«Ну чем, скажите, кичится он?» — в углах враги шелестят. «Народ его мал — всего миллион. А сам он — метр шестьдесят...» Но я по другому закону жил! Под ношей зубами скрипя, я с детства учился, работал, дружил с ребятами старше себя. И мне не сказали: «Мал ты еще!..» в тот злой для Родины день, когда на худое мое плечо лег автоматный ремень. Ничем не обижен родной народ. Малый?!! Ну что за бред! Он шагом гигантов идет вперед под радугой наших лет. Конечно, нас в центре Уральских гор всего миллион, признаю. Но малый народ мой характером горд, велик в труде и в бою. И пусть враги шипят иногда, справочники вороша... Рост невысокий — отнюдь не беда, когда высока душа!

Нет ни минуты среди забот, ни дня без дел, налегке. А память к Рузе опять ведет, к дымной Москве-реке... К Волоколамску пылит блицкриг в лязге чужих каблуков. «Кто в обороне?» — «Какой-то комбриг полковник Катуков...» Стоит бригада: «Вперед когда?!» Стоит поперек дорог. Стоит бригада — Караганда, Сибирь и Дальний Восток. Гудериана горит броня, со стоном падает ель — война качает в реве огня гвардии колыбель. Ненависть в горле стоит комком, враг спереди и с боков... Но нас на запад повел комкор генерал Катуков. Было: вода в болотах по грудь, битвы в зной и пургу. И не дали мы врагу разогнуть Курскую дугу. Две недели котел кипел, грохот — до облаков. Под Березовкой на КП не спит со мной Катуков. Чудища Круппа чадят, бегут, теперь Урал — господин!.. Недаром в гвардейских списках зовут нас «Армия № 1». Недаром, овеяны славой былин, мы шли на любой плацдарм!.. Вы помните черный, павший Берлин, товарищ командарм? Солдат и маршал — мы на посту, чтоб вновь не ревел огонь. Брони привычную теплоту доныне хранит ладонь.

О, вечера зимой в ауле!.. Над печкой нимбом пляшет свет. В избе огонь еще не вздули. И мне всего пятнадцать лет. Шурпы вечерней запах кроткий вздымает крышку на котле. Лепешка ждет на сковородке, картошка прячется в золе. А я у печки — явь, мечта ли мне в зыбком чудится огне? О чудесах, о дальних далях покойно думается мне. Огонь то стелется, как змейки, то развернется в дерзкий флаг... Я знаю: в доме у Зулейхи сегодня будет аулак {5} . К ней молодежь спешит без тропок, пугает песнями мороз. А я... еще я слишком робок и очень молод — не дорос. Я часто вечер тот морозный вдруг вспоминаю между дел, и грустновато что-то... Просто давно у печки не сидел. Теперь не любят полумрака, в селе другой теперь уют. И нету больше аулака, и песни новые поют. И хорошо. Весь мир нам близок, аул по-русски говорит. А что до далей — в телевизор на них он запросто глядит. А все же хочется немножко того, чего не знал в свой срок,— рвануть бы в улице гармошку, расшевелить ее разок! Припевку кинуть молодецки, чтоб у кого-то щеки в жар! И хохотать потом по-детски... Да не к лицу уж, видно: стар.

И ума набираясь, и сил. Край орлиный! Ты все мои песни Чистотой и мечтой окрылил. Мир пьянил тебя многообразием, Крылья звали тебя на простор: И одно ты раскинул над Азией, Над Европой — другое простер. Распахнув необъятные шири, Был вторым ты Баку по судьбе. А сейчас на равнинах Сибири Откликается третье тебе. Вдаль стада твои шествуют важно. Хлеб — в амбарах, А вон в забытьи Машут, словно бы крылья лебяжьи, Нефтяные качалки твои. Привкус меда в воде твоей синей. И недаром поверхность озер, Точно светлые очи России, Отражает манящий простор. Восхищаюсь я щедрым богатством, Ароматом цветов луговых И заветным сокровищем — Братством Равноправных народов твоих!

