«…Сегодня утром представитель полиции подтвердил, что все силы брошены на поиски убийцы. Причина преступления остается пока неизвестной, и полиция просит всех граждан, которые видели или слышали что-либо подозрительное, обращаться…» Голос диктора доносился через чью-то открытую дверь.

Она зажмурилась, словно пытаясь отогнать мысли об этом ужасном убийстве. Она не хотела о нем думать. В ту минуту по крайней мере.

Опираясь на перила, она продолжала медленно подниматься по лестнице, стараясь не обращать внимания на зародившийся в сердце страх.

Наконец она остановилась перед дверью квартиры на верхнем этаже. Чуть замялась в нерешительности. Внимательно осмотрелась по сторонам, но безлюдная лестничная площадка не развеяла ее страхов. Зазвонивший за дверью телефон заставил ее вздрогнуть. Она прислушалась, но к аппарату никто не подошел — он продолжал звонить. Внизу хлопнула дверь, и в то же мгновение звонки прекратились.

Наступила тишина.

Она нерешительно постучала. Стук глухим эхом раскатился по лестничной площадке.

Она снова огляделась. Вокруг не было ни души. Порывшись в сумочке, достала ключ. С колотящимся сердцем вставила его в замочную скважину. Ее так и подмывало броситься наутек.

Отомкнув дверь, она ступила внутрь. В квартире было темно, несмотря на то что на улице ярко сияло солнце. Все шторы были плотно задернуты.

Она громко спросила, есть ли кто дома, но не дождалась ответа.

Прижимаясь к стене прихожей, она прокралась к двери спальни. Осторожно прикоснулась к ней, но, осознав, что робость лишь заставляет сильнее нервничать, решительно толкнула дверь рукой и вошла. В спальне было пусто.

Судорожно сглотнув, она осмотрелась. И здесь шторы были задернуты.

Она вернулась в прихожую. Несколько шагов, и она очутилась на кухне. Снова подала голос, но вновь ей никто не ответил.

Окно было открыто. С подоконника соскочила кошка и тут же принялась тереться о ее ноги.

Затаив дыхание и пытаясь не обращать внимания на гулко колотящееся сердце, она наклонилась и погладила животное.

Внезапно телефон задребезжал снова. Подхватив кошку, она опустила ее на стул и быстро направилась в гостиную. Уже не таясь — телефонные звонки приободрили ее, — она распахнула дверь.

В тот же миг она издала дикий крик. Она кричала и кричала без остановки, а телефон продолжал звонить.

 

Глава 1

— Ну-ка повтори, Кэтрин Кэллоуэй! Я просто ушам своим не верю! — воскликнула Элламария.

— Ты все прекрасно слышала, — хохотнула Кейт, но ее глаза были серьезны.

Элламария посмотрела на Дженнин, словно ища подтверждения у нее. Однако ее подруга только усмехнулась и пожала плечами.

— Ты меня не разыгрываешь, Кейт? — подозрительно осведомилась Элламария.

Кейт помотала головой и подлила им еще вина.

— А разве он?.. В том смысле, что… Я просто не могу поверить. Мы ведь о Стивене Френче говорим, верно? О том самом Стивене Френче!

— Разумеется.

— Но, Кейт, ведь он просто великолепен!

Кейт с улыбкой откинулась на спинку кресла, делая вид, что изучает свои ногти.

— Мм-да, — промурлыкала она. — Он и сам так полагает.

Элламария снова посмотрела на Дженнин.

— У этой женщины больше года не было мужчины, а теперь она отвергает самого Стивена Френча! Да не сиди же как истукан — поговори с ней. Скажи хоть что-нибудь.

— Что, например?

— Сама не знаю. Да что угодно. — Элламария перевела взгляд на Кейт. — Вот что мне непонятно, так это — почему? После многих месяцев воздержания ты ведь, казалось бы, просто на стенку лезть должна!

Кейт визгливо захихикала, а Элламария содрогнулась.

— И как ты только можешь смеяться, несчастная!

— По большому счету мне, конечно, не до смеха, — призналась Кейт. — Просто я стараюсь этого не выказывать.

— А вот я, — вмешалась Дженнин, отправляя в рот очередную фаршированную оливку, — считаю, что тебе есть чем гордиться. Не знаю, как бы поточнее выразиться, но… не бывает ли так, что после слишком затянувшегося воздержания внутри… м-мм, все затягивается? Тогда, Кейт, в день свадьбы ты снова окажешься девственницей. Представляешь?

— Дженнин! — с притворной укоризной воскликнула Элламария. — Прошу тебя, отнесись к этому посерьезнее!

Я считаю, что мы обязаны найти ей мужчину. Причем как можно быстрее. Черт побери, ведь если это продлится, она, чего доброго, на кобелей бросаться начнет!

— Ты все опошляешь, Элламария! — прыснула Кейт. — Не говоря уж о том, что у меня и собаки-то нет.

— Признайся, Кейт, ты ведь наверняка по ночам мечтаешь о настоящем мужике. Я права? — хихикнула Элламария.

Кейт запустила в нее диванной подушкой.

— Слушай! — вдруг воскликнула Дженнин. — А ведь у меня есть один на примете! Настоящий мужик.

— Который всегда готов? — хохотнула Кейт.

— Не знаю, всегда ли, но сегодня днем, когда мы вместе обедали, безусловно. Я собиралась, правда, приберечь его для себя. Но теперь… Тебе, пожалуй, это важнее. Чтобы потом не болтали, что я не делюсь с подругами самым сокровенным.

— Кто он? — спросила Элламария, — Или лучше спросить о размерах его достояния?

И они опять залились дружным смехом, пока наконец Дженнин, давясь от хохота, не рассказала о Джоэлс Мартине; по счастливому совпадению — а Кейт сочиняла роман — он оказался известным в Лондоне литературным агентом. Ведущая еженедельного телевизионного шоу, пользующегося огромной популярностью, Дженнин в последний раз брала интервью у него, а заодно и у писательницы Дианы Келси.

— Что ж, значит, мои верные подруги опять пропустили сегодняшнюю передачу, — со вздохом закончила она.

— Да время показа уж больно неудобное, — пожаловалась Кейт. — Я в этот час всегда… Стой, я ведь записала твое шоу на видак! — Она подскочила к видеомагнитофону. — Надеюсь, я не перепутала канал? Вот было бы обидно! — Она нажала кнопку перемотки и уселась прямо на пол. — Однако сразу предупреждаю: я посмотрю эту передачу только для того, чтобы полюбоваться па хозяйство твоего знакомца. Больше меня ничто не интересует. И думать не смей о том, чтобы нас познакомить!

— Но ведь ты уже заочно познакомишься, — возразила Дженнин. — Сейчас увидишь.

В дверь постучали, и Кейт бросила взгляд на часы.

— Это либо миссис Адаме — моя соседка сверху, которая вечно что-нибудь у меня занимает, либо Эшли.

Открыв дверь, Элламария с облегчением увидела перед собой Эшли; темные волосы молодой женщины прилипли колбу, воротник был поднят.

— Идет дождь, что ли? — спросила Элламария.

Эшли скорчила забавную гримаску и, стряхнув с зонтика воду, протянула его подруге.

— Ну, как прошло мероприятие? — спросила Элламария.

— А, не спрашивай, — махнула рукой Эшли, освобождаясь от мокрого пальто. — Не о чем рассказывать.

— Джулиан был?

— Нет, он в Париже.

— Но тебе сообщили результат? — спросила Элламария.

— Из «Ньюслинка»? Завтра. Меня очень волнует, не потеряем ли мы этот заказ.

— Не потеряете! — убежденно заверила ее Элламария. — А теперь пошли посмотрим порнуху.

— Что? — изумилась Эшли.

— Мужика с членом на изготовку, — хихикнула Элламария. — Специально для Кейт подобрали.

— Ничего подобного! — возмутилась Кейт, когда они вошли в гостиную. — Привет, Эшли. Ну, как прошла презентация?

— В данную минуту я предпочла бы стакан вина и порнуху, — ответила Эшли. — В целом все нормально.

— Внимание, девушки! — громко провозгласила Дженнин. — Приготовьтесь лицезреть будущего мистера Кэллоуэя.

Некоторое время все молча таращились на экран, а потом Эшли вдруг разразилась смехом.

— В чем дело? — полюбопытствовала Дженнин.

— Он изъясняется сплошными цитатами.

— Это признак начитанности. Как он тебе? — обратилась Дженнин к Кейт. — Как я уже говорила, я собиралась приберечь его для себя, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, готова уступить тебе.

— Что за обстоятельства? — осведомилась Эшли.

Дженнин посвятила ее в подробности свидания Кейт с печально знаменитым Стивеном Френчем.

— А мне почему-то казалось, что твоя книга посвящена похождениям сексуально озабоченной журналистки, — произнесла Эшли, лукаво глядя на Кейт.

— Ничего, воображение у меня богатое, — отрезала та.

— Но как же ты утоляешь свой голод? — не выдержав, спросила Элламария.

Кейт пожала плечами;

— Меня до сих пор не слишком тянуло, вот и все. — Она посмотрела на Дженнин. — Он просто лапочка. Как, говоришь, его зовут?

— Джоэль. Джоэль Мартин.

— И что — он хороший агент?

— А тебе что за дело? — насмешливо спросила Дженнин. — Впрочем, раз уж ты настаиваешь, то да. Так по крайней мере он сам заявил. Да и писательница, которую он привел с собой, осыпала его дифирамбами.

— И когда же ты сможешь затащить его сюда? — с усмешкой спросила Кейт.

— Ну, раз он тебе не нравится, выкинь его из головы.

— Дженнин! — взвилась Кейт. — Порой меня так и подмывает тебя отшлепать…

Дженнин захихикала.

— Ладно, ладно. Положись на меня.

— Слушайте, девчонки, что, если нам завалиться куда-нибудь? — предложила Эшли, поглядывая на часы. — У меня с утра маковой росинки во рту не было.

— Сейчас сама что-нибудь сварганю, — вызвалась Кейт. — В такую погоду и собаку на улицу не выгонишь.

Она отправилась на кухню, а ее подруги остались в гостиной, самозабвенно предаваясь своему излюбленному занятию — беззаботной болтовне.

Барнсовский междусобойчик — так они называли свои посиделки, поскольку десять лет назад снимали вместе квартиру в Барнсе. Однако и теперь, когда каждой из них чуть-чуть перевалило за тридцать и все они многого добились на избранном пути, их дружба была столь же крепка, как и прежде.

Кейт открыла дверцу микроволновой печи и, ставя внутрь блюдо, вдруг обратила внимание на собственное отражение в зеркальной поверхности. Встряхнула головой, глядя, как рассыпаются по плечам непривычные еще завитушки. Жаль, что этот Стивен Френч оказался таким занудой — она была отнюдь не прочь завести роман с преуспевающим биржевым маклером. Из молодых да ранних, как говорили.

Услышав громкий смех Элламарии, она просунула голову в окошечко, отделяющее кухню от гостиной, и поинтересовалась, в чем дело.

— Да все эта Дженнин, — наябедничала Элламария, давясь от смеха и утирая слезы. — Невозможная эротоманка!

— Я? — взвилась Дженнин.

— Да бросьте вы! — осадила их Эшли.

Кейт открыла дверцы серванта и начала доставать тарелки. Потом спросила:

— Послушай, Элламария, я только сейчас вспомнила — не найдется пары лишних билетиков на твою премьеру?

— Узнаю. Но мне казалось, что, вы собирались пойти на второе представление.

— Да, именно это я и имела в виду, — сказала Кейт, входя в гостиную с подносом, уставленным едой. — Отец тоже хочет пойти. Мама приезжает на неделю, и он хочет ее побаловать. Если она согласится, конечно.

Мать Кейт последние три года жила в так называемом санатории, куда ее поместили сразу после гибели в автомобильной аварии ее сына, брата Кейт. Миссис Кэллоуэй так и не смогла смириться с этой утратой, так что родственников уговорили поместить ее в «санаторий», где она постоянно находилась под врачебным присмотром.

— Как продвигаются репетиции? — спросила Эшли у Элламарии.

— Неплохо. Хотя очень медленно.

— Бобу нравится?

— Очень.

— А где он сегодня? — осведомилась Дженнин.

— Там же, где и всегда в пятничный вечер. Дома с любимой женушкой.

Эшли сочувствующе покачала головой.

— Просто не представляю, Элламария, как ты можешь это терпеть, — сказала она.

— Я и сама не представляю. Впрочем, четыре ночи в неделю он мой. Даже пять, если повезет. Смотрите, что он подарил мне сегодня. — Она вытянула руку и показала подругам изящный золотой браслетик, который Боб нацепил ей на запястье, когда они выходили из костюмерной.

Женщины обступили Элламарию, не скрывая своего восхищения. Ее бледное лицо засияло, отчего веснушки на ее красивом аристократическом носу сделались ярче.

— Чудесный, да? — произнесла Элламария. — Боб просто восхитительный мужчина. Он сказал, что это награда за то, как я справилась со своей ролью. В отличие от Морин Вудли, между прочим.

— Она ведь, кажется, играет Виолу? — уточнила Кейт, отправляя в рот кусочек сыра.

Элламария кивнула.

— А знаешь почему? Потому что она сама сложена как виола. Или даже скорее как виолончель.

— Элламария! — укоризненно воскликнула Эшли.

— Да, представь себе. Видела бы ты ее слоновьи ляжки!

А шею! Да ей бы любой жираф позавидовал.

— Ох, Элламария, не хотела бы я попасться тебе на язык! — засмеялась Дженнин.

— По этой части Морин мне сто очков вперед даст.

Вот уж стерва так стерва. Я была готова растерзать Боба, когда он отдал ей эту роль. Тем более что она теперь так кичится.

— Но ты ведь прекрасно знаешь, почему роль не досталась тебе, — напомнила Кейт.

— Конечно. Но мне от этого не легче. Впрочем, роль Марии тоже не из последних. На мой взгляд, — ворчливо добавила она. — Но хватит обо мне. Расскажи теперь о себе, Эшли Мейн.

— Обо мне? — вскинула брови Эшли.

— Да, и не притворяйся, что не понимаешь. Собираешься ли ты поведать великому Джулиану Орбри-Нелмсу о страсти, сжигающей твое сердце, и если да, то когда?

Щеки Эшли залились румянцем.

— Наверное, — сдавленно произнесла она.

— Наверное! — передразнила Элламария. — Да ты просто обязана!

— Тебе легко говорить, — вздохнула Эшли. — Ты сама никогда никому в любви не признавалась.

— Ну а если ты уже признавалась, тебе будет проще простого повторить этот подвиг. Да и вообще я не пойму, что тебя смущает: парень ведь просто сохнет по тебе.

Эшли усмехнулась:

— Вот я и жду, когда он сам мне это скажет.

— А когда возвращается Бланш? — спросила Дженнин.

— В среду, — ответила Эшли. Ее лицо сразу вытянулось.

Элламария помахала вилкой в воздухе.

— Выкинь ты эту Бланш из головы. Хотел бы Джулиан на ней жениться, так давно бы уже это сделал. Нет, он только о тебе мечтает, а ты все недотрогу из себя корчишь.

— Хорошенькая недотрога — пять ночей в неделю вместе, — покачала головой Кейт.

— Ты сама прекрасно понимаешь, что я имела в виду, — отмахнулась Элламария, подливая себе вина. — Сколько уже лет твоему Алексу? Семь?

— Да, — кивнула Эшли.

— Ну вот, — продолжила Элламария. — Пора бы тебе обзавестись семьей, пока он еще не вступил в переходный возраст.

Она говорила о сыне Эшли от ее раннего и неудавшегося брака.

— Или пока я сама еще не вышла из возраста, — с улыбкой добавила Эшли.

— К тому же Джулиан его обожает. Что тебя останавливает?

— Бланш.

— Ерунда! — фыркнула Элламария. — Ее здесь не было больше двух лет. Если бы она хоть что-то для него значила, он бы этого не потерпел. Нет, ему нужна ты. Выбери только подходящую минуту. Вы встречаетесь завтра, да?

Эшли кивнула.

— Вот и скажи ему. Это будет лучший подарок, какой он когда-либо получал на Рождество.

— А потом и свадебку отгрохаем, — мечтательно произнесла Кейт. — Эх, давненько я не плясала на свадьбах.

Когда, по-твоему, она состоится, Эшли?

— Может быть, на Пасху? — хихикнула Эшли. — Тебя устроит?

Роман Эшли с Джулианом Орбри-Нелмсом, президентом рекламной компании «Фрезер и Нелмс», в которой она занимала пост исполнительного директора, длился уже больше года; за это время ни один не признался другому в своих чувствах. Эшли была убеждена, что Джулиан к ней неравнодушен, может, даже влюблен, но он ни разу не проявил желания порвать свою затянувшуюся связь с Бланш Уэзерберн. Внешне беззаботная, Эшли в глубине души безумно боялась, что в конце концов амбициозность Джулиана одержит верх над зовом сердца. Тем более что предпосылок для этого было предостаточно. На взгляд Эшли, Бланш отвечала всем требованиям Джулиана Орбри-Нелмса. У нее было все, что могло показаться важным мужчине, занимающему столь высокий пост: красота, связи, положение. Более того, она доводилась какой-то родней Конраду Фрезеру, американскому компаньону Джулиана. Вдобавок Бланш происходила из древнего рода.

И все же какое-то неведомое чутье подсказывало Эшли, что в конце концов Джулиан расстанется с американкой.

— Я загадала, — сказала Эшли, собираясь уходить, — что, если завтра рекламная кампания по «Ньюслинку» перепадет нам, все будет хорошо. Если же этот лакомый кусочек нам не достанется, то…

— Что за дурацкие суеверия! — нахмурилась Кейт, — Я всегда говорила, что ты не от мира сего. Вот увидишь, все достанется тебе. И «Ньюслинк», и Джулиан.

 

Глава 2

День выдался препаршивый. С самого утра не заладилось. Как будто во всем рекламном мире никто даже понятия не имел о том, что такое суббота. Телефон на столе Эшли буквально разрывался. Лишь в четвертом часу ей удалось вырваться и, распрощавшись со своей командой, поспешить в Суррей на часовое свидание с сыном.

Она едва успела вернуться вовремя в Лондон: спасибо отцу, который любезно подвез ее.

В начале девятого домой к Эшли, на Онслоу-сквер, приехал Джулиан и повез ее ужинать. Весь день Эшли страшно нервничала в ожидании их встречи, и теперь, когда официант провел их к заказанному столику, ее состояние не улучшилось. Джулиан кивком поздоровался с престарелым завсегдатаем ресторана, как всегда, сидящим в своем углу, а Эшли, наконец овладев собой, улыбнулась и помахала старику рукой. Ни Джулиан, ни она толком не знали, кто он такой, но почему-то всякий раз, когда бы они сюда ни приходили, старик уже сидел за одним и тем же угловым столом.

Официант учтиво отодвинул стул для Эшли, и она с изумлением заметила, что на столе в ведерке со льдом стоит бутылка шампанского. Она быстро посмотрела на Джулиана — тот улыбался. Эта его особенность просто поражала и восхищала Эшли — каким-то непостижимым образом Джулиану всегда удавалось предвосхитить любые ее желания.

Официант откупорил бутылку. Дождавшись, пока он разлил пенистый напиток по бокалам и удалился, Джулиан посмотрел в глаза Эшли и сказал просто:

— За тебя!

Эшли судорожно сглотнула застрявший в горле комок — она была близка к тому, чтобы расплакаться. Взяв свой бокал, она тихонько промолвила:

— А может, лучше за нас?

Джулиан улыбнулся и, наклонившись над столом, взял ее за руку.

От его прикосновения по телу Эшли разлилась сладкая дрожь; так случалось почти всякий раз, когда он к ней притрагивался.

Приподняв голову, она перехватила его задумчивый и пытливый взгляд. Некоторое время оба молчали — Эшли пыталась угадать, о чем он думает, а Джулиан еще крепче стиснул ее ладонь. Но в следующую минуту официант водрузил на стол корзиночку с хлебом, и мгновение было упущено, очарования как не бывало.

Джулиан откинулся на спинку стула.

— Может, расскажешь, что вы придумали насчет «Ньюслинка»?

Эшли поднесла к губам бокал.

— Пока ты мотался туда-сюда через Атлантику и прожигал жизнь в Париже, мы, честные трудяги, вкалывали не за страх, а за совесть. Хилари придумала несколько настоящих изюминок, но, насколько я знаю, окончательное решение еще не принято.

— Что ж, звучит весьма заманчиво, — произнес Джулиан, наклоняясь вперед. Он любил, когда Эшли делилась с ним своими замыслами — обычно они оказывались блестящими, а некоторые и вовсе гениальными.

Потом они погрузились в обсуждение кампании по рекламе «Ньюслинка» и разговаривали об этом, пока не подали закуски. Тогда Джулиан предложил оставить эту тему и больше за ужином к ней не возвращаться.

— Эш, ты сегодня прекрасна как никогда, — прошептал он, когда официант убрал со стола.

— Спасибо, — улыбнулась она и, рассмеявшись, спросила:

— Значит, мой наряд тебе понравился?

— Да, — сказал Джулиан. — Но женщина, которая в него облачена, — куда больше.

Сердце Эшли заколотилось. Может быть, наконец-то пробил час, чтобы сказать ему… Нет, не стоит. И прежде ей не раз уже казалось, что Джулиан вот-вот наберется смелости и произнесет долгожданные слова, однако до этого так и не доходило. Глядя, как он разливает по бокалам остатки шампанского, Эшли мучительно собиралась с духом, но в последний миг слова упрямо ускользали, да и набраться смелости ей никак не удавалось.

— Где ты взяла это деревце? — вдруг спросил Джулиан, снова откидываясь на спинку стула.

Вопрос ее озадачил, но в следующее мгновение Эшли поняла, что он имеет в виду рождественскую елку, которая стоит у нее дома.

— Купила в «Хэрродзе», — ответила она.

— Кому, позволь спросить, предназначены все разложенные под ней подарки?

— Тебе.

— Мне? Они все для меня?

Она молча кивнула.

— Но там их по меньшей мере полдюжины!

Эшли рассмеялась.

— Вообще-то, — сказала она, когда официант налил им кофе, — я накупила столько в безумной надежде, что нам с тобой удастся провести Рождество вдвоем Знаешь, как приятно лично вручать подарки…

Она опустила глаза, однако успела заметить облачко, на мгновение затуманившее его лицо. Но уже в следующий миг Джулиан снова заулыбался:

— Что ж, это было бы прекрасно.

Эшли вдруг расхохоталась; от накатившей эйфории у нее даже голова закружилась. Осмелев, она сказала:

— А хочешь знать, о чем я еще мечтала? Я вдруг представила, как будет здорово, если ты разбудишь меня рождественским утром с шампанским в ведерке и копченым лососем на закуску. Так ведь, кажется, ты любишь встречать Рождество? Мы бы отведали эти яства прямо в постели, а потом, прежде чем ты приготовишь обед, вскрыли бы подарки.

— Я приготовлю обед?

— Ну да. Ты ведь мужчина современный и раскрепощенный. А у нас равноправие, не забывай.

— Ну да, как же. Хотя, признаться, время от времени у меня это из головы вылетает. Так, а что дальше? — Игра явно пришлась Джулиану по вкусу; ему нравилось, как сияли красивые темные глаза Эшли.

— Затем мы пригласим друг друга к столу — на званый обед как бы, — наедимся, напьемся и снова завалимся в постель, чтобы проспать до вечера. А потом пойдем в гости.

— Что ж, звучит заманчиво, — с напускной серьезностью произнес Джулиан. — Только… расскажи мне чуть поподробнее про дневную программу. Про постель, в частности. Мне вдруг ужасно захотелось отвезти тебя домой и отрепетировать то, чем мы займемся на Рождество в промежутке между мытьем посуды и сном.

Когда они выходили из ресторана, Джулиан обнимал ее за плечи, а в голове у нее беспорядочно роились слова:

«Я люблю тебя, я люблю тебя, Боже, как я тебя люблю!»

По дороге домой в такси они держались за руки, но не разговаривали Время от времени Джулиан смотрел на Эшли, но его лицо было непроницаемым. Он думал о ее словах, о фантастической картине встречи Рождества, которую она нарисовала, и искренне сожалел, что это невозможно. Все дело было в Бланш. Хотя Джулиан и не испытывал к ней столь сильных чувств, как к Эшли, тем не менее он любил свою невесту и собирался жениться на ней. В конечном итоге успех в жизни зависит от развития карьеры. А брак с Бланш будет этому способствовать.

Когда они вошли в дом, елка встретила их яркими огнями. Эшли отправилась варить кофе, а Джулиан тем временем разлил по рюмкам коньяк из пузатой бутылки.

Когда она вернулась в гостиную, Джулиан стоял у елки; сунув руки в карманы, он с задумчивым видом разглядывал празднично завернутые подарки. Эшли поставила поднос на стол и подошла к нему. Пора. Сейчас она все скажет.

И ее рождественские фантазии станут реальностью.

Джулиан улыбнулся, нежно обнял се за плечи и привлек к себе. И почему она именно сегодня такая красивая?

С другой стороны, Эшли всегда прекрасно выглядела, всегда была для него желанной.

— Ты думаешь о том же, что и я, Джулиан? — прошептала она, прижимаясь к нему.

— Не знаю, — признался он.

— А я думала, как будет прекрасно, если нам удастся встретить Рождество вдвоем, — сказала она.

— Н-да, — промолвил он, обнимая ее крепче. — Что ж, помечтать приятно.

Эшли повернулась к нему лицом.

— Но ведь бывает, что мечты сбываются, Джулиан, — сказала она. — Не так ли?

Он промолчал.

— Ты меня слышишь, Джулиан? Я сказала, что мечты иногда сбываются, — настойчиво повторила она. — Ты понимаешь, что я хочу сказать?

На мгновение в его красивых глазах промелькнул гнев, однако Джулиан продолжал смотреть на Эшли, понимая, что ее уже не остановить.

— Я люблю тебя, Джулиан, — прошептала она. — Ты просто не представляешь, как я люблю тебя.

Джулиан стиснул ее в объятиях. Господи, ну зачем она это делает? Только зря себя растравляет. Какая досада!

Эшли чувствовала, как колотится его сердце, слышала его шумное дыхание и с трепетом ждала его ответа.

Время шло, а Джулиан ничего не отвечал. Тогда она отстранилась.

Джулиан уставился на елку, искренне ненавидя себя за эту сцену.

Эшли присела на пуфик. Она вдруг с изумлением осознала, что совершенно спокойна.

Джулиан сел рядом и попытался взять ее за руку, но Эшли потянулась к кофейнику и принялась разливать кофе.

— Эшли, выслушай меня, пожалуйста. — Джулиан прижал ее к себе и обнял. — Прости, родная! Мне страшно жаль. Что тут можно еще добавить? — Он почувствовал, как напряглось тело Эшли. — Мне казалось, ты знаешь.

Казалось, ты всегда понимала, что в один прекрасный день все… — Он осекся и замолчал.

— Все будет кончено? Ты это хотел сказать? — В ее голосе не было и следа обиды, только горечь. — Конечно, знала. — Эшли отчаянно пыталась унять слезы. — Ах, Джулиан, прости. Я беру назад свои слова.

— Эш, я не хотел причинить тебе боль.

— Я знаю.

И вдруг она ощутила самую настоящую панику. Какой-то неведомый голос словно наяву кричал ей, что все кончено. Только что состоялся их прощальный ужин. Она его потеряла… Впрочем, положа руку на сердце, разве он принадлежал ей хоть когда-нибудь… :

Эшли почувствовала, как он гладит ее по голове, и вдруг с ужасом осознала: а ведь ей все равно хочется, чтобы Джулиан остался у нее на ночь.

— Какая же я дура, — сказала она, качая головой. — Это моя вина. Ты ведь никогда не давал никаких обещаний, не говорил, что уйдешь от Бланш. Просто я вдруг по наивности об этом размечталась.

— Нет, это я во всем виноват, — сказал Джулиан. — Я не имел права заходить так далеко.

— Нет, пожалуйста, не говори так. Ты словно сожалеешь о случившемся.

— Теперь, когда вижу, какую боль причиняю тебе, сожалею.

Эшли выпрямилась и, по-прежнему не глядя на него, попыталась рассмеяться.

— Ничего, как-нибудь выживу, — с наигранной бодростью выдавила она.

— Конечно, выживешь, — заверил Джулиан. — Познакомишься с кем-нибудь…

Эшли отвернулась, пытаясь хоть как-то от него отгородиться.

Джулиан понимал, что задерживаясь, лишь растравляет ее раны, но никак не мог заставить себя уйти. Он прекрасно сознавал, что, покинув ее дом, больше уже никогда не переступит его порога.

Погладив Эшли по плечу, он вдруг заметил, что она дрожит. Эшли плакала. Прижав ее к себе, он почувствовал, что и его глаза увлажнились. Эшли долго рыдала у него на плече, а он молча гладил ее по волосам, целовал в лоб и проклинал судьбу, которая сыграла с ними такую злую шутку.

Наконец Эшли подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Джулиан взглянул на нее — заплаканную и несчастную; никогда он не любил ее так сильно, как, в эту минуту.

— Поцелуй меня, Джулиан, — прошептала она.

И он приник ко рту Эшли и, впившись в ее теплые мягкие губы, почувствовал, как они дрожат. В это мгновение ему было бы как никогда легко сказать, какие чувства он на самом деле к ней питает. Он мог бы послать все к черту и остаться с ней. Но… его жизнь уже была втиснута в определенные рамки, и он собирался неукоснительно следовать избранному пути.

— Давай ляжем в постель, Джулиан, — попросила она. — В последний раз.

У Джулиана перехватило дыхание. Но, еще раз взглянув на ее заплаканное лицо, он понял: нет! Будет только хуже. И покачал головой, превозмогая себя.

Эшли отшатнулась и разразилась рыданиями.

— Не надо, Эш, — сказал он, гладя ее волосы. — Ты ведь знаешь: когда я уйду, тебе станет еще тяжелее.

От этих слов Эшли захотелось умереть.

Она встала, одернула платье и поправила растрепавшиеся волосы. В горле стоял комок. Сглотнув, она сказала:

— Ты хочешь, чтобы я написала прошение об отставке прямо сейчас или можно подождать до понедельника?

Джулиан со вздохом помотал головой.

— После всего, Джулиан, — пылко заговорила она, — я больше не могу работать рядом с тобой. Ты должен сам понимать. Я просто сгораю от стыда. Никогда меня так не унижали. Господи, какая же я дура!

— Не надо, Эш! — с жаром выкрикнул он. — Прошу тебя, милая, не говори так! Я не хочу, чтобы ты уходила.

Она нервно поправила прическу.

— Я просто не представляю, что мне теперь делать.

— Может быть, возьмешь отпуск? Выйдешь на работу после Рождества.

При слове «Рождество» Эшли вздрогнула и отвернулась.

— Может быть, — глухо произнесла она. — Тогда по крайней мере нам не придется какое-то время сталкиваться в коридоре.

— Да.

— Сейчас у меня такое настроение, что я предпочла бы никогда больше тебя не видеть, — сказала Эшли. — Так было бы легче для нас обоих.

— Может быть, ты это решишь после Нового года?

Эшли кивнула и натянуто улыбнулась. В сердце Джулиана все оборвалось. Он должен немедленно уйти. Бежать! Не то размякнет и передумает.

— Обещай мне кое-что, Джулиан.

— Если смогу.

— Никогда мне больше не звони. Не пиши писем. Никогда даже не спрашивай, как у меня дела.

Он промолчал.

— Пожалуйста, Джулиан, дай мне это обещание. Поклянись, что никогда не попытаешься увидеться со мной после работы. Что никогда даже не заговоришь со мной… о нас.

— Но…

— Пожалуйста. Если ты пообещаешь, то я буду твердо знать: все кончено. И выброшу из головы дурацкие надежды. Не буду просиживать часами у телефона, надеясь, что ты позвонишь. Никогда не войду к тебе в кабинет, надеясь услышать слова «я тебя люблю». Умоляю, Джулиан, обещай мне!

Джулиан устало потер глаза, мысленно преклоняясь перед этой мужественной женщиной.

— О'кей, обещаю, — сказал он.

И посмотрел на часы. Эшли перехватила его взгляд и встала.

Поднялся и Джулиан. В молчании они прошли к двери.

— Береги себя, — сказал он на прощание, поправляя выбившуюся у Эшли прядь волос.

Она кивнула, не поднимая глаз.

— Хорошо. Ты тоже.

Закрыв за ним дверь, она бессильно привалилась к стене.

Как ей теперь, после того как рухнули все планы, встречать Рождество? Новый год? Как вообще жить? И хочет ли она жить? Эшли знала, что самое страшное ждет ее впереди. Обида, боль, унижение, мучительное одиночество. Все это ей уже довелось испытать после развода с мужем. Тогда ей удалось преодолеть этот кошмар. Теперь же не удастся.

Она побрела в ванную. В ее руке вдруг оказалась баночка аспирина. Эшли изумленно уставилась на нее. Вытрясла на ладонь таблетки. Сколько их — двадцать?

Тридцать? Маленькие белые кружочки невинно покоились на ее ладони. Она ткнула в них пальцем, и несколько таблеток упало на пол.

Взяв с полки стакан, Эшли доверху наполнила его, положила в рот пару таблеток и, запив водой, проглотила.

Вдруг ночь прорезал оглушительный рев сирены «скорой помощи». За ним — другой, третий. Дождавшись, пока рев затих вдали, Эшли посмотрелась в зеркало. Ее плечи затряслись, из глаз градом полились слезы. Резко размахнувшись, она швырнула таблетки на пол.

— Джулиан! О Джулиан!

Ухватившись за раковину умывальника, она медленно сползла на пол. Господи, и что на нее нашло? Неужто она и правда хотела свести счеты с жизнью? Ведь он позвонит.

Нарушит данную ей клятву и позвонит. Непременно. Иначе и быть не может. Он слишком влюблен в нес, чтобы вот так просто повернуться и уйти навсегда.

— Он позвонит! — громко выкрикнула Эшли. — Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он позвонил!

 

Глава 3

Брать интервью во время съемок — дело непростое, а сильный дождь делает задачу почти невыполнимой. Команда Дженнин и без того прибыла на взводе. Все опоздали и были здорово раздражены (им не правильно указали, как проехать к месту съемок), так что Дженнин знала: еще чуть-чуть, и против режиссера, который и в свои лучшие дни отличался нерешительностью, поднимется возмущенный ропот.

Эстрадный певец, у которого она собиралась брать интервью, был парень что надо. В отличие от его агента, премерзкой, заносчивой бабы. Дженнин дала себе зарок, что в отснятом материале эта стерва даже не мелькнет. Кроме разве что одного-единственного плана в невыгодном для нес ракурсе «снизу вверх». Дженнин была уверена, что сумеет уговорить своего оператора снять ее именно так. Тогда передача получится — пальчики оближешь. А Дженнин Грей тем и славилась, что умела делать классные передачи.

Когда она впервые приехала в Лондон, ей было всего двадцать два, но уже в этом возрасте Дженнин считала себя взрослой и умудренной опытом. Вот почему ее так потрясло, когда журналисты и аналитики, с которыми она начала работать, потешались над ней, передразнивая ее йоркширский акцент. Тогда Дженнин было не до смеха — она прекрасно понимала, что за шутками и поддразниваниями скрываются снобизм и презрение. Поняв, что если врага нельзя победить, то надо вступить в его ряды, она потратила изрядную долю своего довольно скудного жалованья на курсы по технике речи. Прилежно прозанимавшись целый год, Дженнин научилась говорить, как истая уроженка Лондона. Лишь иногда, выйдя из себя, она сбивалась на йоркширский диалект. Впрочем, со временем это случалось все реже.

Билл Прюитт, главный редактор ее еженедельной телепрограммы, был убежден, что Дженнин по силам любая высота. Он прекрасно помнил, как девять лет назад впервые спросил ее, о чем она мечтает.

— Хотите знать правду? — спросила Дженнин. — Обещаете, что не станете смеяться?

Он улыбнулся:

— Обещаю.

— Я хочу стать знаменитой, — провозгласила Дженнин. Ее лицо казалось невозмутимым, но глаза задорно блестели.

Брови Прюитта поползли наверх.

— Знаменитой?

— Да, — кивнула Дженнин. — Но не просто знаменитой. Я хочу сделать себе имя, выпускать на экран яркие, блестящие и запоминающиеся программы.

Закончив эту напыщенную тираду, Дженнин почувствовала, что краснеет, — уж слишком тщеславной она могла показаться.

И вот теперь, девять лет спустя, она и вправду оказалась на гребне успеха.

Билл предупредил Дженнин, что сделать карьеру, о которой она мечтает, можно лишь сохраняя безукоризненно чистую репутацию, но именно в этом отношении у Дженнин не все складывалось так, как ей хотелось. Не многие, правда, знали о се частной жизни, но она всерьез опасалась, что рано или поздно пронырливые репортеры могут пронюхать о се теневой стороне.

Со вздохом сунув ноги в тапочки, она отправилась в кухню, где ее поджидала чашка горячего шоколада. Выпив шоколад, она посмотрела на часы, а потом сняла телефонную трубку и набрала номер Эшли. Телефон подруги не отвечал.

Накануне Дженнин, Кейт и Элламария провели с Эшли целый день, пытаясь разобраться в случившемся. Ведь все они были искренне убеждены, что Джулиан просто души не част в их подруге, а теперь каждая готова была винить себя за неверную оценку ситуации. Эшли выглядела потрясенной, и Дженнин знала, что она провела бессонную ночь. Самым неприятным было то, что все случилось именно сейчас, за две недели до Рождества.

Усевшись в кресло, Дженнин поджала под себя ноги и, отложив в сторону сценарий очередной программы, задумалась о приближающемся Рождестве. Вот бы ей в новом году встретить наконец достойного человека. Познакомиться с настоящим мужчиной, который всю жизнь мечтал о такой женщине, как она: миниатюрной блондинке, очень женственной (как уверяли подруги), бойкой на язык и независимой. Ее умение не лезть в карман за словом порой поражало даже близких знакомых. Иногда ее и саму забавляло, как лезут на лоб глаза у людей, которые только что пытались се убедить сделать что-то вопреки желанию. За очаровательной кукольной мордашкой Дженнин скрывался острый ум, и она умела отбрить самую навязчивую личность одной убийственной фразой. Но вот Он, мужчина ее мечты, полюбит ее такую, какая она есть. С ним она будет как за каменной стеной, он оградит ее от всех нападок, окружит заботой и любовью. Забавно, но Дженнин почему-то никак не удавалось представить себе, как может выглядеть ее избранник.

Поток ее мечтаний прервал стук автомобильной дверцы за окном. Дженнин со вздохом подобрала сценарий и погрузилась было в чтение, когда за дверью послышались шаги. Дженнин тут же напряглась. «Господи, только бы не ко мне», — подумала она.

Однако она уже знала, кто это, словно различила его запах. Задребезжал звонок.

— Уйди, — прошипела она. — Господи, сделай так, чтобы он убрался восвояси!

Она медленно встала с кресла и подошла к окну. Отодвинула штору и посмотрела вниз, на улицу. Ну конечно, вот его обшарпанный «ауди», а вот и он сам, стоит с задранной головой и смотрит прямо на нее. Господи, и дернул се черт выглянуть в окно!

Звонок раздался снова, уже настойчивее.

Не говоря ни слова в домофон, Дженнин нажала кнопку, отпирающую дверь подъезда. Затем, открыв дверь своей квартиры, вернулась в гостиную, уселась в кресло и стала ждать. Она слышала, как он взбегает по лестнице, преодолевая сразу по две ступеньки. Любой бы подумал, что ему не терпится с ней повидаться. Мерзавец! Она ненавидела его такой лютой ненавистью, что порой это ее даже пугало.

Господи, и как ей от него избавиться? Не убивать же. Но по-другому нельзя…

Она услышала, как хлопнула дверь, и в гостиную ворвался поток холодного воздуха.

— Привет, Дженнин, — ухмыльнулся он, снимая пальто и наливая себе виски. — Спатеньки приготовилась? — спросил он, глядя на ее халат.

Дженнин посмотрела на вошедшего. Коротко подстриженные волосы, некогда светло-русые, свалялись и приобрели грязновато-мышиный оттенок, серые глаза потускнели и налились кровью. Глядя, как он залпом выпил рюмку и тут же снова наполнил ее неразбавленным виски, она содрогнулась.

— Говори, что тебе надо, и выметайся!

— О, как дурно мы обращаемся со старыми друзьями, — укоризненно произнес он, одним духом выпив рюмку. — Хорошее виски, Джен.

— Дешевка, — процедила она. — Специально для тебя купила.

— Ах, Джен, ну можно ли грубить старому другу? Тебе не стыдно? Тем более другу, который так тщательно оберегает твою маленькую тайну. Знаешь, Джен, я бы предпочел, чтобы ты была со мной полюбезнее. В конце концов, разве я не помогаю тебе, держа язык за зубами?

— Да никто тебе не поверит, скотина ты этакая!

— Да, — ухмыльнулся он. — Но ведь ты не согласишься проверить, так ли это на самом деле.

— Убирайся отсюда! — взорвалась Дженнин. — Вон из моей квартиры! И из моей жизни!

— Я голоден. У тебя найдется что-нибудь пожрать?

— Нет.

— Да наверняка ведь что-нибудь есть. Я уверен: тебе больно смотреть, как я голодаю.

— Ты, поганый ублюдок! — свирепо процедила она. — Мало того, что ты ввалился ко мне, паскуда, так ты еще и жрать требуешь? Да пошел ты в задницу, мать твою!

Он прищурился. В глазах появился неприятный блеск.

— Зря ты так, Дженнин. Ты же не хочешь меня разозлить, верно?

— Да какое тебе вообще до меня дело? — вспылила она. — Ты нагло вторгся в мою жизнь, сидишь тут, лакаешь мое виски и еще чего-то требуешь…

— Прекрати! — Он встал и принялся медленно описывать круги вокруг ее кресла. — Ты говоришь, я вторгся в твою жизнь. Что ж, возможно, это так. По крайней мере мне удалось внести в нее хоть какое-то смятение. — Он криво усмехнулся. — Между прочим, я собираюсь вновь напомнить тебе о том, какую роль ты сыграла в моей жизни.

— Замолчи! — выкрикнула Дженнин.

— Ах, ты не хочешь слушать? Тебе неприятно вспоминать, как одной брошенной вскользь фразочкой ты загубила мою карьеру? Уничтожила меня. Напомнить, что ты сказала? На следующий день все газеты разнесли твои слова, напрочь перечеркнув мою жизнь и мое будущее.

Дженнин поморщилась.

— Послушай, Мэттью, — сказала она. — Ты сам отлично знаешь, что тебя выгнали со съемок исключительно за пьянство. Это никак не связано с тем, что я тогда сказала.

— Все ты врешь, Дженнин, — процедил Мэттью. — Просто накануне я тебя унизил, вот и все. Я поставил тебя на место, и твое оскорбленное самолюбие не могло этого вынести. «Это он — хороший любовник?» — насмешливо переспросила ты. А потом расхохоталась. Подло так, гаденько. Я никогда не забуду тебе этого смеха, Дженнин.

«Если вас интересует, каков он в постели, — добавила ты, — я скажу вам правду. Он всегда так накачан спиртным или каким-нибудь другим зельем, что ложиться с ним в постель — все равно что с бревном, у которого в нужном месте торчит сучок». Так ведь ты сказала? — Он уже орал во весь голос, угрожающе надвигаясь на нее. — Слово в слово, не так ли?

— Прекрати! — выкрикнула она вне себя от гнева и отчаяния.

— А ведь я уже выходил на первые роли в этом сериале, Дженнин. Еще немного, и все дальнейшие сценарии сочиняли бы под меня. Я понимаю — это звучит напыщенно, но мне платили хорошие бабки! А ты уничтожила меня за один вечер! — Он уже возвышался прямо над ней, обдавая вонючим перегаром.

Дженнин сжала кулаки.

— Сколько тебе надо на сей раз?

Мэттью ожег ее испепеляющим взглядом. Дженнин даже показалось, что он хочет ее ударить. Однако постепенно его гнев поутих.

— Вот это совсем другое дело, — сказал он. — Так-то оно лучше. Верно, придется тебе малость раскошелиться.

— Сколько тебе надо? Сколько? Назови сумму.

— Назову, — кивнул Мэттью. — Чуть позже. Я голоден — иди сваргань мне что-нибудь.

Самое обидное, что Дженнин вовсе не хотела идти на ту злополучную вечеринку. У нее першило в горле, да и вообще она чувствовала себя не лучшим образом. Пригласивший ее мужчина обошелся с ней по-свински. Незадачливый кавалер, видя, что Дженнин не обращает на него внимания, быстрехонько нашел себе новую партнершу, а Дженнин одиноко сидела в углу, потягивая виски и с трудом сдерживая слезы жалости к себе, которые почему-то всегда накатывались на глаза, когда она заболевала.

Сейчас она уже не могла вспомнить, почему вдруг заговорила с той женщиной. Они шутили, смеялись. Когда Дженнин собралась уходить и уже встала, то вдруг поняла, что здорово перебрала. Весело хихикая, она упала на диван. Женщина, тоже смеясь, спросила, не может ли помочь.

Дженнин смутно помнила, как женщина помогала ей подняться по лестнице, нашептывая по дороге ласковые слова и убеждая, что в таком состоянии нельзя ехать домой.

Дженнин не протестовала; она позволила женщине раздеть себя и уложить в постель. Дженнин даже не представляла, сколько раз женщина поцеловала ее, прежде чем она осознала, что происходит. И противиться не стала. Мягкие губы целовали ее, нежные руки ласкали тело, отгоняя прочь тоску и одиночество.

Дженнин испытывала только тепло и ласку, а еще — совершенно удивительные и неведомые ощущения. А потом… она и сама стала ласкать и гладить женщину, сначала робко и неумело, а затем смелее и смелее.

Внезапно, приподняв голову, Дженнин увидела незнакомого мужчину, который, стоя у кровати со стаканом в руке, разглядывал их, улыбаясь уголком рта. Тогда Дженнин еще не знала, что это был Мэттью Бордели, в те годы еще третьеразрядный актер. Женщина, которую она держала в объятиях, не только не смутилась, но была даже рада его появлению. Она пригласила его остаться и понаблюдать, что Мэттью и сделал. Дженнин сама не могла понять, что на нее нашло, но она, не смущаясь, предалась «этому бесстыдству» (так назвали бы случившееся ее родители) прямо у него на глазах. А Мэттью Бордели уселся в кресло и, неспешно потягивая виски, не отрываясь наблюдал за обнаженными женскими телами, сливавшимися в самых немыслимых позах.

С тех пор прошло больше года, прежде чем Дженнин снова встретилась с Мэттью. Они узнали друг друга, но в первое время никак не могли вспомнить, где и как познакомились.

Дженнин с такой решимостью заставила себя забыть ту вечеринку, что никогда больше о ней не вспоминала. Уж слишком велик был стыд, который она испытывала.

Первым вспомнил об этом Мэттью, однако Дженнин все категорически отрицала: нет, он ее с кем-то спутал'.

Что за чушь, ведь она уже два месяца была его любовницей. Не могла же лесбиянка вести себя в постели с ним так, как она? Но Мэттью упорствовал и стоял на своем, пока наконец Дженнин не призналась. Мэттью посмеялся над ее унижением, пообещав никому не рассказывать. Он отнесся к ее старым грешкам снисходительно, будучи сам весьма раскрепощенным в подобных делах.

Свое обещание Мэттью сдержал, но с тех пор стал время от времени предлагать ей поучаствовать в «групповухе», всякий раз повергая Дженнин в негодование. Тем не менее их встречи продолжались. Дженнин и сама не могла попять почему. Уже тогда она замечала, что порой его пристрастие к алкоголю принимает нездоровый характер. В ту ночь, когда он ее избил, Мэттью пришел к ней домой пьяный в стельку.

Они повздорили — Мэттью хотел выпить еще, а Дженнин категорически возражала. И вот тогда он ее ударил. Раз, другой, третий… Дженнин уже не помнила, сколько продолжалось избиение, но боль была ужасной. В конце концов он утомился и, грязно обозвав ее на прощание, ушел, напоследок пообещав, что больше она его не увидит. Дженнин про себя взмолилась, чтобы так оно и было.

На следующий день Дженнин должна была представить новую программу, поэтому ей было важно не ударить лицом в грязь и выглядеть как можно эффектнее. Однако из-за синяков на лице ей пришлось прийти в студию в темных очках, а разбитые губы мешали говорить. Даже толстый слой макияжа не скрывал полностью всех изъянов — выглядела она чудовищно. Мэттью сорвал ее первое выступление на телевидении. То, ради чего она столько работала. Подонок! Дженнин возненавидела его лютой ненавистью и поклялась отомстить.

Из оцепенения ее вывел голос Мэттью:

— Ты что там копаешься?

Пальцы Дженнин стиснули ручку ножа, которым она резала хлеб. Господи, с какой радостью она бы его зарезала!

Она резко тряхнула головой, отгоняя прочь эти мысли.

Так нельзя, надо взять себя в руки.

Вернувшись в гостиную, Дженнин швырнула на стол тарелку с едой и уселась на диванчик.

Нож и вилка звякнули о тарелку, затем Мэттью довольно вздохнул и сытно рыгнул. Дженнин ожидала, что теперь он скажет, сколько ему надо. Она достанет бумажник или чековую книжку, выдаст ему требуемую сумму, и он уберется на все четыре стороны.

Кривая усмешка исказила лицо Мэттью, и Дженнин невольно изумилась, что когда-то находила его не только привлекательным, но даже красивым. Прокуренные зубы, одутловатая от пьянства физиономия… Фигура, которой еще недавно позавидовали бы многие атлеты, изрядно обрюзгла.

— Сними халат, — вдруг сказал он, ковыряя в зубах.

Понимая, что в случае отказа он наверняка изобьет ее, Дженнин принялась медленно расстегивать пуговицы. При этом она смотрела на камин, стараясь провести грань между собой и собственным телом, нагие прелести которого сейчас пожирал жадным взором этот мерзавец. Дождавшись, пока его жертва расстегнула последнюю пуговицу, Мэттью рывком распахнул полы ее халата, и Дженнин напряглась, готовясь к самому худшему… Однако мучитель неожиданно схватил се за руку и помог встать.

— Хватит с тебя! — ухмыльнулся он. — И вообще, Дженнин, если ты научишься сразу делать то, что тебе говорят, жить тебе станет гораздо проще. Поняла? А теперь гони пятьдесят фунтов. Можешь чеком, а можешь наличными.

Мне все равно.

Осознав, что он ее не изнасилует, Дженнин так обрадовалась, что едва ли не бегом устремилась к столику, на котором лежала ее сумочка. Достав чековую книжку, она дрожащей от гнева и страха рукой выписала чек.

Мэттью с довольным гоготом забрал чек, сунул в карман почти пустую бутылку с остатками виски и был таков.

 

Глава 4

Элламария и Боб были знакомы уже более четырех лет; им не раз доводилось работать вместе. Элламария поначалу не догадывалась, что Боб влюбился в нее едва ли не с первого взгляда.

Боб и сам не мог толком объяснить причину столь внезапно и бурно вспыхнувшей любви. Разумеется, Элламария была красива, но ведь и сам он как режиссер постоянно общался с красивыми женщинами. И тем не менее именно Элламария пробудила в нем чувство, которое он прежде не испытывал ни к одной из них. За все годы семейной жизни он ни разу не изменял жене, даже в мыслях. Удачный брак, любимая работа — все это делало его жизнь насыщенной и счастливой. Но с той поры, когда он познакомился с Элламарией Гулд, многое изменилось.

Сидя на репетиции «Двенадцатой ночи», Боб внимательно наблюдал за игрой Элламарии в сценке с шутом Фесте.

Это была первая профессиональная роль Элламарии в шекспировской пьесе, и она отдавалась ей полностью, выкладываясь и телом, и душой.

Элламария подняла голову.

— Ладно, негодный плут, придержи язык. Сюда идет госпожа: попроси у нее прощения, да как следует, с умом, — тебе же будет лучше.

И покинула сцену.

— Стоп! Стоп! — поспешно выкрикнул ей вслед Боб и вскочил на сцену под пристальными взглядами актеров. — Мне кажется, Элламария, — сказал он, — что вам бы следовало чуть больше улыбаться перед тем, как покинуть сцену. Причем одними глазами, кокетливо. А вы, Джеффри, провожайте ее взглядом, а потом, дождавшись, когда она уйдет, всплесните руками.

Элламария смотрела на него во все глаза, но Боб старательно избегал ее взгляда.

Далее Боб объяснил труппе, чего именно добивается, изрядно развеселив всех, а затем вернулся на свое место.

— Начните со слов: «Если повесят на доброй веревке, то уж не женят на злой бабе…»

Говоря, Боб по-прежнему не сводил глаз с Джеффри.

Мария и Шут снова сыграли сценку, и на сей раз Боб позволил актрисе уйти. Потом кивнул своей помощнице, которая тут же громко возвестила:

— Перерыв на обед!

Элламария, кипя от гнева, заторопилась в свою уборную. Черт бы побрал этого Боба! Почему он к ней придирается? Неужели сам не видит, что она и без того полностью выкладывается? А ведь знает, как важно ей утвердиться, ощутить уверенность в своих силах. Косые взгляды актеров и перешептывания за спиной не ускользнули от ее внимания, и Элламария была полна решимости доказать, что роль получила вполне заслуженно, а не за то, что спала с режиссером. Она знала, что ей ничего не стоит избавиться от своего американского акцента (до сих пор ей это удавалось), однако даже это не убедило Морин Вудли, что Элламария Гулд по праву получила роль в «Двенадцатой ночи».

По убеждению Морин, никаких американцев нельзя подпускать к Шекспиру на пушечный выстрел. Это оскорбительно для памяти Великого Барда. Если же учесть, что эта американка получила роль исключительно потому, что спала с режиссером, то оскорбительно вдвойне.

Влетев в женскую гримерную, Элламария поспешно прошла в свою каморку и, захлопнув дверь, заперлась на ключ. Нужно во что бы то ни стало успокоиться. Взять себя в руки. Если за обедом она повздорит с Бобом, то тем самым лишь подтвердит досужие сплетни. Вдобавок Элламария ни за какие коврижки не согласилась бы показать этой стерве Морин Вудли, что расстроена.

Через несколько минут она наконец овладела собой и уже собралась было отпереть дверь и выйти, когда вдруг услышала, как кто-то в гримерной произнес ее имя.

— При одном виде этой Элламарии у меня кровь закипает в жилах. Роль не учит, прохаживается по сцене как гусыня и еще имеет наглость развлекаться, пока мы все вкалываем до седьмого пота. Меня просто тошнит от нее!

Элламария безошибочно узнала хрипловатый голос Морин Вудли.

— А ты слышала, как она обсуждала паузы с Николасом Гоу? — не унималась Морин. — Тоже мне, великая специалистка по Шекспиру выискалась!

— Кто знает, может, так оно и есть, — предположила Энн Хольер.

— Пусть только попробует мне подсказать! — продолжала Морин; судя по ее сдавленному голосу, как раз в эту минуту она мазала губы своей ядовито-оранжевой помадой. — Я ее так отошью, что она век помнить будет!

Элламария толкнула дверь и выпорхнула в гримерную.

Послышалось громкое «ах», и она со злорадным удовлетворением заметила, что оранжевая полоска протянулась вкось от верхней губы до самого носа Морин. Перекинув через плечо ремень сумки, она пропела:

— Ах, Морин, до чего вам идет этот цвет!

Энн Хольер, не удержавшись, хихикнула.

И нынешний облик Лондона, и его бурное прошлое приводили романтическую Элламарию в такой восторг, что даже Боб, посмеивающийся над ее восторженностью, тем не менее ворчливо признавал, что и сам далеко не равнодушен к красоте города. В шерстяных шапочках и шарфах по случаю холодной погоды они шли к Тауэру.

Некоторое время оба молчали, посматривая на прохожих и любуясь старинными крепостными стенами.

Стряхнув с себя оцепенение, Элламария спросила Боба:

— Хорошо отдохнул за уик-энд?

— Прекрасно.

Чувствуя, что Элламария не спускает с него глаз. Боб ухмыльнулся и прошептал:

— Я по тебе соскучился. — Затем покосился на нее. — А ты?

Чуть задумавшись, Элламария кивнула:

— Я тоже. Немного.

Боб изогнул брови.

— Только немного? — От неожиданности в его голосе прозвучал заметный шотландский акцент.

Элламария кивнула.

Мимо с оглушительным ревом пронеслась пожарная машина, и Элламария с Бобом остановились и посмотрели ей вслед.

— А немного — это сколько? — спросил вдруг Боб.

Элламария с недоумением воззрилась на него.

— То «немного», что ты по мне скучала, — пояснил он.

Ее глаза засияли.

— Оно необъятно. Больше самой Вселенной.

Боб порывисто обнял ее.

— Я счастлив. Я хочу, чтобы ты всегда по мне скучала. — Он привлек ее к себе еще ближе. — Боже, до чего ты соблазнительна. Даже в этих овечьих шкурах, — закончил он, щупая ее толстый полушубок.

Элламария расстегнула полушубок и, разведя полы в стороны, чтобы Бобу было удобнее ее гладить, опустила голову на его плечо.

— А как ты провела уик-энд? — спросил он. — Помимо того, что скучала по мне.

— Ох, всего и не упомнишь. Нескончаемые вечеринки, люди, встречи. Ну и мужчины, конечно. Толпы поклонников и фанатов. Черт побери, до чего же тяжко бремя славы!

— Понятно. Значит, самый обычный уик-энд.

— Н-да, пожалуй.

Внезапно, прежде чем Элламария успела понять, что случилось, Боб сорвал с ее головы шапочку.

— Ты что? — воскликнула она. — Ну-ка отдай!

— Кто они? — вскричал в ответ он. — Назови их. Я их всех вызову на дуэль!

— Сначала верни шапку.

— Говори — или я утоплюсь в Темзе!

Оба уже покатывались со смеху, но Элламария стояла на своем:

— Ни за что!

Глядя на прелестное раскрасневшееся лицо и ярко-синие глаза, в которых плясали огоньки, Боб снова прижал ее к себе и поцеловал в губы. В первое мгновение Элламария, не ожидавшая этого, немного растерялась, но затем и сама отдалась страстному поцелую. Ее шапочка, уже забытая, упала на землю, а рыжие волосы растрепались на ветру. Прильнув к Бобу, Элламария прижалась к нему всем телом.

— Господи, как же я по тебе соскучился, — простонал он. — Не могу без тебя! Ночь проведем вместе?

Она кивнула, чувствуя, как нарастает внутри знакомое волнение.

— У меня?

Элламария вскинула голову.

— Почему у тебя?

— Линда должна позвонить. Мне лучше быть на месте.

Элламария отстранилась. Настроение было испорчено.

— Извини, — поспешно сказал он.

— Ничего. — Она застегнула полушубок и нагнулась за шапочкой.

— Она просто должна сказать, в котором часу встречать мою мать. Мама собирается провести с нами Рождество, — добавил он. И тут же пожалел, что это ляпнул.

— Ну да, Рождество, — вздохнула Элламария.

— А ты уже решила, как его проведешь?

Элламария посмотрела на него в упор.

— Я бы хотела встретить Рождество с тобой.

Он снова заключил ее в объятия, чтобы не видеть слез, навернувшихся на ее глаза.

— Я тоже хотел бы встретить его с тобой, Элламария.

Но ты сама знаешь, это невозможно.

— Да, знаю.

— Ты ведь будешь не одна, правда? — неуклюже продолжил Боб. — В том смысле… — Он замялся. — С тобой, наверное, будут твои подруги, да?

— Не знаю, — соврала Элламария, чтобы он хоть немного помучился. Она не хотела говорить, что Кейт уже пригласила ее встретить Рождество у них дома.

— Тебя ведь наверняка все наперебой приглашают, так что скучать тебе не придется.

— Господи, Боб, да хватит обо мне заботиться! Разумеется, одна я не останусь. Но только от этого ничего не меняется — я все равно хочу быть с тобой. И рождественским утром хочу проснуться в твоей постели. А вместо этого мне придется думать о том, что с тобой она! И будет с тобой целый день, а обо мне ты, может быть, даже не вспомнишь.

— Что ты, Элламария, я постоянно о тебе думаю. Вообще никогда не забываю. Каждое мгновение, которое я провожу без тебя, я мечтаю о тебе. Ты ведь сама это знаешь. — Он обнял ее за плечи. — Я люблю тебя, Элламария.

Безумно люблю!

— Но не можешь расстаться с женой, — не удержалась она.

Боб вздохнул:

— Я ведь тебе миллион раз говорил — мы с ней не живем. Вся моя жизнь принадлежит тебе и только тебе.

Элламария промолчала. Глаза у нее затуманились. В ее голове роились невеселые мысли. Посмотрите на нее, на Элламарию Гулд, которая всю жизнь строила самые радужные планы. Блестящая карьера, ошеломляющий успех, слава, всеобщее признание. Все и шло у нее по этому плану, пока она не встретила Боба Мак-Элфри. Блистательного режиссера, который завоевывал ее расположение столь рьяно, терпеливо и неутомимо, что в один прекрасный день она подумала: «А какого черта? Я ведь никогда еще не крутила роман с женатым мужчиной. Может, это мне понравится?» И бросилась в омут с головой, ни разу не задумавшись о последствиях.

И вот теперь она столкнулась с горькой правдой. С трагедией разбитых надежд и невыполненных обещаний. С вечным ожиданием, тоской, одиночеством и щемящей болью, о которых он никогда не узнает. С минутками украденного счастья. Господи, и почему она его так любит? Неужели правду говорят, что из вечного и рокового любовного треугольника, сотканного из лжи и крови, не бывает выхода?

И Элламария снова с головой ушла в себя.

 

Глава 5

Тяжело вздохнув, Кейт закрыла книгу и повернулась на бок. В ее глазах блестели слезы, но на губах играла едва заметная улыбка. Дочитывая книгу, она частенько не могла сдержать эмоций.

Кейт посмотрела на часы. Половина шестого утра. Натянув простыню на голову, она закрыла глаза. Все ее тело было охвачено возбуждением, неистовой жаждой мужской ласки.

Кент скучала не просто по сексу: ей остро недоставало тепла и любви.

Она встала, залезла под душ и принялась во весь голос распевать. Потом, когда миссис Адаме, соседка сверху, остервенело забарабанила в потолок, умолкла.

Прохладная вода освежила Кейт, да и задорная песенка прибавила настроения. Выбравшись из-под душа, она чувствовала себя заметно лучше.

В девять она уже была полностью готова к выходу. Села в машину и покатила к вокзалу Виктория, неподалеку от которого располагалась редакция журнала «Красивая жизнь».

Три месяца назад, уйдя из журнала, чтобы целиком сосредоточиться на своей книге, Кейт решила, что бросит журналистику. Однако Маргарет Стэнли, знаменитый редактор отдела мод, убедила ее, что рвать с профессией репортера не стоит. С тех пор она то и дело сама звонила Кейт и подбрасывала работенку. А Маргарет Стэнли была не та женщина, которой можно отказать.

Джиллиан Джонс, штатный фотограф журнала, уже поджидала ее, и Кейт, оставив машину на крохотной стоянке перед зданием редакции, спустилась с ней в метро и поехала в Вест-Энд. Маргарет поручила ей подготовить материал о съемках «Отверженных».

Утро сложилось удачно, и Кейт быстро заполнила блокнот довольно неплохими, па ее взгляд, интервью. От приглашения задержаться на ленч Кейт отказалась, шепнув на ухо Джиллиан, что осталась без гроша в кармане и должна ехать к отцу. Джиллиан только ухмыльнулась в ответ и подмигнула ей.

Отец, как всегда, обрадовался, увидев Кейт, и с места в карьер принялся расспрашивать, как продвигается работа над романом. У Кейт не хватило смелости признаться, что роман изобилует предельно откровенными сценами — она решила, что потом свалит всю вину на редактора.

Отпирая дверь своей квартиры, она услышала, что звонит телефон.

— Привет, Кейт. Это Джон.

— Привет. Я только что вошла. Где ты?

— Дома. Вещи укладываю. Слушан, Кейт, я сейчас срочно отправляюсь в Брайтон, поэтому хотела просто предупредить, что вечером мы не увидимся.

— Жалко. Ну ничего. А как Эшли? Ты с ней говорила?

— Она, наверное, уже едет к тебе. Сегодня ведь тот самый день.

— Не поняла, — нахмурилась Кейт.

— Сегодня прилетает Бланш. Бедняга Эш совсем раскисла. Я посоветовала ей не возвращаться на работу, но она не послушалась. Просто не представляю, как она это выдерживает. Видеть его каждый день…

— Да, ужасно. Пойду откупорю бутылочку вина. Позвони, как только вернешься, ладно?

— Хорошо.

Десять минут спустя прибыла Эшли.

— Вид у тебя просто ужасный, — сказала Кейт. — Видела его сегодня? И что он сказал?

— «Доброе утро, Эшли. Как ваши дела?»

— А ты что?

Эшли улыбнулась.

— Я сказала: «Все в порядке, мистер Орбри-Нелмс.

Надеюсь, у вас тоже?»

— О, черт. А Бланш сегодня прилетает?

— Угу.

— Он поедет ее встречать?

— Не знаю. Наверное.

— Вот подлец!

Эшли покачала головой:

— Не говори так, Кейт. Он не подлец.

— Пусть не подлец. Значит, только притворяется.

Эшли невольно улыбнулась:

— Слушай, вообще-то я не затем к тебе пришла, чтобы ему косточки перемывать. Бог свидетель, мы уже достаточно этим позанимались. У тебя есть что-нибудь выпить?

— «Шатонеф дю Пап» тебя устроит?

— Наливай скорее!

Их беседа протекала довольно сумбурно; по всему чувствовалось, что Эшли витает в облаках. Однако всякий раз, как Кейт пыталась перевести разговор на Джулиана, Эшли отказывалась о нем говорить.

— Разбитого сердца не склеишь, — сказала она.

— Но хоть утешишь, — настаивала Кейт.

— Вы уже достаточно меня утешили в последнее время.

Если сегодня опять будем его вспоминать, я с ума сойду.

— Ладно, будь по-твоему. А как Алекс?

Лицо Эшли мгновенно прояснилось.

— Великолепно. Правда, я успела с ним перекинуться лишь парой слов — отец с ним куда-то ехал, но я то удовольствие получила.

— Ты все-таки счастливая, Эш, — мечтательно вздохнула Кейт. — Он такой славный парнишка. Как бы я хотела когда-нибудь завести ребеночка!

— Заведешь, — уверенно пообещала Эшли. — Только не слишком торопись.

— Мне уже тридцать, — напомнила Кейт. — Так что в поспешности меня никто не обвинит.

— Верно. Но ты делаешь карьеру, да еще и книгу пишешь. И вообще из всей нашей четверки жизнь у тебя самая завидная. Неужто ты готова всем пожертвовать ради детей?

— С радостью! — искренне воскликнула Кейт. — Дети для меня — главное.

— Ты сначала обзаведись ими, — усмехнулась Эшли.

— Вдобавок мне вовсе не обязательно всем жертвовать, — пожала плечами Кейт. — Ты на себя посмотри. Карьера у тебя прекрасная. Да и жизнь тоже вполне увлекательная.

— Что ты говоришь!

— Во всяком случае, так кажется со стороны.

— А как часто, по-твоему, я развлекаюсь по уик-эндам? Вы куда-то разъезжаетесь, веселитесь, бегаете кроссы, а я?

— А тебе этого не хватает?

— Еще бы! Ужасно не хватает. С другой стороны, мне и с Алексом хочется побыть. Я прекрасно понимаю, что мои родители не могут сидеть с ним семь дней в неделю.

Спасибо и за то, что хоть по будням он с ними. Они ведь уже не первой молодости. Как ни крути, Кейт, но ты свободна и вольна сама распоряжаться своей жизнью. Не сделай я глупость и не выскочи замуж в двадцать лет, сейчас бы у меня все сложилось иначе. Меня постоянно гложет чувство вины. Всякий вечер, возвращаясь домой, я мучаюсь от мысли, что должна бы быть с Алексом, а вместо этого торчу в Лондоне.

— Господи, Эшли, допустим, у меня шкафы ломятся от бальных туалетов, за мной ходят толпы поклонников, а отец ежемесячно выделяет мне приличное содержание, но так ли это важно по большому счету? Ведь до ссоры с Джулианом у тебя тоже все было. Чего тебе сейчас не хватает?

— Джулиана.

— Ох, извини! — Щеки Кейт стали пунцовыми. — Это я, сдуру ляпнула. Но ты, наверное, поняла, что я хотела сказать?

В это мгновение зазвонил телефон, и разговор подруг прервался.

Эшли задумалась. В словах Кейт была логика. Они и прежде беседовали на эту тему, и Эшли знала, что Кейт немного ей завидует. Но разве она сама не завидовала Кейт?

Как, впрочем, и Элламарии с Дженнин. Как-то раз Элламария сказала, что неплохо бы свалить все их характеры в один общий котел, чтобы каждая из четверки могла заимствовать из него те черты, которые ей более всего по душе.

На что Дженнин тут же откликнулась: «Но разве не потому мы цепляемся друг за дружку, что совсем разные?» Эшли и припомнить не могла, сколько раз за последнее время благодарила Господа за то, что он послал ей таких подруг.

— Что ж, я побегу, — сказала Эшли, вставая. — Хоть разок пораньше лягу и высплюсь.

Кейт улыбнулась:

— Я всегда тебе рада.

— Спасибо, — улыбнулась в ответ Эшли. — Но, кажется, я уже придумала, как быть дальше.

— Да?

Эшли приподняла пальцем кончик носа и еще раз улыбнулась.

А на душе у нее скребли кошки. Больше всего на свете ей не хотелось сейчас оставаться одной. Особенно сегодня.

Она боялась, что не вынесет этого. Эшли испытывала острую необходимость в общении.

Такси растворилось в ночи, оставив Эшли перед входом в ресторан. Холод стоял лютый, и она поплотнее укуталась в шарф, спасаясь от пронизывающего ветра. Она уже начинала жалеть, что приехала сюда.

Дверь ресторана распахнулась, и на улицу вышла женщина. Она громко смеялась, а потом обернулась к своему спутнику, который шел следом. Обнявшись, они зашагали по улице — веселые и счастливые. Эшли проводила их завистливым взглядом и вновь подумала о Джулиане. Потом посмотрела на часы.

Самолет вот-вот приземлится, так что он сейчас наверняка ждет в аэропорту. Его красивое лицо, как всегда, бесстрастно, но, перехватив чей-то взгляд, Джулиан сразу улыбнется.

Так уж он устроен. Всегда улыбается.

Она вздохнула. В какой-то мере именно эта его улыбка и привела ее сюда. К их ресторану.

Снова зарядил дождь, и Эшли, наконец решившись, толкнула дверь и вошла в ресторан. Людей в зале было немного, и, осмотревшись по сторонам, она быстро заметила того, кого искала. Подошедший официант предложил взять у нее пальто, но Эшли отказалась, пояснив, что еще не уверена, останется ли ужинать. Ее сердце судорожно колотилось. Каким-то необъяснимым образом ей казалось, что она должна встретиться с Джулианом. Интересно, что бы он подумал, узнав о том, что привело ее сюда.

Когда она приблизилась к столику, за которым сидел одинокий немолодой мужчина, тот приподнял голову и его морщинистое лицо тут же расцветила улыбка. Он выжидательно посмотрел на дверь, затем снова перевел взгляд на Эшли.

— Здравствуйте, милая, — сказал он. — Вы одна?

Чуть замявшись, она ответила:

— Да.

— Понимаю, — кивнул он.

— Вы не возражаете… — Голос Эшли предательски дрогнул, она прокашлялась. — Вы не возражаете, если я присяду?

— Нет, что вы. — Он жестом указал на свободный стул и подозвал официанта. — Что будете пить?

— Минеральную воду, пожалуйста.

Старик понимающе кивнул.

— Двойное виски, — сказал он официанту. — А для меня — как всегда.

Глядя на изборожденное морщинами лицо, она невольно задумалась, каково быть таким старым, когда вся жизнь уже в прошлом. Его голубые глаза понимающе и испытующе смотрели на ее лицо из-под стекол очков.

— Не возражаете, если я закурю? — спросил он, извлекая из кармана пачку сигарет.

— Нет, пожалуйста, — ответила Эшли.

— Вас угостить? — предложил он, протягивая ей пачку.

— Спасибо, — поблагодарила она и взяла сигарету.

— Курить уже немодно, — заметил он.

— А вы не пробовали бросить?

— Пожалуй, нет. Для меня это одна из немногих оставшихся в жизни радостей. Особенно сейчас, когда все на тебя косятся. Это позволяет даже ощущать себя своего рода мятежником.

— Что ж, давайте поднимем мятеж вместе, — сказала Эшли, прикуривая от его зажигалки.

— Есть будете? — спросил он. — Советую взять оленину. Если вы, конечно, не вегетарианка.

— Нет, я не вегетарианка, — улыбнулась Эшли.

— Прекрасно.

— Почему?

— Многие люди не понимают, что становятся заложниками собственных принципов и лишают себя маленьких радостей. А вот лично для меня, например, только что зажаренный бифштекс из оленины — настоящее удовольствие.

— Но ведь вы не осуждаете людей, исповедующих собственные принципы? — поинтересовалась Эшли.

— Нет, Боже упаси. Я только против фанатиков, которые пытаются навязать собственные убеждения другим. Если верить газетам, так вообще все, чем мы занимаемся, вредно для здоровья. Особенно курево и спиртное. То есть именно то, что доставляет мне наибольшее удовольствие. А теперь еще и нельзя есть самое вкусное, и даже дышать обычным воздухом, оказывается, тоже вредно. Летом вредно загорать, а зимой вместо обычных дождей, оказывается, льют кислотные. Ботинки нельзя носить, потому что они сделаны из кожи, а теплую шапку — потому что она из меха. Если хотите, могу продолжить.

Старик пригубил свой напиток и поставил стакан на стол. Его глаза вдруг озорно блеснули.

— А знаете, что я сегодня натворил? — спросил он, наклоняясь к ней, чтобы никто их не подслушал.

Эшли покачала головой.

— Никогда не догадаетесь, какой фортель я отколол. — Он заговорщически подмигнул и, видя, что уже достаточно заинтриговал Эшли, продолжил:

— Я закурил прямо в вагоне метро и выкурил целую сигарету! Придал себе грозный вид, нахмурил брови и всем своим видом показывал: только посмейте сделать мне замечание! Конечно, я здорово рисковал, но я люблю чувство опасности.

— Да, вы и правда рисковали, — согласилась Эшли. — А… кто-нибудь возразил?

— Нет, представьте себе, никто даже не пикнул! — с гордостью сказал он. — Дело в том, что, кроме меня, в вагоне не было ни души!

От неожиданности Эшли прыснула, а затем звонко расхохоталась. Ей вдруг сделалось так хорошо, что захотелось обнять и расцеловать старика. Немного успокоившись, она спросила;

— И часто вам приходится так играть с судьбой?

— Да, случается, — с серьезным видом кивнул он. — На прошлой неделе, например, я купил пушистую меховую шапку и, выйдя из магазина, отважно нахлобучил ее на голову. Так вот, вы не поверите, но никто не подскочил ко мне и не облил краской. — Он снова задорно улыбнулся. — Однако я надежды не теряю и ношу ее каждый день.

Подошел официант и поинтересовался, не желает ли Эшли заказать что-нибудь. Она взяла меню и быстро пробежала его глазами.

Однако от одной лишь мысли о еде ей стало тошно.

Старик пришел ей на выручку:

— Принесите даме оленину, Джордж. С овощным гарниром.

— Нет, что вы, я не хочу есть! — воскликнула Эшли, беспомощно переводя взгляд с одного на другого.

— Ничего не могу поделать, мадам, — сказал официант. — Таковы наши правила.

Старик не выдержал.

— Послушайте, Джордж, я ведь, кажется, уже сделал заказ, — сухо напомнил он. — Принесите даме оленину с овощами.

Довольный, что больше не придется пререкаться, официант поспешно испарился.

— Но ведь я в самом деле не хочу есть, — растерянно пролепетала Эшли.

— Верю, — кивнул старик. — Зато я хочу.

— Но ведь вы уже…

Старик предостерегающе приподнял руку.

— Вы правы, — сказал он, — но я с удовольствием съем еще одну порцию. В противном случае Джордж может предложить вам удалиться, а мне не каждый вечер выпадает счастье ужинать в обществе столь изысканной и прекрасной, хотя и безмерно опечаленной женщины, которая наверняка хотела бы видеть рядом с собой кое-кого другого. Ваше настроение как-то связано с молодым человеком, с которым я вас частенько здесь видел. Не так ли?

Эшли кивнула.

— Он скоро женится, — неожиданно для самой себя выпалила она.

— А он знает?

— О чем?

— Как вы его любите?

Слезы застилали ей глаза. Она выдавила:

— Да.

Официант принес им напитки.

— Вы, наверное, находите меня взбалмошной и нелепой? — спросила Эшли.

Старик величаво покачал головой.

— Разве можно назвать нелепой боль, которую вы испытываете? — с искренним сочувствием заговорил он. — Когда ваша жизнь вдруг утратила смысл, сделавшись хаотичной и бессмысленной. Нет, утрата любимого человека способна разбить сердце, но ничего нелепого в этом нет и быть не может.

— Я и подумать не могла, что это когда-нибудь кончится. Я искренне верила, что он меня любит. А теперь понимаю, что заблуждалась.

— А он признавался вам в любви?

— Напрямую — нет.

— И все же вы были уверены в его чувствах?

— Да, — вздохнула Эшли. — По крайней мере мне так казалось. Но я ошибалась. Жестоко ошибалась. Господи, как можно быть такой слепой!

— Что ж, возможно, вы правы, — задумчиво произнес старик. — Невыносимо, когда тебя отвергают. Ничто так не разрывает сердце, как осознание полной ненужности и никчемности в глазах твоего дорогого и любимого человека.

Глаза старика вдруг заволокло пеленой, и Эшли поняла: на него нахлынули собственные воспоминания.

Минуты две они сидели молча. Наконец старик стряхнул с себя оцепенение и улыбнулся.

Эшли так и подмывало прикоснуться к его морщинистой руке, но она сдержалась.

— Я тоже был влюблен, — сказал он. — В собственную жену. Но я се потерял. Она умерла. Уже пять лет, как ее нет со мной. В первое время мне казалось, что я не в состоянии этого вынести. Жизнь без нее потеряла для меня всякий смысл, сделалась одинокой и пустой. Причем лишь после ее смерти я осознал, как глубоко ее любил. Ничего, вы молоды, и у вас еще вся жизнь впереди. И вам непременно встретится достойный мужчина, которого вы полюбите всем сердцем.

— Когда любовь уходит, это невозможно вынести! — вскричала Эшли. — Господи, и чего я только не передумала! Одно время я даже мечтала, чтобы Джулиан умер. Я искренне надеялась, что тогда он навсегда останется в моей памяти как самый любимый человек и мне не придется мучиться от сознания, что он меня не любил.

Старик улыбнулся.

— Вы мне не верите, — сказала Эшли.

— Почему же, верю. Просто мне не кажется, что вы и в следующий раз полюбите так же. Любовь ведь не повторяется — она всякий раз новая. Кстати, вам не приходило в голову, что на самом деле он вас очень любит?

— Но он всегда знал, что женится на Бланш, — возразила Эшли.

— А вдруг он тоже страдает? — предположил старик. — Должно быть, ему было мучительно трудно сказать вам, что между вами все кончено. Почему бы вам снова не поговорить с ним? Может, тогда вам станет легче?

— Нет, говорить я с ним не стану, — решительно сказала Эшли. — Тем более о наших отношениях. Он уже принял решение, и я должна с ним смириться. Моя жизнь превратилась в какой-то кошмар.

— Я знаю. Но могу твердо обещать: как и любой кошмар, это пройдет.

Она улыбнулась:

— Да, забавно — я веду себя так, словно я единственная в мире, кого постигла такая печальная участь. Между тем подобное случается почти с каждым.

Старик кивнул:

— Да, все мы ощущаем горе и боль по-разному, но собственное горе все равно воспринимается сильнее и острее. Постарайтесь как можно скорее взять себя в руки. Сейчас вы должны думать о том, как заманчиво начать жизнь сначала. Ведь никто не знает, какие приятные неожиданности у вас впереди. Только смелее идите вперед с поднятой головой и не оглядывайтесь назад.

Эшли горько усмехнулась:

— Послушать вас, так я скоро сама себе позавидую.

Старик приподнял брови.

— Поверьте, милая, на мою долю тоже выпало немало горя. Но я всегда встречал трудности с поднятым забралом.

И верю, что вам это тоже по силам.

— Вы и в самом деле так думаете?

— Да.

— Тогда, пожалуй, я начну с того, что завтра закурю в метро сигарету, — сказала Эшли, и оба расхохотались. — Спасибо, после ваших слов мне стало намного легче. Вы уж извините, что я выплеснула на вас свои чувства. Мне, право, очень неловко.

— Это вы зря. Если, конечно, не решили сдаться.

— Ни за что! — твердо заверила Эшли. — Теперь я уже точно знаю, что сумею все пережить. Просто пока мне еще плохо без него, хотя, кажется, дай мне волю, я бы его задушила собственными руками. Как он посмел выставить меня такой нелепой и взбалмошной?

— Ага, вижу — мы пошли по второму кругу, — улыбнулся старик.

Эшли нахмурилась:

— Да, верно. Боюсь, что последние дня четыре я только и делаю, что хожу по кругу.

— Н-да, — произнес старик: Затем, чуть подумав, добавил:

— Знаете, милая, я бы вам посоветовал завтра купить себе меховую шапку.

Эшли посмотрела на его доброе, изборожденное морщинами лицо и улыбнулась:

— Спасибо, что выслушали меня.

— Это вам спасибо, — сказал он, и Эшли догадалась: для него их беседа тоже не прошла даром.

Повинуясь какому-то порыву, она протянула руку и легонько стиснула его запястье. Глаза старика засияли, и Эшли поняла, что пришла сюда не зря.

 

Глава 6

Всю дорогу до самого Брайтона дождь лил как из ведра, и Дженнин была несказанно счастлива, когда наконец добралась до небольшого уютного отеля, в котором забронировала номер. Завтра вечером она переберется в «Метрополь», где остановится вся съемочная группа. Но это завтра, а сегодня она принадлежала самой себе.

Дженнин расписалась в журнале для постояльцев.

— Благодарю вас, миссис Грин, — сказала девушка за стойкой и вручила ей ключ.

— Возможно, мне придется задержаться сегодня вечером, — сказала Дженнин, наклоняясь, чтобы взять свою дорожную сумку. — У вас есть запасной ключ от входной двери? На случай, если вы запрете рано.

— Да, конечно, — кивнула девушка. — Вот, возьмите мой. Я уж сегодня точно носа на улицу не высуну — дождь так и хлещет.

Взяв ключ, Дженнин направилась к лестнице.;

— Приятного отдыха! — пожелала ей вслед девушка.

Дженнин улыбнулась, но оглядываться не стала — рисковать не стоило. Ее шляпка была надвинута почти на самые глаза, а рот и подбородок плотно укутывал шарф.

Дженнин была уверена, что се никто не узнает; впрочем, девушка и не проявляла особого любопытства.

Поднявшись на второй этаж, Дженнин отперла дверь в шестой номер и подошла к окну. Оно выглядело так, будто его не открывали уже долгие годы. Ничего, возможно, днем из него удастся увидеть море.

У окна притулился маленький туалетный столик, зеркало висело над ним. Бросив сумку на кровать, Дженнин зажгла бра и присела на табурет.

Ее руки дрожали. Едва заметно, но вполне достаточно, чтобы ей захотелось выпить. Предвидя это, Дженнин заранее припасла бутылку виски и, вынув ее из сумки, прошла в ванную за стаканом.

Плеснув в стакан немного виски, она залпом осушила его, затем вернулась в комнату и, налив себе еще, поставила бутылку на туалетный столик.

Почувствовав себя увереннее, Дженнин посмотрелась в зеркало. Несколько минут она разглядывала себя. Ее лицо казалось бесстрастным, красиво подстриженные светлые волосы были слегка примяты шляпкой. Дженнин полюбовалась своей белоснежной, не тронутой загаром кожей, небольшими нежными грудками.

— Дженнин Грей, — прошептала она своему отражению, а потом, криво усмехнувшись, поправилась:

— Миссис Грин.

Повернувшись, Дженнин достала косметичку и расстегнула молнию. Так, сначала коричневый карандаш. Легонько подвела им свои светлые брови, отчего ее лицо стало грубоватым. Затем наложила на глаза черные тени. Еще раз подвела карандашом брови. Подкрасила веки и ресницы.

Нарумянила щеки. Снова полюбовавшись на себя в зеркало, усмехнулась и тюкнула кончиком карандаша в скулу.

Пусть здесь будет родинка.

Еще раз подвела глаза, подтянув их к вискам. Ее лицо немного вытянулось и казалось осунувшимся.

Так, теперь помада. Ярко-красная и блестящая. Это была, пожалуй, главная деталь всей операции. Изменив форму рта, она сделает свое лицо неузнаваемым.

Дженнин аккуратно намазала губы, затем обвела их по контуру раз, другой, увеличивая очертания рта. Потом придирчиво посмотрелась в зеркало.

Да, теперь ее узнать было почти невозможно. Правда, рот получился немного великоват, но ничего — для ее замысла он подходил идеально.

Дженнин натянула шелковое платье, одну задругой застегнула пуговицы и завязала поясок.

Она была уже почти готова. Взяв щетку для волос, она сначала зачесала волосы назад, а потом подколола их на затылке. Достала из дорожной сумки и приладила на голову темно-каштановый парик.

Еще раз посмотрелась в зеркало. Господи, как же легко изменить внешность и стать совсем другим человеком! Как просто, оказывается, жить чужой жизнью.

Ее пульс залихорадило, к горлу подкатывало волнение.

Она посмотрела на часы. Десять. Уже пора. Остались лишь последние приготовления.

Дженнин достала из сумки чулки и пояс. Руки снова заметно дрожали. Еще виски, нужно немного взбодрить себя. Она выпила, потом благодарно вздохнула. Стало гораздо лучше — совсем другое дело. Задрала подол платья, обернула пояс вокруг талии и застегнула крючки, затем натянула чулки. Сделала прощальный глоток виски, схватила шубку и, выключив свет, вышла.

Дождь перестал, но на улице было холодно, дул пронизывающий ветер. Дженнин поплотнее запахнула шубку.

Раз или два она со страхом оглядывалась — ей казалось, что за ней следят, однако все опасения были, по счастью, напрасными.

Сейчас она перевоплотилась в миссис Грин. Она могла позволить себе все, чего была лишена, но о чем втайне мечтала мучительными бессонными ночами Дженнин Грей.

Сегодня вечером миссис Грин была призвана воплотить в жизнь все ее тайные мечтания.

Когда она достигла дверей заветной дискотеки, дождь зарядил с новой силой. Ее поразило, что в такой поздний час в баре было полным-полно посетителей, в основном молодежи.

Пройдя в глубь зала, где музыка гремела потише, она отыскала свободный табурет в углу уютного бара и уселась.

Тут же подскочивший официант услужливо осведомился, что ей принести. Дженнин заказала двойное виски.

Медленно потягивая виски, Дженнин вдруг заметила, что легонько раскачивается в такт музыке. Интересно, пригласят ли ее танцевать? Она мечтательно вздохнула, представив, как прижимается к горячему крепкому телу, пусть даже и неопытному.

Однако время шло, официант принес ей второй стакан виски, и Дженнин уже начала подумывать, что понапрасну потратила время, когда заметила, что у противоположной стены зала стоят двое высоких молодых парней и буквально пожирают се глазами. Вот оно! Ее сердце заколотилось, а на ладонях проступил пот. Отвернувшись, она поднесла к губам стакан и пригубила виски. Затем, оглянувшись, увидела, что юнцы по-прежнему пялятся на нее во все глаза. При этом улыбаются и обмениваются репликами.

Дженнин улыбнулась в ответ, и парни тут же переглянулись и принялись подмигивать и толкать друг друга локтями. Сердце Дженнин подпрыгнуло — ничего другого она и не ожидала.

Долго ждать ей не пришлось. Через несколько секунд юноши принялись пробираться к ней. Приблизившись к стойке бара, они, однако, приостановились в нерешительности. Дженнин прекрасно понимала, что должна как-то им помочь. Облизнув губы, она чуть приоткрыла рот и, посмотрев на парней, приветливо улыбнулась. Это сработало. Юноши — один высокий, второй пониже — заулыбались и подошли ближе.

— Здравствуйте, — произнес высокий. Дженнин он показался красивее своего белобрысого приятеля. — Вы одна?

Дженнин кивнула.

— Меня зовут Нил, — представился высокий. — А это Шон.

Второй юноша кивнул. Воцарилось неловкое молчание; оба стояли, переминаясь с ноги на ногу.

— А вас как зовут? — спросил наконец Нил.

— Миссис Грин.

— А имя у вас есть?

— Джейн.

— Не возражаете, если мы к вам подсядем? — спросил Шон, усаживаясь на соседний вертящийся табурет.

— Нет. Тем более что вы уже подсели, — заразительно рассмеялась Дженнин. Юноши тоже засмеялись.

Они переглянулись, словно ища друг у друга поддержки, затем Нил заговорил:

— Скажите, Джейн, почему такая красивая женщина сидит в баре одна?

Дженнин улыбнулась, вдруг почувствовав себя умудренной опытом. Женщина. Что ж, не девушка, конечно.

Впрочем, что от этого меняется? Она пожала плечами:

— Просто надоело дома одной торчать.

— И часто вы сидите дома в одиночестве? — спросил Нил.

Дженнин уже поняла, что из двоих он побойчее.

— С тех пор, как меня бросил муж, — с легкостью соврала она.

— Он рехнулся, — убежденно сказал Шон, таращась на ее ноги.

Дженнин улыбнулась:

— Спасибо.

— Потанцуем? — спросил Нил.

— С удовольствием.

Брошенный ими Шон, как ей показалось, слегка надулся. Ничего, мальчик, времени еще много. На всех хватит.

Отплясывая в быстром танце, Дженнин видела, что Нил так и пожирает ее взглядом, почти не сводя глаз с ее груди, свободно болтавшейся под тонким платьем. Перехватив ее взгляд, парень залился ярким румянцем. Дженнин не выдержала и прыснула.

— Что вас рассмешило? — крикнул он, стараясь перекричать музыку.

— Ничего!

Тогда он тоже расхохотался и, обернувшись, победно подмигнул Шону. Тот, не поняв, в чем дело, скуксился еще больше: подумал, должно быть, что Нил уже обо всем с ней договорился.

Дженнин танцевала с Нилом еще дважды, а потом, когда заиграла спокойная музыка, вернулась на место.

— Не любите медленные танцы, да? — поинтересовался Нил, плюхаясь рядом с ней на диванчик.

— Люблю, — ответила она. — Просто хочу посидеть немного — дух перевести.

