Контора Дуайта Морфи находилась в ста шагах от английского клуба в напоминавшем его расшатанном деревянном строении. Рента за эти дома была самая низкая в городе, и это привлекало благотворительные организации, которые были готовы закрыть глаза на облупившуюся краску, голые половицы, перебои в электроснабжении и плохо действующий водопровод.

Максвел обошел две глубокие, желтого цвета лужи и, миновав три пролета лестницы, оказался в комнате Морфи, где тот сидел среди беспорядочного нагромождения всякого конторского хлама, двух старых пишущих машинок и картотечных ящиков. На крышке его стола под слоем морилки проступало выведенное трафаретом имя фабриканта, производящего тракторы. Максвел слышал, что Морфи сам делает для себя мебель. Этот Морфи оказался человеком с такой умиротворяющей манерой держать себя, какую Максвел никогда ни у кого не встречал; он был по-американски высок и сухощав, рукопожатие сильное и добросердечное, голос мягкий и ровный. Но к тому же в нем чувствовался и деятельный характер. Максвел застал его за починкой настольной лампы. Он быстро с ней покончил, проверил и с удовлетворенным кивком отставил в сторону. В течение первых десяти минут пребывания Максвела в его кабинете телефон звонил трижды, и он отвечал неторопливо, голосом бесконечно терпеливым и смиренным. Служащие беспрестанно входили и выходили без всяких церемоний, оставляя или забирая какие-то бумаги, пакеты, или просто здоровались, идя мимо его комнаты. Каждого он приветствовал ласково, как брата или сестру, и обязательно за что-нибудь благодарил.

— Доктор Рибера сказал мне, чтобы я зашел к вам, — сказал Максвел.

— Очень рад. Как поживает доктор Рибера?

— Кажется, прекрасно.

— Очень отзывчивый человек. Я испытываю к нему огромное уважение. Он относится к наиболее привлекательному типу молодых государственных деятелей. Я рад, что он попросил вас заглянуть сюда.

— Это был скорее наказ, чем просьба. У меня возникла одна проблема, которую, как он сказал, только вы сумеете разрешить.

— Буду рад вам помочь.

Снова зазвонил телефон. Морфи успокаивающе проговорил что-то в трубку, потом доверительно объяснил Максвелу:

— Звонила моя жена, чтобы я не забыл сделать для нее покупки.

У Максвела возникло ощущение, будто Морфи пустили его за порог своего дома.

— Она занята сейчас переводами, — продолжал миссионер, — а мне не составит труда зайти по дороге в магазин… Ну так расскажите, что у вас за проблема.

— Я стал владельцем участка земли между Рио-Негро и Рио-Гранде, — сказал Максвел. — В данный момент там ничего пока не делается. Так вот, по-видимому, туда переселилось много живущих по реке индейцев. Ведь теперь их гонят со всех остальных мест.

Морфи кивнул.

— Племя макас, — сказал он. — Великолепные рыбаки. И к тому же очень привлекательны собой. Результат разумного питания.

— На них постоянно нападают команды рыболовецких судов, которые промышляют на этой реке. До меня дошли слухи, что они бросают в каноэ ручные гранаты и используют пулеметы.

— К несчастью, это не только слухи, — сказал Морфи, — это происходит уже довольно давно.

В комнату вошла маленькая девочка с корзинкой фруктов. Морфи выбрал апельсин. Погладив девочку по голове, он протянул ей монету, сняв ее сверху небольшого столбика, выложенного на столе. У Максвела создалось впечатление, что отсюда никого никогда не прогоняют.

— Положение макас отражает судьбу любого примитивного народа, — сказал Морфи. — Никому не дано задержать прогресс, но процесс изменений может принимать довольно жестокие формы.

— А вы можете предложить какой-то более безболезненный путь?

— Возможно. Вы знаете Адлера из «Форсткультур Гезельшафта»? У меня был с ним разговор. Он спрашивал совета по тому же самому поводу. Мы обсуждали всевозможные варианты. У меня возникло ощущение, что ему было больше сказать, чем мне. — Мягкий смешок Морфи походил скорее на вздох. — Он очень гуманный человек, вы не находите?

Максвел хмыкнул, что можно было бы принять за знак согласия.

