— Морфи там уже три дня, — сказал Максвелу Адлер. — Но о нем ничего не слышно. Надеюсь, с ним все в порядке.

Они стояли в рулевой рубке катера. С мачты, где устроился один из охранников, наблюдавший за рекой, раздался предупреждающий окрик. Адлер повернул руль, чтобы не попасть в небольшой плавучий ковер водорослей. Потом он сдал назад и обошел его.

— Я думаю, он сумеет постоять за себя, — сказал Максвел.

— В общем-то я с вами согласен. Но команды на этих рыболовных суднах народ жестокий. Им ничего не стоит убрать его с дороги, если он чем-то будет мешать.

— Если и существует твердокаменный христианин, так это Морфи. Он и сам может чуток поубивать.

Второй охранник время от времени прохаживался по небольшому пространству палубы от носа до кормы, где находилась рубка; посмотрев на часы, он подошел к ним и отдал честь Адлеру, тот ответил ему с самым серьезным видом. По недавней договоренности с полицией охранники носили теперь автоматы. Честь отдавалась приблизительно через каждые пятнадцать минут.

— Им нравится эта церемония, — пояснил Адлер. — Знаете, странный человек этот Морфи. Однажды он мне сказал, что главное место в его вере занимает убеждение, что бог создал мир за шесть дней. Шесть тысяч лет назад.

— Это характерно для всех миссионеров-евангелистов.

— Он говорил мне еще, что его приучили мочиться по воскресеньям как можно реже. И что он разговаривает со всевышним, и что беседы их проходят как обыкновенный разговор. Год назад я был приглашен к нему в дом на обед, и он буквально представил меня господу богу. Мы все встали вокруг стола, Морфи, его жена и двое прелестных детей, и он сказал: «Господь, это господин Адлер из компании „Форсткультур Гезельшафт“, который пришел сюда, чтобы разделить с нами нашу скромную трапезу». Он вкратце рассказал господу о моем происхождении, о моей должности в фирме и о том, чем занимается фирма, и попросил его уделить мне особое внимание. После этого мы сели за еду и больше не говорили о религии ни слова. У нас шла речь об агрономии, микроэлектронике, индейских языках.

Адлер спросил что-то у охранника на наблюдательном посту и в ответ получил заверительный возглас. Адлер дал полный ход, и катер понесся вперед, рассекая воду. Река в этом месте, выйдя из берегов, разлилась, образовав озеро в несколько километров шириной, и повсюду деревья стояли в воде шафранового цвета. Вихрящийся поток среди неподвижно-тяжелых, заливших берега вод указывал само течение реки. Оно несло множество всякого мусора. Приближался конец дождливого сезона, теперь ливни шли легкие и светлые; вода в реке скоро начнет спадать.

Достигли места, где надо было искать или, может быть, даже спасать Морфи: он ушел один вверх по реке на небольшой моторной лодке, он хотел первый войти в контакт с макас.

— Я думаю, мы найдем его на острове, — сказал Адлер. — У макас там что-то вроде временного поселения. Туда он и направился. Одна надежда, что он не стал вступать ни в какой конфликт… В свое время оп нам очень помог. Когда мы начали устраивать Ранчо Гранде, у нас возникли трудности с индейцами. Даже армейские подразделения не могли справиться, а он сумел. Никто лучше Морфи не может приручить индейцев.

— Как же он эго делает?

— Он возбуждает в них желание иметь вещи. Появится в деревне, как Дед Мороз, с мешком, полным ножей и зеркалец, со всякими блестящими вещицами, которые могут им понравиться. И говорит им, что у них будет таких штучек еще больше, если они с ним пойдут, и в конце концов они идут.

— Что же происходит, когда кончается запас ножей и зеркал? Они не пытаются уйти?

— Уже не могут. Они знают тропинки только в своей части леса. Уведите их оттуда, и они потеряются. Кроме того, лес обычно расчищают, как только их оттуда уводят. Им некуда возвращаться.

— Интересно, как Морфи согласует эти свои уловки г собственной совестью?

— Разве ему есть в том необходимость?

— Обман во имя бога?

— Я думаю, он искренне верит, что поступает так ради их блага. Он спасает их — вот что имеет значение. Он верит, что богу неважно, какими методами он пользуется.

