Договор с «Гезельшафтом» потребовал от Максвела гораздо больших усилий, чем он рассчитывал, заключая с ними сделку. Немцы, быстрые и щедрые в оплате, спрашивали с необычайной строгостью выполнения всех обязательств относительно ремонта и обеспечения грузовиками. Два дня назад худосочный мужчина в очках, который вскользь упомянул, что когда-то был школьным учителем в Дортмунде, появился в мастерских Максвела с блокнотом в руке, чтобы проверить, как обстоят дела. Проверяя грузовик за грузовиком, он сам садился за руль и носился взад-вперед по дороге, обследуя тормоза, переключение скоростей, фары и общее состояние машины. Пять из двадцати были сразу же отвергнуты, и бывший школьный учитель сурово, с поджатыми губами вручил Максвелу длинный список обнаруженных дефектов, многие из которых были совершеннейшими пустяками.
— Это плохо, это тоже плохо, — указывал инспектор из «Гезельшафта». — Я согласен с вами, что в этой стране фары не приглушают, но тем не менее надо отладить так, чтобы они могли быть притушены. Пожалуйста, исправьте.
Дни стремительно летели то в одних, то в других заботах. Во вторник три часа ушло на то, чтобы облететь джунгли на вертолете, девять следующих были потрачены па распутывание дел Каррансы. Несколько раз Максвел пытался дозвониться Розе на работу, но помер оказался в неисправности. Вечером он все бросил и поехал в кафе, но нашел его закрытым.
В среду после обеда к нему вошел с докладом Адамс.
— Плохой день, — сразу сообщил он.
— Не тяните, давайте выкладывайте, — нетерпеливо произнес Максвел.
— На мосту Рио-Гранде один наш грузовик упал в реку. Ему навстречу шел тяжеловоз, ну и как обычно… Наш шофер проехал задним ходом сотню метров и сверзился в воду. Он утонул. Грузовик теперь в реке на глубине шести метров.
— Значит, никакой надежды вытащить?
— Ни малейшей.
— И этот грузовик еще не был передан «Гезельшафту», выходит, потерю несем мы.
— Да. И кроме того, мы потеряли человека.
Максвел видел по лицу Адамса, что это еще не все.
— Что еще? — спросил Максвел.
— Одного нашего водителя поймали с контрабандой. Кто-то, должно быть, подмазал полицию.
— Его убили?
— Нет, забрали в участок и сломали запястья.
— Нарочно?
— А как же еще. У них есть специальное устройство для этого. У меня такое впечатление, что тут поработал «Гезельшафт». Полиция только с их согласия могла так сделать.
— Это лишь ваша догадка. Мы не можем доказать. Надолго вышел из строя этот шофер?
— По крайней мере на три месяца. Может, и на все шесть.
— Это отучит их заниматься контрабандой, — произнес Максвел как бы в сторону.
— Все, что вы можете сказать?
— Нет, нет. Мне, конечно, жаль, что такие вещи происходят, и я поговорю с Адлером. Это может сказаться на нашей репутации среди местного населения. Мы должны сделать что-нибудь для его семьи.
— Мне уже начинает осточертевать эта страна, — сказал Адамс.
— У нас сейчас трудный период, — постарался успокоить его Максвел. — Вам нужна разрядка. Поезжайте куда- нибудь на несколько дней.
— Но скажите, ради бога, куда тут можно ехать? — воскликнул Адамс.
— Возьмите пару дней и съездите на водопады.
— Вы имеете в виду Игуасу? Я уже был там.
— Поезжайте туда еще раз. Там только что построили первоклассный отель с сауной, прокатом пони и восемнадцатилуночным полем для гольфа. Вам пойдет па пользу. Если надоест вид с парагвайской стороны, то раз-два — через границу, и вид с бразильской.
— Наверное, вы просто шутите.
— Совсем нет. Я вам предлагаю серьезно.
Адамс поднялся.
— Пойду выпью чашку чая. Вы будете еще здесь около семи? Я хотел бы показать вам кое-какие сметы.
— Извините, не могу, — сказал Максвел. — У меня вечер занят. Сегодня ведь среда. Отложим до завтра.
Самый разгар развлечений наступал в среду и субботу. Но в выходные дни большинство стремилось отдохнуть на природе, поэтому вечер в среду проводили в городе.