— Тысячи квадратных километров земли расчищены от леса. Это правильно и неизбежно, но это лишило туземное население естественных источников питания. Что же в результате произошло? Чтобы жить, они были вынуждены убивать скот поселенцев, и, совершенно естественно, последовали ответные меры. В индейцев стреляли, их отравляли, бомбили с воздуха, заражали микробами смертоносных болезней, в общем, уничтожали всеми способами.

Морфи был преисполнен беспристрастного понимания противоречивых и трудных положений, в которых оказываются различные представители рода человеческого. Индейцы — божьи создания, таковы же их убийцы. Он делал попытку понять и тех и других в поисках путей миротворения.

— Пока мы не смогли найти решения, которое бы полностью нас удовлетворяло, — сказал Морфи, — Доктор Рибера, видимо, сказал вам, что с помощью нескольких великодушных друзей мне удалось устроить приют для этих бедных людей, и там они могут привыкнуть к условиям нашего общества. Однако масштабы расчисток леса столь велики, что мы не в силах справиться с их последствиями для индейцев, и Адлер пришел нам на помощь, подав, как мне кажется, великолепную идею. Она касается тех индейцев, живущих вдоль реки, о которых мы с вами говорили. Он предлагает их использовать для привлечения туристов.

— А разве тут водятся туристы?

— В данный момент их нет, верно, но Адлер полагает, они бы стали приезжать, будь у нас что им предложить. И я с ним согласен.

— Ну и каким же образом будут привлекаться туристы?

— Знаете, получилось очень удачное совпадение: вы пришли сегодня с тем вопросом, который мы как раз обсуждали с Адлером. Так вот, на реке Гранде есть полуторакилометровой длины остров. Вы должны знать его, потому что он принадлежит вам.

— Да, я заметил этот остров, когда мы делали облет моего участка на самолете, — сказал Максвел. — Должен сказать, я даже и не знал, что он мой.

— Он как раз на границе вашей территории, — объяснил Морфи. — Поскольку вы видели его только с воздуха, я думаю, вы не очень себе представляете, что это за остров, но могу вас уверить, это привлекательнейшее место, расположенное среди живописных джунглей. Адлер все вам расскажет, когда вы с ним увидитесь, но уверен, он не возражал бы, если я сообщу вам заранее о его желании заключить с вами соглашение о том, чтобы поселить на острове какое-то количество индейцев. Его план заключается в том, чтобы устроить там индейскую деревню для туристов, научить индейцев изготавливать всякие поделки на продажу. У них есть прирожденные художественные способности, и они бы быстро научились делать простую керамику, фигурки. Если все пойдет успешно, он, возможно, даже захочет поговорить с вами о постройке отеля.

— Неужели отеля?

— Самого высокого класса, как я понял. На несколько сотен мест.

— Впервые об этом слышу, — сказал Максвел.

В этот момент сквозь открытую дверь донесся с лестничной клетки страшный гвалт женских голосов.

— Надо же, опять они ссорятся, — сказал Морфи. — Извините, пойду наведу порядок.

Он поднялся и, обогнув Максвела, ринулся на лестничную клетку. Крики тотчас поутихли.

На столе лежала распечатанная пачка книг. Максвел взял одну из них и пролистал. Текст был напечатан на английском с переводами на испанский и какой-то из индейских языков, он сопровождался маленькими неуклюжими рисунками, изображавшими индейского мальчика в различных опасных ситуациях: то он выпал из каноэ, которое перевернуло быстрое течение, то на него напал ягуар, то аллигатор. Книга называлась «Как бог отвечает на наши молитвы».

«Филиппе хороший мальчик. Он послушный. Он выполняет все, что ему поручают, Однажды, возвращаясь с поля, где он работал, он увидел, что большой ягуар преследует его. У Филиппе не было ружья. Но ничего! Он встал на колени и начал молиться Богу. Потом он вынул свой мачете и бросил его в ягуара. Мачете ударил ягуара по голове. Зверь повернулся и убежал. Бог направлял руку Филиппе». Морфи вернулся.

— Мы раздаем в конце утра хлеб нуждающимся, и при этом иногда возникают споры. Как вам понравилась эта маленькая книжечка?

— Очень увлекательна, — ответил Максвел. — Во всяком случае то, что я успел прочесть.

— Она сделана общими усилиями нашей семьи. Я пишу рассказы, моя жена переводит, а дочь рисует иллюстрации. «Гезельшафт» предоставил нам деньги для публикации нескольких таких выпусков. Я думаю, они таким образом выразили свою благодарность за помощь, которую мы смогли оказать.

