Я был на стройках Южного Урала. Я видел, как выстраивался в ряд, Сверкая полированным металлом, За новым агрегатом агрегат, Как будто артиллерия морская, И выдох пушек, вспышками огня Великий труд победы освещая, Как легкий дым, окутывал меня. В жару июля и в мороз крещенский, В волнах пшеницы, в угольной пыли Мой путь лежал от энска и до энска, По городам промышленной земли. Я видел, как победа вырастала. Свидетельствую: пролетят года — Спасительное мужество Урала Отчизна не забудет никогда. Урал, Урал... Заводы... Шахты... Горы... Страной железа видишься ты мне. Твои сыны, литейщики, шахтеры, Себя как дома чувствуют в огне. С рождения металлом окруженный, Уралец — прирожденный металлист, А значит, он и воин прирожденный, И слесарь от рожденья, и танкист. Пройдут года — над веком небывалым Потомки совершат свой поздний суд. Железо назовут они Уралом И мужество Уралом назовут.

Ты сегодня дымишься за дальнею далью, За снегами, которым не видно конца. Златоуст! Златоуст! Нержавеющей сталью Это имя нам детство вписало в сердца. И Закаменки камень, и малинники Голой, И запруженный Ай, и седой Таганай — Это детство мое. Это юность и школа. Это в горы и сосны оправленный край. Город детства и стали,                               город стужи и зноя, За оградой резною, за сосной вырезною — Весь ты в зренье моем, весь ты                                          в сердце моем, Словно только вчера я покинул свой дом. Мы идем сквозь огонь, позабыв о покое, И в родительский дом я не скоро вернусь. Как любовью своей, как отцовской рукою, Ты прикрой меня сталью в бою, Златоуст!

Был холод декабрьский, и я возле танка На польском асфальте плясал сербиянку, Чтоб только согреться на звонком ветру, Пронзительном, злом, и, увидев славянку, Бойцу подносившую в рюмке сливянку, Тебя вспоминал на далеком юру. И думал с тоскою: «Теперь хорошо бы, Как после работы и после учебы, К тебе возвратиться домой на Каштак». И мой экипаж согласился: еще бы! Давно бы зазноба спасла от озноба, И рюмку она поднесла бы не так. И мой экипаж согласился: конечно, И танки не вечны, и войны не вечны, И мы возвратимся когда-то домой, Родных и друзей расцелуем, обнимем, И сядем за стол, и чокнемся с ними, Но путь наш домой лежит через бой. Со мной ничего не посмеет случиться, Я должен любить еще, жить и учиться, Об этом я знал и за крайней чертой, Когда ничего уже не осталось: Ни сил, ни патронов, лишь только                                                 усталость, Когда я держался на хватке одной. Я с детства учился так в жизни                                          держаться, Так впутаться в жизнь, так с нею                                              связаться, Так крепко ее привязать у седла, Чтоб жизнь от тебя не могла отвязаться, Чтоб жизнь от тебя не могла отказаться, Чтоб жизнь без тебя обойтись                                             не могла. Да, верю я в жизнь,                          и не ставь мне в вину ты Ни это пристрастье, ни эти минуты. Мальчишкою тоже меня не зови. Ведь молодость хочет быть абсолютной И жизнь принимать от салюта к салюту, И хочется верить тебе и любви. Опять протяни мне далекие руки Сквозь версты разлуки,                              сквозь горькие муки, Подругою верной, порукою будь. Затянута жизнь пулеметною лентой, Как зимы снегами, как ливнями лето. Благослови.                 Мы выходим в путь. Далеко-далеко от скал Таганая, Военную славу свою догоняя, Уралец-танкист на битву спешит, Покинув землянку, выходит он к танку, А вьюга рисует на окнах землянки Булатный рисунок его души. Над нами полощет военное знамя. Опять пулеметными очередями В бою измеряется жизни длина. И утро в сиянии артиллерийском Встает над Малькове,                        над Вельке-Лазиском, Над Польшею. Доброе утро, война.

Чтоб стать мужчиной — мало им родиться. Чтоб стать железом — мало быть рудой. Ты должен переплавиться, разбиться И, как руда, пожертвовать собой. Как трудно в сапогах шагать в июле. Но ты солдат и все сумей принять: От поцелуя женского до пули — И научись в бою не отступать. Готовность к смерти — тоже ведь оружье. И ты его однажды примени... Мужчины умирают, если нужно, И потому живут в веках они.

Мы бронзой покрываемся в походе, Над нами солнце всходит каждый день, И каждый день на западе заходит, И мир цветной повторно входит в тень. Еще штыками обернутся песни. Еще придут и отшумят бои. Придет домой седеющий ровесник. Придут не все ровесники мои. Оставшимся счастливо оставаться. Но с этим миром в утреннем дыму Договорились мы не расставаться — И мы вернемся бронзою к нему. У вас сады. У вас цветенье лета. И юноши по мрамору идут Сквозь волны круглосуточного света, И холодно быть памятником тут... Когда ты выйдешь с лекций на закате, О наших размышляя временах, Навек ушедших в толщи хрестоматий, О наших запыленных именах,— Почувствуй нас взволнованней, чем лектор: Ведь и от вас мы отвели беду, Товарищ мой, бредущий по проспекту В трехтысячном немыслимом году.

