НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я проснулась с ощущением легкости во всем теле. Солнечные лучи уже проникали в комнату. Пенелопа тихонечко сопела в кровати, а я спала на полу – твердое дерево по-любому лучше, чем пух и перо. За окном щебетали поползни и славки, и даже легкий ветерок не мешал их песням.

Тихонечко, чтобы не разбудить Пенелопу, я выскользнула из хижины и пошла к реке. Над водой, над заросшим берегом и заливным лугом на той стороне лежал туман. Весь мир был окутан покоем. Ни звука – лишь трели птиц да журчание реки. Я умылась и направилась в лес. С западной стороны, в нескольких милях от хижины, я поставила силки и сейчас хотела проверить, не попалась ли там чего-нибудь нам на завтрак.

В этих лесах я чувствовала себя как дома. Вроде как с рождения была их частью. Мои родители работали на этой земле, и моя кровь похоронена в ней вместе с ними. Я столько лет прожила в хижине Охотника, а все равно чувствовала себя лишь случайной гостьей. Однако это место на реке Тин не принадлежало ему, оно было только нашим – моим и Пенелопы. Здесь наш дом, и мы будем жить по своим правилам.

Две ловушки остались нетронутыми, зато в третью попался кролик. Он уже задохнулся, к тому времени как я нашла его. Конечно, лучше, когда они еще живые и дергаются, однако этот парень был еще теплым, а здесь, на холодном севере, это означало, что он совсем свежий, вроде как я убила его собственной рукой. Я высвободила зверька из ловушки, чтобы кровь не привлекла хищников… и тут услышала крик.

А потом кто-то позвал меня по имени.

Я сорвалась с места.

Кролика я не выпустила – зачем портить хорошую еду. Может, девчонке просто дурной сон приснился.

Однако мчалась я, словно за мной стая чертовых волков гналась. Видела, как они мелькают между деревьев, скачут через поваленные стволы, перепрыгивают болотца и поджидают на другой стороне, если я отстаю. Они не гнались за мной, они бежали вместе со мной. Эти волки были моим страхом и тревогой. Моим сердцем и душой, зубами и когтями.

Я выбежала из леса прямо напротив хижины. Крики стихли. Волки выли, прячась в тени деревьев, говорили мне: «Защищай свою стаю, защищай свою территорию».

Я вытащила нож и подкралась поближе. Через окно ничего видно не было. Пенелопа занавесила его на ночь – не нравился ей лунный свет. Как я ее за это сейчас проклинала!.. Я осторожно положила кролика на крыльцо.

В хижине скрипнула половица.

От бега я разогрелась, ладони вспотели, и рукоятка ножа стала скользкой. Я слушала лишь свое судорожно колотящееся сердце и то, что происходило внутри хижины. Все остальные звуки, пение птиц и журчание реки вроде как выключились.

Я тихонько двинулась в обход, стараясь не дышать.

Крест на маминой могиле покосился. Я выпрямила его. Следы на земле не принадлежали ни мне, ни Пенелопе. Отпечатки ботинок, размер чуть больше моего.

Я выдохнула. Не Крегар.

Лошадей тоже не видно, значит, не Лайон.

Я подкралась к задней стенке дома.

Тяжелые шаги. Мужские. Сквозь бревенчатую стену донесся гневный, но испуганный голос Пенелопы:

– Не имеете права!

Ответа я не услышала – слова увязли в клочьях мха между бревнами.

Стук сердца превратился в барабанный бой. В доме мужчина, и нужно выманить его оттуда как медведя из норы. Соблазнить угощением или напугать – так сейчас будет вернее.

Я вернулась назад, под покров деревьев, спряталась за ними, а волки уселись вокруг меня, придавая сил моему голосу.

– Пенелопа, разжигай огонь, – крикнула я.

Ответа не было. Дверь не открылась.

– Черт, женщина, ты еще спишь?

Тишина.

Я подошла поближе, все еще прячась за деревьями, и вновь позвала ее.

Занавеска на окне шевельнулась, но из дома никто не вышел.

Из хижины другого выхода не было, и если они не появятся, значит, мне придется зайти, вот только в природе есть правило – никогда не суйся к медведю в берлогу.

– Пенелопа! – завопила я, остановившись на полпути между хижиной и лесом. – Просыпайся!

– Элка, – крикнула она, и в ее голосе я не услышала ни страха, ни паники. – Элка, это ты?

– Конечно я, кто же еще?

Пару мгновений она молчала. Затем крикнула:

– Иди сюда, поговорить надо.

У нее был такой голос, что если бы я не знала, что там мужчина, все равно бы поняла, что она в беде. Хватит играть в игры.

– У него револьвер? – крикнула я, подойдя к крыльцу, где оставила кролика. Я взглянула на безвольный комок шерсти. Пора бы его приготовить, а то скоро испортится. Мой желудок заурчал, требуя мяса.

