— Итак, вы шли мимо номера Гарриса и увидели, что дверь открыта. Так? — по-английски переспросил Тарасенков, усевшийся в кресле у постели пострадавшего. — И это то самое важное известие, которое вы хотели сообщить только Заварзину?

— Да! Да! Это очень важно! Но это не все. — Херби вздохнул и закатил глаза. — Я заглянул. Там стоял мужчина и рылся в бумагах Боба. Блондин! В темном плаще! Я закричал… А где мистер Заварзин? Мисс Лиза сказала Бобу, что он поехал к нам.

— Погодите. Это был Ла Гутин? — перебил его Тарасенков.

— О-о! — простонал американец, опять закатывая глаза. — Я так подумал! Но теперь мне начинает казаться, что это был не Ла Гутин. Он стоял ко мне спиной, а потом…

— Но он хромал?

— Потом он в меня выстрелил, и я упал. А дальше ничего не помню… — На плейбоя было жалко смотреть. — Но где мистер Заварзин?

— Упали? Но он же вас не ранил? — удивился Тарасенков.

— Я упал в обморок! — возмущенно произнес Херби. — Разве не ясно? А он подумал, что убил… Иначе он бы меня прикончил! Почему вы не хотите сказать мне, где мистер Заварзин? Он у мисс Лизы?

Тарасенков сделал нетерпеливый жест и неопределенно сказал:

— Да не волнуйтесь вы, никуда он не денется.

Гаррис встревоженно заерзал в кресле:

— Мистер Тарасенков, документы все целы. Самое важное — дубликат свидетельства о рождении мисс Батуриной: она родилась в далекой деревне, ее мать гостила у своей матери…

— Почему дубликат?

— Но где мистер Заварзин?! — взвыл Херби.

— Да что вы, без него жить не можете, что ли? — рыкнул на него капитан. — Разберемся и без Заварзина.

Плейбой обиженно замолчал.

— Мисс Батурина сказала мне, что оригинал утерян… — не без некоторого смущения соврал адвокат, отдавший бумагу Заварзину, и продолжал: — Таким образом, утрата этого документа могла помешать нам оформить все вовремя. Хотя, возможно, у нее есть еще копии… Но, повторяю, к счастью, все цело. И потом, вы же детектив? Разве вы не найдете преступника по той гильзе, которую я подобрал до прихода милиции и передал вам? Мы надеемся на вас…

— Ничего не пропало, потому что грабителя вспугнул Херби, это совершенно очевидно… Гильза… Попробую что-нибудь придумать… Так, а что вы сказали следователю, мистер Херби?

— О-о! Я сказал, что это был не известный мне грабитель. Зачем впутывать власти в это дело? А врачи у вас… Черт знает что! Я просил психоаналитика, но пришел какой-то шарлатан… Не страна, а сумасшедший дом.

— Давайте оставим в покое нашу страну, — резковато сказал капитан. — Значит, вы теперь сомневаетесь и вообще его толком не разглядели?

— А вы бы разглядели? — Плейбой обиделся.

— Я бы разглядел, — раздраженно отрезал Тарасенков.

— Это ваша профессия, а я не обязан… — вскинулся Херби. — Вот мистер Заварзин не стал бы… А все-таки где он?

Тарасенкову захотелось обложить его матом, — разговаривать на английском языке было ужасно трудно, не хватало слов, а тут еще этот скользкий тип со своими амбициями, которому вынь да положь Заварзина. С чего это вдруг такая любовь? Пострадавший американец и без своих патетических завываний раздражал Сергея. С каким бы удовольствием он послал к черту этого Херби, но… призрак майорской звезды неотвязно преследовал оперативника.

В процессе опроса свидетелей выяснилось, что блондина никто не видел, кроме горничной с третьего этажа. А та твердила, что после того, как услышала тихий хлопок, который ни в коем случае не сочла выстрелом, блондин в черном плаще прошел мимо нее, но не к лифту, а в сторону лестницы. Он прикрывал лицо рукой в черной перчатке и… не хромал! Самое главное — женщина есть женщина — горничная настаивала на том, что неизвестный не имеет ничего общего с недавно съехавшим французом, хотя бы уже по тому, что последнего плащ был совсем другого покроя. Она даже уточнила, что все три плаща (включая тот, что носил адвокат) весьма сильно отличаются друг от друга, но чем именно, объяснить трем довольно мало восприимчивым к особенностям стиля и тонкостям силуэта мужчинам затруднялась.