На среды у Максвела была договоренность, уже давняя, с его секретаршей, хорошенькой умной девушкой, которая с явной неохотой приближалась к тридцатилетнему возрасту; с ней было довольно интересно, потому что она когда-то работала у «Томаса Кука», путешествовала и прочла две-три книги, но ее невозможно было представить женой кого-нибудь из местной состоятельной молодежи, чьи отцы занимаются выращиванием кофе или скота. Непременной частью их вечеров был ужин в «Крильоне». Это был лучший отель города до постройки «Инн». Впервые автоматический лифт появился именно в «Крильоне», и сидевшие в холле нередко могли услышать отдаленные крики тех, кто взывал из золоченых клетей, застрявших в шахте между этажами. В этом отеле, что было, пожалуй, важнее всего, сочеталась комфортабельность и укромность, здесь было множество альковов в старом вкусе, где, если надо, можно было укрыться от посторонних взглядов. Там в затененном углу ресторанного зала Максвел и Глория обычно каждую неделю ели бифштекс с кровью, запивая отличным местным вином. После этого они ехали к Максвелу, где между ними происходил обычный ритуал в примитивнейшей его форме.
От разыгрывания этой неизменной шарады Максвел начал уставать и в последнюю минуту перед тем, как отправиться на это свидание, вдруг почувствовал, что совершенно его не ждет и не хочет. Где-то он запомнил слова, что лучше ездить, чем приезжать, и сейчас, когда эти встречи по средам, казалось, превращаются в какую-то повинность, без радости предвкушения и ожидания, он вдруг осознал верность этих слов. Нужно было срочно изобрести для себя какое-нибудь оправдание. Ведь была еще где-то Роза, и было растущее беспокойство от того, что с воскресенья ему еще никак не удалось ее увидеть.
Глория кончала печатать письмо, когда он вошел в ее комнату. Видно, она только сегодня побывала в парикмахерской: на голове волос к волоску, па ногтях свежий лак, а вокруг смешанный запах лосьона, духов и крема. Начать было довольно трудно.
— Мне страшно неудобно, — сказал Максвел. — Но неожиданно возникло одно дело. Ты не очень против, если?..
В первый момент могло показаться, что Глория его но расслышала, она продолжала выстукивать на машинке последний абзац письма. Кончив, она вынула его из каретки и положила перед ним на стол для подписи, затем подняла на него глаза и улыбнулась. Максвел восхитился ее умением держать себя и был страшно ей благодарен, что она сама облегчает ему задачу и не возникло необходимости придумывать всякие отговорки.
— Это меня вполне устраивает, — сказала она. — Мой дядя только что приехал из Мериды, он хочет устроить сегодня семейный обед.
— Может, тогда в субботу или воскресенье, — начал он малодушно, проклиная себя за это.
Глория улыбнулась и, кивнув, вставила другое письмо в машинку. Она ничего не ответила. «Интересно, — подумал Максвел, — неужели для нее облегчение, что все кончилось».
Максвел вернулся в свой кабинет и попробовал позвонить в кафе еще раз, к его удивлению, трубку подняли.
Ответил женский голос, гнусаво, что среди местных жителей почиталось хорошим американским акцентом.
— Розы нет.
— Она что, сегодня свободна? У нее выходной?
— Нет, Роза ушла.
— Куда ушла?
— Мы не знаем. Ушла.
— Вы, как я понимаю, здешняя управительница?
— Да, сэр.
— Я друг Розы. Мне надо ее срочно увидеть. Не могли бы вы сказать, когда она ушла?
— Ушла она.
— Я понял, что ушла, но когда?
— Когда? В воскресенье. И не вернулась на работу в понедельник.
— Она сказала, что уходит? Она предупредила вас?
— Нет, сэр, она мне ничего не сказала. Она вообще много не говорит.
Максвел решил дозвониться Пересу в Ла-Пас. На это ушло полчаса. Наконец Перес ответил.
— Вам повезло, что поймали меня, — сказал он. — Я буквально был уже на пороге.
— Я насчет Розы, — нетерпеливо проговорил Максвел. — Вы случайно не знаете, где она?
— Вы хотите знать, где она живет? Номер ее дома одиннадцать или двенадцать по улице Флорес. Точно не помню. Попробуйте найти ее в кафе на площади. Она, может быть, сегодня работает до закрытия. Надо полагать, вы с ней встречаетесь, я рад этому. Роза очень милая девушка.
— Она ушла с работы. Поэтому я и звоню вам. Я видел ее в воскресенье, но с тех пор никто о ней в кафе ничего не знает.
