Следующие восемь дней стали самыми тяжелыми в жизни Мэтта. Рождество без Паолы. Погода, которая вдруг стала серой и дождливой. Да и он сам потерял интерес ко всему. Работа, которая обычно доставляла ему большое удовлетворение, теперь мало что значила. Его дом оказался скучным и тусклым. Все точно затянулось серой паутиной, померкло.

— В чем проблемы? — спросил Рори в пятницу между Рождеством и Новым годом, когда Мэтт обратился к нему. — Я сделал что-то не так?

— Нет, конечно, нет. — Мэтту сразу стало не по себе. Унылым голосом он спросил: — У тебя не найдется немного времени? Мне нужно поговорить с тобой.

— Конечно!

Эта черта, которая больше всего нравилась Мэтту в Рори. Он всегда был готов прийти на помощь. Паоле это тоже нравилось, подумал Мэтт.

— Мне нужен твой совет, — сказал Мэтт, когда они присели.

— Мой совет? — усмехнулся Рори. — Это надо где-то записать. Что-то я не припомню, чтобы раньше ты нуждался в моих советах.

— У меня не возникало раньше такой проблемы. — И Мэтт подробно изложил события.

— Итак, ты вышел из себя, и с того момента больше ничего о ней не слышал. — Темные глаза Рори были задумчивы.

Мэтт кивнул.

— Ты не пытался ей звонить?

— Нет. — Даже сейчас вспоминая обо всем, он испытывал то же самое: злость, разочарование, дикое чувство предательства. Почему она оставила его? Если действительно она его любила, то почему ушла? — А ты думаешь, стоит позвонить?

— Это зависит от того, действительно ли ты хочешь быть с ней.

Мэтт и не ожидал другого ответа. Он знал, что никто не скажет ему, как поступить. Ответить себе он должен сам.

— Ты любишь ее? — мягко спросил Рори.

— Я думал, что да.

Рори удивленно вскинул брови.

— Думал? Ты не уверен?

— Я вообще сейчас ни в чем не уверен. — Внезапно Мэтт отодвинул стул, встал и подошел к окну. Дождь струился по стеклу, были слышны раскаты грома. Он тяжело вздохнул. — Я с тринадцати лет планировал свою жизнь, — тихо проговорил он. — Я всегда точно знал, чего хочу, куда иду и к чему стремлюсь. Я никогда не колебался, у меня не было сомнений… До сих пор.

Рори подошел к Мэтту. Они молча стояли у окна на протяжении нескольких минут, потом Рори произнес:

— Мэтт, мы с тобой друзья с того самого дня, когда пошли вместе в детский сад Святого Джона. Я не любил бы тебя больше, если бы ты был моим братом.

Мэтт сжался. Он чувствовал то же самое, но Рори всегда мог выразить свои чувства, а ему это было трудно.

— Я тоже, — наконец сказал он и почувствовал, как Рори сжал его плечо.

— Я хочу дать тебе совет и думаю, что это лучшее, что я могу для тебя сделать, — продолжил Рори. — Тебе нужно забыть все, о чем ты мечтал и чего добивался с тринадцати лет. Забыть и начать все сначала. Сядь, соберись с мыслями, возьми два листа бумаги. На первом напиши все то, что тебе не нравится в твоих отношениях с Паолой. На втором все, что нравится. Затем посмотри, какой список длиннее.

Луч света прорвался сквозь тучи, померцал одно мгновение и исчез, потом снова засиял. Мэтт пристально посмотрел на Рори.

Рори улыбнулся.

— Я еще не закончил. После того как ты напишешь эти листы и внимательно изучишь их, порви их и выкинь. И сделай так, как подсказывает тебе твое сердце.

Мэтт уставился на Рори широко открытыми глазами.

Улыбка сошла с лица друга. Он встретил взгляд Мэтта с нескрываемой торжественностью.

— Давай, дружище. Будь честен с самим собой. Ты же без ума от Паолы. Надо быть слепым, чтобы не видеть этого. Все написано на твоем лице, когда ты рассказываешь, мне о случившемся.