Они приблизились к высокому незатопленному берегу, на котором росли великолепные деревья. С их веток свисали роскошные орхидеи. Яркие птицы, зимородки и пчелоеды, скользили низко над водой, чуть не касаясь ее поверхности своими сверкающими крыльями.

Адлер кивнул в сторону берега.

— Колония «Маргаритка». Вернее, бывшая колония «Маргаритка». Вы знаете, что она уже не существует?

— Да, я слышал.

— Когда погиб урожай пшеницы, это был для них конец. Их владения перешли к нам недели две назад, и мы думаем начать расчистку в течение этого месяца. Надеюсь, это было последнее из наших маленьких сражений, они ведь отнимали у нас столько времени.

— В руках вашей компании сейчас уже почти все, чем стоит владеть в этой провинции, верно?

Адлер задумался, суммируя в уме квадратные километры расчищенной от леса земли, молодых посадок цитрусовых, огороженных пастбищ, на которых пасется скот, скрещенный с зебу, превращая траву в мясо для японцев, обширные пространства плантаций сахарного тростника, бананов, ананасов, огромные запасы самых разнообразных полезных ископаемых, добыча которых еще не началась. Из этого огромного богатства, уже используемого или еще не тронутого, он вычел то, что осталось.

— Да, все, за вычетом ваших владений, — сказал он.

Впереди возвышался яркий, сверкающий зеленью берег, верхушки деревьев четко очерчивали границу лесного массива. Песчаная отмель вдавалась в реку, и на ее конце волны разделялись и закручивались, как у всплывающей подводной лодки.

— Вот и ваш остров, — сказал Адлер. — Красив, верно? Словно из южных морей. Он будет смотреться еще лучше, когда спадет паводок и вода станет голубой.

Вдоль реки тянулись величественные деревья с мощными ветвями и густым безмятежным покровом листвы.

— Прекрасные деревья.

— Их, естественно, не тронут, если мы с вами договоримся и начнем осуществлять наш план, — отвечал Адлер. — Мы должны постараться, чтобы вид джунглей не потерял здесь своей волнующей дикости. Наши туристы, может быть, захотят самостоятельно побродить и разведать окружающий лес. «Приключения в джунглях и походы по неизведанным местам!» Как звучит?

— Это их обязательно сюда привлечет.

В мрачном будущем возник крохотный проблеск надежды. Не все обречено на уничтожение. Что-то, возможно, и спасется. Там, где туристов ждут приключения, животные и деревья еще могут рассчитывать на безопасность. Для компании «Гезельшафт» главное — прибыльно это или нет.

— Ваша земля начинается в полутора километрах отсюда вниз по реке, верно?

— Да, примерно так.

— Вы собирались расчистить всю территорию?

— Это был наш первоначальный план.

— Но если будет развиваться туризм, вы ведь не ста- нас здесь ничего трогать?

Совершенно ясно, они оставят все как есть, потому что нужен соответствующий вид из окон отеля, который здесь собираются построить, и этот вид должен охватывать лишь лес. да реку. Ну, вдобавок еще индейскую деревню. Адлер обмолвился и о втором отеле, который, вероятно, расположится над рекой, туда будут вести тропинки из джунглей, веревочные мосты, и гостям будет предоставлена возможность пересечь болото в сотню метров шириной на плоскодонных лодках. «Приключения пионеров» — такое название лучше всего подходит, по мысли Адлера, к подобному комплексному гуру.

— Какую-то часть леса придется оставить, — сказал Адлер, — полосами по обе стороны реки.

— А какой ширины она будет?

— Километра два. Вполне достаточно для этой цели. По принципу, о котором я вам говорил в Манаосе. Надо подавать окружающую природу в том виде, какой мог бы создать у туристов впечатление ее нетронутости. Им не захочется идти в джунгли дальше чем на два километра. Они промокнут, и москиты их оттуда погонят…

— Значит, останется только то, что необходимо для видимости джунглей.

Адлер сдал назад, чтобы они могли еще раз восхититься всеми подробностями острова: его маленькими заливами и бухточками, ярко окрашенным песком, миниатюрными утесами, подточенными рекой, гнездовьями на скалах, в которых черные нырки хлопотали около своих разлапистых жилищ.

— Никаких признаков макас, — сказал Адлер. — Но Морфи говорил, у него точные сведения, что они здесь.

