Сезонные дожди, разыгравшись вовсю, мешали Максвелу действовать дальше, и он был вынужден приспосабливаться к тем чрезвычайным условиям жизни, которые возникали в эго время года. Вода лила с неба плотным потоком, отгораживая окружающий пейзаж дымчатой серебристой стеной. Совершенно неожиданно дождь прекращался, и тогда ослепительный и свободный свет разливался на очистившемся небе. Затем следовала сверкающая интермедия, исполняемая радужно тонкой пеленой испарений и каплями влаги, в которых лучи разбивались на разноцветные искры. А в это время на горизонте с фатальной неотвратимостью собирались громадные, набухшие тучи. Теперь, затевая какое-нибудь дело, необходимо было, помимо всего прочего, принимать во внимание еще и погодные условия.

С приходом дождей жизнь в саду Максвела вступила в новую фазу. Бабочки скрывались от глаз под сенью огромных листьев. Появились новые жертвы и новые хищники, приспособленные к повышенной влажности. Болотные птицы с крупными длинными лапами и нелепо маленькими крыльями носились по сочащимся водой газонам, преследуя вертких лягушек.

Этим утром последний ливень был на рассвете, и Максвел, выйдя в сад, спрятался в укрытие, которое 'сам для себя построил, стараясь незаметно сфотографировать своих новых гостей, но его приводили в отчаяние их быстрые мечущиеся движения. Рано утром к нему подходил садовник и показал маленькую обезьянку, пытавшуюся перелезть через электрифицированную ограду, где ее убило током, и она упала в сад Максвела. Он никогда раньше не видел таких обезьянок; казалось, что это маленькое человеческое создание совершенного сложения, прекрасно приспособленное для жизни на деревьях. «Редкостный экземпляр, — предположил Максвел. — Единственный выживший представитель местного вида, обреченный на вымирание все расширяющимся городским строительством». Ее маленькое сморщенное удивленное личико было опушено мягчайшим и чистейшим белым мехом. Максвел сменил объектив и сфотографировал ее. Этот случай омрачил все его утро.

Первую половину дня Максвел решил поработать дома. Рядом с его конторой заканчивали сносить здание, и оглушительный стук отбойных молотков мешал сосредоточиться. Поэтому после утреннего кофе он уселся за свои бумаги.

Около одиннадцати позвонил привратник.

— Мистер Максвел, вас хочет видеть какой-то мистер Бенсон.

— Мистер Бенсон? У меня ничего не назначено с мистером Бенсоном. Узнайте, что он хочет.

— Что-то связанное с аэрофотосъемкой, мистер Максвел. Насчет фотографирования вашего участка с воздуха.

— Скажите ему, что я занят, — сказал Максвел. — Хотя подождите… Хорошо, пропустите его.

Немного спустя раздался дверной звонок. Вошел Бенсон. Это оказался молодой человек, рано полысевший, что удлиняло его лоб, а это порой обманчиво свидетельствует о повышенных интеллектуальных способностях.

— Проходите, — сказал Максвел. — Вы приехали несколько раньше, чем я ожидал, и я не готов для разговора с вами. Мне удалось, правда, прочесть ваш предварительный отчет, который, откровенно говоря, мало что мне дал. Я оставил его в своей конторе. Вы случайно не захватили его копию?

У пего было широкое лицо, живые глаза и густые черные пучки вьющихся волос над ушами, по его манере держать себя, типичной для непрошеных торговых агентов, чувствовалось, что он надеется на удачу, хотя не очень в ней уверен. Свой чемоданчик он держал, прижав к груди как щит.

По лицу Бенсона стало видно, что неуверенность взяла в нем верх.

— Я боюсь, мистер Максвел, что возникло какое-то недоразумение. Я представляю фирму «Интернэшнл скайвьюс». Мы занимаемся фотографированием с воздуха для частных лиц и учреждений. Насколько я знаю, мы пока еще не имели удовольствия что-либо для вас делать.

— А я думал, что вы из «Кемпбелл Кин», они делают аэрофотосъемку местности.