Увидев вытянутую физиономию Шона, она улыбнулась и взяла его за руку.

— Потанцуем?

Уговаривать того долго не пришлось. Парень расцвел и, прытко вскочив с дивана, потащил ее за собой на полутемный танцевальный пятачок.

Танцевал он неплохо, несравненно лучше, чем Нил, и, несмотря на слишком короткую стрижку, показался Дженнин довольно приятным. Кого же ей выбрать? Дженнин решила, что спешить не станет. В конце концов пусть сами решат.

Так продолжалось довольно долго. Они сидели, разговаривали ни о чем, пили и поочередно танцевали. Юнцы постепенно смелели, порой даже переходя меру.

Дженнин отлучилась в туалет, где привела себя в порядок и поправила макияж. Возвращаясь, она услышала, что приятели о чем-то спорят.

Отпив изрядный глоток, Шон изучающе посмотрел на нее и вдруг выпалил:

— Мы тут спорили, Джейн. Вы, случайно, не прости… не профессионалка?

Нил даже подавился.

— Ну ты даешь, приятель! — выдавил он, однако покосился на Дженнин в ожидании ответа.

Дженнин звонко расхохоталась. Она легко могла понять ребят. Ей только показалось смешным, что миссис Грин находит такое обращение забавным. А вот Дженнин Грей была бы вне себя от ярости.

— Почему вы так подумали? — только и спросила она.

— Просто так, — потупился Шон. — Извините, это я дурака свалял.

Нил же по-прежнему не сводил с нее глаз и заметил, что Дженнин расстегнула еще одну пуговицу на платье. Перехватив его взгляд, Дженнин пригнулась над столом, чтобы взять свой стакан, и ее голая грудь чуть не вывалилась наружу. Нил оторопело уставился на нее. Господи, эта женщина его просто с ума сводит! Не выдержав, он притянул ее к себе, порывисто обнял и впился в се губы страстным поцелуем. Дженнин не стала ему препятствовать, но и не поощряла. Минуту спустя она легонько оттолкнула Нила и посмотрела на Шона, который с напускным вниманием следил за танцплощадкой.

Рассмеявшись, Дженнин взяла его руку и прижала к своей груди, ожидая, что за этим последует. Шон озадаченно поскреб свободной рукой затылок, но потом, когда Дженнин отняла свою руку, менять позу не стал. Почувствовав, как набухает ее сосок под его пальцами, он, в свою очередь, притянул Дженнин к себе и начал ее целовать. Язычок Дженнин змейкой проник в его рот и заметался там, вздымая волну эротических ощущений.

Дженнин высвободилась и поочередно обвела взглядом обоих друзей.

— Ну что? — спросил Нил ухмыляясь. — Кто из нас окажется счастливчиком?

Дженнин улыбнулась и, взяв свой стакан, стала медленно потягивать виски. Потом, допив до конца, отставила стакан в сторону.

— Ну так что? — пробасил Шон внезапно охрипшим голосом.

Дженнин шаловливо хихикнула и отбросила волосы со лба.

— А как насчет вас обоих? — задорно спросила она.

Парни остолбенели. Первым пришел в себя Шон, губы которого расплылись в широчайшую ухмылку. Затем Нил кивнул и пожал плечами.

— А почему бы и нет?, — промолвил он. — Лично я не против.

— Тогда я заберу свою шубку, — сказала Дженнин и встала.

 

Глава 7

Не желая беспокоить Элламарию, которая продолжала спать. Боб тихонечко сполз с кровати и босиком прошлепал к окну. Взглянул на часы. Так, без десяти три. Времени, чтобы добраться до вокзала, было еще предостаточно.

Надев халат, Боб отправился в кухню, чтобы приготовить кофе.

Поставив на стол кофейные чашечки, он заметил альбомчик с фотографиями, который оставила Элламария. Дожидаясь, пока закипит чайник, он взял альбомчик и принялся перелистывать. Лицо его сразу же осветилось улыбкой. Этим фотографиям было уже больше двух лет; они с Элламарией сделали их во время поездки в Шотландию, куда удрали тайком. «Наш медовый месяц» — так называли они свой безмерно затянувшийся уик-энд. Это и вправду получился настоящий медовый месяц. Боб навсегда запомнил, как на заходе солнца они впервые предавались любви на горном склоне, поросшем вереском. Он и сейчас словно наяву видел, как матово белела среди изумрудной зелени и пестрых цветов нежная кожа Элламарии, с каким беззаветным неистовством они сливались в объятиях. Вот и фотография мистера и миссис Дафф, владельцев крохотной уютной гостиницы, в которой они тогда останавливались. И вдруг ему сделалось грустно: он понял, что именно неопределенность в их отношениях и неуверенность в завтрашнем дне вынуждали Элламарию искать утешения в счастливом прошлом.

О черт! Как же он мог забыть? Ведь он должен был заехать днем к Шайдерсу, чтобы забрать для Линды новые сапоги для верховой езды. И где, кстати, ее список того, что он должен был купить в «Хэрродзе»? Неужто он его забыл в театре? Дьявольщина, значит, придется туда вернуться. Он ведь к тому же и ее подарок там оставил. Проклятие! Боб снова посмотрел на часы. Нет, не успеть — придется отложить на завтра. А его мать тогда переночует у него здесь, в Лондоне. Но вот только Элламарии он, конечно, ничего об этом не расскажет.

Чайник, вскипев, отключился, и Боб насыпал в чашечки по ложке растворимого кофе.

— Боюсь, молока у меня нет, — послышался голос.

От неожиданности Боб вздрогнул и обернулся. Элламария стояла в проеме двери совершенно голая!

— Ничего, попьем черный, — сказал Боб, продолжая смотреть на нее во все глаза. Ее лицо еще было немного заспанным, а пышные волосы растрепались, рассыпавшись по обнаженным плечам. Захваченный врасплох, Боб пожирал глазами ее нагие прелести.

Одарив его понимающей улыбкой, Элламария приблизилась и обвила руками его шею. Боб жадно обхватил ее и, прижав к себе, начал покрывать поцелуями ее лицо; при этом его руки не переставая ласкали ее нежную кожу. В ответ Элламария прильнула к нему всем телом. Чувствуя, как быстро пробуждается желание, он принялся ласкать ее грудь, легонько сжимая соски. Затем, наклонившись, начал ее целовать. Элламария закрыла глаза и запрокинула голову, ее острые ногти впились в его спину.

Но Боб внезапно отстранился. Он вспомнил, что завтра должен возвратиться к жене, и не хотел, чтобы на теле остались уличающие отметины.

Чмокнув ее в кончик носа, он прошептал:

— Ты просто ненасытная.

— Я знаю, — улыбнулась Элламария, проскальзывая рукой под его халат. В следующее мгновение она обхватила его пробуждающуюся плоть и начала умело ее ласкать. У Боба перехватило дыхание. Подняв голову и зажмурившись, он отдался сладостным ощущениям…

…Потом они довольно долго стояли обнявшись. Элламария прислушивалась к биению его сердца, постепенно обретавшему обычный ритм. Наконец Боб погладил ее по плечу и благодарно прошептал:

— Я люблю тебя. — Затем, взяв ее под подбородок, приподнял ее голову и посмотрел прямо в глаза. — Если бы ты только знала, как я тебя люблю! Ты просто чудо!

Элламария улыбнулась и высвободилась из его объятий.

— Налить тебе кофе?

Боб кивнул. Элламария разлила кипяток по чашечкам, а он тем временем прижался к ней сзади.

— Между прочим, у меня для тебя сюрприз, — прошептал он, обхватывая обеими руками упругие чаши ее грудей.

— Как, уже? — изумилась она, оборачиваясь с озорной улыбкой.

Боб рассмеялся:

— Нет, не в том смысле. Хотя, если ты в ближайшую минуту не оденешься, я этого не исключаю.

С этими словами он шлепнул ее по упругой попке и направился в гостиную.

Минуту спустя Элламария присоединилась к нему. Она облачилась в атласный розовый халат — подарок Боба на день рождения.

Увидев, что она оделась, Боб вздохнул с облегчением.

Хотя поезд, на котором приезжала его мать, прибывал в шесть вечера, время стремительно иссякало. Он машинально посмотрел на часы, но тут же пожалел об этом. Идиотская выходка! А ведь сколько раз он давал себе зарок никогда не поступать так в присутствии Элламарии. Она промолчала, но легкое облачко, затуманившее ее лицо, не ускользнуло от внимания Боба. Он готов был лягнуть себя за свою промашку. Приняв из рук Элламарии чашечку кофе, он устроился на диване. Элламария села рядом.

— Ты сказал про какой-то сюрприз, — напомнила она. — А он мне понравится?

— Надеюсь, что да, — улыбнулся Боб, искоса поглядывая на нее. — Во всяком случае, я на это рассчитывал.

— Тогда скажи, не томи.

— А ты сама догадайся.

— Господи, но ведь я даже не представляю… Хоть намекни.

— Что ж, давай попробуем. О чем ты сейчас мечтаешь больше всего на свете?

Элламария с оборвавшимся сердцем посмотрела на него.

Ее глаза заволокло туманом. Неужели…

В ту же минуту Боб понял, что допустил чудовищную, непростительную ошибку. В его мозгу лихорадочно зароились мысли: как помешать ей высказать то, о чем она наверняка сейчас думала?

— Да, кино! — срывающимся от волнения голосом воскликнул он, видя, что Элламария вот-вот откроет рот. — Мне предложили снять фильм «Тристан и Изольда, или Великая трагедия королевы Корнуолла». Вот я и подумал, что ты, наверное, не станешь возражать, если роль Изольды достанется тебе!

Элламария быстро отвернулась, чтобы скрыть свое разочарование, и отпила кофе.

— Ну что, рада? — упавшим голосом спросил Боб. Даже ему самому было слышно, как он фальшивит.

— Конечно, — кивнула Элламария. — Еще бы.

Боб мысленно проклинал себя за глупость. Заметив, как задрожали его руки, Элламария все поняла и тут же прониклась к нему сочувствием. Она догадывалась, что режиссер искренне надеялся ее порадовать, а теперь сам жестоко мучился из-за своей промашки. В следующую минуту ее лицо озарилось счастливой улыбкой, и Боб едва успел отставить чашечку в сторону, как Элламария свалилась в его объятия. Быстро поцеловав его в губы и в щеку, она затараторила:

— Господи, до чего же я тебя люблю! Просто ушам своим не верю. Кино! До чего же я всегда мечтала сняться в кино! — И, сорвавшись с дивана, принялась весело порхать по комнате. Потом, остановившись, спросила:

— А когда ты об этом узнал? И почему раньше не сказал? Когда начнутся съемки?

Боб с облегчением засмеялся:

— Ну, еще не скоро. Сама знаешь — в таких делах поспешность только вредит.

— О, Боб! — вскричала Элламария, захлопав в ладоши. — Это и правда настоящий сюрприз. Господи, я просто сама себе не верю. Я — кинозвезда! Господи, всю жизнь об этом мечтала! Шекспир и кино. А теперь я добилась и того и другого. Так мы поедем во Францию и в Корнуолл? Или сначала сам на разведку съездишь? Может, прихватишь меня с собой?

Боб кивнул.

— Господи, с ума можно сойти! — заверещала она. — И на сколько? Ведь это означает, что все это время ты будешь мой!

— Забавно, — усмехнулся Боб. — А я почему-то думал, что это ты будешь моя!

Элламария прильнула к его груди, а он погладил ее по голове. Сам же мысленно поздравил себя, что дешево отделался.

Элламария была счастлива. Она всегда мечтала быть рядом с ним, работать вместе. И несмотря на жестокое разочарование, которое испытала несколько минут назад, Элламария твердо знала, что в один прекрасный день ее мечта осуществится и Боб будет принадлежать ей. Навсегда.

— Во сколько тебе надо уходить? — спросила она, поворачивая его запястье, чтобы посмотреть на часы.

— Примерно через полчаса. Мне придется сначала вернуться в театр — я там кое-что оставил.

— Да что ты, — изумилась Элламария. — А я думала, что ты все захватил.

— Нет, — сокрушенно покачал головой он. — Я только сейчас сообразил, что забыл там кое-какие вещи.

— Может, сценарий? — спросила она, сверкнув глазами.

Боб расхохотался.

— Нет, — ответил он и тут же спохватился. Надо было сказать «да».

— А что тогда? — Элламария и сама не могла понять, чего добивалась. Ей было вовсе не так уж важно, должен он вернуться в театр или нет. Однако что-то в поведении Боба неуловимо подсказывало ей: он не хочет, чтобы она об этом знала.

— Ничего особенного, — сказал он, отводя глаза в сторону. — Так, ерунда.

— Тогда почему тебе так уж обязательно туда заезжать? — спросила Элламария, понимая, что поступает глупо, но уже не в силах себя остановить.

— Просто мне надо, вот и все, — отрезал Боб, уже начиная раздражаться.

— Так что же это такое?

Боб вздохнул.

— Ну, ладно, — медленно произнес он. — Это рождественский подарок.

Элламария выпрямилась. Сердце ее заколотилось.

— Для нее, да?

— Да, — сокрушенно кивнул Боб и взял се за руку.

Но Элламария отдернула ее словно ужаленная. Господи, ну почему он не мог соврать? Кто его тянул за язык?

Впрочем, да… А ведь в последние недели она буквально из кожи вон лезла, чтобы отвлечься от мыслей о Рождестве. О том, что Боб собирается провести его со своей благоверной. А она останется одна. Ее родители не смогли (или не захотели) прилететь, а у нее самой возможности побывать дома тоже не было.

— Элламария! — произнес он умоляюще.

Она не ответила.

— Извини. Зря я тебе сказал.

Элламария решительно встряхнула головой.

— Ничего, — сказала она наконец. — Я сама виновата.

Нечего было к тебе приставать. Ясно же, что ты должен был купить подарок своей жене. Я просто сама не знаю, что на меня нашло.

— Ты же знаешь, как я хотел бы встретить Рождество с тобой, — промолвил он, слегка кривя душой.

— Честно?

Боб кивнул.

С минуту Элламария молчала, а он терпеливо дожидался, пока она заговорит. Когда она наконец нарушила молчание, то сказала именно то, чего он больше всего боялся.

— А знаешь, — сказала она, глядя в сторону, — о чем я подумала несколько минут назад, когда ты сказал, что припас для меня сюрприз?

Боб напрягся и устало провел пальцами по глазам.

— Ты знаешь, что я надеялась услышать?

— Да.

Элламария посмотрела на него в упор.

— Я надеялась услышать, что ты уходишь от жены.

— Я знаю. Извини.

— Вот что сделало бы меня самой счастливой на свете, — добавила она. — Моя мечта — всегда быть вместе с тобой!

Боб взял ее за руки и посмотрел прямо в глаза.

— Скоро мы будем вместе. Непременно. Обещаю. Просто… — Он замялся, затем продолжил:

— Не так легко одним махом обрубить одиннадцать с лишним лет своей жизни.

— Ну, может, ты просто честно ей признаешься, что завел другую женщину? Не может же она тебя удерживать силой, зная, что с ней ты несчастлив. Тебе ведь плохо с ней. Боб? Ты же хочешь быть со мной, да?

— Конечно, дорогая.

Элламария всплеснула руками.

— Ну так признайся же ей! Расскажи про нас.

— Хорошо, постараюсь.

— Нет, — покачала головой Элламария. — Пообещай мне, Боб. Поклянись, что расскажешь.

Он посмотрел в сторону, лихорадочно размышляя. Что делать? Что сказать?

В это мгновение Элламария прикоснулась к его щеке и, заставив повернуть голову, заглянула ему в глаза.

Ее взгляд был затуманен и преисполнен мольбы, как у ребенка, выпрашивающего долгожданную игрушку. Ну как ей отказать? Боб улыбнулся и кивнул.

— Хорошо, — промолвил он. — При первой же возможности я ей все расскажу.

И тут же проникся глубочайшим отвращением к самому себе.

Элламария восторженно прильнула к нему.

— Боже, как же я тебя люблю! — вскричала она. — Ты никогда не пожалеешь, клянусь! Со мной ты будешь счастлив.

— Не сомневаюсь, — сухо произнес он.

Из-за закрытой двери кабинета Билла Прюитта доносились монотонный гул голосов и стрекотание пишущих машинок. Все обсуждали одно и то же. Дженнин Грей не явилась на съемки утром в четверг. Честолюбивая Дженнин Грей, для которой не было в жизни ничего важнее работы, пропустила съемки.

Недоуменно покачав головой, Билл закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он догадывался, о чем все сейчас говорят.

Что Дженнин Грей относится к своему делу свысока, убеждена, что достойна куда большего, и, не явившись, просто лишний раз подчеркнула свое высокомерие. Он решил поговорить с самой Дженнин Грей.

Однако пока разговор у них не клеился. И как после этого он может хоть попытаться ее выгородить, если она наотрез отказывается сказать, где была вчера утром?

Билл Прюитт снова вздохнул и отвернулся от окна.

Дженнин, понурив голову, сидела у его стола, нервно теребя носовой платочек.

— Джен, — сказал Билл и тут же заметил, как напряглись ее плечи. Подойдя поближе, он произнес:

— Посмотри на меня, Джен.

Дженнин Грей приподняла голову, и он заметил, что се веки опухли, а глаза покраснели от слез.

— Если не хочешь рассказать, где была, то придумай хотя бы что-нибудь. Наври с три короба, по только не талдычь о своем сожалении.

— Дженнин всхлипнула и помотала головой:

— Не могу, Билл. Хоть убей, не могу.

— Тогда скажи правду, — настаивал он. — Если хочешь, я поклянусь, что буду нем как рыба. А начальству тогда совру. Согласна?

Дженнин снова повесила голову. Господи, ну что ей делать? Будучи в здравом уме, она и сама не могла поверить в реальность существования миссис Грин. Вспомнив об этом, она поневоле содрогнулась, а к горлу подступила тошнота. Такое чувство она испытала, проснувшись утром в крохотном номере брайтонского отеля и обнаружив рядом с собой двоих голых юнцов, которые мирно посапывали, обнимая ее во сне. Нахлынувшая волна отвращения заставила Дженнин судорожно сглотнуть. Впрочем, это отвращение было ничто по сравнению с ненавистью, которую она испытывала к своим любовникам. Боже, что они только не выделывали с ней этой ночью!

— Неужели вы не можете сами придумать что-нибудь? — спросила она, устремляя на Билла молящий взгляд, но тут же отвела глаза в сторону. Мольба, а скорее даже боль, которую он прочитал в ее глазах, заставила его согласиться.

— Хорошо, — кивнул он. — Только сейчас я бы посоветовал тебе уехать домой. Не знаю, что с тобой стряслось, но выглядишь ты ужасно. Как считаешь, завтра сможешь прийти?

Дженнин молча кивнула и встала, собираясь уйти.

— Джен, — окликнул ее Билл, когда она уже была у двери. Дженнин обернулась. — Выше нос, девочка. Страшнее смерти ничего не бывает.

Она горько усмехнулась:

— Бывает, Билл. Очень даже бывает.

 

Глава 8

Сидя за столом, Джулиан задумчиво вертел в пальцах шариковую ручку. Шел уже восьмой час вечера, все сотрудники разошлись, и, хотя в офисе всегда было чем заняться, сейчас у него не было никаких неотложных дел.

Подарками к Рождеству он уже запасся, так что мог теперь спокойно посидеть и поразмыслить о прошедшей неделе.

Рекламная кампания «Ньюслинка» — давненько его агентству не выпадала такая удача. То, что придумала для «Ньюслинка» Эшли со своими ребятами, можно было смело назвать гениальным, поэтому сейчас, выслушав, обсудив и обдумав их предложения, Джулиан, казалось, вполне мог бы расслабиться.

Мог бы…

Тогда почему же у него это не получалось?

В среду вернулась Бланш, и он был искренне рад их встрече. Несмотря на поздний час и усталость после длительного и непростого перелета, Бланш настояла на том, чтобы он повел се ужинать в ресторан, где они могли спокойно поговорить вдвоем. Как всегда, она много смеялась, шутила и изрядно развеселила его рассказом о своих похождениях в Сиднее. Потом вполне серьезно сказала, что очень рада своему возвращению, добавив, что здорово соскучилась.

Джулиан был сильно обескуражен, когда она рассказала ему о своем романе, который закрутила в Австралии.

Причину он и сам толком не мог понять, поскольку уже давно подозревал, что Бланш ему изменяет. И вес же ее откровения повергли его в настоящее смятение. Бланш пояснила, что не хочет скрывать от него чего бы то ни было, присовокупив, что хотя и получила удовольствие, но состоявшийся роман — всего лишь любовная интрижка, а вот он. Джулиан, — единственный мужчина, которого она любит по-настоящему.

— Я же прекрасно понимаю, что и у тебя наверняка были любовницы, — сказала она. — И не пытайся отпираться. Я не слепая и вижу, как вьются вокруг тебя женщины. На твоем месте никакой святой бы не выдержал. Но ты не бойся — я ничего не имею против. Это вполне нормально. В конце концов до свадьбы все должны нагуляться.

Тогда ни одному из нас не придется потом жалеть об упущенном времени.

Джулиан ответил только, что вполне с ней согласен.

— Ну так что? — задорно подначила она. — Как их звали? Или, может, ты довольствовался одной?

Джулиан со смехом отмахнулся, сказав, что их было слишком много, чтобы он всех запомнил. Потом добавил, что очень рад ее возвращению, ибо теперь ему не придется больше отбиваться от толп назойливых поклонниц. Ему не хотелось рассказывать об Эшли. Джулиану казалось, что тем самым он если и не втоптал бы в грязь их чувства, то уж точно бы принизил. Поэтому он счел за благо промолчать.

Затем они обсудили письмо Бланш, присланное ему несколько недель назад, в котором она интересовалась, не возражает ли он против объявления об их бракосочетании в канун Рождества, в тесной компании у ее отца. Джулиан взял ее за руку и, улыбнувшись, сказал, что, разумеется, не возражает. Так что последние два дня они посвятили приготовлениям к свадьбе.

Как ни пытался Джулиан заставить себя думать о работе, о Рождестве, о свадьбе, ничего не выходило. Все его мысли упорно возвращались к Эшли. Он заметил, как она посмотрела на него, когда, выйдя из своего кабинета, он увидел, что Эшли разговаривает с его секретаршей. Он также обратил внимание, что в последнюю неделю она вообще сделалась особенно приветливой с Амандой, и он знал почему. Эшли страдала, и он это чувствовал, хотя она и старалась не показывать вида. Джулиан прекрасно понимал, чего ей это стоит. Ведь он и сам жестоко терзался. Но выхода не было. Он сам положил конец их отношениям. Он собирался жениться на Бланш — он хотел на ней жениться. Однако и расставаться с Эшли ему было мучительно больно.

Внезапно Джулиан вспомнил об Алексе. Господи, как он мог так обойтись с ним, с ее сыном? Ведь ребенок теперь возненавидит его! От одной этой мысли на душе у Джулиана заскребли кошки. Как он мог столько всего натворить? Плюнуть в душу Эшли и так жестоко ранить ее сына, который никогда его не простит? Неужели нельзя ничего исправить? Сделать так, чтобы они оба — Эшли и Алекс — были счастливы? Для этого надо только жениться на Эшли. Но как быть с Бланш?

Господи, неужели он сам загнал себя в тупик?

Джулиан снова наполнил стакан.

Вдруг его осенило. Он купит им — ребенку и матери — какой-нибудь совершенно исключительный подарок к Рождеству. Что-то такое, о чем они оба мечтали. Джулиан призадумался, и чем дальше, тем больше ему нравилась эта идея. Но только что купить?

Джулиан сидел и ломал голову, пока наконец не набрел на нужный ответ.

Он снял трубку и позвонил. В одно место, затем в другое.

Со вздохом облегчения Джулиан положил трубку. Да, голос совести обошелся ему в кругленькую сумму, но мог ли он поступить иначе? Все-таки Эшли и Алекс будут счастливы, да и ему самому — Джулиан со стыдом признался себе — будет полегче.

Надев пальто, он выключил свет и покинул кабинет.

Дни перед Рождеством были заполнены всяческими хлопотами. Целую неделю подруги почти не общались, поэтому теперь, когда они встретились в коктейль-баре отеля «Ритц» вечером в канун сочельника, им было о чем поговорить.

Кейт стояла перед сложным выбором. Элламария примчалась прямо с репетиции и приволокла с собой Николаса Гоу, игравшего в «Двенадцатой ночи» роль Себастьяна.

Кейт уже давно положила на Николаев глаз, но до сих пор — подходящего повода для знакомства у них не было. Она уже открыла было рот, чтобы сказать, как рада его видеть, когда заявилась Дженнин, которая привела с собой Джоэля Мартина. У бедной Кейт буквально отвисла челюсть; несколько секунд она не могла даже слова выдавить.

— Ты хоть сдерживай свою похоть, — шепнула ей на ухо Эшли. — Сейчас слюнки по подбородку потекут.

— А тебя это удивляет? — спросила Кейт. — Да ты полюбуйся на него — какой красавец! — Пригнувшись к уху Эшли, она, в свою очередь, прошептала:

— Если я не стану женщиной сегодня, то останусь девственницей навсегда!

— А вот и Боб! — вскричала Элламария и, подскочив к режиссеру, радостно обняла его.

— Всех с Рождеством! — воскликнул Боб и приподнял бокал с шампанским, который уже успела вручить ему Элламария.

Все последовали его примеру.

— Может, присядем? — предложила Элламария. — А то у меня ноги отвалятся.

— С чего бы это? — сказал ей Боб, понизив голос. — Насколько мне известно, большую часть дня ты провела лежа на спине.

Элламария поперхнулась и поспешно огляделась по сторонам, проверяя, не слышал ли кто.

Джоэль Мартин, судя по выражению его лица, слышал.

— Ты что, нарочно? — прошипела она Бобу, сверкая глазами и с трудом сдерживая смех.

— Нет, но ты сама напросилась.

— Ничего подобного. Не забудь, мы в «Ритце», так что веди себя прилично.

— Садись сюда! — позвала Эшли, похлопывая по сиденью стула рядом с собой.

Наступив Бобу на ногу, Элламария начала пробиваться к своей компании.

— Джоэль Мартин! — представился Джоэль, протягивая руку Бобу.

— Боб Мак-Элфри. Вас, кажется, привела Дженнин?

— В какой-то степени, — улыбнулся Джоэль. — Она сказала мне, что вы каждый год собираетесь здесь под Рождество.

— Да, — кивнул Боб, оглядываясь по сторонам. — Отмечать Рождество в «Ритце» вошло у подруг в традицию.

— Скажите, а что за женщина сидит рядом с Дженнин?

Нас, по-моему, не представили.

Боб снова обернулся, потом сказал:

— Эшли Мейн. — И тут же, заметив вспыхнувший в глазах Джоэля интерес, добавил; — Выбросьте ее из головы — она сейчас хандрит из-за несчастной любви.

Джоэль задумчиво кивнул, не сводя глаз с Эшли. Та отвернулась и посмотрела в сторону. Ей не хотелось признаваться Кейт, но красавчик не понравился ей с первого взгляда.

Тем временем Боб с Джоэлем приблизились к столу, и сидящие потеснились, освобождая им место. Все хохотали над какой-то шуткой Дженнин, но Джоэль не преминул заметить, что щеки Эшли покрылись румянцем.

— Я пошла в туалет, — сказала Эшли, вставая.

Она поспешно удалилась, а Джоэль проводил се взглядом.

Только тут Дженнин наконец вспомнила, зачем пригласила Мартина, и с опозданием представила его Кейт.

Тот смерил девушку ленивым, но оценивающим взглядом.

Кейт почувствовала, что ее щеки запылали. Дженнин и Элламария обменялись понимающими взглядами, а Ник встал и подошел к какому-то знакомому перекинуться парой слов.

— О черт! — внезапно выкрикнула Элламария.

Боб ошарашенно приподнял голову.

— О черт! — простонал он. — Только его нам не хватало!

— Кто это? — нахмурился Джоэль, проследив за его взглядом и увидев двоих мужчин весьма респектабельного вида.

— Бывший дружок Эшли, — со вздохом пояснил Боб.

— Блондин или брюнет?

— Блондин.

— А кто его сногсшибательный приятель? — шепотом спросила Кейт у Дженнин.

— Не знаю, но я готова отдаться ему хоть сейчас.

Элламария подтолкнула Дженнин локтем.

— Слушай, а вот, наверное, и Бланш, — сказала она, показывая жестом на миниатюрную женщину, выпорхнувшую из-за плеча Джулиана. — Пожалуй, надо предупредить Эшли.

С этими словами она поднялась и направилась к дамской комнате. Кейт с Дженнин последовали за ней.

Бланш оглядывалась по сторонам, высматривая знаменитостей; на се лице было написано живейшее любопытство. Было видно, что Джулиану это льстит.

Несколько минут спустя Джулиан заметил Боба и приветливо кивнул ему. Боб улыбнулся в ответ. Вытянув шею и проследив за взглядом Джулиана, Бланш не удержалась и всплеснула руками.

— Господи, Джулиан! — вскрикнула она. — Неужели это сам Боб Мак-Элфри? А я и не знала, что ты с ним знаком.

Джулиан пожал плечами.

— Давай подойдем к нему, — засуетилась Бланш. — Я всю жизнь мечтала с ним познакомиться.

Увидев, что больше никаких знакомых рядом с Бобом нет, Джулиан решил, что ничем не рискует. Боб всегда был ему по душе, и он с удовольствием согласился представить ему Бланш и Конрада.

Заметив их приближение, Боб тут же догадался, что Джулиан неверно истолковал ситуацию. Он в панике огляделся по сторонам. Как его предупредить? Так и не успев ничего сообразить, Боб бессильно откинулся на спинку стула, надеясь, что процедура знакомства не займет много времени.

Однако капризная фортуна повернулась к нему спиной. Едва он встал, чтобы обменяться рукопожатием с Бланш, как уловил краешком глаза приближающуюся Элламарию. Следом за ней проталкивалась сквозь толпу и Эшли. Не зная, что делать, он в отчаянии пожал руку Конрада.

— О Господи! — вырвалось у Элламарии. — Да он совсем обалдел!

— Кто? Что случилось? — спросила Дженнин.

— Посмотри туда! — прошипела Элламария, указывая кивком на их стол.

— Вот невезуха! — сплюнула Дженнин и тут же хлопнула себя по губам, однако опоздала — проходивший мимо официант обернулся и вопросительно воззрился на нее.

— Совершенно с тобой согласна, — процедила Элламария.

Кейт взяла Эшли за руку. Она была холодна как лед.

— Что ты собираешься делать?

Эшли покачала головой, и все подруги молча переглянулись; ни одна не могла предложить хоть что-нибудь стоящее. Лицо Эшли было белым как полотно, а глаза прикованы к смеющейся Бланш Уэзерберн, которая весело беседовала с мужчинами, не замечая ничего вокруг.

— Подойдем к ним как ни в чем не бывало, — сказала Эшли. — Ничего другого нам не остается.

— Вообще-то мы могли бы вернуться в туалет, — предложила Кейт. — И там дождаться, пока они отойдут.

— Нет, — отрезала Эшли. — Рано или поздно мне все равно предстоит с ней встретиться. Пусть уж это случится в вашем присутствии.

— Ты уверена? — голосом, полным сомнения, спросила Кейт.

Эшли ответила вымученной улыбкой.

— Да, — сказала она. — Пойдемте, а то мы весь проход загородили. — И храбро шагнула вперед.

Увидев Эшли, Боб поспешно посмотрел на Джулиана.

Однако тот смеялся над какой-то остротой Джоэля, и Боб был не в состоянии предупредить его. Но тут в соседнем зале раздались рождественские песнопения.

— А что, если нам пойти послушать хор, Бланш? — предложил вдруг Боб и, прежде чем изумленная Бланш успела ответить, схватил ее за руку и увлек за собой в противоположную сторону от надвигающейся беды. Ничего лучшего за столь короткое время он, разумеется, придумать не мог. Элламария мысленно расцеловала режиссера.

Проводив взглядом Боба и Бланш, Джулиан обратился к Конраду:

— Это ей надолго запомнится….

Посмотрев на внезапно осекшегося Джулиана, Конрад увидел, что тот уставился куда-то в немом ужасе. В следующее мгновение к их столу приблизилась красивая темноволосая женщина.

— Здравствуй, Джулиан, — негромко сказала она.

— Здравствуй, Эшли.

— Привет, Джулиан, — процедила Элламария.

— Здравствуй, Элламария. Кейт, Дженнин — рад вас видеть.

Кейт и Дженнин сухо кивнули ему и сели на свои места.

— А я и не знал, что вы придете сюда, — произнес Джулиан, обращаясь к Эшли и тщетно пытаясь придать своему лицу беззаботное выражение.

— Разумеется, — промолвила Эшли.

Джулиан вспыхнул. Конрад, мигом сообразивший, что к чему, следил за ними с нарастающим интересом.

— Как поживаешь, Джулиан? — спросила Элламария, чтобы разрядить неловкую обстановку. — Как твоя работа?

— Все хорошо, спасибо.

— Нравится, как поют? — поинтересовалась она, небрежно махнув рукой в сторону хора.

Джулиан не ответил. Он пристально смотрел на Эшли, которая делала вид, что внимательно слушает песенку, и потягивала шампанское.

Дженнин наклонилась к уху Кейт и прошептала:

— Ты уже знаешь, кто этот мужчина? — И стрельнула глазами в сторону Конрада.

Кейт помотала головой:

— Нет, но за него я тебе глаза выцарапаю! Он просто чудо как хорош!

Дженнин хихикнула.

— Похоже, у тебя немало соперниц, — шепнула она, кивая в сторону соседнего стола. Сидевшие за ним женщины, напрочь позабыв о мужьях, в открытую пялились на холеного красавца с черной как смоль шевелюрой.

Конрад понимал, что речь идет о нем, но, привычный к женскому вниманию, сделал вид, что ничего не замечает.

Неторопливо потягивая шампанское, он краешком глаза следил за Джулианом и Эшли.

— А где Боб? — нарочито громко спросила Элламария, оглядываясь по сторонам.

— Повел Бланш слушать хор, — ответил Джулиан, по-прежнему не спуская глаз с Эшли. Заметив, как она вздрогнула, он почувствовал тайное удовлетворение. Значит, еще не разлюбила.

— Какую Бланш? — простодушно спросила Элламария, глядя на него невинными, как у ребенка, глазами.

Джулиану хотелось сквозь землю провалиться. Он хлопнул себя по лбу.

— Господи, да что это со мной? Милые дамы, позвольте представить вам Конрада Фрезера! Конрад, познакомьтесь с нашими очаровательными дамами, Дженнин, Кейт и Элламария одарили заокеанского гостя самыми обворожительными улыбками, на которые он вежливо ответил.

— А с Эшли вы уже Знакомы заочно, — закончил Джулиан.

Конрад смерил ее быстрым оценивающим взглядом.

— Эшли — исполнительный директор нашей лондонской конторы, — пояснил Джулиан. — Она — блестящий специалист.

— Вот скотина! — прошептала Кейт на ухо Дженнин.

Мельком взглянув на Конрада, Эшли тут же решила, что их первая встреча станет и последней. Однако, вспомнив, что Фрезер — ее босс, она ответила пожатием на протянутую руку и поспешно отвернулась.

— Похоже, на Эшли красавчик не произвел впечатления, — прошептала Элламария на ухо Дженнин.

— А почему они не уходят? — тихонько спросила Кейт.

— Да потому что Боб увел Бланш, — сказала Элламария. — Господи, что за идиотизм!

— Вон они возвращаются, — сказала Дженнин, и все — Кейт, Дженнин и Элламария — как по команде вскинули головы. Закадычные подруги Эшли, они тем не менее просто умирали от желания увидеть наконец легендарную невесту Джулиана.

— А я почему-то представляла ее брюнеткой, — заметила Элламария.

— Я тоже, — добавила Кейт.

Дженнин остановила их, кивком указав на Эшли.

— О Господи, — прошептала Кейт. — Бедненькая, на ней просто лица нет.

В лице Эшли и впрямь не было ни кровинки. Несмотря на выпитое шампанское, она была совершенно трезва.

Ее только подмывало повернуться и убежать. Мужчина, которого она так любила, сейчас обращался с ней как с незнакомкой. Это было невозможно вынести. Вдобавок ей предстояло новое унижение — процедура знакомства с его будущей женой. Эшли зажмурилась, пытаясь отогнать подступающую к горлу тошноту.

Бланш взяла Джулиана за руку и приветливо улыбнулась Элламарии.

— Извините, что я ненадолго похитила вашего мужа, — проворковала она. — Надеюсь, вы не обиделись?

— Нет, что вы, — пожала плечами Элламария. А что она могла еще сказать?

Бланш выжидательно посмотрела на Джулиана.

Тот после некоторого колебания заговорил:

— Бланш, позволь мне представить тебе наших милых дам. Это Эшли, Элламария, Дженнин и Кейт. Боба и Джоэля ты уже знаешь. Дамы, это Бланш Уэзерберн… кузина Конрада.

Конрад поперхнулся и поспешно отвернулся, чтобы скрыть смешок. А вот Боб не удержался и ухмыльнулся.

— Здравствуйте, — сказала Бланш. — Позвольте я проверю, запомнила ли я вас всех по именам. Ты, дорогой, — она с укоризной посмотрела на Джулиана, — совершенно не умеешь представлять людей. Вас, — она взглянула на Кейт, — зовут Кейт. — Та кивнула. — А вы, — Бланш повернулась к Дженнин, — Дженнин. — Женщина натянуто улыбнулась. — Вас, — продолжила Бланш, переводя взгляд на Элламарию, — зовут Элла-Мэри…

— Мария, — поправила Элламария. — Как Стюарт.

Боб отвернулся, чтобы не смотреть на Джулиана.

— Может быть, нам вернуться за свой стол? — робко вмешался Джулиан.

— А меня зовут Эшли, — сказала Эшли, вставая и протягивая руку. — Очень рада познакомиться с вами, Бланш.

Я столько о вас слышала.

Бланш пожала ее руку; в ее глазах мелькнуло любопытство.

— Я работаю в лондонском филиале фирмы «Фрезер и Нелмс», — добавила Эшли.

— А, понимаю, — протянула Бланш. — Мне тоже очень приятно. Думаю, мы теперь будем часто встречаться.

— В самом деле? — Брови Эшли взлетели вверх. — Я уже предвкушаю удовольствие.

Джулиан нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Казалось, он был готов разорвать Бланш на куски. Однако на процедуре знакомства его муки еще не закончились.

— Я тоже, — кивнула Бланш и посмотрела на Джулиана. — Надеюсь, ты не возражаешь, дорогой, если мы откроем наш маленький секрет?

Джулиан в изнеможении закрыл глаза.

— Вы первые, кому мы об этом сообщаем, — доверительно сказала Бланш, поворачиваясь к столу и обводя взглядом всех присутствующих. — Мы с Джулианом наконец-то решились и назначили дату свадьбы. Мы поженимся на Пасху.

 

Глава 9

Дженнин подбросила Эшли до дома. Она предложила подняться с ней, но та отказалась, сказав, что хочет побыть одна.

Сердце Дженнин разрывалось от сочувствия. Черт бы побрал этого Джулиана и его Бланш.

Дождавшись, пока Эшли вошла в дом, Дженнин отъехала. Все еще обуреваемая самыми мрачными мыслями, она подкатила к своему дому, и… сердце ее оборвалось. На ступеньках в длинном сером плаще, подперев голову руками, сидел Мэттью.

— О дьявольщина, — пробормотала Дженнин. — Только его мне не хватало. И почему именно сегодня выползла вся эта нечисть?

Ее так и подмывало запустить мотор и умчаться прочь, однако Мэттью уже ее заметил, а раз так, то — Дженнин знала это наверняка — он хоть умрет, но дождется ее возвращения.

Открыв дверцу, Дженнин вылезла из машины. Моросил мелкий дождь.

— Что тебе надо? — резко спросила она.

Мэттью посмотрел на нее снизу вверх, но даже не попытался привстать.

— Я хочу поговорить с тобой, Джен.

— Нам не о чем разговаривать, Мэттью.

— Нет, есть, — упрямо сказал он.

— Тебе ведь опять что-то от меня надо, не так ли? В противном случае ты бы сюда не приперся.

Мэттью ухмыльнулся:

— Надо же, какие мы стали подозрительные, миссис Дженнин Грин… то есть Грей.

Дженнин остолбенела. В ее мозгу лихорадочно замелькали мысли. Может, он просто оговорился?

— Что с тобой? — с деланным удивлением осведомился Мэттью, поднимаясь.

— Если ты считаешь, что твое появление меня обрадовало, то заблуждаешься, — язвительно сказала Дженнин.

— Не собачься, Джен, — почти миролюбиво произнес он. — Честное слово, сегодня я пришел лишь для того, чтобы повидаться. Мне от тебя ничего не нужно — ни денег, ни одолжений. Я только хочу поговорить по душам.

Дженнин метнула на него подозрительный взгляд.

Прежде ее бывший любовник всегда заявлялся к ней пьяный, но сейчас, судя по всему, он был трезв как стеклышко. Перехватив ее взгляд, Мэттью улыбнулся, и Дженнин поспешно отвернулась.

— Я вижу, ты совсем продрогла, — сказал он. — Давай зайдем к тебе и выпьем по рюмочке.

— Нет уж, — отмахнулась Дженнин. — С меня на сегодня хватит.

— Тогда просто составь мне компанию, — миролюбиво предложил Мэттью.

— Ты хочешь, чтобы я сидела и смотрела, как ты напиваешься? — криво усмехнулась Дженнин. — Невелико удовольствие!

— Я завязал.

— Вот как? И надолго?

— Послушай, Джен, — с жаром заговорил он. — Я просто хотел извиниться перед тобой за все зло, что причинил тебе. Не могу же я говорить об этом здесь, на улице.

— Меня совершенно не интересуют твои извинения, Мэттью, — жестко сказала она. — Я мечтаю лишь об одном: чтобы ты навсегда исчез из моей жизни! Понял?

— Но послушай, Дженнин. — Мэттью заломил руки. — Мне и правда позарез надо поговорить с тобой. Пожалуйста! Давай зайдем.

Резкий порыв ветра заставил ее потуже запахнуть пальто. Смахнув с лица капли дождя, Дженнин поняла, что упираться бесполезно. Если она не пустит его сама, то он просто вломится силой.

Не говоря ни слова, она зашагала вверх по ступенькам.

Войдя в квартиру, сняла пальто в прихожей. Потом прошла в гостиную. Мэттью уже возился у бара. Она изумилась, увидев в его руке стакан с апельсиновым соком. Неужели не соврал? Может, и впрямь решил стать на путь истинный?

— Ну что ж, — промолвила она, прислонившись к стене. — Что ты хотел мне сказать?

— Я хотел поговорить с тобой о нас.

— В каком смысле «о нас»? «Нас» давно уже нет.

— Но ведь когда-то были, — напомнил Мэттью.

— Сто лет назад.

— Верно, но я еще этого не забыл.

Глаза Дженнин гневно засверкали.

— Чего ты не забыл? Как избил меня? Как устраивал пьяные оргии, да еще пытался втянуть в них меня? Как оскорблял меня и поливал грязью? Ты это не забыл, да, Мэттью? Во всяком случае, это единственное, что помню я.

— Ты права, — вздохнул он. — И я ничуть тебя не виню. Я не имел права обращаться с тобой таким образом, мне нет оправданий. Просто я загубил свою жизнь и пытался таким образом переложить вину на тебя. Теперь мне очень стыдно, поверь. Я во всем раскаиваюсь, Джен. Повторяю: я ни в чем тебя больше не виню. Я много обо всем думал и решил начать новую жизнь. Я хотел, чтобы ты узнала об этом первая. Я верну тебе все деньги, что у тебя занимал, и заглажу все зло, что тебе причинил.

— Поздно, Мэттью. Старого уже не вернуть.

— Позволь мне хотя бы попытаться.

Дженнин посмотрела на него. Глаза у Мэттью были печальны, и она впервые подумала, что, возможно, он говорит правду. Выглядел он, во всяком случае, заметно лучше. Сбросил лишний вес, да и лицо утратило нездоровый оттенок. Мэттью сидел понурив голову и смотрел в стакан; он вдруг напомнил ей маленького мальчугана, которого бросила мать. Дженнин поневоле прониклась к нему сочувствием.

— Мэттью, — прошептала она дрогнувшим голосом.

Он приподнял голову и посмотрел на нее.

— Ты говоришь правду? Ты и в самом деле хочешь искупить свою вину?

Он кивнул:

— Да, Джен. Всем сердцем хочу.

— Тогда оставь меня в покое. Умоляю, не приходи больше ко мне.

Мэттью вздохнул:

— Я очень бы этого хотел, Джен. Поверь мне. Но не могу. Это просто выше моих сил. Я понимаю — после всего, что я тебе причинил, это звучит дико, но… я люблю тебя.

Глаза Дженнин расширились. Господи, неужели он окончательно спятил?

— Но ведь ты сам порвал со мной. Или ты уже это забыл?

Мэттью с несчастным видом покачал головой:

— Нет, Джен, не забыл.

— Но почему? Зачем ты так поступил?

— Сам не знаю. Просто не могу понять, что на меня нашло. — Голос его был измученный и подавленный. Вдруг плечи Мэттью затряслись, и Дженнин поняла, что он плачет.

— О Господи, — прошептала она. — Мэттью, возьми себя в руки, прошу тебя!

Он заглянул ей в глаза, и едва ли не впервые за последний год Дженнин заметила, что он все еще красив. Подойдя к нему, она наклонилась и пальцами вытерла слезы с его щек. Мэттью тут же обнял и поцеловал ее. Нежно и ласково, как в былые времена.

Дженнин оттолкнула его.

— Нет, Мэттью! Перестань, не надо! Я не могу! После всего, что между нами было… Перестань же! — воскликнула она, когда он пылко прижал се к себе.

Однако Мэттью не перестал. Напротив, Дженнин почувствовала, как ее губы раздвигаются, уступая его натиску, и в рот протискивается его жаркий язык.

— Я не могу остановиться, Дженнин! — шептал Мэттью между поцелуями. — Я люблю тебя, понимаешь?

Дженнин почувствовала, что у нее подгибаются колени.

Господи, и что с ней происходит? Неужто она не в состоянии умерить свои сексуальные аппетиты? Безумие какое-то. Несмотря на все унижения и оскорбления, которым Мэттью подвергал ее все последнее время, она по-прежнему оставалась в его власти и хотела принадлежать ему…

Лежа в постели и опираясь щекой на руку, Кейт разглядывала Джоэля, который тихо посапывал рядом. Затем, минуту или две спустя, она протянула руку и робко прикоснулась к пряди черных волос, свесившейся па висок, а потом провела по темнеющей на щеках и подбородке щетине. Сомкнутые веки были такие темные, что казалось, будто на них падает тень. Кейт склонилась над спящим и нежно поцеловала его.

Длинные ресницы затрепетали, и глаза медленно приоткрылись. В то же мгновение Джоэль поморщился от пронзившей темя боли. Похмелье оказалось даже тяжелее, чем он предполагал, и он мечтал лишь об одном: чтобы ему дали спокойно поспать. Он быстро закрыл глаза и отвернулся к стене. Кейт пристроилась рядом, прижавшись к нему всем телом. Она осторожно провела пальцами по его животу, потом ее рука спустилась к его бедрам, но Джоэль тут же перехватил ее и прижал к своей груди. Господи, что может быть хуже, чем проснуться с дикой головной болью в чужой постели! В особенности если рядом молодая женщина, требующая к себе внимания. Джоэль решительно перевернулся на живот. Если хочет, пусть гладит его по спине сколько душе угодно. Так он скорее уснет.

Однако у Кейт был совсем другой замысел, и в конце концов Джоэлю пришлось уступить и смириться с тем, что спать ему больше не дадут. Ладно, черт с ней! Было бы, конечно, проще, если бы он мог ей соответствовать… Но нет, такого счастья ему уже давно по утрам не выпадало.

Джоэль вздохнул и повернулся лицом к Кейт. Жадный блеск в ее глазах подтвердил его худшие опасения. Да, некоторые женщины ненасытны. К своему изумлению, он вдруг ощутил нарастающее желание.

— Ты что-то хочешь, да? — прошептал он, морщась от боли.

Кейт кивнула.

— Ты хочешь, чтобы я тебя оттрахал?

Кейт кивнула, ее щеки горели.

— Тогда так и скажи.

Она сглотнула застрявший в горле комок.

— Ну давай же, — подгонял Джоэль. — Попроси!

Собравшись с духом, она еле слышно пробормотала:

— Пожалуйста, оттрахай меня!

Джоэль, раздвинув ее бедра, вошел в нее.

— Еще! — выкрикнул он. — Продолжай же! Проси, чтобы я тебя трахал, и громче!

Кейт промолчала, целиком отдаваясь изумительным ощущениям.

— Скажи, что тебе это нравится, — дрогнувшим голосом потребовал Джоэль в промежутке между толчками.

— Мне… так… хорошо! — проговорила Кейт, двигаясь вместе с ним. Он почти свирепо подмахивал тазом, двигаясь в ней с нарастающей неистовостью парового молота или поршня в цилиндре мотора, сжимая ее ягодицы, тиская груди, выкручивая соски, жадно целуя и покусывая губы. Внезапно он опрокинулся на спину, увлекая Кейт за собой.

— Попрыгай-ка теперь на мне!

Кейт уже вконец раскрепостилась. Позабыв о стыде и приличиях, она уселась на него и с пылающими от страсти глазами вся отдалась этой бешеной скачке.

— Говори! — снова завопил Джоэль. — Не молчи!

Вспомнив самые грязные слова, которые только знала или слышала, Кейт принялась выкрикивать их одно за другим. Охваченный восторгом, Джоэль схватил ее за волосы, опрокинул на спину и, продолжая соитие, жадно впился в се губы. Спина Кейт выгнулась дугой, ногти вычерчивали красные полоски на его ягодицах. Наконец, судорожно стиснув плечи Кейт, Джоэль испустил гортанный вопль и задергался в конвульсиях.

Взмокший от пота, он перекатился на спину и, прикрыв глаза рукой, шумно задышал. Кейт обняла его и прильнула к нему всем телом, но Джоэль даже не шевельнулся.

Дождавшись, пока волны захлестнувшего ее наслаждения утихнут, Кейт прошептала:

— Знаешь, эта ночь… Словом, для меня она была первой более чем за год.

Джоэль изумленно встрепенулся, однако не отнял руку от глаз.

— За год? — переспросил он, думая, что ослышался.

Кейт кивнула.

— Черт знает что, — промолвил он. — Это страшно много, особенно для женщины, которая так замечательно трахается.

Кейт отчаянно хотелось заглянуть ему в глаза.

— Мог хотя бы сказать, что я себя специально для тебя приберегала.

Тут уж Джоэль не удержался и, приподняв голову, посмотрел на нее. Однако вопреки ожиданиям Кейт он не улыбался; напротив, казался слегка разгневанным.

— Что ж, в таком случае надеюсь, что не обманул твоих ожиданий, — сдержанно произнес он.

— О, нисколько, — ответила Кейт, целуя его в щеку.

Джоэль посмотрел на часы. В голове звучал тревожный набат, и он понимал, что нужно как можно скорее удрать.

Девка, похоже, была настроена серьезно — она и вправду себя приберегала. Только при чем тут он?

— Завтракать будешь? — быстро спросила Кейт.

— Нет, мне пора бежать.

— Так рано? — огорчилась она. — Но ведь сегодня канун Рождества.

— Ну и что?

— Ничего, наверное. Просто я думала, что сегодня тебе некуда торопиться.

— У меня дел по горло. Подарки еще купить не успел. — Джоэль приподнялся и свесил босые ноги на пол.

— Но кофе хотя бы выпьешь?

— Нет, спасибо, времени уже нет. А где моя одежда?

— Там, где ты ее оставил.

Джоэль озадаченно поскреб в затылке. Кейт улыбнулась.

— В гостиной, — напомнила она.

— Ах да, конечно. — Хлопнув себя по лбу, он босиком пошлепал в гостиную.

Стоя у кровати, Кейт проводила его оскорбленным взглядом. Она чувствовала себя униженной и растоптанной. Несколько минут спустя она услышала, как он беззаботно насвистывает в прихожей. Набросив на себя халат, она вышла из спальни и остановилась в проеме двери.

Джоэль был уже полностью одет. Увидев ее, он спросил:

— Что делаешь на Рождество?

— Поеду к родителям.

— Понятно, — кивнул он и, усевшись на пуф, принялся натягивать носки.

— А ты как встречаешь Рождество?

— К братцу съезжу, — не поднимая головы, ответил Джоэль. — В Хэмпстед.

— Прелестно.

Джоэль не знал, иронизирует она или нет. Он привык, что люди ее круга нередко изъясняются не самым адекватным образом.

— Какое тут ближайшее метро?

— «Саут-Кенсингтон». Пройдешь по улице до пересечения с Фулхэм-роуд и свернешь направо.

Кейт намеренно указала ему совершенно противоположное от станции метро направление. Вне себя от злости, она прошла в спальню. Подонок! Никогда ее еще так не оскорбляли. Пришел, переспал с ней и тут же исчезает.

Словно шлюху подобрал. Не зря говорят — все мужики сволочи! Как же она их ненавидела!

— Захлопнешь за собой дверь! — выкрикнула она. — Я пошла принимать ванну.

Заперев дверь на задвижку, она присела на край ванны. В конце концов, в такую игру можно ведь поиграть и вдвоем.

Повернув краны, чтобы наполнить ванну водой, Кейт сидела в полной прострации. Казалось, ей наплевали в душу!

А Джоэль ей так нравился. Мерзавец, конечно, но тем заманчивее ей казалось покорить его. Вдобавок она хотела поговорить с ним о своем романс. И вовсе не обязательно при этом спать вместе. Теперь же он наверняка больше не захочет с ней встречаться. От жалости к себе Кейт всхлипнула. Мужчина может трахаться с кем угодно и тут же идти к другой любовнице. Неужели они не понимают, что женщины воспринимают все это совсем иначе?

Услышав стук в дверь, она приподняла голову.

— Кейт!

«Помнит хотя бы, как меня зовут, — горько усмехнулась она. — И на том спасибо».

— Что? — откликнулась она, начиная напевать себе под нос.

— Можно мне зайти?

— Зачем?

— Попрощаться.

Что ж, попрощаться так попрощаться. Отодвинув задвижку, Кейт чуть приоткрыла дверь.

— Прощай, — сказала она и попыталась было снова закрыть дверь, но Джоэль успел вставить в щель ногу.

— Как, это все? — спросил он.

— Что — все?

— Все, что я заслужил?

— А на что ты еще надеялся?

— Ну хотя бы на поцелуй.

Кейт отступила к ванне. Она отдавала себе отчет, что проявляет преступную слабость, но ничего не могла с собой поделать.

Глядя, как она закручивает краны, Джоэль мысленно укорял себя за черствость — не стоило ее обижать. Обняв Кейт за плечи, он повернул ее к себе.

— Пожалуй, я лучше закажу такси, — сказал он. — Может, угостишь тогда кофейком на дорогу?

— Телефон на столике у кровати, — отрезала она. — Надеюсь, ты разглядел кровать, когда ложился?

— Ну перестань, Кейт, не обижайся. Мне казалось, что у нас все так хорошо.

— Неужели? — язвительно спросила она.

— А разве тебе не понравилось?

— Не знаю, еще не решила.

— Слушай, а что, если я позвоню тебе в Рождество? И мы встретимся, когда ты вернешься в Лондон. Как ты на это смотришь?

— Бойтесь данайцев, дары приносящих, — продекламировала Кейт.

— В каком смысле? — насторожился Джоэль.

— Не важно, — отмахнулась она. — Хорошо, я дам тебе номер телефона. А когда ты позвонишь? — Господи, неужели у нее ни на грош не осталось гордости?

— Завтра, — быстро пообещал он. — Поздравлю с Рождеством. Хорошо?

— Честное слово? — Боже, до чего же она дошла! Осталось только пасть перед ним ниц и пресмыкаться.

— Да, — улыбнулся он, приподнимая се подбородок. — Ну что, теперь меня удостоят поцелуя?

Кейт рассмеялась и обвила его шею обеими руками.

— Пойду вызову такси, — сказал он минуту спустя, высвобождаясь из объятий.

Кейт проследовала за ним в спальню и на клочке бумаги записала номер телефона своих родителей.

— Слушай, — неожиданно произнес Джоэль. — А что, если я сам сварю кофе?

Кейт с деланным восхищением всплеснула руками.

— Мужчина на кухне! Воплощение вековой мечты всех женщин!

— Не забудь пальто, — сказала Кейт, засовывая в карман Джоэлю бумажку с номером.

Залпом проглотив остатки кофе, Джоэль поставил чашку на стол и порывисто поцеловал Кейт.

— Спасибо, крошка, — сказал он. — Это было замечательно.

И устремился к дверям.

— Пока, — улыбнулась она. — Не забудь позвонить!

Но Джоэля уже и след простыл.

Элламария позвонила Эшли на работу и рассказала, что сразу после ее ухода из «Ритца» Кейт поволокла Джоэля в свое любовное гнездышко. А потом добавила:

— А только что я позвонила Дженнин. Ты в жизни не догадаешься, с кем она Сдаешься? С Мэттью! Мэттью Бордели.

— Но я думала, они давно расстались, — недоуменно промолвила Эшли.

— Ну конечно! Все мы так думали. И тем не менее он сейчас живет у нее. Даже подходит к телефону.

— Что ж, я рада, — вздохнула Эшли. Никто из них не знал, что Мэттью в последний год самым безжалостным образом шантажировал Дженнин.

— А у тебя все в порядке? — осведомилась Элламария.

— О да, — ответила Эшли, даже не пытаясь скрыть горечь.

Разговор был недолгим, поскольку Элламария куда-то торопилась, ей лишь хотелось удостовериться, что сбежавшая накануне из «Ритца» подруга жива и здорова.

Еще раз заверив, что с ней все в полном ажуре, Эшли вернулась к своему занятию — она разрабатывала планы ближайшей рекламной кампании. Полчаса спустя, завершив дела, она собралась уходить. Прихватив пальто, она быстро вышла из кабинета.

— Счастливого Рождества! — пожелала она Аманде, проходя мимо ее комнаты.

— Счастливого Рождества, Эшли! — эхом откликнулась Аманда. — Желаю вам повеселиться на всю катушку!

— И вам тоже, — пожелала Эшли и повернулась, чтобы идти дальше, но в это мгновение кто-то врезался в нее с такой силой, что искры посыпались у нес из глаз, а сумочка и папки, которые она несла, упали на пол.

— Вы что, ослепли, что ли? — услышала Эшли чей-то ворчливый голос.

Эшли круто развернулась.

— В жизни не слышала подобной…

— Подобной — что? — вкрадчиво полюбопытствовал Конрад Фрезер, в глазах которого плясали лукавые искорки.

— Ничего, — гневно отрезала Эшли.

К ее изумлению. Фрезер зашагал дальше, даже не удосужившись наклониться.

— Может, вы мне хотя бы поможете? — выкрикнула она ему вслед.

— Нет.

Уязвленная до глубины души, Эшли настолько растерялась, что вдруг ни с того ни с сего разрыдалась.

— Что тут за шум? — услышала она голос Джулиана.

Тот, выйдя из своего кабинета, сразу увидел Конрада, но не заметил Эшли. — Привет, Конрад. — Смешок. — Да, старина, судя по твоему виду, выспаться тебе этой ночью не удалось.

— Бывало и хуже, — ответил Конрад.

— Эшли! — вдруг вскричал Джулиан.

Эшли замерла на месте. Господи, только не подходи ко мне, подумала она! Пожалуйста! Ради всего святого!

— А ты что здесь делаешь?

— Собираю вещи, которые выбил из моих рук мистер Конрад, — ответила она, не поднимая головы.

— Позволь, я помогу.

— Нет, нет, спасибо. Я уже все собрала. — Она встала, смахивая с глаз последние слезинки.

Джулиан сразу понял, что она плакала. Он обратился к Конраду:

— Что случилось?

— Она на меня налетела, — пожал плечами Конрад. — А вот почему плачет — ума не приложу. — В это мгновение, впервые приглядевшись повнимательнее, он узнал Эшли и глухо застонал — Простите меня, — поспешно добавил он. — Это я виноват — просто не смотрел, куда иду.

— Вот именно! — выпалила Эшли; слезы вновь застлали ей глаза. — Должно быть, это просто выше вашего достоинства.

Конрад презрительно фыркнул:

— Да у нее просто истерика!

— Я сам с ней разберусь, — заявил Джулиан, поворачиваясь к нему спиной. — Что с тобой, Эш? Ты ушиблась?

Тебе плохо?

— А ты как думаешь! — воскликнула она, бегом устремляясь прочь.

— Слушай, Джулиан, у тебя тут все бабы такие? — ворчливо спросил Фрезер.

— Не надо, Конрад.

Его компаньон пожал плечами:

— Ладно, разбирайся с ними сам. Чашку кофе, пожалуйста, — бросил он Амандс, которая раболепно таращилась на него, и скрылся в кабинете Джулиана.

Джулиан обернулся, но Эшли уже исчезла в конце коридора. Господи, что за идиотизм! Черт бы ее побрал! Да и Бланш тоже!

 

Глава 10

Домой Эшли вернулась около семи вечера. Алекс встретил ее в радостном возбуждении. Эшли с трудом удержалась от слез, когда Алекс обвил се шею ручонками и неловко чмокнул в уголок губ.

Когда Эшли спустилась в кухню, ее мать хлопотала над праздничной индейкой, а отец сидел за столом. В эту минуту в дверь постучали. Отец встал и пошел открывать. Вернувшись, сказал Эшли, что ее спрашивает некий мистер Каффин. Эшли вопросительно посмотрела на мать, но та только пожала плечами.

Эшли слушала мистера Каффина несколько минут, прежде чем смысл того, о чем он говорил, начал доходить до нее. И даже тогда она еще долго не могла вымолвить ни, слова. По словам мистера Каффина, роскошный белый «мерседес», припаркованный рядом с «ровером» се отца, принадлежит ей. Подойдя к новенькому сверкающему автомобилю, Эшли, к своему дальнейшему изумлению, увидела, что в коробке на переднем сиденье ползает крохотный щенок Лабрадора. Прочтя записку от Джулиана, она поняла, что щенок предназначен для Алекса.

В ту ночь Эшли выплакала все глаза. Баснословные подарки красноречивее всяких слов поведали ей, что между ней и Джулианом все кончено. Он расплатился за ее любовь, и теперь они квиты. Уже брезжил рассвет, когда она забралась в постель к Алексу, и, забывшись тяжелым сном, до самого утра крепко сжимала в объятиях худенькое тельце.

А в нескольких милях от нее, в другой части Суррея, Кейт и Элламария безудержно поглощали красное вино в компании с отцом Кейт, в то время как ее мать готовила в кухне обед на пять персон. Она хотела, чтобы к возвращению сына еда еще не остыла. Кейт с отцом уже давно перестали уверять ее, что Джонатан никогда не вернется, они просто не мешали ей делать то, что заблагорассудится.

Всякий раз, когда звонил телефон, Элламария и Кейт затаив дыхание ждали, что их позовут к аппарату, однако первый день Рождества прошел, а ни Боб, ни Джоэль так и не позвонили.

И вдруг, когда шел уже День подарков, Джоэль приехал сам. В первую минуту Кейт не поверила собственным глазам. Не позвонил, не предупредил, а просто взял и свалился как снег на голову. Она была так счастлива, что даже не стала на него обижаться за самоуверенность (мало ли, а вдруг она его вовсе не ждала?).

Элламария осталась дома с мистером Кэллоуэем, а Джоэль повел Кейт гулять. Они так долго не возвращались, что Элламария уже начала испытывать неловкость перед отцом подруги, поскольку тот, тоже прекрасно понимал, что Второй день Рождества. — Примеч, пер. лишь одна причина могла настолько задержать эту парочку. Когда они наконец вернулись, щеки Кейт горели таким огнем, что Элламария мгновенно догадалась: их подозрения были оправданны.

Джоэль остался к ужину, а потом уехал в Лондон.

Элламария тщетно пыталась бороться с нахлынувшими тоской и страхом. Шел час за часом, а Боб так и не звонил ей. Не в силах больше сдерживаться, она сняла трубку и позвонила ему сама. Ответила его жена, и Элламария поспешно надавила на рычажок. После чего принялась изводить себя, представляя Боба дома с Линдой, рождественскую елку, подарки, беззаботный смех и веселье. Легкое опьянение помогало ей легче переносить напряжение, поэтому Элламария то и дело наполняла свою рюмку и рвалась поскорее вернуться в Лондон. К тому времени Боб уже наверняка расскажет о ней своей жене. Иначе и быть не может — ведь он обещал.

Было уже почти десять вечера, когда Эшли подъехала к родительскому дому. Автомобиль Кита она узнала сразу. Удивительно, но даже по прошествии стольких лет ее сердце екнуло при одной лишь мысли о встрече с бывшим мужем.

И дело было даже не в том, что она его любила. Нет, через любовь к Киту Эшли перешагнула давно. Ее теперешнее отношение к нему лишний раз подтверждало поговорку, что время — лучший лекарь. А заколотилось ее сердце оттого, что Эшли знала: Кит по-прежнему ее любит. Сколько раз за один только прошлый год он просил ее забыть о прошлых обидах и вернуться. Хотя бы ради Алекса. Каких только клятв он ей не давал, но Эшли оставалась непреклонна. Ее сердце было отдано Джулиану, а Кит — Кит был всего лишь тенью из се прошлого.

И вот сейчас, держа на руках сонного малыша, она вдруг спросила себя: а знает ли Кит о том, что она рассталась с Джулианом? Ее мать сама, возможно, и не рассказала бы, но ведь Кит мог спросить, и тогда… врать бы ему она не стала. И что за нелегкая его принесла? Они ведь уговорились встретиться на следующий день, чтобы, как и всегда по субботам, отужинать вместе. Тогда бы Эшли сама его встретила.

— Это ты, милая? — спросил отец, выходя в прихожую и включая свет.

— Да. Кит здесь?

— Да, с мамой. Давай я сам его уложу, — предложил он, принимая у нее из рук Алекса.

Передав ему ребенка, Эшли посмотрела на путавшегося у нее в ногах щенка.

— Пожалуй, я сначала поставлю чайник, — сказала она. — За мной. Цезарь!

Щенок растерянно завилял хвостом. Алекса уносили в одну сторону, а его звали в другую. Однако долго раздумывать ему не пришлось — Эшли, решительно схватив Цезаря за ошейник, положила конец его мукам.

Наполнив чайник водой, она поставила его на плиту и сладко потянулась. Жаль, что нельзя сразу лечь спать…

— Привет, Эш! — поздоровался с ней Кит, заходя в кухню.

Она обернулась:

— Здравствуй.

— Прими мои запоздалые поздравления, — сказал он. — А заодно и подарок — он под елкой.

Эшли улыбнулась:

— Спасибо, но только не стоило, право.

— Мне очень хотелось сделать тебе приятное. Алексу мои подарки понравились?

— Не то слово. Видел бы ты, как он прыгал! Железную дорогу установили в его комнате. Завтра посмотришь. Папа его только что унес в постель. Ребенок вконец умотался.

— А где вы были?

— У Кейт. С Элламарией.

— Понятно, — с плохо скрытым недовольством произнес Кит. Подруги составляли часть новой, неведомой ему жизни Эшли, и поэтому он чисто инстинктивно их недолюбливал.

— А как ты встретил Рождество? — спросила она.

— Нормально. Мама, правда, чуть прихворнула, номой старичок в полном порядке.

— А что с мамой?

— Обычная простуда, ничего страшного. А ты как? Как себя чувствуешь?

— Все прекрасно. Устала только немного.

— Твоя мама рассказала мне о Джулиане, — сказал он, чуть помолчав. — Мне очень жаль.

Эшли недоверчиво посмотрела на своего бывшего мужа; его лицо было серьезным, а во взгляде читалось искреннее сочувствие.

— Пустяки, — пожала плечами Эшли. — Переживу как-нибудь.

— Конечно, переживешь, — уверенно сказал Кит. — Время — лучший лекарь.

«Надо же, опять эта поговорка», — подумала Эшли.

Тем временем чайник закипел, и она отвернулась, чтобы заварить чай.

— А куда ты хотел завтра повести Алекса?

— Мне кажется, можно сходить в кино. В «Эшере» как раз показывают новую детскую страшилку Стивена Спилберга. Что-то про пиратов.

Эшли рассмеялась:

— Да, это для него в самый раз. Кстати, у него появился новый приятель — мама тебе сказала?

— Этот? — спросил Кит, указывая на мирно спящего Цезаря, свернувшегося калачиком в большой картонке.

— Да.

— Тоже от Джулиана?

— Да.

— Как и твой «мерседес»?

— Боюсь, что да.

— Что ж, весьма щедро, учитывая все обстоятельства.

— Весьма, — задумчиво повторила Эшли. Затем встрепенулась. — Прихвати поднос, пожалуйста. А я возьму печенье.

Дождавшись, пока он уйдет, Эшли быстро взбежала по лестнице, чтобы поцеловать на ночь Алекса. Она не хотела брать Кита с собой. Очень уж двусмысленно они бы выглядели, стоя вдвоем над спящим ребенком. Однажды она уже допустила эту ошибку: Кит тогда не выдержал и расплакался, начал ее умолять, кричать, и кончилось все тем, что Алекс проснулся. Эшли не хотела, чтобы эта история повторилась. Знай Алекс, что отец стремится всеми правдами и не правдами воссоединиться с ними, а Джулиан их бросил, он вполне мог бы встать на сторону Кита, и они бы уже вдвоем наседали на нее. А сейчас… Эшли понимала, что у нее нет сил, чтобы бороться с ними обоими.

Когда она спустилась в гостиную, Кит сидел на софе и вместе с ее родителями смотрел телевизор. Эшли уселась с ним рядом, стараясь, правда, чтобы их разделяло хоть несколько дюймов. «Травиата» подходила к концу, и мать не таясь утирала платочком слезы умиления.

Когда последние аккорды стихли и на экране появились титры, старики, попрощавшись, отправились спать.

Эшли встала было, чтобы идти за матерью, но Кит схватил ее за руку.

— Давай выпьем по рюмочке. Посидим вдвоем.

Эшли не хотела ему отказывать, но и остаться с ним наедине ей тоже не улыбалось.

— Ну ладно, не хмурься, — попросил Кит, подходя к столику с напитками. — Не так уж часто нам с тобой можно спокойно поговорить.

Эшли вздохнула:

— Налей мне куантро.

Глаза Кита радостно засияли. Эшли печально вздохнула: «Что за дурацкое чувство любовь?»

— Я хотел спросить, — заговорил он, протягивая ей наполненную рюмку, — ты на Новый год будешь здесь?

Эшли пожала плечами:

— Не знаю, не думала еще.

— Будет здорово, если ты останешься. Для Алекса.

— Не уверена, — сказала Эшли. — Он еще не понимает, что это за праздник такой. В десять вечера заснет мертвым сном.

Кит расхохотался:

— Да, наверное. Так, значит, каких-то определенных планов у тебя еще нет?

— Пока нет. А у тебя? Где ты будешь его встречать?

— Еще не решил, — признался Кит.

В гостиной царил уютный полумрак, и лишь мерцание камина да отблески ночника в углу освещали их лица.

«Ужасно романтично», — подумала вдруг Эшли. Подняв голову, она увидела, что Кит пристально смотрит на нее, и улыбнулась. Да, несмотря на все прошлые обиды, она всегда будет относиться к нему с дружеской теплотой.

— А как ты смотришь на то, чтобы мы встретили Новый год вместе? — спокойно спросил он.

Эшли быстро отвернулась, но тут же пожалела об этом.

— Извини. — Голос Кита оборвался. — Не стоило мне…

Понятно, рана еще слишком свежа.

— Нет, — покачала головой Эшли. — Тебе не за что извиняться. Я с удовольствием встречу с тобой Новый год.

Спасибо за приглашение.

Кит расцвел:

— Ты не шутишь?

Эшли улыбнулась:

— Ничуть.

— Если хочешь, я могу приехать в Лондон.

— Нет, давай здесь куда-нибудь пойдем.

— Хорошо, я закажу стол. «Грейндж» подойдет?

В этом ресторане он в свое время сделал ей предложение.

— Да, — кивнула Эшли. — Вполне.

Кит чокнулся с ней, словно в подкрепление их договоренности.

— Я в любом случае собирался пригласить тебя, — добавил он. — Дело вовсе не в Джулиане.

Эшли молча улыбнулась в ответ.

— Ты ведь его по-прежнему любишь, да?

Эшли нахохлилась. Кит мгновенно спохватился.

— Извини, — сказал он. — Я не хотел…

— Не важно, — перебила она. — Отвечу «да». Я его по-прежнему люблю.

— И ты вернешься к нему, если он попросит?

Эшли кивнула:

— Да.

— Что ж, так я и думал, — упавшим голосом произнес Кит. Потом, немного помолчав и повертев в руках рюмку, спросил:

— А ко мне не вернешься?

— О, Кит, ну пожалуйста, — взмолилась она, прикоснувшись к его плечу. — Давай не будем об этом.

— Хорошо, — понурился он. — Извини. Просто я ничего не могу с собой поделать — я слишком люблю вас с Алексом. Ты просто не представляешь, до чего это ужасно — встречаться вот так, по уик-эндам, ну и еще изредка в обычные дни. Мне ведь ему и с уроками помочь хочется, и поиграть, да и вообще пообщаться, как подобает нормальному любящему отцу. Это ведь я должен был «подарить Алексу щенка и встречать Рождество вместе с ним. Я страшно боюсь, что он вырастет без меня. Время бежит быстро, оглянуться не успеешь, как он уже повзрослеет.

Кит кинул взгляд на обручальное кольцо, которое Эшли по-прежнему носила, хотя они развелись уже более двух лет назад.

— Я ведь изменился, Эш, — произнес он. — Я больше не пью и не играю. А про других женщин и вовсе мысли не допускаю. Мне нужна только ты, Эш. Ты и Алекс — моя семья, два моих самых любимых на свете человека. — Его голос предательски задрожал.

Эшли отняла руку и выпрямилась.

— Я подожду, Эш, — сказал он. — Пусть пройдет целая вечность, но я дождусь тебя. И всегда буду рядом, если вдруг понадоблюсь. Всегда буду любить тебя. И никогда больше не причиню тебе огорчений, клянусь.

— О, Кит, — сочувственно сказала Эшли, — я верю, ты и правда так думаешь. Но…

.Он предостерегающе приподнял руку.

— Не надо, не говори — я все знаю. Просто и ты знай, что все эти годы я не переставал думать о тебе как о своей жене. И мне мучительно стыдно за те страдания, что я тебе причинил… — Его голос дрогнул и оборвался.

Эшли не удержалась, взяла его за руку и крепко стиснула. Она представляла, как болезненно для него вспоминать, что он угрожал ей покончить с собой, если она не вернется. Или, еще страшнее, увезет Алекса и спрячет в таком месте, где его никогда не найдут.

Кит поцеловал ей руку.

— Только скажи: есть ли хоть крохотная надежда, что ты когда-нибудь ко мне вернешься? :

— Не знаю, Кит. Ведь это не от меня зависит.

Эшли устало закрыла глаза. Господи, насколько легче ей стало бы жить, сумей она снова полюбить его. Она бы обрела семью. Настоящую семью. И Алекс не потерял бы отца. А она… она не боялась бы больше лишиться своей работы. Устроилась бы в другом агентстве, поближе к дому. Да, вернись она к Киту, все бы сразу наладилось. Они бы зажили душа в душу.

Эшли почувствовала, как его рука обнимает ее за плечи, и позволила ему взять у себя недопитую рюмку. В следующую минуту Кит нежно поцеловал ее в губы. В смятении и растерянности она даже не сопротивлялась его ласкам и поцелуям.

 

Глава 11

За редким исключением отклики на «Двенадцатую ночь» в постановке Боба Мак-Элфри были самые восторженные.

Боб признался, что даже не мог надеяться на такое. У него, правда, хватило скромности отнести свой успех на счет современной интерпретации шекспировских пьес, столь модной в последние годы, и критики охотно с ним согласились.

Однако нашлась и дама, которая с такой язвительностью прошлась по Морин Вудли, что даже Боб решил, что она немного перегнула палку. «Ей лучше удавалось изображать Виолу в роли мужчины — только в этом случае ее игра обретала хоть какую-то достоверность».

В глубине души Боб и сам сознавал, что по какой-то неведомой причине роль Морин не удалась. Причем, что удивительно, сама она, похоже, не слишком из-за этого огорчалась. Боб был настолько разгневан, что на вечеринке после премьеры почти с ней не разговаривал. Ему не хотелось омрачать праздник всей труппе и устраивать скандал вдень их величайшего триумфа. Однако на следующий день, когда он снова собрал всех на репетицию, никто из актеров не удивился. Что бы ни утверждали критики, шлифовать игру требовалось не одной Морин.

Сидя в углу рядом с Николасом Гоу, Элламария следила за сценкой, в которой Морин разговаривала с Дейвидом Фладом, игравшим Орсино. Время от времени она встречалась взглядом с Бобом, и сердце ее обрывалось. В конце концов Боб усмехнулся и повернулся к ней спиной, решив, что должен полностью сосредоточиться на репетиции.

Словно прочитав его мысли, Элламария едва заметно улыбнулась; она была рада, что праздники наконец закончились и они снова могут быть вместе.

Она принялась внимательно наблюдать за игрой Морин Вудли. Боб почти не прерывал ее — в этом и надобности не было, — однако любое замечание Морин воспринимала безропотно. Улыбалась и хохотала, когда он начинал декламировать сам. Затем, когда сценка закончилась, выжидательно повернулась к Бобу и услышала вполне заслуженную похвалу.

В следующем эпизоде ни Морин, ни Элламария не принимали участия и поэтому могли спокойно наблюдать за игрой других. Глядя на сцену, Элламария краем глаза посматривала на Морин — та буквально не отрывала взгляда от Боба.

По мере того как шло время, глаза Элламарии все больше лезли на лоб. Морин Вудли, похоже, была не на шутку увлечена Бобом! Если не сказать больше. Элламария испытала настоящее потрясение: она и не подозревала, что Морин питает к нему такое чувство. И ведь прежде ничего подобного она ни разу не замечала. Когда же это началось?

— Что ж, ребята, перерыв десять минут! — возвестил он. — Попейте чайку и возвращайтесь. Долго я вас не займу, но кое-что мы должны обсудить, так что все должны быть в сборе.

Он толкнул дверь маленькой кухоньки и замер на месте, услышав визгливый голос Морин. Никто не заметил его прихода, и Боб с нескрываемым изумлением увидел, как Морин, стоя за спиной Элламарии, театрально воздев руки к потолку и подвывая, старательно выговаривает гнусавым голосом с подчеркнутым американским акцентом:

«О Ромео! Где ты, Ромео?» А затем, понизив голос и подражая шотландскому выговору Боба, сама же и отвечает:

«Здесь, милая, дома со своей женой».

— Морин! — Голос режиссера прозвучал как удар хлыста. Морин резко обернулась. — Можно мне вас на пару слов?

Морин молча проследовала за ним в зал. Кивком велев ей закрыть кухонную дверь. Боб прошагал к своему столу и сел. В зале не было ни души, и подслушать их никто не мог.

— Послушайте, Морин, — спокойно начал Боб, хотя его глаза гневно сверкали. — Вы, должно быть, и сами понимаете, что ваша игра еще далека от совершенства. Может быть, если вы сосредоточите все силы на своих профессиональных обязанностях, уделяя поменьше внимания некоторым членам нашего коллектива, то мы скорее добьемся успеха.

Красивое лицо Морин вытянулось, но возразить разгневанному режиссеру она не осмелилась.

— Возвращайтесь к остальным, выпейте чаю и обсудите с Дейвидом свои роли. Издеваясь над Элламарией, вы издеваетесь и надо мной, а я этого не потерплю. Вы поняли? Незаменимых актеров у меня нет!

К его удивлению, на глаза Морин навернулись слезы.

Боб ожидал от нее чего угодно, но только не слез. Она могла кричать, топать ногами. Но слезы…

— Послушайте, — примирительно заговорил он. — Извините, что мне пришлось говорить так резко. Давайте больше к этому не возвращаться, хорошо?

По-прежнему не раскрывая рта, Морин Вудли поспешно отвернулась и засеменила прочь. Боб проводил ее сумрачным взглядом. Он не доверял этой женщине. Да, она была настоящая актриса, высокого класса. И снова, уже не в первый раз, он вспомнил, как она говорила, что знакома с его женой. Придется следить за ней в оба. Или, точнее, следить за собой.

— Есть хочешь? — спросила Элламария.

— М-мм, не откажусь.

— Сходим куда-нибудь? На Кингз-роуд, например. Хоть перехватим пиццы.

Чуть призадумавшись, Боб ответил:

— Я бы предпочел поесть дома. Давай лучше купим что-нибудь готовенькое.

— Давай. Что бы ты хотел?

— Китайская кухня подойдет?

Элламария кивнула:

— Вполне. Хочешь, я составлю тебе компанию?

Боб покачал головой:

— Нет, не стоит. — Он хотел воспользоваться случаем и позвонить жене. Он весь день собирался это сделать, но репетиция затянулась до пяти и возможность ему так и не представилась — Элламария все время была поблизости.

Взяв со стола ключи от автомобиля. Боб на прощание поцеловал Элламарию и вышел.

В предвкушении вечернего спектакля Элламария была охвачена радостным трепетом. Она пригласила на премьеру всех своих подруг, договорившись потом всей компанией завалиться ужинать. Жаль только, что отец не увидит ее выступления. Он был бы в восторге. Придется послать ему вырезки из газет с хвалебными отзывами.

Раздевшись, Элламария пошла принимать ванну.

Ее так и подмывало спросить Боба, что он сказал Морин Вудли, но она прекрасно понимала, что делать этого нельзя. Боб всегда наотрез отказывался обсуждать свои отношения с другими актерами. Исключений он не делал ни для кого.

«Интересно, — думала Элламария, — не рассказать ли ему, что Морин на него положила глаз? Впрочем, нет, не стоит, Морин как-нибудь обойдется. Жаль только, что красавец кузен Бланш — как там его зовут — так быстро улетел в свои Штаты».

Зазвонил телефон, и Элламария, завернувшись в полотенце, подошла к аппарату.

Звонила Кейт, чтобы пожелать ей удачи. Заодно она сказала, что ее родители не смогут прийти на спектакль.

— А Джоэль? — осведомилась Элламария.

— Джоэль придет точно. Он заедет за мной в половине восьмого. Мы успеем добраться?

— Вполне. Ведь начало в половине девятого. Кстати, Николае Гоу сегодня спрашивал про тебя.

— Неужели? — воскликнула Кейт. — И что его интересовало?

— Придешь ли ты на спектакль.

— А ты что сказала?

— Что придешь. Правда, про Джоэля я умолчала.

— По-моему, он не особенно огорчился, когда мы с Джоэлем ушли из «Ритца».

— Он ничего не сказал по этому поводу, однако мне показалось, что все же немного расстроился. Между прочим, ты сама просила познакомить вас еще полгода назад.

— Да, но что-то он не слишком торопил события, — обиженно напомнила Кейт.

— У него еще продолжался предыдущий роман.

— Тем хуже для него. Боюсь, теперь он уже опоздал.

— Он славный малый.

— Не заставляй меня чувствовать себя виноватой, Элламария. Как там наши? Ты говорила с ними? Мы ведь поначалу собирались встретиться в баре.

— Дженнин недавно звонила. Она приведет Мэттью.

И — ты не поверишь — Эшли тоже придет не одна!

— Ну да! А с кем?

— Пока не знаю Говорит, в ресторане познакомились.

— Но кто он?

— Представления не имею. Но она уверяет, что он нам понравится.

Чуть помолчав, Кейт снова заговорила:

— Я давно хотела спросить тебя, сказал Боб что-нибудь своей жене или нет?

Элламария вздохнула:

— Если и сказал, то мне об этом ничего не известно.

Так что скорее всего нет.

— Бедняжка! Ты на него сердишься?

— Не то слово, — уныло промолвила Элламария. — Я готова растерзать его! Но что я могу поделать? Да и время сейчас для ссоры неподходящее — премьера и все такое.

— А где он сейчас?

— Как раз входит. Ездил за едой в китайский ресторанчик.

— Ты еще способна есть? — изумилась Кейт. — А я-то думала, ты с ума сходишь от волнения.

— Еда для меня — святое, — усмехнулась Элламария. — Ладно, давай прощаться, а то он громыхает чем-то на кухне, давая мне знать, что пора браться за дело.

Повесив трубку, Элламария прошла в кухню. Боб уже вскрыл одну из картонок и сидел, ковыряя что-то вилкой.

— Неужели не мог подождать? — спросила Элламария.

— Я голоден как волк, — виновато ответил Боб. — С самого утра маковой росинки во рту не было.

— Дай мне хотя бы все разложить по тарелкам, — предложила Элламария, забирая у него картонку.

На глазах у Боба она быстро расставила тарелки, солонку и баночки с приправами, а затем брякнула на стол вилки и ножи.

— Ты на что-то сердишься? — озабоченно спросил Боб.

— Нет.

— А кто тебе звонил?

— Кейт.

— Она придет сегодня?

— Да. С Джоэлем.

— Вот как? Значит, они еще встречаются?

— Да. А что, тебя это удивляет?

Боб недоуменно посмотрел на нее.

— Послушай, Элламария, в чем дело? Что за муха тебя укусила?

— Никто меня не кусал, — огрызнулась она. — Я тебе уже сказала.

Достав из картонки одно из готовых блюд, она засунула его в духовку.

— Что ты делаешь?

— Не хочу, чтобы оно остыло. Я должна сначала принять ванну.

— Надо же, а я-то надеялся, что ты для меня разделась.

Элламария даже не улыбнулась.

Пожав плечами, Боб уселся за стол и приступил к трапезе.

Когда Элламария вышла из ванной, он сидел перед телевизором.

— Что-то интересное? — Элламария сокрушенно покачала головой. — Много я пропустила?

— Уже кончается.

— Что же ты не позвал меня?

Боб уставился на нее, недоуменно моргая.

— Почему ты меня не позвал? — повторила Элламария.

— Извини, не сообразил.

— Да, со смекалкой у тебя слабовато, — съехидничала она. ««

— Послушай, Элламария, тебе не надоело? — обиженно произнес он. — Если ты на меня обижена, так и скажи.

Но только, будь добра, объясни, в чем дело.

Вместо ответа Элламария ткнула вилкой в еду. Однако есть не хотелось. Она молча отодвинула тарелку в сторону.

— Что случилось?

— Пора бы и самому догадаться.

— Извини за тупоголовость, но я не понимаю. Объяснись, будь любезна.

— Так ведь в том-то и дело. Боб! Ты не понимаешь!

Боб беспомощно пожал плечами:

— Знай я, что понимать, то хоть бы постарался.

— Тогда попытайся понять, что перед самым Рождеством ты мне кое-что пообещал. О чем, похоже, благополучно забыл.

— Что пообещал?

— Ах, какая прелесть! — воскликнула Элламария. — Что пообещал? Ты прекрасно знаешь что! Пообещал рассказать о нас своей благоверной, вот что! Пообещал, что мы будем вместе. Еще пообещал…

Боб встал и выключил телевизор.

— Послушай, а почему ты именно сейчас завела этот разговор? — спросил он, глядя на нее, но Элламария отвернулась и уставилась в окно.

Тогда он подошел к ней и задернул шторы.

— Потому что ни о чем другом я думать не способна, — ответила Элламария.

— Даже сейчас, перед спектаклем?

— Да, даже перед спектаклем, представь себе. Видишь ли, Боб, моя жизнь состоит не из одних спектаклей. Есть в ней кое-что поважнее. Ты, например. По меньшей мере я так считала.

— Ты напрасно себя заводишь, Элламария. Тебе не из-за чего волноваться.

— Нечего говорить со мной, как с ребенком! — Закричала она. — Может быть, тебе на все наплевать, а для меня это — самое главное! Да, тебе все безразлично. И моя судьба тебя нисколько не волнует. Ты мне за все Рождество ни разу не позвонил! У тебя есть жена и ее паршивые лошади, а вдобавок еще и я, и театр. С какой стати ты должен хоть чего-нибудь лишиться? У тебя есть все, негодяй ты этакий!

, И не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!

— Я ухожу, — ответил Боб, — потому что ты ведешь себя глупо и безответственно. Ты сама не понимаешь, что говоришь, а я не хочу ссориться с тобой перед премьерой.

Тебе это тоже ни к чему. Позже все обсудим.

— Вот уж нет! — завизжала Элламария.

Боб остановился как вкопанный.

— Никаких «позже» больше не будет, — продолжала она. — Ни для меня, ни для тебя. Боб. С меня довольно!

Хватит! Мне это все осточертело, да и ты тоже осточертел!

Вдруг она увидела, как побелело его лицо. Медленно выговаривая слова, он сказал:

— Остановись, Элламария, прошу тебя. Возьми себя в руки, прежде чем наговоришь чего-нибудь такого, о чем потом пожалеешь.

— Я говорю, что между нами все кончено! — запальчиво выкрикнула Элламария. — Баста Поигрался — и будет! Ты понял? А теперь убирайся! Надеюсь, дверь сам найдешь?

— Я должен отвезти тебя в театр.

— Я сама доеду. Убирайся! Сейчас же!

Схватив пальто, он вышел, с грохотом хлопнув дверью.

В тот вечер Элламария Гулд сыграла лучшую роль в своей жизни. Никто не заметил, что с ней что-то неладно, только она знала, что творится в ее душе.

После ухода Боба она бросилась ничком на диван и расплакалась навзрыд. Актриса прекрасно понимала, что зашла слишком далеко. Наговорила такого, чего вовсе не думала. Словно внутри у нее сломался какой-то механизм, из-за чего она полностью утратила всякую власть над собой. Больше всего ее тревожило, что Боб теперь никогда ее не простит. После учиненного ею скандала никогда не вернется к ней.

Когда Элламария приехала в театр. Боб был в своем кабинете, однако секретарша передала, что он просил его не тревожить, и Элламарии пришлось уйти. Уединившись в своей уборной, она заперлась изнутри, не желая ни с кем общаться. Она дала себе зарок, что отыграет спектакль, чего бы это ей ни стоило. Боб столько натерпелся сегодня из-за ее несдержанности и строптивого нрава, что она не могла — не имела права — подвести его.

Перед самым выходом, наложив последние штрихи грима, она посмотрелась в зеркало, однако увидела в нем только его лицо, растерянное и опечаленное. Боб взирал на нее с немым укором, не понимая, что заставляет ее произносить столь жестокие слова. Господи, и что ее только за язык дернуло? Как она могла причинить такую боль Бобу, который не только любил ее, но и ухаживал, как за ребенком, который никогда сам не обижал ее?

По окончании спектакля ее трижды вызывали на бис, всякий раз подолгу, продлевая и без того нестерпимую агонию. Элламария понимала, что должна как можно быстрее сбежать, вырваться отсюда, прежде чем случится непоправимое.