Знать, из Башкирии недаром Теплом повеяло опять. Так что ж мне нынче В Чебоксары С попутным ветром передать? Ты, ветер, Братьев обнимая, Салям им братский передай. Скажи: цветет земля Ухсая, Спокоен Иванова край. Снеси дыханье луга, поля, Друзья, Я думаю, Простят, Коль запах нефти Малой долей Войдет в цветочный аромат. Здесь «черным золотом» богаты Былинные следы Нарспи. К дороге дружбы Здесь когда-то Тропа торилась по степи. Домчи же, ветер, спозаранку Гуденье ульев, Шум овса, Кура я звуки и тальянки Серебряные голоса. Откуда ты несешься, ветер, Чуваш сумеет разгадать. Твою он песню На рассвете Запишет в чистую тетрадь. Ты из Башкирии недаром Сегодня начал свой полет. ...Привет сердечный В Чебоксары Попутный ветер донесет!

Порой, в сомненье нечастом все прошлое растеребя: — Счастливым я был? Несчастным?... – я спрашиваю себя. Вот взял я букварь с волненьем, вступаю под школы сень. На стенке — дедушка Ленин. Настал мой счастливый день. Лишь взгляд на газету кинув, под черной вижу каймой: «Врагами... товарищ Киров...» Горюю со всей страной. И лампа в окне не меркла, пишу стихи у огня. Пять строк взяла «Пионерка» — и кто счастливей меня? — Мал!! — в вузе сказали строго, и я вдоль всех деревень в слезах бреду по дороге... Какой несчастливый день! А вот и любовь впервые цветет у Демы-реки... Ах, годы мои молодые! Счастливейшие деньки! И вновь окрашена кровью заря... И рычит свинец... Встав грудью за Подмосковье, солдатом погиб отец. Берлин... Я в толпе столикой, пилотку сбив набекрень, ликую: Победы великой я все же увидел день! С посильным моим участьем мчит к звездам страна моя. Я все одолел несчастья, и этим-то счастлив я.

В аллаха верил, почитал пророка, Старался жить, как поучал Коран, И соблюдал посты От срока к сроку Мой дед трудолюбивый, Рамазан. Он управлял желаньями своими, Он серп сжимал, Пока хватало сил. Священное и красочное имя Он с гордостью по жизни проносил. И от него Досталась мне в наследство Фамилия моя да серп кривой. Давным-давно я распрощался с детством, С полями деда, с луговой травой. Успел я изучить Почти полсвета, Успел друзей надежных завести. И все ж волненьем радую планету, Встречая Рамазановых в пути. Они живут не под одною крышей И не всегда, пожалуй, земляки, Но как своя рубашка к телу ближе, Так все однофамильцы мне близки. Одни в поля Шагают в ранней рани, Другие в цех приходят поутру. Есть генерал один. А в Дагестане Работает собрат мой по перу. Моих однофамильцев, Знаю, много В краю башкирском и в краях иных. Но я не зря на жизненных дорогах Не забываю одного из них. С бесстрашными товарищами рядом, За толщью содрогавшейся стены Сражался он В пылавшем Сталинграде, Навек войдя в историю войны. И оттого мне радостно доныне, Что там, Где выли пламя и металл, Дом Павлова, могучую твердыню, Однофамилец мой оборонял. Не знаю я, Пришел ли он с Урала, Или на фронт послал его Донбасс? На свете много жил он или мало? Погиб или живет еще сейчас? Тот Рамазанов разделил по праву Судьбу и дома, И большой страны. И различал он в будущем не славу, А труд и годы мирной тишины. Недаром мне, кому война знакома, Судьба однофамильца дорога, Как будто там, У павловского дома, Я тоже поднимался на врага. Моих однофамильцев не упомнишь, Не перечтешь — их много, там и тут. Они в любой беде придут на помощь, В любом бою друзей не подведут.