там пусто, – спокойным, очень спокойным голосом сообщил он. – Совершенно пусто в голове.

– Как это? – сдавленно спросила Козетта.

– Она не человек. – Куница по-прежнему смотрел себе под ноги. – Это чучело, автомат, кукла – называйте, как хотите.

– Марионетка, – подала голос Сора. Кажется, это было первое слово, которое я от неё услышал.

И вот тут мне стало по-настоящему жутко.

Милая моя Мартина, помнишь ли то благословенное время, когда мы были детьми? Твоя мать отпускала тебя под моим присмотром на берег Темзы, в том месте, где она особенно широка и тиха. Мы строили куличики из речного песка и украшали их обломками ракушек, взбирались на старый мост и подставляли ветру наши счастливые, не знающие горя лица. Помнишь, как мы ловили бабочек и стрекоз? Ловили – и всегда отпускали, так как не хотели причинять зла ничему живому. Это ты, Мартина, научила меня быть милосердным.

Мне особенно запомнилась наша любимая игра в Речную Фею. Я изображал рыбака, потерпевшего крушение на своей маленькой шхуне, которого вынесло на берег приливом. А ты, моя прекрасная Речная Фея, поднималась из вод в одеянии из водорослей, чтобы вдохнуть в меня жизнь. Каждый раз эта история обрастала новыми деталями и подробностями. Наши матери и не подозревали, что мы плещемся в реке, ведь мы были бдительны и осторожны. А они, наши бедные, вечно занятые работой мамы, не отличались наблюдательностью.

Моё детство было счастливым и беззаботным рядом с тобой, Мартина. Иногда мне кажется, что я отдал бы всё мне принадлежащее за возможность хоть ненадолго вернуться туда. А потом всё резко и неожиданно изменилось: то ли я стал взрослее, то ли школа так повлияла на мой характер, что я стал стыдиться невинной дружбы с тобой, то ли нервический припадок, сведший меня в лечебницу пять лет назад, окончательно испортил мой характер и травмировал ум, но прежней близости между нами уже не могло быть. И я пишу тебе эти письма, зная, что ты не захочешь на них ответить, так как таишь обиду на меня – увы, совершенно заслуженную. Но я хочу сказать, что ты по-прежнему дорога мне, и скажу об этом именно сейчас, когда моя жизнь оказалась у опасной развилки, когда настоящее вдруг стало зыбким, а будущее непредсказуемым. Я люблю тебя, Мартина. Люблю не так, как Козетту, эту воздушную и острую на язык красавицу, а как дорогую свою сестру. Прости меня, Мартина, и позволь мне продолжить моё повествование.

После смерти Доротеи – можно ли назвать это смертью? – мы долгое время пребывали в прострации. Я говорю обо всех нас, даже о Бодлере, который казался слегка растерянным. Только Куница, видимо, лишённый всякого почтения к таинству смерти, так и эдак ощупывал тело женщины сухими и точными движениями, ничуть не стесняясь нашего общества. Он поворачивал голову Доротеи из стороны в сторону, при чём раздавались щелчки, сгибал её руки и ноги, бесцеремонно расстегнул платье и долго разглядывал аккуратный толстый шов на груди. Меня передёргивало от этого зрелища, а вот Козетта, отойдя от первого шока, подошла ближе и заглядывала ему через плечо.

– Это не человеческая кожа, – бормотал себе под нос Куница, – это не волосы. Это не зубы.

– Что мы будем с ней делать? – испуганно спросил Ли Морган, с которого как ветром сдуло всю его спесь.

– Это груда тряпок, соломы и стекла, – не поднимая головы, отозвался Куница, – можно сжечь её в печи.

И это он десять минут назад защищал Доротею от Бодлера! Я почувствовал, что мне необходимо вмешаться.

– Нет, – сказал я, надеясь, что голос мой звучит твёрдо, – кем бы она ни была, но мы знали её как человека. И мы должны похоронить её как человека.

– А по-моему, мы должны разобрать её на части и узнать, как она работает, – Козетта, как всегда, смогла меня удивить. – Это поразительное создание, заводная механическая кукла, которую все мы принимали за настоящую женщину. Как можно просто взять и выбросить такое сокровище?

– Она была живая, – вдруг произнесла Сора, – по-настоящему живая, вы же все это видели.

На минуту в комнате воцарилось молчание. Тикали часы. На лице мёртвой Доротеи по-прежнему сияла улыбка.

– Мы её похороним, – Бодлер, единственный взрослый из нас, принял решение. – Молодые леди, нужно её во что-то завернуть. Молодые господа, помогите мне вырыть… яму.

– Чем её рыть, руками? – проворчал Ли.

Все как-то замялись.

– Здесь должны быть подсобные помещения, кладовые. Я поищу, – сказал я и спешно отвернулся. Мне уже давно требовалось выйти из этой комнаты. Если бы меня вытошнило прямо на глазах Козетты, я бы, наверное, умер от стыда рядом с Доротеей.

В холле было две двери. Одна вела в гостиную, а вот другая… из другой обычно и появлялась наша экономка. Я пересёк прихожую, толкнул дверь, она отворилась. За ней был длинный и явно не парадный коридор. Череда окон по одну сторону, череда дверей по другую. Я шёл, пробуя все двери по очереди. Одни были заперты, другие открывались, но за ними не было ничего интересного. Спустя две минуты и пять совершенно одинаковых дверей я нашёл бельевую и прихватил оттуда простыню, которая могла понадобиться для нашего нерадостного предприятия. В коридоре было тихо, и я понятия не имел, чем занимаются остальные. Мне вдруг стало не по себе. Мелькнула колючая мысль, что здешние обитатели о чём-то сговариваются у меня за спиной.

Я гнал эту мысль, но она начала терзать меня. Что я знаю об этих людях, с которыми познакомился только сегодня? Действительно ли они, как и я, случайные жертвы чьего-то жестокого розыгрыша? А что если хотя бы часть этой жуткой истории – правда?

Положим, я не совершал никакого убийства и знаю об этом точно. А остальные? Ладно, девушек можно снять с подозрения: я не могу себе представить, чтобы тонкая изящная Козетта или флегматичная медлительная Сора кого-то убили. Про малышку даже и вообразить смешно, что она убийца. А этот длинноволосый парень с именем, как у животного, хладнокровно исследующий внутренности пусть не совсем человека, но всё-таки живого существа? Или наследник Морганов? Даже если мальчишка слишком хлипок, чтобы убивать своими руками, у него есть верный помощник – громила Бодлер. Они-то вполне могут быть преступниками!

Я мотнул головой, и логическая цепочка прервалась. Подозревать всех подряд, не имея доказательств, бессмысленно. Так я только снова расстрою себе нервы.

В конце коридора обнаружилась кухня, полная разнообразной утвари. Я огляделся, пытаясь понять, что здесь может сгодиться для работы с землёй, и нашёл ещё одну дверь рядом с поистине исполинской плитой. За этой дверью было маленькое помещение без окон, где на потемневших от времени полках из необработанного дерева лежали садовые ножницы, мотки бечевы и ещё какие-то инструменты, а в углу стояли лопаты, грабли и мотыги. Я подхватил две лопаты, едва не занозив ладони о шершавые черенки, и двинулся в обратный путь.

Когда я вошёл в гостиную, там царило оживление. Доротея лежала на полу лицом вниз, Куница собирал с ковра какие-то осколки, девочки суетились у стола. Малышки не было, она по-прежнему где-то пряталась.

– Простыня? Отлично! – с неестественным возбуждением произнесла Козетта. – Мы как раз думали, во что её завернуть.

Она расстелила простыню на полу, затем Куница взял Доротею за плечи, а Бодлер за ноги, и они уложили тело на белую ткань. Козетта тут же соединила края простыни над трупом несчастной и завязала два прочных узла.

– Всё, – сказала она, – так её можно нести.

– Юноши, вы должны помочь мне, – Бодлер, поблагодарив кивком, взял у меня из рук одну лопату. Я последовал за ним.

Мы обошли дом и остановились как раз под балконом – насколько я мог судить, под моим. Здесь не было никаких насаждений, но земля показалась мне довольно рыхлой. Я нерешительно ковырнул её лопатой.

– Нет необходимости рыть глубокую яму, – подбодрил меня Бодлер, – труп не будет разлагаться. Главное, чтобы его не вымыло дождём.

Я кивнул, снова борясь с приступом тошноты. Чтобы отвлечься от этого неприятного ощущения, я буквально вгрызся в землю, неловко, но ожесточённо работая лопатой, и Бодлер тут же пришёл мне на помощь. Не прошло и получаса, как мы вырыли изрядную яму почти два фута глубиной. Тут как раз показались Ли и Куница, тащившие тело Доротеи, завёрнутое в простыню. Куница был собран и спокоен, а юный Морган дрожал крупной дрожью, и мне вдруг стало приятно, что кто-то владеет собой намного хуже меня.

Девушки пришли тоже. Сора прижимала в груди свою ненаглядную куклу, а Козетта покусывала губы, с опаской и любопытством заглядывая в вырытую нами могилу.

Без лишних разговоров Бодлер подхватил на руки тело в простыне и аккуратно, хоть и очень быстро, уложил его в яму. Не бросил, а именно положил – мне понравился этот жест. Затем он встал и отряхнул ладони.

– Кто-то хочет что-то сказать? – спросил он.

Желающих не нашлось.

– Хорошо. Тогда мы её закапываем.

Я снова взялся за лопату. Забрасывать яму землёй оказалось не легче, чем рыть. Я выбился из сил, но справился со своей работой, а затем мы все старательно утрамбовали землю. Если не обращать внимания на тёмный прямоугольник, лишённый травы, то никто бы и не догадался, какая страшная тайна здесь скрыта.

В этот момент все чувства покинули меня, уступив место непонятной лёгкости. Мне вдруг стало всё равно. Подумаешь, обвинение в убийстве! Подумаешь, ожившая кукла в человеческий рост! Подумаешь, загадочный дом среди лесов и его не менее загадочные обитатели! Почему я должен об этом думать?!

Видимо, мой мозг перешёл в стадию смирения с происходящим. За два дня я настолько устал морально, что просто не мог больше испытывать горе, раздражение и гнев. Да и что мне остаётся? Только наблюдать за событиями, ожидая, что произойдёт дальше.

Похоронив Доротею, мы вернулись в гостиную. Разговаривать никому не хотелось. Я совсем забыл о том, что уже четвёртый час дня, а я ещё не обедал. Остальные, кажется, подумали о том же. Козетта первая подошла к столу, где всё ещё стоял принесённый экономкой поднос, и взяла с него яблоко и грушу. Вторым стал Ли.

– Нам что теперь, самим придётся готовить себе еду? – задала риторический вопрос Козетта.

– Ты что, хочешь здесь остаться? – спросил Куница и тоже взял себе яблоко.

– Нет, но я… – девушка прикусила язык и задумалась.

– Сделаем вот что, – Бодлер серьёзно обвёл всех глазами, и мы, подобравшись, уставились на него, – у нас есть автомобиль. К сожалению, в нём всего два места. Но я могу вернуться в деревню и привезти людей и транспорт, чтобы забрать отсюда всех вас.

– Это ты хорошо придумал! – Ли вскочил на ноги. – Я поеду с тобой. А потом ты вернёшься за ними.

– Нет, – отверг такой вариант Бодлер, – мне будет спокойнее, если вы, мистер Морган, останетесь с этими молодыми господами. Неизвестно, сколько времени займёт у меня поиск подмоги и обратная дорога сюда, а я не хочу оставлять вас одного в той убогой деревне. Здесь, во всяком случае, есть условия для жизни.

– Бодлер, ты чего? – возмущённо вскричал Морган. – Я ни за что на свете здесь не останусь! Пусть отец купит мне какой-нибудь другой дом!

– Боюсь, что останетесь, сэр, – Бодлер вдруг улыбнулся, отчего Ли вжал голову в плечи. – Я не могу рисковать вашим благополучием. Не беспокойтесь, я вернусь так быстро, как только смогу. Прощайте, молодые господа!

От быстрой смены обстоятельств мы все были в каком-то ступоре, поэтому восприняли этот неожиданный демарш равнодушно. Мы не пытались ни задержать Бодлера, ни поторопить его. А странный слуга юного Моргана на прощание легко кивнул нам и вышел за дверь. Минуту спустя мы услышали рёв двигателя за окном.

– По-погоди-ка! – Ли бросился вслед за Бодлером. – Ты не смеешь меня бросать! Бодлер! Вернись! Я всё расскажу отцу! Клянусь, я всё расскажу отцу, и он тебя уволит!

Вторую часть его речи, посвящённой «негодяю Бодлеру», мы слышали уже с улицы. Вскоре Ли вернулся, взъерошенный и злой.

– Он уехал! – срывающимся голосом объявил он. – Бросил меня! Мой слуга меня бросил!

Козетта пожала плечами и ничего не ответила, Куница отвернулся, Сора смотрела себе под ноги, а я открыл было рот, да не придумал, что сказать.

Тут откуда-то появилась малышка и, подойдя к едва не плачущему Ли, обняла его чуть повыше талии – насколько смогла дотянуться. Тот всхлипнул.

– Не переживай, – всё-таки выдавил из себя я, – мы все в таком же положении. И я думаю, что он скоро вернётся – с помощью, как и обещал.

– В конце концов, чего мы боимся? – как бы про себя спросила Козетта. – Ничего ужасного пока не произошло. Никто не умер. Похороны куклы-переростка не в счёт. Да, всё это сбивает с толку, но…

– Я согласен с Козеттой, – подумав, сказал Куница, – нам надо запастись терпением. И держать глаза и уши открытыми.

– Так и решим, – подытожила Козетта.

Пообедали мы принесёнными Доротеей фруктами. Остаток дня прошёл как-то сумбурно. Осенью быстро темнело, и никому из нас не хотелось идти в далёкую кухню по узкому коридору в поисках чего-то съестного к ужину. Мы предпочли оставаться в гостиной до позднего вечера, развлекая себя разговорами ни о чём. Малышка заснула, положив голову на колени Соре, а Ли, слегка оправившийся от, как он считал, предательства, взахлёб рассказывал нам о своём отце, об автомобилях и о сногсшибательном подарке на 16-й день рождения – собственном особняке.

– Ты уверен, что речь шла именно об этом доме? – спросила Козетта, зябко поводя плечами. Мы не затопили камин, и в гостиной становилось по-настоящему холодно.

– Ну… – Ли смутился, – на фотографиях он выглядел как-то по-другому. Но разве поймёшь, что изображено на фотографиях? Это же не картины.

– Может быть, это и не твой дом. Ты попал сюда так же, как и все мы – по чьему-то злому умыслу, – спокойно сказал Куница.

От этих его слов у меня мурашки поползли по всему телу. Я смотрел на колышущиеся на стенах тени, на непроглядную черноту за окном, и чувствовал, как меня охватывает уныние.

Первой ушла к себе в комнату Сора, а малышка убежала за ней. Потом ушёл Куница, затем Козетта, забрав свечу. Мы с Ли ещё несколько минут посидели рядом, не зная, о чём поговорить, и разошлись по комнатам.

Не зажигая свет, я юркнул в свою постель. Некстати подумалось, что Доротея сейчас находится прямо под моим балконом – лежит, зарытая в землю, но всё так же радостно улыбается. Мне было страшно, моя Мартина, мне было так страшно, что я боялся даже дышать. Мне стало ещё страшнее, когда мои уши уловили какой-то скрип: тихий-тихий скрип, будто где-то в глубине дома двигались зловещие механизмы, заставляя стены едва уловимо дрожать. Я накрылся с головой одеялом и кое-как уснул.

Утро было неожиданно солнечным. Я высунул нос из-под одеяла и с удивлением и радостью поймал солнечный луч, скользнувший по моей подушке. Не зря говорят, что утро благотворнее вечера: призраки, терзавшие меня всю ночь, испарились. Я поднялся и оделся совершенно спокойно. Удивился, обнаружив в умывальнике свежую воду, но несильно.

За дверью послышались шаги. Видно, кто-то из девушек встал раньше меня: я слышал громкое шуршание накрахмаленного подола. В мою дверь вежливо постучались, и я услышал знакомый певучий голос:

– Время завтрака, молодые господа! Время завтрака!

 

Глава 5

Козетта

Не успев ничего подумать, она распахнула дверь. Доротея, живая и невредимая, с улыбкой стучала во все двери гостевых комнат и приглашала к завтраку. Высунуться наружу, однако, решилась одна Козетта.

– Доротея, это вы? – глупо спросила она.

– Я, молодая госпожа! Доброе утро! Помочь вам одеться? – осведомилась экономка.

– Нет-нет, я как-нибудь сама.

Козетта захлопнула дверь и схватилась за голову. Это что ещё за чертовщина? Откуда здесь это человекообразное существо? А кого же мы вчера похоронили?

В соседних комнатах что-то никто не шевелился. В обмороки они там, что ли, попадали? Козетта как можно скорее принялась натягивать платье. Путаясь в крючках и застёжках, она справилась с этим делом минут за пять. Прошлась щёткой по волосам, затянула бант на затылке и снова выскользнула за дверь. Доротеи в зоне видимости уже не было.

– Ребята, где вы там? Выходите! – позвала Козетта. Как бы там ни было, оставаться с воскресшей служанкой наедине она не собиралась.

В гостиной слышался звон посуды: Доротея накрывала на стол. Сжав кулаки, Козетта спустилась вниз. Увидела в двери край зелёного платья: сегодня Доротея была в зелёном.

– Козетта, это ты? – из гостиной послышался голос Куницы. – Доброе утро!

А он, оказывается, уже встал. Улыбнувшись и почувствовав себя значительно смелее, Козетта вошла в гостиную и осмотрелась. Доротея расставляла на столе тарелки, Куница пил чай, часы тикали, в окна лились потоки солнечного света. Чудесное, просто чудесное утро! Если не считать того, что по комнате разгуливает оживший труп.

Следующим в комнату опасливо заглянул Бенедикт. Козетта помахала ему рукой, и он вспыхнул. Затем потянулись и остальные, включая малышку. Доротея ласково взяла девочку за руку и помогла ей забраться на стул. Затем придвинула к ней миску с кукурузными хлопьями и молочник.

– Как вы себя сегодня чувствуете, Доротея? – вкрадчиво спросила Козетта. – Хорошо ли ночевали?

– Большое спасибо, молодая госпожа, я спала как убитая! – весело откликнулась экономка.

Тут даже Куница поперхнулся чаем. Труп не только гуляет по комнате, труп ещё и шутит.

Экономка выпорхнула из гостиной, принесла горячие, дымящиеся гренки, снова выпорхнула. Оставшаяся без ужина Козетта почувствовала пустоту в желудке и решительно положила на тарелку гренок.

– Ты думаешь, это можно есть? – шёпотом спросил Ли.

– Вчера ели и не умерли, – сдвинула брови девушка. Ей тоже было мягко говоря не по себе, но голод оказался сильнее страха.

Завтрак, как и вчера, был отменный. Доротея метала на стол яблочные пряники, рисовые пудинги, запечённые в маленьких глиняных формочках, сливочники со сливками и топлёным молоком.

– Это так вкусно, что даже невероятно! – высказал общее впечатление от еды Ли, поглаживая себя по животу.

– Интересно, кто это всё готовит, ведь в доме нет других слуг, – проговорил Бен.

– Откуда ты знаешь? – возразила Козетта. – Мы не обыскивали дом.

– А вы не заметили больше ничего странного? – спросил Куница, когда удостоверился, что Доротея ушла в подсобные помещения и не намерена вернуться в ближайшую минуту.

– По-моему, тут всё более чем странно! – хмыкнул Ли Морган, настроение которого явно поползло вверх после сытного и обильного завтрака.

– Ну, например, в гостиной лежит новый ковёр… – Куница поставил пустую чашку на стол и сложил руки на груди.

Козетта посмотрела под ноги. Действительно, вчера здесь лежал зелёный ковёр, а сегодня какой-то бордово-коричневый. Почему она сразу не обратила внимания?

– Может, Доротея убрала старый ковёр, чтобы… почистить? – предположил Бен.

– От осколков собственной головы? – усмехнулся Куница.

– И обои переклеила, да? – Козетта ткнула пальцем в ближайшую стену. – Обои тоже другие! Узор не тот!

– Да зачем ей всё это нужно? – заволновался Ли.

– Ты спрашиваешь, зачем это нужно человекоподобной механической кукле, которая вчера разбилась, была закопана в землю, а сегодня явилась как ни в чём не бывало и кормит нас завтраком? – Куница тихо, неприятно рассмеялся. – Понятия не имею.

– Я вот что думаю, – Бен энергично потёр переносицу, – эта Доротея – настоящая. А разбили мы куклу.

Все переглянулись. Ободрённый Бен продолжил:

– Вы посмотрите на неё, она же точно живая, настоящая женщина! На ней нет никаких следов вчерашнего.

– «Та» Доротея тоже казалась живой и настоящей, – задумчиво ответил Куница. – Впрочем, всё может быть…

– Надо разрыть могилу, – сказала Козетта, – и посмотреть, лежит там Доротея или нет.

И снова тягостная пауза.

– Я туда не полезу! – заявил Ли.

– Отлично, – вздохнула Козетта, – я полезу.

И полезла. Правда, с лопатами управлялись Куница и Бен, а Козетта стояла рядом и напряжённо вглядывалась в чрево земли. Очень скоро показался край грязной простыни, и девушка протянула к нему дрожащую руку.

– Подожди, – одёрнул её Куница, – мы слегка расчистим.

Но Козетта боялась, что ей не хватит прыти на второй заход. Стиснув зубы, она покрепче ухватила мокрую ткань и потянула на себя. Простыня поддалась неожиданно легко, даже слишком легко. Очень скоро девушка вытянула из ямы всё содержимое. Её сердце билось часто и неровно: она уже чувствовала, что тела экономки в самодельном мешке нет.

– Надо её развернуть, – глухо промолвил Куница. И, не дожидаясь помощи Козетты, сам принялся развязывать узлы.

В простыне лежало скомканное синее платье, какие-то нитки, деревяшки и пучки соломы. И голова Доротеи со страшной пробоиной на виске. Улыбающаяся голова.

– С меня хватит, – объявила Козетта, – я ухожу отсюда. Я не буду ждать, когда вернётся этот Бодлер с десятью телегами. Я пришла сюда пешком и уйду пешком.

– Я с тобой! – тут же вызвался Бен.

– Мы все уйдём, – тихо сказал Куница, – нам нельзя здесь оставаться. Уходить надо прямо сейчас, чтобы успеть добраться до ближайшей деревни засветло. Все согласны?

Возражений не было.

– Тогда собираем вещи и в путь. Берите только самое необходимое! – распорядился Куница.

Все разбежались по комнатам. В два счёта Козетта наполнила сумку, не забыв захватить пистолет. Нарядные платья, шляпки и панталончики она, скрепя сердце, решила оставить в особняке.

Не прошло и четверти часа, как беглецы сгрудились в холле у входной двери. Не хватало только Куницы и малышки.

– А немая девочка? – спохватился Бен. – Не можем же мы её оставить?

– Я поищу, – откликнулась Козетта. Она сбегала в гостиную, пробежала по верхнему этажу, заглянула во все двери. В одной из комнат обнаружила Куницу, неподвижно стоящего над письменным столом.

– Ты собираешься или нет?

– Сейчас буду, – напряжённо отозвался юноша.

– Мы все тебя ждём, между прочим.

Козетта снова спустилась вниз, повертела головой, вздохнула, подошла к двери в коридор, ведущий на кухню, открыла. На одном из подоконников сидела Доротея и держала на коленях зеленоглазую малышку. Девочка нежно обвивала руками её шею.

Прежде чем Доротея повернула голову и увидела нежданную гостью, Козетта звонка захлопнула дверь и отскочила назад.

– Уходим без девчонки, – отрезала она, – девчонка не пропадёт.

– А что с ней случилось? – взволнованно спросил Бен.

Козетта не ответила. Она накинула на плечи и голову шаль, решительно толкнула дверь и вышла в осенний сад. Ей в лицо сразу же ударил порыв ветра, до того сильный и промозглый, что она покачнулась. Но отступать было некуда.

Последним из дома вышел Куница. Маленькая группа подростков, кутающихся в шали и куртки, начала быстрым шагом спускаться с холма. Идти пока что было нетрудно: трава, хоть и мокрая, хорошо пружинила под ногами, а солнце пригревало спины. Каждый понимал, что впереди лес, где дорога не будет такой лёгкой, и каждый не хотел ничего говорить об этом.

– Мы проехали там на автомобиле! – Ли постарался перекричать ветер. – Значит, можно и пешком пройти!

– Если будем двигаться быстро, то до темноты будем в деревне! – Бен протянул Козетте руку, чтобы помочь ей перебраться через лысый куст чертополоха, но девушка справилась и без его помощи.

– Я пойду впереди. – Куница опередил всех и решительно зашагал вперёд. Козетта не возражала: в конце концов, этот парень собирался в какой-то там лагерь скаутов. Теперь пусть проявит свои способности.

Вот и лес. Хвойные деревья сомкнулись над головами почти сразу, заглушив ветер и погасив солнце. Сохранять быстрый темп стало гораздо труднее: дорога была глинистой, неровной, очень ухабистой и грязной.

– Как вы тут все колёса не потеряли, – хмыкнула Козетта, обращаясь к Ли.

– Это потому, что у моего отца лучшие в мире автомобили! – наследник Морганов задрал нос и тут же поскользнулся. Бен с трудом его удержал.

Позади всех тащилась японская девица. Эта малахольная не взяла с собой ничего, кроме своей ненаглядной куклы. А может, она и прибыла без вещей? Что взять с дурочки. Козетта сразу решила, что своим провиантом делиться с японкой не будет.

Куница уверенно шагал вперёд, и Козетта почему-то верила, что он выведет их куда надо. Есть же дорога, в конце концов! Главное – не сходить с неё. Чего уж проще, да?

Но что-то всё-таки не давало ей покоя. То ли навязчивая мысль об упущенной возможности стать героиней настоящего приключения, то ли неразгаданная тайна… Козетта усмехнулась про себя: уж чего-чего, а приключений в её жизни было предостаточно. И тайн тоже.

Два часа прошли в почти полном молчании. По расчётам Козетты, время перевалило за полдень, но Куница не собирался останавливаться и делать привал. А у девушки пока терпимо, но уже отчётливо начали ныть ноги. Попробуй-ка пробираться по зарослям в юбке и туфлях!

– Хина устала, – вдруг выговорила японка, тащившаяся позади, – Хине надо отдохнуть.

Опять она со своими сумасбродствами! Но сейчас Козетта была ей, пожалуй, благодарна. Сама она не решалась сказать Кунице, что хочет сесть и вытянуть гудящие ноги.

– Мы ещё мало прошли, – не оборачиваясь, буркнул Куница.

– Мальчики, а вы не забыли, что мы в юбках? – громко спросила Козетта. – К тому же, вы слышали: Хина устала.

– Ну хорошо, – Куница резко остановился, – давайте сделаем привал.

Все попадали кто куда. Ну… на самом деле Козетта, метнувшись в сторону, заняла самый удобный и относительно сухой ствол поваленного дерева, Ли присоседился к ней, Сора отряхнула от влажной листвы пенёк и села на него, уложив куклу к себе на колени, а Бен достал из своей сумки покрывало, аккуратно постелил его на жухлую траву и опустился сверху. Куница остался стоять, прислонясь спиной к высоченной пихте.

Козетта, тяжело дыша, подумала, что в прошлый раз эта дорога далась ей гораздо легче. Конечно, большую часть пути она проделала на телеге. Но ведь три мили с лишним ей пришлось идти пешком, продираясь через бурелом, в полной темноте. И вышла-таки! А сейчас день, дорога под горку, не приходится шарахаться от каждой ветки, боясь выколоть глаза. И всё равно идти почти невозможно.

О чём думали остальные, она не знала.

Четверть часа спустя Куница велел всем подниматься. В ответ раздались приглушённые стоны, но спорить никто не стал. Дорога продолжилась. Лес становился всё гуще и гуще, всё темнее и темнее. Или это солнце уже начало клониться к закату? Никаких признаков человеческого жилья поблизости не было.

Ещё через два часа они остановились, чтобы поесть. Яблочные пряники, прихваченные со стола, утолили голод, но не жажду. Воды ни у кого с собой не было.

– Напьёмся в деревне, да? – спросил Ли.

– Если дойдём, – Козетта была уже ни в чём не уверена.

И они снова пошли дальше. Сначала дорога шла под уклон, потом стала относительно ровной, потом отчего-то поползла вверх. Куница невозмутимо шагал вперёд, а Козетта тупо смотрела на его спину, стараясь ни на что больше не обращать внимания. В этом сомнамбулическом режиме она прошагала ещё, должно быть, миль пять, прежде чем Ли споткнулся, упал в грязную лужу, заныл и потребовал привала.

– Уже темнеет, – негромко напомнил Куница.

– Но ведь деревня должна быть уже совсем близко! – Ли выглядел так, будто собирается вот-вот разрыдаться.

– Ну хорошо, – Куница скинул с плеч рюкзак, – только не жалуйтесь, если в деревню мы явимся ночью.

А Козетте было уже всё равно. Она села на покрывало рядом с Беном и положила голову ему на плечо. Бедняга Бен сидел напряжённый, как струна, и боялся шелохнуться.

Потом они снова двинулись дальше. Силы были на исходе, лес стал совсем тёмным, и только Куница, казалось, до сих пор понимал, в какую сторону они идут. Остальные просто шли, чтобы согреться, ведь стало ещё и холодно.

Не хватает только дождя, подумала Козетта. И тут же сверху что-то зашелестело.

– Дождь, – сообщил Куница.

– Ну всё, я больше не могу! – Ли закрыл лицо руками и принялся всхлипывать. – Я этого не заслужил! Я устал, у меня ноги отваливаются! Я весь в грязи! Я больше никуда не пойду!

– Здесь останешься?

– Да! И пусть меня лучше волки съедят! – всхлипы перешли в настоящий плач.

– А здесь есть волки? – вполголоса спросил Бен.

– Это лес, почему бы здесь и не быть волкам? – Куница подошёл к Моргану и потрепал его по плечу. – Потерпи ещё немножко, дружище. Сам понимаешь, мы не можем тебя тут бросить.

Ли благодарно посмотрел на него и вскоре затих. И они снова начали шагать вперёд, всё чаще оскальзываясь на мокрой земле и уже почти ничего не видя.

– Кажется, выходим, – вдруг объявил Куница.

Козетта подняла голову и различила впереди какие-то смутные просветы: лес начал редеть. И откуда только силы взялись! Она обогнала всех, обогнала Куницу и, задыхаясь, бросилась к выходу из леса. Остальные поспешили за ней.

Небо, усыпанное звёздами, было задёрнуто тонкой вуалью туч. На вершине холма стоял старый знакомый особняк, его окна приветливо светились.

За спиной послышался чей-то истерический хохот. Козетта обернулась и увидела, что Бен старается успокоить вопящего и бьющего себя кулаками по коленям Ли.

– Куница, – хрипло проговорила Козетта, – что это значит? Ты куда нас завёл?

У Куницы было странное лицо, вроде бы даже довольное. Впрочем, в полумраке трудно было разглядеть, радуется он или плачет.

– Я не знаю, как это получилось, – ответил он, – мы же шли по дороге.

– И что теперь? – Бен обхватил Ли за плечи и посмотрел на Куницу.

– Нам придётся вернуться в дом. Дождь усиливается. – с этими невероятными словами Куница передёрнул плечами и зашагал вверх по тропе.

Козетта поняла, что уже ничего не понимает. И это ощущение ей очень не понравилось.

 

Глава 6

Сора

Я не люблю видеть сны о прошлом. Они всегда приходят в неподходящий момент. Вот сейчас, именно сейчас для них совсем не время: я на краю пропасти и меня стремительно тянет вниз. Прошлая жизнь закончена навсегда, я никогда больше не вижу тех людей, которые были со мною рядом, и никогда не вернусь в страну, которая была моей родиной. Сейчас я в большой опасности. Я должна бы не спать ночами от ужаса, но я сплю, и сплю крепко. Видения о прошлом приходят ко мне лишь под утро. Я ворочаюсь, но не могу проснуться.

Картина первая. Я шарю руками в пыли, вытаскивая рисинки. Какой-то прохожий просыпал рис из мешка прямо возле нашего дома. Он громко выругался, затопал ногами, втаптывая просыпанное в дорожную грязь, и пошёл себе дальше. Соседи ходят вокруг и поджимают губы: они и сами собрали бы рис, но им стыдно поднимать то, что топтал босыми ногами какой-то чужак. Тогда мать посылает меня и делает вид, что я сама это придумала – выколупывать зёрна риса из пыли и мусора. Мне три года. Вечером мне дадут немного варёного риса в глиняном черепке.

Картина вторая. Мать лежит на тощем футоне и стонет. В хижине сумрачно, дождь льётся сквозь дыры в потолке и на полу собираются лужицы. Я поджимаю ноги, чтобы не касаться воды. Перед матерью на коленях стоит пожилой мужчина. Это доктор. Его прислали соседи – они устали слушать, как стонет и кричит моя мать. Одежда матери распахнута, и доктор ощупывает короткими толстыми пальцами её шею и грудь. При этом он качает головой и что-то бормочет.

Картина третья. Я плачу: у меня болит живот. В приюте, куда меня забрали, кормят только редькой и изредка чем-то другим, чему я не знаю названия. Мы все мучаемся животами от такой еды, но взрослые учат нас быть благодарными. На улице, говорят они, есть совсем нечего. Выбирайте сами, что вам больше нравится – мусор и объедки или эта свежая, приготовленная на огне еда.

Картина четвёртая. Я живу у торговки рыбой. Я совсем не помню её лица, но помню, что живот у неё был круглый, а пальцы на ногах кривые. Целыми днями я перебираю и чищу рыбу. Мы встаём очень рано, чтобы успеть купить у рыбаков их ночной улов, и идём на рынок с полными корзинами рыбы и моллюсков. Рыба долго лежит на солнце и начинает пованивать, над ней кружатся мухи, а хозяйка ругается, будто это я виновата. Мне кажется, что я вся провоняла рыбой так, что этот запах не отвяжется от меня и в старости.

Местные ребятишки кличут меня Рыбьей Кишкой. «Гляди-ка, снова Рыбья Кишка пришла!» А ведь меня зовут Сора, это значит – Небо. Но в реальности я редко вижу что-то кроме пыльных дорог и дощатых прилавков.

Картина пятая. Я попадаю в школу для бедных детей. Теперь я уже не живу у торговки рыбой: мы, три десятка маленьких девочек, обитаем все вместе в узком, длинном здании, в котором имеются только два маленьких окна с торцов. Днём мы тут учимся, вечером разворачиваем наши тюфяки и спим. Кормят нас однообразно, но вполне сносно, одевают в уродливую форму, в которой невозможно дышать, заставляют носить башмаки. Мне совсем не нравится учиться: я не понимаю, как живой человек может запомнить столько иероглифов. Но нерадивых учениц больно бьют палкой по ладоням.

Мне часто достаётся: я молчалива, замкнута, у меня нет подруг. Моё прозвище «Рыбья Кишка» просочилось даже в стены школы, так меня здесь все и называют. Даже учительница – за глаза. Она считает меня дурочкой и потому особенно любит меня наказывать. Она убеждена, что я никому не пожалуюсь.

Картина шестая. Меня снова побили, и я сбежала с уроков. Начало марта, но уже тепло, так что я в одной рубашонке долго-долго бегу по дороге мимо каких-то зданий и деревьев, задыхаясь от плача. И вдруг попадаю в прекрасный сад, весь розовый от цветущих слив. Иду по саду медленно, осторожно, боясь спугнуть это волшебство, и выхожу к небольшому, но красивому и, видно, старинному дому. На нарядном мостике через ручей стоят очень красивая молодая дама в шёлковом кимоно и девочка в школьной форме – не такой уродливой, как у меня, а светлой и праздничной. И в руках у девочки кукла. Ах, какая это кукла!

Зрение у меня острое, я хорошо вижу издалека. Раньше я думала, что куклы – это деревянные раскрашенные чурбанчики, у которых иногда вращается голова. Но у меня и таких-то никогда не было… А эта кукла была похожа на живую девочку: тёмные чуть вьющиеся волосы, настоящие ручки и ножки, пышное синее платье. Я сначала так и подумала, что это живая девочка, только очень маленькая.

Дама в кимоно и школьница увидели меня. Дама что-то сказала и ласково помахала мне рукой, а девочка сбежала с мостика и направилась в мою сторону. От страха у меня ноги к земле приросли: я ещё никогда не видела ничего настолько нежного, чистого и счастливого.

– Здравствуй! Как тебя зовут? – улыбнувшись, спросила девочка.

«Рыбья Кишка» – захотелось сказать мне. Но я промолчала. Никто не учил меня разговаривать с красивыми и богатыми девочками.

– А меня зовут Хина-тян. А это моя новая кукла, – продолжала девочка, ничуть не смущаясь моего молчания.

Кажется, в этот момент у меня на лице даже выступил пот. Мне хотелось провалиться сквозь землю.

– Ты из школы для сироток, да?

Я кое-как кивнула. Хоть на это у меня хватило соображения.

– Ты бедняжка! – воскликнула девочка.

Тут на её личике отразилась какая-то борьба. Она нахмурилась, покусала губки и вдруг… протянула мне свою красавицу-куклу.

– Вот, бери! Я же вижу, что она тебе нравится!

Я в ужасе замотала головой и спрятала руки за спину.

– Бери! – настаивала девочка, толкая мне куклу. – У меня ещё есть. Возьми, пожалуйста, а не то я обижусь!

Этот аргумент на меня подействовал. Я протянула руки, взяла шёлковую, хрупкую, душистую куклу и прижала её к груди.

– Меня мама зовёт. Пока! – довольно улыбнулась девочка и побежала обратно к красивой даме. Отступая в тень, я слышала, как женщина сказала дочери:

– Ты хорошо поступила, Хина-тян. Эта бедная девочка во все глаза смотрела на твою куклу.

Хина что-то ласково проворковала в ответ. Но ведь я смотрела не на куклу. Я смотрела на неё.

Вчера Бодлер так и не вернулся. Мы не увидели свежих следов от колёс, поэтому решили, что во время нашего отсутствия никакой транспорт не приближался к дому. Мы так замёрзли, намучились и устали, что рады-радёшеньки были увидеть натопленную гостиную и накрытый к ужину стол. Светящаяся радушием Доротея и не подумала поинтересоваться, куда это мы пропадали. Смешно: после нашей неудачной прогулки мы и сами обрадовались ей, как родной.

После ужина мы разошлись по комнатам. Я была так счастлива оказаться в чистой постели, что уснула в один миг, обняв Хину. Этой ночью я даже не слышала скрип, как раньше. Я просто спала и видела сны о прошлом.

Утром все собрались за завтраком. Козетта была не в духе, Ли и Бен выглядели помятыми, зато Куница был спокоен, как всегда, а малышка прыгала по всей комнате и цеплялась за каждого из нас. Мне стало стыдно, что вчера мы ушли без неё. Что бы с ней сталось, если б наш побег удался?

– Доброе утро, молодые господа! – приветствовала нас Доротея, внося огромную миску с оладьями, от которой к потолку поднимался сладко пахнущий пар. Мы в ответ кисло покивали.

– Ну и что мы будем делать? – дождавшись, когда экономка уйдёт, спросил Бен.

– Спроси чего полегче, – раздражённо откликнулась Козетта и потёрла виски. – Похоже, сбежать отсюда нельзя. А оставаться здесь… кто знает, опасно или не опасно.

– Может, дождёмся Бодлера? – робко предположил Ли. В отсутствие слуги и сутки приключений спустя он стал как шёлковый.

– Твой Бодлер ещё вчера должен был вернуться, у него ведь есть автомобиль! – Козетта так дёрнула рукой, что пролила несколько капель чая себе на платье. – Чёрт! Всё из-за тебя!

– Самое глупое, что мы сейчас можем сделать – это переругаться между собой, – остановил её Куница, и девушка послушалась, – если мы не в силах уйти, то мы должны понять, что здесь происходит.

– Чушь какая-то происходит, – вставил Ли.

– Можно и так сказать, – Куница кивнул, – что мы можем с этим сделать?

Тут все начали переглядываться и вопросительно мычать. На меня никто не посмотрел.

– Мы можем… например, обыскать дом, – сам себе ответил Куница.

– Точно! – воскликнул Бен. – Мы должны найти тех, кто здесь прячется!

– Но по одиночке нам лучше не ходить, – терпеливо продолжал Куница, – мало ли, какие опасности нас поджидают. Предлагаю разделиться так: Бен и Сора обыщут первый этаж, Ли и Козетта второй. А я осмотрю всё вокруг дома, включая близлежащий лес.

– Только не заблудись там, как вчера, – снова не удержался Ли.

– Не заблужусь, – Куница и не подумал обидеться на подколку, – все согласны?

– Когда начинаем? – Козетта вытерла руки салфеткой и встала.

– Лучше прямо сейчас. Если что-нибудь случится – кричите, зовите на помощь. В общем, действуйте. – Куница тоже поднялся. – Встречаемся здесь.

Хотелось ли мне идти обыскивать дом? Нет, совсем не хотелось. Во-первых, я не доверяла моему спутнику, мне хотелось бы пойти с Куницей, который вёл себя как лидер. С другой стороны, хорошо, что мне не достался Ли: этот, наверное, первым делом спрячется за козеттину юбку. Во-вторых, я чувствовала себя относительно спокойно только в гостиной и в собственной комнате, а в другие помещения я не заходила и не испытывала желания заходить. Ну и в-третьих: Доротея обитала где-то на первом этаже, а именно первый этаж и предстоит обследовать нам с Беном. Мы неминуемо наткнёмся там на экономку. А она, несмотря на всю свою миловидность, даже и не человек.

Но я как обычно ничего не возразила. И Бен не стал спорить. Он, наверное, тоже счёл нашу миссию более опасной, и теперь радовался, что его распрекрасная Козетта будет от этой опасности защищена. Обо мне он, разумеется, не подумал.

Мы все пожали друг другу руки, как полковые товарищи перед атакой, и разошлись. Ли и Козетта поднялись на второй этаж. А мы с Беном, немного потоптавшись в холле, открыли дверь и вышли в коридор. Здесь мне ещё быть не приходилось.

Коридор был довольно узкий, но светлый от четырёх больших окон. Напротив каждого окна находилась дверь.

– А что мы, собственно, ищем? – спросила я.

Бен посмотрел на меня так, будто с ним заговорила табуретка или прикроватная тумбочка.

Помедлив, он всё-таки ответил:

– Людей.

Мне почему-то казалось, что никаких людей мы тут не найдём. А то, что найдём, может оказаться пострашнее людей. Но вести разговоры с Беном мне не хотелось.

Он повернул ручку первой по счёту двери и заглянул. Я встала за его плечом. Там была комната как комната: шкаф, конторка, два кресла. Кровати не было. Тут никто не жил.

– В прошлый раз эта дверь была закрыта, – зачем-то сообщил Бен.

Мы не стали заходить в комнату и пошли дальше. За второй дверью обнаружилась бельевая, за третьей – пустая комната, набитая пыльными деревянными ящиками, часть из которых были заколоченными, часть нет. Из любопытства мы заглянули в один: там лежали старые книги почему-то на немецком языке.

В четвёртой комнате друг напротив друга стояли два стула, а больше там ничего не было. Дверь в конце коридора вела в кухню.

– Там Доротея, наверное, – прошептал Бен, прикасаясь к ручке.

Я подавила в себе желание сбежать, но всё-таки укрылась за спиной Бена. Он толкнул дверь и вошёл. Да, перед нами была большая, очень просторная кухня, на которой одновременно могли трудиться несколько поваров. Но Доротея находилась там одна: стоя у стола, она энергично месила тесто.

– О, молодые господа! – приветствовала она нас. – Что вам угодно?

– Доротея, вы… – начал Бен и запнулся. Он проглотил комок в горле и договорил: – я думал, вы экономка. А вы ещё и кухарка?

– Что вы, кухарка просто отлучилась по делам, – улыбаясь, ответила Доротея, – а я никак не могу оставить дорогих гостей без мясного пирога к обеду.

– А-а… спасибо. – промямлил Бен и огляделся. Я тоже огляделась.

Кухня была огромная, здесь разместилось множество шкафчиков, столиков, разных баночек-скляночек и других приспособлений для приготовления пищи. Но человеку вроде бы спрятаться было некуда. Если он не залез в печь, конечно.

– Ну… мы тогда пойдём? – Бен вёл себя очень странно. Он переминался с ноги на ногу и всё шарил глазами по кухне.

– Всего вам хорошего, молодые господа! – Доротея помахала нам белой от муки рукой.

И мы ушли. Весь обыск первого этажа занял от силы минут пятнадцать.

Ли и Козетта ещё не вернулись. Бен присел на кушетку в холле и вцепился руками в волосы. Я молча наблюдала за ним, думая, стоит ли спросить его самой или лучше дождаться остальных. На втором этаже слышались какие-то шорохи, но воплей и просьб о пощаде не было.

– Как же это может быть? – болезненно скривившись, пробормотал Бен.

– Что именно? – не выдержала я.

– Дверь! Она исчезла!

Я уставилась на него в недоумении. Тут послышались шаги и на лестнице показалась Козетта.

– Друзья, вы можете нам помочь? – крикнула она.

Рыцарь Бен тут же забыл о своих страданиях и метнулся на помощь. Вздохнув, я последовала за ним.

На втором этаже было всего семь комнат. Пять из них занимали мы, в шестой обитала малышка, дверь в седьмую была заперта. Но Козетта повела нас мимо дверей, в самый конец коридора, где неожиданно обнаружилась лестница, настолько узкая, что даже один широкоплечий человек мог бы протискиваться по ней только боком. В этой части дома не было окон, выход на лестницу находился в густой тени, поэтому мы и не замечали его раньше.

– За мной, – приказала Козетта и начала подниматься.