Полковник, помните Скалат, Где «тигр» с обугленною кожей И танк уральский, в пепле тоже, Лоб в лоб уткнулись и стоят? Полковник, помните, по трактам Тогда и нас водил сквозь смерть Такой же танковый характер — Прорваться или же сгореть.

Комбату приказали в этот день Взять высоту и к сопкам пристреляться. Он может умереть на высоте, Но раньше должен на нее подняться. И высота была взята, И знают уцелевшие солдаты: У каждого есть в жизни высота, Которую он должен взять когда-то. А если по дороге мы умрем, Своею смертью разрывая доты, То пусть нас похоронят на высотах, Которые мы все-таки берем.

На миг в прошедшее заглянем. Челябинск. Госпиталь. Концерт. Как будто слушали с вниманьем,— Аплодисментов нет в конце. Ведущий этим был встревожен, И раненый поднялся вдруг. — Простите, хлопать мы не можем — У нас нет рук. Мгновенье это походило На замешательство в бою. Искусство слов не находило И молча медленно склонило Пред жизнью голову свою.

Как будто я за веком следом ездил, Его дыханье трогало меня, И спал и стыл я на его железе, И обжигался у его огня. Я с ним узнал и тишину и грозы. Мне от него ни душу, ни глаза, Как руку от железа в час мороза, Без крови оторвать уже нельзя.

Сколько нас, нерусских, у России, И татарских и иных кровей, Имена носящих не простые, Но простых российских сыновей! Пусть нас и не жалуют другие, Но вовек — ни завтра, ни сейчас — Отделить нельзя нас от России. Родина немыслима без нас!

Поезд стал. Остановка — Сергач. На перроне — как облако, стужа. На перроне — пронзительный плач. Это женщина встретила мужа. Повторяет: — Сергей! Мой Сергей! (Видно, здесь, в Сергаче, все Сергеи.) Прижимается к мужу серьгой И рыдает сильней и сильнее. А Сергей, возвышаясь над ней, Принимает все это спокойно, Хоть в разлуке родные родней. В общем, держится очень достойно. Отчего же рыдает она? Отчего безутешна супруга? Иль из плена вернула война Через многие годы супруга? Или что-нибудь в духе ином, Иль сама она к мужу вернулась? Я смотрел, опьянен не вином, И слеза на глаза навернулась. Не развод, не тюрьма, не война — Оказалось, он ездил по делу И соскучилась очень она, Стосковалась о нем... за неделю. И скрывать ей не надо того, Что безмерно, беспамятно любит. Вот и плачет и гладит его. На глазах у народа голубит.

Был пароход наш белый, Шел пароход по Белой,                   Еще водой не бедной.                   Давал гудок победный. И всматривались люди                            в поселки и холмы. Мы палубу по кругу                            измерили ногами. Уснули мы на Белой —                            проснулись мы на Каме. ...Уснули мы на Каме —                            на Волге встали мы. Впадали реки в реки,                        как будто руки в руки... Из рук да в руки реки                       передавали нас! Мы так и представляли!                   Скульптурные, как греки,                   Культурные, как греки                   (Гомеровские греки), Мы солнцу подставляли                           то профиль, то анфас. И Волга нас качала. И нас Казань встречала, И говорила очень приятные слова. И Горький с нежным Нижним                                     встречал нас у причала. А впереди скучала                        уже о нас Москва. И влажная купальщица махала мне с мостка. Махали наши реки                          волнистыми платками. Как крылья за спиною —                          их ситцевый туман. И вот уже ни Белой,                          и вот уже ни Камы. Идем Московским морем                          в Москву, как в океан! Впадали реки в реки,                           и воды прибывали. И люди приготовились                         к последнему броску. С ладони на ладони                         меня передавали Родные реки наши.                         Вот как я впал в Москву.

Восторженно              годы прожить! Признательно                жизни служить! Как день начинается                    каждый с восхода, С восторга начав,                 не сникать до захода, Чтоб годы,            как песню,                          сложить! Пронзительно                 милых любить, Скульптурный их образ                                лепить В душе и в глазах —                        у себя и у мира. ...Когда еще будет                     свой дом иль квартира, А как мы умели любить! О утро         и жизни и дня, Когда ты —              и солнцу родня! И не было женщин —                         а были богини! Мы годы прожили —                       не стали другими, Не станем —              до крайнего дня. Вздымала нас жизни волна, И жили мы сразу                       сполна, И милых любили,                       которые были, Мы их невзаимностью                       не оскорбили, Другие         зовя имена. Любите —            сегодня и здесь! — Любимых,               которые есть, Как в юные годы                   по-рыцарски любим, Скажите сегодня                   все нужное людям, Скажите сегодня                    все нежное людям — Вот рыцарство наше                            и честь! О люди,          которые есть, Спасибо за то,                   что вы здесь, За то, что мы вместе                            и в жизни И в песне, За то, что вы есть,                         и за то, что нам вместе И радость              и трудности несть. Любите           и завтра и днесь. Любимых,              которые есть. (И жизнь никогда                    вам сердца не остудит!) Отчизну,           которая есть! (О ней говорилось:                     «Которая будет!») И время,           которое есть! И милых,            которые есть! Вот рыцарство наше                           и честь!