Эмма

Вечер я провела, принимая долгую горячую ванну, чтобы успокоить свое ноющее тело. На моих плечах и предплечьях появились новые синяки. От ключицы до горла тянулись следы укусов. Расчесываясь, я обнаружила в воде приличные пряди волос, которые он выдрал, трахая меня. Даже теперь я была удивлена тем, что мне нравилось видеть это. Синяки, которые, на первый взгляд, незнакомыми людьми могли быть истолкованы как нечто ужасное, для меня были словно маленькие временные трофеи, напоминающие о его удовольствии. Это был своего рода самообман.

Этот мужчина безумец. Но мне все равно.

У него инстинкты собственника. Он вспыльчивый. Мне по-прежнему все равно.

Он ревнив и груб. Берет то, что хочет, без страха и сожаления. И мне, черт возьми, все равно.

Я задремала, и моей последней мыслью было то, как мало меня заботило, что наши отношения строились на таком количестве совершенно противоестественного дерьма, что у любого психотерапевта взорвался бы мозг при попытке разобраться в этом.

Мои глаза распахнулись от звука закрывающейся двери. Подскочив на кровати, я не могла понять, прошло ли несколько часов или несколько минут. Посмотрела на часы на ночном столике. Два часа ночи. Место Бордена в кровати пустовало. Легкий шум заставил меня быстро повернуть голову в сторону ванной, и сердце в груди сжалось от страха. Я прислушивалась, внимательно наблюдая за дверью. По звуку, кто-то снял с себя одежду и бросил ее на пол. А потом послышался звук льющейся из душа воды.

Это Борден.

Ну, конечно.

Это не какой-то вооруженный мужик, замышляющий мое убийство или что-то в этом роде. Я присела на край кровати, вслушиваясь в каждое его движение. С момента, как он вошел в душевую кабину и до звука закрывающейся стеклянной двери, я практически не дышала. Интересно, где он был после того, как высадил меня? Не знаю, что могло его заставить пойти в душ сразу же по приходу домой.

И мое любопытство победило.

Я выскользнула из кровати, подкралась на цыпочках к двери ванной и прижалась к ней ухом. Слышно было едва различимое бормотание и ругательства, а потом наступила тишина. Я не очень понимала своих опасений, но пересилила их и повернула ручку. Дверь бесшумно открылась, и мой взгляд уловил его, стоящего в центре кабины под струями воды. Он был обнажен и яростно тер себя. Я уже было собралась позвать его по имени, когда увидела, что именно смывает с него вода и уносит в сливной водоворот. Моему мозгу потребовалось несколько полных секунд, чтобы понять это.

Кровь.

Я замерла как вкопанная, уставившись на красный цвет. Боже, красного было слишком много. Он ранен?

— Борден, — произнесла я в панике. Сердце билось с бешеной скоростью.

Он обернулся, прищурившись.

— Что ты здесь делаешь?

— Почему с тебя течет кровь? — я быстро зашла в ванную комнату, открыв дверь душевой кабины, чтобы лучше разглядеть его красные руки.

— Возвращайся в постель, Эмма, — приказал он.

— Ты ранен.

— Нет.

— Ты весь в крови!

— Это не моя кровь.

Я замерла, мои широко открытые глаза встретились с его безучастными голубыми. Я почувствовала, как кровь стекает по моему лицу, и представила себе, на что была похожа — вся бледная и в шоке. Он не хотел встречаться с моим вопрошающим взглядом. Вместо этого отвернулся и продолжил мыться, как будто ничего не произошло и меня просто не было рядом. Но я знала, что краем глаза он наблюдал за мной. По скованности в его плечах и по медленным движениям рук я поняла, что он травмирован.

— Что случилось? — тихо спросила я, стараясь сдержать тошноту при виде крови, стекающей в водосток.

Он не ответил.

— Я не уйду, пока ты не ответишь мне, Маркус.

Я закрыла стеклянную дверь и села на унитаз, пристально наблюдая за ним. Он продолжил ополаскиваться, вычищать под ногтями грязь, поглядывая на меня каждые несколько минут. Я ждала. Когда он, наконец, закончил и вышел, то не стал заморачиваться с полотенцем, а встал передо мной — мокрый, борода отросла на несколько сантиметров, завитки волос прилипли ко лбу, вода ручейками стекала по лицу. Он весь блестел, его черно-серые татуировки на груди контрастировали с загорелой кожей.

