Алексей Крюков по кличке Левша злился на Андрея Заварзина, который позвонил ему и потребовал приехать на другой конец Москвы, причем срочно и по смехотворному поводу: он утверждал, что в квартире его подружки кто-то установил подслушивающее устройство, и хотел немедленно его обнаружить и отключить, как будто речь шла, по крайней мере, о шпионском «жучке» в апартаментах президента. Однако, поскольку Алексей считал себя обязанным другу — два года назад тот избавил умельца от весьма серьезного наезда братвы, — Крюков никогда и ни в чем Заварзину не отказывал, хотя деньги за приборы, в которых у Андрея периодически возникала необходимость, все-таки брал. Отложив все дела, он собрал необходимую аппаратуру, сел в машину Заварзина, которую наконец починил, и поехал по указанному адресу.

Однако в квартире Лизы Батуриной Алексей сменил гнев на милость — желание сказать баламуту Заварзину что-нибудь позабористее, а то и вовсе поссориться с ним, немедленно исчезло. Девчонка оказалась прехорошенькой, а легкое смущение и волнение, которое ей не удавалось скрыть, делали ее еще более обаятельной. Она казалась трогательно беззащитной и вызывала острое желание ей помочь. Больше всего Крюкову понравилось то, что Лиза ходила по дому в туфлях на шпильках.

Когда гость начал снимать обувь, Лиза попросила:

— Пожалуйста, не надо…

Острый на язык детектив немедленно отреагировал:

— Лиза, как великий кукольник Образцов, больше ценит своих гостей, чем паркет! — прокомментировал он.

Лиза метнула на детектива разгневанный взгляд. Ну зачем тыкать ее носом в то, что паркет у нее в квартире давным-давно облез, так что самое тщательное мытье не делает его лучше? А ведь она на какое-то мгновение вообразила, что Андрей может быть нормальным человеком! Взяв себя в руки, она приветливо улыбнулась Алексею:

— Проходите, пожалуйста. Я сейчас кофе сварю…

— Ну уж нет! У меня твой кофе уже в носу булькает. Ты давай, Леша, принимайся за дело, а я пока перекус сварганю. — Заварзин повернулся на каблуках и убрался на кухню.

Крюков стоял в прихожей с объемистой сумкой в руках. Девушка протянула гостю узкую ладошку и промямлила:

— Андрей нас не познакомил. Меня Лиза зовут.

Алексей поставил сумку на пол и охотно потряс руку девушки:

— Алексей Крюков по прозвищу Левша. Меня так называют, потому что я гений и в электронике и в механике!

Он смотрел на хозяйку дома с неподдельным восхищением. Так уж получалось, что все девушки, которые ему нравились, оказывались чуть ли не на голову выше его, а потому не обращали на него, тщедушного и малорослого, никакого внимания. Он же просто млел, едва завидев «куколку» под метр восемьдесят. Придя к печальному выводу, что он обречен влюбляться не в тех, кто ответит ему взаимностью, Крюков стал относиться к таким девушкам с отстраненным обожанием, как средневековые рыцари к дамам сердца. Он считал, что чем длиннее предмет его поклонения и чем больше каблуки на красавице — тем лучше. Словом, он стал, если можно так выразиться, бескорыстным донжуаном, что не помешало ему очень удачно жениться на маленькой смешливой девушке, очень быстро наградившей его парой малышей и совершенно не обращавшей внимания на его трогательные, но быстро проходящие увлечения «оглоблями» разных сортов и возрастов.

Наконец Лиза сообразила, что не дает гостю пройти, ужасно смутилась и отступила.

Алексей внес сумку в комнату, поставил ее прямо на скатерть и начал деловито извлекать предметы, назначение которых Лиза была понять не в состоянии. Она молча, с тоской наблюдала, как из-под какой-то железной «каракатицы» вытекает машинное масло и расползается отвратительной лужей по ее лучшей и любимой скатерти.

— Ой, извините! — огорченно всплеснул руками Алексей, поспешно убирая железяку со стола. — И как оно сюда попало?.. Наверное, по ошибке прихватил.

Лиза стоически перенесла этот акт вредительства:

— Ничего. Не стоит обращать внимания…

Алексей Крюков тотчас же принялся за дело. Он в невероятных размеров наушниках обходил квартиру, проводя по стенам и мебели странной палкой с проволочной петлей на конце. В свободной руке он держал крохотную черную коробочку с окошечком, в котором была видна красная, словно от нетерпения подрагивавшая стрелка.

— Ну вот и все, — доложил он Лизе, сняв наушники, и принялся раскурочивать телефон. — Люблю я, как Андрей готовит! Ух люблю! Прямо праздник души, именины сердца! Сейчас поедим…

— Что вы делаете? — не выдержала несчастная девушка — телефон на ее глазах превращался в груду деталей.