— Ничего странного. Было бы удивительней, если бы она или кто-нибудь другой в этой стране потрудился предупреждать о своих поступках. Когда хотят, тогда и уходят. Наверное, ей не нравилась эта работа. Официантки долго не держатся, если им не хочется, чтобы их щипали за бока. Она ведь пошла туда, чтобы переждать время, пока не подыщется что-нибудь получше.
— Она была очень встревожена, когда я видел ее в последний раз. Случилась одна неприятная история.
— Что такое?
— Кто-то послал ей этот чертов зародыш.
— Что поделать, один из неприглядных обычаев в этой стране, — сказал Перес. — Правда, когда такое случается, большинство не обращает внимания.
— Она восприняла это как смертельную угрозу.
— Роза слишком незаметная персона, чтобы убивать ее.
— То же самое и я ей говорил, но она сказала, что есть один человек, который проявляет к ней явную враждебность. Из ее родственников. И она была в совершеннейшей панике.
— Прежде чем впадать в беспокойство по такому поводу, может быть, лучше сходить и посмотреть, нет ли ее дома. Она, возможно, там.
— Да, я так и сделаю, — сказал Максвел.
— Позвоните мне завтра, если возникнут какие-нибудь проблемы. Я буду на работе с восьми.
— Я позвоню, если что-нибудь выясню, — ответил Максвел.
Он поехал на улицу Флорес и нашел дом номер одиннадцать, в котором жила Роза с матерью. Улица Флорес, беря достойное начало в благородном окружении центральной площади, здесь на отдаленной окраине города, впадала в полное разорение среди домов, выпотрошенных нищетой; она была замусорена самым разнообразным хламом, среди которого было полно каркасов старых машин. Железная входная дверь доходного дома номер одиннадцать, распахнутая, на подпорке, открывала зашарпанный коридор с облупившейся штукатуркой и рядом дверей.
Какая-то беззубая растрепа выглянула из окна на первом этаже.
— Сеньорита Касос? — выкрикнул ей Максвел.
— No está. Se fueron los dos el lunes.
Вот так, уехали в понедельник. Но куда? Не оставив никакого адреса? Ничего не передав?
В ответ женщина только водила впалыми щеками и качала головой. Она уже истратила тот крохотный запас энергии и внимания, который бывает у крайних бедняков. Всем своим видом она будто говорила: «Больше ни о чем меня не спрашивайте. Я ничего не знаю. Люди приходят и уходят. Что же я могу вам сказать?»
Максвел поехал домой к Пересу. И там он впервые встретился с его любовницей мулаткой. Луиза оказалась змеистой женщиной с желтым бескровным лицом, огромными глазами, ее волосы были как раскрученная шерсть желтого цвета.
— У вас любовь с Розой? — спросила Луиза.
— Да.
— Очень многие хотят к ней. Она хорошая девушка. — Во время разговора Луиза постоянно оглядывалась, будто прислушиваясь, возможно, к шагам жены Переса, Клары, прятавшейся где-то в глубине дома.
— Вы знаете, у нее было плохо с мадам Каррансой.
— Я слышал об этом.
— Мистеру Каррансе правилось принимать к себе девушек и любить их. — Луиза подмигнула. — Мадам Карранса вела себя дурно с некоторыми из них. Кажется, лет пять назад ее судили за попытку убийства, но не вышло. Да, я думаю, она слегка сумасшедшая.
— Вы не представляете, куда, могли бы уехать Роза с матерью?
— Я не знаю. Простите. Она ничего мне не сказала, и я удивляюсь.
— Если вы что-нибудь о ней услышите, пожалуйста, будьте любезны, дайте мне знать.
— Да, я скажу вам. Я думаю, вы для Розы подходите. Мистер Перес сказал, что вы холодный.
— Он так сказал?
— Сказал, да. Многие хотели бы Розу, по взять ее в постель — эго нехорошо. Если вы холодный и серьезный, то это для нее лучите.
Луиза улыбнулась, обнажив кончик языка, нежный, влажный и удивительно розовый. Внимание Максвела отвлекла па мгновение какая-то тень, промелькнувшая за кружевной занавеской, отделявшей эту комнату от другой.
— Я очень серьезный, — взглянув снова на Луизу, произнес Максвел. — Не понимаю, правда, что значит «холодный», но не будем спорить об этом. Не хотел бы вас разочаровывать.
Он поднялся, чтобы уйти, она подскочила к нему около двери и сжала его пальцы маленькой обезьяньей лапкой.
— Если Роза вернется, я пошлю ее к вам. Хорошо, что вы берете ее к себе в дом. Я думаю, она сделает вас счастливым.