В семействе Морган никогда не иссякнет надежда.

Спустя всего несколько месяцев после моей выписки из госпиталя эта надежда воплотилась в особенной поездке.

Отцу исполнялось шестьдесят лет. Мой брат Джон и зять Скотт решили отвезти его половить окуней на озеро Тексома (наша семья уже много лет держит там лодку). Озеро Тексома — полоса воды, захватывающая территории Оклахомы и Техаса.

Была весна, вода еще не прогрелась, и окуней нужно было выманивать из глубин на живца.

Но на самом деле рыбалка была лишь предлогом. Пока отец, брат и зять ловили окуней, женщины собирались организовать вечеринку-сюрприз на причале. Скотт решил подойти к делу основательно. Он арендовал портативный автомат для приготовления коктейлей, погрузил его в прицеп и привез на берег озера. И все это — тайком, ведь отец ничего не должен был знать ни о каких приготовлениях.

А мне была уготована особая роль. Я должен был на своей машине проехать весь путь от Сан-Антонио до озера, — а это несколько сотен миль, — чтобы на вечеринке-сюрпризе для отца самому стать сюрпризом. Это должно было стать моим первым выходом в люди с тех пор, как я получил травму. А еще — первой попыткой проехать более-менее значительное расстояние на машине.

Прорыбачив целый день, мужчины направились к берегу. Пристань была украшена воздушными шарами и плакатами. Собрались почти все наши друзья и родственники, а еще множество соседей по лодочной станции. Пристань была битком набита людьми разных вероисповеданий. Были там и неверующие, но так или иначе почти все они молились за мое выздоровление, особенно когда я лежал в коме. При этом большинство из них не были знакомы со мной лично.

Я выписался из госпиталя всего полгода назад, но был намерен преодолеть весь этот путь — приехать самому на шестидесятый день рождения отца было бы символично. Для меня это было важно, и Карла меня поняла. Что касается мальчиков, они просто радовались новому приключению.

Мне приходилось останавливаться каждый раз, когда боль терзала меня особенно сильно. Поэтому ехали мы так: час в дороге, час на обочине. Человек в нормальном состоянии доехал бы до озера Тексома часов за шесть. Мне же потребовалось вдвое больше времени, но в конце концов мы добрались. Можно было подъехать прямо к пристани, однако мы остановились чуть поодаль. Карла заранее созвонилась с Джоном и Скоттом, поэтому они точно знали время и место нашего прибытия.

Старший брат организовал все так, что меня окружала толпа людей, пока я ехал по дорожке к пристани родителей.

Отец уже успел открыть все подарки. Я катился по деревянному настилу, а Джон тем временем вышел вперед и попросил минутку внимания:

— Я должен кое-что объявить. Папа, у нас для тебя еще один подарок. Сюрприз.

При этих словах окружавшие меня люди расступились и я выехал на открытое пространство. Отец впервые увидел, как я самостоятельно передвигаюсь на своей коляске вне госпиталя. На этом озере я чувствовал себя почти как дома. Когда я был ребенком, мы проводили здесь много времени, и я надеялся, что выгляжу теперь чуть более похожим на мальчика из отцовских воспоминаний.

Он подошел ко мне, опустился на колени, протянул руки и крепко обнял.

Воцарилась такая тишина, что слышно было бы падение булавки. У отца вздрагивали плечи. Это был массивный, крепкий, грубоватый техасец и просто невероятный отец. Но он был не из тех, кто выворачивает душу наизнанку. Думаю, это у нас семейное. Однако в тот день не было рукопожатий. Вместо этого мы добрых пять минут обнимались, и я чувствовал, как у отца вздрагивают плечи.

Наконец он нашел в себе силы заговорить:

— Знаешь, сынок, лучшего подарка я не мог бы и желать. Это самый приятный для меня сюрприз. Я так тобой горжусь! Черт, так горжусь!..

