Ты прислушиваешься так, как прислушивался в детстве, когда ещё умел делать это правильно: не хрустнет ли ветка в глубине леса под лапой хищника, не сбилось ли ровное течение ручья, из которого зачерпнули воды, чтобы напиться? В деревне просто кипела жизнь: куры клевали зерно, шуршали мелкие камушки под босыми ногами женщин, вставших, чтобы покормит скотину, где-то плакал младенец, где-то мычала корова и мяукал кот. Но в лесу было тихо, загадочно. Даже птицы и те примолкли. Природа не замирает в страхе просто так, она всегда ощущает угрозу лучше, чем любой из человеческих органов чувств. Что-то недоброе жило в том лесу. Что-то, с чем ты не смог справиться.

Но ведь ты изучил этот лес, ты нашёл в нём и громадные плоские камни, служившие жертвенными столами, и длинные извилистые нормы, слишком большие для любого животного, кроме человека. Ты обнаружил детский череп, через который пророс куст морошки, и ожерелье из волчьих зубов, то ли брошенное, то ли потерянное кем-то… Ты встретил медвежонка и сумел убедить его гуляющую поблизости мать, что ты не представляешь для них опасности. Ты нашёл сердце этого леса и послушал мысли самого древнего дерева, которое сразу узнало в тебе «своего» и не стало ни о чём умалчивать. Но даже дерево не знало, какая сила поселилась в родном для него лесу. Ты пообещал разобраться, но и сам ничего не понял. Кроме того, что это как-то связано с «вырастающим домом» и его строителями и обитателями.

На прощание ты пожал руку Бену, как бы заключая перемирие между вами. Тот ничего не сказал, но его рукопожатие было крепким, а взгляд красноречивым. Ли всё-таки удалось завести свой автомобиль, и они уехали в сторону Реддича, вслед за дилижансом. Теперь ты надеешься, что у них всё будет хорошо.

Когда все, кто был тебе близок, покинули Кингс-Линн, ты снова почувствовал себя счастливым. Утратив своё место в племени, новую семью не обретёшь. Но второе самое большое достояние человека, после семьи, – это свобода. Теперь твоя свобода вновь при тебе.

Усмехаясь не иронически, а просто от хорошего настроения, ты поворачиваешься кругом и быстро шагаешь обратно: к выходу из деревни, ко входу в лес. Сырость и грязь тебя не пугают. Ты идёшь лёгкой, пружинистой походкой, чувствуя, как приятно пульсируют мышцы, – без всякой дороги, напрямик. Лес расступается перед тобой, пауки сматывают паутину там, где тебе предстоит пройти, зайцы провожают тебя внимательными и пугливыми взглядами. Перелезая через поваленный ствол, ты гладишь по треугольной голове дремлющую гадюку, и она довольно вибрирует в ответ хвостом.

Весь этот путь – как лёгкая приятная прогулка. Ты чувствуешь себя не усталым, а отдохнувшим, когда выходишь на знакомую поляну. Каменные руины выглядят особенно жалкими и неуместными на фоне вековых пихт, это зрелище тебя веселит. Генерал Андерс сидит на корточках возле костровища и пытается зажечь огонь.

Ты подкрадываешься к нему неслышно, но он всё-таки чует тебя: приспособился за столько-то лет.

– Устал ждать! – ворчит он, едва качнув головой. – Не могу развести костёр, всё отсырело за ночь, даже щепки…

Ты молча выхватываешь у него из руки коробок с длинными серными спичками, чиркаешь о камень, прикрывая рукой лёгкое неустойчивое пламя. Одними губами просишь его не гаснуть. Костёр послушно разгорается от твоей руки, ластится к коленям, греет, но не обжигает.

– И умеешь ведь! – Восхищённо смеётся Андерс. – Да, талант в карты не продуешь! Умеешь играть в карты, Куница?

– Да, – односложно отвечаешь ты и присаживаешься на гладкое, лишённое коры дерево – твоё любимое место для отдыха и раздумий.

Он прищуривается.

– Откуда же ты так хорошо научился ориентироваться в лесу, равнинный житель?

– Я теперь городской житель, – отвечаешь ты. – Но я всё ещё внук шамана.

– Это того шамана, который на мою пулю налетел?

Кряхтя, генерал поднимается на ноги, делает два шага и садится рядом с тобой, шумно выдохнув. Всё-таки он уже не молод. С тихой отстранённой радостью ты думаешь, что он, скорее всего, умрёт намного раньше тебя.

– Ну что, понимаешь теперь? – спрашивает Андерс. – Эти люди… они просто по-другому мыслят. Не признают старших, не слушают ни советов, ни распоряжений. Себе на уме, все, даже самые слабые. Только страхом их и можно держать в узде.

О чём это он говорит? Ты не хочешь ничего слушать.

– Какая идея была! – вздыхает Андерс. – Семь человек, никак друг с другом не связанных, абсолютно разных во всём, молодых, гибких. Действуют заодно, но кто заподозрит? Ищите, не подкопаетесь. Ничего общего, НИ-ЧЕ-ГО! Скоро все будут так действовать, а придумал-то я…

– А какой реакции ты ожидал? Запугивание никогда не было эффективной педагогической мерой, – с неприязнью отвечаешь ты.

– Страх сплачивает, – генерал недовольно жмурится от дыма и даже не замечает, что дым не касается тебя. – Общий страх связывает покрепче любовных уз.

Ты знаешь, что это не так, но спорить не собираешься. Пусть он считает, что ты думаешь над его словами.

– Кстати, про любовные узы, – он кашляет, отворачивается от дыма и хитренько смотрит на тебя, – что ты нашёл в этой азиаточке? Может, ты у меня слепой?

Убить его, убить. Нет, не сейчас, позже.

– Мне больше китаянки по вкусу, – продолжил скабрезничать генерал. – Японки, на мой взгляд, чрезмерно плоские…

– Ты оставишь их в покое? – перебиваешь, потому что выдержка на миг отказывает тебе.

– Их всех? Ну нет уж, – Андерс решительно качает головой. – Положим, их россказням никто не поверит. Но дело, которое мы затеяли, слишком серьёзное. Лучше перестраховаться. Эх, какая идея, какая идея!

Он всё ещё не может смириться с поражением. Пока он не смотрит на тебя, ты беззвучно смеёшься.

– Может, ещё раз попробовать? – вдруг произносит генерал. – Зайти с другой стороны? Ну, выделю деньги этому кукольнику, пусть придумает что-нибудь поновее. В другой части страны. Разберём нашу армию, разложим по ящикам, перевезём. Время ещё есть, хоть и немного. Ну может год, два.

– Я думал, что убил тебя, – произносишь ты. Гадаешь, почему он совсем тебя не боится.

– Пустое, – говорит Андерс. – Выяснили и забыли. Мы с тобой семья, как никак. У меня никого, кроме тебя, а у тебя никого, кроме меня. Ты не перестал быть моим сыном, а станешь новым и лучшим Исполнителем. Хочешь мне ещё что-то сказать, скажи.

Но ты молчишь и смотришь в костёр. Уже появились первые угли. Дым становится всё плотнее и гуще, генерал кашляет.

– Ничего ещё не закончено, – хрипя, произносит он.

Ничего ещё не закончено. Ты пока не решил, что будешь с ним делать, но на всякий случай велишь дыму остановиться. Всё в твоих руках. Золотисто-серый облачный столб покорно устремляется в небо.

– Осень, – обтерев лицо от копоти, вздыхает генерал, – мерзкая погода… тьфу! Ладно, согрелись, нечего тут рассиживаться. Пойдём.

Конец
17.07.2017