Джуди, основной задачей которой по-прежнему было избегать конвоиров во время своих рейдов в поисках пищи, продолжала выполнять свою миссию. Она помогала не только своим, но и тем, с кем познакомилась уже здесь. Одним из первых с ней подружился Прайвет Казенс из восемнадцатой пехотной дивизии. Он был в числе многих британских солдат, плененных во время взятия Сингапура. Казенс боролся за Малайю в составе индийских и австралийских сил и участвовал в памятной битве за Муар, пытаясь остановить продвижение японцев.

Даже когда решено было отправить его в Глогор, Казенс все еще был воодушевлен, улыбался и подшучивал над своими товарищами. Он обладал особым навыком, очень ценным в условиях лагеря, — прекрасно чинил обувь. Узнав об этом, полковник Банно официально назначил его сапожником. Разумеется, предполагалось, что его услуги будут предоставляться всем, кроме заключенных.

В результате долгих месяцев боев, бегства, блуждания в джунглях и работы в лагере обувь у военнопленных износилась. Теперь на них были грубые деревянные сандалии, которые крепились тонкой проволокой или тем, что было найдено под ногами. Кожаные сапоги были элементом роскоши для победителей, то есть японцев.

Должность Казенса, разумеется, была хороша, так как избавляла его от более тяжелой коллективной работы. Оборотной же стороной медали было то, что приходилось постоянно контактировать с японцами, которые запросто могли прибегнуть к использованию физической силы. Казенс должен был регулярно посещать японский офицерский корпус, чтобы снять мерку с того или иного оккупанта и затем изготовить новую пару высоких сапог. Он брал с собой мешок, заполненный заготовками и кусками кожи разной длины, ножи, молоток, гвозди и прочие инструменты, необходимые сапожнику. Эти опасные визиты всегда его тяготили. Близкого контакта с офицерами следовало избегать, особенно с полковником Банно. Хотя еще хуже было встретить его заместителя — лейтенанта Мацуоку.

Он был необычайно уродлив, за что получил прозвище «свиноглазый». Его боялись и ненавидели все: и подчиненные, и пленные. Следующим по званию был так называемый «доктор», чей меч был так велик, что казался больше его самого. Японцы знали, что их доктор не так компетентен и аккуратен, как британские или нидерландские медики. Вслед за доктором шел переводчик, который лицом напоминал полковника Банно — такой же добродушный с виду пожилой мужчина. Но внешность обманчива. Многие думали, что переводчик на самом деле добрый, пока тот не разбил голландцу голову о стену без особой причины. Просто потому что тот был связан и оказался легкой жертвой.

Младшим по званию офицером был Такахаши. Он являлся исключением из правил. У Такахаши были пробританские взгляды. Возможно, он просто осознавал, что имперская Япония не сможет выиграть войну, поэтому делал ставку на британцев. Он был очень умен, дисциплинирован и среди союзников слыл хорошим офицером. Он был честен и благороден со всеми военнопленными, независимо от ранга или национальности.

Однажды Такахаши пришел в жилище британцев поздно ночью и передал старшему коричневую сумку.

— Хорошенько спрячьте это, — сказал он шепотом, перед тем как уйти. В сумке была фотография Уинстона Черчилля, под которой красовалась подпись: «Человек нашего времени».

В другой раз Такахаши обратил внимание на то, что военнопленный смотрит в небо на пролетающий самолет, вглядываясь, нет ли на нем значка союзников. Когда он повернулся к японскому офицеру, тот потряс головой и заметил:

— Не беспокойся. Повезет в другой раз.

Всем было очень жаль, когда Такахаши перевели в Чанги — менее известный лагерь в Таиланде. После его отъезда Казенсу оставалось иметь дело со старой гвардией, кровожадной, непредсказуемой, способной на любую жестокость без повода. Позже он доказал, что готов на риск, чтобы сохранить жизнь Джуди, чем подал пример другим. В этом ужасном месте Джуди была талисманом уже не только корабля, но и всего лагеря.

Своей волей к жизни и веселым нравом она поддерживала дух всех узников в Глогоре. Они видели в ней символ сопротивления. Собака становилась все более известной. С тех пор как она стала символом Глогора, ее «семья» разрослась до тысячи военнопленных. Но Казенс благодаря своему великодушию был для Джуди особым другом.

Он имел привычку сидеть в тени под крышей, где мог на открытом воздухе чинить и изготавливать обувь. Японцы снабжали его сапожной кожей — как и всё на острове, расход ее тщательно отслеживался. Несмотря на это, починяя очередную пару обуви, Казенс всегда отрезал кусочек кожи для Джуди, которая часто крутилась возле него. Кожа была очень жесткой, но для изголодавшейся собаки это было лакомство.