Дозорный крикнул что-то сверху, и на прибрежной кромке песка выросла фигура человека, в которой можно было с трудом узнать Морфи; он стоял странно вялый, что было непохоже на него, всегда, как понял Максвел, энергичного и деятельного. Издали, голый по пояс, в разодранных хлопчатобумажных штанах, он выглядел как потерпевший кораблекрушение. Одна нога у него увязла в песке глубже, чем другая, отчего оп весь скособочился. В ответ на приветственный жест Максвела он приподнял руку и тут же ее опустил. Вертикальный поток солнечного света сплющил фигуру Морфи, исказив ее размеры, и когда он с трудом сделал два шага по направлению к катеру, то выглядел как человек на ходулях.

— Рыболовецкое судно приплыло сюда прошлой ночью, — сказал он.

Его голова раскачивалась взад-вперед, как будто на пружине, бледно-голубые глаза стали совсем бесцветными в глубокой тени, падавшей на лицо.

— Жестокое и бессмысленное нападение, — продолжал говорить Морфи.

Мягкое, ритмичное звучание его голоса поразило Максвела. Рассказывая о происшедшем бедствии, он будто читал пасторальное стихотворение.

— Есть убитые? — спросил Адлер с потрясающей деловитостью.

— Двоих застрелили насмерть. Они были слишком немощны, чтобы бежать. Еще одного изрубили мачете. Похитили девушку.

Адлер слушал это выжидающе, как собака, почуявшая запах мяса.

— Мне удалось увести остальных в джунгли.

— Сколько там было рыбаков? — спросил Адлер.

— Пять или шесть.

Морфи вытянул руки, показывая ранки на коже, ободранной о колючие кусты.

— Они затопили лодку и выбросили в омут мотор, — сообщил он.

— Вы запомнили их? — спросил Адлер.

— У меня в таких случаях хорошая память.

— Прекрасно. Когда-нибудь мы их обязательно поймаем. Они еще поплатятся.

Адлер повернулся к Максвелу.

— Когда допускаются такие вещи, не стоит удивляться, что нам иногда приходится брать закон в свои руки. — И, уже обращаясь к Морфи, спросил: — Где те, кому удалось спастись?

Морфи повел их за деревья. Там в конце короткой тропинки они увидели около тридцати индейцев, которые лежали иди сидели на корточках в кустах. Это были первые первобытные индейцы, которые встретились Максвелу в такой непосредственной близости. Две женщины кормили грудью младенцев, и Максвел насчитал еще четырех детей, которые, не издав ни звука, попрятались в кустарнике; только их большие темные глаза остались видны сквозь листву, они наблюдали за пришедшими серьезно и грустно. Максвела поразило, как прекрасно были сложены индейцы: атлетические тела мужчин, твердые женские груди, великолепные зубы и сверкающая безупречная кожа. Индейцы были голые, только у мужчин набедренные повязки.

— Они руками рыли ямы, пытаясь спрятаться в землю, — сообщил Морфи. — Они не знают, что такое насилие. Никто из этих людей не видел раньше, как люди проливают кровь друг друга.

Из кустов высовывались две ноги.

— Тот, кого изрубили мачете, — сказал Морфи. — Я перевязал его, но он сорвал бинт. Он умирает от страха.

Морфи на корточках пополз в заросли к больному, но тот, услышав его приближение, начал зарываться еще глубже в кусты.

— Вы взяли с собой фотоаппарат?

— Нет.

— Жаль. Вот бы вам заснять это.

— Можно и потом.

— У вас больше не будет такой возможности. Было бы интересно запечатлеть их на фотографии такими, как сейчас. Через месяц вы их не узнаете.

— Почему?

— Вместе с одеждой у них появится и все остальное, что ей соответствует. Вы тогда не поверите, что это те же самые люди. Морфи проявит о них заботу так, как он это понимает…

Адлер сделал при этом выразительное лицо.

Морфи выполз обратно из кустов и поднялся на ноги. Он сделал усталый, безнадежный жест.

— Они не признают никаких лекарств, — сказал он. — И что еще больше меня огорчает, я не могу их заставить понять, что хочу помочь им. Они, по-видимому, не могут мысленно отделить нас от тех, кто напал на них. Убийцы были белокожие, и мы тоже белокожие.

— Как вы думаете, может это рыболовное судно вернуться? — спросил Максвел.

— Я бы очень надеялся на это, — сказал Адлер. — Была бы хорошая практика для моей охраны.

— Необходимо вывезти отсюда этих бедных людей, пока не произошло никаких новых кровопролитий, — сказал им Морфи.