— Нет, мистер Максвел, наша фирма не занимается такой съемкой. Мы специализируемся на фотографировании различных объектов частной собственности наших клиентов, а так как мы сейчас делаем снимки в этом районе, я решил зайти к вам, чтобы узнать, не окажете ли вы нам честь сфотографировать с воздуха эту прелестную виллу. — Бенсон открыл чемоданчик и вынул пачку цветных фотографии в виде почтовых открыток. — Разрешите показать вам некоторые из наших работ.

Максвел просмотрел их, цвет был лучше и само изображение четче, чем обычно на подобных фотографиях. Он не узнал на них ни одного здания, большинство были вычурные виллы с бассейнами.

— Где вы это фотографировали? — спросил он.

— Перед вами фотографии наиболее примечательных частных владений в столице. Я думаю, что могу смело сказать: все наши клиенты были от них в восторге. Если желаете, могу показать вам несколько писем с крайне похвальными отзывами.

— Не стоит, — сказал Максвел.

Первым его побуждением было сказать, что он не интересуется такими фотографиями, и отправить Бенсона восвояси. Но тут ему пришло в голову, что можно послать фотографии его дома вместо открыток на рождество. Два племянника и племянница нечасто, но исправно присылали ему письма. Было бы мило показать им таким способом, где и как он живет.

— Вы увидите, цены вполне умеренные, — продолжал Бенсон. — Почтовые открытки идут по десять долларов, минимальное количество заказываемых экземпляров — шесть. Большинство, правда, предпочитают увеличенные снимки 20 на 15. Они стоят по двадцать долларов каждая, и в этом случае минимум — три фотографии.

Ловким движением фокусника он снова завладел фотографиями.

— До того как принять заказ, вам будут показаны пробные снимки, — сказал Бенсон. — С вашей стороны не требуется абсолютно никаких обязательств.

— Вы, наверное, не летчик? — спросил Максвел.

— Нет. Я немного фотографирую время от времени. Ведь съемка с воздуха — это своего рода искусство.

— Несомненно, — согласился Максвел.

Он снова взял одну из фотографий и внимательно на нее посмотрел.

— «Эктахром», верно?

— Да, да, «эктахром».

— Скоростная? — спросил Максвел.

На лице Бенсона выразилось недоумение.

— Я говорю, «эктахром» для скоростной съемки? — пояснил Максвел. — Наверняка эта пленка самая подходящая для вашего вида работы.

— Конечно, — сказал Бенсон. — Мы всегда берем ее.

— Какой экспозицией вы пользуетесь?

— Ну разной, но довольно большой. Примерно сотая доля секунды.

— И ее достаточно, чтобы снимок не смазался при движении?

— О да, сотая доля вполне подходит.

— И ваш самолет делает по крайней мере восемьдесят километров в час?

— Мы пользуемся вертолетом. Он во многих отношениях надежнее.

— Ну да, конечно, это меняет дело. А я подумал, снимки уж очень отчетливые. Удивляет меня и качество цвета. Гораздо лучше, чем получается у меня.

— Нам тоже кажется, что хорошо, — сказал Бенсон. — У нас большой опыт.

— Каким аппаратом, говорите, вы пользуетесь?

— Аппаратом? A-а… «Никон» большей частью. Он нам больше других нравится.

— А эти снимки увеличены с тридцатипятимиллиметровки?

Возникла некоторая заминка, прежде чем последовал ответ:

— С тридцатипятимпллиметровки результаты в делом получаются лучше.

— Я, возможно, приму ваше предложение, — сказал Максвел, — но при условии, что вы сделаете так же хорошо, как и эти.

— Конечно. Уверен, вы останетесь довольны.

— Когда вы будете здесь фотографировать? Мне надо знать, чтобы навести в саду порядок. Я решил послать несколько снимков родне.

— Я думаю, мы будем здесь под вечер, около шести часов, — ответил Бенсон. — Погода всегда проясняется к этому времени, и фотографии обычно получаются лучше, если снимать рано утром или к вечеру. Длинные тени придают живописность.

— Совершенно верно, — откликнулся Максвел. — Теперь, если разрешите, я хотел бы вернуться к своей работе.

Бенсон подхватил свой чемоданчик, пожал руку Максвелу, склонив голову в полупоклоне, это движение навело на мысль, что род его может происходить из Центральной Европы или, всего вероятней, из Леванта. Бенсон был уже на пороге, когда вдруг вспомнил:

— У ваших соседей, по-видимому, никого нет дома. — Он быстро вытащил блокнот из кармана и сверился по нему, — Мистер Адлер и мистер Штраус, кажется. Как вы думаете, захотели бы они иметь фотографии своих вилл, которые, кстати говоря, очень привлекательны?