Мы полезли за ней, нащупывая в темноте ступеньки. К счастью, лестница была довольно короткая и заканчивалась квадратной площадкой фута четыре в длину и ширину, так что мы вчетвером смогли там уместиться. Ли жалобно скрёбся в массивную деревянную дверь.

– Не открывается! – пожаловался он.

– Заткнись, Ли, – шикнула на него Козетта, – а вы прислушайтесь!

Мы замерли и затаили дыхание. Сначала я ничего не услышала, кроме стука крови в висках, а потом за дверью раздался знакомый скрип. И громче, чем я слышала ночью.

– Слышите? – шёпотом спросила Козетта.

– А что там? – так же шёпотом спросил Бен.

– Мезонин. Надо думать, обитаемый. Дверь заперта изнутри.

– Откуда ты знаешь, что изнутри? – тут Ли стиснул мою руку. Наверное, он думал, что это рука Козетты, но в темноте не разобрал.

– Я в этом понимаю, – недовольно ответила Козетта. – Давайте спускаться. Здесь я чувствую себя как в гробу.

Мне здесь тоже совсем не понравилось. Спустившись и выйдя в просторный светлый коридор, я вздохнула свободно. Остальные, похоже, испытывали схожие ощущения.

– У вас что? – спросила Козетта, глядя на Бена.

Тот спохватился и захлопал глазами. Сказать ему, что со стороны он выглядит глупо, или не говорить?

– Там дверь исчезла! – выпалил Бен.

– Какая дверь? – пискнул Ли.

– В кладовку! Ну, помните, я приносил оттуда лопаты? На кухне была дверь! А теперь её там нет!

– Что, совсем нет? – Козетта пристально вгляделась в растерянное лицо юноши. – Может, ты плохо разглядел?

– Совсем нет! Гладкая стена! Сора, скажи им!

Тут все наконец-то вспомнили о моём существовании. Я ненавижу, когда на меня смотрят, поэтому постаралась ответить быстро:

– Я не видела никакой двери.

– Ты не видела, или её там нет? – настаивала Козетта.

– Нет, – ответила я.

По правде говоря, я не была так уж уверена в своих словах. Я больше разглядывала великанскую плиту, чем искала взглядом какие-то двери. Но если бы дверь там была, я бы её наверняка запомнила.

– Бред, – прокомментировала Козетта.

– А давайте вернёмся в гостиную и подождём Куницу! – предложил Ли. Он неуютно чувствовал себя поблизости от таинственной лестницы, да и мы все тоже.

Идея была хорошая. Мы спустились вниз. Оказалось, что Куница сам ждёт нас в гостиной – никто из нас не слышал, когда он пришёл обратно. Немая малышка вертелась вокруг него, а Куница невозмутимо пил чай. Выглядело это так, будто все мы вернулись с рискованного задания, а он в это время отдыхал и наслаждался жизнью.

– Что-то ты быстро! – с порога набросилась на него Козетта. – Ты что, обошёл вокруг дома и сразу вернулся?

– Я не обходил вокруг дома, – ответил Куница, – достаточно было выйти на крыльцо.

– Достаточно для чего?

– А вот, – Куница показал нам сложенный вдвое листок бумаги, – это лежало на крыльце, придавленное камнем. Письмо для одного из нас.

– Что? Для кого? – одновременно спросили Ли и Козетта.

– Сейчас прочитаю, если хотите, – Куница развернул листок и спокойным, бесцветным голосом прочитал:

Марионетка №3!

Настало время репетиции вашего выхода. Сценарий вы найдёте в обычном месте. Создатель.

 

Глава 7

Бен

Дорогая Мартина!

Я пишу тебе это письмо, находясь в угнетённом состоянии духа. Прежде всего, меня мучает мысль, что я не смогу даже отправить его тебе, так как я замурован здесь без возможности хоть как-то сообщиться с цивилизацией.

Формально все пути передо мной открыты, но наша неудачная попытка побега многому меня научила. Если коварный рок выбрал меня своей целью, то вырваться из его лап я не в состоянии. Я молю Бога лишь об одном: ежели неведомое зло вздумало покарать меня, то пусть мной оно и ограничится, не причиняя беды окружающим меня людям.

Я всё больше убеждаюсь, что на моих друзей – да, теперь я вполне могу назвать их друзьями! – возвели напраслину. Мы все в одной лодке, в одной связке. Нас собрали из разных городов и даже стран, очевидно, по жребию, как отбирают лабораторных крыс для опасных экспериментов. Крысы тоже пытаются бороться, когда их кладут на прозекторский стол. Так же жалко трепыхаемся мы, ожидая своей участи.

Больше всего на свете я хотел бы спасти Козетту. О, она далеко не такое нежное и хрупкое создание, каким показалась мне в тот первый вечер! Она сильная, умная, смелая и острая на язык. Раньше я думал, что мне не нравятся слишком бойкие девушки, но теперь убеждаюсь, что ошибался: именно такую всегда искало моё сердце. Козетта не будет хныкать и требовать к себе повышенного внимания, она умеет позаботиться о себе. И в то же время какая она изящная, какая грациозная и лёгкая!

Но довольно о Козетте. Боюсь, Мартина, что я всё-таки обижаю тебя такими дифирамбами в адрес другой девушки. Расскажу лучше о том, что произошло, когда мы получили новое письмо от нашего пленителя.

Прежде всего, мы не могли определить, кому именно оно предназначено. Правила строго запрещают нам делиться сведениями о своих номерах. Должен сказать, что я испытал немалое облегчение, увидев на бумаге номер 3, а не 4. Ведь марионетка №4 – это я! Куница прочитал письмо вслух в нашем присутствии, так что послание наверняка дошло до адресата. Но он, то есть адресат, ничем себя не выдал. Лица у всех были одинаково недоумённые – если, конечно, такое выражение вообще можно приписать лицам вечно унылой Соры, всегда спокойного Куницы и похожей на маленькую сомнамбулу малышки.

– Эм… мы не должны сообщать друг другу свои номера, это я помню. Но что такое «обычное место»? – спросила Козетта.

– Может это место является обычным для той марионетки… я хочу сказать, для того из нас, кому это послание предназначено, – ответил я.

Мою мудрую и своевременно высказанную мысль никто не оценил по достоинству.

– Чушь какая-то! – капризно воскрикнул Ли. – И что теперь делать?

– Тебе – ничего, если ты не номер три, – отозвался Куница.

Мы нерешительно посмотрели друг на друга.

– А что если… а что если нам весь день провести вместе, не разлучаясь? – предположил Ли. – Тогда мы не дадим марионетке №3 возможности сделать своё чёрное дело!

– Глупости, – с ходу отверг это предложение Куница, – мы не знаем, в чём заключается «репетиция». Мы не знаем, кто из нас эта марионетка. Но мы знаем, что если марионетка не выполнит своё задание, то её отправят на склад. Мы не знаем, где этот склад, но лично я не горю желанием там оказаться.

– К тому же мы всё равно не сможем постоянно быть друг у друга на глазах, – добавила Козетта, – я не собираюсь делать пи-пи перед мальчиками.

Ли залился бурным румянцем, да и я наверняка тоже. Всё-таки Козетта – удивительно смелая девушка.

– И что тогда? – грубовато, чтобы скрыть смущение, спросил Ли.

– Да ничего. Будем ждать. – ответил Куница, пожимая плечами.

Меня такой ответ не устроил.

– Чего ждать? – резко спросил его я. – Как долго мы ещё будем сидеть и бездействовать в этом доме с привидениями? Экономка-автомат! В мезонине что-то скрипит! Двери исчезают!

– Что-что? – заинтересовался Куница.

Козетта быстро рассказала ему об итогах нашего обыска. Куница удовлетворённо покивал, будто ничего иного он и не ожидал услышать.

– К сожалению, сейчас у меня нет других идей, – вздохнув, пояснил он, – если они есть у вас – я готов выслушать.

– У меня нет идеи, но есть вопрос, – Ли скрестил руки на груди и решительно шагнул вперёд, – почему это ты ведёшь себя как самый главный? Ты забыл, что это мой дом?

– Кажется, мы уже выяснили, что это не твой дом. – Куница прищурился.

– Это не так уж и важно! – Я не мог не поддержать Ли. – Ты нам не командир. Перестань указывать, кому что делать.

– Если нам не указывать, мы разругаемся, разбредёмся по своим углам и будем сидеть там, как злобные хомяки, – Козетта вдруг встала на сторону Куницы, чего я от неё совершенно не ожидал. – А так мы хоть что-то делаем!

Воцарилось грозовое молчание.

– Я пойду обойду ещё раз вокруг дома, – еле слышно вздохнув, сказал Куница.

– А я пойду с тобой! – Козетта вздёрнула хорошенький носик, взяла Куницу под руку, и они вместе пошли к выходу.

Мы с Ли, фигурально выражаясь, проводили их с разинутыми ртами. А может и не фигурально.

– Почему Козетта его слушается? – возмущённо спросил я у Ли, так как больше спрашивать было некого. – Он не сделал ничего полезного, даже не смог вывести нас из леса!

– Женщины!.. – Ли скривился и махнул рукой. – Втюрилась она в него, вот и всё.

– Как это втюрилась?!

– Обыкновенно. Её сердце пронзила стрела Амура. – Ли захихикал и откинулся на спинку дивана.

Сора тоже как-то неопределённо хмыкнула. Малышки в комнате уже не было – мы не заметили, когда она убежала.

Я остался сидеть с горящими щеками. Неужели?!

Куница и моя возлюбленная где-то гуляли до самого обеда. Я так волновался, что забыл про все наши злоключения и думать не мог ни о чём другом, кроме того уверенного жеста, которым Козетта коснулась руки этого типа.

Что это за имя такое – Куница! Куница – это какой-то лесной зверёк, мелкий хищник, что-то вроде выдры или хорька. На редкость глупое и бессмысленное прозвище. Если не воровская кличка.

Японка Сора убаюкивала свою куклу, мечтательно глядя в окно, а Ли попытался, было, рассказать мне что-то про своего отца и его денежные дела, но понял, что я не слушаю, и со скучающим видом завалился дремать на диван.

Козетта вернулась весёлая, с нежным румянцем на щеках.

– Так хорошо, когда дождя нет! – поведала она, снимая шаль.

– А где этот? – приоткрыл один глаз Ли.

– Ушёл обследовать лес. Так есть хочется! Где там наша человекообразная Доротея?

Человекообразная Доротея не заставила себя ждать. Суп с лососем был восхитителен, но мне кусок не лез в горло. Зато Козетта кушала с отменным аппетитом и, кажется, совсем перестала думать о том, в какой опасности мы все находимся. Это Куница так на неё повлиял?

Он шатался в лесу до самого вечера. Козетта не проявляла беспокойства, но я-то знал: она ждёт его! Куница изволил вернуться, когда уже стемнело.

– Ну что, нашёл чего интересного? – с улыбкой спросила его Козетта.

Он как-то неопределённо повёл плечами и тоже улыбнулся. Они уже и улыбаются друг другу, никого не стесняясь!

– Пойду-ка я тоже погуляю! – с этими словами я двинулся к двери мимо влюблённой парочки, высоко подняв голову. Пусть не думают, что меня как-то задевает их связь!

– Куда это ты? – удивлённо спросил Ли. – Ночь на дворе! Холодно!

– Ничего, целый день в помещении сидеть вредно! – отрезал я.

Холодный ветер несколько остудил мой гнев. Я не прихватил с собой ни плед, ни куртку, а вне дома была холодно и промозгло. Я с обидой посмотрел на горящие окна гостиной: никто не пошёл за мной!

Чтобы хоть немного согреться, я два раза обошёл вокруг дома. Небо было тёмно-серое, низкое, беззвёздное, на его фоне едва выделялся чёрный остов дома и острый, устремлённый к тучам мезонин. Может, кто-то оттуда сейчас наблюдает за мной?.. Меня передёрнуло, но я только помахал воображаемому наблюдателю рукой и быстро зашагал дальше.

Леса вокруг совсем не было видно, но я знал, что он есть – где-то там, в сгущающейся с каждой минутой темноте. Как Куница может шататься по лесу в такую погоду, в таких условиях? Там же ногу сейчас сломать – проще простого!

Тут я замер. Мне почудился источник света. Я никак не мог понять, что это: просто какое-то светлое пятнышко на горизонте. Даже не очень-то светлое, просто светлее, чем окружающая его чернота. Что это может быть?

Нерешительно я пошёл вперёд, удаляясь от дома. Я вовсе не собирался углубляться в лес – я не сумасшедший, но любопытство всё-таки начало мучить меня. Мне мерещится, или в лесу действительно кто-то есть? Причём, кажется, не так уж и далеко.

Через сотню шагов я, однако, вынужден был остановиться. Свет ощутимо не приближался, а вот дом за моей спиной почти скрылся в темноте. Не хватало ещё заблудиться здесь в такую погоду. Во всяком случае, в лес я точно не стал бы заходить, ведь оттуда я даже не смогу увидеть окна гостиной.

И вдруг я услышал голос. Слабый, тонкий, умоляющий голос.

– Помогите!

Я в панике оглянулся вокруг, но никого не увидел.

– Помогите мне! Пожалуйста!

Кажется, голос шёл со стороны источника света. Я ускорил шаги. Одно дело – трусить заблудиться, и совсем другое – не прийти на помощь ребёнку.

– Где ты? Где? – крикнул в темноту я.

Послышался плач. Я изо всех сил вглядывался вперёд, и наконец глаза мои различили тоненький детский силуэт, цепляющийся за ствол пихты.

– Малышка! – охнул я. – Ты зачем убежала?

– Я Картинка! – всхлипнула девочка. – Помоги мне, пожалуйста, Бен!

Вот вам и немая девочка. Господи, она ведь говорила со мной в самый первый день, когда я только приехал сюда. Как я мог забыть?

– Я тебе помогу. Иди ко мне! – позвал я.

Но девочка замотала головой и стала отступать в чащу – быстро, быстро, ещё быстрее.

– Картинка! Ты куда?

Она побежала вперёд. А я – что мне оставалось? – бросился вслед за ней.

Чудом не выколов глаза и не переломав конечности, я продирался через буйные заросли. На мою голову намоталась мокрая паутина, брюки были все в каких-то колючках, а несчастная девочка всё бежала и бежала, не переставая плакать.

– Да куда ты! Постой!

Между тем, впереди уже явственно что-то светилось. У меня не очень хорошее зрение, но я не ношу очки, чтобы избежать насмешек, поэтому я так и не смог разглядеть, что это было. Мне почудилось, что среди деревьев горит большой костёр, и какие-то люди сидят или ходят вокруг него поодиночке и парами… Или это были причудливо сплетённые ветви деревьев? Я не мог угадать.

– Картинка? – неуверенно позвал я.

Она выскочила откуда-то сбоку и ткнулась головой мне в живот. От неожиданности я едва не упал, но кое-как удержался на ногах.

– Ты меня так напуга… – заговорил я, но девочка вдруг перестала рыдать, быстро оглянулась на источник света, отчаянно схватила меня за руку и потащила обратно, не к «костру», а от него.

– Картинка! Подожди. Что там такое? – попытался вырваться я.

Но она вцепилась в меня со всей возможной силой восьмилетней девочки.

– Я не могу так поступить! Пожалуйста, пойдём со мной! Пойдём со мной! – умоляюще просила она.

Окончательно перестав что-либо понимать, я пошёл за ней. В конце концов, не каждый день немые обретают дар речи. Уж не знаю, каким чутьём девочка ориентировалась на местности, но она быстро и без увечий вывела меня из леса. Когда мы подошли к дому на расстояние десяти шагов, она вырвала свою руку из моей и первая влетела в дом, хлопнув дверью.

– Ну и ну, – только и мог сказать я.

Перед самой дверью я оглянулся. Никакого света в лесу уже не было.

 

Глава 8

Козетта

– Ну что, марионетка номер три, тебе удалось порепетировать или как? – насмешливо спросила Козетта за завтраком, как бы ни к кому не обращаясь.

Никто ей, разумеется, не ответил, но она этого и не ждала. По очереди вглядевшись во все лица, Козетта вздохнула: кем бы ни была эта марионетка, она отлично владела собой.

– Интересно, кто следующий! – снова ни к кому не обращаясь, вздохнула Козетта.

– В каком смысле следующий? – поинтересовался Куница.

– Ну не знаю. В каком-нибудь. Уже больше суток никто не умирал – скучно!

Поклонников чёрного юмора среди присутствующих не нашлось. Козетта недовольно хмыкнула и качнулась на стуле.

– Ну ведь в самом деле скучно! Делать тут нечего. Дом мы обыскали. Сбежать не смогли. Бодлер этот где-то сгинул. Если мы продолжим только есть и спать, то быстро превратимся в жвачных животных!

И снова никакого ответа, одно хмурое молчание. Козетта ещё несколько раз качнулась на стуле, а потом вскочила и захлопала в ладоши.

– Я придумала! Мы будем играть.

Молчание из хмурого превратилось в недоумевающее. Но девушку это не смутило.

– Мы здесь уже несколько дней, но так ничего и не знаем друг о друге. Или почти ничего. Так что у меня предложение: поиграем в тихую, но интересную игру, которая позволит нам развеять сплин и познакомиться друг с другом чуть получше. Есть у кого-нибудь перо и бумага?

Писчие принадлежности нашлись у Бена. Козетта разорвала четвертинку листа бумаги на пять маленьких кусочков и на каждом написала имя.

– Вот! Теперь по очереди тянем бумажки. Каждый из нас имеет право задать самый каверзный и неприличный вопрос тому человеку, имя которого написано на листочке. А тот в свою очередь обязуется честно ответить, без экивоков и увиливаний. Чудесная игра! Попробуем?

– Можно попробовать, – Куница первый потянулся к «фантам» и вытянул первый из них, – у меня Ли.

После того, как Куница согласился, возражения выглядели бы неуместно. Без особого энтузиазма ребята разобрали бумажки с именами. Ничего, сейчас будет жарко. Козетта по опыту знала, к каким восхитительным разоблачениям приводит порой эта невинная игра.

Она снова оглядела присутствующих, чтобы понять, у кого из них самое недовольное и унылое лицо. Самое недовольное и унылое лицо было у Бена, в этом он превзошёл даже вечно квёлую азиатку.

– Бен, начинай! – крикнула ему Козетта. – Кто у тебя?

– Куница, – вздохнул Бен.

Вот, уже интересно. Бен так буравил глазами своего визави, будто надеялся, что тот задымится и сгорит.

– Мой вопрос, – отчеканил Бен, – будет таким: как звучит твоё настоящее имя?

Куница слегка недовольно повёл плечами.

– У меня нет имени. Есть только прозвище.

– Врёшь! У каждого человека есть имя! – Бен даже вскочил.

Козетта с удовольствием понаблюдала бы за их дракой, в которой на Бена она не поставила бы ни монетки, но драка должна состояться в конце игры, а не в начале. Этак можно пропустить всё интересное.

– Бен, сядь! – прикрикнула она. – По правилам отвечать на вопросы нужно честно. И если Куница говорит, что у него нет имени, – значит, его нет.

– Но это же не может быть правдой! – отчаянно возразил Бен.

– Куница, твоя очередь, – не смилостивилась Козетта, – ты говорил, у тебя Ли?

– Да, – черноволосый юноша повертел бумажку с именем в тонких пальцах. – Ли, ответь-ка мне… какие отношения связывают тебя с Бодлером?

– Чего, – поперхнулся Ли, – какие ещё отношения? Ты так говоришь, будто у нас могут быть какие-то особые отношения, хе-хе… Да я его едва знаю, отец приставил его ко мне меньше месяца назад! Он мой слуга и телохранитель. Что за вопрос такой дурацкий?

– Ничего, спасибо, что ответил.

Козетту этот вопрос тоже интересовал, а ответ показался притянутым за уши. Было непонятно, удовлетворён ли Куница таким ответом, но надо было двигаться дальше.

– Спрашивай, Ли. Кто у тебя?

– Сора, – Ли смотрел на японку так, будто понятия не имел, о чём её можно спросить. И правда, о чём?

– Скажи мне, Сора… м-м-м… а чего ты всё время таскаешь с собой свою куклу, а?

– А что, нельзя? – тихо отозвалась азиатка, не поднимая глаз.

– Это не ответ! – вмешалась Козетта. – Отвечать вопросом на вопрос запрещено!

– Ну хорошо, – после секундной задержки сказала Сора, – я повсюду ношу с собой свою куклу, потому что я её люблю.

– Это в каком же смысле, хе-хе? – не отставал Ли.

– В тривиальном. А ты дурак. – так же спокойно, не повышая голоса, отозвалась Сора.

Ли разинул рот. Вот и оскорбления начались, замечательно! Козетта хищно улыбнулась.

– Сора, давай, ты следующая!

– Козетта, – тем же монотонным голосом проговорила Сора, даже не повернув головы, – ответь мне на вопрос. Ты когда-нибудь совершала убийство?

Все ахнули.

– Ты что! – снова подскочил Бен. – Нельзя такое спрашивать! Ты с ума сошла?

– Тихо! – махнула рукой Козетта. – Я отвечу. Да, я совершала убийство. И не одно.

Выждав вкусную паузу, во время которой все пялились на неё, вытаращив глаза, Козетта договорила:

– Да, я убивала мух, комаров, пауков… даже крыс пару раз! Что, съели? Ха-ха-ха!

– Нечестно, – пожала плечами Сора.

– Всё честно, – отрезала Козетта. – Хочешь получить конкретный ответ – чётче формулируй вопрос. Если ты имела в виду убийство человека, надо было так и спрашивать.

– А ты когда-нибудь убивала человека? – фирменным насморочным голосом осведомилась Сора.

– Всё, поздно. Мы договаривались на один вопрос. Мне достался Бен. Хм, что бы спросить? – Козетта лукаво улыбнулась и скосила глаза на напрягшегося в ожидании Бена. – Пожалуй, вот что… Бен, расскажи нам тайну, которую никто из нас не знает!

Бен сперва побледнел, потом покраснел. Козетта была почти уверена, что сейчас он либо признается ей в любви, либо скажет, что в детстве воровал яблоки в соседском саду или что-нибудь в этом роде.

– А-а-а… м-м-м… – протянул отчаянно краснеющий Бен. Потом его, видимо, осенило, и он с облегчением выдохнул: – а я знаю, что наша малышка вовсе не немая!

– Малышка? – удивилась Козетта. – При чём тут малышка?

– Ну, все вы считаете её немой. А она не немая. Она со мной разговаривала! – лицо у Бена стало нормального цвета и он улыбался.

Козетта не знала, как реагировать на эту новость. С одной стороны, тайна получилась так себе. С другой стороны, всё-таки новые сведения.

– А с чего вы вообще решили, что она немая? – спросил Бен.

– Ну-у-у… она всё время молчит? – предположил Ли.

– Нет, это я сказал, что она немая, – вмешался в разговор Куница, – но она действительно немая. Можете мне поверить.

– Ах, ты опять? – Бен, едва успокоившись, снова начал закипать. – Ты ничего не знаешь! Она со мной разговаривала! Я сам слышал?

– Я не знаю, что ты там слышал… – начал Куница, но Бен его перебил:

– Малышка! Где малышка? Кстати, её зовут Картинка, она сама мне сказала.

– Картинка? Что-то не похоже на имя. – пробормотал Ли.

Девочка обнаружилась за спинкой дивана. Долго ли она там пряталась, никто не знал. Малышка обладала дивной способностью исчезать в никуда и появляться из неоткуда, причём совершенно незаметно для окружающих.

Бен взял девочку за плечи и пытливо заглянул ей в лицо.

– Картинка! Ты ведь меня помнишь? Поговори со мной, пожалуйста! Давай поговорим!

Девочка испуганно таращилась на него огромными зелёными глазами и молчала.

– Ну Картинка! – в голосе Бена появились нотки отчаяния.

– Хватит! Не мучай ребёнка, – Куница встал за спиной малышки и стряхнул с её плеч руки Бена. – Я же сказал, что она немая.

– Да откуда тебе знать?! – выкрикнул Бен.

Вместо ответа Куница обратился к малышке.

– Солнышко, открой, пожалуйста, рот, – ласково попросил он.

Девочка тут же послушно разинула рот.

– И что ты этим хочешь доказать?! – злобно начал Бен. И заткнулся.

Козетта, конечно, на месте усидеть не могла. Подобравшись ближе к спорщикам и встав на колени, она с интересом заглянула девчонке в рот. Увидела два ряда ровных, мелких, совершенно одинаковых зубов. И всё.

– У неё нет языка, – объяснил Куница.

Бен сглотнул, Ли взвизгнул, Сора передёрнула плечами, а Козетта протёрла кулаками глаза. Вот это жу-у-уть…

– Но как же… – растерянно пролепетал Бен, – ведь она же…

Глаза у девочки были чистые-чистые, и не скажешь, что бессмысленные.

– А разве люди, которым отрезали язык, выглядят вот так? – спросила Козетта нарочито бодро, чтобы скрыть оторопь.

– Нет, – покачал головой Куница. – Похоже, она так и родилась без языка. Редкий случай, но бывает.

– Кошмар какой! – плаксиво протянул Ли.

– То ли ещё будет! – с непонятным выражением лица пообещал Куница.

Когда он отпустил девочку, та сразу выбежала из гостиной. Вскоре наверху раздался топот её маленьких быстрых ног.

– Я ничего не понимаю, – Бен схватился за голову и замер в такой позе.

Но Козетте было не до его страданий. Игра получилась интересной – хоть и не настолько интересной, как она рассчитывала. Надо будет как-нибудь повторить, только заранее постараться, чтобы её имя вновь не досталось Соре. А японка-то, оказывается, не так проста!

 

Глава 9

Сора

Почему я решила, что она многое скрывает? Козетта ведёт себя не так, как свойственно убийцам, но я более чем уверена: ей приходилось убивать. И не только мух и пауков, как она сегодня ответила. У этой девушки весьма необычное прошлое.

Впрочем, я понимаю, что все здесь не без греха. И попали сюда мы вовсе не случайно. Не знаю, обратил ли на это внимание кто-то, кроме меня, но мне не нравится, как нас тут раскармливают. Будто готовят на убой. Это отвратительно и жутко, но я уже разучилась удивляться.

Вернувшись после завтрака в свою комнату, я нашла письмо от Создателя, адресованное мне. Мне было всё равно, как оно туда попало: в доме, где каждый день что-нибудь меняется, возможно и не такое. Я прочитала его с холодным сердцем, только руки слегка дрожали. Ну вот и моя очередь настала…

В дверь резко постучали. Я едва успела сунуть письмо под подушку, как в комнату, не дождавшись моего ответа, влетела широко улыбающаяся Козетта. Выражение лица она позаимствовала у Доротеи: такие же сияющие добротой и участием глаза, широкая улыбка, доверчивый наклон головы. За дуру меня принимает? Конечно, принимает.

– Сора! – воскликнула она. – А я вот зашла к тебе побеседовать, поболтать по-девичьи. Ты не против?

Вообще-то, против. Но разве Козетте это интересно?

– У тебя так мило! – заявила гостья, плюхнувшись на кровать, и быстро обшарила взглядом всё скромное убранство.

Я изобразила кривую улыбку.

– Точно так же, как и у тебя. Комнаты все одинаковые.

– Да не совсем, – Козетта поболтала в воздухе стройными ногами в белых туфельках, – вот я, например, вчера вечером нашла в своей комнате бутылку оружейного масла.

Она замолчала, ожидая моей реакции. Не дождалась.

– Возможно, каждый из нас получает гораздо больше посланий, чем говорит об этом, – продолжила Козетта с лёгким оттенком досады. – А ты не находила никаких… подарочков?

– Я – нет. А вот Хина нашла себе новую шляпку, – я переложила Хину из одной руки в другую и указала подбородком на её голову, – шляпка ждала меня в комнате, когда я только приехала сюда.

– А почему ты никому не сказала об этом?

– А зачем? Это же просто кукольная шляпка, а не Смит-энд-Вессон.

Кажется, я попала куда надо. Козетта даже слегка побледнела.

– Разбираешься в марках оружия? Да ты удивительная девочка, Сора-сан!

– Сора-тян тогда уж, – поправила я, – а тебя я могу называть Козу-тян. Нравится?

– Не нравится. Не называй меня так. – губы Козетты чуть дрогнули – видимо, улыбка теперь давалась ей с трудом.

– Ну, как хочешь. Всё ещё желаешь поболтать со мной по-девичьи? – спросила я, присаживаясь на стул.

Я понадеялась, что она сейчас встанет и уйдёт. Но не тут-то было.

– Конечно! – с напускным энтузиазмом воскликнула незваная гостья. – Например, мне всё хочется расспросить тебя о твоей кукле. Уверена, тут скрывается какая-то романтическая история. Можно её подержать, кстати?

– Нельзя! – дёрнулась я.

– Ну ладно. – Козетта надула хорошенькие розовые губки. – Тогда, может, расскажешь мне, кого именно ты убила?

Сердце так и ухнуло мне под ноги. Я постаралась сохранить равнодушное лицо. Она ничего не может знать, она спрашивает просто так…

– А с чего ты взяла, что я кого-то убила?

Козетта неприятно засмеялась.

– Мы тут все убийцы, Сора-тян. Все-все, даже такая тихоня как ты.

– То есть ты признаёшься, что убила человека? – медленно произнесла я.

В ответ Козетта только снова улыбнулась. Кажется, она всё-таки меня переиграла. Разница между нами в том, что я стыжусь своего прошлого и ненавижу его, а она не стыдится и вспоминает словно бы даже с удовольствием. Что за странная девушка!

Впрочем, я всегда знала, что прошлое потянется за мной, куда бы я ни уехала. Оно не будет догонять меня, я сама поволоку его за собой, прижимая к груди…

– Ну так что, – мягко промолвила Козетта, – расскажешь мне о своей кукле или обсудим вопросы перехода из бытия в небытие?

– А что мне про неё рассказать? – мне было противно от того, что я сдаюсь, но выхода не было.

– Расскажи мне, что она для тебя означает! – попросила эта белокурая стерва.

Умеет грамотно сформулировать вопрос, ничего не скажешь. Я подумала, как бы выразиться правдоподобно и не слишком откровенно.

– Это память о моей подруге. Просто память о подруге.

– Как интересно! А подруга тоже была японкой? – оживилась Козетта.

– Да. Я училась в школе для бедных, она в школе для богатых. Но мы подружились. Она подарила мне эту куклу.

– Н-неубедительно! – после паузы задумчиво сказала Козетта. – Хранить куклу в память о подруге… Тебе же не пять лет.

– У нас в стране верят, что у старинных вещей есть душа, – терпеливо ответила я, – а у кукол тем более, ведь они так похожи на людей.

– Эта кукла не выглядит старинной!

– Иногда в куклу переселяется душа умершего человека.

Козетта так и подалась вперёд.

– А твоя подруга разве умерла?

– Да, – глядя прямо в зрачки Козетте, подтвердила я, – умерла.

Минуту назад мои мысли сделали резкий кувырок. Я внезапно поняла, как я могу начать и закончить свою «репетицию». Создатель, кем бы он ни был, выбрал для меня самую подходящую роль, браво ему за это.

– Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, – не отводя взгляд, продолжила я, – и ты думаешь в правильном направлении. Да, это я убила свою подругу.

– Ты? – глаза Козетты ещё сильнее расширились, ноздри затрепетали. – Убила?

– Да, – ответила я, чувствуя, как к горлу подступают слёзы и горечь.

– Но зачем?!

– Из зависти. Она была богата, а я бедна. У неё были прекрасные родители, а я сирота. Она никогда не любила меня по-настоящему, – тут я не выдержала, голос прервался. Я задушила в горле рыдание и открыто посмотрела на Козетту.

Она, кажется, растерялась.

– Всё-таки чего-то не хватает, – сказала Козетта удивлённо и недоверчиво. – Ты что, реветь собралась? Ну, не плачь…

Я усилием воли загнала слёзы обратно в сердце. Ничего не поделаешь, надо доиграть до конца. Хуже уже не будет.

– Козу-тян, у меня к тебе просьба, – справившись с эмоциями, чётко произнесла я.

– Просьба?..

– Да. Расскажи, пожалуйста, всем, что я убийца. Что я из… зависти убила свою лучшую подругу и единственного близкого мне человека. Скажи, что вынудила меня признаться, что я упиралась, но случайно выдала себя.

Козетта нахмурилась и пытливо поглядела на меня.

– А зачем тебе это? – спросила она. – Имей в виду, я не люблю, когда мной манипулируют.

– Так нужно, – ответила я. Я очень надеялась, что она всё поймёт.

В задумчивости Козетта провела рукой по волосам.

– А если я решу сохранить твою тайну?

– Об этом никто не знал. Ни один человек. – я старалась, чтобы мой голос звучал убедительно. – А теперь знаешь ты. Мне, наверное, придётся убить и тебя, чтобы снова стать единственным обладателем этой тайны.

– Всё-таки я тебя не понимаю, – фыркнула Козетта, – да и не очень-то я тебе верю, Сора. Но если для тебя это так важно – изволь. Поработаю беспроволочным телеграфом.

– Спасибо, – с искренним чувством ответила я.

Мы пожали друг другу руки. Неожиданно начавшийся разговор закончился ещё более неожиданно.

Потом Козетта ушла делиться своим открытием, а я упала на кровать и разрыдалась. Рыдала долго, сухо, взахлёб. Боль утраты снова начала терзать меня. Хина, Хина, Хина…

Она сделала невозможное: уговорила родителей походатайствовать о моём переводе в настоящую городскую школу, где училась сама. С помощью Хины я нашла себе тёплый угол недалеко от её дома, и мы смогли бегать друг к другу в гости. Городской управе не было до меня, сироты, никакого дела, так что меня никто не искал и не торопился возвращать в приют. А может, руководство приюта получало за меня какие-то деньги, которые расходовало по своему усмотрению, и им было просто невыгодно сообщать о моём исчезновении.

Конечно, весь мой немудрящий быт оплачивали родители Хины. Это были состоятельные, но очень добрые люди – редкое сочетание, которое мне с тех пор ни разу не встречалось. Их не смущало то обстоятельство, что дочка выбрала себе в подруги девочку не своего круга – принадлежа к старинной японской аристократии, они, тем не менее, чуждались предрассудков. Что до меня, то я Хину просто обожала.

Благодаря ей я научилась читать и писать. Она делилась со мной своими книгами, рассказывала обо всём, что успела выучить по математике, истории и географии, так что скоро я увлеклась чтением и смогла нагнать своих новых одноклассников. Обучение иностранным языкам у нас было поставлено из рук вон плохо: не хватало преподавателей. Английским с нами занимался пожилой европейский миссионер, который сам был немцем по происхождению и говорил с ужасным акцентом. И даже такое преподавание было гораздо лучше того, какое я могла получить в государственной школе для сирот.

Но время шло, и различия между нами становились заметнее. В 14 лет Хина стала настоящей красавицей, её рисовали художники. А я по-прежнему выглядела как рыбья кишка: низкорослая, с неразвитой фигурой, с плоским серым лицом. Мы с Хиной не могли никуда пойти вместе, уж очень ярким был контраст: ей вслед летели жаркие взгляды, я получала лишь насмешки. Даже наша одинаковая школьная форма на ней сидела как королевская мантия, а на мне как мешок. Родители Хины считали меня «очень умной девочкой» и всегда были ко мне благосклонны, но мне казалось, что гораздо важнее быть красивой, милой и обаятельной. Это приблизило бы меня к подруге, а интеллектуальные различия только разделяли нас. Хина, возможно, не была так уж потрясающе умна, но её доброты, сердечности и участия хватило бы на десяток таких, как я.

Я очень боялась, что однажды Хина начнёт стыдиться меня. Я не знала, что я буду тогда делать.

Такие истории всегда плохо заканчиваются.

Прорыдавшись, я вытерла глаза покрывалом и посмотрела в окно. Там было пасмурно, но относительно светло – должно быть, настало время обеда. Я удивилась тому, что никто не позвал меня в гостиную.

Что ж, возможно, этого и следовало ожидать.

Спуститься вниз было трудно, очень трудно. Но я взяла себя в руки. Каждому из нас придётся сыграть свою роль, как бы тяжела и унизительна она ни была. Таковы условия пребывания в этом месте, а с тюремными правилами не спорят.

Обед стоял на столе, но к нему пока никто не притронулся. Когда я вошла, все взгляды устремились ко мне. Козетта смотрела с вызовом, Куница с сомнением, Бен и Ли – с отвращением и испугом. Малышка, завидев меня, бросилась бежать.

Я молча села на своё место, и вокруг сразу же стало пусто. Все незаметно отодвинулись от меня, как от чумной. Очень, очень интересно. Козетта считает, что все мы здесь убийцы, но выглядит всё так, будто прошлое запятнано кровью у меня одной.

Я молча притянула к себе какое-то блюдо и принялась есть, не чувствуя вкуса. Жевать и глотать было трудно, во рту совсем не было слюны. Я подавилась куском и потянулась к графину с водой на другой конец стола. Никто не коснулся графина, чтобы подвинуть его ближе ко мне.

– Сора, неужели это правда? – тихо спросил Бен.

– Правда, – ответила я. Голос предательски задрожал.

Бен запнулся, не зная, что ещё сказать. А что тут скажешь? Чудовище, убила доверчивую подругу из зависти к её красоте и положению. Проявила худший сорт человеческой низости, подлости и коварства. Грязная азиатка из страны дикарей, которую нельзя пускать в приличное общество. Я ничего не забыла? Именно так все обо мне и думали. Все, кроме Козетты, которая, по-моему, прониклась ко мне если не уважением, то чем-то похожим на него.

– Вот что, Сора, – Бен откашлялся и заговорил твёрже, – мы тут не судьи… но, надеюсь, ты сама понимаешь… никто из нас больше не захочет с тобой общаться. И мы бы предпочли, чтобы ты пореже показывалась нам на глаза. Это общее решение.

– Кто тебя уполномочил решать за всех, Бен? – негромко откликнулся Куница со своего места.

– Всё ясно. – торопливо произнесла я. – Спасибо, что предупредили.

Я встала из-за стола, захватила с собой яблоко и ушла к себе. Слёзы снова побежали по щекам, и я их не вытирала, ведь меня теперь никто не видел. Кем бы ни был этот Создатель, я найду его и, пожалуй, на этот раз испачкаю руки по-настоящему.

 

Глава 10

Бен

Дорогая Мартина!

Вот и открылась первая тайна, оказавшись куда более жуткой и пугающей, чем я мог себе вообразить. Ещё вчера утром я мог бы поклясться, что тихую незаметную Сору можно заподозрить в убийстве в самую последнюю очередь. И вдруг такое страшное разоблачение! Я положительно не знаю, что и думать теперь о моих собратьях по несчастью. В самом ли деле их привёл сюда злой рок, а не реальные преступления?

Спал в эту ночь я очень скверно. Всю вторую половину дня Сора не выходила из своей комнаты, и я воображал, что она вынашивает зловещие замыслы в отношении каждого из нас. Воистину я был слеп, сочтя безобидную внешность доказательством внутренней чистоты.

Около полуночи, когда я уже лежал в постели, меня посетила тревожная мысль: дверь в мою комнату не заперта! Кто угодно мог войти сюда и, застав меня спящим, совершить злодеяние. Некстати подумалось, что комната Соры находится так близко к моей… Что может помешать этой злодейке прокрасться ко мне под покровом ночи и наказать меня за, как она думает, несправедливые слова за обедом?

Ах, а Козетта! Ведь именно Козетта разоблачила убийцу. Если Сора решит отомстить, то первой жертвой станет, конечно, крепко спящая Козетта. Я понимал, что должен защитить её, но не знал, как это сделать. Не мог же я заявиться к девушке посреди ночи! Мне оставалось только одно: бодрствовать всю ночь и прислушиваться к звукам в соседней комнате.

Подумав так, я всё-таки провалился в сон, но вскоре был разбужен уже привычным моему уху скрипом. Казалось, в эту ночь он стал ещё громче и пронзительнее. В глубине дома вращались какие-то неведомые шестерёнки, производя звук поистине невыносимый для человеческого уха. Я услышал голос Козетты, раздражённо прикрикнувшей «Да что же это такое!», и понял, что она тоже проснулась от скрипа.

Ранее мы думали, что источник скрипа расположен в мезонине, куда нам так и не удалось проникнуть. Во всяком случае, там скрип слышался даже днём. Но сейчас мне казалось, что пугающий звук издают сами стены, двери, перегородки между комнатами и тщательно отштукатуренные потолки. Я неловко повернулся, кровать подо мной тоже скрипнула, и в этот момент я почувствовал липкий пот под мышками и на лбу. Каждая ночь в этом доме кажется мне тяжелее предыдущей, и я не знаю, сколько ещё будет продолжаться эта гротескная, изматывающая нервы история.

Мартина, я стал бояться, что нервная болезнь, так изменившая мою жизнь в прошлом, может вернуться и вновь захватить всё моё существо. Меньше всего я хочу, чтобы Козетта увидела меня в таком жалком состоянии. Даже если её сердце отдано другому, я не могу стать для неё объектом жалости или презрения. Этого я не вынесу.

Беспокойная ночь перешла в серенькое тихое утро. Я чувствовал себя совершенно разбитым и, выходя из комнаты к завтраку, даже не сразу заметил, как разительно переменилась обстановка. На лестнице развернулся густой ворсистый ковёр густого винного цвета, стены холла оказались украшены – если тут уместно это слово – кораллово-красными портьерами от пола до потолка, со стола в гостиной буфами стекала на пол алая атласная скатерть. Мне показалось, что всё вокруг залито кровью. У Куницы, который встал раньше всех и уже находился в гостиной, лицо было мрачное и встревоженное.

– Что это значит? – спросил я его вместо приветствия.

– Вряд ли что-то хорошее, – невесело усмехнувшись, ответил он.

Я вдруг подумал о том, что новый интерьер очень подходит Кунице. Его чёрные волосы, блестящие глаза и тёмная кожа смотрелись особенно ярко на красном пылающем фоне. Пожалуй, мой соперник действительно красив – но не жемчужной девичьей красотой, а пронзительной и грозной мужской, которую не принято описывать в книгах. Я понял, что уступаю ему даже в этом. И ненависть моя стала сильней.

– Кто бы мог подумать, что за одну ночь можно произвести такую перестановку! – Козетта вошла в комнату, сладко потягиваясь. – Мне даже пришлось переодеться, чтобы не выглядеть бледной кляксой.

Козетта была одета в платье праздничного изумрудного цвета, который очень шёл к её белокурым волосам и необычно контрастировал с кровавыми стенами.

– Как думаете, здесь потрудились эльфы? Или наша Доротея отрастила себе лишние две-три пары рук? – Козетта улыбалась весело, но в этой улыбке чувствовалась нервозность.

– Дом меняется, – ответил Куница, – это кажется невозможным, но это так. Следующую ночь я проведу здесь, чтобы увидеть все изменения собственными глазами.

– Я с тобой! – тут же вызвалась Козетта.

– И я тоже, – я не собирался оставлять их наедине.

– А я нет, – позёвывающий Ли появился на пороге гостиной, – вы мне утром расскажете, что к чему. Лично я даже не уверен, что хочу знать, кто тут развешивает портьеры и перестилает ковры. Меньше знаю – крепче сплю.

– Хорошо, – кивнул Куница, – так и поступим.

– Да, хорошо, а что мы будем делать днём? – нетерпеливо спросила Козетта.

Тут ей пришлось замолчать, так как в комнату вошла неизменная наша Доротея с подносом. Пока она накрывала на стол, мы хранили молчание. Сейчас нас было только четверо: Сора не вышла из комнаты, малышка опять куда-то пропала.

– Вы по-прежнему не верите, что малышка говорила со мной? – нарушил молчание я, когда экономка вышла.

Козетта досадливо махнула рукой.

– Бен, пожалуйста, не начинай снова. Мы уже поняли, что ты ошибся. Ничего страшного в этом нет.

– Нет, я не ошибся, – я чувствовал, что нарываюсь на спор, но молчать об этом я просто не мог. – Козетта, Ли, я не хочу, чтобы вы считали меня сумасшедшим. Я слышал, как она говорит. Я разговаривал с ней два раза.

Я взял паузу, чтобы глотнуть воздуху, и продолжил:

– Меня кое-что удивляет. Вы готовы поверить в то, что дверь может исчезнуть без следа, но не верите, что девочка без языка может говорить.

– Так ведь исчезнувшую дверь тоже никто, кроме тебя, не видел, – сказала Козетта.

Я запнулся. Козетта сочла нужным быстро вклиниться в возникшую заминку.

– Бен, это не значит, что я тебе не верю. Тут действительно творится какая-то загадочная ерунда. Ну немая эта девчонка или не немая – в сущности, какая разница? Это не самая главная наша проблема.

– Но мы не должны упускать её из виду, – вмешался Куница, – вообще-то Бен прав. Малышка – такое же действующее лицо, как и все мы. То, что она маленькая и молчит, не значит, что она играет третьестепенную роль.

– А где она, кстати? – громко спросил Ли.

Малышки нигде не было. Мы привыкли, что она постоянно вертится вокруг нас, а сегодня никто её не видел.

– Может, она у Соры? – задумчиво произнесла Козетта. – Я могу сходить посмотреть.

– Козетта, я не думаю, что тебе стоит заходить в комнату убийцы, – предупредил я, – мало ли, что она замышляет!

– Да брось ты! – мои слова не произвели на девушку никакого впечатления.

Козетта встала, взяла со стола тарелку, положила на неё большой кусок пирога, налила в чашку чай со сливками и, взяв всё это с собой, направилась проведать Сору. У меня возникло ощущение, что истинной целью этого визита был именно завтрак для Соры, а не поиски девочки. Всё-таки у Козетты добрая душа, она проявляет милосердие даже к душегубам!

Пока Козетта отсутствовала, мы молча пили чай. Ли переводил взгляд с меня на Куницу и обратно, а Куница невозмутимо жевал пирог, не обращая на меня ни малейшего внимания.