— Мы готовы когда вам угодно, — сказал Адлер. — За этим мы сюда и приехали.

— К несчастью, тут есть кое-какие сложности. Вождь отказывается ехать, если не будут выполнены определенные условия. Я не уверен, что мы можем их принять. Но остальные не двинутся без него.

— Что за условия? — спросил Адлер.

— Я смог уловить только в общих чертах, что он хочет. Его требования связаны с телами убитых. Наверное, мне лучше поговорить с ним еще раз.

Вождь сидел на корточках в стороне от других, повернувшись спиной. Морфи подошел к нему, остальные за ним. Это был человек, совершенно отличный от своего племени, он походил на борца-тяжеловеса с мощными мускулами, покрытыми тонким жировым слоем, с огромной толстой шеей; сросшиеся будто от ярости брови нависли над мрачными глазками.

Морфи присел с ним рядом, и они обменялись какими-то гортанными звуками, потом вождь качнул своим тучным телом и оказался спиной к Морфи. Тот поднялся.

— Он в таком состоянии, что неподвластен разуму, — сказал Морфи.

— Но вы узнали, в чем дело? — спросил его Максвел.

— Да, и это оказалось то, чего я боялся. Вчера ночью они похоронили тех двоих, убитых. Он согласится уйти отсюда только в том случае, если их снова выкопают и возьмут с собой.

— Ну что ж, пускай, — сказал Адлер. — Я думаю, они еще не в том состоянии, чтобы слишком плохо пахнуть.

— Мне немного трудно объяснить вам, — сказал Морфи, — но речь не о том, в каком состоянии их тела. Тут имеет значение один принципиальный момент. Я обязан воспротивиться подобной эксгумации.

— Но почему? — спросил Максвел.

— У индейцев чрезвычайно сильное ощущение реальности загробной жизни.

Адлер рассмеялся.

— У меня лично его нет. Но у многих моих друзей есть.

— Мы говорим с вами о разных вещах. Христианское понятие о вечной жизни и озабоченность язычников судьбой их мертвых — две совершенно разные вещи. В таких случаях, как этот, их верования часто лишь предлог для бесконечных церемоний погребения. Они могут длиться несколько дней.

Морфи остановил себя жестом, как бы говоря, что сказано уже достаточно и лучше оставить этот предмет разговора.

Индейский ребенок вышел из зарослей и тихо, как кошка, приблизился к ним. Морфи улыбнулся и кивнул ему.

— Но разве так уж важно, будут ли они проводить эти церемонии или нет? — спросил Максвел.

— Важно, — ответил Морфи. — И даже очень важно.

Максвел понял по изменившемуся тону его голоса, что тут начинается заветная область религиозных убеждений, где уже невозможно спорить.

— Обряды, на проведении которых настаивает вождь либо здесь, либо, если мы их возьмем с собой, то в миссии, являются частью их прошлого, от которого они должны избавляться, поскольку попали под нашу опеку. Мы даем этим людям не только нашу любовь и нашу защиту, но и нашу веру взамен их суеверий. И я должен предупредить вас, Максвел, что нет такой миссии, которая бы стала терпеть у себя проведение языческих церемоний.

Индейский ребенок, поддавшись улыбке Морфи, встал совсем близко к нему, рука Морфи легла на голову мальчика и нежно ее погладила. Теперь из-под покрова листвы к ним вышли и другие дети.

— Мистер Морфи, мне понятна ваша точка зрения, — сказал Адлер. — Я поддержал ваше начинание, и даю вам право поступать с вашими новообращенными, как вы считаете целесообразным, и управлять своей миссией на основе своих принципов так же, как и я управляю своим ранчо на основе своих. Но все же я думаю, сейчас не время спорить. Мы все согласились: существует вероятность, что это рыболовное судно вернется, и если это случится, пока мы здесь, то возможно вооруженное столкновение. Вы готовы к такому ходу событий?

— Я уже сказал, что менее всего хочу насилия. Оно мне отвратительно.

— В таком случае не отложить ли нам этот спор на день-два? Если мы не можем уехать отсюда без этих тел, давайте возьмем их. Что вы скажете, Джеймз?

— Я думаю, другого выхода нет.

— Ну все тогда, — сказал Адлер. — Я предлагаю сказать вождю, чтобы он начинал. У меня есть на катере немного парусины, он может завернуть в нее тела.