— Ничего не могу сказать, но вы можете снять их на всякий случай.

Бенсон вышел, и резиновые подошвы ботинок бесшумно понесли его по дорожке садовой террасы. Через несколько секунд после его ухода Максвел распахнул дверь опять, но Бенсона уже не было видно за кустами, которые скрывали ворота и дорогу. Максвел вернулся к себе и позвонил по трем номерам телефонов, каждый раз разговор длился довольно долго, четвертый звонок был к Адлеру в контору. Б это время уже пробило половину одиннадцатого.

— Ганс, вы будете сегодня дома на ленче?

— Да.

— Хорошо. Я звоню из Серро. Мне бы хотелось с вами поговорить. Вы можете заглянуть ко мне ненадолго?

Через пятнадцать минут Адлер был уже у двери Максвела. За его обычной, отработанной веселостью чувствовалось беспокойство. Он торопливо вошел внутрь, ему в спину бил неожиданно сильный и яркий солнечный свет, его замшевые ботинки были мокрые, он, вероятно, попал в какую-то лужу в центре города. Они уселись в неудобные кресла, и Мануэль внес кофе.

— Вы видели выпуск «Тарде» за вторник? — спросил Максвел.

— Безусловно. Я читаю эту газету каждый ведер.

— Передовая статья была вырезана цензором.

— Опять? Я уже перестал замечать эти пропуски.

«Он чувствует, куда я клоню, — подумал Максвел. — Слишком нарочито небрежен».

— А вы знаете, почему это произошло?

— Абсолютно не представляю себе.

— Там говорилось о вашем отце.

— Ах так. — Адлер понимающе кивнул, внезапно расслабившись. Он не проявил ни малейшего признака удивления, казалось, был заранее готов услышать эту новость. — Опять эти друзья-приятели иезуиты.

— Одному моему другу удалось прочитать статью, — сказал Максвел. — Там снова выдвигались обвинения против вашего отца — будто бы замешан в преступлениях прошлой войны.

Адлер снова кивнул. Он был совершенно спокоен, только глаза отводил немного в сторону.

— Там утверждается, что ваш отец в городе и что он остановился у вас на вилле.

— Это правда. Он приехал в понедельник вечером. Вы не видели его, потому что он очень устал и не выходил все это время. Удивительно, как это узнал о нем тот, кто писал статью.

— Может быть, ему кто-то сообщил из иммиграционной службы?

— Странно. Они все там наши хорошие друзья. Трудно понять, кому нужно поднимать весь этот шум. Мой отец с матерью решили пожить у меня неделю, пока заканчивается отделка их нового дома в Игуасу. Я надеялся, что это не будет широко известно.

— В статье опять вспомнили ту попытку похищения. И утверждают, что она была совершена не бандитами ради выкупа, а специальной вооруженной группой из-за океана.

— Вполне возможно, — сказал Адлер. — Но сейчас уже ничего нельзя узнать наверняка, хотя действительно в полиции мне сообщили, что в нападении участвовали иностранцы. Кажется, эти преследования никогда не кончатся. С тех пор как вы видели моего отца, ему удалось получить письмо от боннского правительства, подписанное министром юстиции, в котором говорится, что никакого судебного разбирательства по поводу его прошлого никогда не проводилось.

— А даст ли что-нибудь это письмо?

— Абсолютно ничего, — ответил Адлер. — Но он был счастлив, когда получил его. Приятно будет показать своим друзьям, но оно не принесет никаких реальных результатов. Для отца было бы действительно лучше вернуться в Германию и жить себе спокойно среди всех этих бывших партийных деятелей, которых обвиняли в настоящих преступлениях, а теперь освободили и оставили в покое.

— Вероятно, вас тревожит возможность повторения того, что случилось во время последнего визита вашего отца.

— О, это меня постоянно тревожит. Мы приняли все меры предосторожности, какие только могли, но нельзя пи на минуту ослаблять свою бдительность. Я очень привязан к родителям, и мне бы хотелось, чтобы они приезжали ко мне почаще.