В гримерную она бросилась бегом и снова заперлась в своей уборной. Кто-то несколько раз требовательно стучал в дверь, но она не отвечала. Она знала, что это не Боб.

После случившегося ему было нечего ей сказать.

Элламария закурила. В последние месяцы она делала это очень редко — Боб был против, и она пыталась бросить курение. Однако сейчас ей нужно было хоть как-то успокоить свои нервы.

В дверь снова постучали, н6 Элламария не ответила.

Ей не хотелось никого видеть. Она знала, что подруги ее ждут, но сейчас ей было даже не до них.

Опустив голову на руки, Элламария беспомощно разрыдалась.

Снова послышался стук в дверь. Затем голос:

— Элламария! Это я! Можно войти?

Эшли. Бедняжка Эшли, на долю которой тоже выпало столько страданий. И которая, как и она сейчас, храбро пыталась держаться и не показывать вида, как ей плохо.

— Элламария! Ты там?

Она заставила себя встать и отпереть дверь. Но Эшли она не увидела. Точнее, разглядела не сразу. Сначала она увидела перед собой море цветов, за которыми с трудом угадывалась миниатюрная фигурка Эшли.

— Что ты тут делаешь? — спросила Эшли. — Я уже подумала, что ты куда-то сбежала.

— Я просто снимаю грим, — соврала Элламария.

Бросив охапки цветов на маленький диванчик в углу, Эшли подошла к Элламарии и присела рядом с ней перед трюмо.

— Все наши собрались в баре и ждут нас. Я хотела тебя поздравить. В жизни не видела более восхитительной игры… — Заметив заплаканные глаза подруги, Эшли осеклась. — Господи, что случилось? Ты плакала?

— Нет, — досадливо отмахнулась Элламария. — Просто в глаз что-то попало.

— А-аа, — протянула Эшли. — Воцарилось короткое молчание. Потом Эшли сказала:

— Он ждет в коридоре.

Просил узнать, можно ли ему войти.

Элламария посмотрела на нее с оборвавшимся сердцем. Господи, неужели это правда?

— Так что ему сказать?

Элламария оглянулась на дверь. Затем ее руки взлетели к глазам, и она поспешно посмотрелась в зеркало.

— На. — Эшли протянула ей бумажную салфетку. — Высморкайся и вытри подтеки под глазами. Пойду скажу ему, что путь свободен.

Элламария растерянно смотрела на свое отражение, даже не пытаясь привести себя в порядок. Что он хочет ей сказать?

Сзади послышался какой-то шорох. Обернувшись, Элламария увидела, что Боб уже стоит в дверях. Высокий, смуглый и подтянутый, с легкой сединой, пробивающейся в бороде и на висках. Его лицо казалось спокойным, однако костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели от напряжения. Элламария вдруг поняла, что никогда еще не любила его сильнее, чем в эту минуту. Посмотрев на свои руки, она вдруг заметила, что изорвала салфетку в мелкие клочья.

— Я понимаю, что не заслуживаю прощения, — глухо пробормотала она, — но поверь, мне очень стыдно. Просто не представляю, что на меня нашло. Ты, конечно, никогда меня не простишь… и я тебя не виню, только… — Она всхлипнула. — Прости меня. Боб, больше мне ничего не нужно…

— Элламария, я люблю тебя.

Она подняла голову.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что люблю тебя, Элламария.

В следующее мгновение она очутилась в его объятиях.

— О, Боб! — вскричала она. — Я тоже тебя люблю!

Боже, как я тебя люблю! Прости меня за все, что я тебе наговорила. В меня словно какой-то бес вселился. О, Боб!

Никогда не оставляй меня! Умоляю тебя!

Прижав ее к себе, он гладил ее мягкие волосы и подрагивающие плечи.

— Ну все, успокойся, родная, не плачь, прошу тебя.

Элламария подняла к нему заплаканные глаза, и Боб улыбнулся.

— Ну и видок у тебя, — сказал он, насмешливо качая головой и проводя пальцем по узким светлым полоскам, оставшимся от слез на ее щеках. Взяв Элламарию за руку, он подвел ее к трюмо, усадил и принялся вытирать ее лицо салфетками, которые тут же смачивал холодным косметическим молочком. Время от времени он целовал ее или смеялся, когда она досадливо вскрикивала из-за очередного неловкого движения. Покончив с гримом, Боб помог ей встать и раздел ее.

— Надеюсь, ты захватила с собой вечернее платье?

Элламария кивнула и указала на платье, которое висело на крючке, прибитом к двери.

Боб снял платье с плечиков и помог Элламарии в него облачиться. Затем застегнул сзади молнию.

— Туфли?

— Вон там.

Снова усадив актрису в кресло, он снял с нее грубые башмаки Марии, заменив их на изящные туфельки.

Элламария протянула руку и погладила его по щеке; в ее взгляде читалась нескрываемая нежность.

— Я не стою тебя. Боб.

— Нет, родная, это я тебя не стою, — возразил он. — Это я во всем виноват. Я должен был сам обо всем догадаться. Тебе было так трудно, а я вел себя как последний эгоист. А тут еще и премьера подоспела, Рождество на носу, да и с родителями ты так давно не виделась. Даже представить невозможно, сколько тебе довелось пережить. Мне страшно жаль, что я всего этого раньше не понял. И жаль, что я так ничего и не сказал жене. Но я непременно ей все расскажу, родная. Обещаю, вот увидишь.

— О, Боб, теперь это вовсе не обязательно! — вскричала Элламария, обвивая его шею руками. — Главное для меня — быть с тобой, хотя бы иногда. Я не должна была, не имела права так давить на тебя. Я побуждала тебя совершить шаг, противоестественный для твоей натуры. Теперь я это поняла. Ты просто по доброте душевной не хочешь причинять боль своей жене, и я это понимаю. И люблю тебя за то, что ты такой.

Боб нежно ее поцеловал, его сердце разрывалось от любви к этой прекрасной женщине.

— Ты готова?

Элламария кивнула.

— Как я выгляжу?

— Божественно.

Элламария улыбнулась.

— Просто ты ко мне неравнодушен.

— Еще бы!

Выходя из гримерной, Боб пропустил Элламарию вперед, а затем выключил за собой свет. Он не заметил Морин Вудли, тенью проскользнувшую в собственную уборную.

И не разглядел убийственного взгляда, которым она проводила свою более удачливую соперницу.

 

Глава 12

Кейт не могла понять, что с ней творится; она не находила объяснения собственному поведению. Джоэль спросил, можно ли бить ее, и она согласилась. Причем, спрашивая, он казался таким робким и смущенным, словно и сам ужасался собственной смелости. А она обняла его и сказала, что согласна на все. Лишь бы доставить ему удовольствие.

Ей и в голову не приходило, что Джоэль способен на такую жестокость. Порой после очередных истязаний она долго не могла подняться и с превеликим трудом передвигалась даже на следующий день. Как корила она себя, что не может попросить Джоэля перестать ее мучить, не может признаться, что не в состоянии больше выносить этих пыток. Кейт панически боялась потерять его.

Наутро их разбудил телефонный звонок; Джоэль потянулся к трубке первый и, прежде чем Кейт успела остановить его, ответил. Звонила Маргарет Стэнли из редакции журнала «Красивая жизнь».

Пока она слушала Маргарет, Джоэль принялся ласкать ее обнаженную грудь, но истерзанные соски горели после ночных истязаний, и Кейт отстранилась.

— Кейт, вы меня слышите? — спросила Маргарет.

— Да, конечно, — поспешно ответила Кейт. — Так что именно я должна сделать?

— Приезжайте в редакцию, и мы это обсудим. Я жду вас к половине четвертого. Я уже обо всем договорилась.

Надеюсь, Кейт, вы не забудете, что вашим собеседником будет августейшая особа. Помните об изящных манерах и так далее.

— Августейшая, особа? — тупо переспросила Кейт.

— Господи, неужели вы все пропустили мимо ушей? — в сердцах вскричала Маргарет. — Кто у вас там, Казанова?

Нет, нет, не отвечайте, это не мое дело. Кто бы он ни был, выставьте его из постели и мчитесь сюда. Такое везение выпадает раз в сто лет. — С этими словами она бросила трубку.

Кейт обалдело уставилась на телефон. Господи, о чем же ей говорила Маргарет? Да, она и впрямь упомянула об особе королевской крови. Но кого же она имела в виду?

Внезапно ее словно подбросило.

— Чтоб меня разорвало! Королева!

Джоэль опрокинул ее на спину и игриво чмокнул в грудь. Кейт одним движением высвободилась, вскочила и не чуя под собой ног понеслась в кухню.

— Эй, что происходит? — недоуменно спросил Джоэль, последовав за ней.

— Королева! — срывающимся голосом ответила Кейт. — Мне поручено взять интервью у королевы.

— В Китае?

Кейт наградила его недоуменным взглядом.

— Королева сейчас в Китае.

— Значит, у принца Уэльского. Или у принцессы Дианы.

Точно не знаю. Сегодня днем. Я должна позвонить отцу и предупредить его. Он просто своим ушам не поверит.

И она устремилась к телефону.

Джоэль, пожав плечами, босиком прошел в ванную и пустил душ.

— Ты хоть слышал, что я сказала? — крикнула ему вслед Кейт. — Мне и правда поручили взять интервью у особы королевской крови.

— Я потрясен, — отозвался Джоэль, прикрывая дверь ванной.

Как всегда, в то утро Линда Мак-Элфри встала рано. В половине седьмого она, оседлав своего жеребца по кличке Полумесяц, уже выехала верхом. Оставив конюшню и поле для выездки позади, она отпустила поводья, и Полумесяц, получив свободу, привычно понесся по еще спящему предместью. Накрапывал мелкий дождик, а холодный ветер хлестал Линду в лицо, но она наслаждалась — это было ее любимое время суток. Конюхи еще только выводили остальных лошадей на поле. Линда хотела побыть одна. Ей требовалось время, чтобы подумать.

В последнее время Боб был сам не свой. В ответ на ее вопросы он лишь смеялся, заверяя, что все нормально, а у нее лишь разыгралось воображение. Однако Линда знала его слишком хорошо, чтобы этому верить. Как и любой другой женщине, шестое чувство подсказывало ей, когда что-то неладно. Она прекрасно знала, каков бывает ее муж, когда что-то не клеится в работе. От природы неразговорчивый, он никогда не обсуждал с ней свои дела, и Линда уже давным-давно не совала в них свой нос, уважая его право на молчание.

Все Рождество Боб был неузнаваем. Не то чтобы раздражен или вспыльчив, но и не весел и расслаблен, как обычно. Уже перед самым его отъездом в Лондон Линда поняла, насколько они с мужем отдалились друг от друга.

Правда, в последний день старого года он, как и обещал, вернулся, и Новый год они встретили втроем, с его матерью. За столом много шутили и выпивали, однако Линда видела, что проблема, мучившая Боба на протяжении всего Рождества, не оставляла его ни на минуту. Ни тогда, ни сейчас.

Линда была сильная женщина. И телом, и духом. Она гордилась своими идеальными конюшнями и не менее идеальным браком. С Бобом они прожили одиннадцать лет, из них восемь — как законные муж и жена. С самого начала их объединяло необычайное духовное родство, как нередко бывает с людьми диаметрально противоположных профессий.

И вот теперь Линда впервые задумалась, а правильную ли жизнь она ведет. Может быть, нужно больше интересоваться работой мужа, проявлять к нему больше внимания?

Может, зря они проводят так много времени вдали друг от друга? Линда знала, что Боб всегда хотел, чтобы у него была нормальная семья, дети; она же постоянно противилась этому. Может быть, теперь, когда ей уже тридцать восемь, пора бы подумать о ребенке?

Она вернулась с прогулки почти в девять, немного уставшая и проголодавшаяся. Свекровь, приехавшая погостить до конца января, поджидала ее у кухонной двери, близоруко вглядываясь в матовую пелену дождя.

— Чайник уже вскипел, Линда.

— Иду.

Линда направилась в дом. В кухне было тепло и уютно, а запах поджариваемых на сковороде яиц с беконом приятно щекотал ноздри.

— В местной газете написали про Боба, — сказала Вайолет Мак-Элфри. — Я положила ее тебе на стол.

— Спасибо, — улыбнулась Линда, расчесывая волосы. — А о чем там идет речь?

— Да все как обычно. Местная знаменитость, блистательные отклики, очередной шедевр; сама знаешь — по-другому газетчики выражаться не умеют.

Линда рассмеялась:

— Что-то вы не слишком похожи на обычных гордых матерей.

— Пожалуй, — согласилась Вайолет. — Но заметку я все-таки вырежу и помещу в альбом.

Поставив перед Линдой тарелку, Вайолет вернулась к плите.

— Я, пожалуй, тоже чего-нибудь перехвачу, — сказала она. — Чай наливать?

— Угу, — промычала Линда, пережевывая пищу.

Вайолет разлила чай по чашкам и поставила их на стол.

В эту минуту зазвонил телефон.

— О Господи! — всплеснула руками Вайолет. — И кому вздумалось трезвонить в такую рань? — Она шагнула в прихожую. — Сказать, чтобы перезвонили?

— Да, — ответила Линда. — Если только это не Боб.

Вайолет сняла трубку.

— Алло. Да. Да, здесь. Она сейчас завтракает — вы можете перезвонить через полчаса? Хорошо, сейчас спрошу.

Подождите минутку. — Она посмотрела на Линду. — Говорят, что дело очень срочное.

Сердце Линды сжалось. Чутье подсказывало ей, что звонок неприятный.

— Кто это?

— Она не назвалась. Так ты подойдешь?

Линда кивнула и медленно встала из-за стола.

— Я поговорю из гостиной.

Свекровь изумленно посмотрела на нее, но ничего не сказала. Дождавшись, пока Линда сняла параллельную трубку, она положила свою на рычаг.

— Да, я слушаю, — сказала Линда. « — Кто это говорит?

— Здравствуйте, миссис Мак-Элфри, — ответил ей незнакомый женский голос. — Меня зовут Морин Вудли. Возможно, вы помните, в прошлом году мы с вами познакомились в Бадминтоне.

— Не помню, — сказала Линда, — но я знаю, кто вы такая. Чем могу быть вам полезна?

В трубке замолчали.

— Что-то случилось с Бобом? — спросила Линда, стараясь не выдавать охватившего ее волнения.

— Нет, — ответила Морин. — Дело вовсе не в этом.

— Тогда в чем дело?

— Видите ли, это все-таки касается Боба. Мне просто казалось, что вам следует знать…

Линда уже поняла, что за этим последует.

— Знать что?

— Что ваш муж изменяет вам с актрисой из нашей труппы. Я просто хочу, чтобы вы это знали. Ужасно, когда муж изменяет жене, а она об этом и ведать не ведает.; Вот я и решила, что нужно сказать вам.

— Понимаю. — ответила Линда, пытаясь унять дрожь в голосе.

— И… — Морин умолкла, словно пребывая в нерешительности. — Но вы не беспокоитесь, ни о чем серьезном речь не идет. Боб вас любит, это знают все.

Кровь бросилась Линде в лицо.

— Это Боб вам все рассказал? — язвительно спросила она.

— Нет, что вы. — Морин прикинулась удивленной. — Когда он в Лондоне, то почти каждую ночь проводит у нее.

— Кто она?

Морин замялась, потом ответила:

— Я же сказала — актриса из нашей труппы.

— Может быть, это вы, Морин?

— О нет, это не я. — В голосе Морин прозвучало неподдельное изумление.

— Хотя да, — произнесла Линда, — это, конечно, невозможно. Боб не настолько глуп, чтобы связаться с такой дрянью…

— Простите, не поняла.

— Мне кажется, вы слышали, что я сказала.

— Но я просто хочу помочь вам! — возмутилась Морин. — Разве не понимаете, что я вам добра желаю?

— Скажите, Морин, — сквозь зубы процедила Линда, — чем вы, по-вашему, мне помогли?

— Ну, теперь вы можете драться за то, чтобы удержать его.

— Ага, значит, теперь я могу драться…

— Да.

Чуть помолчав, Линда заговорила:

— Выслушайте меня внимательно, Морин Вудли. Даже если то, что вы мне наговорили, правда, в чем я очень сомневаюсь, я не хочу, чтобы мелкие и подлые сплетницы вроде вас совали нос в мои дела. Ясно? Советую вам положить трубку и немедленно повиниться Бобу. Пусть он сам разберется с вами. Я же отныне запрещаю вам не только звонить по этому телефону, но даже пытаться связаться со мной каким-либо образом.

И Линда гневно бросила трубку.

Хотя во время разговора она и старалась не повышать голоса, ее руки предательски дрожали. Линда вдруг почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. А ведь эта тварь сказала правду — все признаки были налицо. Может, в глубине души она давно догадывалась об этом, но не хотела признать горькую правду. А теперь эта мерзавка поставила ее перед фактом.

Линду так и подмывало позвонить Бобу. Впрочем, если верить Морин Вудли, то дома его нет. И тем не менее она решила позвонить. Да, номер Боба не отвечал.

Может, поехать в Лондон? Пойти в театр и поговорить с ним начистоту? Нет, его любовница наверняка там, а Линда, как и Боб, терпеть не могла публичных скандалов.

Что же ей предпринять? Линда без памяти любила своего мужа и не хотела его терять. К тому же она твердо знала, что и Боб по-прежнему любит ее. Даже если в настоящую минуту ему и казалось, что это не так. Ничего, решила она, не все еще потеряно.

Она вернулась на кухню; голова все еще кружилась под впечатлением услышанного.

— Ешь быстрее, — кивнула ей Вайолет. — Завтрак совсем остыл.

Линда невидяще заглянула в тарелку.

— Я уже наелась.

Отставив чашку в сторону, Вайолет пристально посмотрела па невестку. Линда незрячими глазами уставилась на камин; волосы растрепаны, руки спрятаны в карманах куртки.

— Кто это звонил?

— Так, ничего важного.

Вайолет принялась убирать со стола. Ничего, Линда придет в себя и все ей расскажет. Звонили, конечно, насчет Боба, Вайолет была уверена в этом. Однако речь, видимо, шла о том, что ее никак не касалось. Пока, во всяком случае. Но ведь она не слепая. Она видела, что в последнее время между ее сыном и Линдой словно кошка пробежала.

Что ж, если у них трудности, пусть сами разберутся.

Она принялась мыть посуду. Линда стояла перед камином, с головой уйдя в себя.

— Давай я снова заварю чай, — предложила Вайолет. — Твой уже совсем остыл.

Линда вскинула голову и посмотрела на стол.

— Не нужно, спасибо. Я допью.

Линда села за стол и выпила чай. Затем подошла к свекрови и обняла се за плечи.

— Вайолет, — спросила она. — Как вы смотрите на то, чтобы стать бабушкой?

Кейт положила трубку, и ее лицо тут же вытянулось.

— В чем дело? — удивилась Эшли.

— Господи, да у меня просто все пошло наперекосяк, — махнула рукой Кейт. — Элламария со мной не разговаривает из-за того, что вчера я продинамила Николаев Гоу.

Дженнин меня шпыняет из-за моего дурного настроения, а теперь еще и отец недоволен, что я к нему не приезжаю.

Своей книгой уже вообще некогда заниматься.

— Я тебя прекрасно понимаю, — кивнула Эшли. — Но вот почему ты продинамила Ника?

— Потому что пришел Джоэль.

— Но ведь он тебе уже после Ника позвонил.

— Да, ну и что?

— А ты знаешь, что Элламария специально договорилась с Ником о вашей встрече, чтобы хоть как-то помочь тебе?

— Знаю, — вздохнула Кейт, теребя себя за волосы. — Все просто из кожи вон лезут, чтобы мне помочь. А я об одном мечтаю: чтобы меня оставили в покое. Я вполне способна сама о себе позаботиться. Надеюсь, ты не собираешься меня воспитывать? Тем более на собственном примере!

Глаза Эшли сузились.

— Полегче на поворотах, Кейт, — процедила она.

— Это ты полегче! — запальчиво выкрикнула Кейт. — Я знаю: ты тоже собралась мне читать мораль, что делать, а что — нет. Так вот, не вздумай! Сначала сравни свою жизнь и мою. Тебе всегда везло. У тебя есть замечательный старикашка, которому ты можешь сколько угодно плакаться в жилетку и рассказывать про Джулиана. — Глаза Эшли засверкали, но Кейт не угомонилась. — Бывший муж тебе пороги обивает, на коленях умоляя, чтобы ему разрешили вернуться в родное гнездышко. В твоем чертовом агентстве тебя вообще на руках носят, так что головокружительная карьера тебе обеспечена — еще один пустячок, который облегчит совесть Джулиана, не говоря уж о новехоньком «мерседесе», в котором ты катаешь своего обожаемого сыночка. Меня просто мутит от тебя, Эшли! Как и от всех вас!

И Кейт разразилась горючими слезами.

Усевшись рядышком, Эшли ласково обняла ее за плечи. Но говорить ничего не стала, дождавшись, пока Кейт успокоится. И только потом спросила:

— Значит, он так и не позвонил?

Кейт помотала головой.

— А когда звонил в последний раз?

— Чуть ли не две недели назад.

— А ты сама не пыталась связаться с ним?

— Тысячу раз, — горько ответила Кейт. — Но его никогда нет на месте. Или он не может говорить. Причем это продолжается уже почти месяц. То его несколько дней не найти, то он вдруг сваливается как гром среди ясного неба либо подбрасывает мне записку с указанием времени, когда я должна быть готова. Он ведет себя так, словно я только и делаю, что жду его, и — черт его дери! — он прав: так на самом деле и получается.

Кейт посмотрела на Эшли, глаза ее были красными и опухшими от слез.

— И сочинять я совсем перестала, — пожаловалась Кейт. — Все из рук валится. — Она натянуто улыбнулась. — Я имею в виду книгу — для журналов я могу строчить заметки, хоть стоя на голове. Но вот с книгой покончено навсегда. У меня уже не хватит духа за нее взяться.

— Возьмешься, — возразила Эшли. — Не сейчас, но позже — непременно.

Кейт вскочила и принялась мерить шагами комнату.

— Эш, ты уж извини за все, что я тебе тут наговорила.

Просто я вне себя от ревности. И тебя я порой так ревную, что на стенку лезу. Мне ведь хочется быть такой, как ты. Я страстно мечтаю, как и ты, с головой уходить в работу, не замечая ничего вокруг.

В дверь постучали.

— Это, наверное, Элламария. Она сегодня весь день провела с Бобом — обсуждали «Тристана и Изольду». Везет Элламарии — и первую роль в художественной ленте заполучила, да еще и Боба сохранила. И Дженнин тоже купается в лучах славы. Видишь, всем везет, кроме меня!

Эшли встала.

— Хватит ныть, Кейт, лучше пока приведи себя в порядок. Я сама открою.

Запыхавшаяся Элламария с места в карьер поведала, что Николае Гоу будет играть Тристана, добавив, как она счастлива, что им снова — ей. Бобу и Нику — доведется работать втроем.

— До чего же прекрасен мир! — выпалила она напоследок, плюхаясь на диван с бокалом вина в руке.

Кейт разрыдалась и бросилась вон из комнаты.

Брови Элламарии поползли на лоб:

— Господи, что я такого сказала?

Эшли объяснила.

Элламария застонала от огорчения:

— Проклятие, ну почему мне самой это в голову не пришло? Я настолько увлеклась собственными делами, что совершенно забыла о других. Но слушай, Эш, что она нашла в этом козле? Он ведь отпетый мерзавец, на котором пробы ставить негде.

— А ты попробуй ее в этом убедить, — горько усмехнулась Эшли, глядя на часы. — Извини, мне уже пора бежать. У нас сегодня ночные съемки, и я должна быть на месте к восьми. К тому же я обещала Киту перед уходом пропустить с ним по рюмочке. А ты можешь немножко посидеть с Кейт?

— Конечно, — развела руками Элламария. — Кстати, как у тебя с Китом?

Вместо ответа Эшли пожала плечами.

— Я сама закрою, — только и сказала она. — Счастливо.

Проводив се тоскливым взглядом, Элламария отправилась в спальню. Кейт лежала на кровати. Задернув шторы;

Элламария спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

Кейт встрепенулась и подняла голову.

— Я в ярости, — процедила она. — Просто в бешенстве.

— Как я тебя понимаю, — вздохнула Элламария. — Он действительно гад ползучий.

— Он тут ни при чем, — ответила Кейт. — Я на себя злюсь. За то, что сама поставила себя в такое положение, когда из меня можно веревки вить.

— Ну, ты ведь не знала, — робко попыталась оправдать подругу Элламария.

— Тем хуже для меня, — безжалостно отмахнулась Кейт.

Она вдруг задрожала всем телом. — Боже, до чего же мне за себя стыдно!

— Не надо, Кейт, не трави себя. — Элламария присела рядом на кровать. — Он этого не стоит.

— Я знаю. — На губах Кейт мелькнула измученная улыбка. — Просто порой мне кажется, что я больше никогда никого не найду Мне ведь уже тридцать. Годы несутся галопом, а я по-прежнему одна. Ты помнишь себя в тридцать? Как ты себя чувствовала?

Элламария пожала плечами:

— В тридцать лет я тоже тосковала и изводила себя по ночам. Зато теперь, кажется, я счастлива. Даже точно. Но какое-то время мне тоже было несладко. Представь просто, что начинаешь жить заново после зимней спячки. Что в книге твоей жизни начинается новый абзац.

— Или абзац закончился, и начинается новая глава, — произнесла Кейт.

— Можно и так, главное — думать о будущем, о том, что ждет тебя в этой новой главе. Тем более что ты ведь у нас и вправду роман пишешь.

— Да, — не раздумывая ответила Кейт. — Роман я пишу.

Но дело не в этом, Элламария. Для меня главное — чтобы рядом была живая душа. Любимый человек.

Элламария взяла ее за руку.

— Да, малышка, — кивнула она. — Я тебя понимаю.

Иначе и быть не может. Кстати, когда я познакомилась с Бобом, мне уже было за тридцать.

— Но я не хочу так долго ждать! — взвыла Кейт. — Ведь потом уже будет совсем поздно.

— Совсем поздно — для чего?

— Ну, пусть не слишком поздно, а просто поздно, — согласилась Кейт. Затем, посмотрев подруге в глаза, спросила:

— Скажи, Элламария, ты не задумывалась о том, чтобы завести детишек?

Элламария призадумалась. Потом сказала:

— Что ж, бывало и такое. Хотя и не часто. Видишь ли, Кейт, я знаю, что много воды утечет, прежде чем я смогу позволить себе завести детей.

— А сейчас ты их не хочешь?

— Дело не в моем желании, — терпеливо улыбнулась Элламария. — Возможно, я и хочу, но не могу.

— Но почему?

— О, Кейт! — всплеснула руками Элламария. — Боб ведь еще женат, а мне нужно думать о своей карьере. Сначала нужно добиться чего-то в жизни.

— Нет, Элламария, я должна завести ребенка. Девочку.

Иногда меня настолько допекают эти мысли, что ни о чем другом я просто не в состоянии думать. Ты сочтешь меня идиоткой, но одно время я даже всерьез подумывала, не отказаться ли от противозачаточных таблеток. Правда, потом здравый смысл все же победил. Ведь я хочу любить сама и хочу, чтобы любили меня. А тоска гложет мое сердце оттого, что я знаю: мне уже никогда не стать такой, как я хотела. И молодой матерью мне уже не суждено быть. Да и мужчина, за которого я выйду замуж, если это, конечно, случится, никогда не узнает, какой я была в двадцать лет.

А к тому времени, когда моей дочке исполнится десять лет, мне уже стукнет сорок, а то и все сорок пять. Такое ощущение, будто жизнь уходит, а я просто при сем присутствую.

Элламария рассмеялась:

— Тогда от меня она вообще улепетывает во весь опор.

Кейт покраснела.

— Извини, — прошептала она. — Я опять все примеряю на себя. Однако именно такой ощущает себя тридцатилетняя Кэтрин Кэллоуэй.

Элламария улыбнулась. Спальня уже погрузилась во тьму, и она, потянувшись к выключателю, зажгла свет. В это мгновение зазвонил телефон. От неожиданности Кейт подскочила как ужаленная.

— Я отвечу, — сказала Элламария, снимая трубку. — Алло?

Чуть помолчав, она посмотрела на Кейт, затем быстро отвела глаза в сторону.

— Мне очень жаль, — сказала она, — но она уже спустилась к машине. Мы опаздываем. Передать, чтобы она потом вам позвонила? Прошу прощения, повторите, пожалуйста. Да, непременно передам. До свидания.

Кейт смотрела на нее во все глаза.

— Это ведь был он, да?

Элламария кивнула.

Глаза Кейт затуманились. Элламария прекрасно понимала, какие мысли и переживания мучают сейчас ее подругу.

— Я знаю, милая, как это нелегко, но, поверь, это для твоего же блага. Так будет лучше. Он — никчемный человек, и в глубине души ты знаешь, что это так.

Кейт отвернулась и зарылась лицом в подушку. Ее плечи судорожно затряслись. Элламария сидела рядом, держа ее за руку, пока наконец Кейт не села на постели.

— Прошу тебя, Элламария, — заговорила она вполголоса. — Не говори об этом моему отцу. Даже словом не обмолвься. Ни про Джоэля, ни про ребенка. Отец страшно огорчится. Он мечтает, чтобы я написала этот роман. После смерти брата все его надежды связаны со мной, и я не могу обмануть его ожидания. Отец слишком дорог для меня.

— Ну разумеется, не скажу ни слова, — пообещала Элламария. — Но только помни, Кейт, это твоя жизнь. Ты должна жить в свое удовольствие. Ты не сможешь, да и не должна заменить родителям сына.

— Я знаю, — сказала Кейт и вдруг рассмеялась.

Подруга пристально посмотрела на нее. Было что-то такое в лице Кейт, отчего по спине Элламарии пробежал неприятный холодок. глава 13 Стоя у буфетной стойки и прижимая щекой к плечу телефонную трубку, Элламария подлила себе джина.

— Черт знает что, — сказала она. — Всего десять дней меня здесь не было, а вы все успели разбежаться. Где ты пропадала? Я тебе обзвонилась.

— Увы, Элламария, мне нечем похвастать, — ответила ей Эшли. — Все это время я торчала в гравийном карьере с самым тупоголовым режиссером всех времен и народов.

Дженнин, насколько я знаю, в Риме, а Кейт — в Монте-Карло. С этим, как его… Джоэлем.

— С Джоэлем! — удивилась Элламария.

— Ну да.

— У меня просто нет слов, — покачала головой Элламария.

Эшли звонко расхохоталась — Элламарию было непросто ввергнуть в замешательство.

Эшли рассказала, что Дженнин снимает в Риме фильм о жизни богемы, а вот Кейт совершенно внезапно улетела с Джоэлем Мартином на юг Франции.

— Но ведь перед самым моим отъездом она встречалась с Николасом Гоу, — удивилась Элламария. — Во всяком случае, пару раз они точно ужинали вместе.

Оказалось, что с того самого дня, когда Элламария поговорила с Джоэлем по телефону, он буквально не давал Кейт прохода. Разве что порога не обивал. Звонил днем и ночью. В конце концов Кейт уступила и согласилась с ним встретиться в ресторане, тут она твердо стояла на своем.

Но за обедом Джоэль был таким милым и очаровательным, что Кейт растаяла и… согласилась снова лечь с ним в постель.

— Так что, как видишь, твой замысел сработал, — заключила Эшли.

— Но я вовсе не этого добивалась, — возразила Элламария. — Джоэль Мартин — подлец, каких мало.

— А как Боб? — спросила вдруг Эшли.

— Изумительно! Он сейчас здесь — готовится к интервью для «Тайме».

— О, это здорово…

Дверь ее офиса открылась, и Эшли подняла голову. В проеме стоял Джулиан. Эшли вспыхнула. Запинаясь, она сказала Элламарии, что позвонит ей позже.

— Ничего-ничего, — остановил ее Джулиан. — Я хотел только напомнить, что завтра вечером ты должна присутствовать на церемонии награждения.

Эшли зажала рукой нижнюю часть трубки.

— Ну конечно, буду, — заверила она. — Что за церемония без победителей?

— Мне нравится твоя уверенность, — усмехнулся Джулиан и, выходя, закрыл за собой дверь.

— Это был он? — поинтересовалась Элламария.

— Собственной персоной, — ответила Эшли. — Господи, что там у вас творится? — спросила она тут же, услышав, как Элламария взвизгнула.

— Скажем так: мистер Мак-Элфри, похоже, очень соскучился тут без меня, — пояснила Элламария смеясь. Тем временем Боб легонько укусил ее за плечо. — Пожалуй, пора заканчивать, а то начнется секс по телефону.

— Везет же некоторым, — расхохоталась Эшли, и подруги распрощались.

Когда Дженнин втащила чемодан по лестнице, Мэттью уже поджидал у дверей. Завидев ее, он поспешил вниз, чтобы помочь, и, вырвав из рук чемодан, ласково поцеловал ее. Он даже не скрывал радости от встречи, и Дженнин невольно растрогалась его искренности.

Съемки продлились дольше, чем все ожидали, и Дженнин не было дома почти три недели. Она не стала говорить Мэттью, что на самом деле прилетела в Хитроу два дня назад и прямо из аэропорта, сев на поезд, укатила в Йоркшир, чтобы побыть пару деньков с родителями.

— Как провела время? — спросил Мэттью, поставив чемодан на пол и обнимая ее.

— В точности так, как рассказала тебе по телефону, — ответила Дженнин.

Мэттью рассмеялся, чуть натянуто, как ей показалось.

— Сейчас я приготовлю кофе, и мы с тобой поговорим, — предложил он.

Скрепя сердце Дженнин разделась. Больше всего на свете ей бы хотелось сейчас вернуться в пустую квартиру.

Что за гримаса судьбы? Ведь прежде, когда она приходила домой, ее встречали холод, пыль, пустой холодильник и черствый хлеб. Теперь же, приехав в теплую и обжитую квартиру, в ответ на предложение напоить ее кофе она вновь мечтает об одиночестве. Господи, ну как же угодить этой Дженнин Грей?

Войдя в гостиную, она с удовольствием заметила, что та сияет чистотой. Запах мастики она уловила еще с порога. На ковре ни пылинки, а прозрачности окон позавидовал бы любой родник. На столе даже красовалась ваза с цветами. Да, Мэттью потрудился на славу.

Усевшись на диван, она закинула ноги на кофейный столик. Нет, в такой дом возвращаться приятно.

Мэттью поставил перед ней поднос с кофе.

— А откуда цветы?

— Из лавки.

Она улыбнулась:

— Очень красиво, спасибо.

— Я хотел, чтобы к твоему приезду все сверкало, — сказал он. — Мне очень тебя недоставало.

Дженнин взяла чашку и пригубила кофе.

— Ты достал то, о чем я тебя просила?

— Да, все на кухне. Элламария уже звонила. Они с Бобом придут вместе с другими. Сегодня спектакля нет.

— Отлично, — сказала Дженнин. — А как насчет остальных? Все соберутся?

— Насколько я знаю, да. Никто по крайней мере не отказывался.

Взяв журнал из громоздившейся на столике кипы, Дженнин принялась листать его.

— А это откуда?

— Утром принес. Из бюро путешествий.

— Зачем?

— То есть как это зачем? Чтобы смотаться куда-нибудь. Отдохнуть.

— И куда бы ты хотел смотаться?

— Куда-нибудь, где можно кататься на лыжах. Подумай, как здорово было бы вырваться вдвоем! Солнце, снег, лыжи, свежий воздух. Ну и всякие прочие развлечения, само собой. — Мэттью не стал упоминать о компании, с которой познакомился в пивной во время ее отлучки; новые знакомые и пригласили его кататься на лыжах. Мэттью знал, что без Дженнин затея обречена на неудачу, поскольку денег у него не было.

— Боюсь, что не смогу, Мэтт. Сейчас, во всяком случае.

— Но я не говорю, что надо ехать прямо сейчас. Можно и через пару недель, пока снег еще не сошел. Что скажешь?

— Я не люблю лыжи.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь никогда не каталась.

— Просто не привлекает, и все.

— А ты только попробуй — сразу втянешься.

— Спасибо, Мэттью, но меня правда совершенно не тянет кататься на лыжах.

— Вот увидишь, тебе там понравится, — настойчиво убеждал он.

— Не думаю, — с сомнением произнесла Дженнин. — Послушай, давай позже вернемся к этому разговору. Сейчас я просто падаю с ног от усталости.

— Может, не стоит тогда устраивать сегодня эту вечеринку? Давай я обзвоню всех и отменю приглашение. Посидим с тобой вдвоем, тихо и спокойно.

— Нет, — покачала головой Дженнин. — Я уже три недели не видела своих друзей, да и потом уже поздно идти на попятный. Ничего, чуть-чуть посплю и встану как огурчик.

Мэттью пожал плечами:

— Как хочешь. — Он присел рядышком. — Хоть поцелуемся разок, прежде чем ты опять исчезнешь!

Дженнин закрыла глаза и улыбнулась. Затем, открыв глаза, она увидела, что Мэттью выжидательно смотрит на нее.

— Ты даже ни разу не подошла ко мне после приезда, — укоризненно сказал он.

— Извини.

Дженнин обняла его, и Мэттью, прижав ее к себе, начал покрывать ее лицо поцелуями.

— Как я рад, что ты вернулась, Джен, — прошептал он, целуя ее в губы.

Минуту спустя Дженнин высвободилась из его объятий и встала.

— Ну ладно, иди спать, — вздохнул он. — А я сбегаю за вином. Во сколько тебя разбудить?

— В шесть.

— Хорошо. К этому времени я приготовлю ванну.

Уже раздеваясь у себя в спальне, Дженнин услышала слабую трель дверного звонка. Кто бы это мог быть? Впрочем, она привыкла, что время от времени ей звонили по ошибке; должно быть, на этот раз пришли к кому-то из соседей.

Откинув покрывало и простыню, она скользнула в постель. Белье благоухало такой свежестью, что Дженнин с трудом удержалась, чтобы не растрогаться — она вовремя вспомнила, что по большому счету Мэттью руководствовался отнюдь не самыми благородными помыслами. Она ни на мгновение не усомнилась в подлинных мотивах его желания вместе отдохнуть.

В дверь спальни постучали, затем появилась голова Мэттью.

— Там к тебе пришли, — сказал он. — Ты вроде бы назначила.

Дженнин нахмурилась:

— Кому? — Она была убеждена, что никого не приглашала.

— Ее зовут Мэгги. Мэгги Дивер. Кто она? — вполголоса спросил он.

Дженнин свесила ноги на пол.

— Дочь подруги моей мамы. Она приехала устраиваться на работу в парикмахерскую в Вест-Энде. Я как-то сдуру брякнула, что она может остановиться у меня. Должно быть, мама дала ей мой адрес.

— Ну и что нам теперь с ней делать?

— А что тут делать? — пожала плечами Дженнин. — Она останется у нас. Ты сказал, что я дома?

Мэттью молча кивнул.

— Значит, придется вставать. Проклятие! Дьявольщина!

— Нет, не вставай, — решительно сказал Мэттью. — Я ведь ей сказал, что ты легла поспать. Я сам займусь ею.

Постелю ей в гостевой спальне, да? Она довольно милая.

Ну, давай ложись. Я разбужу тебя в шесть.

Дженнин послушно улеглась, а Мэттью заботливо подоткнул одеяло и поцеловал ее. Господи, и черт ее дернул за язык пригласить эту провинциалку!

Верный своему обещанию, Мэттью разбудил ее в шесть и сказал, что ванна уже готова. Глаза Дженнин слипались, и вставать совсем не хотелось.

Войдя в гостиную, Дженнин с недовольством заметила, что Мэгги и Мэттью уже почти прикончили бутылку вина. Только этого ей не хватало — пьяной-девчонки на ее званом вечере. Вдобавок Дженнин тревожило, что в последнее время Мэттью снова начал частенько прикладываться к бутылке.

Скрывая раздражение, Дженнин, радушно поздоровалась с Мэгги, постаравшись, чтобы девушка чувствовала себя как дома. Однако вскоре выяснилось, что она могла и не беспокоиться — Мэгги держалась совершенно непринужденно, уже успев подружиться с Мэттью. Она без труда вспомнила его роль в телесериале, который крутили пару лет назад, а также несколько рекламных роликов, в которых он с тех пор снимался. Дженнин быстро заметила, что Мэттью уже самодовольно пыжится.

Он поставил перед ней чистый стакан.

— Выпьешь вина, Джен?

— Нет, попозже, спасибо. Я пойду сначала приму ванну.

— Я могу что-нибудь сделать?

— Да, можешь пока заняться супом.

— Каким?

— Пюре из брюссельской капусты.

— Фи! — скривилась Мэгги. — Терпеть не могу брюссельскую капусту.

Дженнин с трудом скрыла раздражение.

— Вы только попробуйте, — вмешался Мэттью. — Пальчики оближете.

Однако скепсиса у Мэгги не поубавилось.

— Так что мне делать? — быстро спросил Мэттью, чувствуя, что Дженнин закипает и с ее губ вот-вот сорвется резкость.

Дженнин посмотрела на него; похоже, Мэттью был готов на все, лишь бы уговорить ее поехать с ним кататься на лыжах.

— Сначала приготовь бульон, — сказала она. — Рецепт найдешь в кулинарной книге.

— Вот и прекрасно, — оживился он и повернулся к Мэгги. — Вы мне поможете?

Девушка пожала плечами, заметной радости предложение у нее не вызвало.

Дженнин направилась в ванную. Она уже поняла, какую ошибку допустила, пригласив Мэгги. С этой девушкой хлопот не оберешься. И почему она приехала именно сегодня? Чертова соплячка! Наверняка испортит ей вечер.

Быстро приняв ванну, она оделась, понимая, что должна попасть на кухню, прежде чем Мэттью устроит там полный разгром.

Мэттью с облегчением уступил ей место у стола, однако не уходил, услужливо суетясь под рукой. Он вел себя так подобострастно, что уже начинал всерьез действовать Дженнин на нервы.

— Послушай, — не выдержала она, когда он в пятый раз подряд спросил, чем ей помочь. — Сводил бы ты лучше Мэгги в бар. Без вас я тут скорее управлюсь.

— Но я только хотел помочь, — надулся Мэттью.

— Я знаю, ты просто прелесть. Но я и правда буду признательна, если вы оставите меня в покое. Чем больше поваров, тем хуже стряпня.

— Ой, хочу в бар! — оживилась Мэгги, едва не захлопав в ладоши. — Никогда еще не бывала в лондонских барах.

— Они ничем не отличаются от любых других, — раздраженно пробурчала Дженнин.

— Пойдем, Мэгги, — поспешно предложил Мэттью, чувствуя, что с Дженнин лучше не спорить.

Мэгги пошла одеваться.

— Только не угощай ее ничем крепче апельсинового сока, — прошипела Дженнин.

Мэттью согласно кивнул.

— Через часик вернемся.

— Лучше через полтора. Когда пиршество будет в самом разгаре.

Час спустя, поставив рыбный пирог в духовку, а шербет в холодильник, Дженнин налила себе полный бокал вина и устроилась в кресле перевести дух. Взяв привезенную с собой газету, она попробовала сосредоточиться па статье о Бобе. Несколько минут спустя в дверь позвонили.

Превозмогая усталость и чертыхаясь про себя — должно быть, недотепа Мэттью забыл ключ, — Дженнин встала.

— Да? — сказала она в домофон.

— Привет, Джен, это Эшли.

— Эш! — восторженно вскричала Дженнин. — Поднимайся.

Вскоре на лестнице послышался топот, и ворвалась разгневанная Эшли.

— Проклятые мужики! Чтоб их разорвало!

Дженнин расхохоталась.

— Что натворил Джулиан на этот раз? — спросила она, запирая за подругой дверь.

— Ах, Джулиан! — хмыкнула Эшли. — На этот раз дело не в нем. Нет, я просто только что заезжала в гараж, чтобы заправиться бензином, маслом и прочей белибердой, когда вдруг заметила, что двое парней таращатся на меня во все глаза.

— И что тут удивительного? — спросила Дженнин. — Я думала, ты уже давно к этому привыкла. Обаятельная молодая женщина, да еще в «мерседесе» — гарантия мужского внимания.

— Вот в том-то и беда, — сказала Эшли. — Как же мне все это осточертело! Знаешь, что откололи эти козлы? Они разглядывали меня, что-то обсуждая, и вдруг я отчетливо услышала, как один из них спросил: «Интересно, какова она в постели?» Мерзкий ублюдок!

Усевшись на диван, Эшли принялась перебирать рекламные буклеты.

— Расскажи, как прошли съемки, — попросила она. — Где ты была? С кем встречалась? А я и не знала, что ты увлекаешься горными лыжами, — добавила она, разглядывая один из буклетов.

— Это не я, — сказала Дженнин.:

— Мэттью принес.

— А где он сам?

— В баре. Я его выставила — он меня вконец допек.

— Бедняга Мэттью!

— А когда придет твой мистер Уинстон? — спросила Дженнин.

— Ой, совсем забыла! — всплеснула руками Эшли. — Он не придет. К нему неожиданно приехал племянник погостить на несколько дней.

— Ах, как жаль. Он такой забавный.

— Да, — кивнула Эшли. — Он и сам очень огорчился, что подвел нас. Просил перед тобой извиниться.

— Надеюсь, ты догадалась пригласить вместо него Кита?

Эшли помотала головой из стороны в сторону и отхлебнула вина.

— Он сейчас где-то в Дороете.

— Как у вас с ним?

— Нормально. Примерно так же, как у вас с Мэттью.

Приятно, когда рядом есть живая душа, а на большее я не рассчитываю. Жаль только, никак не удается убедить в этом Кита. Не понимает, что дважды в одну реку не войдешь.

Да, ты еще не знаешь, что вчера мы удостоились высшей премии за рекламу «Ньюслинка».

— Эшли! — вскричала Дженнин. — Я тебя поздравляю!

Принесла сюда приз? Что вам дали? Господи, как я рада!

Выпей еще вина. Эх, надо было шампанского купить.

Эшли рассмеялась:

— Сойдет и вино, спасибо. Тем более что выпитого вчера шампанского с лихвой хватило бы, чтобы пустить ко дну «Куин Элизабет».

Десять минут спустя появилась Кейт, а за ней и остальные гости.

 

Глава 14

Вечеринка удалась на славу. Дженнин, как всегда, приготовила такие восхитительные закуски, что даже Мэгги дохлебала суп до конца. Когда Мэттью убирал со стола, Дженнин метнула быстрый взгляд на Мэгги и убедилась, что девушка, слава Богу, слишком пьяна, чтобы принимать участие в беседе.

Дженнин услышала, как Элламария спросила Кейт, сколько та просадила в Монте-Карло. От ответа Кейт глаза Элламарии поползли па лоб. Она далее поинтересовалась, не видела ли Кейт там каких-нибудь знаменитостей. Кейт сказала, что видела только принца Альберта и еще, кажется, принцессу Стефанию, хотя в последнем и не совсем уверена.

Элламария пристально наблюдала за тем, как Кейт держится с Джоэлем. Порой, видя, как та едва ли не с открытым ртом ловит каждое его слово, она была готова лезть на стенку. Элламария не сомневалась, что Джоэль — мерзавец, каких днем с огнем не сыскать. Она привыкла судить о людях по глазам, а у Джоэля Мартина они были холодными и жестокими. Перехватив ее взгляд, Джоэль улыбнулся и приподнял бокал в молчаливом тосте. Элламария улыбнулась в ответ. Бедная Кейт, придется ей самой разбираться со своим любовником — никто из них помочь ей тут не в силах.

Примерно час спустя Джоэль посмотрел на часы и сказал, что ему пора.

— Утром рано вставать, — объяснил он. Затем, заметив, что Кейт потянулась к своей сумочке, перехватил ее руку. — Тебе спешить некуда, — сказал он. — Оставайся.

— Но почему? — возразила Кейт, чувствуя, что взгляды всех присутствующих прикованы к ней, и покраснела до корней волос. — Я ведь могу поехать с тобой.

— Нет, оставайся, — повторил Джоэль. — Я настаиваю.

Отдыхай, тебе незачем торопиться.

Дженнин поспешила к подруге на выручку.

— Пойдем спокойно посидим, поболтаем и выпьем коньячку, — позвала она, вставая.

Но Кейт задержалась за столом.

— Почему ты уходишь так рано? — шепотом спросила она Джоэля.

— Я же сказал — мне рано вставать.

— Тогда я поеду с тобой.

— Нет, я должен выспаться. Я поеду к себе.

— Но я могу и к тебе поехать.

— Нет, оставайся здесь, с друзьями. Я позвоню завтра.

— Но завтра вечером мы увидимся? — спросила Кейт, готовая раздавить себя за унижение.

— Не знаю. Вполне возможно.

— Я провожу тебя до двери.

В прихожей Джоэль обнял ее.

— Поедем ко мне, — произнесла она.

— Ну, милая, — простонал Джоэль. — Если бы ты знала, как мне этого хочется! Но мне и правда нужно домой.

Мне еще столько предстоит сделать до утра. Но завтра вечером я непременно приеду. Обещаю. Жди.

— Я люблю тебя, Джоэль.

— Угу, — промычал он, целуя ее. Затем застегнул пуговицы на пальто и устремился к двери.

— Может, скажешь, что тоже меня любишь? — бросила ему вдогонку Кейт.

— Ты же сама это знаешь, — обернувшись, ответил он.

Заперев за ним дверь, Кейт обессиленно прислонилась к стене. Господи, до чего все было замечательно во Франции, но теперь, по возвращении в Лондон, Джоэль сделался каким-то холодным и отчужденным. Как же его расшевелить? В гостиной грянул взрыв смеха, но Кейт туда не тянуло. Она была настолько поглощена мыслями о Джоэле, что ни о чем другом не хотела думать.

На следующее утро Дженнин проснулась очень рано.

Несмотря на то что накануне вечером она старалась поменьше пить, голова все равно раскалывалась. Некоторое время она боролась с собой, пытаясь снова уснуть, но затем отказалась от бесплодных усилий и встала. Мэтгью блаженно похрапывал, и она на цыпочках покинула спальню.

Не обращая внимания на беспорядок, Дженнин пристроилась на диване с чашечкой кофе и от нечего делать взяла со стола один из туристических буклетов, что принес Мэттью. По правде говоря, она была бы не прочь съездить покататься на лыжах, однако была зла на Мэттью из-за неискренности, с которой он пытался уговорить ее на поездку. Она ведь мигом раскусила, что он задумал.

Рано или поздно им придется посмотреть правде в глаза. Совместная жизнь у них не складывалась. Или, говоря точнее, не складывалась для нее. Мэттью с самого Рождества буквально из кожи вон лез, чтобы ей угодить, но Дженнин было этого мало. Ей хотелось другого. Но вот чего именно? Мэттью был добрым и внимательным, угадывал все ее желания с полуслова, но в глубине души Дженнин не доверяла ему и хотела большего.

Она надеялась, что, попривыкнув к совместной жизни с Мэттью, успокоится и безумные желания, обуревающие ее второе «я», потихоньку сойдут на нет, Дженнин панически боялась, что болезнь, которой она и без того не могла должным образом сопротивляться, разовьется в нечто более серьезное, чем раздвоение личности. И почему даже теперь, когда у нее был Мэттью, она по-прежнему уступала ненасытной миссис Грин? Ответить на этот вопрос Дженнин была не в состоянии. А между тем в пору уже было бить тревогу. Днем она была блистательной Дженнин Грей, признанной телезвездой, а вот ночью — едва ли не каждой ночью! — перевоплощалась в миссис Грин, хищную нимфоманку.

Господи, как же она все это ненавидела! Ненавидела себя, ненавидела похотливых мужчин. Но более всего она ненавидела беззастенчивую узурпацию ее собственного тела бесстыжей миссис Грин.

Не раз она подумывала о том, чтобы обратиться к врачу, но так и не решилась. Ведь стоило только пронырливым газетчикам об этом пронюхать, и ей конец. Она словно наяву видела кричащие заголовки: «Дженнин Грей госпитализирована по поводу сексуального расстройства», «Двойная жизнь телезвезды», «Кто она — миссис Грин или мисс Грей?» Ни одна телекомпания не примет ее на работу, ни один продюсер не захочет рисковать. И самое страшное: как воспримут скандал ее родители?

Неужели ей самой не под силу обуздать себя? И за что ей такая страшная кара? А ведь даже покаяться некому, не с кем поделиться своими откровениями.

Смахивая жгучие слезы обиды и отчаяния, она приподняла голову и вдруг увидела, что в проеме дверей стоит Мэттью.

— Привет, — с напускной беззаботностью поздоровалась она. — Я и не заметила, что ты тут торчишь.

— Что-то ты сегодня рано встала.

— Да, не спалось.

Вынув из лежавшей на столе пачки «Мальборо» сигарету, он неспешно закурил.

— Ты была так погружена в свои мысли, что я не решился тебя тревожить.

— Вот как? Да, я пыталась придумать комментарий к фильму, который мы сняли в Европе. Почему-то ничего толкового в голову не лезет.

— Тебя ведь что-то гложет, Джен, да? — участливо спросил Мэттью. — Кроме комментария к фильму.

Она отвела глаза в сторону.

— Что с тобой?

Дженнин покачала головой:

— Ничего. Все в порядке.

— Тебе станет легче, если ты расскажешь.

— Я же сказала, Мэттью, все в порядке. — В ее голосе прозвучали раздраженные нотки.

Он пожал плечами:

— Что ж, дело твое.

Некоторое время они сидели, молча попивая кофе.

— Пожалуй, я пойду приму душ, — сказала она наконец и встала.

— Джен, зря ты так.

Дженнин обернулась и по его взгляду поняла: Мэттью ждет от нее ответа.

— Не сейчас, Мэттью, — сказала она. — Пожалуйста.

— А когда? Разговор ведь давно назрел, Джем. С тобой творится что-то неладное, и я хочу понять, в чем дело. Я ведь хочу помочь тебе, Джен.

— Позже поговорим.

— Нет! — выкрикнул он, напугав ее. — Ты всегда так говоришь, и все на этом кончается. Я уже больше месяца пытаюсь достучаться до твоего разума, но ты всякий раз ускользаешь. Давай поговорим сейчас. Я настаиваю!

Дженнин провела рукой по своим волосам и устало вздохнула.

— Что мне делать, Джен? Как убедить тебя выслушать меня?

Она снова пристроилась на диване и закрыла лицо руками.

— Послушай, — в его голосе прозвучала мольба, — ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Неужели ты не понимаешь, что так продолжаться не может? Я хочу, чтобы мы с тобой превратились в одно целое, хочу жить твоей жизнью. Делить с тобой все тяготы и радости. Ну почему ты меня избегаешь?

— Это правда, Мэттью? — прошептала она. — Ты и в самом деле хочешь жить моей жизнью?

— Дженнин! — только и произнес он, уловив в ее голосе иронию.

— Послушай, Мэттью. — Она опустила руки и посмотрела ему в глаза. — Давай не будем больше притворяться, хорошо? У нас с тобой нет будущего, и мы оба это прекрасно знаем. Так что хватит лицемерить.

Лицо Мэттью вытянулось.

— Но… почему?

— Я не люблю тебя, Мэттью. И я никогда не смогу тебя полюбить, хотя, видит Бог, я пыталась. Ничего не выйдет.

— Но ведь мы прожили вместе совсем недолго.

— Это не имеет значения. Ничего не получится, я это точно знаю.

— Получится, если мы оба постараемся.

— Нет, Мэттью, это невозможно. И ты должен сам это понять, если посмотришь правде в глаза.

— У тебя есть кто-то другой?

— Нет, Мэттью беспомощно развел руками.

— Тогда я отказываюсь тебя понимать.

— Здесь нечего понимать, Мэттью. Все очень просто: я не люблю тебя и не хочу продолжать эту агонию.

— Но ведь я тебя люблю, — сказал он.

— Нет, — покачала головой Дженнин. — Ты только повторяешь, что меня любишь, хотя мы оба знаем: это не правда. И наша с тобой совместная жизнь — сплошное притворство.

Мэттью отвернулся и посмотрел в сторону. Вид у него был вконец убитый.

— Значит, ты хочешь, чтобы я ушел? — промолвил он.

Его голос предательски задрожал.

— Да, — жестко сказала Дженнин.

Мэттью почувствовал, как в горле встал комок.

— И когда? — с трудом выдавил он.

— Как только сможешь.

— Вот так, значит, взять и бесповоротно уйти?

Дженнин пожала плечами:

— Да.

— Но мне некуда идти!

— Можешь пожить у друзей.

Глядя на ее холодное лицо, Мэттью почувствовал, что кровь в его жилах вскипает.

— Тебе и в самом деле наплевать на меня, да, Джен?

Абсолютно безразлично, что со мной будет?

— Нет, Мэттью, твоя судьба мне вовсе не безразлична, — ответила Дженнин, отводя глаза. — И ты это сам отлично знаешь.

— Нет, Джен, — сказал он. — Я знаю только, что впервые рядом с тобой человек, который тебя любит и хочет о тебе заботиться, а ты выставляешь его вон. Так с близкими не поступают.

— Ну хорошо, — вздохнула она. — Но ведь я уже сказала: я не люблю тебя.

Мэттью встал, его щеки побагровели.

— Я понимаю, Джен, — медленно проговорил он. — Ты никогда ко мне ничего не испытывала. Ты просто использовала меня для удовлетворения своих прихотей. Ты ведь любишь только себя, верно? А теперь, когда я тебе больше не нужен, ты выбрасываешь меня, как надоевшую игрушку. Мне жаль тебя, Дженнин, мало того, что ты трусиха, так ты еще и настоящая дрянь! Холодная и расчетливая стерва. Тебе никогда не видать счастья в жизни. Никогда!

Дженнин понуро уставилась на свои коленки. Слова Мэттью безжалостно хлестали ее по щекам. Да, она трусиха, и вдобавок, по большому счету, ей действительно наплевать на него.

— Ты же больная! — выкрикнул Мэттью, брызгая слюной. — Ты хоть сама это понимаешь?

Увидев испуг, промелькнувший в ее глазах, он разразился демоническим хохотом.

— Да, — неумолимо продолжал он. — И ты сама знаешь, что больная. Что, тебе и на это наплевать?

— Мэттью, прошу тебя, — прошептала Дженнин. — Ты сам не понимаешь, что говоришь.

— О нет! — вскричал он. — Уж я-то отлично все понимаю. Я ведь знаю тебя как облупленную, Джен. Мне известно про тебя все. Вот почему я знаю, как тяжело ты больна.

Тебе лечиться надо.

Дженнин заколотило, к горлу подступила тошнота.

— Я… не понимаю, о чем ты говоришь, — еле слышно прошептала она.

— Ты все прекрасно понимаешь, — безжалостно отрезал Мэттью. — Я уже давно за тобой слежу, и кому, как не мне, знать, почему ты так испугалась, когда я сказал, что ты больна. Ты ведь все поняла, да, Джон? Но несмотря на всю эту мерзость и твое душевное уродство, я все равно тебя люблю.

— Замолчи, Мэтт! — из последних сил выкрикнула Дженнин. — Замолчи, слышишь?

— Ага! — торжествующе ощерился Мэттью. — Трудно, значит, в глаза правде смотреть? А ведь пора, Джен. Тебе лечиться надо. Хорошему психиатру показаться. Ты ведь ненормальная. Таким, как ты, не место среди людей.

— Замолчи же! — закричала Дженнин, зажимая уши. — Я ничего не хочу слышать! Убирайся отсюда! Вон из моего дома и из моей жизни! Ты понял? Я не хочу тебя видеть!

— О да, Джен, — прошипел Мэттью. — Я все понимаю.

Дженнин Грей все надоело. Или правильнее сказать — миссис Грин?

Дженнин похолодела. Кровь отхлынула от ее лица. Господи, когда же он узнал? Сколько выжидал удобного случая, чтобы припереть ее к стенке?

От его холодного и насмешливого взгляда по спине у нее побежали мурашки. Наклонившись вперед, Дженнин прошептала:

— Почему же я сразу не догадалась? Ты ведь не изменился ни на йоту, Мэттью. Все это время ты только старательно притворялся. Играл. А вот теперь мы наконец видим прежнего Мэттью.

— Ах, как чудесно рассуждает наша извращенка! — язвительно процедил Мэттью. — Интересно, ты уже наметила следующую вылазку в мир грязи и похоти? Ведь именно там твое место. А может, ты снова по женщинам решила побегать? За девочками приударить? Кто падет вашей следующей жертвой, миссис Грин? Эшли? Кейт? Элламария? Кто?

Вздрагивая от каждого его слова как от пощечины, Дженнин не выдержала и разрыдалась.

— Мерзавец! — закричала она. — Мерзкий и гнусный подонок! Убирайся с глаз моих долой! Это ты настоящий урод! Никчемный пьяница и неудачник! И навсегда им останешься.

— Как забавно выслушивать подобные речи от нимфоманки, — язвительно хмыкнул Мэттью. — Да к тому же еще и лесбиянки. В отличие от тебя я хоть в постели нормальный.

— Это ты-то нормальный? — презрительно фыркнула Дженнин. — Да ты в постели — настоящее бревно!

— Что ж, в сравнении с теми, к кому ты привыкла, возможно. Хотя что-то я вчера ночью не слышал, чтобы ты жаловалась. А ведь ради тебя, Дженнин, я на все готов.

Конечно, у меня нет столь любимых тобой штучек: мягких грудей, нежной, пушистой…

— Господи, до чего же ты омерзителен! Убирайся отсюда! Чтоб духу твоего здесь не было!

— Не волнуйся, я уйду. Но предупреждаю тебя, Дженнин, никого другого ты не найдешь. Я ведь люблю тебя, стерва ты этакая, хотя и знаю все про тебя. Понимаешь?

Знаю, но люблю до опупения! И ты меня хочешь, потому что прекрасно понимаешь — другого такого дурака тебе не найти. Ни к кому другому я так не прикипал душой, как к тебе, Дженнин Грей, а теперь ты опять меня выставляешь.

Ничего, ты за это поплатишься, уж поверь мне. Ты дорого заплатишь за мои унижения…

— Вот уж нет! — запальчиво выкрикнула Дженнин.

На это можешь не рассчитывать. Ты от меня ни пенса больше не получишь. И не надейся, что сможешь и дальше меня шантажировать, я со своим прошлым покончила. И у тебя не хватит смелости…

— А вот как раз это мы проверим, Дженнин, — вкрадчиво прервал ее Мэттью. — И посмотрим, что выйдет. Я никому не позволю над собой измываться, и уж тем более такой шлюхе, как ты! А собрано у меня на тебя так много, что до конца своих дней не расплатишься. И еще заруби себе на носу — если ты не достанешься мне, то никто другой тебя тоже не получит. Поняла?

Вдруг, не помня себя, Дженнин схватила стоящую на столе чашку и изо всей силы запустила в Мэттью. Тот легко увернулся, и чашка с громким звоном разбилась о стену.

— Пошел вон! — завизжала Дженнин и уже потянулась было за другой чашкой, но Мэттью перехватил ее руку и крепко стиснул.

— Чтоб этого больше не было! — угрожающе потребовал он, брызгая ей в лицо слюной.

— Отпусти меня! — крикнула Дженнин. — Немедленно отпусти!

— Да ты только погляди на себя! — презрительно прошипел Мэттью. — Смотреть противно! Жалко и противно! — Сдавив ее запястья в левой руке, он размахнулся правой и наотмашь ударил ее по щеке. — Вот тебе, стерва, получай. Это тебе от меня урок. И думать не смей, что тебе удастся вышвырнуть меня на улицу. Поняла? Я вернусь, — зловещим голосом пообещал он и, выпустив ее, быстрыми шагами устремился к двери.

Выйдя в прихожую, он едва не перелетел через спину Мэгги, которая, сгорая от любопытства, откровенно подслушивала за дверью. Сперва он ожег ее свирепым взглядом, но затем расхохотался. По лицу Мэгги было ясно, что она слышала все до последнего слова.

— Куда вы идете? — пролепетала она.

Мэттью неопределенно пожал плечами.

— И ее с собой забери! — пронзительно завопила Дженнин. Из рассеченной губы стекала тоненькая струйка крови. — Здесь ей делать нечего!

Еще раз посмотрев на перепуганную мордашку Мэгги, Мэттью понял: ему и правда придется взять девушку с собой. Она знала тайну Дженнин.

— Ну и чего ты ждешь? — выкрикнула Дженнин. — Убирайся отсюда! Оба — выметайтесь вон!

Мэгги подняла на него насмерть перепуганные глаза.

— Пойдем, малышка, — сказал Мэттью, ласково обнимая дрожащую девицу за плечи. — Собирай вещи. С ней я тебя не оставлю, это небезопасно.

Мэгги перевела взгляд на Дженнин.

— Посмотрим, что будет, когда я дома про вас расскажу, миссис Грин! — с недоброй усмешкой процедила она. — Как вы после этого станете всем пыль в глаза пускать?

Закрыв глаза, Дженнин упала на колени. Когда смысл слов Мэгги проник в самые отдаленные уголки се мозга, ее горло стиснули липкие пальцы страха. Она знала, всегда знала, что в конце концов миссис Грин одержит верх. Да, для миссис Грин победа была уже близка. А вот для Дженнин Грей это станет началом конца.

 

Глава 15

Наливая кофе в кофейник, Кейт напевала себе под нос.

Она не подозревала, что ее глаза сияют, однако ничуть не удивилась бы, узнав об этом. Впервые за долгое время она чувствовала себя счастливой.

Кейт только что вернулась после совершенно замечательного вечера, уже третьего за последние две недели, который провела с Николасом Гоу, и даже вспомнить не могла, когда так наслаждалась в последний раз. После театра они поужинали вместе с Элламарией и Бобом, которые, сославшись надела, ушли довольно быстро. Ник и Кейт посмеялись над неуклюжей отговоркой, однако минуту спустя, когда Ник повернулся к ней и как бы невзначай осведомился, не пора ли им тоже домой, Кейт заметила, что его глаза светятся жадным огнем.

Вернувшись в гостиную с подносом в руках, Кейт увидела, что Ник стоит возле ее стола, разглядывая, что там лежит, и порадовалась, что в пишущей машинке ничего нет. Останься там листочек из какой-нибудь статьи, она бы не возражала, но Кейт не хотелось, чтобы кто-нибудь, даже Ник, видел ее книгу, точнее, то немногое, что она успела насочинять. Тем более что Николае Гоу был актером шекспировского театра.

— Вот и кофе, — провозгласила она, ставя поднос на стол. — Боюсь только, что сливок нет. Миссис Адаме, моя соседка, утащила последние.

Ник с улыбкой следил, как она разливает кофе по чашкам.

— Забавно, — сказал он, усаживаясь на диван и вытягивая ноги во всю внушительную длину. — Мы говорили о чем угодно, но вы и словом не обмолвились о своей книге.

Щеки Кейт слегка порозовели.

— Собственно говоря, пока и рассказывать-то еще не о чем.

— Понимаю, — кивнул Николае. — Вы у нас известная скромница.

— Нет, правда, — сказала она. — Я еще почти ничего не написала. Кажется, я замахнулась на нечто такое, что мне не по зубам.

— Что-то не верится, — задумчиво промолвил Николае. — А давно вы пишете?

— Целую вечность! Месяца четыре, а то и больше.

Он расхохотался:

— Да. И верно — вечность.

Кейт улыбнулась, на ее щеках заиграл румянец.

— Просто поначалу мне казалось, что это совсем не сложно, тем более что я журналистка и неплохо владею пером. Однако оказалось, что все куда сложнее.

— Но вы все-таки продолжаете? Или совсем руки опустились?

— Нет, я пытаюсь. В противном случае мой отец страшно огорчится. Он просто бредит моей книгой. Ни о чем другом и разговаривать не желает.

— Но вы рассказали ему о своих затруднениях?

— Нет, что вы! Как и остальные, он свято верит, что у меня все идет как по маслу. Вот мне и приходится мучиться, чтобы не разочаровать его.

— А что говорит Джоэль? Он ведь ваш агент, кажется?

Кейт помотала головой:

— Нет, Джоэль весьма недвусмысленно дал мне понять, что и слушать ни о чем не станет, пока я не покажу ему уже законченную рукопись. К тому же после той памятной вечеринки у Дженнин, о которой я вам рассказывала, я его даже не видела. Но ничего. — Она натянуто улыбнулась и продолжила с наигранной беззаботностью:

— Как-нибудь справлюсь.

Николае мгновенно заметил, что Кейт расстроилась.

— Извините, — сказал он. — Больше не буду совать нос куда не надо.

Вместо ответа Кейт протянула руку и взяла чашку. Николае Гоу смотрел на нее с такой нежностью, какой она никогда не замечала у Джоэля.

— Ничего, — сказала Кейт, чуть помолчав. — Возможно, это и к лучшему. Может, теперь мне станет легче.

— Так вы только поэтому мне позвонили? Потому что расстались с Джоэлем?

— Не стану врать, да. — Кейт потупилась. — И… я очень рада, что это произошло.

— Я тоже.

Она улыбнулась.

— В воскресенье у меня весь день свободен, — сказал, Ник. — Может, сходим куда-нибудь? Или, скажем, за город прошвырнемся? — Видя ее нерешительность, он добавил:

— Нельзя же всю жизнь его ждать, Кейт!

— Да, я сама понимаю. — Она отвернулась, смущенная тем, что актер видит ее насквозь.

— Ладно, — произнес Ник. — Мне уже пора. — Он поднялся и поставил опустевшую чашку на поднос. — Если передумаете насчет воскресенья, то мое предложение остается в силе.

Проводив Ника, Кейт еще долго корила себя за то, что не приняла его приглашения. А что ей оставалось делать?

Она не могла себя ничем связывать — вдруг Джоэль позвонит?

Пройдя в спальню, она задернула шторы и лишь затем включила свет. Это уже стало у Кейт привычкой: во-первых, чтобы легче было разглядеть, не подъехал ли к дому Джоэль, а во-вторых, чтобы никто не подсматривал за ней.

Загадочные телефонные звонки в последнее время участились, и пару раз Кейт показалось даже, что она узнала голос, однако точно вспомнить, кому он принадлежит, она так и не сумела. Нет, таинственный звонивший вовсе не угрожал ей, скорее даже наоборот. Но он всегда торопился и, чтобы исказить голос, зажимал чем-то микрофон трубки. Одно время Кейт даже подозревала, что это штучки Джоэля, но затем сообразила, что подобные выходки не в его стиле.

Сидя перед трюмо, она счищала с лица макияж. Всякий раз, когда к дому подъезжал автомобиль, она внутренне напрягалась, ожидая, что в дверь позвонят, но звонок молчал.

Ничего, рано или поздно он непременно объявится, в этом Кейт была уверена. Погладив живот, она улыбнулась своему отражению в зеркале. Со временем Джоэль привыкнет к мысли, что станет отцом.

Утром, проснувшись, Эшли с изумлением увидела, что за ночь выпал мокрый снег. Это весной-то. Однако никто не огорчился. Эшли обожала гулять по заснеженному лесу; ей казалось, что она ходит прямо по рождественской открытке.

Они долго играли в снежки. Потом, возбужденные и мокрые, Кит и Эшли присели на лавочку на берегу замерзшего ручья. Цезарь и Алекс носились наперегонки по свежему льду. Пес то и дело поскальзывался и падал, не понимая, что за чертовщина с ним творится.

Тем временем вновь повалил снег, и все вокруг быстро стало белым-бело. Идиллическая картина снова напомнила Эшли рождественские открытки, которыми она любовалась еще в детстве.

Кит гладил ее по руке, и Эшли прильнула к нему. Его близость была ей приятна.

— О чем думаешь? — поинтересовался Кит.

— Да так, ни о чем.

— Может быть, о нем? — спросил Кит, кивая на Алекса.

Эшли приподняла голову; глаза Кита были печальны.

— Нет, — быстро ответила она. — Не о нем.

— Как у тебя вообще дела?

— Имеешь в виду, на работе? Все нормально.

— Часто его видишь?

— Не чаще обычного, — сказала она. И тут же добавила:

— На работе, конечно.

— Но ты по-прежнему о нем думаешь?

— Да нет, — солгала Эшли. — Какой в этом смысл?

— А ты его еще любишь?

Эшли затаила дыхание. Она с дрожью ждала, когда Кит задаст этот вопрос. Врать она не хотела. Правда же заключалась в том, что последние два месяца были для нее настоящим адом. Стоило ей только увидеть Джулиана в коридоре или в офисе, как внутри у псе словно что-то обрывалось, и Эшли понимала: любовь к нему не только не угасла, но и готова в любое мгновение вспыхнуть с новой силой. Господи, и почему настоящая жизнь никогда не складывается так, как в любовных романах?

— Алекс, ну-ка прекрати! — крикнул Кит. Приподняв голову, Эшли увидела, что Алекс держит Цезаря за передние лапы и танцует с ним на льду.

— Но ему нравится, — возразил мальчик.

— Ничего подобного. Ему больно. Отпусти его.

Но Алекс пропустил требование отца мимо ушей, продолжая играть со щенком.

Кит встал.

— Алекс! — Его голос зазвенел. — Ты что, не слышал?

Мальчик неохотно разжал ручонки, и Цезарь, определенно довольный, что вновь обрел долгожданную свободу, радостно стрельнул в кусты.

— Подойди сюда, — сказал Кит.

Алекс не шелохнулся. Эшли с колотящимся сердцем наблюдала за этой сценой. Мальчик смотрел на отца расширенными, полными слез глазенками.

— Ну же, — нетерпеливо позвал Кит. — Я жду.

Протянув руки, он помог Алексу вскарабкаться на берег.

— Пойми, малыш, — заговорил он, — Цезарь еще совсем маленький. К тому же он не может тебе признаться, что ему больно или неприятно. Он слишком тебя любит, чтобы укусить как следует, поэтому позволяет измываться над собой. Но ведь ты не хочешь его мучить, верно?

Алекс помотал головой. По раскрасневшейся щеке скатилась слезинка.

— Тогда позови его и извинись перед ним.

Алекс поспешно повернулся и окликнул Цезаря. Щенок тут же примчался, сжимая в неокрепших зубах длинную хворостину. Выхватив ее из его пасти, Алекс устремился к кустам, а Цезарь помчался за ним, заливисто лая.

Кит снова сел на лавку и обнял Эшли за плечи. Его лицо оставалось таким суровым, что Эшли не выдержала и рассмеялась.

— Меня ты тоже отчитаешь? — спросила она.

— Нет, — сказал он. — Хотя и стоило бы. Тебе порой не хватает с ним строгости.

— Ну это ты зря, — возразила Эшли. — Просто ты меня опередил, вот и все.

— Надеюсь, ты не станешь отрицать, что ему не хватает отцовского воспитания?

— Но у него есть отец, — пожала плечами Эшли.

— Ты понимаешь, о чем я говорю.

Воцарилось молчание. Оно уже грозило затянуться, когда Кит взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Так что ты мне скажешь, Эш?

— О чем?

— О том, чтобы у нас была нормальная семья…

Понурив голову, Эшли посмотрела на свои перчатки.

Она прекрасно понимала, что в глубине души хочет того же. Но Кита она не любила, по крайней мере любила не так, как Джулиана. Однако в следующую минуту она вспомнила о бесконечных ночах, о том, как ворочалась, мучаясь от одиночества, мечтая ощутить ласковое прикосновение и услышать слова любви, хотела быть нужной и любимой.

Да, всего этого ей остро недоставало, и поэтому жизнь казалась если не пустой, то неполноценной.

— Ну?

Эшли посмотрела на небо и вздохнула.

— Ведь я прав, Эшли, и мы оба это знаем. Нам хорошо вместе, и ты сама видишь, как я тебя люблю. Давай попробуем. Ну что тебе стоит?

— О, Кит, если бы ты знал, как все непросто!

— Но ведь так не может продолжаться вечно. Мы только зря теряем время.

— Я знаю, — сказала она. — Но сейчас я должна сама в себе разобраться. Я не хочу тебя терять, и это правда. Но и бросаться очертя голову в омут тоже не могу.

— Но ты хотя бы попытайся. — Он заглянул ей в глаза. Я люблю тебя, Эш. Если бы ты только знала, как я тебя люблю!

Наклонившись к ней, он осторожно поцеловал ее в губы. Эшли зажмурилась, пытаясь сдержать слезы. Господи, чего бы только она не отдала, чтобы выбросить из головы мысли о Джулиане.

— Скажи, ну хоть какая-то надежда у меня есть? прошептал Кит, когда она уткнулась лицом в его плечо. Пожалуйста, не лишай меня надежды.

Эшли не ответила, и Кит чуть отодвинулся, чтобы заглянуть ей в глаза. Эшли встретила его взгляд, ненавидя себя за желание видеть на его месте другого мужчину.

— Ну, скажи.

Эшли измученно улыбнулась, и в ее глазах появилось обреченное выражение.

— Дай мне еще немного времени, Кит, — попросила она. — Пожалуйста. Совсем немного.

И, встав со скамейки, направилась в рощицу, где бегали Алекс с Цезарем.

Кит проводил ее задумчивым взглядом. Еще немного, и он вновь обретет любимого сынишку.

 

Глава 16

Поговорив с Вайолет, Линда положила трубку. Она выглянула из окна — снаружи уже темнело. Сегодня пятница, так что Боб должен вот-вот вернуться домой. Сердце ее заколотилось. После звонка Морин Вудли прошло уже несколько недель, но всякий раз с тех пор, встречая мужа, она нервничала. Поначалу она радовалась, что все идет как всегда, однако перед каждым следующим уик-эндом ее охватывал страх: а вдруг Боб объявит ей, что уходит к этой женщине?

В первые дни ее обуревало страстное желание выяснить, кто она, эта таинственная разлучница. Но природные осторожность и благоразумие — а может, трусость? — одержали верх. Ведь в глубине души Линда боялась, боялась того, что узнает. Возможно, сражаться с неизвестностью было не слишком разумно, но Линда рассуждала, что знай она другую женщину, то могла и уступить ей пальму первенства. В самом деле, окажись вдруг разлучница красива, умна, да вдобавок еще и аристократична, Линда не выдержала бы соперничества.

Уложенный чемодан стоял возле кровати, а пальто лежало поверх него. Линда взяла пальто и надела. Нет, она не убегала из дома, так по крайней мере она себе говорила, но и встречаться с Бобом в этот уик-энд была не в состоянии. Линда просто решила навестить Вайолет. Та слегла с гриппом, и Линда решила воспользоваться этим предлогом, чтобы улизнуть из дома до приезда Боба.

Она взяла с подоконника их свадебную фотографию.

Да, тогда они были молоды, влюблены и строили самые радужные планы на жизнь. Этот роскошный дом с конюшней Боб купил ей в качестве свадебного подарка. В те дни ей приходилось едва ли не силой усаживать его в воскресенье вечером на лондонский поезд. И уж она совсем не удивлялась, когда время от времени он приезжал домой не в пятницу, а в четверг. Иногда приглашал гостей. Писателей, режиссеров, актеров, постановщиков, да и просто друзей. Теперь же он предпочитал вершить все дела в Лондоне, и гости приезжали к ним крайне редко. Чья тут вина: его или ее? Вдруг Линда расплакалась: у них с мужем всегда было много общего, а теперь эта неведомая женщина собиралась их разлучить. Причем навсегда.

Линда прикоснулась к лицу Боба на фотографии, и на ее ладонь скатилась горячая слезинка.

— Пожалуйста, не уходи, — прошептала она. — Не оставляй меня.

Вечеринки у Роберта Блэкуэлла славились своей неуемной, порой даже разнузданной экстравагантностью, необычным стилем и всякими диковинными сюрпризами. Гости всегда получали удовольствие, а сам Роберт Блэкуэлл делал все от него зависящее, чтобы никто не скучал. Он не скупился ни на какие расходы, предвосхищая любые желания своих друзей.

Элламария вырулила на извилистую подъездную аллею, которая вела к возвышающемуся в отдалении особняку.

Аллея хорошо освещалась высокими фонарями, а в самом ее конце, сбоку от дома, виднелась просторная стоянка.

Выехав на ровное место, откуда открывался вид на огромный дом, Элламария и три ее спутницы невольно ахнули.

— Господи, да вы только посмотрите на это чудо! — восторженно воскликнула Элламария.

— Боже, какая прелесть! — восхитилась Кейт, хлопая в ладоши.

Эшли, сидя на заднем сиденье с Дженнин, которая почти всю дорогу молчала, заботливо потрепала подругу по руке и спросила:

— Джен, ты не заболела?

Та помотала головой, но Эшли услышала, как она сдавленно сглотнула.

Дворецкий в безукоризненном черном сюртуке и галстуке встретил их у входа, а в холле поджидала целая армия ливрейных слуг, которые приняли у подруг одежду и дорожные сумки, проводили в гостиную и подали шампанское.

— Привет, девочки! — радостно встретил их выскочивший из толпы гостей Джоэль. — Вы выглядите прямо как куколки.

Обняв Кейт, он пылко ее расцеловал. Кейт просияла.

— Как дела, малышка?

— Прекрасно. Но я очень соскучилась.

— Я тоже. Но ничего, мы ведь наверстаем упущенное, верно?

Кейт улыбнулась и кивнула. От одного лишь вида Джоэля у нее задрожали коленки, а любые мысли о Николасе Гоу и о том, что она может его предать, тут же вылетели из головы.

Накануне вечером Джоэль позвонил ей и пригласил в гости, причем настоял на том, чтобы она привезла с собой всех подруг. Это был их первый телефонный разговор после памятной вечеринки у Дженнин.

— Извини, что сам не смог тебя привезти, — сказал он. — Я тут едва ли не с утра торчу. Дел было по горло. А где Боб? — спросил он, заметив, что Элламария одна.

— У него слишком много работы, — быстро ответила Элламария. Не говорить же о том, как она поцапалась с Бобом, когда тот отказался с ней ехать. Но она не знала, да и Боб не стал ей говорить о причине его отказа: он уже был приглашен на эту вечеринку вместе с Линдой. Узнав, что Элламария дала свое согласие, он был несказанно рад, что Линда отказалась от приглашения.

Кого только не было среди гостей: аристократы, звезды эстрады, актеры, бизнесмены — самые сливки общества. Шампанское лилось рекой, в зале царил интимный полумрак, а из танцевального салона доносилась нежная музыка.

Эшли очень быстро оказалась в центре внимания. Сам хозяин, Роберт Блэкуэлл, начисто позабыв о собственной подружке, не отходил от нес ни на шаг и даже не пытался скрывать своих чувств. Шампанское быстро ударило Эшли в голову; она смутно сознавала, что уже не владеет собой и ее уже зашатавшаяся крепость вот-вот рухнет под могучим натиском Блэкуэлла.

Тем временем Элламарию увлек танцевать мужчина, сложенный, как настоящий греческий бог. Уже в дверях Элламария обернулась, и подруги разглядели в ее глазах нескрываемое желание.

Дженнин стояла в сторонке, почти не двигаясь. Ее взгляд скользил по лицам, роскошным нарядам и украшениям. В зале стоял такой шум, что она едва различала отдельные голоса. Заметив рядом внушительную штору, она с трудом подавила желание проскользнуть за нее и просидеть там до самого окончания вечеринки. Она не хотела приезжать сюда, а теперь, оказавшись среди шумного веселья, отчаянно сожалела, что поддалась на уговоры подруг. Она боялась, что может не совладать с собой, что в любую минуту миссис Грин вырвется на свободу и окончательно обесчестит ее. Оглянувшись по сторонам, она почему-то была почти уверена, что увидит среди гостей Мэттью.

После их страшной ссоры она ни разу не видела и не слышала его, и это молчание страшило се куда больше, чем его угрозы.

Взрыв смеха, прогремевший в дальнем конце зала, заставил ее встрепенуться и поднять голову. В углу ожил фонтан, и в воздухе забила струя. Струя шампанского! Дженнин перевела взгляд на свой опустевший бокал. А почему бы и нет? Не стоять же ей тут и в самом деле всю ночь в одиночестве.

Приблизившись к фонтану, она оглянулась в замешательстве, не зная, что делать. Затем, почувствовав на своей спине чей-то взгляд, оглянулась. Приятные голубые глаза разглядывали се с безмятежным любопытством. Обладателя голубых глаз Дженнин узнала почти сразу. Пол Дин!

Знакомством с ним похвастаться она, конечно, не могла, но знала, что он выступает за сборную Англии по крикету.

Она улыбнулась.

— Вот это другое дело, — улыбнулся он в ответ. — Позвольте-ка за вами поухаживать.

С этими словами он взял у нее бокал и подставил под струю шампанского. Затем сказал:

— Позвольте представиться.

— Я вас знаю, — призналась Дженнин. — Хотя, к сожалению, не видела вашей игры.

— Ничего страшного, — улыбнулся Дин. — Но мне кажется, я вас тоже где-то видел. Ваше лицо мне знакомо.

Такое возможно?

— Меня зовут Дженнин Грей, — представилась она, протягивая руку.

Дин хлопнул себя по лбу.

— Ну конечно же! Моя жена каждую неделю смотрит вас по телевизору.

Дженнин приподняла бровь и оглянулась по сторонам.

— Ее здесь нет, — усмехнулся Дин. — Пока, во всяком случае. — Он наполнил шампанским собственный бокал и чокнулся с ней. — Ваше здоровье!

— Благодарю вас. — В глазах Дженнин заплясали чертики. — А я хочу выпить за вас.

Вблизи Дин оказался даже красивее, чем на экране или на фотографиях. Длинные светлые волосы ниспадали на воротник, на загорелом лице играла полунасмешливая улыбка.

— Чем вы опечалены? — спросил он, уводя Дженнин от фонтана.

Дженнин посмотрела на него с удивлением.

— Вы выглядели такой грустной и одинокой, — сказал он, — что сразу всколыхнули во мне естественное рыцарское чувство — желание вступиться за вас. Вы напомнили мне хрупкий цветочек, который так легко затоптать в толпе. Вы, случайно, не подснежник, Дженнин?

Вы здесь одна? — спросил он, легонько проводя рукой по ее волосам.

— Не совсем.

— Вот как? Означает ли это, что вы поссорились со своим спутником? Или он отошел на минутку?

— Это означает, что я пришла сюда со своими подругами, которые сейчас танцуют.

— Пол! Лапочка моя!

Обернувшись, Дженнин увидела прелестную белокурую девушку с сияющими темными глазами. Девушка, приветливо улыбаясь, приблизилась к ним. По всему чувствовалось, как она рада встрече.

— Вики! — Лицо Пола сияло.

— А я и не подозревала, что ты здесь. Почему ты мне ничего не сказал?

— Потому что я тебе не обо всем докладываю.

Покосившись на Дженнин, он увидел, что та разглядывает их с нескрываемым любопытством.

— Дженнин, позвольте представить вам мою кузину Викторию Дин. Вики, познакомься с Дженнин Грей.

— Здравствуйте, — улыбнулась Вики. — Я очень рада.

— Я тоже, — кивнула Дженнин.

— В первую минуту я вас не узнала, — сказала Вики. — На экране вы выглядите не такой миниатюрной… — Она поперхнулась и поспешно зажала рот ладошкой. Потом виновато добавила:

— Ой, извините. Я вас не обидела?

— Нет, что вы, — засмеялась Дженнин.

Сама не зная почему, она с первого взгляда почувствовала к Вики расположение.

Девушка взяла Пола под руку.

— Он, наверное, пытался вскружить вам голову, да? — простодушно спросила она.

Пол засмеялся.

— До этой стадии я еще не добрался, — сказал он.

Вдруг глаза Вики расширились.

— Ой, вы только посмотрите! — воскликнула она. — Фонтан шампанского! Я сейчас!

И помчалась подставлять бокал под пенную струю.

— Совершенно чокнутая! — улыбнулся Пол. — Но я ее обожаю. — Он взял у Дженнин опустевший бокал. — Потанцуем?

Охваченная внезапно захлестнувшей ее паникой, Дженнин хотела было отказаться, но в последний миг сумела взять себя в руки и, напряженно улыбаясь, проследовала за Полом в танцевальный зал. Ее охватил холодный страх, и Дженнин дала себе зарок: что бы ни случилось, как бы ни нравился ей этот мужчина, она не должна его соблазнять, ни сейчас, ни когда-либо.

Уже начав танцевать, Дженнин заметила, как мимо проплыла Эшли в объятиях Роберта Блэкуэлла. А неподалеку весело смеялась Элламария, которую обнимал красавец Адонис.

Посмотрев в глаза Эшли, Роберт Блэкуэлл осторожно провел пальцами по ее груди. Он делал так уже в третий раз, и ее напрягшийся сосок бугорком вздыбился под тонкой тканью. Эшли подняла на Роберта глаза; ее увлажнившиеся губы были полуоткрыты.

— Сегодня ночью мы с вами предадимся любви, Эшли, — жарко зашептал он ей на ухо. — Вы знаете это?

Закрыв глаза, она позволила Роберту поцеловать ее в губы. Она понимала, что выпила слишком много, но ей было на все наплевать. Возбуждение, исходившее от этого мужчины, было непередаваемым, и она, вздохнув, тесно прильнула к нему бедрами, с волнением чувствуя, как прижимается к ее телу его напряженная плоть.

Джоэль увлек Кейт в гостиную, где угостил шампанским.

Потом вдруг сказал:

— Подожди минутку, я должен кое с кем переговорить.

Сейчас вернусь.

И был таков. Оставшись в одиночестве, Кейт сначала хотела было обидеться, но потом решила, что вокруг творится слишком много интересного, чтобы придавать значение таким мелочам. И начала осматриваться по сторонам.

Тем временем Элламария со смехом отшатнулась от своего Адониса.

— Я вам не верю! — воскликнула она.

— Нет, правда, — уверял греческий бог. — Я видел все ваши спектакли. Вы самое прелестное создание женского пола, сотворенное руками нашего Господа. Я каждый вечер любуюсь вами. Я храню все рецензии и газетные отклики, где упоминается о вас, вырезаю все ваши фотографии.

— Вы мне льстите.

— Нет, и готов это доказать, если вы позволите.

Было в его словах и жестах нечто такое, что вызывало у нее неясное беспокойство. По спине у Элламарии поползли мурашки.

Адонис пристально смотрел на нее. Его немигающие белесые глаза не отрывались от ее лица. Не выдержав, Элламария отвела взгляд.

— Нет, не отворачивайтесь, — попросил он и, не дожидаясь ответа, начал покрывать се лицо и шею легкими поцелуями. Тем временем его руки гладили ее обнаженную спину, а жаркое влажное дыхание едва не обжигало ее кожу.

— Прошу вас, не надо, — слабо возражала Элламария, пытаясь оттолкнуть его.

Адонис снова посмотрел ей в глаза, и Элламарии показалось, что его лицо приняло какое-то странное выражение.

— Я бы хотел вас всю так целовать, — прошептал он. — Каждый дюйм вашего тела. — Он улыбнулся, и в его глазах заплясали жадные огоньки. Наклонив голову, он провел языком по ее приоткрытым губам.

— Не надо, прошу вас, — зашептала Элламария. — Вы ставите меня в неловкое положение. — Она пожалела, что рядом нет Боба, который избавил бы ее от этого странного незнакомца.

— Позвольте мне увести вас куда-нибудь, где нам никто не помешает, — предложил вдруг Адонис.