– Мне кажется, мы слишком рано отказались от идеи разыскать главного злодея, – сказал я, выразительно глядя в пространство, – он всё равно скрывается где-то здесь, и наша цель – не дать ему привести в исполнение свой дьявольский план.

– Он уже вовсю приводит в исполнение свой дьявольский план, – спокойно возразил Куница, – но от идеи мы не отказались.

– Тогда чего мы ждём? Перед нами одно препятствие – дверь. Неужели мы, трое крепких парней…

– Без меня! – вставил Ли.

– … двое крепких парней, не сможем выбить одну жалкую дверь?

– Нет, не сможем, – Куница вздохнул, будто я сказал какую-то невозможную глупость, и свысока посмотрел на меня, – перед дверью крошечная площадка: мы не сумеем ни разбежаться, ни даже высоко задрать ноги для удара. Это во-первых…

«Задрать ноги»! Что за манера выражаться!

– А во-вторых, – продолжил Куница, – я проверил и выяснил, что дверь открывается наружу, а не внутрь. Выбить её нельзя, только выломать.

– Ну так давайте выломаем, – разозлившись, предложил я.

– У тебя есть лом? – поднял брови Куница.

– Нет, но… можно же его найти!

– Ну вот и ищите, – Ли сунул в рот сразу две тартинки с паштетом и прошамкал: – шем ражговоры ражговаривать, шли бы и делали што-нибудь!

– Ли прав, – Куница встал и отряхнул колени от крошек, – пойдём, Бен.

– Никуда я с тобой не пойду, – я понимал, что моё упрямство выглядит глупо, но остановиться уже не мог, – я должен убедиться, что Козетта в безопасности, что эта сумасшедшая Сора её не убила!

– Сора вовсе не сумасшедшая, – вздохнул Куница, – и она не злодейка. Впрочем, я не возражаю против того, что она не выходит из комнаты – так безопаснее. Сомневаюсь, что она может позаботиться о себе так же хорошо, как Козетта.

Если бы только Козетта слышала его слова! Но она ещё не вернулась.

– Эй, вы меня одного-то не оставляйте! – забеспокоился Ли. – Если куда-то пойдёте, то хоть скажите, куда!

– Ну, на тебя не угодишь, – развёл руками Куница.

– Я не хочу подвергать свою жизнь опасности. Вы просто не понимаете, вы же не наследники финансовых империй! – Ли надул губы и вскинул вихрастую голову. – А я вот наследник. Моя жизнь стоит намного дороже ваших. Я просто не имею права ей рисковать! А то отец возьмёт и оставит всё состояние моему дяде Генри!

– Трус, – констатировал Куница.

– Не трус, а осторожный и бдительный человек! – ещё сильнее надулся Ли.

Неизвестно, во что бы перерос этот конфликт, но тут в гостиную вошла Козетта с малышкой за руку.

– Я её нашла! – объявила девушка. – А вы чем тут занимались? Придумали что-нибудь?

– Да, мы с Беном хотим пойти поискать лом. – Куница улыбнулся малышке и серьёзно посмотрел на Козетту.

– Лом? – с сомнением произнесла Козетта. – а где бы он мог быть? Может, кочерга сгодится? Вон у камина стоит.

– Нет, кочерга не подойдёт, нужен именно лом, да потолще. Замок на двери очень крепкий.

– О, так вы хотите проникнуть в мезонин? – оживилась девушка. – Я с вами!

– Сначала нужно всё-таки найти лом, – осадил её черноволосый парень.

– Лом может быть в кладовке, – я снова включился в разговор, чтобы не превращать его в диалог влюблённых. – Но дверь туда исчезла.

– Может, снова появилась? – Куница усмехнулся и лукаво посмотрел на меня. – Пойдём, покажешь, где была эта дверь.

И мы пошли. Козетта и девочка остались завтракать.

Служебный коридор, к счастью, не изменился. Всё те же большие окна, белые стены и простые деревянные двери. На этот раз все они оказались запертыми, но нас интересовали не они. Дойдя до кухни, я собрался с духом, постучал и вошёл.

Ну кухне было пусто. Не шумел огонь в огромной печи, на тёмных деревянных столах не лежали продукты, Доротеи тоже не было.

– Где располагалась дверь? – спросил Куница.

– Вот здесь… – я подошёл к стене и провёл по ней руками. Абсолютно ровная кирпичная кладка, никаких признаков двери.

– Хм, – Куница тоже провёл рукой по стене и кивнул, – ясно. Да, двери нет. Но кладовка-то есть, наверное?

– И что? – раздражённо отозвался я. – Даже если она есть, какая нам от этого польза? Мы же не можем туда попасть!

– Да появилась у меня одна мысль… Пошли! – Куница поманил меня за собой.

Я хотел было возмутиться, но делать это в спину уходящему Кунице бессмысленно и глупо. Поэтому я просто пошёл за ним.

Как ни странно, он повёл меня к выходу из дома.

– Эй! Я без куртки. Я далеко не пойду! – предупредил я.

– А мы недалеко, – Куница даже не обернулся.

Мы вышли из дома. Был холодный, даже слишком холодный для октября день. В воздухе кружили белые мушки, солнце висело в небе сильно размытым жёлтым пятном. Трава под ногами оказалась покрыта инеем. Я поёжился. Моему спутнику холод был нипочём.

Мы не пошли в лес, а стали обходить дом по кругу. Куница шёл медленно и заглядывал в окна: там тянулся белый коридор, по которому мы только что шли, затем возникло забранное плотными занавесками окно – такие мы видели на кухне. Куница ускорил шаг и почти бегом завернул за угол дома.

Я оказался там на секунду позже него. Куница стоял и довольно улыбался, а прямо перед ним была невысокая, почти незаметная в стене дверь.

– Но её же тут не было! – простонал я. – Не было!

– Конечно, не было, – кивнул Куница, – я бы заметил её раньше. Просто… ну посуди сам: если дверь исчезла в одном месте, она вполне могла появиться в другом. Логично?

– Не знаю… почему это?

– Потому что у каждого живого существа есть своя логика, – Куница сделал вид, что объясняет, но на самом деле просто морочил мне голову, – этот дом или, скорее, тот, кто управляет этим домом, – живое существо. Я уже давно наблюдаю за ним и начал постигать его характер и привычки. Он играет с нами, проверяя наш ум и способности к выживанию. Исчезнувшая дверь – просто очередная загадка для нас. И теперь мы нашли на неё ответ.

– Ну хорошо. И что дальше? – я дал понять, что не поддался на его глупые попытки меня обдурить.

Куница опять вздохнул – уже в который раз за этот день.

– Пошли, поищем там лом.

Он потянул за ручку. Дверь открылась.

 

Глава 11

Козетта

Пока мальчики не вернулись, Козетта плотно позавтракала и разговорилась с Ли. Она не сомневалась, что все трое представителей мужского пола, с которыми ей довелось здесь познакомиться, сразу положили на неё глаз. Это проявлялось сообразно с их характерами: Бен пыхтел от злости, подозревая их с Куницей в романтической привязанности, Куница был предупредителен и ненавязчив, а Ли всякий раз распускал хвост и забалтывал её историями о невероятном богатстве отца, которое он вот-вот унаследует.

Козетта ещё не определилась в своих предпочтениях. Куница был взрослее и интереснее Бена и Ли, но именно он-то казался влюблённым меньше всех. А Козетта привыкла, что ей поклоняются, как принцессе. Как единственная женщина среди мужчин (японка и малявка не в счёт), Козетта желала, чтобы к ней относились ещё более галантно. Но, видно, какие мужчины, такое и отношение.

Бен с Куницей возвратились только через час. Лома они не нашли.

– Зато нашли кладовку, – покосившись на своего спутника, рассказал Бен. – А там чего только нет, оказывается! Лопаты, грабли, тяпки, косы…

– Пила, рубанок, топор, молоток… – продолжил Куница, слегка улыбнувшись.

– Цветочные горшки, верёвочные сети, мешки холщовые, мотки грубых ниток…

– Пустые склянки, аптечные весы, щипцы для камина, медные цепи…

– Ну, достаточно, – остановила их Козетта. – А лома нет?

– А вот лома, – Куница развёл руками, – нет.

– И что мы будем делать?

– Действовать по первоначальному плану, конечно. Дожидаемся темноты и идём обследовать дом. Надо всё-таки разобраться, что за таинственная сила перестилает ковры и переклеивает обои. Возможно, нам уже и не придётся взламывать ту дверь… – последнюю фразу Куница задумчиво проговорил вполголоса.

Козетта почувствовала странный прилив возбуждения: это были азарт и страх, слитые воедино. Сегодня ночью всё прояснится. Ну если не всё, то многое. Да будь она проклята, если вечером трусливо спрячется в спальне и позволит страху поработить себя!

– Отлично. Значит, дежурить будем втроём, – твёрдо сказала девушка и посмотрела сперва на Бена, потом на Куницу.

Юноши синхронно кивнули.

– А что я буду делать, если ночью вас всех убьют? – снова невпопад заныл Ли. – Я не хочу оставаться здесь один с этой японской душегубкой!

– Не бойся. Останется ещё и малышка, – серьёзно успокоил его Куница.

– Да, а в кладовке, как выяснилось, есть топор и молоток. Не пропадёшь! – презрительно бросила Козетта.

Ли покраснел, опустил голову и принялся разглядывать свои ботинки. На секунду он поднял голову, будто хотел что-то сказать, но передумал.

– Итак, ждём ночи, – подвёл итог Куница. – Сейчас можно вздремнуть или заняться своими делами. Встречаемся в гостиной в одиннадцать вечера.

И Козетта пошла «заниматься своими делами». А поскольку никаких дел у неё не было, она потратила оставшиеся часы на то, чтобы обойти весь дом и хорошенько запомнить интерьеры.

Особняк был небольшой, Козетте приходилось живать в домах намного роскошнее. Он не выглядел ни слишком старинным, ни слишком новым, не отличался архитектурными достоинствами и сложной планировкой. Дом как дом. Ему бы стоять где-нибудь недалеко от города, в живописной лощине или на берегу реки, чтобы какое-то многодетное семейство приезжало туда на барбекю. А на самом деле этот симпатичный, но скучноватый особняк построен на холме посреди леса, за десятки миль от человеческого жилья. И в этом было что-то неестественное, а потому жуткое.

Впрочем, сейчас, при свете дня, Козетта почти не боялась. Она спокойно обошла все комнаты (исключая ту, где тихо как мышка сидела Сора), поднялась в мезонин и подёргала дверь, заглянула даже в коридор, ведущий к кухне, и на саму кухню. Там она довольно дружелюбно кивнула Доротее, которая, сияя радушной улыбкой, рубила мясо на жаркое к обеду. Козетта устала бояться. И пообещала себе, что ночью будет такой же мужественной, как сейчас.

Но время шло и ощущения менялись. Пообедали впятером: Ли, Бен, Куница, Козетта и малышка. Когда Козетта хотела взять тарелку жаркого и отнести её наверх Соре, Куница неожиданно остановил её:

– Сиди, я сам.

И сам, действительно, взял тарелку, положил туда всякой всячины и понёс яства наверх. Козетта слишком удивилась, чтобы это обсуждать, и потому задала совершенно другой вопрос:

– Ребята, как вы думаете, малышке удобно есть без языка?

Ли и Бен одновременно поперхнулись. Девочка подняла на Козетту свои огромные, прозрачно зелёные глаза, и уставилась с непонятным выражением.

Всё-таки я нервничаю, отметила Козетта. Даже более того. Я боюсь.

После обеда быстро начало темнеть. Козетта полежала на кровати в спальне, потом накинула шаль и вышла на балкон, чтобы полюбоваться закатом. Но закат сегодня был какой-то странный: не оранжевый и не красный, а багрово-фиолетовый, будто по небу расползся огромный синяк. Смотреть на это было не слишком утешительно. Козетта вздохнула, сердито нахмурилась и вернулась в комнату.

Некоторое время она сидела на корточках у комода и вертела в руках пистолет. Брать или не брать его с собой на ночную эскападу? Мальчики наверняка будут безоружны, а ночные гости, кем бы они ни оказались, могут представлять опасность.

А если она ошибётся, запутается в темноте и подстрелит не того, кого надо? Стрелять вслепую Козетта не умела. Ранить своих сообщников – не собиралась. А ещё она помнила, что убитые в этом доме имеют свойство оживать… Во всяком случае, Доротея после смерти стала, кажется, ещё дружелюбнее и выглядит совершенно здоровой.

Поразмышляв, Козетта решила всё-таки обойтись без оружия. В конце концов, она будет под защитой двух мальчиков. Они не бросят её на произвол судьбы и привидений.

За ужином собрались уже вчетвером: малышка опять куда-то спряталась. Расправившись с оладьями и творожным пудингом, Ли как-то виновато пожелал всем спокойной ночи и, поминутно оглядываясь через плечо, направился в свою комнату. В гостиной остались трое.

В камине ярко пылал огонь, на столе стояли два канделябра, в каждом по пять свечей, и Козетта пока не ощущала ни холода, ни нехватки света. Но в углах просторной комнаты сгущались тени, до которых не могли добраться круглые ореолы горящих свечей, на потолке дрожали очертания непонятных предметов, которых, казалось, не было в комнате, а за окнами было черным-черно, будто их залили чернилами. Постепенно все разговоры заглохли и гостиная погрузилась в молчание. Бен сидел на кончике стула и нервно сжимал и разжимал руки, лежащие на коленях, Куница откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, а Козетта выбрала из стоящих на столе свечей одну и следила за ней взглядом, чтобы не думать о тёмных углах. Прямоугольная гостиная стала казаться овальной, и в центре этого овала был стол, диван и несколько стульев, на которых сидели три желающих казаться смелыми подростка.

Часы в холле пробили без четверти двенадцать.

– Пора уже, наверное? – неизвестно к кому обращаясь, спросила Козетта.

– Пора что? – вздрогнул Бен. – Нам ведь не обязательно выходить из комнаты. Всё равно главные перемены происходят в холле и… здесь. Когда сюда… кто-то войдёт… мы это увидим! – его голос дрогнул, и Бен закашлялся, пытаясь это скрыть.

– Подождём до полуночи, – очень тихо сказал Куница.

И они начали ждать. Каждая минута тянулась как целый час. Козетта усиленно прислушивалась, но не слышала ничего, кроме лёгкого треска пламени. Никакого скрипа, шагов, сатанинского хохота, или что там должно слышаться в доме, полном загадок…

Часы снова начали бить.

– Внимание! – сказал Куница и подобрался.

Козетта выпрямила спину. Часы пробили десять, одиннадцать, двенадцать раз… потом тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…

– Это ещё что? – с каким-то подвизгиванием спросил Бен.

– Возможно, механизм испортился, – ровным голосом ответил Куница, – я выйду и посмотрю.

Он встал и взял один из стоящих на столе канделябров. Дверь в холл была открыта, но там ничего не было видно.

Козетта хотела пойти за ним, но почувствовала, что ноги приросли к полу. Бен тоже дёрнулся было, но замер. Куница с подсвечником в руке шагнул за порог комнаты и будто растворился в темноте: мгла мгновенно проглотила и его самого, и яркие свечи в его руке.

Часы ударили ещё пять раз и угомонились.

– Он что-то сделал! – шепнул Бен.

Козетта молча кивнула. Сердце билось так сильно, что от каждого его удара шевелились оборки на воротнике.

– А где он?

Бен глупо хихикнул и стёр платком выступившую на лбу каплю пота. Куница не возвращался.

– Надо идти за ним! – собрав всю храбрость, проговорила Козетта.

Она встала. Бен тоже вскочил. Козетта потянулась к подсвечнику, но Бен опередил её:

– Козетта, пожалуйста, позволь мне идти первым!

Вот, что делает любовь – даже трусов превращает в рыцарей. Девушка улыбнулась и кивнула. Сейчас она была по-настоящему ему благодарна.

Бен выдавил кривую улыбку и взял канделябр. Пламя качнулось, круг света заключил в себя юношу и девушку, со страхом взирающих друг на друга. Козетта дёрнула головой и отогнала неуместные мысли.

– Пошли.

Держа подсвечник прямо перед собой, словно щит, Бен осторожно вышел из гостиной. Козетта скользнула за ним.

– Куница, ты где? – спросила она.

Тот не отозвался. На глупую шутку было не похоже, да и не станет Куница шутить в такой ситуации.

Бен медленно, нащупывая пол ногами, пошёл вперёд. Очень странно, что свечи не справлялись с освещением комнаты: Козетта видела только пять ярких огоньков, дрожащую фигуру Бена, освещённую ими, и… всё. Стены комнаты так и тонули во мраке. Казалось, путники двигаются по громадной зале, стены которой настолько широки, что пламя свечи не способно до них дотянуться.

– Куница? – хрипловато позвал Бен.

– Он пропал, – мрачно сказала Козетта. И содрогнулась.

– Пойдём назад, – после секундной паузы почти без голоса выдохнул Бен.

Козетте тоже показалось, что это самое лучшее решение.

– Пойдём.

Они повернули обратно. Очертания двери в гостиную ещё можно было разглядеть, ведь они отошли от неё всего на три шага, но за дверью было темно. «А камин?» – подумала Козетта.

Но Бен уже двигался в обратном направлении, он вошёл в гостиную и сделал несколько неуверенных шагов вперёд.

– Сейчас поставлю свечи на стол, – зачем-то объяснил он Козетте. И сделал ещё один шаг. И ещё один шаг. И ещё.

Козетта вдруг услышала его громкое дыхание совсем рядом с собой, будто он дышал прямо ей в ухо.

– Стола нет! – с нотками истерики в голосе объявил Бен. – И стульев нет! Ха-ха-ха!

– Успокойся, – Козетта сама удивилась, что смогла говорить таким холодным и уравновешенным голосом. – Мы же знали, что здесь происходит что-то неладное. Это было ожидаемо. А теперь развернись и иди сюда. Слышишь, Бен?

Но он как будто не слышал. Бен шёл всё дальше от двери маленькими приставными шажками, восклицая:

– Ой, и ковра нет! Ха! И дивана нет! И окон нет!

– Бен, отдай свечи! – строго сказала Козетта.

Пять огоньков, ставших совсем маленькими где-то в невероятной глубине гостиной, мигнули и погасли.

– И света нет, – ответил ей голос Бена.

Козетта почувствовала, как по виску катится капля пота. Она быстро вытерла её ладонью и зажмурилась на десять секунд. Девушка стояла и считала про себя секунды, чтобы успокоиться и дать глазам привыкнуть к темноте.

Снова открыв глаза, Козетта убедилась, что вокруг хоть и темно, но не так, что хоть глаз выколи. Она могла угадать размеры комнаты, в которой находилась, – это уже было кое-что. По логике эта комната должна была являться холлом, ведь единственная дверь из гостиной вела в холл, но силуэта лестницы на второй этаж видно не было. Козетта вытянула руки перед собой, как слепая, и пошла вперёд, надеясь упереться в стену и продолжить двигаться вдоль неё.

Через минуту пальцы девушки коснулись гладкой деревянной поверхности. Ощупав эту поверхность, Козетта поняла, что упёрлась в лакированные декоративные панели, которыми были отделаны стены комнаты. Выше начинались шелковистые обои с каким-то узором. Всё вполне обыденно, если не вспоминать о том, что в доме нет ни одной комнаты с деревянными панелями.

Так, ладно, все выводы будем делать потом. Козетта мысленно бросила жребий, решила повернуть вправо, повернулась и пошла вдоль стены, постоянно ощупывая её пальцами. Комната, судя по всему, была очень длинная: Козетта шла и шла, а стена всё не кончалась. Хуже всего было то, что никаких звуков, кроме собственного дыхания и сердцебиения, девушка не слышала. В доме было абсолютно тихо.

Тут она споткнулась. Чудом удержавшись на ногах, Козетта вскрикнула и тут же зажала себе рот рукой. Ничего страшного. Не из-за чего тут кричать. Подумаешь, споткнулась!

Она присела на корточки и ощупала непонятную преграду. Это был туго натянутый толстый канат, расположенный на таком расстоянии от пола, будто его оставили здесь нарочно в качестве ловушки для незваных гостей. Одним концом канат крепился к крюку, торчащему из стены, а другой конец скрывался где-то в стороне. Минуту Козетта раздумывала, продолжать ли ей идти вдоль стены или попытаться отыскать противоположный конец каната. Выбрав второй вариант, она встала на четвереньки и поползла вперёд, нащупывая перед собой канат.

Как же я, наверное, глупо выгляжу со стороны! – от волнения Козетта даже начала хихикать про себя. Ничего объективно ужасного всё ещё не произошло, хотя положение дел, конечно, трудно было назвать нормальным. Может, как-нибудь обойдётся?

Вторым концом канат крепился к какому-то большому металлическому рычагу. Козетта осторожно ощупала его руками, но так и не поняла, что это за устройство. Оно было холодное, гладкое и металлическое – вот и всё, что ей удалось выяснить. А ещё девушка нащупала впереди плотный бархатный полог – или занавес, или что-то похожее на занавес, мягкое и пахнущее пылью.

Сдвинуть занавес в сторону не получалось, но можно было приподнять тяжёлую ткань от пола и пролезть под ней, что Козетта и сделала. Паркет под её коленями и ладонями сразу сменился ковром, Козетта отряхнула руки и встала. Кажется, вокруг стало чуть-чуть посветлее, настолько чуть-чуть, что стало возможно разглядеть габариты помещения.

А вот теперь я точно в холле! – поняла Козетта.

Она оглянулась назад – там колыхался занавес. Насколько Козетта могла судить, она только что выползла их коридора, ведущего к кухне. Уф, ну и бред.

Отлично, теперь осталось только дойти до спальни, и пропади они пропадом, все эти загадки. Утром разберёмся.

Она увидела лестницу и приободрилась. Конечно, неизвестно, что там затаилось на втором этаже, и всё-таки стоит рискнуть. При обычных обстоятельствах до её спальни от последней ступеньки было шесть-семь шагов, не больше.

Козетта решительно двинулась вперёд по ковру, скрадывающему звук её шагов. И вздрогнула от страха, когда почувствовала, что кто-то сзади потянул её за юбку. Она быстро обернулась и чуть не рассмеялась от облегчения, увидев малышку.

– Ты чего тут бродишь одна? – стараясь сделать голос поласковее, спросила Козетта. – Заблудилась? Проводить тебя в твою комнату?

Девочка покачала головой, не отрывая от лица Козетты круглых зелёных глаз. Странно, в темноте цвет глаз был отлично виден. Да и вся фигурка девочки будто слегка светилась изнутри, отчего её было видно всю: от банта на макушке до пряжек на туфельках.

– Пойдём, говорю! – повысила голос Козетта. – Нечего шататься тут среди ночи!

Девочка снова покачала головой. Но руку не разжала и юбку Козетты не выпустила.

– Ну и оставайся здесь! – разозлившись, девушка выдернула подол из руки малышки и сердито шагнула на лестницу. Кажется, это самая обычная лестница, просто лестница на второй этаж, ничего особенного. Какое счастье!

Добравшись до верха, Козетта обернулась. Девочка так и стояла внизу, не отводя от Козетты странно блестящих глаз. Её лицо как-то сжалось, а рука потянулась к девушке.

– Ты дурочка, что ли? – раздражённо спросила Козетта. – Если чего-то хочешь, поднимайся сюда. Так ты до меня всё равно не дотя…

Рука малышки коснулась её пояса. При этом сама малышка так и стояла на краешке ковра в холле, а её рука, невозможно, чудовищно удлинившись, скользнула пальцами по платью Козетты.

И тут Козетта закричала:

– ААААААААААААААААА!

И ещё так:

– Мамочки!!!

И так:

– Не подходи ко мне, чудовище!!!

Строго говоря, чудовище и не подходило. Оно просто тянуло руку. Маленькую, тоненькую, детскую руку двадцатифутовой длины. Подавившись воплем, Козетта подобрала юбки и бросилась по коридору к двери своей спальни. От ужаса ей вдруг почудилось, что дверь заперта.

– Нет, нет, только не это!

Козетта рванула дверь. Та стремительно распахнулась, с громким стуком ударившись о стену латунной ручкой. Козетта влетела в комнату, быстро убедилась, что это на самом деле её спальня, и захохотала:

– Ну что, чудовище, промашка вышла? Я теперь в своей комнате! Сюда-то ты зайти не можешь, верно?

Саму девочку Козетта уже не видела, она осталась в холле. А вот рука продолжала тянуться, жутким образом изогнувшись и стремясь проникнуть в спальню Козетты. Когда тоненькие пальцы нащупали дверной косяк и, беспрерывно шевелясь, как паучьи лапки, потянулись в комнату, Козетта сделала единственное, что пришло ей в голову: захлопнула дверь.

Откуда-то издалека донёсся то ли вой, то ли крик. Не глядя, Козетта приоткрыла дверь и изо всех сил снова дёрнула её на себя. Запястье чудовищной руки тошнотворно хрустнуло, кисть отвалилась и упала на пол, прямо под ноги девушке. Козетта подпрыгнула от страха, но кисть больше не шевелилась.

Дрожа, как в лихорадке, Козетта доковыляла до туалетного столика и зажгла свечу. Комната осветилась мягким неровным сиянием. Всё было как всегда, всё было нормально, только вот на полу валялась отрубленная дверью маленькая рука. Кровь из неё не сочилась.

Чтобы убедиться в том, что это не галлюцинация, Козетта взяла свечу и приблизила её к жуткому трофею, стремясь получше его разглядеть. Только сейчас она заметила, что рука держит какой-то блестящий предмет.

Возле камина стояла кочерга. Козетта взяла её и брезгливо перевернула отрубленную кисть ладонью кверху. Оказалось, что мёртвые пальцы сжимают ключ.

 

Глава 12

Сора

Однажды наступила засуха. Май выдался невыносимо жарким, так что даже речка, текущая через задний двор нашей школы, обмелела и наконец совсем пересохла. В бурой тине засыхали водоросли, куда-то исчезли все стрекозы, а лягушки уже не скрашивали наши перемены между уроками мелодичным кваканьем. Плакучие ивы совсем поникли, съёжились душистые ирисы, а когда мы доставали ведро из колодца, чтобы утолить жажду, вода там была совсем мутная и только на дне.

Мы изнывали в своих юбках, рубашках с длинными рукавами и башмаках. За годы обучения в школе я так и не привыкла к такой одежде. С трудом досидев до конца уроков, я переодевалась в лёгкую юкату и мы с Хиной отправлялись гулять в сад возле её дома. Даже в такую жару там было свежо и тенисто: воду для орошения сада еженедельно привозили из других префектур в больших деревянных бочках, похожих на те, в которых варят саке. Семья Хины не испытывала стеснения ни в воде, ни в пище.

Старик Макото, исполнявший при нашей школе роль сторожа, жаловался, что от жары у него трескается кожа. «Уже давно должны были начаться дожди! – ворчал он. – А тут этакое пекло!» Он сердито обмахивался веером и прикрикивал на учениц, которые слишком долго стояли на солнце и могли обгореть.

Хина пряталась от излишне яркого солнечного цвета под соломенной шляпкой с широкими полями. А мне нравилось солнце и я не имела ничего против загара. Слишком часто в прошлом мне приходилось мёрзнуть, чтобы теперь я пыталась избавиться от жары. Дом Хины был расположен в удачном месте: между деревьев сада всегда гулял лёгкий ветерок, создающий ощущение прохлады. Мы уже редко ходили в дальние прогулки или устраивали игры на свежем воздухе. Хина чувствовала себя взрослой дамой и её поведение стало соответствующим, а я просто рада была находиться там, где Хина. Мы лежали на скамейках, разморенные теплом, или пили воду с фруктовым соком прямо на траве среди лиловых гортензий. Я в то время много читала, книгами меня охотно снабжали родители Хины. Я даже пробовала читать по-английски и разобрала несколько коротких сказок. Хина с удовольствием слушала о моих успехах.

– Ты становишься такой умной, – говорила она, – что мне скоро станет неловко с тобой дружить.

Сама Хина не испытывала особой тяги к знаниям. Она больше любила гулять, плавать на лодке, танцевать и слушать музыку. Ей свыше была обещана судьба светской дамы, жизнь, полная развлечений, удачное замужество. А мне… я старалась об этом не думать.

Но родители Хины подумали об этом за меня. Я же говорю: они были прекрасными людьми, но вовсе не собирались делать из меня приживалку и компаньонку для своей дочери. Конечно, всё, что делалось за моей спиной, делалось только из лучших побуждений, и всё-таки я оказалась не готова к стремительному повороту событий.

Однажды, в особенно знойный день в начале июня, я забежала в дом, чтобы поставить прочитанную книгу на полку и взять другую. В доме семьи Хины я считалась «своей», входила и выходила запросто, заходила во все открытые для посещения комнаты совершенно свободно, не спрашивая предварительно разрешения. Вот и в этот раз я с удовольствием пробежалась босыми ногами по просторной, полной света и воздуха библиотеке, и задумалась возле шкафа с книгами. Здесь было очень много переводной иностранной и классической японской литературы. Японскую классику я ещё не дочитала до конца, но в последнее время меня всё больше привлекали западные авторы. И пусть качество перевода порой оставляло желать много лучшего, каждая такая книга была сокровищем в стране, лишь недавно распахнувшей двери иноземным влияниям.

В библиотеке были большие окна с видом на веранду и цветущие деревья. Пока я выбирала новую книгу для чтения, кто-то из соседней комнаты вышел на веранду и остановился в тени, очевидно, любуясь зелёным садом.

– Ты не видела Сору-тян? – спросил голос отца Хины.

– Убежала куда-то. Наверное, лежит где-нибудь под деревом и читает, как обычно. Ничего, проголодается и придёт, – мать Хины весело, необидно засмеялась.

И всё-таки что-то меня насторожило. Я понадеялась, что меня не видно из окна, и присела на корточки, спрятавшись за спинкой стула.

– Жаль, что ей не удастся закончить школу, – посерьёзнев, вздохнула женщина. – Может быть, всё-таки подождать годик?

– В мастерской её готовы принять прямо сейчас, – возразил отец Хины, – место очень хорошее, если мы им откажем, они быстро найдут другую работницу. Думаю, Соре-тян такая работа должна понравиться: переплётная мастерская – это не вонючий кожевенный цех и не вечно сырая красильня тканей. К тому же, она сможет первой узнавать обо всех книжных новинках и читать, сколько вздумается. А в будущем… кто знает? Возможно, мы доживём до тех дней, когда и бедные девушки без роду-племени смогут занимать высокое положение в обществе.

– Учебный год только начался, – вздохнула мать Хины, – не хотелось бы разлучать девочек, они так дружны. А что если Сора-тян откажется от нашего предложения?

– Она же не дурочка? – в голосе мужчины проскользнул оттенок раздражения. – Сора-тян прекрасно понимает, что ей не прожить всю жизнь бок о бок с Хиной. У девочек разные судьбы, и тут уж ничего не поделаешь. Конечно, мы не будем запрещать им видеться, – чуть помолчав, добавил он, – но я сомневаюсь, что у Соры-тян останется время на игры и прогулки, когда она станет работницей в мастерской.

Я сидела в своём укрытии, сжавшись в комочек, и боялась дышать. Мне вдруг стало очень холодно, я обняла себя руками, но не могла согреться, у меня даже зубы стучали. Оказывается, у меня совсем-совсем не осталось времени! Конечно, я никогда не считала себя ровней Хине и её семье, но не знала, что нас разлучат так скоро, так неожиданно.

У меня нет шансов выйти замуж, это точно. Кому нужна некрасивая, угрюмая девица, к тому же бесприданница и круглая сирота? Значит, мне суждено весь век проработать в мастерской или на фабрике, выполняя тяжёлую, утомительную работу за гроши. Я никому, никому в этом мире не нужна, добрые люди помогают мне только из жалости. Как унизительно и больно!

Я хотела расплакаться, но слёз не было. Медленно, очень медленно я поднялась на ноги, оправила юбку. Вышла из дома в сад, мгновенно зажмурившись от нестерпимо яркого солнца. Ноги принесли меня к крошечной полянке, усыпанной густо-фиолетовыми фиалками, где в тени криптомерий лежала Хина с пяльцами для вышивания. Но она не вышивала, а смотрела, распахнув глаза, на ярко-синие лоскуты неба в прорезях ветвей. Лицо у неё было счастливое и мечтательное.

Заметив меня, она улыбнулась.

– Сора-тян? А где твоя новая книжка?

Я и забыла, что собиралась за книгой. Сотни обрывочных мыслей раздирали меня на части, но я никак не могла оформить их в слова. Стояла и молчала, комкая широкий ворот юкаты.

– Ты что-то очень бледная! – Хина встревожилась. – Присядь скорее. Дать тебе воды? Ты перегрелась на солнце, да?

Я кивнула. Хина тут же заставила меня прилечь в самой густой тени, намочила водой платок и протёрла им моё лицо, шею и руки, дала напиться. Потом она села возле и принялась сосредоточенно обмахивать меня веером. Я вяло попыталась возразить, но Хина не желала слушать возражений. Я лежала на мягкой траве, почти убаюканная нежной заботой Хины, и чувствовала, как горят под сомкнутыми веками невыплаканные слёзы.

Они все были так добры ко мне, так невозможно добры. Лучше бы я никогда не встречала Хину.

В дверь осторожно постучали. Я очнулась от своих грёз. Кто бы это мог быть? Это не Козетта, она стучится по-другому.

– Да? – хрипловато спросила я. Горло щемило.

Дверь приоткрылась и вошёл Куница. С большой тарелкой.

– Принёс тебе пообедать, – улыбнулся он.

Я прислушалась к своим ощущениям и поняла, что мне совсем не хочется есть.

– Спасибо. Я, правда, ещё толком и не завтракала…

Куница обежал глазами комнату, увидел ранее принесённую Козеттой тарелку с почти нетронутым куском пирога, и кивнул.

– Кусок в горло не лезет, да?

Я не особенно радовалась его приходу, поэтому ответила резко:

– Вы можете обо мне не заботиться. Не стоит утруждать себя из-за гадкой убийцы. Я уж тут как-нибудь сама.

Куница и бровью не повёл. Он поставил свою тарелку на комод рядом с той, которую принесла Козетта, а сам подвинул стул и сел.

Всё это время с ногами полулежала на кровати, и мне вдруг стало неудобно, что я валяюсь в таком состоянии перед человеком противоположного пола. Я тут же разозлилась на себя за это чувство: какая разница, что он обо мне подумает?

– Что ты думаешь об этом доме? – вдруг спросил Куница.

С чего это вдруг ему интересно моё мнение? Я усмехнулась и ответила:

– Что он живой.

Думала, сейчас начнутся расспросы о том, что конкретно я имела в виду, но Куница сказал совсем другое:

– Вот и я так думаю.

Тут уже мне стало интересно. Что он имеет в виду?

– Возможно, мы говорим о разных вещах, – предположила я.

Куница дружелюбно улыбнулся, удобно устраиваясь на стуле.

– Нет, скорее всего, об одних и тех же. Мой народ считает, что у всякой вещи есть душа, будь то глиняный горшок или жилище человека. Со всякой вещью нужно подружиться, прийти к взаимопониманию. Она может служить тебе верой и правдой, а может и пакостничать. Партнёрские отношения тоже возможны, – он улыбнулся ещё шире, глядя на меня с явной симпатией.

– Да, в моей стране принято рассуждать о вещах примерно так же, – растерявшись, пробормотала я.

– Ты думаешь, что ты здесь чужая, – став серьёзнее, заметил Куница, – но это не так. Я тоже… скажем так, не европеец. Мы с тобой похожи гораздо больше, чем ты думаешь, – он замолчал.

– И что? – не выдержав тишины, спросила я. Возможно, чуть громче, чем требуется.

– Ну, я стараюсь не делать далеко идущие выводы, – спокойно ответил он. – Просто я хочу, чтобы ты знала: ты не изгой.

– Я изгой, потому что я убийца! – крикнула я. Что я делаю? Наверное, меня было слышно даже внизу…

И вдруг я поняла – почувствовала, что он мне ответит.

– Ну так что? – тихо и медленно проговорил юноша. – Я тоже.

Мы оба замолчали. Что вообще происходит? Сперва Козетта призналась, теперь он. У меня тут что, исповедальня?

– Когда речь идёт об убийстве, нельзя заострять внимание на свершившемся факте и не замечать ничего вокруг. Нужно знать мотивы, обстоятельства, подробности. При правильном освещении картина может выглядеть совершенно другой.

– Я не хочу это обсуждать, – сказала я и отвернулась.

Куница не настаивал. Я ждала, что он встанет и уйдёт, но он не уходил. Спустя несколько минут ситуация стала комичной: я лежу на кровати лицом к стенке, а рядом на стуле сидит молодой человек и таращится мне в затылок. Или в спину. Или на мои не особенно чистые ступни.

Подождав ещё немного, я повернулась вполоборота и сердито спросила:

– Почему ты не уходишь?

– У тебя очень красивая кукла, – невпопад отозвался Куница, – очень похожа на живую девушку.

Я резко развернулась полностью и увидела, что Куница держит в руках Хину и с интересом разглядывает её.

– Эй! – крикнула я и дёрнулась так, что заскрипела кроватная сетка. – Её нельзя трогать!

– Почему? – искренне удивился Куница. – Она сама попросила.

Я хотела отобрать Хину, но он не дал.

– Она говорит, что я ей нравлюсь! – сообщил Куница.

– Пожалуйста, отдай! – взмолилась я.

– Одну минуту, дай ей договорить. – Куница сделал вид, что прислушивается. Хина доверчиво, как ребёнок, лежала у него на руках.

– Она говорит, что во сне твои волосы часто падают ей на лицо, и ей щекотно, – с самым серьёзным видом сообщил юноша. – Ещё она говорит, что рада быть с тобой, потому что она любит длинные прогулки, а ты редко сидишь на месте, верно?

– Отдай мне Хину, – тихо сказала я, – пожалуйста!

– Хорошо-хорошо. Вот, она сказала, что не считает тебя виноватой в том, что произошло…

Ну конечно!

– … и что ты была права: смотреть с моря на берег гораздо интереснее, чем с берега на море.

С этими словами Куница протянул мне Хину. Я взяла её и вгляделась в личико: безмятежное, как всегда.

– Значит, она правда с тобой говорила? – у меня задрожали губы и даже подбородок, кажется, затрясся.

– Нет, – вздохнул Куница, – я пошутил.

 

Глава 13

Бен

Дорогая Мартина!

Обычно я просыпаюсь быстро, но не в этот раз. Я будто выплывал из сосущего серого сумрака, причём руки мои вязли в тягучем иле, и ноги бездействовали, болтаясь позади бесполезным балластом. Когда я всё-таки очнулся, то обнаружил себя лежащим на полу в гостиной, в промежутке между столом и окном.

Скосив глаза, я увидел, что канделябр с пятью потухшими свечами лежит рядом со мной, посвёркивая позолотой на утреннем солнышке. Ну и хорош бы я был, если б подпалил весь дом во время обморока! Кстати, что меня разбудило?

Ты не поверишь, Мартина, но это был Ли. Он стоял на четвереньках около меня и капал слезами мне на лицо. Капал. Слезами. На меня.

– Ты умер? – всхлипывая, спросил Ли, когда увидел, что я пошевелился.

Более нелепого вопроса мне ещё не задавали.

– Нет, – констатировал я очевидное, – а что произошло?

Ли, отфыркиваясь, вытер двумя пальцами распухший нос и выдавил из себя сквозь рыдания:

– Я не знаю. Проснулся – тишина. Спустился сюда. Никого нет. А ты лежишь и не двигаешься, как мертвец. А где остальные? Они всё-таки умерли, да?

Так. В голове у меня начало слегка проясняться. Вчера я не возвращался в свою спальню. Мы с Куницей и Козеттой остались здесь, чтобы выяснить, что происходит с домом ночью. В полночь Куница вышел из гостиной и не вернулся. Мы с Козеттой пошли за ним… а что дальше?

Я потряс головой и со стоном прижал кулаки к вискам. Память о последующих событиях покинула меня. Я понятия не имел, что случилось с Козеттой.

– Где Козетта? – спросил я.

– Ты что?! – поразился Ли. – Я же сказал, что не знаю! Я тебя спрашиваю, убили её или нет!

– Кто? – я никак не мог окончательно собраться с мыслями.

– Откуда я знаю, кто! Привидения, оборотни, ожившие манекены, воскресшие покойники, или та японка с кухонным ножом…

Я осторожно сел и попытался размять плечи. Суставы хрустнули, но, кажется, у меня ничего не сломано.

– Надо обойти спальни и проверить, – голова слегка кружилась, я не сразу смог найти точку опоры, чтобы встать.

– Я боюсь. А вдруг они все там лежат мёртвые? – высказал новое предположение Ли.

Я не успел ответить. Дверь в гостиную распахнулась и в неё вошла Козетта – живая и невредимая. Она была намного бледнее обыкновенного, под глазами залегли тёмные тени, а губы подрагивали, но в целом она выглядела очень решительно.

– Значит, жив? Я рада, – Козетта быстро подошла ко мне и вгляделась в лицо. – С тобой всё в порядке? Помнишь, что вчера произошло?

– Не все подробности, – честно признался я.

Как приятно видеть её не павшей духом, а собранной и целеустремлённой!

– Тебе повезло, – скептически усмехнувшись, заявила Козетта. – Я бы хотела забыть свои ночные приключения, да не получается. Ночью заснуть так и не смогла, хотя очень пыталась.

– С тобой случилось что-то страшное? – встревожился я.

Мне стало стыдно. По всей видимости, я-то всю ночь провалялся в обмороке, пока Козетта – возможно, вместе с Куницей? – отбивалась от привидений, оборотней, оживших манекенов, воскресших покойников и японки с кухонным ножом…

– Сейчас, при свете, это кажется не столько страшным, сколько диким и странным, – Козетта задумчиво склонила голову набок. – Но вчера я чуть не умерла от страха. И это не преувеличение.

У меня по спине пробежал холодок. Если уж бесстрашная Козетта испугалась…

– Ты видела призрака, да? – плаксивым шёпотом спросил Ли.

Но Козетта не ответила. Она хмурилась и покусывала губы, что-то обдумывая.

– Надо собрать остальных, и ты всё нам расскажешь, хорошо? – я слегка коснулся её руки, надеясь, что мой жест не будет сочтён слишком наглым. Но Козетта ничего не заметила.

– А кого остальных? – хмуро спросила она. – Сора так и сидит у себя в комнате. Куница и… эта девчонка пропали. Их нет.

– То есть мы остались втроём? – ахнул Ли.

– Вчетвером. Ты что, совсем считать не умеешь? – Козетта посмотрела сперва на Ли, потом на меня. – Я осмотрела комнаты на втором этаже, они пусты. Все, кроме той, где находится Сора. Знаете, что? Я приведу её сюда. Всё, бойкот окончен.

– Ни в коем случае! – возмутился я. – Она убийца!

– А малолетняя девчонка, с которой ты чуть ли не целовался, оказалась длинноруким монстром! – рявкнула Козетта. Я и не знал, что у неё может быть такой голос.

– О чём это ты говоришь?

– Я говорю о том, – до этих пор Козетта едва сдерживалась, а теперь губы у неё прыгали и она шипела, как змея, – что наша маленькая зеленоглазая молчунья – на самом деле какой-то гибрид человека и пожарного багра!

– А? – глупо переспросил Ли.

– Бэ! У меня в комнате на полу валяется её рука, а я не знаю, что с этим делать!

Тут уж даже Ли не нашёлся, что сказать. У меня и вовсе язык прилип к нёбу.

– Завтракать, молодые господа! Завтракать! – провозгласила Доротея, заходя в комнату с неизменным подносом.

Я молчал: обсуждать наши дела при Доротее всё-таки не следовало. Она, казалось, не обратила никакого внимания, что нас сегодня меньше, чем обычно.

– Доротея, – вдруг громко заговорила Козетта, – вы, случайно, не знаете, где наши друзья? Такой черноволосый молодой человек с тёмной кожей и маленькая девочка с зелёными глазами. Мы ждём их к завтраку.

– Ох, – всплеснула руками Доротея, не забыв аккуратно поставить поднос на стол, – такое несчастье, молодая госпожа! Маленькая госпожа поранила руку, сильно поранила руку. А молодой господин далеко отсюда.

– Где именно? – упрямо допытывалась девушка.

– Должно быть, он гуляет среди деревьев и камней, – со всей возможной предупредительностью сообщила экономка. – Госпожа желает чего-то ещё?

– Госпожа желает кофе! Мне надоел чай, – Козетта сверкнула глазами и скрестила руки на груди.

– Конечно, госпожа, – вежливо прошелестела Доротея.

Когда она ушла, Козетта обернулась к нам с Ли. Мы по-прежнему стояли в полном молчании, не пытаясь вмешаться в разговор.

– Онемели, что ли? – Козетта устало скользнула по нам взглядом. – Помощи от вас никакой, а ещё мужчины… Ладно, я схожу за Сорой. И заодно принесу вам полюбоваться свой трофей. Не ешьте пока, а то ещё стошнит.

Сказав это, Козетта круто повернулась на каблуках и вышла вслед за Доротеей.

– Удивительная девушка, – пропищал Ли.

Странно, но я думал о том же самом. Теперь, когда Куница куда-то исчез, лидерство без споров перешло к Козетте. Оказывается, всё это время в нашей компании существовала чётко выстроенная иерархия, а я и не догадывался об этом. Интересно, кто же из нас омега? Я?

Мы сами налили себе чай, и каждый уткнулся в свою чашку. Ли потянулся было к бисквиту, но передумал. Испугался предостережения Козетты?

Наконец, обе девушки вернулись в гостиную. Козетта шла впереди, Сора, прижимая к груди куклу, вошла следом. Лицо у неё было такое же, как обычно – лишённое всякого выражения. Глупо было даже предполагать, что эта девица в чём-то раскаивается.

Появление Соры мы с Ли встретили единодушным и многозначительным молчанием. Она села на диван, прямая, как изваяние, и потянулась к молочнику. Никто из нас не поднялся с места, чтобы ей помочь.