— Им это прекрасно удалось.

— Компания проявила большую щедрость, — сказал Морфи. — Теперь они собираются доверить нашей организации задачу убедить индейцев, живущих; по реке, изменить свой образ жизни. Это будет нелегко. Рыбаки не очень охотно переходят на сельское хозяйство. Нашей миссии предоставили тысячу акров превосходной земли для этой цели.

— А я думал, их собираются поселить на том острове.

— Только небольшую часть. Примерно пять молодых семей. Адлер считает, что для задуманного им проекта старые люди не подходят.

— Надо думать!

— В старости они становятся довольно непривлекательны или, как теперь говорят, нефотогеничны.

— Значит, на острове будут жить только молодые девушки, прекрасные молодцы в перьях и матери с младенцами у груди?

Морфи кивнул. В его улыбке было снисхождение к людской глупости.

— Боюсь, что так оно и будет.

— А сейчас?

— Ну все зависит от вашего согласия, если же за этим дело не станет, то я готов поехать к макас. Пробуду у них столько, сколько потребуется, чтобы убедить это племя в безнадежности их положения. К счастью, я немного умею говорить на их языке.

— А после этого что?

— Следующим шагом будет организация их переезда па наше поселение в Прадос Рикос.

— И только несколько семей будут устроены на острове. Фотогеничных семей.

— Да, вот так.

И опять терпеливая, всепонимающая улыбка.

— В Прадос Рикос находится земля, которую вам дала компания «Гезельшафт», верно?

— Верно.

— Что будет с теми, кто поедет туда?

— В двух словах: мы их там цивилизуем.

— То есть наденете на них одежду.

— Не только это. Мы постараемся привить им как можно безболезненнее понятия того общества, в котором им придется жить и которое для них пока сплошная загадка. Я страшно не люблю употреблять слово «варвар» из-за тех ассоциаций, которые в данном случае неуместны, но я не могу подобрать другого слова для индейцев, которых мы хотим призвать к иной жизни, чем та, которую они ведут в джунглях. У них очень слабое представление о грехе. О частной собственности они вообще не имеют понятия, хотя, должен признать, это в каком-то смысле их преимущество, так как у них нет воров. Нравственности, как мы ее понимаем, у них не существует. Сексуальным актом занимаются прямо на глазах у других и без всякого стыда.

Максвел расхохотался.

— Простите, я представил себе поселение Адлера, где живут не обработанные вами индейцы.

— Это совершенно немыслимо.

В голосе Морфи прозвучал па самой мягчайшей ноте укор неуместной веселости Максвела.

— Индейцы будут открыто приставать к туристкам. И что, может быть, менее важно, но так же довольно неприятно, макас имеют привычку облегчаться прилюдно.

— Потому вы должны их приучить еще и к туалету.

— Мы учим их пользоваться отхожим местом. Это не представляет трудности, потому что они разумны и полны желания угодить. Самая трудная задача — внушить им, что они должны работать ради денег. У них нет никакого понятия о деньгах или торговле, и они слабо себе представляют, как это человек обязан работать. Рыболовство у них не работа. Это захватывающее и приятное занятие, которому они предаются время от времени. Выпалывать сорняки — это совсем иное дело. Такая работа им скучна.

— Мне была бы тоже, думаю, и вам. Только представишь себе это занятие, уже становится очень тоскливо.

— В каком-то смысле, конечно. Но несомненно, что эти временные затруднения ничто по сравнению с тем, что человек получает.

— Извините мою тупость, — сказал Максвел, — но объясните, что же он получает.

— Я думаю, это можно было бы свести к двум словам: духовное спасение.

— Боюсь, мы, к сожалению, говорим с вами на разных языках. Но мог бы я вам задать один вопрос? Я часто слышал, что эти люди были вполне счастливы без чьего- либо вмешательства. Вы не согласны?

— Это трудный вопрос. Все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть, а вы только что дали мне понять, что они у нас не совпадают.

Максвел понял: Морфи решил, что спорить бесполезно, и потому не хотел напрасно тратить свой проповеднический пыл.

— Вы не должны забывать, — сказал Морфи, — что я миссионер, проповедующий евангелие, и то, что я несу этим людям, по моему убеждению, бесценный дар. И только он может принести человеку истинное и прочное счастье. В сравнении с ним ничто не имеет значения.

Максвел был совершенно уверен, что Морфи так думает на самом деле.