Он взял ее за руку, и Элламария, не в силах противиться его воле, покорно последовала за ним. Она тщетно спрашивала себя, почему так слепо идет за этим человеком, почему позволяет так помыкать собой…

Из оцепенения ее вывел возглас:

— Элламария!

Повернувшись, она увидела Кейт, которая махала ей рукой. Адонис крепче стиснул ее запястье, но Элламария сумела высвободиться.

— Извините, — сказала она. — Это моя подруга. Я должна узнать, в чем дело.

— Я и отсюда вижу, что у нее все в порядке, — криво усмехнулся ее похититель. — Идемте.

— Нет, извините. Пожалуйста, отпустите меня.

Адонис снова взял ее за руку.

— Я жду, Элламария, — прошептал он.

Она рывком выдернула руку и поспешила к Кейт. Адонис проводил ее задумчивым взглядом, но Элламария даже не обернулась.

— Слава Богу, что ты здесь, — вздохнула Элламария. — Просто не представляю, что бы меня ожидало, не окликни ты меня в последнее мгновение.

— Как, ты чем-то недовольна? — изумилась Кейт. — Но ведь он просто божествен.

— Но еще больше странен, — пожаловалась Элламария, — А где Джоэль?

— Отошел с кем-то потрепаться. Сама не знаю с кем. А ты видела Эшли?

— Она с Робертом Блэкуэллом. Почетные гости и все такое.

— Жаль. А где Дженнин?

— Мне показалось, что она танцует с Полом Дином — знаешь, чемпион по крикету? Похоже, он сумел вскружить ей голову. — Элламария лукаво посмотрела на Кейт. — А как у тебя с Джоэлем? Он объяснил, где пропадал все это время?

— Нет, даже не намекнул. Тссс! Вот он идет, — прошептала Кейт. Ее лицо мигом засияло.

— Привет, Элламария! — жизнерадостно поздоровался Джоэль, целуя Кейт в щеку. — Как это тебя еще никто не похитил?

— Это намек? — игриво спросила Элламария.

— Разумеется.

Он обернулся, и Кейт увидела, как, рассекая толпу, к ним приближается знакомая фигура.

— О нет! — невольно вырвалось у нее.

— Милые дамы, — провозгласил Джоэль. — Позвольте вам представить вашего доброго знакомого, Конрада Фрезера. Конрад — Элламария, Кейт.

Конрад коротко кивнул. «Его манеры нисколько не улучшились», — одновременно подумали Кейт и Элламария. Обе холодно кивнули ему в ответ.

— Потанцуем, Элламария, — предложил Джоэль, увлекая ее за собой.

Оставшись одна, Кейт робко посмотрела на Конрада, но тот следил за тем, как подвыпившие гости у фонтана обливались шампанским. Смеясь, он даже не обратил внимания, как от толпы отделилась изрядно захмелевшая, поразительно красивая женщина и, заметно покачиваясь, приблизилась к нему.

Несмотря на всю неприязнь, которую питала к Конраду, Кейт с любопытством посмотрела, как он, поправив бретельки платья, сползшие с обнаженных плеч женщины, тепло ей улыбнулся. Кейт поймала себя на мысли, что завидует этой женщине. Какой же все-таки красавчик этот Конрад! Женщина поцеловала его прямо в губы, и Конрад на глазах у Кейт поцеловал ее в ответ.

— Кэнди, милочка, — прошептал он. — По-моему, ты немного перебрала.

— Нитшего подобного, — запинаясь, пробормотала Кэнди и, все так же пошатываясь, устремилась к заветному фонтану.

Конрад снова повернулся к Кейт, которая тут же залилась румянцем, только сейчас осознав, что все это время поедала его глазами. Перехватив ее взгляд, Конрад улыбнулся. Кейт не выдержала и улыбнулась в ответ.

— Что привело вас сюда? — громко, стараясь перекричать громовой хохот собравшихся у фонтана, спросила она.

— Меня пригласили, — ответил он, пригубив шампанское.

Кейт приподняла брови.

— Об этом я и сама догадалась. — сказала она. — Но разве вы не в Нью-Йорке живете?

— В Нью-Йорке, конечно. Но в Лондон меня привели дела, вот я и решил объединить приятное с полезным.

— А Джулиана здесь нет? — быстро спросила Кейт.

— Если он здесь, то мне об этом ничего не известно.

— Слава Богу!

Конрад изумленно вскинул брови.

— Только не говорите мне, что и ваше сердце разбил этот коварный соблазнитель Орбри-Нелмс.

— Что за ерунда! — не сдержалась Кейт.

Но Конрад только пожал плечами и снова отвернулся, словно полностью утратив к ней интерес. Кейт не выдержала.

— Послушайте, вы со всеми так учтивы? — ядовито спросила она, обойдя его и глядя ему в глаза.

— Кто — я?

— Да, вы!

Вопрос разъяренной Кейт, похоже, поставил Конрада в тупик. Ответил он не сразу.

— Да, пожалуй, — сказал он наконец.

— И вам совершенно безразлично, что о вас думают?

— Нет, — покачал головой Конрад. — Просто на таких вечеринках мне безумно скучно, а людские толпы меня утомляют. От этих пошлых рож просто скулы воротит.

Кейт вспыхнула:

— В жизни не слыхала подобной…

— Кейт! — воскликнула Эшли, приближаясь. — Никогда не угадаешь, с кем я только что разговаривала!

Узнав Конрада, Эшли побледнела. Конрад же ухмыльнулся и протянул ей руку со словами:

— Извините, но я забыл, как вас зовут.

Глаза Эшли негодующе сверкнули, что, похоже, его только позабавило.

— Конрад Фрезер, — представился он.

— Я знаю, — холодно кивнула Эшли, подчеркнуто не замечая его протянутой руки.

— Так вы не напомните мне, кто вы такая? Я помню только, что вы любовница моего компаньона.

Эшли охнула. Как он смеет! Она резко отвернулась, а Кейт взяла ее за руку и повела прочь.

Конрад проводил их задумчивым взглядом, а затем обернулся посмотреть на причину разразившегося позади смеха. Кандида, раздевшись едва ли не донага, поливалась шампанским. Конрад шагнул к ней, и женщина, точно только этого и ждала, сперва подставила ему губы для поцелуя, а потом, громко икнув, мешком осела ему на руки.

Затормозив неподалеку от стоянки, Боб приглушил мотор.

Небольшая рощица не скрывала сияния ярко освещенных окон огромного особняка. Боб знал, что Элламария сейчас там, поэтому он и приехал.

Господи, и черт его угораздил вляпаться в такую историю! Боб совершенно перестал понимать, что творится в его жизни. Он пытался поработать над «Корнуоллской королевой», но тщетно: ему никак не удавалось сосредоточиться.

Всплывающие из глубины сознания лица близких ему женщин, казалось, вытесняли любые другие мысли. Элламария, разгневанная и упрекающая его за нерешительность. Линда, молчаливая и несчастная, отчаянно пытающаяся казаться спокойной и умиротворенной. Но в глазах обеих женщин легко читалась любовь, которую они к нему испытывали. И его сердце переполняла любовь к ним обеим.

Что же делать? Есть ли у него выход? Боб твердо знал одно: так дальше продолжаться не может. Это чертовски несправедливо по отношению к каждой из них, да и сам он больше не мог вынести такого напряжения. Так зачем же он все-таки сюда приехал? Сказать Элламарии, что между ними все кончено? Или, напротив, примчался, не в силах вынести разлуки с ней? В его мозгу царила полная неразбериха. Как он ни поступи, кому-то из его любимых женщин он неминуемо причинит смертельную боль.

Он представил себе Элламарию. Должно быть, сейчас она с кем-то танцует, смеясь и кокетничая, и даже не подозревает, что Боб находится совсем близко, буквально в двух шагах, и раздумывает, не порвать ли с ней, не положить ли конец ее счастью. Впрочем, зачем ему ломать голову? Он ведь все равно так не поступит, зачем напрасно терзать себе душу? Просто войди туда, сказал он себе, найди ее и признайся, что любишь ее и жить без нее не можешь.

Но что же он скажет Линде? «Линда, я полюбил другую.

С нашей совместной жизнью покончено, я ухожу». Он содрогнулся, понимая, что никогда не сможет сказать это жене.

«Линда, я люблю тебя, извини за всю боль, что я тебе причинил. Теперь со всем покончено, и я всегда буду рядом с тобой». Она даже не задаст ему ни одного вопроса, просто молча обнимет, прижмется к нему и скажет, что все хорошо, что хорошо кончается. Лишь бы он был рядом. Господи милосердный, подскажи мне. Помоги найти выход.

Он повернул ключ в замке зажигания и включил заднюю скорость. Да, пусть думают, что он слабак, но принять решение он не мог, сейчас по крайней мере. Кто знает, может, он вообще никогда его не найдет. Пусть будет, что будет. Да, пусть судьба сама их рассудит.

 

Глава 17

Конрад отнес лишившуюся чувств Кандиду наверх в спальню и вернулся в огромную гостиную. Его так и подмывало остаться с ней, но затем благоразумие взяло верх.

Вдобавок его поджидали кое-какие дела. Поискав глазами Роберта Блэкуэлла, Конрад заметил, что тот беседует с Эшли. Глаза женщины сияли, и Конрад усмехнулся себе под нос: Роберт времени не терял. Как бы подтверждая его догадку, Роберт повернулся и направился к двери, которая вела на террасу с бассейном. Эшли поставила свой бокал на поднос проходившего мимо официанта и, прихватив сумочку, последовала за Блэкуэллом.

Конрад в три шага настиг ее у самой двери и схватил за руку. Эшли круто развернулась.

— Потанцуем! — кивнул Конрад.

— Отпустите меня! — резко сказала Эшли, гневно взглянув на его руку, а затем и на него самого.

Конрад ухмыльнулся.

— Я же сказал, пойдем танцевать! — И едва ли не силой поволок ее к танцевальному салону.

— Как вы смеете! — процедила Эшли, вырываясь.

Однако Конрад стиснул се запястье железной хваткой, и высвободиться не удалось. Тогда она изо всей силы наступила ему на ногу, с мстительным удовлетворением убедившись, как исказилось его лицо.

— Никогда больше так не делайте! — свирепо произнес он.

Эшли, в свою очередь, удостоила его гневным взглядом.

— Что за дурацкую игру вы затеяли?

Конрад приподнял одну бровь и посмотрел на нее с такой презрительной усмешкой, что Эшли с трудом сдержалась, чтобы не отвесить ему оплеуху.

— Похоже, Роберт Блэкуэлл пригласил вас поплескаться в бассейне? — спросил он.

Эшли не ответила, но в ее взгляде читалось удивление, смешанное со страхом.

— Так я и думал, — вздохнул Конрад, но развивать свою мысль не стал.

— Вы мне не ответили, — нашлась Эшли, Она попыталась было снова наступить ему на ногу, но Конрад вовремя отпрянул.

— Вы хоть представляете, что творится в этом бассейне? — нарочито небрежно спросил он.

— Думаю, что в нем плавают, — язвительно сказала Эшли.

— В нем занимаются чем угодно, но только не этим, — ухмыльнулся Конрад.

— В каком смысле?

— Уверен, что вы вовсе не такая наивная, какой пытаетесь казаться, — усмехнулся он.

— Это наглость, — произнесла Эшли. — Чем бы ни занимались люди в этом бассейне, я совершенно не понимаю, какое вам до этого дело. А теперь отпустите меня!

— Мне, возможно, до всего этого и нет дела, как вы изволили выразиться, поскольку я нырять в этот бассейн не собираюсь. Но вот вас хочу удержать от этого пагубного шага, поскольку это напрямую связано с Джулианом. Думаю, ему бы тоже не понравилось, что его любовница принимает участие в пьяной оргии.

Эшли нахмурилась:

— Простите, не поняла.

— Видите ли, менее чем через две недели Джулиан женится на моей кузине, а мне вовсе не улыбается, чтобы во время медового месяца она подцепила какую-нибудь… ну, скажем, заразу.

Эшли влепила ему такую хлесткую пощечину, что Конрад пошатнулся и, выпустив ее руку, попятился.

— К вашему сведению, — отчеканила она, — я больше не любовница Джулиана, как вы изволили выразиться, так что прошу вас впредь не приближаться ко мне даже на пушечный выстрел! Вы поняли? Никогда!

С этими словами Эшли пулей вылетела из гостиной; ее щеки пылали, а ладонь мучительно ныла.

Кейт и Джоэль покатились со смеху.

— Поделом ему, — мстительно сказала Кейт. — Жаль только, я не слышала, что он ей сказал.

— Или что она ему сказала, — заметил Джоэль. — Молодчина наша Эшли! Не даст себя в обиду.

— Это точно, — согласилась Кейт, не заметив, каким жадным взором проводил Джоэль ее удаляющуюся подругу.

— Итак, — проговорил он, поворачиваясь к ней. — Что скажешь?

Вспомнив, о чем они только что говорили, Кейт покраснела до корней волос.

— Хорошо, — пискнула она.

— Моя комната на втором этаже.

— Вообще-то я хотела тебе кое-что сказать.

— А что, это не может подождать? Я весь вечер мечтаю затащить тебя в свое гнездышко.

— О, Джоэль, мы ведь за весь вечер толком не пообщались с тобой.

— Да, меня удерживали кое-какие дела, но зато я постоянно о тебе думал, — сказал он. — Поцелуй меня.

Кейт послушно обняла его и впилась в его губы. Джоэль жадно поцеловал ее в ответ, Кейт сразу почувствовала, что он возбужден. Крепко прижав ее к себе, он задвигал бедрами, прижимаясь к ее чреслам. Его язык змейкой проскользнул в ее рот.

Когда Джоэль разжал объятия и выпустил ее, Кейт тяжело дышала, а се грудь судорожно вздымалась. Джоэль оглянулся и заметил стоявшую на террасе Эшли. Господи, ну до чего же хороша!

— Поднимайся ко мне, — сказал он Кейт. — Дворецкий отнес твои вещи в мою комнату, он тебя проводит.

— А ты со мной не пойдешь? — возмутилась Кейт.

— Я хочу представить себе, как ты готовишься к нашей встрече, — пояснил Джоэль. Загородив ее своим телом, он залез ей под юбку. — Ты в трусиках, — недовольно произнес он. — Я хочу, чтобы к моему приходу у тебя под юбкой ничего не было. — Он снова поцеловал ее. — Ничего — ясно?

Кейт кивнула и покорно отправилась на поиски дворецкого.

Дженнин хихикнула:

— Похоже, нашу Кейт с минуты на минуту совратят.

— Везет же некоторым, — завистливо вздохнула Элламария.

— Включая Эшли.

— Эшли? — Элламария вскинула брови.

— Она прошла к бассейну. Ты видела, что там творится?

Элламария покачала головой.

— Нет, но я могу догадаться. А с кем она?

— С самим мистером Блэкуэллом, собственной персоной. Только не смотри, за тобой опять наблюдают.

Элламария глухо застонала:

— Господи, неужто опять этот придурок?

— Он самый. Вон стоит, дверь подпирает. Просто глаз с тебя не сводит.

— Слушай, Дженнин, не оставляй меня одну, ладно?

Он весь вечер за мной ходит хвостом, словно маньяк какой-то.

— Приготовься к худшему, — прошептала Дженнин. — Он направляется сюда.

— Дьявольщина! — сплюнула Элламария. — Что же мне делать?

— Беги в туалет.

— А где он?

— А черт его знает. Потом посмотрим.

И пташки упорхнули буквально из-под носа изумленного Адониса.

Над бассейном клубился густой пар, слышались озорные возгласы, смех и визг. Время от времени на глазах у Эшли из густого облака выныривали нагие тела, словно расшалившиеся морские божества играли в пятнашки. От Зябкого ветерка по се коже побежали мурашки, и Эшли поежилась. Бикини, которое она разыскала в тесной раздевалке, почти ничего не прикрывало. Стоя на самом краю бассейна и глядя, как вздымающиеся над водой облачка. пара окутывают ее ноги, Эшли наконец решилась и нырнула. Затем грациозно поплыла вперед, нежась в теплой воде и ощущая приятное покалывание во всем теле. Настроение у нес сразу же улучшилось. Она уже предвкушала встречу с Робертом Блэкуэллом, зная, что не откажет ему ни в чем. От этих мыслей внизу ее живота разлилось приятное тепло.

Эшли уже почти достигла противоположного края, когда кто-то подплыл сзади и обхватил руками ее грудь. От удовольствия Эшли запрокинула голову и тихонько застонала, а мужчина уже развернул ее и жадно впился в ее губы.

Эшли вся отдалась зажигательному поцелую, а потом, когда мужчина отплыл прочь, попыталась разглядеть, кто это был, но плотный серебристый пар не позволял ничего увидеть.

Мужчина снова очутился рядом с ней. По удивительному магнетизму, исходившему от него, Эшли сразу поняла, что это Роберт. Он прижался к ней всем телом, и Эшли почувствовала, что на нем нет плавок. Властно обняв, Роберт страстно поцеловал ее; его язык проник в ее рот, губы слились с ее страждущими губами. Нащупав застежку ее лифчика, он умело расстегнул ее и, сдернув лифчик с ее плеч, отбросил прочь. Затем принялся ласкать ее грудь, жадно тиская набухшие соски.

Эшли, в свою очередь, опустила руку и прикоснулась к его наготе. К ее удивлению и удовольствию, Роберт был уже во всеоружии. От ее прикосновения он судорожно вздохнул и затаил дыхание. Затем быстро высвободил одну руку, ловко стащил с нее нижнюю часть бикини и просунул ладонь между ее ногами. Эшли замерла. Опустив голову на край бассейна, она с остановившимся сердцем дожидалась заветного слияния плоти.

Роберт мягко развел в сторону ее согнутые в коленях ноги и одним движением проник в нее. Одной рукой он поддерживал ее за ягодицы, а другой безостановочно ласкал ее грудь, сначала нежно, а потом со все нарастающей страстью.

Его сильные пальцы сжимали ее ягодицы, а Эшли обеими руками обнимала его за бедра, крепче прижимая к себе.

Время от времени они погружались глубже, почти тонули, и тогда единение их тел нарушалось, но Роберт всякий раз тут же снова восстанавливал его. В последний раз он вошел в нее так резко, что Эшли невольно вскрикнула, но Роберт тут же заглушил ее крик, впившись в ее губы.

Наконец с гортанным стоном он судорожно задергался, достигнув оргазма.

Когда все было кончено, Эшли приподнялась было, желая обнять своего любовника, но тот уже отплывал прочь.

Улыбнувшись, она погладила себя по груди, еще во власти не утихшей страсти. Да, именно об этом она всегда мечтала. Никаких сложностей, никаких обещаний и торжественных клятв, только взаимное физическое удовлетворение. Что может быть лучше?

Эшли выкарабкалась из бассейна; в серебристом лунном свете ее тело матово поблескивало. Ее колени предательски дрожали, а ноги подгибались. Впервые в жизни она совершила столь безрассудный поступок, но нисколько об этом не сожалела.

Она уже возвращалась в раздевалку, когда дверь приоткрылась и на террасу брызнул луч света. Эшли замерла на месте: буквально в двух шагах от нее, у самой стены, стоял Джоэль; как и она, он был совершенно голый и с него капала вода. Перехватив ее взгляд, он ухмыльнулся. В следующее мгновение к нему подскочила какая-то женщина и обеими руками обняла за шею. Прежде чем дверь закрылась, Эшли успела разглядеть, что Джоэль и женщина слились в поцелуе, но при этом он продолжал смотреть на нее.

Она прошла в раздевалку, вытерлась досуха и наложила на лицо макияж.

Вернувшись в гостиную, Эшли сразу увидела Дженнин, которая, в свою очередь, заприметив подругу, призывно замахала руками. Эшли кивнула и направилась к ней.

Задержавшись, чтобы взять с подноса проходившего мимо официанта бокал шампанского, Эшли вдруг увидела такое, что у нее подкосились ноги. У самого фонтана с шампанским стоял, лениво поглаживая обнаженную грудь своей спутницы, не кто иной, как Роберт Блэкуэлл. Не в силах шевельнуться, Эшли смотрела на него, в то время как безумные мысли, лихорадочно роившиеся в ее мозгу, начали складываться в ужасную картину. Откровенное сожаление, промелькнувшее в глазах Роберта, когда он ее увидел, подтвердило худшие опасения Эшли. Значит, вовсе не он только что сжимал ее в своих пылких объятиях!

Потрясенная до глубины души, Эшли в полной панике оглянулась по сторонам. Если не он, то кто? О Боже! Джоэль! Она в ужасе закрыла глаза. Конечно же, это был Джоэль. Она предавалась любви с возлюбленным своей лучшей подруги. А вот и Конрад; стоит у двери на террасу, презрительно разглядывая ее со своей извечной омерзительной ухмылкой. Судя по его виду, он доподлинно знал, что случилось. Заметив замешательство Эшли, Конрад ухмыльнулся еще шире и многозначительно приподнял свой бокал, салютуя ей. Эшли готова была растерзать его. Повернувшись, она слепо направилась туда, куда несли се ноги. Господи, как ей уберечь Кейт? Что бы ни случилось, она не должна об этом знать. Однако Конрад Фрезер знал. Но ведь он не расскажет Кейт. Или расскажет? Эшли приостановилась и посмотрела на Конрада. Нет, она не могла заставить себя обратиться к нему с такой просьбой. Ни за что на свете.

Она скорее умрет, чем позволит ему глумиться над собой.

Лежа в постели, Кейт смотрела на потолок. Ее переполняла радость. Никогда еще их соитие не протекало столь бурно и страстно. Захлестнувший Джоэля оргазм был столь неистов, что Кейт мысленно сравнила его с торнадо. Сам же любовный акт тянулся долго, почти бесконечно; Джоэль умело сдерживал себя, растягивая удовольствие, смакуя каждое мгновение блаженства. Однако, несмотря на изысканное наслаждение, которое они доставили друг другу, Кейт вдруг почувствовала, что в глубине души ее точит червь сомнения. Ей смутно казалось, что для Джоэля все это было вовсе не так уж важно, как для нее самой. Кейт горько улыбнулась краешком губ.

Кейт посмотрела на пего. Иссиня-черные волосы разметались по подушке, веки прикрыты, рот приоткрыт. Во сне Джоэль казался таким родным и беззащитным, что Кейт с грустью вспоминала, какими резкими становились черты его лица в состоянии бодрствования, как жестоко изгибались его губы. Чего бы она только не отдала, чтобы он был нежнее и внимательнее с ней. Однако Джоэлю, напротив, доставляло удовольствие измываться над ней, причинять ей боль. Неужто это все, что он от нее хочет? Неужто не понимает, как она любит его? Не понимает, что она настоящая женщина, у которой есть сердце и которая может дать ему несравненно больше, нежели одни лишь, пусть даже самые прекрасные, постельные утехи?

Выбравшись из постели, Кейт села перед трюмо. Ее .волосы совсем растрепались, а сверкающая заколка сбилась на затылок. Вытащив из сумочки расческу, ома принялась приводить себя в порядок.

— Что ты делаешь?

Кейт обернулась. Джоэль полулежал, опираясь на руку, и смотрел на нее.

— Тебе хорошо? — спросил он.

Кейт улыбнулась и кивнула.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Ее сердце затрепетало. Целая вечность минула с тех пор, как он говорил ей это в последний раз.

— Это правда? — спросила она, подходя к кровати.

— Конечно, — сказал он, поглаживая ее по лицу. — Ты прелестна. И мне никогда еще и ни с кем не было так хорошо.

— Мне тоже, — сказала Кейт, целуя его.

Джоэль присел и отбросил простыню, приглашая Кейт присоединиться. Она с радостью прильнула к нему, опустив голову на его плечо. Джоэль обнял ее одной рукой, а второй гладил ее грудь и живот, нежно поцеловал ее в лоб.

Кейт блаженно вздохнула и закрыла глаза. Наверное, он уже догадался…

Она взяла его руку и переплела свой пальцы с его пальцами.

— Я должна тебе кое-что сказать.

— Вот как?

— Что-то очень особенное и личное.

Джоэль молча обнял ее и прижал к себе, дожидаясь продолжения.

Кейт глубоко вдохнула, но заговорить не решилась. Теперь, когда долгожданная минута настала, ее вдруг обуял страх, а слова, казалось, застревали в горле. Джоэль крепче обнял ее и снова поцеловал.

Прижав его ладонь к своей щеке, она срывающимся голосом прошептала:

— У меня будет ребенок.

Джоэль мгновенно напрягся.

— Я понимаю, что для тебя это неожиданность, — промолвила она, все еще не решаясь посмотреть на него, — но я надеялась, что ты… свыкнешься с этой мыслью и… Не знаю… Словом, я надеялась, что ты обрадуешься.

Джоэль оттолкнул ее и вскочил с кровати. Пройдя к окну, он остановился, стоя к ней спиной и всматриваясь в темноту. Он по-прежнему не произнес ни слова.

Кейт додала и ждала. Наконец не выдержала:

— Джоэль!

Он вздрогнул и выпрямился.

Кейт села и свесила ноги на пол.

— Джоэль, может, ты все-таки скажешь хоть что-нибудь?

Он резко обернулся, и у Кейт перехватило дыхание: его глаза метали молнии.

— А каких слов ты от меня ждешь? — процедил он ледяным голосом.

Кейт потупилась и беспомощно пожала плечами.

— Не знаю, — пролепетала она. — Просто я надеялась, что ты обрадуешься…

— Обрадуюсь? Обрадуюсь! Господи, да ты совсем рехнулась! Что же хорошего может быть в том, что ты залетела? Я ведь думал, что ты пьешь таблетки или еще хоть как-то предохраняешься.

Кейт помотала головой.

— Проклятие! — взорвался он. — Ну что ты за идиотка!

Неужто ты не знала, чем это кончится?

— Я пила таблетки, — убитым голосом сказала она. — Просто, наверное, просчиталась и однажды забыла принять.

— Забыла, — язвительно передразнил он. — Держу пари, что ты это сделала нарочно.

— Нет, — покачала головой Кейт. — Я нечаянно. Я вовсе не хотела… Честное слово.

— Врешь! — заорал он и хлопнул себя ладонью по лбу. — Господи, как же я не догадался, что ты подложишь мне такую свинью? Сразу ведь было ясно, что тебе нельзя доверять. Проклятие! Надо же было так вляпаться! Ты должна от него избавиться!

У Кейт оборвалось сердце.

— Нет! Нет, я его оставлю! — взвилась Кейт. — С какой стати я должна от него избавляться?

— Да потому что не нужен мне никакой ребенок! — завопил Джоэль, брызгая слюной. — Неужто тебе не ясно?

Надеюсь, ты не вбила в свою дурацкую башку, что я собираюсь на тебе жениться? Господи, ну и цирк! Да я просто ушам своим не верю!

— Но… я думала, ты меня любишь, — всхлипнула Кейт.

Джоэль всплеснул руками.

— Да ты, я вижу, совсем обалдела! Нельзя же принимать всякий вздор за чистую монету!

Кейт не выдержала и разрыдалась.

— И прекрати выть, не доводи меня до белого каления! — пригрозил Джоэль.

Она утерла слезы тыльной стороной ладони. Джоэль яростно мерил шагами комнату.

— И что на тебя нашло? — бормотал он себе под нос. — Была ведь баба как баба…

— Послушай, — снова заговорила Кейт, немного овладев собой. — Я ничего от тебя не требую. И совершенно не собираюсь выходить за тебя замуж, раз ты этого не хочешь.

Сама справлюсь. Но мы просто могли бы…

— Безусловно, не хочу, — прервал ее Джоэль.

— Мы просто могли бы жить вместе, — продолжила Кейт. — Я продала бы свою квартиру и перебралась к тебе.

Нам вовсе ни к чему оформлять наши отношения. Просто это ведь твой ребенок, Джоэль. Или для тебя это ничего не значит?

— Нет! — завопил он, свирепо вращая глазами. — Нет, слышишь? Мне на него ровным счетом наплевать! Жениться на тебе я не намерен и никакого ребенка заводить не хочу.

Более того, я вообще не желаю, чтобы ты меня впутывала в эту дурацкую историю! Поняла?

Белая как полотно, Кейт кивнула.

— Не говоря уж о том, что я давно живу с другой женщиной, — добавил он. — И не пытайся уверять меня, что ты не знаешь, я все равно не поверю.

У Кейт перехватило дыхание, словно стальные пальцы стиснули ее горло. Чтобы не упасть, она невидяще ухватилась за спинку кровати. Джоэль продолжал что-то говорить, а она тщетно пыталась отключиться и не слушать его.

— ..Дженнин ведь знает, она наверняка сказала тебе об этом. Ты просто пыталась сблефовать, да? Шантажировать меня своим ребенком? Так вот, моя милая, заруби себе на носу: ничего у тебя не выйдет. Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь. Если хочешь, могу дать денег на аборт. Если же все-таки решишь его оставить, то это уже будут твои трудности: я его никогда своим не признаю, и мы расстанемся навсегда. Выбирай!

Кейт казалось, что она теряет сознание. Значит, все это время у него была другая женщина. Как же она сама не догадалась, ведь он буквально избегал ее! Словно у нее были шоры на глазах. Но он сказал, что Дженнин об этом знала.

Почему же подруга ей не сказала? Кошмар какой-то! Она выставляла себя на посмешище, а Дженнин даже словом об этом не обмолвилась.

Кейт покачала головой и стиснула зубы. Ну и черт с ними, ребенка она все равно оставит!

Джоэль одевался; его лицо было искажено злостью.

— Куда ты? — спросила Кейт.

— Сам не знаю, — процедил он. — Куда угодно. Лишь бы подальше от тебя. Ты меня душишь.

Слезы градом катились по ее щекам, по Кейт даже не пыталась утереть их. Одевшись, Джоэль подошел к ней.

— Дура ты, Кейт, — сказал он уже беззлобно. — Просто безмозглая дура. Послушайся моего совета, сделай аборт.

Деньги я могу тебе дать. Но меня ты больше не увидишь. С меня довольно!

— Джоэль! — вскричала она, хватая его за руку. — Не уходи, прошу тебя. Давай поговорим, может, придумаем что-нибудь.

Но он вырвал у нее руку.

— Нам не о чем говорить, Кейт. Я люблю другую. С тобой было просто приятно в постели. Я никогда тебе ничего не обещал. А теперь прощай.

Кейт проводила его взглядом. Ей хотелось провалиться сквозь землю. А еще лучше умереть. Как он мог причинить ей такую боль? Он прав: она и в самом деле безмозглая дура.

Кейт все еще сидела на постели, разбитая и раздавленная, когда дверь распахнулась и в комнату заглянула Эшли.

Она тихонько прикрыла дверь и, подойдя поближе, уселась рядом с Кейт на кровати.

— В чем дело? Что стряслось?

Кейт не ответила, но две слезинки, скатившиеся по ее щекам, были красноречивее всяких слов.

— Я видела Джоэля, — сказала Эшли. — Он сказал, чтобы я зашла к тебе. Что тут случилось? Ответь мне.

— Ничего, — стоически ответила Кейт, глотая слезы, — Все нормально.

— Тогда почему ты плачешь? Вы поссорились, да?

— Все кончено, — всхлипнула Кейт. — Он больше не хочет со мной встречаться.

— Но почему?

Кейт опустила глаза.

— Потому что я жду ребенка.

Эшли ахнула и всплеснула руками.

— Боже мой, Кейт! Но почему ты ничего нам не говорила?

— Я хотела, чтобы он первый узнал об этом.

— И что он сказал?

— Что я безмозглая дура, что я нарочно залетела, чтобы женить его на себе, и что я должна сделать аборт.

— О Господи! А когда ты поняла, что беременна?

— Недавно. Пару недель назад.

— И что ты собираешься делать?

— Не знаю, Эш. Но избавляться от ребенка я точно не хочу. — Она повернула к Эшли заплаканное лицо. — Я .хочу его родить. Во что бы то ни стало. Ты меня понимаешь, да? Ты ведь тоже мать.

— Никто не заставит тебя сделать аборт, — сказала Эшли, обнимая ее. Слезы Кейт капнули ей на руки.

— Джоэль сказал, что ни за что не признает ребенка своим. О, Эш, ну как он мог такое сказать? Почему он такой черствый и жестокий? Ведь это его ребенок, неужто он этого не понимает?

— Понимает, конечно, — пожала плечами Эшли. — Просто ты его ошарашила. Застала врасплох. Он вернется, вот увидишь.

Но Кейт только покачала головой.

Дверь снова раскрылась, и вошли Дженнин с Элламарией. Дженнин принесла бутылку коньяка и четыре рюмки.

— По-моему, это нам не помешает, — сказала она.

Эшли не преминула заметить, как нахохлилась Кейт.

— Как ты могла, Дженнин? — Ее голос предательски дрогнул. — Как ты могла?

Дженнин недоуменно нахмурилась.

— Но ведь это самый обычный коньяк, — виновато сказала она.

— Я не об этом, — досадливо отмахнулась Кейт. — Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, не правда ли? Ты все знала, да? Знала — и ничего мне не сказала. И вы все — тоже! — Она резко развернулась, обводя подруг испепеляющим взглядом. — И ни одна из вас не удосужилась мне рассказать.

— О чем рассказать? — удивилась Элламария. — Что происходит? Я ровным счетом ничего не понимаю.

— О Джоэле! — накинулась на нее Кейт.

— А что именно? — спросила Дженнин.

— Это у тебя нужно спросить, что именно! — гневно вскричала Кейт. — Ты ведь с самого начала знала, что у него есть другая! Он мне это сказал. Просто не понимаю, зачем вам понадобилось все это время водить меня за нос.

И я вас никогда не прощу, так и знайте!

— Но я ничего не знаю, — развела руками Дженнин.

— Не ври! — взвизгнула Кейт. — Это ты меня с ним познакомила. И ты уговорила меня с ним встречаться. И после этого ты еще считаешь себя моей подругой! Больше никогда тебе не поверю.

— Кейт, но я и в самом деле ни о чем не подозревала! — сказала Дженнин. — Клянусь!

— Поздно, Дженнин, уже ничего не поправишь. Меня просто тошнит от тебя! Не знаю, что за мысли бродят в твоем мозгу, но душа у тебя черная. Я больше не хочу с тобой знаться. И вообще, уходите все отсюда. Оставьте меня в покое!

— Господи, Кейт, да что за муха тебя укусила! — негодующе воскликнула Дженнин.

— Никто меня не кусал. Уходи, Дженнин, я не хочу тебя больше видеть!

Эшли попыталась обнять ее за плечи.

— Послушай, Кейт…

— Не прикасайся ко мне! — Кейт отпрянула от нее как от змеи. — Уходите все! А я вызову такси и вернусь в Лондон.

— Я отвезу тебя, — вызвалась Элламария.

— Нет!

— Но послушай, Кейт, — снова заговорила Эшли. — Ты расстроена, убита горем, это вполне понятно. Но ведь мы твои подруги, мы хотим помочь тебе…

— Не делай из меня идиотку! — выкрикнула Кейт. — Если вы мои подруги, то почему не остановили меня раньше, пока я еще не залетела?

Дженнин в ужасе обхватила лицо руками.

— Да вот, представь себе, — мстительно повернулась к ней Кейт. — Я залетела! Как ты теперь себя чувствуешь? А ведь будь ты со мной откровенна с самого начала, этого бы не случилось. Это ты во всем виновата, Дженнин Грей, и я навсегда вычеркиваю тебя из своей жизни. — Схватив Дженнин за плечи, она силой вытолкала ее из комнаты. — А теперь ваш черед! — приказала она, глядя на Элламарию и Эшли.

1-, — Но, Кейт, выслушай меня, — взмолилась Элламария.

— Убирайтесь! — завопила Кейт. — Вон отсюда! Чтоб вашего духа тут больше не было!

Понимая, что спорить бесполезно, Элламария кивком пригласила Эшли следовать за ней и вышла в коридор, где их дожидалась бледная как полотно Дженнин. Казалось, она вот-вот расплачется.

— Не переживай, — сказала Элламария, обнимая ее за талию. — Она очухается, вот увидишь.

— Но она беременна, — ответила Дженнин.

— А ты и правда знала, Джен? — спросила Элламария. — Насчет Джоэля?

Дженнин помотала головой из стороны в сторону.

— Сейчас она сама не своя, — сказала Эшли. — Так что доказать ей ничего не удастся. Но что нам теперь делать?

Подруги молча переглянулись.

Первой нашлась Элламария.

— Послушайте, берите такси и катите в Лондон, — предложила она. — А я дождусь, пока она выйдет. — И принялась подталкивать подруг к лестнице.

Дженнин смахнула слезу. Господи, что за проклятие над ней нависло! Мало того, что она погубила собственную жизнь, так теперь и Кейт из-за нее страдает. Да, она знала, что у Джоэля есть другая женщина, но была слишком уверена, что все не настолько серьезно, чтобы даже упоминать о ней. Потом же, увидев, насколько безоглядно Кейт влюбилась в Джоэля, понадеялась, что со временем и Джоэль ее полюбит. Почему-то Дженнин даже в голову не приходило, что Кейт ухитрится забеременеть.

— Пойдем, — позвала Эшли, беря ее за руку. — Надо еще забрать вещи. Можешь переночевать у меня, если хочешь. А ты сама справишься? — обернулась она к Элламарии.

Та кивнула:

— Я позвоню вам завтра.

Разыскав свои вещи, Дженнин с Эшли сели в холле, дожидаясь, пока придет заказанное такси. Подруги молчали, подавленные случившимся. Даже ливрейные слуги тактично не смотрели в их сторону.

— Ах, вот вы где!

Дженнин вскинула голову, и на какое-то неуловимое мгновение ее лицо приняло такое выражение, что Эшли похолодела. Потом, правда, она пыталась уверить себя, что это ей только почудилось.

— Я повсюду вас искал, — сказал Пол. — Куда вы запропастились?

Дженнин не ответила, но Эшли заметила, как она стиснула зубы.

— Надеюсь, вы не уезжаете? — спросил Пол, заметив на полу дорожные сумки.

Дженнин молча кивнула.

— Но ведь мы приглашены на весь уик-энд, — возразил Пол. — Я рассчитывал, что мы с вами…

— Нет, — прервала его Дженнин. — Дела требуют нашего срочного возвращения.

Дженнин прекрасно понимала, на что рассчитывал Пол.

Он наверняка мечтал о повторении совсем недавней сцены, когда Дженнин затащила его и еще двоих членов его команды в маленькую комнатенку под лестницей и вытворяла с ними черт знает что. Пол был поражен ее страстью и умением справляться сразу с тремя любовниками, но еще больше его уди вила холодность, с которой Дженнин разговаривала с ним потом.

По счастью для нее, наконец подоспело такси.

— Ну что ж, — вздохнул Пол. — Может быть, тогда хоть в Лондоне увидимся?

Дженнин пробормотала в ответ что-то нечленораздельное и направилась к выходу. Эшли уже шла вперед за слугами, которые несли их сумки.

Пол схватил Дженнин за руку.

— Я хочу с тобой встретиться, — зашептал он. — Ты потрясающая женщина!

Но Дженнин одарила его таким ледяным и презрительным взглядом, что он отшатнулся.

 

Глава 18

Увидев перекошенное от гнева лицо отца, Кейт сразу пожалела, что появилась на свет Божий. А его так и подмывало наброситься на дочь, даже ударить ее. Отвернувшись, он ухватился за камин, и Кейт с ужасом заметила, как побелели костяшки его пальцев. Она впервые почувствовала, что ее переполняет страх.

Да, все ее предали. Сначала Джоэль, потом подруги, а теперь вот и отец. Никому из них не было дела до того, что творилось в ее душе. Никто даже не думал о боли, терзавшей ее денно и нощно, о муках одиночества. Но теперь она всех их ненавидела, особенно Дженнин.

Отец заговорил, и она приподняла голову. Слова вырывались из его рта с таким хрипом, словно кто-то сдавил ему горло железными пальцами.

— Джоэль прав, — выдавил он. — Тебе нужно сделать аборт. Даже и не думай о том, чтобы оставить ребенка.

Глядя на отца, Кейт вдруг подумала, что совсем его не знает. Ей даже показалось на мгновение, что перед ней совершенно чужой человек.

— Прекрати! — воскликнула Кейт, вскакивая. — Не смей так говорить! Я не стану делать аборт. Ни сейчас, ни когда-либо. Ты ведь о моем ребенке говоришь. Моем, понимаешь? Я хочу, чтобы он родился. Я люблю его.

— Не говори ерунду! — взорвался ее отец. — Как ты можешь его любить? Там пока и любить-то нечего.

— Так ты, значит, про меня говорил, когда мама была беременна? — взвилась Кейт. — Считал, что там тоже любить было нечего? Только потому, что я еще не родилась?

— Ничего подобного, — возразил отец. — Тебя мы ждали. И твоя мать, и я хотели, чтобы ты родилась.

— И я хочу, чтобы мой ребенок появился на свет.

Он закрыл глаза и устало провел ладонью по лбу.

— Нельзя вводить ребенка в жизнь такой ценой, Кейт, — произнес он наконец.

Кейт стиснула зубы и отчаянно попыталась говорить спокойно:

— Ты меня не слушаешь, папа. Я люблю своего ребенка и сделаю все, чтобы он был счастлив. Я надеялась, что ты мне поможешь, но теперь поняла, что ошиблась. Только позволь в последний раз напомнить тебе: это твой внук, твоя кровь и плоть.

— И ублюдок Джоэля Мартина! — не сдержался он.

Кейт отвернулась, до глубины души уязвленная злостью, прозвучавшей в словах отца.

— А ты о себе подумала? — продолжал он. — Что с тобой будет? Какой груз ты взвалишь на свои плечи, заимев незаконнорожденного ребенка? Ты лишаешь себя не только свободы, у тебя вообще не останется времени на личную жизнь. Ты можешь навсегда забыть о своем романе, о котором столько мечтала. Распрощайся с подругами — встречаться с ними тебе тоже будет некогда. Да и обо мне забудь.

— Что? — вскрикнула Кейт.

— Что слышала. Если ты оставишь ребенка, то я от вас откажусь. Я не захочу больше знать ни тебя, ни уж тем более эту… отрыжку похоти Джоэля Мартина. Ребенок без отца? Ты этого хочешь?

— Нет, конечно, но ведь другого выхода у меня нет.

Вдобавок кто знает, может, потом, когда он родится, Джоэль и передумает.

— Не строй иллюзий, Кейт. Джоэля ты больше не увидишь. И вообще ты должна быть ему благодарна за то, что он убрался из твоей жизни.

— Благодарна?

— Да. У тебя были шоры на глазах, и вдобавок ты вбила себе в голову, что он тоже тебя любит. Однако правда заключается в том, что он никогда тебя не любил. Ему не нужны ни ты, ни твой ребенок.

Слезы градом покатились из глаз Кейт.

— Не говори так! — закричала она. — Яне могу это слышать.

Отец устало вздохнул и присел с ней рядом.

— Послушай, Кейт, — сказал он, обнимая дочь за плечи. — Со временем ты поймешь, что я был прав и что другого выхода у тебя нет. Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя и хочу тебе только добра? Перебирайся-ка ты ко мне, и давай будем жить вместе. Без твоей матери мне страшно одиноко, а она проводит в больнице все больше и больше времени. К тому же теперь, когда ты на вольных хлебах, тебе совершенно необязательно все время жить в Лондоне. Здесь ты можешь спокойно сочинять свой роман, не опасаясь, что тебе помешают. А потом, когда все наладится, можно будет подумать и о семье, и о том, чтобы детишек завести. Но только не сейчас, Кейт. Не сейчас, когда в твоей жизни все складывается так удачно.

— Вот здесь ты и ошибаешься, — вздохнула Кейт. — Я не хотела тебе говорить, чтобы тебя не расстраивать, но, похоже, пришло время. Понимаешь, папа, я не смогу написать роман. У меня нет таланта. Как, впрочем, и вдохновения.

— Ну разумеется, — пожал он плечами. — Сейчас ни о каком вдохновении и речи быть не может. Но я уверяю тебя: это лишь потому, что Джоэль Мартин отравлял твою жизнь в последние месяцы. Это пройдет, дочка, вот увидишь. Ты снова сможешь писать. Но только тебя не должны отвлекать ни пеленки, ни плачущий младенец. Ну как, что скажешь? Операцию сделают мигом, а потом мы с тобой начнем все сначала. Заживем вместе, как в былые времена.

Кейт замотала головой и снова смахнула с глаз слезы.

— Нет! — крикнула Кейт, отталкивая отца. — Я оставлю ребенка и, если ты мне не поможешь, воспитаю его сама. Я поняла: никто из вас меня не любит. Раз мы вам не нужны, то обойдемся без вас. Ненавижу всех! Всех ненавижу…

Упав на диван, она разразилась рыданиями. Отец обнял ее и прижал к себе.

— Ну хорошо, — сказал он. — Не будем больше это обсуждать. Пойдем, я уложу тебя в постель. Ты слишком устала. Когда выспишься, будешь смотреть на мир другими глазами.

Кейт хотелось закричать на него, затопать ногами, но усталость взяла свое. Да и се нервы были на пределе. После ссоры с Джоэлем она несколько раз ему звонила, но он наотрез отказывался даже говорить с ней. Дженнин, в свою очередь, звонила ей, но Кейт не стала с ней говорить. Даже с Элламарией или Эшли не согласилась увидеться. Ей хотелось побыть одной. Лишь на отца она возлагала какие-то надежды, но и он не оправдал их.

Она позволила ему проводить себя в спальню и легла в постель. Отец некоторое время молча сидел рядом и только гладил ее по голове, держа за руку. Он должен понять, думала Кейт. Если он ее не поймет, то кто же еще? Она должна сохранить ребенка. Она любит Джоэля и не может убить его дитя. Их ребенка. В конце концов он все поймет и вернется к ней. Иначе и быть не может.

Войдя в гостиную, Элламария протянула Дженнин стакан.

— Кто-нибудь из вас разговаривал с ней? — спросила она. — Хоть мимоходом.

— Нет, — покачала головой Эшли.

— Стоит ей только услышать мой голос, как она вешает трубку, — пожаловалась Дженнин с обидой. — Я все равно пробую дозвониться, но пока это бесполезно. А ты, Элламария? Тебе удалось с ней поговорить?

— Нет, — ответила Элламария. — Меня она тоже не хочет видеть. Зато я пообщалась с Джоэлем.

— А что он сказал?

— Она пыталась ему дозвониться пару раз, но он сказал, что не видит никакого смысла в том, чтобы снова переливать из пустого в порожнее.

— Скотина! — пробормотала Дженнин.

— Вот именно, — согласилась Элламария. — Но мы тоже не должны сидеть сложа руки. Я предлагаю, чтобы одна из нас позвонила ее отцу.

Женщины переглянулись; ни одной из них вовсе не улыбалось беседовать с суровым мистером Кэллоуэем. Элламария вновь заговорила:

— Возможно, будет лучше, если это сделаю я, ведь я гостила у них на Рождество. Я просто хотела узнать, согласны ли вы.

Эшли и Дженнин дружно закивали.

Элламария вышла в прихожую, где стоял телефон.

Дженнин и Эшли молча сидели, терпеливо дожидаясь ее возвращения. Дженнин ругала себя на все корки за то, что втянула Кейт в эту передрягу.

Наконец Элламария вернулась. Подруги уставились на нее в ожидании.

— В пятницу Кейт сделает аборт, — наконец сказала она.

— О нет! — вскричала Дженнин. — Быть не может.

Ведь она так хотела ребенка!

— Значит, больше не хочет, — сухо заметила Элламария. — По словам ее отца, они весь уик-энд говорили об этом и пришли к выводу, что так будет лучше.

— Даже не знаю, что и сказать, — развела руками Эшли.

— А я знаю, — промолвила Элламария. — Мистер Кэллоуэй спросил, не можем ли мы приехать к ним завтра, чтобы повидаться с ней. Как вы, сможете вырваться?

— Конечно, — мгновенно согласилась Дженнин. — Я отложу все дела.

Элламария пытливо посмотрела на нее. Уж она-то видела, как тяжело далась Дженнин вся эта история, как она винила себя в случившемся. Но беда была в том, что Кейт отказалась видеть Дженнин. С Элламарией и Эшли она была готова встретиться. Но не с Дженнин. Элламария даже не представляла, как объяснить это подруге.

— Мне очень жаль, — прошептала она, отводя глаза в сторону.

Дженнин поставила стакан на столик; ее рука дрожала.

— Она не хочет, чтобы я приехала? — спросила она упавшим голосом. Элламария молча кивнула.

Дженнин закрыла глаза и проглотила внезапно застрявший в горле комок.

— Мне очень жаль, — повторила Элламария, обнимая ее.

Дженнин уронила голову ей на грудь и расплакалась.

Что же с ней творится? Она гробит все, к чему прикасается. Но Кейт! Как может Кейт поступить с ней столь жестоко? Ведь она искренне любила Кейт и сделала бы все для ее счастья. А теперь Кейт отказалась от своего ребенка; она уже не будет такой, как прежде. И обе до конца своих дней будут знать, что она, Дженнин, могла уберечь ее от этого несчастья, но не сумела.

В пятницу утром отец Кейт, стоя перед старым викторианским особняком на Кенсингтон-сквер, вглядывался в его окна. Затем, снова сверившись с записанным на бумажке адресом, он позвонил в дверь.

Из домофона протрещал молодой женский голос, и он вежливо представился.

— А вы договаривались с мистером Мартином о встрече? — осведомилась девушка.

— Нет, но, думаю, он меня примет.

Воцарилось молчание. Кэллоуэй терпеливо ждал. Наконец зажужжал звонок и дверной замок щелкнул.

— Четвертый этаж, — произнес невидимый голос.

Кэллоуэй медленно поднимался по лестнице. Его лицо было преисполнено мрачной решимости, но казалось совершенно непроницаемым, несмотря на бушевавшую у него внутри ярость.

Наконец он поднялся на четвертый этаж. Сияющая бронзовая дощечка «Джоэль Мартин и компаньоны» сразу бросилась в глаза. Он постучал и, услышав женский голос, толкнул дверь и вошел.

— Мистер Мартин сейчас освободится, — прощебетала девушка. — Посидите, пожалуйста. — Она указала па огромный диван у окна.

Несколько минут спустя на столе секретарши прожужжал звонок, и она приветливо улыбнулась.

— Мистер Мартин готов принять вас, — сказала она, вставая и распахивая перед ним дверь.

Он пересек приемную и вошел в кабинет Джоэля Мартина. Увидел перед собой привлекательного темноволосого мужчину, сидящего за огромным столом, на губах которого играла улыбка, но взгляд был настороженный.

— Мистер Кэллоуэй, — произнес он, вставая. — Приятная неожиданность! — Он протянул руку, но Кэллоуэй сделал вид, что не заметил ее. — Присаживайтесь, пожалуйста. — Джоэль указал на стул напротив.

— Неожиданность, говорите? — Кэллоуэй ослабил узел галстука. Нужно во что бы то ни стало держать себя в руках.

— В том смысле, — сказал, чуть запинаясь, Джоэль, — что я не ожидал вас увидеть. Не здесь по крайней мере.

— Вот как? А где в таком случае?

— М-мм, не знаю… — замялся Джоэль.

— Похоже, — согласился Кэллоуэй, — моя дочь тоже не ожидала.

Джоэль покраснел как рак.

— Как дела у Кейт?

— Не задавайте вопросов, ответы на которые вас не интересуют.

Джоэль нахмурился. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали, и уж тем более в собственном кабинете. Кэллоуэй уже начал действовать ему на нервы.

— Послушайте, мистер Кэллоуэй, зачем вы пришли? Вам нужны деньги? Если так, то я…

Внезапно Кэллоуэй вскочил и, тигром бросившись на него, схватил за горло и прижал к стене.

— Я уже не молод, Мартин, — прорычал он, — но, клянусь Богом, готов взять грех на душу и убить вас. Вы знаете, где сейчас Кейт? Знаете или нет? Впрочем, вам ведь глубоко наплевать на нее. Так ведь? Да или нет? — Он тряс Джоэля и бил его головой о стену.

Изо всех сил напрягшись, Джоэль оттолкнул его.

— Я бы хотел, чтобы вы ушли, мистер Кэллоуэй, — прохрипел он, с трудом сдерживаясь.

— Я уйду, когда сочту нужным, — отчеканил Кэллоуэй. — Моя дочь сейчас находится в больнице, где умерщвляют ее ребенка. Вашего ребенка! Я не знаю и не хочу знать, как это все случилось, но одно я знаю наверняка: вы самый гнусный подонок, которых только свет видывал. Вы растоптали мою дочь, отняли у нес все: человеческое достоинство, самоуважение, а теперь еще и ребенка. Вы ее уничтожили, Мартин, и теперь вы за все поплатитесь — обещаю вам!

— Да ладно вам, папаша, — криво ухмыльнулся Джоэль. — Вы не в кинематографе. Да и кто вы такой, чтобы угрожать мне?

Глаза Кэллоуэя гневно блеснули.

— Молчать! Я не собираюсь вас выслушивать. Я пришел к вам по двум причинам. Первое: хочу предупредить вас, что отныне ни одно из пяти наших крупнейших издательств даже на порог вас не пустит. С завтрашнего дня их примеру последуют и все остальные.

На мгновение во взгляде Джоэля скользнула неуверенность, но в следующую секунду он расхохотался:

— Что за чушь! Вы думаете, что я клюну на эту удочку?

Это вам не провернуть.

— Я это уже провернул. Авторы, имевшие несчастье работать с вами, найдут себе других агентов, а издатели, как я уже сказал, навсегда забудут о вашем существовании.

— Это не в вашей власти, Кэллоуэй, — ощерился Джоэль. — И не в чьей-либо еще!

— Ошибаетесь. Впрочем, если не верите, можете позвонить любому из своих издателей.

Кэллоуэй снял трубку телефонного аппарата и протянул ему, но Джоэль не взял ее.

Кэллоуэй положил трубку на рычаг.

— Теперь о второй причине моего прихода, — с ледяным спокойствием произнес он. — Мне следовало бы убить вас за то, что вы посмели осквернить мою дочь, но я не хочу пачкать о вас руки. Но зарубите себе на носу: если вы хоть раз еще приблизитесь к Кейт — вам конец! Слышите?

Она моя, и никто, никто не смеет ее даже пальцем тронуть!

Лицо Джоэля перекосилось от омерзения. Его губы презрительно скривились.

— Господи, да вы же больной! — процедил он. — Я это еще при нашей первой встрече заподозрил, но даже представить не мог, как далеко это у вас зашло. Дело ведь вовсе не во мне, да? Вам будет одинаково ненавистен любой мужчина, который осмелится прикоснуться к вашей драгоценной дочке, верно? От одной этой мысли вы уже с ума сходите. Она как червь точит вас изнутри. Кейт — с другим мужчиной. Вы ведь сами в нее влюблены, да? Упырь, извращенец несчастный! Господи, да мне от вас блевать хочется! Вам плевать, кто ее обрюхатил, коль скоро это не вы…

Бац! От страшного удара в челюсть Джоэль рухнул как подкошенный. Кэллоуэй возвышался над ним, стиснув кулаки. Его лицо побелело от бешенства.

— Я предупреждаю, Мартин! В следующий раз я тебя убью. Ты понял? Раздавлю как гниду!

Круто повернувшись, он вышел из кабинета.

Вот, значит, что чувствуешь, когда убиваешь собственного ребенка. То есть ровным счетом ничего. Кроме пустоты. Внутри все пусто, стих еле слышный шепот крохотной зарождающейся жизни. Не осталось ничего. Ни чувств, ни забот, ни любви, ни ненависти. Отняв у нее ребенка, у нее отняли душу. Выпотрошили наизнанку. От тела осталась лишь пустая оболочка.

Иногда она засыпала, но ненадолго. Иногда открывала глаза, но ничего не видела перед собой. Приходили какие-то люди, она их не различала. Держали ее за руки, целовали, но, сознавая, что должна их знать, она тем не менее воспринимала их как незнакомцев, и они пугали ее. Она с ними не разговаривала, потому что говорить было не о чем.

Но одно ее озадачивало. Почему ребенок все время плакал? Почему ему позволяли плакать? Неужто никому не было до этого дела? Кто-то к ней обращался. Зачем? Неужели не понимают, что она никого не слышит? И почему никто не помогает ребенку? Почему не успокаивают? Она понимала, что плачет ее ребенок. Тот, которого она убила.

Он умер, а плачет из-за того, что она его убила. И будет плакать вечно. Никто о нем не позаботится, не обнимет, не приласкает, не прижмет к груди. Ничего больше не осталось для ее дитятка, кроме слез. Вечных слез из-за жизни, которую у него отняли. Которую она отняла.

Ничего, скоро она сама умрет, и тогда она его приголубит, вернет ему всю нерастраченную любовь, накормит молочком вечной жизни. Да, надо побыстрее умереть, чтобы воссоединиться со своим младенцем.

— Бесполезно, — сказала Элламария, возвращаясь в гостиную. — Она ни на что не реагирует.

Кэллоуэй поднял голову. Два дня прошло с тех пор, как он перевез Кейт домой. Все это время она неподвижно лежала в постели. Ни с кем не разговаривала, не ела и даже не плакала.

Кэллоуэй провел рукой по волосам, и Элламария заметила, что его пальцы дрожат.

— Я уже не знаю, что и делать, — пробормотал он. — Просто руки опускаются.

— Мне кажется, нужно снова вызвать врача. Так больше не может продолжаться; должна же она хоть что-то есть.

— Хорошо, — устало закивал он. — Как ему звонить?

— Да вы посидите, — вмешалась Эшли. — Я сама позвоню.

— Какое счастье, что вы здесь, — вздохнул Кэллоуэй.

По всему чувствовалось, что его нервы на пределе.

— Мы любим Кейт, — ответила Элламария. — Мы сделаем все, лишь бы помочь ей.

— У нее просто депрессия, — глухо сказал Кэллоуэй. — Со временем это пройдет. Она поправится, вот увидите. — Он посмотрел на Боба умоляющими глазами.

Тот улыбнулся:

— Конечно, поправится. После такого потрясения должно пройти время. А потом мы снова увидим прежнюю Кент.

Вернулась Эшли.

— Доктор уже выехал.

Кэллоуэй потрепал ее по руке.

— Спасибо, милая. Вы так добры. Просто не представляю, что бы я без вас делал.

Эшли прижала его руку к своей щеке.

— Нам очень дорога ваша дочь, мистер Кэллоуэй, — сказала она. — Положитесь на нас. Жаль только, что не удалось помочь ей раньше.

Воцарилось продолжительное молчание.

Наконец приехал врач. Он сразу прошел к Кейт. И снова Кэллоуэй, Боб, Элламария и Эшли сидели в молчании, терпеливо дожидаясь. Никто не удивился, когда врач сказал, что должен снова забрать Кейт в больницу. Ей требовалось лечение, обеспечить которое в домашних условиях он не мог.

Кэллоуэй на руках отнес дочь к машине и усадил на заднее сиденье. Элламария пристроилась рядом, держа Кейт за руку. Она распрощалась с Бобом, пообещав позвонить.

«Господи, — молилась она про себя, когда они катили по оживленным улицам Кенсингтона, — помоги ей. Сделай так, чтобы она поправилась».

 

Глава 19

Дженнин закончила читать письмо. Оно шло долго, несколько недель. Она перечитала его заново. Так, пустой треп. Ни слова о том, чего она с таким волнением ожидала.

Однако вопреки ожиданию особого облегчения Дженнин не испытала.

Отец и братья в порядке, писала мать, как всегда умолчав о себе. Дальше она сообщала, что юная Мэгги Дивер только что вернулась из Лондона и рассказала матери, что остановилась у своего друга по имени Мэттью Бордели. Не тот ли это актер, с которым когда-то встречалась Дженнин?

Вот и все, о чем хотела сказать ее мать, за исключением разве что того, что она очень любит Дженнин и надеется в ближайшем будущем повидаться с ней. Ни одного упоминания о Мэгги или Мэттью в письме больше не было, значит, подлая девчонка не осуществила свою угрозу. И вообще все встало на свои места. Мэттью шантажировал ее пуще прежнего. Теперь он вымогал у нее уже не по двадцать или пятьдесят фунтов. Нет, он требовал не меньше сотни за раз. А иногда и двух. Немудрено, ведь ему приходилось содержать Мэгги. Господи, что за гримасы судьбы!

Она сама познакомила их, и теперь эта парочка высасывала из нее все соки.

Одевшись, она вышла на улицу. Нужно спешить, не то она снова опоздает, как часто случалось с ней в последнее время. В половине десятого вся ее команда встречалась в Эрлз-корте. Показы коллекций демисезонной одежды были в самом разгаре.

Когда она приехала, остальные уже сидели в кофейном баре и завтракали. Дженнин посмотрела на часы. Слава Богу, не опоздала.

Режиссер и ассистентка поздоровались с ней так приветливо, что Дженнин тут же, как часто случалось в последнее время, охватила паника. Почему они так добры к ней?

Неужели узнали что-то? Может, Мэттью проболтался? Где утренняя газета? Однако Брайан, режиссер, принялся обсуждать предстоящую съемку, а Пэтси отправилась за кофе.

Все как всегда. Постепенно Дженнин успокоилась.

Дженнин пришлось сделать целых восемь дублей перед камерой, прежде чем удалось произнести свой текст так, как следовало. Брайан не скрывал удивления: обычно Дженнин делала все с первой или в крайнем случае со второй попытки.

Когда настало время обеда, она решила прогуляться.

Она слишком нервничала, чтобы спокойно обсуждать текущие дела с коллегами. Да и материнское письмо все-таки вывело ее из душевного равновесия.

Дженнин вспомнила, как Мэттью в последний раз едва ли не силой вломился к ней. Она была на грани нервного срыва и, плача от отчаяния, попыталась рассказать ему о Кейт, надеялась услышать хоть какие-то слова поддержки.

Однако Мэттью только поднял ее на смех. Сказал, что ей поделом и что нечего быть такой самовлюбленной эгоисткой. Что она докатилась до того, что предала лучшую подругу. Что в глубине души она просто ревновала Кейт и мечтала соблазнить ее сама.

Тщетно Дженнин просила его замолчать, выслушать ее и попытаться понять, посоветовать хоть что-нибудь — Мэттью был неумолим. Наконец она отдала ему деньги, за которыми он пришел, и он отбыл восвояси.

И вот теперь Дженнин шла куда глаза глядят и снова размышляла о судьбе Кейт. Больше всего на свете она хотела сейчас быть с ней рядом. Обнять ее, попросить прощения. Ей казалось, что, если Кейт простит ее, жизнь снова станет прекрасной и безоблачной. Однако Кейт сейчас было не до Дженнин.

Подняв голову, Дженнин увидела, что находится буквально в двух шагах от больницы Кромвеля. Разглядывая голубые занавески на больничных окнах, она попыталась угадать, за какой из них находится палата Кейт. Ее так и подмывало зайти туда, но она понимала, что этого делать нельзя. Каждый вечер Дженнин звонила Эшли или Элламарии, чтобы узнать, как себя чувствует Кейт, но ни разу не осмелилась навестить ее сама. Впрочем, вчера Эшли сказала, что еще немного — и Кейт выпишут домой. Выздоровление продвигалось не слишком быстро, но перемены к лучшему были налицо. Дженнин даже не пыталась узнать, спрашивала ли Кейт о ней — ответ она и без того знала.

Дженнин повернула обратно. Прохожие бросали на нее странные взгляды. Дженнин и не замечала, что по ее щекам катятся слезы.

Вскоре она остановилась и невидяще огляделась по сторонам. Сердце колотилось, перед глазами роились неясные видения. Вдруг из круговорота теней выплыла физиономия Мэттью — он скалился и хохотал, издеваясь над ней. Потом ей представилось измученное лицо Кейт.

Затем перед ней возникли лица родителей, безмерно опечаленные и озабоченные. И вот уже все они окружили ее, глядя в ожидании. Люди, жизни которых она разрушила, и люди, жизни которых ей еще предстояло разрушить. Причем поправить или изменить что-либо она была не в силах.

Мимо с ревом проносились машины, порывы ветра раздували полы ее пальто. Дженнин зажмурилась, но лица не исчезли; все они по-прежнему терпеливо выжидали и разглядывали ее. Дженнин медленно открыла глаза, а ее сердце вдруг заколотилось с такой силой, что ум прояснился; она больше не боялась. Она нашла выход. Боже, как все, оказывается, просто.

Словно во сне, она шагнула с тротуара наперерез автомобильному потоку. Какое-то неведомое чувство влекло ее вперед, а кто-то невидимый нашептывал, что все будет в порядке. Всего один шаг, и все образуется…

Вдруг послышался бешеный визг тормозов и душераздирающий рев сирены. Ее грудь сдавило так, что стало трудно дышать. Она перекатилась на спину и увидела небо, голубое небо, по которому ползли облака. Вокруг стояла мертвая тишина.

И тут Дженнин впервые заметила склонившиеся над ней лица, взволнованные и встревоженные, к ней тянулись чьи-то руки, слышались голоса.

Дженнин недоуменно заморгала, пытаясь понять, чего хотят все эти люди, но их лица почему-то расплывались, ускользали, а затем вновь возникали из небытия. Она ощутила чье-то мягкое прикосновение, в ушах зазвучал приятный успокаивающий голос.

Повернув голову, Дженнин увидела какую-то женщину, которая стояла на коленях рядом с ней. Дженнин понимала, что знает эту женщину, но мысли тут же уносились прочь.

— Вызовите «скорую помощь», — потребовал кто-то.

И тут туман в ее мозгу рассеялся.

Дженнин попыталась привстать.

— Нет, — еле слышно прошептала она. — Нет, не надо.

Женщина снова обняла ее, и Дженнин прижалась к ней. Кто это, неужели Кейт?

— Дженнин, — промолвила женщина. — Дженнин!

Дженнин вгляделась в нее. Да, она ее знала. Но кто же она?

— Я спешу на работу, — с трудом выговорила она. — Меня ждут. Мне нельзя опаздывать.

— Не надо разговаривать! Мы вызвали «скорую».

— Нет! — вскричала Дженнин. — Не надо, прошу вас.

Со мной все в порядке. Я не ушиблась. — И попыталась встать.

Ее ноги подгибались, но с помощью этой доброй женщины, которую она знала, но никак не могла вспомнить, Дженнин удалось проковылять к тротуару.

Голова кружилась, перед глазами стояла пелена, и Дженнин показалось, что она вот-вот лишится чувств. Нет, нельзя! Нужно во что бы то ни стало держаться.

— Отвезите меня домой, — попросила она. — Пожалуйста.

Женщина повернулась и обратилась к какому-то мужчине. Дженнин тоже посмотрела на него. Его лицо было белым как полотно, а глаза расширились от страха. Наконец он кивнул и ушел. Дженнин хотела окликнуть его и извиниться, но слова застряли у нее в горле.

Спасительница обняла ее за талию и медленно, с величайшей осторожностью повела по тротуару. Завернув за угол, они остановились. Женщина отомкнула своим ключом какую-то дверь и провела Дженнин в дом.

Прошло несколько часов, прежде чем Дженнин проснулась. Снаружи уже сгустились сумерки, а за приоткрытыми шторами серебрилась луна. Оглянувшись по сторонам, Дженнин увидела незнакомую комнату и попыталась вспомнить, каким образом она сюда попала. Однако мысли разбегались, и она снова закрыла глаза. В постели было мягко и хорошо.

Дженнин лежала, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. На улице заливалась лаем собака, где-то поблизости стучал молоток. Слышались голоса прохожих, шум моторов автомобилей.

Автомобили! Глаза Дженнин раскрылись — она все вспомнила. Перевернувшись на спину, она уставилась в потолок. Господи, неужто она пыталась покончить с собой? Свести счеты с жизнью? Самоубийство. Самый эгоистичный поступок, на который способен человек. Боже, как же ей удалось так бесповоротно исковеркать свою жизнь? И с чего это все началось?

Дженнин села на постели. Она вспомнила женщину, которая помогла ей подняться, а потом привела сюда. Кто же она?

Вдруг дверь открылась и вошла ее спасительница. При виде сидящей Дженнин в се глазах мелькнуло удивление.

Однако она улыбнулась. Кто же она? Дженнин пыталась вспомнить, но мысли предательски разбегались.

— Как вы себя чувствуете?

Дженнин кивнула и слабо улыбнулась:

— Кажется, нормально. — Вы очень бледны. Может быть, все-таки отвезти вас в больницу?

Дженнин покачала головой:

— Нет, не надо, прошу вас. Все обойдется.

Женщина приблизилась к ней и остановилась возле кровати.

Дженнин внимательно посмотрела на нее:

— Мне кажется, что я вас знаю.

Женщина рассмеялась. Звонко, как девочка, и внезапно преобразилась — теперь перед Дженнин и вправду стояла совсем молоденькая девушка. Почти подросток.

— Мы познакомились на вечеринке у Роберта Блэкуэлла, — напомнила она. — Меня представил вам Пол, мой кузен. Помните? Меня зовут Виктория. Вики Дин.

— Ах да, конечно, — кивнула Дженнин. — Извините, просто у меня с головой неладно.

— Ничего страшного, — улыбнулась Виктория. — Вы лучше прилягте, а я принесу вам чай. Он уже готов.

Она вышла из комнаты, а Дженнин посмотрела на дверь.

Нужно встать. Нельзя здесь оставаться. Виктория очень добра к ней, но нельзя злоупотреблять ее гостеприимством.

Она встала с постели и огляделась по сторонам в поисках своей одежды. Ага, вот она, на стуле. Дженнин быстро оделась и вдруг вспомнила, что должна была днем участвовать в съемках. Билл! Нужно срочно ему позвонить. Он будет в бешенстве. Еще на прошлой неделе он предупредил ее, что если она не изменит отношения к делу, то у нее могут быть неприятности.

Виктория на кухне наливала чай.

— Можно я вызову такси? — спросила Дженнин.

Виктория изумленно обернулась; на ее лице отразилась нерешительность.

— Мне кажется, вам сегодня не стоит выходить, — сказала она. — По крайней мере в одиночку. У вас есть друзья?

Дженнин понуро уставилась в пол. Виктория догадалась, что ее гостья не хочет, чтобы о случившемся узнали.

— Вы испытали сильное потрясение, — добавила она.

Потом пристально посмотрела на Дженнин. — А что, если вы останетесь у меня?

— Но…

— Нет, не спорьте, пожалуйста. Я вас не отпущу. Может, удастся заодно поговорить о том, о чем нам так и не удалось побеседовать у Роберта Блэкуэлла.

С этими словами она подала Дженнин чашку чая. Дженнин благодарно улыбнулась. Ей и самой хотелось остаться.

— Идите сюда, — пригласила ее Виктория, приоткрывая дверь в гостиную.

— Мне нужно позвонить моему редактору, — сказала Дженнин. — Я должна была участвовать в сегодняшней передаче.

— Не беспокойтесь, — улыбнулась Виктория. — Я ему уже позвонила. Он все понял и просил передать, чтобы вы не волновались. Он сам позвонит вам завтра.

— Но вы не сказали ему?..

Виктория помотала головой:

— Нет, конечно.

— Спасибо, — кивнула Дженнин, но тут же болезненно поморщилась. — Да, боюсь, теперь меня уволят.

— Позже будете из-за этого убиваться, — сказала Виктория. — Пейте лучше чай, а то остынет.

Некоторое время обе сидели в молчании. Дженнин прихлебывала чай и осматривалась. Многочисленные фотографии Пола тронули ее. По всему чувствовалось, что Вики обожает своего знаменитого кузена.

— Почему? — спросила вдруг Виктория. Голос девушки прозвучал так тихо, что Дженнин еле расслышала вопрос.

— Что — почему?

— Почему вы хотели это сделать?

Руки Дженнин задрожали, и ей пришлось поставить чашку на стол, чтобы не расплескать чай.

— Извините, — вздохнула Вики. — Это, конечно, не мое дело. Я не хотела вас расстраивать.

— Нет, — грустно улыбнулась Дженнин. — Вы не виноваты. Я бы на вашем месте тоже спросила. Не говоря уж о том, что вы спасли мне жизнь. Я должна быть вам благодарна.

— Вы должны радоваться, — укоризненно сказала Вики. — К тому же самоубийство вовсе не ответ. Оно ничего на решает.

— Почему? — приподняла брови Дженнин. — Для меня это был бы выход.

— Нет, — уверенно возразила Виктория. — Я не верю, что у вас все настолько беспросветно.

И тем не менее это так, — понурилась Дженнин.

— Давайте поговорим об этом, — предложила девушка.

Дженнин покачала головой:

— Нет, не могу.

— А вдруг вам станет легче?

— Нет, — отрезала Дженнин. — Лишь мне самой по силам развязать этот узел.

— Что ж, ладно, — пожала плечами Виктория. — Но если вдруг передумаете…

— Спасибо, — улыбнулась Дженнин.

Виктория встала.

— Я приготовила кое-что поесть. Надеюсь, вы уже проголодались?

Дженнин тоже встала.

— Спасибо, вы очень добры.

Виктория состроила потешную гримаску и направилась на кухню. Дженнин последовала за ней.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет. Сегодня вечером вы должны капризничать, а я буду за вами ухаживать и во всем вам угождать. И не перечьте. — Виктория строго возвысила голос. — Это приказ.

Сядьте на диван — я вас позову, когда все будет готово.

Дженнин послушно вернулась в гостиную. Удивительно было видеть эту совсем юную белокурую девушку в роли хозяйки. При их первой встрече она произвела на Дженнин впечатление избалованной и легкомысленной прожигательницы жизни. Однако на поверку взбалмошная кузина Пола оказалась заботливой и человечной, и Дженнин невольно прониклась к ней искренней признательностью. И еще она решила, что Вики ей очень по душе.

За ужином они разговаривали ни о чем, непринужденно шутили и смеялись, причем ни одна из них не вспоминала об эпизоде, после которого Дженнин оказалась здесь.

Постепенно Дженнин окончательно успокоилась. Ей уже понравилось сидеть здесь, вдали от собственного дома, в тихом, уютном месте, где нечего бояться.

Виктория поведала Дженнин о том, что владеет целой сетью бутиков — модных магазинчиков — по всему Лондону. Дженнин прекрасно знала многие из них, поскольку, сама делала в них покупки. Покойный дедушка оставил Вики (а девушка попросила Дженнин называть ее именно так) скромную сумму денег, а мама и папа помогли ей наладить процветающий бизнес, о котором в свои годы и мечтать-то не смели.

Дженнин с удовольствием слушала веселую трескотню Вики. Ей и правда было приятно выслушивать откровения молодой и счастливой женщины, которая жила припеваючи, не зная забот и печали. Причем Дженнин нисколько не завидовала ей; напротив, она ловила себя на мысли, что привязывается к Вики все больше и больше.

Потом Вики откупорила бутылку коньяка и, слово за слово, беседа перекинулась на Дженнин.

Позднее, несколько недель спустя, Дженнин тщетно пыталась вспомнить, что привело к тому, что ее язык вдруг развязался и она как на духу выложила страшную историю своего чудовищного падения девушке, с которой была едва знакома.

Однако Вики слушала ее внимательно, не перебивая.

Она пристально наблюдала за лицом Дженнин, в котором попеременно отражались боль и мука. Когда Дженнин рассказывала о миссис Грин, о Мэттью, а потом и о Кейт, она всем сердцем сострадала ей. Однако ей никак не верилось, что под личиной этой обаятельной и красивой, без сомнения, исстрадавшейся женщины может скрываться зловещая миссис Грин. Или что кто-то способен издеваться над ней, подобно Мэттью. Впрочем, в одном Вики была твердо уверена: отношения Дженнин с Кейт рано или поздно непременно наладятся.

Закончив рассказ, Дженнин с замиранием сердца посмотрела на Вики, молча сидевшую на диване и почти невидимую в сгустившихся тенях. Она была убеждена, что все испортила и что девушка теперь проникнется к ней глубочайшим отвращением. Но когда Вики наклонилась, чтобы подлить коньяка в ее опустевшую рюмку, Дженнин увидела, что та сочувственно улыбается.

— Вы не должны нести такой груз в одиночку, Джен, — сказала она негромко.

— Но что мне остается делать?

— Вам необходима помощь, возможно, даже врачебная.

Дженнин в ужасе закрыла лицо руками.

— Нет, я не могу.

— Но вы себя гробите, — убежденно заговорила Вики. — Вы должны непременно с кем-то делиться. Обо всем рассказывать человеку, который вас понимает.

Дженнин устало провела рукой по волосам.

— Зря я вам все это наговорила.

— Нет, не зря! — с горячностью возразила Вики. — Вы и так слишком долго это в себе вынашивали. А ваши подруги в курсе дела?

— О нет! — вскричала Дженнин.

— Послушайте, Джен, но ведь все не так страшно. Да, я понимаю, что мне легко говорить, но, ей-богу, я не вижу, чтобы положение было настолько безнадежно. Просто вы должны позволить близким людям помочь вам.

— Мне нельзя помочь, — дрожащим голосом выговорила Дженнин. — Никто не в силах меня спасти.

— Никто вас не спасет, если вы сами этого не захотите.

Давайте попытаемся, — предложила Вики. — Я готова сделать все, что в моих силах, чтобы вам помочь.

Дженнин нахмурилась:

— Но… почему? Я не понимаю. Вы ведь едва меня знаете.

Вики улыбнулась:

— Это не имеет значения. У каждого из нас порой случается в жизни такое, что нам позарез нужна помощь. И нередко бывает, что рядом не оказывается человека, которому можно было бы полностью довериться. Я тоже через это проходила. Я знаю, что в такие минуты бывает так тошно, что хочется руки на себя наложить.

Дженнин смотрела на нее с таким изумлением, что Вики, заметив это, невольно улыбнулась и кивнула:

— Да, Джен, и я через это прошла. Так вот, когда я уже окончательно утратила не только последние иллюзии, но и последние надежды, нашелся человек, который протянул мне руку помощи. Он помог мне обрести силы, вновь поверить в себя и не стыдиться собственной тени. Я поняла, что таким образом жизнь испытывает нас, как бы проверяет на прочность, а заодно определяет, достойны ли мы считаться настоящими людьми. Не все выдерживают это испытание. Зато потом обретенный бесценный опыт позволит тебе понять других людей и помочь им, когда они обратятся к тебе за помощью. Вот почему я и хочу сейчас попытаться помочь вам.

— И вы не боитесь? — спросила Дженнин. — Ведь вы меня совсем не знаете.

— Порой так даже легче, — ответила Вики. — Иногда труднее всего бывает заглянуть в душу самых близких людей. Тем более что именно они, как правило, совсем нас не понимают.

Дженнин задумчиво покачала головой.

— Да, — сказала она наконец. — Пожалуй, вы правы — они нас не понимают.

А на другом конце Лондона за несколько минут до начала спектакля Элламария лихорадочно пыталась связаться с Дженнин. Вот уже несколько дней, как от ее подруги не было ни слуху ни духу, и теперь Элламария уже не просто волновалась — она панически боялась за подругу. Наконец, отчаявшись дозвониться, Элламария в сердцах бросила трубку и поспешила на сцену.

После спектакля она едва сумела пробраться в свою гримерную — дверь была едва ли не до половины завалена цветами. Ее щедрый поклонник пожелал остаться неизвестным.

Сидя на кровати в больничной палате, Кейт пыталась вспомнить, что с ней произошло. Прошло почти три недели с тех пор, как ее сюда привезли, но Кейт почти ничего не помнила. Каждый день приходил врач, и Кейт смотрела, как шевелятся его губы и кривые зубы и как моргают проницательные серые глаза, пока он говорил с ней. Настало время, когда она впервые ответила на какой-то его вопрос, а ведь поначалу она молчала как рыба; даже его вид был ей отвратителен.

Отец принес в палату телевизор. Подруги каждый день приходили навестить ее, но только Дженнин с ними не было. Кейт вспомнила о ней далеко не сразу, но и потом не могла заставить себя хотя бы даже поинтересоваться, как дела у Дженнин: слишком свежа еще была рана.

Кейт невидящим взором смотрела на телевизионный экран. Завтра се выпишут. Мысль о возвращении домой радовала Кейт, она уже чувствовала себя гораздо увереннее. Даже о своем неродившемся малыше она старалась не вспоминать. Малютка уютно устроился в глубине ее подсознания, где ему всегда будет хорошо. Кейт никому не говорила, но и сейчас по ночам, в особенности ближе к рассвету, детский плач будил ее, извлекая из бездонной пропасти очередного кошмара. Да, ведь все случившееся с ней и было кошмаром. Теперь Кейт это твердо поняла и знала — все пройдет.

Она посмотрела па цветы, которые были расставлены по всей палате, — отец и подруги пытались поднять ей настроение. Больше всех цветов привозила Элламария; у нес их было в эти дни хоть пруд пруди. В последний раз Элламария пришла навестить ее вместе с Бобом, и, глядя на эту пару, Кейт даже позавидовала, что не обладает таким стойким характером, как ее подруга. Элламария никогда не попала бы в такую передрягу, в этом Кейт была твердо уверена.

Кейт подняла голову, чтобы посмотреть на телеэкран.

Знакомая заставка. Сколько раз она в нетерпении ждала эту передачу! Музыка кончилась, и на экране появилась Дженнин.

Кейт быстро нащупала пульт дистанционного управления и выключила телевизор. Она по-прежнему не могла смотреть на Дженнин. Не могла заставить себя даже взглянуть на ее лицо. Ей, правда, показалось, что она успела заметить в глазах Дженнин щемящую боль, но Кейт отогнала эти мысли прочь. Эх, Дженнин! Милая, милая Дженнин. Сколько гадостей она ей наговорила, пытаясь свалить на подругу всю вину, выместить на ней обиду за перенесенную боль.

Она должна во что бы то ни стало повидаться с Дженнин и попросить у нее прощения. Должна спасти их дружбу. Это самое дорогое, что у нее осталось. А ведь Дженнин была в последнее время такая грустная, порой казалась просто убитой. Даже когда вес они собирались вместе, Дженнин казалась самой одинокой. Дженнин всегда была одна, в самые тяжелые минуты ей было негде искать утешения. Она влачила свой тяжкий груз в одиночку.

Нет, все они должны помогать друг другу. Только вместе можно вырваться из этого ада.

Она повернула голову, и на подушку упали две слезинки.

— О, Джон! — прошептала она. — Джен, родненькая, прости меня. Я так тебя люблю, ты только прости меня, ДУРУ.

Она даже не слышала, как открылась дверь, и вдруг кто-то взял ее за руку. Кейт скосила глаза. Рука была мужская, холеная, со смуглыми длинными пальцами, поросшими короткими волосками. Кейт поразилась, насколько белой и хрупкой выглядела в ней ее собственная рука. И вдруг ее сердце екнуло. Джоэль! Он вернулся! Она ни на минуту не переставала верить, что рано или поздно это случится.

Она поспешно подняла голову и увидела Ника, который стоял над ней и улыбался. Кейт быстро зажмурилась, потом попыталась улыбнуться в ответ.

— Здравствуйте, Кейт.

Она открыла глаза и снова посмотрела на него. Лицо Ника светилось той особой суровой красотой, что отличала, по ее мнению, самых утонченных мужчин. Темные волосы волнами ниспадали на плечи, а иссиня-черные глаза, из уголков которых, когда Ник смеялся, веером разбегались морщинки, ласково ей улыбались. Кейт вдруг увидела родинку на его правой щеке и удивилась, что не замечала ее прежде. Чудо, а не родинка. Хоть какой-то изъян на столь совершенном лице.

— Здравствуйте, Ник.

Он взял со столика коробочку с бумажными салфетками и протянул ей. Кейт вытерла заплаканные глаза.

— Извините. — Она натужно рассмеялась. — В последнее время у меня частенько глаза на мокром месте.

— Это пустяки, — со смехом сказал он. — Иногда немного поплакать полезно. Только не слишком увлекайтесь, чтобы это не стало привычкой.

Кейт улыбнулась и села, откинувшись на подушки.

— Постараюсь, — пообещала она.

Ник придвинул стул и сел.

— Значит, завтра выписываетесь?

Она кивнула.

— Больше не могу здесь оставаться. Все мне тут напоминает…

Ник отвел взгляд, и Кейт подумала, что ему, наверное, неловко говорить с ней об этом. Что ж, вполне объяснимо.

Они помолчали.

— Я очень рад вас видеть, — сказал Ник.

Кейт порозовела.

— Я выгляжу ужасно, — пробормотала она, проводя рукой по волосам.

— Напротив, вы прекрасны, — заверил Ник.

— О, в галантности вам не откажешь.

Его лицо посерьезнело.

— А если без шуток, Кейт, как вы себя чувствуете?

Она отвернулась; на глаза снова навернулись слезы.

— Извините, — поспешно сказал Ник. — Я не хотел вас огорчать.

— Ничего, — вздохнула Кейт. — Вы вовсе не виноваты.

А чувствую я себя вполне нормально. Порой, конечно, накатывает, но я отгоняю грустные мысли прочь.

— А… он приходил?

Кейт посмотрела на него.

— Джоэль?

Ник молча кивнул.

— Нет.

На его скулах заходили желваки, и Кейт даже показалось, что он разгневан. Но в следующее мгновение его красивое лицо смягчилось.

— Может быть, если вам лучше, то мы наконец выберемся куда-нибудь, как договаривались?

Кейт посмотрела на него; Ник тоже не отрываясь смотрел на нее. Потом она потупилась.

— Не знаю, Ник. Я не уверена, что смогу снова… дружить с мужчиной. По крайней мере в ближайшее время.

После затянувшегося молчания Ник сказал:

— Что ж, ладно. Но только обещайте, что позвоните мне, если передумаете.

— Обещаю, — улыбнулась Кейт.

Взгляд Ника преисполнился такой нежностью, что Кейт захотелось прикоснуться к нему.

— Спасибо, что пришли. Ник.

Он улыбнулся.

— Я буду ждать вас, Кейт, — сказал он.

Затем встал и вышел из палаты.

 

Глава 20

— Перестань нервничать, — сказал Боб. — С актрисами такое вечно приключается; не ты первая и не ты последняя. Поклонники всегда задаривают своих кумиров цветами.

Он сидел с Элламарией и Ником в буфете за кулисами.

Однако слова режиссера нисколько не успокоили Элламарию, лоб которой по-прежнему прорезали хмурые складки.

— Я еще понимаю, если бы тебе присылали письма с угрозами, — добавил Боб. — Но цветы? Нет уж, увольте.

Ты должна радоваться.

— А я вот не радуюсь, — возразила Элламария.

— Я вижу, — кивнул Боб. — Хотя и совершенно не понимаю, почему ты тревожишься. В конце концов, я ведь всегда рядом. Я тебя в обиду не дам. Словом, прошу тебя — перестань беспокоиться.

Элламария посмотрела на Ника и усмехнулась:

— Интересно, кто же он, мой тайный воздыхатель?

— Думаю, что он очень робкий и одинокий, — сказал Боб. — Кто знает, может, ты ему напоминаешь его собственную мать.

Ник хохотнул, а Элламария, размахнувшись, залепила бы Бобу оплеуху, но тот ловко уклонился.

— Погоди, в другой раз я с тобой непременно разделаюсь, — посулила Элламария.

— Так, а кофе нам подавать не собираются? — спросил Ник, поглядывая на часы.

— Рано еще, — пробурчала Элламария. — А что, тебе с нами надоело?

Вместо ответа Ник встал и отправился спросить о кофе.

Когда он вернулся, Боб, склонившись над столом, гладил Элламарию по волосам и что-то нашептывал ей на ухо.

Ник уселся напротив, испытывая заметную неловкость от своего вторжения.

— Не вешай нос, — улыбнулась ему Элламария, глядя на его погрустневшую физиономию., Ник усмехнулся:

— Не знаю отчего, но всякий раз, глядя, как вы воркуете, я ловлю себя на том, что завидую. Порой вы мне кажетесь самой совершенной парой в мире, — вздохнул Ник.

— Не совсем, — сказал Боб, глядя на него в упор.

Кровь бросилась Нику в лицо. Черт, и надо же такое ляпнуть!

— Извините, старина, я не подумал.

— Пустяки, — великодушно произнесла Элламария. — И на солнце есть пятна. Кстати, ты виделся с Кейт?

Ник покачал головой:

— После того как она выписалась, еще ни разу. Как у нее дела?

— Боюсь, что не очень. Она по-прежнему почти все время подавлена, что, впрочем, неудивительно. Завтра я хочу увезти ее на несколько дней в Шотландию. Там есть одно славное местечко, и, надеюсь, мы с ней немного развеемся. Для нее это очень важно.

Ник промолчал.

— А почему ты не звонишь ей? — осведомился Боб.

— Мы договорились, что она сама позвонит, когда будет в настроении. Не стоит на нее давить.

Боб пожал плечами:

— Дело твое. Но только я бы на твоем месте не слишком тянул.

В эту минуту вошла буфетчица, и Элламария встала, чтобы заказать кофе.

Стоя у прилавка и глядя на оставшихся за столом мужчин, она подумала о Нике и Кейт. Она была уверена, что Ник втайне вздыхает по ее подруге. Да и Кейт как никогда нужен был мужчина, сильный и надежный, способный вернуть ее к жизни. Возможно, Нику это по силам. Нужно до отъезда в Шотландию обсудить это с Эшли. Сегодня же.

Эшли посоветует, как быть.

Элламария отнесла поднос с чашками к столу и вновь задумалась о предстоящей поездке в Шотландию. Она отдавала себе отчет, что едет туда не только ради Кейт, хотя и искренне надеялась помочь подруге. Сама Элламария могла выбраться туда лишь потому, что постановки «Двенадцатой ночи» прерывались на неделю. Боб скорее всего даже не заметит ее столь короткого отсутствия. Она думала увезти Кейт в то самое место, куда возил ее Боб вскоре после того, как они познакомились. Там впервые он признался ей в любви, и там они стали любовниками. Элламария и сама толком не понимала, почему хотела свозить Кейт именно туда. Возможно, внутренний голос подсказывал, что и для Кейт это место может стать чем-то особенным.

Бланш пошевелилась во сне и перевернулась на другой бок. Волосы разметались по подушке, а раннее утреннее солнце позолотило ее лицо.

Джулиан легонько, чтобы не разбудить Бланш, провел пальцем по ее щеке. Присев в постели и глядя в окно, он с завистью подумал, что и сам не прочь поспать еще.

Привычный уже кошмарный сон разбудил его в предрассветный час. Сон, в котором он вновь и вновь шел с Бланш к алтарю. Викарий спрашивал, есть ли у кого из присутствующих возражения против того, чтобы их связали священные узы брака, и всякий раз из толпы кричали, что есть. Что он любит другую женщину и не должен вступать в брак с Бланш. Джулиан знал, что это кричит он сам, что внутренний голос предупреждает его: остановись, пока не поздно! И… просыпался разбитый, в холодном поту.

«Но ведь я люблю Бланш, — уверял он себя. — Всем сердцем люблю. Мне с ней хорошо, именно о такой жене я всегда мечтал». «Тогда почему ты мечешься?» — спрашивал внутренний голос.