– Так вот, – сказала Козетта, как бы продолжая прерванную беседу, – сегодня ночью произошли некоторые странные события. Большую часть этих событий один из вас проспал, а другой пролежал в обмороке, – она недобро сощурилась. – А я в это время прогулялась по параллельному миру и встретила нашу чудную малышку, которая на поверку оказалась таким же монстром, как Доротея. Но Доротея хотя бы не пыталась меня убить.

– А малышка пыталась? – недоверчиво спросил я. Всё это не желало укладываться в голове.

– И много в том преуспела. Я чуть не умерла от страха, как уже было сказано. К счастью, мне удалось скрыться в спальне, а потом я… – тут Козетта как-то замялась. – Ну, в общем… я отрубила ей руку.

– Ч-чем? – от потрясения у меня сама собой отвисла челюсть. Раньше я думал, что такое случается только с невоспитанными и грубыми людьми, а вот поди ж ты.

– Дверью. – угрюмо объяснила девушка.

– Круто ты, – Ли посмотрел на Козетту с уважением и страхом, а заодно на всякий случай отодвинулся от неё подальше.

Я заметил, что Сора улыбнулась, не поднимая головы. Наверняка ей нравится слушать про членовредительство.

– Вот, кстати, и рука… – тут Козетта полезла в карман и вынула оттуда что-то, тщательно завёрнутое в носовой платок. – Кто рискнёт развернуть?

Мы с ужасом уставились на этот предмет.

– Только не я! – Ли торопливо встал и отошёл от стола.

Пока я собирался с духом, меня опередила Сора. Она отогнула край платка, стараясь не прикасаться к содержимому, и внимательно осмотрела что-то маленькое, с половинку чайного блюдца, желтовато-розовое и неподвижное.

– Это рука! – взвизгнул сын миллионера Моргана.

– Это рука, – подтвердила японка, – но она ненастоящая.

Я сглотнул. Детская рука выглядела совершенно реальной, если бы не щепки и обрывки ниток, торчащие из запястья.

– Стыдно, мальчики! – Козетта с презрением посмотрела на нас с Ли. – Вы трясётесь от страха куда больше девчонок.

И тут она тоже была права. Но разве я виноват, что кровь, смерть, телесные увечья и прочие подобные вещи вызывают у меня отторжение и брезгливый трепет? Возможно, всё дело в том, что природа наделила меня слишком буйным воображением, я всегда предполагаю самое страшное и отвратительное. Я стараюсь не быть трусом, но моя душевная организация сложнее и тоньше, чем у этих девушек, по-видимому лишённых фантазии. Но как объяснить это Козетте, чтобы не оказаться в жалком положении оправдывающегося?

– Она тоже была куклой, – подвела итог моя белокурая возлюбленная, – как и Доротея.

– Но мы видели, как она ест! – слабо возразил Ли.

– А ещё мы видели, как Доротее пробили голову. Этот дом и его обитатели не подчиняются разумной логике, смирись с этим уже! – говоря это, Козетта вовсе не выглядела смирившейся. Скорее, она напоминала девушку-рыцаря, готовую ринуться в бой. Вряд ли сама Жанна Д’Арк могла выглядеть более воодушевлённой.

– Ты говоришь так, будто знаешь, что нам теперь делать, – это сказала японка. Кажется, она только что произнесла самую длинную речь, которую я от неё слышал.

– Да, знаю, – Козетта сунула руку в другой карман, и я напрягся. Вдруг она вытащит оттуда ещё какую-нибудь гадость?

Но она достала всего лишь ключ – самый обычный медный ключ.

– Думаю, теперь мы сможем попасть в мезонин. – торжественно сказала Козетта.

 

Глава 14

Козетта

Это был миг триумфа. Козетта даже слегка вздёрнула нос. Огорчало только одно: Куница куда-то пропал и не видит, как она сейчас хороша.

– А почему ты думаешь, что это ключ от той двери? – спросил Бен, опасливо разглядывая вещицу.

– Ну а от какой же ещё? – улыбнулась Козетта.

– Не знаю. От любой.

– Такого просто не может быть. Девчонка не стала бы давать мне ключ от двери, за которой скрыто что-то неважное.

– Ты, кажется, говорила, что она пыталась тебя убить? – этот вопрос задала Сора.

– А что, разве одно исключает другое? – «Вообще-то исключает», поняла Козетта, но не сдалась. – Что толку выяснять, пойдёмте проверим.

– Сейчас? – охнул Ли. – А вдруг там…

Он замолчал, но продолжения и не требовалось. Каждый живо представил себе самое страшное, что только может быть.

– Можно задать всем вопрос? Абстрактный? – Сора посмотрела на Козетту, будто спрашивая разрешения исключительно у неё.

Девушке это польстило.

– Можно. Задавай, – кивнула она.

Сора откинулась на спинку дивана и заговорила медленно и плавно, что никак не вязалось ни с её поведением, ни с её внешностью:

– Представьте себе такую ситуацию. Вы находитесь ночью в старинном доме. Один. Дом имеет репутацию приюта призраков: никто из прежних владельцев не захотел здесь жить, а с теми, кто всё-таки решался остаться в доме на ночь, случалось самое страшное: они сходили с ума. Дом потихоньку разрушается, но даже рабочие не рискуют заходить сюда, чтобы снести здание…

– И зачем бы я потащился в такое место, да ещё ночью и в одиночестве? – нервно фыркнув, спросил Ли.

– А это неважно. Вы находитесь в доме с привидениями, один, ночью. Перед вами длинный коридор, который впереди заворачивает под прямым углом. Вы медленно идёте по коридору вперёд, в темноте; возможно, у вас есть только свеча или керосиновый фонарь. И вдруг слышите за поворотом какой-то звук…

– Какой? – Бен слушал так напряжённо, будто ему и впрямь предстоял поход по ночному коридору, полному призраков.

– Ну… что-то жуткое. Например, невнятное бормотание, срывающееся на крик, или громкий, отчаянный стук в стену. Или тяжёлые шаги, или низкий, глумливый хохот. Вообразите себе что пострашнее. А теперь вопрос: вы завернёте за угол и посмотрите, что там?

– Нет, конечно, – сразу ответил Морган-младший. – Ты чего меня так пугаешь? Мы и так, знаешь ли…

– Ещё одно условие, – неумолимо продолжила Сора, – сбежать нельзя. Варианта два: либо вы стоите на месте и прислушиваетесь, либо идёте вперёд.

– Ну так нечестно! Должен быть путь к отступлению! Скажи, Бен? – Ли с надеждой повернулся к своему соседу.

– Я бы… – пробормотал Бен. – Я бы… я бы…

– Я бы пошла вперёд, – внутренне содрогнувшись, сказала Козетта, – наверное…

– Я бы… нет, я бы не смог, – Бен поднял голову и посмотрел на Козетту, – это невозможно. Легко сказать: да, я бы заглянул за угол, я бы поколотил этих призраков! Но в реальности никто так не сделал бы. Никто из тех, с кем я знаком. Это выше человеческих сил, потому что мы не знаем, ЧТО там. И боимся, поскольку это ЧТО-ТО может оказаться гораздо, гораздо хуже всего, что мы можем себе вообразить. Страшнее всех наших фантазий.

– Бен прав, – дослушав до конца, сказала Сора, – всё дело в том, что мы не знаем, чего ожидать. Мы просто не готовы столкнуться лицом к лицу со своими самыми потаёнными, подсознательными страхами. Поэтому все мы разделили бы судьбу тех несчастных, которые сошли с ума.

– Это ты к чему? – Козетта растерянно глядела на черноволосую, некрасивую Сору, которая ни с того ни с сего отколола этот номер.

– Убивают не призраки, не чудовища, не ходячие куклы с проломленными черепами, – вздохнув, объяснила Сора. – Убивает страх. Страх, который мы носим в себе. А вот если бы мы решились заглянуть за угол и посмотреть в лицо реальности, какой бы пугающей она не была – мы, возможно, сохранили бы рассудок.

– …Это очень впечатляюще, Сора-сан, – произнёс Ли, в то время как остальные молчали и переваривали информацию.

– Да ничего особенного. Я читала об этом в книге. – Сора снова насупилась и поникла.

Козетта кашлянула, чтобы внимание перешло к ней.

– Спасибо, Сора-тян, за такую увлекательную… гм… интеллектуальную игру, – Козетта снова прокашлялась, чтобы проглотить комок в горле. – Надеюсь, все уловили главную мысль. Мы можем сидеть и трястись от страха, боясь заглянуть в мезонин и узнать, что там скрывается. А можем преодолеть себя и открыть, наконец, эту тайну.

– Даже если потом мы пожалеем об этом? – серьёзно спросил Бен.

– Мы можем пожалеть в любом случае. Тут заранее не угадаешь.

– Мы можем ещё немного подождать Бодлера! – робко предположил Ли. – Я уверен, что он обязательно вернётся за мной.

Козетта покачала головой.

– Нет, Ли, мы не будем ждать Бодлера.

– Ну а Куницу? – Ли так заискивающе улыбался, что Козетте сделалось противно. – Куницу мы должны дождаться! Он обязательно вернётся, вот увидите.

Бен и Сора молчали и не возражали. Козетта поняла, что никто из них не рискнёт сунуться в эту дверь даже при наличии ключа. Всё-таки она здесь самая сильная, и от этого совсем не весело.

– Хорошо, – скрепя сердце, согласилась Козетта. – Ждём до вечера. А потом идём в мезонин. Впрочем, вы можете и не ходить со мной, если трусите. Я пойду одна.

– Ты смелая, – серьёзно сказала Сора, посмотрев ей в глаза.

– А вы трусы, – выплюнула Козетта, – стоило показать вам отрубленную пятерню, и все заблеяли от ужаса, как бараны! Да на моём месте вы бы покорно позволили чудищу себя задушить…

– Простите, мне плохо! – пролепетал Ли, вскочил и бросился вон из комнаты, хватаясь руками за воротник.

Да он всё отвратительнее и отвратительнее, подумала Козетта. И это наследник финансовой империи! Слюнтяй, тряпка, кружевная салфетка…

– Давайте всё-таки исследуем мезонин до темноты, – помолчав, предложил Бен. – Я догадываюсь, что ты обо мне думаешь, Козетта, но я не отпущу тебя туда одну. Ли и Сора пусть остаются здесь…

– Я тоже пойду, – перебила его Сора, – достаточно я насиделась в заточении, спасибо.

– Ну, значит, пойдём втроём, – Бен слегка улыбнулся бледными губами. – Ты, я и Сора.

– А кофе Доротея так и не принесла… – Козетта вдруг смутилась и застыдилась своей недавней вспышки гнева. Просто она тоже боится, ужасно боится, вот и ведёт себя так вызывающе…

– Хочешь, я схожу на кухню и потороплю её! – мужественно предложил Бен.

– Не надо, мне и чая хватит, – махнула рукой Козетта. – Ох! Остыл…

В эту секунду раздался крик. И не просто крик – вопль. Козетта расплескала чай и почувствовала, что волосы становятся дыбом: кто-то в доме кричал так, словно его режут на части тупой пилой. Словно?..

Оказывается, в критической ситуации инстинкты действуют быстрее разума. Бен первым бросился к двери, за ним, путаясь в юбках, понеслась Козетта, а Сора выскочила вслед за ними.

– Где кричали? – задыхаясь, спросила Козетта.

– Не знаю, – отрывисто бросил Бен на бегу, – я в коридор для прислуги, а вы давайте наверх.

Козетта кивнула и побежала к лестнице. Перепрыгивая через три ступеньки, она в мгновение ока вбежала на второй этаж и завертела головой по сторонам. Задыхающаяся Сора поднялась вслед за нею.

– Ты вправо, я влево, – распорядилась Козетта и тут же побежала в указанную сторону. Она распахивала двери спален, но ни в одной комнате не было ничего подозрительного. Добежав до лестницы, ведущей в мезонин, Козетта с сильно колотящимся сердцем поспешила наверх. Но и там не было ничего особенного: площадка всё такая же тёмная, дверь всё так же надёжно заперта.

Тут Козетту пронзила шальная мысль: что если открыть дверь прямо сейчас, пока она на кураже и не чувствует страха? Она даже полезла в карман, но там ничего не было: ключ остался на столе в гостиной.

Чертыхнувшись, Козетта спустилась вниз. Там её уже ждала растерянная Сора.

– У тебя ничего? – одновременно спросили друг друга девушки.

– Значит, кричали внизу, – глотнув побольше воздуха, сказала Козетта, – пошли проверим.

Бен стоял у подножия лестницы, с тревогой глядя наверх. Увидев спускающихся девушек, он слегка расслабился.

– Нашли что-нибудь? – Бен зачем-то подал руку Козетте, будто она не спускалась с лестницы, а вылезала из омнибуса.

– Нет, – девушка проигнорировала протянутую руку, – а ты?

– И я ничего. Вообще ничего. Доротеи нет ни в коридоре, ни на кухне. Девочки тоже. А главное – Ли пропал.

– А Ли-то куда мог деться?!

– Мне кажется, – тихо вставила Сора, – что он на улице. Если ему стало дурно, логичнее всего было выйти на свежий воздух.

– Там же холодно! – поёжился Бен.

– Ну не зима ещё. Я проверю. – Козетта обхватила себя руками, чтобы сберечь хоть немного тепла, и пошла к двери.

Однако выйти наружу она не успела. Дверь отворилась и в прихожую ввалился трясущийся от холода Ли с посиневшими губами и зеленоватым лицом.

– Ужас, меня так стошнило! – тут же поделился он животрепещущими подробностями своей прогулки. – Меня нельзя пугать, я нервный!

Козетта брезгливо поморщилась:

– Так это ты орал как резаный? Мой тебе совет, друг: если тебя тошнит, учись издавать поменьше звуков.

– Кто орал? – Ли недоумённо выпучил глаза. – Я не орал. И никто не орал! Вы совсем, что ли, совесть потеряли, обвиняете меня в чём попало, как будто я тут самый…

– То есть ты не слышал крика? – перебил его Бен.

– Нет! – с глубокой обидой выдохнул Ли. – И я никогда не повышаю голос без веского повода!

Остальные переглянулись.

– Ладно, – вздохнула Козетта, – возвращаемся в гостиную. Не будем обсуждать важные дела на пороге.

И все поплелись в гостиную: растерянные, сердитые, нервные и непонятно почему разочарованные. Козетта чувствовала, что устала от постоянных диких выходок этого дома и его обитателей – видимых и невидимых. Живущий в ней страх временами сменялся апатией и равнодушием ко всему происходящему. И даже если сейчас из шкафа выскочит скелет и загремит костями, как кастаньетами…

– Ключ! – крикнула Козетта, едва глянув на стол. – Ключ пропал!

Она вбежала в комнату и с отчаянием огляделась вокруг. На столе ключа не было. Под столом тоже: это Козетта выяснила, заглянув под свисающую до пола скатерть.

– Упал, наверное, – Бен неловко попытался её успокоить, – он же маленький! Сейчас отыщем.

И все принялись искать ключ: поднимали тарелки и соусники, обшаривали ворс ковра, смотрели на сиденьях и под сиденьями. Козетта в поисках не участвовала: она сразу поняла, ключ был украден. Но кем?

– Нас нарочно выманили из комнаты! – зарычала она, стуча кулаками по подоконнику. – Ключ похитили, чтобы мы не могли проникнуть в мезонин! А мы и попались на эту уловку!

– Значит, нам и не надо туда лезть! – снова захныкал Ли. – Любопытство до добра не доводит!

Козетта вдарила по подоконнику так, что на тыльной стороне ладони появилось красное пятно.

– Всё, я поняла. Нам нельзя ничего откладывать на потом, на вечер, на будущее. Решили – делаем сразу. Вот если бы мы сразу пошли исследовать мезонин, а не отложили это до возвращения Куницы…

– Что это вы собирались отложить до моего возвращения? – в холле послышались шаги и знакомый голос.

Все вздрогнули и повернули головы. В глубине души каждый боялся, что Куница, самый взрослый и самый уравновешенный из них, пропал навсегда.

– Куница! – радостно крикнул Ли, чьё настроение колебалось, как маятник.

Козетта прикусила язык. Она была и рада, и не рада. Рада, потому что теперь, когда Куница вернулся, можно уступить обязанности лидера более сильной личности. И не рада, потому что хотела принимать все решения сама, даже если придётся нести за них ответственность.

Юноша вошёл в гостиную и расслабленно улыбнулся. Вид у него был весьма экзотический: брюки и рубашка остались те же, что и вечером, но поверх рубашки на манер римской тоги была намотана ярко-алая бархатная штора с бахромой. В руке Куница держал канделябр, но без свечей.

– Я рада, что ты вернулся, – сказала Сора, и Козетта перевела удивлённый взгляд на неё.

– Я тоже, – кивнул Куница, – уф, ну и ночка! Вы все целы? Это хорошо. А где малышка?

– Долгая история, – Козетта нашла в себе силы улыбнуться. – Чай уже остыл, а Доротея куда-то делась, но еды всё ещё полно. Садись завтракать и расскажи, что с тобой произошло. А потом и мы расскажем.

История Куницы оказалась довольно короткой, но не скучнее, чем у других. Когда он подошёл к напольным часам, отбивающим удар за ударом, часы будто испугались его присутствия и тут же перестали бить. Зато показался некий тёмный проём в стене, там, где при свете дня были лишь гладкие шелковистые обои. Не раздумывая, Куница шагнул в проём, и с этой секунды путь назад был для него закрыт. Он долго шёл по узкому и высокому коридору, уходящему куда-то вперёд и вглубь, пока свечи не начали гаснуть. Дальнейший путь Кунице пришлось проделать в темноте, но канделябр он предусмотрительно не спешил выбрасывать: лишённый свечей, тяжёлый канделябр вполне мог сойти за оружие.

Наконец впереди слегка посветлело, коридор сильно расширился, изменил направление и вскоре превратился в каменную лестницу. Куница выбрался наружу посреди леса – сырого, осеннего, ночного леса, где и днём-то лучше не бывать. Оглядевшись, он понял, что находится в месте, где совсем недавно были люди…

– Подожди. Как ты это узнал? – прервала рассказ Козетта.

– По оставленным там вещам, – объяснил Куница. – Во-первых, подземный ход был хоть и замаскирован в чаще, но не закрыт. Во-вторых… но это вам лучше увидеть собственными глазами. Не хотите прогуляться в такую чудную погодку?

Козетта с сомнением покосилась на серую муть за окном.

– В лес?

– Да. Тут совсем недалеко.

 

Глава 15

Сора

Я всё думала о его словах. Смотреть с моря на берег интереснее, чем с берега на море. Я не помню, действительно ли говорила Хине нечто подобное, или это был один из тех мысленных аргументов, которые я придумывала сама для себя, оправдывая свой побег.

Я не пошла в школу, проигнорировала попытки Хины меня остановить и бросилась на берег моря. Раньше я жила где-то здесь: деревеньки тянулись одна за другой, переходя в город, и в какой-то из этих жалких бамбуковых хижин я родилась. А может, той хижины и нет давно? Где-то неподалёку отсюда я ползала на коленях, собирая по зёрнышку просыпанный рис, где-то рядом по-прежнему шумит рыбный рынок, на котором я работала… Тяжёлая, безрадостная жизнь никому не нужного ребёнка. Теперь мне предстояло снова к ней вернуться. В памяти всплыло прозвище «Рыбья Кишка», которым меня давным-давно не называли.

Я медленно брела вдоль берега моря – привычного, спокойного, понимающего. Пахло гниющими водорослями и рыбой, на лёгких волнах покачивалось десятка полтора рыбацких лодок, полуголые ребятишки, радостно крича, строили храмы из мокрого песка и ракушек. «Чистой» публики было немного, «богачи» предпочитали прогуливаться не здесь: десять лет назад в нашем городе построили набережную, но она была короткая и начиналась гораздо дальше – там, где равнодушно и сонно, как исполинское животное, дремал на серебристой глади английский пароход.

Иностранные пароходы стали довольно частыми гостями в наших прибрежных водах. Мы, японцы, хоть и островитяне, но не мореплаватели: тяга к путешествиям и к освоению новых земель нам незнакома. Наверное, поэтому мы столько лет не жаловали иноземцев. Да и сейчас держались с ними настороженно, несмотря на распоряжение правительства оказывать западным людям почёт. Говорили, что западные люди знают много такого, чего ещё не знаем мы, и наш долг – научиться у них, чтобы стать передовой страной. Обучение, насколько я могла понять, велось ни шатко ни валко: мы тоже строили корабли, но они не шли ни в какое сравнение с огромными, скоростными, маневренными судами английского и французского флота. Впрочем, жители нашего портового города давно уже не взирали на иностранцев разинув рты, только громады судов по-прежнему вызывали уважение и восхищение.

Чем ближе к набережной и причалу, тем меньше вокруг становилось рыбаков и простого люда. Утлые лачуги постепенно скрылись из виду, потянулись красивые, недавно выстроенные дома в два и даже в три этажа. Песчаный берег перешёл в дощатую мостовую, по которой звонко щёлкали деревянные гэта и стучали невесомые каблучки. Мне навстречу попались две девушки, завитые и напудренные на западный манер, обе в несуразных угловатых платьях со множеством оборок. Они высокомерно скользнули по мне глазами, и я застыдилась своей вылинявшей юкаты и простой крестьянской обуви.

Я была уже на таком близком расстоянии от парохода, что смогла прочитать его название: «Адмирал Нельсон». Все буквы были мне знакомы, а вот значение слов осталось туманным: я подумала, что это имя какой-нибудь гордой хищной птицы, какие у нас не водятся. Трёхпалубный исполин с тремя устремлёнными в небо трубами грузно лежал в воде, но я знала, что он быстр и силён, просто пока отдыхает. По трапу с берега и обратно спешили какие-то люди, несли ящики и тюки.

– Расторговались, послезавтра отплывают, – услышала я совсем рядом и слегка повернула голову.

Два господина, один в кимоно и хаори, а другой в мешковатом и явно неудобном западном костюме и с веером, торчащим из кармана, стояли подле меня и разговаривали.

– Лезут, как крысы, – с глубоким отвращением глядя на широкоплечих матросов-европейцев, выдавил из себя первый. – Что полезного они нам привезли? Оружие, дрянные картины, кислое красное саке… А уж эта их дикая мода…

– Ты меня пытаешься уязвить, Акити-сан, – дружелюбно усмехнулся второй, – брось, не стоит. В одном я с тобой согласен: мода ужасная, но они не доверяют людям, одетым в «ночные рубашки». Чтобы вести дела с европейцами, надо им подыгрывать. Это малая плата за то, что можем у них почерпнуть. Ты спрашиваешь, что они привезли? Друг мой, они привезли прогресс!

– Да, и где этот твой прогресс? – первый, очевидно, был любитель поспорить. – Может, прогресс – это та нелепая колея из железа, по которой теперь ездит целая вереница припаянных друг к другу повозок? Или рикша на керосиновой тяге, которая выпускает чёрный дым и отвратительно воняет? Всё это глупые выдумки, которые только мешают нормально жить своим грохотом, своим уродливым видом и дурными запахами, а никакой не прогресс!

– Ну-ну, успокойся, – всё так же добродушно отвечал второй, – ты так сердишься потому, что не успел купить для дочек те смешные круглые шляпки с цветами. Надо было торопиться, друг, товар раскупили в первый же день, модницы теперь требуют всё западное…

– Они ж меня живьём съедят! Живьём съедят! – интонация мужчины в кимоно вдруг изменилась с гневной на жалобную. – Ну как я им скажу, что не купил эту – тьфу! – модную пакость?

Второй принялся утешать первого, а я потихоньку пошла дальше. Значит, послезавтра пароход отплывает обратно в эту странную, пугающую, дикую Европу, полную дыма, машин и огромных зданий?..

И тут меня пронзила сумасшедшая мысль. Сладкая, ядовитая мысль.

Я всегда любила деревья, цветы, траву, но этот лес наводил на меня ужас. Он был тёмный, густой, постоянно влажный и какой-то удивительно тихий, будто склеп. Идя по нему, приходилось постоянно смотреть под ноги: острые сучки и колючие шишки будто специально выстраивались в ряд на нашем пути. Козетта, чертыхаясь, обеими руками придерживала подол длинного платья, так что показались даже колени в белых чулках, но в такую минуту это ни на кого не произвело впечатления. Я изо всех сил прижимала к себе Хину, больше всего боясь, что она выскользнет из моих объятий и разобьёт своё нежное фарфоровое лицо. В этот раз мы шли не по дороге, а устремились в самую чащу. Я была почти уверена, что мы скоро заблудимся. О чём думали остальные, не знаю.

Куница утверждал, что идти предстоит недолго, но мы ковыляли не меньше часа. В одиночку Куница может и добрался бы до места минут за пятнадцать, но ему приходилось идти медленнее ради нас с Козеттой и ради Ли, который поминутно хныкал и на что-нибудь жаловался. Бен, идущий вровень с Куницей, деревянным голосом рассказывал ему о происшествиях минувшей ночи, умалчивая о своём обмороке. Козетта прислушивалась к их разговору, но не вмешивалась в него.

Наконец, мы вышли на большую поляну. Деревья вокруг неё росли так густо, что в двадцати шагах от поляны она совершенно терялась из виду. В центре было сложено костровище, причём под свежими дровами виднелись многочисленные чёрные уголья, пересыпанные золой. Но ещё интереснее было каменное сооружение на самой кромке леса – невысокое полуразрушенное строение, очень похожее на склеп. Это уже второе сравнение со склепом, которое пришло мне в голову за последний час.

Двери в сложенном из грубых камней «склепе» не было, вместо неё зияла неровная дыра, в которую без труда мог бы залезть человек.

– Это ещё что? – спросила Козетта, оглядываясь.

Жухлая трава под нашими ногами была хорошо утоптанной, да и вообще всё здесь хранило следы недавнего присутствия человека. На бревне, лежащем недалеко от костровища, явно кто-то сидел, и не один раз. Крупная галька валялась так, будто её перекатывали ногами. Низкорастущие ветви нескольких ближайших деревьев были отломаны, и места надлома мучительно белели в сизом октябрьском полумраке.

И никого тут не было сейчас, только мы.

– Значит, тут всё-таки есть люди, – чуть дрогнувшим голосом снова произнесла Козетта.

– Мы с самого начала это знали, – мягко заметил Куница.

– Одно дело – знать, а другое – видеть своими глазами… Но кто эти люди? Что они тут делают? Что им от нас нужно?

Эти вопросы повисли в воздухе. Бен подошёл к костру, рассеянно глядя на сложенные конусом поленья.

– Мне кажется, я уже был здесь. Я всё это видел, – неуверенно сказал он.

Козетта обернулась к нему, и он чуть покраснел:

– Девочка… малышка показала мне это место. Пару дней назад.

– А почему ты нам не рассказал? – обиженно поинтересовался Ли.

– Я сказал вам, что она со мной разговаривала. Но вы не поверили. А этому поверили бы?! – Бен тоже повысил голос, намереваясь обороняться, но никто не стал с ним спорить.

Я присела на толстое, гладкое, удобное бревно и посмотрела вверх. Отсюда небо казалось очень далёким, равнодушным и негостеприимным. На его фоне кроны пихт, сомкнувшихся в кольцо почти идеальной формы, казались чёрными. Воздух всё ещё хранил запах дыма, а ещё здесь пахло прелой землёй, мхом, сыростью и – странное дело! – духами. Резкими, будоражащими обоняние духами.

– Это – дверь в подземный ход к особняку, – Куница указал на развалины «склепа». – Правда, я не советовал бы лезть туда. Проход очень узкий и неудобный, вероятно, он был проведён в незапамятные времена.

– Но зачем? – снова спросила Козетта. И снова ей никто не ответил.

– Я нашёл там кое-что интересное, – выждав некоторое время, снова заговорил Куница, – прямо под нами находится что-то вроде подземного хранилища. И там стоят деревянные ящики, много. Большинство пустые, но в некоторых лежат…

– Мертвецы? – выкрикнул Ли.

– …странные вещи. Шторы, ковры, толстые верёвки, какие-то металлические штуковины, рычаги, петли. Вообще очень много разных тканей. Я ночью порядочно замёрз, поэтому позаимствовал самую толстую штору и использовал её в качестве пальто.

– Ну и что это за склад? – Козетта с интересом заглянула в дыру в грубой каменной кладке.

– Очень странный склад. – задумчиво ответил Куница. – Я не нашёл там ничего такого, что могло бы нам как-то пригодиться или пролить свет на происходящее. Но ведь мне приходилось искать в почти полной темноте. Освещения там нет, а мои свечи к тому времени давно погасли.

– Сейчас ещё день и светло, – Козетта снова задрала подол и просунула одну ногу в дыру, – кто-то хочет пойти со мной?

– Не я! – тут же отказался Ли.

– Очень жаль, Ли, именно на тебя-то я и рассчитывала, – иронически ухмыльнулась Козетта. – Кто ещё?

– Я, – сама от себя не ожидая, сказала я.

На самом деле мне вовсе не хотелось лезть в какое-то подземелье. Что на меня нашло?

– Очень хорошо, Сора-тян. Идём.

Козетта первая пролезла в дыру и сразу же исчезла из виду. Поёживаясь, я неловко поползла следом. Перешагнуть каменную стену, будучи в юбке, – это ещё полбеды, гораздо хуже, что в «склепе» вообще не было пола. Вместо него сразу начиналась лестница с полуразрушенными, истёртыми каменными ступенями. Голос Козетты уже доносился откуда-то снизу:

– Да тут хоть глаз выколи!

Я принялась спускаться, держась за стену, которая, казалось, готова была рухнуть от любого давления. Некоторые ступеньки поросли мхом, другие страшно скользили, а света с каждым шагом становилось всё меньше и меньше. В конце лестницы я зажмурилась и прошла несколько шагов ощупью, чтобы приучить глаза к отсутствию света.

– Сора, это ты? – Козетта грохотала чем-то на расстоянии протянутой руки от меня.

– Я. Что ты делаешь?

– Тут и впрямь грудами навалено какое-то барахло. – Судя по звуку, Козетта пнула ногой пустой ящик. – Но вот что интересно. Такой же рычаг я видела – а точнее, щупала – сегодня ночью. Насколько я поняла, он открывает и закрывает занавес.

– Занавес? – удивилась я.

– Занавес – это такая большая тяжёлая бархатная занавеска, которую просто так не поднимешь – силёнок не хватит. Дай мне свою руку, я покажу.

Я переложила Хину в левую руку, а правую протянула вперёд. Мы с Козеттой нащупали ладони друг друга, и она дёрнула мою руку в сторону. Я почувствовала, как пальцы касаются холодного металла. Это был продолговатый гладкий предмет, судя по форме, и впрямь какой-то рычаг. Только он не торчал из стены, а лежал в коробке с опилками.

Я осторожно открыла глаза. В помещении было темно, но не настолько темно, как я ожидала. Передо мной высилась целая гора ящиков, сколоченных из тонких досок или фанеры. Козетта порылась в одном из них, потом запустила руку в другой.

– Шёлк, – вздохнула она, – а тут атлас. Эх, вот бы его мне на платье…

– О чём ты только думаешь! – притворно возмутилась я.

– А о чём я должна думать? Хорошо бы обить шёлком гроб изнутри? – Козетта фыркнула и потянулась к следующему ящику. – Та-ак, а здесь канаты. Гладкие, скользкие. На таком будет удобно повеситься: шею не натрёт!

Я поперхнулась смешком. Всё-таки Козетта мне нравилась, я даже по-своему восхищалась ею. И её черноватый юмор не казался мне ни грубым, ни неуместным.

– Да, нет тут ничего полезного, – вздохнула она, перевернув очередной ящик вверх дном, из-за чего на пол посыпались опилки и клочки бумаги. – Куница не обманул.

Я ещё раз огляделась по сторонам. Выход наружу напоминал о себе тусклым светом. В противоположной стороне был проём, за которым начиналась ещё одна лестница – очевидно, это был подземный путь в наш особняк. Само помещение напоминало размерами гостиную, в которой мы недавно завтракали, только стены и пол были земляными.

– Сыро тут, – будто в ответ на мои мысли произнесла Козетта, – нашли, где хранить ткань и железо. Всё же испортится!

– Но если до сих пор ничего не испортилось, значит, это временный склад, – ответила я. – Весь этот реквизит скоро отсюда уберут.

– Как ты сказала? Реквизит? – Козетта повернулась ко мне и застыла, будто поражённая внезапным открытием.

– Ну мы же в театре. – Я напомнила ей строчки из письма Создателя. – В театре Марионеток.

– Значит, в буквальном смысле? – она рассмеялась и схватилась за голову.

– Девушки, что там у вас?! – поток света заколыхался, на уходящей вверх лестнице показались худые ноги в коричневых ботинках. – Чему вы смеётесь?

– Всё в порядке Бен, – весело крикнула Козетта, – мы уже поднимаемся.

Свет снаружи показался мне непривычно ярким. Я даже прикрыла глаза свободной рукой.

– Мы в театре! – едва отряхнув подол, заявила Козетта. – Ребята, это на самом деле театр! Мы – марионетки, мы играем свои роли на потеху публике. За нами наблюдают невидимые зрители, смотрят, как мы тут крутимся, пытаясь найти разгадку всему происходящему. А разгадка в том, что с нами просто развлекаются!

– Что-то не тянет на разгадку! – возразил Ли. – Это какие-то козни сумасшедшего, а не театр. Ты думаешь, мой отец позволил бы так надо мной издеваться?

– Твой отец! – всплеснула руками Козетта. – Да тут, наверное, замешаны люди покруче, чем твой отец!

– Это кто же? – скептически наморщил нос Ли. – Принц Уэльский или шейх Аравийский? Может быть, турецкий султан?

– Пойдёмте домой, – громко сказала я. – Холодно.

И снова я удивила не только окружающих, но и себя. Я первая заговорила со всеми, заговорила громко. И я сказала «домой».

Если подумать, другого дома у меня никогда и не было.

 

Глава 16

Бен

Дорогая Мартина!

Наши приключения становятся всё более и более запутанными, так что я уже совсем не знаю, чего ожидать от завтрашнего дня. Интересно сознавать, как быстро нам становятся привычными самые странные, несуразные и дикие вещи. Даже наша воскресшая из мёртвых Доротея уже не пугает и не удивляет никого из нас. Она приносит нам еду, убирает в наших комнатах, она добра и дружелюбна. И мы все милы и вежливы с ней, как будто это не её пробитая голова всё ещё лежит в наскоро вырытой могиле посреди дома.

А метаморфозы, происходящие с домом ночью? Наше жилище принимает всё более мрачный и при этом торжественный вид. Из интерьера исчезли все оттенки зелёного, жёлтого, синего, теперь здесь властвуют только красный, фиолетовый и чёрный. Странно, но мы привыкли и к этому. Сегодня, например, мы с аппетитом позавтракали, не обращая внимания на новые чёрные портьеры, скрывшие за собой окна. Несмотря на творящуюся вокруг нас фантасмагорию, мы не утратили ни аппетит, ни вкус к жизни. Пожалуй, каждый из нас мысленно примеряет на себя девиз, близкий по значению к простонародному «авось обойдётся» или «будь что будет».

Ты, наверное, удивишься, но в последние дни я всё чаще думаю о тебе, Мартина. Мне так не хватает твоего присутствия рядом, твоих мудрых советов и ласковых утешений. Я всё больше чувствую себя здесь изгоем; я будто постоянно делаю что-то не так, говорю невпопад, вызываю ухмылки и раздражение. Но почему?

Вопреки моему мнению, в наш круг снова вошла японка. Все обращаются с ней как ни в чём не бывало, даже Козетта, которая и разоблачила убийцу. Эта Сора совершила худшее на свете преступление, предав доверие и любовь близкого ей человека. Ей ничего не стоит предать и нас всех, это очевидно. Но нет! Внезапно все её простили, отпустили преступнице все грехи и даже не упоминают в разговорах её чудовищное злодеяние. Неужели я один считаю, что она – ужасный человек и представляет опасность?

Всё, что я думаю о Кунице, я уже писал тебе. У него на лице написано, что он скрывает какую-то тайну. Я более чем уверен, что эта тайна из того же разряда, что и жуткий поступок Соры, но кто мне поверит? Моё слово ничего не значит для этих людей.

А малышка, которая назвала себя Картинкой? Она единственная выделяла меня из всех, была ко мне добра и внимательна. И что? Не верить рассказанному Козеттой я не могу, но и поверить в это невозможно. Как добрая, кроткая девочка могла превратиться в монстра, способного на убийство?

Всё это имеет смысл только в одном случае: если я сошёл с ума. А ведь я не сумасшедший: доктор говорил, что моя нервная болезнь не связана с ослаблением мыслительных способностей. Она влияет только на память: например, я до сих пор не могу вспомнить, что вызвало ту страшную вспышку болезни, которая поразила меня в отрочестве. Должно быть, какое-то грустное или пугающее событие было тому виной.

Иногда мне снятся белые занавески – знаешь, в моей палате были лёгкие накрахмаленные занавески из белой кисеи. И когда я лежал на своей постели, обессиленный после всех влитых в меня лекарств, я смотрел на эти занавески и думал о нашей реке. Я вспоминал бумажные кораблики с огромными белоснежными парусами, которые мы с тобой мастерили, и невесомую белую пену после бурных дождей, и крылья бабочек, порхающих над самой водой, и твоё белое платье. Примерно тогда мне в голову пришла идея романа. Я был настолько глуп и амбициозен, что решил, будто моему будущему роману предстоит изменить мир. Это я-то, не написавший тогда ещё ни одной строчки! Попросив у доктора Штайлера перо и бумагу, я в тот же день начал писать. Правда, не книгу, а первое из моих писем к тебе. Возможно, со временем из них получится замечательный эпистолярный роман, что-то вроде «Юлии, или новой Элоизы». Если б ты только хоть иногда отвечала мне, милая Мартина…

Но продолжим разговор о настоящем, оставив прошлое в покое. К тому, что было и прошло, мы с тобой всегда успеем вернуться.

Когда мы возвратились после нашего длительного (и, на мой взгляд, почти бесплодного) похода в лес, нас ждал накрытый стол. Хотя время обеда уже прошло, все блюда были горячими и выглядели так, будто их подали к столу не больше пяти минут назад. Наскоро умывшись и переодевшись, мы приступили к еде, движимые не столько голодом, сколько желанием поддержать силы перед грядущими испытаниями. Хотя мы и не встретили ни одного человека, теперь стало окончательно ясно, что мы не одни в этом загадочном месте, и что за нами наблюдают, возможно, десятки глаз.

После долгого пути по сырому и холодному лесу, после сытного обеда у горящего очага нас всех заклонило в сон. Извинившись, я поднялся в свою комнату, чтобы прилечь и хорошенько обдумать последние события.

Интересно, что моя спальня за минувшие дни ничуть не изменилась. Всё убранство дома приобрело мрачный и торжественный вид, но наши личные комнаты остались нетронутыми невидимой рукой. Я обвёл взглядом неброские полосатые обои, кровать с деревянным изголовьем, резную каминную полку и скромный письменный стол – всё такое обыкновенное, такое непримечательное! Дверь на балкон была плотно закрыта, за окном начинался ранний осенний вечер: серость, муть, клочковатые облака – ничего красивого и романтичного. Это был реальный мир без всяких признаков безумия, но он не утешал и не радовал меня.

Подумать только, я думал, что еду в литературный колледж! А в итоге оказался здесь.

Пользуясь тем, что меня никто не видит, я рухнул на кровать не раздеваясь. Послышался скрип петель и хруст бумаги. Вначале я решил, что хрустнуло моё письмо к тебе, которое лежало в кармане, но нет! Источник неприятного звука оказался под покрывалом: измятый моим падением конверт без надписи, в нём листок бумаги с посланием. Чёрные чернила, уверенная рука, насмешливый наклон букв.

Марионетка №7!

Пришло ваше время исполнить то, что должно. Не упустите возможность продемонстрировать свои лучшие актёрские качества!

Создатель

Что скажешь, Мартина? Не правда ли, нелепое и слишком короткое письмо, из которого ничего не возможно понять? Кроме того, в письме крылась ошибка: мой номер 4, а не 7. Написанное не имело ко мне отношения. Но как это послание попало ко мне, а не к тому, кому оно было по-настоящему адресовано?

Я держал листок бумаги в руках несколько минут, рассеянно читая и перечитывая короткие строчки. Моего носа коснулся едва уловимый запах духов – но не цветочных, а каких-то пряных, бальзамических. Казалось, аромат источали округлые, красиво начерченные буквы, из которых складывался этот иронический и бескомпромиссный приказ. Распоряжение для неведомой марионетки…

Однако что же мне было делать? Я не имел права называть кому бы то ни было мой номер. А это послание попало ко мне по ошибке.

Я взял бумагу, вложил её обратно в конверт и спустился в гостиную.

Ребята ещё не разошлись: Ли посапывал прямо на диване, Сора разглядывала дно в чашке с чаем, а Козетта с Куницей о чём-то оживлённо беседовали. Никто и не заметил, что я ушёл и снова появился. Чтобы на меня обратили внимание, мне пришлось кашлянуть.

– Да-да? – официальным тоном осведомилась Козетта, прерываясь на середине длинной реплики, обращённой к Кунице.

– Что ты хотел, Бен? – улыбаясь, спросил её собеседник.

И снова я почувствовал себя глупо, Мартина. Они смотрели на меня так, как взрослые смотрят на ребёнка, который хочет прочитать только что выученный стишок.

– У меня письмо от Создателя, – нарочито сухо откликнулся я. – Я нашёл его в своей спальне, но оно адресовано не мне.

– А кому? – Ли приоткрыл один глаз и насторожился.

– Одному из вас. Тому, кому присвоен номер семь. Я не знаю, кто это, и вы не выдавайте себя, ведь правила…

– Мы помним про правила, – перебил меня Куница. На его лице теперь не было улыбки. Сора побледнела, Ли покраснел, а Козетта завертелась на месте. Каждый из них словно нарочно повёл себя так, будто письмо предназначалось именно ему.

– Ну, чего ты ждёшь? Читай! – потребовала Козетта.

Я вынул бумагу из конверта и прочитал послание. Делая это, я старался не скользить взглядом по лицам слушающих, но всё равно заметил, какими неестественно-расслабленными стали их лица.

– А что это значит? – тихо спросила Сора. – Что именно нужно сделать?

– Думаю, тот, кому письмо адресовано, поймёт, о чём речь, – ответил я, разглядывая свои ботинки.

В комнате повисло неловкое молчание, участвовать в котором мне не хотелось, и я развернулся на каблуках. Пусть они сами разбираются, для кого это письмо, я тут не при чём.

– Бен, подожди, – окликнул меня Куница, – почему ты решил, что письмо попало к тебе по ошибке?

– Потому что у меня другой номер, я думал, это и так понятно, – сказал я, не оборачиваясь. – А теперь извините. Мне хотелось бы побыть одному.

Вернувшись в комнату, я снова лёг. На душе было пусто и как-то пасмурно. Я понимал, что чувствую обиду на этих людей, но не мог точно сформулировать, почему. Никто из них не грубил мне, не задирал меня, не пытался унизить, и всё-таки я не мог вернуть себе душевный покой.

Я, кажется, задремал – во всяком случае, в комнате появились мышиного цвета тени, а контуры мебели стали выглядеть чётче. Неужели стало совсем поздно? По коридору мимо моей спальни прошли двое: я различил мягкие шаги по ковру. Эти двое разговаривали совсем тихо, но стены здесь были как картонные, и мне удалось узнать голос Куницы и понять сказанную им фразу:

– Я всё-таки не понимаю, зачем ты это сделала?

Женский голос ответил ему неразборчиво. Это Козетта? Интересно, о чём это они шепчутся наедине?

Стараясь не создавать шума, я встал с кровати. Всё-таки что-то скрипнуло, но я понадеялся, что занятые разговором молодые люди не обратили внимания на звук. Они уже прошли мимо, так что я смог на цыпочках подойти к двери и чуть приоткрыть её, чтобы показалась щель.

Да, Мартина, твоё мнение обо мне сейчас должно пошатнуться. Я оказался способным на банальное подслушивание, да ещё с подглядыванием. Впрочем, больше ничего интересного мне услышать не удалось: парочка отошла слишком далеко от моей двери, они были уже в самом конце коридора. И Куница разговаривал не с Козеттой, а с Сорой.

Когда я понял, что спутница черноволосого парня – не Козетта, их беседа сразу утратила для меня подобие интриги. Пусть болтают о чём хотят. Я собирался закрыть дверь, чтобы меня, чего доброго, не заметили и не разоблачили, но тут Куница сделал нечто невообразимое: взял в свою смуглую руку маленькую кисть Соры и поцеловал её.

От удивления я едва не высунулся из двери по пояс. Удержаться от этого бессмысленного поступка стоило мне большого труда. Есть, однако, вероятность, что даже если бы я выскочил из комнаты в сопровождении фейерверка и принялся колотить в большой армейский барабан, увлечённые своими делишками собеседники меня бы не заметили. Куница слишком серьёзно смотрел на смущённую девушку, а та, казалось, была готова разрыдаться. Но руки у него не отняла.

Я мало что понимаю в образе мыслей представительниц прекрасного пола, но поступок Куницы глубоко меня поразил. Да как ему не стыдно пытаться очаровывать сразу обеих девушек? И ещё: я понимаю, что он увидел в Козетте, но на что ему сдалась эта некрасивая, плоская, угрюмая азиатка с тёмным прошлым? Что значит этот поцелуй?

Сора сказала Кунице что-то резкое и короткое, быстро развернулась в мою сторону и зашагала вперёд. Я испугался было, что она меня заметила, но шаги не замедлились возле моей двери. Японка ушла к себе.

Как бы мне хотелось посоветоваться с тобой, Мартина! Ты опытнее меня, ты наверняка смогла бы понять и объяснить мне смысл этой сцены. Я же остался в недоумении.

В этот же день за ужином я не сводил глаз с Куницы. Он прекрасно видел, что я на него смотрю, но всячески избегал встречаться со мной глазами. Похоже, я не ошибся насчёт него, и он даже более подлый и опасный тип, чем японская убийца.