— Папа, ты ведь уже можешь встать, — проговорил я сквозь слезы. — Ты можешь подняться с колен. Можешь отпустить меня, папа.

— Не хочу, чтобы кто-то видел, как я плачу, — ответил он.

Я взглянул ему через плечо.

— Папа, ты не один такой. У всех, кто собрался на пристани, глаза на мокром месте.

Как любой сын, я всегда хотел, чтобы отец мной гордился. Для меня это было очень важно. Раньше я не знал, так ли это. Отец никогда ничего такого не говорил и не показывал. По правде говоря, мне казалось, что он расстроен тем, что я участвую в спецоперациях, и беспокоится из-за того, что я рискую. Что ж, в тот вечер я узнал, что отец на самом деле думает обо мне и о моей службе.

Позже мне пришлось отправиться к машине, чтобы вдали от людей воспользоваться катетером. Под рукой оказалась лишь бутылка из-под газировки.

«Нужно отлучиться», — сказал я Скотту и Джону, которые были рядом. Я решил, что содержимое бутылки можно будет выплеснуть в кусты за парковкой. Но тут мимо меня прошел какой-то парень. Я чуть не намочил ему туфли.

— О, простите, — сказал я. — У меня тут просто негазированный лимонад.

Мы вернулись на праздник, и, конечно, вскоре слух об этом приключении разлетелся среди собравшихся. Кое-кто засмеялся, и я видел, что отец снова начал улыбаться. В семье Морган эта фраза вошла в поговорку: стоило кому-то ошибиться, мы говорили: «Ой, это всего лишь лимонад».

Через несколько дней мы с мамой и Джули были в Ричардсоне, пригороде Далласа. Они пригласили меня в мексиканский ресторан «Pappasito’s». Я очень активно тренировался в коляске с ручными педалями и старался изо всех сил на сеансах с ФТ — даже учился преодолевать на коляске полосу препятствий.

Думаю, я начал чувствовать себя увереннее — примерно как тот баскетболист, который выехал из моей палаты, поставив коляску на задние колеса. А еще я хотел вести себя так, будто могу смеяться над своими травмами. В «Pappasito’s», как и во всех хороших ресторанах, был пандус для инвалидных колясок, но я выбрал другой путь.

— Мама! Джули! Я поеду не так. Смотрите!

Я направился к ступенькам, ведущим в ресторан.

— Джейсон, нет! Не надо! — попыталась остановить меня Джули.

— Нет-нет, я знаю, что делаю, — смеялся я. — Смотрите!

Чтобы ехать на задних колесах в инвалидной коляске, нужно прокрутить обруч вперед, а корпус откинуть назад, и тогда вы можете балансировать на задних колесах. Я приготовился и двинулся к первой ступеньке.

Хрясь!

Я восстановил равновесие и рванулся ко второй ступеньке.

Клац!

И тут я перестарался. Я попытался перескочить сразу две ступеньки и секунду спустя полностью потерял управление. Подтянувшись на руках, я не успел вовремя опуститься и здорово грохнулся. Коляска выскользнула из-под меня, и я упал, загораживая проход. Хорошо, что я упал на бок и смог схватиться за перила. Если бы я перевернулся и упал на спину, то мог бы сильно разбить голову.

Я взглянул на Джули и маму.

— Ну, как я и говорил, над этим еще нужно поработать.

Убедившись, что со мной все в порядке, они вынуждены были сесть на ступеньки, потому что от смеха не могли стоять на ногах. Для моргановского чувства юмора этот эпизод — настоящая находка. Вот он я, такой крутой и самоуверенный. А в следующую секунду валяюсь, абсолютно беспомощный, словно перевернутая на спину черепаха.

— Думаю, мне нужно еще потренироваться, — добавил я.

Мама и Джули плакали от смеха.

Из здания вышел мужчина и уставился на эту сцену: человек вывалился из инвалидной коляски и загородил лестницу, а две женщины рядом с ним смеялись до слез. Стороны явно были знакомы. Картинка в голове у наблюдателя не складывалась.