Джулиан знал почему. В глубине души он прекрасно это понимал, однако боялся смотреть правде в глаза. «Но ведь эта правда всегда будет тебя преследовать, — не унимался внутренний голос. — От правды не убежишь. Признайся же! Признайся сам себе, что любишь другую.

Признайся, что совершил ошибку. Сейчас, пока еще не поздно».

Выбравшись из постели, Джулиан подошел к окну. До дня свадьбы оставалась всего неделя. Да, какая-то неделя — и Бланш станет его законной женой.

«Перестань прятать голову в песок, — говорил ему внутренний голос. — Остановись и посмотри правде в глаза!»

Эшли. Где она сейчас? Что делает? Думает ли еще о нем, вспоминает ли? Да, именно Эшли была властительницей его грез, и именно из-за нее настырный внутренний голос не переставая бубнил, что пора остановиться и посмотреть правде в глаза.

Вдруг Джулиану показалось, что с его сердца свалился огромный камень. Да, он наконец сумел признаться самому себе, что любит Эшли, всегда любил се и малодушно лицемерил, пытаясь это отрицать. Он мечтал прикоснуться к ней, увидеть ее улыбку, приласкать и вдохнуть ее запах.

Вот почему ему было страшно. Он панически боялся, что никогда больше не обнимет Эшли, не предастся с ней любви. Он боялся, потому что знал: обмани он сейчас собственное сердце, и оно никогда не простит его.

Возвратившись в постель, он снова посмотрел на спящую Бланш. Нужно ей открыться. Рассказать все как есть.

Джулиан твердо знал, что, даже стоя перед алтарем, будет мечтать о другой женщине и горько сожалеть, что рядом не она, а Бланш.

Ни с того ни с сего зарядил дождь. День стоял погожий и тихий, но вдруг хляби небесные разверзлись и хлынул настоящий ливень. Ките Эшли забрели довольно далеко от деревни и, спеша назад, вымокли до нитки.

Глядя на мокрую Эшли, которая ничего не видела из-за надвинутого на глаза капюшона, Кит то и дело разражался смехом. Наконец он взял ее за руку и тащил за собой, пока они не добрались до своей гостиницы. И тут как назло дождь прекратился.

Они приехали в эту деревню на уик-энд по одной-единственной причине — так, во всяком случае, говорилось вслух. Дело в том, что Алекс ушел в поход со скаутами, впервые оказавшись вне дома без родителей. Поначалу Эшли была категорически против, но Кит настоял, что ребенок должен пойти вместе с товарищами. Сам Алекс, узнав о предстоящем приключении, пришел в такой восторг, что Эшли пришлось скрепя сердце уступить. Кит в глубине души и сам волновался, но виду не показывал. И вот накануне утром Алекс отправился в поход.

Кит плеснул немного коньяка в стаканчик для полоскания рта и протянул Эшли. Она сидела на кровати и смотрела на улицу, мокрую после дождя.

Узнай Алекс, что родители преследуют его по пятам, он бы, конечно, рвал и метал. Но Кит еще накануне позвонил на ферму, неподалеку от которой был разбит лагерь скаутов, и предупредил вожатого, что они остановятся в ближайшей деревне на тот случай, если Алекс заскучает по дому.

— Интересно, что он сейчас делает? — произнесла Эшли, глядя перед собой.

— Должно быть, сидит у костра, жарит сосиску и наслаждается вольной жизнью, — предположил Кит. — Эх, жаль, что мне туда нельзя. — Он обнял Эшли за талию. — Не волнуйся, с ним ничего не случится. Думаю, что ему будет так хорошо, что он даже ни разу не вспомнит про нас. Давай и мы с тобой отдохнем как следует.

— Да, ты прав, — вздохнула Эшли, поднимая голову. И вдруг у нее перехватило дыхание: Кит не отрываясь смотрел на нее, и в его глазах читалось выражение, которое ни с чем нельзя было спутать. Он медленно, с величайшей осторожностью наклонился и прильнул губами к се рту.

Эшли, закрыв глаза, легла на спину. Кит, не переставая ее целовать, принялся расстегивать се блузку.

Уже долго, несколько месяцев, они жили вместе, однако еще ни разу Эшли не позволяла ему перейти разделявшего их барьера. Теперь же она вдруг поняла, что сама хочет этого.

Кит быстро разделся сам; от его внимания не ускользнуло давно забытое желание, вспыхнувшее в глазах Эшли.

Он жадно целовал ее губы и шею, ласкал грудь, а когда его пальцы дотронулись до ее сосков, Эшли, застонав, сама потянулась к его неистово трепещущей плоти. В следующее мгновение их тела слились. Позабыв обо всем на свете, Эшли уступила его напору. Обхватив Кита за шею обеими руками, она самозабвенно отдалась его страстным ласкам…

— Куда ты? — спросила Эшли, когда он встал с кровати.

— Хочу принять ванну перед ужином.

Оставшись одна, Эшли прилегла на подушки и снова посмотрела в окно. Снаружи уже стемнело, и номер освещался лишь уличным фонарем. Поежившись от холода, Эшли натянула на себя одеяло. Она даже сама не заметила, как расплакалась. Еще неделя, и он женится на Бланш. И ничто уже не в силах этому помешать. Джулиан по-прежнему царил в ее мыслях и днем и ночью. Она любила его всем сердцем, всей душой и изводила себя бесплодными мечтами. Даже то, что она отдалась Киту, ровным счетом ничего не изменило. Нет, время не только не залечило ее сердечные раны, но лишь разбередило их.

— Может, пройдемся? — предложил Кит, посмотрев на часы. Он выглядел таким счастливым, что Эшли растаяла. Она больше не корила себя за то, что уступила ему.

Возможно, в следующий раз будет уже лучше.

— А который час?

— Десять. Давай пошатаемся по улице, а потом завернем в «Бык» и пропустим по рюмочке.

Ночной воздух пахнул недавно прошедшим дождем и подстриженными газонами. Запах был такой свежий и пряный, что Кит вдыхал полной грудью, упиваясь деревенским воздухом.

Глядя на него, Эшли невольно заулыбалась.

Он легонько поцеловал се в кончик носа.

— Я люблю тебя, Эш. Впрочем, ты, по-моему, уже догадываешься об этом, да?

Она кивнула.

Он обнял ее за плечи, и они направились к пабу.

— Я тоже тебя люблю, — сказала Эшли.

Кит замер как вкопанный. Целую вечность, кажется, он ждал от нее этих слов. Простые и старые как мир слова означали для него все: возвращение Эшли с сыном. И вот, когда он уже почти потерял всякую надежду их услышать, Эшли сказала…

Повернувшись к ней. Кит обхватил ее за плечи.

— Ты понимаешь, что говоришь?

Она снова кивнула:

— Да.

— И ты знаешь, о чем я тебя сейчас спрошу?

Эшли молча улыбнулась, и лишь качнувшийся уличный фонарь на мгновение высветил сверкнувшие в ее глазах слезинки.

— И каков твой ответ? — с замиранием сердца спросил Кит, — Мой ответ — да!

Не в силах выговорить ни слова, Кит прижал ее к себе под зыбкой тенью фонаря на деревенской улочке. Вдруг Эшли поняла, что плачет. Кит ласково гладил ее по волосам. Она же пыталась уверить себя в том, что поступила правильно. Для всех: и для Кита, и для Алекса.

И для себя.

 

Глава 21

Эшли даже представить себе не могла, какое испытание приготовит ей судьба буквально через несколько дней.

В противном случае — она это знала наверняка — она ни за что не согласилась бы снова выйти замуж за Кита. С другой стороны, это обещание, данное за неделю до свадьбы Джулиана, помогло ей лучше разобраться в своих чувствах.

В половине восьмого она вернулась домой после утомительного дня. Вконец измученной Эшли захотелось выпить.

Устроившись перед телевизором, Эшли потягивала джин с тоником, посматривая краем глаза на экран с очередной мыльной оперой, когда вдруг в ее дверь постучали.

Поначалу она даже подумала, не притвориться ли, что ее нет дома. С другой стороны, это почти наверняка был Кит, а совесть не позволяла ей от него прятаться. После их возвращения с уик-энда — а это было два дня назад — он звонил ей по каждому удобному случаю. Эшли ничуть не сожалела, что пообещала ему снова выйти за него замуж. Да и как она могла сожалеть, когда никто из ее близких даже не скрывал своего восторга. Ее мать всплакнула от счастья, а отец весь воскресный день ходил, улыбаясь до ушей, словно поседевший Чеширский кот. Эшли и сама была рада, но ей просто требовалось время, чтобы привыкнуть.

Стук повторился. Что ж, придется открыть. Вздохнув, она встала с кушетки и побрела к двери. Отпирая, Эшли уже настроилась придать себе приветливый вид, но так и застыла с разинутым ртом. На пороге стоял Джулиан.

Он вежливо спросил, можно ли войти. Не в силах что-либо ответить, Эшли молча посторонилась, пропуская его.

Закрыв дверь, она с остановившимся сердцем проследовала за ним в гостиную.

Войдя, Джулиан осмотрелся по сторонам. Да, давненько он здесь не был. Ничто не изменилось, что, впрочем, его не удивило. Он посмотрел на Эшли. В ее лице он прочитал, как ему показалось, не только смущение, но и гнев.

Ему стало не по себе. Он даже не знал, с чего начать, и некоторое время стоял в растерянности, переминаясь с ноги на ногу.

— Как ты? — спросил он наконец.

— Спасибо, все хорошо.

— Выглядишь чудесно.

Джулиан, похоже, не спешил заводить разговор.

— Приятная неожиданность, — сказала она наконец и кивком указала на стул:

— Может, присядешь?

— Неужто ты думала, что я никогда больше не приду?

— Я очень старалась не думать о тебе, Джулиан, — отрешенно сказала Эшли.

— Пожалуйста, сядь, — попросил он. — Мне тогда будет легче объяснить тебе причину моего прихода.

Эшли подошла к нему и села рядом.

Помолчав, Джулиан заговорил:

— В последнее время я много думал, Эш. Я так больше не могу.

Она молча смотрела на него.

Джулиан заговорил быстрее, его речь стала сбивчивой:

— Дело вовсе не в том, что я не люблю Бланш, нет, но… Словом, я ее не так люблю, то есть не совсем… Черт возьми, я просто сам не понимаю, что происходит, но одно знаю точно: так продолжаться больше не может. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Эш? — проговорил он, взяв ее за руку.

— Нет, — покачала головой Эшли, глядя на него расширенными глазами.

— Тогда я объясню тебе.

Эшли резко вырвала руку.

— Нет! — выкрикнула она, вскакивая. — Не говори!

Прошу тебя, не говори ничего!

Джулиан поспешно встал и обнял ее.

— Я тебя люблю, Эш, — сказал он.

Плечи Эшли задрожали, и Джулиан заметил, что она плачет. Обняв ее, он прижал ее к своей груди.

— Извини, я прекрасно понимаю, что должен был давно признаться тебе в этом. Просто тогда я еще не разобрался в своих чувствах. Теперь же… Ты сможешь простить меня, Эш?

Она дернулась, попытавшись высвободиться.

— Нет, не отворачивайся от меня, Эшли. Пожалуйста!

Я люблю тебя! Пожалуйста, скажи, что ты тоже меня любишь. Что еще не разлюбила. Скажи, что прощаешь меня.

Скажи, Эш, умоляю! — Его голос едва заметно дрогнул.

Но Эшли покачала головой:

— Не могу. — Ее голос звучал глухо. — Слишком поздно, Джулиан.

— Нет, Эшли, не поздно! Одно твое слово — и я отменю свадьбу. Мне нужна ты, Эшли! Я хочу тебя, я люблю тебя! Что еще я могу сказать, чтобы ты мне поверила?

— Я тебе верю, — произнесла она. — Но только прошу тебя — не говори больше ничего. Ты опоздал, Джулиан.

— Пожалуйста, не надо так! — взмолился он. — Все устроится, вот увидишь. Мы будем счастливы, Эш. Мы должны быть вместе. Я хочу жениться на тебе, Эш. И хочу прожить с тобой до конца своих дней.

— Нет, Джулиан, все зашло уже слишком далеко. Обстоятельства изменились.

— Ты хочешь сказать, что больше меня не любишь? — уязвление вскричал он.

— Нет, — покачала головой Эшли. — Но дело вовсе не в этом. Просто время ушло, Джулиан. Ты собираешься жениться на Бланш, а я… я выхожу замуж.

Побелев как полотно, он отпустил ее.

— Что ты сказала?

— Я возвращаюсь к Киту, — ответила Эшли.

— Кит! — Мой бывший муж.

— Да знаю, — досадливо отмахнулся Джулиан. — Но… неужели у тебя такая короткая память? Черт побери, он ведь никчемная личность. Запойный пьяница, бабник, все твое состояние в карты промотал…

— Все это в прошлом, — перебила она. Ее голос по-прежнему звучал глухо, почти безжизненно. — Он изменился и готов на все, лишь бы вернуться. И Алексу хорошо с отцом. Я хочу, чтобы у нас снова была семья.

— Но ведь это вовсе не так, — развел руками Джулиан. — Ты совершаешь страшную ошибку, Эшли. Неужели ты сама не понимаешь?

— Я больше ничего не понимаю, — сказала она отворачиваясь. — Но я уже дала слово Киту, и я сдержу его.

Джулиан схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.

— Нет, Эшли! Я тебе не позволю! Ты не имеешь права.

Ведь ты меня любишь, да? Скажи, ведь это так?

Эшли потупилась, избегая его взгляда. Джулиан взял ее за подбородок и легонько приподнял его.

— Скажи, что не любишь его, и я тебя отпущу.

Она снова не ответила.

— Вот видишь, — ласково зашептал он. — Взгляни же в глаза правде, Эш. Ты ведь любишь меня. Скажи, я хочу услышать это из твоих уст.

— Нет! — покачала головой Эшли. — Нет, не могу.

— Тогда скажи, что не любишь меня.

— Нет, Джулиан, я и этого не скажу. Но главное — никакими словами уже ничего не изменить. Ты должен жениться на Бланш, Джулиан. У тебя нет выхода. А я выйду за Кита.

— Да ты с ума сошла! Что это, по-твоему, соревнование по благотворительности? Ведь ты унижаешь Кита, выходишь замуж за человека, которого не любишь…

— А я вовсе не говорила, что не люблю его, — перебила его Эшли.

— Но ведь ты не можешь его любить! — убежденно сказал Джулиан. — Я это по глазам вижу. Ты его не любишь!

— Люблю, — упрямо возразила Эшли. — И выйду за него.

Джулиан схватил ее за плечи и встряхнул.

— Нет! — прорычал он. — Не бывать этому! Я этого не допущу. Ты должна выйти за меня!

В дверь постучали. Вырвавшись из рук Джулиана, Эшли бросилась открывать.

На пороге с огромным букетом стоял Кит; он улыбался до ушей.

Увидев белую как смерть Эшли, он выронил цветы.

— Что случилось, Эш? — вскричал он. — Что с тобой?

Эшли молча кивнула в сторону гостиной, и Кит, отстранив ее, едва ли не бегом кинулся туда. Увидев Джулиана, стоявшего возле дивана, он потемнел от гнева.

— Что ему здесь нужно? — резко спросил он Эшли, не сводя глаз с Джулиана.

— Ты сама ему скажешь? — обратился Джулиан к Эшли. — Или предоставишь это мне?

— Нам не о чем говорить, — отрезала Эшли.

Тогда Джулиан повернулся к Киту и вперил в него тяжелый взгляд.

— Я женюсь на ней. Кит. Извините и все прочее, но тут уж, как говорится, ничего не попишешь.

— Нет, прекрати!. — закричала Эшли.

Кит побелел.

— Это правда? — спросил он Эшли.

Она замотала головой:

— Нет, нет и еще раз нет! Я не пойду за тебя, Джулиан.

Это исключено. А ты должен жениться на Бланш.

— Но я ведь уже все тебе объяснил.

— Мне кажется, вам лучше уйти, — процедил Кит. Он весь напрягся и сжал кулаки.

— Послушайте, — обратился к нему Джулиан, — неужели вы сами не видите? Она любит меня, и я хочу на ней жениться. И она этого хочет. Не станете же вы удерживать ее силой, зная, что она любит другого? Что за жизнь вы устроите себе и ей?

— Откровенно говоря, — сухо сказал Кит, — это абсолютно не ваше дело. А теперь уходите! Больше я повторять не собираюсь.

— Эшли! — с горячностью заговорил Джулиан. — Да посмотри же правде в глаза! Не прячься хотя бы от самой себя.

— Замолчите! — приказал Кит. — Она не в состоянии выслушивать ваши поучения. Оставьте ее в покое!

— Я хочу, чтобы она мне ответила, — упрямо возразил Джулиан. — И я не уйду, пока не дождусь от нее ответа. Я знаю, что она меня любит. И она, и вы — мы все это знаем.

Скажи ему, Эшли. Скажи ему правду!

Кит молча ждал, но Эшли отвернулась и не увидела выражения мучительной боли в его глазах.

— Вам этого достаточно? — едко спросил Джулиан.

— Эш! — Кит попытался взять се за руки. — Значит, ты этого хочешь? Ты его вовсе не разлюбила, да? , Эшли замотала головой. В глазах ее стояли слезы.

— Не знаю, — пробормотала она. — Извини, Кит, я сама себя не понимаю. У меня просто голова идет кругом.

Пожалуйста, оставьте меня оба. Я хочу побыть одна. Мне нужно разобраться в себе. Пожалуйста, уйдите, оба.

— Я не могу оставить тебя в таком состоянии, — сказал Джулиан.

— Пожалуйста, Джулиан, — взмолилась она. — Прошу тебя. Мне это сейчас необходимо.

— Эш, я люблю тебя. И всегда буду любить тебя, что бы ни случилось, — сказал Кит. — И подумай про Алекса.

Подумай о том, как это на нем отразится.

— О, я знаю, знаю! Но я должна побыть одна. Прошу вас, уходите оба!

Заперев за мужчинами дверь, Эшли устало прислонилась к стене. Господи, что же теперь ей делать?

Ребенок опять заплакал, но Кейт это не огорчило. Напротив, она была довольна, что может взять малютку па руки, покачать и покормить, может даже поиграть с ней.

Ей было так одиноко, пока ребенок спал. Она сидела и неотрывно смотрела на крохотное сморщенное личико, игрушечные ручонки. Теперь же, раз девочка проснулась, нужно ее покормить.

Кейт посмотрела на часы. Да, малышка наверняка проголодалась. Заглянув на кухню и убедившись, что молоко греется, Кейт вернулась к колыбельке.

Едва она взяла младенца на руки, как тот тут же перестал плакать и затих. Крохотные голубые глазки открылись. Интересно, что он видит, подумала Кейт.

— Все хорошо, — зашептала она. — Мамочка с тобой.

Ты проголодалась? Да и пеленки, наверное, сменить пора, верно?

Малютка захныкала, и Кейт сунула свой палец в игрушечный кулачок. Ребенок тут же потянул палец в рот.

— О нет, — возразила Кейт. — Сначала переоденемся.

Не хочешь же ты лежать в мокром.

Она быстро поменяла пеленки, но ребенок опять захныкал. Теперь Кейт уже точно знала, что девочка проголодалась.

— Потерпи немножко, — проворковала она. — Сейчас поедим.

Она принесла из кухни бутылочку, и младенец приник к ней, громко чмокая.

— Ну надо же, как мы проголодались, — приговаривала Кейт. — Так ты у меня толстенькая вырастешь.

Глазенки закрылись, и маленький ротик жадно тянул молочко из соски.

Зазвонил телефон, и Кейт от неожиданности вздрогнула, но не двинулась с места. Телефон продолжал звонить.

Кто же звонит во время кормления? Однако телефон не умолкал, и Кейт, чертыхаясь про себя, взяла трубку.

— Кейт! — прозвенел взволнованный голос Элламарии. — Ты почему не подходишь? Я тебе весь день названиваю!

— Я выходила по делам, — соврала Кейт.

— Ну ладно, главное, я тебя застала. Как ты?

— Прекрасно.

— Что-то не похоже, — недоверчиво сказала Элламария. — Ты уверена, что у тебя все нормально? Может, мне приехать? Мне прислали фотографии из Шотландии. Ты там прехорошенькая получилась!

— Нет, нет, — поспешно ответила Кейт. — У меня все в порядке.

— Ты уверена, что справишься одна? — озабоченно спросила Элламария. — Какой-то у тебя странный голос.

— Странный? Нет, я просто чуть-чуть задумалась.

— О чем?

— Да так, ни о чем.

Немного помолчав, Элламария сказала:

— Ник про тебя спрашивал.

— Да?

— Интересовался, как у тебя дела.

— Передай ему, что все замечательно. Что лучше и быть не может.

— Он все ждет, когда ты ему позвонишь.

— Мне было очень некогда. Вот освобожусь немного и непременно позвоню.

Соска выпала, и ребенок захныкал.

— Ой, извини, я не могу больше разговаривать.

— Что это был за шум?

— Какой шум?

— Не знаю. А ты ничего не слышала?

— Нет, — отрезала Кент. — Извини, мне пора. — И повесила трубку.

Внезапное завершение разговора испугало Элламарию, и она несколько секунд озабоченно смотрела на трубку, прежде чем положить ее на место.

— Ну как она? — осведомился Боб, выходя из ванной.

— Сама не пойму, — призналась Элламария. — Странная какая-то. Рассеянная.

— Странная? — переспросил Боб.

— Ну да, — пожала плечами Элламария. — Будто она не одна. Может, еще раз позвонить ей?

— Я убежден, что ты напрасно волнуешься. Она уже пришла в себя.

— Да, возможно, — протянула Элламария, но по-прежнему казалась озабоченной.

— А когда придет Ник?

В дверь постучали.

— Это как раз он, — сказала Элламария. — Легок на помине.

И пошла открывать.

— Я вижу, твой поклонник по-прежнему щедр, — усмехнулся Ник, обводя взглядом заставленную цветами комнату.

— Как на похоронах, — пожаловался Боб. — Хоть бы у этого типа наконец перевелись деньги или иссякла страсть, а то я уже больше не могу. Ей-ей, чувствую себя покойником в гробу.

— Он просто ревнует, — засмеялась Элламария. — Я же тебе говорила. Боб, тоже дари мне цветы. Я не обижусь.

Все трое принялись оживленно обсуждать предстоящие съемки «Тристана и Изольды», и время пролетело незаметно. Вдруг Ник спохватился, что Боб и Элламария наверняка хотели бы побыть вдвоем, и, сославшись на неотложные дела, со смущенным видом поднялся.

— Вечером увидимся, — сказал он прощаясь. — Только один вопрос напоследок. Как Кейт? Как вы съездили?

Элламария опустила глаза.

— Что-то не так? — взволнованно спросил Ник.

— Сама не знаю. В воскресенье, когда мы вернулись, все было хорошо, но вот недавно, когда я звонила, она показалась мне какой-то странной. Пожалуй, я еще раз позвоню ей.

— Передай от меня привет.

— Хорошо. Послушай, я знаю, что ты откажешься, но, может, ты все-таки сам ей позвонишь? Я уверена, что это ей будет приятно. Да и встряхнуться ей немного не помещает.

Ник пожал плечами:

— Не уверен. Ладно, посмотрим.

 

Глава 22

Ник выехал на Кингз-роуд и влился в поток автомобилей. Проезжая мимо Невил-стрит, он неожиданно для себя включил сигнал левого поворота и свернул на нес.

Остановив машину перед большим домом, на втором этаже которого жила Кейт, он посмотрел на ее окна. Тихо, ни малейших признаков жизни.

Нажимая кнопку звонка, он нервничал, как школьник перед первым свиданием. Он сам терпеть не мог незваных гостей и поэтому уже был готов повернуться, чтобы уйти, когда из домофона послышался голос Кейт:

— Да, кто это?

— Ник, — сказал он. — Николае Гоу.

— О, Ник. Что вас сюда привело?

— Я проезжал мимо и подумал, не заглянуть ли к вам на минутку. Узнать, как ваши дела.

— У меня все хорошо, — сказала она, и домофон отключился.

Странно, подумал Ник. Такая грубость отнюдь не в характере Кент. Он ломал голову, не позвонить ли еще, когда дверь подъезда открылась и из нее вышел какой-то мужчина. Он кивнул Нику, а тот, кивнув в ответ, придержал дверь, не дав ей закрыться, и, не долго думая, вошел в подъезд.

С колотящимся сердцем он поднялся по ступенькам, но у квартиры Кейт остановился в нерешительности. А вдруг она не хочет его видеть? Но се голос звучал так странно, да и Элламария явно была встревожена. Что ж, попытка не пытка.

Он громко постучал в дверь и прислушался. Тишина.

Он постучал снова. Опять ни гугу. Но ведь он точно знал, что Кейт дома. Значит, она не хочет его видеть. Ник уже повернулся было, чтобы уйти, но что-то подтолкнуло его попытать счастья в последний раз.

Вновь ничего не услышав, он приложил ухо к двери.

Изнутри не доносилось ни звука.

— Кейт! — позвал он. — Кейт!

И вдруг дверь резко распахнулась и он увидел Кейт.

Было видно, что она раздражена и не намерена впустить его.

— В чем дело?

— Видите ли, — замялся Ник. — Я просто проезжал мимо, вот и подумал, не заскочить ли.

— Понимаю, — сказала Кейт. — Но, — она развела руками, — я сейчас занята.

— Извините, — с сокрушенным видом произнес Ник. — Я понимаю, что должен был позвонить.

— Ничего страшного, — улыбнулась Кейт. — Спасибо, что зашли.

— Ну что ж, я пойду, — вздохнул Ник. — Надеюсь, мы скоро увидимся.

— Да, — кивнула Кейт. — До свидания.

Раздосадованный, он повернулся, чтобы уйти, но вдруг явственно расслышал плач ребенка. В первое мгновение он подумал, что плач доносится сверху, но затем понял, что ошибается. Его подозрения подтвердило и внезапно побелевшее лицо Кейт, которая поспешно попыталась захлопнуть дверь. Ник машинально всунул ногу между дверью и косяком. Лицо Кейт исказилось.

— Впустите меня! — потребовал он.

— Нет! — В ее голосе прозвучали истеричные нотки.

— Я слышал детский плач!

— Не говорите глупости! — испуганно выкрикнула Кейт. — Это вам померещилось.

— Тогда впустите меня.

— Нет! Я же сказала, я занята. — Она снова попыталась захлопнуть дверь.

Ребенок плакал уже громче, надрывно и визгливо. У Ника не оставалось ни малейших сомнений в том, что плач доносится из квартиры Кейт. Он в упор посмотрел на нее — в глазах ее застыл страх.

— О Господи! — ужаснулся Ник. — Что вы натворили, Кейт? Немедленно впустите меня!

Преодолев ее сопротивление, он решительно протиснулся внутрь и быстро прошел в спальню. Хотя Ник уже был внутренне готов к худшему, все-таки увиденное потрясло его. На кровати заходился от крика младенец; красное личико совсем сморщилось, а пальцы сжались в крохотные кулачки. Кейт вошла следом и молча остановилась рядом.

— Чей он?

Кейт подхватила младенца на руки.

— Мой! — заявила она, прижимая малютку к груди. — Это девочка.

Ник закрыл глаза. Господи, что же теперь делать? Взглянув па Кейт, он увидел в ее глазах дикий, почти животный страх. Его сердце прониклось жалостью к ней.

— О, Кейт, но ведь она не может быть вашей.

Глаза Кейт увлажнились. В глубине души она и сама понимала, что малютка вовсе не ее дочь и что рано или поздно ей придется с ней расстаться. Но только не сейчас, хотя бы не так скоро.

Ник взял Кент за руку и увлек за собой в гостиную.

Малютка затихла, словно поняла, что дело касается ее. Ник осторожно усадил Кейт с младенцем на диван и пристроился рядом. Глаза Кейт застилали слезы. Это к лучшему, подумал Ник. Значит, она понимает, что поступила не правильно.

— Почему вы это сделали, Кейт?

Кейт уже открыла было рот, чтобы ответить, но он жестом остановил ее.

— Извините, это дурацкий вопрос. Я и сам знаю почему. Скажите только — когда?

— Сегодня утром.

— Где?

— Я не помню.

Девочка снова заплакала.

— Она хочет есть, — сказала Кейт.

— Дайте я ее подержу, а вы пока приготовьте ей молоко или хоть что-нибудь, — сказал Ник. — Как вы собирались ее выкормить?

— У меня есть бутылочка с соской, сегодня утром купила. И пеленки. Я о ней очень забочусь.

Ник улыбнулся:

— Не сомневаюсь. — Он протянул руки, чтобы взять ребенка, но Кейт не отдала.

— Не бойтесь, — сказал Ник. — Я ее не обижу.

В его глазах было столько понимания и доброты, что Кейт не стала упираться и протянула ему малютку. Сама же отправилась на кухню, чтобы разогреть еще молока. Ник качал девочку на руках. Его мучили противоречивые чувства. Нужно было срочно принять какое-то решение. Он взглянул на часы. Через час ему следовало уже быть в театре.

Кейт вернулась и, забрав у него девочку, начала кормить ее. Ник не стал спрашивать, что у нее за молоко — он и сам толком не знал, чем кормят таких крошек. Но одно он знал твердо: ребенка надо срочно вернуть матери.

— Кейт, вы понимаете, что должны отдать девочку? мягко спросил он.

Кейт не ответила, полностью сосредоточившись на кормлении.

— Вы это понимаете? — настойчиво спросил он.

Она кивнула.

— Наверное, нужно сообщить в полицию.

Кейт пришла в ужас.

— Нет, не надо! — воскликнула она. — Только не это!

— А что делать? Нужно ведь найти настоящих родителей.

— Я знаю, — глухо промолвила Кейт. — Я ведь вовсе не собиралась оставлять ее у себя. Я просто хотела немножко побыть с ней. Совсем немножко. Мне просто нужно было подержать се на руках, почувствовать ее. Я просто не могла иначе, Ник, поверьте мне! — И она разрыдалась.

— Я понимаю, — сказал он, обнимая ее. — Вы испытали ужасное потрясение.

— Что вы собираетесь делать? — спросила она сквозь слезы.

— Сам еще не знаю. Что-нибудь придумаем. — Он снова посмотрел на часы. Бросить Кейт в таком состоянии он не мог. — Я позвоню в театр. Пусть меня заменят.

Кейт метнула на него недоуменный взгляд.

— У каждого актера есть дублер, — пояснил он. — Я не могу оставить вас одну.

— Да, — кивнула она. — Не уходите.

Ник позвонил в театр; по счастью. Боба разыскали.

— Я тут у одного приятеля, — уклончиво пояснил Ник. — Боюсь, что не успею на спектакль.

— Как это? — изумился Боб.

— Здесь кое-что случилось, — ответил Ник. — Надо выручать человека. Вы успеете меня заменить?

— Я даже понятия не имею, где ваш дублер! — возмутился Боб. — Как-то не похоже на вас, Ник. Тем более что днем я вас видел — все было нормально.

— Да, это верно, — поспешно согласился Ник. — Вы совершенно правы. Но вы скажите Элламарии — она в курсе.

— Элламарии? — озадаченно переспросил Боб. — Господи, а она-то тут при чем?

— Мы с ней об этом говорили. Передайте ей, что я выполнил то, о чем она просила. Кейт! — прошептал он.

— Вы сказали — Кейт? А что с ней?

— Да, верно, — в отчаянии сказал Ник. — Надеюсь, спектакль не сорвется.

— У нее все в порядке?

— Нет, — ответил Ник, вздохнув с облегчением.

— А что случилось?

Ник промолчал.

— Она рядом с вами?

— Да.

— О дьявол! — в сердцах сплюнул Боб. — Но что стряслось, черт побери? Может, найти Элламарию?

— Нет, пока не стоит. Я дам вам знать.

— Позвоните как можно скорее.

— Хорошо, спасибо, — сказал Ник. — Завтра увидимся. Спасибо. До свидания.

Положив трубку, он увидел, что Кейт внимательно смотрит на него.

— Вы разговаривали с Бобом? — спросила она.

Он кивнул и в отчаянии поскреб затылок. Что же делать? Усевшись на диван, он заметил, что малышка уснула.

— Что же нам делать? — спросил он уже вслух, словно обращаясь к спящему младенцу.

— Не знаю, — просто ответила Кейт.

— Расскажите мне все с самого начала.

Кейт глубоко вздохнула, потом вдруг всхлипнула и порывисто схватила Ника за руку.

— Господи, Ник, если бы вы только знали, что я пережила! — срывающимся голосом заговорила она. — Вся моя жизнь после выхода из больницы была сплошным кошмарным сном. Я так тосковала по своему неродившемуся ребенку, что была готова руки на себя наложить. Я знала, что никогда не прощу себе того, что сделала…

Она запнулась и снова всхлипнула. Ник обнял ее за плечи и легонько прижал к себе.

— И днем, и ночью я не переставала мечтать о ребенке, — продолжала она. — Хотелось держать его на руках, кормить, ласкать. Мне безумно хотелось отдать ему всю свою материнскую любовь. А в ушах все время стоял плач убиенного младенца, которому так и не довелось хоть на мгновение взглянуть на свет Божий.

Ник сочувственно покачал головой. Что он мог сказать?

— А вчера папочка сказал мне, что в один прекрасный день у нас с ним появится ребенок, которого мы будем любить и воспитывать вдвоем. Только он и я. И тогда уже никто нас больше не обидит.

Ник посмотрел на нее с нескрываемым изумлением.

Странные слова для отца!

— Вот я и подумала: зачем ждать долго, если рано или поздно этот день все равно наступит? Но вот только почему-то сейчас, когда я держу ее на руках и прижимаю крохотное тельце к своей груди, мне вовсе не легче. Даже наоборот, стало хуже. Я знаю: если мне придется с ней расстаться, я умру. Я хочу, чтобы она осталась со мной. Я уже привязалась к ней всем сердцем, люблю ее, как будто она и правда моя!

Ник с трудом проглотил внезапно возникший в горле комок.

— Вы уже решили, что делать дальше? — спросил он охрипшим голосом.

— Я хотела сказать папе, что ребенок, о котором он тоже мечтал, уже у нас появился. Я думала, что он обрадуется. Но теперь я поняла, что ошиблась. Я уже порывалась отнести малышку обратно, но всякий раз меня что-то удерживало. Вдобавок я никак не могла вспомнить, где ее нашла. Как будто все это было во сне.

— Боюсь, Кейт, что нам все-таки придется уведомить полицию, — сказал Ник. — Иного выхода я не вижу. — Заметив, что Кейт напряглась, он быстро продолжил:

— Настоящие родители уже наверняка разыскивают ее и сходят с ума от горя.

— Но ведь я не причинила ей никакого зла, — возразила Кейт.

— Я знаю, — кивнул Ник. — Но им-то это неизвестно.

Они знают только, что малютка пропала. Вы должны обязательно вернуть ее им, Кейт. Представьте хоть на миг, как убивается сейчас ее родная мать.

Кейт посмотрела на спящую девочку.

— Разрешите мне позвонить в полицию, — предложил Ник. — Прямо сейчас. Пожалуйста.

— А что они со мной сделают?

— Не знаю. Но они наверняка отнесутся к вам с сочувствием. Ничего плохого вам не будет. Обещаю.

— А в тюрьму меня не посадят?

— Нет, конечно. Возможно, только зададут несколько вопросов, а потом отпустят.

Говоря, Ник пристально смотрел на Кейт. Она выглядела такой хрупкой и беззащитной, прижимая к себе крохотное тельце, что от жалости у него разрывалось сердце.

— Ну так что? — тихо спросил он. — Я позвоню?

Кейт вымученно улыбнулась.

— Но вы хоть не уйдете? — спросила она. — Не бросите меня одну?

— Нет, конечно, — пообещал Ник.

Вслед за полицейскими примчались и родители девочки.

Мать казалась почерневшей от горя, и Ник проникся к ней искренним сочувствием. Женщина, сержант полиции, допрашивала Кейт в спальне, а на долю Ника выпало все остальное. Это оказалось даже труднее, чем он ожидал, тем более что поначалу речь даже шла о том, чтобы взять Кейт под стражу.

Наконец родителей и девочку отвезли на «скорой помощи» в больницу, а Ник, пока продолжался допрос, приготовил полицейским кофе и чай. Наконец полицейская матрона вышла из спальни. Кивнув коллегам, она сказала, что должна переговорить с Ником с глазу на глаз.

— К сожалению, такие случаи сейчас не редкость, — сказала она. — И они, пожалуй, самые трагичные. Эта женщина больна и нуждается в помощи. Вы ее муж?

«;» — Нет, — покачал головой Ник. — Друг.

— Вы можете сегодня остаться с ней?

Он молча кивнул.

— Очень хорошо. Боюсь, однако, что мы с ней еще не закончили. Завтра утром мы снова приедем. Позвоните ее врачу, возможно, он знает, как ей помочь. Но в любом случае ее нельзя оставлять одну.

— Понятно, — сказал Ник. — А… что ее ждет?

— Я пока не знаю. Это будет зависеть от решения нашего психиатра. Впрочем, я уверена, что он примет во внимание все тяготы, которые выпали на ее долю, поэтому не волнуйтесь, надеюсь, что все обойдется.

— Но ее не отправят на принудительное лечение?

— Это опять же будет зависеть от вердикта врачей. Лично мне кажется, что лечение только пошло бы ей на пользу. Ей нельзя оставаться одной. Ее нужно окружить любовью и теплом, в противном случае ей не стать прежней. Случившееся совершенно раздавило ее, уничтожило как личность.

Странные нотки в ее голосе заставили Ника приподнять голову.

— Отец ребенка не я, — сказал он.

В глазах женщины мелькнуло облегчение.

— Значит, вы не Джоэль?

— Нет.

— Слава Богу, — с чувством произнесла она. — А где он сейчас?

— Не знаю, да и знать не хочу. Послушайте, если я пообещаю не оставлять ее одну ни на минуту, это может повлиять на их решение? Тогда ее не увезут?

— Вполне возможно. А родственники у нее есть?

Ник кивнул.

— А им обязательно знать об этом? — спросил он.

— А что, есть сложности? — в свою очередь, спросила полицейская матрона.

— Пожалуй, да, — сказал Ник. — Я не могу вам все объяснить, но уверен: Кейт будет лучше, если они пока ни о чем не узнают.

— Что ж, я не возражаю. Вам виднее. Только не забудьте — утром мы снова приедем.

— Хорошо.

Проводив полицейских. Ник прошел в спальню. Кейт спала. Он поправил сползшую на ее лицо прядь волос. Кейт шевельнулась, но не проснулась.

На следующий день Кейт снова поместили в больницу.

Скорее всего ненадолго, заверил Ника врач, просто так для нее будет лучше.

Ник поехал с ней вместе и сидел у ее постели, пока Кейт не заснула. Даже во сне она какое-то время держала его за руку, словно боялась, что он уйдет. Наконец, убедившись, что Кейт крепко спит, Ник отправился искать телефон. Он обещал Элламарии, что при первой же возможности позвонит.

Звонок Ника разбудил Элламарию, но она нисколько не рассердилась. Ник рассказал ей, что Кейт спит, но, по мнению врачей, худшее для нее уже позади.

А вот отцу Кейт Ник звонить не стал. Он сам не мог объяснить почему, но при одной лишь мысли о мистере Кэллоуэе у него во рту возникало неприятное ощущение.

Вернувшись в палату Кейт, он уселся в кресло и даже сам не заметил, как уснул.

Когда он открыл глаза, Кейт сидела в постели и ела суп. Заметив, что Ник проснулся, она улыбнулась.

— Как вы себя чувствуете, Кейт? — спросил он.

— Голова немного тяжелая, — сказала она. — А в остальном — все хорошо.

Он поднялся и, подойдя к ее кровати, присел на краешек.

— Вы помните что-нибудь о вчерашнем?

Она кивнула:

— Да, я помню все, хотя случившееся порой кажется мне дурным сном. Жаль только, что это и в самом деле не сон. Мне страшно неловко перед вами за то, что я втянула вас в эту историю. Я просто ума не приложу, что на меня нашло. Что толкнуло на этот безрассудный шаг. Но только поверьте — я бы скорее умерла, чем причинила зло ребенку. — На ее глаза навернулись слезы.

— Не казните себя, Кейт. Вы ни в чем не виноваты.

Просто на какое-то время вы утратили контроль над собой, вот и все. Но теперь все в порядке.

Кейт улыбнулась:

— Спасибо, Ник. Спасибо за все, что вы для меня сделали.

— Не за что, — с теплотой в голосе ответил он.

— А папа знает, что я здесь? — спросила Кейт.

— Нет, — ответил Ник, избегая ее взгляда.

— А вы ему не позвонили?

— Нет, я не хотел лишний раз его тревожить, ему и так несладко. Попозже позвоню.

— Что ж, возможно, так и лучше, — рассудила Кейт.

— Врач сказал, что завтра вас отпустят домой, но вам нельзя оставаться одной.

— Раз так, то я, пожалуй, поеду в Суррей к родителям.

Ник кивнул. Он, конечно, рад бы был предложить ей пожить у нее, в ее лондонской квартире, но Кейт была еще не готова к такому повороту событий. Ничего, он подождет.

Правда, при мысли, что Кейт будет жить под опекой отца, ему стало не по себе, но он заставил себя не думать об этом.

Дверь палаты открылась, и вошла медсестра. Она взяла тарелку и, приветливо улыбнувшись Кейт, осведомилась о ее самочувствии.

— Могу я поговорить с вами наедине? — спросила медсестра.

Ник кивнул и уже хотел было выйти, чтобы оставить их, когда вдруг понял: сестра обращалась к нему.

Кейт посмотрела на них с легким удивлением, но сестра была уже в дверях. Ник пожал плечами и вышел следом за ней.

— Сюда, пожалуйста, — позвала сестра, и он направился за ней по коридору.

В самом конце длинного коридора она остановилась и, открыв небольшую дверь, жестом предложила Нику пройти внутрь.

Он вошел и с изумлением увидел, что у окна стоит Дженнин.

— Джен! Что вы здесь делаете?

— Я хотела навестить Кейт.

— Тогда почему вы не заходите в палату?

Дженнин пристально посмотрела ему в глаза.

— А вы ничего не знаете? — спросила она. — Кейт ничего вам не рассказала?

— О чем?

— Мы с ней рассорились насмерть, — вздохнула Дженнин. — В тот самый вечер, когда она покончила с Джоэлем.

— Но почему? — изумился Ник. — Из-за чего?

Дженнин предложила ему сесть, а сама устроилась напротив. Ее рассказ занял всего несколько минут, и в конце Дженнин так расплакалась, что Нику пришлось ее успокаивать.

— Теперь понимаете? — произнесла она, всхлипывая. — Это я во всем виновата.

— Ничего подобного! — возмутился Ник. — Вам абсолютно не в чем себя винить. Тут вообще нет ничьей вины.

Кроме, конечно, Джоэля Мартина. — Чуть помолчав, он спросил с легким недоумением в голосе:

— Но почему тогда вы сюда приехали?

— Я должна повидать Кейт, — сказала Дженнин. — Хоть краешком глаза взглянуть на нес. И я не стану ее винить, если она на меня раскричится. Просто я хочу ее видеть — и все. Вы понимаете меня, Ник?

Они прошли по коридору, но перед дверью палаты Кейт приостановились. Дженнин в нерешительности замялась, потом сказала:

— Может быть, вы сначала предупредите ее?

— Пожалуйста, — согласился Ник. — Но вы оставайтесь здесь. Не вздумайте удрать.

Дженнин улыбнулась:

— Не сбегу, обещаю.

Кейт лежала на подушках с закрытыми глазами, но, услышав скрип двери, приподняла голову. Увидев Ника, она улыбнулась.

— К вам гость, — сказал он.

— Да? Кто?

— Ваша подруга. Дженнин.

Глаза Кейт испуганно расширились.

— Она бы очень хотела что-то вам сказать. Можно ей войти?

Кейт ничего не ответила, но не сводила глаз с двери.

Боже, как ей недоставало Дженнин в последнее время! Ей так хотелось поговорить с подругой по душам, поверить ей свои тайны. Дженнин умная и сильная, она посоветовала бы ей, как быть. Однако после всех гадостей, что она ей наговорила, Дженнин никогда ее не простит.

Ник подошел к двери и открыл ее. Дженнин робко жалась у стены. Он ободряюще улыбнулся:

— Заходите!

— А вы?

— Я подожду в коридоре.

Пропустив Дженнин в палату, он вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

Дженнин остановилась у порога и с замиранием сердца уставилась на Кейт. Та лежала в постели и тоже разглядывала Дженнин во все глаза.

Вдруг Дженнин всхлипнула.

— О, Кейт! — вскрикнула она и, подбежав к подруге, заключила ее в объятия.

Кейт тоже разрыдалась.

— О, Джон! — срывающимся голосом выдавила она. — Как же мне без тебя плохо!

Дженнин прижала ее к своей груди.

— Прости меня, Кейт! Прости, родная!

— И ты меня прости! — всхлипывала Кейт. — За все, что я тебе наговорила! Я готова была потом язык себе отрезать.

— Успокойся, — утешала ее Дженнин. — Главное, теперь мы снова вместе. Остальное не важно.

 

Глава 23

Мистер Уинстон откинулся на спинку стула. Эшли с мольбой смотрела на него. Последние сутки она провела в беспрерывных терзаниях, но все попытки принять какое-то решение были тщетны.

Старик был ее последней надеждой.

Он взял стакан и покачал головой.

— Непростое это дело, — сказал он. — Совсем непростое.

— Я понимаю.

— И времени на размышление кот наплакал.

Эшли снова кивнула, не сводя глаз с его изборожденного морщинами лица, такого доброго и понимающего.

— Вы и в самом деле любите их обоих?

Эшли горько усмехнулась:

— В данную минуту я даже не уверена, что люблю хоть одного из них.

— Тогда ответ для меня ясен.

Эшли выжидательно посмотрела на него.

— Не выходите ни за кого. Пока решение само не созреет. Джулиан должен решать за себя сам, — проговорил мистер Уинстон. — Он не может, да и не имеет права перекладывать ответственность на ваши плечи. Если он не хочет жениться на Бланш, то это его личное дело. Видите ли, милая, фортуна переменчива. В конце концов все всегда образуется.

— До чего же жаль, что она не помогает мне сделать выбор сейчас, — вздохнула Эшли.

— Кто знает, возможно, она и пытается вам что-то подсказать, — задумчиво произнес мистер Уинстон. — Но вы сбиты с толку, растеряны и потому не в состоянии это воспринять.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась Эшли.

— То, что сказал. Вполне вероятно, что в глубине души ответ у вас уже созрел, но вы боитесь себе в этом признаться.

Эшли грустно покачала головой.

— Сейчас мне хочется лишь одного: уехать отсюда как можно дальше.

— Тогда, может быть, это и есть тот самый ответ, — загадочно улыбнулся старик — Кит, например, безусловно дождется вас. Ему спешить некуда. A вот Джулиан, как я уже говорил, должен принять решение сам. Пока же он, похоже, готов заключить двойную сделку.

— Двойную сделку? — недоуменно переспросила Эшли — Ну да, — улыбнулся старик. — Чтобы при любом исходе не только не прогадать, но и остаться в выигрыше.

Он ведь не отменил помолвку с Бланш?

— Нет.

— Вот видите, значит, я прав. Если вы ему откажете, то он женится на Бланш. В любом случае он не останется один.

— Да, мне это в голову не приходило, — призналась Эшли. — А что вы мне посоветуете?

— Вам решать. Впрочем, вовсе не обязательно прямо сейчас. Ведь будь Джулиан свободен, все бы выглядело совершенно иначе.

Эшли призадумалась.

— Да, наверное, — сказала она наконец. — Но ведь он не свободен.

— Нет. Поэтому он должен либо порвать с Бланш и ждать вашего решения…

— Либо?

— Либо, так или иначе, он сделает несчастными сразу четверых. Джулиан производит впечатление человека, который предпочитает играть наверняка. И он никогда не выступит на стороне команды, которая может проиграть.

— Да, я как-то об этом не задумывалась, — сокрушенно призналась Эшли — Возможно, он просто не давал повода, — предположил мистер Уинстон. — Люди ведь познаются в беде. На мой взгляд, для вас было бы лучше куда-нибудь уехать.

Если есть возможность, конечно.

— Взять отпуск?

— Хотя бы, — кивнул старик. — Но в ваших интересах было бы уехать на более долгий срок.

Эшли задумалась, и вдруг до нее пошло, что именно имел в виду мистер Уинстон. Он был первым, кто осмелился высказать это вслух.

— Вы имеете в виду…

Он улыбнулся:

— Да.

До сих пор она лишь мечтала об этом, хотя, возможно, именно здесь и таился ответ на все ее вопросы. Уехать. На год или на два. Нужно непременно это обдумать.

На следующее утро Эшли позвонила Джулиану.

— Я бы хотела с тобой поговорить.

— Ты что-то решила? — В его голосе прозвучало замешательство. — Ты дома?

— Да.

— Хорошо, я буду через час.

Она с облегчением повесила трубку. Всю ночь она не смыкала глаз, но зато сейчас, впервые за последние месяцы, чувствовала себя сильной. Эшли про себя вновь и вновь благодарила престарелого мистера Уинстона, вдохнувшего в нее новую жизнь.

Она изучающе посмотрелась в зеркало. Да, теперь она станет жить, как сама захочет. Никому не позволит вертеть собой, словно марионеткой. Прощайте, вечные слезы и муки, прощай, слабая, нерешительная женщина, о которую вытирают ноги. И — здравствуй, настоящая Эшли, железная и стойкая! Она расхохоталась. Да, она снова стала собой. Женщиной особой закваски, или «классной штучкой», как называла таких женщин Дженнин. Еще никогда она не ощущала такого прилива сил.

Час промелькнул почти незаметно, и вскоре Джулиан уже постучал в дверь. Его взгляд был настороженным, словно он предчувствовал, что услышит совсем не то, что ему бы хотелось.

— Присаживайся, — кивнула она, собирая с дивана газеты.

Джулиан молча сел.

— Ну что ж, — начала Эшли, облизнув губы. Вопреки ожиданиям ее сердце бешено колотилось. — Я приняла решение.

Джулиан криво усмехнулся:

— Я уже заранее чувствую, что мне это не понравится.

— Да, — кивнула Эшли. — Наверное. Однако мне нужна твоя помощь, и я на нес рассчитываю.

— Я ничего не обещаю.

— Я и не требую от тебя никаких обещаний, Джулиан.

Пока, во всяком случае. — Она глубоко вздохнула и продолжила:

— Я хочу занять пост вице-президента нью-йоркского отделения компании «Фрезер и Нелмс».

У Джулиана отвалилась челюсть, а глаза чуть не вылезли из орбит. Наконец он пробормотал:

— Но, Эшли, подумай сама: я прошу тебя стать моей женой, а ты говоришь, что хочешь уехать в Нью-Йорк. Ты в своем уме?

— Да, и это единственно правильное решение, Джулиан. Извини, я понимаю, что ты ожидал от меня другого ответа, но для меня это единственный выход.

— Господи, но… Нью-Йорк! Так резко все поменять…

— Ты мне давно уже обещал это повышение, поэтому все, чего я прошу, — это перевести меня в Нью-Йорк. Если хочешь мне помочь, то ты это устроишь. Если нет, то… что ж, тогда мне придется придумать что-то другое. Но я верю, что ты мне не откажешь. Не так ли?

Джулиан судорожно сглотнул.

— Не знаю, — ответил он. — Честно говоря, вчера, когда я приезжал к тебе, я не рассчитывал на такой прием.

Я надеялся, что ты меня по-прежнему любишь. Я был уверен, что ты согласишься за меня выйти. Теперь же… я просто тебя не понимаю. Я теряюсь в догадках — что на тебя нашло?

Эшли улыбнулась.

— Обстоятельства вынуждают людей меняться, Джулиан, — сказала она и пожалела, что мистер Уинстон ее не слышит.

Джулиан встал и принялся нервно мерить шагами комнату.

— Послушай, Эшли, но ведь ты сама знаешь — это не ответ. Ты просто сбегаешь. И я не могу попять, что толкнуло тебя на этот шаг, если ты любишь… одного из нас.

Она почувствовала досаду. Вновь он думает лишь о себе.

— А я не понимаю, почему ты так со мной обращаешься. Вторгся в мою жизнь за четыре дня до свадьбы и заявил, что любишь меня. Что мне достаточно лишь слово сказать, и ты отменишь свадьбу и женишься на мне. И что, по-твоему, мне оставалось делать, Джулиан? Пасть перед тобой ниц и расцеловать пыль у твоих ног? Или свалиться в твои объятия и, стеная от благодарности, клясться тебе в вечной любви? Нет, милый, жизнь не такая простая штука.

Ты глубоко ранил меня перед самым Рождеством. Интересно, тогда ты обо мне думал?

— Ты сама знаешь, что да, — вспыхнул Джулиан.

— Нет, — покачала головой Эшли. — Не знаю. Ты просто ушел из моей жизни, не собираясь когда-либо в нее вернуться.

— Ты взяла с меня слово никогда тебе не звонить.

— О, Джулиан! — вздохнула она. — Влюбленные всегда нарушают данные обещания. Это не оправдание.

— Послушай, — сказал он, присаживаясь рядом с пей. — Хочешь, я покончу с Бланш? Раз и навсегда. Прямо сейчас, при тебе. Позвоню ей и скажу, что между нами все кончено. Я не могу тебя терять, Эшли. Мне невыносимо даже подумать об этом. Я люблю тебя! Да, согласен, я слишком долго шел к этому выводу, но зато теперь я в этом твердо убедился. Ну, что скажешь? Позвонить ей? Тогда ты откажешься от своей сумасбродной затеи?

— Оставь эту ерунду, Джулиан! — презрительно скривилась Эшли. — Ты прекрасно знаешь, что все твои разговоры о разрыве с Бланш не более чем блеф. Что же до моей сумасбродной затеи, как ты выразился, то я уже приняла окончательное решение. Я хочу поехать в Нью-Йорк — и чем скорее, тем лучше.

— А как же Алекс? Ты о нем подумала?

— Да. С сентября он идет в закрытую школу с полным пансионом. На каникулы будет прилетать в Нью-Йорк, да и я буду при первой же возможности навещать его. И еще — если ты не против, то «мерседес» я продам, а на эти деньги смогу начать новую жизнь в Нью-Йорке. Свою лондонскую квартиру я пока сдам — желающих хоть отбавляй.

— Что ж, я вижу, ты и правда все продумала, — криво усмехнулся Джулиан.

— Да.

— Скажи мне еще одно, Эшли. Я понимаю — сейчас уже ничего не изменишь, но… все же хотелось бы знать.

Ты еще любишь меня? Хоть немного.

Эшли посмотрела на него: глаза Джулиана были опечалены. Она уже пожалела, что была столь резка с ним. Все-таки как ни крути, но он хоть на словах был готов ради нее пожертвовать многим, а она обошлась с ним так жестоко.

— Возможен ли хоть какой-нибудь вариант, при котором ты изменишь свое решение?

Эшли покачала головой:

— Нет, Джулиан. Даже не пытайся, прошу тебя.

Его лицо вытянулось от огорчения. Эшли, преисполнившись жалости, взяла бывшего любовника за руку.

— Извини, Джулиан, я не хотела причинить тебе боль.

Правда.

— Я знаю, — глухо произнес он.

Эшли встала. , — Но мне все-таки хотелось бы знать, могу ли я рассчитывать на твою помощь?

Джулиан грустно усмехнулся.

— Конечно, по всем правилам я должен тебе отказать, — сказал он. — Просить, нет, требовать должность вице-президента, да еще не где-нибудь, а в самом Нью-Йорке! — Он сокрушенно покачал головой. — Там ведь совсем другой мир, Эш. Ты хоть это понимаешь?

— Я готова рискнуть, Джулиан.

— А как же Конрад? Ты подумала, как он к этому отнесется?

— Он наглый, чванливый, самоуверенный, тщеславный и развязный хам, но я постараюсь не обращать внимания на его дурные манеры. Но эта должность как раз по мне, Джулиан, и ты сам это знаешь. И если ты на моей стороне, то сумеешь убедить в этом Конрада.

— Я вовсе не стремлюсь его убеждать.

Эшли нахмурилась:

— Мне казалось, что мы с тобой уже обо всем договорились.

Джулиан вздохнул, но ничего не сказал.

— Так ты поможешь мне или нет?

Посмотрев на нее, он поневоле восхитился: глаза Эшли метали молнии, тонкие ноздри раздувались.

— Да, — сказал он. — Если ты так решила, то я сделаю все, что от меня зависит.

— Спасибо, Джулиан, — сказал она и в знак признательности обняла его. — Может, теперь выпьем кофе?

— С удовольствием.

Когда Эшли вернулась в гостиную с подносом, на котором стояли кофейные чашки, мысли Джулиана унеслись к тому памятному вечеру (теперь ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность), когда он навсегда ушел из ее жизни. Отверг ее любовь, ее жизнь, которую Эшли положила к его ногам, и ушел не оглядываясь. И вот теперь они снова сидят здесь вдвоем, попивая кофе. С той лишь разницей, что теперь уже Эшли отвергла его любовь. И собиралась уйти из его жизни.

Господи, какую же ошибку он тогда допустил! Каким он был глупцом! Но теперь поздно, потерянного не вернуть. Ему оставалось только принять ее решение и смириться с ним, как бы тяжело это ни было.

Когда она проводила его до двери, он вдруг повернулся и порывисто обнял се.

— Я всегда буду любить тебя, Эш. Мне будет недоставать тебя.

С этими словами он отпустил ее и, круто развернувшись, ушел.

— Джулиан!

Он обернулся.

— Так ты женишься на Бланш?

Долгое время он молча смотрел на нее с непроницаемым лицом. Затем кивнул — еле заметно — и ушел.

Теперь ей оставалось только поговорить с Китом.

— Эшли, умоляю, не делай этого! Пожалуйста!

— Я должна. Кит. Мне просто необходимо вырваться отсюда, я здесь задыхаюсь.

— Я все для тебя сделаю, Эш. Буду приходить только по уик-эндам. Не уезжай! Я слишком долго ждал тебя, чтобы потерять снова. Неужели ты сама не понимаешь? Я не могу без тебя жить. Ты для меня все. Я люблю тебя, я люблю тебя!

— Я тоже тебя люблю, Кит. Но только этого недостаточно. Понимаешь?

— Так ты скажи! — всплеснул руками Кит. — Ради тебя я готов на все. Прошу тебя, Эшли! Умоляю!

— Не надо, Кит. Не проси меня. Я уезжаю, я уже решила.

— А как же будет с теми, кого ты здесь бросаешь? С твоими родителями? С Алексом? Ты о нем подумала? Неужели тебе безразлично, каким вырастет твой сын?

— Сам знаешь, что нет, — раздраженно ответила Эшли. — Я люблю его больше всех на свете. Но попытайся понять меня. Кит, у меня нет другого выхода. Будь Алекс постарше, он бы наверняка меня понял.

— Но он еще ребенок! — вскричал Кит. — Ему нужна мать. Здесь, в Лондоне! Он должен ее видеть, разговаривать с ней…

— Перестань, Кит! — воскликнула она. — Я уже обсудила все это с родителями — они твердят то же самое. И тем не менее они согласны, что я решила правильно. И Алекс уже знает, что я уезжаю.

— Как, ты сказала Алексу? Даже прежде, чем мне?

Эшли молча кивнула.

— По-твоему, я не должен был узнать об этом первый?

— Нет, — покачала головой Эшли. — Извини, Кит, но Алекс для меня — главное.

— Тогда ты выбрала странный способ подтвердить это.

— Я понимаю, о чем ты думаешь, но что за мать я бы была, выйди я замуж только ради него?

— О чем ты говоришь, Эшли? Ведь я — его родной отец.

— Я понимаю, но если ребенок живет с родителями, они должны по-настоящему любить друг друга.

— Так ведь я об этом и говорю! — развел руками Кит. — Я же люблю тебя, Эшли.

— Но я не люблю тебя.

Увидев почерневшее лицо Кита, Эшли пожалела о сказанном.

— Извини, — поспешно сказала она. — Я не то имела в виду. Я просто хотела сказать, что не люблю тебя так, как ты меня. Я бы очень хотела, чтобы было по-другому, но пока не получается. А притворяться я не хочу и не могу.

— Наверное, Джулиан так тебя настроил, — процедил Кит. Его кулаки невольно сжались.

— Нет, конечно. Ему сейчас ничуть не легче, чем тебе.

— Тогда зачем ты все это устраиваешь?

— Кит, я это делаю ради самой себя. В кои-то веки я хочу поступить так, как мне нужно, понимаешь?

Кит взял Эшли за руку и заглянул ей в глаза.

— Господи, Эш, что же мне делать? Я не могу без тебя.

Ты просто не представляешь, как я тебя люблю. Не поступай со мной так, Эш. Пожалуйста! Не бросай меня.

На мгновение в сердце Эшли закрался страх — она вспомнила, как Кит угрожал ей, когда она впервые заявила, что подает на развод. Он грозил, что увезет Алекса и ;г — .спрячет в таком месте, где его никогда не найдут. Теперь же Кит совсем почернел от горя и не таясь плакал. Она обняла его, и их слезы смешались.

Наконец Кит приподнял голову и посмотрел на нее. В его глазах застыло такое отчаяние, что сердце Эшли оборвалось.

— Когда ты уезжаешь?

— Еще не знаю, — ответила она. — Скоро.

— Есть хоть крохотный шанс, что твоя затея сорвется?

— Не думаю. Джулиан уже поговорил с Конрадом, и маховик завертелся, — А что станет с Джулианом?

— С Джулианом? — изумилась она, посмотрев на часы. — В эти минуты он сочетается браком с Бланш.

— Я просто готов его убить. Если бы не он, ничего бы этого не случилось.

— Не говори так, — сказала Эшли, целуя его в щеку. — Кто знает, как сложилась бы тогда моя судьба.

Она встала, но Кит не отпускал ее руку.

— Я никогда не перестану любить тебя, Эш, — сказал он. — И, как бы ни сложилась твоя судьба, я всегда буду любить тебя больше всех на свете. Я буду ждать тебя. И непременно дождусь, я уверен.

Эшли кивнула. Добавить к сказанному ей было нечего.

 

Глава 24

Линда остановилась прямо посреди деревенской улицы, чтобы проверить свой список. Так, сорочки Боба она из прачечной взяла. Ей осталось заглянуть к мяснику, а напоследок — у нее защемило сердце — в аптеку.

Десять минут спустя, покончив с делами, Линда уселась в свой автомобиль и покатила домой. В аптеке она побывала. Белый бумажный пакетик лежал на соседнем сиденье; при виде его у нее в горле зашевелился привычный уже комок. Сегодня утром, день в день, пришли ее месячные. Да, она приняла решение забеременеть, но вот судьба, похоже, распоряжалась иначе. Линда почувствовала, что ее охватывает гнев. Кто дал право этой слепой злодейке вмешиваться в ее жизнь? Что она вообще знает?

Попробовала бы сама заманить в постель мужа, чьи помыслы полностью заняты другой женщиной.

Завтра приедет Боб. Очередной уик-энд напряженного молчания и изысканных манер. Интересно, знает ли эта женщина — кто бы она ни была, — во что превратилась их жизнь? Изо дня в день притворяться, что все в порядке, несмотря на то что земля грозила вот-вот разверзнуться и поглотить их драгоценную и хрупкую повседневность.

А теперь еще и месячные. Это означало, что ни сегодня, ни завтра они не лягут с Бобом в постель. Линда даже не знала, рада она этому или нет. Спросит ли Боб, в чем дело? В прошлый раз, когда она уехала на уик-энд, он даже не поинтересовался, где она была. Правда, она оставила ему записку, но тем не менее мог бы хоть спросить…

Войдя в дом, Линда увидела, что Милли ворошит кипу театральных программок.

— Что с ними делать, мэм?

— Я отнесу их наверх, — сказала Линда улыбаясь. Вчера она весь вечер разглядывала эти красочные картинки, всколыхнувшие в памяти столько воспоминаний. Только программка «Двенадцатой ночи» осталась нетронутой.

— Кто-нибудь мне звонил? — спросила Линда.

— Ах да, — спохватилась Милли. — Мистер Мак-Элфри.

Линда изумленно обернулась.

— И что он сказал?

— Он просто хотел напомнить, чтобы вы взяли его рубашки из прачечной, — сказала Милли и включила пылесос.

Линда унесла программки наверх, в свою спальню. Вот она, «Двенадцатая ночь». Линда прикоснулась к ней с такой опаской, словно трогала отравленное яблоко. Ее так и подмывало развернуть программку, но Линда знала, что тогда неминуемо увидит фотографию своей соперницы.

Повертев программку в руках, она отложила ее и погляделась в зеркало. Давно вынашиваемое в голове решение созрело окончательно. Да, она пойдет на «Двенадцатую ночь» и посмотрит па нее живьем. Бобу ничего не скажет — вдруг он попробует ее отговорить? Просто незаметно проскользнет в зрительный зал и увидит все своими глазами.

Линда плохо представляла, как поступит потом. Она предпочитала решать проблемы последовательно, по мере их возникновения.

Поймав уголком глаза жест ассистента режиссера, Дженнин посмотрела прямо в камеру и лучезарно улыбнулась.

— На сегодня это все, — сказала она. — На следующей неделе смотрите нашу программу в это же время. В числе наших гостей будет герцогиня Вестминстерская.

До свидания.

Усевшись за свой стол в офисе, Дженнин вставила в пишущую машинку лист бумаги. Ей предстояло подготовить комментарий к завтрашнему монтажу.

— Дженнин, можно тебя на минутку?

Дженнин удивленно подняла голову. Билл, высунув голову из двери кабинета, пристально смотрел на нее.

— Конечно, — сказала она, вставая.

Когда Дженнин вошла в кабинет, Билл уже сидел за столом. Увидев, что главный редактор настроен серьезно, она плотно прикрыла за собой дверь.

— Присаживайся, — Предложил он, кивком указывая на стул.

Зачем же он се вызвал? Дженнин терялась в догадках.

Она не знала, что Вики рассказала Биллу тогда, несколько недель назад. Да и сам Билл никогда не возвращался к тому случаю и не задавал ей никаких вопросов. Возможно, сейчас речь пойдет об этом? Дженнин уселась на стул, закинула ногу на ногу и выжидательно посмотрела на Билла. Но тот погрузился в разложенные на столе бумаги и несколько минут даже не поднимал глаз. Дженнин стало не по себе.

Наконец Билл посмотрел на нее. Лицо у него было приятное. Дженнин обожала своего шефа. Она познакомилась с ним почти сразу по приезде в Лондон, девять лет назад. Билл тогда взял ее под свое крылышко и помог сделать карьеру.

— Ну что, Джен, — спросил он, — как дела?

— Прекрасно, — улыбнулась она. — Все замечательно.

— Я очень рад, — сказал Билл, его голос прозвучал искренне. — А что нового у твоей подруги Кейт?

— Я вчера ее видела. Она сейчас в Суррее, отдыхает.

Билл понимающе кивнул.

И вдруг Дженнин похолодела: неужели Билл хочет, чтобы она пригласила Кейт в свою передачу и взяла у нее интервью? Чтобы та рассказала про весь ужас, что выпал на ее долю? Нет, только не это! Дженнин и без того терпеть не могла заставлять людей рассказывать перед камерой о личных трагедиях, а тут речь шла о ее ближайшей подруге…

Но, к ее облегчению, Билл сказал:

— Что ж, я рад, что вы помирились, — и больше не вспоминал о Кейт.

Дженнин начала успокаиваться.

— Скажи, Джен, больше тебя ничего не беспокоит?

Она отвернулась и посмотрела в сторону. Она и сама знала, что выглядит не лучшим образом, что под глазами, несмотря на макияж, темнеют круги. Но о Мэттью она ему не расскажет, нет. Этой тайной она поделилась только с Вики, но даже Вики с тех пор ни разу не заговаривала с ней об этом. Как Дженнин ни старалась и ни боролась с собой, вычеркнуть Мэттью из своей жизни ей никак не удавалось. Он по-прежнему приходил к ней и, угрожая разоблачением, тянул из нее деньги, и Дженнин ничего не оставалось, как платить. Она лишь молилась, чтобы его алчность не возросла — тогда ей деваться будет некуда…

Из оцепенения ее вывел голос Билла:

— Ты мне не ответила, Джен.

Дженнин улыбнулась:

— Нет, Билл, в остальном у меня все хорошо. Но вы спрашиваете таким отеческим тоном, что я поневоле начинаю об этом сожалеть. Когда у меня будут неприятности, я непременно приду, чтобы поплакаться вам в жилетку.

— Прекрасно, — расплылся Билл. — Именно это я и надеялся услышать.

— Я могу идти? — спросила Дженнин.

— Нет. Есть еще кое-что. То, из-за чего я, собственно говоря, и пригласил тебя.

Душа Дженнин ушла в пятки.

— Да? — спросила она упавшим голосом.

— Чего испугалась? — рассмеялся он. — Вот я о чем. — Он взял со стола и показал ей какие-то бумаги.

— Что это?

— Это заявка на разработку новой программы, которую ты подала мне два месяца назад.

Дженнин изумленно вскинула брови.

— Вот уж не думала не гадала, что вы про нее вспомните, — сказала она. — Я уже была уверена, что она канула в Лету.

— Представь себе, нет, — улыбнулся Билл. — Все это время она пролежала на моем столе.

— И что вы об этом думаете?

— Твоя идея мне нравится, — сказал Билл, откладывая бумаги в сторону. — Даже очень. Единственный ее недостаток — она не для нашей передачи. Однако ребятам сверху она тоже пришлась по душе.

— Вы показали им мою заявку?

— Да, — ответил Билл. — Более того, я уже провел предварительные переговоры.

— Что же вы раньше мне ничего не сказали?

Билл многозначительно приподнял одну бровь.

— Понимаю, — кивнула Дженнин. — Непонятные проблемы, неуравновешенность и все такое, да?

— Примерно, — признался Билл. — Но в последнее время мне показалось, что ты уже пришла в себя, вот я и решил, что час пробил. Сейчас мы готовим заявку на финансирование новой программы, и, надеюсь, нам удастся ее пробить.

— Вы меня не разыгрываете?

— Нет, я не шучу. Правда, они просят доделать кое-какие мелочи, а заодно прикинуть, во что все это может вылиться. В смысле затрат.

— Понятно, — кивнула Дженнин. — Когда все это нужно?

— Как можно скорее. Ребята этой команды умеют быстро выколачивать нужные деньги, в этом им не откажешь.

В остальном, правда, звезд с неба они не хватают.

Дженнин улыбнулась:

— Это займет по меньшей мере недели две. Мне нужно поговорить со многими людьми.

— Что ж, — промолвил Билл. — Будем надеяться на успех.

Проводив ее взглядом, Билл откинулся на спинку кресла и задумался. Правильно ли он поступил? Да, идея Дженнин прекрасная. Лучшее, с чем он сталкивался за все годы работы. Однако поведение самой Дженнин в последние полгода его серьезно беспокоило. Да, верно, с недавних пор она снова стала напоминать себя прежнюю, но что-то ее тревожило, в этом он был уверен. Причем чувствовал, что Дженнин сама никогда ему не откроется. Ребята наверху пришли в полный восторг, прочитав заявку, но, узнав, от кого она исходит, скорчили кислые рожи. Дали понять Биллу, что он несет за Дженнин личную ответственность. В свою очередь, Биллу ничего не оставалось, как положиться на Дженнин и уповать на лучшее.

Вернувшись вечером домой, Дженнин не могла скрыть своей радости. Пальто полетело в одну Сторону, сумочка — в другую.

Давно она не чувствовала себя такой окрыленной. Ей не терпелось побыстрее приступить к работе над новым проектом.

Влетев в гостиную, она была настолько погружена в свои мысли, что даже не заметила Вики, которая сидела на диване.

— Привет!

Подскочив от неожиданности, Дженнин чуть не выронила из рук вечернюю газету.

— Вики! Что ты здесь делаешь?

— Я просто хотела кое-что купить в Кенсингтоне, вот и решила заскочить, — пояснила Вики. — Просто так, на всякий случай.

— А ты долго ждала?

— Откровенно говоря, да, — призналась Вики. — Поначалу, правда, я не собиралась этого делать, но потом кое-что изменилось, и я решила тебя дождаться.

— Надеюсь, ничего не случилось? — озабоченно осведомилась Дженнин.

— Когда я пришла, тебя уже ждали.

Кровь отлила от лица Дженнин. По одному лишь тону Вики было понятно, о ком идет речь.

— Я его сразу узнала, — добавила Вики.

— Где он сейчас?

— Ушел, как только я сказала, что тоже жду тебя.

Дженнин горько усмехнулась:

— Вообще-то не в характере Мэттью пасовать перед трудностями.

— Я сказала, что ты ждешь гостей, — пояснила Вики. — Похоже, его это смутило.

— Спасибо, — с чувством сказала Дженнин и тут же нахмурилась. — Но ведь он только вчера приходил. Какого черта его опять принесло?

— Это он тебе скажет, — сочувственно произнесла Вики. — А что, твой бывший благоверный часто тебя посещает?

— Увы, да.

— Не угомонился, значит?

Дженнин кивнула с унылым видом.

— Слушай, Джон, ты не считаешь, что этому пора положить конец? Не может же это продолжаться вечно.

— К сожалению, все не так просто. Он никогда не оставит меня в покое, это как пить дать.

— Он тебе угрожает?

— Постоянно!

— Я имела в виду, угрожает ли физической расправой? — поправилась Вики.

— Случается, — призналась Дженнин. — Особенно раньше. Однако, если я держусь паинькой и сразу выдаю ему требуемую сумму, он уходит довольно быстро. Должно быть, теперь, когда он поселил у себя эту юную потаскушку Мэгги, она ему готовит, и он больше не требует, чтобы я его кормила.

— А почему бы тебе не обратиться в полицию? — вдруг спросила Вики.

Дженнин возмущенно всплеснула руками.

— Ты что, издеваешься надо мной? Представляешь, какой визг поднимут газетчики? Я не могу допустить, чтобы меня смешали с грязью. А Мэттью ни перед чем не остановится, я его знаю.

— То есть ты считаешь, что урезонить его невозможно? Но ведь так тоже не может продолжаться. Он лишил тебя всех жизненных радостей. Денег, свободы, душевного комфорта. Нет, Джен, от него нужно избавиться.

Дженнин криво усмехнулась:

— Такого только серебряная пуля возьмет.

Вики расхохоталась:

— А что, недурная мысль. — Она посерьезнела. — Нет, убийство, конечно, исключается. Тем не менее его нужно каким-то образом остановить. Но вот как?

— Что без толку обсуждать, — махнула рукой Дженнин. — Будь уверена, был бы какой-нибудь способ, я бы его нашла. — Она грустно усмехнулась. — Один раз, правда, мне это почти удалось, но ты меня остановила. Нет, Мэттью Бордели будет сосать из меня кровь ровно столько, сколько ему заблагорассудится. Мне же остается только смириться со своей участью.

— Может, мне с ним поговорить?

— Он тебя и слушать не станет, не говоря уж о том, что мне не хотелось бы подвергать тебя риску. Он скверный тип, способный почти на все.

— Забавно, но на вид он кажется довольно приятным.

Симпатичный, улыбающийся. Трудно даже поверить, что он такой отпетый мерзавец и шантажист.

— Тем не менее это так, поверь мне, — вздохнула Дженнин. — А внешность бывает обманчива. Ни к кому, пожалуй, это не относится в такой степени, как к нему.

— Ты как хочешь, но я этого так не оставлю, — решительно заявила Вики. — Должен же быть какой-то выход, просто мы еще не нашли его.

Дженнин заметно переполошилась.

— Послушай, я ведь, кроме тебя, ни с кем об этом не разговаривала. Даже с лучшими подругами.

Вики улыбнулась:

— Не волнуйся, я не проболтаюсь — это останется между нами. Можно в честь этого хлебнуть еще немного виски?

— Пожалуйста.

Наполняя стакан Вики, Дженнин уже пожалела, что посвятила ее в свою тайну. Впрочем, вспомнив, что Вики спасла ей жизнь, поняла, что в тех обстоятельствах не могла поступить иначе. Вдруг она встряхнулась. И что это на нее нашло? Ведь они помирились с Кейт, а сегодня еще и Билл порадовал ее, обнадежив и буквально возродив к жизни.

— Между прочим, у меня сегодня есть что отметить, — объявила она.

— Тогда это меняет дело, — сухо заметила Вики.

Дженнин звонко расхохоталась. Выслушав ее рассказ, Вики пришла в такой восторг, что тут же предложила сводить Дженнин в ресторан за свой счет.

— Что ж, гулять так гулять, — согласилась Дженнин. — Только в таком виде я выйти не могу, — добавила она, придирчиво осмотрев себя в зеркало. — Я должна переодеться и привести себя в порядок.

 

Глава 25

Эшли и оглянуться не успела, как очутилась в Нью-Йорке, а ведь с того дня, как она обратилась к Джулиану с просьбой о помощи, не прошло и месяца. И вот она, окрыленная, уже любовалась Манхэттеном. Душа Эшли пела; ей хотелось плясать от восторга. Нью-Йорк покорил ее. Зажигательный ритм жизни, радостная суета, частью которой она, Эшли Мейн, «классная штучка», уже себя ощущала. Более того — и это самое поразительное, — она чувствовала себя настоящей американкой, прирожденной жительницей Большого Яблока. На самом же деле, чтобы стать ею, Эшли оставался всего один шаг — подыскать подходящее жилье.

Пока же она снимала помер в небольшом, в британском духе отеле в Ист-Сайде, персонал которого балдел от ее очаровательного английского выговора.

Поначалу Эшли опасалась, что будет страдать от одиночества. Возможно, это бы и случилось, будь у нее больше свободного времени. На деле же вышло так, что всего через пять дней после переезда в Нью-Йорк Эшли уже работала на Мэдисон-авеню, причем даже за эти пять дней она успела совершить автобусную экскурсию по городу, побывала в музеях, картинных галереях, познакомилась с главными достопримечательностями.

Несколько раз она звонила домой, но мать так нервничала из-за высокой стоимости международных переговоров, что живо сворачивала беседу. Дважды ей звонила Дженнин, и еще раз — Элламария с Бобом. Особенно ее порадовал звонок Элламарии: в последние дни перед отъездом Эшли актриса казалась немного не в себе, и Эшли уже всерьез опасалась, что между ней и Бобом пробежала черная кошка. Однако по телефону голос Элламарии звучал весело, да и Боб то и дело вырывал у нее трубку, чтобы вставить пару слов. Эшли с облегчением решила, что их отношения наладились. А вот Кейт не просто ей позвонила, по возвращении в отель Эшли ожидали букет цветов и бутылка шампанского с запиской: «С любовью — от Кейт и Ника». Почему-то, подумав о Кейт с Ником, Эшли испытала легкий укол ностальгии. Впрочем, по большому счету она была скорее опечалена тем, что любимых подруг нет рядом и они не могут разделить-с ней радости ее новой жизни.

Уже утром в пятницу, едва успев прилететь, Эшли зашла в здание на Мэдисон-авеню, где располагался офис компании «Фрезер и Нелмс». Встретила ее подтянутая и па удивление приятная женщина средних лет по имени Йэн.

Эшли уже знала, что она — ее секретарша.

Позже, уже познакомив Эшли с руководителями всех отделов, Йэн провела ее в офис Конрада, где представила его секретаршу — Кэндис. Девушка понравилась Эшли с первого взгляда, и, как ей показалось, симпатия была обоюдной. По словам Кэндис, Конрад был в отъезде до самого конца месяца.

В глубине души Эшли порадовалась отсутствию Конрада: никаких иллюзий по поводу их предстоящей встречи она не питала. Было и без того ясно, что заморская сотрудница, к тому же навязанная ему Джулианом, подействует на него как красная тряпка на быка.

В понедельник в половине девятого утра, придя на работу, Эшли приступила к исполнению своих новых обязанностей. С первых же минут она с удовлетворением убедилась, что для нес уже все подготовлено. Расторопность сотрудников, и особенно Йэн, просто впечатляла. В десять утра Эшли собрала в своем закутке руководителей отделов и, проведя короткое совещание, была приятно удивлена. Вместо ожидаемых предвзятости, настороженности и даже скрытой враждебности она встретилась с искренней заинтересованностью и желанием помочь. Эшли быстро поняла — они поладят.

Когда настало время ленча, Кэндис повела Эшли в ресторан, где за едой рассказала ей, кто есть кто. О Конраде Эшли не спрашивала, хотя и была крайне удивлена, когда Кэндис несколько раз упомянула о нем с необыкновенной теплотой в голосе. На ее взгляд, люди могли питать к Конраду Фрезеру любые чувства, кроме добрых.

Первые две недели промелькнули почти незаметно.

Эшли была так занята, что времени ни на что не оставалось. Дни были заполнены деловыми встречами, которые начинались уже за завтраком, продолжались весь день и иногда даже за полночь в каком-нибудь клубе или ресторане.

Месяц промелькнул как один день. Эшли не успела и оглянуться, как вернулся Конрад. Ей не терпелось поскорее отмучиться, поэтому она с трепетом ожидала вызова, буквально сидя на иголках. Однако время шло, пролетела неделя, а Конрад так и не вызвал ее. А потом снова исчез.

Эшли было не по себе. Такое отношение означало только одно: Конрад по-прежнему не мог ей простить насильственно навязанного ему решения. Ну и черт с ним, подумала она. Она уже здесь, и ему остается только смириться с этим.

Уже пятая неделя работы Эшли на новом месте подходила к концу, когда Конрад наконец соизволил ее вызвать.

Когда Эшли вошла в огромный кабинет босса, Конрад сидел за столом и разговаривал по телефону. Увидев ее, он молча показал глазами на кресло, не прерывая беседы. Эшли прикрыла за собой дверь, прошла к окну и остановилась, разглядывая крохотные фигурки людей далеко внизу.

Наконец Конрад закончил и, положив трубку, развернулся на вращающемся кресле к ней лицом.

Эшли тут же захотелось отвесить ему оплеуху — на губах Конрада играла все та же мерзкая полуулыбка, с которой он в свое время разглядывал ее в Лондоне. Эшли сразу поняла, что эта их встреча, как и все последующие, наверняка будет носить характер продолжения прежней холодной войны.

— Итак, Эштон, — ухмыльнулся он, — вы уже здесь.

Ноздри Эшли гневно раздулись.

— Ли, — процедила она.

— Ли? — Он недоуменно посмотрел на лежавший перед ним лист бумаги. — Мне казалось, ваша фамилия — Мейн.

— Совершенно верно. А зовут меня Эш-ли! Эшли.

— Прошу прощения, — скривился он. — Присядьте, я хочу с вами поговорить.

Едва Эшли уселась в кресло, как вошла Кэндис с подносом в руках. Поставив его на стол, Кэндис незаметно подмигнула Эшли.

Конрад разлил кофе по чашкам.

— Что-то я не видел вас на свадьбе Джулиана, — сказал он, подавая ей наполненную чашку.

Эшли, поблагодарив, взяла кофе.

— Меня там не было, — холодно ответила она, не желая поддаваться на подначку.

— Понятно, — кивнул он. — А как вам здесь?

— Очень хорошо, — ответила Эшли, довольная, что он сменил тему. — Люди замечательные, работать с ними одно удовольствие. Сама не ожидала, что так быстро вольюсь в новый коллектив.

— Да, ребята у нас неплохие. Правда, текучесть кадров довольно высокая. Не то что у вас в Лондоне.

— Почему же, во многих наших агентствах люди тоже подолгу не задерживаются.

— Да, но только не во «Фрезере и Нелмсе».

— Это так, — подтвердила Эшли. — Джулиан очень привязан к своим сотрудникам.

— Однако вы выпорхнули из гнезда, — фыркнул Конрад.

— Но ведь я по-прежнему работаю в том же агентстве, — возразила Эшли.

— Да, верно, — согласился он. — Кстати, примите поздравления по поводу столь быстрого повышения.

Эшли вспыхнула, но, не найдясь что ответить, промолчала.

— Впрочем, — продолжил Конрад, — Джулиан уверяет, что вы настоящее сокровище. Надеюсь, вы меня не разочаруете. Я привык доверять мнению Джулиана.

— Прежде чем ему доверять, я бы посоветовала вам самому посмотреть, какова я в деле, — съязвила Эшли.

— О, я уже в курсе, — спокойно ответил Конрад. — Хотя меня здесь и не было, вы все время находились под надежным присмотром. Я оставил здесь недреманное око, и мне сообщают обо всех ваших достижениях. Надеюсь, вам будет приятно узнать, что я вами весьма доволен. Постарайтесь и дальше продолжать в том же духе.

Его развязный и насмешливый тон выводил Эшли из себя, и она утешалась лишь надеждой, что их встречи не будут частыми.

— Вы уже подобрали себе жилье?

— Как, неужели вам об этом не донесли? — не удержалась Эшли.

Конрад нахмурился, но в следующую минуту его взгляд прояснился.

— Так подобрали или нет? — переспросил он.

— Нет, — сказала Эшли, чувствуя, что краснеет. — Пока я живу в отеле. Йэн пытается присмотреть для меня то, что нужно.

Конрад кивнул. Обмен любезностями был закончен, и он приступил к делу. Быстро обрисовал ей общую картину, ознакомил со стратегией бизнеса, рассказал о ежемесячных собраниях руководства компании, которые проводил у себя. Время от времени Эшли ловила на себе его дерзкий, пронзительный взгляд и всякий раз чувствовала, как ее щеки заливаются румянцем. Когда наконец полчаса спустя в дверь постучали и вошла Кэндис, Эшли была так рада, что испытание закончилось и можно уйти, что, вставая, неловким движением опрокинула кофейную чашечку, к счастью, уже пустую. Конрад озадаченно посмотрел на нее, и Эшли заметила в его глазах любопытство.

— Я уверен, что теперь мы будем встречаться чаще, — сказал Конрад, провожая Эшли к двери. — Сегодня же я просто хотел с вами поздороваться; Пожелать, так сказать, удачно обосноваться в Нью-Йорке.

— Спасибо, — удивленно поблагодарила Эшли. Ей показалось, что Конрад говорит вполне серьезно.

— А как ваша личная жизнь? — внезапно Спросил он. — Надеюсь, вы не скучаете?

— Нисколько, благодарю вас, — отрезала Эшли.

— Я попрошу Кэндис подготовить для вас список лучших бассейнов, — добавил Конрад, пристально глядя на Эшли. — Помнится, вы любите поплескаться в воде.

Эшли вздрогнула и почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Не найдя, что сказать, Эшли улыбнулась и быстрыми шагами вышла в приемную.

Не зажигая на лестнице света, Элламария решительно поднялась по ступенькам, отомкнула дверь и вошла. Затем ворвалась на кухню и выбросила принесенный с собой букет цветов в ведро. Громко чертыхаясь, ома налила себе полный стакан коньяка. Ее глаза горели. Она была готова рвать и метать. Сегодня они в последний раз сыграли «Двенадцатую ночь», после чего вся труппа разбрелась по ресторанам праздновать это событие. Вся, кроме нее и Боба.

И Элламария даже не представляла, куда он запропастился, что, впрочем, учитывая ярость, которую она испытывала, было для него и лучше.

Боб обещал, что по окончании спектакля заедет за ней.

Морин Вудли со змеиной улыбочкой ей поведала, что после спектакля видела Боба, однако не знает, куда он делся.

Элламария позвонила секретарше Боба, но та только подтвердила, что никаких других встреч у мистера Мак-Элфри на этот вечер не назначено. Впрочем, не будь Элламария столь разгневанна, она бы заметила, что тон у секретарши виноватый. Если он и впрямь был в театре, как утверждает Вудли, то куда подевался? И почему не дождался ее? И ведь они не ссорились, напротив, почти весь день провели в постели.

Почти час она прождала за кулисами, пока наконец Ник, который согласился составить ей компанию, не сказал, что ему уже пора. Он должен был заехать за Кейт.

Прождав Боба еще полчаса и убедившись, что он не появится и вечер безвозвратно погиб, Элламария вскочила в такси и поехала к себе.

Дома она первым делом позвонила Бобу. Но телефон молчал — впрочем, иного Элламария и не ожидала. Повесив трубку, она призадумалась. Что делать? Ложиться спать бесполезно — она знала, что все равно не сомкнет глаз. Да и пялиться в телевизор тоже без толку — сосредоточиться она ни на чем не сможет. Почитать? Нет, тоже исключено.

В конце концов Элламария подошла к бару и налила себе выпить.

Часа два она сидела на диване, опустошая один стакан за другим, и, по мере того как гнев ее стихал, она все сильнее себя жалела. За что он се так наказывает? Неужто не мог хотя бы позвонить? Наконец, устав от переживаний, она отправилась спать.

Шел уже третий час ночи, когда стук в дверь выдернул ее из тяжелого хмельного сна. Элламария протянула руку, чтобы разбудить Боба, но, прикоснувшись к холодной подушке, сообразила, что его нет рядом, и открыла глаза. Недовольно вздохнув, она сползла с постели, набросила халат, зажгла ночник и посмотрела на часы. В дверь снова постучали. Уже нетерпеливо. И Элламария крикнула, что идет.

Зажигать электричество в прихожей она не стала, при свете ночника она различала, куда идет.

Стук послышался вновь.

— Иду, иду! — громко проворчала она раздражаясь. — Уже открываю.

Она отомкнула дверь.

— Я спала и не…

Элламария даже не успела увидеть, кто перед ней стоит, как от резкого толчка отлетела к стене прихожей. Она хотела закричать, но чья-то твердая рука зажала ей рот. В следующий миг дверь захлопнулась, а незнакомец, обхватив Элламарию сзади, начал грубыми пинками и тычками заталкивать ее в спальню. Еще один толчок, и она полетела на кровать. Повернулась, привстала и, охваченная ужасом, попыталась взглянуть на незваного ночного гостя. Увидев на его лице маску, она похолодела.

Незнакомец прикрыл за собой дверь спальни и остановился у кровати. Несмотря на то что маска скрывала почти все его лицо, Элламария почему-то поняла, что он улыбается. А в следующее мгновение ее мозг пронзила страшная догадка — актриса вдруг ясно поняла, что ее ждет.

Откинувшись на подушки, она, запинаясь, пробормотала:

— Что… что вам нужно?

— Привет, Элламария, — услышала она чуть насмешливый голос, Господи, откуда он знает, как ее зовут?

Таинственный незнакомец уже вплотную приблизился к кровати, и вдруг Элламария ощутила прилив сил. Она быстро скатилась с кровати и встала, но ночного гостя это не остановило, и он в два прыжка оказался рядом с ней.

Когда его руки коснулись ее волос, Элламария сжалась и отпрянула.

— Не надо, прошу вас, — взмолилась она, прекрасно понимая, что это бесполезно. — Кто вы? Что вам от меня нужно?

— Мне нужны вы, Элламария. — Его голос звучал вкрадчиво. — Разве вы этого еще не поняли?

Он возвышался в каких-то дюймах от нее. Элламария подняла на него глаза, и се горло сжалось от страха. Господи, каким огромным и пугающим казался его плечистый силуэт в тусклом свете ночника… Ночник! Элламария покосилась на столик и не долго думая схватила ночник. Однако незнакомец оказался проворнее и резко ударил ее ребром ладони по руке. Вскрикнув от боли, Элламария выронила лампу.

