Нас с Петром Иванычем беспрекословно пропустили в больницу. Это даже удивило меня. Но больше испугало, - ведь всем известно, что в больницах немедленно пропускают только к умирающим.
Мы взяли с собой много ‘продуктов для Антона от лица группы. В этот период каждый из ребят отдавал все свои сбережения для покупки диетических продуктов Антону. И сиделкам доплачивали, чтобы у них прибавлялось энтузиазма ухаживать. Но пришлось все продукты оставить в проходной - врач не разрешил.
Входим… Если бы сестра не указала, я бы не узнал, что это лежит Антон. Волос обрит, лицо с кулачок. Глаза раньше были маленькие, синие-синие, такие бойкие всегда… И что же? Они стали неузнаваемо большими, без всякого цвета, и такой жалобный у них взгляд! Смотреть так может только старик, но не Антон, которому семнадцатый год. Руки выложены поверх одеяла. Желтые, как воск. Нас с Петром Иванычем о‹н вовсе не замечает, потому что смотрит бесцельно в потолок.
…Я взял себя в руки и с трудом выговорил:
- Здорово, Антон…
Он промолчал, совершенно как неживой. У меня даже мурашки по спине побежали.
«Что же это? Что же это? Ведь это немыслимо!»
Вдруг он вперил взгляд прямо в меня и безмолвно смотрел минуты три. После потянул руку к Петру Иванычу, взял его руку и положил себе на грудь.
У Петра Иваныча слезы градом. Антон шепчет:
- Ты чего, дурачок?.. Садитесь оба… соскучился… Побудьте… со мной.
- Как ты себя чувствуешь, Антон? - решился я спросить. - Скоро ли подымешься?
Он пошевелил головой и закрыл глаза.
Прошептал: «Работаете?»
- Работаем, Антон. По двадцать, по двадцать пять опок формуют ребята.
Он шепчет:
- Война…
Я понял его.
- Не беспокойся. Все ребята сознают.
- Петя, - позвал он тяжко. - Петя… Помнишь Лягушу?
Спрашивает, а руку бедного Петра Иваныча своей придерживает.
- Пом… ню, - всхлипнув, вымолвил Петр Иваныч.
- Сестра говорит… я в бреду какую-то лягушку звал… Мы его, Петя.., обязательно найдем… И заживем!.. Брось реветь.
Петр Иваныч еще пуще. А врач в белом халате стоит в дверях и мигает нам.
Антон забылся и не услышал, как мы вышли.
- Скажите, товарищ врач, - обратился я, - он выживет?
- Какие вы вопросы ставите. Я не бог. Делаем все, что -возможно. Болезнь брюшной тиф ужасно тяжелая. Но организм молодой. Надежды не теряем.
Я стиснул зубы, и с мыслью, что последний рад видел Антона, вышел из больницы.
- Удивительно, Павка, как он на Лягушу стал похож, - тарахтел по дороге Петр Иваныч. - Ну, точь в точь Лягуша, когда мы его под забором нашли на станции Арысь…
- Помолчи, Петр Иваныч, ради бога. Не до твоих мне разговоров.
«Насколько несправедливо построена жизнь, - думал я, идя из больницы. - Только нашел большого друга, и уже теряешь его…»
Жизнь без Антона показалась мне исключительно тусклой. Ребята, училище, завод, - все, все скучно и не радует.
На фронт! Вот моя единственная цель… Прощай, Антон! Прощай, друг, навеки!