— Мы идем спать, — просто сказал он. — Пойдем.

— Нет, — упрямо ответила я. — Что произошло?

Он сжал руку в кулак, как для удара. Я уловила это движение, и мой взгляд заметался между кулаком и его сердитым лицом. Он никогда не причинит мне боли.

— Маркус, — прошептала я, заметив, как его тело начало дрожать — это говорило о том, что он был во власти гнева. Я почувствовала, как во мне поднимается страх, и напоминала себе снова и снова, что он никогда не причинит мне боли. Он не такой. Хотя и пугал меня, находясь в такой ярости. Я нерешительно протянула к нему руку.

— Маркус, — сказала я мягким тоном, — все хорошо.

Он взял меня за руку и опустился на колени передо мной, глядя совершенно отрешенным взглядом, который я не могла прочитать.

— Прости, — быстро извинилась я, прижав ладонь свободной руки к его лицу. — Я не должна была давить. Прости. Ты не обязан говорить мне. Не сердись, Маркус. Оно того не стоит.

Он не отреагировал на мои слова. Он был так далеко. Что-то пошло не так, и я не знала, как это исправить. Я высвободила руку, положила ее ему на лицо и стала гладить по бородатым щекам, изо всех сил пытаясь рассеять его гнев своими прикосновениями.

— Эй, — продолжала я, — не уходи далеко от меня. Вернись.

Каждый раз, когда он отворачивался, я повторяла свои слова, пока не заставила его взглянуть на меня. Мы смотрели друг на друга, кажется, целую вечность, пока его гнев медленно не стал отступать. Его взгляд прояснился, и он по-настоящему посмотрел на меня. Я мягко улыбнулась.

— Вот так. Вот этого мужчину я люблю.

Он резко вдохнул от моих слов, синева его глаз стала ярче.

— Я устал от этого, — хрипло сказал он. — Я так сильно устал от этого.

— Устал от чего, Маркус?

— Устал смывать кровь со своих рук.

Я с трудом сглотнула, услышав боль в его голосе.

— Все хорошо.

— Это не хорошо, — ожесточенно ответил он, его губы задрожали. — Это охуеть как не хорошо. Не могу больше этим заниматься. Я думал, что окаменел. Думал, что не могу ничего чувствовать, но сегодня ночью после каждого удара я чувствовал, как внутри что-то разрывается. Я чувствовал эту боль, скручивающую мои внутренности. Эту гребаную жалость, от которой не мог отделаться. Блядское осознание того, что я продолжаю делать со всеми людьми, вставшими у меня на пути: борюсь с ними, мучаю их, убиваю их, хороню их, и смываю их с моих рук. Смываю кровь. Смываю совсем, но она по-прежнему везде. Я вижу красный повсюду и не могу остановиться. Я ни хрена не смогу остановиться, пока не найду этого ублюдка и не разорву его.

Его трясло. Лицо побледнело, губы посинели. Я быстро схватила полотенце с крючка за дверью и обернула вокруг его ледяного тела. Боже, его кожа была совершенно холодной, словно он мылся в ледяной воде.

— Давай уложим тебя в кровать, ты устал, — сказала я, потрясенная его словами. — Мы поговорим об этом завтра, когда твои мысли прояснятся.

Он схватил меня за плечи, крепко сжав их.

— Ты меня не слушаешь! Мне придется заниматься этим всю мою гребаную жизнь, Эмма.

— Тогда остановись.

— Я не могу просто взять и остановиться. Люди вроде меня не могут. Я увяз в этой власти, увяз в борьбе за то, чтобы остаться наверху. Стоит мне отвлечься, и я — долбаный труп. Ты слышишь меня?

— Да, я слышу тебя.

— И ты все еще хочешь остаться? Все еще хочешь быть рядом с гребаной мишенью всю свою жизнь?

— Маркус…

— Ответь мне!

— Да! — выкрикнула я, слезы обжигали глаза.

— Почему?

— Потому что я люблю тебя.

Он опустил руки и рухнул на пол, привалившись спиной к стене. Откинув голову назад, он посмотрел в потолок, и очередная волна злости сотрясла его. Минуты шли в полной тишине. Я наблюдала за ним каждую секунду и задавалась вопросом, какого черта должно было произойти, чтобы довести его до такого.

