Оля работала молча, ни с кем не переговаривалась. Горло у нее всегда было завязано, и лицо задумчивое. Теперь Абдуджапар мог бы с ней разговориться, он уже немного научился по-русски. Мешало неприятное воспоминание о первых днях. Зачем было тогда позорить его перед всей сменой? Два раза подряд!
Абдуджапару видно, как у тисков Оли вырастает к концу дня большая гора деталей. Прямо держа голову, Оля ловко шаркает напильником, обтачивая тусклый бок стальной мины Приподняв одно плечо, она навалится руками на ручку тисков, с усилием крутнет ее, вынет деталь, проворно вставит другую. Не так уж у нее много силы, плечи острые, худые. А ни минуты не передохнет. Белые брови сердито сдвинуты. Оля не замечает, что лиловая тряпочка развязалась и одна косичка рассыпалась.
Вдруг Оля взглянула прямо на Абдуджапара и… улыбнулась. Никакого сомнения, - она улыбнулась ему, Абдуджапару! После всего, что было!.. Абдуджапар едва успел подумать, как губы его раздвинулись и ответно блеснули во весь размах два ряда белых зубов… Он все простил Оле за ее улыбку.
Выйдя с завода, ученики построились колонной. Староста Момин Юлдашев скомандовал:
- Смирно! Правое плечо вперед! Шагом марш! - и, угрожающе посмотрев на Абдуджапара, зашагал в своей зеленой тюбетейке рядом с группой. «Вот ишак», - покривил губы Абдуджапар.
Ученики, четко отбивая шаг, двинулись по улице. Поворот - и вот уже школа.
Во дворе строй рассыпался. Абдуджапар подошел к Оле и, покраснев, спросил:
- Зачем шея завязана? Доктор лечил?
- У меня жилка одна порвалась, - сказала Оля, потрогав рукой повязку. - Надо долго лечить.
- Зачем жила порвалась?
Оля нахмурилась.
- Скажи, - настаивал Абдуджапар, - скажи!
Отвернувшись, Оля шепотом проговорила:
- От веревки. Меня фашисты вешали. Только никому не говори. Будут расспрашивать. А я не могу… Отец и мать и… и…
Она заплакала, прикрыв горсткой губы.
В недосказанном девочкой было что-то страшное.
- Молчи, - сказал мальчик, дрожа от жалости к Оле. - Слушай, плакать совсем не надо… сестра.
После ужина он отыскал Олю, взял за руку и повел к самой дальней скамейке двора.
- Говори все! - приказал он.
Оля была из Ржева. Абдуджапар узнал из рассказа девочки, что фашисты на глазах у связанного отца застрелили мать и двух младших братьев, а Олю повесили. После этого, убили отца. Оля слышала этот выстрел. Потом она перестала все помнить. Очнулась на земле в углу сарая. Около нее стояли красноармейцы. Веревка была гнилая, это и спасло Олю…
- Я думаю, одна мина может разорвать двадцать фашистов, - помолчав, сказала Оля. - Я обтачиваю в день двадцать мин. Сосчитай, сколько фашистов убьет столько мин… Это им за папу, за маму, за Васю с Мишей.
- Четыре сотни фашистов! Ай молодец! Яхши! Джюда яхши! Так и делай, сестра!