— Ах, как нехорошо, — укоризненно покачал головой налетчик.

Сердце Элламарии колотилось так гулко, что она едва расслышала слова незнакомца. Ее колени предательски дрожали. Прислонясь к стене, она медленно сползла на пол, наблюдая словно завороженная, как колени в черных брюках приближаются к ее лицу. Она затаила дыхание. Вдруг сильные пальцы грубо схватили ее запястье и стиснули.

— Вставай! — процедил он.

Элламария подняла на него охваченные ужасом глаза и медленно покачала головой.

— Ложись, — хрипло приказал незнакомец, кивая в сторону кровати.

Элламария вцепилась в отвороты халата.

— Нет!

Опустив глаза, она увидела, как его рука нырнула в карман, затем снова появилась, уже с ножом. Элламария попыталась крикнуть, но скованные леденящим ужасом голосовые связки не повиновались ей. Она снова сползла на пол, смахнув по пути со столика разные склянки и баночки.

И вдруг Элламария разрыдалась.

— Не надо, — бормотала она сквозь душившие ее слезы. — Умоляю вас, не трогайте меня! Пощадите!

— Я не сделаю тебе ничего дурного, — пообещал он, словно удивленный ее словами. — Давай ложись!

Элламария, парализованная от страха, не шелохнулась.

Тогда незнакомец нажал какую-то кнопку, и из ножа со щелчком выскочило длинное, устрашающего вида лезвие.

Он приставил острие к горлу Элламарии.

— Ложись!

Элламария присела на край кровати. Незнакомец, не выпуская из руки ножа, толкнул ее на подушки. Затем склонился над ней и провел пальцами по ее лицу, затем по нежной шее. Ее ноздри уловили зловонное дыхание из-под маски. Полы ее халата распахнулись — должно быть, он перерезал пояс ножом.

Элламария всхлипнула, а незнакомец пожирал взглядом ее обнажившиеся прелести. Затем он лег рядом с ней, а кончик лезвия снова уперся ей в горло. Обхватив руками ее нагое тело под халатом, мужчина притянул ее к себе.

— Я не сделаю тебе ничего дурного, Элламария, — прошептал он. — Я буду с тобой нежен. Только и ты будь нежна со мной.

Элламария поспешно замотала головой.

— Оставьте меня! — хрипло выкрикнула она. — Я ничего не хочу. Пожалуйста, не трогайте меня.

— Ну-ка дай мне свою руку.

Элламария попыталась было спрятать обе руки за спину, но незнакомец схватил ее за правое запястье и притиснул ее сжатый кулак к своему гульфику.

— Чувствуешь? — горделиво спросил он. — Это все тебе, Элламария! Видишь, какой славный подарок я тебе припас? — Он провел лезвием по ее груди, легонько поцарапав нежную кожу возле соска. — Отвечай!

— Да, — всхлипнула Элламария. — Да!

Он вдруг размахнулся и наотмашь ударил ее по лицу.

Элламария вскрикнула, а мужчина грубо сжал ей губы.

Последующее за этим насилие и унижение были столь чудовищны, что Элламария поймала себя на мысли, что уж лучше бы негодяй ее зарезал. Его домогательства были гнусны и грязны, а извращенная фантазия не знала границ; снова и снова он терзал ее измученное тело, нашептывая на ухо мерзкие слова.

Наконец насильник насытился. Бессвязно лопоча, он опустился на сбитые простыни; из-под маски градом катился пот. Элламария лежала неподвижно, сознавая лишь одно: нож, вывалившийся из его обессилевшей руки, лежит на полу возле кровати. Если бы ей удалось до него дотянуться, она не колеблясь убила бы подонка. Тот по-прежнему сопел рядом, весь еще во власти только что испытанного наслаждения. Да, надо попытаться, другой возможности не будет.

Элламария уже протянула руку, как вдруг, к ее ужасу, мужчина зашевелился и, внезапно заключив ее в объятия, попытался поцеловать в губы. Вне себя от отвращения, Элламария укусила его. Мужчина отпрянул, изрыгнув проклятие, и свирепо уставился на нее. И тут Элламария впервые увидела его глаза в узкой прорези маски. Господи; это он! Ужасный страх сдавил ее сердце ледяными пальцами. Это были те холодные белесые глаза, что, не отрываясь, следили за ней на той незабываемой вечеринке у Роберта Блэкуэлла. Да, это он, Адонис, сомнений нет. Его ужасные глаза будут преследовать ее до гробовой доски.

Приподнявшись на локтях, он посмотрел на нее. К горлу Элламарии подкатила горечь. Ей хотелось лишь одного — умереть.

Адонис встал с кровати и начал одеваться.

— Я ведь тебе обещал, что дождусь своего часа, — сказал он. — Но мне надоело ждать.

Наконец хлопнула входная дверь. Он ушел.

Медленно, дрожа всем телом, Элламария привстала и свесила ноги на пол. Все ее тело болело, двигаться было мучительно. Опустив глаза, Элламария увидела на бедрах кровь; простыни тоже были окровавлены. Она хотела сорвать опоганенные простыни, но руки отяжелели и отказывались повиноваться. Слезы ручьем полились из ее глаз; словно подстреленное животное, Элламария с жалобным хныканьем поползла в ванную и, пустив горячую воду, наполнила ванну. Намылив жесткую мочалку, она принялась с остервенением скрести свое тело, но по-прежнему ощущала его липкие руки и мерзкое орудие насилия не только всей кожей, но и нутром. Элламарии казалось, что, не сумев отмыться, она останется опоганенной навсегда.

Наконец она вышла из ванны и, закутавшись в полотенце, распахнула дверцы аптечки. Не решаясь посмотреть на себя в зеркало, нашла аспирин. С трудом проковыляла на кухню и налила воды в стакан. Передвигаться было мучительно. Добравшись до дивана в гостиной, она обессиленно рухнула на подушки.

Она вытрясла на ладонь несколько таблеток аспирина и запила их водой. Затем приняла еще пару таблеток. Потом еще…

Разбудил ее пронзительный звонок. Открыв глаза, Элламария огляделась и ничуть не удивилась, осознав, что лежит на диване в гостиной. Даже во сие она не смогла ни на минуту забыть о случившемся, о чудовищном насилии, которому подверглась. При холодном свете дня ночной кошмар выглядел еще страшнее.

Телефон продолжал звонить, и Элламария скатилась с дивана на пол. Стоять она была не в состоянии, ноги мучительно ныли, а израненное нутро невыносимо горело.

Не сознавая, что делает, Элламария сняла трубку.

— Элламария! — узнала актриса голос Боба.

Ответить она не смогла.

— Элламария? Это ты?

Облизав пересохшие губы, она с трудом выдавила:

— Да.

— У тебя все хорошо? — Боб прекрасно понимал, что она злится, и был готов к разносу. Однако в голосе Элламарии было нечто, заставившее его сразу заподозрить неладное.

— Да.

— Что-то не похоже.

Элламария снова не ответила.

— Ты меня слышишь?

— Где ты был? — прохрипела она, чувствуя, как по щекам градом катятся слезы. — Куда ты пропал?

— Я тебе все объясню. Сейчас приеду.

— Нет! Нет! Ни в коем случае.

— Что? — В его голосе послышалось изумление. — Что происходит? Ты заболела?

— Приходи позже. Не сейчас.

Повесив трубку, Элламария обессиленно упала на спину и обвела глазами гостиную. Цветы! Целое море цветов!

Цветы от насильника, проклятого извращенца!

На полу валялись таблетки аспирина, возле дивана лежал опрокинутый стакан. Должно быть, она лишилась чувств, прежде чем успела наглотаться таблеток; в противном случае была бы уже мертва и избавлена от необходимости терпеть боль и терзаться ужасными воспоминаниями.

Изо всех сил Элламария заставила себя встать. Полотенце, которым она обмоталась после ванны, упало на пол, и се охватила паника. Нужно прикрыться. Она теперь нечистая, опоганенная.

Подобрав какие-то газеты, Элламария побросала их в камин и подожгла. Затем один за другим швырнула в огонь все букеты и заковыляла в спальню. При виде перепачканных простыней она в ужасе отшатнулась, но, собрав волю в кулак, все-таки сорвала их с постели, отнесла в гостиную и, достав из ящика комода ножницы, искромсала вдоль и поперек. Покончив с простынями, Элламария отправила их в огонь и некоторое время сидела, наблюдая, как их пожирает пламя.

Может, позвонить в полицию? Над ней надругались, негодяя накажут — если поймают. Но Элламария даже не могла толком объяснить, кто он и где его искать. А что будет, когда вся эта история выплывет наружу, станет достоянием гласности! Народ валом повалит в театр поглазеть на «ту самую, которую изнасиловали». На нее будут смотреть иными глазами. Она теперь навеки заклеймена и опозорена. Нечистая. Изнасилованная.

Боб ослушался ее и примчался. Элламария лежала в ванне, когда в дверь постучали. Он не мог войти, потому что Элламария набросила цепочку. Не открывая, она заставила Боба пообещать, что сейчас он уйдет, а вернется попозже. В данную минуту Элламария настолько ненавидела мужчин, что предпочла бы вообще их никогда не видеть, хоть всю жизнь.

Позже, когда Боб вернулся, дверь была отворена, а в квартире стояла могильная тишина. Он даже на минутку заподозрил, что Элламария ушла. Но, войдя в гостиную, тут же увидел ее; актриса неподвижно сидела перед камином, уставившись на мерцающие угли. Даже головы не по вернула в его сторону. Сердце Боба упало.

— Здравствуй, Элламария.

Она не ответила.

Осмотревшись, он сразу заметил, что в гостиной что-то изменилось. Потом сообразил — куда-то пропали все цветы. Он нахмурился и посмотрел на Элламарию: та по-прежнему сидела сгорбившись, неподвижно, как изваяние.

— Я все объясню, — сказал Боб.

— Да? — вяло промолвила Элламария, не поднимая головы.

— Просто это дурацкое совещание продлилось гораздо дольше, чем я ожидал.

— Вот как?

Боб прекрасно понимал, что она ему не верит. Краска бросилась ему в лицо. Черт побери! Надо было сразу сказать правду! Элламария видела его насквозь.

— Наверное, мне лучше во всем признаться, — вздохнул он.

— Как знаешь.

— Дело в том, что на вечерний спектакль пришла моя жена, — сбивчиво затараторил он. — Извини, я даже не представлял, что она там будет. Примчавшись в театр, я сразу наскочил на нее, и… мне пришлось уехать с ней. Я не сумел тебя предупредить…

Боб напряженно ждал ответа, но Элламария промолчала. Ему хотелось взять ее за руку, но что-то в позе и поведении Элламарии его удержало.

— Я никогда еще не видела твою жену, — сказала наконец Элламария.

Боб развел руками.

— Какая она?

Боб не ответил. Он не знал, что говорить. Ему было бы легче, если бы Элламария кричала на него, бранилась, даже швырялась чем-нибудь, но только не молчала.

— Извини, — снова произнес он. — Мне правда страшно неловко перед тобой. Я очень виноват и готов понести любую кару. Что мне еще тебе сказать?

— Теперь все это уже не имеет значения, — горько произнесла Элламария.

Боб опустился перед ней на колени и попытался взять за руки, но Элламария отшатнулась как ужаленная.

— Не прикасайся ко мне! — завизжала она.

Ненависть и страх, прозвучавшие в ее голосе, заставили Боба отпрянуть. И тут, присмотревшись к ее лицу, он впервые заметил синяки и распухшие губы.

— Что случилось? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Не прикасайся ко мне! — снова выкрикнула Элламария. — Никогда!

И на негнущихся ногах выбежала из гостиной.

 

Глава 26

Прошел месяц, но Элламария по-прежнему не могла собраться с духом и рассказать о случившемся ни одной живой душе. Напротив, она все глубже уходила в себя, и, как ни старались Дженнин с Кейт разговорить ее, им это не удавалось; Элламария постепенно замыкалась в себе.

Через два дня после их размолвки Боб улетел в Рим вести переговоры о съемках «Тристана и Изольды». Владелец итальянской кинокомпании капризничал, выдвигал неприемлемые условия, и переговоры затянулись. Правда, Элламарии Боб звонил часто, почти каждый день; но даже на огромном расстоянии он ощущал, как та все больше и больше отдаляется от него, как растет между ними пропасть отчуждения. Впрочем, изменить что-либо он был пока не в состоянии — Элламария наотрез отказалась сопровождать его в Италию.

Кейт позвонила Эшли в надежде, что хоть той как-то удастся расшевелить подругу — по неизвестной причине именно к Эшли Элламария всегда внимательно прислушивалась. Однако и Эшли подстерегала неудача: звонок из-за океана никак не повлиял на состояние Элламарии. Впрочем, в глубине души Кейт и не надеялась на чудо.

Какое-то время Эшли переживала, не понимая, в чем дело, но вскоре с головой ушла в работу — Конрад Фрезер был не из тех, кто терпит в своих подчиненных праздность.

После очередной встречи с ним Эшли возвратилась в свой кабинет вне себя от ярости. Конрад, похоже, поклялся сделать ее жизнь невыносимой и всякий раз при встрече доводил ее до белого каления. Причем, как Эшли ни старалась не обращать внимания на его придирки и подначки, ей это не удавалось…

Когда Эшли влетела в свою приемную, Йэн посмотрела на нее и сочувственно спросила:

— Что, опять нахамил?

Эшли метнула на нее взгляд, но была настолько зла, что сочла за лучшее не отвечать. На столе секретарши зазвонил телефон, и Эшли, воспользовавшись этим, проскользнула в кабинет. Не думая, схватила со стола кипу газетных вырезок и принялась их просматривать. Сосредоточиться ей, впрочем, никак не удавалось, поэтому, услышав мелодичную трель интерфона, она с радостью оторвалась от вырезок. Йэн сказала, что ей звонят из Лондона.

Эшли взглянула на часы. Ого! В Лондоне было уже почти десять вечера.

— Соедините меня, пожалуйста, — попросила она.

— Эш? — прозвучал в трубке отдаленный голос.

— Это ты, Элламария?

— Да, — последовал ответ. — Собственной персоной.

— Ой, Элламария, извини, что я так долго не звонила — работы было по горло. Как у тебя дела? Тебе лучше?

— Все нормально. А ты как?

— Откровенно говоря, — усмехнулась Эшли, — сейчас я вне себя от бешенства. Только что пришла от Конрада Фрезера. Попадись он мне сейчас под горячую руку, я бы его в клочки разорвала.

— А что случилось?

— Потом узнаешь. Ты лучше про себя расскажи. Ты и правда поправилась? А как Боб? Он вернулся?

— Нет еще.

Эшли подняла голову — дверь приоткрылась, и она увидела Йэн.

— Подожди секунду, — попросила она подругу.

— Вас опять требуют на ковер, — сказала секретарша. — Он устроил совещание.

— Еще бы! — негодующе фыркнула Эшли. — С него станется. Ладно, сейчас иду. — И снова поднесла к уху трубку.

— Он сказал — немедленно, — виновато произнесла Йэн.

— О Господи! — Эшли негодующе закатила глаза. — Ладно, иду.

Йэн закрыла дверь.

— Извини, Элламария, — смущенно промолвила Эшли. — Меня опять вызывают. Могу я тебе позже позвонить?

— Если захочешь.

Что-то в голосе Элламарии встревожило Эшли.

— Послушай, я не думаю, что совещание затянется.

Давай я тебе через часик перезвоню, хорошо?

— Конечно.

— А где Кейт? Дженнин? Может, ты пока с ними пообщаешься?

— Нет, Эш, это ни к чему. У меня все в порядке, не волнуйся. Просто… — Ее голос дрогнул. — Мне тебя очень не хватает.

Эшли поняла, что Элламария плачет.

— Но в чем дело, Элламария? — не выдержала она. — Скажи мне, я ведь чувствую, что у тебя что-то стряслось.

— Эш, мне просто нужно было хоть с кем-то поговорить. Ты права, со мной действительно случилось нечто ужасное, а теперь…

— Но что? Скажи мне, прошу тебя. Неужто все и правда так плохо?

— Да, — всхлипнула Элламария. — Правда.

— Господи, да что с тобой? — вскричала Эшли; сердце у нее обливалось кровью.

В кабинет снова заглянула Йэн — вид у нее был умоляющий. Но Эшли только указала на телефон и отмахнулась.

Йэн пожала плечами и укоризненно покачала головой. Конрад не любил ждать.

Элламария жалобно всхлипывала — Эшли беспомощно вздохнула.

— Послушай, — сказала она наконец. — Меня тут уже на части разрывают. Я ненадолго. Вернусь — сразу позвоню. Мы хоть всю ночь с тобой проболтаем.

— Хорошо.

— Ты никуда не уйдешь?

— Нет, я буду дома, — уныло произнесла Элламария.

— Не вешай нос — я позвоню! — пообещала Эшли и положила трубку.

Дверь ее кабинета распахнулась, и вошла Йэн с кипой папок.

— Вот, захватите с собой, — сказала она. — Будет хоть какой-то предлог.

Эшли даже не поблагодарила ее; все ее мысли были в Лондоне. Что же могло случиться? Элламария была просто на себя не похожа.

Нацарапав на листке бумаги телефоны Кейт и Дженнин, она попросила Йэн связаться с ними и передать, чтобы они срочно позвонили Элламарии. Затем, коря себя за то, что бросила подругу в беде, она помчалась к Конраду, мечтая по дороге, чтобы он сквозь землю провалился.

После разговора с Эшли Элламария повесила трубку и некоторое время неподвижно сидела, безжизненно глядя перед собой. Ей даже не верилось, что прошел целый месяц после той кошмарной ночи, когда Адонис с белесыми глазами ворвался к ней и изнасиловал. С тех пор боль и горечь от унижения це покидали ее ни на минуту.

Элламария не рассказала о случившемся ни Кейт, ни Дженнин. А вот Эшли она хотела было открыть душу, но время уже было упущено.

Элламария была рада, что Боб задерживается в Италии. Она возненавидела собственное тело и избегала даже смотреть на себя. Несмотря на раздирающий нутро голод, она совершенно не могла есть. Боже, и почему это случилось именно с ней? За что ей такое наказание?

Элламария присела, обхватив руками колени. Вдруг она похолодела — в прихожей послышался какой-то звук. Затем она явственно расслышала, как хлопнула дверь. В проеме стоял Боб. Элламария без сил упала на спинку кресла и зарыдала. Боб кинулся к ней и попытался обнять.

— Нет, нет, — зашептала Элламария. Ее голос звучал хрипло, она сама не узнала его. Боб прижал ее к себе и взволнованно спросил, в чем дело, но затем, не получив ответа и почувствовав ее сопротивление, разжал объятия.

Элламария сидела в прежней позе, не подавая признаков жизни. Боб, внезапно охваченный страхом, остановился у окна. Снаружи уже было темно, и он раздвинул шторы.

И черт его дернул прийти. После трехчасового ожидания в римском аэропорту и утомительного перелета Боб едва держался на ногах. Подлетая к Лондону, он думал о том, что Элламария приедет его встретить, и, не увидев ее, испытал горькое разочарование. Он надеялся, что за время его затянувшегося отсутствия Элламария простит его и их отношения восстановятся, но в ее поведении ничего не изменилось.

Повернувшись, он посмотрел на нее. Элламария все так же сидела понурившись и обхватив колени руками. Он заметил, что руки у нее совсем тонкие, почти прозрачные, словно она вдруг объявила голодовку. И вдруг ему сделалось страшно. Он понял, что теряет Элламарию, и не знал, как этому помешать.

Боб шагнул вперед, но тут же остановился, увидев, что Элламария судорожно сжалась. На мгновение его охватил гнев. Какого черта он должен все это сносить? Может быть, будет лучше, если он уйдет? Элламария, несомненно, не выразила никакой радости по поводу его приезда. Однако какое-то шестое чувство подсказывало ему, что здесь что-то не так, что он все-таки ей нужен.

Тихонько, на цыпочках, он приблизился к Элламарии и опустился рядом на пол. Она не шевельнулась, только еле слышно всхлипывала. Боб не знал, сколько они просидели молча, пока наконец он, осторожно протянув руку, не обнял Элламарию за плечи. Актриса тут же сжалась в комок и — Боб это заметил — затаила дыхание. Другой рукой он откинул влажную прядь волос с ее лица, но Элламария даже не посмотрела в его сторону. Правда, и вырываться, как он ожидал, не стала.

Время шло, а они продолжали сидеть в молчании. Бобу показалось, что Элламария уже не плачет, однако обнять ее крепче или тем более поцеловать он боялся из опасения, что она снова оттолкнет его.

Наконец, когда стрелки часов приблизились к полуночи, Боб решил приготовить кофе. Может, тогда им удастся поговорить.

Он пошел на кухню.

— Боб, — донесся вслед ее шепот.

Он остановился как вкопанный, затем медленно повернулся.

Элламария по-прежнему смотрела на камин, и он даже подумал, уж не почудился ли ему ее голос. И вдруг она снова позвала его.

Осторожно ступая, Боб подошел к ней. Элламария подняла голову, и в ее глазах он увидел такую нескрываемую муку, что его сердце вмиг оборвалось и он позабыл обо всем на свете.

— Боб, — повторила она и вдруг сама прижалась к нему, уткнувшись лицом в его ноги. Ее тело содрогалось от сдерживаемых рыданий.

Боб быстро опустился на колени, обхватил ее заплаканное лицо ладонями и прижал к своему плечу. И тут Элламарию словно прорвало. Она плакала и плакала не останавливаясь, при этом все теснее прижимаясь к Бобу, и словно в бреду снова и снова повторяла его имя.

Бобу казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она успокоилась. Затем он осторожно поднял ее и уложил на диван. Руки актрисы были совсем ледяные, а тело сотрясала дрожь. Сев рядом, он взял се руки в свои, пытаясь согреть их. Элламария же поднесла его руки к губам и принялась покрывать горячими поцелуями; он никогда еще не видел ее в таком состоянии.

— О Боб, Боб, Боб! — словно заклинала Элламария. — Не бросай меня. Пожалуйста, не бросай меня. Не уходи. — Она подняла голову и с трепетом вгляделась в его лицо. — Пообещай мне, пожалуйста. Скажи, что не оставишь меня!

— Милая, — заговорил он. — Родная, ну конечно, я никогда тебя не оставлю. Никогда. Ни на минуту.

Прижав Элламарию к себе, он качал ее словно младенца.

— Прости меня. Боб, прости, — причитала она. — Прости. Но только не покидай меня.

— Успокойся, любимая, — утешал он. — Я здесь, с тобой.

Подняв на него измученные глаза, Элламария поправила воротничок его сорочки.

— Ты меня любишь, Боб? Правда? Пожалуйста, скажи, что это так. Ты ведь любишь меня?

— Милая, ты ведь сама знаешь, что да.

— Скажи, — молила Элламария. — Я хочу это слышать.

— Я люблю тебя, Элламария, — пылко сказал он. — Больше жизни люблю.

Она поперхнулась и зашлась в рыданиях.

— Обними меня. Боб, — умоляла она. — Обними крепче.

Он притянул ее к себе, так что Элламария оказалась почти у него на коленях, и нежно поцеловал ее волосы.

— Прости меня, любимая, я не хотел причинить тебе боль. Клянусь, что никогда больше не обижу тебя.

Элламария отшатнулась от него и посмотрела ему в глаза. Затем замотала головой, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

Боб обнял ее за плечи.

— Что случилось, Элламария? Скажи мне.

Ее губы опять предательски задрожали, лицо сморщилось, и Боб подумал, что она снова расплачется. Но на сей раз актриса сумела овладеть собой. Ее грудь судорожно вздымалась, а дыхание стало прерывистым.

— В чем дело, Элламария? — взволнованно спросил Боб.

— О, Боб! — всхлипнула она. — Если бы ты только знал, как мне плохо! Господи, ведь я даже сказать об этом не могу! Нет, не могу… — Ее плечи затряслись.

— Успокойся, милая, — участливо уговаривал Боб. — Постарайся взять себя в руки. Ты должна все мне рассказать. Вот увидишь, тебе станет легче.

Судорожно сглотнув, Элламария набрала в грудь побольше воздуха и… в отчаянии покачала головой. Нет, ничего не получится.

— Не бойся, родная моя. Все будет хорошо.

— Это было так страшно, — залопотала Элламария. — Я просто обезумела.

— Но почему? Что это было? Скажи, не бойся, — увещевающим тоном говорил Боб. — Не торопись, расскажи обо всем по порядку.

Элламария в отчаянии заломила руки.

— Не могу. Боб! Не могу.

— Ну и ладно. — Он махнул рукой. — Давай тогда вообще забудем об этом. Будем считать, что ничего не случилось.

Глаза Элламарии сверкнули.

— Меня изнасиловали. Боб! — вскричала она. — Изнасиловали, понимаешь? Осквернили! Опоганили!

— Перестань! — взвился Боб.

— Изнасиловали, изнасиловали, — как в бреду бормотала Элламария.

Боб обнял ее и, сжав в объятиях, прижался головой к ее плечу; он не хотел, чтобы Элламария видела сейчас его лицо. Слепо глядя перед собой, он пытался вникнуть в смысл сказанных ею ужасных слов, одновременно отгоняя прочь бешеную ярость, которая душила его и застилала глаза.

— Когда это случилось? — наконец прохрипел он. — Скажи мне, Элламария, когда?

— В ту самую ночь, когда твоя жена приходила на спектакль, — выдавила она сквозь слезы. — Я была дома одна, и я подумала, что… это ты. Что ты забыл свои ключ. Я его впустила. Дверь… я открыла, и он меня толкнул… У него был нож… Я умоляла его пощадить меня, но он… О, Боб, как это ужасно! Ты не представляешь, что я пережила! Но только не бросай меня, Боб! Пожалуйста, умоляю тебя, не оставляй меня!

Он прижал ее к себе и зашептал:

— Не бойся, мое солнышко, я никогда больше не уйду.

Я всегда буду с тобой. О, Элламария, любовь моя, ведь, будь я с тобой в ту ночь, ничего бы не случилось. Что же я наделал? Что тебе пришлось пережить из-за меня! Прости меня, родная. Господи, как мне искупить свою вину?

— Только обними меня крепче, — шептала Элламария. — И скажи, что не разлюбил меня. Что по-прежнему меня любишь.

— Ну конечно, люблю, родненькая моя. И всегда буду любить.

— Нет! — вскричала она, отталкивая его. — Этого не может быть. После всего этого…

— Не говори глупости. — Боб снова попытался привлечь ее к себе. — Ты моя самая любимая на свете. Я всегда буду с тобой.

— Нет! — твердо сказала Элламария. — Ничего у нас не выйдет. Боб. Я беременна. Ты слышишь? Беременна!

Боб и Элламария просидели едва ли не всю ночь, то плача, то разговаривая; до рассвета никто из них так и не сомкнул глаз. Никогда они еще не были так близки, как той ночью.

Забрезжил рассвет, и только тогда у Боба хватило мужества задать вопрос, который мучил его всю ночь.

— А ты не думала об аборте? — осторожно спросил он, памятуя о кошмаре, что выпал на долю бедняжки Кейт. — Не знаю, может ли это быть выходом из положения, но все-таки…

Элламария кивнула:

— Да, конечно. — Она опустила голову и невидящим взглядом уставилась на свои колени.

— Ну… и что?

— Я бы пошла на аборт, но я не уверена, что это… не твой ребенок.

— Но разве ты не предохранялась? — изумился Боб.

— Разумеется, — кивнула Элламария. — Но я совершила глупость. Когда Кейт была беременна, я решила, что ребенок — это именно то, что нам с тобой нужно, и… перестала принимать таблетки. О, Боб, я понимаю, что не имела права так поступать, не посоветовавшись с тобой, но я боялась, что ты откажешься. К тому же я надеялась, что, когда ты узнаешь о моей беременности, тебе легче будет принять решение. — Элламария сокрушенно потупилась. — Ведь у нас с тобой все было так хорошо, и я думала тем самым доказать, насколько я тебе верю, как безотчетно тебя люблю. А теперь все пошло прахом. Но все-таки пока есть вероятность, что ребенок твой…

Боб обхватил се лицо ладонями и впервые более чем за два месяца поцеловал ее. Мягкие губы Элламарии раскрылись ему навстречу, и от их прикосновения Боба как током ударило. Он понял, что должен — просто обязан — навсегда сохранить эту женщину, всегда оставаться с ней рядом.

Их поцелуй продолжался целую вечность. Наконец Боб с сожалением оторвался от трепетных губ Элламарии и посмотрел ей в глаза.

— Как я тебя люблю, — прошептала она. — И знаешь, Боб, мне все-таки кажется, что это твои ребенок. Я это чувствую.

— Ну конечно, — ответил он, гладя ее по голове. — Иначе и быть не может.

Элламария вскинула голову, снова подставив ему губы для поцелуя, и в тысячный раз попыталась убедить себя, что и правда вынашивает его ребенка.

Боб ласково потрепал ее по щеке.

— А что, если нам позавтракать? — спросил он улыбаясь. — Не знаю, как ты, а я голоден как волк.

Пусть хоть на несколько минут, но он хотел остаться один, чтобы подумать.

Элламария кивнула.

Боб велел ей не сходить с места и отдыхать, а сам отправился на кухню.

Оставшись одна, Элламария задумалась. Если все это время ее терзали сомнения, любит ли ее еще Боб не бросит ли, то теперь они развеялись. Но вот ребенок, а точно ли он от него? Господи, сделай, чтобы это было так. А вдруг Боб будет смотреть на него и мучиться сомнениями?

Сможет ли принять его всем сердцем? А вдруг уже с рождения у младенца будут такие же холодные и белесые глаза, как у него. Господи, только не это! Как сможет она жить с ним и каждый день смотреть в эти ужасные глаза?

Нет, ей не придется страдать — это ребенок Боба, иначе и быть не может. И у него будут чудесные сапфировые глаза.

Глаза ее любимого Боба.

Но как поступит Боб? Хватит ли у него мужества и сил оставить жену? Теперь, когда в его душе поселились такие сомнения?

И вдруг Элламария со всей ясностью поняла, что не может, не имеет права так поступить с ним. Боб не заслужил таких мук.

Боб принес в гостиную поднос с завтраком и посмотрел на Элламарию влюбленными глазами Под глазами у него темнели круги, а седина больше прежнего серебрила бороду. Боб улыбнулся, и она вдруг подумала, до чего же он красив, когда улыбается. И еще подумала, что ей будет очень его недоставать. Настолько, что она даже не представляла, как сумеет пережить такое.

Поставив поднос на столик. Боб сказал, указывая на тарелку:

— Ты должна все это съесть. Чтоб ни кусочка не осталось!

Он помог Элламарии встать, но, вместо того чтобы подсесть к столику, она прошла к окну и шире раздвинула шторы. Затем, обернувшись, увидела, что Боб внимательно смотрит на нее. Дорого бы она дала сейчас, чтобы узнать, о чем он думает. Она снова отвернулась, не в силах смотреть ему в глаза.

— В чем дело, Элламария?

— Сядь, пожалуйста, — попросила она. — Я хочу тебе кое-что сказать.

Боб нахмурился, но повиновался.

Элламария подошла к нему и, опустившись на колени, взяла за руки. В его глазах застыло смятение, и Элламария окончательно поняла: она не имеет права причинять боль этому человеку.

Глядя прямо перед собой, она произнесла:

— Боб, я хочу тебя отпустить.

— В каком смысле? — спросил он, приподнимая пальцами ее подбородок, чтобы видеть ее глаза.

— В том смысле, что я не имею права так с тобой поступать. Я тебя слишком люблю и знаю, как ты меня любишь. Я не имею права разрушать твою жизнь. Нельзя жить в сомнениях и во лжи. Кончится тем, что ты меня возненавидишь, а я этого не вынесу.

Боб посмотрел си в глаза.

— Я никогда тебя не возненавижу, Элламария. Я люблю тебя больше жизни.

Она попыталась улыбнуться.

— Я верю тебе. Боб. Сейчас ты говоришь искренне. Но со временем ты почувствуешь себя в ловушке, из которой нельзя вырваться, и… возненавидишь меня. И поделом.

— Перестань! — рассердился Боб. — Я же поклялся, что никогда тебя не оставлю, и это правда. Мы теперь всегда будем вместе.

— Ты сам знаешь, я не хочу тебя отпускать, — сказала Элламария. — Но ты должен уйти. Рано или поздно с твоих глаз спадут шоры и ты прозреешь. Осознаешь горькую правду. И вот тогда ты поймешь, что я была права. Вот увидишь, все будет именно так. — Ее губы снова предательски задрожали, но на этот раз Элламарии удалось сдержать слезы.

Боб попытался поднять ее с колен, но она не поддалась.

— Нет, Боб, — сказала она. — Нет.

И вдруг его лицо исказил гнев.

— Перестань же меня отталкивать! — воскликнул он. — Я люблю тебя, неужели ты этого не понимаешь? Я тебя люблю и, что бы ты ни говорила, от тебя не уйду!

Элламария встала и снова подошла к окну.

— Прошу тебя. Боб, не будем больше спорить.

Он вихрем подлетел к ней и схватил за плечи.

— Да, спорить мы больше не будем, потому что невысказанным осталось только одно: я хочу, чтобы ты стала моей женой!

Глаза Элламарии закатились.

— Ты выйдешь за меня?

— Но…

— Да или нет?

Долгое время Элламария пристально смотрела ему в глаза, а Боб смотрел на нее, пытаясь угадать, что творится у нее в голове. Наконец, вечность спустя, Элламария улыбнулась, и Боб тут же улыбнулся в ответ.

— Это означает да? — спросил он.

— Да, — еле слышно прошептала Элламария. — Если ты в этом уверен, то да. Всей душой да, — Я еще никогда ни в чем не был так уверен, т засмеялся он и прижал ее к себе.

 

Глава 27

Когда Кейт распахнула перед Ником дверь, он не смог сдержать изумления. Лицо молодой женщины светилось от счастья, и она едва не прыгала от радостного возбуждения.

— Ты слышал новость? — выкрикнула она, хватая его за рукав и втягивая в квартиру.

— Какую?

— Про Элламарию и Боба. Они решили пожениться.

У Ника отвалилась челюсть.

— Что?

— Что слышал! — торжествующе заявила Кейт. — Они женятся.

— Но как? То есть когда? В том смысле, как это возможно?

— Не знаю, — покачала головой Кейт. — Потрясающе, да? Идем, я тебя угощу шампанским по этому поводу. — И она побежала на кухню.

Ник расхохотался:

— По-моему, это они должны ставить шампанское, а не ты.

— Какая разница? — пожала плечами Кейт. — Я хочу отметить это событие.

— Что ж, давай.

— Открой, пожалуйста.

Ник взял у нее из рук холодную бутылку, а Кейт достала два фужера. Откупорив шампанское, он до краев наполнил фужеры пенной жидкостью, и они выпили за здоровье Элламарии с Бобом.

— Приятная шипучка, — сказал Ник, облизывая губы. — А теперь я предлагаю выпить за тебя.

— За меня?

— Ну да. Я прочитал первые главы твоего романа и просто восхищен. По-моему, прекрасный повод для тоста.

Кент зарделась.

— Ты не шутишь? Тебе понравилось? Скажи честно, Ник, тебе правда понравилось?

— Даже очень. И не прикидывайся удивленной: ты сама знаешь, что это хорошо.

Ник прошел за Кент в гостиную и уселся в свое любимое кресло перед камином.

— Вот, значит, какие новости, — задумчиво произнес Ник. — А с женой Боб уже поговорил?

— Наверное. Я не спрашивала. Господи, до чего же я рада, что Элламария вернулась к жизни!

Ник чуть помолчал, потом спросил:

— А когда они приняли это решение?

— Вчера — она мне сегодня утром сказала.

— А ты когда-нибудь видела его жену?

— Нет. А ты?

— Я с ней не знаком, — сказал Ник. — Видел только мельком.

— Вот как? — промолвила Кейт. — Какая она из себя?

— Это было довольно давно, и я видел ее, как говорил, лишь мельком, но мне показалось, что она примерно одних лет с Бобом и, кажется, такого же роста. Волосы темные, но, в общем, довольно миловидная.

— А мне почему-то всегда казалось, со слов Элламарии, что она серенькая и неприметная.

— Должен признаться, что и сам я когда-то так думал, — усмехнулся Ник. — Но смею заверить — это не так.

В эту минуту зазвонил телефон, и Кейт сняла трубку.

Ее голос сразу потеплел, и Ник, догадавшись, что это, видимо, ее отец, отправился на кухню наполнить фужеры шампанским. Когда он вернулся в гостиную, Кейт еще продолжала разговаривать.

Кейт сказала:

— Извини, папочка, меня ждут. Я потом перезвоню.

Почему-то безликое «ждут» резануло Ника.

— Хорошо, — сказал мистер Кэллоуэй, — но ты только сначала скажи мне, как книга?

— Продвигается, — весело сказала Кейт, подмигнув Нику.

— У тебя Дженнин, да?

— Нет, она позже придет. Сейчас мы с Ником.

Мистер Кэллоуэй испустил тяжкий вздох.

— Он по-прежнему пристает к тебе?

Кейт поспешно отвернулась к стене.

— Вовсе нет.

— Милая, он самый заурядный актер. Что ты в нем нашла?

— Все совсем не так, — сказала она, понизив голос и отчаянно надеясь, что Ник не слышит слов се отца. — Папочка, я тебе попозже позвоню, ладно?

Чуть помолчав, мистер Кэллоуэй произнес:

— А мне казалось, Кэтрин, что недавняя трагедия научила тебя уму-разуму.

Кровь бросилась Кейт в лицо.

— Я не хочу больше об этом вспоминать! И прошу, никогда впредь со мной об этом не заговаривай. Более того, отныне я буду поступать так, как мне вздумается, а ты, пожалуйста, не вмешивайся. Все, я позвоню завтра.

И бросила трубку.

— Извини, пожалуйста, — обратилась она к Нику, — но порой предки так достают, что хоть стреляйся.

— Ничего, — улыбнулся Ник. — Тем более что я догадываюсь о причинах вашей размолвки. Скажи только, кого ты еще сейчас ждешь?

Лицо Кейт прояснилось.

— Я имела в виду Дженнин. Она хочет показать мне первый вариант сценария своей новой передачи.

Лицо Ника вытянулось.

— Значит, мы опять никуда не пойдем?

— Боюсь, что да, — вздохнула Кейт. — Но ничего, в воскресенье мне поручено сделать репортаж про новый отель в Блэкни. Я хочу поехать туда на весь день. Сегодня утром я его видела — это просто сказка. Поедешь со мной?

— Конечно, — развел руками Ник.

— Дай только Бог, чтобы погода не испортилась, — мечтательно произнесла Кейт.

Зажужжал сигнал домофона.

— О, вот и Дженнин, — сказала Кейт и, выйдя в прихожую, нажала кнопку.

Дженнин вошла с бутылкой шампанского в руках. Увидев точно такую же на кофейном столике, она звонко рассмеялась.

— Похоже, нас с вами осенили одни и те же идеи. — Приняв от Ника наполненный фужер, она провозгласила:

— Что ж, за счастливую парочку. Вы видели кого-нибудь из них?

Кейт покачала головой и поставила фужер на столик.

— Нет. А ты?

— Тоже нет. Впрочем, сейчас им, наверное, ни до кого.

Не знаешь, он уже поговорил с женой?

— По-моему, у него еще не было возможности, — сказала Кейт.

— Интересно, как она это воспримет?

— Мне не кажется, что они очень близки, — сказала Кейт. — Наверное, для нее это не будет особой новостью.

Может, даже наоборот, принесет облегчение.

— Не думаю, — вставил Ник. — Развод — это всегда трагедия. Даже когда люди уже давно не любят друг друга.

— Да, пожалуй, — задумчиво промолвила Кейт. — Что ж, предлагаю тогда выпить за здоровье Линды. Дай Бог ей обрести новое счастье в жизни.

Выпив за Линду, они занялись сценарием Дженнин.

В восемь вечера Ник прогулялся до ближайшего китайского ресторанчика, откуда принес всякой еды. К половине десятого все были сыты и веселы.

— Ну, что скажете? — спросила Дженнин, убирая сценарий в сумочку. — Сойдет?

— Блестяще! — восторженно сказала Кейт. — Поправь только то, о чем мы договорились, и дело в шляпе. Это будет просто нокаут!

— А как вам кажется. Ник?

— Я согласен с Кейт. Передача произведет настоящий фурор. В котором часу она пойдет?

Дженнин пожала плечами:

— Место в сетке вещания еще не определено. Думаю, впрочем, что ее поставят ближе к полуночи. В одиннадцать с чем-то.

— Жаль, — искренне огорчился Ник. — С другой стороны, лиха беда начало. Убедившись в успехе, потом ее наверняка переставят на более ранний час.

— Будем надеяться, — улыбнулась Дженнин.

Зазвонил телефон, и Дженнин посмотрела на часы.

— Это, наверное, Эшли. Я попросила передать ей, чтобы она позвонила нам сегодня вечером.

— Алло! — сказала она, подняв трубку. Затем снова повторила:

— Алло. — Подождала, но в трубке молчали.

Глядя на Ника и Кейт, Дженнин пожала плечами. — Никого. — В трубке что-то затрещало. — Эшли, это ты? — Опять молчание. — Должно быть, не соединилось, — сказала она и положила трубку, Несколько минут спустя телефон зазвонил снова. На сей раз подошла Кейт.

— Эш, это ты?

— Алло, — произнес приглушенный голос, совершенно непохожий на голос Эшли.

— Алло! Кто это?

— Кейт? Здравствуй, Кейт!

Кейт нахмурилась. Ее лицо побелело. Она беспомощно посмотрела на Ника.

Актер быстро вскочил.

— Это снова он?

— Кто? — озадаченно спросила Дженнин.

— Похоже, да, — пролепетала Кейт, передавая трубку Нику.

Актер прижал трубку к уху и прислушался. Несколько секунд спустя трубку повесили, но он успел услышать то, что хотел. Кейт и Дженнин пожирали его глазами. Он поспешно отвернулся, чтобы скрыть от них тошнотворное отвращение, которое вызвал у него этот голос.

В лице Кейт не было ни кровинки.

— Так это он, да?

— Кто? — снова спросила Дженнин.

Ник осмотрелся.

— Что он сказал?

— Господи, да что тут происходит? — в отчаянии всплеснула руками Дженнин. — Кто это?

Ник посмотрел на нее, потом, избегая взгляда Кейт, направился в кухню.

— Я принесу шампанское, — сказал он.

 

Глава 28

— Итак, — произнес Конрад, откидываясь на спинку кресла и всем своим видом показывая, что совещание заканчивается, — я хочу, чтобы вы все твердо уяснили. Страховая компания «Мерсер Берджесс иншюренс» — слишком лакомый кусочек. Работать придется круглые сутки, и никаких извинений и отговорок я ни от кого не приму. Не стану лишний раз напоминать вам, сколько миллионов поставлено на карту, но зарубите на носу: они должны достаться нам! — Он посмотрел на Эшли. — Кэндис сейчас передаст вам все статистические данные.

Эшли кивнула, и он продолжил:

— Как только кто-либо из вас добьется ощутимых результатов, а я надеюсь, что в течение ближайших двух суток это произойдет, немедленно приходите ко мне. Если меня не будет, то Кэндис скажет, как со мной связаться. А теперь за дело! Все в ваших руках!

И он лучезарно улыбнулся, Билл Фаунест, президент американского отделения компании «Фрезер и Нелмс», встал и, перехватив взгляд Эшли, подмигнул ей. Он обожал ввязываться в авантюры, рискованные затеи и азартные игры; от этого у него кровь бурлила в жилах. Глядя на Эшли, которая, встав, собирала свои бумаги, он понял: в ее голове уже роятся всевозможные планы и комбинации и она не меньше его самого увлечена новой затеей. Он знал, что лишь благодаря ее усилиям их лондонскому филиалу удалось заполучить рекламную кампанию по «Ньюслинку». Интересно, добьется ли она успеха и на сей раз? За короткое время пребывания в Нью-Йорке Эшли успела заслужить уважение своей новой команды.

Жаль, конечно, что с Конрадом они пока так и не нашли общего языка, ну да ладно, авось сработаются.

— Эшли! — Голос Конрада остановил ее уже в дверях.

Эшли обернулась. Замедлили шаг и другие, но, увидев выражение лица босса, тут же заспешили прочь, оставив Эшли наедине с Конрадом.

Взяв ручку, он что-то записал в блокноте. Потом выпрямился и посмотрел на Эшли. Как ей показалось, оценивающе.

— Со времени вашего приезда в Нью-Йорк предстоящая операция — самая важная, — начал он. — Возможно, вам интересно знать, почему я поручил ее возглавить именно вам?

Эшли промолчала. Не для того ли она горбатилась (как выразилась Йэн), чтобы доказать свое право на ведение любой стратегической кампании Ладно, пусть говорит.

Не дождавшись ответа, Конрад продолжил:

— Надеюсь, вы и сами поняли, какое значение имеет для нашей компании этот контракт. Хотя ваш лондонский послужной список говорит сам за себя, не забывайте, что сейчас вы в Нью-Йорке, где требования повыше, и с теми, кто им не соответствует, мы расстаемся. В данном случае у нас нет права на ошибку, и я хочу, чтобы вы это твердо уяснили.

— Да, Конрад, я все уяснила, — отчеканила она.

Он устремил на нее пронизывающий взгляд.

— Надеюсь, — процедил он и потянулся к телефону.

— Это все?

— Пока да.

Эшли взялась за ручку двери.

— Да, кое-что еще, — остановил он ее. — Сегодня в семь я за вами заеду. Мы идем в оперу.

Эшли изумленно уставилась на него.

— Теперь все. К семи будьте готовы. Кэндис, вызовите Билла Фауне ста, — сказал он в трубку.

Когда Эшли вернулась в свой офис, Йэн спросила:

— Вам что-нибудь еще сегодня потребуется или я могу идти?

Эшли покачала головой:

— Ничего, кроме гениальной идеи.

— Увы, тут мне предложить нечего, — улыбнулась Йэн, начиная одеваться. — Я заглянула в архив и подняла материалы по «Мерсер Берджесс имшюренс», оставшиеся с того времени, как мы занимались их рекламной кампанией.

Кроме того, Мэгги принесла досье, о которых вы спрашивали. Все бумаги сейчас у вас на столе.

— Господи, и что бы я без вас делала? — улыбнулась Эшли. — Ладно, ступайте, Йэн, вы и так уже задержались.

Эшли прошла в свой кабинет. Стрелки часов показывали половину шестого, так что времени еще вполне достаточно, чтобы посидеть часа три над бумагами. Раскрыв папку с материалами по «Мерсер Берджесс иншюренс», она погрузилась в их изучение, но слова Конрада не шли у нее из головы. Неужели ее судьба и правда зависит от этого контракта и в случае неудачи Конрад отправит ее назад в Лондон? Ей предъявлен ультиматум — либо она еще раз докажет, на что способна, либо вылетит вон.

С другой стороны, Конрад пригласил ее в оперу. Мало того, что всячески унижал и помыкал ею в течение рабочего дня, так теперь еще и на ее личную жизнь замахнулся.

Да пошел он к дьяволу! Нравится шляться по операм — пусть идет туда один.

Эшли тряхнула головой и постаралась сосредоточиться на работе. С чего начать? Как победить лучшие мозги рекламного бизнеса? Ставка была слишком высока. Эшли решила, что для начала должна встретиться с Артуром Феллоуманом, президентом «Мерсер Берджесс иншюренс».

Нужно постараться убедить его увеличить расходы на рекламу по крайней мере в два раза. Разумеется, затраты «Мерсер Берджесс иншюренс» непомерно возрастут, но зато и доходы от задуманной ею рекламной кампании взлетят едва ли не на порядок.

Взяв ручку, Эшли с легкой улыбкой принялась заносить свои мысли на бумагу. Если кому-то и придется решать вопрос о ее пребывании в Нью-Йорке, то только ей самой, а не Конраду Фрезеру.

В половине седьмого, немного устав, она посмотрела на часы. Внутри разлилось приятное тепло. Эшли даже не ожидала, что получит такое удовольствие от того, что продинамит Конрада. Ох и взъярится же он, весело подумала она. Пусть это послужит наглецу уроком. Возможно, в следующий раз будет повежливее, приглашая ее на свидание.

Об одном Эшли сожалела — что не увидит его физиономии, когда, заехав за ней, Конрад убедится, что ее нет дома.

И черт с мим! Она вновь с головой погрузилась в работу.

В десять минут восьмого дверь резко распахнулась и в кабинет ворвался Конрад. Его глаза бешено сверкали, а лицо исказилось от ярости. Эшли испуганно сжалась.

— Что вы тут делаете, черт побери?

— Готовлю…

— Мне плевать на то, что вы готовите! — сквозь зубы процедил он. — Я предупредил, чтобы вы были готовы к семи часам, и не потерплю неповиновения. Что за дурацкие штучки? Я вовсе не шучу. Вставайте! — Больно ухватив Эшли за локоть, он едва ли не силой выволок ее из кресла.

— Но мне надо…

— Замолчите! — ощетинился Конрад. — Возьмите все, что вам потребуется, поедете со мной в том виде, как есть. — Он повернулся и, не дожидаясь ответа, зашагал к двери.

— Я никуда не еду — ни с вами, ни с кем-либо еще! — крикнула ему вслед Эшли. Ее глаза гневно пылали. — Если вы хотели пригласить меня в оперу, то следовало хотя бы сделать это повежливее. Но только не трудитесь — никуда я с вами не поеду. Опера меня не интересует, и я не потерплю, чтобы со мной так обращались. Тем более вы.

Конрад обернулся и, к изумлению и ярости Эшли, громко расхохотался.

— Прелестно, — произнес он. — Очаровательно! Но только вы себе напрасно льстите, милая, в оперу я веду клиентов. Ваших, между прочим. — Он бросил взгляд на часы. — Внизу ждет такси. Даю вам две минуты.

И вышел.

«Господи, какое счастье, что он не обернулся!» — подумала Эшли. Она, наверное, не вынесла бы такого унижения. Тем более что теперь ей ничего не оставалось, как взять сумочку и покорно последовать за ним.

Дверца такси была открыта, и она молча проскользнула на заднее сиденье, где уже сидел Конрад, и тут же отвернулась. Боже, надо же было загнать себя в такое нелепое положение. Она сама выставила себя в дурацком свете. И ведь даже не знала, о каких клиентах идет речь. Ну и ладно, спрашивать она не станет. Пусть сам скажет. А прическа? Боже, волосы растрепаны, да и платье совершенно не подходит для выхода. А макияж? Черт бы побрал этого Конрада!

— Эшли! — окликнул он, прерывая поток ее мыслей.

Она метнула на него испепеляющий взгляд.

— Замолчите! — сказал он спокойно.

Эшли ахнула.

— Но я ничего не говорила!

— И не надо. Возьмите себя в руки и успокойтесь. Если кто и должен злиться, то это я. Между прочим, так и есть, однако, как видите, я спокоен. Берите с меня пример.

Эшли сидела, глядя перед собой, ее рот беззвучно открывался и закрывался, как у золотой рыбки.

Такси подкатило к Линкольн-центру. Конрад расплатился с водителем, вылез из машины и, не оборачиваясь, направился через толпу к зданию «Метрополитен-опера».

Эшли пришлось едва ли не бегом поспевать за ним.

В фойе они встретились с мистером и миссис Холуорт, владельцами компании «Холуорт фудз», и от внимания Эшли не ускользнул презрительный взгляд, которым скользнула миссис Холуорт по ее будничному одеянию. Эшли робко улыбнулась, отчего почувствовала себя еще более неловко.

Промучившись почти три часа — а ставили «Русалку», — Эшли едва дождалась окончания оперы.

И что теперь? Впрочем, долго раздумывать ей не пришлось — в душной ночи их дожидался огромный черный лимузин, словно сошедший с экрана гангстерских фильмов. Всей компанией они погрузились в него и покатили в клуб «21».

За ужином Эшли отчаянно старалась поддерживать светскую беседу с миссис Холуорт, однако вскоре ей стало ясно, что та интересуется только Конрадом. И, если чутье не подводило Эшли, ему не пришлось бы тратить много времени на ухаживания. Осознав это, Эшли не удержалась и уставилась на миссис Холуорт с нескрываемой неприязнью.

Не раз она перехватывала взгляды других женщин, которые то и дело посматривали на Конрада, а тот, в свою очередь, легонько кивал или приподнимал брови. Эшли кольнуло: неужели он со всеми знаком? Почему-то эта мысль рассердила ее.

Эшли так и не поняла, как случилось, что мистер Холуорт вдруг обратился к ней как к жене Конрада. Она была уверена, что Конрад должен был сказать Холуорту, кто она такая. Однако представления во время их знакомства были столь краткими, что Эшли уже не могла точно вспомнить, как именно выразился Конрад, говоря о ней. Одно ее удивило: почему Конрад не поправил Холуорта? Не заметил, может быть? Она украдкой покосилась на него, но лицо Конрада оставалось непроницаемым. А вот мистер Холуорт вдруг подмигнул ей. Эшли покраснела до ушей, а потом с ужасом сообразила: он наверняка подумал, что перед походом в оперу супруги просто поссорились. Что ж, немудрено: их поведение давало ему на то полное право.

Когда подали кофе, Эшли вздохнула с облегчением.

Мучиться осталось недолго.

Мистер Холуорт заказал коньяк, после чего с рюмкой в руке откинулся на спинку кресла, уже в открытую разглядывая Эшли и Конрада.

Чувствуя себя неловко, Эшли потупилась и принялась теребить обручальное кольцо, которое носила на безымянном пальце. И вдруг она вздрогнула — мистер Холуорт говорил:

— Я слышал, что вы собирались жениться, Конрад, но не знал, что это уже свершившийся факт. Когда состоялось столь знаменательное событие?

Мистер Холуорт умолчал о том, что, по слухам, Конрад собирался жениться на самой Кандиде Рейн, знаменитой американской супермодели.

Эшли посмотрела на Конрада, уверенная, что тот объяснится, однако в темных глазах красавца плясали огоньки, и она поняла: он ничего не скажет. Увидев, что Эшли хмурится, Конрад едва заметно улыбнулся, затем слегка приподнял рюмку, как бы салютуя Эшли. «Что ж, — подумала она, — на этот раз ты сам напросился».

Ослепительно улыбнувшись мистеру Холуорту, она ответила:

— Две недели назад. — Затем, не глядя на Конрада, пригнулась к почтенному господину и заговорщически прошептала:

— Открою вам маленький секрет.

Миссис Холуорт вытянула и без того длинную шею, пытаясь услышать, о чем идет речь.

— К Рождеству мы ждем первенца.

Конрад поперхнулся и резко выпрямился, пролив коньяк себе на грудь. Эшли победоносно улыбнулась и со словами «Как ты неловок, дорогой» нагнулась и промокнула салфеткой пятно на его сорочке.

Мистер Холуорт расхохотался и, подозвав официанта, заказал еще коньяк.

— Что же вы молчали? — воскликнул он. — По такому поводу нужно было распить бутылочку шампанского.

— Значит, вы женаты уже две недели! — подхватила миссис Холуорт. — Очень за вас рада.

Эшли взяла Конрада за руку.

— Да, и мы обожаем друг друга, — сказала она. И с нескрываемым злорадством добавила:

— Не так ли, Конни?

— Скажите, — обратилась миссис Холуорт к Эшли, — неужели из-за ребенка вам придется оставить вашу работу?

— Увы, да, — вздохнула Эшли. — Тем более что и Конни на этом настаивает.

— Какая прелесть! — всплеснула руками миссис Холуорт. — Не правда ли, дорогой? — обратилась она за поддержкой к своему супругу.

— Ну конечно, — расплылся тот.

— Прошу прощения, — проворковала миссис Холуорт. — Мне нужно отлучиться.

Она встала, и тут же поднялись и Конрад с мистером Холуортом.

Эшли внутренне ощетинилась, ожидая какой-нибудь резкой выходки со стороны Конрада, но лицо того оставалось непроницаемым. Допив коньяк, он сказал:

— Завтра моя секретарша свяжется с вами, мистер Холуорт. Я бы хотел, чтобы мы обязательно встретились до конца месяца. Когда вы уезжаете?

Мистер Холуорт кашлянул, смущенный столь резкой переменой темы. Отведя взгляд от Эшли, он ответил:

— В середине октября. А насчет встречи я не возражаю. Вы еще с кем-нибудь договаривались?

— Пока нет, но это я быстро устрою. Кстати, в этот уик-энд мы играем. Вы составите нам компанию?

— Жаль, но на этот раз у меня ничего не получится, — сокрушенно покачал головой мистер Холуорт.

Эшли не сразу поняла, что речь идет о бильярде.

Наконец вернулась миссис Холуорт, и Конрад поблагодарил Холуортов за прекрасный вечер. Затем, избегая взгляда Эшли, подал ей сумочку. На сердце Эшли уже давил тяжелый камень.

Мистер Холуорт предложил подбросить молодоженов до дома в лимузине, но Конрад решительно отказался.

— Нам тут рядышком, — сказал он, не глядя на Эшли. — К тому же Эшли хочет подышать.

Распрощавшись с Холуортами, Конрад остановил такси. Распахнув дверцу, он хотел было усадить Эшли, но той и след простыл. Недоуменно оглянувшись, Конрад увидел, что она поспешно удаляется по улице.

— Постой, приятель, — бросил он таксисту и, не захлопнув дверцу, кинулся в погоню.

— Отпустите меня! — гневно воскликнула Эшли, когда он схватил ее за руку.

— Не валяйте дурака! — процедил он. — Тем более что вы идете в противоположном направлении.

Эшли повернулась к нему. Ее глаза метали искры.

— Это мое дело, куда мне идти! — гневно заявила она. — Отпустите мою руку!

— Садитесь в такси! — прорычал он. — Я должен вам кое-что сказать.

— Нет!

— Тогда, — его голос угрожающе понизился, — я вас затолкаю силой.

— Только попробуйте! — вспыхнула Эшли. — Я вас…

Не успела она придумать подходящую реплику, как почувствовала, что ее ноги отрываются от земли. Сграбастав Эшли в охапку, Конрад понес ее к поджидавшему такси, усадил на заднее сиденье, забрался следом и захлопнул дверцу. Темнокожий водитель, одобрительно крякнув, запустил мотор.

— Угол Мэдисон-авеню и Семьдесят пятой улицы, сказал Конрад. — «Монтклер».

— Я как раз там живу, — сказала Эшли.

— А вы разве не домой собирались? — рявкнул Конрад.

Остаток пути до самого дома Эшли они молчали. Когда такси остановилось, Конрад вышел и, распахнув дверцу, помог Эшли выбраться. Было заметно, что он взбешен.

— Вам следует на досуге обмозговать все, что я вам сегодня сказал, — процедил он. — А заодно советую обдумать свое недопустимое поведение в клубе. — Он направился к такси. — Завтра днем зайдите ко мне, но прежде извинитесь перед мистером Холуортом за свое вранье. Спокойной ночи.

Не успела Эшли ответить, как он уже сел в машину и захлопнул дверцу. Кусая губы от обиды и досады, Эшли проводила взглядом удаляющееся такси.

Ей вдруг захотелось разреветься. Господи, и как она ухитряется постоянно влипать в такие идиотские ситуации!

Войдя в квартиру, она впервые за все время пребывания в Нью-Йорке остро затосковала по родному дому.

На следующее утро Эшли позвонила мистеру Холуорту в его офис на Лексингтон-авеню и извинилась. Почти всю ночь она не смыкала глаз, придумывая, как ей выкрутиться, и в конце концов остановилась на том, что лучше повиниться и сказать всю правду.

Выслушав ее, мистер Холуорт покатился со смеху и сказал, что она права, а Конрад сам напрашивался на то, чтобы его проучили. Ему было жаль только, что за Конрадом осталось последнее слово.

Когда разговор подошел к концу, они уже стали закадычными друзьями и мистер Холуорт даже пригласил Эшли на ленч. «И поделом Конраду, — решила она. — Это ему точно нос утрет». Однако заключительная фраза мистера Холуорта здорово раздосадовала Эшли.

— Только еще одно, — смеясь, проговорил он. — Если вы все-таки помиритесь и решите, что жить друг без друга не можете, то не забудьте пригласить на свадьбу.

И повесил трубку, прежде чем она успела ответить.

Эшли подмывало позвонить ему и сказать, что она по этому поводу думает, но она так и не решилась.

Остаток дня она корпела над своим планом по организации рекламной кампании «Мерсер Берджесс иншюренс».

Большинство сотрудников целиком поддерживали ее замысел, хотя некоторые и спорили — все-таки предполагаемые расходы казались просто немыслимыми. Но Эшли это мало беспокоило: если ей удастся убедить Артура Феллоумана, президент «Мерсер Берджесс иншюренс» согласился встретиться с ней на следующий день.

Ее предложения произвели на него сильное впечатление, в этом не было сомнений. Он даже созвал своих специалистов по маркетингу, и встреча затянулась до половины седьмого. Расставаясь, Артур пообещал позвонить ей па следующее утро. Правда, уверенность Эшли в успехе пошатнулась, когда он добавил, что с утра обсуждал предложения другого агентства, хотя какого именно — не сказал.

Добавил только, что их предложения также весьма привлекательны, да и предполагаемые расходы почти в два раза ниже, чем у Эшли.

— Я просто хотел, чтобы вы это знали, — сказал он, провожая Эшли к лифту. — Ведь сумму, которую запрашиваете вы, вытряхнуть из нашего совета директоров чрезвычайно непросто.

Эшли поблагодарила его за откровенность.

Возвращаясь в свой офис, Эшли отчаянно убеждала себя, что должна победить. Она и сама понимала цену своей задумки, а за качество надо платить. Оставалось только надеяться, что и совет директоров «Мерсер Берджесс иншюренс» придет к такому же выводу.

В половине восьмого особых дел у нее уже не оставалось, и Эшли приняла предложение Кэндис сходить вдвоем в кино.

— Знаете, Эшли, — сказала Кэндис, когда они вошли в просторное фойе, — я собираюсь слетать в Лондон.

— О, вы придете в восторг! — пылко заверила Эшли. — Но только предупредите меня заранее — у меня там чудесные подруги, которые будут рады вам помочь, да и покажут наши достопримечательности.

— Договорились, — обрадовалась Кэндис и посмотрела на часы. Вдруг се лицо засветилось радостью. — Что, если нам пропустить по рюмочке? Времени еще достаточно.

Эшли взяла в баре два бокала вина, и они устроились за угловым столиком.

— А в котором часу прилетают завтра ваши? — осведомилась Кэндис, пригубив вино.

— Ох Господи, я чуть не забыла! — всплеснула руками Эшли. — Надо же, а ведь завтра у меня столько дел!

Кэндис сочувственно поцокала языком, потом спросила:

— Ваш сынишка тоже прилетает?

— Еще бы! — хмыкнула Эшли. — Поездку в Нью-Йорк Алекс ни на что не променяет.

Кэндис рассмеялась.

— Жаль, что вы сейчас себя не видели, — мечтательно сказала она.

— Почему? — удивилась Эшли.

— Ваше лицо просто светилось любовью.

— Да, — вздохнула Эшли, — я уже безумно соскучилась по Алексу. На днях ему исполнится восемь — нужно придумать, чем его порадовать.

— Я его увижу? — спросила Кэндис.

— Непременно. Он требует, чтобы я привела его на работу, и я это уже ему пообещала. Нужно только выбрать день, когда не будет Конрада. Мне почему-то кажется, что он не обрадуется, увидев ребенка в офисе. Но вы должны непременно прийти к нам вечером на ужин и познакомиться с моими родителями.

— Спасибо, — улыбнулась Кэндис, потягивая вино. — А как продвигаются ваши дела с «Мерсер Берджесс иншюренс»?

— Пока совсем неплохо. Борьба предстоит нелегкая, но надежда у нас есть.

— Конраду пока нечего передать?

— Нет!

— Ого, как решительно, — засмеялась Кэндис.

Эшли улыбнулась:

— Извините Просто пока мне и в самом деле нечего ему сказать.

Кэндис пристально посмотрела на нее.

— Да, похоже, вы и правда недолюбливаете моего шефа.

— Это верно, — вздохнула Эшли.

— Но почему?

— Расскажу, если у вас есть лишний час, — усмехнулась Эшли.

— А, право, жаль.

— Что — жаль? — не поняла Эшли.

— Что вы так к нему относитесь.

— Вообще-то, — криво улыбнулась Эшли, — эти чувства взаимны. Вы разве не заметили?

Кэндис отвела глаза в сторону.

Эшли покачала головой.

— Просто не представляю, как можно питать к нему симпатию, — сказала она Кэндис весело засмеялась:

— Лично я ничего плохого сказать о нем не могу.

— О вкусах не спорят, — произнесла Эшли, отпивая из бокала. — Сегодня, я заметила, он ушел довольно рано.

— Да, он поехал к своей сестре. Привезет ее с детишками в город на недельку. Ее муж уехал за границу, а она хочет купить кое-что.

— А девушка у Конрада есть? — вдруг выпалила Эшли.

Кэндис посмотрела на нее и хитро улыбнулась — Вообще-то для женщины, которая на дух не выносит Конрада Фрезера, ваш интерес к нему несколько подозрителен.

Эшли пожала плечами:

— Вовсе нет. Я просто так спросила.

Кэндис с минуту не отвечала.

— Есть ли у Конрада девушка?. — наконец повторила она и снова взглянула на Эшли.

— Вы придаете этому какое-то загадочное значение, — сказала Эшли, уже начиная сожалеть, что спросила..

— В определенном смысле так оно и есть.

— Но разве нельзя просто ответить — да ли нет?

— Правильнее сказать так, — улыбнулась Кэндис. — У него есть кое-кто на примете.

— Я ее знаю?

Кэндис кивнула, но продолжать не стала.

— Кто она? — не унималась Эшли, сама не понимая, что на нее нашло — Вы мне скажете?

Пришел черед Кэндис удивляться;

— Неужели вы не знаете?

— Нет, конечно. Стала бы я спрашивать в противном случае.

— И он никогда вам не говорил?

— Мне? — искренне изумилась Эшли. — Да я последняя женщина в мире, которой бы он такое поверил.

Кэндис звонко расхохоталась:

— Напрасно вы так думаете.

Эшли не очень понравилась невнятная реплика Кэндис, да и слишком частый смех секретарши Конрада начинал действовать ей на нервы.

— Давайте сменим тему, — решительно сказала она. — Если вы не против, конечно.

— Разумеется, — ответила Кэндис, бросая на нее какой-то странный взгляд.

Эшли допила вино и, сама себе удивляясь, согласилась на предложение Кэндис выкурить по сигаретке. Курила она крайне редко, только когда была сильно озабочена иди нервничала.

— А где он живет? — ни с, того ни с сего спросила она.

Кэндис хохотнула:

— Эшли, с вами не соскучишься! Неужто вы ч этого не знаете?

Эшли отрицательно покачала головой.

— Он живет в двух шагах от вас, — сказала Кэндис. — На той же улице. Это ведь он подыскал вам квартиру.

Глаза Эшли полезли па лоб.

— , Конрад? — изумилась она. — Йэн не сказала мне…

— Наверное, он не велел. Вы ведь наверняка отказались бы.

— Конечно, — с негодованием сказала Эшли. — Но с какой стати он вдруг решил мне помочь? Какое ему до меня дело?

Кэндис вздохнула и покачала головой.

— Эшли, — сказала она, — Конрад Фрезер по уши влюблен в вас. Только не говорите, что вы и об этом не знаете.

Эшли уронила сигарету прямо себе на колени. Затем вскочила, опрокинув бокал.

— Вы с ума сошли! — выдавила она, когда порядок на столе был восстановлен.

Кэндис уже веселилась в открытую:

— Как, вы и правда не знали?

— Конечно, нет! — негодующе заявила Эшли. — Тем более что это не правда.

— Что ж, — пожала плечами Кэндис. — Спорить я не стану. Но уж поверьте мне — он просто без ума от вас.

Совсем голову потерял. Не сомневаюсь, впрочем, что скоро он и сам вам это скажет — не в обычаях Конрада ждать долго.

— Я больше не хочу это обсуждать, — отмахнулась Эшли. — Чушь какая-то! В жизни не слышала более несусветной ерунды. Не хочу показаться грубой, Кэндис, но либо вы заблуждаетесь, либо не в своем уме.

Кэндис пожала плечами:

— Как вам угодно. Но только учтите: я знаю Конрада как облупленного, и вскоре вы сами убедитесь, что я права. — Она посмотрела на часы. — Идемте, сейчас начнется.

Эшли в полном смятении проследовала за ней в зрительный зал.

Господи, как же после всего этого ей смотреть фильм?

 

Глава 29

— Ого, что это за штучки? — смеясь спросила Вики, стоявшая на пороге. — Я вижу, мы теперь днем спим, да?

Дженнин виновато улыбнулась.

— Что-то у меня вдруг разболелась голова, — сказала она, поправляя растрепавшиеся волосы.

— Можно войти?

Дженнин быстро оглянулась через плечо и лишь затем распахнула дверь.

— Ну конечно.

Вики окинула ее странным взглядом.

— Я кое-что принесла. Завтра пригодится, мне кажется.

Дженнин покосилась в сторону спальни и прошла вслед за Вики в гостиную.

— Завтра? — недоуменно переспросила она.

— Ну да. Только не говори, что ты забыла.

Дженнин сокрушенно покачала головой.

— Извини. Нет, конечно, я не забыла. Пилотный выпуск.

— Выглядишь ты отвратительно, — сказала Вики. — Перенервничала, да? У тебя есть косметическое молочко?

Нужно удалить остатки макияжа, прежде чем примерять то, что я приволокла.

Руки Дженнин взлетели к щекам. Идя отпирать дверь» она в спешке сняла парик миссис Грин, но вот о гриме забыла.

— Да-да, конечно, — рассеянно сказала она. — Сейчас принесу. Подожди здесь.

Оставшись одна, Вики принялась распаковывать сумки и вытаскивать принесенные платья Дженнин как-то вскользь обронила, что телекамера капризна и не допускает определенных цветовых сочетаний. Вики тщательно выбирала одежду для подруги. Лично ей больше всего нравились короткое кремовое платье и лимонно-желтый костюм от Кельвина Клайна, но она не была уверена, что их вкусы с Дженнин совпадут.

Разложив платья на столе. Вики отступила на шаг, чтобы ими полюбоваться, и тут вошла Дженнин. Вики с удовлетворением отметила, что она выглядит уже гораздо лучше.

На ее взгляд, толстый слой макияжа вообще не подходит Дженнин, хотя Вики и полагала, что так гримироваться — удел всех, кто часто появляется перед телекамерами. Правда, сегодня Дженнин на работе не была — что ж, возможно, она экспериментировала, подбирая новые тона.

Дженнин примерила все наряды, но всякий раз, заходя в спальню в очередном платье, чтобы посмотреться в зеркало, просила Вики остаться в гостиной. А на недоуменный вопрос подруги, пораженной се странным поведением, ответила, что у нее побаливает голова.

Наконец, остановив свой выбор на кремовом платье, Дженнин поблагодарила Вики и тут же начала прощаться.

— Пойду полежу еще, — смущенно пояснила она. — Голова просто раскалывается.

— Конечно, конечно, — понимающе закивала Вики. — Я ухожу. Можно только в ванную забегу?

— Да, пожалуйста, — сказала Дженнин, хотя от Вики не ускользнуло мелькнувшее в ее глазах недовольство. И, зайдя в ванную, она сразу поняла его причину.

Должно быть, Дженнин забыла, что оставила парик на полочке в ванной, и Вики увидела его, едва переступив порог. Опечаленно вздохнув, она взяла темный с кудряшками парик и повертела в руках. После незабываемой ночи в квартире Вики Дженнин ни разу больше не упоминала о миссис Грин, и Вики уже начала надеяться, что ее подруги избавилась от своего второго «я». Однако парик и макияж подтверждали ее худшие подозрения. Дженнин нуждалась в помощи.

Положив парик на место, Вики вернулась в гостиную.

Дженнин уже снова была в халате. Она даже не повернула головы в сторону подруги.

— Джен! — тихонько окликнула Вики.

— Что?

— Ты уверена, что у тебя все в порядке?

— Ну разумеется, — натянуто улыбнулась Дженнин. — Вот, забирай. — Она протянула Вики сумки. — Я все уложила. Можно я выпишу тебе чек?

Вики рассеянно кивнула. Она поняла, что давить на Дженнин не следует. Дождавшись, пока та подписала чек, она взяла его, легонько чмокнула подругу в щеку и ушла.

Оставшись одна, Дженнин обессиленно привалилась к стене. Господи, она вывернулась чудом. У нее совершенно вылетело из головы, что Вики собиралась зайти. Неудивительно — миссис Грин никогда не волновали мирские заботы Дженнин Грей. И стоило аппетиту миссис Грин разыграться, как Дженнин Грей переставала существовать.

Взглянув на дверь спальни, Дженнин почувствовала, что закипает от гнева. Пробежав через гостиную, она буквально влетела в спальню. При виде сидевшего на постели голого мужчины она почувствовала, как ее захлестывает отвращение. Господи, и что на нее нашло? Как она могла привести домой такого ублюдка?

Мужчина ухмыльнулся и выпустил изо рта облачко дыма.

— Где у тебя пепельница, крошка?

— Убирайся отсюда! — закричала Дженнин. Ее глаза метали молнии.

Мужчина изумленно посмотрел на нее, но даже не шелохнулся.

— Ты что, не слышал? Я сказала, убирайся вон!

— Ты что, крошка? — спросил он. — Еще рано. Давай еще поваляемся.

Подлетев к кровати, Дженнин схватила одеяло и отбросила в сторону. Затем, отвернувшись, чтобы не смотреть на наготу своего гостя, швырнула ему брюки, висевшие на спинке стула.

— Слушай, а в чем дело-то? — жалобно взвыл он. — Какая муха тебя укусила? Можно подумать, что я сам к тебе напросился…

— Замолчи! — резко оборвала его Дженнин. — Одевайся, и чтобы через пять минут твоего духу здесь не было!

Несколько минут спустя мужчина, уже одетый, вышел в гостиную. Посмотрев на него, Дженнин с омерзением зажмурилась. Боже, как она могла так опуститься?!

— Ну что ж, я потопал, — пробурчал мужчина. Дженнин не ответила, она даже не помнила, как его зовут. — Приятно было познакомиться, — ухмыльнулся он. И ушел.

Оставшись одна, Дженнин в отчаянии забарабанила сжатыми кулаками по спинке дивана. Почему? Почему?

Зачем ей все это? Омерзительный мужлан, вонючий и волосатый, насквозь пропахший табаком и пивом, то и дело громко отрыгивавший. Неандерталец! И — привести его сюда! Она совсем спятила. Представив, что случилось бы, открой Вики дверь спальни, она в ужасе закатила глаза.

Накануне вечером, не соображая, что делает, она перевоплотилась в миссис Грин и отправилась на охоту. Сев в машину, доехала до Ридинга, оставила автомобиль на стоянке и стала ловить попутку до Лондона.

Водитель ей понравился, но, когда она предложила расплатиться за проезд, решительно отказался.

— Ни к чему, — с улыбкой пояснил он. — Мне было приятно провести время с такой попутчицей.

Сейчас, вспоминая, как изменилось его лицо, когда она пояснила, какую именно плату имела в виду, Дженнин содрогнулась от стыда. Но даже тогда парень сказал, качая головой:

— Нет, не надо, мэм. Я и правда получил удовольствие от общения с вами.

И все же она настояла на своем. Как парень ни упирался, но она буквально изнасиловала его.

Вскочив с дивана, Дженнин нервно заходила по гостиной. Остановившись перед зеркалом, она посмотрела на себя и в отвращении сплюнула.

— Мерзавка! Тварь! Шлюха несчастная!

Услышав, что перед домом остановилась машина, Дженнин подлетела к окну и отдернула штору. Только Мэттью ей сейчас не хватало. Но это соседка вернулась из магазина.

Войдя в спальню, она принялась шарить глазами по сторонам в поисках принадлежностей миссис Грин. Косметичка валялась под кроватью. Дженнин подняла ее и упрятала в сумку. Но куда подевался проклятый парик? Он словно испарился. Дженнин даже откинула простыни, думая, что он мог слететь с нее и остаться в постели, но и там парика не оказалось.

И вдруг ее прошиб холодный пот, а ноги подкосились.

Конечно же! Вики постучала, она в панике бросилась в ванную, сорвала парик и оставила его там. А Вики туда заходила! Она могла его заметить. Даже наверняка заметила и сразу поняла, что тут творится.

Закрыв глаза, Дженнин присела на край кровати. Да, Вики, безусловно, догадалась. Она ведь о чем-то спросила ее перед уходом. Намекнула, А вдруг заметила этого дикаря в постели?

Несмотря на теплый вечер, Дженнин била зябкая дрожь.

Одно дело, что Вики знала про миссис Грин, но совсем другое, если она своими глазами видела ее жертву. Что она могла подумать? Теперь Вики вправе порвать с ней навсегда. Кто в здравом уме станет дружить с такой извращенкой?

И, ненавидя себя, Дженнин бросилась на кровать, рыдая и скрежеща зубами от ярости. Она и сама больше не хотела видеть Вики. Она возненавидела подругу за то, что та проникла в ее тайну.

— Ник! — закричала Кейт в телефонную трубку. — Наконец-то! Я тебе весь день звоню. Куда ты пропал?

— Я был у Адриана Коули, постановщика «Корнуоллской королевы».

— Ах да! Ну и как?

— Все прекрасно. Похоже, что через пару недель нам придется слетать в Нью-Йорк. Адриан нашел там спонсора и почему-то хочет взять меня с собой. Наверное, потому, что Боб сейчас связан по рукам и ногам.

— И на сколько вы улетаете?

— Ненадолго. На недельку. Самое большее на две.

— Это надолго, — вздохнула Кейт.

— Ты хочешь сказать, что будешь без меня скучать? — засмеялся Ник.

— Не напрашивайся на комплименты, — осадила его Кейт. — Между прочим, я звонила насчет завтрашнего дня.

— В каком смысле?

— Мы же собирались съездить в Кливден. Ты что, забыл?

— Ах да…

— Так вот, я, к сожалению, не могу.

— Вот как? А в чем дело?

— Папочка обижается, — со вздохом сказала Кейт. — Я уже две недели его не навещала, так что, боюсь, завтра мне придется поехать к нему.

— Понятно. А как насчет сегодняшнего дня?

— Я состряпаю твое любимое блюдо. Сардинки на тостах.

— Сардинки на тостах! — вскричал актер. — Да я их на дух не выношу!

— Шучу, — захихикала Кейт. — Нет, я готовлю тебе сюрприз.

— Вина принести?

— Бочку.

— А ты не напьешься? — подозрительно осведомился Ник. — А то что мне потом с тобой делать?

— Не бойся! — прыснула Кейт. — Так во сколько тебя ждать?

— Половина восьмого устроит?

— Вполне. Тогда до вечера. И, Ник…

— Что?

— Ты очень огорчен из-за папы?

— Страшно.

— Правда? — упавшим голосом спросила Кейт.

— Да. Я всю неделю жил ожиданием этой поездки.

— Знаешь, я хотела спросить… А ты не мог бы вырваться в пятницу? А я тогда позвоню и спрошу… Иду, миссис Адаме! — выкрикнула она, отвечая на стук в дверь. — Как, согласен?

— Я должен свериться с расписанием своих дел, — шутливо ответил Ник. — Ладно, до вечера.

И повесил трубку.

На душе у Ника скребли кошки. Опять ее отец вмешивается. Не раз и не два он порывался поговорить с Кейт о ее странных отношениях с отцом, но всякий раз она уходила от ответа, быстро сворачивая разговор или переводя его на другую тему.

И все-таки нужно попытаться. Войдя в ванную своей холостяцкой квартирки в Холланд-парке, Ник включил свет и задорно подмигнул своему отражению в настенном зеркале. Да, похоже, время уже пришло. Интересно, что она скажет на сей раз. И он снова улыбнулся.

— Послушай, Элламария, мы уже трижды прочесали всю Бонд-стрит, а теперь ты затащила меня на Найтсбридж.

Если тебе так уж необходимо обручальное кольцо, то неужели нельзя выбрать что-нибудь попроще? — спросил Боб;

— Ах, так ты заметил?

— Еще бы, ведь мы останавливались перед каждой ювелирной лавкой. Только слепой не заметил бы.

— Ну так что? Мы купим кольцо?

Боб остановился и посмотрел на нее.

— Ну пожалуйста!

Боб отвел ее в сторону, чтобы не мешать другим прохожим. Элламария посмотрела на него, и ее сердце упало.

Его глаза больше не сияли. Она поняла: он откажется.

— А не кажется ли тебе, что это несколько преждевременно? — спросил Боб. Обняв Элламарию за плечи, он снова увлек ее за собой. — Я ведь еще не поговорил с женой.

— Но ведь в этот уик-энд ты ей скажешь, — напомнила Элламария. — Да и кольцо, возможно, придется немного подправить, а это займет время.

— Ну ладно, — сжалился Боб. — Раз уж тебе так хочется, то я согласен. Ты хоть присмотрела что-нибудь подходящее?

— О, Боб! — радостно вскричала Элламария, обнимая его. Они остановились прямо в толпе. — Он только что предложил мне руку и сердце! — пояснила Элламария высокому мужчине в котелке, едва не налетевшему на них.

Котелок улыбнулся и прошествовал дальше. Боб смущенно покачал головой.

— Не так громко, прошу тебя, — прошептал он.

— Но я хочу, чтобы все знали, — пропела Элламария, едва не приплясывая. — Все на свете!

— Подожди до понедельника. Если меня узнают, то слухи просочатся в прессу, а я не хочу, чтобы моя жена впервые прочитала об этом в газете.

Элламария вздохнула:

— Что ж, ты прав. А как же тогда продавцы в ювелирном магазине? Они ведь тоже могут тебя узнать.

— Вот именно, — сказал Боб. — Сама понимаешь — лучше отложить покупку на, следующую неделю. Как считаешь?

Элламария замялась.

— Ведь так будет лучше, — настаивал Боб.

— Но ты обещаешь? — В голосе Элламарии послышалась мольба. — На следующей неделе — это точно?

— Обещаю, — кивнул Боб. — Давай теперь заглянем в «Хэрродз» — и домой.

Боб даже не пытался придумать, что сказать Линде. Как всегда, он откладывал неприятные мысли напоследок, но все же его сердце заранее сжималось — Линда не заслужила той боли, которую он собирался ей причинить.

Мэттью пересек гостиную и налил себе виски. Дженнин, стоя в дверях, следила за ним.

— Ну что? — спросил он, бесцеремонно разваливаясь на диване со стаканом в руке. — Как там твой пилотный выпуск?

Глаза Дженнин непроизвольно сузились, а Мэттью расхохотался.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

— О, ты бы поразилась, узнав, сколько я на самом деле о тебе знаю!

— Что, впрочем, неудивительно: мир забулдыг и наркоманов тесен, — заметила Дженнин.

Мэттью ухмыльнулся, обнажив прокуренные зубы.

— А ты со мной не выпьешь? — спросил он, сделав широкий жест в сторону бара.

Дженнин пропустила его вопрос мимо ушей.

— Ну так все-таки, — снова поинтересовался Мэттью, — как все прошло?

— Послушай, Мэттью, я не собираюсь ничего с тобой обсуждать. Это совершенно тебя не касается, так что выкладывай, что тебе надо, и катись отсюда.

— Меня не касается, говоришь? — криво усмехнулся он, откидываясь на спинку дивана и укладывая ноги на кофейный столик.

— Сколько тебе нужно? Говори! — с нетерпением потребовала Дженнин.

Мэттью сделал большой глоток виски.

— Нисколько, — с ухмылкой ответил он, наслаждаясь ее изумлением.

Впрочем, уже в следующий миг в глазах Дженнин мелькнуло подозрение.

— Тогда зачем ты здесь?

— А вот об этом я и хотел потолковать, — сказал Мэттью. — Присаживайся, поговорим по душам.

— Спасибо, мне и здесь удобно, — отказалась Дженнин, опираясь о косяк двери. — И не забывай, пожалуйста, что ты находишься в моей квартире.

Мэттью снова ухмыльнулся.

— На случай, если ты забыла, Дженнин, — в твоей квартире я волен вести себя так, как мне заблагорассудится.

Она скрестила руки на груди, на щеках у нее заходили желваки.

— Выкладывай, что там у тебя. Что ты хочешь?

Мэттью встал и, подойдя вразвалочку к бару, не торопясь снова наполнил свой стакан.

— Я хочу участвовать в твоей новой программе, — сказал он вдруг, поворачиваясь к ней.

Дженнин ахнула.

— Ну-ка повтори!

— Я хочу участвовать в твоей новой программе, — повторил он.

— Ты спятил, — убежденно сказала она.

Лицо Мэттью потемнело. Осознав свою ошибку, Дженнин поспешно добавила:

— Это самое обычное ток-шоу, Мэттью. Оно даже не постановочное. Твой талант драматического актера не пригодится.

— Я тебе подойду!

— Нет!

— Вот увидишь, — процедил он. — Тем более что тебе придется за меня поручиться.

— Не бывать этому! — Дженнин вспыхнула. — И вообще, выкинь эту идиотскую затею из головы.

— Послушай, Дженнин, — терпеливо сказал Мэттью, закидывая ногу на ногу. — Я хочу получить эту работу.

Причем с самого первого дня. В противном случае не видать тебе этой программы как своих ушей.

Дженнин показалось, что кто-то стиснул ее горло стальными пальцами.

— Ты не можешь… — прохрипела она. — Мэттью, ты не смеешь, не имеешь права! Я столько работала, так мечтала об этой программе. Ну почему ты не можешь оставить меня в покое? Ведь я плачу тебе, неужели этого мало?

— Да, — отрывисто сказал он. — Я решил, что достоин большего.

— Но мне нечего тебе больше отдать! — в отчаянии вскричала Дженнин. Она посмотрела на Мэттью, и ее пальцы непроизвольно сжались. Господи, как же она его ненавидела! — Подонок! — не сдержалась она. — Ты просто издеваешься надо мной, мерзкий ублюдок!

— Совершенно верно, — процедил он, уже со злобой.

И вдруг обида, унижение и злость, накопившиеся за последние дни, захлестнули Дженнин, и она не выдержала.

— Ты, вонючая скотина! — завопила она, вконец утратив власть над собой. — Грязный, мерзопакостный гаденыш! Убирайся из моего дома! Чтоб я больше не видела твою паскудную рожу! Вон отсюда! Вон из моей жизни!

Меня тошнит от одного твоего вида! Дрянь, ничтожество, мразь, выродок, гнида!

Лицо Мэттью исказилось до неузнаваемости. Вскочив с дивана, он со всего размаху швырнул свой стакан на пол — тот со звоном разлетелся вдребезги.

— Не смей на меня орать, вонючая стерва! — завопил он. Схватив Дженнин за волосы, он резко развернул ее лицом к себе и отвесил ей хлесткую пощечину.

Дженнин охнула и обрушилась на него с кулаками, но Мэттью был гораздо сильнее.

— Прекрати! Отпусти меня! — кричала она, но Мэттью продолжал таскать ее за волосы.

— Только посмей не взять меня на работу! — закричал он. — Я тебе не позавидую. В следующий раз, когда я приду, дело должно быть в шляпе. Поняла?

— Это от меня не зависит, — пролепетала насмерть перепуганная Дженнин, с трудом заставляя себя смотреть на его ненавистную, перекошенную физиономию. Глаза Мэттью налились кровью, из уголков рта стекала слюна. — Это совершенно не в моей власти.

— Похоже, ты меня не поняла, — прошипел он. — Повторяю в последний раз: если ты не возьмешь меня в свою программу, тебе конец. Поняла, шлюха проклятая?

Не помня себя, Дженнин запрокинула голову и изо всей силы плюнула в его ухмыляющуюся подлую рожу.

От страшного удара она упала на пол, едва не потеряв сознание. Взбешенный Мэттью высился над ней. В следующее мгновение ее бок пронзила невыносимая боль. Он ударил ее ногой!

Собравшись с последними силами, она откатилась в сторону, но Мэттью настиг ее, и новый страшный удар обрушился на ее спину.

Наконец она ухитрилась отползти и забиться под стол, где ноги Мэтгью уже ее не доставали. В разбитом рту ощущался солоноватый привкус крови.

— Вылезай оттуда, стерва! — вдруг услышала она хриплый голос Мэттью.

Дженнин не шелохнулась.

— Я сказал, вылезай!

И вдруг послышался страшный грохот и звон разбитого стекла. Чуть высунув голову, Дженнин увидела опрокинутый бар и гору битого стекла — остатки бутылок, стаканов и рюмок. Затем Мэттью схватил стул и, размахнувшись, изо всех сил швырнул его об стену. С удовлетворением убедившись, что стул сломан, он опустился на четвереньки и заглянул под стол. Дженнин прижалась к стене. Глаза Мэттью были налиты кровью, как у рассвирепевшего быка.

Протянув руку, он снова схватил Дженнин за волосы и ударил головой об пол.

— Вставай!

Дженнин со страхом взглянула на него; от ужаса у нее кровь стыла в жилах.

— Вставай! — завопил он.

Не сводя с него глаз, Дженнин ухватилась за край стола и попыталась подтянуться. Она громко всхлипывала. С трудом подтащившись к креслу, она опустилась в него, и тут же ее лицо мучительно исказилось — боль в боку была нетерпимой.

Вдруг она услышала собственный голос, доносившийся как бы со стороны:

— Почему, Мэтгью? За что?

Мэттью со всего размаху шмякнул бутылкой о стол, отчего Дженнин подскочила, и снова наклонился над ней, приблизив лицо едва ли не вплотную.

— За что? — переспросил он, брызжа слюной. — Я скажу тебе за что. За то, что я был таким болваном, что влюбился в тебя. А ты, сука вонючая, меня отвергла! Шлюха подзаборная! Я любил тебя, а ты меня предала. И вот теперь пробил час расплаты. Поняла? И только попробуй, дрянь, надуть меня на этот раз, тогда тебе конец! Я тебя своими руками на тот свет отправлю. Но только сперва шкуру сдеру!

Захватив с собой почти опустевшую бутылку, Мэтгью двинулся к двери.

— Я вернусь, — пригрозил он. — И очень скоро. Ты знаешь, что мне нужно и что с тобой будет, если ты попытаешься обвести меня вокруг пальца! — Он зловеще усмехнулся. — Так что подумай на досуге.

Услышав, как хлопнула входная дверь, Дженнин попыталась привстать, но, сраженная ужасной болью, упала на колени и бессильно зарыдала.

Затормозив перед домом Дженнин, Вики вдруг увидела, как из подъезда, пошатываясь, выходит Мэттью. Одного взгляда на его физиономию было достаточно, чтобы понять: наверху снова случилось что-то ужасное. Дождавшись, пока он скроется за углом, она кинулась в подъезд и вихрем взбежала по лестнице.