— Но если бы она действительно любила меня…

— Хватит! — сказал Рори. — Если ты действительно любил ее и любишь, ты не позволишь своей мелочной гордости встать между вами. Последуй за ней. Познай цену жизни. Используй свой шанс. Обычно он выпадает один раз в жизни.

Мэтту с трудом верилось, что это говорил Рори — тот Рори, который имел столько подружек, что сбился со счету.

— Я думал, ты любишь всех женщин. Ты не останавливаешься ни на одной, потому что не можешь упустить всех остальных.

Рори ухмыльнулся.

— Не суди по одежке. В груди Казановы бьется сердце Ромео. Я самый большой романтик на земле. Я действительно верю в Золушку, — и во все сказки. Просто я еще не встретил подходящую женщину. Я думал, ты знал.

— Итак, ты считаешь, я дурак.

Улыбка стала шире.

— Нет. Я говорю, что ты должен начать жизнь сначала.

Затем он подмигнул Мэтту и снова похлопал его по плечу.

— Ну ладно, мне пора идти. Тяжелый сегодня денек.

Он ушел, посвистывая.

Был канун Нового года. Паола вот уже пять дней находилась в Алабаме. Все это время она, Линда и еще несколько человек из группы Перкинз долгие часы играли «Одинокую леди» и еще две песни, сочиненные Паолой. Но никакая интересная работа, которую она всегда считала главной в жизни, не могла заглушить охватившую душу грусть. Она скучала по Мэтту. Весь день он не выходил у нее из головы, и ночью наполнял ее сны. Да, она любит его. Постепенно она пришла к мысли, что ни с кем ей не будет так хорошо, как с ним. Но Мэтт заявил, что теперь между ними все кончено.

Необходимо забыть о своих собственных интересах, если надеешься связать с ним жизнь. Но сделать это она не могла. Она любила и желала его, однако превратиться в старомодную, вечно сидящую дома жену — это уж слишком. Последняя неделя уверила ее в том, что Мэтт никогда бы не согласился последовать за ней через всю страну. Значит, никто из них ни в грош не ставит интересы другого. Возможно, они провели слишком мало времени вместе, возможно, были слишком поглощены страстью, забывая обо всем прочем.

Сегодня был канун Нового года, и Линда предоставила своей команде несколько дней отдыха.

— Пусть побудут со своими семьями, — сказала она Паоле. — Надеюсь, ты не в проигрыше, дорогая?

— Мне незачем мчаться домой, — ответила Паола, сглатывая комок в горле.

Паола и Линда сидели в сверкающем фигурном бассейне, закрытом от яркого солнца розовым тентом. Погода была мягкой, небо чистым, голубым с маленькими облачками. Какой прекрасный день, думала Паола. Она должна была бы наслаждаться жизнью, но боль не отпускала ее.

— Я уж десятый раз за день слышу, как ты вздыхаешь, — заметила Линда Перкинз. В ее звонком голосе слышались нотки иронии. — Должно быть, на сердце тяжело.

Паола даже не заметила, как все произошло — то ли Линда побудила ее, то ли она сама захотела раскрыть душу, но вскоре она поняла, что рассказывает известной певице о Мэтте. Она ничего не утаила: даже то, как они расстались.

— Не думаю, что причина только в его эгоизме, — закончила Паола. — Вы думаете иначе?

Линда улыбнулась. Она сделала большой глоток холодного чая, затем не торопясь начала:

— Дорогая, когда тебе доведется много поездить и повидать, ты поймешь, что мир не состоит из ангелов и злодеев.

— Неужели он не понимает, что об этом я мечтала всю жизнь?

— Большинство мужчин считают, что они — самая важная часть твоей жизни, — ответила Линда. — Возможно, это резонно. Знай: я в такой же ситуации. Мне хочется знать, что для Клинта я важнее всего остального. Слава богу, он всегда ставит меня на первое место.

— Вы думаете, я была не права? Вы полагаете, мне надо было остаться в Хьюстоне? Отвергнуть возможность работать с вами? — Паола знала, что в ее голосе звучит недоверие. Она-то считала, что Линда полностью согласится с ней.