— Меня заботит вот что: сколько людей могли видеть статью. Вряд ли мой друг был единственным посторонним лицом, кто о ней прослышал.

— Я тоже так думаю. Сам факт, что какое-то сообщение запрещено цензурой, должен вызвать у людей любопытство.

— Я захотел вас повидать, потому что сегодня утром здесь произошел несколько странный случай. Меня посетил некий молодой человек, представившийся агентом фирмы «Интернэшнл скайвьюс». Я так понял, он обошел и другие виллы Серро, но только фрау Копф оказалась дома.

— Каким самолетом они пользуются?

— У них вертолет.

— Ах вертолет, понятно.

— Он же лучше подходит для их работы. Больше времени выбрать кадр, и снимки выходят отчетливее.

— Это верно.

— Я выяснил, что этот парень посетил еще несколько домов в округе, но большинство не проявило никакого интереса. Два года назад было то же самое. Наверное, действовала та же фирма. Только у двух людей, с которыми я говорил, оказались такие фотографии.

— Вы взяли на себя столько хлопот!

— Потому что, чем больше я думал об этом визите, тем больше мне казалось, что одно не вяжется с другим. Было что-то странное в том человеке. Он держал себя очень нервозно. Почти на взводе. Я начал говорить с ним о фотоделе. Он сказал, что немного им занимается для своей фирмы, но скоро у меня сложилось впечатление, что он не знает то, о чем говорит. Какую выдержку вы бы использовали, фотографируя с вертолета?

— Из-за вибрации, — сказал Адлер, — я бы попробовал пятисотую.

— А он решил, что сотой достаточно. Мне показалось, он плавает в этом вопросе. Он даже не очень ясно себе представлял, какой пленкой они пользуются, и решил, что с «эктахрома» можно получать негатив для печати. По- моему, оп старался втереть мне очки.

— Втереть очки, — повторил Адлер.

Максвел понял, что это выражение было ему незнакомо. Раньше, когда такое случалось, Адлер всегда прерывал разговор и записывал его для себя. Впервые он этого не сделал.

— Рассказывать, собственно говоря, больше нечего, — сказал Максвел. — Возможно, это был просто разъездной агент фирмы, которому захотелось возвысить в моих глазах свою персону, выдав себя за фотографа. Он мне сказал, что их основная контора расположена в столице, я нашел ее телефонный номер в справочнике и попытался дозвониться в Ла-Пас. По линия не срабатывала.

— Как большинство линий большую часть времени, — сказал Адлер. Он провел пальцем за воротом рубашки и ослабил его на горле.

— По другому номеру, который я пытался набрать, мне удалось дозвониться. Это один мой деловой знакомый, у которого контора находится всего лишь в трех кварталах от «Интернэшнл скайвьюс» на улице Комерсио. Он пошел туда поговорить с ними, но там было закрыто. В соседнем учреждении ему сказали, что у них никого не было видно уже два дня. Он говорит, что фирма небольшая, но довольно известная и считается вполне порядочной. Они довольно много фотографировали в столице. У них старый американский вертолет военного образца. Узнав об этом, я позвонил на аэродром и узнал, что этот вертолет улетел оттуда вчера. По журналу полетов он направился на Вилла Гранде, которая находится в противоположном отсюда направлении. Человек, который расписался в журнале, не был их постоянным пилотом.

— Это все довольно загадочно и несколько тревожит.

— Я звонил в Вилла Гранде, но там о вертолете ничего не знают. У них испортилась погода, и аэродром закрыт. Еще больше меня встревожило то, что погода плохая по всей стране. На высоте сильные ветры. Грозы. Плохая видимость. Я думаю, что в «Интернэшнл скайвьюс» полет сюда или куда-либо еще отменили бы и подождали, пока погода не прояснится. Но с другой стороны, могло получиться так, что летчик, попав в такую непогоду на пути в Вилла Гранде, решил сменить курс и опустился здесь. В нашем аэропорту о нем ничего не знают, но ведь он мог сесть где угодно.