— Э-э-э… Простите, вам помочь? — спросил он.

Я покачал головой.

— Нет, все в порядке. Я просто перевожу дух. По ступенькам спускаться тяжело, знаете ли, вот я и присел отдохнуть.

Мужчина еще раз внимательно посмотрел на нас. Парень выпал из инвалидной коляски. Две женщины надрываются от смеха. Помощь явно никому из них не нужна. Незнакомец покачал головой и спустился по ступенькам, перешагнув через меня.

— Эй, я просто пошутил! — крикнул я ему вслед. — Я бы не отказался от помощи. — Я ткнул пальцем в сторону мамы и сестренки. — От этих двоих никакого толку. Это худшие мать и сестра, которые только могли достаться человеку.

Но он уже ушел.

Залезть обратно в коляску можно было лишь одним способом: отползти к ближайшему газону, попросить кого-то поставить коляску и приподнять меня. (Мама и Джули так хохотали, что никак не могли этого сделать.) Наконец я уговорил двух прохожих парней помочь мне.

Спустя несколько дней после празднования отцовского дня рождения, вернувшись в нашу съемную квартиру в Сан-Антонио, я обнаружил в почтовом ящике официальное письмо из министерства обороны. Я думал, это одно из многочисленных посланий относительно моего лечения.

Я ошибся.

Когда я вскрыл конверт, мне пришлось прочитать письмо несколько раз, прежде чем до меня начало доходить, что все это правда. Текст был набран на компьютере. Служащий минобороны сообщал мне о том, что я навсегда отстранен от военной службы по состоянию здоровья. В одностороннем порядке, без малейшего предупреждения минобороны решило, что я больше не смогу служить в армии. Моя вторая семья, которую я так любил, поставила на мне крест.

Я не мог поверить своим глазам. Я был оглушен. Пришел конец привычной жизни. Для меня это была не просто работа, а нечто гораздо большее. Это был ритм моего существования. Жизненная цель. И все это вмиг исчезло. Я тренировался бы без устали. Я взял бы любую высоту. А теперь моя мечта была уничтожена нажатием нескольких клавиш.

Я был так зол, что ни с кем не хотел разговаривать. Думал, никто меня не поймет. Одной из причин моего страстного желания снова начать ходить была возможность вернуться на военную службу. А теперь у меня отняли мотивацию.

После того письма настали черные дни, но вскоре я заметил проблеск света. Я думал, что меня отправили в отставку, назначив обычную военную пенсию, и просто не представлял, как покрыть расходы своей семьи. Не мог же я всю жизнь полагаться на фонд полковника Фанка. Я не знал, кто взял бы меня на работу такого — искореженного, терзаемого болью, прикованного к инвалидной коляске. «Как обеспечить семью?» Эта мысль не выходила у меня из головы. И тут мне позвонил полковник Фанк. Проявляя невероятное терпение, он объяснил мне ситуацию. Меня уволили, назначив полную пенсию по инвалидности. Теперь я мог покрыть дополнительные расходы, вызванные моим состоянием. Общественная организация «Ветераны-инвалиды Америки» должна была поддерживать со мной постоянную связь и взять на себя работу с документами.

Организация и вправду работала потрясающе. Они все уладили и сообщали мне и Карле о каждом своем шаге. Я почувствовал, что меня избавили от огромной ноши. Меня уволили со службы, которую я любил и которой едва не отдал жизнь, но армия, по крайней мере, не бросила меня на произвол судьбы.

Я приободрился. Надежда в семье Морган действительно никогда не иссякнет. И как раз в это время судьба свела нас с доктором Карлом Као, талантливым хирургом, который готов был предложить невообразимое.

Его отыскала мама. Она прочитала в газете историю о шестнадцатилетней девушке с травмой спины, которую доктор Као исцелил чудесным образом. Используя свой опыт медицинского работника, мама нашла всю доступную информацию об этом человеке. Чем дольше она искала, тем больше убеждалась в том, что это настоящий первооткрыватель в том, что касается лечения травм позвоночника.