— Твоя бабушка была права, — наконец, с горечью прошептал он. — Я не смог защитить Кейт. Как, черт возьми, я смогу защитить тебя? Как я смогу спасти тебя от всего этого дерьма, Эмма?

Я покачала головой. Он не понял.

— Ты можешь защитить меня, и ты делаешь это. Грэм и Хоук никогда тебя не подведут. У тебя не было поддержки в том, что ты делал сегодня. И я знаю, во что ввязываюсь. Я добровольно соглашаюсь на такую жизнь. Это просто… Я делаю это, потому что хочу быть с тобой, и… я не хочу быть спасенной, Маркус. Я просто хочу быть любимой.

Он выглядел беззащитным. Разбитым. Сомневающимся. С трудом сглотнув, он сказал:

— В те годы, когда я был наркоманом, я действительно убивал людей и после этого кололся. После смерти Кейт это перестало помогать. Вот почему мне нужен Хоук. Рядом. Он всегда был рядом, чтобы сделать все чисто, когда ситуация становилась совсем дерьмовой. Он заставил меня отказаться от героина. Он оставлял для меня чистые убийства, а всю грязную работу поручал своим парням. Сегодня я был без него — пытал парня — и у меня не было никакого способа избавиться от этого ощущения, — Борден сделал паузу и, наконец-то, посмотрел на меня. Внутренняя борьба, отразившаяся на его лице, разрывала мне сердце. — И теперь здесь ты. Ты видишь мою уродливую сторону, видишь меня такого, абсолютно, блядь, открытого — мужчину, смывающего со своих рук чью-то кровь, и все еще остаешься рядом. Ты… не сбежала в ту же секунду, и, бьюсь об заклад, у тебя даже не возникло такой мысли.

Я сморгнула навернувшиеся слезы.

— Нет.

— Потому что ты любишь меня.

— Да.

— Блядь, — он покачал головой, его лицо исказилось от боли. — Ты разрываешь и обнажаешь мое сердце. Ты, черт возьми, рвешь его на части, Эмма.

— Ты предпочел бы, чтобы я этого не делала?

— Я стал зависим от этого, куколка. Я чертовски люблю тебя за это. Чертовски люблю каждый миллиметр тебя, и ни одного из этих миллиметров я не заслуживаю.

Сердце сжалось в моей груди, а голова пошла кругом от его слов. Я быстро придвинулась к нему и обвила своими руками его торс. Прижимала к себе его холодное тело, прижимаясь лицом к его груди, и молча плакала. Как много это значило для меня! Он любит меня. Это были слезы счастья.

Он обнял меня, успокаивая, хотя я первая должна была успокаивать его после такого срыва.

— Нас преследует страшный человек, Эмма, — очень серьезным тоном сказал Маркус через несколько минут. — Он очень силен.

— Кто он?

— Его зовут Терри Маллиган, и он очень могущественный. Лет десять назад он был хозяином улиц. Потом его посадили за убийство, когда кто-то из своих сдал его.

— Ты никогда не слышал о нем?

— В городе было так много банд, и я не копал так глубоко в прошлое — для этого не было никаких оснований. Меня заботило настоящее.

— Зачем он вернулся?

— Он вышел из тюрьмы. У него было два пасынка, потихоньку продолжавшие его дело, пока он был за решеткой. Они достаточно успели сделать, ожидая, пока их старик выйдет на свободу. Оказалось, за ним стоит много людей, которые ждали его. А это значит, что у него где-то припасено очень много денег.

Я непонимающе нахмурилась.

— Почему он напоминает о себе таким образом?

— Эти его пасынки — те самые братья, которых я порешил за убийство Кейт.

— О, Боже мой, — прошептала я.

— Он хочет отыметь меня. Он использует тот же почерк, что и его пасынки применили тогда ко мне. Он жаждет мести, и у него есть свои способы. Он хотел, чтобы человек, оскорбивший его, оставался неприкосновенным, чтобы, выйдя на свободу, иметь возможность убить его лично. И он сделает это по-своему. Он часами выслеживает жертву, потом медленно выпускает ей потроха. У него патологическое влечение к пыткам. Он делает это медленно, растягивая на несколько недель, пока человек не ослабевает настолько, что едва может двигаться. А затем он отпускает его и охотится, как на животное. Ему нравится играть, и это такой пиздец, что даже я не могу себе представить.