Малышки по-прежнему нигде не было видно. Вопреки всему, что нам про неё рассказала Козетта, я всё-таки надеялся, что она невредима.

– Хотела бы я знать, почему марионеток семь, – без всякого предисловия произнесла Козетта, поднося ко рту хорошо зажаренную куриную ножку.

– Минимум семь, – поправил Куница.

– Да, но нас-то всего пятеро! – девушка вонзила белые острые зубки в курятину. Даже это будничное действо в её исполнении выглядело изысканно.

– Ещё есть маленькая девчонка, – возразил Ли, набивающий рот конфетами.

– А кто седьмой? Доротея? – Козетта усмехнулась и покачала головой. – Что толку гадать, если нам запрещено обсуждать друг с другом эту тему.

– Нам запрещено только называть друг другу свои номера и рассказывать о репетициях, что бы это ни значило, – Куница повертел в руках большую грушу и снова положил её на стол. – Но в чём-то ты права: у нас мало данных, и они никак не желают складываться во что-то целостное.

– Эх, если бы ключ не пропал! – Козетта с досадой ударила себя кулаком по колену. Удивительно, но и этот жест показался мне очаровательным. – Я уверена, что все тайны скрыты в мезонине. А туда не пробраться!

– А если через окно? – вдруг тихо спросила Сора.

Козетта осеклась и с удивлением посмотрела на неё. Ли разинул рот, Куница через секунду вскочил и направился к входной двери, наверняка затем, чтобы осмотреть дом ещё раз.

– Сора-тян, да ты гений! – то ли в шутку, то ли всерьёз провозгласила Козетта и широко улыбнулась.

А Куница уже успел вернуться – минуты не прошло.

– Окно в мезонине есть, – быстро сказал он, – пока есть, вы сами знаете, какая здесь неустойчивая архитектура. Но вот забраться туда будет непросто…

– А если через балкон? – азартно выдохнул Ли. Он всегда горел воодушевлением, когда знал, что рисковать собой придётся не ему.

– Можно попробовать, – кивнул Куница, – но крыша черепичная, покатая. Взобраться по ней теоретически возможно, если не будет дождя.

– Сегодня нет дождя, – Козетта развернулась к нему всем корпусом, – попробуешь, Куница?

Черноволосый парень не успел ответить. Я как будто со стороны услышал свой голос:

– А почему это он? Давайте я попробую туда забраться.

Что? Что я только что сказал?!

Все посмотрели на меня, и я не придумал ничего лучше, кроме как жалко улыбнуться. Мартина, Мартина, ты всегда умела лазить по деревьям, ты забиралась на самую верхушку, а я падал с первой же ветки. От высоты у меня кружилась голова…

– Бен, не стоит, – мягко проговорил Куница, – у меня больше опыта в таких делах, я попробую это сделать.

От его снисходительного тона мне стало ещё тошнее.

– Моя очередь, Куница, – злым и срывающимся, к несчастью, голосом сказал я, – отойди в сторону.

– Мальчики… – Козетта сделала шаг и встала между нами, намереваясь что-то сказать.

– Нет-нет, Козетта, не беспокойся, – Куница снова улыбнулся и похлопал меня по плечу, отчего меня всего передёрнуло. – Я не буду спорить. Пусть Бен покажет, на что он способен.

 

Глава 17

Козетта

Дурные мальчишки! Козетта с досадой посмотрела на Бена, который даже здесь, на твёрдой поверхности, выглядел так, будто вот-вот упадёт. Ну куда он собрался лезть? Кому нужен его дурацкий героизм? Переломает себе ноги, и только.

– Бен, – сказала она, стараясь сделать голос поласковее, – пусть это сделает Куница. Он всё-таки старше тебя.

– И что? – Бен с вызовом дёрнул подбородком. – Это ничего не значит!

– Я тебя подсажу, – ободряюще обхватил его за плечи Куница, – постараюсь подстраховать снизу, насколько смогу. Главное, не нервничай и не торопись, у тебя всё получится.

Бен стряхнул с себя его руку и решительно зашагал по лестнице на второй этаж. Он даже не поинтересовался, какое окно находится ближе всего к мезонину. Куница, кажется, подумал о том же:

– Пойдём за ним, Козетта. Сора, Ли, подежурьте снаружи. Мы будем в твоей спальне, Ли.

– Почему это в моей? – не мог не возмутиться наследник Моргана.

– Потому что балкон твоей спальни находится прямо под мезонином, – терпеливо объяснил Куница. – Всё, времени мало. Давайте на выход. Козетта, ты со мной?

– Разумеется! – фыркнула Козетта.

Когда она поднялась наверх, Бен с озадаченным видом стоял в коридоре, явно не зная, в какую из комнат зайти.

– Спальня Ли! – Козетта прошла мимо него и толкнула нужную дверь. – Заходим.

Оказалось, что Ли не любит застилать за собой постель. Козетта брезгливо нахмурилась, проходя мимо скомканных простыней, и едва не наступила на валявшийся на полу носок.

– Фу! И это наследник финансовой империи!

– Привык, что за ним слуги всё убирают, – Куница вежливо отстранил Козетту и прошёл вперёд, к балкону, – Бен, иди за мной.

Балкон был маленький, Козетте не нашлось на нём места. Сердито нахмурившись, она прислонилась спиной к стене и скрестила на груди руки, прислушиваясь.

– Бен, – говоря, Куница сильно потряс перила балкона, поднял голову и осмотрел кромку крыши с водосточным желобом, нависающую в трёх футах от его макушки, – твоё дело – добраться до мезонина и заглянуть в окошко. Посмотри, что там. Проверь рамы, открывается ли. Но внутрь не лезь, сразу спускайся. Хорошо?

Бен ничего не ответил. Острым зрением Козетта разглядела капли пота у него на висках. Боится…

– Не торопись, дослушай меня, – глубоким, спокойным голосом продолжал Куница, – как только я тебя подсажу, постарайся лечь грудью и животом на черепицу. За жёлоб не хватайся – он не рассчитан на такие нагрузки, оторвётся. Когда почувствуешь, что держаться можно, забрасывай одну ногу. Помни, что я тебя держу. Если поймёшь, что не можешь удержаться на крыше, кричи. Я не позволю тебе упасть. Но не геройствуй, хорошо?

– Разберусь, – пробормотал Бен.

– Упав с такой высоты, позвоночник ты не сломаешь, – серьёзно предупредил Куница, – а вот ногу – запросто. Если не повезёт, то и шею. Не рискуй понапрасну.

– Я понял. Давай, подсаживай, – казалось, Бен старается как можно быстрее сделать шаг в пропасть, чтобы не пуститься наутёк.

Козетта вздохнула. Жаль дурня. Ведь ради неё красуется.

– Давай, Бен, путь опасный, но близкий! – это кричал Ли. Они с Сорой заняли места в зрительном зале, то есть стояли снаружи, в пожухшей траве.

– Готов? – спросил Куница, – осторожно вставай на перила, потом на мои ладони. Да, прямо ботинком. Меня не жалей, я не надорвусь. Не торопись и не дёргайся.

– Да понял я! – взорвался Бен. – Хватит кудахтать!

Куница рассмеялся, а Козетта шепнула: «удачи!»

Пока Бен лез на перила, Куница придерживал его за полы куртки. Почти целую минуту Бен стоял, дрожа, на перилах, отчаянно цепляясь руками за козырёк. Козетта скользнула на балкон, встала на освободившееся место и тоже схватила Бена за куртку.

– Не бойся, мы тебя держим! – крикнула она.

– Давай, Бен! – во всё горло заорал Ли, подпрыгивая от нетерпения.

Куница вытянул руки и повернул сложенные ладони так, чтобы Бен мог на них наступить.

– Давай, наступай, отталкивайся сильнее и ложись на крышу. Понял?

Бен отчаянно глянул вниз и зажмурился. Очень медленно он оторвал одну ногу от верха перил и поставил подошву на руки Куницы.

– Опирайся сильнее! – потребовал Куница. Стоя совсем близко к нему, Козетта почувствовала, как напряглись его мышцы. Он прерывисто дышал.

Бен рванулся вверх, и Козетта отпустила его куртку. Задыхаясь и дрожа, Бен сделал резкое усилие и прижался грудью к крыше.

– Не торопись, не торопись, привыкай! – громко говорил ему Куница, глядя вверх. – Не бойся! Бен! Ты как?

– Сносно, – еле слышно отозвался тот.

Ещё минуту спустя он кое-как залез на крышу и остался лежать на ней, цепляясь за черепицу. Этого Козетта видеть уже не могла, так как балкон выступал вперёд всего фута на полтора. Но если ботинки юноши уже не маячили перед глазами, а трагического падения не произошло, – значит, Бену удалось забраться на крышу. Осталось доползти до мезонина.

– Вставай на четвереньки! – продолжал инструктировать его Куница. – Не пытайся встать в полный рост, голова закружится!

– Всё в порядке, Бен! – снова заорал Ли.

Но Козетта понимала, что с Беном не всё в порядке. Он сильно напуган и, наверное, едва может передвигаться. Он и так уже потратил много душевных и физических сил на первый рывок, сейчас на него наверняка накатила слабость. Эх, знакомые ощущения…

– Не торопись, привыкай… – продолжал повторять Куница.

Сверху послышался шорох, Сора и Ли одновременно вытянули шеи и затаили дыхание. Козетта поняла, что Бен начал двигаться. Чтобы хоть что-то видеть, Куница оперся спиной на перила и как можно сильнее откинулся назад, и Козетта последовала его примеру. Это помогло, но не слишком.

– Хорошо идёшь! – прыгал внизу Ли. – Ещё чуть-чуть осталось! Давай, Бен, не подкачай, загляни в окошко!

Время тянулось очень медленно. Или это Бен полз медленно, не быстрее черепахи. Козетта с сомнением подумала, что спустить этого неуклюжего разведчика обратно на балкон будет куда труднее.

– Ты уже у окна! Ну, что там? – завопил Ли. – Видно что-нибудь? Есть там кто?

Козетта навострила уши, Куница нервно втянул носом воздух. Но ответа не последовало.

– Бен, скажи, что ты видишь! – Ли напряг голосовые связки, чтобы крикнуть ещё громче. – Что там внутри?

И тут Козетта услышала испуганный вскрик Бена:

– Человек!

– Человек?! И что он там делает? – Козетта едва не вывалилась с балкона, но Куница вовремя подхватил её под спину.

– Да не там! Позади вас!

Козетта думала целую секунду, Куница повернулся мгновенно. Опомнившись, девушка тоже обернулась назад. Увидела Ли и Сору, недоумённо взирающих вверх, и одинокую человеческую фигуру, взбирающуюся на холм, далеко за ними.

– Кто-то идёт? – пробормотала она с вопросительной интонацией, хотя это и так было понятно.

– Козетта, иди вниз, а я помогу Бену спуститься, – шепнул Куница, – только быстрее.

Она кивнула, не задавая вопросов. Целых пятнадцать секунд потребовалось ей на то, чтобы забежать в свою спальню, взять кое-что из ящика комода, спуститься по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и оказаться снаружи. Обежав дом, Козетта увидела, что Сора стоит на прежнем месте, а Ли несётся вприпрыжку, радостно вереща.

Человек поднимался по холму очень быстро. Уже можно было разглядеть его тёмно-коричневую дорожную куртку, высокие сапоги и кепи.

– Бодлер! – от восторга Ли хохотал и приплясывал на ходу. – Бодлер! Бодлер!

Тут Козеттта резко остановилась. Она кое-что знала про этого человека – то, чего не знали другие. В отличие от беспечного Ли, она совсем не обрадовалась его приходу. Но отступать было некуда.

– Так вы живы и здоровы, господин! – весело проговорил Бодлер, ероша волосы Ли, который ластился к нему, как счастливая собачонка. – Вы не больны? Не голодны? Прекрасно! Здравствуйте, госпожа азиатка и госпожа блондинка!

Сора слегка поклонилась, Козетта нахмурилась и отступила на шаг.

– Бодлер, ты приехал за мной, да? – продолжал радоваться Ли. – А почему ты не на автомобиле?

– Оставил его тут, неподалёку, – ухмыльнулся Бодлер и пренагло подмигнул Козетте.

Он подошёл близко к дому и посмотрел наверх, задрав голову.

А там дело не ладилось: Бен пытался спуститься обратно на балкон, но не мог нащупать ногой перила и просто лежал на краю крыши, хватая ртом воздух. Куница что-то говорил ему, но действия это пока не возымело.

– Отчаянные вы ребята! – снова широко улыбнулся Бодлер. – Молодцы! Ну что, все загадки этого чудо-особняка теперь перед вами как на ладони?

– Да ничего мы так и не поняли! – игнорируя выразительный взгляд Козетты, затараторил Ли. – Мы весь дом обыскали, и ночью дежурили, и даже подземным ходом ходили, но всё пока без толку. Я так и не понял, кто написал мне это гнусное письмо. Нас всех облыжно обвинили в убийстве, кроме Соры, которая на самом деле…

– Ли! – рявкнула Козетта. – Заткнись, хватит языком трепать!

– Почему? – очень удивился Ли. – Это же Бодлер!

Ну как ему объяснить?! Козетта и сама не вполне понимала, зачем Бодлеру потребовалось возвращаться.

Высокий мужчина внимательно посмотрел на Козетту и снова ей подмигнул. Это уже становилось невыносимым. Хоть бы Куница и Бен поскорее спустились!

– Мы сейчас поедем домой, да? – Ли мгновенно забыл предостережение Козетты и снова принялся шебетать. – А ребят заберём? Тебе удалось договориться с кем-нибудь в деревне? Мы пытались отсюда сбежать, но не смогли. А почему ты так долго?

– Да так, съездил кое-куда, разузнал кое-что, – Бодлер опять посмотрел на Козетту, но встретил её испепеляющий взгляд и подмигивать не стал, просто улыбнулся.

– А почему ты сразу не вернулся, как обещал?

– Дела были, говорю же, – с этими словами мужчина просто отодвинул от себя мальчика и шагнул поближе к Козетте.

Та вновь отступила назад.

– Не приближайтесь! – сказала она.

Бодлер послушался.

– Интересное всё-таки здесь место, правда, милочка? – ласково спросил он, но глаза остались холодными и внимательными. – Сборище юных душегубов. Я и подумать не мог, что такое действительно бывает. Прямо как в книге!

– Бодлер, ты чего? – Ли потёр плечо и обиженно посмотрел на мужчину. – Не приставай к Козетте!

В эту минуту сверху послушался шум, Козетта глянула вверх и с облегчением убедилась, что взъерошенный Бен находится на балконе, а Куница помогает ему отряхнуть одежду.

– Ребята сейчас расскажут нам что-то интересное, да? – Бодлер нетерпеливо повёл плечами. – Выследили того, кто всё это устроил?

– Что вам нужно? – спросила Козетта.

Бодлер загадочно осклабился.

Через полминуты Бен и Куница были снаружи. Бен слегка прихрамывал, его лицо раскраснелось, а Куница был внешне спокоен, но сжатые кулаки подрагивали.

– Не подходите к нему! – сразу предупредила Козетта, стараясь говорить тихо. Но мужчина услышал её слова.

– Полно, к чему эти формальности? Мы все в одной лодке. Так что вам удалось выяснить, мальчики? Кто написал нам все эти дурацкие письма?

– Нам? – поразился Ли. – То есть тебе тоже?

– Ли, да отойди ты от него! – уже не скрываясь крикнула Козетта. – Он наёмный убийца!

Разинув рот, Ли вытаращился на неё, хотя смотреть ему надо было на своего «слугу». Улыбка пропала с лица Бодлера, он молниеносным движением схватил Ли за шиворот и прижал к себе.

– Ну, птичка в клетке, – вздохнул он, – значит, узнали вы меня, дорогая юная госпожа?

– Не узнала. Догадалась. – Козетта краем глаза увидела, что Куница мягкой походкой приближается к Бодлеру.

– Наблюдательно! – с уважением кивнул ей Бодлер, обойдясь на этот раз без подмигиваний. – А вы, юноши, соответствуете достоинствам своей подруги? Что вам удалось разузнать? Ну же, я жду.

Бен молчал. Похоже, обстоятельства менялись слишком быстро, он не успевал перестроиться и просто не знал, что делать.

Куница сделал маленький шажок в сторону. От взгляда Бодлера это не укрылось.

– Стой на месте! – миролюбиво посоветовал он. – Стой, а то убью.

– Бодлер, о чём ты говоришь? – Ли слабо трепыхнулся в его руках. – Ты же не убийца!

– Как это? – тоном притворного удивления спросил мужчина. – Мы все здесь убийцы, дело ясное. Некоторые даже неоднократно! – опять подмигнул.

– Отпусти Ли, – сказала Козетта, прекрасно понимая, что это не подействует.

– Нет, не отпущу, – вежливо ответил Бодлер. – Не тяните время, парни, рассказывайте, что скрывается в этой башенке. Я в нетерпении.

– Там ничего нет, – вдруг сказал Бен. Все перевели взгляды на него, и он поёжился. – Там пустая комната, круглая. Никого живого.

– Врёшь, – подумав, вздохнул Бодлер, – ну что ты, в самом деле? Мне начинать отрезать по кусочку от твоего друга, чтобы ты сказал правду?

– Бодлер! – снова заныл Ли. – Ну чего ты придуриваешься?

– Глуповат ты всё-таки. Неудивительно, что мне тебя заказали. Ну как ты будешь управлять делом отца? – Бодлер покачал головой. – Тоже мне, наследник… Ребята, я жду ответа на свой вопрос. И не двигайтесь. Особенно ты, блондинка.

– Расстояние мне не помеха. – Козетта прищурилась.

– Не сомневаюсь! – опять подмигивание и ухмылка. – Знаете ли вы, юные господа, кто эта чудесная особа?

Бодлер помолчал и несколько секунд слушал тишину, наслаждаясь всеобщим напряжённым вниманием.

– Драгоценная Козетта, что ж вы не представились своим новым друзьям по всей форме? Впрочем, некрасиво называть девушку её тайной кличкой. Долли Миллер, милая вы моя, как это вы попались в такую обидную ловушку? Удача перестала вам сопутствовать?

Козетта знала, что ни один мускул на её лице не дрогнул. Терять самообладание сейчас нельзя ни в коем случае. В складках платья она держала пистолет с уже взведённым курком.

– Эта нежная хрупкая девушка – одна из самых известных убийц в Европе! – Бодлер смотрел прямо ей в глаза, но говорил громко, чтобы слышали все. – Правда, известна она не столько количеством несчастных жертв, сколько молодостью и красотой. Отсюда и кличка – Козетта… Как та героиня романа.

– Это ложь! – крикнул Бен, выпучив глаза. – Ах ты… Да как ты смеешь!

Всё испортит, дурак.

– Тихо! – заорал Бодлер, оборачиваясь к нему. Рука мужчины скользнула за полу куртки.

Теперь он стоял лицом к Бену, по бокам от которого находились Куница и Козетта. Растерянная Сора со своей куклой оказалась у Бодлера за спиной.

– Бен, помолчи! – громко сказала Козетта. – Он прав. Моё настоящее имя Долли Миллер. И всё остальное тоже правда.

Бен перевёл взгляд на неё, и лицо у него было такое несчастное, что Козетта вздрогнула. Но только в душе.

– Долли, покажи мне, пожалуйста, свои руки. – попросил Бодлер, продолжая удерживать Ли в стальном захвате.

Козетта глубоко вздохнула и направила на него пистолет. Бен тихо вскрикнул.

– Так я и думал, – сказал Бодлер уже без улыбки. – Будь умницей, девочка, положи оружие на землю. Иначе придётся мне убить твоего друга прямо сейчас.

Козетта не двинулась с места. Зато Сора, которая не произнесла ни слова за всё время этой тягостной сцены, очень тихо опустилась на корточки и положила на траву свою куклу.

– Долли! – повысил голос Бодлер. – Я жду!

Не отвечая, Козетта целилась ему в лицо. Бодлер закрывался от неё телом Ли, но тот был всего лишь мальчишкой. Худым, невысоким мальчишкой.

– Ты попадёшь в Ли и станешь его убийцей вместо меня, – предупредил Бодлер. – У вас даже имена похожи: Ли и Долли. Но не думай, пожалуйста, что сможешь получить гонорар, который предназначается мне. Я этого не допущу.

Правая рука Бодлера, спрятанная за пазуху, задвигалась. Козетта поняла, что ждать больше нет времени.

Она метнула в Сору молниеносный взгляд. Та отреагировала мгновенно. Прямо снизу, с колен, не поднимаясь, она бросилась вперёд и со всей силы толкнула Бодлера в поясницу. Тот пошатнулся и выпустил Ли. Из горла мужчины вырвался короткий, хриплый удивлённый крик, глаза расширились. Ли, подвывая, упал на землю. Бен закричал:

– Козетта, пожалуйста, не на!…

Козетта выстрелила.

 

Глава 18

Сора

Бывают в жизни такие моменты, когда время останавливается. Как правило, это происходит тогда, когда мы невероятно счастливы или невыносимо несчастны. Ну, невероятно счастлива я ещё не была, а вот ужасные несчастья со мной, как я думала раньше, случались. Впрочем, теперь-то я понимаю, что виновник всех моих бед – я сама. Никакая начитанность не заменит личный опыт и не поможет поступить правильно, даже когда это очень важно.

Идея побега из Японии, однажды поселившись в моей голове, больше не желала покидать мысли. Я мало что знала о Европе, кроме того, что нравы там свободные, люди огромные и весёлые, а ещё на каждом шагу всякие диковинки. Полтора года назад я серьёзно считала, что Европа – это одна большая страна, разделённая на провинции. Англия, Франция, Италия и другие страны были лишены для меня всякой индивидуальности. Я даже не задумывалась о том, как и на что я буду жить, если мой невозможный побег удастся. Возможно, я рассчитывала, что смешные и непонятные люди Запада примут меня с распростёртыми объятиями и приспособят к какой-нибудь интересной и необычной деятельности, много увлекательнее той, какую могла предложить мне родина. Поразительно, насколько глупой может быть взрослая девушка 14-ти лет, если она родилась и выросла в закрытой стране.

Пароход, стоявший в порту, был таким огромным, а я казалась себе такой маленькой, что у меня не возникало даже сомнения в том, что я смогу туда пробраться и спрятаться так, что меня никто не найдёт и не сможет вернуть обратно. Я знала, что Европа находится очень далеко, и что плыть нам придётся долго – целый месяц, а может и год. Но такие «мелочи» меня тоже не волновали.

Всё, о чём я по-настоящему думала и беспокоилась, – это как уговорить Хину отправиться в путешествие со мной. Ха! За минувшие годы наша дружба стала главной и единственной моей драгоценностью, пожертвовать которой я не решилась бы ни за что на свете, даже за обещание лучшей судьбы. Как-то само собой подразумевалось, что мы всегда будем вместе, даже возможное замужество Хины нас не разлучит. Я постараюсь понравиться будущему мужу Хины, чтобы он не гнал меня. А в том случае, если он всё-таки будет против нашей дружбы, я его, например, отравлю. Мало ли способов избавиться от неугодного человека!

Не то чтобы я всерьёз собиралась кого-то травить, нет. Но жизнь без Хины виделась мне совершенно бессмысленной. Для меня человечество делилось на Хину и всех остальных, Хина стоила всего, остальные – ничего. Даже если бы мне пришлось работать в переплётной мастерской или на фабрике, я всё равно ухитрялась бы находить время, чтобы встречаться с Хиной. Иначе и быть не могло.

Смешнее всего была моя наивная вера в то, что чувства Хины идентичны моим. Вообще мы с ней мало говорили о чувствах. Хина очень любила романтические истории про несчастных куртизанок и их ещё более несчастных возлюбленных, но меня подобные сюжеты никогда не увлекали. Вся эта трагическая любовь на расстоянии, когда ты не можешь ни прикоснуться к объекту своей любви, ни даже поговорить с ним по душам, – кому это нужно? Кто добровольно на такое согласится? Я не верила в такие истории. Да я и не видела их вокруг себя: знакомые мне люди не очень-то пылали страстями. Даже родители Хины – единственная любящая пара, которая была мне знакома – на людях вели себя очень сдержанно. Я ни разу не видела, чтобы они прикоснулись друг к другу.

Я думала, что в моём отношении к Хине куда больше настоящего чувства, чем во всех этих людях – скучных, тусклых, безрадостных, занятых мелкими проблемами. Причём сие представлялось мне очевидным, и я ни разу не сочла нужным поинтересоваться у Хины, что она-то думает на этот счёт.

Но Хину интересовала жизнь иноземцев, это я знала точно. Она с большим удовольствием и некоторой завистью разглядывала первых наших городских красавиц, одетых по западной моде. Они казались ей прекрасными, словно бабочки, и она сильно сокрушалась, что родители не признают и не понимают такую форму одежды, запрещая дочери наряжаться. Меня мода нисколько не интересовала, но я готова была выучить наизусть весь список оборок, воланов, кружев, пряжек и брошек, чтобы рассказывать о них Хине и пробудить её любопытство.

В назначенный день я не пошла в переплётную мастерскую, сказавшись больной. Хина, которая видела моё состояние в последнюю нашу встречу, убедила родителей, что я нуждаюсь в отдыхе. Таким образом, на семейном совете было решено отложить мою встречу с хозяином переплётной мастерской на неделю.

Но к концу недели меня уже не будет в Японии, это я решила твёрдо. Осталось лишь улучить момент и уведомить о моих планах Хину. А она, конечно, ни о чём не подозревала и вела себя как обычно: была милой и кроткой, беспокоилась о моём здоровье, пыталась убеждать меня, что работа в мастерской не так уж и плоха. Но что она, девочка из богатой семьи, могла знать о труде!

Времени на долгую подготовку у меня не было. Иностранные корабли заходили в наш порт довольно часто: раз в два-три месяца. Но кто знает, смогу ли я вырваться из мастерской? Говорят, что работницы в таких заведениях нечасто покидают их стены. Там за мной непременно будут следить, далеко убежать не позволят…

Хина, конечно, ни о чём не подозревала. Она думала, что я больна, и только бранила меня за долгие прогулки на побережье. А меня и в самом деле лихорадило, и ночью я спать не могла. Сейчас, вспоминая об этом, я поражаюсь своей недогадливости. Я думала о чём угодно, кроме того, что Хина откажется последовать за мной!

Наш последний разговор оказался совсем не таким, как я его себе представляла. В тот день наконец-то пошёл дождь после долгой засухи, от раскалённой земли сразу начал подниматься пар, и вокруг стало жарко и душно, как в бане. Хина хотела укрыться от непогоды в доме (несмотря на ожидание дождя, вряд ли с его появлением погода стала более приятной), но я повела её в беседку в дальнем конце сада. Мы редко заходили сюда: беседка была очень старая, с облупившейся краской, её построил ещё прадед Хины для своей супруги. На крыше сидели деревянные петухи, широко разинувшие клювы в безмолвном крике, позолота с них слезла ещё два десятилетия назад. Беседка выглядела чрезмерно запущенной, пол скрипел, а крыша промокала. Зато здесь было тихо и уединённо, никто не сумел бы подслушать наш разговор.

– Сора, тебе надо лечь в постель, – по привычке начала уговаривать меня Хина, – в такую жару нельзя перенапрягаться. Подумай, как ты сможешь работать, если совсем ослабнешь?

Я глубоко вздохнула и произнесла:

– Я не хочу работать.

– Да? – слегка удивлённо отозвалась Хина. – А как же ты будешь?.. – тут она смутилась и прикусила язычок. Бедная Хина решила, что обидела меня, напомнив о том, что у меня нет ни денег, ни возможности вести праздную жизнь. Она спешно пыталась найти слова, которые оправдали бы её и успокоили меня. – Я, конечно, никогда не брошу тебя, Сора-тян, и всегда буду помогать, чем смогу. Но мои папа и мама…

Тут я её перебила:

– Хина, ты действительно никогда не бросишь меня?

– Конечно, – снова слегка удивившись, ответила Хина. – Разве может быть иначе?

Она смотрела на меня совсем круглыми, ничего не понимающими глазами. У неё были большие глаза с красивым и необычным разрезом, длинные ресницы. Я вдруг почувствовала гордость от того, что слышу эти слова от такой красивой и милой девушки. Ещё нескоро появится в её жизни мужчина, которому она готова будет сказать нечто подобное. А может, он никогда не появится.

– Хина, я хочу уехать.

Снова непонимающий взгляд.

– Я хочу уехать очень далеко отсюда.

– Куда? – спросила Хина. – И зачем? Мы ведь тогда не сможем часто видеться…

– Да, поэтому я прошу тебя поехать со мной, – я улыбнулась и взяла её за руку. – Мы заперты здесь, как в клетке, а мир такой огромный! Мы можем увидеть его, если захотим.

– Да о каком мире ты говоришь? – всё не могла взять в толк Хина. – Ты хочешь перебраться на север, где зимой снег и люди такие грубые?

– Нет, я хочу на запад, в Европу. Завтра уходит пароход, на котором мы с тобой можем спрятаться. Я выяснила, трап на ночь не убирают, а судно такое огромное, что мы непременно найдём место, где схорониться. Нам нужно только немного денег и тёплых вещей, а то вдруг там действительно снег…

– Сора, подожди, – Хина нахмурилась и вынула свою руку из моей, – ты это серьёзно?

– Ну конечно! – сказала я. – Разве ты не понимаешь?

Первое прозрение пришло в тот момент: да, она не понимает.

– Сора, ну это же смешно. – тщательно подбирая слова, Хина заглянула мне в глаза и робко улыбнулась. – Даже если предположить, что тебе удастся пробраться на корабль и остаться там незамеченной, что само по себе очень спорно, то что ты будешь делать в Европе? На что тебе сдались эти ужасные западные варвары? И на что ты сдалась им?

– Не я! А мы! – меня начало захватывать отчаяние, к которому я была совсем не готова. – Мы с тобой вместе обязательно придумаем, чем заняться! Хина, это же совсем другой мир, там нет ни сословных предрассудков, ни осуждения тех, кто мыслит иначе… Тебе же так нравятся их платья, туфли и шляпки, ты можешь менять платья хоть каждый день и надевать новую шляпку всякий раз, как тебе надоест старая…

– Сора-тян, ты говоришь о вещах, которые совсем друг с другом не связаны! – Хина обращалась ко мне так мягко и проникновенно, будто я была ребёнком или сумасшедшей. – Это здесь я привлеку всеобщее внимание, надев западный костюм, а там я стала бы выглядеть чёрной сойкой, нацепившей павлиньи перья. Варвары дурно относятся к нам, считают нас необразованными дикарями. Увидев японскую девушку в лентах и оборках, они только посмеются. Сора-тян! Мне даже не верится, что я обсуждаю с тобой такую чепуху.

– Но ведь ты всегда говорила, что тебе интересна жизнь чужеземцев… – я совсем растерялась. Глупая, глупая!

– Да, но не настолько, чтобы пытаться стать частью их мира. Это просто невозможно, пойми, Сора. Мы разные!

Истолковав моё ответное молчание как знак согласия, Хина успокаивающе погладила меня по голове.

– Пойдём домой, Сора-тян, я налью тебе чаю. Ты просто устала и переволновалась из-за всех этих перемен в твоей жизни.

– Нет, я вполне понимаю, что говорю. Хина-тян, пожалуйста, не бросай меня! Я же люблю тебя!

– Я тоже тебя люблю, Сора, – успокаивающе кивнула она.

– Нет, нет, ты не понимаешь! Я люблю тебя!

Хина горько вздохнула и опустила голову. Я вдруг увидела, насколько ей сейчас неловко, как тягостен ей этот разговор и с каким усилием она сдерживается, чтобы не оттолкнуть меня. Что-то тяжёлое оборвалось у меня в груди и стало больно дышать.

– Я знаю, милая, – сказала Хина. – Просто… я не могу сделать так, как ты хочешь.

И больше она ничего не сказала, но продолжала глядеть на меня, будто я сама должна была прочесть несказанные фразы в её глазах. И я прочла их, все до единой. Наконец-то мне всё стало ясно.

– Ты знаешь, как относятся к тебе мои родители, – после долгой паузы проговорила Хина. – Ты всем нам очень дорога. Мы обязательно постараемся…

– Нет, пожалуйста, не старайтесь! – мне пришлось её перебить, чтобы не выслушивать эти пустые, бездушные, сентиментальные слова. – Спасибо, Хина. Спасибо тебе. Я пойду.

– Останься, дурочка! – в голосе Хины была забота и такая беззащитная, бесхитростная ласка, что мне стало совсем невмоготу. – Останься, сейчас мы будем пить чай с рисовыми пирожными, твоими любимыми. Пожалуйста, не выдумывай глупостей, моя Сора. Ты же моя лучшая в мире подруга!

– А ты – всё, что у меня есть. – сказала я и отвернулась. Я могла бы наговорить ещё много подобного, меня изнутри будто жалили змеи. Откуда-то всплыли в памяти дурацкие, пошлые выражения про глаза и небеса, про грудь, льнущую к груди, про рыдания и влажные от слёз рукава. Ну уж нет.

Я пошла вон из сада, и Хина больше не стала меня останавливать. Я затылком видела её расстроенное, несчастное лицо и безвольно поникшие руки. Мне хотелось завыть, но я больно укусила себя за руку, чтобы отвлечься и задавить плач.

Вечером, лёжа на тюфяке в своей клетушке, я чувствовала себя по-настоящему больной. У меня поднялся сильный жар, всё тело тряслось, я едва могла напиться воды, расплескав половину чашки. Ночью я вышла из дома со своим узелком. Мыслей в голове больше не было, кроме одной: добраться до порта, взойти на корабль и спрятаться там. И будь что будет.

Не помню, как я проделала настолько долгий путь. Кажется, по меньшей мере половину дороги я ползла на четвереньках, так как ноги отказывались меня держать. Простоволосая, в дешёвой белой одежде и босиком (обувь я потеряла по пути), я добралась до места. Ночь была лунная, я ясно видела фиолетовое небо, жёлтую дорожку на поверхности моря, чёрную громаду парохода и дежурного матроса, стоявшего у трапа с фонарём в руке. Заметив меня, он предупреждающе поднял фонарь и сказал что-то грубое на своём наречии.

Я не остановилась. Он преградил мне путь и повторил свои слова намного громче. Тут мне пришлось остановиться и посмотреть в его лицо. Это был совсем молодой, но очень крупный мужчина с круглым бледным лицом, усыпанным веснушками. Он показался мне настолько уродливым, что я скривилась.

Он замахал руками и заговорил что-то сердитое.

– Пропусти меня! – сказала я, не узнав свой охрипший голос, и попыталась отодвинуть его с дороги.

Он вдруг отскочил и принялся отряхиваться, будто с моей руки на него переползли какие-то насекомые. При этом он не переставал кричать.

Но вокруг было тихо. Не обращая внимания на матроса, я стала подниматься по трапу на борт корабля. Этот участок дороги казался мне тяжелее всех предыдущих: трап буквально ходил ходуном под моими ногами. Или это я шаталась, как пьяная? Канатные поручни выскальзывали из моих ослабевших пальцев, каждую минуту я рисковала сорваться вниз, в блестящую, как чернила, воду.

Негодующие крики матроса, который почему-то не оставил свой пост и не последовал за мной, всё ещё доносились до меня. На палубе, широкой и длинной, как вся наша улица, было совсем темно и безлюдно. Я увидела скопление каких-то тюков, дошла до них, рухнула на колени, и меня вырвало. Я почувствовала во рту вкус крови.

Приступ рвоты окончательно ослабил меня. Я даже не смогла отползти подальше от этого места, так и рухнула лицом вниз. В ушах страшно зашумело, и я потеряла сознание.

Потом я почувствовала грубое прикосновение, меня резко перевернули. Солнце ударило мне в лицо. Какие-то человеческие фигуры склонились надо мной, их крики оглушили меня. Люди трясли меня за руки, дёргали за одежду, приказывали встать – это было понятно по их интонации. Я зажмурилась, на большее у меня не хватило сил.

Потом меня куда-то перенесли. Вокруг стало темно и душно. Я лежала на чём-то волглом, но мягком, меня без конца мутило и рвало, а одежда была мокрой от пота. Несколько раз чья-то рука давала мне напиться, трогала лоб. Однажды я открыла глаза и увидела двух мужчин: одного с коричневой бородой и смешной непонятной трубкой в руке, другого в моряцкой форме, со злым и встревоженным лицом. Они говорили между собой, но я ничего не понимала.

Потом мужчина с коричневой бородой обратился ко мне на очень плохом японском. Он спросил, как я себя чувствую.

Я попыталась ответить и не смогла: голос пропал.

– У тебя оспа. Нам приходится прятать тебя здесь, чтобы болезнь не распространилась. – сказал коричневобородый серьёзным и строгим голосом. – Знала бы ты, девочка, сколько забот ты нам доставила.

Второй мужчина добавил несколько фраз на своём языке, и они прозвучали куда эмоциональнее. Наверное, он проклинал меня за то, что я свалилась на их головы со своей болезнью. Что ж, я не могла его за это винить. Я вообще ничего не могла, настолько мне было худо.

Я очень плохо помню подробности плавания. Почти всё это время я была опасно больна. Сейчас мне кажется, что моряки были бы рады от меня избавиться, просто выбросив за борт, но тот мужчина с коричневой бородой – доктор – запретил им вредить мне. И я осталась жива. Оспа даже не изуродовала моё лицо, только на руках и ногах осталось несколько отметин.

Конечно, по прибытии в чужеземный порт меня просто выбросили, как котёнка. Доктор передал мне мой узелок и добавил от себя немного местных денег. Никакого пышного прощания мне не устраивали, матросы так ещё и обругали напоследок.

Вот так я, пошатываясь от слабости, оказалась в чужой стране, даже не зная её названия. Это произошло больше года назад, но сейчас я чувствую себя так, будто всё рассказанное не имеет ко мне отношения. Возможно, там, в душном и тёмном трюме, где я пролежала несколько недель, настоящая Сора всё-таки умерла. Должна была умереть, ведь от оспы умирают.

Я обязана была пропасть в огромном жутком городе, где даже днём было пасмурно от смога, но не пропала. Европа была охвачена модой на всё японское, и это уготовало мне роль экзотической зверушки. Если вдуматься, не так уж и плохо. Я быстро нашла себе место у одной состоятельной вдовы, которая стала рассказывать всем знакомым, что у неё служит настоящая гейша (и ей верили!). Я научилась жить в этом мире, я выучила язык и многое узнала о нравах людей Запада, о которых у нас ходило столько сплетен.

Прошло больше трёх месяцев, прежде чем я решилась написать Хине и оставила свой обратный адрес. Прошёл целый год, прежде чем мне доставили посылку из родного города. В большой фанерной коробке, похожей на детский гробик, лежала нарядная кукла в синем атласном платье и смотрела на меня знакомыми ласковыми глазами.

 

Глава 19

Бен

Дорогая Мартина!

Если бы меня спросили, чего я боюсь больше всего на свете, я бы ответил: разочароваться в людях, которыми я дорожу.

Поступок Козетты не разочаровал меня, он меня уничтожил. Впрочем, можно ли назвать это деяние «поступком»? Козетта выстрелила, Бодлер упал, выбросив в сторону руку с зажатым в ней длинноствольным оружием. А у девушки пистолет был маленький, меньше ладони. Я даже не сразу разглядел его в изящной маленькой ручке. Я вообще мало что понимал до того момента, как раздался выстрел.

В ту секунду брызнула кровь, самая настоящая кровь, и раздался крик настоящей боли. Кем бы ни являлся Бодлер на самом деле, но игрушкой он точно не был. Мужчина рухнул на жёлтую траву и остался неподвижным. Кровь из его раны на груди продолжала выходить толчками. Но это длилось одно-два мгновения, пока сердце не остановилось.

– Ли, поднимайся, – безжизненным голосом произнесла девушка, которую я любил, – ты не ранен. Хватит скулить, вставай.

Но Ли продолжал лежать на животе, закрыв голову руками.

Сора, тяжело дыша, поднялась на ноги. Её колени были перепачканы землёй. Куница, сильно побледнев, что очень странно смотрелось на его смуглой коже, подошёл к телу убитого и пощупал пульс на его запястье.

– Мёртв, – констатировал он.

– Спасибо, я умею стрелять, – всё так же тихо отозвалась Козетта. – Не стоит о нём жалеть. Он был подослан, чтобы убить Ли. Он и нас бы не пощадил.

Не стоит о нём жалеть! Не стоит о нём жалеть! Будто не человек умер в эту минуту, а какое-то хищное животное. Козетта не колебалась. А стоило ли жалеть о моей поруганной любви, которая умирала в корчах у всех на глазах? И до этого никому не было дела.

– Надо что-то решать с его телом, – в голосе Козетты появилась нотка беспокойства. – Давайте зароем его там же, где похоронена Доротея. Я хочу сказать, там, где похоронена голова Доротеи.

– А он точно убит? – Ли чуть-чуть повернул голову, с ужасом посмотрев на труп Бодлера. – Он не восстанет из мёртвых, как наша экономка?

– Понятия не имею, – Козетта внимательно оглядела своё оружие и снова спрятала его в складках платья. – Но вроде не должен. Он человек, и он убит. Бен, Куница, вы поможете мне похоронить тело, или могилу мне тоже самой копать?

– Если хочешь, я тебе помогу! – неожиданно сказала Сора. Она выглядела ещё более странно, чем все мы: глаза у тихони горели, голос обрёл звонкость, на щеках вспыхнул румянец.

– А давай так и сделаем! – кивнула Козетта. – Всё приходится делать за мальчишек.

– Тело вы не унесёте, – Куница был бледен, но не казался шокированным. – Этим займусь я. А вы умницы, девочки. Вы настоящие воины, я восхищаюсь вами. И теперь немного побаиваюсь! – он улыбнулся, давая понять, что это шутка. На мой взгляд, трудно даже представить ситуацию, подходящую для шуток меньше, чем эта.

– Но зачем он хотел меня убить? – простонал Ли. – Что я ему сделал?

– Ему за твою смерть деньги заплатили, вот и весь мотив. – Козетта пнула какой-то камушек носком туфли. Потом я понял, что это был не камушек, а гильза. – Согласись, хорошо придумано! Притворился слугой, отца твоего одурачил. Увёз тебя куда-то в дальние дали, якобы смотреть подаренное отцом поместье. Убили бы тебя в такой глуши, кто бы хватился?

– Я наследник империи! Я Морган! – у Ли затряслись губы.

– И не такие наследники пропадали. Даже принцы короны становились жертвами наёмных убийц.

Я смотрел на Козетту и не верил своим глазам. Хрупкая, тонкая, ослепительно прекрасная, в своём пышном розовом платье и с кукольным бантом в золотых волосах, она была самым невозможным воплощением зла. Только что на моих глазах она хладнокровно застрелила человека.

– Так это правда? – просипел я, и все обернулись ко мне, так как голос мой звучал по-настоящему жутко, – это правда?

– Что я убийца? – льдинки в голубых глазах были прозрачными, как алмазы. – Да, Бен, правда. Ещё вопросы?

Я покачал головой. Вопросов не было.

А вокруг меня уже закипела суета. Куница ушёл в дом – видимо, за лопатой. Козетта брезгливо обшарила одежду мёртвого Бодлера, вытащила из его сжатой руки оружие, а из кармана бумажник. Сора деловито осматривала место преступления и даже начала вытирать кровь Бодлера его же курткой. Какой смысл вытирать от крови траву – не знаю. Ли сидел съёжившись и хныкал, с ужасом поглядывая то на девушек, то на мёртвого Бодлера.

Я один стоял как вкопанный, не зная, куда себя деть. И на меня никто не обращал внимания. Как скоро ужасное, невообразимое стало бытовым и привычным, как скоро общее испытание на прочность превратило посторонних друг другу людей в подельников! А я-то раньше называл это дружбой.

В ушах у меня звенело, я не сразу заметил, что Куница вернулся с двумя лопатами и одну протянул мне.

– Пойдём, Бен. Это надо сделать.

Я механически взял лопату и пошёл за ним. Ощущение дежавю охватило меня: мне снова предстояло копать могилу, и на этот раз нам предстояло похоронить настоящего человека. Человека, который десять минут назад ещё дышал и жил. Человека, который и сейчас ещё выглядел живым. Пусть убийцу, но человека…

– Бен, поторопись! Закончим с этим побыстрее.

Кунице тоже было не по себе. Но, тем не менее, он отлично владел собой. Я позавидовал его выдержке, у меня никогда такой не было. Мартина, Мартина, если бы ты только была рядом со мной, если бы ты только…

Я надеюсь, ты простишь меня за то, что я не описываю подробно эти новые похороны. Мы с Куницей вырыли яму рядом с той, где покоились останки Доротеи, но гораздо глубже. Девушки завернули тело убитого в простыню. Ли не принимал никакого участия в нашей зловещей работе, но постоянно крутился поблизости, не переставая всхлипывать и жаловаться себе под нос. Во мне было вспыхнула ненависть, но такая вялая, что я почти сразу забыл о ней.

– Пойдёмте поедим, – предложила Козетта, не переставая утаптывать вспученную землю своими маленькими туфельками.

– Я бы не отказалась от вишнёвого пирога, – улыбнулась Сора. – Может, Доротея уже накрыла на стол?

Силы небесные!

– Надо проверить, не забыли ли мы о чём-то, – Куница внимательно осмотрел место погребения и прошёлся вокруг. – Сделаем что-то вроде надгробия или не стоит?

– Надгробие? Эй, мы тут труп спрятали вообще-то! – Козетта выразительно фыркнула.

– Не спрятали, просто похоронили. – Вздохнул Куница. – Тот, кто наблюдает за нами, уже прекрасно знает о том, что мы сделали. Прятаться и прятать что-либо здесь бесполезно.

– У него в кармане была твоя карточка, – Сора подошла и протянула Козетте маленький кусочек картона. – Ты тут с прямыми волосами.