Мама связалась с доктором Као и договорилась о встрече в клинике, расположенной в Форт-Уэрте. Мои родители — да и вообще весь клан Морганов — очень хотели бросить вызов хирургу из «Уилфорд Холла», который сказал, что я никогда не смогу ходить. Мы должны были верить, что существует более оптимистичный прогноз. Мы выбрали веру.

Мы встретились с доктором Као. Он объяснил, в чем заключается его метод. Во время операции он вскрывал позвоночный канал, чтобы наладить прохождение спинномозговой жидкости — без этого выздоровление было невозможно.

Моя спина подверглась стольким травмам, что спинномозговая жидкость циркулировала очень плохо. Но предыдущую операцию делали, исходя из прогноза, что я никогда больше не буду ходить. А доктор Као сказал, что может возобновить циркуляцию спинномозговой жидкости.

Он считал, что даже частичное выздоровление лучше, чем никакого, поэтому и проводил такие операции. Шанс снова начать ходить был предпочтительнее, чем полное отсутствие шансов. Слова доктора Као звучали для нас как музыка. Но были и проблемы. Операция продлится целых двенадцать часов. Поскольку она относилась к нетрадиционным методам лечения, Управление по делам ветеранов не могло ее оплатить. Стоимость операции составляла тридцать тысяч долларов; для нас в тот момент это была просто астрономическая сумма. Но все это померкло, когда доктор Као объяснил нам, где находится клиника, в которой он оперирует.

Из-за нетрадиционного подхода к лечению он не мог договориться о том, чтобы его услуги можно было покрыть страховкой США, поэтому оперировал за границей, в южноамериканской клинике. В городе с хорошей медицинской инфраструктурой и квалифицированным персоналом.

И этим городом был Кито, столица Эквадора, чуть ли не то самое место, где я получил травмы.

Компания Скотта, мужа Джули, сотрудничала с подрядчиками. Примерно в то самое время один из них совершенно случайно получил электронное письмо от американского миссионера по имени Стив Сазерленд. Он работал недалеко от границы Эквадора с Колумбией. Несколько месяцев назад Стив спас какого-то американского военного, попавшего в автокатастрофу в джунглях. В электронном письме описывались ужасные травмы, полученные человеком по имени Джейсон Морган. Стив пытался узнать, выжил ли он. Это было все равно что искать иголку в стоге сена, поэтому миссионер широко раскинул сети.

Скотт показал письмо Джули. Она позвонила маме и сказала: «Наверное, именно этот парень вытащил Джейсона из болота!»

Просто невероятно, как все сошлось. Мои родители навели справки, чтобы узнать, действительно ли существует этот Стив. Потом и я навел справки. Я связался с этим человеком и сказал, что планирую приехать в Эквадор на операцию. Стив одобрял мое решение. Он хотел меня навестить, и нам, конечно, было о чем поговорить.

Я думал, что если что-то и может вернуть мне память о случившемся, то это встреча со Стивом. Часть моей души с нетерпением ожидала возможности восстановить хотя бы долю утерянного. Я хотел вспомнить. Просто умирал от желания узнать правду, ведь речь шла о таких важных вещах.

Мне хотелось услышать, как Стив опишет автокатастрофу. Я не очень боялся того, что могу услышать. Насколько я знал, речь шла об обычной аварии: внедорожник ехал слишком быстро по опасной горной дороге. А еще мне хотелось сказать спасибо Стиву. Ведь этот парень спас мне жизнь, ни больше ни меньше. Он заслуживал как минимум слов благодарности.

Но больше всего меня вдохновляла возможность стать пациентом доктора Као — этот человек мог вернуть мне подвижность.

И поэтому я должен был задать себе самый сложный вопрос: «Смогу ли я вернуться в страну, которая едва не погубила меня?»