— В связи с этим я вспомнил страшную вещь, которая произошла сегодня утром, — сказал Адлер. — На ограде убило током обезьяну, и садовник повел моего Грегорио взглянуть на нее. Когда они там были, Грегорио заметил какого-то человека на холме, который смотрел в бинокль на наш дом. Зачем? Конечно, это мог быть просто любопытный. С того места на холме, где он стоял, ему был виден мой дом поверх стены. Тогда я выкинул это из головы, но сейчас, после того что вы мне рассказали о статье в «Тарде» и об этом вертолете, я несколько встревожился. Надеюсь, вы не решите, что я страдаю паранойей.

— Конечно, нет.

— Вы считаете, я должен отнестись к этому серьезно?

— На вашем месте я бы разузнал все получше.

Адлер вдруг сгорбился, как бы это сделал легкоранимый человек.

— Но с другой стороны, — сказал Адлер, — не очень хочется выглядеть смешным, поднимая шум вокруг неизвестно чего.

— Почему бы не поговорить об этом с полицией? Вы ведь ничего не теряете.

— Вы бы это сделали?

— Да. Пару месяцев назад какой-то вертолет выкрал одного заключенного из американской тюрьмы. Из Даннемары, кажется. Может быть, кто-то прочел об этом и решил перенять идею. Все ведь знают об электрифицированной ограде. А вертолет дает возможность ее одолеть.

— Да, во всем этом, должно быть, что-то есть. Наверное, мне следует позвонить Кампосу и поставить его в известность. Посмотрю, что он скажет.

— Пожалуй.

— Ведь если кто-нибудь замышляет нападение, это прекрасный способ сфотографировать дом со всех сторон, не вызывая подозрений у хозяина. Поставьте себя на их место. Вы бы придумали то же самое, согласны?

— Да.

— Ну вот, я поговорю с Кампосом и узнаю, есть ли у него какие-нибудь соображения. Может быть, он захочет с вами поговорить. Вы не против?

— Конечно, нет. Я буду либо здесь, либо у себя в конторе.

Адамс явился в контору с новыми неотложными проблемами: резко ухудшились отношения между шоферами и «Гезельшафтом».

— Что, заставляют слишком много работать?

— Нет, это из-за таблеток. Тех таблеток, которые они должны принимать якобы для укрепления здоровья.

— Что же им в них не понравилось?

— Прошел слух, что таблетки предназначены для снижения мужской потенции.

— Потому-то они и ополчились против них, понятно.

— Это превратилось у них в противоборство: кто кого. Всех, кто отказывается принимать таблетки, штрафуют. А они угрожают забастовкой.

— Которую никогда не начнут. Их обвинят в мятеже.

— Пока они только снизили темп работы, но им не дождаться уступки.

— Можете быть в этом уверены, — сказал Максвел. — Это не то место, где будут долго церемониться, если кто-то откажется работать. Нужен только предлог, чтобы пустить в дело костедробилку. — Максвел вздохнул. — Иногда «Гезелыпафт» может поступать очень жестоко.

Адамс уже направился к себе, когда Максвел вдруг остановил его:

— Да, между прочим, вы случайно не знаете такое заведение — «Интернэшнл скайвьюс»? Они специализируются на фотографировании строений с воздуха.

— Название кажется знакомым. По-моему, это та фирма, с которой владелец мотеля собирался договориться насчет фотографий для рекламного проспекта. Но ничего не вышло, потому что они не смогли получить официальное разрешение на съемку. Считается, что наш район имеет важное стратегическое значение.

— Кто бы мог подумать!

— Мы ведь находимся в полуторастах километрах от границы.

— Как вы считаете, кто может выдавать такие разрешения?

— Конечно, министр внутренних дел.

— Сколько сейчас ждать разговора с Ла-Пасом?

— В лучшем случае два часа.

Максвел посмотрел на часы. Было без двадцати четыре. Государственные учреждения закрываются в пять. «Бесполезно и пытаться, — подумал Максвел, — никогда не дозвонюсь».