– Стащил из полицейской картотеки, наверное, – ничуть не смутившись, Козетта взяла протянутую ей фотографию и посмотрела на неё, будто в зеркало. – Я тоже не сразу вспомнила, где я его видела… Бодлера, в смысле. А у нас, оказывается, была общая профессия.

Я понял, что больше не выдержу. В ушах звенело всё сильнее и сильнее, голоса беседующих искажались, превращаясь в какие-то жуткие завывания, перед глазами всё плыло от гнева и ужаса.

– Как вы можете! – закричал я. – Как вы все можете!

Мгновенно воцарилась тишина. Сора, Козетта, Куница и даже Ли посмотрели на меня серьёзно, но без капли волнения. Они были заодно.

– А что такого, Бен? – спросила Козетта неприятно-звенящим, будто дребезжащим голосом. – Ты всё ещё прикидываешься чистеньким и хорошеньким? Изволь, это твоё право. А я так считаю, что хватит нам валять дурака и притворяться друг перед другом.

– О чём ты говоришь? – пробормотал я, понимая, что язык меня почти не слушается.

– О том, что мы все здесь убийцы. – проговорила Козетта так, будто констатировала нечто очевидное. – И ты, и я, и остальные. Я убила несколько очень плохих людей и виноватой себя не считаю. Кто-то должен очищать нашу землю от подонков, которые одним своим существованием заслуживают смерти. Сора призналась, что убила свою подругу. Кого убили ты, Ли и Куница, я не знаю, да мне и всё равно. Я знаю главное: мы все в одной связке. И ты ничем не лучше нас, ты – такой же, как все мы.

– Нет, – отступая на шаг, прошептал я, – вы помешанные. Вы настоящие преступники и злодеи, все вы! А я никогда – слышите? – никогда не отнимал жизнь и никогда не сделаю этого. Я не убийца. Я отдаю себе отчёт в своих действиях и знаю, что говорю.

– Да как скажешь, – махнула рукой Козетта, она же Долли Миллер, – не убийца так не убийца. Лучше пойдём поедим, а потом ты нам расскажешь, что видел в окне мезонина…

– Ничего! – это слово я выплюнул с яростью. – Там ничего не было! Ничего! Ничего!

– Ничего? – переспросил Куница и сделал шаг ко мне. – А как именно ничего?

– Я ничего не увидел! – мне пришлось начать пятиться, так как Куница подходил всё ближе и ближе. – И не приближайся ко мне! Не было там ничего!

– А я не к тебе приближаюсь, – Куница быстрым шагом прошёл мимо меня и наклонился, чтобы достать из травы что-то маленькое, золотисто блестящее.

Солнца уже давно не было, так что мне пришлось сощуриться, чтобы разглядеть предмет.

– Это ключ? – возбуждённо спросила Сора.

– Это ключ! – Козетта радостно хлопнула в ладоши и даже подпрыгнула – прямо на могиле Бодлера.

– Я так понимаю, это тот ключ, который украли? – Куница повертел вещицу на ладони и повернулся к Ли. – Знаешь, а ведь он выпал из твоего кармана.

Все взгляды обратились к Ли, а тот метнулся в сторону и завизжал:

– Ложь! Неправда! Это не я! Не я!

– Да прекратите вы все орать! – крикнула Козетта. – Постыдитесь, мужчины!

– Это не я! – понизив голос на полтона, заскулил Ли. – Я не хотел! Я не нарочно!

– Зачем? – тихо спросил Куница. – И не оправдывайся, я видел, как ты выронил ключ, когда падал.

– А затем! – размазывая злые слёзы, фальцетом выкрикнул Ли. – Нам не надо туда ходить, ясно? Нам нечего там делать, понятно?

– Непонятно! – огрызнулась в ответ девушка, которая ещё недавно казалась мне нежной и очаровательной. – Мы не будем ждать ужина. Мы пойдём туда прямо сейчас! Вот и проверим, пустая комната или не пустая. А ты, воришка и врунишка Ли, и ты, чистый и невинный Бен, делайте что хотите. Вам больше доверия нет.

Сказав это, Козетта гордо вздёрнула подбородок и повернулась ко мне спиной. Сора и Куница несколько секунд оставались стоять, глядя на нас, но потом молча последовали за Козеттой.

А я вдруг почувствовал, как холодно находиться вне стен дома. Как невероятно, обжигающе холодно.

Низко опустив голову, Ли поковылял в дом. Я стоял по щиколотку в жухлой траве, не решаясь тронуться с места. Умом я понимал, что мне необходимо пойти вслед за ними, чтобы согреться и поддержать тающие силы. Но инстинкт удерживал меня. Необъяснимое чутьё подсказывало, что вне дома сейчас куда безопаснее, чем в доме. Но силу и величину этой опасности я не понимал.

Наконец, минут через десять, когда в доме было по-прежнему тихо, а поднявшийся ветер вот-вот готовился сдуть меня с холма, я решился и толкнул входную дверь. Она отворилась, впуская меня, и блаженное тепло тут же разлилось по моему озябшему телу. Я даже задрожал от удовольствия. Дом выглядел совсем не так, как в тот день, когда я впервые попал сюда, он выглядел иначе, здесь витали другие запахи, слышались другие звуки. Я прошёл в гостиную, которая была пуста, сел на своё обычное место и налил себе чаю. Горячий чайник стоял на столе, уютно окружённый блюдцами, и чай в нём был отличный, как всегда. На большом блюде было красиво разложено рассыпчатое печенье с виноградом, а фарфоровый молочник, до краёв наполненный свежайшими сливками, был повёрнут ручкой в мою сторону, словно бы специально для того, чтобы мне было удобнее его брать. Я прислушался: на втором этаже было тихо.

Может, они все исчезли, ступив в ту комнату, куда мы так долго и так безуспешно пытались попасть? Может, обитающее в этом доме зло уже поглотило их? И теперь я больше никогда не встречу этих людей, стану свободным от всех связей и обязательств, от всех нелепых чувств, которые мне пришлось испытать за последние дни? А я останусь здесь, в этой тёмной, но тёплой и радушной гостиной, где как по волшебству появляются вкуснейшие яства и как по волшебству исчезают грязные тарелки, где всегда горит камин и пахнет смолой и ладаном… Да, я останусь здесь.

Сделав глоток чая, я заметил что-то странное в своей чашке. Сначала мне показалось, что это крупные чаинки, но потом я понял, что заварка здесь не при чём. На дне чашки виднелись буквы.

Первым моим побуждением было поскорее выпить чай. Спустя секунду я уже не мог решиться это сделать, пришлось найти глубокое блюдце и вылить чай в него. Буквы казались напечатанными на белой поверхности фарфора, я прочёл, не веря своим глазам:

Марионетка №7! Вы не исполнили то, что должно, и сорвали репетицию. В связи с этим вы исключаетесь из труппы актёров и отправляетесь на склад. Создатель

Тут меня в буквальном смысле прошиб холодный пот. Я стоял у стола и держал в руке пустую чашку, не в силах собраться с мыслями и что-то предпринять. В голове всё ужасно путалось. Меркнущее сознание ещё цеплялось за реальность, но тело отказывалось меня слушаться: сначала разжались пальцы и чашка почти бесшумно упала на ковёр, затем подкосились и ослабли колени. Падая, я больно ударился лбом об угол стола, но отключился не сразу: ещё около минуты я лежал на ковре, понимая, что не могу пошевелить ни языком, ни даже глазами.

А потом, моя дорогая Мартина, я оказался на складе, как меня и предупреждали.

 

Глава 20

Козетта

Узкая лестница скрипела и пошатывалась, на крошечной квадратной площадке перед дверью было совсем темно. Куница и Козетта поджидали медлившую Сору и прислушивались, ни придёт ли кто-то ещё.

Похоже, им предстояло обследовать комнату втроём.

– Я не удивлена, что Ли не пришёл, – прошептала Козетта в лицо юноше, так как стоять им приходилось совсем близко, – но вот Бен меня удивил… После всего, что мы тут пережили, прикидываться пай-мальчиком?..

– Дай ему время, – посоветовал Куница. – Мы мало что о нём знаем. Может, он и правда верит, что никого не убивал.

– Мы и друг о друге ничего не знаем, – вступила в разговор слегка запыхавшаяся Сора. Козетта отметила про себя этот нюанс: прежняя Сора никогда не позволила бы себе вклиниться в чужую беседу. Но сейчас что-то в ней изменилось. – У каждого здесь свои тайны. Но мы должны хотя бы попробовать доверять друг другу.

– Ты права, – Куница случайно задел Козетту локтем, когда полез в карман за ключом, и она сделала ещё одно важное открытие: даже мимолётное прикосновение этого парня было ей приятно.

– Ну что, готовы?

Козетта кивнула и Сора, наверное, тоже. В темноте никто ничего не разглядел, это было забавно. Кунице пришлось пальцами нащупывать замочную скважину, чтобы протолкнуть в неё ключ, и от волнения у Козетты побежали мурашки по коже и слегка заболел живот. Она была смелой, но не бесстрашной, и живых людей боялась куда меньше, чем загадочных призраков, которые, возможно, живут в этой комнате.

Ключ повернулся в замке легко и без всякого скрипа. Козетта ощутила на своей щеке дыхание Соры: японка придвинулась совсем близко. В этой ситуации было что-то ненормальное, весёлое и сладостное, как впервые попробовать шампанское или поцеловать красивого незнакомца.

Тьфу ты, размечталась. Просто три подростка втиснуты в крохотную клетушку, прижаты друг к другу и стоят на пороге тайны. Ах да, ещё они только что убили и закопали человека.

Пришлось буквально втиснуться в стену, когда Куница потянул дверь на себя. Она отворилась без всякого скрипа, так как петли были хорошо смазаны. Заслонив собой девушек, он первым шагнул вперёд. Козетта тут же протиснулась вслед за ним, Сора тоже не стала медлить.

Что же они увидели? Бен не соврал: комната была совершенно пустая.

Ну, почти. В этом обшитом гладкими досками восьмиграннике был один предмет, совершенно неуместный в аскетической обстановке. Грифельная классная доска.

– Что за? – разочарованно протянула Козетта. Она рассчитывала на что-то куда более интригующее.

Меловая надпись на доске не сразу привлекла её внимание, а когда привлекла, Козетте пришлось замолчать и вчитаться. Вот что там было написано – витиеватым, ковыляющим почерком.

Роли исполняют :

Марионетка №1 – Предатель

Марионетка №2 – Проводник

Марионетка №3 – Приманка

Марионетка №4 – Жертва

Марионетка №5 – Вор

Марионетка №6 – Убийца

Марионетка №7 – Исполнитель

Этот список был прочитан в полном молчании. В течение нескольких минут Козетта и её спутники переваривали новую информацию.

– Почему семь? – первым нарушил молчание Куница. – Нас ведь только пятеро.

– Ещё малышка. И Бодлер. – напомнила Козетта. – Да, кстати, и Доротея. Но с ней получается восемь…

Она повернула доску ближе к окну, чтобы лучше разглядеть написанное. Но никаких скрытых надписей и «мелкого шрифта» обнаружить не смогла. Обратная сторона доски тоже была совершенно пустой.

– Интересно, что такого должен был исполнить Исполнитель, – Козетта провела пальцем под последним написанным на доске словом. На пальце остался тонкий слой меловой крошки. – Кажется, Бен говорил, что ему по ошибке подкинули письмо для марионетки №7?

– Не по ошибке, – глухо проговорила Сора, стоящая у неё за спиной. – Не по ошибке. Это я поменяла наши письма. Ему подложила своё, себе забрала его.

– Э-э… А зачем? – Козетта подумала, что это самое нелепое признание, которое ей доводилось слышать.

– Это прозвучит глупо, – Сора смотрела в сторону и нервно потирала руки. – Я ведь тогда ещё не знала никого из вас. Я получила своё письмо и… испугалась. Поэтому зашла в первую попавшуюся комнату, нашла в папке с именем Бена ещё одно такое же письмо, но с другим номером, и поменяла его со своим.

– Я всё равно не понимаю, зачем, – честно призналась Козетта.

Сора покраснела и облизнула пересохшие губы.

– Говорю же, вам это покажется глупостью. Всё дело в моём номере. Я не могу его вам сказать, сами понимаете. Но его название по-японски звучит так же, как слово «смерть». У нас это считается очень плохой приметой, ужасной. Мы стараемся избегать этого числа в повседневной жизни… Слушайте, я ведь признаю, что совершила глупый поступок. Но потом было уже поздно что-то менять.

Сора съёжилась, а Куница молча положил руку ей на плечо. Это что ещё за нежности, с какой стати?

– Значит, Бен в опасности, – резюмировала Козетта. – Он не знает, что письмо предназначалось ему. Что будем делать?

– Мы не должны сообщать номера друг другу, – Куница то ли отвечал на её вопрос, то ли начал совершенно новую тему, – но из этого списка всё становится более или менее ясно. Козетта, ты – Убийца, да?

– А ты Проводник, – Козетте не понравилась его интонация, – хорош проводничок, не смог нас до деревни довести. А ты, Сора? Я не сильна в японском, но ты, наверное, Жертва?

– Ли – Вор, – не отвечая на прямой вопрос, отрешённо произнесла Сора.

– Точно, – кивнул Куница, – остаются Предатель и Приманка…

– Давайте найдём Бена, а потом обсудим, кто из нас кто, – Козетта ещё раз окинула взглядом комнату, не увидела больше ничего интересного и пошла к двери.

У нижней ступеньки лестницы стоял Ли и переминался с ноги на ногу. Он жалобно посмотрел на Козетту, спускавшуюся первой, и губы у него затряслись.

– Ли, пожалуйста, хватит плакать! – девушка отвела его рукой и прошла мимо. – Сил уже никаких нет!

– Вы живы? – дрожащим голоском проговорил Ли.

– Нет, мы все умерли. А это наши призраки! – Козетта не обернулась. Сейчас ей меньше всего хотелось считаться с тонкими чувствами Моргана-младшего.

Бен обнаружился в гостиной. Он сидел на диване, скрестив руки на груди, а перед ним стояла нетронутая чашка чая.

– С тобой всё в порядке? – Козетта торопливо обошла вокруг стола и примостилась на стул напротив Бена.

Тот хмуро кивнул. Лицо у него было серое, усталое.

– Мы тут выяснили, что марионетка №7 – это всё-таки ты, – тихо сказала Сора. – Ошибки не было. Прости, Бен, это я виновата. Я должна была сразу тебе сказать…

Бен не ответил и отвернулся.

– С тобой точно всё хорошо? – зачем-то снова спросил Куница.

– Хорошо, – выдавил из себя Бен. Голос у него был какой-то чужой, злой и напряжённый.

М-да, чувствительная натура. Козетта недовольно вздохнула и взяла себе кусок пирога. Ужасы ужасами, а поесть всё-таки нужно.

– Рада, что у тебя, Бен, не пропал аппетит, – съязвила она.

Юноша повернул голову и не мигая посмотрел на неё. Поймав его взгляд, Козетта закашлялась. Глаза у Бена стали жуткими и пустыми, как две стекляшки, в них больше не было ни мысли, ни чувства.

– Со мной всё хорошо, – сказал Бен и улыбнулся.

Когда совсем стемнело, Козетта закуталась в тяжёлый клетчатый плед и вышла из дома. Со ступеньки перед портиком было хорошо видно небо: в кои-то веки не пасмурное, а звёздное. Козетте было тепло и немного грустно: она жалела о том, что не догадалась захватить с собой чашку горячего чая или кофе. А лучше бы глинтвейна с корицей и анисом… Но чего нет, того нет.

Она сидела так уже минут двадцать, когда сзади кто-то подошёл. Козетта слегка повернула голову, увидела голени в чёрных чулках и ужасных коричневых туфлях, по которым легко опознала Сору.

– Можно к тебе? – спросила японка.

Козетта пожала плечами, и с них сразу же сполз плед: садись.

Сора, как всегда, не расставалась со своей ненаглядной куклой. На девушке была только шерстяная кофта на пуговицах, тогда как кукла нарядилась по всей форме: кожаные сапожки, тёплое пальто, шарф и шапочка.

– Боишься, что она простудится? – добродушно хмыкнула Козетта.

Сора беззащитно улыбнулась:

– Ну да, боюсь.

Они помолчали несколько минут, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Козетта поймала себя на мысли, что ей редко доводилось побыть одной – вот так, по-настоящему одной, когда рядом нет никого, кроме молчаливого и погружённого в свои мысли друга. Пахло осенью, прелой землёй… и, кажется, немного кровью?

– Странный сегодня день, правда? – в унисон её мыслям произнесла Сора. – Бесконечный какой-то.

– Да, нескончаемый. – Козетта пошевелила туфлей мёртвую траву с выцветшими и поникшими васильками. – Можно задать личный вопрос, Сора-тян?

Сора выпрямила спину.

– Задавай. Вопрос про Хину, верно?

– Да. Как именно ты убила свою подругу? – Козетта поплотнее закуталась в плед и торопливо добавила: – Ты можешь не отвечать, если не хочешь. Вот я… первого мерзавца убила ножом. Это был мой отчим…

– А я сирота… – тихо пробормотала Сора, глядя в небо.

– … второго уже сознательно, из пистолета. Из его же личного пистолета. Я очень хорошо стреляю. – Козетта не понимала, откуда взялось столько слов, почему они так теснятся у неё в горле и рвутся наружу. – Я не собиралась становиться наёмной убийцей. Но не буду врать, что меня принуждали, заставляли и так далее… Принуждал меня только отчим, за что и поплатился. Потом я уже сама поняла, что иначе мне, видимо, не выжить…

– Я бы не выжила в Японии. Мне пришлось уехать. А она не понимала… – Сора то ли слушала, то ли не слушала её.

– …Потом я встретила человека, который предложил использовать мои способности на пользу… определённой части общества. И я согласилась. Я даже обрадовалась, что с моей помощью мир станет немного чище. Я никогда не сомневалась в себе… – Козетта почувствовала, что в лёгких кончился воздух. Она забывала дышать.

Глоток воздуха был холодным и пьянящим. Козетта даже засмеялась от необыкновенного ощущения полноты жизни, абсолютной полноты. Сора посмотрела на неё с удивлением.

– Ты чего?

– Да так, – Козетта сбросила плед, ей вдруг стало жарко, – расскажешь про Хину? Как ты её убила.

Лицо Соры сделалось глубоко печальным. Ей было трудно говорить на эту тему, но Козетте почему-то казалось, что сегодня у них не должно остаться тайн друг от друга.

– Она заразилась от меня оспой и умерла, – тихо, сквозь зубы сказала Сора. – Я выжила, а она нет…

Козетта разочарованно захлопала глазами.

– И всего-то? Ну, это не считается…

– Нет, считается! – возразила Сора. – Я хотела, чтобы она умерла. Я надеялась, что она умрёт. Это было моё самое главное желание. Пусть лучше я буду жить без неё, чем она без меня…

Сора замолчала. Козетта глубоко задумалась. Ей хотелось расспросить поподробнее, но при этом не касаться слишком личных тем. Возможно, есть вещи, о которых действительно лучше никому не рассказывать.

– Ты извини, но я не верю в магию, – Козетта мягко коснулась своей рукой холодной и влажной руки Соры, – не могла твоя подруга умереть оттого, что ты желаешь ей смерти. И вообще мне кажется, что на самом деле ты ничего подобного не хотела. Иначе не переживала бы так сейчас… Вот я, когда зарезала своего отчима, была довольная-предовольная!

У Соры дрогнули губы, но она не расплакалась, а прыснула от смеха.

– Козу-тян, не могу поверить, что мы с тобой преспокойно обсуждаем такие жуткие темы! Про смерти, про убийства!

Смех получился несколько нервный, но Козетта с удовольствием к нему присоединилась.

– Жизнь заставила, не иначе. Сора-тян, я просила не называть меня Козу-тян, помнишь?

– Помню, – Сора повернулась к ней лицом и в её чёрных узких глазах зажглись лукавые огоньки, – а как насчёт Дори-тян?

– Это Долли-тян, да? – догадалась Козетта. – Да я не против, зови. В конце концов, это моё настоящее имя. Означает «Куколка». А ты ведь любишь кукол…

– Только одну, – вздохнула Сора.

В эту ночь Козетта спала очень крепко. Так безмятежно ей не приходилось спать уже давно. Никакие кошмары, никакие призраки не вторгались в её сны, никакие звуки не беспокоили чуткие уши. Только проснувшись рано утром Козетта поняла причину своего крепкого сна: ночью дом не издавал никакого скрипа. Он как будто затаился на время, вынашивая новые коварные планы. Но при свете утреннего солнца даже такие мысли не казались пугающими.

Весело напевая, Козетта умылась, причесалась и убрала в ящик стола два пистолета – свой и Бодлера. В бумажнике убитого она на всякий случай ещё раз хорошенько порылась. Документов там не было, только фотографическая карточка Ли и некоторое количество денег. Ну не станет же такой мастер как Бодлер носить с собой улики!

Козетта захлопнула бумажник и ещё раз порадовалась, что загадочный Создатель доверил ей такую подходящую роль. Но если это была репетиция, то кого же ей предстоит убить на самом Спектакле?

 

Глава 21

Сора

Кажется, я подружилась с Козеттой. Ха-ха! Кто бы мог подумать: я – и она. Просто вторая Хина-тян на мою бедную голову. Хотя о чём это я… Хина была совсем не такая. Она уж точно не стала бы стрелять в живого человека, ведь это же добрая Хина, милая Хина, самая заботливая и трепетная Хина… А я стала бы. Я помогла Козетте убить Бодлера и ничуть в том не раскаиваюсь. Может, я и в самом деле чудовище?

Наверное, я потому и не умела от оспы, что на самом деле я гораздо сильнее, чем до сих пор сама о себе думала. А Козетта – она просто фантастически сильная. Сравниться с ней может разве что Куница, но не Бен и не Ли.

Последний день был чрезмерно странным. Произошло столько всего, чего по определению случиться не может, что начинаешь сомневаться в здравости своего рассудка: что из этого было, а чего не было? Мы действительно побывали в загадочной комнате в мезонине? Мы действительно узнали «роли» друг друга? Ощущение такое, что наша история движется к финалу, но от этого и жутко, и весело.

Есть вещи, в которые почти невозможно поверить. Например, Куница, целующий мою руку, – это что-то из области диких фантазий, а не реальности. В моей стране никто никого не целует, поскольку это верх неприличия. Матери не целуют своих детей, братья не целуют сестёр. Нравы европейцев не столь строги, но даже просвещённые люди Запада не целуются просто так, без всякой причины. С чего это Кунице вздумалось прижиматься губами к моей руке?

Я ничего не поняла, испугалась и решила просто забыть этот чудной и двусмысленный эпизод. И ничего у меня, конечно, не получилось. Люди порой ведут себя так странно, что лучше даже не искать объяснения их поступкам. Но просто взять и вычеркнуть их из своей памяти невозможно.

А что я сделала? Я всего-то призналась ему в подлоге. Или как это называется, когда берёшь что-то, принадлежащее человеку, без его согласия, и оставляешь взамен что-то своё. Мне нужно было кому-то об этом рассказать, а выбор тут небольшой: или Куница, или Козетта. Вот и рассказала, получив вместо слов порицания или утешения поцелуй руки. Наверное, я совсем не разбираюсь в людях.

Вчера ночью, когда Козетта ушла спать, мы с Хиной ещё долго сидели на ступеньках и вглядывались в звёздное небо. Непонятно отчего мне было очень хорошо, уютно и спокойно. Хина расслабленно лежала на моих руках, вглядываясь в осеннюю черноту, и слегка улыбалась краешками губ. За минувший год я научилась узнавать и чувствовать её улыбку.

Странно, что с этой Хиной мы провели почти столько же времени вместе, сколько и с настоящей Хиной, которая уже мертва. Письмо от родителей моей подруги, переславших мне последнюю память о ней, было деловым и коротким: кажется, там было написано, что Хина сама просила перед смертью вернуть эту старую куклу мне. Удивительно знать, что она помнила обо мне в последние дни своей жизни и просила о чём-то для меня.

Ночью я спала очень крепко и без сновидений. Выйдя утром на балкон, сразу нашла глазами плохо утоптанный холмик внизу. Я почему-то подумала, что Бен, которому «посчастливилось» жить прямо над недавней могилой, тоже должен сейчас стоять на балконе и смотреть вниз. Но на соседнем балконе никого не было.

Когда я умылась, оделась и вышла из комнаты, то сразу столкнулась с Козеттой. Она выглядела хорошо отдохнувшей и ещё более привлекательной, чем вчера. Интересно, сколько у неё с собой платьев? Сегодня она снова была одета по-праздничному: в голубой шёлк и многослойный тюль.

– Доброе утро, – поприветствовала меня Козетта, улыбнувшись слегка смущённо, – ты давно проснулась?

– Только что, – ответила я, тоже испытывая это странное смущение, – пойдём вниз?

Мы спустились в гостиную, где нас уже поджидала улыбчивая Доротея с полным набором посуды и яств для завтрака.

– Здравствуйте, молодые госпожи! – экономка наградила нас обеих невероятно широкой улыбкой. – Присаживайтесь к столу!

– Спасибо, – поблагодарила Козетта, склоняясь над блюдом с дымящимися пышками. – Подозреваю, что это очень вкусно.

– Сегодня будет интересный день! – неожиданно решила продолжить беседу Доротея. – Позавтракайте с удовольствием!

Мы с Козеттой разом перестали любоваться пышками и переглянулись. Доротея действительно начала разговаривать намёками?

– А что произойдёт? – осторожно спросила я, не отводя взгляд от лица Козетты.

– Сегодня должен прибыть наш хозяин, наш господин, – охотно объяснила экономка, протирая салфеткой и без того безупречно чистые чайные чашки. – Он просил передать, что очень раскаивается из-за столь длительной задержки и умоляет его простить.

…И моё хорошее настроение, казавшееся таким безмятежным и упоительным, в одну секунду рассыпалось в прах.

Козетта так крепко стиснула резную спинку кресла, что побелели костяшки пальцев. Её лицо приобрело странный зеленоватый оттенок.

– А когда он приедет? – неестественно спокойным голосом спросила она.

– Хозяин уже здесь, но пока не может появиться перед вами, – сообщила Доротея, – пожалуйста, наберитесь терпения. И предупредите молодых господ!

Экономка поклонилась, взяла пустой поднос и вышла из комнаты. Мы с Козеттой так и не присели: новость оказалась слишком неожиданной. Несколько мгновений мы стояли, встревоженно глядя друг на друга, пока в холле не послышались шаги, возвещающие о прибытии мальчиков.

– Доброе утро! – влетевший в гостиную Ли сиял, как храмовый колокол. – Вот это денёк вчера был, да? Поверить невозможно!

Каким-то образом слабый хнычущий мальчик за ночь превратился в довольного жизнью подростка. Похоже, убийство Бодлера нас всех нас подействовало как хорошая порция опиума. Интересно, что будет, когда эйфория сменится реакцией угасания?

– Сегодня денёк будет ещё веселее, – обрадовала его Козетта, кивнув вошедшему следом Кунице. – Доротея уже известила нас, что хозяин дома прибыл и желает с нами познакомиться.

– Значит, сегодня? – нахмурившись, переспросил Куница. Он был одет в чёрные брюки, свободную тёмно-синюю рубашку и куртку. Глядя на него, я впервые подумала, что европейская манера одеваться местами не так уж нелепа. Чушь, конечно, странные мысли.

– Сегодня, – кивнула Козетта, – только не знаю, когда точно. Где Бен?

– Спускается, – отозвался Куница. Он первым занял своё место за столом и потянулся к пузатому фарфоровому чайнику. – Садитесь, девочки. Нужно подкрепить силы.

– Вот и Доротея так сказала… – вспомнила я.

Ли, снова сделавшись испуганным мальчиком, посмотрел на меня совершенно круглыми глазами.

– Вы что, не боитесь? – тоненьким голоском пропищал он. – А что если сегодня нас всех убьют?..

– А зачем? – Куница пожал плечами и надкусил поджаристый тост с ломтиком огурца. – Слишком мудрёная комбинация для подготовки группового убийства. Чтобы избавиться от нас, достаточно было всех отравить этим великолепным чаем.

– А если нас заставят делать что-то ужасное? Или непристойное? – не унимался Ли. – Я не собираюсь!..

Тут Козетта фыркнула, и я тоже улыбнулась. Не то чтобы предположения Ли были начисто лишены логики, но, высказанные вслух, они казались неправдоподобными. Что бы ни было в планах у Создателя, гадать об этом не имело смысла.

– Доброе утро, – нейтрально поздоровался Бен, входя в гостиную, – что на завтрак?

– Пышки, – ответила Козетта, спрятав смешок. – С тобой теперь всё нормально?

– Как и всегда, – отозвался Бен.

Что-то с ним было не так, и это заметила не только я. Куница тоже посмотрел на Бена задумчиво, а Козетта с подозрением. Но никто ничего не сказал.

Пышки были умопомрачительно вкусными. Кажется, прожив здесь всего неделю, я начала толстеть. В Японии я ни разу не видела толстых людей, а всё потому, что там не имелось таких вкусных пышек, сладостей, бисквитов.

После завтрака никто не знал, чем себя занять. Мы чувствовали себя скованно, как перед экзаменом. Доротея уже унесла пустые тарелки, а мы всё не расходились и сидели, стараясь придвинуться поближе к огню. Вчера погода была ясной и солнечной, а сегодня вновь стало пасмурно: небо затянули низкие тучи, лес вдали стал казаться седым. В воздухе замелькали «белые мухи» – первый снег в этом году. Что ж, немудрено.

– Я попрошу отца, чтобы вас не сажали в тюрьму, – тихо обнадёжил нас Ли, – я скажу, что вы не нарочно убили Бодлера. И вы подтвердите, пожалуйста, что он первым вынул пистолет, а мы просто оборонялись!

– Никого из нас не посадят в тюрьму, – твёрдо сказал Куница, – не думай сейчас об этом. Вообще постарайся ни о чём не думать.

– Это невозможно! – возразила Козетта, занявшая на диване положение полулёжа. – Тут хочешь – не хочешь, а заволнуешься. Подумать только, как мы близки к разгадке…

– Или не близки, – ровным голосом добавил Бен.

Он и раньше-то был не очень разговорчивый, а теперь совсем утратил потребность в общении. Сидел на стуле прямо, как полено, и смотрел точно перед собой.

Я быстро глянула на Хину, она ответила мне понимающим взглядом. Мёртвым открыто больше, чем живым, так что Хина, наверное, уже знает, чем закончится этот день. Но сказать мне не может. Или я к ней глуха.

– Хочу подышать снегом, – перевёл тему Куница, – здесь слишком жарко.

Жарко? Я бы не сказала. Всего лишь тепло. Но Куница, поднимаясь, выразительно посмотрел на меня, и внутри что-то дрогнуло, как маленький зверёк при виде хищника. Может я и не сильна в намёках и знаках, но этот взгляд просто нельзя было понять двояко: Куница хотел, чтобы я пошла с ним. Он хотел, чтобы я пошла с ним!

Кажется, в этот момент я ужасно покраснела, Козетта наморщила нос и отвернулась, а Ли удивлённо спросил: «Что?». Бен холодно проводил взглядом покинувшего гостиную Куницу, и я чувствовала этот взгляд на своей спине, когда встала и пошла за ним.

Снаружи было по-настоящему морозно. Я не смогла сдержать дрожь и ещё на пороге обхватила себя руками. Куница молча протянул мне свою куртку. Сам он жмурился от удовольствия, подставляя лицо «белым мухам».

В моей стране было немыслимо принять от мужчины часть его одежды и надеть её на себя. Но я с благодарностью закуталась в куртку, хранящую тепло человеческого тела, кожаную снаружи и меховую внутри. Она пахла Куницей: странный запах, тревожный, но не неприятный.

– Ты мог бы сделать это как-то менее заметно, – пробормотала я, не смея поднять глаза выше синей рубашки.

– Что именно? – Куница, казалось, был удивлён.

– Выманить меня из комнаты… – я и сама понимала, как глупо это звучит, но подбирать слова на чужом языке мне всегда было трудно.

Куница повернулся лицом ко мне. Я увидела ряд костяных пуговиц, отглаженный воротник, тёмную шею и волевой, совсем не мальчишеский подбородок. Какой же он высокий! Я и до плеча не достаю…

– Мне просто хотелось поговорить с тобой наедине, – со вздохом проговорил Куница, – это ни от кого не тайна. Как ты?

Не зная, что на это ответить, я неопределённо пожала плечами. С головы Хины слетела шапочка, я торопливо нагнулась, чтобы её поднять, Куница нагнулся тоже, и наши пальцы встретились. Да что происходит?!

– Всё хорошо, – ответила я, отдёрнув руку и неловко поднимаясь. Интересно, он заметил, что у меня кривоваты ноги? Конечно, заметил, это все замечают, здесь не Япония, где каждая вторая девушка – кривоножка. А у Козетты такие тонкие, такие изящные щиколотки.

– Ты так же хорошо себя чувствуешь, как и Бен? – уточнил Куница.

Вопрос был задан шутливым тоном, но я понимала, что это не шутка.

– Надеюсь, получше. Как думаешь, что с ним?

– Подменили, – сказал Куница как о чём-то само собой разумеющемся.

Наконец-то я решилась посмотреть ему в глаза! Правда, для этого мне пришлось запрокинуть голову.

– Я знаю кое-что о твоей подруге, – вдруг сообщил Куница.

Я моргнула.

– Что?

– Она умерла и вселилась в эту куклу, чтобы быть с тобой, – Куница с улыбкой посмотрел на бледное личико Хины, – никак иначе она не могла последовать за тобой в другую страну.

– Это кукла тебе сказала? – я не понимала, почему он снова заговорил об этом, ведь очевидно же, что всё, связанное с Хиной, доставляет мне только боль…

– Не совсем, – Куница снова смотрел на меня, – я не знаю, как объяснить тебе, чтобы ты поняла. А может, ты и так всё знаешь? Мой народ считает, что духи умерших охраняют и защищают тех, кто остался в живых. Обычно духи вселяются в тела зверей или птиц… но иногда и в особых кукол, которых изготавливают из дерева и соломы, чтобы они охраняли поселение и его жителей от злых духов. Увидев эту куклу, я сразу понял, что она – твой хранитель.

– … Да, – подумав, откликнулась я, – это похоже на то, во что принято верить в моей стране. Так ты тоже не здесь родился? Что за народ, о котором ты говоришь?

– О, мы сами называем себя сыновьями ветра, наследниками равнин, повелителями рек и истинными хозяевами рощ, ведомыми волей предков… – сказал Куница, загадочно улыбаясь.

– Звучит внушительно, – согласилась я.

– Внушительно… Но коренные жители Европы придумали для нас другое название, далёкое от поэзии. Они зовут нас индейцами.

– Индейцами?..

– Слышала что-нибудь про индейцев?

Я неуверенно кивнула. В Японии никто знать не знал о каких-то там индейцах, но теперь, в моей новой жизни, их иногда упоминали. Якобы это какой-то дикий народ, живущий на другом континенте, где нет ещё и следа цивилизации. Индейцы ходят нагишом, они агрессивны и кровожадны. Ничто из этого нельзя было хоть как-то притянуть к Кунице. Кроме, может быть, имени.

– А тебя на самом деле зовут Куницей?

– Да, это единственное прозвище, которое у меня было. В возрасте 12 лет мальчикам нашего племени принято было давать настоящее, взрослое имя, но меня похитили за несколько месяцев до этого события. – сказав это, Куница слегка поморщился.

– Кто похитил?

– Англичане, – Куница скривился ещё заметнее. – А конкретно – один богатый офицер, который считал себя моим благодетелем. Взрослых убили, а меня привезли как трофей. Ну и в качестве опытного образца для научного эксперимента: можно ли воспитать из дикаря полноценную, всесторонне образованную личность. Как думаешь, им удалось?

– Удалось, – я не знала, что ещё ответить на этот провокационный вопрос, и быстро добавила. – А я полтора года работала служанкой в доме одной богатой госпожи. Когда к ней приходили гости, я должна была выходить к ним навстречу с набелённым лицом и в цветастом китайском халате…

Я вспомнила и сама чуть не скорчила гримасу. Ну и вид у меня был в аляповатом одеянии из шёлка, маскирующемся под наряд гейши!

– Я так и думал, что тебе тоже пришлось побывать экзотической игрушкой для пресыщенных людей, – Куница осторожно коснулся кистью моей щеки, отчего я ещё сильнее вспыхнула и чуть подалась назад. – Наверное, именно поэтому я сразу почувствовал в тебе родственную душу.

Куда уж откровеннее! Не знаю, как это делается в стране индейцев, а у нас после таких слов, сказанных наедине, заключаются браки. Может, Куница просто не понимает, о чём можно говорить, а о чём нельзя?!

– Я думала, тебе нравится Козетта, – ситуация была слишком противоестественная, чтобы следовать правилам приличия и добродетельно молчать.

– Козетта мне очень нравится, – тут же признался Куница, – она необычная девушка. Сильная, интересная…

– Красивая, – подсказала я, не удержавшись.

– Красивая, – спокойно согласился Куница, – очень.

Я закусила губу.

– Тогда, возможно, пора сказать ей о том, что она тебе нравится?

– Она знает. И понимает, что симпатия не всегда влечёт за собой нечто большее, – мою щёку обдало горячее дыхание. – А нечто большее – это ты, Сора, это для тебя.

Ну всё, хватит с меня загадок! Я медленно попятилась, стягивая с плеч куртку.

– Б-большое спасибо, но я, пожалуй, пойду. Потом поговорим, ладно?

– Обязательно поговорим, – серьёзно и немного разочарованно ответил Куница.

Когда я вернулась в гостиную, Козетта встретила меня насмешливым и очень внимательным взглядом. Ли дёрнулся на своём месте и снова недовольно спросил: «что?» А Бен продолжал сидеть в том же положении, аккуратно сложив руки на коленях.

 

Глава 22

Бен

Дорогая Мартина!

Не знаю, как долго длился мой сон. Возможно, я спал всего лишь час или два, а может, проспал больше суток, но когда я всё-таки открыл глаза, уже наступило утро. Яркий солнечный свет лился в комнату сквозь кисейные занавески и падал на мою кровать. Букет свежих васильков в маленькой стеклянной вазе выглядел живописно и успокаивающе.

Я глубоко вздохнул и сразу же огляделся, чтобы проверить, на месте ли мои записи. Кажется, да: все бумаги, а также перья и доверху полная чернильница, лежали рядом со мной на прикроватном столике. Увидев их, я сразу расслабился. Больше ничего ценного для меня в этой комнате не было.

Раздался стук в дверь и вошла улыбчивая медсестра. Поздоровавшись со мной, она вежливо попросила разрешения померить пульс (что я ей, разумеется, позволил), приложила ладонь к моему лбу, проверяя, нет ли жара, и с лёгким полупоклоном вышла. Я не спешил вставать, зная, что сейчас последует визит главврача.

Доктор Штайлер вошёл в мою палату без привычной папки с выписками и анализами. Это было хорошим знаком: я со дня на день ждал выхода из лечебницы. Зачем мне продолжать находиться здесь, если я уже совершенно здоров?

– Доброе утро Бен! – улыбнувшись, сказал мне доктор. – Как вы себя чувствуете?

– Отлично, доктор, – откликнулся я. Я всегда отвечал именно так, но раньше доктор Штайлер укоризненно покачивал головой, а теперь он кивнул и согласился. Прекрасный знак!

– Расскажите-ка мне, что вам снилось сегодня ночью? – ласково попросил доктор, присаживаясь на табурет рядом с моей кроватью. – Вас больше не мучают кошмары?

Кошмары? Разве у меня были кошмары?

– Нет, доктор, я спал очень крепко и спокойно, – вежливо сказал я, – но спасибо, что беспокоитесь обо мне.

– Пустяки, это всего лишь моя работа! – стёклышки очков Эдмунда Штайлера блеснули, и мне это что-то напомнило. Солнечный зайчик? Столовый хрусталь? Текущую воду?

– Я уже здоров, доктор, не правда ли? – спросил я, стараясь говорить как можно тише и беззаботнее. – Со мной всё хорошо?

– Я думаю, что да, мой мальчик, опасность миновала. Разрешите узнать, что вы так усердно пишете?

Я быстро сгрёб со столика все бумаги и прижал их к груди.

– Доктор, извините, но это личное! Я хочу быть писателем, я пишу роман, но я пока не готов показывать кому бы то ни было свои черновики…

– Понимаю, понимаю, Бенедикт, успокойтесь! – засмеялся доктор. – Я вовсе не собираюсь отбирать у вас ваши черновики и зачитывать их вслух на ближайшем консилиуме. Не переживайте так, мы все уважаем вашу приватность.

Я растянул губы в улыбке, чтобы продемонстрировать спокойствие и благодушие. На самом деле я не был так уж спокоен: если бы врач или кто-то другой начал читать мои письма к тебе, Мартина, моё заточение в клинике могло продолжиться. Не зря же личная переписка называется личной! То, что я рассказываю тебе, я не могу рассказать никому другому.

– Как вам кажется, Бен, вы готовы вернуться к обычной жизни? – Доктор Штайлер сделал вид, что уже забыл про мои бумаги. Но я ему не поверил.

– Давно готов, доктор. Вот уже несколько недель я себя прекрасно чувствую.

– И… воспоминания вас больше не терзают?

– У меня не осталось никаких воспоминаний.

Теперь я говорил правду, но мысль об исчезнувших под действием лекарств воспоминаниях была неприятной. Доктор прочёл это по моему лицу и сразу же сменил тон:

– Вижу, вижу, что вам уже гораздо лучше! Должен признаться, что я очень рад за вас, Бенедикт. Душевные болезни далеко не всегда поддаются излечению, современная наука ещё слишком несовершенна, чтобы помочь всем больным. Но вам очень повезло. Полагаю, хороший морской отдых довершит процесс выздоровления, и от вашего недуга не останется и следа.

– Я тоже так думаю, доктор Штайлер.

Разговоры с врачами всегда меня утомляли. Когда Штайлер ушёл, я выдохнул с облегчением и притянул к себе последнее недописанное письмо. Это самое письмо, Мартина, которое ты сейчас читаешь и которое было написано мной в последний день моего больничного заточения, в день, когда я вырвался на волю, освобождённый от всего, что меня мучило и тяготило.

Я открыл глаза. Вокруг было темно. Я то ли лежал, то ли висел в каких-то путах, спелёнатый по рукам и ногам. Неужели меня опять связали, чтобы я не нанёс себе какой-нибудь вред? Я по-прежнему в больнице? Доктор Штайлер? Где я?

Я попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь невнятный хрип. Окружающее пространство отозвалось лёгким шорохом. В темноте возникло некое движение, понятное скорее на уровне чувств, чем на уровне ощущений. Кто-то приблизился ко мне почти неслышной походкой.

– Кто ты? – прохрипел я. – Где я?

– Как где? На складе! – ответил тоненький детский голосок.

Я ещё усерднее заморгал, пытаясь хоть что-то разглядеть.

– Картинка? Это ты?

– Да. Ты хочешь пить, Бен?

Чай! Ну конечно, я выпил отравленный чай, потерял сознание и оказался в… где же? На складе?

– Где мы, Картинка?

– На складе, – равнодушно повторила девочка.

– А ты что здесь делаешь?!

Всё-таки темнота не была кромешной. Откуда-то пробивался свет, совсем неяркий и в очень малом количестве. Однако я уже видел перед собой тонкий силуэт девочки, в котором без колебаний узнал малышку.

– Мистер Хилл наказал меня. – голосок девочки стал печальным – Раньше я всегда его слушалась. А потом не смогла. Я была очень плохой Приманкой…

– Приманкой? Для кого? – я ничего не понимал.

– Для тебя, Бен. Помнишь?

Так. Дорогая Мартина, ты знаешь, что я никогда не отличался выдающимися мыслительными способностями. Более интеллектуальный человек на моём месте сумел бы свести концы с концами и разгадать тайну всего происходящего в последние дни, но я смог только рассеянно повторить последние слова девочки:

– Для меня? Почему для меня?

– Потому что ты главный. Ты – Исполнитель. Но я подвела мистера Хилла и теперь наказана. И ты тоже, – она вздохнула, – оказался на складе из-за меня.

Я задёргался в своих путах, но верёвки держали меня крепко. Сделав несколько резких усилий, я обречённо повис, удерживаемый сотнями нитей. Картинка стояла передо мной и прерывисто вздыхала. Насколько я мог судить, её ничто не удерживало.

– А тебя не связали? – уточнил я.

– Нет, мистер Хилл не стал меня привязывать, так как я маленькая и неопасна. – объяснила Картинка. – Но он забрал мою куклу! Мою любимую куколку, с которой мы так весело играли…

– Твою куклу? – да простят меня боги, я всё ещё ничего не понимал.

– Да. Он сам сделал для меня куклу, а потом сам и забрал. Мистер Хилл сказал, что я ещё маленькая, совсем бестолковая и не смогу участвовать в Спектакле…

– Да кто такой этот мистер Хилл? – наконец-то задал нужный вопрос я.

– Создатель.

Наконец кое-что прояснилось. Итак, мне стало известно имя человека, втянувшего меня в эту малопонятную авантюру. Как я мог использовать эту информацию? Пока никак.

– А ты давно знакома с этим мистером Хиллом? – продолжил спрашивать я.

Ответ меня удивил:

– Ну конечно, как же иначе? – сказала Картинка и засмеялась. – Какой ты смешной, Бен!

Висеть в коконе крепких ниток и верёвок разной толщины было не слишком-то удобно. Мои плечи ныли, руки затекли, а шея уже почти не поворачивалась.

– Так ты хочешь пить? – снова спросила девочка. – У меня есть чай и печенье.

Мне ужасно хотелось пить, Мартина, но снова притронуться к чаю было морально трудно.

– А вода? – с надеждой спросил я.

Но Картинка покачала головой.

– Только чай. И он сладкий, я не пью чай без сахара. Может, ты такой не любишь?

– Тогда дай мне, пожалуйста, чаю! – смирился я.