– Да, – сквозь стену донесся голос Пенелопы.

Я сдвинула нож в сторону, спрятав его под курткой.

– Я нож в доме оставила. Я безоружна.

– Тогда заходи, дорогая, – сказал мужчина, и дверь распахнулась.

Мне показалось, что меня ударили в живот. Я знала этот голос. Мужчина говорил в нос, словно у него насморк.

– Доброе утро, Билкер. – Я зашла в хижину.

В руке он держал маленький шестизарядный револьвер. Даже не целился в меня. Пенелопа сидела на кровати, вся в слезах, но плакала она не из-за того, что Билкер на завтрак заскочил. У нее на щеке я заметила багровый рубец. Она плакала от боли, а не от страха.

Хорошая девочка, подумала я и кивнула ей.

– Элка! – воскликнул Билкер с легкой дрожью в голосе. – Рад вас снова видеть, хотя и не ожидал, что вы окажетесь на моем новом участке.

– Ты о чем вообще? – спросила я. – Это не твой участок.

Он улыбнулся и стал похожим на хорька.

– Мой. Я продал этот участок пятнадцать лет назад. К сожалению, его владельцев нет в живых.

– И что?

– Участок возвращается к продавцу после смерти владельцев.

– Они переписали его на нас. Проверь в Такете.

Билкер лизнул свои жалкие усы и ткнул револьвером, как указательным пальцем.

– Да, да, мне Гленн в конторе сказал. Еще он сказал, что на завещании стоит подпись Филлипа.

Я поймала взгляд Пенелопы.

– Однако, – быстро добавил Билкер, – Филлип мертв уже давно, а его бедная жена похоронена совсем недавно. Похоже, была убита двумя воровками?

У меня чуть сердце не остановилось.

– Когда я расскажу все это Глену, а мы с ним старые приятели, он аннулирует завещание, и участок будет моим.

Билкер улыбнулся, блеснув коричневыми зубами. От табака и грехов его внутренности прогнили, и я видела, как в них копошатся мушиные личинки. Из глаз вылезли тараканы и ползали по всему лицу. Змеи шипели в его волосах и обивались вокруг рук и ног. Этот тщедушный дьявол пытался украсть у меня дом.

– Билкер, ты сам не знаешь, что несешь, – сказала я, становясь между ним и Пенелопой. – Это место принадлежит нам. Ты забрался на чужую территорию.

Он поднял револьвер.

– Убирайтесь с моей собственности, или я вас обеих пристрелю. И не один суд присяжных меня за это не накажет.

– Ошибаешься, – сказала Пенелопа вставая. – В Халвестоне все видели, как мы тебя унизили. У тебя отличная причина для мести, и так как этот участок по закону принадлежит мне, как ты думаешь, что решат присяжные? Ты выследил двух молодых женщин и застрелил их обеих. Ради чего?

Его усы дернулись, и рука с револьвером задрожала.

– Картина ясная, да, Билкер?

Он рассмеялся шипящим носовым смехом.

– Не имеет значения. Я просто хотел прийти сюда и предупредить вас. Я человек рассудительный и даю вам время до конца дня. Потом вернусь с красными куртками.

Он попятился к двери. Пенелопа шагнула за ним.

– Стенли, подожди, – дружелюбно сказала она. – Может, договоримся? Как насчет процента от того, что мы здесь найдем?

Билкер выпятил тощую грудь и оценивающе осмотрел Пенелопу с головы до ног.

– Женщины не умеют добывать золото, – сказал он, вновь облизнув усы.

Пенелопа положила руку мне на плечо, оттолкнув в сторону.

– А как насчет чего-нибудь другого? – спросила она, и меня чуть не затошнило.

Билкер хмыкнул, с отвращением поморщился и плюнул Пенелопе под ноги. До двери ему оставалось несколько шагов.

– Типичная шлюха!

Тут меня накрыла волна ярости. Я бросилась на него. Выстрел прогремел над ухом, но я не услышала. Я била Стенли о стену, пока он не выронил револьвер; тот отлетел на середину комнаты. Билкер выглядел дохляком, но драться умел. Оттолкнул меня в сторону и ударил кулаком в лицо, потом навалился и прижал к земле. Я дергалась, пытаясь дотянуться до ножа. Сжимая мою шею, Билкер пыхтел и повизгивал, как чертова свинья.

– Стой! – рявкнула Пенелопа.

Он поднял голову. Она направила револьвер прямо ему в лицо.

Стенли вновь превратился в труса.

– Только без глупостей.

– Отпусти ее, – велела Пенелопа.

Он сразу же вскочил, подняв руки. Я встала и сплюнула на пол сгусток крови.