— Не думаю, что следовало рубить сплеча, — задумчиво сказала Линда. — Я только пыталась тебе разъяснить, что на самом деле не важно, кто из вас прав. Дело в том, что он рассматривает твою поездку как угрозу вашим отношениям, и если ты его любишь, то должна была попытаться успокоить его.

Паола долго не отвечала. Лишь легкий плеск воды в бассейне нарушал тишину.

— И вы думаете, я должна была поговорить с ним, перед тем как уехать?

— Все, что я знаю, это то, что я имею десять золотых дисков и три платиновых, но ни один из них не поможет мне сохранить привязанность моих друзей. — Певица улыбнулась. — Конечно, я постарше тебя. Возможно, я смотрю на вещи немного по-другому.

— Да, но ваш муж помогает вам в работе.

Линда улыбнулась.

— Клинт мой второй муж, — мягко проговорила она. — С первым мы пробыли вместе недолго. Мне потребовалось несколько лет прожить одной, пока я поняла, что должна предложить какой-либо компромисс, если хочу сохранить наши отношения.

Паола недоумевала, о каком компромиссе говорит Линда, ведь Клинт всегда готов уступить.

— Клинт и я заключили соглашение, — сказала Линда. — С марта по август мы живем в нашем доме около Ноксвилла, где муж присматривает за нашими лошадьми и за ранчо. Потом, с сентября по февраль, наш дом здесь, где находится моя студия.

— Это помогает?

Да, помогает, потому что мы привыкли к такому образу жизни, даже если время от времени меняем условия соглашения. Помогает, потому что мы готовы уступить друг другу. — Она снова улыбнулась. — Это помогает, потому что мы очень любим друг друга и не хотим терять то, что обрели.

Несколькими часами позже, лежа в своей комнате, Паола смогла поразмышлять над словами Линды.

Стоило ли быть с Мэттом столь категоричной? Должна ли она была усмирить свою гордыню и позвонить ему? Может быть, и он думает о том же? Да, он слишком горд и упрям. Возможно, он устроил скандал в порыве ярости, а затем, успокоившись, передумал?

Внезапно Паоле очень захотелось поговорить с Мэттом. Сказать, что жалеет об их размолвке, о причиненной друг другу боли. Лучшего времени не найти. Канун Нового года время начать все сначала.

Она подняла трубку телефона. В Хьюстоне было всего шесть часов. Она набрала знакомый номер и стала ждать. Сердце стучало все сильнее. Что, если он охладел к ней? Что, если не захочет даже разговаривать? Преодолей, уговаривала она себя, переступи через свою гордыню. Да, в чем-то она похожа на свою мать. Но волнения оказались напрасными. Длинные гудки. Она положила трубку. Его не было дома.

В конце концов, чего она ждала? Был канун праздника. Он ушел на вечеринку или еще куда-нибудь и скорее всего с какой-нибудь женщиной, с какой-нибудь первой попавшейся женщиной. С какой-нибудь блондинкой — может быть, с той, которая только и ждет, чтобы он ее позвал. У нее же впереди блистательная карьера. Возможно, Мэтт с его консерватизмом и упрямством только мешал бы ей. Так что все сложилось к лучшему.

Сотый раз за этот вечер. Мэтт раскаивался, что пришел сюда. Человек должен встречать Новый год с кем-то, кого он любит, или один, угрюмо думал он. Но Рори настоял, и теперь Мэтт был здесь, лишь бы не сидеть дома.

— Мэтт, — обратилась к нему Сара, — ты мог хотя бы постараться изобразить, будто отлично проводишь время. — В глубине ее голубых глаз мерцала усмешка.

— Извини, Сара. Я не знаю, что со мной, происходит в последнее время. У меня нет желания веселиться.

— Все нормально. Не волнуйся, — усмехнулась она. — Давай потанцуем. Это же Новый год. — Она взяла его за руку, вытаскивая на середину комнаты, которую Рори превратил в танцплощадку. — Хорошая вечеринка? — спросила она.