Малышка охотно поднесла к моим губам большую керамическую кружку. Правда, для этого ей пришлось встать на цыпочки, а мне согнуться в три погибели, насколько позволяли путы. Чай был очень сладкий и едва тёплый, он пролился по моему подбородку и несколько капель попало на рубашку. Ерунда, конечно, я был не в том положении, чтобы беспокоиться о таких мелочах.

– Картинка, – кое-как напившись, выдохнул я, – ты не можешь выпустить меня отсюда?

– Зачем? – удивилась девочка. Я видел её всё лучше, уже мог заглянуть в её широко распахнутые зелёные глаза. – Мы провинились. Теперь Спектакль сыграют без нас.

– Я знаю, – усердно закивал я, хотя это утверждение было весьма сомнительным, – я всё понимаю. Но там… там мои друзья!

Девочка смущённо потеребила край кружевного передника.

– Мистер Хилл снова меня накажет, если я его не послушаюсь. До дома отсюда далеко. Я боюсь ходить под землёй. А в лесу мы заблудимся.

– Так я под землёй?

– Конечно, мы же сейчас на складе! Какой ты глупышка, Бен! – Картинка улыбнулась и захихикала.

– Глупышка?

– Это не обзывательство, честное слово! Мама называла меня глупышкой, когда я просыпала муку или делала ещё что-нибудь неправильное. Но она меня никогда не шлёпала, ни разу! – девочка так сильно замотала головой, что вокруг неё затанцевали кудряшки.

– А где же твоя мама?

– Она сначала умерла. – сообщила девочка таким голосом, будто это было что-то совершенно обыденное. – Я так плакала! Но мистер Хилл сказал: «не плачь, я сделаю тебе новую маму!»

– И сделал? – у меня почему-то перехватило дыхание.

– Конечно, это же мистер Хилл! Мама получилась совсем как настоящая, и она гораздо лучше моей куклы. Кукла не умеет говорить, а мама умеет.

От этой детской непосредственности меня бросило в холод. Да что же такое здесь происходит?!

– Картиночка, – со всей убедительностью, которую мог в себе найти, проговорил я, – Картиночка, пожалуйста, выпусти меня отсюда. Если ты можешь. Я постараюсь не дать тебя в обиду этому мистеру Хиллу. И я не хочу, чтобы он обидел моих друзей. Помоги мне!

Девочка серьёзно задумалась. Приложив пальчик к подбородку, она строго посмотрела на меня.

– А вы не будете вредить мистеру Хиллу и моей маме?

Вот тут передо мной встал выбор: солгать или сказать правду. Врать ребёнку – что может быть постыднее? Но правда меня бы не спасла.

– Если только они не будут вредить мне, – сказал я, выбрав самый искренний вариант из возможных.

Картинка ещё подумала, потом кивнула и отошла в сторону, оказавшись вне моего поля зрения. Раздался скрип, верёвки резко ослабли, и я рухнул на колени, больно ударившись о каменный пол.

– Ты не ушибся? – встревоженно спросила Картинка.

– Нет, – силясь выглядеть спокойным, я поднялся на ноги и потёр сперва одно колено, потом другое. Тело двигалось с трудом. – Нет, всё хорошо. Покажи, куда мне нужно идти, чтобы вернуться в дом?

– Ты хочешь пойти над землёй или под землёй?

– Что? А какая дорога короче?

– Под землёй. Но она страшная! – девочка поёжилась и с опаской посмотрела на меня.

– Ничего, я не боюсь темноты! – храбро сказал я. – А ты пойдёшь со мной?

– Нет, там очень темно и жутко! – малышка покачала головой и печально добавила. – Не потеряйся, Бен. А если увидишь мою куклу, попроси мистера Хилла, чтобы он её мне вернул, хорошо?

– Хорошо, – согласился я.

Спустя несколько минут я узнал, что такое полная темнота. Если на складе было просто темно, то в жутковатом каменном коридоре, который мне показала малышка, не имелось ни крупицы света. Я шёл ощупью, нашаривая перед собой дорогу, а глаза держал закрытыми, чтобы лишний раз не раздражать голодное зрение.

Я шёл десять минут, полчаса, час. Мне становилось всё хуже и хуже, всё страшнее и страшнее. Поверхность под ногами была довольно ровной, так что я не оступался и не падал, но менялся угол наклона этого странного пути и менялись сами стены. То они были каменными, то земляными, то противно-липкими, то сухими и крошащимися, в нескольких местах по стенам бежала вода, затхлая и с неприятным запахом. Я начал опасаться, что никогда не выйду отсюда. У меня случился первый в моей жизни приступ клаустрофобии, так что в одно особенно страшное мгновение я принуждён был сесть на корточки, обнять колени руками и тихонько завыть, чтобы выплеснуть сжимающий сердце страх. Но через минуту или две я пришёл в себя, поднялся на ноги и зашагал дальше, не переставая ощупывать стены узкого коридора. Решил, что буду идти, пока хватает сил, а когда почувствую полное изнеможение, то лягу на пол головой к предполагаемому выходу и постараюсь отдохнуть. Потом снова пойду вперёд. Ничего больше мне не остаётся.

Сейчас я понимаю, что именно страх так растянул время и расстояние, что на исходе пути я чувствовал себя древним участником битвы при Марафоне, на последнем издыхании добежавшим до Афин. На самом деле я едва ли потратил на весь путь больше полутора часов. Коридор закончился неожиданно – тупиком. Передо мной была гладкая деревянная панель, покрытая лаком. А выхода не было.

От чувства паники меня спас бой часов – такой резкий, сильный и внезапный, что я подпрыгнул на месте. Часы били в непосредственной близости от меня: громко и бесцеремонно, как всякий механизм. Я насчитал двенадцать ударов, когда стук наконец прекратился.

Точно такие же часы с таким же боем стояли в холле особняка. Теперь я не сомневался, что нахожусь в доме. Но как мне выйти из подземного хода?

Я принялся тщательно, не пропуская ни кусочка поверхности, обшаривать стену перед собой. Моя стратегия оказалась верной: одна из деревянных плашек бесшумно поддалась, втягиваясь в стену при моём нажатии, и деревянная панель начала вращаться. Мне в глаза хлынул свет, обычный дневной свет, но до того ослепительно яркий, что я зажмурился и не смог сдержать слёз.

Когда же я всё-таки вытер кулаками набежавшие слёзы и смог рассмотреть окружающее через наполовину сомкнутые ресницы, то обнаружил, что нахожусь в холле, рядом с напольными часами, а поблизости нет никаких намёков на потайной проход. Но меня это уже не волновало. Я выбрался!

Из гостиной слышались голоса – ровные, спокойные. Кажется, моё появление осталось незамеченным. Я не желал продолжать скрываться, как шпион, к тому же, теперь у меня имелась важная информация. Какие бы отношения ни связывали меня с этими людьми, но Создатель был врагом для нас всех, и этот факт нельзя игнорировать.

Но даже тебе, Мартина, не понять моё замешательство, когда я вошёл в гостиную и увидел там себя. Самого себя.

 

Глава 23

Козетта

Она была уже готова к чему-то подобному, но зрелище оказалось эффектным. На пороге гостиной неожиданно возник Бен – грязный, взъерошенный, весь перепачканный в паутине и бог знает в чём ещё, с бледным лицом и пылающими глазами.

В это самое время другой Бен, одетый с иголочки и аккуратно причёсанный, невозмутимо сидел за столом, глядя в свою чашку. Не каждый день такое увидишь!

У того Бена, который появился только что, от неожиданности случился шок, аффект или что-то подобное – Козетта не разбиралась в терминах. Тот Бен, который провёл в их обществе всё утро, сохранял завидное спокойствие. Впрочем, чего ещё ждать от ожившей куклы! Козетта была рада, что её подозрения полностью подтвердились.

– Ты! – прохрипел перепачканный Бен, тыча пальцем в сторону Бена отутюженного, – Ты самозванец! Ты – не я!

Куница быстро поднялся и сделал несколько шагов вперёд, остановившись между Бенами.

– Успокойся, Бен, – сказал он, обращаясь к только что пришедшему, – мы это сразу поняли и не дали себя одурачить. Не делай глупостей, мы не знаем, на что он способен.

– Тогда надо схватить и держать его! Пусть всё расскажет! – завопил Ли, соскочив со своего места и не делая, однако, никаких попыток задержать самозванца.

– Что он расскажет? Это кукла! – возразила Козетта, но на всякий случай встала между новым Беном и окном, куда тот теоретически мог выпрыгнуть.

– Козетта, лучше отойди, – заметил её манёвр Куница, – если он захочет сбежать, ты его не остановишь. Он может покалечить тебя, а ты его нет…

– Может, всё-таки поговорить с ним? – предложила Сора, тоже поднимаясь и выходя на середину комнаты. – Возможно, он что-то знает.

– Почему вы решили, что я самозванец? – вдруг спросил новый Бен. От его голоса все вздрогнули. Казалось, что в горле у куклы проворачиваются ржавые шестерёнки.

– Потому что ты не настоящий Бен! – сообщила ему Козетта. – Ты подделка!

– Подделка? – кукла жутковато рассмеялась, не меняя позы и выражения лица. – Нет. То, что я похож на вашего друга, не означает, что я подделка. Это он – подделка. Подделка под совершенное творение.

От такой наглости настоящий Бен захлебнулся воздухом и начал кашлять. Куница неприятно улыбнулся, сделав шаг к кукле и останавливаясь на близком, но безопасном расстоянии.

– Хорошо, мы готовы тебя выслушать, – сказал Куница. – Изложи нам свою теорию. Видишь, мы все во внимании.

– Вы ещё ничего не знаете, – спокойно ответил лже-Бен и заскрежетал горлом. Козетта снова вздрогнула, а потом поняла, что это был смех.

– Так объясни нам!

– Не могу. Создатель объяснит.

С этими словами кукла-Бен встал, распрямляя суставы. Все, кто был в комнате, зашевелились, окружая его. Возможно, это было не слишком разумно, но бежать ведь куда постыднее!

– Ты не уйдёшь! – крикнул Бен.

– Я не уйду. – согласился лже-Бен.

Неожиданно он резко запрокинул голову и разинул рот. Не просто разинул, а распахнул, как ворота настежь. Челюсть гротескно отвисла, показались острые зубы.

Никто не успел ничего сделать. В следующий миг изо рта куклы-Бена вылетело что-то маленькое, похожее на пулю, и вонзилось в потолок. На свету блеснула тонкая леска. Лже-Бен дёрнулся, подпрыгнул и понёсся вверх, подвешенный за леску, торчащую из его горла. Секунда – и он уже болтался под потолком, недостижимый и обмякший, очень смахивающий на повешенного.

– Ну вот только такого украшения нам здесь и не хватало! – в сердцах воскликнула Козетта.

Пить чай в гостиной, когда над тобой похоронно болтаются чьи-то ноги, не слишком приятно, зато не обыденно. Доротея, принесшая ланч, не обратила никакого внимания на свисающую с потолка лже-человеческую фигуру. Когда она ушла, настоящий Бен, запинаясь и путаясь в словах, поведал историю своего исчезновения.

В истории фигурировали: чай со снотворным, страшный тёмный подвал, ещё более страшный подземный ход и обретшая дар речи малявка в роли спасительницы главного героя.

– Погоди-ка, это, случайно, не то подземелье, куда наведывались мы с Сорой? – заинтересованно спросила Козетта. – Там ещё было много деревянных ящиков.

Бен осёкся и растерянно посмотрел на неё.

– Я не знаю, – ответил он, – я не видел никаких ящиков. Может, их уже забрали оттуда.

– Зачем? – задумчиво спросил Куница.

– Там реквизит для Спектакля, – тихий голосок Соры на этот раз был отлично слышен.

По комнате будто прошла невидимая морозная волна. Козетта передёрнула плечами.

– Давайте подытожим всё, что мы знаем, – Куница сел, наклонился вперёд и оперся коленями на локти. – Наш неуловимый Создатель – это некий мистер Хилл. Что он создаёт? Это, я думаю, тоже понятно – жутких человекообразных кукол. Идём дальше. Этот мистер Хилл как-то связан с девочкой, которую Бен называет Картинкой. Вероятно, в разное время нам довелось увидеть двух разных девочек: настоящую Картинку и её куклу, похожую на живую девочку как две капли воды….

– Точно! – воскликнул Бен и тут же закрыл рот ладонью.

– … Думаю, что да, точно. В течение последних нескольких дней мы все прилежно выполняли задания, которые давал нам мистер Хилл, называя их репетициями. У каждого из нас был свой мотив, чтобы подчиниться. Для кого-то это был страх, для кого-то – любопытство. Для некоторых – необходимость. – Куница быстро посмотрел на Козетту. – Что до меня самого, то причиной, побудившей меня водить вас по лесу кругами и вывести обратно к дому, стало именно любопытство…

– Так ты это нарочно? – возмутилась Козетта. – Подожди… но как тебе удалось? Мы же всё время шли по дороге и никуда не сворачивали!

– Я следопыт, – развёл руками Куница, – возможно, худший из всех следопытов моего народа, но один из лучших в этой стране. Я должен был стать учителем в лагере скаутов, а оказался здесь. Но не пропадать же способностям, верно?

– Так мы могли сбежать! – взвился Бен. – Ты мог нас вывести, но не сделал этого!

– Мог. И не сделал. – согласно покивал Куница. – Можете устроить мне бойкот, как вы уже пытались сделать это с маленькой Сорой, которой пришлось играть роль Жертвы…

– А я была Убийцей! – Козетта подняла руку, вклиниваясь в разговор. – Хорошее задание, мне понравилось.

– Гораздо интереснее, на мой вкус, была миссия Бена, которую тот провалил и оказался на Складе, – продолжил Куница, переведя на Бена немигающий взгляд. – Ты – Исполнитель, Бен. Что ты должен был исполнить? Расскажи нам!

– Я не знаю.

Бен выглядел по-настоящему удивлённым. И испуганным.

– И никаких идей? – Куница поднял одну бровь.

– Это допрос? Я же сказал, что я не знаю!

– Бен, – вздохнул Куница, – каждый из нас в своё время получил от Создателя письмо, в котором было сказано, какую роль предстоит сыграть. Я заранее знал, что стану Проводником и не позволю вам выбраться из леса. Ли заранее знал, что ему предстоит украсть ключ от мезонина. Он поднял крик, дождался, когда гостиная опустеет, и похитил ключ, лежащий на столе…

– Я не хотел! – снова закуксился Ли.

– Но сейчас разговор не об этом. Все мы тут хороши, каждый по-своему. Главная роль у тебя, Бен, странно, что ты её не знаешь.

– Мне никто не присылал никаких писем со… сценарием, – тут Бен испепеляюще покосился на Сору. – Я и так был сбит с толку, благодаря кое-кому. Если мне и предстояло сделать что-то несусветное, меня в это не посвятили.

– Послушайте, а вам удобно разговаривать, когда с потолка свешивается труп? – перебил его Ли. – Лично меня уже тошнит от этого домика и от всех его загадок. Я не хотел становиться воришкой и не собираюсь участвовать ни в каком дурацком спектакле, я хочу домой, к отцу! Меня чуть не убили!

– Ты не можешь уйти отсюда прямо сейчас, – возразила Козетта.

– А вот и могу! – победно вскричал Ли. – Бодлер сказал, что оставил автомобиль где-то неподалёку. Я найду его и уеду! А вы сидите здесь со своими кошмариками.

– Извини, Ли, но ты не можешь нас оставить. – мягко, но твёрдо сказал Куница. – Если ты уйдёшь, этот проклятый Создатель наверняка заменит тебя куклой, как это получилось с Беном. А мы устали от кукол, ещё одна нашей компании не нужна.

– Не мои проблемы! – голос Ли достиг частоты ультразвука. – Кто вы вообще такие? Вы мне никто! А я наследник автомобильной империи! Я должен остаться живым и невредимым!

– А ты умеешь управлять автомобилем? – спросила Козетта.

Вопрос получился не в бровь, а в глаз. Ли сначала разинул рот, потом захлопнул, покраснел и замолк.

– Очень жаль, что в автомобиле всего два места, – Сора грустно склонила голову. – Мы могли бы спастись все.

– Нам пока ещё не от чего спасаться. – резко сказал Куница. – Давайте дождёмся следующего утра. Если ничего не произойдёт, я даю слово, что выведу вас из леса.

– До утра ещё много часов. – промолвил Бен.

Выходя из гостиной, Козетта в который раз подумала о том, как разительно изменились интерьеры особняка со времени их приезда. Сейчас дом больше всего напоминал… именно театр: багровые и чёрные портьеры, золотые канделябры, кресла с бархатной обивкой, толстые пушистые ковры. Красиво, но действует угнетающе. Впрочем, со вчерашнего дня, кажется, ничего не поменялось.

Коротать день в комнате, где продолжал висеть ложный Бен, никому не хотелось. Все разбрелись по своим спальням, где было чуть более уютно. Упав на кровать прямо в платье, Козетта принялась мысленно перебирать наряды, висящие в шкафу, чтобы выбрать самый драматичный из них для грядущего Спектакля. Что бы ни ожидало её впереди, Козетта не могла позволить себе выглядеть неряхой.

…Она с самого начала знала, что поездка будет нелёгкой, верно? В письме, которое она получила в Лондоне, был не только адрес, но и чек на внушительную сумму. Нервный витиеватый почерк уклончиво сообщал, что все необходимые инструкции «обворожительная Козетта» получит по приезде. В принципе, не обманул.

Маленький пистолет, спрятанный за корсажем, неприятно давил на рёбра, но это была успокаивающая боль. Козетта хищно улыбнулась, глядя в потолок: так просто она врагу не дастся! А вот что ждёт остальных…

Почему она должна об этом думать? Она же девушка! Это не она должна защищать, а её. Но в реальной жизни, к сожалению, часто приходится поступать наоборот: не спасаться, скрываясь за спинами других, а подставлять свою спину, чтобы за ней могли укрыться друзья…

Ладно, там видно будет.

Устав лежать, Козетта постучалась в комнату Соры. Та немедленно открыла дверь. Японка была занята важным делом: собирала свою куклу в дорогу. Фарфоровая девочка уже выглядела так, будто ей предстояло штурмовать вершину Эльбруса, а Сора всё доставала из комода какие-то кукольные одёжки.

– Ты лучше бы сама переоделась, – посоветовала Козетта, – у тебя есть что-нибудь поудобнее этой юбки?

Японка выглядела нелепо, как, впрочем, и всегда: грубые башмаки, грубые чулки, жакет и юбка из толстой и наверняка колючей шерсти.

– Зачем? Мы с тобой будем выглядеть как инь и ян, – улыбнулась Сора и снова склонилась к кукле. – А вот Хину надо приодеть. У неё очень слабое здоровье.

– Настолько слабое, что она уже умерла! – Козетта никогда не отличалась чрезмерным чувством такта. Но Сора не обиделась.

– Мёртвые не умирают до конца. Всегда что-то да остаётся.

– Эта фразочка могла бы звучать в романе ужасов! – Козетта присела на кровать рядом с Сорой. – Ты боишься?

– Не очень, – созналась Сора. – Боюсь, но… это такой спокойный страх. Наверное, я просто смирилась с тем, что было, и с тем, что есть. И ещё я рада, что рассказала всем свою тайну, и рада, что Хина простила меня. Ты знаешь, Куница сказал, что она меня простила!

– Ну если уж Куница сказал! – многозначительно протянула Козетта.

Она изобразила язвительную улыбку и задала коварный вопрос:

– Сора, ты будешь видеться с Куницей, когда мы отсюда выберемся?

– А мы отсюда выберемся? – девушка скептически пожала плечами. – Сомневаюсь.

– Ты ему нравишься, – сказала Козетта.

– Ты тоже, – в углах тонких губ Соры затаилась то ли улыбка, то ли гримаска обиды.

– Мужчины! – театрально вздохнула Козетта.

Обе рассмеялись, но Сора быстро посерьёзнела:

– Я почти не верю, что мы когда-нибудь покинем это место, Дори-тян. Но мне уже всё равно. Мне здесь нравится. Я даже начала называть особняк своим домом…

– Потому что у тебя нет другого дома? – Козетта догадливо сощурилась.

– Да. И потому что все вы – мои друзья. И ты, и Куница. И даже эти двое. У меня нет близких, кроме вас. Ну и Хины, конечно.

Тут Козетте стало не по себе. У неё тоже не было близких, только приятели, но она никогда не чувствовала одиночества и не мечтала обрести милый сердцу уголок, где можно целыми днями вязать коврики и навек забыть о путешествиях.

– Ну да, я… понимаю, – неуверенно сказала она.

– Нет, не понимаешь. Ты другая, – в словах Соры было немало горечи. – Ты сильная и самодостаточная, поэтому одиночество тебя не страшит. А я боюсь остаться одна. В больших городах так легко потеряться.

– Ну это как сказать, – протянула Козетта, – я порой и рада бы потеряться, но меня всегда находят. Не полиция, нет, заказчики. Слава обо мне идёт впереди меня. Знаешь, что? – внезапно предложила она, – Если нам удастся отсюда уйти… или если Куница нас выведет… я могу взять тебя с собой. Дальше у меня по плану Париж. Ты была в Париже?

– Нет, никогда. Козетта, неужели ты говоришь это серьёзно?

Круглое лицо девушки стало таким счастливым, что у Козетты комок подступил к горлу.

– Серьёзно! – в полный голос сказала она, чтобы не дать себе возможности передумать. – Поедем туда вместе. Ты будешь носить мои чемоданы. Я шучу, – поспешно добавила она.

И сама подумала: ты всё делаешь правильно. Возможно, скоро жизнь станет ещё интереснее.

 

Глава 24

Сора

Мы с Козеттой ещё долго сидели и разговаривали. Строили сумасшедшие планы на наше европейское турне. Она будет расстреливать бандитов и головорезов, а я буду при ней связным. Стану проверять направление ветра возле мишени и всё такое. Она будет выдавать меня за свою китайскую горничную, а я начну прикидываться, что не знаю ни одного цивилизованного наречия и вообще глупа, как пробка. Но на самом деле мы будем подругами. Лучшими подругами.

В этот последний вечер мечталось особенно сладко. Мы дурачились, хихикали, даже попрыгали на кровати. В какой-то момент я поняла, что совсем перестала думать о Хине. Но это меня не напугало. Теперь я знала, что она всегда со мной и не держит на меня зла.

Как же мне было хорошо! А за окном стремительно темнело. Короткий осенний день заканчивался. От волнения нам обеим совсем не хотелось есть, и мы решили не спускаться к ужину. Что-то неумолимо приближалось к нам, что-то наплывало, как грозовое облако, незримо преображая реальность, и мы обе это чувствовали. Поэтому говорили особенно громко, смеялись особенно весело, а в какой-то момент даже взялись за руки. У Козетты была сильная, тёплая и сухая ладонь.

Потом… сначала мы услышали скрип. Тот скрип, что обычно начинал звучать по ночам и прекращался с рассветом. Мы продолжали болтать, не обращая на него внимания, но скрип становился всё громче и громче. Я догадалась, что что-то происходит, только когда с трудом могла расслышать Козетту.

Мы замолчали и прислушались.

Раздался громкий стук в дверь.

– Сора, Козетта, вы здесь? – голос Куницы звучал встревоженно. – Выходите скорее!

Нас не пришлось просить дважды. Козетта оказалась намного быстрее меня, миг – и она уже стояла на пороге, приглаживая смятое платье и поправляя корсаж. Мы с Хиной поспешили за ней.

В коридоре скрип звучал ещё громче. Казалось, что прямо под ухом движутся огромные механизмы, приводя в движение стены и пол. Дом содрогался, вибрировал, дребезжал и пошатывался. Это было похоже на землетрясение, которые часто происходят в Японии, только на этот раз тряслась не земля…

– Нам лучше покинуть дом! – прокричала я во всю мощь лёгких. – Здесь небезопасно оставаться!

Куница кивнул. К нам подбежали Бен и цепляющийся за него Ли.

– Надевайте куртки, шапки и выходим! – распорядился Куница. – Поживее!

Я метнулась за пальто, Козетта тоже, Бен поволок ничего не соображающего от страха Ли за собой, а Куница остался стоять на месте. Его ноздри хищно раздувались. В эту минуту он был красивее даже Козетты – если, конечно, такое сравнение вообще уместно. Тут я опомнилась и быстро натянула захваченное пальто.

– Спускаемся, – велел Куница, когда все вновь собрались.

Лестница под нашими ногами ходила ходуном. Ли споткнулся и едва не покатился вниз, но общими усилиями его удалось удержать. Мы спускались, хватаясь друг за друга, так как перила раскачивались из стороны в сторону и более не являлись надёжным средством опоры. Наконец, под ногами оказался относительно устойчивый пол прихожей.

И тут нас ждало первое потрясение: входная дверь исчезла. Вместо неё была гладкая, ровная стена без всяких признаков дверного проёма. Исчезла также дверь в коридор, откуда обычно появлялась Доротея, остался только выход в гостиную. Помещение холла было ярко освещено десятками, а то и сотнями свечей, которые стояли на полу, на креслах, на напольных часах. Тяжёлые золочёные канделябры были вделаны в стены и полны горящих свечей. Я почувствовала удушливый запах горящего воска в сочетании с ароматом смолы, кедра и благовоний.

– Что это? – прошептала Козетта, широко раскрыв глаза.

Ли что-то невнятно замычал и спрятал лицо на груди у Бена. Тот рассеянно потрепал его по плечу, с ужасом оглядываясь вокруг.

– В гостиную! – отрывисто сказал Куница. – Там есть окна!

Мы побежали в гостиную. Но там тоже всё изменилось: обеденный стол исчез, фигура ложного Бена, висящая на потолке, тоже исчезла. Окна были на месте, но за ними сгустилась неестественная, зловещая темнота. Куда-то пропали рамы и стёкла: три чёрных прямоугольных проёма дышали холодом и жутью, будто вглядываясь в нас. Куница замер на середине комнаты, и мы едва не влепились в его спину всем скопом, но кое-как смогли остановиться. Стояли, сбившись в кружок, и не знали, что делать.

У противоположной от входа стены стояла Доротея и держала за руку малышку с зелёными глазами. Второй руки у девочки не было.

Доротея улыбалась и смотрела на нас. Девочка рядом с ней выглядела серьёзной. Их тени чёткими пятнами лежали на полу, неестественно удлинившись: мне вдруг показалось, что тень Доротеи держит в руке мясницкий тесак.

Тут меня захватил такой страх, что стало нечем дышать. Я вцепилась в руку Козетты и почувствовала, как она в ответ сжала мою.

– Молодые господа! – певуче приветствовала нас Доротея. – Добро пожаловать на сцену!

Комната пришла в движение. Пол под нами затрясся крупной дрожью и начал крениться набок. Нас отнесло к стене, окна поднимались всё выше и выше, но, к счастью, длилось это недолго. Гостиная застыла, покосившись градусов на пятнадцать-двадцать. Если бы здесь по-прежнему стоял стол, он бы съехал, расплющив нас всех о стену.

Удивительно, но ни Доротея, ни девочка не двинулись с места. Они продолжали стоять перпендикулярно полу, будто приклеились ногами к наклонной поверхности. Это выглядело ещё ужаснее, чем их искажённые тени.

– Что мы должны сделать? – свистящим шёпотом спросил у них Куница. – Что мы должны сделать, чтобы уйти отсюда?

Доротея ничего не ответила, а девочка-кукла была нема.

– Назад! – закричала Козетта.

Но и назад пути уже не было: вместо двери, в которую мы только что вошли, колыхался тяжёлый бархатный занавес густо-бордового цвета. Повинуясь законам физики, он висел неровно, обнажая один угол комнаты. Мне стало даже легче от осознания, что некоторые вещи по-прежнему соблюдают неписаные правила понятной нам реальности, а не сходят с ума.

– Мы в ловушке, – глухо проговорил Куница то, что мы и так уже поняли. Клетка захлопнулась.

– Нет, господа, вы в театре! – звонкий мужской голос почти оглушил нас. Мы заметались по комнате, силясь понять, откуда он исходит. – Спектакль вот-вот начнётся! Пожалуйста, займите свои места на сцене.

Козетта по-звериному щёлкнула зубами и неуловимым движением вытащила из-за корсажа пистолет. Сначала она прицелилась в Доротею, потом направила ствол на безрукую девочку.

– Вы выбрали неверную мишень, госпожа! – заливистый смех при других обстоятельствах показался бы мне приятным.

– Тогда выходи! Где ты спрятался? – Козетта закричала, обшаривая взглядом стены.

– Успокойся! – бросился к ней Куница.

– Одну минуту, господа, я сейчас появлюсь! – заверил голос. Кажется, в опере это называется «баритон»: голос низкий, но глубокий и бархатный, как этот чёртов занавес.

Я замерла на месте, остальные тоже. Улыбка Доротеи выглядела до того деревянной, что я поразилась: как мы могли принимать эту куклу за живую женщину? Она же сделана из воска на деревянном каркасе!

Секунды тянулись в нервозном молчании. Слышалось только лёгкое поскрипывание.

Потом занавес распахнулся. В комнату вошёл мужчина в чёрном фраке, с атласным галстуком, в белоснежной рубашке и лаковых ботинках, блестящих, как зеркало. Он стоял перпендикулярно кривому полу и лучезарно улыбался, распространяя сильный и острый запах духов. Раньше я видела его мало и в основном со спины, но не узнать не могла.

– Бодлер? – прошептал Ли, съёживаясь.

– О нет! Нет, мой мальчик, нет, – новый Бодлер горестно развёл руками. – Твой слуга мёртв. Одна милая леди его застрелила. Но, сказать по правде, он был тебе плохим слугой, покушался на твою жизнь… Одна марионетка так или иначе должна была покинуть сцену, и я рад, что вы сочли нужным избавиться именно от Бодлера. Надеюсь, вы не огорчены, что я примерил его внешность? Не люблю чрезмерной путаницы.

– Вы – мистер Хилл? – сглотнув комок в горле, произнёс Бен, заслоняя собой Ли.

– Дорогой Бен, вы слишком рано узнали моё настоящее имя. Вас вообще не должно здесь быть, вы проштрафились. Но по ходатайству одной милой особы я почти готов вас простить! – новый Бодлер отвесил шутовской поклон. – Зовите меня Создателем, мои маленькие марионетки. Я вложил в вас много сил и труда.

– Мы живые люди, а не марионетки! – резко возразила Козетта.

– Разве живые люди не бывают марионетками? – удивился мужчина. – История учит нас, что те, кто не был достаточно умён, чтобы распознать манипуляцию, и те, кто не имел достаточно силы, чтобы защитить своих близких, часто становились марионетками. Но я придумал намного лучше. Не хилое ярмарочное лицедейство, а настоящий театр, где нам с вами предстоит сыграть настоящие роли! Это будет лучший Спектакль от сотворения мира. Вы должны гордиться, что попали в мой вертеп.

– Мы гордимся, – Козетта сделала шаг вперёд и направила пистолет в грудь «Бодлера». – Вот уж не думала, что мне придётся два раза стрелять в одного и того же человека. Обычно после моих выстрелов не оживают.

– Да говорю же вам, что Бодлер мёртв! – досадливо поморщился мужчина. – Просто так уж вышло, юные господа, что за последние несколько лет я окончательно утратил свой, так сказать, исконный облик. Я уже и сам не помню, как я когда-то выглядел. А ты помнишь, дорогая? – спросил «Бодлер» у кого-то за нашими спинами.

Я обернулась и увидела, как Доротея с улыбкой покачала головой.

– Кстати, позвольте представить вам мою семью! – оживился человек с внешностью Бодлера. – с Доротеей вы уже знакомы. Она скромна и любит представлять простой экономкой, но это хозяйка дома и моя законная супруга. Наша дочь Эскиз сейчас не может с вами раскланяться, так как наказана за совершённую провинность. Но вы уже имели удовольствие пообщаться с ней, а также с её любимой куклой. Милая Козетта, вы зря изувечили такую прекрасную игрушку! – «Бодлер» укоризненно покачал головой, глядя в глаза Козетте и игнорируя её пистолет. – Девочка пыталась оказать вам помощь и отдать ключ, который вы так долго искали. А вы в ответ оторвали ей руку. Нехорошо!

– Да она меня чуть с ума не свела, это ваше ходячее чучело! – снова крикнула Козетта.

Тут Куница вышел вперёд и заслонил собой Козетту. Девушка, пистолет которой теперь был направлен в его спину, неохотно опустила оружие.

– Мистер Хилл, я настаиваю, чтобы вы объяснили нам, что здесь происходит. – голос Куницы не дрожал и звучал решительно.

«Бодлер» с любопытством перевёл взгляд на него.

– Конечно, молодые господа, вы всё узнаете в своё время. Только ответьте мне на один вопрос, исключительно честно. Разве вам не понравились эти сумасбродные, невероятные, фантастические каникулы, которые я организовал для всех вас? Неужели вы действительно предпочли бы провести это время в душных пансионах и школах, за уборкой пыльных будуаров и в окружении глупых, ничтожных детей? Понимаете ли вы, мои дорогие друзья, что каждый из вас был избран, найден среди тысяч других, благословлён на удачу серьёзными и уважаемыми людьми?

– Какими ещё людьми? О чём вы? – хрипло произнёс Бен.

– Бен, мой мальчик, с вами мы поговорим позже и отдельно. Должен сказать, что моя вера в вас сильно пошатнулась! – «Бодлер» погрозил ему пальцем. – Закончим сначала с остальными. Вы, мои бесценные, прекрасно проявили себя на репетициях. Я наблюдал за вами почти безотлучно и удостоверился, что все вы идеально подходите для ролей, которые мы вам предназначили. В решающем Спектакле вы откроете все грани своего таланта! К несчастью, лишь немногие смогут оценить вашу игру, ваш полёт, ваш прекрасный танец, но мнение этих немногих весит намного больше, чем мнение абсолютного большинства людей в этом мире. Уж можете мне поверить!

– Выровняйте пол, стоять неудобно! – перебила его Козетта.

– Вам не хватает сдержанности, белокурая принцесса смерти, – «Бодлер» улыбнулся ласково и печально. – Но вы уникальны, лучше вас никого не найдёшь. Будем надеяться, что излишняя импульсивность не помешает вам исполнить свою роль так, как мы от вас ожидаем: легко, изящно, грациозно! Вы дивное создание, Козетта, и я ни на кого не променяю вас, даже если вы продолжите тыкать в меня пистолетом. Я уже давно не человек, и убить меня вы всё равно не сможете.

– А кто вы тогда такой? – повысил голос Куница. Но его вопрос остался без ответа.

– Маленькая моя Сора-тян, тихая и храбрая девочка! – взгляд стеклянных глаз остановился на мне, и я с трудом подавила в себе желание броситься наутёк. «Утекать» в любом случае было некуда. – Вы понравились мне с первого взгляда. Ваше негромкое мужество, ваше любящее, верное сердце, ваш деятельный ум покорили меня. Я ничуть не жалею, что включил вас в свой Спектакль. Вам досталась трудная роль, моя алмазная крошка, но вы справитесь с ней достойно, как настоящая маленькая мученица. Мне будет жаль, если по окончании Спектакля мы вас потеряем, но вы и сами поймёте, что вся ваша предыдущая жизнь была лишь подготовкой к этой роли, к чудесной и единственной в своём роде театральной роли.

– Говорите по существу, – Куница уже едва сдерживался.

– Ли! Ты мог подумать, что нам нужны от тебя только деньги, но это не так. – теперь «Бодлер» обращался к младшему Моргану. – Твой отец крепок телом и духом, умирать он не собирается. Да и вообще, у просвещённых людей есть сомнения, что он оставит свою автомобильную империю тебе. После сам знаешь какого случая он перестал делать на тебя ставки.

Ли обиженно выпятил нижнюю губу и заморгал, стараясь удержать слёзы.

– Но я предлагаю тебе роль, которая с лихвой компенсирует все твои обиды. Не жди, когда тебе в руки упадут власть и богатство, возьми их сам, как настоящий мужчина! Я знаю, что ты намного крепче, чем кажешься. Иначе я не выбрал бы тебя…

– А что вы скажете обо мне? – Куница теперь стоял лицом к лицу с «Бодлером», его крепко сжатые кулаки подрагивали.

– Скажу, что вас ожидает ночь сюрпризов, – мягко отозвался мистер Хилл. – Пока это всё, что я могу вам поведать. Готовьтесь удивляться.

Сказав это, ложный Бодлер прямо с места высоко подпрыгнул, будто в его ботинки были вделаны мощные пружины, перемахнул над нашими головами и очутился возле Доротеи с девочкой.

Мы снова завертелись на месте, утратив ориентир. А вот «Бодлер» не терял времени.

– Господа марионетки! – вскричал он. – Я – ваш Создатель, я мастер-кукольник, умеющий делать мёртвое живым, я тот, кто преобразует материю при помощи шестерёнок и рычагов. Этот театр – моё драгоценное творение, но моя лучшая работа – это вы, вы все. Поприветствуйте меня и друг друга!

С этими словами он сам громко захлопал в ладоши. Доротея отпустила руку девочки и присоединилась к нему. Мы ошеломлённо молчали. Ситуация казалась уже не столько жуткой, сколько гротескной. Если это театр, то театр абсурда, не иначе.

Вдруг аплодисменты послышались со стороны окон. Невидимая публика сдержанно аплодировала, я слышала хлопки множества ладоней, которые ударяли друг о друга. Этот звук приближался, становился сильнее. Что-то мелькнуло в чёрных проёмах окон, там показались белые пятна, которые через несколько секунд прекратились в руки и лица. Десятки людей, в основном мужчин, одетых в чёрное, стояли за окнами нашей ярко освещённой гостиной и смотрели на нас. Их лица были серьёзны и торжественны, как на похоронах. Брр, ужасное сравнение.

– Дети, – почти с нежностью обратился к нас Создатель, – теперь вам предстоит узнать, зачем мы собрали вас здесь.

 

Глава 25

Бен

Дорогая Мартина!

Это письмо я пишу тебе мысленно, находясь в самом ужасном положении, какое только можно представить. Я пойман, оклеветан, загнан в ловушку каким-то сумасшедшим гением, который всерьёз считает этот дом своим театром, а нас всех марионетками. Каким-то чудовищным способом он приобрёл внешность покойного Бодлера и теперь уверяет нас, что время пришло и что нам вот-вот предстоит сыграть те самые роли, к которым мы усердно готовились всю минувшую неделю.

Я бы хотел, чтобы всё это оказалось сном, Мартина, я был бы даже рад вновь проснуться на кушетке в клинике доктора Штайлера и осознать, что меня вновь начали посещать кошмары. Но увы, всё, что происходило вокруг, было изломанной, жуткой, вывернутой наизнанку реальностью. Я не знал, что делать и как мне защитить этих людей, которые были всё-таки заодно со мной и против надвигающегося безумия.

Появление многочисленной «публики» стало не меньшим шоком, чем произошедшее на наших глазах превращение дома в «театр». Мы так привыкли довольствоваться обществом друг друга, что почти забыли о том, как выглядит настоящая людская толпа. И этой толпе не было видно конца и края. Суровые, сосредоточенные на созерцании господа стояли тесно друг к другу и смотрели на нас, только на нас пятерых. Это способствовало панике, которую я изо всех сил стремился подавить. Если бы не Ли, не отлипавший от меня вот уже полчаса, со мной мог бы случиться припадок.

– Как я уже сказал, вы избраны, – с тенью прежней улыбки проговорил Создатель. – Каждый из вас участвовал в состязании с другими претендентами, даже не помышляя о том. Нам стоило многих трудов собрать вас здесь, в моём уютном доме, который местные дураки называют «вырастающим», поскольку он может расти и меняться, как дерево. Поверьте, что каждый из вас – незаурядная, выдающаяся личность, которой предстоит сыграть заметную роль. Не в театре, нет, – в истории.

В истории?! О боги, что он имеет в виду?

– Знаете ли вы, дети, что мир стоит на пороге войны? – неожиданно спросил мистер Хилл.

Козетта, стоящая рядом со мной, удивлённо моргнула. Ли оторвал лицо от моего пиджака (уже, к несчастью, влажного от слёз) и прислушался.

– Да, скоро грядёт война, – продолжал Создатель с тяжёлым вздохом, – война, какой прежде ещё не бывало – мировая. Все страны, за исключением самых слабых и равнодушных, вступят в эту войну, и начнётся кровопролитие. Нарыв уже давно назрел, теперь ему предстоит лопнуть.

Война? Какая ещё война, Мартина? Мировых войн не бывало на этой планете, их просто не может быть. Что, чёрт возьми, должно произойти, чтобы все государства добровольно ввязались в грозящее уничтожить их противостояние? Этот человек бредил.

– Миру, каким мы его знаем, придёт конец, – провозгласил Создатель. – К несчастью, прошлого уже не вернёшь. Европа закостенела в облупившейся позолоте и полуистлевших кружевах. Война встряхнёт это заплывшее тиной болото, оздоровит воду в его притоках. Но жертв не миновать…

Он выдержал патетическую паузу и обвёл нас вдохновенным взглядом. А мы, должно быть, выглядели преглупо: даже Куница утратил свою всегдашнюю самоуверенность и взирал на оратора с выражением оторопи на лице.

– Будут сотни тысяч, миллионы жертв, – пообещал Создатель, – это необходимое условие войны. Прольются реки невинной крови. Нам и нашим современникам предстоит тяжкое испытание, но мы обязаны его выдержать. Вы готовы быть стойкими и мужественными, дети?

– Мы не дети! – Козетта упёрла в бок руку с по-прежнему зажатым в ней пистолетом. – Хватит нам зубы заговаривать!

– Да-да, конечно, сейчас я перехожу к сути, – кивнул «Бодлер», – и теперь мы поговорим о вас, Бен. Из всех собравшихся здесь марионеток вы разочаровали меня сильнее всех, даже сильнее моей собственной дочери Эскиз. Я-то думал, что в вас наличествуют все нужные нам качества: завистливость, ревность, желание выделиться и проявить себя, замаскированное под благородство, а также нежелание смотреть в лицо правде. А вы оказались обычным мальчиком без ярко выраженных достоинств и недостатков! В ранней юности вы были значительно смелее.

– О чём вы говорите? В какой ещё ранней юности? – я почувствовал, как по коже прошёл холодок. Наверное, дуло от окон.

– Ну как же? Неужели вы действительно забыли? Или притворяетесь? Эх, Бен, я не могу понять, безнадёжны вы или нет. Вы провалили ваше задание, обнаружив недостаток смекалки и расторопности в мыслях и поступках. С другой стороны, вы продемонстрировали доброту и милосердие – качества, которые тоже можно как-нибудь приспособить к делу. Я не знаю, что с вами делать, Бен. Пусть решает мой партнёр.

– Да какое ещё задание? Я не понял, чего вы от меня хотели! – я чувствовал, как меня затрясло. Стоять на наклонном полу было и без того тяжело, а сейчас я едва не падал. Удивлённый моим поведением Ли начал поддерживать меня, как до этого я поддерживал его.

– Вы не поняли, потому что не захотели понять, – возразил мистер Хилл, – мы специально позвали вас на общее собрание, где намеревались посвятить вас во все детали вашей роли – сложной роли, решающей роли. Эскиз должна была выманить вас из дома, как и подобает Приманке – и с этим она справилась. А потом глупая девчонка решила, что вам угрожает опасность, и потащила вас обратно к дому. Знаете, как вы должны были поступить, Бен? – он пристально смотрел на меня, и я заметил, что его блестящие глаза не моргают. – Вы должны были идти вперёд несмотря ни на что, оставить девочку и спешить навстречу своей судьбе. В вас должно было победить любопытство, а победила сентиментальность. Вот тогда я и понял, что вы не сможете занять то место в Спектакле, которое предназначалось вам.

– Да что за Спектакль? – голос Куницы уже напоминал крик. – Выражайтесь яснее!

– Я называю это Спектаклем, а мой партнёр – операцией. Но название мы выбрали вдвоём. «Марионетки в ящике» – звучит неплохо, да? Несколько умелых марионеток станут катализатором великих событий всемирного значения. Каждый из вас станет героем и сыграет выдающуюся роль, если раньше времени не сыграет в ящик. Это просто каламбур, ха-ха, не обижайтесь! – по-доброму улыбнулся сумасшедший мистер Хилл.

– Что конкретно мы, по-вашему, должны сделать? – спросила Козетта.

– Вы станете первой в своём роде шпионской и диверсионной организацией, или диверсионно-разведывательной группой, если выражаться иначе. Я не люблю все эти военные термины и предпочёл бы что-то из области искусства, но мой партнёр не умеет легко обращаться с другими словами. Простим ему это, он человек военный. Это его идея: сделать главными участниками грядущих событий не специально обученных солдат, а людей молодых и на первый взгляд никак друг с другом не связанных, людей обоих полов и разных национальностей, таких, как вы. Сценарий давно придуман за вас, вам потребуется только мужество и артистические способности, чтобы заварить самую изумительную в мире кашу…. Ох, неудачно выразился! – «Бодлер» сокрушённо помотал головой.

– Погодите, так мы должны не предотвратить войну? – глухо спросил Куница.

– Нет, конечно же, нет! Вы должны её начать! – тут на лице Создателя снова появилась сияющая улыбка. – Вам предстоит взбаламутить эту сонную трясину, подстегнуть прогресс, спровоцировать колебания добра и зла. Только подумайте, какие возможности перед вами открываются!

– Вы сумасшедший, – сказал я, потому что долее молчать не мог.

Мистер Хилл покосился на меня.

– Ну же, Бен, не нарывайтесь. Вы и так на плохом счету. На вашем месте я сидел бы тише воды, ниже травы.

– А мне плевать. Вы сумасшедший. Может, вы и гениальный кукольник, но с чего вы взяли, что что-то смыслите в военных делах? – надеюсь, я произнёс это без запинок.

