ПРЕЖДЕ чем хлопнуть дверью, Пенелопа сказала:
– Не пей больше двух таблеток за раз.
Потом я услышала топот ее ботинок в коридоре. Я отказалась вести ее в Халвестон. Сказала, что дорога слишком опасная; пусть найдет себе в помощь надежного мужчину. Ей мои слова не понравились, но мне попутчики были не нужны, особенно такие, которые силки от чулок не отличат.
Я надела синюю рубашку, которую достала Пенелопа, засунула старую, вымазанную в крови, в ящик для белья и заколола куртку булавками. Как доберусь до Халвестона – первым делом куплю пуговицы.
Я ни разу не выходила из каюты и на борту никого, кроме Пенелопы, не видела, потому шла медленно, осторожно заглядывая в каждый коридор. Я боялась, что кто-то потребует показать билет, а у меня его нет, потому пыталась придумать, как бы половчее улизнуть с корабля. Остальные пассажиры тащили чемоданы и узлы с одеялами и палатками; из некоторых торчали котелки со сковородками, позвякивая на каждом шагу. На самом деле половина всего этого – лишний груз. У меня были куртка, нож и пустой рюкзак. Консервы преподобного закончились, ложки я выкинула, осталась только его деревянная коробка да одеяло. А что мне еще надо? Я шла опустив голову и прижимая руки к ребрам. Не хотелось, чтобы меня толкнули или локтем задели. Наконец я нашла путь на палубу и увязалась за толпой.
Доки на другой стороне озера выглядели почти так же, только дорога от них вела на север. Здесь было больше деревьев, повозок и оборудования. Три красавчика курили возле кучи ящиков – один наблюдал за тем, как пассажиры спускаются по трапу, а другие присматривали за выгрузкой багажа. Пенелопы нигде не было видно; впрочем, я ее особо и не высматривала. В глубине души я надеялась, что с ней все в порядке и мы еще увидимся в Халвестоне. Я ей все объяснила, но она все равно надулась, когда я сказала, что теперь наши пути расходятся.
Странно. Я спасла ее, вытащила из того ящика, а она отплатила мне тем, что достала таблетки и бинты. Никто никому не должен. Почему она тогда на меня разозлилась?
Дождь разошелся на не шутку, и я чувствовала запах приближающейся бури. На земле мне было уютнее, хотя ноги и увязали в грязи. Нет, корабли – это не мое. Правда, как я сошла с трапа, меня сразу вывернуло, а потом еще долго шатало, как на волнах.
Магазины со снаряжением и едой были натыканы вдоль дороги, словно крючки на длинной леске. Хозяева закрывали окна ставнями, запирали двери и покрепче привязывали фургоны. Мужчины с грязными усами в дешевой одежде бормотали что-то вроде: «Участок стоит всего пятьдесят баксов, а заработать можно миллионы!» – и размахивали мятыми бумажонками, которые стоили больше, чем земли, которые они продавали – если, конечно, они вообще продавали землю. Люди вроде и не замечали, что приближается буря.
Много лет назад, когда я рассказала Охотнику о своих родителях, он мне тоже одну историю рассказал: про глупцов, которые шли на север. Ему папа прочитал из какой-то книжки; значит, то была правда. Охотник говорил, что полные надежд мужчины и женщины шли на север через горы. Они покупали инструменты и участки земли вот у таких усатых мужиков, которые толпились в доках. Они верили, что их никто не обманет, да и зачем – ведь на севере уйма золота, хватит на всех. Через несколько месяцев эти глупцы возвращались на юг бледные, с потухшими глазами, без денег и надежд. Если возвращались.
Я не собиралась повторять ошибки тех глупцов, я не охотилась за землей, я охотилась за людьми, хотя от некоторых толку было не больше, чем от этих бумажек. Мои родители не дураки, все в меня, они себе, небось, жирный участок отхватили. Если честно, глядя на тех, кто шел на север, я думала, сколько ж им всем земли надо. Мои родители пришли туда пятнадцать лет назад. Да они, наверное, уже дворец себе построили и платят мечтателям за то, чтобы те за них золото добывали.
– Немного осталось, – сказал я себе. Я промокла до костей, но так было даже лучше – дождь смывал запах корабля и вонь Кабана.
Потом народ, подняв воротники, ринулся в ближайший бар, а я, как дура, осталась стоять в одиночестве посреди улицы. Тележка с промывочными лотками, прикрепленная толстой железной цепью к врытому в землю столбу, сдвинулась с места под порывом ветра.
Пенелопы нигде не видно. Нет, я ее не высматривала, просто была настороже. Заметила, что один из тех красавчиков с корабля внимательно на меня смотрит. Он направился ко мне, потом остановился и отступил, словно молодой волк перед вожаком.
– Документы! – донесся голос за спиной.
Я обернулась и увидела, кто тут вожак. Жирная бабища с широченными плечами, огромными руками и прической, как у вольного траппера. Жетон на груди, поношенная красная куртка, которая была ей мала, – все говорило о том, что она здесь закон.
– Документы! – повторила она. – И живо. Я не собираюсь тут весь день торчать.
Она смотрела не на меня, а сквозь меня. Тут столько народу, что могу поспорить, ей пофиг, кто с документами, а кто без. Она наблюдала за тем, как город закрывает окна и двери и готовится к буре.
Документов у меня не было, и я ничего ей давать не собиралась. Когда она это поняла, то взглянула мне в глаза и выпятила грудь. За спиной у нее появилась еще одна женщина в красной куртке.
– Где документы и билет? – спросила она.
– Нет у меня документов, – ответила я чистую правду. – За мой проезд знакомый заплатил.