Около пяти Максвел отправился на машине обратно в Серро и тут же заметил, что в городе, обычно замиравшем в этот полуденный час, царит необыкновенное возбуждение. В газетах это именовалось бы каким-нибудь «взрывом», который чаще всего происходит либо во время визита в их город кого-то из семьи президента, либо когда какому-то впавшему в немилость местному деятелю угрожает нападение, и он, спасаясь, уносится прочь из города. В эти критические моменты все районы моментально заполняются мелкими потенциальными пли настоящими убийцами, важно расхаживающими в полицейской форме, и даже наиболее уважаемые жители города, встречаясь с их свирепыми взглядами, испытывают не только страх, но и необъяснимое чувство вины. Максвел заметил, что усиленное присутствие полицейских повлияло па поведение шоферов, и он сам, в обычной ситуации поехав бы по одной из улиц, чтобы сократить путь домой, против установленного движения, поддаваясь местным привычкам, на сей раз не решился это сделать. Около заграждения у въезда в Серро он обнаружил трех бездельничающих полицейских с бульдожьими физиономиями, и это еще раз убедило его, что Кампос воспринял их подозрения насчет вертолета серьезно.

Максвел переоделся в легкий серый костюм, — так как светлые тона выходят на цветной фотографии лучше, чем темные, и вышел в сад. Стоял прекрасный день, тихий и безмятежный. Все очертания парка в промытом дождями воздухе приобрели особую ясность и чистоту. Деревья, почувствовав корнями обилие влаги, расцвели неожиданно пышно и дружно. Летавшие по саду длиннохвостые попугаи воспринимались не как стая птиц, а как волшебное ярко-переливчатое сверкание в сизо-голубом небе.

Максвел выбрал себе место около великолепного куста дурмана, усеянного огромными колокольчиками восковой белизны. Правда, большинство колокольчиков, распустившись несколько дней назад, уже немного увяли и пожелтели, по Максвел был уверен, что такие тонкости вряд ли могут быть видны даже на самой отчетливой фотографии. Он заметил, что и фрау Копф, одевшись пастушкой, тоже вышла в сад. Герр Вагнер расположился на газоне со своей женой, двумя детьми и собакой, весело носившейся между ними. Герр Растер сидел на краю бассейна, держа за руку свою новую подружку, гигантскую блондинку. Слуга Адлера Грегорио стоял выжидающе вместе с садовником, на обоих были большие шляпы-панамы, какие обычно надевают на свадьбах. На вилле Адлера не было видно никаких признаков жизни.

Через полчаса ожидания Максвел услышал слабый шум вертолета, спустя минуту появился и он сам со стороны виллы Копфа, сделал медленный круг над его владениями, опустился навстречу подброшенному вверх букету лилий, который кинула сияющая фрау Копф, и затем полетел дальше. Максвел зачарованно следил за его мягким и умелым облетом предстоящего места съемок, во время которого он то мощно взмывал вверх, то проворно и быстро спускался вниз до высоты ста пятидесяти метров, принося с собой порывы ветра, наполненного запахом цветов.

Вдруг внимание Максвела привлек другой раздавшийся в воздухе звук, интенсивность и тон которого были отличны от слабого рокота и постукивания вертолета; повернув голову, Максвел увидел небольшой самолет, летевший к ним с противоположной стороны. Он то появлялся, то исчезал, и наконец Максвел увидел его совсем рядом в разрывах густой листвы деревьев. Накренившись, его крылья поймали лучи солнца, скрытого за кронами деревьев, и стало ясно, что это устаревший реактивный тренировочный самолет Т-33 с военного аэродрома, ставшего местом высылки деквалифицированных летчиков и отслуживших свое самолетов. Максвел уже видел этот Т-33, когда проезжал мимо аэродрома, он стоял там, ржавея под дождем и солнцем; про такие самолеты говорили, что если они еще и держатся в воздухе, то только потому, что летают на самодельных запчастях и на честном слове. Войдя резко в вираж, самолет сверкнул своей нелепой, подражавшей люфтваффе в Сахаре маскировочной окраской: желтое с шоколадным. Эта расцветка делала самолеты национальных военно-воздушных сил поразительно заметными на фоне зелени тропического ландшафта.

Самолет выправился и, угрожающе раскачивая крыльями, пронесся над головой Максвела, направляясь прямо на вертолет. Максвел подумал, что летчик, должно быть, пьян или же нанюхался кокаина. Летать с угрозой для своей или чужой жизни, как и безрассудно носиться на машине, было здесь делом мужского самоутверждения. С тем же безумным азартом, с каким водители машин мчатся не по своей проезжей части, летчики не могут, завидя мост, не спланировать под ним, или же, встретившись с другим самолетом, не пролететь так, чтобы не быть на волосок от катастрофы. Глядя, как Т-33 со скоростью пятьсот километров в час пошел тараном на вертолет и лишь в последний миг увернулся от столкновения, Максвел испытывал ужас, но отнюдь не удивление.