«Бодлер» открыл рот, намереваясь что-то сказать, но его перебили. Занавес за нашими спинами вновь колыхнулся и на сцену… вот видишь, Мартина, я уже заговорил как они! В комнату вошёл высокий мужчина в коротком пиджаке спортивного типа и таких же брюках. Волосы у него были светлые с проседью, усы пшеничные, глаза голубые и очень холодные. Впрочем, он стремился изобразить радушие.

– Рад приветствовать вас, друзья! – сказал он.

Куница обернулся так резко, что едва не сшиб меня с ног. Я впервые увидел его испуганным: тёмная кожа пошла пятнами, рот приоткрылся, глаза вылезли из орбит.

– Вижу, ты быстро узнал меня, мой мальчик, – вошедший мужчина сразу обратился к Кунице. – Узнал, но не рад меня видеть. Я тоже испытываю сейчас сложные чувства. Когда-то я любил тебя, как родного сына, но не учёл того, что ты всё-таки урождённый дикарь, которого не переучишь никакими науками. Рана от твоего самодельного копья до сих пор болит. Но я выжил, как видишь. Ты меня не убил.

Куница молчал. Его лицо заблестело от выступившего пота. Оправившись от первичного шока, он стиснул зубы так, что они хрустнули.

– Благодетель! – с непередаваемой интонацией прошипел он.

– Кто-кто? – удивлённо переспросила Козетта.

– Мой благодетель! Убивший моих родителей, а меня забравший с собой в качестве трофея. Я был уверен, что убил тебя, подлая гадина.

Даже бесстрашная Козетта отшатнулась от Куницы, таким гневом от него повеяло. Этот новый человек убил родителей Куницы, и его не арестовали? Очень странно.

– Генерал Андерс к вашим услугам, – сказал высокий блондин, – подлой гадиной меня извольте не называть. Этот мальчик имеет некоторое право на подобные чувства, но на всех остальных снисхождение не распространяется. Прошу меня простить, я опоздал.

Он щёлкнул каблуками и церемонно, по-военному поклонился.

– Что вы, что вы, мистер Андерс, устраивайтесь поудобнее! – замахал руками ложный Бодлер. Мне приходилось быстро мотать головой, чтобы наблюдать за ними обоими. На суровые лица за окнами моего внимания уже не хватало.

Человек, которого назвали генералом, огляделся вокруг – наверняка для того, чтобы понять, где именно он должен устраиваться. Он явно не обладал способностью кукол совершенно ровно стоять на наклонном полу.

– Благодарю вас, мистер Хилл. Итак, мой компаньон объяснил в общих чертах, что именно от вас требуется. У вас остались вопросы? Можете задать их мне.

– Как ты выжил? – спросил Куница.

Мистер Андерс поморщился.

– Я боевой офицер, мальчик, а не штабная развалина. Я дважды был серьёзно ранен и оба раза оправился от последствий. Твой удар был неожиданным для меня, ведь я верил тебе, считал безобидным игрушечным индейчонком. Ну, ошибся, с добросердечными людьми такое бывает. А я ведь почти сделал из тебя джентльмена! – генерал прищурился и досадливо цыкнул. – Но увы. Дикарская кровь оказалась сильнее. Я выжил, потому что меня не убьёшь так просто! Понял, наивный дурак? Но я не собираюсь с тобой поквитаться. Ты искупишь свою вину иным способом.

Куница издевательски ухмыльнулся. Атмосфера в комнате накалялась.

– У меня вопрос, – снова вышла вперёд Козетта. – Вы сумасшедший или нет?

– В здравом уме и трезвой памяти, дитя моё, – усмехнулся генерал Андерс.

– Поверю на слово. И всё, что нам сейчас наговорил ваш приятель, не является бредом?

– Я понимаю, что мистер Хилл кажется несколько… эксцентричным, – блондин слегка смущённо посмотрел на всплеснувшего руками Создателя. – Его тяга к аффектации порой чрезмерна. Но он не безумец, а гениальный мастер, умеющий создавать кукол, неотличимых от людей. Это печальная история, дети. Мистер Хилл, вы позволите, я расскажу?

Я повернул голову, чтобы заметить, как Создатель пожимает плечами: мол, делайте, что хотите. Дождавшись этого знака, генерал кивнул и продолжил:

– Не так давно мистер Хилл пережил ужасное горе: у него умерла жена. Чтобы справиться с болью, он превзошёл сам себя и создал невероятную куклу, которая может говорить и двигаться, как человек. Она даже внешне почти неотличима от человека…

– Отличима, – буркнул Ли.

– Но мистер Хилл не остановился на этом и шагнул ещё дальше. Он захотел обрести бессмертие! – голос генерала возвысился, обретая силу и глубину. – Ничто не могло остановить его на этом пути. Мистер Хилл избавился от своего земного тела и заменил его на кукольное, которое может менять и трансформировать по своему смотрению. Теперь мистеру Хиллу не страшны ни пули, ни кинжалы…

– Это невозможно! – возразил я.

– Почему же? Человечество столетиями искало секрет бессмертия, а мистер Хилл нашёл. Мне необыкновенно повезло с партнёром и единомышленником, – гордо сказал мистер Андерс. – Лишь одно обстоятельство омрачает триумф жизни над смертью: маленькая дочь мистера Хилла, крошка Эскиз, не принимает его как своего отца. Это большое несчастье для великого мастера.

– Она называет себя Картинкой! – воскликнул мистер Хилл. – А её зовут Эскиз! Эскиз – начало всякой работы… Эскиз – источник вдохновения… Я назвал её так, чтобы она понимала, как она мне дорога. Неблагодарная девчонка! Если она не хочет быть со мной, пусть примет участие в моём Спектакле!

– Вы забываете, дорогой друг, что ваша малютка не прошла испытание, – напомнил генерал Андерс. – Мы заменим её кем-нибудь другим. Не печальтесь, дети часто бывают глупы и неблагодарны. Уж мне ли не знать! Мой приёмный сын, которого я вывез, фактически спас из дикого индейского племени, в благодарность угостил меня самодельным копьём.

– Жаль, промахнулся! – вставил Куница.

– Жаль, что ты так и не стал моей гордостью и моим наследником. Но ты послужишь своей новой стране вместе со своими новыми друзьями.

– Великобритании? – спросила Сора. Я с изумлением посмотрел на неё: она что-то знает?

– Мир хрупок, девочка, – генерал скорбно посмотрел на неё. – Положение дел крайне неустойчиво. Мы не в силах остановить великий передел земель, который вот-вот начнётся. Но мы можем обратить войну на пользу достойным странам, а не их подлым соперникам.

– Кто решает, достойна страна или нет? – спросил я, решив, что молчать далее стыдно. – Не слишком ли много вы на себя берёте? Вы вторгаетесь на чужие земли, похищаете чужих детей…

– Мистер Хилл, этот юноша мне надоел! – сказал генерал Андерс. – Он разочаровал нас обоих. Не могла бы ваша супруга…

– О, конечно! Дорогая? – подобострастно вопросил мужчина в оболочке Бодлера.

Доротея в ответ мило улыбнулась, показав белые блестящие зубы. В одну секунду в её свободной руке возник огромный кухонный нож, похожий на топор, – я таких ни разу даже не видел. Она шагнула ко мне, я попятился, налетев спиной на Куницу, а Козетта быстро загородила меня, вскинула руку с пистолетом и выстрелила.

Точно посередине груди Доротеи возникла дыра. Но это ранение куклу не остановило.

– В голову! Стреляй в голову! – крикнул Куница. Козетта поняла, вскинула оружие выше.

– Нет! Мамочка! Нет!

Крик малышки показался мне оглушительным. Маленькая зеленоглазая девочка, выскользнув из-за занавеса, повисла на шее Доротеи, отчаянно рыдая. Экономка – или правильнее называть её миссис Хилл? – остановилась и будто задумалась, что ей делать дальше.

– Вы плохой человек, мистер Хилл! – захлёбываясь слезами, завопила малютка. – Вы отвратительный и злой человек! Когда папа вернётся, я всё ему расскажу!

– Эскиз, немедленно отойди и встань в угол! – визгливо скомандовал Создатель.

Девочка отпустила Доротею, ненавидяще взглянула на мистера Хилла, а потом внезапно бросилась к стене, подпрыгнула и ухватилась за позолоченный канделябр, сильно дёрнув его на себя. На пол посыпались горящие свечи.

– Что ты наделала! – завопил Создатель.

Что она наделала!

 

Глава 26

Козетта

Дом снова затрясся. Но теперь это была не крупная дрожь, а настоящая болтанка. Однажды Козетта плыла на яхте, которая попала в сильный шторм и чудом осталась цела, – ощущения были один в один.

– Бежим! – крикнула она и схватила за руку Сору.

Бежать было некуда, разве что в окна. Там стояла толпа зрителей, но в таких условиях было не до раздумий. Козетта первая метнулась к окну, молнией запрыгнула на подоконник: столпившиеся за окнами зрители отшатнулись. Сора, тяжело дыша, карабкалась за ней.

Они прыгнули, приземлившись коленями, а затем и животами в колючую сухую траву. Козетта вскочила, не обращая внимания на боль в ногах.

– Бен, Ли, Куница!

В окне показался Куница, фактически выталкивающий наружу Бена и Ли. Бен спрыгнул на землю сам, Ли скатился кубарем. Куница удостоверился, что все живы, и снова исчез в гостиной.

– Куда он? – крикнула Козетта.

– За девочкой, – Сора, дрожа, цеплялась за её рукав.

Точно, это же Куница. Бен, опомнившись и глотнув воздуха, тоже попытался вернуться в гостиную, но Козетта его удержала:

– Куница сейчас вынесет её, Бен!

Прошло две или три невыносимо долгих секунды, и Куница снова показался в окне, протягивая на руках испуганного ребёнка. Бен бережно принял маленькую Эскиз – или как её там, Картинку? – в свои объятья и прижал к груди.

Наслаждаться трогательной сценой времени не было. Козетта заметила, что собравшиеся на Спектакль зрители быстро покидают территорию особняка, спускаясь с холма вниз, к лесу. Значит, пора было шевелиться. Ухватив свободной рукой кашляющего и отплёвывающегося Ли, Козетта со всей возможной скоростью поволокла их с Сорой прочь от дома. Ли сперва упирался, явно потеряв всякую ориентацию во времени и пространстве, но потом вырвал свою руку и с неожиданной прытью помчался вниз.

Ну и прекрасно, так будет легче.

Один раз Козетта обернулась, чтобы проверить, где Бен и Куница. Бен торопливо спускался, удерживая на руках малышку, а Куница прикрывал их отход. Доротеи, мистера Хилла и генерала Андерса видно не было.

Но куда же бежать? В лес? Козетта была тепло одета, но сырой и мрачный лес не казался ей хорошим убежищем.

– Подожди, – Сора вдруг дёрнула её за руку. – Смотри, что там происходит.

И Козетта обернулась, чтобы стать свидетельницей самого грандиозного зрелища в своей жизни. Дом, который был их приютом такие долгие несколько дней, дрожал и трясся, шатался из стороны в сторону и даже подпрыгивал – Козетта не поверила своим глазам. Одна за другой падали колонны, поддерживающие крышу портика, со звоном вылетали стёкла в оставшихся окнах, трескались и раскалывались ступени. С оглушительным шумом обрушился и сполз по черепице вниз мезонин, где-то с противоположной стороны поочерёдно падали балконы, а лестница складывалась, как гармошка. Это завораживало. «А все мои прекрасные платья остались в шкафу» – подумала Козетта и расхохоталась.

Сора, конечно, прихватила драгоценную куклу с собой. Фарфоровая Хина смотрела на происходящее безмятежно, как обычная нормальная кукла, а не человекообразный монстр.

Куница остановился и тоже смотрел на рушащийся особняк. Козетта поняла: он хочет знать, спасся его «благодетель» или нет. Козетта немного помедлила, поджидая его, но потом решила, что промедление чревато: куски рушащегося дома катились вниз по холму и вполне могли раздавить их в лепёшку. Надо было поскорее добраться до леса, чтобы деревья задержали камнепад.

– Пошли, – сказала она Соре.

Японка послушно повернулась и побежала к лесу. Они не стали заходить далеко: пробежали между деревьями шагов десять, перепрыгнули через поваленную пихту и остановились. Козетта решила, что здесь относительно безопасно.

Шум разрушения по-прежнему был мучительно громким, почва под ногами вибрировала. Вот среди деревьев показался Бен с Картинкой на руках, сделал ещё несколько шагов и едва не рухнул: Сора и Козетта успели подхватить его под руки и удержать ребёнка. Куница появился самым последним. Выглядел он сильно встревоженным, но уже не напуганным, – добрый знак.

– Где Ли? – оглядев маленькую компанию, спросил он.

– Не знаю, – ответила Козетта, – он убежал далеко вперёд. Струсил, спрятался где-то, сидит тихо, как суслик… ничего, найдём.

– Куница, – вдруг заговорила Сора, с надеждой глядя на него, – ты можешь вывести нас отсюда? Прямо сейчас? Проводить до деревни?

– Сейчас? – Куница невесело усмехнулся. – Туда идти часов десять, не меньше, и это если без остановок. А куда делись все наши «зрители»? Где спрятались? Нет, это плохая идея. Надо где-то переждать ночь.

– Это тоже плохая идея! – Бен осторожно поставил девочку на землю. – Нас найдут. И мы сами должны как можно скорее отыскать Ли.

– Давайте смотреть правде в глаза, – Куница устало потёр лоб, – нам негде спрятаться, кроме как в лесу. Мы не можем развести костёр, не можем построить в темноте шалаш, мы ничего не можем. К счастью, все мы тепло одеты – это позволит нам продержаться до утра и не замёрзнуть.

– Их там много… Вы видели, как их было много? – безнадёжно вздохнул Бен.

– Да, и в лесу они ориентируются. Помните ту поляну с кострищем? – Куница поморщился. – Они собирались там. А в дом могли попасть через подземный ход. Не удивлюсь, если тут всё изрыто такими ходами.

– И будешь совершенно прав, мальчик! – голос, уже ставший знакомым, заставил Козетту снова вскинуть руку с пистолетом. Теперь она знала, что стрелять надо в голову. Но тьма надёжно скрывала говорившего.

– Вы сильные и храбрые дети! – растроганно произнёс тот, кто повелел называть себя Создателем. – Вам не откажешь в решительности и проворстве. Окончательно разрушили мои иллюзии лишь двое из вас – мистер Лиховски и моя непослушная, скверная дочь.

Малышка задрожала и спряталась за спиной Бена.

– Я ведь пытался быть к тебе добрым! – невидимый мистер Хилл переместился, теперь его голос звучал левее. – Я дарил тебе игрушки и сладости, я собирался починить твою куклу. Но ты разочаровала меня…

– Если вам не нужна ваша девочка, я заберу её себе! – с вызовом заявил Бен. – Буду её воспитывать, буду работать, чтобы у неё всегда были и платья, и игрушки. Я никогда её не обижу!

– Да неужели? – шелестяще рассмеялся мистер Хилл. – Лично вам, дорогой Бен Лиховски, я не доверил бы ни одну девочку. После того как вы утопили в реке вашу троюродную сестру…

– Что-о-о?! – вскричал Бен, пошатнувшись.

– Вы что, и впрямь забыли об этом? Бен, вы заигрались и утопили в реке вашу троюродную сестру Мартину. Конечно, вы не хотели её убивать, вам просто стало любопытно, долго ли можно пробыть под водой без дыхания. Ну и на ком же вам было ставить этот опыт, как не на вашей любимой подруге детства?.. Скажите, Бен, вы и правда были столь глупы, что продолжали держать голову девочки под водой, даже когда она задёргалась и забила руками?

– Это ложь! – Бен вцепился в волосы на висках. – Мартина жива!

– Произошедшее расценили как несчастный случай, а вас отправили в лечебницу с нервным припадком. Подозреваю, что вы решили стать писателем, чтобы переписать набело самую страшную историю вашего детства. Сказки, дорогой Бен, не всегда заканчиваются хорошо. Иногда лесорубы не появляются вовремя и не освобождают Красную Шапочку, проглоченную волком. И она медленно переваривается в волчьем желудке, превращаясь в ничто…

– Замолчите! Замолчите!

Несчастный Бен застонал. Козетта каким-то внутренним чутьём поняла, что рассказанная Создателем история – чистая правда, но прошлое Бена не ошеломило и не оттолкнуло её. Уж ей ли судить других! Куница тоже посмотрел на давящегося рыданиями Бена с жалостью.

– Слёзы! – вздохнул голос мистера Хилла, снова перемещаясь левее. – Если б от слёз была какая-то польза, я бы оживил свою умершую жену слезами. Но мне пришлось напрячь волю и разум, чтобы воссоздать её заново. Теперь моя супруга навечно останется молодой и красивой. Любую пришедшую в негодность часть тела можно легко заменить… Даже голову, моя дорогая Козетта!

– А кто заменит вам голову, если я её прострелю? – спросила она, снова сдвигая дуло. Козетта была уже почти уверена, что знает, куда стрелять. Она была почти совсем-совсем уверена…

Голос замолчал, раздумывая над ответом.

– Что ж, хороший вопрос, – вынужден был признать он, – но мы найдём выход из трудного положения. Дорогая, приведи-ка мне этого зарвавшегося мальчишку, который мешает всем своими слезами.

Из зарослей выскользнула Доротея. Кукольная улыбка застыла на её белом, гладком и красивом лице. Шаг, другой, третий – она почти достигла их, когда Козетта прицелилась ей в голову.

– Нет! Пожалуйста! Нет! – закричала малышка. Она выскользнула из-за спины Бена и обхватила ноги куклы, так похожей на её мать. Если бы Картинка могла, то заслонила бы Доротею своим телом, но она была слишком мала для этого.

Стреляй, сказала себе Козетта. Стреляй.

Доротея нагнулась и подхватила девочку на руки. В этот момент её лицо стало почти нормальным: глупая кукольная улыбка превратилась в человеческую, печальную, на гладком лбу пролегла маленькая вертикальная морщинка.

– Не стреляй, Козетта! – быстро шепнул Куница.

– Если она попробует причинить зло Бену или девочке, я… – решительно и быстро зашептала Козетта.

Но договорить она не успела. Обняв Картинку, Доротея повернулась к ребятам спиной и пошла прочь, прочь от них и от прячущегося в зарослях супруга.

– Доротея? – взволнованно спросил мистер Хилл. – Что ты делаешь, дорогая?

– Спасает свою дочь от тебя! – презрительно сказала Сора.

– Она не может мне не подчиниться! Дорогая, вернись немедленно!

Звук удаляющихся шагов – и всё стихло. Бен продолжал сидеть прямо на земле, закрыв лицо руками.

– Выходи сам, – предложила Козетта, поигрывая пистолетом. – Выходи, Создатель.

Из кустов метнулась маленькая тень, но Козетта теперь была наготове. Кукла, как две капли воды похожая на Картинку, приближалась к ним огромными звериными скачками, размахивая тесаком, зажатым в единственной оставшейся руке. Но никто даже не успел испугаться: Козетта уложила нападавшую метким выстрелом в лоб. Что-что, а стреляла она отлично.

– Мерзавцы! – завопил голос, скрывающийся в кустах. И тут же сменил интонацию: – Признаю, что я проиграл… Опусти оружие, девочка… Ты самый меткий стрелок, которого я знаю. Не убивай меня!

– Тогда выходи! – велела Козетта.

– Я не могу выйти, я должен быть уверен, что ты в меня не выстрелишь… Пожалуйста, передай мне пистолет… Я отвечу на все ваши вопросы!

– Нашёл дуру! – фыркнула девушка. – Отвечай прямо так… хм… у кого-нибудь есть вопросы?

За её спиной раздался ужасный треск. Козетта быстро обернулась, но на этот раз не успела: из чащи выпрыгнул лже-Бен, хищно клацая острыми, отточенными зубами. Его пасть – ох, по-другому и не скажешь! – распахивалась, как у тигра.

Куница бросился ему наперерез. Секунда – и они вдвоём покатились по земле, вцепившись друг в друга.

– Козетта, не отвлекайся! – задыхаясь, крикнул Куница.

Да, верно, у них только одно оружие против Создателя и его присных… Но теперь Козетта не знала, куда ей смотреть: обшаривать взглядом заросли или наблюдать за схваткой.

Куница захрипел, зубы ложного Бена щёлкнули прямо у его горла.

– Сора, сделай что-нибудь! – отчаянно попросила Козетта.

А Сора, оказывается, не сидела на месте. Поднатужившись, она волокла откуда-то здоровенную ветку дерева, похожую на оглоблю, которую едва могла удержать. С возгласом «хо!» Сора подняла ветку за тонкий конец как можно выше, зажмурилась и обрушила её вниз, прямо на затылок одного из дерущихся.

Козетта заморгала глазами, чтобы прогнать выступившие от напряжения слёзы. Когда зрение к ней вернулось, она увидела, что Куница, тяжело дыша, поднимается с земли, а лже-Бен остаётся лежать, укороченный на одну восьмую. Сора не просто разбила ему голову, она снесла её напрочь!

– Молодцы! – крикнула Козетта.

– Нам надо выйти из леса, – проговорил Куница, стараясь отдышаться, – камнепад уже остановился, так что бояться нечего. А в лесу мы лёгкая мишень. Мы не видим этого типа, но он нас видит.

– Далеко не уйдёте! – визгливо прокомментировал его слова голос мистера Хилла.

Куница взвалил на плечо полуобморочного Бена и первым зашагал к выходу. Сора, преданно взглянув на Козетту, пошла за ним, а Козетта отступала, пятясь как рак, чтобы не проморгать очередную выскакивающую из кусов куклу. Но больше нападающих не было.

Когда кромка леса была перейдена, Козетта с облегчением развернулась. И зря.

Дома уже не было. Вместо него осталась груда развалин, на которой стояли и сидели люди. Те самые «зрители» – мужчины и женщины в чёрных парадных костюмах, похожие на служителей погребальной конторы, смотрели на Бена, Куницу, Козетту и Сору ничего не выражающими глазами. То ли армия кукол, созданная безумным мистером Хиллом, то ли живые люди, но лишённые всяких эмоций.

Те, кто сидел, медленно поднялись. Те, кто стоял, двинулись вперёд, навстречу подросткам.

А у меня осталось всего несколько пуль, отрешённо подумала Козетта. Нам конец.

Сора обняла свою куклу и зашептала себе под нос что-то, похожее на молитву. Куница с жалостью и нежностью посмотрел на неё. Бен протёр руками глаза, увидел приближающихся людей, потом нерешительно перевёл взгляд на Козетту.

– Нам хана! – без обиняков объяснила девушка.

Хорошими манерами она никогда не отличалась и уже не успеет отличиться.

 

Глава 27

Сора

Мы с Хиной приготовились умирать. Ну или не умирать. Я так и не поняла, чего хотели от нас все эти странные люди. Может, они задушат нас за то, что мы разрушили дом, хотя разрушила его вообще-то малышка – дочь Создателя. А может, силой заставят участвовать в своей безумной затее, где мне, между прочим, уготована роль жертвы. Так и этак «хана», верно сказала Козетта…

Козетта свирепо махала рукой с пистолетом, хотя ясно было, что одна с такой толпой она не справится. И Куница не справится, и Бен, а я уж и подавно. Наверное, у нас изначально не было ни единого шанса покинуть это проклятое место.

Нам пришлось снова отступать к лесу. Мы стояли на границе между деревьями и подножьем холма, вершину которого когда-то украшал особняк. Руины с копошащимися вокруг людьми напоминали гигантский муравейник. Интересно, где они прятались всё это время и где теперь будут жить? И куда унесла Доротея свою отважную дочку? И какие ещё сюрпризы приготовлены для нас у Создателя, если мы решимся вернуться в лес? Где безопаснее – здесь или там? Смешные вопросы. Теперь нигде.

Сзади и сбоку послышался какой-то стремительно нарастающий гул явно не природного происхождения. Гул был знакомым, но я никак не могла вспомнить, где и когда его слышала. Мы повернули головы и вглядывались в темноту, откуда на нас надвигалась неведомая новая опасность.

Внезапно шагах в пятидесяти от нас вспыхнул ослепительно яркий фонарь, и все заморгали. Гул стал совсем громким и приближался ещё стремительнее, но даже сквозь гул я смогла расслышать сердитый голос Ли:

– Тьфу ты, наконец вспомнил, где находится эта чёртова фара!

– Ли! – завопила Козетта.

Прямо перед нами из-за невидимого в ночи ухаба выпрыгнул уже однажды виденный автомобиль: блестящий, воинственно ревущий, так и рвущийся в путь.

– Запрыгивайте скорее! – велел Ли. – Я знаю, где дорога! Как-нибудь проедем!

Никогда бы не подумала, что мне придётся прокатиться на этой дикой самоходной коляске. Я боялась автомобиля, мне не хотелось туда лезть. Но оставаться здесь на растерзание армии чернокостюмных мне не хотелось тем более.

– Живее! Живее! – торопил Ли.

В автомобиле имелось всего одно свободное место, кроме шофёрского, а нас было четверо. Чья-то сильная рука – кажется, рука Куницы, – решительно подтолкнула нас с Козеттой вперёд, и мы кое-как втиснулись вдвоём на это место. Нас спасло то, что мы обе были худыми, а Хину я подняла над головой. Бен и Куница пристроились сзади, на выступающей части корпуса автомобиля, которая над колёсами – понятия не имею, как она называется. Едва они уселись и стали держаться за спинки наших сидений, как Ли надавил на какую-то педаль внизу, автомобиль взвизгнул, встал на дыбы, а потом с чудовищной скоростью рванулся вперёд.

Мне показалось, что я вот-вот вылечу из этой телеги-скорохода, особенно когда Ли круто взял влево, разворачиваясь. Перед моими глазами промелькнул кусок начинающего едва заметно светлеть неба, хмурый лес и толпа «зрителей», которые перешли на бег. Автомобиль сильно тряхнуло, он завалился было набок, но выровнялся, взревел и понёсся уже в противоположную сторону.

– Ой, мамочки! – взвизгнула Козетта.

– Заворачиваю! – объявил Ли.

Я, как могла, вжалась в кресло и почувствовала, как руки одного из мальчиков сзади стиснули его спинку. Ещё один поворот! Увядающий холм скрылся от нас, на пути замелькали деревья. Автомобиль гнал по топкой, ухабистой, неровной дороге, а у меня желудок грозил выпрыгнуть из горла и сердце билось где-то в ушах.

Ли наклонился вперёд, вцепившись в рулевое колесо. Яркий свет электрического фонаря выхватывал из предутреннего мрака то пенёк, то упавшую поперёк сучковатую ветку, но наш шофер в последний момент успевал сманеврировать. Нас трясло и болтало из стороны в сторону, ветер так и хлестал в лицо, а Козетта прижалась ко мне и боялась отпустить. И я тоже держалась за Козетту, и за Хину, и за какой-то рычаг внизу, но мне всё равно казалось, что я вот-вот вывалюсь из бешеной повозки. Каково было мальчикам, сидящим позади, я даже боялась подумать.

Может, когда-нибудь родится изобретатель, который додумается сконструировать автомобиль на пятерых человек. Но пока приходилось довольствоваться тем, что было. Ли гнал вперёд, как помешанный, на одном колесе объезжая поваленные деревья, а мы не могли даже закричать, так как дыхание перехватывало от холодного воздуха.

Это было восхитительно. Я вдруг поймала себя на мысли, что это восхитительно. И что я готова нестись вперёд и вперёд хоть всю ночь, замирая от скорости и от восторга.

И мы мчались, мчались и мчались, пока небо не посветлело и не начало розоветь. Начиналось утро. Я повернулась назад и удостоверилась, что Бен и Куница живы: они полустояли-полусидели на закорках автомобиля и не переставали крепко держаться за спинки наших сидений. Куница выглядел мечтательным и спокойным, волосы его развевались. Он улыбнулся и подмигнул, когда понял, что я на него смотрю. А у Бена лицо было грустным, но уже не трагическим; он не обратил на меня внимания.

Козетта удивила меня больше всех: она ухитрилась заснуть. Как это возможно при такой душу выворачивающей скачке – не знаю. Но представить, что Козетта вдруг взяла и потеряла сознание, было ещё сложнее, так что я сочла её спящей.

Лес становился всё реже и реже, дорога всё шире и шире. Ли наконец-то сбавил скорость, и мы триумфально ворвались в деревню Кингс-Линн, наверняка перебудив и перепугав всё местное население. Во дворах залаяли собаки, громко заквохтали куры, а сонный сторож, на ходу застёгивая пуговицы, бросился нам наперерез, явно обнаруживая склонность к самоубийству.

Тут Ли резко затормозил. Настолько резко, что автомобиль опять едва не перевернулся. Его заднюю часть даже развернуло в сторону, так что Бен и Куница не смогли усидеть и повалились на землю. Возникло всеобщее замешательство.

– Мальчики! – протерев глаза кулаками, встрепенулась Козетта.

– Всё хорошо! – весело сказал Куница, поднимаясь. – Ли, ты нас спас. Это было потрясающе. Хоть и не очень комфортабельно.

Бен тоже поднялся и засопел, отряхивая куртку. Кажется, он пришёл в себя.

– Ли, но ты же говорил, что не умеешь управлять автомобилем! – возмущённо воскликнула Козетта.

– Я не говорил, – пробурчал Ли, вытирая пот со лба. – Я говорил, что мой отец – владелец автомобильной империи. Как ты думаешь, может сын владельца автомобильной империи не уметь управлять автомобилем?

– А почему ты тогда…

– Почему-почему, – Ли отвернулся. – Потому что однажды я сбил человека. Насмерть. Вы что, газет не читаете? Отец так разозлился…

– Может, расстроился? – подсказала я.

– Может и расстроился. Но больше разозлился. Это же такой удар по нашей репутации! И откуда только та старушенция на дорогу выпрыгнула… Теперь вот боюсь, что его наследником стану не я, а кто-то другой…

– А что, есть кому? – Козетта задорно подмигнула Ли и рассмеялась.

В высшей степени неуместный разговор в совершенно неподходящий момент. Но мы чувствовали, что спаслись, что уцелели. Энергия пережитого страха ещё бурлила в нас, заставляя болтать, хохотать, делать глупости.

– Есть, дядя Генри, – юный Морган залихватски выпрыгнул из автомобиля и быстро осмотрел его спереди и по бокам. – Эх, весь капот грязью забрызгал и на колёса глина намоталась с травой… Отчищай теперь…

– Дядя Генри, говоришь? Ну вот он тебя и «заказал»! – Козетта всё никак не могла угомониться. – Поверь, я точно знаю, разбираюсь в таких делах.

Ли только рукой махнул. Похоже, состояние автомобиля интересовало его больше, чем собственная чудом спасённая жизнь.

Тут до нашей компании наконец добежал сторож. Он задыхался от бега и повторял только одно слово:

– Господа! Господа! Господа!

Ли и от него отмахнулся, как от надоедливой мухи.

– Двигатель перегрелся. Теперь до вечера придётся ждать… – досадливо поведал он.

Зато Куница, пригладив волосы, обратился к подбежавшему сторожу самым великосветским тоном:

– Доброе утро. Не можете ли вы подсказать нам, каким максимально быстрым способом мы можем покинуть ваше замечательное поселение?

– Макси… мамси… что вы? Зачем? А завтрак? – сторож переводил взгляд с роскошного, хоть и заляпанного глиной автомобиля на Куницу, брюки которого тоже были залиты грязью. Бедный малый не понимал, кто перед ним и как ему следует себя вести. То ли мы воры и беглые преступники, на которых следует немедленно донести местному служащему полиции, то ли богатые, но попавшие в переделку представители золотой молодёжи, которых нужно всячески обласкивать, чтобы получить на чай.

– Позвольте представиться, служитель станции Томпсон! Желаете приобрести билеты на дилижанс или прежде позавтракать?

– А когда дилижанс? – спросил Бен.

– Сегодня! – бодро отрапортовал человек в форме, которого я приняла за сторожа.

– Сегодня, – поморщилась Козетта, – ну хорошо хоть не завтра! – Потом она понизила голос и спросила: – У кого есть деньги?

Вопрос был совсем не праздный и ни чуточки не смешной, но нас, измученных и заново глотающих воздух свободы, он почему-то ужасно развеселил. Мы все согнулись в три погибели от внезапного приступа хохота, даже Бен. И от того, с каким выражением лица продолжал глазеть на нас служитель станции, нам становилось всё смешнее и смешнее. Наверное, мы могли бы прохохотать так минут двадцать, не меньше, но Куница первым опомнился, вытер тыльной стороной ладони выступившие слёзы и задумчиво взялся за подбородок.

Постепенно мы все перестали хохотать, как одержимые, и задумались. По сравнению с событиями вчерашней ночи банальное отсутствие денег и вещей казалось не стоящей внимания проблемой. Но эта проблема была и её требовалось срочно решать.

– У меня с собой пара купюр, которые нашлись у Бодлера в бумажнике, – вспомнила Козетта и извлекла деньги из невидимого в складках платья кармана, – но тут хватит только на билеты до ближайшей станции.

– А у меня есть автомобиль, – напомнил Ли, – кого-нибудь одного могу взять с собой, а всех – уж извините. Никакого керосину не напасёшься.

У Бена и Куницы нашлось несколько мелких монет, а у меня не было ни гроша. Я смогла спасти только Хину.

– Если сложить всё, что у нас есть, то хватит на три билета до Реддича, – подсчитал Куница, – а там…

– Главное – связаться с отцом, – перебил его Ли, – пусть знает, что я жив и не пропал никуда. Он сразу вышлет людей на помощь! Я попрошу, чтобы и о вас не забыли…

– Это без меня. Я сама по себе! – заявила Козетта. – Ничего, не в первый раз.

– Мне тоже не нужна помощь, – отверг щедрое предложение Ли Куница. – Я, если нужно, уйду отсюда пешком. Мне не привыкать. Вот только ты, Сора…

Я вздрогнула. А что я?

– Пойдёшь со мной? – серьёзно спросил Куница.

Куда это? Только в эту минуту я поняла, что снова лишилась дома и что теперь мне совсем некуда идти. Все мои вещи, включая рекомендательные письма от прежних хозяев, остались в разрушенном особняке.

Ну пойти неизвестно куда с Куницей?..

– За Сору не переживай, – Козетта выступила вперёд, избавив меня от необходимости отвечать, – она со мной.

Выражение крайнего изумления не шло лицу Куницы. Я потупилась, когда он вновь перевёл взгляд на меня.

– Это правда? Ты решила остаться с Козеттой?

– Ну пока да, – пробормотала я, разглядывая грязную лужу под ногами.

– … Неожиданно, – после некоторого раздумья подобрал подходящее слово Куница.

А он в самом деле ожидал, что я теперь буду с ним… что? Ох, лучше и не думать. Глупость какая, как я только в такое вляпалась!

– Господа? – заискивающе спросил служитель станции, про которого мы все успели забыть.

– Билеты нам, пожалуйста. Два билета до Реддича. И не стойте здесь, не мешайте нам разговаривать. – Куница больше не смотрел на меня, отвернулся. Неловко всё-таки получилось.

Избегая глядеть в мою сторону, он пояснил Бену и Ли:

– Вы двое, я думаю, сможете добраться до Реддича быстрее нас всех. Ли, ты в состоянии управлять автомобилем? Хорошо. Девушки поедут на дилижансе. А я прогуляюсь пешком.

– До Реддича пешком? – оторопел Ли.

– Возможно, что и не до Реддича, – загадочно ответил Куница. – Вдвоём с Беном вы не пропадёте. И девушки не пропадут вдвоём…

– А ты? – спросила Козетта.

– А у меня свой путь. За меня не беспокойтесь.

– То есть мы сейчас расстаёмся? – с угрюмой тоской в голосе произнёс Бен.

Козетта недоуменно посмотрела на него:

– А как иначе?.. Ты что, не помнишь, что за нами по следу идёт целая армия каких-то уродцев, да ещё этот безумный кукольник? Чёрт их знает, с какой скоростью они способны передвигаться. Лично я здесь ни одного лишнего часа не останусь.

– Но ведь мы можем никогда больше не увидеться, – Бен заморгал, как ребёнок, у которого отобрали конфету.

– И тем лучше для нас всех, – подвёл итог Куница. Возможно, у него это резковато вышло, но чувства, охватившие Бена, передались и мне. Да, я больше никогда не увижу этих людей. Кроме Козетты, но кто знает, когда ей надоест таскать меня за собой?

– Мы ещё не избавились от опасности, Создатель и его эти… создания до сих пор слишком близко. Бен, ты не о том думаешь, – сказала Козетта, но по её голосу я поняла, что она тоже в замешательстве.

Это всё, да? Теперь всё кончилось? А когда мы сбежим из этой убогой деревни, в истории можно будет поставить точку. Я правильно рассуждаю?

Дилижанс прибыл через два часа. Всё это время мы провели на ногах, отказываясь даже присесть. Напряжение не покидало нас, разговоры не клеились, мы бродили туда-сюда, стараясь оставаться друг у друга на виду. Я почти с облегчением поклонилась, а затем махнула рукой Бену и Ли, когда на станции раздался звонок.

Ли не ответил: возился у своего автомобиля, причитая, что двигатель ещё не охладился, что трогаться в путь рано. Бен неловко улыбнулся Козетте, а она послала ему воздушный поцелуй.

Я поискала глазами Куницу, но он неожиданно вынырнул у меня из-за спины.

– Я хотела… может быть, мы… ещё встретимся?

Да, вот такой я мастер прощаний. Позор да и только!

Куница кивнул и чуть раздвинул губы, ничего не сказав и не прикоснувшись ко мне. А я почему-то ждала, что он, может, снова захочет поцеловать мне руку. Как это делают джентльмены при встрече и прощании с дамой. Ну да какая из меня дама!

Я и ему помахала рукой и поклонилась. Спотыкаясь о собственные ноги, побежала вслед за Козеттой, которая ушла уже далеко вперёд. Старалась не оборачиваться.

Замерший у покосившегося здания станции дилижанс был похож на громадный ящик на колёсах. В эту сторону я доехала на попутном возке, обратно мне предстояло возвращаться в обществе двух десятков незнакомых людей.

Нимало не смущаясь ни ситуации, ни своего перепачканного дорожной грязью платья, Козетта разыскала свободное местечко в углу «ящика», протянула мне руку и втащила вслед за собой. Мы устроились рядом среди плетёных корзин с цыплятами, промасленных бумажных свёртков, тюков и коробок, оклеенных газетами. Хину я посадила между нами, чтобы она сидела со всеми удобствами и не выпала у меня из рук, когда я засну.

– Поедем с ветерком! – хихикнула Козетта, будто ей всё нипочём и, как здесь принято говорить, море по колено.

Я улыбнулась и дала себе слово больше никогда не думать о будущем.

 

Глава 28

Куница

Ты прислушиваешься так, как прислушивался в детстве, когда ещё умел делать это правильно: не хрустнет ли ветка в глубине леса под лапой хищника, не сбилось ли ровное течение ручья, из которого зачерпнули воды, чтобы напиться? В деревне просто кипела жизнь: куры клевали зерно, шуршали мелкие камушки под босыми ногами женщин, вставших, чтобы покормит скотину, где-то плакал младенец, где-то мычала корова и мяукал кот. Но в лесу было тихо, загадочно. Даже птицы и те примолкли. Природа не замирает в страхе просто так, она всегда ощущает угрозу лучше, чем любой из человеческих органов чувств. Что-то недоброе жило в том лесу. Что-то, с чем ты не смог справиться.

Но ведь ты изучил этот лес, ты нашёл в нём и громадные плоские камни, служившие жертвенными столами, и длинные извилистые нормы, слишком большие для любого животного, кроме человека. Ты обнаружил детский череп, через который пророс куст морошки, и ожерелье из волчьих зубов, то ли брошенное, то ли потерянное кем-то… Ты встретил медвежонка и сумел убедить его гуляющую поблизости мать, что ты не представляешь для них опасности. Ты нашёл сердце этого леса и послушал мысли самого древнего дерева, которое сразу узнало в тебе «своего» и не стало ни о чём умалчивать. Но даже дерево не знало, какая сила поселилась в родном для него лесу. Ты пообещал разобраться, но и сам ничего не понял. Кроме того, что это как-то связано с «вырастающим домом» и его строителями и обитателями.

На прощание ты пожал руку Бену, как бы заключая перемирие между вами. Тот ничего не сказал, но его рукопожатие было крепким, а взгляд красноречивым. Ли всё-таки удалось завести свой автомобиль, и они уехали в сторону Реддича, вслед за дилижансом. Теперь ты надеешься, что у них всё будет хорошо.

Когда все, кто был тебе близок, покинули Кингс-Линн, ты снова почувствовал себя счастливым. Утратив своё место в племени, новую семью не обретёшь. Но второе самое большое достояние человека, после семьи, – это свобода. Теперь твоя свобода вновь при тебе.

Усмехаясь не иронически, а просто от хорошего настроения, ты поворачиваешься кругом и быстро шагаешь обратно: к выходу из деревни, ко входу в лес. Сырость и грязь тебя не пугают. Ты идёшь лёгкой, пружинистой походкой, чувствуя, как приятно пульсируют мышцы, – без всякой дороги, напрямик. Лес расступается перед тобой, пауки сматывают паутину там, где тебе предстоит пройти, зайцы провожают тебя внимательными и пугливыми взглядами. Перелезая через поваленный ствол, ты гладишь по треугольной голове дремлющую гадюку, и она довольно вибрирует в ответ хвостом.

Весь этот путь – как лёгкая приятная прогулка. Ты чувствуешь себя не усталым, а отдохнувшим, когда выходишь на знакомую поляну. Каменные руины выглядят особенно жалкими и неуместными на фоне вековых пихт, это зрелище тебя веселит. Генерал Андерс сидит на корточках возле костровища и пытается зажечь огонь.

Ты подкрадываешься к нему неслышно, но он всё-таки чует тебя: приспособился за столько-то лет.

– Устал ждать! – ворчит он, едва качнув головой. – Не могу развести костёр, всё отсырело за ночь, даже щепки…

Ты молча выхватываешь у него из руки коробок с длинными серными спичками, чиркаешь о камень, прикрывая рукой лёгкое неустойчивое пламя. Одними губами просишь его не гаснуть. Костёр послушно разгорается от твоей руки, ластится к коленям, греет, но не обжигает.

– И умеешь ведь! – Восхищённо смеётся Андерс. – Да, талант в карты не продуешь! Умеешь играть в карты, Куница?

– Да, – односложно отвечаешь ты и присаживаешься на гладкое, лишённое коры дерево – твоё любимое место для отдыха и раздумий.

Он прищуривается.

– Откуда же ты так хорошо научился ориентироваться в лесу, равнинный житель?

– Я теперь городской житель, – отвечаешь ты. – Но я всё ещё внук шамана.

– Это того шамана, который на мою пулю налетел?

Кряхтя, генерал поднимается на ноги, делает два шага и садится рядом с тобой, шумно выдохнув. Всё-таки он уже не молод. С тихой отстранённой радостью ты думаешь, что он, скорее всего, умрёт намного раньше тебя.

– Ну что, понимаешь теперь? – спрашивает Андерс. – Эти люди… они просто по-другому мыслят. Не признают старших, не слушают ни советов, ни распоряжений. Себе на уме, все, даже самые слабые. Только страхом их и можно держать в узде.

О чём это он говорит? Ты не хочешь ничего слушать.

– Какая идея была! – вздыхает Андерс. – Семь человек, никак друг с другом не связанных, абсолютно разных во всём, молодых, гибких. Действуют заодно, но кто заподозрит? Ищите, не подкопаетесь. Ничего общего, НИ-ЧЕ-ГО! Скоро все будут так действовать, а придумал-то я…

– А какой реакции ты ожидал? Запугивание никогда не было эффективной педагогической мерой, – с неприязнью отвечаешь ты.

– Страх сплачивает, – генерал недовольно жмурится от дыма и даже не замечает, что дым не касается тебя. – Общий страх связывает покрепче любовных уз.

Ты знаешь, что это не так, но спорить не собираешься. Пусть он считает, что ты думаешь над его словами.

– Кстати, про любовные узы, – он кашляет, отворачивается от дыма и хитренько смотрит на тебя, – что ты нашёл в этой азиаточке? Может, ты у меня слепой?

Убить его, убить. Нет, не сейчас, позже.

– Мне больше китаянки по вкусу, – продолжил скабрезничать генерал. – Японки, на мой взгляд, чрезмерно плоские…

– Ты оставишь их в покое? – перебиваешь, потому что выдержка на миг отказывает тебе.

– Их всех? Ну нет уж, – Андерс решительно качает головой. – Положим, их россказням никто не поверит. Но дело, которое мы затеяли, слишком серьёзное. Лучше перестраховаться. Эх, какая идея, какая идея!

Он всё ещё не может смириться с поражением. Пока он не смотрит на тебя, ты беззвучно смеёшься.

– Может, ещё раз попробовать? – вдруг произносит генерал. – Зайти с другой стороны? Ну, выделю деньги этому кукольнику, пусть придумает что-нибудь поновее. В другой части страны. Разберём нашу армию, разложим по ящикам, перевезём. Время ещё есть, хоть и немного. Ну может год, два.

– Я думал, что убил тебя, – произносишь ты. Гадаешь, почему он совсем тебя не боится.

– Пустое, – говорит Андерс. – Выяснили и забыли. Мы с тобой семья, как никак. У меня никого, кроме тебя, а у тебя никого, кроме меня. Ты не перестал быть моим сыном, а станешь новым и лучшим Исполнителем. Хочешь мне ещё что-то сказать, скажи.

Но ты молчишь и смотришь в костёр. Уже появились первые угли. Дым становится всё плотнее и гуще, генерал кашляет.

– Ничего ещё не закончено, – хрипя, произносит он.

Ничего ещё не закончено. Ты пока не решил, что будешь с ним делать, но на всякий случай велишь дыму остановиться. Всё в твоих руках. Золотисто-серый облачный столб покорно устремляется в небо.

– Осень, – обтерев лицо от копоти, вздыхает генерал, – мерзкая погода… тьфу! Ладно, согрелись, нечего тут рассиживаться. Пойдём.

Конец

17.07.2017