— Да, — вяло согласился Мэтт. Он был совсем не в настроении. Эти последние дни не развеяли грусти. Он обнял Сару, они медленно закружились под спокойную музыку.

Прошло десять дней с тех пор, как он ушел из дома Паолы, десять дней с тех пор, как он видел ее последний раз.

Кто-то тронул его за плечо, Сара отпрянула от него.

— Мэтт, тебе звонят, — сказал Рори.

Мэтт нахмурился. Кто бы это мог ему звонить? Никто не знал, что он здесь.

— Это твоя мать, — пояснил Рори. — Ты можешь пройти в мою спальню, там тише.

Господи, что ей нужно? Она умеет надоедать, как никто другой.

Мэтт закрыл за собой дверь спальни и поднял трубку.

— Мама? — Он услышал щелчок и догадался, что Рори поднял трубку другого телефона.

— Мэтт? О Мэтт, слава богу, я нашла тебя!

Голос матери звучал странно. Возникло недоброе предчувствие.

— Что случилось, мама?

— Твой отец, он…

Его пронизала острая тревога.

— Папа? Что случилось с папой?

— О, Мэтт. — Она задыхалась и всхлипывала. Теперь он знал, почему ее голос звучал так странно. Это была истерика. — Я так боюсь. У твоего отца сердечный приступ. Он… он себя плохо почувствовал, когда сегодня вернулся с работы, и…

— Подробнее расскажешь потом, — оборвал ее Мэтт. Сердце глухо стучало. — Откуда ты звонишь?

— Из Центральной больницы: Они положили его в реанимационное отделение. Я звоню с дежурного поста.

— Я сейчас приеду.

Рори не отпустил Мэтта одного. А у Мэтта не было сил спорить. Все, чего ему хотелось, — это поскорее добраться до больницы и самому узнать, в чем дело? Он был напуган, как никогда.

Когда он и Рори вышли из лифта, их ждала Бетти Норман. Ее глаза опухли от слез, лицо изменилось. В первый раз в жизни он увидел, что его мать уже пожилая женщина. Сегодня вечером у нее не было времени подкраситься и переодеться: она была в черных брюках и простом зеленом свитере. Ее руки дрожали.

— О, Мэтт, я не хочу его потерять… — выдохнула она.

Глаза Мэтта затуманились. Он чувствовал себя совершенно беззащитным.

— Ну-ну, миссис Норман… Мэтт, — успокаивал Рори. — Пойдемте и сядем вон там.

После того как все трое сели в приемной, мать Мэтта рассказала, как все произошло.

— Я только что приняла душ, — начала она дрожащим голосом. — Твой отец лежал, и я тронула его за плечо, хотела сказать, что пора собираться на работу. Она теребила платок в руках, затем всхлипнула и вытерла глаза. — Он… он казался таким усталым, я даже сказала, что ему лучше остаться дома. — Она посмотрела на Мэтта умоляющими глазами. — Я думала, это просто простуда.

Мэтт взял ее холодную руку. Он никогда не видел свою мать убитой горем. В самом деле, он едва ли мог припомнить, чтобы она когда-либо раньше плакала.

— Все будет хорошо, все будет хорошо, — сказал он, неуклюже похлопывая ее по руке. Мать всегда казалась такой сильной. Теперь она выглядела слабой и растерянной. Она начала плакать, ее хрупкие плечи сотрясались.

— О боже, я не хочу потерять его!

Мэтт обнял ее, в горле застрял ком. Ему тоже хотелось плакать.

— Пожалуйста, успокойтесь, миссис Норман, — утешал ее Рори, и Мэтт благодарно взглянул на друга.