Изо дня в день сапожник заботился о Джуди. Он прекрасно понимал, что несколько кусочков кожи — это ничтожно мало, ведь ее вес, как и вес других пленных, стремительно уменьшался. На боках собаки сквозь шерсть уже проглядывали кости. Да и сама шерсть давно не блестела, как раньше. И люди, и собака очень нуждались в лучшем питании, и единственным способом добиться этого было воровство пищи у тех, у кого она была.

Однажды Казенс решился на рискованную авантюру и предложил участвовать в ней Лесу Сирлу, так как тот был одним из тех, кто тесно общался с Джуди. Обычно сапожник дожидался, пока у него не скопится полный мешок обуви для японских офицеров. Казенс объяснил Лесу Сирлу, который помогал переносить мешок, что задумал: бесстрашный сапожник хотел использовать доставку обуви, чтобы наладить изъятие крупных партий риса прямо из-под носа у японских офицеров.

Двое мужчин покинули огражденную территорию лагеря, таща в руках тяжелый мешок с сапогами. Лесу Сирлу казалось, что они в логове паука и вот-вот запутаются в его сетях. В офицерских кварталах им предстояло опустошить мешок, а затем наполнить его добычей. Когда мешок был доверху наполнен рисом, они потащили его в сторону британского жилища, рискуя в любой момент быть обысканными. Удача улыбнулась этим двоим — им удалось добраться до места без помех, чему они безмерно удивились.

На следующий день два японских конвоира вошли в жилище британцев с неожиданной проверкой. Никто не сомневался, что они ищут полный мешок риса, который пропал таинственным образом. Лес Сирл и сапожник рассыпали похищенное на лежаке и накрыли его одеялом. Всего один удар штыком мог разоблачить их.

Пока стражники прохаживались по периметру жилища, мужчины стояли, затаив дыхание. Волнение возросло до предела, когда надзиратели проходили мимо места, где была спрятана добыча.

Лес Сирл знал, что Джуди улавливает все их эмоции. Страх, счастье, ужас, тревога — все это она тоже могла ощутить и понять. Прямо сейчас она уловила вибрации смертельного страха. Особенно сильно источали его похитители риса, ее друзья. Воздух был насыщен смертельной опасностью: за такую провинность японцы могли бы тут же на месте обезглавить преступников.

Находясь как раз возле того места, где был спрятан рис, надзиратель уже собрался ткнуть туда штыком, но тут, задрав хвост, в помещение вбежала Джуди, держа что-то в зубах. Страх отразился на лице охранников, когда Джуди пробежала по комнате. Ее уши навострились, налитые кровью глаза смотрели с угрозой. Из ее пасти торчал какой-то знакомый мрачный предмет.

Это был сияющий человеческий череп.

Преодолевая препятствия на своем пути, Джуди рванула мимо конвоиров в дальний конец помещения. Затем резко развернулась и вылетела из барака со скоростью молнии. Стражники что-то бешено орали друг другу, показывая на то место, где пробегала собака. Военнопленные знали, что японские конвоиры чувствовали необъяснимый страх перед всем, что было связано со смертью. Скелет, кости, могилы, черепа — все это ужасало их.

Когда Джуди с зажатым в зубах черепом пробежала вокруг них вновь, они в панике закричали еще громче. Сапожник и Лес Сирл ожидали, что вот-вот прогремит выстрел: один из охранников достанет ружье и откроет огонь по их талисману. Джуди тоже почувствовала это. Пробежав возле японцев последний раз, она развернулась и покинула барак.

Никто не мог понять, откуда собака взяла череп. Можно было предположить, что она выкопала его из могилы. Лес Сирл и Казенс были уверены: она сделала это, почувствовав, что ее близким друзьям грозит смерть, и знала, что своим появлением напугает агрессоров.

Некоторые пленные сомневались, что Джуди осознанно спасла своих товарищей. Она могла прибегнуть к такой уловке просто потому, что хотела напугать конвоиров, перевоплотившись в дьявола — духа мертвой собаки. В любом случае Джуди успешно с этим справилась.

Японцы от страха едва не лишились чувств. С пепельными лицами они пробормотали что-то друг другу высокими писклявыми голосами и выбежали прочь. Инспекция закончилась тем, что мешок с рисом чудесным образом остался незамеченным.

Наступал декабрь 1942 года и их первое ужасное Рождество в застенках лагеря. Однако мужчины получили удивительную и неожиданную моральную поддержку. В офицерском бараке кто-то секретно починил радио, само существование которого являлось тайной для конвоиров. Если бы радио было найдено, военнопленные Глогора потеряли бы единственную тонкую нить, связывающую их с внешним миром, и остались бы один на один с лагерными ужасами и теми, кто их творил.

