Не может быть! — твердил Фрэнк, потрясенный гибелью веселого рыжеволосого парнишки. Фрэнк повидал немало смертей, но неожиданная смерть ребенка потрясла его.
— Он был… совсем еще…
— …Ребенком, — закончила Ниниан. — Но сейчас я волнуюсь о своей крошке. Она так любила этого мальчонку.
Джейн, милая моя Джейн, что же я с тобой сделал, подумал он. Что сделал? Воткнул нож в сердце и повернул его. Фрэнк напрочь забыл обо всем, все померкло перед мыслями о невыносимых душевных страданиях Джейн.
— Я… сам отнесу ей поднос.
Ниниан колебалась.
— Разрешите. Я должен… — бормотал Фрэнк, с трудом подбирая слова.
Но Ниниан, казалось, все поняла и с готовностью протянула ему поднос.
— Тогда я пойду к себе. Скажите ей: если что-нибудь понадобится, пусть позовет. Спокойной ночи, сэр. — И Ниниан удалилась.
Фрэнк волновался, как перед сражением. Джейн, без сомнения, выставит его за дверь. Он готов к этому. Но все же не отступит.
Фрэнк подошел к лестнице и увидел, что в библиотеке горит свет, а дверь открыта. Конечно, подумал он, где же еще она может скрываться, когда ей плохо? Фрэнк вошел в библиотеку и недоуменно огляделся — там никого не было. Поставив поднос на стол, он подошел к закрытой двери ванной и тихо постучал. Оттуда раздался слабый стон. Он рванул дверь и увидел сидящую на полу возле раковины Джейн.
Фрэнк бросился к ней и опустился на колени, но она сделала слабый жест рукой, пытаясь отстранить его. Полотенце, в которое она зарылась лицом, дрожало в ее руках. Джейн бил озноб, ей нездоровилось. Это было так же ясно, как то, что она не хотела его видеть.
Но ему было все равно. Он поднял ее на руки и, невзирая на град ударов, причем довольно чувствительных, которыми осыпала его Джейн, понес ее в библиотеку.
— Не трогай меня… пусти… пусти!..
— Тише, не волнуйся…
Он нес ее осторожно, как ребенка. Джейн перестала биться в его руках и лишь тихонько стонала. Фрэнк бережно опустил ее на просторный диван, сам сел рядом.
— Не надо…
— Тихо, глупышка, — нежно сказал Фрэнк, усаживая ее к себе на колени. — Знаю, ты не хочешь меня видеть, презираешь меня, но тебе нельзя быть одной, сейчас, по крайней мере.
Джейн извивалась в его объятиях, пытаясь освободиться, но Фрэнк крепко держал ее.
— Ну успокойся же, малыш!
Ласковые слова вырвались у него совершенно непроизвольно, но, к удивлению своему, он почувствовал, что она замерла в его объятиях. Правда, всего на одно мгновение.
— Убирайся, Фрэнк. — Она сказала это тихим, усталым голосом, полным страдания.
Фрэнк понял, что потерпел поражение.
— Ты была права — наши отношения зашли слишком далеко. И ты не можешь простить себе такого легкомысленного поступка, или, точнее «временного увлечения», как ты изволила выразиться, — обреченно, как бы подводя итог, проговорил он.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась Джейн.
— Я нечаянно подслушал твой разговор по телефону.
— По телефону?
— Не притворяйся, Джейн! Тебе стало стыдно, что ты сошлась с человеком не твоего круга. Скомпрометировала и себя, и Мартина.
— Фрэнк, опомнись, что ты говоришь?
— Не оправдывайся. Я тебя ни в чем не виню: между нами и в самом деле пропасть. И возможно, связь со мной — самая непростительная ошибка в твоей жизни. Да и в моей тоже. Я не имел права прикасаться к дочери Мартина Ренкли. Я понимал это, но мое чувство оказалось сильнее доводов разума.
— Ты… слышал тот разговор?
— Так уж получилось, — сказал он, чувствуя себя неловко. — Я искал тебя, чтобы… извиниться. Понимаешь, я слишком поздно догадался, что стал первым мужчиной в твоей жизни. Знай я об этом раньше, все было бы по-другому. Мне нет прощения, Джейн.
— Боже милостивый! Фрэнк! Я говорила о Джоне!
Фрэнку показалось, что он ослышался.
— О Джоне?
— Ну да. Пьяный Джон ввязался в драку в каком-то кабаке. Моя подруга узнала об этом и позвонила мне. Она думала, что мы… встречаемся. — Джейн перевела дыхание. — Вот что я имела в виду, когда сказала, что позволила ему зайти слишком далеко.
— Ты… Так это и было твоей ошибкой?
— Конечно. — Джейн смахнула слезу. — А ты подумал, что я говорила о тебе?
Фрэнк молча кивнул.
— И ты на это намекал, когда говорил о… моих многочисленных поклонниках?
— Я решил, что ты отдалась мне из жалости.
