Вечерний лес. Он за черту Уходит — призрачен, огромен, Но вот уже сиянье домен Отодвигает темноту. И сразу вспыхивает высь, И тучи в красное одеты, И кажется, что все рассветы В горах Урала родились!

Уродливое, Грязное, Не наше — Ему давно пора прошедшим стать... Вот надо в институт попасть Наташе — И сам папаша едет хлопотать. А ты... Ты вспомнил грохот, комья грязи И разбомбленный начисто кювет... Ты только раз Использовал все связи — Чтобы попасть на фронт В шестнадцать лет.

Казалось бы, что тут такого, Не первый случается год, Но вот, понимаете, снова Она за живое берет — Травинка! А рядом другая!.. Наверное, стали тесны Границы переднего края Разведчикам новой весны. Им нечего голову вешать, Смелеют:                — Ну, как тут у вас? Земля нас, конечно, поддержит? И солнце в обиду не даст?.. А все же Порою им туго: Зимы        еще рядом шаги — И нет ни укрытья, ни друга, И есть лишь враги да враги. Вот — крупнокалиберный Косо Грохочущий град их сечет. Бросает судьбе под колеса... Да кто же все беды учтет! Прохожий их топчет нередко И ветер злопамятный рвет. ...Бывает, что гибнет разведка. Но армия             следом идет!

Да! Земле достается —                               свинцом ее косит. А порою бросает в метельную дрожь. Суховеями жгут...                         А она — плодоносит, Над собою качая пшеницу и рожь. Вспоминается зной, вспоминается засуха, А сейчас холода.                        Как бы хлеб не промерз! Я всю степь, как щенка, Положил бы за пазуху И куда-нибудь в теплое место унес.

И до сих пор богатыри Из русских изб выходят просто. Мальчишка небольшого роста Плечом касается зари. Он мог пройти к реке по сходне, Да вот прошел Канаву вброд. Ему от матери сегодня, Наверно, крепко попадет. Ведь журавли летят над вербами И потускнела синева, Ведь нынче заморозки первые И заболеть — как дважды два. Начнутся охоньки да ахоньки, Мол, все гуляешь на дворе... А журавли такие махонькие, Почти как буквы в букваре. И он глядит не оробело Туда, на юг, почти во тьму. И небо вдруг заголубело, И в душу хлынуло ему. И это все... Уходит лето, И мир становится взрослей. Мальчишка...                Ни к чему приметы: Такие есть в любом селе. Ведь до сих пор богатыри Из русских изб выходят просто. Мальчишка небольшого роста Плечом касается зари. На нем картузик ли,                            беретик, Он тащит ведра,                       колет лед... А где-то Главный теоретик Ему готовит звездолет.

В напарники                 для главного рывка, На поиски женьшеня или клада Тебя я выбираю — с полувзгляда, Согласие ловлю — с полукивка. Ни звонкого застолья, брудершафта, Ни пышных слов, ни клятвы, наконец, А будто обок                  потрудились в шахтах, В траншеях, где над бруствером свинец. И вот оно — огромное доверье, Обоих поднимающее ввысь!.. Посмотрит кто-то —                          врозь стоят деревья, А корни под землей переплелись.

Да! Диктовался и диктуется Лишь временем                          высокий стиль. На танцплощадках и на улицах Когда-то «модным» был костыль. И шибко модные                       и стильные, Чтоб как-то стало веселей, Ежевечерне               мы, костыльники, Сигали из госпиталей. Фронтовики, ребята взрослые, Но были           с озорством на «ты» — Уже в окне мелькают простыни И свешиваются бинты. Идем... Под хлипкими березами, Пугая в городе ворон, Стоял серебряный и бронзовый Медалей наших перезвон. Потом оркестр.                    Сверкают молнии. В саду, у самого лица, Оркестр играл «Шаланды, полные...» Из кинофильма «Два бойца». В тех звуках                ухарство и мужество, За тактом такт, во все концы; И каждый вслушивался в музыку, Как два бойца, Как все бойцы. Полуходячие,                  не денежные, Полуодетые притом. ...Но нет, не обижались девушки, Что мы не в «полном боевом». И, переполненные вальсами, Они казались всех милей — Своими худенькими пальцами Касались наших костылей. А мы        прощались независимо И не трепались про любовь, Надеясь обмануть комиссию И на передовую — Вновь! И сквозь неясность и томление, И сквозь безветрие и штиль Нам ночью Снились наступления — И в этом был                 высокий стиль.

Порой бывало —                 люди на войне И от случайной погибали пули, Не в схватке, не на танковой броне, Не в обороне И не в карауле... Нелепейший обстрел.                             Встают дымы, Полуторка трясется на ухабах — И стон, и кто-то падает... А мы, Мы скорбно пишем людям:                               «...смертью храбрых». Писали мы — и видели глаза Старушечьи, девчоночьи, ребячьи... Сверкнула на Рязанщине слеза, Еще одна...             Могли ли мы иначе? Мы лгали? Нет, не лгали мы ничуть — Такое было б                  просто недостойно. Вот он лежит. Шинелка. Русый чуб. В глазах его спокойно-преспокойно. Ни в чем ни перед кем не виноват, Лежит он,            придавив спиною глину. Беру его притихший автомат, Диск полон?             Нет, он пуст наполовину Той ночью был                    у перелеска бой, Невиданный, пожалуй,                                 по накалу. Наш друг строчил, от копоти рябой,— И ни одною пулей не солгал он! Горела степь:                    кустарники, хлеба; А он — спешил доставить донесенье, Он мог и здесь упасть,                               но... «не судьба» (Как говорят в народе                                 и доселе). Так полыхай же,                      честный наш рассвет, На крышах изб, как на высоких храмах. Бесславной смерти не было и нет У тех,       кто жил на свете                             жизнью храбрых.

Урал начинается с леса. Столпились сосенки гурьбой, Их кроны — зеленым навесом У поезда над головой. А дальше, а выше — отроги Стальной подпирают простор. Их можно руками потрогать — Урал начинается с гор. Пусть холод лютует жестокий, Но домна всегда горяча. Не тут ли Урала истоки. Не тут ли начало начал? Потом у вокзальной ограды Стоишь, чтоб газету купить. Тебе здесь поистине рады, И сразу — незримая нить. Людская веселая речка Уже огибает забор, За словом, конечно, словечко И нужный для всех разговор. И тут, у пути подъездного, Поймешь, что приехал домой... С душевного,                   теплого слова Урал начинается мой!