– Ты как? – спросила Пенелопа, не отрывая глаз от противника.

– Выживу. Он дерется как моя бабка.

– Я не дурак, вы же знаете. Я пришел не один, – сказал Билкер.

– Что-то не верится, – сказала Пенелопа, поднимая револьвер на уровень его глаз. – Это моя земля!

– Конечно, мэм, ваша, ваша, конечно, ваша, оставайтесь здесь сколько хотите, – трясясь, забормотал он.

Пенелопа не шелохнулась.

– Я ошибся. Перепутал место.

– Да, перепутал, – сказала Пенелопа, держа палец на крючке. У меня внутри все свело от мысли, что она намерена выстрелить. Намерена убить его.

– Пошел к черту отсюда! – закричала я. – И не вздумай возвращаться!

Пенелопа кивнула.

Билкер отступил к двери, распахнул ее и попятился. Спотыкаясь, спустился по ступенькам спиной вперед. Потом шагнул на траву.

– Без обид? Хорошо? Без обид? – все повторял он.

– Без обид, – пробормотала Пенелопа и нажала на спусковой крючок.

Кровь брызнула на землю. Билкер рухнул, словно подрубленное дерево.

Я не верила своим глазам. Стояла как идиотка. В ушах звенело.

Я смотрела на Пенелопу. Она по-прежнему сжимала револьвер. Ее руки не дрожали.

– Я не шлюха, – прошептала она едва слышно.

Я забрала у нее револьвер и вышла на улицу.

Билкер еще дышал, но жить ему оставалась всего ничего. Пуля попала в грудь. Земля вокруг почернела от крови. Он судорожно глотнул воздух, закашлялся, выплевывая багровые сгустки, и застыл, уставившись открытыми глазами в небеса.

Билкер говорил правду. Он пришел не один. Из леса донесся изумленный крик, а потом послышался шорох папоротника и топот. Кто-то спешил прочь.

Слишком далеко. Не догнать.

Я упала на колени. Друг Билкера видел, что револьвер держала я. Звон в ушах превратился в рев, словно все птицы завопили одновременно.

Все кончено. Скоро здесь появятся красные куртки. Пусть думают, что я его пристрелила. Пусть забирают меня. Пенелопа будет свободна. Тот парень приведет слуг закона, и они поставят точку. Как я устала! Черт, пусть приходят поскорей!..

Пенелопа стояла в дверном проеме. Так спокойно, словно ничего не случилось. Никогда ее такой не видела. Билкер не угрожал нам, он пришел за этой хижиной и клочком земли. Нельзя убивать за такое, неправильно, как ни крути.

– Я разведу огонь, – сказала Пенелопа и подобрала кролика, лежавшего на крыльце.

Я закрыла выпученные глаза Билкера. Признаюсь, я не жалела этого гада.

В дом я не пошла, даже когда услышала запах жареной крольчатины, хотя желудок буквально свело от голода. Я вырыла неглубокую могилу подальше от хижины и отволокла туда труп. Тело шлепнулось на дно, как кусок говяжьей вырезки на сковородку. Я засыпала его землей, а сверху навалила кучу досок и ветвей, чтобы спрятать могилу. Когда я закончила, уже вечерело, и о Билкере напоминал лишь кровавый след на траве. Но и о нем скоро позаботятся жуки и мелкие зверюшки.

Я стояла во дворе, колупая землю носком ботинка. Не знала, что теперь делать. Не узнавала женщину, которая сейчас ждала меня в хижине. Она нажал на курок, не моргнув глазом, как разводила огонь или завязывала волосы. Я взглянула на револьвер. Серебряная рукоятка с инкрустацией из красного дерева, завитки и гравировка на стволе. Игрушка, а не оружие. Для серьезного дела не годится. Билкер был гадом и хотел отнять наш участок, но он не собирался нас убивать.

Я опустилась на землю. Сидела, сложив руки на коленях, и крепко сжимала револьвер.

– Он бы все у нас забрал, – крикнула Пенелопа из хижины.

Она постояла на крыльце, а потом, увидев, что я ее не прогоняю, подошла и села рядом.

– Мы так и так все потеряем. Он не лгал, с ним еще кто-то был.

– Не имеет значения. Он пришел на нашу землю с оружием. Пришлось защищаться.

Я расхохоталась, хотя мне было совсем не смешно.

– Защищаться? Он поднял руки вверх, а мы его застрелили.

– Ты о чем? Он тянулся за вторым револьвером, когда я в него выстрелила.

Я покачала головой и ничего не ответила.

Пенелопа вздохнула.

– Иногда приходится делать ужасные вещи, если хочешь сохранить то, что принадлежит тебе.

– Знаю. – Я поднялась и пошла прочь.

