ХОЗЯЙКА МАКОВ
I
Лицо в морщинах
и темней, чем глина,
Лишь седина,
как первый снег, светла.
Наверно, это ожила былина
И на Урал рябиновый пришла.
Искровянив о злые камни ноги,
Она брела под солнцем и во мгле,
И падал снег на волосы в дороге
И не растаял в избяном тепле.
И не слова былина выпускала
Из рукава льняного полотна,
А плакала о ком-то и вздыхала,
Вздыхала, одинешенька-одна.
II
Девчушка в ярко-розовой косынке
Тогда стояла на моем пути.
Я мог бы из летучей паутинки
Скакалку ей хорошую сплести,
Я мог отдать ей скопленные марки
И крышки папиросных коробков
И для нее, преодолев помарки,
Переписать «Варяг» и «Сулико».
Да что «Варяг»!
Я мог в то время смело
С одним портфелем
выстоять в борьбе,
Пусть только скажет раз еще:
— Отелло! —
Мне этот рыжик из седьмого «бе»!
Я помню:
часто лампочка мигала,
Ночная птица плакала в лесу.
Я в первый раз
отрекся от шпаргалок
И написал про «девичью красу».
Я написал о «радостной дороге»,
О «бедном сердце,
вспыхнувшем огнем»,
И кончил тем, что с Ленкой
«мы пороги
Любые
дважды два перешагнем».
А дальше очень просто получилось:
Она стихи неспелые прочла
И на меня всю алгебру косилась,
А в перемену мимо проплыла.
Но вдруг вернулась,
за тетрадкой вроде,
Кивнула мне,
Улыбочкой дразня:
— У Кузьмичихи маки в огороде
Сорви! — и убежала от меня.
III
У Кузьмичихи маки в огороде.
Как Ленкина косынка — лепестки.
Оса над ними свой движок заводит
И ветерки летят вперегонки.
У Кузьмичихи в огороде маки.
По листьям капли катятся, дрожа...
Да вот покажет, где зимуют раки,
Старуха, коль не сможешь убежать!
Забор зубаст. Одервенели ноги,
Но и назад отрезаны пути.
Ведь я писал про трудные пороги —
Я должен Ленке маки принести!
IV
Давным-давно баклуши било детство,
Махру курило ярую тайком,
Но разве есть на белом свете
средство,
Чтобы забыть о времени таком?!
Я вижу вновь
лицо, темней чем глина,
И седину, что словно снег светла.
Нет, это не ожившая былина
К нам на Урал рябиновый пришла.
Нет, это, горе горькое оплакав,
Старуха в тесной горенке жила
И огоньки негаснущие маков
На память о сынах своих зажгла.
...Трех сыновей
она на фронт послала,
Три ворона накаркали беду.
Тогда три грядки старая вскопала
У стихнувших соседей на виду.
Три грядки серых
под весенним небом.
И грядки те напоминали ей
То три кусочка аржаного хлеба,
То три могилки русых сыновей.
...И вот варнак в кепчонке,
в грязной майке,
Воспитанный околицей смельчак,
Как вороненок, падает на маки
И вырывает с корнем первый мак!
И над старухой небо почернело,
И губы побелели у нее.
Она сказать, наверное, хотела:
— Не трогай! Это кровное мое!!
Но не сумела вымолвить словечка,
Лишь заскрипело жалобно
крылечко...
…………………………………
Все как в тумане —
стены, стол и кружка,
На скатерти примятые цветы,
И, наклонившись надо мной,
старушка
Чуть слышно шепчет:
— Борька, милый... ты?!
Мне страшно, а она смеется тихо:
— Я знала... Вот квашонку завела...
Болтают люди:
Дескать, Кузьмичиха .
Без сыновей совсем с ума сошла...
И вдруг она качнулась, резко встала
И выкрикнула хрипло:
— Это ложь!
Устала, парень, ох, как я устала!!
А ты похож...
на младшего... похож...
Три сына было —
каждый слава богу!
Три солнышка — не засветиться им.
Бери — чего уж!
Мертвым не помогут.
Бери цветы, они нужней живым...
V
...Они живым нужней...
Холодный ветер
Хлестал наотмашь по лицу меня,
Когда я нес цветы святые эти,
Цветы из негасимого огня...
1960