Новости распространялись по всему лагерю, но только избранные распоряжались радиоприемником, чтобы не вызвать подозрений у конвоиров. Очень часто информацию озвучивали не сразу после происшедшего, а лишь тогда, когда особенно требовалось повысить в лагере моральный дух. Вот почему при подготовке к их первому Рождеству в Глогоре по его территории были распространены новости о рейде на Сен-Назер, который произошел задолго до этого.

Несколько месяцев назад британские командос осуществили один из самых рискованных и успешных рейдов в оккупированную Францию. Старый британский эсминец «Campbeltown» был начинен взрывчаткой и направлен к жизненно важному доку во французском порту Сен-Назер. В результате операции единственный док, способный принимать линкор «Тирпиц», самый мощный корабль германского военного флота, был выведен из строя до конца войны. За осуществление успешного рейда было вручено пять Викторианских Крестов. Во время его проведения было убито сто шестьдесят девять человек и ранено двести пятнадцать, по большей части из состава командос, которые бились до последнего патрона. Когда новости о великолепной операции, которая была названа «величайшим рейдом в истории», обсуждалась в Глогоре, мужчины прыгали от радости, думая, что освобождение Европы не за горами. Наконец-то британский лев услышал их голоса! Те, кто считали себя безоговорочно побежденными, включая дерзкого английского пойнтера, вновь начали надеяться и верить.

Лес Сирл и другие сочинили «поэму» в честь Джуди. Произведение должно было воспевать того, кто олицетворял надежду, даже если ее тяжело было отыскать в своем сердце. Поэма воспевала талисман Глогора. Люди подобрали к ней подходящую мелодию и пели «Оду Джуди» по дороге на работу для поднятия настроения.

Работа не сломила нас —

Чем дальше, тем прочней.

А если Джуди нас ведет,

То мы еще сильней.

Узнав о рейде на Сен-Назер, узники начали с новой силой думать о возможности побега. Это обсуждалось бесконечно долгими месяцами заключения, но все время казалось невозможным. Покинуть лагерь было достаточно просто, но что потом? Белому мужчине будет тяжело затеряться среди местного населения. Это ведь не немецкий лагерь в Европе, где пленные могли добраться до ближайшей границы с государством-союзником.

Здесь беглецам нужно было преодолеть сотни миль Индийского океана. Для побега требовалась лодка, способная пересечь океан, а значит — довольно большие деньги, которых у них не было. Однако прежде всего военнопленные нуждались в помощи местных жителей, а те были полностью зависимы от японцев. Более того, полковник Банно, комендант лагеря, предупредил, что каждый, кто попробует бежать, будет подвергнут пыткам, а потом убит. Та же участь ожидала и потенциальных помощников.

Несмотря на это, каждый солдат союзников считал своим долгом вырваться на свободу, даже если это казалось невозможным, и новость о Сен-Назере лишь раззадорила пленных. Однако японцы решили пресечь возможность назревающего сопротивления.

Только у японцев могла зародиться идея подписать с пленными контракт, связывающий их обязательством никогда не пытаться бежать. Это была просто формальность, но она давала японцам право распоряжаться и чувствовать свою значимость. Такое соглашение шло вразрез со всеми нормами мировой юриспруденции, поэтому все в лагере были единодушны: они не будут подписывать его.

В конце 1942 года полковник Банно выстроил всех пленных в шеренгу. Те стояли перед ним, а он рвал и метал от злости, угрожая каждому. Ни один человек не согласился подписать бумаги. Тогда полковник приказал удвоить число конвоя. На пленных был нацелен заряженный автомат, с помощью которого полковник был готов положить на землю всех сразу. Но узники не изменили своего решения: они не могли перечеркнуть надежду на обретение свободы. Джуди, понятно, не числилась в списке пленных, ее отпечатков лап не требовалось, но она была единодушна со всеми!

В конечном итоге полковник Банно приказал британским пленным отправиться жить в голландский барак, существенно увеличив число его обитателей. Помещение было переполнено. Засовы закрылись, а потом японские стражи начали заколачивать ставни. Многим казалось, что их замуровывают в гигантском гробу.

Остаток дня и ночь прошли в адских муках, особенно когда воздух стал невыносимо спертым, а жара достигла апогея. Не было ни еды, ни места, чтобы лечь и заснуть. То же самое повторилось и на следующий день. В условиях влажной удушливой жары люди заболевали малярией и дизентерией. Ничего не делалось, чтобы помочь им. Некоторые узники требовали от лидеров, чтобы те согласились подписать документ. Другие уговаривали держаться.

Следующие день и ночь прошли в таких же адских условиях. Было понятно, что комендант лагеря не собирается менять решение и пленные, похоже, тоже. Но как далеко могли зайти японцы?

Мог ли полковник Банно позволить всем пленным, включая собаку, умереть?