— О Фрэнк, какую злую шутку сыграла с нами судьба! — И Джейн горько заплакала. — Нет, нет, — говорила она сквозь слезы, — ты не ошибка, ты самое прекрасное, что подарила мне жизнь, Фрэнк Беррингтон!
— Джейн, любимая, прости меня за все: за то, что я подслушал тот телефонный разговор, за все грубости, которые я наговорил тебе, за глупый сарказм. Прости!
Она подавленно молчала, глядя ему в глаза:
— Ты сказал… что хотел извиниться?
— Джейн, произошло трагическое недоразумение. Я почувствовал себя преступником, когда понял: я первый мужчина в твоей жизни.
— Мне приятно, что ты был первым, — смущенно улыбнулась Джейн.
— Но я был в полном смятении. Когда я представил, что ты подарила мне… — Он вдруг забыл все слова. — А я оказался толстокожим и был непростительно груб с тобой…
— Это не твоя вина. Но ты сказал, что не был уверен… сможешь ли после…
— Джейн, забудь об этом! Это была дешевая бравада, непростительная пошлость. Как только я увидел тебя, то сразу понял: я — полноценный мужчина, способный на безумную, безудержную страсть. — Собравшись, как перед атакой, Фрэнк продолжал: — Ты была в тот день в легком золотистом одеянии с распущенными волосами, похожими на струящийся шелк, словно сошла с картины эпохи Возрождения. Но когда я взглянул в твои янтарные глаза, то понял, что пропал, влюбился без памяти.
— О Фрэнк, дорогой, — счастливая Джейн крепко обняла его, — все так нелепо. Я никак не могла понять, что случилось. Я думала, может быть, та ночь… может быть, ты был… разочарован…
— Разочарован? Да я просто сходил с ума, я пылал как факел. Как ты думаешь, почему я… не смог справиться с собой?
— Я не поняла… — Она покраснела. — Но я была безмерно счастлива на следующее утро, а потом…
— Скажи мне, что было потом? Я боялся, что ты возненавидишь меня.
Джейн покачала головой.
— Я не смогла бы возненавидеть тебя, даже если бы очень хотела. Для этого нужно разлюбить, а это не в моих силах. Не только браки, но и любовь освещается небесами.
Фрэнк крепче прижал ее к себе.
— Мне все время казалось, что ты продолжаешь страдать. Какое-то шестое чувство подсказывало мне: что-то в ту ночь не так, что-то не до конца сложилось между нами. — Он нежно коснулся губами ее волос.
— Почему же ты просто не спросил?
— Сам не знаю. Глупость, растерянность… Скорее всего — гордость.
Джейн опустила голову ему на плечо, и Фрэнк почувствовал ее теплое душистое дыхание.
— Джейн!..
— Прошу тебя, Фрэнк, люби меня, — взмолилась она. — Мне… так важно снова почувствовать себя женщиной, которую любят.
— Я боюсь… не хочу, чтобы ты снова испытала боль.
Джейн с легкой улыбкой посмотрела на него, и ее щеки зарделись.
— Этого больше не случится, я повзрослела, мистер Беррингтон.
Это был гортанный, низкий голос чувственной, уверенной в себе женщины. От былой скованности и девичьей робости не осталось и следа.
— Обещаю, теперь все будет хорошо.
Фрэнк погрузил свое лицо в пышное золото ее волос и слегка коснулся ее губ, но Джейн ответила ему жадным, страстным поцелуем: она прильнула к нему так, словно пила из целебного источника. Джейн ласкала его грудь легкими возбуждающими движениями, которые доводили Фрэнка до исступления. Она оказалась способной ученицей, быстро овладевшей древним искусством обольщения.
Джейн изнывала от сладострастного томления. И когда Фрэнк коснулся ее сосков, она в экстазе прогнулась под его теплыми сильными руками и сомкнула руки на его спине, но тут же в страхе разжала объятия, воскликнув:
— Твоя спина!..
— Я знаю, к этим рубцам нелегко прикасаться.
— О нет! — воскликнула Джейн, — Не в этом дело, я боялась причинить тебе боль.
— Твои волшебные прикосновения не могут причинить боль. Они вызывают совсем другие, сладостные ощущения.
Фрэнк снял с нее оставшуюся одежду, лаская каждое ее сокровенное местечко, покрывая поцелуями каждый дюйм ее великолепного тела, спускаясь все ниже и ниже.
— Джейн, — прошептал он, — позволь мне исправить недоразумение первой ночи. Я хочу доставить тебе истинное наслаждение, секретом которого владеет опытный и любящий мужчина.
И Фрэнк исполнил свое обещание: теперь он не был ни агрессивен, ни настойчив — он бережно и осторожно касался ее, длил чувственную истому, и Джейн таяла в его объятиях. Ее возбуждение нарастало, становилось нестерпимым. Она хотела — нет, жаждала! — Фрэнка каждой клеточкой своего тела.
— О Фрэнк, Фрэнк, я не могу больше! — стонала Джейн.