Гаррис вздохнул:

— Значит, ви меня не заподозревать? Я еще немало хромой. Она видеть не меня. Верно?

— Ну при чем тут вы? Неужели мистер Херби вас бы не узнал? Черт бы побрал всех хромых и не хромых блондинов в темных плащах разного покроя! — пробормотал капитан. — Скоро крыша от них поедет… — простонал он и спросил адвоката по-английски: — Вы выходили куда-нибудь?

— Да, — кивнул Гаррис. — Я ушел в ресторан, я есть был голодать. Но крыша в мой номер цела, ви ошибаться — преступник лез дверь, который я запирать!

— Слушайте, Гаррис, — не выдержал Тарасенков. — Говорите, черт возьми, по-английски! И так все запутано до безобразия, а тут еще в вашей окрошке разбираться приходится.

— Окрошка? О, русский мокрый салат! Сегодня я не заказать окрошка. Вчера. А сегодня — боршч, — развел руками адвокат.

— О-о-о… — скривившись, как от зубной боли, простонал Тарасенков. Поняв, что больше ничего интересного не услышит, он решил, что самое время откланяться. Он чувствовал себя несколько не в своей тарелке. Большая звезда вновь исчезла, и перед мысленным взором оперативника тараканами помчались выстроившиеся четверками маленькие гнусные звездочки.

Попрощавшись с американцами, Сергей Сергеевич собрался было покинуть номер мученика Джейка Херби, но вдруг остановился у двери и резко повернулся.

Американцы вопросительно уставились на оперативника.

— Я совсем забыл! — воскликнул он, изобразив на лице радостную придурковатую улыбочку.

Гаррис растерянно завертел головой, оглядываясь по сторонам:

— Вы кто-то забыть, кэптэн? Я ничего не видишь…

Сергей Сергеевич жестом дал понять адвокату, что искать ничего не нужно.

— Вы ведь были в приятельских отношениях с Марковым, мистер Гаррис?

Американец наморщил лоб, а капитан пояснил:

— Я говорю о Славе, Славе Маркове, соседе Лизы Батуриной…

Адвокат энергично закивал:

— Славик! О-о! Как он поживать? Его здоровье уже лучше?

— Именно! — воскликнул Тарасенков. — Врачи говорят, что он вот-вот придет в себя. Кризис, во всяком случае, миновал, — добавил он, излучая благодушие. — Теперь его здоровью ничего не угрожает.

— О, как прекрасно! Как прекрасно! — закричал Гаррис, как показалось оперативнику, с несколько большим восторгом, чем требовалось. — Не могли бы вы давать мне адрес? Я приходить и приносить что-то.

Сергей Сергеевич достал блокнот и ручку:

— Конечно. Сейчас запишу вам номер больницы и адрес…

Адвокат повернулся к Херби:

— Представляешь? Хоть какие-то хорошие новости, Славик выздоравливает…

На секунду на лице плейбоя появилось кислое выражение, ему Гусар не нравился, но в следующее мгновение он деланно улыбнулся и проговорил какую-то дежурную фразу относительно того, что страшно рад этому обстоятельству.

Обнаружив, что в его блокноте не осталось ни одной странички, которой можно было бы пожертвовать, Тарасенков спросил по-английски, обращаясь к Херби:

— У вас есть на чем записать?

— Да, конечно, — ответил тот, указывая на стопочку бумаги для заметок.

Капитан сел за столик и старательно, с нажимом выводя крупные печатные буквы, написал адрес больницы, а потом оторвал листок и протянул его Гаррису.

Адвокат поблагодарил, а Тарасенков, вторично попрощавшись, заспешил к выходу. Перед глазами его вновь, по-хозяйски устроившись между двух полосок, раскинула все свои пять лучей крупная золоченая звезда.