— Я… я помогла ему подняться, и вдруг у него закружилась голова. Тогда я снова стала настаивать, чтобы он остался дома. «Прекрати спорить! — воскликнул он. — Со мной все нормально». — Она прикусила губу, и Мэтт испугался, что мать сейчас разрыдается, но после тяжкого вздоха, она продолжала: — Он пошел в ванну принять душ, а я начала сушить волосы. — Бетти всхлипнула. — Я слышала, как он включил воду. Затем, через несколько минут, мне показалось, я услышала странный удар, но фен так шумел, что я не придала этому значения. — Глаза снова наполнились слезами. — О боже, я никогда не прощу себе, если он умрет! Если бы не этот чертов фен…

— Мама, прекрати терзать себя. Пожалуйста, расскажи, что произошло потом, — попросил Мэтт.

— Когда я выключила фен и начала одеваться, то поняла — что-то стряслось: так долго твой отец никогда не был в душе.

Родители постоянно читали Мэтту нотации о расходе воды и необходимости считаться с интересами окружающих. «Я могу помыться за пять минут», — любил повторять отец.

Как бы хотел Мэтт услышать сейчас эти наставления.

— Я… открыла дверь ванной и позвала его. Он не отвечал. В конце концов, я отдернула занавеску. И о боже! Он лежал там, на дне ванны. — Бетти закрыла глаза, лицо побледнело. Мэтт испугался, что сейчас она упадет в обморок.

— Держись, мама, — сказал он, снова обнимая ее.

Все ее тело тряслось.

— О, Мэтт, я позвонила в «скорую» и попыталась сама привести его в чувство. Потом приехали врачи и привезли нас обоих сюда… Это было ужасно. Я так испугалась.

Взгляды Мэтта и Рори встретились, у обоих в глазах светилось беспокойство.

Паола звонила Мэтту домой в два часа ночи, потом в четыре часа утра и опять в шесть.

Но телефон не отвечал.

Единственный вывод, который она могла сделать, был таким: Мэтт не терял времени даром. Он на ночной вечеринке, убеждала себя Паола. Ну уж нет. Мэтт не любит вечеринки, тут же возражала она себе самой. Он сторонится всяких сборищ.

Наконец к семи часам ей удалось уснуть. Проснулась она в полдень с сильной головной болью и больным горлом.

Когда она вошла в светлую просторную кухню Линды, та взглянула на нее и сказала:

— Ой-ой-ой. Совсем плохо? Я позвоню в аэропорт и узнаю, когда ближайший рейс на Хьюстон?

— Я вряд ли выдержу до середины месяца.

— Дорогая, если тебе нужно, ты должна ехать…

— Мне надо уладить свою личную жизнь, иначе я не могу сконцентрироваться на музыке. Вы меня понимаете?

Линда кивнула, ее глаза смотрели нежно и понимающе.

— Дорогуша, я все прекрасно понимаю. Позвони, когда прояснятся твои отношения с любимым, и мы придумаем что-нибудь. Что-нибудь, что сделает всех счастливыми: тебя, меня, твоего парня и… — она усмехнулась, протянула руку к руке Клинта, а тот оторвал взгляд от бекона с яичницей и улыбнулся ей, — моего парня, — закончила Линда.

Паола обняла ее. Затем позвонила в авиакассу. Ей сказали, что если она прибудет в аэропорт к двум часам, то будет в Хьюстоне к ночи.

— Прекрасно.

В этот же день Линда и Клинт стояли с ней в вестибюле маленького Кантсвиллского аэропорта. Паола благодарила обоих.

— Не унывай, дорогая, мы тебя любим. У нас с Клинтом нет детей, и ты нам стала как дочь, — призналась Линда. Ее белокурые волосы упали на лицо, и она отбросила их назад. Улыбка озарила ее лицо.

— Согласен, — протянул Клинт. — Ты можешь приехать к нам в любое время. И твой друг тоже.

Потом Линда обняла ее, и Паола сердечно ответила ей тем же.

— Удачи, дорогая. Дай мне знать, как все обернется.

— Ладно, — пообещала Паола.

Когда прозвучало сообщение о посадке в самолет, она мысленно задала себе вопрос, что она найдет, приехав в Хьюстон? Захочет ли Мэтт ее сейчас видеть? Согласится ли принять компромиссное решение для них обоих? Может быть, уже слишком поздно?