Я почувствовала, как желчь поднимается к горлу от возникших после его слов картинок в голове.

— И то же самое он хочет сделать с нами?

— Не думай об этом — этого не произойдет. Когда дойдет до дела, он захочет занять мое место. Если ему удастся свалить меня, он заберет мой бизнес и расплодит хренову гору безработных. Но этого не произойдет. Я не позволю ему.

Я отстранилась и посмотрела на Бордена, не в силах побороть свой страх.

— Что мы будем делать?

— Я собираюсь добраться до него, а ты собираешь свои манатки и сваливаешь отсюда, пока я его не найду.

Я застыла, рот буквально распахнулся от шока.

— Что?

Он медленно кивнул.

— Я не могу допустить, чтобы ты пострадала, Эмма.

— Я не хочу быть вдали от тебя.

— А какие у меня варианты?

— Оставь меня рядом.

— Нет.

Я отодвинулась от него, чувствуя, как горячие злые слезы текут по лицу.

— И куда ты собираешься отправить меня? К этим вонючим байкерам? Они изнасилуют меня, Борден.

— Они даже пальцем тебя не тронут.

— Я не доверяю им, — вскипела я. — Если этот псих захочет добраться до тебя, то им-то что до этого? Для них это очередной парень, через которого они будут вести свой бизнес. Я не настолько важна…

— Ты думаешь, что этот мудак убьет меня, но этого не случится. Я крепкий орешек, куколка. Мое убийство потребует огромнейших усилий, потому что я собираюсь жестоко биться. Байкеры меня не касаются. Я знаю, кто отвечает за свои слова, и Гектор не подведет меня.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что Хоук уверен в этом. И ты была права насчет того, что я чувствую к своим парням. Грэм и Хоук для меня тоже очень много значат, но я был слишком высокомерен, чтобы признать это. Хоук мне как брат, невзирая на то, что он трахает тебя своими глазами. Я верю ему, поэтому доверяю его мнению. Байкеры не причинят тебе вреда.

Я только покачала головой, опустошенная таким поворотом событий. Мне не хотелось никуда уезжать. Я не хотела оставлять бабушку. Казалось, он прочитал мои мысли.

— Твоя бабушка тоже будет под присмотром.

— Ты собираешься и бабушку отправить к байкерам, Борден?

— Нет, для старой упрямицы я придумаю что-нибудь другое.

— Она не сдвинется с места, если ты попросишь ее об этом.

— Я не буду просить — у нее просто не будет выбора.

— Я не уеду, — вызывающе ответила я. — Ты не можешь просто отослать меня, как часть собственности.

— В глазах всех остальных ты — моя собственность, — сухо ответил он. — И ты поедешь.

О, как он меня бесит! Не знаю, что лучше: ругаться на него или умолять изменить свое решение! Он совершенно непробиваем, если решил для себя что-то. И этим что-то было отправить меня отсюда. Не в силах скрыть горечь в голосе, я выдавила:

— И когда же ты собираешься отослать свою собственность?

— Скоро.

— Как скоро?

— Пока не знаю.

Его сраные расплывчатые ответы. Я проглотила свою печаль и требовательно спросила:

— Ты будешь навещать меня?

— Да.

— Как часто?

Его губы расплылись в восхитительной улыбке:

— Посмотри на себя. Ты не можешь побыть вдали от меня, словно я для тебя кислород или что-то в этом роде.

Я раздраженно прищурилась от его слов и почти беззвучно произнесла:

— Так и есть.

Он протяжно выдохнул, его улыбка исчезла.

— Я знаю, куколка. Знаю, потому что и ты являешься для меня тем же.

Слеза скатилась по моей щеке, и он с трудом сглотнул, наблюдая, как она скользит по моей щеке. Маркус жестом попросил меня придвинуться ближе и тихо сказал:

— Иди сюда, красавица. Дай я обниму тебя.

Я подползла к нему, и он обвил меня своими руками, прижимая ближе и говоря, что все будет хорошо. Но я так не думала. Во мне чувствовалось какое-то шевеление, тревожное чувство, от которого болело все внутри.

Это было затишье перед бурей.