Дверь была открыта, поэтому Вики не задерживаясь влетела в квартиру и громко позвала Дженнин. Не услышав ответа, она с остановившимся сердцем направилась в гостиную. Битое стекло, запах алкоголя, переломанная мебель… Господи, что же тут произошло?

Лишь в следующую минуту она увидела скорчившуюся на полу, окровавленную Дженнин. Уронив сумочку, Вики стремительно бросилась к ней.

— О, Вики, Вики! — всхлипывала Дженнин. — Мало того, что он бил меня руками и ногами, так теперь еще и требует, чтобы я ему помогла. И у меня нет выхода — я должна устроить его на работу. В противном случае он убьет меня. Поклялся, что убьет. Боже, что же мне делать?

— Ничего, ничего, — бормотала Вики, отчаянно пытаясь унять охватившую ее ярость. — Ничего, Дженнин. Я тебе помогу. Давай попробуем перебраться на диван.

Уложив Дженнин на подушки, она помчалась в ванную за ватой и горячей водой. Вернувшись в гостиную, она увидела, что Дженнин пытается встать. Схватив Вики за руку, Дженнин сбивчиво заговорила:

— Он теперь требует участия в моей программе. Он отберет ее у меня! Что мне делать. Вики?

— Тссс, — снова прошептала Вики. — Полежи спокойно. Не надо ничего говорить.

Дженнин легла на подушку, чувствуя нежные прикосновения рук Вики к своему лицу. Внезапно на Дженнин навалилась усталость, и ей показалось, что руки и ноги налились свинцом.

— Я хочу спать, — пожаловалась она. — И еще хочу куда-нибудь уехать. Пожалуйста, Вики, помоги мне избавиться от него.

— Помогу, — твердо пообещала Вики.

Уткнувшись лицом в плечо подруги, Дженнин безутешно рыдала.

— Господи, что мне делать? Вики, скажи, что мне делать?

— Прежде тебе нужно вырваться из этой обстановки, — сказала Вики. — И спрятаться там, где тебя никто не найдет и никто до тебя не доберется. Там, где тебя любят и окружат нежностью и заботой. Скажи мне, каков твой рабочий график на эту неделю, и в зависимости от этого мы и примем решение.

— Я должна отредактировать передачу, — сказала она. — Но к пятнице освобожусь. И весь уик-энд у меня свободен.

Может, мы куда-нибудь уедем? Ты не сможешь поехать со мной?

— Конечно, смогу, — заверила Вики. — Хочешь, съездим в Уилтшир к моим предкам? Они будут очень рады. Будем целыми днями гулять Завтра позвоню старикам и скажу, что мы нагрянем. А теперь ложись. Ты должна выспаться. Не бойся, я останусь с тобой, — поспешно добавила она, заметив, как испуганно расширились глаза Дженнин. — Лягу здесь на диване. Если тебе что-нибудь понадобится, ты только позови, и я тут же прибегу. Хорошо?

Дженнин слабо улыбнулась и промолвила:

— Ты — поразительное создание.

— Почему?

— Уже второй раз ты меня спасаешь. Оказываешься рядом в самую критическую минуту.

Глаза Вики заволокло нежностью. Она улыбнулась:

— Но ведь именно для этого и существуют настоящие подруги, не правда ли?

Дженнин растроганно посмотрела на нее.

— Да, — кивнула она. — Конечно.

 

Глава 30

Держа в руках папки с очередными разработками для «Мерсер Берджесс иншюренс», Эшли вышла из кабинета и направилась в службу маркетинга. Вот уже вторую ночь, лишь урывками засыпая, она вместе со своей командой работала над проектом, буквально падая с ног от усталости. Ситуация складывалась многообещающе, и Эшли держалась из последних сил.

Артур Феллоуман позвонил ей, как и обещал, и его ободряющие слова вселили в нее еще большую надежду па успех. Эшли почувствовала, что он на ее стороне и поддержит ее на совете директоров. Если бы ей удалось хотя бы немного снизить стоимость проекта, победа была бы у нее в кармане, Эшли уже дошла до конца коридора, когда вспомнила, что хотела поговорить с Йэн, и повернула обратно.

Войдя, она увидела, что Йэн кладет телефонную трубку.

— О, вы вернулись, — затараторила она. — Это звонил…

Но Эшли не слушала се.

— Я должна во что бы то ни стало поговорить сегодня утром с Артуром Феллоуманом, — сказала она. — Свяжитесь с его секретаршей и выясните его распорядок дня. И еще, возьмите, пожалуйста, синюю папку у меня на столе и сделайте копии со всех документов. Потом позвоните Кэндис и передайте, чтобы она непременно записала меня на прием к Конраду. Мы сразим его наповал. — Она улыбнулась и лукаво подмигнула. Йэн засмеялась, а Эшли уже выскочила за дверь.

— Что за пожар? — спросил Билл Фаунест, успев схватить Эшли за рукав, прежде чем она наскочила на него.

Эшли расхохоталась:

— Извините, Билл, просто я очень спешу. Хочу успеть пообщаться с Конрадом до ленча.

— А вот как раз то, что мне нужно, — произнес Билл, заметив в руке Эшли яркий коллаж. — Можно взглянуть?

— Да, конечно, — кивнула Эшли, протягивая ему бумаги. — Не вижу причин отказать вам в удовольствии.

— Ух ты! — восхитился Билл, разглядывая коллаж. — И правда здорово! У меня уже слюнки текут — так не терпится увидеть все целиком.

Эшли рассмеялась:

— Осталось недолго. Завтра отпечатаем во всей красе и отглянцуем.

— А Конрад уже видел?

— Нет, он даже не подозревает, что его ждет, — небрежно ответила Эшли, хотя в глубине души безумно волновалась.

Билл изумленно приподнял брови.

— Господи, такая фантастика — и он ничего не видел?

Тем более что от первоначального проекта, заказанного «Мерсер Берджесс иншюренс», это отличается как стихи от прозы.

Эшли пожала плечами:

— Это наша единственная надежда.

— А Артур Феллоуман в курсе?

— Да.

— Вы с ним говорили?

— Да.

— А с Конрадом?

— Нет еще.

— Что ж, я бы дорого дал, чтобы взглянуть на его лицо, когда он это увидит.

Взяв ее под руку, Билл повел Эшли по коридору.

— Ему ведь непросто угодить, верно? — спросила Эшли. — Я имею в виду Конрада.

— Это мягко сказано, — усмехнулся Билл.

— А ведь я всерьез рассчитываю победить, Билл.

— Я знаю.

Эшли рассмеялась:

— Значит, вы в меня верите? Спасибо.

— Спасибо не мне, — сказал Билл. — Если кого вам и. благодарить, то Конрада.

— Конрада? — изумилась Эшли. — В каком смысле? , — В самом прямом. Он сделал все возможное, чтобы вам был обеспечен успех.

— Он? Но что?

Билл беспомощно развел руками.

— Вы уж поверьте мне на слово, — сказал он, .

— Не хотите ли вы сказать, что он уже знаком с моей, идеей? — нахмурилась Эшли, забирая у него коллаж.

— Насколько мне известно, нет.

— И все-таки я вас не вполне понимаю, — нахмурилась Эшли. — Каким образом Конрад способен обеспечить мне победу…

— Билл! — Окрик прозвучал резко, как удар хлыста.

Эшли с Биллом одновременно обернулись и увидели направлявшегося к ним Конрада. Его лицо было темнее тучи. Эшли впервые увидела его после своего позора в клубе «21»; с тех пор она его старательно избегала.

— Конрад! — растерянно произнес Билл.

— Зайдите ко мне, если у вас есть время, — сказал Конрад. — Я хотел обсудить с вами результаты последнего месяца.

— Хорошо, я зайду прямо сейчас, — сказал Билл, выпуская локоть Эшли.

Конрад, ни слова не говоря, отвернулся и зашагал по коридору в противоположном направлении. Эшли посмотрела на Билла и скорчила гримаску. Билл подмигнул ей и направился вслед за Конрадом.

Настало время ленча, и Эшли, сидя у себя в кабинете, потягивала кофе, наслаждаясь заслуженной минутой отдыха. Вдруг без всякого предупреждения дверь распахнулась, и Эшли в изумлении вскинула голову — кто это осмелился войти без стука? При виде Конрада ее глаза удивленно расширились.

Он направился прямо к ее столу и бросил на него папку.

— Что это такое, черт побери?

Эшли протянула руку и раскрыла папку.

— Ну? — нетерпеливо спросил Конрад.

Эшли дрожащей рукой извлекла из папки бумаги.

— Позвольте вам сказать, — процедил Конрад, опершись на стол обеими руками, — что если вы приготовили эту галиматью для «Мерсер Берджесс иншюренс», то напрасно! Оставьте эту затею, не тратьте на нее деньги, время и талант. Вам здесь не Лондон, — продолжал он, — а Нью-Йорк. Это же, — он едва не плюнул на папку, — образец пошлости и халтуры! Если это и впрямь то, что вы хотите предложить «Мерсер Берджесс иншюренс», советую вам за-, казать билет на ближайший самолет в Лондон. И немедленно! Вам ясно?

Эшли встала.

— Это, — спокойно промолвила она, взяв папку, и помахала ею в воздухе перед носом Конрада, — не мое!

Это досье принадлежит агентству «Джи-Эс энд Эй».

— Тогда какого черта оно делает на моем столе?

— Понятия не имею, — пожала плечами Эшли. — Должно быть, Йэн принесла вам не ту папку. — Моя же вот, — добавила она, вручая ему свои разработки.

Конрад взял у нее корочки, но раскрывать не стал.

— Каким образом все-таки материалы «Джи-Эс энд Эй» оказались у вас? — спросил он.

— У меня? — изумилась Эшли. — Но ведь вы сами принесли сюда эту папку! Я ее в глаза не видела.

— Не нравится мне эта история, — процедил Конрад. — Если мы выиграем конкурс и получим контракт, то я хочу, чтобы наши руки остались чистыми. Я не потерплю шпионских штучек! Поговорите с тем, кто принес эти материалы, и потребуйте, чтобы их вернули агентству «Джи-Эс энд Эй». А потом пришлите виновного ко мне.

— Вы говорите таким тоном, как будто я и в самом деле понимаю, о чем речь! — вспыхнула Эшли. — Вы знаете своих людей куда лучше, чем я. Почему бы вам не поискать козла отпущения самому?

— Я поручил вам задание и требую его выполнения, — жестко сказал Конрад. — К завтрашнему утру. Теперь посмотрим, что тут у вас, — добавил он, усаживаясь в кресло и раскрывая досье. — Я очень надеюсь, что это лучше того, что я только что держал в руках.

Эшли не могла скрыть изумления. Она была почти убеждена, что Конрад возьмет папку с ее предложениями к себе, чтобы прочитать без помех.

— Присаживайтесь, — кивнул ей Конрад. — Расскажите пока в двух словах, в чем заключается ваша задумка.

Эшли минуты три излагала свою идею, прежде чем Конрад отложил папку в сторону.

— И это все? — спросил он.

— Да, в общих чертах.

— Вы в своем уме? — спросил он вдруг.

Эшли показалось, что она ослышалась.

— Что?

— Я спросил: вы, верно, спятили?

Эшли горделиво вскинула голову.

— Задумка прекрасная! — заявила она, размахивая папкой. — И вы это отлично знаете!

— Но это совершенно не то, о чем я вас просил. Мне казалось, что вы меня поняли, но я ошибся. Мне не следовало так слепо полагаться на вас. Я просто не понимаю, на что вы можете рассчитывать, повышая смету едва ли не втрое!

— А я знаю, на что можно рассчитывать! — топнула ногой Эшли, уже выходя из себя. — Я обсудила это с Артуром Феллоуманом. Он в курсе дела.

У Конрада отвалилась челюсть.

— С Артуром Феллоуманом? — переспросил он. — Вы хотите сказать, что, вместо того чтобы посоветоваться со мной, обратились к Феллоуману? Да что на вас нашло?

— Стремление победить! — крикнула Эшли. — Разве не вы угрожали мне увольнением, если контракт достанется не нам?

Конрад ожег ее свирепым взглядом.

— Итак, что он сказал?

— Ему проект понравился. Он пообещал, что выступит на совете директоров и попробует их убедить принять наше предложение, хотя для этого и придется несколько увеличить смету.

— Несколько! — фыркнул Конрад. — Утроить! Феллоуман предложил вам работать на него?

— В каком смысле? — нахмурилась Эшли.

— Если ваш замысел выгорит, то вы одна добьетесь того, над чем весь отдел маркетинга «Мерсер Берджесс иншюренс» потел несколько лет.

— Я же сказала, мистеру Феллоуману проект понравился, — просто ответила Эшли.

И вдруг Конрад улыбнулся. Это было настолько неожиданно, что Эшли даже растерялась; она привыкла видеть босса в гневе, ярости, но только никак неулыбающимся.

— Что ж, Эшли, — сказал он. — Следует воздать вам должное — в смелости вам не откажешь. Итак, вы и правда показали ему свой план и предложили утроить расходы на рекламу?

— Да.

— И он с вами согласился. А с Дэвидом Берджессом он уже говорил?

— Не знаю.

— Думаю, что нет, — заметил Конрад. — В противном случае Берджесс уже позвонил бы мне. — Он снова взял со стола папку и раскрыл.

— Значит, вы одобряете мой план? — спросила Эшли.

— Нет, — ответил Конрад; в его голосе вновь прозвучал гнев. — Я его, безусловно, не одобряю. Вы не выполнили мои распоряжения. Если, несмотря ни на что, контракт достанется нам, я надеюсь, что в будущем вы не станете так себя вести. Понятно?

— Да, — сказала Эшли. — Однако вы по-прежнему так и не ответили, как расцениваете мою работу.

— Мне кажется, — процедил Конрад, — что если вы и дальше будете продолжать в том же духе, то наша компания окажется перед угрозой банкротства.

Сердце Эшли упало. Значит, даже если контракт достанется им, Конрад не хочет, чтобы она продолжала работать в компании «Фрезер и Нелмс».

— Ваши предложения, — он указал на ее папку, — я забираю с собой. Что же касается этого, — он ткнул пальцем в папку с материалами агентства «Джи-Эс энд Эй», — то проследите, чтобы ее как можно скорее вернули законному владельцу, и молите Бога, чтобы ее не хватились. Хотя я вполне допускаю, что мы уже опоздали.

Он повернулся, чтобы уйти, но в эту минуту дверь распахнулась и вошла Йэн — за ее спиной стоял Алекс.

Эшли рухнула в кресло и закрыла глаза. Господи, только этого ей не хватало! Что теперь скажет Конрад? Он и без того пребывал почти в бешенстве, а приход Алекса может окончательно вывести его из себя.

— О, мистер Фрезер, — промолвила Йэн, покраснев до корней волос и виновато покосившись на Эшли. — Извините, сэр, я не знала, что вы здесь.

— Оно и видно, — хмуро произнес он, а затем, опустив глаза, посмотрел на жавшегося к ее ногам, явно перепуганного мальчугана. Конрад, рост которого превышал шесть футов, и без того казался ему настоящим великаном, разгневанный же, он мог здорово напугать ребенка.

И вдруг, к безмерному изумлению Эшли, лицо Конрада просветлело, и он протянул Алексу руку.

— Привет, малыш, — почти ласково сказал он.

Алекс вопросительно посмотрел на мать, которая едва заметно кивнула, затем снова перевел взгляд на Конрада и робко пожал протянутую ладонь.

— Тебя, по-моему, зовут Алекс, да? — спросил Конрад.

Алекс кивнул, по-прежнему не раскрывая рта.

Конрад взглянул на Эшли:

— Я и не знал, что ваша семья здесь. — И снова посмотрел на Алекса:

— Надолго прилетел сюда, сынок?

— На три недели, — еле слышно ответил Алекс.

Конрад опустился на корточки, оказавшись вровень с мальчиком, и приветливо улыбнулся:

— Как насчет того, чтобы завтра сходить со мной на игру?

Не будь Эшли сама потрясена, она бы, наверное, разразилась смехом при виде гаммы чувств, отразившихся на лице ее секретарши.

Алекс мгновенно оживился, его глаза округлились.

— На какую игру?

— На бейсбол, — пояснил Конрад. — Завтра я веду на стадион своих племянников. Они примерно твоего возраста. Мне кажется, тебе будет интересно. Если, конечно, — он перевел взгляд на Эшли, — твоя мама не возражает.

Алекс стрельнул глазенками на Эшли.

— Можно, мамочка?

Эшли не сразу обрела голос.

— А… ты хочешь? — проскрипела она.

— Еще бы! — едва не взвизгнул Алекс; таращась на Конрада как на божество.

Конрад улыбнулся и выпрямился.

— Тогда я разрешаю, — пролепетала Эшли. — Если мистер Фрезер не шутит.

— Мистер Фрезер не шутит, — усмехнулся Конрад. — Можешь в честь этого звать меня Конрад, как и мои непутевые племяннички.

— Ух ты, здорово! — расцвел Алекс. — Спасибо. — И тут же добавил:

— А можно дедушку с собой взять?

— Можно, — улыбнулся Конрад и направился к двери. — А вы чего ждете? — напустился он на Йэн. — Позвоните на стадион и закажите еще два билета.

И вышел.

Йэн с Эшли уставились ему вслед.

Первой пришла в себя Эшли.

— Сейчас муха влетит, — сказала она Йэн, которая так и стояла с открытым ртом.

Выйдя из оцепенения, Йэн посмотрела на нее.

— Просто не могу поверить, — произнесла она, встряхивая головой. — Мистика какая-то.

Зазвонил телефон, и Йэн поспешила в приемную, забрав с собой Алекса.

Оставшись одна, Эшли прикрыла дверь и вернулась к своему столу. Случившееся не укладывалось в голове, не лезло ни в какие рамки. Только что он кричал на нее, едва ли не топая ногами, а в следующую минуту пригласил ее сынишку на бейсбол.

Зажужжал внутренний телефон.

— Звонил Билл Фаунест, — сказала Йэн. — Просит вас зайти к нему.

— Спасибо, — поблагодарила Эшли. — Сейчас иду.

Позже, возвратившись в свой кабинет, она застала там Алекса.

.; — Мальчуган сидел в кресле за ее столом и увлеченно играл с телефонными аппаратами. Эшли рассмеялась — его забавная мордашка едва виднелась над столом. Похоже, стараясь поднять вращающееся кресло, он ухитрился опустить его еще ниже.

— Сейчас придет бабушка, молодой человек, — нарочито строгим голосом сказала Эшли. — Вы готовы?

— Угу, — буркнул Алекс.

— А это что? — спросила Эшли, глядя, как Алекс извлекает из-под стола какую-то довольно увесистую сумку.

— Это мне дал Конрад.

— Конрад? — выпучила глаза Эшли.

— Угу, он только что приходил.

— А что там?

— Всякая всячина для бейсбола, — ответил Алекс, высыпая содержимое сумки прямо на пол. — Шапочка, майка, клюшка и мяч. Все американское, между прочим.

— Но тебе придется сначала чуть-чуть подрасти, — засмеялась Эшли, разворачивая майку.

— Ерунда, — отмахнулся Алекс. — Конрад сказал, что все такие носят. Чем больше, тем лучше. Самый писк.

— Понятно, — сказала Эшли, с трудом удерживаясь от смеха. — А это что?

— Фотографии игроков. Вот этот самый знаменитый, но я забыл его фамилию. Конрад сказал — он просто зверь.

Эшли невольно усмехнулась и взяла у него снимок.

— А еще Конрад пообещал после матча сводить меня в парк, — радостно поведал Алекс. — Поучить играть в бейсбол.

— Да что ты? — Эшли не могла скрыть изумления.

Алекс важно кивнул:

— Его племянники все время там играют. Он сказал, что я тоже должен научиться, если хочу жить в Нью-Йорке.

Эшли не нашлась, что ответить. Больше всего на свете она мечтала о том, чтобы сынишка жил с ней вместе, но у нее не хватало мужества сказать об этом родителям.

— Похоже, вы подружились с Конрадом, — заметила она.

— Да, он потрясный парень! — заявил Алекс. — Мам, а можно мы на уик-энд возьмем его с собой на Лонг-Айленд?

Мне кажется, он будет очень рад.

— Не думаю, — рассмеялась Эшли. — У него наверняка свои планы на уик-энд.

— Ничего подобного, — пылко возразил Алекс. — Я его спрашивал. К тому же он сам сказал мне, что тоже едет туда и, вполне возможно, мы там увидимся.

— Это вряд ли, — сказала Эшли. — Лонг-Айленд — огромный.

— Но он сам предложил, — упирался Алекс. — И еще рассказал, что держит там лошадей и даст мне покататься.

Это было уже чересчур. Эшли изумленно покачала головой.

— Скажи, милый, а что еще он тебе рассказал?

— Да много всего, — произнес Конрад.

Эшли чуть не подпрыгнула. Он стоял в дверях — она и не слышала, как он вошел.

— Извините, — пролепетала она, покраснев до корней волос. — Я не знала, что вы здесь. Вы так добры к моему сыну. Ты хоть спасибо сказал, Алекс?

— Спасибо, — послушно отозвался Алекс и подбросил бейсбольный мяч к потолку.

Эшли ахнула и поспешно отобрала у него мяч.

— Не здесь, — укоризненно сказала она.

Она с любопытством заметила, как Конрад весело подмигнул Алексу, но стоило ему перехватить ее взгляд, как его лоб прорезали хмурые складки.

— В четверг вечером, — заявил он, — Уорнеры устраивают свой ежегодный бал. Я бы хотел вас пригласить. Билл Фаунест тоже там будет со своей женой. — От Эшли не ускользнуло, что он произнес это слово с ударением. — Надеюсь, вы не заняты?

— По-моему, для вас это не имеет значения, — растерянно произнесла Эшли.

— Никакого, — покачал головой Конрад и вышел.

— Странный он человек, — вздохнула Эшли, прижимая к себе сынишку. — С тобой он, похоже, подружился, а вот меня откровенно недолюбливает. Даже не представляю, как ему угодить. — Глядя в пытливые глаза сына, она улыбнулась. — Впрочем, это не так уж важно, — заразительно рассмеялась она, и Алекс, ничего толком не понявший, последовал ее примеру.

 

Глава 31

В четверг ровно в половине восьмого вечера Конрад подкатил к дому Эшли. Когда Конрад поднялся, мать Эшли уже поджидала в дверях квартиры и встретила его с необычайной теплотой. В черном, с иголочки, смокинге, в белоснежной рубашке, босс Эшли выглядел сногсшибательно.

— Мой муж в гостиной, — сказала миссис Лейкман, проводя Конрада через прихожую. — А Эшли сейчас выйдет.

— Спасибо, — с легким поклоном сказал Конрад.

— Здравствуйте, Конрад! — приветствовал его мистер Лейкман. — Рад вас видеть. Выпьете рюмочку?

— Добрый вечер, мистер Лейкман, — улыбнулся Конрад, пожимая протянутую руку. — Капельку виски, пожалуйста.

— Присаживайтесь, — засуетилась миссис Лейкман, торопливо сбрасывая со стула солдатиков, расставленных Алексом.

— Спасибо, — кивнул Конрад, усаживаясь и обводя глазами со вкусом обставленную гостиную. — А где Алекс? — спросил он, когда миссис Лейкман устроилась напротив с рюмкой шерри.

От него не ускользнул быстрый взгляд, который миссис Лейкман метнула на своего супруга.

— Он пошел в кино, — пояснила она.

— Как, он уже успел завести здесь друзей? — удивился Конрад.

— Э-ээ, не совсем.

— Спасибо, — поблагодарил Конрад, принимая стакан из рук мистера Лейкмана.

— Он пошел с отцом, — добавила миссис Лейкман, видя его недоумение.

Конрад приподнял бровь.

— Я и не знал, что муж Эшли здесь, — сказал он.

— Он прилетел сегодня утром, — вздохнул мистер Лейкман. — Совершенно неожиданно. Свалился как снег на голову.

— Что ж, приятный сюрприз для Алекса и Эшли, — вежливо произнес Конрад, но миссис Лейкман заметила, что его голос прозвучал немного натужно.

— Да, Алекс рад, — сказала она. — А вот Эшли скорее удивлена. Кстати, вот и она.

— Добрый вечер, Конрад, — поздоровалась Эшли, стоя в дверях.

Конрад встал, и Эшли с удовлетворением отметила, как расширились его глаза. Не зря она потратила вчерашний вечер па Пятой авеню.

— Ты просто прелестна, доченька! — восхитилась миссис Лейкман. — Не правда ли, отец?

Щеки Эшли мгновенно стали пунцовыми.

— Еще бы! — горделиво закивал мистер Лейкман, глядя на дочь влюбленными глазами.

Эшли посмотрела на Конрада, но тут же отвернулась.

На его губах играла та самая улыбка, которую она ненавидела. Хотя странно, что в последнее время эта улыбка почему-то не вызывала у нее столь явного отвращения.

Привыкла, должно быть.

Эшли взяла сумочку и посмотрела на Конрада.

— Идем?

Они спустились и сели в его машину. Запустив двигатель, Конрад включил магнитофон, и салон заполнила нежная, приятная музыка. Вырулив на улицу, Конрад покосился на Эшли — она откинулась на спинку сиденья с закрытыми глазами. Он улыбнулся и свернул на Парк-авеню.

— Сегодня днем я разговаривал с Дэвидом Берджессом.

Эшли мгновенно открыла глаза.

— Ему понравилось? — нетерпеливо спросила Эшли.

— Поначалу я этого даже не понял — уж слишком он меня распекал за дороговизну проекта.

— И что? — не выдержала Эшли.

— Радуйтесь — ему нравится.

— Но ведь это просто грандиозно! — захлопала в ладоши Эшли. — Значит, мы победили?

— Пока нет.

— А когда это выяснится?

Конрад загадочно улыбнулся:

— Скоро узнаете. — И дальше распространяться не стал.

Эшли так и подмывало спросить его, означает ли это, что она остается в Нью-Йорке, но она не решилась. Остаток пути они проделали в молчании.

Приехав в «Пьер», Конрад послал официанта разыскать их стол. Эшли оглядывалась по сторонам, высматривая в толпе знакомые лица.

Конрад не отрываясь смотрел на нее. Эшли, повернувшись, перехватила его взгляд и уже привычно залилась румянцем. Конрад улыбнулся:

— Да, и даже очень.

— Что? — не поняла она.

— Вы невероятно красивы сегодня, — сказал он и снова улыбнулся при виде ее смущения.

Вынырнувший из толпы официант проводил их к столу, за которым сидели ответственные сотрудники компании «Фрезер и Нелмс».

Позже, когда ужин уже подходил к концу, заиграл оркестр и на танцевальную площадку первыми вышли сам Уорнер с женой. За ними последовали остальные. Билл пригласил Эшли, и она тут же согласилась.

— До чего здесь красиво, — промолвила она, скорее топчась, нежели кружась с ним в танце посреди невообразимой толчеи.

Они то и дело приостанавливались, и Билл, который, похоже, знал едва ли не всех, представлял Эшли своим друзьям и знакомым.

Билл поинтересовался:

— Вы еще не сказали, как отнесся Конрад к вашему предложению.

Эшли слегка поморщилась:

— Трудно сказать. Кажется, ему понравилось, но я не уверена. А вам он хоть что-нибудь сказал?

Билл кивнул.

— Вот как? — Глаза Эшли вспыхнули. — И что же?

Билл не ответил.

— Надеюсь, вы мне расскажете? — спросила Эшли.

— Скоро узнаете, — повторил Билл слова Конрада, и Эшли пришлось с этим смириться. В следующую минуту они поравнялись с женой Билла, которая танцевала с Коулом Уоллесом, и поменялись партнерами.

Оглянувшись по сторонам, Эшли увидела Конрада, который разговаривал с какими-то незнакомыми ей людьми.

— Это братья Уорнеры, — пояснил Коул, проследив за ее взглядом.

Конрад не возвращался, поэтому, когда некоторое время спустя Билл пригласил ее снова, Эшли не стала возражать.

Они танцевали, когда у входа послышался какой-то шум и Билл посмотрел туда через ее плечо. Внезапно он усмехнулся.

— Легка на помине, — сказал он.

Эшли оглянулась и тут же пожалела об этом. Она увидела ослепительно красивую женщину в сопровождении целой свиты. Женщина проплывала по залу с лебединой грацией, небрежными кивками отвечая на бесчисленные любезности и приветствия. Все присутствующие, казалось, повернули головы, разглядывая ее, царственная красотка же привычно не обращала на это внимания.

— Кто это? — спросила Эшли. — Она и правда писаная красавица.

— Кандида Рейн, — пояснил Билл. — Супермодель, а заодно внучка Дэвида Берджесса. Да-да, того самого, — добавил он, перехватив недоуменный взгляд Эшли. — В прошлом году Конрад лично привез ее сюда.

— Понимаю, — упавшим голосом промолвила Эшли.

— Неужели? — усмехнулся Билл.

— Он и сейчас с ней встречается?

— Бывает.

Эшли снова посмотрела на Кандиду. Пожалуй, никогда еще она не видела столь яркой и блистательной женщины. Она перевела взгляд на Конрада — тот по-прежнему стоял и беседовал с Уорнерами неподалеку от стола, за который усадили Кандиду Рейн.

Эшли потянулась к бутылке шампанского. Она так ждала этого вечера, но, похоже, он уже безнадежно испорчен.

Может, хоть глоток шампанского поднимет ей настроение?

Минуту спустя подошел Конрад, настроение у него было приподнятое. Он был в ударе — много шутил, смеялся, и Эшли быстро поняла, почему служащие компании «Фрезер и Нелмс» души в нем не чаяли. Да, таким она видела его впервые.

Билл подливал ей шампанского, а Эшли прислушивалась к застольным разговорам и время от времени украдкой поглядывала на Конрада. Пожалуй, лишь сейчас она поняла, что он ей нравится. Разумеется, она и прежде замечала, что он красив, но веселым и смеющимся никогда прежде его не видела. Впрочем, Конрад вдруг перестал улыбаться. Заметно помрачнев, он уставился куда-то в конец зала.

Проследив за его взглядом, Эшли увидела, на кого он смотрит, и у нее оборвалось сердце. Кандида, окруженная мужчинами, откровенно упивалась их вниманием. Откинув назад пышные белокурые волосы, она звонко смеялась, ее глаза сияли. Господи, до чего же жалки и ничтожны бывают порой мужчины, которые слетаются на таких красоток как мухи на мед и с раскрытыми ртами ловят каждое их слово!

Поморщившись, Эшли посмотрела на Конрада и увидела, что он по-прежнему не сводит глаз с Кандиды. Извинившись, она встала из-за стола и направилась в туалетную комнату.

По возвращении Эшли пришлось едва ли не проталкиваться через небольшую толпу, собравшуюся вокруг их стола. И вдруг сердце ее похолодело — на ее стуле восседала Кандида Рейн. Эшли в панике принялась оглядываться по сторонам, лихорадочно придумывая предлог, чтобы не садиться за стол. На какое-то мгновение ей даже показалось, что все это она уже видела. И в самом деле, такое уже с ней было почти год назад в «Ритце», когда, вернувшись из туалета, она застала за своим столиком Джулиана с Бланш.

Однако сейчас все было иначе. И чувства, охватившие ее, были иные. Так, во всяком случае, Эшли пыталась себя уверить. Но что ей делать? Билл поднял голову и посмотрел на нее в упор, значит, ей придется сесть. Но куда? Все стулья заняты. Вдобавок ей совершенно не хотелось смотреть, как Конрад оживленно беседует с Кандидой, которая смеялась каким-то его шуткам. Засмеялся и сам Конрад.

Эшли невольно резанула зависть: самой ей ни разу не удалось вызвать его смех. Правда, она и не пыталась. И нужно ли Конраду с таким вниманием заглядывать в бездонные зеленые глазищи Кандиды? Да еще и держать ее за руку при всех? Внезапно Эшли заметила, что у нес трясутся руки, и крепко сцепила их, чтобы унять дрожь. Ее охватил ужас: она поняла, что ревнует.

— Потанцуем? — раздался голос сзади. Обернувшись, Эшли увидела незнакомого мужчину.

— С удовольствием, — улыбнулась она.

Незнакомец сразу обнял ее, и они принялись, медленно переступая, покачиваться в такт музыке, Эшли даже подумывала, не попросить ли неведомого партнера отвезти ее домой. При этом, как она ни крепилась, взгляд ее вновь и вновь устремлялся на Конрада. Вот он опять смеется, а вот подливает Кандиде шампанского и поднимает свой бокал, провозглашая тост.

— У вас что-то не так?

Стряхнув оцепенение, Эшли посмотрела на мужчину.

— Расслабьтесь, — засмеялся он. — Вы очень напряжены.

— Ой, извините, — улыбнулась Эшли и, прижавшись к нему, обняла обеими руками за шею, — Вот это другое дело! — обрадованно воскликнул он.

Эшли тоже рассмеялась и принялась уже в открытую кокетничать с партнером. Она твердо решила, что не вернется за стол, пока там сидит Кандида Рейн. Если понадобится, то протанцует остаток вечера. Тем более что ее партнер был не так уж плох, даже симпатичен. Если Конрад уедет с Кандидой, то и она — Эшли это твердо решила — не станет пользоваться услугами такси.

Музыка сделалась еще медленнее, и Эшли почувствовала, как мужчина прижимается к ней уже всем телом.

Она не сопротивлялась, напротив, опустила голову ему на плечо.

— Нет, нет, так не надо, — попросил он. — Я хочу видеть ваши чудесные глаза.

Приподняв голову, Эшли почувствовала, как руки незнакомца скользят по ее спине, постепенно опускаясь все ниже. И снова она даже не попыталась остановить его. А вот и Конрад — танцует с Кандидой. Ну и пожалуйста!

Внезапно решившись, Эшли сама прильнула к своему партнеру и подставила ему губы для поцелуя. Долго упрашивать мужчину не пришлось — в следующее мгновение Эшли почувствовала, как их губы сливаются, а горячий язык пытается проникнуть в ее рот.

Вдруг кто-то схватил ее сзади за плечо, и не успела Эшли понять, что происходит, как оказалась в объятиях Конрада.

— Извини, приятель, — сказал он ее опешившему партнеру. — Этот танец моя жена обещала мне.

Эшли ахнула, но тут же засмеялась — смущенный и красный как рак мужчина отвернулся и пошел прочь.

Она посмотрела на Конрада:

— Вы всегда приглашаете даму танцевать таким образом?

— Почти.

— Помнится, однажды вы уже не дали мне вдоволь повеселиться на очень славной вечеринке.

— За что вы угостили меня звонкой оплеухой.

— Было дело, — хихикнула Эшли.

— Надеюсь, сейчас вы об этом не помышляете? — с улыбкой спросил Конрад; при этом его рука сползла на ее талию, он тесно прижимал Эшли к своему крепкому торсу.

Люди уже начали расходиться, и танцующих стало заметно меньше. Эшли оглянулась по сторонам, ища глазами Кандиду.

— Вы кого-то ищете? — спросил Конрад.

Эшли посмотрела ему в глаза.

— Нет, — сказала она. — То есть не совсем. Я просто подумала… Словом, я высматривала, где Кандида. Не обидится ли она? Вы уже так долго со мной танцуете.

— А ей есть на что обижаться? — В голосе Конрада прозвучали удивленные нотки.

Эшли пожала плечами, но почувствовала, что опять неудержимо краснеет.

— А разве вы… — начала было она, но осеклась.

— Разве мы — что?

— Вы ведь с ней встречаетесь, — напрямик сказала Эшли.

— Когда-то встречались, — поправил Конрад.

Эшли даже сама поразилась, насколько приятно ей было услышать этот глагол в прошедшем времени.

— А что, разве это имеет для вас значение? — спросил Конрад.

— Для меня? — тут же вскинулась Эшли. — Нет, конечно. С какой стати?

Помолчав с минуту, Конрад сказал:

— Насколько я знаю, к вам приехал муж.

Эшли кивнула.

— Мой бывший муж, — поправила она. И тут же спросила с его же интонацией:

— А что, разве это имеет для вас значение?

Конрад расхохотался:

— Да.

Эшли раздосадованно отвернулась.

— Я же сказал — да!

— Я слышала, — запальчиво ответила Эшли. — Ям глухая.

— А вас не интересует почему?

— Даже не знаю, — ответила Эшли; ее сердце вдруг гулко заколотилось.

— Может быть, вы боитесь услышать ответ?

Ее сердце стучало так громко, что Эшли всерьез испугалась, не слышит ли его Конрад. Не дождавшись от нее ответа, он усмехнулся, но промолчал.

Через два танца Конрад проводил ее назад к столу. За ним никого не оказалось, и Конрад разлил по бокалам остатки шампанского.

— За нашу удачу! — провозгласил он, чокаясь с Эшли. — Кстати, я хочу представить вас Дэвиду Берджессу.

Сердце Эшли екнуло.

— Тому самому?

— Да. Я договорился о встрече в четверг утром. Подготовьтесь как следует — эта встреча будет иметь решающее значение. И не только для того, о чем вы думаете.

Господи, скорее бы кончился этот вечер! Эшли вдруг отчаянно захотелось домой — побыть одной, подумать. В голове немного шумело. И зачем она выпила столько шампанского?

Она с трудом дождалась, пока автомобиль Конрада подали к подъезду и швейцар услужливо распахнул перед ней дверцу. Эшли так и подмывало сказать, что она поедет на такси, но у нее не хватило духу.

., : По счастью, Конрад вел машину молча, да и сама она не пыталась завязать беседу. Пять минут спустя Конрад остановил автомобиль перед ее домом и, заглушив двигатель, повернулся к ней.

Эшли смущенно улыбнулась:

— Спасибо вам за приятный вечер.

Конрад слегка поклонился и молча опустил руку на спинку ее сиденья.

— Что ж, я, пожалуй, пойду, — промолвила Эшли, но продолжала сидеть.

— Да, наверное, — сказал Конрад.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Разглядывая в полумраке лицо Конрада, Эшли поняла, что он улыбается. Ее сердце снова судорожно заколотилось.

— Еще раз спасибо, — пролепетала она. — Мне и правда было очень хорошо.

Конрад по-прежнему молча смотрел на нее. Эшли потянулась за сумочкой, и в это мгновение Конрад схватил ее за руки и порывисто притянул к себе. Медленно, мучительно медленно он наклонился и жадно впился в ее губы.

Охваченная страстью, Эшли прильнула к нему и, обняв обеими руками за шею, вся отдалась жаркому поцелую.

Наконец, целую вечность — или одно мгновение — спустя, Конрад отпустил ее и ласково погладил по щеке.

Запыхавшаяся и смущенная, Эшли не знала, что сказать.

Конрад улыбнулся.

— Пожалуй, будет лучше, если вы пойдете домой, — сказал он, вручая ей сумочку. — Пока мы не натворили чего-нибудь такого, в чем потом будем раскаиваться.

Взяв сумочку, Эшли, ни слова не говоря, выбралась из машины. Затем, обернувшись, увидела, что Конрад на нее не смотрит. Эшли понадобилась вся ее воля, чтобы повернуться и уйти.

 

Глава 32

Заметив промелькнувшую в коридоре Кейт, Маргарет Стэнли, главный редактор отдела мод журнала «Красивая жизнь», вскочила из-за стола и кинулась к дверям офиса.

— Кейт! Кейт!

Услышав голос Маргарет, Кейт, уже собиравшаяся уйти, мысленно простонала. Она надеялась улизнуть потихоньку, не попавшись на глаза главному редактору. Кинув взгляд на часы, Кейт с трудом удержалась, чтобы не застонать вслух, — Ник уже, наверное, ждет ее снаружи. И тем не менее ей пришлось обернуться и, более того, заставить себя улыбнуться.

— Здравствуйте, Маргарет, — приветливо произнесла она. — А я думала, вас сегодня нет.

— Вот как? — изумилась Маргарет. — Кто это вам сказал? — Она казалась непритворно озадаченной. Однако в следующий миг ее лицо прояснилось. — Впрочем, это не важно. Хелен сказала мне, что вы сегодня опять уезжаете в Кливден.

Кейт метнула убийственный взгляд на секретаршу Маргарет, которая поспешно сделала вид, что ищет что-то в нижнем ящике стола.

— Я просто хотела вам сказать, что мне очень понравился ваш репортаж. Более того, я решила отправить вместе с вами фотографа.

У Кейт оборвалось сердце. Этого ей только не хватало!

— Но ведь я привезла вам слайды, — пробормотала она упавшим голосом.

— Да, но я хочу поместить и снимки персонала. А заодно и ваши — как вы пьете чай или прогуливаетесь по аллеям.

— Мои? — изумилась Кейт. — С каких это пор я стану красоваться в собственных репортажах?

— С сегодняшнего дня, — заявила Маргарет слегка напыщенно. — Мне очень нравится, как вы передаете дух времени, а удачные фотографии будут весьма кстати. Одним словом, к вашему приезду фотограф уже будет на месте.

— Но я сегодня не на работе.

— Ничего, поработаете, — отрезала Маргарет улыбаясь. Правда, ее глаза, как всегда, оставались серьезными.

— Но я еду не одна. — Кейт попыталась уцепиться за последнюю соломинку.

— Это пустяки.

— Для меня нет, — возразила Кейт.

— Глупости. Тем более что много времени это у вас не займет. К обеду управитесь, а остаток дня — ваш.

— Да мы до обеда даже не доберемся туда! — воскликнула Кейт, не пытаясь скрыть недовольство.

— Верно, если еще будете здесь околачиваться.

Кейт метнула на Маргарет испепеляющий взгляд, но знала — спорить бесполезно.

— Хорошо, — со вздохом согласилась она. — А кто фотограф?

— Джиллиан. Джиллиан Джонс.

— О нет! — простонала Кейт.

Брови Маргарет взлетели на лоб.

— Но лучше ее у нас никого нет, Кейт. Я думала, вы обрадуетесь. Тем более мне казалось, что вы с ней ладите.

— В целом да. Так вы ее уже отправили?

— Боюсь, что да, — сказала Маргарет. — Она уже выехала. Желаю хорошо провести время, — закончила она и, прежде чем Кейт успела ответить, исчезла за дверью.

— Желаю хорошо провести время! — скривив губы, передразнила Кейт.

— Боюсь, что мы там будем не одни, — пожаловалась Кейт, глядя прямо перед собой. — Маргарет навязала нам фотографа. Чтобы мы вместе поработали.

— Понятно, — произнес Ник.

— Ты не возражаешь?

— Нет.

— Главное, что это не мой отец, да?

— Да, — сказал Ник.

— Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь.

— Тогда объяснись, пожалуйста.

Посмотрев в зеркальце заднего вида. Ник перестроился и выехал в скоростной ряд.

— Что ж, я готов. Видишь ли, я надеялся, что мы сможем провести весь день вдвоем, и поэтому мне вовсе не улыбалось видеть рядом твоего отца. Такое объяснение тебя устраивает?

— Да.

— Вот и отлично, — кивнул Ник.

— Но ведь мы в любом случае будем не одни, — спохватилась Кейт.

— Ты имеешь в виду фотографа?

— Да, — сказала Кейт.

— Надеюсь, ты от него быстро избавишься.

— От нее, — поправила Кейт.

— Тем более.

Кейт пожала плечами:

— Надеюсь.

Вскоре показался Кливден. Пейзаж здесь и вправду был такой живописный, что дух захватывало. Ник поспешил согласиться, что Кейт нисколько не преувеличивала, расхваливая красоту здешних мест.

В самом конце липовой аллеи Ник увидел величественное здание. Несмотря на строгие пропорции, в нем было что-то необыкновенно притягательное, как будто дом много лет простоял, терпеливо дожидаясь именно их приезда.

— Это и есть наш Кливден-Хаус.

Они медленно покатили по аллее.

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь, — произнесла — Кейт. — Все начинают так думать, едва увидят этот дом.

Ты ведь представляешь, как хорошо было бы в нем пожить, да?

Ник изумленно посмотрел на нее, и Кейт засмеялась.

Не успел автомобиль остановиться перед подъездом, как подскочил лакей в ливрее и услужливо распахнул дверцу со стороны Кейт. Затем сопроводил гостей в дом.

Внутри, в Большом зале, их встретил дворецкий, которому Кейт обрадовалась, как старинному другу. Она представила ему Ника, после чего дворецкий спросил, не желают ли гости чаю. Ник взглянул на Кейт и едва не расхохотался, когда та попросила подать чай в будуар. Однако дворецкий, похоже, именно этого и ожидал, поскольку тут же провел их в небольшую по кливденским меркам угловую комнату с голубыми обоями. Комнатка сразу пришлась Нику по душе; у него было такое впечатление, что он попал скорее в чей-то дом, нежели в гостиную отеля. Кейт сияла; взяв Ника за руку, она подвела его к окну.

От увиденного у него перехватило дух. Внизу расстилался необыкновенной красоты сад с самыми чудесными и аккуратно подстриженными живыми изгородями, которые Ник когда-либо видел. Любуясь всем этим великолепием, Кейт добавила:

— А эту балюстраду доставили сюда со знаменитой римской Виллы Боргезе.

— Поразительно! — вздохнул Ник, обнимая Кейт за плечи.

— Сейчас мы попьем чаю, — сказала она, — а потом покатаемся па «Салли Энн». Это прогулочный катер, он принадлежит отелю.

— Кейт! Вот ты где! А я уже подумала, что ты потерялась. Как я рада тебя видеть!

Обернувшись, Кейт увидела сияющую Джиллиан, которая шла к ним с распростертыми объятиями.

Джиллиан взглянула на Ника.

— Ты нас не представила, Кейт, — укоризненно сказала она. Не сводя глаз с Ника, она встала и, протянув руку, представилась:

— Джиллиан Джонс. А вы, кажется, Николае Гоу. Я вас сразу узнала. Кейт мне про вас все уши прожужжала.

— Да ну? — изумился Ник.

Кент поспешно отвернулась, борясь с желанием удавить Джиллиан.

Ник легонько пожал протянутую ему руку.

— Мне без сахара, если можно, — попросил он. Затем подошел к небольшому столику у камина.

Джиллиан перехватила взгляд Кейт и чуть слышно прошептала:

— Он просто чудо! — Вручая Нику чашку с чаем, она ослепительно улыбнулась.

Джиллиан не сводила глазе Ника.

— Скажите, вы не играли недавно в «Ромео и Джульетте» на сцене «Олд Вик»? — спросила она.

— Играл, — сказал Ник, немало удивленный.

— Только не говорите кого, — поспешно попросила Джиллиан и, подумав несколько секунд, провозгласила:

— Бенволио!

— Правильно, — ответил Ник, заметно польщенный. — Вы видели спектакль?

— Разумеется, — закивала Джиллиан. — А до этого вы играли в «Национале», верно? Только в каком спектакле?

В «Каникулах сапожника»?

— Нет, — покачал головой Ник. — В «Человеке и сверхчеловеке» Бернарда Шоу. И еще в «Веере леди Уиндермир».

— Ах да! — Джиллиан ударила себя по лбу. — Вы же играли Октавиуса Робинсона! А ведь я дважды смотрела эту пьесу.

— Ну надо же, — вмешалась Кейт. — А я и не подозревала, что ты у нас такая завзятая театралка.

Брови Джиллиан взлетели на лоб.

— Я просто обожаю театр. Раза три в месяц хожу, а то и чаще. — Она с нескрываемым любопытством посмотрела на Ника. — А сейчас вы заняты в спектакле?

— Мы только что закончили «Двенадцатую ночь».

— Жаль, не успела сходить. Не могла достать билетов.

Что же ты, Кейт, ничего мне не сказала? Я бы обратилась к тебе за помощью.

— Я ведь сказала, — огрызнулась Кейт, — что не подозревала о твоей любви к театру.

— А какие у вас дальнейшие планы? — продолжила расспросы Джиллиан, не обращая внимания на тон Кейт. — Опять Шекспир?

— Пока нет, — улыбнулся Ник.

— А что же?

Он усмехнулся и отвел глаза.

— Видите ли, мы, актеры, предпочитаем не говорить о своих планах до подписания всех бумаг и контрактов.

— Что ж, — вздохнула Джиллиан. — Будет чертовски обидно пропустить ваш новый спектакль. Особенно после того, как я с вами познакомилась.

— Вы хотите сказать, что я обзавелся новой поклонницей? — шутливо спросил Ник.

— Причем самой преданной, — засмеялась Джиллиан.

— Не пора ли нам заняться делом? — спросила Кейт, отставляя чашку на поднос.

— Пора так пора, — вздохнула Джиллиан. — Ну что, начнем снаружи? Денек такой славный, я предлагаю для начала прогуляться. А вы что скажете? — Вопрос был определенно адресован Нику.

— Я за, — сказал он.

— Ну что ж, тогда пойдем, — сказала Кейт, устремляясь к двери.

— Показывай путь, — попросила Джиллиан.

— Ты забыла фотоаппарат, — сказала Кейт, кивком указав на диванчик, где стояла кожаная сумка Джиллиан со всеми принадлежностями.

— Но я думала, что мы просто идем гулять, — возразила Джиллиан.

— Нет, мы идем работать, — твердо заявила Кейт.

Джиллиан пожала плечами:

— Как скажешь. — И тут же обратилась к Нику:

— Вы не думайте, она не всегда такая. Обычно как раз мне приходится ее понукать и заставлять работать. Мне кажется, она просто пытается вам пустить пыль в глаза.

— Вообще-то я о тебе забочусь, — ледяным тоном процедила Кент. — Ведь чем раньше ты закончишь съемку, тем быстрее сможешь вернуться в Лондон.

Рука Ника взлетела к губам, прикрывая улыбку, что не ускользнуло от внимания Джиллиан.

Следующий час прошел довольно спокойно, хотя Кейт не раз и не два предпочла бы, чтобы Джиллиан была не столь нежна с Ником, хотя и не высказывала это вслух.

Тем более что по большому счету к Джиллиан она относилась с симпатией.

Позже, когда Джиллиан отправилась фотографировать служащих отеля, Кейт с Ником спустились к причалу, где их поджидала «Салли Энн». Больше желающих кататься по реке не нашлось, так что они были на борту одни. Лишь тогда Кейт успокоилась. Она всерьез опасалась, что Джиллиан снова увяжется за ними, а ей очень хотелось провести остаток дня вдвоем с Ником.

Шкипер «Салли Энн», похоже, угадал ее настроение и не докучал разговорами, лишь изредка указывая на очередную достопримечательность.

Когда они сошли на берег, Кейт чуть поотстала, чтобы перекинуться парой слов со шкипером, а Ник направился к отелю. Кейт проводила его задумчивым взглядом.

Они были близко знакомы уже несколько месяцев, однако за все это время Ник ни разу не попытался дать ей понять, что их отношения могут быть больше, нежели дружбой. Кейт прекрасно сознавала, что без Ника вряд ли сумела бы выйти без потерь из тяжелейшего испытания, ниспосланного ей судьбой. Он просто спас ее. Но теперь, когда они сблизились, Кейт хотелось большего. Она уже мечтала о настоящей любви, которая бывает между мужчиной и женщиной.

Именно любовь, зародившаяся к Нику, и побудила ее пригласить его в Кливден. В последний раз, когда она приезжала сюда, охватившие ее романтические чувства были «так сильны, что Кейт сказала себе: если это не произойдет здесь, то больше надеяться не на что. Уж где, как не в таком месте. Ник мог почувствовать ее настроение. И черт дернул Маргарет Стэнли послать сюда Джиллиан! Не будь ее здесь, возможно, все сложилось бы иначе.

Ник, обернувшись, махнул ей рукой. Кейт помахала в ответ и начала карабкаться по склону. Когда она была уже в паре шагов от вершины холма, Ник протянул руку и помог ей подняться. Неужто им только и суждено держаться за руки? Иногда Ник, правда, обнимал ее за плечи. Еще как-то раз, уходя от нее вечером, легонько чмокнул в щеку, но поспешил уйти, прежде чем она успела подставить ему губы для поцелуя. Да, похоже, он и в самом деле рассматривал их отношения как чисто дружеские. Порой Кейт так и подмывало набраться храбрости и попросить, чтобы их дружба переросла в нечто большее. Внезапно ей па глаза навернулись слезы. Кливден — она так рассчитывала на приезд сюда, так надеялась, что сумеет открыть Нику свои чувства и в ответ услышать слова любви, но, похоже, напрасно. Самый воздух был здесь напоен любовью, но Ник ничего не замечал. Взяв Кейт за руку, он вел ее к дому.

— Ник!

Он приостановился и посмотрел на нее, но в его глазах было нечто такое, отчего Кейт сразу расхотелось раскрыть ему свое сердце.

Она покачала головой:

— Нет, ничего.

И они продолжили путь.

Уже в холле Кейт снова решилась.

— Послушай, Ник… — обратилась она к нему, но в это мгновение прозвучал голос:

— Ах вот вы где! А я недоумевала, куда это вы запропастились!

Кейт в отчаянии зажмурилась.

— Джиллиан, — выдавила она, тщетно пытаясь улыбнуться, — ты еще здесь? А я думала, ты уже уехала.

— Я была наверху, — беззаботно прощебетала Джиллиан. — Созерцала одну влюбленную парочку, которая поднималась по косогору, держась за руки. И не только созерцала, но и нащелкала уйму кадров — фото обещаю прислать.

— Спасибо, — с усилием поблагодарила Кейт и стиснула зубы, чтобы не наговорить Джиллиан гадостей.

— Послушай, — предложил Ник, снова взяв Кейт за руку, — а что, если нам перед отъездом заскочить в бар и пропустить по стаканчику?

— Прекрасная мысль! — воскликнула Джиллиан. Кейт пыталась перехватить ее взгляд, но Джиллиан смотрела на Ника. — Я только схожу отнесу вес это в машину. Возьмите мне коктейль с шампанским — я мигом вернусь.

— А вам что? — осведомился дворецкий.

Кейт недоуменно уставилась на него — она даже не заметила, как он подошел.

— Мне, пожалуйста, то же самое, — сказала она.

— Три коктейля, — попросил Ник.

— Может быть, желаете посидеть у бассейна? — предложил дворецкий.

— С удовольствием, — согласился Ник.

Они вышли из холла и направились к бассейну.

— Эй, Джиллиан! — окликнул Ник. — Мы будем у бассейна.

— Хорошо! — крикнула в ответ Джиллиан, высунув голову из машины. — Я сейчас иду.

Кейт прошла дальше. Она сознавала, что ведет себя не правильно, но никак не могла совладать с собой: Джиллиан выводила ее из себя.

Ник догнал ее уже у края бассейна.

— Что-то ты вдруг загрустила, — сказал он.

— Разве?

— Да. Тебя что-то огорчило?

— Я уже здесь! — весело воскликнула Джиллиан, вынырнув из дверей.

— Еще бы, — горько усмехнулась Кейт. И добавила себе под нос:

— Ничего другого я от тебя и не ожидала.

Ник понимающе улыбнулся, но Кейт не смотрела на него.

— Ну что, где сядем? — прощебетала Джиллиан, подбежав к ним. — Может, вон в той беседке? По-моему, там будет просто замечательно.

— Лично я останусь здесь, — заявила Кейт, устраиваясь на ближайшем шезлонге.

— Что ж, здесь так здесь, — согласилась Джиллиан, плюхаясь на соседний шезлонг. Ник сел рядом с Джиллиан.

Выбежавший из отеля официант принес им поднос с напитками и поставил его на небольшой столик.

— Дворецкий просил передать вам, — обратился он к Кейт, — что апартаменты леди Астор и герцога Бэкингема уже свободны. Если хотите, можете осмотреть их.

— Ах да, большое спасибо, — оживилась Кейт, привстав. — Я едва не забыла.

— Вот здорово! — захлопала в ладоши Джиллиан. — Я целый день мечтала заглянуть в эти апартаменты, но мне не позволяли.

Коктейли они потягивали в полном молчании. Кейт была вне себя от злости, но пыталась не показывать виду, а вот Ника ситуация откровенно забавляла, но он тоже тщательно это скрывал. Джиллиан же наслаждалась покоем, заходящим солнцем и коктейлем, то ли притворяясь, то ли в самом деле не обращая внимания па происходящее.

— Какой замечательный вечер, — сказала она наконец, блаженно вздыхая. — Просто не представляете. Ник, до чего я рада, что познакомилась с вами.

Кейт вздрогнула; ее острые ногти больно впились в ладонь. Нет, больше выносить это издевательство она не в силах. Вскочив с шезлонга, она, ни слова не говоря, пошла прочь. Ник и Джиллиан переглянулись, потом Ник, подмигнув, встал.

— Ты куда? — спросил он, догнав Кейт.

— Третий лишний, — процедила она сквозь зубы, ускоряя шаг.

Весело смеясь, он схватил ее за руку.

— Да в чем дело?

— Угадай, — горько ответила Кейт.

— Джиллиан?

— Надо же, догадался! — съязвила она.

— Но она мне нравится, — развел руками Ник.

— Я заметила.

— Эй, ребята! — послышался голос Джиллиан, которая допивала свой коктейль уже на ходу. — Мне, между прочим, пора ехать. — Она посмотрела на Кейт и, не удержавшись от искушения, добавила:

— Ты уж извини, но мне и правда пора.

Ник поспешно отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

Проводив Джиллиан к ее машине, они долго махали ей в след.

— Наконец-то, — с чувством промолвила Кейт.

— Зачем ты так? — укоризненно спросил Ник.

— При следующей встрече я скажу ей пару ласковых, — пригрозила Кейт.

— Она же нарочно тебя поддразнивала, — засмеялся Ник. — Неужели ты не поняла?

Кейт подняла голову и пристально посмотрела на него.

Ник кивнул.

— Пойдем, — сказал он. — Ты обещала мне показать апартаменты леди Астор.

Пока Кейт относила бокалы и брала ключ. Ник еще раз прошелся по холлу и осмотрел портреты.

Кейт помахала ему ключом с лестницы. Ник с удовлетворением отметил, что на ее щеках вновь заиграл румянец, и начал подниматься по ступенькам. Георг III взирал на него с портрета, понимающе улыбаясь, и Ник улыбнулся в ответ. «Да, ваше величество, — мысленно произнес он, — наверное, вы правы».

Кейт провела его в самый конец коридора и отомкнула ключом тяжелую дверь.

Войдя, Ник едва не ахнул, пораженный пышным великолепием. Все здесь было таким сверкающим и утонченным, что просто дух захватывало. Казалось, в любую минуту раздвинутся бархатные портьеры и войдет сама владелица замка.

Кейт, сидя у камина на софе, обтянутой голубым бархатом, молча наблюдала за ним. Она с замиранием сердца ожидала, что он скажет. Наконец Ник подошел к ней и, заложив руки за спину, остановился, любуясь интерьером.

— Ты сейчас похож на настоящего лорда, — заметила Кейт.

— Да, именно так я себя и ощущаю, — признался Ник.

Чуть помолчав, Кейт сказала:

— Я вообще-то вовсе не ревновала.

Ник от неожиданности громко расхохотался.

— Это ты не ревновала? Да ты бы посмотрела на себя!

— Ничего подобного!

— Еще как ревновала, — шутливым тоном продолжил Ник. — И ничего удивительного: девчонка с меня глаз не сводила.

— Я заметила, — упрямо возразила Кейт. — И все равно ни капельки не ревновала.

Ник присел рядом с ней на софу и, закинув руки за голову, вытянул свои длинные ноги.

— Как по-твоему, Джиллиан не была моделью?

Кейт пожала плечами.

— Фигурка у нее отличная.

Кейт не ответила.

— Должен признаться, я с трудом заставлял себя не пялиться на ее ножки.

Кейт сделала движение, чтобы встать, но Ник со смехом ухватил се за руку и удержал.

— Между прочим, рядом с тобой она не идет ни в какое сравнение, — сказал он. — Ни она, ни кто-либо еще.

В его глазах плясали озорные огоньки, и Кейт вопреки желанию улыбнулась.

— И еще, — нежным тоном продолжил он. — Мне очень приятно, что ты ревнуешь.

Кейт раскрыла было рот, чтобы возразить, но Ник помещал ей, быстро пригнувшись и прижавшись губами к ее губам. Затем он мягко опрокинул Кейт на подушки и долго-долго целовал. Потом, выпустив ее из объятий, он пытливо посмотрел на нее, словно выжидая, что она скажет.

Однако Кейт, смущенная, отвернулась. Тогда Ник нежно провел рукой по ее волосам и легонько поцеловал в шею.

— Кажется, я уже проникся духом этого необыкновенного места, — произнес он.

Кейт улыбнулась.

— Если честно, то я втайне надеялась на это, — призналась она.

Ник снова поцеловал ее, на этот раз в самый кончик носа. Потом осмотрелся.

— Здесь, должно быть, останавливались только самые богатые и самые счастливые люди, — сказала она.

— Жалеешь, что мы с тобой не богаты? — спросил он.

Кейт не ответила.

— С другой стороны, наверное, мы счастливы, — добавил он, гладя ее по щеке. — Ты хотела бы остаться здесь?

Кейт сглотнула внезапно застрявший в горле комок и попыталась ответить, но так и не смогла произнести ни слова. Лишь молча кивнула.

— Сегодня? — Его лицо было серьезным.

Сердце Кейт так колотилось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Она робко попыталась улыбнуться. Наверное, Ник опять дразнил ее.

— Неужели вы делаете мне непристойное предложение, мистер Гоу? — наконец спросила она.

— Сомневаюсь, чтобы в таком месте кому-то приходили в голову непристойные мысли, — ответил он.

Значит, она права, решила Кейт, он ее дразнит. И отвернулась, пытаясь скрыть свое разочарование.

— В них не было бы ничего непристойного, — продолжил Ник, — согласись ты выйти за меня замуж.

Сердце Кейт совершило болезненный кульбит, и она вскинула голову, ища в его глазах насмешку. Однако они были ласковы и серьезны, и Кейт совсем растерялась, не зная, что сказать.

— Ну так что? — спросил Ник.

— Но мы никогда… мы даже ни разу… совсем с тобой… — лепетала она.

— Так где лучше попробовать, как не здесь?

Обхватив лицо Кейт ладонями. Ник поцеловал ее с такой нежностью, что ей показалось: она теряет сознание.

— Ты мне так и не ответила, — напомнил он, разжимая объятия.

Внезапно ее глаза увлажнились, и она едва нашла в себе силы кивнуть.

— Да, — прошептала она. — О да!

Ник снова поцеловал се, и Кейт не помня себя прильнула к нему всем телом. И вдруг Ник отстранился; его глаза смеялись.

— Давай сначала спустимся и зарегистрируемся, — сказал он. — А то вдруг этот номер у нас перехватят.

— Но он безумно дорогой, — ответила Кейт. — Ты уверен, что хочешь взять именно его?

— Да, — улыбнулся Ник и провел рукой по ее волосам.

Узнав, что они решили остаться в отеле на ночь, дворецкий не скрывал своей радости.

— Как насчет того, чтобы пораньше поужинать? — спросил он, забирая у Кейт ключ.

В ее глазах появились шаловливые искорки.

— С удовольствием.

Вскоре вернувшийся дворецкий возвестил:

— Стол для вас уже накрыт. А как насчет завтрака?

Подать в ваши апартаменты или вы спуститесь во Французскую столовую?

— Завтракать мы будем у себя, — решил Ник.

— Тогда прошу вас следовать за мной, — с улыбкой пригласил дворецкий.

Он проводил их в столовую, где уже был накрыт угловой столик с видом на сад. Некоторое время они молча сидели, любуясь садом, изумрудной зеленью холмов, жемчужной полоской реки на горизонте. Где-то вдали жужжала газонокосилка, но, куда ни кинь взгляд, не было ни души.

Ник взял было Кейт за руку, но появился официант, и ему пришлось выпустить ее руку.

Некоторое время они изучали меню; Кейт пыталась выбрать блюда, а Ник старался не думать о ценах.

Приняв заказ, официант вручил Нику карту вин. Нику ничего не оставалось, как заказать шампанское.

Принесли закуску. Аппетитно нарезанные кусочки мяса и дичи с брокколи и рубленую гусиную печень. Затем — филе лосося под луковым соусом. Впрочем, ели они мало.

Кейт вообще кусок в горло не лез, Ник посмотрел на Кейт и взял ее за руку.

— Ты готова? — спросил он, глядя на нее затуманенным взором. Слова снова застряли у Кейт в горле, и она молча кивнула.

Расплатившись, он взял ее за, руку и повел вверх по лестнице. Проходя мимо портрета Георга III, Ник улыбнулся. В конце коридора теперь уже он сам отомкнул дверь апартаментов. Войдя, он повернулся к Кейт и обнял ее.

— Я хотел тебе кое-что сказать.

Она взволнованно подняла голову.

Ник улыбнулся:

— Я люблю тебя.

— О, Ник! — воскликнула Кейт, прижимаясь к нему всем телом. — И я тебя люблю. Я так люблю тебя!

 

Глава 33

Стол уже был накрыт, оставалось только зажечь свечи.

Линда огляделась в поисках спичек и обнаружила их на буфете. Потом задержала взгляд на стоявшей там же фотографии в рамке. Прежде она стояла на подоконнике в их спальне. Странно, подумала Линда, что она не обращала раньше внимания на этот старый снимок, который вдруг стал так много для нее значить. Интересно, вспомнит ли Боб историю этой фотографии?

Она зажгла свечи и выключила свет. Много воды утекло с тех пор, как они в последний раз ужинали в этой столовой. Тогда двери их дома были всегда гостеприимно открыты.

Линда взглянула на себя в зеркало, быстро отвернулась и уже хотела было уйти, когда какое-то шестое чувство вновь заставило ее повернуться к зеркалу. Сегодня днем она ходила в парикмахерскую и по-новому уложила волосы. Придирчиво осмотрев себя со всех сторон, Линда поправила выбившуюся прядь. В рассеянном свете свечей она выглядела неплохо, так по крайней мере она надеялась. Моложе своих тридцати восьми. Поправив воротничок черного платья, она переколола брошь с бриллиантами — подарок Боба на годовщину их свадьбы в прошлом году.

— Ого! — послышался вдруг возглас Боба, заставивший ее подпрыгнуть от неожиданности. — Что тут происходит?

Он стоял в дверях, растерянно улыбаясь, и Линда улыбнулась ему в ответ.

— У нас какое-то событие? — продолжал он, увидев свечи и фамильное серебро, которое выкладывалось на стол лишь по особым случаям. — Я о чем-то забыл?

— Нет, — сказала Линда, подходя к нему. — Просто мне вдруг захотелось порадовать тебя вкусным ужином, да и просто посидеть вдвоем при свечах.

Она не стала добавлять: «в последний раз». Обняв мужа за плечи, она легонько поцеловала его в щеку. Боб поцеловал ее в ответ, потом, отступив на шаг, невольно залюбовался ею.

— Ты сегодня просто обворожительна.

— Спасибо, — улыбнулась Линда.

Боб вел себя настолько естественно, что даже не верилось, что на самом деле для него все это ровным счетом ничего не значит. Она и не подозревала, что при взгляде на нее Бобу показалось, будто, его сердце пронзили острым клинком.

— Открой, пожалуйста, вино, — попросила она. — А я пока посмотрю, что там творится на кухне.

Боб откупорил бутылку и разлил вино по бокалам. Господи, и почему именно сегодня она так себя ведет? Такая теплая, приветливая, да и выглядит куда лучше, чем обычно. И как объявить ей о своем решении?

Взяв со стола нож, он задумчиво вертел его в руках.

Его нервы были натянуты до предела. Спроси его сейчас кто-нибудь, о чем он мечтает. Боб не задумываясь ответил бы: «О том, как не уйти». Нет, он не мог оставить Линду. В глубине души ему никогда не хотелось бросать все это: дом, где они прожили столько счастливых дней, конюшни с ее любимыми лошадями, свежий воздух, землю, живописные окрестности. Он словно наяву видел Линду, счастливую, с развевающимися на ветру волосами. Она скачет на вороном жеребце и весело смеется над ним, так как он отстал и никак не может ее настигнуть. Господи, неужто ему придется от всего этого отказаться? Похоже, да. Ведь он дал слово Элламарии и не может ее обмануть.

Услышав шаги Линды, Боб попытался взять себя в руки.

Когда она вошла, он уже стоял у камина и держал в руках два бокала с вином.

— За что выпьем? — спросила Линда, взяв бокал.

— За нас, конечно, — ответил Боб не задумываясь. Ему было так скверно, что хотелось умереть.

— За нас, — повторила Линда, поднимая свой бокал.

Они выпили. — Все уже готово. Садись, я принесу первое.

Боб уселся за стол, а Линда принесла на подносе две тарелки с супом и поставила одну из них перед ним.

— Боже мой, гаспачо! — воскликнул он. Это был его любимый суп, и Бобу невольно пришло в голову, уж не догадалась ли Линда, что ее ожидает.

— Надеюсь, тебе понравится, — сказала она.

Боб ел с трудом, буквально заставляя себя. Чувство вины и ненависти к самому себе портило аппетит.

— Неужели не нравится? — озабоченно спросила Линда.

— Что ты, суп восхитителен. — Он снова взялся за ложку. Наконец со вздохом облегчения отставил опустевшую тарелку в сторону. — Налить еще вина?

— Да, будь любезен.

Боб снова наполнил бокалы, надеясь, что Линда не заметит, как дрожат его пальцы.

— Принести второе?

— Да, — неловко произнес он.

На второе Линда подала вкуснейшего лосося с салатом. Когда она поставила тарелку перед мужем и накладывала еду себе, ей вдруг показалось, что они разыгрывают какой-то фарс и что в любую минуту публика разразится аплодисментами. Она украдкой посмотрела на Боба, который ковырялся в своей тарелке, и впервые увидела, как плохо он выглядит. Ее сердце преисполнилось жалости и сочувствия. Она мгновенно представила, как он растерян И одинок. Ей безумно хотелось обнять его, успокоить, сказать, что все будет в порядке; но одно ее удерживало — возможно, сам Боб хотел бы, чтобы его утешала другая.

— Как поживают «Тристан и Изольда»? — спросила она.

— На следующей неделе Адриан летит в Нью-Йорк.

Надеюсь, он что-нибудь разузнает.

— А ты тоже летишь?

Боб пожал плечами:

— Я терпеть не могу унижаться и выпрашивать деньги.

— Но мне казалось, ты любишь Нью-Йорк.

— Да, — кивнул Боб. — Просто именно сейчас я не настроен туда лететь.

Линда не стала спрашивать почему.

— В любом случае, — продолжил Боб, — Адриан будет не один. Николае Гоу летит с ним за компанию.

— Николае Гоу? — переспросила Линда. — Это, кажется, он играл Себастьяна в «Двенадцатой ночи»?

Боб кивнул:

— И он же будет сниматься в роли Тристана.

— Понятно, — кивнула Линда, насаживая на вилку крохотный кусочек рыбы. — А на роль Изольды ты уже кого-нибудь подобрал?

Она почувствовала, как Боб сразу напрягся; на его щеках выступил легкий румянец.

— Нет, мы еще не пришли к окончательному решению, — сказал он, пряча глаза.

Теперь Линда уже знала свою соперницу. Оставалось только выяснить ее имя. Впрочем, какая разница?

Боб отложил вилку и взялся за ножку бокала. Его рука едва заметно дрожала. Линда окончательно уверилась в правоте своей догадки. Итак, королеву Корнуолла будет играть эта женщина. Их разлучница. И, кто бы она ни была, в течение определенного времени она будет также играть важную роль в жизни Боба. Возможно, даже до конца жизни.

Он решительно оттолкнул тарелку.

— Больше не могу.

— Я тоже, — сказала Линда, откладывая нож с вилкой.

— Мне кажется, нам нужно поговорить, Линда, — сказал он. — Пойдем в гостиную.

Сердце у Линды оборвалось. Сейчас он скажет… Скажет, что разлюбил ее и уходит к другой. Нужно помешать ему. Сбить с толку. Перевести разговор на другую тему.

Линда на негнущихся ногах последовала за Бобом в гостиную и уселась в кресло у камина. Боб сидел напротив, глядя, как язычки пламени лижут поленья. Линда подлила Бобу вина в бокал из бутылки, которую прихватила с собой, а затем откинулась на спинку кресла.

— Боб…

— Линда…

Оба заговорили одновременно.

— Извини, — сказал он.

— Не за что.

Боб знал, что она смотрит на него в упор, но не мог заставить себя поднять глаза.

— Линда, я должен тебе кое-что сказать, — наконец пробормотал он. — Это трудно. Но я все же скажу.

— Нет, не надо, — прошептала она. — Пожалуйста, ничего не говори. Не сейчас. Я этого не вынесу.

Боб грустно покачал головой; Линда нервно наматывала пряди волос на пальцы.

— Можно я начну первая? — попросила она.

Боб молча кивнул.

Залпом осушив свой бокал, Линда заговорила:

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, Боб. Давно знаю.

И не хочу, чтобы ты думал… Словом, я ничуть тебя не виню. Я сама во всем виновата. Я была тебе плохой женой.

К сожалению, это слишком поздно понимаешь. Но я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя и буду всегда любить. Если ты передумаешь и вернешься, я буду тебя ждать. И я дождусь тебя, Боб. Я буду ночами напролет молить Бога, чтобы ты вернулся. И поверь, родной, я тебя и правда ни в чем не виню. Только надеюсь, что с ней ты обретешь свое счастье.

Боб закрыл глаза ладонями и судорожно сглотнул.

— Извини меня, Линда, — глухо простонал он. — Прости, если можешь. — Он нагнулся и взял ее за руку. — Поверь, с тобой я был счастлив. И не хочу от тебя уходить, напротив, всем сердцем хочу остаться с тобой. Но не могу.

У меня нет другого выхода. Пожалуйста, не проси, чтобы я объяснял, я просто должен уйти. И я по-прежнему люблю тебя. Это самое страшное, и это причиняет мне самую мучительную боль, я тебя люблю! И сознавать, что, несмотря на все, что я натворил, ты меня тоже любишь… Господи, если бы ты только знала, как мне без тебя плохо! Как мне будет недоставать тебя. Но только нельзя это говорить, я понимаю…

Линда, подняв голову, уставилась в потолок. Боб слышал, что она всхлипывает, но не мог заставить себя посмотреть ей в лицо.

— Ты ее любишь?

Боб тяжело вздохнул.

— Я не могу тебе врать, — глухо произнес он. — Больше не могу.

— Хорошо, тогда не отвечай, не надо. Тем более что я не смогу этого вынести.

— Да.

Долгое время они сидели и молчали. Линда хотела спросить, когда он хочет уйти, но не могла себя заставить. Ей было безумно страшно думать, что она никогда его больше це увидит. Что он встанет с кресла и уйдет навсегда. А ей останется только смотреть на пустое кресло и надеяться, что когда-нибудь он опять сядет в него. А в пятницу вечером она будет тщетно дожидаться поворота ключа в замочной скважине… Боже, как это страшно!

Наконец Боб тяжело вздохнул и произнес:

— Если бы ты только знала, как все могло повернуться, не приди ты тогда в театр.

Линда вскинула голову. В глазах ее стояли слезы.

— Не надо, Боб! — взмолилась она. — Не говори так.

Ты разрываешь мне сердце.

— Но это правда, Линда, — сказал он. — Все было бы иначе. Но теперь… слишком поздно.

— О, Боб! — всхлипнула она. — Если бы ты знал настоящую правду, ты бы никогда так не сказал.

— Настоящую? В каком смысле?

Но Линда уже повесила голову и смотрела на свой опустевший бокал.

— Так, не обращай внимания, — глухо промолвила она.

И Боб вдруг окончательно понял, что любит ее. Именно с ней, со своей законной женой, он хотел бы остаться до конца своих дней. Но судьба распорядилась иначе.

Боб встал.

— Сегодня я переночую в спальне для гостей.

Линда подняла измученное лицо. Боб понял: если она сейчас попросит его остаться с ней, он не сможет отказать.

Но она промолчала.

Он направился к двери, приостановился и сказал:

— Прости меня, если сможешь, Линда. Ты просто не представляешь, как я виноват перед тобой.

И, не оборачиваясь, вышел.

На следующее утро, едва рассвело, Линда поднялась наверх, чтобы переодеться. Всю ночь она просидела в кресле, почти не смыкая глаз. Она не могла заставить себя лечь в постель, зная, что Боб ночует в соседней спальне. В конце концов, не в силах больше мучиться, она пошла переодеваться.

Надевая костюм для верховой езды, она знала, как трудно ей сегодня будет скакать одной по местам, где они так любили ездить с Бобом.

Когда она вышла, солнце ярко сияло в лазурном небе — денек обещал выдаться безоблачным. Барри уже оседлал Петруччо, который, завидев ее, нетерпеливо заржал.

Вскочив в седло, Линда, не оборачиваясь, выехала со двора. А если бы она обернулась, то увидела бы Боба, который, стоя у окна, провожал ее взглядом. Ей не суждено было увидеть ни безграничной печали в его глазах, ни потеков от слез на щеках. Постояв еще немного, Боб пошел в спальню — в их спальню — и принялся собирать вещи.

 

Глава 34

Стоя в дверях старого дома своих родителей, Вики с улыбкой наблюдала, как Дженнин играет в саду с ее малолетней кузиной. Они приехали сюда в пятницу вечером.

Дженнин так устала, что буквально валилась с ног. Зато теперь, всего два дня спустя, на нее было любо-дорого смотреть. Во всяком случае, домочадцы Вики в ней просто души не чаяли. Сегодня утром совершенно неожиданно для всех нагрянул кузен Вики, Пол, со своей женой. Они ехали в Корнуолл и заскочили по дороге, чтобы погостить дня три.

Мать Вики, тетка Пола, искренне обрадовалась приезду племянника, а вот Дженнин мгновенно замкнулась и ушла в себя. Немного поразмыслив. Вики догадалась, что, должно быть. Пол успел пасть жертвой зловещей миссис Грин (скорее всего па той памятной вечеринке у Роберта Блэкуэлла), и делала все возможное, чтобы разрядить обстановку.

После обеда родители Вики прилегли отдохнуть, а Пол с женой отправились на прогулку. Эстер, их четырехлетняя дочурка, уговорила родителей оставить ее с Дженнин, которая так «здоровски играет». Вики же уединилась в своей комнате с какими-то бумагами.

Покончив с работой, Вики собралась было поиграть вместе с Дженнин и Эстер, но, увидев, как им весело вдвоем на солнышке, решила просто понаблюдать за ними.

— О чем думаешь? — вдруг послышался сзади голос.

— О, Пол! — Вики обернулась. — Ты ходишь, как кот.

Я даже не слышала, как ты подкрался.

Пол положил руку на плечо Вики и спросил:

— Ты уже сказала ей?

Вики обернулась; в ее глазах читалось недоумение.

— Кому?

— Дженнин.

— О чем?

Пол молча смотрел на нее.

Вики отвернулась и покачала головой:

— Нет еще.

— А скажешь?

— Не знаю, — пожала плечами Вики. — Думаешь, стоит?

Остановившись в дверях, Пол засунул руки в карманы и, чуть помолчав, произнес:

— Мне кажется, да.

— Вот как?

Пол молча кивнул.

— И как, по-твоему, она это воспримет?

— Тебе лучше Знать.

Вики опять пожала плечами:

— Возможно. Хотя временами мне Кажется, что я ее совсем не знаю…

— Это вполне естественно.

— Наверное, — вздохнула Вики. — Но я все равно плохо представляю, как это сказать.

— Да, это непросто, — согласился Пол.

— Эй, люди! — послышался голос миссис Дин. — Чайник кипит. Кто-нибудь его снимет?..

— Сейчас, мамочка! — крикнула Вики. — Тебе налить?

— Да, будь любезна. И папа сейчас спустится.

Тем временем Пол сбежал по ступенькам в сад, откуда по-прежнему доносились веселые возгласы.

— Ну как, нравится у нас твоей подруге? — спросила миссис Дин у Вики.

— По-моему, очень, — ответила Вики. — И вы с отцом так с ней любезны.

— Я, конечно, не стану спрашивать, что у нее за неприятности, но по приезде она, безусловно, выглядела хуже, чем сейчас.

— Она и чувствует себя по-другому, — улыбнулась Вики.

— Вы сегодня уезжаете?

— Вообще-то думали завтра, — сказала Вики. — Если вы не против, конечно.

— Конечно, нет! — замахала руками миссис Дин. — Можете вообще оставаться сколько душе угодно.

— Спасибо, — снова улыбнулась Вики, садясь рядом с матерью.

Миссис Дин уставилась на свою чашку.

— Скажи, а Дженнин тоже?.. Вы с ней?..

Вики натянуто рассмеялась:

— Нет.

— Извини, я просто не знала.

Пол вернулся, таща за руку упирающуюся и запыхавшуюся Эстер. Дженнин шла за ними.

— Чай готов, — провозгласила Вики. — Садитесь к столу.

После чая Вики предложила Дженнин прогуляться по окрестностям.

— Везет же вам, — вздохнула Дженнин, когда они брели по небольшому перелеску, отделявшему землю Динов от соседской фермы.

— Везет? — переспросила Вики. — Почему?

— Сама не знаю, — смущенно развела руками Дженнин. — Просто у вас здесь так просторно. И семья замечательная. Мне даже завидно, что у меня не такая родня.

Вики улыбнулась, но промолчала.

— Ты не подумай, — поспешно добавила Дженнин, — я свою семью тоже люблю. Просто живем мы совсем по-другому, и от этого мне порой бывает очень грустно.

Словно мы с ними существуем в различных мирах. Они плохо знают мою жизнь и оттого ведут себя так, будто боятся ее.

Они побродили еще немного по сухой осенней листве, одни во всей Вселенной. Дженнин вдруг стало так хорошо и легко на душе, что она невольно улыбнулась.

— Почему ты улыбаешься? — спросила Вики.

— Да так, мысли приятные. Здесь так здорово. Будь моя воля, никогда бы отсюда не уехала.

— Как я тебя понимаю, — вздохнула Вики.

Они вышли на опушку, и Дженнин присела на пенек.

Вики пристроилась рядом.

— Послушай, Вики, — промолвила Дженнин, чуть помолчав.

— Да?

— Могу я задать тебе вопрос?

— Смотря какой, — улыбнулась Вики.

— Личный.

Вики пожала плечами:

— Попробуй.

— Скажи, ты когда-нибудь любила?

Вики изумленно вытаращилась на нее.

— Да, — ответила она, чуть помолчав. — А почему ты спрашиваешь?

— Сама не знаю, — призналась Дженнин. — Наверное, потому, что ты никогда не рассказывала об этом.

, — .. — Да мне особенно и не о чем рассказывать, — усмехнулась Вики. — А ты сама как? Влюблялась?

— Нет, — после некоторого раздумья ответила Дженнин, качая головой. — Кажется, нет.

Вики улыбнулась.

— Порой, — продолжила Дженнин, — мне казалось, что я влюблена, однако потом, поговорив с Эшли и Элламарией, убеждалась, что это не совсем то. Или даже совсем не то.

— Ничего, у тебя еще все впереди, — сказала Вики.

— Все так говорят, — вздохнула Дженнин. — Что придет прекрасный принц и унесет тебя на крыльях любви.

Она встала с пенька и направилась к деревьям. Вики последовала за ней. С минуту обе шли молча. Дойдя до старого дуба, под которым они с Полом частенько играли в детстве, Вики остановилась и прислонилась к могучему стволу. Дженнин, присев на корточки, принялась рвать маргаритки, и плести из них венок.

Вики следила за ней, улыбаясь. Дженнин вдруг показалась ей совсем маленькой и беззащитной.

— Джен, — сказала она. — А ведь рано или поздно тебе придется держать ответ.

Дженнин вздрогнула, но не подняла головы.

— Я знаю, — тихо проговорила она.

— Ты когда-нибудь задумывалась над тем, почему так делаешь? Что тебя на это толкает?

Дженнин покачала головой.

— Но ведь должна быть какая-то причина, — настаивала Вики. — Возможно, ты просто не можешь или не пытаешься это осознать. Иначе это просто не поддается пониманию.

— Я и сама не понимаю, — грустно сказала Дженнин.

— А Мэттью знает?

— Про миссис Грин?

— Да.

— Увы, знает.

— И что ты собираешься делать?

Дженнин медленно повернула голову и посмотрела на Вики.

— Может, тебе лучше спросить Мэттью, что собирается делать он? — промолвила она.

— Но я тебя спрашиваю.

Дженнин встала и, подойдя к Вики, принялась ковырять растрескавшуюся кору дуба.

— Мне кажется, я готова убить его, — глухо сказала она.

Вики молча смотрела на нее.

— У меня есть пистолет, — добавила Дженнин, прислонившись спиной к могучему стволу.

— И ты готова им воспользоваться?

— Не знаю.

— Убив его, ты тем самым признаешь, что он победил.

— Я знаю.

Обе замолчали.

— Нет, Джен, это не выход, — сказала наконец Вики.

— Да, мне тоже так кажется. И почему он меня ненавидит?

— Никто не знает, что творится в его мозгу.

Дженнин глухо засмеялась:

— Или в моем.

— Или в твоем, — улыбнулась Вики.

— Если ты думаешь, что мне самой это нравится, — произнесла Дженнин, — то ошибаешься. Потом я себя просто убить готова. Но… мне не удается себя сдержать. Может, и с Мэттью похожая история.

— Нет, — убежденно сказала Вики. — Мэттью болен. У него точно не все дома. Не забудь, он ведь алкоголик. У него мозги отравлены винными парами.

— Не всегда, — возразила Дженнин.

— Вот поэтому я и говорю, что у него не все дома. Он самый настоящий садист. И анализировать его поведение бесполезно — ни ты, ни я никогда этого не поймем.

— Мама всегда мне говорила, что абсолютно пропащих людей не бывает, — сказала Дженнин. — Что даже у самых отъявленных мерзавцев в душе есть что-то доброе.

Вики рассмеялась:

— Да, моя матушка тоже так, считает. Но Мэттью… Наверное, из всякого правила есть исключение.

— Думаешь, он получает удовольствие, измываясь надо мной? — спросила Дженнин.

— Трудно сказать, — пожала плечами Вики. — У него извращенный ум; вполне возможно, что он и правда наслаждается, мучая тебя. А ты? Ты получаешь удовольствие, когда перевоплощаешься в миссис Грин?

Дженнин уставилась на нее глазами, полными ужаса.

— Господи, да я ненавижу эту миссис Грин! — вскричала она. — Я ее удавить готова! Я ведь говорила тебе.

— Тогда почему ты это делаешь?

— Не знаю, — резко ответила Дженнин. — Просто сама не понимаю. Я не отдаю себе отчета, когда это случается.

— А мужчины, которых ты находишь?

— Что мужчины? Получают ли они удовольствие? — Дженнин горько усмехнулась. — Откуда мне знать? Сама спроси.

Вики пропустила намек на Пола мимо ушей.

— А для тебя имеет значение, кто доставляет им это удовольствие — ты или миссис Грин?

Глаза Дженнин засверкали. Вики даже испугалась — столь внезапной была вспышка гнева.

— Да, черт побери! — выкрикнула Дженнин. — И даже очень имеет, но для меня! А вот миссис Грин начхать на это! Ее интересует только одно — траханье! Она не может без мужчин, а я… я их ненавижу! Всех до последнего. Потом, после того как это произойдет, меня так и подмывает их оскопить или даже вовсе растерзать! Уничтожить! Но всегда после, а не до. Вот в чем беда.

Вики подошла и взяла ее за руку, но Дженнин выдернула руку.

— Теперь ты сама видишь, — сказала она. — Я так же больна, как и Мэттью. Может, даже хуже. Должно быть, это шизофрения — ведь у меня самое настоящее раздвоение личности. Во мне словно сидит какой-то злой дух, который управляет моими поступками. Он захватил не только мой мозг и мое тело, но и душу. О, Вики… — Голос ее сорвался. — Я просто в отчаянии. Что мне делать?

Вместо ответа Вики обняла ее и прижала к себе, а Дженнин, словно только этого и ждала, припала к ее плечу и заплакала.

— Что мне делать. Вики? — всхлипывая, спросила она. — Умоляю, подскажи, как мне спастись.

— Возможно, это не так уж трудно, — промолвила Вики.

Дженнин отпрянула от нее.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Скажи, Джен, в глубине души ты любишь Мэттью?

Дженнин посмотрела ей в глаза.

— Я его ненавижу, — с чувством произнесла она. — Ненавижу! — Ее голос был спокоен, и Вики поняла — Дженнин говорит правду.

Взяв Дженнин за руку. Вики увлекла ее по направлению к дому.

— Я верю тебе, — только и ответила она.

Вернувшись домой, Дженнин извинилась перед всеми и поднялась в свою комнату. Она уже пришла в себя, но не была настроена на праздную болтовню.

Примерно час спустя в ее дверь постучали, и вошла Вики; в руках у нее были два бокала вина.

— Я хотела, чтобы ты попробовала папину бражку, — весело прощебетала она.

— Спасибо, — улыбнулась Дженнин, принимая бокал.

— Как ты себя чувствуешь?

Дженнин подошла к окну и остановилась у подоконника.

— Сама не знаю, — вздохнула она.

Вики приблизилась к ней и выглянула в окно.

— Полюбуйся на закат, — предложила ей Дженнин, в свою очередь, повернувшись к окну.

— Очень красиво, — прошептала Вики. — Жаль только — день пошел на убыль.

Они залюбовались заходящим за горизонт светилом, раскрасившим небо в изумительную багрово-алую палитру.

— Вики, — прошептала Дженнин, когда снаружи уже сгустились сумерки.

— Что?

— Спасибо тебе. Ты очень помогла мне, впервые заставив о многом задуматься всерьез. Не знаю, поможет ли мне это, но я тебе очень признательна.

— Просто очень важно, чтобы в такую минуту кто-то был рядом, — сказала Вики. — По себе знаю. Меня так в свое время выручил Пол. Спас, можно сказать. Казалось, это было совсем в другой жизни, но зато теперь мы с ним очень близки. Он все про меня знает.

Дженнин пристально посмотрела на нее.

— Как и ты, Вики. Ты ведь тоже теперь все обо мне знаешь.

— Почти все.

Дженнин вздохнула:

— Господи, до чего у вас здесь здорово. Ты просто не представляешь, как я тебе благодарна за то, что ты меня сюда привезла. — Она обняла Вики и привлекла к себе.

Вики тоже обняла ее.

— Я рада, что тебе у нас понравилось, Джен. Очень рада.

Дженнин отстранилась и заглянула Вики в глаза.

— Ты так добра, — прошептала она.

Вместо ответа Вики нагнулась и легонько поцеловала Дженнин в губы. Это был необычный поцелуй, одновременно дружеский и любовный, и Дженнин, казалось, нутром почувствовала, что это именно то, чего ей сейчас больше всего недостает. Она поднесла руку Вики к губам и поцеловала. Вики же медленно погладила Дженнин по волосам, а затем снова поцеловала в губы. Дженнин затрепетала.

И вдруг Вики отстранилась.

— Извини, Джен, — прошептала она и отвернулась.

Дженнин словно током ударило.

— Но почему. Вики? Пожалуйста, не надо извиняться.

Вики печально улыбнулась.

— Ты такая красивая, Джен.

— Ты тоже.

Глаза Вики подернулись поволокой, и она вдруг крепко сжала лицо Дженнин в ладонях. Дженнин сама наклонилась к ней и нежно поцеловала в губы. Затем обхватила рукой за талию и прижала к себе. Ее другая рука медленно спустилась и нащупала упругие ягодицы Вики.