— Это? A-а… Никакой фантазии! Засунули в телефон и успокоились. Примитив! Андрей сам мог найти.

— Что? — Она удивленно уставилась на него.

— Да «жучок». Между прочим, я даже контору знаю, где эту штучку сляпали.

— Так снимите его! Снимите! Скорее! Боже мой! Почему вы его не снимаете?! — Неожиданный испуг, почти истерика Лизы поразила Алексея.

— Да снял уже… Ты что так нервничаешь? Пусть твой бывший знает, что ты его больше не боишься, — растерянно проговорил он.

— Какой еще бывший? — спросила она, хлопая ресницами. — Убийца бывший? Он самый настоящий. Он Славика сегодня чуть не прикончил!

— Погоди-погоди. — Лицо Алексея вытянулось. — Так что случилось?

— До чего ж ты любопытный, Леха! — посмеиваясь, проговорил вошедший в комнату Заварзин. — Рассказывал же тебе — хахаль ее бывший безобразничает! «Жучки» ставит. В квартиру лазит. Пугает.

Открывшая было рот Лиза мгновенно сообразила, что наговорила лишнего, и покраснела до ушей.

Однако Крюков не желал, чтобы его принимали за дурака, готового носить на ушах «лапшу».

— А почему она его убийцей назвала? — напирал он. — Что за тайны мадридского двора? Имею я право знать, во что ты меня впутал?

— А как же? Он котика Лизиного в отместку убил, гад. Соседу, который за нее заступился, сегодня нос расквасил. Убийца не убийца, а скотина порядочная, — широко улыбаясь, заявил Заварзин. — Да, кстати, ты говорил, что знаешь фирму, которая делает эти штуковины?

— Ты, Андрюха, свои уши сквозь стену, что ли, просовываешь? — прищурился Левша.

— С тобой, старик, уши надо держать востро, а то еще уведешь девчонку, — беззаботно отшутился Андрей. — Пошли перекусим.

— Да нет уж, — вдруг заторопился гость. — Мне домой пора. Некогда мне…

— Ну, как знаешь. — Заварзин продолжал широко улыбаться. — Только про фирму-то…

— На, на, вот тебе адрес фирмы! — Алексей нацарапал что-то на листке. Лизе показалось, что у него слегка дрожат руки. — А парня того, который меня туда сманивал, Борькой зовут. Борька Назаров. Вот его телефон. Только ты там лучше не светись. Темные там дела-делишечки…

— Понял. Спасибо.

— Котика, значит, говоришь, убил? Ну-ну… — Крюков покачал головой и стал поспешно закидывать свои приборы в сумку. — Нет уж, я лучше домой…

Пьер Ла Гутин снял наушники. Русский частный детектив, взявший на себя охрану наследницы, убрал его прослушивающее устройство. Логично предположить, что человеком, первым поставившим микрофон в квартиру Батуриной, скорее всего, был ее нынешний защитник. Почти сразу после его официального появления в квартире прибор Ла Гутина перестал фиксировать наличие постороннего «жучка». Что ж, все верно, сегодня ты работаешь против кого-нибудь, завтра, наоборот, он нанимает тебя. Подобное так часто случалось в жизни Пьера, что он ничуть не удивился.

Контрактер переключился на искателей руки и денег Лизы Батуриной. У них «жучки» еще работали. Оба они сидели в номере Гарриса и каждые пять минут названивали девушке домой. Телефон у нее не отвечал. Это нисколько не удивляло Ла Гутина — скорее всего, детектив просто забыл собрать аппарат. Как это по-русски! Зато Гаррис и Херби паниковали не на шутку, уверенные, что с Батуриной стряслась беда. Хотя, как показалось Пьеру, Херби несколько переигрывал, демонстрируя отчаяние: ведь если бы деньги достались Моргенсон, он ничего не терял. Плейбой конечно же был уверен, что сумеет убедить Бет в своей безграничной преданности и верности.

Кроме того, Ла Гутина очень тревожило то, что люди Изборского стали проявлять чрезмерную заинтересованность в его делах. Он чувствовал слежку, становившуюся все более откровенной и наглой. Чего стоит один Дмитрий Кирсанов — правая рука Изборского, который лично отвез Ла Гутина на снятую квартиру? Он так старался выглядеть любезным, так назойливо предлагал всяческую помощь, так намекал на то, что иностранцу сложно ориентироваться в ситуации, так демонстративно подчеркивал, что Изборский помнит добро и совершенно бескорыстен в стремлении содействовать, что киллеру становилось просто не по себе.

Чем сильнее ощущал Ла Гутин необходимость безотлагательно действовать, тем меньше ему этого хотелось. И вместе с тем путей для отступления почти не оставалось.

Но что же делать? На что решиться?