В бане у нас произошла такая встреча. Входим всей группой - пар, туман от кипятка, и в тумане видать, как моются несколько пожилых рабочих. Я толкнул локтем Антона.
- Смотри, это Павлов с Агейчиком.
Они против нашего звена соревновались. Павлов высокий такой, худой, лицо плоское, на лбу шрам. Нижняя челюсть вперед. Я его сразу увидел. Агейчик маленький, лицо всегда красное, волос густой, как у цыгана.
Павлов тоже нас увидел и кричит:
- Сюда, ребята! Здесь тазы порожние, и место свободное, целая лавка. Айда!
Руки у него длиннущие, у голого. Чудной. Я его в цеху боялся, а тут он совсем не страшный, а даже наоборот.
Агейчик, когда нас увидел, запел басом:
Мы красная ка-ва-ле-рия,
И про нас
Былинники ре-чис-ты-е…
И по бане отдалось через стук тазов: «о-о-о-о-о…»
- Молодая гвардия идет, - пробасил он, отфыркиваясь от мыла.
- А ведь они нас с тобой обставили, - заметил Павлов.
Он освободил место на лавке возле себя мне, Антону и Петру Иванычу, который робко за нас двух прятался.
- Ты чего прячешься? - поймал его своей длиннущей рукой Павлов и ущипнул за голый живот.
Он у Петра Иваныча пузырем, таким с детства остался. Павлов заметил, что он стесняется живота, и сказал:
- Ничего, со временем выравняется… Да ты что? У меня сын такой, как ты, чего ты стесняешься?
Когда нам приходилось говорить между собой о нашей победе в соревновании, то мы боялись, что рабочие обиделись на нас.
Антон сказал:
- Мы думали, что вы на нас обижаться будете.
- Во тебе на! - расхохотался Агейчик, бодро намыливая свое тело и морщинистую шею. - Обижаться! На сынов обижаться, что отцов обогнали. Однако погодите, вот мы ужо вас обгоним.
И он, изловчившись, поймал застенчивого Петра Иваныча и начал мылить ему спину, грудь, приговаривая:
- Обгоним! Обгоним! Обгоним! Повертывайся! Живее! Еще! Еще! Говорю, обгоним!
Петр Иваныч поскользнулся и сел на пол.
- Ух ты… Не ушибся?
Агейчик подхватил его, как маленького, и быстро поставил на ноги.
- Тебе, сколько годов?
- Четырнадцать.
«Вот они какие, кадровые… А мы их боялись».
- Кто же у вас главный в соревновании вожак? - спросил Павлов.
- Все одинаковые вожаки, - отвечает Антон, уже начавший мыться.
- Неверно. Завсегда есть передовик, который ведет за собой.
- Он, - кивнул я Павлову на Антона. - Он поммастера.
- А-а… Вон что.
И Павлов с уважением оглядел Антона всего, начиная с головы и кончая сухощавыми ногами, успевшими обойти семь городов.
- У нас был один отстающий, - сказал я, - так поммастера его подтянул, нашел к нему подход. И теперь отстающих нет. Вот почему мы вас обогнали. Наш поммастера… - разошелся было я, но Антон лягнул меня ногой в знак протеста, - он не переваривал, когда про него говорят.
- Мы про вас все знаем, даром что в цеху не пускаемся в беседы, - сказал Агейчик. - Надо знать, с кем соревнуешься. А вы вот про нас ничего не знаете…
- Зна-а-ем, - пропищал Петр Иваныч. - Павлов и Агейчик. Вы кадровые.
- Кадровые, - передразнил Агейчик и, как давеча Павлов, тоже ущипнул его за живот. - Ты знай, помалкивай, а то я тебя обгоню.
- Получали вы усиленное питание? - прокричал нам Павлов из-под воды, которую лил на себя из газа.
- Получали, - сказал Антон.
- Два завтрака? Обед? И вечером вместо ужина второй обед? - опять прокричал Павлов с треском выливая на себя таз за тазом.
- А вы откуда знаете? - спросил я.
- Как же нам не знать, когда мы добились для вас у администрации.
Мы переглянулись с Антоном и наверняка одинаково подумали: «Вот это здорово! Мы с ними соревнуемся, а они хлопочут, чтобы нас кормили лучше, чем даже их самих кормят…»
По лавкам, гремя тазами, уже разместилась следующая очередь, а нам все не хотелось уходить, пока не кончат мыться Павлов с Агейчиком. Они долго хлестали вениками свои пожилые тела и сделались оба красными, как раки.
- До чего же хорошо! И помылись, и побеседовали со своей сменой, - сказал Павлов…
- Ну, а после поммастера кем будешь? - спросил Антона в одевалке Агейчик.
Антон замялся. Я понял, что он не хочет распространяться.
- Назначат куда-нибудь… на завод.
А когда мы вышли втроем, вдруг говорит:
- Скоро, ребята, расстанемся. Я скоро в Новосибирск к матери еду. Там завод, как наш, и меня туда посылают.
Петр Иваныч твердо вымолвил:
- Я поеду с тобой. Ни за что здесь не останусь.
- Нельзя, Петя. Тебе еще надо доучиться.
- А я поеду, поеду!..
Я молча шагал, ошеломленный близкой разлукой. Все-таки выполняет он свой план возвращения к матери, о чем говорил мне в первые дни дружбы.