Токарями были обработаны первые шесть ответственных деталей. А их всего было двести тридцать шесть оригинальных, сто пятьдесят шесть нормальных, в том числе шестьдесят шестеренок.

Через месяц работы добавили пятого токаря - Гогу Семячкина. Чтобы заслужить эту честь, Гога стал отличником на заводе.

- Ты, Семячкин, точно сбесился. У тебя и взгляд очумелый, - говорили ребята.

- Не лезьте, - коротко ответил Гога. - Некогда мне тут с» вами.

- Разрешите, Евгений Матвеевич, подряд вторую смену работать, - просил он мастера Хрусталева, желая еще больше выдвинуться.

- Не разрешаю. Потом отвечай за тебя. Вишь, даже нос вытянулся.

- Разрешите, - размазывая по щекам слезы, канючил Семячкин.

Хрусталев молча отворачивался.

Тогда Гога решил сделать другой ход.

Однажды он постучался в кабинет директора училища Остапа Ильича Самотько. Он предстал перед директором чисто вымытый, принаряженный и с учетным листком в руке, подписанным начальником цеха.

Непросто было достать этот листок, совершенно непредусмотренный по форме, с перечислением всех особых рабочих заслуг Гоги. Пришлось рассказать начальнику цеха свою «автобиографию», описать в ярких красках все свои рабочие заслуги.

И начальник цеха дал бумажку.

«Насколько же легче разжалобить посторонних людей, чем близких, каким является мастер, - сделал себе жизненную заметку Гога.

Войдя в кабинет, Гога поспешно протянул директору документ. Он подождал, пока директор прочтет, и, на всякий случай, опять стал обрисовывать свои рабочие заслуги.

Остап Ильич отлично знал всех своих учеников, с их причудами и скрытыми планами. Движением руки он остановил Гогу и будничным голосом сказал:

- К станку Т-4 тянет?

- Ага,- быстренько кивнул Гога, сбившись с тона.

- Так бы и сказал, а то целый трактат сложил. Семь минут времени у меня загубил, - директор передвинул на столе свои карманные часы. - Отличник, - говоришь? Три с половиной нормы? Только сделай милость, скажи от моего имени завхозу… На записку, - директор быстро набросал несколько слов… - Скажи, чтобы выдавал тебе дополнительно в течение двух недель по литру молока. Чего-то ты мне не нравишься. Нос какой-то задумчивый у тебя сделался.

«Что это они все с носом пристают?» - подумал Гога, ощупав пальцем свой нос.

- Значит, разрешаете доложить мастеру, что можно?

- Докладывай.

- Есть, товарищ директор. Спасибо!

Гога повернулся и, чеканя шаг, прошел до двери, а потом - вихрем по коридорам…

Если бы он заглянул опять в кабинет, то увидел бы совсем другое лицо у своего директора: было оно строгим, а тут стало добрым, отеческим. Это он думал о Гоге. А потом энергично заключил вслух:

- Замечательный народ! Многое им за это простишь.

К удивлению Мити Расцветаева, Саши, Максима Нагребецкого и Тихона Тимко, вместе с ними юркнула в цех маленькая фигурка с хорошо знакомым ершиком и растопыренными локтями.

- В чем дело? - мрачно осведомился Нагребецкий.

- Подключили к вам пятым токарем, - смиренно отозвался Гога.

- Что, мы разве не справляемся? - возвысил голос Нагребецкий.

- Брось, Максим, не надо, - остановил его Митя. - Пускай работает с нами. Это даже- хорошо.

И Нагребецкий сразу утих.

Это удивило Гогу. Тая в себе способности организатора, он был наблюдателен и сразу заметил много нового в отношениях ребят между собой (очевидно, этот месяц работы над станком Т-4 сильно на них повлиял): грубый и неуживчивый Нагребецкий, как теленок, слушается Митю, раньше презираемого им за тихий нрав. Тихон Тимко, воинственный и замкнутый, показался Гоге удивительно простым, даже ласковым парнем. Застенчивый Митя стал открытым, доверчивым и смелым. А Саша Бойцов,, ранее простодушный и фантазер, поразил Гогу своей задумчивостью и тем авторитетом, какой он приобрел среди ребят.

В цехе никого нет, кроме этой четверки, да мастера; жужжащие без передышки станки, поблескивающие в руках ребят детали будущего Т-4; родное лицо мастера, неустанно помогающего ребятам; спешка работы, и особая, тревожная радость этой работы - все так поразило Гогу, что он сказал Саше:

- Как здорово! А?

- Ты удачно попал сегодня, - ответил Саша, приняв его замечание по-своему. - Сразу несколько станков свободны. А обычно приходится ловить, когда на час или на полчаса освободится нужный станок.

- Смотри-ка, Семячкин, как ты подвинулся за это время, - сказал Хрусталев, осмотрев выточенную Го-гой шестеренку. Раньше ты значительно хуже работал.

- Он, Евгений Матвеевич, главный энтузиаст сган-ка, - сказал Саша.

Гога благодарно взглянул на Сашу и с укоризной бросил мастеру:

- А вы не хотели пускать!