– Это город Эллери! – произнесла бабища с пафосом, которого город явно не заслуживал. – Мы здесь отговорок не принимаем. Нет документов – проведешь ночь в камере, а завтра утром мы тебя вместе с грузом на юг отправим.
Против груза я ничего не имела, но провести еще два дня, качаясь на волнах и страдая от морской болезни, совсем не хотелось. Я окинула взглядом улицу, высматривая, как бы улизнуть половчее, и заранее попросила прощения у ребер. Однако здоровенная бабища схватила меня за руку и потащила в сторону дома, на котором была вывеска с нарисованным жетоном – таким же, как у нее.
Все произошло так быстро, что я не успела ничего сообразить. Она поймала меня, как лосося на крючок, и выдернула из воды. Следом семенила еще одна женщина в красной куртке. Да и красавчики поглядывали на нас искоса. Они ошивались неподалеку и могли слышать каждое слово. Одинокая девушка, без документов, какой-то знакомый за нее заплатил… Они ждали Колби и ящики со мной и Пенелопой. А теперь, видать, поняли: что-то случилось.
– Эй, вы чего? – сказала я. – У меня есть билет. Вы правов не имеете!
– Так покажи его, и ты свободна, – утомленно ответила бабища.
Мы подошли к зданию, и тут я увидела нечто, отчего мне захотелось бежать со всех ног. Мое собственное лицо. Оно уставилось на меня с рисунка, прибитого к стене. А рядом – портрет Крегара, который я уже видела в Долстоне и Генезисе. Чернила начали расплываться под дождем, но меня мог узнать любой.
Они знают, как я выгляжу. Лайон знает. Целый мир знает мое лицо, и меня кинут в одну клетку с тем ублюдком. Я попыталась выдернуть руку, но бабища держала крепко. Второй рукой я потянулась за ножом.
– Постойте! Извините меня! – произнес нежный голосок. Осторожно обходя грязные лужи, к нам направлялась Пенелопа.
– Тебе чего? – спросила баба в красной куртке.
– Вы взяли моего партнера, – ответила Пенелопа, грозно уставившись на меня, чтобы я не подумала рта раскрыть. Ее чудесное белое платье насквозь промокло и облепило фигуру, волосы прилипли к голове.
– Партнера? – переспросила жирная бабища.
– Да, – ответила Пенелопа, протягивая ей слегка промокшую бумажку, и добавила еще более нежным голоском: – Ее зовут Портер. Мы с ней едем на север. Простите ее за неблагоразумное поведение. Видите ли, она немного… не в себе. – Она постучала пальцем по виску. – Но работать умеет. Будет мне помогать.
Ветер хлестал меня по спине. Буря приближалась, и бабища начала нервничать.
Она посмотрела по сторонам.
– А где ваше снаряжение?
Пенелопа деланно вздохнула и ответила:
– На корабле, где же еще. Вот билет, и отпустите ее.
Вторая женщина в красной куртке взяла бумажку, и хватка слегка ослабла. Мои глаза метались между нею и портретом. Как бы она не заметила, что мои документы прибиты к стене участка. Пенелопа смотрела на меня как на грязь, прилипшую к ботинку. Интересно, это она прикидывается или на самом деле?
Красная куртка развернула бумажку, прочитала имя: «Портер Маклиш» и протянула ее жирной бабище.
– Дура дурой, и дерзкая, но она мне нужна. Пожалуйста, отпустите ее, – уже поприветливее сказала Пенелопа.
Сердце стучало в ушах в ритме дождя. Они стояли и рассматривали бумаги – слова, которые для меня ничего не означали, разве что очередную головную боль. Эти трое владели магией, которая мне была недоступна. Слова на клочке бумаги могли отправить меня обратно на юг – или открыть мне путь на север. Всего лишь бумага. Она рвется легче, чем холопок, размокает в воде, выцветает на солнце. Но в жирных руках той бабищи, да и любого, кто умел разбирать буквы, она обретала власть.
Веселого мало.
– Вроде как все в порядке, – заявила красная куртка, взглянув на Пенелопу. Ресниц у нее вообще не было, только складки кожи да припухлости под глазами, словно у зазевавшейся жабы, которую цапля застала врасплох.
Жирную бабищу она не убедила. Та скосила рыбьи глаза на Пенелопу и поинтересовалась:
– Мисс, а ваши документы где?
На щеках у Пенелопы проступил румянец, и она уж было открыла рот, но выкручиваться ей не пришлось. Кран поднял необычно тяжелый ящик, и из доков донесся вопль.
Я знала этот ящик. Пенелопа тоже, даже еще лучше. На желтой древесине проступали кровавые пятна.
– Что за… – воскликнула женщина в красной куртке и хлопнула толстую бабу по плечу.
Та глухо зарычала и отпустила меня. Потом сунула бумажку Пенелопе и сказала:
– Свободны.
Два раза повторять не пришлось. Жирная бабища и женщина в красной куртке торопливо зашагали по направлению к кораблю, как раз когда ящик с чавканьем упал в грязь. Я посмотрела на Пенелопу, увидела, что она в панике; дьявол и ангел на моих плечах дружно развели руками и сказали: «Элка, а выбора-то у тебя нет».
– Давай быстрее, – сказала я ей, торопливо шагая прочь. – Нам надо найти, где спрятаться.
Пенелопа бросилась вслед за мной, и мы оглянулись только раз – когда услышали треск дерева и женские крики.
– Не останавливайся!
В Эллери новости распространились быстро, но даже трупа было недостаточно, чтобы заставить жителей покинуть дома, когда приближается буря. Мы торопливо шагали, опустив головы, и я умоляла небеса послать нам укрытие прежде, чем разверзнется ад. Но знаете, как бывает – загадаешь что-нибудь светлое, а судьба подсунет тебе какое-нибудь дерьмо.