— Не торопись, дорогая. — Он прижался к ее жаждущей сокровенной плоти, и Джейн уже не принадлежала себе…
А потом они тихо лежали, спокойные и умиротворенные. И Джейн смотрела на Фрэнка глазами, полными восхищения и благодарности.
— Я не могла и представить, какое это блаженство принадлежать любимому мужчине.
Фрэнк еще сильнее обнял ее.
— И все равно я чувствую себя виноватым. Прошлой ночью тебе не пришлось испытать всю полноту утоленного желания.
— Поэтому ты и попросил… прощения? Потому что я не… — Она смутилась и замолчала.
Фрэнк кивнул.
— Я не должен был торопиться. Наша полная близость могла стать для тебя счастливым откровением. Будь я не так поглощен собой, я бы понял, — раскаивался он, но Джейн остановила его самобичевания, приложив палец к его губам:
— Забудь. Это уже в прошлом.
Однако Фрэнку хотелось выговориться:
— Все могло быть иначе. Но у меня никогда не было невинных девушек.
— Зато теперь есть.
— Да, пробел в моей биографии восполнен.
— Может… попробуем еще? — неуверенно спросила она. — Ты заслужил вознаграждение.
— О Джейн, ты сама щедрость!
И он получил обещанное вознаграждение: их любовный дуэт превзошел все возможное, все, отпущенное природой. Казалось, сам Эрос покровительствовал им, закружив в вихре страсти, унося все выше и выше, к небесам, где нет ни страданий, ни зла, а есть только любовь, любовь Мужчины и Женщины, дарующая Жизнь.
Они лежали молча, медленно спускаясь с небес, и земные заботы постепенно вторгались в их безоблачный рай. И, как ни старался Фрэнк отогнать их, пришлось вернуться к реальной жизни:
— Джейн!
— Что, милый?
— Мне очень жаль Джимми.
— У него была лейкемия.
Так вот оно что! Незаметный убийца подкрался неслышно и сделал свое черное дело.
— Его лечили всеми современными способами, — в голосе Джейн зазвучали слезы, — но эта болезнь пока непобедима. Врачи надеялись, что Джимми проживет еще несколько лет, и вдруг… Господи! За что?
— Ты хочешь сказать… Он умер не от лейкемии?
— Да нет же! На него наехал грузовик, просто вылетел неизвестно откуда и сбил его велосипед. Джимми был такой мужественный, — сквозь слезы шептала Джейн. — Умирая, он держал меня за руку и повторял, как рад, что Бой выиграл главный приз. А ведь он едва мог говорить. — Джейн вздрогнула. — Он взял с меня обещание, что я позабочусь о его лошади. Через пять минут его не стало.
— Господи, Джейн, какая трагедия! Я не знал… что ты была там.
— Его родители позвонили мне. Он хотел меня видеть.
— А я был таким толстокожим эгоистом!
— Ты ведь не знал этого.
— И все же мне нет оправдания.
— Прошу тебя, Фрэнк, не мучайся!
Фрэнк держал Джейн в объятиях, баюкая ее, словно ребенка. Мягкая дрема начала опутывать Джейн, но вдруг она вспомнила, что он собирался уйти, и встрепенулась:
— Пожалуйста, останься, — сквозь сон пробормотала она.
— Любимая, мне бы очень хотелось остаться. Очень! Но ты же знаешь, в любую минуту может войти Ниниан.
— Ну и пусть, меня это не волнует.
— Будет волновать, если Ниниан увидит нас голыми на этом диване и все поймет.
— Ну что же, мне нечего скрывать. Я не собираюсь утаивать нашу любовь. Пожалуйста, Фрэнк, не уходи!
Фрэнк сдался. Приподняв одеяло, он лег рядом с ней и погрузил свое лицо в пушистое облако ее волос, с трудом подавляя нахлынувшее желание. И в тот момент ни горькие воспоминания о выгоревшей унылой стране, ни жажда мести кровавому полковнику — ничто не могло омрачить его счастья. Даже смерть Джимми отступила куда-то в дальний уголок его сознания. Пусть это только одна ночь, один час, один миг, но в этом мгновении они существуют только друг для друга, и все прекрасное принадлежит им.
Джейн крепко прижалась к своему любимому, и тепло ее тела, превзошедшее в своей сладостной неге физическую близость, открыло ему еще одну истину: просто быть рядом — это тоже счастье, прекрасное, возвышающее душу чувство.
Фрэнк проснулся внезапно, его разбудил доносившийся из холла шум. Уже светало, и небо подернулось розоватой дымкой. Из-за горизонта всплывало неторопливое солнце.
Нужно скорее принять ванну, пока не появилась Ниниан, подумал Фрэнк.
Но встать он не успел. Дверь распахнулась, и он услышал мужской голос, окликающий Джейн. Фрэнк понял, что это начало семейной драмы, которая может положить конец их отношениям. В дверях стоял недоумевающий, взволнованный, негодующий Мартин Ренкли.