Вертолет с поразительной быстротой набрал высоту и стремглав полетел на лесистую вершину холма Серро, в это время Т-33, чуть не задев кроны тополей, сделал резкий разворот и устремился следом. Через десять секунд он уже настиг вертолет, на мгновение их силуэты сомкнулись и затем разошлись без всяких видимых последствий столкновения. «Должно быть, им надоело жить», — подумал Максвел. Он взобрался на высокий бордюр цветника, чтобы лучше видеть все подробности этого творимого в воздухе безумия.

С расстояния в три километра вертолет стал походить на легкое, парящее насекомое, которое становилось все менее различимо в дымке и воздушных потоках. Т-33 тоже исчез, но затем вдруг снова сверкнули его стальные крылья.

И опять два силуэта медленно сошлись, будто оса напала на легкотелую, прозрачнокрылую стрекозу, парализовав ее своим жалом. «Это плохо кончится», — сказал себе Максвел. То, что происходило сейчас между ними, было едва различимо за кромкой леса на горизонте. Неожиданно Максвел увидел огненную вспышку, которая могла быть и просто отраженными лучами солнца, но через несколько секунд все сомнения рассеялись: возник черный столб дыма, который медленно поднимался и расширялся на фоне ярко-синего неба. Спектакль закончился, и, несомненно, трагически.

На следующее утро Максвел ждал у телефона до десяти, пока наконец не позвонил Адлер.

— Я только что вернулся.

— Как он? Встревожен? Расстроен?

— Кто? Кампос? Он не такой человек.

Голос Адлера был беззаботен и даже шутлив. Так мог говорить человек, который только что одержал какую-нибудь маленькую победу, скажем, в игре в крикет или в любовных делах.

— Кампос говорит, что это все была ошибка, и я думаю, мы можем ему верить.

— Как ошибка?

— Да, просто ошибка. Газетам сказали, что заметки об этом неприятном происшествии не должны превышать четырех строк. Ведь в этом пет никакой особенной сенсационности.

— Да, конечно, в этом вообще ничего нет, — сказал Максвел.

Адлер внезапно рассмеялся, трубка была так близко к его рту, что в ухо Максвелу ударили искаженные звуки, походившие более на яростный лай, чем на смех.

— Что же все-таки произошло на самом деле?

— На самом деле не было никакого заговора, никакой попытки похищения. Только вполне законное фотографирование с воздуха, которое проводили два молодых человека, но им не повезло.

— Почему их сбили?

— Вы же знаете, в этой стране сначала бьют, а потом задают вопросы. Поступают так для большей верности. Согласитесь, ведь все выглядело очень подозрительно, но, надо честно признаться, никто ничего надлежащим образом не проверил.

— Вы хотите сказать, что полиция ничего не проверила?

— Насколько я мог понять, нет. Они действовали, основываясь только на наших словах. Оказывается, вертолет позапрошлую ночь провел на маленьком аэродроме в Рио Се ко, это в шестидесяти километрах отсюда. Предположить такое было бы вполне логично. Полиция должна была бы связаться с этим аэродромом, но не стала. Никто не побеспокоился.

— Но у тех было разрешение на фотографирование?

— Да, они обращались за ним и получили официальное разрешение от правительственных органов. Эти органы должны были бы сообщить военным. Те говорят, что сообщали, а военные отвечают, что нет. Самолет же послали, чтобы вынудить вертолет опуститься на землю.

— А как вы думаете, почему они этого не сделали?

— Возможно, на вертолете их не поняли, впали в панику, попытались улететь, но их сбили.

— Невероятно.

— Ну а что же может быть еще? — По голосу Адлера чувствовалось, что он пожал плечами. — Собираются проводить полное расследование, и пилот получит суровое наказание.

— Мне очень не по себе от всего этого.

— Мне тоже, — сказал Адлер. — Однако, как говорится, после драки кулаками не машут. Они погибли. И мы не можем вернуть их к жизни. Похороны будут сегодня после обеда. Проведут их очень тихо. Я думаю, произвело бы хорошее впечатление, если бы мы тоже там присутствовали.