Она звала меня, но я не оборачивалась. Хотелось побыть одной в тишине леса. Мне казалось, что я теряю себя. Мы все делаем ужасные вещи – любой вам подтвердит. Вот только я не желала идти по этому пути. Крегар совершал жуткие, безумные, греховные поступки, а я стояла рядом с ним. Но теперь я хотела все исправить. По крайней мере, я изо всех сил пыталась не повторять свое прошлое.

Я бродила по лесу, пока закат не окрасил небо в золотые и красные тона. Вот он, мой путь, – золото и кровь, я покрыта ими с ног до головы.

На противоположном берегу реки гулял молодой олень с шишечками вместо рогов, поедая сочные летние побеги. Что может быть безмятежнее? И никаких других звуков – только жужжание жуков и плеск воды в реке. Вот моя настоящая жизнь! И никто у меня ее не заберет. А эта хижина, земля и бумаги с печатями пусть остаются Пенелопе. Она не их тех, кто любит, когда ветер ерошит волосы, она не сможет спать на постели из папоротника и остролиста и снимать с себя клещей. Ей нужны кровать, одеяло и замок на двери. Билкер хотел отобрать у нее все это и глубоко ранил ее словами. Если бы кто-то попытался забрать у меня лес, я бы его тоже пристрелила.

Я следила за оленем, пока не опустилась тьма, и в свете луны он вдруг превратился в нечто совсем другое.

В центре луга стоял бледный светловолосый мальчик.

И плакал.

Из темноты донесся звук выстрела, и мои глаза распахнулись.

Я лежала у дерева на берегу реки. Все тело трясло. Приближалась зима, а меня угораздило уснуть на улице, да еще на голой земле. Перед глазами все еще стоял тот мальчишка, но я отмахнулась от него, кем бы он ни был, и побрела обратно в хижину. Добралась домой через час после рассвета. Из трубы шел дым, и лучи восходящего солнца превращали гнилые бурые бревна в чистое золото.

Я вошла и уселась у печки. Пенелопа молча сидела на кровати, листая книжку. Отогревшись и вновь почувствовав лицо и руки, я сказала я ей:

– Я поняла.

– Что ты поняла?

– Тебя. Почему ты так поступила с Билкером. Если за нами придут красные куртки, мы придумаем, что делать. Нечего сейчас руки заламывать. Вдруг приятель Билкера попал в капкан, и его медведи съели. В общем, не надо убиваться раньше времени.

Она улыбнулась.

– А на завтрак ты что-нибудь поймала?

– Черт, женщина, ты же вчера завтракала! Ты что, хочешь кушать каждый день?

Пенелопа рассмеялась и кинула в меня книгу.

– Я тут кое-что нашла, пока ты дулась, – сказала она и полезла под кровать.

Ружье! Старое и потертое.

– Где нашла?

– Под полом, – ответила Пенелопа. – Я заколку уронила, а у меня их всего две осталось, вот и полезла ее вытаскивать.

– Золото и оружие под полом… Интересно, что еще припрятали мои родители?

Остаток дня я провела на улице, очищая ружье от ржавчины. Пенелопа сидела на крыльце и читала книжку. Историю про двух парней, которые любили одну девушку. Судя по всему, девчонка была дура дурой, а Пенелопа сказала, что и парни не лучше.

Овощей у нас никаких не было, да и сажать их уже не сезон. Потому я решила почистить ружье и поскорее раздобыть лося. Тогда мяса на всю зиму хватит. Вот только придется оставить Пенелопу саму на пару дней, пока я буду бродить по лесу, и эта идея мне не нравилась. Мы решили, что возьмем из банки немного золота и купим мешок картошки и несколько луковиц. Может, еще риса. Пенелопа хотела научиться рыбачить и добыть несколько лососей, а то они скоро икру вымечут и уйдут. Мы начали готовить хижину к зиме. Родители запасли немного дров, но не помешало бы еще нарубить. Потом мы смастерили ставни для защиты от медведей и выкопали погреб под хижиной. Пенелопа сказала, что мы начнем добывать золото, как только растает снег.

Черт, мне нравились наши планы. Нравилось рубить дрова и копаться в земле. И все же какой-то голос глубоко внутри меня твердил, что я идиотка. Размечталась, как ребенок, а пора повзрослеть и думать головой. Вряд ли дружка Билкера съели медведи. Наверняка он добрался до Такета, нашел Лайон и рассказал ей, где мы.

Тревога грызла меня изнутри, словно бобер елку. Скоро она меня насквозь прогрызет, и тогда я развалюсь на куски, но до тех пор я не дам ей выхода. Пенелопа была счастлива, и я, как могла, скрывала свои страхи. Однако даже когда небо было чистым, я чувствовала черную тучу, нависающую над нашим участком. Я все ждала, что она превратится в бурю и разорвет нашу жизнь на куски.