— Ты уверена, что хочешь именно этого? — дрожащим голосом спросила Вики.

— Сама не знаю, — ответила Дженнин, опустив голову на плечо Вики. — Знаю лишь, что мне очень хорошо с тобой.

Несколько минут они молча стояли, прижавшись друг к дружке. Наконец Дженнин вздохнула и сказала:

— Я хочу спать.

Лицо Вики затуманилось.

— Я пойду.

— Нет, пожалуйста, не уходи!

— Но, Джен…

— Тес! Я нисколько не боюсь, Вики. Если ты сама не боишься.

Вики улыбнулась и снова погладила Дженнин по волосам, откинув их со лба.

— Кто это сказал — миссис Грин или Дженнин Грей?

— Я, Дженнин.

— Тогда я не боюсь.

Они молча разделись, избегая смотреть друг на друга.

Так же молча забрались в постель. Вики выключила ночник, и какое-то время обе лежали рядышком в темноте.

— Джен!

— Что?

— А ты знала, да? Про меня.

— .) — Нет, — ответила Дженнин, — Я ничего не знала.

— Я уже жалею, что не сказала тебе.

— Это не имеет значения.

— И ты… не возражаешь?

Дженнин повернулась к ней.

— Нет.

— Честное слово?

— Наипречестное. Дай мне руку.

Вики выпростала из-под простыни руку и протянула Дженнин. Та взяла ее руку и опустила себе на грудь. Затем поднесла к губам и нежно поцеловала.

— Я бы очень хотела снова обнять тебя, Джен, — прошептала Вики. — Просто безумно.

Дженнин откинула простыню и всем телом прижалась к Вики; руки Вики тут же обвились вокруг ее талии.

— Боже, как приятно, — прошептала она. — Ты такая нежная!

Они снова поцеловались, уже с нарастающей страстью.

Вики тяжело дышала, и Дженнин, решившись, сначала робко погладила, а затем начала целовать ее нежные грудки.

То, что за этим последовало, навсегда врезалось в память Дженнин. Казалось, Вики пробудила в ней неведомые и прекрасные чувства, которые прятались глубоко внутри и о существовании которых она даже не подозревала. Дженнин словно впервые открывала для себя удивительную нежность атласной кожи и магические прикосновения горячих губ. Лаская в темноте Вики и извиваясь под ее ответными ласками, Дженнин чувствовала, будто заново рождается, и вдруг поняла: Вики никогда не бросит ее, всегда будет рядом. Ласковые руки и губы открыли ей удивительный и прекрасный мир любви и сказочного наслаждения, путешествие в который она совершила впервые. И закончилось это путешествие не безумным и всесокрушающим оргазмом, а настолько теплым и удивительно светлым ощущением, что Дженнин поняла: вот оно! И улыбнулась.

Вики, склонившись над ней, пытливо заглянула ей в глаза.

— Как ты, Джен?

— Чудесно, — выдохнула Дженнин.

— Ты не жалеешь?

— Нет. Едва ли не впервые в жизни я насладилась любовью, после которой не возникло чувство ненависти. Представляешь, что ты со мной сотворила?

Вики покачала головой:

— Ты только что доказала мне, что Дженнин Грей способна любить, не перевоплощаясь в миссис Грин. Я очень рада, Джен. Я надеялась, что все будет именно так.

Дженнин откинулась на подушки.

— Скажи, Вики, ты знала, что у нас этим закончится?

— Нет, — улыбнулась Вики.

— И ты не сожалеешь об этом?

— Ни капельки.

— Тогда почему ты такая грустная?

— Так просто, — сказала Вики и отвернулась.

Дженнин притянула ее к себе и нежно поцеловала в губы.

— Прошу тебя, скажи. В чем дело?

Вики вздохнула и заговорила:

— Понимаешь, Дженнин, возможно, тебе и покажется, что ты нашла ответ, но это не так. Точнее, не совсем так.

На самом деле все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Возможно, ты просто боишься сама заглянуть в себя. Словом, тебе все равно понадобится помощь; того, что я могу тебе дать, недостаточно.

Дженнин не ответила.

— Ты согласна? — спросила Вики. — Ты пойдешь к врачу?

— Если ты останешься со мной.

Вики обняла ее и поцеловала.

— Да, Джен, я останусь с тобой.

 

Глава 35

Положив телефонную трубку, Эшли посмотрела на стену. Ее взгляд остановился на картине, подаренной тремя ее подругами. «Маленький пустячок для украшения твоего нового пристанища» — так выразилась о нем Элламария.

Вскрыв упаковку и обнаружив внутри изумительную репродукцию картины Клода Моне, Эшли не смогла сдержать слез умиления. Господи, как ей недоставало ее подруг!

Покосившись на Кита, она вздохнула — его лицо было по-прежнему искажено гневом.

— Это Конрад, — пояснила она, мотнув головой в сторону телефона. — Мы должны в восемь утра встретиться у него в кабинете перед поездкой к Дэвиду Берджессу.

— Понятно, — процедил Кит. — Стоит только боссу свистнуть, и Эшли несется со всех ног.

— Но он ведь и в самом деле мой начальник, — сказала Эшли. Ей уже не терпелось остаться одной. День выдался на редкость утомительный, а Кит все еще не собирался возвращаться к себе в отель.

— Только начальник, Эшли? Или уже нет?

— Я даже не хочу отвечать тебе.

— И теперь так будет всегда, да? — продолжил Кит. — Стоит ему свистнуть, и ты помчишься к нему на всех парах? Учти, Эшли, если это так, то ты совершаешь большую ошибку. Ты хоть подумала об Алексе? Какую жизнь ты ему уготовила? Предупреждаю: не вздумай даже мечтать о том, чтобы забрать его из школы и перевезти сюда. Поняла?

— Между прочим, мне решать, где ему учиться! — запальчиво возразила Эшли, не зная, как побыстрее закончить этот разговор. — Или ты забыл о решении суда?

— Не забыл, но сделаю все возможное, чтобы его изменить, — процедил Кит. — Уж будь уверена.

Эшли слегка побледнела.

— Послушай, если все пойдет по намеченному плану, то мне здесь работать еще лет пять, а то и больше. Я не хочу, чтобы мальчик рос без матери.

— Какая же ты все-таки эгоистка! — покачал головой Кит. — Значит, без отца ему расти можно, да?

— Ты ведь всегда можешь с ним видеться, сам знаешь.

— Вообще-то Нью-Йорк — это не Вест-Энд, — усмехнулся Кит.

— Мы с ним сами будем прилетать, — напомнила Эшли. — Навещать бабушку и дедушку.

— Господи, Эшли, ну почему ты никогда не думаешь обо мне?

— Не кричи, Кит, разбудишь Алекса.

— Эшли, но ведь он англичанин! Он родился и вырос в Англии. Неужели тебе безразлично, что станется с ним здесь?

— Ну конечно, небезразлично, хотя я не придаю этому большого значения. Главное, чтобы он был здесь. Со мной.

— С тобой! — выкрикнул Кит. — Да ты только и думаешь что о работе и своем паршивом агентстве! У тебя и времени-то на него не остается!

— Не правда!

— Вот как? И сколько же времени ты можешь ему уделять? Какой-то жалкий час вечером раз или два в неделю, если не задерживаешься на работе? А по ночам, когда ты шляешься где-то со своим Конрадом Фрезером, ты тоже думаешь об Алексе?

— Ни с каким Конрадом Фрезером я, как ты выразился, по ночам не шляюсь. Это случилось один-единственный раз, в прошлый четверг, в связи с совершенно официальным мероприятием.

— А как насчет бейсбольных матчей, на которые твой драгоценный Конрад таскает вас с Алексом? — прошипел Кит. — Моего сына и мою жену!

— Я не твоя жена, — возразила Эшли.

— Вот как? — ощетинился Кит. — А почему тогда ты до сих пор носишь мое обручальное кольцо?

Эшли кинула взгляд на свою левую руку. Она и сама толком не знала, почему продолжала носить кольцо. Возможно, ради Алекса. Только теперь она поняла, насколько это нелепо: какая разница, носит она кольцо или нет? Осознав это, Эшли молча сняла кольцо с пальца и протянула Киту.

— Спасибо, — криво усмехнулся тот. — Можешь оставить его себе. Или ты освобождаешь место для подарка от Конрада Фрезера?

Глаза Эшли засверкали.

— Замолчи, Кит, прошу тебя!

— Крепкий оказался орешек этот Фрезер, да? — не унимался Кит. — Даже тебе не по зубам. По сравнению с ним Джулиан — жалкий провинциал.

— Господи, да сколько же надо тебе повторять: между мной и Конрадом никогда ничего не было и не будет!

— Ага, значит, он по чистой случайности нагрянул к нам на уик-энд и увез Алекса кататься верхом?

— Кит, прекрати! — Эшли не собиралась больше с ним пререкаться. Обсуждать будущее Алекса и его грядущий переезд в Нью-Йорк было неизбежно, но вот беседовать с бывшим мужем о Конраде Фрезере она не собиралась. Как, впрочем, и с кем-либо еще.

— В общем, так, Эшли, — отчеканил Кит. — Заруби себе на носу: Алекс сюда не приедет и в Нью-Йорке жить не будет. Это мое последнее слово.

— Твое — возможно. Кит, — твердо сказала Эшли. — Но не мое.

— Я подам в суд, чтобы тебя лишили родительских прав, — заявил Кит. — С такой матерью мальчик оставаться не может.

— Не говори глупости. Кит, — поморщилась Эшли.

— Я просто хотел честно тебя предупредить, — сказал Кит. — Сразу же по возвращении в Англию я затеваю процесс. В Америку я Алекса не отпущу. И тебе придется пересекать Атлантику, когда ты захочешь его увидеть, а не мне.

Эшли побелела. По изменившемуся лицу Кита она поняла, что он вовсе не шутит. При мысли о судебном разбирательстве она похолодела. Господи, только этого ей недоставало!

— Тебе никогда не победить, — сказала она. — Вспомни свое прошлое. Ни один судья в здравом уме не присудит тебе ребенка. Не говоря уж о том, что ты психически неуравновешен..

— А ты, что ли, устойчива? — презрительно фыркнул Кит. — Едва пришла пора принять решение — и ты удираешь в Америку! А куда ты побежишь потом, когда Конрад бросит тебя, выпотрошив наизнанку? Со мной Алекс хотя бы получит нормальное образование, да и жить будет в человеческой обстановке — среди родных и близких. А что ты ему можешь предложить? И после этого ты можешь называть себя матерью?

— Он мой сын! — запальчиво выкрикнула она. — И никому не отобрать его у меня! Вбей это в свою дурацкую башку!

— Он и мой сын, Эшли, — вкрадчиво возразил Кит. — И никому, и уж тем более тебе, не отобрать его у меня! Вот так-то.

— Господи, неужели ты и в самом деле хочешь, чтобы та грязная история снова выплыла наружу? Чтобы на судебном заседании вновь вспоминали отца — пьяницу и бабника, который в тот самый день, когда ребенок появился на свет, бросил семью и отправился по шлюхам? А ведь Алексу уже восемь лет, Кит. Ты хочешь, чтобы он все это слышал? Чтобы он понял, каков ты на самом деле? А ведь он поймет, Кит, он уже большой.

— Ах ты, гадина! — взревел Кит. — Ты на все готова, чтобы своего добиться, да?

— Да, если хочешь знать, я не желаю, чтобы он рос рядом с тобой! — вскричала Эшли. — Ты… ты не то, что ему нужно. Кит. Ты неудачник!

Кит занес руку, чтобы ударить ее, но Эшли даже глазом не моргнула.

— Валяй, бей меня, Кит. Покажи, на что ты способен.

Сам видишь — ты ни капли не изменился. Горбатого могила исправит. Я костьми лягу, но не отдам тебе ребенка!

— Ты об этом пожалеешь, Эшли. — процедил он. — Горько пожалеешь!

— Ничего у тебя не выйдет, — устало вздохнула Эшли. — И ты это отлично знаешь.

— Лучше позаботься о том, чтобы он побыстрее вернулся в Англию. Пока не поздно. И запомни — в Нью-Йорке жить он никогда не будет. Никогда, поняла?

Элламария понуро бродила по опустевшему театру. С пятницы она не только не видела Боба, но он даже ни разу не позвонил ей. Они договорились, что в субботу, поговорив начистоту с женой, он вернется. Ну, в крайнем случае в воскресенье. Однако сегодня уже был понедельник, а от Боба по-прежнему не было ни слуху ни духу.

Элламария много раз звонила ему домой, но там не брали трубку. В загородный же дом Мак-Элфри, как ей этого ни хотелось, Элламария звонить не стала. И вот теперь, не зная, куда деваться, она пришла в театр. Она и сама не ожидала увидеть здесь Боба, но тем не менее, услышав от его секретарши, что Боб не показывался, Элламария окончательно пала духом.

С каждой минутой се страх возрастал. Неужели он передумал? Или что-то случилось с Линдой? Может, ей стало плохо и он за ней ухаживает? Успокаивает ее? Может, она пригрозила свести счеты с жизнью? Тогда понятно, почему он задержался. Элламария отчаянно терзалась, не зная, что и подумать.

Ник не ожидал от этой встречи ничего хорошего. Более того, он ее смертельно боялся. И вот теперь, оказавшись лицом к лицу с отцом Кейт в его домашней библиотеке, он понял, что его худшие опасения подтверждаются.

Лицо Кэллоуэя казалось непроницаемым, но Ник, опытный актер, видел, что за холодным взглядом таится враждебность. Кейт куда-то скрылась, оставив мужчин с глазу на глаз, а миссис Кэллоуэй вообще не выходила из своей комнаты.

— Присядьте, — холодно предложил Кэллоуэй, кивком указав на кресло.

— Благодарю.

Обогнув стол. Ник прошел к камину, по обеим сторонам которого стояли вычурные кресла в стиле неорококо, и сел. Кэллоуэй устроился напротив.

— Наверное, вы знаете, почему я приехал, — начал Ник.

Кэллоуэй склонил голову набок, но не ответил.

— Это насчет Кейт.

— Да.

— Мы с ней хотим пожениться.

В который раз Ник поразился очевидной нелепости своего приезда — в его-то положении и возрасте ездить свататься! Но Кейт на этом настояла.

— Понимаю, — сказал Кэллоуэй.

Ник неловко заерзал в кресле. Кэллоуэй, несомненно, понимал его затруднения, но не собирался ему помочь. Ник прокашлялся и добавил:

— Кейт хотела, чтобы мы с вами об этом поговорили.

Кэллоуэй кивнул.

— Думаю, — продолжал Ник, — что вы хотели бы знать, на какой день назначена свадьба.

Чуть помолчав, Кэллоуэй ответил:

— Не очень.

Ник всмотрелся в него, надеясь прочесть его мысли, но лицо отца Кейт Оставалось непроницаемым.

— Значит ли это, что вы на нее не придете?

Кэллоуэй, казалось, задумался. Затем сказал:

— Да, наверное, вы можете это понять именно так.

— Надеюсь, вы понимаете, насколько ваше присутствие в такой день важно для Кейт?

И снова лоб Кэллоуэя омрачился.

— Возможно, — сказал он наконец. — Скажите, мистер Гоу, верно ли я понял: вы спрашиваете разрешения на брак с моей дочерью?

— Да, — кивнул Ник.

— А что, если я откажу вам?

— Кейт уже вышла из того возраста, когда дети нуждаются в родительской опеке.

— Понимаю. — Кэллоуэй встал и медленно подошел к стоявшему в углу бару. — Хотите выпить, мистер Гоу? — спросил он. — Виски?

Если бы не Кейт, Ник бы, поблагодарив, поднялся и ушел. Однако в данной ситуации…

— Чуть-чуть, пожалуйста.

Кэллоуэй налил виски и передал стакан Нику.

— Насколько я понимаю, Кейт уже дала согласие? — спросил он.

— Разумеется, — ответил Ник.

— Что ж, это вполне объяснимо, — вздохнул Кэллоуэй, снова усаживаясь в кресло.

— Мы любим друг друга, — ляпнул Ник, но тут же проклял себя за глупость.

— Не сомневаюсь, — сухо произнес Кэллоуэй.

— Так вы не дадите своего согласия?

Кэллоуэй поднес стакан к губам, осушил его почти наполовину и ответил:

— Да, ничего другого мне не остается.

— Могу я поинтересоваться почему?

— Можете.

Кэллоуэй снова встал и, подойдя к окну, остановился, глядя на зеленую террасу сада. Несколько минут он стоял неподвижно, не произнося ни слова. Ник терпеливо ждал.

— Вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу, — сказал Кэллоуэй.

В самом тоне его был? нечто такое, отчего по спине Ника побежали мурашки.

— Не знаю даже, — продолжил Кэллоуэй, — стоит ли вам об этом говорить.

— Что бы это ни было, — храбро заявил Ник, — ничто не изменит моего желания жениться на Кейт.

Кэллоуэй вернулся к своему креслу и, усевшись, уставился в пустой камин.

— Вам, должно быть, кажется, что вы уже хорошо знаете Кейт, — произнес он. — Верно? Вы считаете, что вам уже все о ней известно.

— Самое главное я знаю, — сказал Ник.

— Вот как? — Кэллоуэй приподнял брови. — Что именно?

— То, что я люблю ее. Вам этого достаточно?

— Нет. — Кэллоуэй медленно покачал головой. — Совершенно недостаточно.

Терпение Ника лопнуло:

— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваши туманные размышления, а лишь потому, что Кейт настояла на этом. По мне, мы давно бы уже поженились.

— Еще виски? — спросил отец Кейт.

— Нет, благодарю.

Кэллоуэй тем не менее взял с камина его стакан, прошел к бару и, наполнив его, протянул Нику.

— Возьмите, — сказал он.

Не найдясь, что возразить, Ник принял из его рук виски.

— Итак, как я уже упоминал, — произнес Кэллоуэй, усаживаясь, — вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу. Но теперь, поскольку иного выхода у меня нет, я должен вам рассказать.

Ник пристально посмотрел на него, но лицо отца Кейт оставалось бесстрастным. Чуть помолчав, Кэллоуэй произнес:

— Мистер Гоу, вы не можете жениться на моей дочери.

Ника как током ударило. Подавшись вперед, он твердо заявил:

— А я говорю, что женюсь на ней!

— Желание и возможности — разные понятия, мистер Гоу, — сказал Кэллоуэй. — Я утверждаю, что вы не можете жениться, а вы говорите, что женитесь. Сейчас я объясню вам эту разницу. Дело в том, что Кейт и в самом деле может выйти за вас, тогда как вы жениться на ней не сможете. Дело в том, что Кейт причину знает, тогда как вам она неизвестна.

— Мистер Кэллоуэй! — заговорил Ник, отчаянно стараясь сдерживаться. — Меня, признаться, немного утомили ваши шарады. Ближе к делу, пожалуйста.

— Пожалуйста, — вздохнул Кэллоуэй, глядя на свой стакан. — Вы не можете жениться на Кейт, потому что она влюблена в меня.

Кровь отхлынула от лица Ника. Он ошалело уставился на сидящего напротив мужчину.

— Вы спятили!

— О нет, — криво усмехнулся Кэллоуэй. — Я в здравом уме, однако то, что я вам сказал, к величайшему сожалению, чистая правда.

— Вы лжете! — взорвался Ник, уже не скрывая отвращения. — Кейт не может быть влюблена в вас, это вы в нес влюблены! В собственную дочь. В свою плоть и кровь. Я знал это, но отказывался верить. Я просто не мог даже заставить себя поверить, что такое возможно, но теперь…

Боже, какая мерзость! Это ведь вы ей названивали все время, да?

Кэллоуэй, казалось, смешался.

— Названивал?

— Ну да! Звонили ей домой и наговаривали всякую похабщину. Раскрывали свои самые низменные желания.

Превратили се жизнь в настоящий ад.

— Это она вам сказала? — вздохнул Кэллоуэй. — Что ж, наверное, решила, что так будет лучше.

— Что вы несете! — закричал Ник. — Она даже не подозревала, что это вы!

— Прошу вас, не надо так громко, — поморщился Кэллоуэй. — Она прекрасно знала, что это я. Просто иногда я звонил в присутствии ее подруг или знакомых, вот и приходилось прикидываться.

— Это ложь! — вскричал Ник. — Я сам при этом присутствовал. Я видел ее лицо. Она была в полном ужасе.

Она просто затравлена.

— Да, она панически боялась, что кто-нибудь узнает правду.

Ник соскочил с кресла и нервно заходил по комнате.

— Видит Бог, Кэллоуэй, вы просто ненормальный. Ведь Кейт, безусловно, даже об этом не догадывается, верно?

Она и не подозревает, что ее собственный отец таким образом удовлетворяет свои сексуальные прихоти. Нет, я должен во что бы то ни стало спасти ее от вас.

Кэллоуэй улыбнулся:

— Я вам не советую. Не говоря уж о том, что она сама не согласится уйти от меня. Возможно, вам легче будет это осознать, если я раскрою вам подлинную причину ее согласия на ваш брак. Законный муж придаст ее жизни то прикрытие, которое ей так необходимо. Точнее, нам с ней.

Хотя лично я считаю эту предосторожность излишней.

— Господи, кошмар какой-то! — вскричал Ник. — Я просто ушам своим не верю!

— А напрасно, — пожал плечами Кэллоуэй. — Надеюсь, теперь вы сами понимаете, что не можете жениться на Кейт?

Ник молча уставился на него. Ему вдруг показалось, что он утратил дар речи.

— Задайте себе вопрос: согласны ли вы жить с женщиной, которая любит другого? — продолжил Кэллоуэй. — Можете ли принять женщину, которая спит с собственным отцом? Разумеется, нет. Такое просто немыслимо.

— Вы подлый, низкий лжец! — Ярость душила Ника. — Кейт — чистая душа!

— Мистер Гоу, — вздохнул Кэллоуэй. — Кейт — моя.

Она уже давно принадлежит мне. Чего у нас с ней только не было! Никто не в силах помешать нашей любви, даже вы. Если желаете, можете проверить, хотя предупреждаю — этот урок будет вам дорого стоить. В ваших же интересах пощадить психику Кейт и избавить ее от этих мучений. Ей и так слишком тяжело, бедняжке. Только знайте: все, что она делает, — это ради меня. Надеюсь, вы уже и сами это осознали. Даже тот трагический роман с Джоэлем Мартином — и на это она пошла ради меня. Она хотела, чтобы у нас с ней был ребенок. Очевидно, что своего ребенка мы иметь никак не могли, поэтому и понадобился Мартин.

Кто-то ведь должен был признать себя отцом, чтобы отвести от нас подозрение. Вот почему она потом дошла до того, что сама похитила чужого ребенка. — Лицо Кэллоуэя казалось опечаленным; он не отрывал глаз от камина. — После печальной истории с Мартином я пообещал ей, что рано или поздно у нас будет свой ребенок, вот она, бедняжка, и решила ускорить то, о чем так мечтала. — Он поднял голову и посмотрел на Ника. — А теперь согласилась выйти за вас. По одной-единственной причине, чтобы вы подарили ей этого ребенка. На этом ваш брак и оборвется. Она уйдет от вас и принесет ребенка мне.

— Я вам не верю, — срывающимся голосом сказал Ник.

Несмотря на всю чудовищную абсурдность, было в сказанном нечто, придававшее словам этого человека какую-то извращенную достоверность.

— Хотите, я позову ее сюда? — предложил Кэллоуэй. — Я надеялся, что сумею и сам убедить вас и избавить Кейт от этого испытания, но если вы мне не верите…

Ник устремил на него испепеляющий взгляд.

— Интересно, вы понимаете, что за такие вещи сажают в тюрьму? — спросил он.

Кэллоуэй печально покачал головой.

— Напомнить вам, из-за чего завязался этот разговор? — осведомился он.

Ник отвернулся и уставился на стену.

— Все это не правда, — неуверенно сказал он. — Не может такое быть правдой.

Он обращался скорее к себе, нежели к Кэллоуэю. Ник и сам не заметил, как очутился у окна. Кейт он увидел в — конце сада; она сидела на берегу ручья и смотрела на воду.

Ее лицо было прекрасным и невинным как у младенца.

— Вы уж извините меня, — сказал Кэллоуэй. — Я понимаю, каково вам. Я ведь тоже люблю ее.

— Замолчите! — закричал Ник. — Я не хочу ничего слышать! Вы — чудовище! Я не верю и никогда не поверю этим бредням! Позовите ее сюда — пусть она сама мне это скажет. Если это правда, я уйду и никогда не вернусь. Но только в том случае, если Кейт сама подтвердит сказанное вами.

— Что ж, — вздохнул Кэллоуэй, вставая. — Дело ваше.

Вы уверены, что хотите этого?

Ник заставил себя кивнуть.

— Тогда подождите здесь.

Стоя у окна. Ник смотрел, как Кэллоуэй идет по саду к ручью. Его сердце колотилось, словно птичка об оконное стекло. Он увидел, как Кейт подняла вверх руки и отвернулась. Затем снова обернулась и закричала на отца. Потом забарабанила кулаками по его груди, а Кэллоуэй попытался обнять ее. Тогда Кейт оттолкнула его и решительно направилась к дому; Нику казалось даже, что он видит, как по щекам ее катятся слезы. Кэллоуэй двинулся следом за дочерью.

— Почему? — услышал Ник возглас Кейт. — Почему?

Больше Ник ничего не слышал — отец с дочерью были еще слишком далеко. Кэллоуэй пытался что-то сказать — Кейт, очевидно, не желала его слушать. Потом она упала на колени и принялась в отчаянии колотить по земле кулаками.

Кэллоуэй опустился на землю рядом с ней и снова попытался заключить Кейт в объятия, но она оттолкнула его.

Однако слова отца, похоже, уже начали доходить до нее — Кейт смотрела на него во все глаза. Потом она легла на спину, а Кэллоуэй уселся рядом, загородив Кейт от Ника И вдруг прямо на глазах у Ника руки Кейт взлетели вверх, обвили шею отца, и Ник словно зачарованный увидел, как губы отца и дочери слились в глубоком поцелуе.

Этого он уже вынести не мог. Пулей вылетев из дома, Ник вскочил в машину и на бешеной скорости умчался прочь. Во рту у него стояла горечь, а к горлу подступила нестерпимая тошнота. Он был потрясен до глубины души.

А в саду, уткнувшись заплаканным лицом в отцовское плечо, Кейт с разрывающимся сердцем выслушивала сбивчивые объяснения Кэллоуэя — убитый горем отец и сам не понимал, почему Ник наотрез отказался жениться на его дочери.

 

Глава 36

Элламария стояла в дверях и смотрела на Боба. Тот сидел, скорчившись, в кресле. Он казался безмерно усталым, а морщинки, лучиками разбегавшиеся из уголков глаз, преждевременно старили его лицо. Ветер за окном тихонько завывал, предвещая наступление осени, а капли дождя мерно барабанили по стеклу.

Боб сидел, обхватив голову руками. У него болезненно щемило сердце, и Элламария готова была разреветься от сочувствия и жалости. Однако вслух спросила только:

— Выпить хочешь? Хотя бы кофе? Или что-нибудь покрепче?

Боб замотал головой:

— Нет, спасибо.

Наконец Боб встрепенулся, приподнял голову и посмотрел на Элламарию. Она была уверена, что сейчас он заговорит, однако этого не случилось. Тогда Элламария сама сказала:

— Я совсем извелась, Боб. Я все ждала и ждала, что ты позвонишь. Правда, теперь это уже не важно, — поспешно добавила она; — Главное, ты здесь и я вижу, что с тобой все в порядке.

Боб поднялся.

.

— Послушай, Элламарня, — устало произнес он. — Мы оба прекрасно знаем, почему я здесь; давай уж не будем притворяться.

Элламария не ответила — ее сердце вновь стиснули ледяные пальцы безумного страха, который она ощущала вот уже несколько дней.

— Больше так продолжаться ж может, — глухо продолжил Боб. — Я должен уехать. Побыть один Мне необходимо время, чтобы подумать.

— Понимаю.

— Господи, да не разговаривай ты таким тоном! Неужели не видишь, что мне и без того тошно?

— А чего ты вообще от меня ждешь? — спросила Элламария, чувствуя себя так, будто разговаривает с незнакомцем, — Сам не знак), — чистосердечно признался Боб. — В том-то и беда — я совершенно перестал понимать, что происходит.

— Значит ли это, что ты меня больше не любишь? — не удержалась Элламария.

Боб устало вздохнул:

— Я же сказал — я ничего не понимаю. Одно только знаю точно — сейчас принять какое-то решение я не в состоянии.

— Но ты поговорил с женой? — спросила Элламария.

— Да.

— И как она это восприняла?

— А как, по-твоему, она могла это воспринять?

Элламария отвернулась. Вот, значит, как кончается любовь, подумала она. Много раз она думала об этом, пытаясь представить, что скажет ей Боб, но даже в страшном сне она не могла ожидать такой боли. Слова Боба, словцо острые кинжалы, вонзались в ее израненное сердце. Глядя перед собой, он сбивчиво говорил, что любит ее, но и свою жену тоже любит. Он не хотел причинить ей боль, но просто не представлял, что такое возможно. Он сделает все, чтобы загладить свою вину. Роль Изольды по-прежнему принадлежит ей, несмотря на беременность, просто операторам придется немного попотеть, чтобы скрыть ее. А потом, когда ребенок появится на свет, он будет выделять деньги на его содержание. Но все это потом. Сейчас же ему необходимо уехать.

Элламария встала, стараясь не обращать внимания на тупую боль, снова и снова вгрызающуюся в ее внутренности, и слепо зашагала по гостиной. Ее руки предательски дрожали.

— Помочь тебе уложить вещи? — выдавила она. — Я уже почти все собрала.

Собрав всю свою волю в кулак, Элламария заставила себя улыбнуться, и барьеры, которые Боб с таким неимоверным трудом возвел, вмиг рухнули.

— Прекрати! — завопил он. — Не смей так! Поплачь хотя бы. Или ругайся, кричи, топай ногами, но только…

Не будь такой благородной.

— Я не могу кричать. Боб, — еле слышно прошептала Элламария. — Я ведь люблю тебя…

— Господи! — вскричал он, воздевая руки к потолку. — Можно подумать, что я тебя навек бросаю! Я ведь просто уезжаю ненадолго, потому что мне необходимо побыть одному. Это ведь не навсегда.

— Неужели?

Боб размахнулся и… Увесистая пощечина ошеломила их обоих.

Прошло много времени, прежде чем Элламария подняла голову и увидела, что Боб плачет. Тихонько, горестно, подвывая, как ребенок. Охваченная жалостью, она протянула к нему руки, но Боб уклонился.

— Нет, не трогай меня. — Он отошел в сторону и, остановившись перед камином, уставился на седой пепел.

— За что ты меня так наказываешь, Боб? — дрогнувшим голосом спросила Элламария.

Боб с почерневшим от горя лицом повернулся к ней, но сказать ничего не успел — зазвонил телефон, и Элламария сняла трубку. Звонила Кейт.

Пока Кейт с плачем рассказывала Элламарии о предательстве Ника, Боб нервно мерил шагами гостиную. Однако Элламарии даже в голову не пришло, что нужно оборвать разговор — она слишком привыкла быть опорой для любимых подруг и не могла и мысли допустить о том, чтобы бросить их в беде. Раз или два Боб нетерпеливо посмотрел на нее, словно спрашивая, когда же она положит трубку.

Элламария, слушая Кейт вполуха, посмотрела на него. Ее щека мучительно горела, и она, сама того не сознавая, то и дело трогала ее свободной рукой. И вдруг Боб остановился и, повернувшись к ней, вперил в нее твердый взгляд. Его лицо превратилось в маску, а глаза, всегда смотревшие на нее с такой любовью и нежностью, стали стальными. Резко нагнувшись, он взял с софы свое пальто и, не оборачиваясь, вышел.

После этого Элламария уже с трудом воспринимала дальнейший разговор. Она не помнила, как дождалась, пока Кейт наконец кончила говорить.

Итак, Боб все-таки бросил ее. Ушел из ее жизни, не обернувшись и даже не сказав последнего прости.

Обычно Эшли ходила на работу пешком — утренняя получасовая прогулка позволяла ей привести в порядок мысли. Но этим утром, после почти бессонной ночи, она предпочла такси. Без сил плюхнувшись на заднее сиденье, она глубоко задумалась. Глаза мучительно ныли, и Эшли потерла их пальцами. В голове беспорядочно роились мысли. Домой она вернулась в половине четвертого утра, просидев полночи с Ником в «Уолдорфе». Вспоминать о разговоре ей отчаянно не хотелось.

Впрочем, у нее и самой проблем хватало. Алекс перед самым ее уходом внезапно раскапризничался, а Кит после их недавней размолвки стал вконец невыносим. Эшли так и тянуло вернуться домой, но, взглянув на часы, она поняла, что не успеет. Кит и Алекс уже, наверное, выходили из дома — Кит собирался увезти ребенка в Бостон, где жили его дальние родственники. Вдобавок Конрад назначил ей встречу на половину двенадцатого; к этому времени он уже должен был узнать результаты переговоров с Дэвидом Берджессом.

Когда Эшли вошла в вестибюль здания «Ай-Би-Эм», было уже одиннадцать. Она понимала, что должна связаться с Кейт. Бедняжка Кейт, опять ей выпало тяжкое испытание. Эшли не поверила Нику — что бы ему ни померещилось, это просто не могло быть правдой. Да, нужно во что бы то ни стало поговорить с Кейт. Эшли не представляла, что ей скажет, но была твердо настроена узнать правду.

Войдя в свой офис, она попросила Йэн, чтобы ее не беспокоили, и, закрыв за собой дверь кабинета, сразу позвонила Кейт.

Домашний номер ее подруги не отвечал. Звонить родителям Кейт ей не хотелось, однако выхода не было, и Эшли скрепя сердце набрала их номер.

К телефону подошла мать Кейт. Эшли извинилась за столь ранний звонок, однако старалась она напрасно — Кейт к родителям не приезжала.

Положив трубку, Эшли погрузилась в раздумья. Что делать? Имеет ли она право рассказать о случившемся Дженнин и Элламарии? Ник взял с нее слово, что разговор останется между ними. Но, с другой стороны, если не доверять своим лучшим подругам, то кому вообще можно доверять?

Эшли снова взяла трубку. Подняв с постели Дженнин, она дрожащим от волнения голосом поведала ей трагичную историю Кейт. Дженнин пришла в такой же ужас, как незадолго до того и сама Эшли.

— Господи, но ведь это просто невозможно, Эш! — воскликнула она, когда Эшли закончила свой рассказ. — Ты же сама знаешь — этого просто не может быть!

— Остается только надеяться, что ты права, Джон.

— Господи милосердный! — вздохнула Дженнин. — Я должна во что бы то ни стало с ней поговорить.

— Дома ее нет, — сказала Эшли. — Я не дозвонилась.

— Положись на меня. Я се разыщу.

Со вздохом облегчения Эшли положила трубку. Все, что было в ее силах, она сделала; теперь оставалось только надеяться, что Дженнин сдержит обещание и докажет Кейт, что они с Ником пали жертвами трагического недоразумения.

Она вызвала Йэн и попросила приготовить кофе, напрасно стараясь отогнать мрачные мысли и настроиться на рабочий лад. Потом позвонила домой, но, как и ожидала, никто трубку не снял.

Вошла Йэн с чашечкой кофе.

— Вас вызывают.

— Как, уже? — встрепенулась Эшли, посмотрев на часы. — Господи, без двадцати двенадцать. Что же вы меня не предупредили?

— Вы ведь просили вас не беспокоить, — напомнила Йэн.

— Извините, — улыбнулась Эшли. Затем, отхлебнув горячего кофе, махнула рукой. — Ладно, пора, пожалуй, Магомету вновь прогуляться к горе. Пожелайте мне удачи, а то не пройдет и недели, как у вас появится новый босс.

— Желаю, — улыбнулась Йэн. — Хотя у меня есть предчувствие, что у вас все будет хорошо.

— Он вас ждет, — сказала Кэндис, когда Эшли вошла в приемную Конрада.

— В каком он настроении?

Кэндис состроила потешную гримаску и в притворном ужасе закатила глаза.

— О черт! — простонала Эшли. — Только этого не хватало.

Постучав в дверь Конрада, она, не дожидаясь ответа, вошла.

Конрад, сидевший за столом, приподнял голову.

— Садитесь, — пригласил он, кивнув в сторону стоящего напротив кресла, и снова погрузился в разложенные на столе бумаги.

Устроившись в кресле, Эшли уставилась в окно. Прошло несколько минут, прежде чем она заметила, что Конрад пристально ее разглядывает.

— Что-то вы сегодня бледная, — заметил он.

— Я провела дурную ночь, — призналась Эшли.

— Из-за конкурса?

— В том числе.

Конрад улыбнулся, и. Эшли показалось, что внутри у нее все переворачивается.

Он пристально следил за ней, и на какое-то неуловимое мгновение Эшли даже стало не по себе — ей вдруг показалось, что он способен читать ее мысли.

— Итак, — произнес он, — сегодня утром я разговаривал с Дэвидом Берджессом, и он объявил мне их решение.

Эшли, затаив дыхание, смотрела на него, но лицо Конрада оставалось, как всегда, непроницаемым.

— Боюсь, — продолжил Конрад, — что ваша смелая затея провалилась. Они отклонили наш проект.

— Что?! — пролепетала Эшли.

— Насколько мне известно, это решение было принято сегодня поздно ночью.

У Эшли перехватило дыхание. Ее глаза лихорадочно заметались по комнате. Как же так, снова и снова спрашивала она себя, ведь они должны были принять ее предложения! Дэвид Берджесс недвусмысленно намекнул ей на это вчера утром. Нет, не может быть! С другой стороны, так Конрад бы не стал ее обманывать. Ведь, черт возьми, для него победа в конкурсе ничуть не менее важна, чем для нее.

— Понимаю, — протянула она, глядя в глаза Конраду.

— Мне очень жаль, — сказал он.

У Эшли оборвалось сердце.

— Не сомневаюсь, — сухо сказала она.

Конрад встал и направился к ней.

Эшли вскочила.

— Покончим со всем сразу, — заявила она. — Я пойду и соберу вещи: К концу дня обещаю свернуть все дела и покинуть свой офис, хотя боюсь, что сразу улететь из Нью-Йорка не смогу. Ближайшая суббота вас устроит?

Не дожидаясь его ответа, она зашагала к дверям.

— Подождите, Эшли, — остановил ее Конрад.

Эшли резко обернулась. Ее глаза горели.

— Послушайте, Конрад, нам больше нечего обсуждать.

Вы четко дали мне понять, чтобы в случае неудачи я заказывала билеты на ближайший же рейс до Лондона. Ваше желание исполнилось. Мне очень жаль, что мы не выиграли конкурс, но по большому счету не это главное. А теперь, с вашего позволения…

— Сядьте! — рявкнул Конрад.

Эшли замерла, уже держась за дверную ручку.

— Прошу вас, — попросил он и, нажав кнопку, вызвал Кэндис. — Пожалуйста, принесите кофе.

Эшли снова подошла к столу. Она даже не отдавала себе отчета, насколько обижена и разочарована решением совета директоров компании «Мерсер Берджесс иншюренс».

Она также не решалась признаться самой себе, как ее страшит предстоящее расставание с Конрадом, хотя именно этого он и добивался едва ли не с первых же дней ее работы здесь.

— Я должен вам кое-что объяснить, — произнес Копрад, пристально глядя на нее. — И прошу вас выслушать меня внимательно. А еще лучше, если вы сядете и перестанете пялиться на меня, словно разъяренный бык — на красную тряпку.

Вошла Кэндис и поставила поднос с кофе на стол Конрада. Пока она разливала кофе по чашкам, Эшли нетерпеливо постукивала ногой по полу. Она даже не сумела собраться с духом и поблагодарить Кэндис, когда та, поставив перед ней чашечку, покинула кабинет.

— Итак, — сказала Эшли, — давайте побыстрее покончим с этим делом.

— С чего начнем? — спросил Конрад, усаживаясь на край стола и отпивая кофе. Эшли молча следила за ним, даже не притрагиваясь к своей чашечке. — Пожалуй, — продолжил он, — начать лучше с Кандиды Рейн.

Заметив, как потемнело лицо Эшли при упоминании ненавистного имени, Конрад не смог отказать себе в быстрой улыбке.

— К большому сожалению, узнав о вашем предстоящем приезде в Нью-Йорк, Кандида словно с цепи сорвалась.

— С какой стати? — не выдержала Эшли.

Конрад пожал плечами:

— Суть в том, что сама идея вашего появления здесь пришлась ей явно не по вкусу. Сказать по правде, Кандида просто рвала и метала.

Глядя на Конрада и его самоуверенную улыбку, которую сначала так возненавидела, потом полюбила, а теперь снова возненавидела, Эшли почувствовала, что закипает.

И зачем он рассказывает ей о Кандиде? И как смеет еще, силой заставляя ее вернуться в Лондон, улыбаться ей в глаза? Но больше всего Эшли сейчас ненавидела Конрада за то, что он так и не понял, как она его любит.

Глубоко вздохнув и стиснув зубы, чтобы не наговорить ему гадостей, Эшли процедила:

— Вот, значит, главная причина, по которой я должна покинуть Нью-Йорк. Просто, оказывается, вашей Кандиде, или Кэнди, — она буквально выплюнула это имя, — мой приезд пришелся не по вкусу.

Конрад приподнял бровь и улыбнулся. Эшли не знала, что лучше — заплакать или запустить в него чашкой с кофе.

— Вы еще ровным счетом ничего не поняли, — произнес Конрад. — Вам известно, что Кэнди приходится родной внучкой Дэвиду Берджессу?

— Да, — кивнула Эшли, мечтая, чтобы он перестал называть свою подружку Кэнди.

— Наша фирма держится на плаву главным образом благодаря тому, что обслуживает три крупнейшие нью-йоркские компании, — продолжил Конрад. — Дэвид Берджесс входит в совет директоров всех трех. Надеюсь, это немножко проясняет ситуацию?

— Нет, нисколько, — отрезала Эшли, намеренно прикидываясь дурочкой.

— Хорошо, — терпеливо промолвил Конрад. — Попробую растолковать. Так вот, Дэвид Берджесс обожает свою внучку. Буквально души в ней не чает. Любое желание Кэнди выполняется беспрекословно. Одно слово Кэнди — и само существование нашего агентства оказалось бы под угрозой. И, признаться, после вашего приезда Кэнди была близка к тому, чтобы произнести это слово.

Эшли пожала плечами:

— Понимаю. Значит, вы отсылаете меня в Лондон ради спасения агентства. Спасибо, что объяснили, теперь мне будет гораздо легче.

С этими словами Эшли повернулась и решительно направилась к двери.

— Никуда я вас не отсылаю, — бросил ей вслед Конрад. — Если вы сами так жаждете вернуться в Лондон, то я приложу все усилия к тому, чтобы остановить вас, хотя удерживать силой, конечно, не имею права.

Пальцы Эшли словно примерзли к дверной ручке.

— Извините, что вы сказали? — переспросила она.

— Дэвид Берджесс предложил устроить вас в любую из его фирм — по вашему выбору. Я отказался — от вашего имени.

— Что? — вспыхнула Эшли.

— Я сказал, что вы хотите остаться в компании «Фрезер и Нелмс». Надеюсь, что я прав.

Эшли остолбенела.

— Видите ли, — продолжил Конрад, — вы настолько поразили старика Берджесса, что он уже практически гарантировал вам ведение следующей рекламной кампании.

Старик влюбился в вас по уши и готов слизывать пыль с ваших сапог.

Эшли недоуменно нахмурила брови.

— Я не совсем поняла — кто в итоге одержал победу в конкурсе?

— «Джи-Эс энд Эй».

— «Джи-Эс энд Эй»? — недоверчиво переспросила Эшли. — Но ведь вы сами видели, какую ерунду они предложили!

— Да, — кивнул Конрад. — Кстати, это все-таки вы тогда умыкнули папку с их материалами. Нет-нет, — остановил он Эшли, уже собравшуюся протестовать. — Неумышленно. Вы просто случайно прихватили ее со стола Артура Феллоумана вместе со своими бумагами.

Эшли спорить не стала — ее интересовало совсем другое.

— Так вы хотите сказать, что мне не обязательно возвращаться в Лондон? — недоверчиво спросила она.

— Если вы только сами к этому не стремитесь.

Эшли помотала головой.

— Прекрасно, — просиял Конрад, засовывая руки в карманы. — Я очень на это надеялся.

— Скажите, — спросила Эшли, — вы… в самом деле хотите, чтобы я осталась?

— Да.

— Несмотря на то что мы не победили в конкурсе?

— Это не столь уж важно, — сказал Конрад.

Он поставил чашку на поднос, а затем взял Эшли за руку, что привело ее в крайнее замешательство.

— Я рад, что вы остаетесь, — проговорил он.

Эшли заглянула ему в глаза, и ей показалось, что ее сердце остановилось — такими они были серьезными. Конрад улыбнулся и, обняв ее за шею, порывисто притянул к себе и поцеловал прямо в губы.

— Ой! — только и сумела выдохнуть Эшли, когда Конрад отпустил ее.

— Это все, что вы мне скажете? — лукаво спросил он.

Эшли снова показалось, что у нее отнялся язык. Помотав головой, она с трудом заставила себя выдавить:

— Мне больше ничего не приходит в голову.

Конрад расхохотался:

— Вам известно, что я влюбился в вас буквально с первого взгляда?

Эшли показалось, что она бредит.

— О, Конрад, вы же сами знаете, что это не правда!

— Ничего подобного, — возразил он и, встав, притянул Эшли к себе и посмотрел ей в глаза.

Эшли тоже молча смотрела на него, боясь одним неосторожным словом или неверным движением разрушить волшебство этого мгновения и вернуться к реальности. Она была почти уверена, что вот-вот проснется у себя дома, в Лондоне.

Конрад же медленно наклонился и впился в ее губы пылким поцелуем, от которого у женщины закружилась голова.

Эшли казалось, что все ее тело тает, прижимаясь к Конраду; больше всего на свете ей хотелось сейчас слиться с ним воедино, почувствовать себя частицей этого удивительного человека. К реальности их вернуло жужжание внутреннего телефона на столе.

Не выпуская Эшли из объятий, Конрад нагнулся и щелкнул рычажком.

— Ваш автомобиль ждет на улице, — сказала Кэндис, и телефон умолк.

Перехватив вопросительный и вместе с тем разочарованный взгляд Эшли, Конрад улыбнулся.

— Идемте, — позвал он, направляясь к выходу.

— Куда?

Остановившись в дверях, он обернулся.

— Неужели вы считаете, что я способен ждать еще хотя бы минуту? — спросил он улыбаясь.

По телу Эшли прокатилась мелкая дрожь. Конрад взял ее за руку.

— Ну, скажи, что поедешь со мной!

По дороге они почти не разговаривали. Страстное желание, обуревавшее обоих, буквально ощущалось в воздухе. Время от времени Конрад поворачивался и смотрел на нее, однако Эшли не решалась поднимать глаза. Она понимала, что стоит Конраду только прикоснуться к ней, и она полностью утратит контроль над собой. Все ее тело мучительно ныло и страдало, жаждая его ласки.

Подкатив к своему дому, Конрад бросил ключи от машины консьержу, а сам провел Эшли в подъезд.

Лифт еще не достиг девятого этажа, а уже каждая клеточка тела Эшли горела страстным огнем. Заперев за собой дверь, Конрад сразу увлек Эшли в спальню. Словно обезумев, они набросились друг на друга, сбрасывая одежду. Наконец, уже полностью обнаженная, Эшли упала в его объятия. Конрад наклонился и жадно поцеловал ее, прижавшись к ней всем телом, и Эшли почувствовала мощь его бедер, силу рук, обнимающих ее за талию, и нетерпение пальцев, ласкающих ее ягодицы. Затем Конрад нежно опустил Эшли на кровать, а сам на мгновение застыл, лаская ее прекрасное тело своим восхищенным взглядом. Эшли лежала, постанывая от нестерпимого желания. Конрад шагнул к ней, и Эшли невольно ахнула, увидев, насколько он возбужден. Эшли потянулась к нему, а Конрад, обхватив чаши ее грудей обеими руками, ласкал набухшие соски, пока они не затвердели, выдаваясь вверх как розовые бутоны. В следующее мгновение его губы сомкнулись вокруг одного соска, целуя и посасывая его. Эшли прикоснулась к его горячей вздыбленной плоти. От неожиданности Конрад негромко охнул, а затем застонал от страсти. Не в силах больше сдерживаться, он прижался к Эшли, которая поспешно раскрылась ему навстречу.

Прошло несколько минут, прежде чем они снова обрели дар речи. Опершись на локоть, Эшли увидела в глазах Конрада столько нежности, что у нее перехватило дыхание. Конрад поинтересовался, не был ли слишком резок в своей страсти, но Эшли только улыбнулась и поцеловала его. Тогда Конрад со смехом перекатил ее на спину и принялся неторопливо гладить и ласкать ее, пока нежные соски грудей Эшли снова не затвердели. Эшли дотронулась до его уставшей плоти и нежно погладила ее.

— О Господи! — ахнул Конрад, чувствуя, что вновь возбуждается. На этот раз они уже не спешили, наслаждаясь каждым мгновением любовных ласк и позволяя своим телам общаться на собственном, понятном только им языке.

Позднее, умиротворенно лежа в объятиях Конрада и поглаживая его бедро, Эшли, преисполнившись нежности, наклонилась и поцеловала его в плечо.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Еще бы, — хмыкнул Конрад.

Разъяренная Эшли раскрыла было рот, чтобы дать ему язвительную отповедь, но Конрад опередил ее, поспешно поцеловав в губы.

— Я тоже тебя люблю, — промолвил он, отпуская ее. И тут же в его глазах снова заплясали дразнящие огоньки. — Кстати, должен тебе сказать, что в постели ты просто восхитительна.

Эшли поперхнулась.

— Согласна? — игриво спросил он.

Эшли промолчала, не найдясь что сказать.

— В одном я, правда, уверен на все сто, — заявил Конрад через несколько минут.

— В чем? — не удержалась Эшли.

— Сегодня ты превзошла в любви саму себя. Наш с тобой первый раз сегодняшнему и в подметки не годится.

Эшли подняла голову и внимательно посмотрела на него.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она наконец. — Какой еще первый раз?

Конрад обнял ее и провел пальцем по щеке.

— Помнишь бассейн? — спросил он.

Эшли резко отстранилась, но Конрад тут же схватил ее за плечи и, развернув к себе, нежно поцеловал в губы. В то же мгновение задребезжал телефон. Ругаясь себе под нос, Конрад потянулся к телефону и снял трубку.

— Извините, — послышался голос Кэндис. — Дело крайней важности.

— Неужели оно не может подождать? — недовольно спросил Конрад.

— Боюсь, что нет.

Конрад со вздохом присел, — Я вас слушаю.

— Здесь у меня горничная Эшли.

— Что ей нужно? — Конрад покосился на Эшли, которая с улыбкой гладила его по спине.

— Она принесла записку, которую нашла у Эшли дома.

От ее мужа, бывшего мужа, — пояснила Кэндис. — Там написано, что он улетел в Англию и прихватил с собой их маленького сынишку.

— Что?! — едва не вскричал Конрад.

Рука Эшли замерла у него на плече. Какое-то шестое чувство подсказало ей, что речь идет о ней.

— Там есть еще что-нибудь?

— К сожалению, да, — вздохнула Кэндис. — Там сказано, что если она попытается вернуть сына… Черт возьми, я лучше вам зачитаю. Вот. «Я же обещал, Эшли, что не позволю тебе оставить Алекса в Нью-Йорке. Теперь, надеюсь, ты мне поверила. Я забираю его в Англию и предупреждаю: при малейшей попытке отобрать его у меня я без колебании убью его, а потом покончу с собой. На сей раз это не пустая угроза. Я же говорил, тебе никогда не одержать надо мной верх. Вот так-то». Он подписался — «Твой муж Кит».

Эшли уже не спускала глаз с Конрада, лицо которого пылало под се пытливым взглядом. Отвернувшись, он поспешно заговорил в трубку:

— Срочно закажите два билета на ближайший «Конкорд». Или на обычный самолет, если он летит раньше. И пошлите кого-нибудь к ней домой, — он метнул быстрый взгляд на Эшли, — чтобы собрать необходимые вещи. До-, ставьте их прямо в аэропорт Кеннеди.

— В чем дело? — срывающимся голосом спросила Эшли; в ее лице не было ни кровинки.

Конрад ободряюще обнял ее за плечи.

— Одевайся скорее, — только и сказал он.

— Нет! — воскликнула Эшли. — Что случилось, Конрад? Скажи мне. Это касается Алекса, да? Что с ним? Пожалуйста, скажи мне!

— Успокойся, — промолвил он. — Одевайся, я тебе все объясню по дороге в аэропорт.

— Но куда мы летим?

— В Лондон.

 

Глава 37

— Дженнин, вам звонят!

Дженнин обернулась и посмотрела на часы.

— Я уже опаздываю в монтажную, — сказала она секретарше. — Кто там?

— Он не назвался, — ответила секретарша, возвращаясь к своему столу.

— Алло, Дженнин Грей у телефона.

— Это Мэттью.

Дженнин замерла. С того ужасного дня, когда он избил ее, Мэттью ни разу не звонил и не появлялся.

— Я хотел бы сегодня тебя увидеть, Джен. В семь тридцать, у тебя.

Дженнин изумилась — не в характере Мэттью было договариваться о встрече.

— Что ж, я очень рада, — сказала она. — Мне тоже нужно с тобой поговорить, — Вот и отлично, — сказал Мэттью. — Я тебя не задержу, так что можешь не отменять никакие свои встречи.

— Это очень мило с твоей стороны, — сухо ответила Дженнин и повесила трубку.

Поднимаясь в монтажную на пятом этаже, она почти не думала о предстоящей записи. Однако совсем не Мэттью занимал ее мысли. В последнее время их встречи с Вики участились, и Дженнин наконец впервые ощутила, что такое состояние подлинной гармонии.

Порой Дженнин все-таки с трудом осознавала, что они с Вики стали настоящими любовницами. Это до сих пор казалось невероятным. Даже сейчас, стоило Дженнин вспомнить бездонные глаза Вики, ее нежное тело, которое она покрывала страстными поцелуями, как се охватывал мучительный стыд. Впрочем, с каждым днем стыд постепенно улетучивался, и Дженнин начинала воспринимать свое новое существование все более естественно. Да, именно этого ей до сих пор не хватало. Все было правильно, чисто, нежно и красиво.

Пока она не призналась в случившемся ни одной живой душе, даже доктору Брайанту, психиатру, с которым встречалась накануне.

Войдя в монтажную, Дженнин почти сразу услышала знакомый голос. Она даже не поняла, откуда он раздается.

Оглядевшись по сторонам, она заметила небольшой монитор, стоявший рядом с соседним пультом.

— Послушайте, неужели это Боб Мак-Элфри? — вскричала она.

Видеоинженер приподнял голову.

— Да. Вы его знаете? — В его голосе прозвучало уважение.

— Знаю, — ответила Дженнин. — А что это за канал?

— Новости.

— Подождите минутку, — попросила Дженнин, исчезая в соседней кабинке. — Вы не возражаете, если я немного посмотрю?

Беседа шла полным ходом. Дженнин уже давно мучила совесть — из-за романа с Вики она несколько дней не звонила Элламарии. Ничего, решила она, глядя на Боба, она тут же позвонит подруге и скажет, как ей понравилось интервью.

Вдруг камера взяла общий план, и Дженнин оторопела: Боб был не один. Рядом с ним сидела какая-то незнакомая женщина.

Дженнин пригнулась, чтобы рассмотреть ее получше, и в это мгновение женщина сама заговорила, отвечая на вопрос интервьюера:

— Да, мне нередко приходится развлекаться в одиночку, но я уже давно к этому привыкла. Муж ведь и в молодости постоянно работал, и свободного времени у него никогда не оставалось. Верно, милый? — спросила она, обращаясь к нему.

Боб рассмеялся, и Дженнин впервые заметила, что они сидят, держась за руки.

— Скажите, а в вашей семейной жизни не возникало из-за этого трудностей? — поинтересовалась журналистка. — Тем более что вы так увлекаетесь лошадьми, а мистер Мак-Элфри часто находится в отлучке.

— Трудностей не было, — последовал ответ. — Хотя без Боба мне, конечно, бывает очень одиноко.

Журналистка обратилась к Бобу:

— Говорят, вы в пятницу летите в Нью-Йорк?

Боб кивнул.

— Это как-то связано с тем, что, по слухам, вы собираетесь снимать «Тристана и Изольду»?

Боб расхохотался, но промолчал.

— Ходят также слухи, что вы уже подобрали актрису на роль Изольды. Могу я поинтересоваться, кто это?

— Нет, еще рано, — ответил Боб. — У нас были кое-какие планы, но окончательное решение еще не принято.

— А вы, миссис Мак-Элфри, тоже летите с мужем в Америку?

— Да, — ответила Линда. — Как правило, я не сопровождаю его в поездках, но на этот раз мы решили совместить полезное с приятным. Тем более что на ближайшие годы это, по-видимому, наша последняя совместная вылазка. — И она многозначительно посмотрела на мужа.

От ошеломленной Дженнин тем не менее не ускользнула тень смущения, отразившаяся на лице Боба.

— Наверное, постоянная занятость мистера Мак-Элфри служит главным препятствием вашему совместному отдыху? — поинтересовалась журналистка.

— Как правило, да, — с улыбкой ответила Линда, снова взглянув на Боба. Затем чуть наклонилась вперед, ее щеки зарделись. — Открою вам маленькую тайну, — сказала она. — В ближайшие годы нам с Бобом некогда будет особенно разъезжать, потому что в феврале мы ждем первенца.

— О Боже! — воскликнула Дженнин, позабыв о присутствии видеоинженера. Она резко вскочила. — Господи!

Где здесь телефон?

Изумленный инженер молча кивнул в сторону главного офиса.

Не чуя под собой ног, Дженнин кинулась туда. По счастью, в офисе никого не оказалось. Дженнин поспешно набрала номер. Элламария ответила не сразу.

— Элламария! — вскричала Дженнин.

— Да, Джен, я видела, — глухо отозвалась Элламария.

— Боже мой, но что делать? — ошеломленно спросила Дженнин. — Я просто ушам своим не верю. Ты это знала?

Элламария пропустила ее вопрос мимо ушей.

— Джен, ты можешь ко мне приехать? — безжизненно спросила она. — Боюсь, сегодня мне одной не продержаться.

Дженнин метнула взгляд на монтажный кабинет, откуда видеоинженер уже давно нетерпеливо махал ей. Она прекрасно понимала, что если сейчас уйдет, то поставит под угрозу свою новую программу. Проклятие, что же делать?

Она поспешно заговорила:

— Послушай, Элламария, я примчусь, как только освобожусь. Позвони пока Кейт — пусть она к тебе приедет.

Господи, Элламария, до чего же мне за тебя обидно!

— Мне тоже, — промолвила Элламария и положила трубку.

Поговорив с Дженнин, Элламария долго сидела, глядя на телефон. Затем собралась с духом и набрала номер Кент.

Чем могли помочь ей теперь подруги? Элламария понимала: Боба ей больше не видать. И чтобы окончательно развеять ее сомнения, он позволил Линде возвестить об этом на весь белый свет. Но подруги все-таки должны помочь ей пережить этот кошмар. Иначе и быть не могло.

Голос у Кейт был озабоченный.

— Ой, я опаздываю в аэропорт, — затараторила она. — Ник меня ждет в Нью-Йорке.

— А разве Дженнин тебе не рассказала?

— Нет, я не смотрела новости. А что? Что-нибудь случилось? Ничего — ну и слава Богу. Ты иногда какая-то странная бываешь. Послушай, Элламария, я заскочу к тебе по пути в аэропорт, хорошо? Нет, время у меня есть, рейс еще не скоро. Ой, как это мило с твоей стороны, я буду просто счастлива, если ты сама меня отвезешь. Ну ладно, мне надо собираться. Увидимся! — И Кейт бросила трубку.

Кэллоуэй отомкнул дверь квартиры Кейт своим ключом. Он запирал за собой дверь, когда Кейт промчалась мимо с охапкой одежды и скрылась в спальне.

Повесив пальто, Кэллоуэй зашел туда.

— Что ты задумала? — недоуменно спросил он, увидев на кровати раскрытый чемодан.

На мгновение Кейт насторожилась, затем продолжила укладывать одежду.

— Я лечу в Нью-Йорк.

— В Нью-Йорк? — озадаченно переспросил он, подходя ближе. — Тебя в командировку посылают, что ли? Надо же, ты даже словом об этом не обмолвилась.

Кейт вытащила из ящика кипу нижнего белья и засунула в чемодан.

— Нет, папа, я лечу к Нику.

У Кэллоуэя отвалилась челюсть.

— К Нику? — тупо переспросил он.

— Да, папочка, он ждет меня.

— Но я думал… — Кэллоуэй осекся, а Кейт начала складывать платье, отчаянно пытаясь унять дрожь в руках.

Кэллоуэй хмуро следил за дочерью, затем, не выдержав, подошел к ней.

— Не хочешь же ты сказать, — сбивчиво пробормотал он, — что после всего случившегося летишь к нему? После всего того, что он тебе сделал…

Пальцы Кейт непроизвольно сжались. Вот уж не ожидала она увидеть сегодня отца. Отчаянно стараясь отогнать прочь звенящие в ушах слова Дженнин, она медленно повернулась и посмотрела отцу в лицо.

— А что, по-твоему, он мне сделал, папочка? — терпеливо спросила она.

Кэллоуэй переменился в лице.

— Как… Господи, да неужели ты сама не понимаешь? — спросил он. — Или ты уже все забыла?

Кейт посмотрела на его родное и обожаемое лицо. Даже сейчас, уже твердо зная, что он наговорил Нику, она отказывалась в это верить. Но она разговаривала с Ником — он сам ей все это подтвердил. И еще сказал, чтобы она срочно летела к нему в Нью-Йорк.

— Только Бога ради не встречайся с отцом, — настаивал он. — Садись на первый же самолет и срочно вылетай сюда — я тебя встречу.

Именно так она и намеревалась поступить. Но вот теперь отец здесь, и, несмотря на гнев и смятение, Кейт понимала: она не может его оставить просто так. Какое бы зло он ни причинил ей, он оставался ее отцом — родным и безумно обожаемым.

Кэллоуэй шагнул к ней, и вопреки своей воле Кейт обняла его.

— Папочка, папочка! — воскликнула она, прижимаясь к нему. — Что происходит? Почему все они говорят такие ужасные вещи? Скажи мне, что это не правда. Пожалуйста, поклянись, что ты ничего этого не говорил.

— Ну будет тебе, будет, — утешал дочь Кэллоуэй, любовно гладя се по голове.

— Ну пожалуйста, — взмолилась Кейт. — Скажи мне, что все это не правда!

— А что тебе сказали? С кем ты разговаривала?

Почувствовав, что отец взял ее за руку, Кейт, внезапно охваченная отвращением, отпрянула.

— Нет! — нервно крикнула она. — Не смей ко мне прикасаться. Не смей… После всего, что ты успел… — Ее голос сорвался.

— Что с тобой, родная? — озабоченно спросил Кэллоуэй, снова пытаясь обнять дочь.

— Нет! — истошно завопила Кейт. — Они сказали…

Дженнин, Ник, все они говорят… Нет, нет, не приближайся ко мне. Ты не должен… Зачем ты приехал? Господи, и что со мной происходит? Я спешу на самолет, папа. Меня ждет Ник!

Кейт в отчаянии осмотрелась по сторонам. Ее обуревало безумное желание вырваться, но вместе с тем отчаянно хотелось упасть на грудь отцу и услышать от пего, что все это просто кошмарный сон. Ведь, согласись она принять правду как она есть, и все: се отношениям с отцом неминуемо придет конец. Больше они никогда не увидятся.

— Кейт! — произнес Кэллоуэй.

Кейт заглянула в его глаза и увидела в них только обожание и любовь, любовь, которую привыкла видеть с далекого детства.

Видя ее смятение, Кэллоуэй вновь протянул к ней руки.

Медленно, словно завороженная Кейт подалась к нему и позволила взять себя за руки.

— Вот умница, — ласково заговорил Кэллоуэй. — Сейчас мы с моей маленькой девочкой упакуем вещи и поедем домой, да? У меня внизу машина.

Кейт уткнулась в его плечо.

— О, папочка! — всхлипнула она. — Как все ужасно!

— Не плачь, моя маленькая. Все будет хорошо. Просто ты очень устала, вот и все. Тебе нужно как следует отдохнуть, побыть дома. Поехали!

Кейт подняла заплаканные глаза и посмотрела па него.

Могла ли она не верить отцу? Столько лет он всегда был рядом, выручал в трудную минуту. Нет, он единственный, на кого она может положиться. Подруги обманули ее, иначе и быть не могло. Ведь они уже однажды обманули ее тогда, с Джоэлем. Ее отец не способен на то, что они ему приписывают. Это было бы слишком чудовищно.

Перехватив беспомощный взгляд дочери, Кэллоуэй испытал такой прилив любви, что, полностью утратив всякую власть над собой, нагнулся и поцеловал Кейт прямо в губы.

Парализованная почти животным ужасом, она даже не сопротивлялась, чувствуя только, как губы отца все глубже впиваются в ее губы. Его рука властно поддерживала ее снизу за ягодицы, как в далеком детстве — с той лишь разницей, что теперь она уже совсем взрослая, и внутренний голос кричал ей, что это недопустимо, кощунственно, ужасно. То, что делал с ней отец, было чудовищно. Да, ведь он отец ей, а ласкает и целует как любовник.

— Нет! — Она резко высвободилась из его объятий. — Боже, ведь это мне просто снится, да? Почему ты так делаешь?

Кэллоуэй попытался схватить ее, но Кейт отпрянула.

— Не трогай меня! — завизжала она. — Господи, мне нужно бежать от тебя! Ник, где ты? Помоги мне. Ник!

— Кейт, не делай этого. — В голосе отца прозвучала мольба.

— Прекрати! Оставь меня.

Кэллоуэй взял чемодан и попытался стащить его с кровати, по Кейт ухватилась за пего с другой стороны.

— Отпусти! — потребовала она. — Не трогай чемодан!

— Кейт, — взмолился Кэллоуэй. — Выслушай меня!

Ты не должна лететь. Ты совершаешь ужасную ошибку.

Поверь мне, он тебя не любит.

— Любит! — закричала она. — Очень любит и хочет, чтобы мы были вместе. Отпусти же! т Она рванула к себе чемодан.

Однако Кэллоуэй оказался сильнее. Вырвав чемодан из ее рук, он бросил его на пол.

— Ты никуда не летишь! — жестко заявил он. — Ты остаешься со мной.

— Нет! — завизжала Кейт.

Кэллоуэй в бешенстве посмотрел на нее.

— Кейт, — хрипло выдавил он, — ты должна меня выслушать.

— Нет, нет, я не хочу тебя слушать! Уйди и оставь меня в покое! Ты и так уже причинил мне слишком много горя!

Она попыталась проскочить в кухню, но Кэллоуэй задержал се.

Схватив дочь за плечи, он заставил ее посмотреть на него.

— Ты не смеешь так поступить со мной, Кейт, — хрипло заговорил он. — Ты не должна меня бросать. Он никогда не заменит тебе меня. Не уезжай, родная. Я люблю тебя, Кейт. Больше жизни люблю. Ты это понимаешь?

Кейт в ужасе уставилась на него.

— Кейт. — Его голос звучал уже спокойнее, и, не чувствуя сопротивления со стороны дочери, Кэллоуэй снова привлек ее к себе и прижался к ее рту губами.

— Не-е-еет! — закричала она и изо всех сил оттолкнула его. Кэллоуэй отлетел к стене.

Кейт в ужасе увидела, что он вновь надвигается на нее. Кейт попятилась, вытянув перед собой руки, словно пытаясь от него заслониться. Она всхлипывала и шмыгала носом, умоляя отца оставаться на месте и не подходить к ней.

— Кейт, не смотри на меня так, — затравленно попросил Кэллоуэй. — Все будет хорошо, вот увидишь. Только послушайся меня, поедем домой.

— Не прикасайся ко мне!

Кэллоуэй взял ее за руки и прижал спиной к буфету.

— Ты ведь любишь меня, Кейт! — жарко зашептал он ей в ухо. — Любишь, я знаю.

— Нет! Оставь меня! — Кейт попыталась высвободиться, но тщетно — пальцы отца держали ее как клещи. И вдруг, заведя руки дочери за спину, он снова впился в ее губы жадным поцелуем. Не помня себя от ярости и отвращения, Кейт сумела отвернуться. Свободная рука Кэллоуэя начала шарить по ее блузке, тиская грудь и нащупывая пуговицы.

Кейт завизжала и, судорожно дернувшись, сумела вырваться.

Отбежав в конец кухни, она разрыдалась и принялась слепо выдвигать ящики кухонного шкафчика.

— Не подходи! — кричала она сквозь слезы, когда отец вновь начал приближаться к ней.

— Кейт!

— Нет, стой на месте! Пожалуйста, стой где стоишь!

Не подходи ко мне!

Но Кэллоуэй неотвратимо надвигался на нее.

Пальцы Кейт сомкнулись вокруг рукояти ножа. Она не глядя выбросила его вперед, надеясь напугать отца, но на долю мгновения опоздала — он уже навалился на нес.

Их вмиг обезумевшие глаза встретились. Лицо Кэллоуэя вдруг медленно исказилось в смертельной агонии. Он начал оседать на пол, оставив в руке полумертвой от ужаса Кейт окровавленный кухонный нож.

А несколько секунд спустя в дверь ее квартиры громко и требовательно постучали.

Прошло два часа, но Элламария так и не дождалась Кейт.

Впрочем, скоро должна приехать Дженнин, так что паниковать еще рано. Только бы не думать о Бобе, выбросить из головы мысли об этом совместном интервью с Линдой. Об ужасных словах, которые он произнес. Закрыть глаза, не смотреть по сторонам, ведь все здесь напоминает о нем. Но, сколько ни уговаривала себя Элламария, ничего не получалось.

Куда же запропастилась Дженнин? Почему до сих пор не приехала? Да и Кейт обещала заехать по дороге…

Минуты ползли, но долгожданного стука в дверь все не было. Элламария стояла у окна и разглядывала пустынную улицу.

Наконец ей пришлось примириться с мыслью, что к ней никто не приедет и в квартире, которую она привыкла считать своим домом и которая теперь стала совсем чужой, ей предстоит остаться одной.

Она сняла трубку телефона и набрала номер.

— Мамочка?

— О, Элламария, это ты! Как ты, милая?

— Я хочу к вам приехать, мамочка.

— Увы, милая, не получится. Разве я тебе не говорила?

Нет? Мы с папой уезжаем на три недели во Флориду. Да, конечно, передам привет. Ты просто так позвонила? Нет.

Хорошо, милая, скоро созвонимся. Пока..

Элламария почувствовала, что стоит уже на самом краю пропасти.

Небрежно сунув руки в карманы брюк, Мэттью медленно прохаживался по холлу квартиры Дженнин, то и дело осматриваясь, словно был здесь впервые.

Дженнин, скрестив на груди руки, следовала за ним по пятам, останавливаясь всякий раз, когда останавливался Мэттью, словно у них была экскурсия по картинной галерее.

Мэттью пришел раньше, чем она ожидала, и Дженнин пришлось встретить его в халате, с обмотанным вокруг головы полотенцем. То и дело поглядывая на часы, она нетерпеливо дожидалась, пока он объяснит, что ему надо, и уберется вон.

Наконец Мэттью толкнул дверь в гостиную и, подойдя к столу, уселся, вытянув вперед ноги. Дженнин это удивило: обычно он направлялся прямиком к бару.

Остановившись в нескольких шагах от него, Дженнин сказала:

— Давай быстрее к делу. Я тороплюсь.

— Я не возражаю, — ответил он. — Какое дело ты имеешь в виду?

— Не валяй дурака, Мэттью, — сказала она. — Ты ведь сам мне позвонил и напросился прийти. Сколько тебе нужно? Пятьдесят? Сто? Полторы сотни?

— Ах, какая щедрость! — пробурчал он себе под нос.

— Учти, это в последний раз, — сказала Дженнин. — Больше ты из меня ни пенса не вытянешь.

— Вот как? — приподнял брови Мэттью. — Стало быть, ты наконец решилась?

— Да.

— Прекрасно.

Дженнин не понравился его тон. Да и расслабленная и небрежная манера держаться была не в его характере.

— Ну так что?

Мэттью уставился на потолок, закусив нижнюю губу, словно что-то обдумывая.

— Я рад, что ты приняла такое решение, — сказал он наконец. — Оно прекрасно согласуется с моими планами.

Кстати, как продвигается твоя новая программа?

— Все уже почти на мази, — сухо ответила Дженнин. — Впрочем, тебе это наверняка известно.

Мэттью расхохотался.

— Ты права — я в курсе.

Дженнин снова нетерпеливо посмотрела на часы.

— А как насчет работы для меня? — осведомился Мэттью.

Дженнин пожала плечами:

— Безнадежно. Еще на прошлой неделе Билл взял своего человека. Моим мнением никто и не поинтересовался.

— Ну и ладно.

Дженнин настороженно посмотрела на него — такого ответа она не ожидала. Снова скрестив на груди руки, она спросила:

— Итак, в чем дело, Мэттью?

Убрав со стола локоть, Мэттью вновь засунул руку в карман.

— Как поживает Вики? — спросил он вдруг, ехидно ухмыльнувшись.

Дженнин замерла.

— Извини, — усмехнулся он. — Надо было раньше спросить. Очень невежливо с моей стороны.

Дженнин метнула на него испепеляющий взгляд.

— Ах ты мерзавец! — крикнула она, теряя самообладание. — Шантажист проклятый! Убирайся отсюда, вонючий ублюдок!

— Извини. — Мэттью сокрушенно помотал головой. — Я не хотел тебя огорчать. Считай, что я не говорил про Вики, ладно? Кстати, я ведь и словом не обмолвился, что она лесбиянка. Не упомянул и о любовных утехах, которым вы, кошечки, предаетесь по ночам. Так что давай считать, что я ничего не говорил.

Дженнин смотрела на него с нескрываемым презрением.

— Господи, как же ты меня ненавидишь, Мэттью! — глухо произнесла она.

— Кто — я? — вскинул брови Мэттью. — Нет, Джен, ты ошибаешься. У меня ты ненависти не вызываешь. Вот Мэгги — другое дело. Помнишь малышку Мэгги? Вот она тебя ненавидит, это верно. Просто растерзать тебя готова.

И не спрашивай почему. Я все твержу ей — не бойся Дженнин, Мэгги, ты не в ее вкусе. Но она все равно просто трясется, стоит только о тебе вспомнить. Ничего. — Он снисходительно махнул рукой. — Со временем пройдет.

— Ладно, твоя взяла, — процедила Дженнин. — Да, мы с Вики любим друг друга. Да, мы с ней спим вместе. Теперь ты счастлив? Я призналась. Ты удовлетворен?

— А ты, Дженнин?

— Господи, до чего же ты омерзителен!

— А ты нет? — ухмыльнулся Мэттью. — Впрочем, Бог с тобой, я не за этим сюда пришел. Нет, Джен, я пришел, чтобы попрощаться. — Он встал, прошел к дивану и уселся. — И даже принес тебе прощальный подарочек. — Он вытащил из внутреннего кармана пиджака коричневый конверт и протянул ей. — Вот, полюбуйся.

Дженнин не шелохнулась, и он положил конверт на стол.

— Мне торопиться некуда.

Дженнин посмотрела на конверт. Все-таки любопытство пересилило, и она, подойдя к столу, взяла конверт.

Заглянув внутрь и увидев первую же фотографию, она испустила сдавленный вопль. На мгновение ей даже показалось, что она теряет сознание.

— Славный городок Брайтон, верно? — злорадно ухмыльнулся Мэттью.

Лицо Дженнин стало бледным как полотно.

Мэттью нагнулся и, забрав у нее конверт, задумчиво повертел его в руках. Потом сказал:

— Слушай, а что, если показать эти карточки Вики? Чтобы знала, как развлекается наша Дженнин. Кстати, у меня есть еще один такой набор, так что я могу оставить этот тебе, чтобы вы с Вики полюбовались ими вместе. И ответь мне, Джен, удовлетвори любопытство — вы, лесбиянки, возбуждаетесь, глядя, как двое парней трахают одну бабу?

В горле Дженнин так пересохло, что она даже не узнала собственный голос:

— На этих фотографиях ты не заработаешь, Мэттью, и ты сам это понимаешь. Ни одна газета их не напечатает.

Им просто не позволят.

— Нет, Джен, я с тобой не согласен, — вздохнул он. — Целиком, конечно, не напечатают, но фрагментами… Почему бы и нет? Есть и другие способы. Журналы, разные порнографические издания… Правда, вот беда, тираж у них невелик. А ты ведь хочешь быть знаменитой, Дженнин. Извини, но тут уж ничем помочь не могу. Точнее, не хочу.

Впрочем, так и быть, в порнографические журналы я эти снимки отдавать не стану. Лучше перешлю их по другому адресу. Собственно говоря, адрес ты можешь прочесть и на конверте, он уже надписан. — С этими словами он протянул конверт Дженнин.

Оглушенная биением собственного сердца, Дженнин лишь беспомощно посмотрела на него.

— Что ж, — пожал плечами Мэттью. — Если желаешь, я могу и сам зачитать. — Перевернув конверт, он начал:

— Холлсингер-стрит, 23, Оук-Крест, Йоркшир…

— Не-е-еет! — не своим голосом закричала Дженнин.

Тигрицей кинувшись к Мэттью, она выхватила у него из рук конверт и разорвала в клочки.

— Ничего страшного, — ухмыльнулся Мэттью, доставая из кармана другой конверт, точь-в-точь такой же, как и первый.

— Ах ты, скотина поганая! — закричала Дженнин. — Подонок! Что они тебе сделали?

— Твои родители? — переспросил Мэттью. — Насколько я помню, ничего. Просто я подумал, что им будет интересно узнать, как развлекается их обожаемая дочь в славном городе Лондоне. Или в данном случае в славном городке Брайтоне.

Кровь застыла у Дженнин в жилах.

— Откуда ты узнал адрес?

— О, Джен, для этого не нужно быть Шерлоком Холмсом, — презрительно ухмыльнулся Мэттью. — От Мэгги, конечно. От милой крошки Мэгги. Кстати, у нее тоже есть набор этих фотоснимков. Пожалуй, она отправит их своей матери. Та ведь, кажется, живет недалеко от твоих предков?

Губы Дженнин брезгливо скривились.

— Да, Вики точно тебя охарактеризовала. Ты мерзкий, подлый выродок и отъявленный садист!

— Ах, так мы снова вспомнили славную крошку Вики!

Да, про нее мамочка еще не знает. Пожалуй, нужно черкануть ей письмишко и написать про ваши шалости. — Он встал и упрятал конверт во внутренний карман. — Что ж, ты, кажется, торопишься? Тогда я пойду. Хотел просто заскочить и попрощаться. Пока, Дженнин. Желаю удачи!

— Стой, Мэттью! — прошипела Дженнин. — Замри на месте и не двигайся!

Он обернулся ухмыляясь.

— Хочешь попрощаться?..

— Конверт, Мэттью! — твердо сказала Дженнин. — Отдай его мне. — Ее пальцы, сомкнувшиеся на рукояти пистолета, побелели от напряжения.

Ухмылка сползла с физиономии Мэттью.

— Давай его сюда, Мэттью.

— Ты не посмеешь, — презрительно процедил он. — Кишка тонка. Да и потом, он почти наверняка не заряжен.

— У тебя есть только один способ это проверить, Мэттью. Давай конверт!

— Дженнин, лапочка, — издевательским тоном начал он. — Пошла ты в задницу!

— Я не шучу, Мэттью. Отдай мне конверт и можешь идти. В противном случае я тебя не выпущу.

— Ты что, взбесилась? Ты отлично знаешь, что не убьешь меня. Представляешь, как это скажется на твоем драгоценном имидже? Нимфоманка, лесбиянка и вдобавок — убийца! Да если ты меня убьешь, все выплывет наружу. Ты хоть об этом подумала?

Дженнин не шелохнулась. Черный немигающий зрачок дула пистолета смотрел в лицо Мэттью.

— Убери его, киска! Будь умницей. Ты ведь все равно не выстрелишь. Ты, конечно, извращенка, но не дура. Посмотрела бы на себя со стороны — в жизни не видел более жалкого и трогательного зрелища. Ну давай, стреляй! Хочешь, я даже руки подниму…

— Замолчи! — завизжала Дженнин.

— Стреляй, сучка! Стреляй, и мой призрак будет тебя преследовать до конца твоих дней. Давай же, стреляй!

— Дженнин, не смей! — раздался истошный крик Вики, неслышно появившейся в дверях.

Грохнул оглушительный выстрел.

 

Глава 38

Конрад и Эшли вихрем пронеслись через таможенные посты в аэропорту Хитроу. В следующее мгновение, увидев над головами встречающих табличку с собственным именем, Конрад мысленно поклялся по возвращении в Нью-Йорк повысить жалованье Кэндис — у него совершенно из головы вылетело, что из аэропорта до Лондона нужно еще как-то добираться. А вот Кэндис, умница, все предусмотрела.

Эшли назвала водителю свои адрес на Онслоу-сквер, и всего через каких-то семнадцать минут они уже были в Саут-Кенсингтоне.

Водитель черного «мерседеса» протянул ключи от автомобиля Конраду.

— Мистер Орбри-Нелмс сказал, что вам может понадобиться машина, — пояснил он и, распрощавшись, зашагал по улице.

Эшли бегом кинулась в дом. Какое счастье, что Конрад все время грозил отослать ее обратно в Лондон, в противном случае она бы уже давно продала свою лондонскую квартиру. Сейчас в ней было пусто, холодно и неуютно, но Эшли ничего не замечала. Она сразу бросилась к телефону, который в ту самую минуту сам зазвонил. Эшли схватила трубку, но ее пальцы дрожали, и трубка выпала Подоспевший Конрад подобрал ее и сам поднес к уху Эшли — Алло! — срывающимся голосом выкрикнула Эшли — Эш, это я!

— О, Элламария!

— Я звонила тебе в Нью-Йорк, и мне сказали, что случилось…

— О, Элламария!

— Эш, я могу тебе чем-нибудь помочь? Пожалуйста, позволь мне хоть что-то сделать…

— Видишь ли…

— Давай я за тобой заеду.

— Нет, Элламария, со мной Конрад. Извини, пожалуйста, но мне ужасно некогда. — С этими словами она нажала на рычажок и тут же, не опуская трубку, позвонила.

— Я сделаю кофе, — вызвался Конрад.

— Мне бы чего-нибудь покрепче, — попросила Эшли, дожидаясь, пока ей ответят. — Бар там, — указала она.

— Лучше кофе, — сказал Конрад. — Тебе нужна свежая голова. — И направился в кухню.

Эшли терпеливо считала длинные гудки. Спокойствие, ни в косм случае нельзя терять голову. Уже двадцать гудков, двадцать один, двадцать два, двадцать три…

Конрад вернулся в гостиную.

— Дома его нет, — сказала Эшли, и ее лицо болезненно скривилось.

Конрад забрал у нее трубку и положил на место. Затем обнял и прошептал прямо в ухо:

— Ничего страшного, не волнуйся. Мы обязательно найдем его.

— Но где он? Почему не отвечает?

— А где еще он может скрываться?

— Не знаю, — развела руками Эшли. — Может, у матери? Да, он мог уехать к матери.

— У тебя есть ее телефон?

— Да, в ежедневнике.

Конрад подобрал сумочку, которую Эшли, ворвавшись в гостиную, второпях швырнула на пол.

Нет, к матери Кит не приезжал Более того, она даже не знала, что он вернулся из Нью-Йорка. Эшли не стала объяснять, почему звонит, но попросила передать Киту, если он объявится, чтобы он ей позвонил.

Конрад за руку подвел се к креслу, усадил и едва ли не силой вручил чашку кофе.

— Что же теперь делать? — растерянно спросила Эшли.

— А кому еще можно позвонить? Кто может знать, где его найти? Кто-нибудь из твоих подруг, например.

Эшли покачала головой.

— Господи! — вдруг вскрикнула она и прикрыла лицо руками. — Боже мой, что же происходит? Почему вдруг все сразу пошло наперекосяк?

— Ну успокойся, прощу тебя, — ласково заговорил Конрад, обнимая ее за плечи. — Клянусь, мы его разыщем.

Просто пока придется немножко подождать.

— Но где же Алекс? А вдруг он… — Голос Эшли оборвался, и она разрыдалась.

— А как насчет твоих родителей? — спросил Конрад. — Не могли он отвезти мальчика к ним?

— Нет. Хотя лучше им позвонить на всякий случай.

Эшли уже набрала номер родительского телефона, когда Конрад остановил ее и отобрал трубку.

— Нет, — сказал он. — Не надо их беспокоить. Если Алекс не у них, то они встревожатся и захотят знать, почему ты здесь, в Лондоне. Лучше поступим по-другому.

Он набрал какой-то номер и спросил:

— Это ты, Джулиан?

— Конрад! — сразу ответил Джулиан. — Наконец-то, я уже начал беспокоиться. Что у вас слышно? Кэндис мне все рассказала. Вас встретили? Как Эшли? Где она?

— Мы здесь, в ее квартире.

— Как Эшли?

— Нормально. Послушай, я хотел бы…

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Именно об этом я и пытаюсь тебя попросить уже битых две минуты, — терпеливо сказал Конрад. — Свяжись с родителями Эшли, но только ничего не рассказывай. Спроси лишь, не вернулся ли еще Алекс из Нью-Йорка.

Скажи, что приготовил ему подарок на день рождения, поэтому и интересуешься. Потом перезвони мне сюда Номер, надеюсь, не забыл?

Джулиан криво усмехнулся:

— Да, номер у меня есть. Я позвоню, как только что-нибудь узнаю., Конрад обнял Эшли, помог ей подняться и провел К дивану, на котором им предстояло провести в ожидании бессонную ночь. Так уж случилось, что в жизни каждой из подруг — Эшли, Дженнин, Кейт и Элламарии — эта ночь оказалась самой длинной и нескончаемой.

Сидя прямо на полу, Элламария прижимала телефон к груди и тихонько стонала. Никогда еще, даже в кошмарных снах, ей не было так плохо. Что же ей делать?

Неужели на всем свете так и не найдется человека, который согласится с ней поговорить? И куда подевались Кейт с Дженнин? Почему ни одна из них не приехала?

Но в глубине души Элламария понимала, что может обратиться лишь к одному человеку.

Утерев слезы, она снова взялась за телефон. Когда на другом конце провода ответили, она сбивчивым голосом пояснила, что должна непременно поговорить с мистером Мак-Элфри, что это очень, очень важно.

Ждать пришлось долго, но Элламария не вешала трубку. И вот наконец она услышала его голос.

— Боб, — еле слышно прошептала она.

— Да, Элламария, — ответил он, помолчав несколько секунд.

Элламария отчаянно пыталась говорить ровным голосом:

— Боб, я должна во что бы то ни стало тебя увидеть. — Слезы ручьями текли по ее щекам. — Это просто необходимо для меня, Боб.

— Но ведь мы с тобой все обсудили.

Слезы уже душили ее.

— Мы так мало поговорили, — с трудом выдавила она.

И, не услышав ответа, выкрикнула:

— Боб, ну почему ты ушел, даже не попрощавшись?

— Послушай, я не могу сейчас разговаривать. — В его голосе прозвучало нетерпение.

Элламария посмотрела на лежавшее рядом письмо, потом подобрала его и повертела в руках.

— Я видела интервью, — сказала она. — Почему ты сам не сказал мне? Почему так поступил со мной?

Боб оглянулся через плечо и увидел приближающуюся к нему Линду. Времени думать уже не оставалось.

— Послушай, давай встретимся у меня, — сказал он, заранее решив, что попросит Линду позвонить туда в условленное время, чтобы встреча не затягивалась.

— Когда?

Боб посмотрел на часы.

— Через час, — сказал он. — Надеюсь, что не займет много времени?

— Нет, — ответила Элламария. — Не займет.

Но Боб уже положил трубку.

Время тянулось нестерпимо медленно. Каждые четверть часа Эшли набирала номер телефона Кита в Суррее, но трубку никто не брал. Один раз позвонили и ей — Джулиан доложил о результатах разговора с ее родителями. По словам матери Эшли, они ожидали, что Алекс прилетит из Нью-Йорка только в конце следующей недели.

Эшли уже сумела взять себя в руки, хотя ее лицо было мертвенно-бледным, а под глазами залегли темные круги.

При каждом взгляде на нее у Конрада разрывалось сердце.

Подсев к ней, он взял ее за руку.

— У меня с самого утра было предчувствие, — сказала Эшли минуту или две спустя. — Я знала наперед, что что-то должно случиться. Когда ты сказал мне про «Мерсер Берджесс иншюренс», я сначала подумала, что дело именно в этом, но потом поняла, что ошиблась. И сейчас… О, Конрад, куда, по-твоему, он мог увезти ребенка? Где они?

Конрад с удрученным видом покачал головой.

— Увы, если бы я знал, — вздохнул он. — Но мы найдем их, вот увидишь. Слово чести.

— Но ты не думаешь… — Ее голос сорвался. — Кит не может… — И она снова разрыдалась.

Конрад утер ей слезы и поцеловал.

— Нет, — уверенно сказал он. — Кит не причинит ему зла. Он его слишком любит.

Глаза у Эшли слипались, но она знала, что не сможет заснуть.

Конрад гладил ее по волосам. Едва ли не впервые в жизни он оказался совершенно беспомощен, не в состоянии хоть как-то повлиять на развитие событий…

Внезапный звонок телефона разорвал тишину Подобно пулеметной очереди. Эшли испуганно подскочила и посмотрела на Конрада. Конрад, в свою очередь, взглянул на нее и сразу понял, что Эшли насмерть перепугана.

— Хочешь, чтобы я ответил? — спросил он.

Эшли поспешно покачала головой:

— Нет. Если Кит узнает, что ты здесь, он может… Я сама.

Она встала и дрожащей рукой сняла трубку.

— Алло?

— Эшли!

— Кит, где ты?

— Я же сказал, чтобы ты не вздумала прилетать.

— Где Алекс? Что ты с ним сделал? Где он? С ним ничего не случилось?

— С ним все в порядке. Он здесь, со мной.

— Но где вы?

— Недалеко, — уклончиво ответил Кит. — Должен отдать тебе должное, Эшли, не ожидал, что ты примчишься так быстро. Мама сказала мне, что ты звонила.

— Мама? Так ты у нее?

— Нет.

— Тогда где ты? Умоляю, Кит, скажи мне, где вы?

— Ты прочитала мое письмо?

— Да, прочитала. Но я не верю, что ты способен причинить зло нашему сыну. Он ведь совсем еще ребенок. Пожалуйста, скажи, где вы. Позволь мне приехать и забрать его.

— Я уже сказал, Эшли, ты его не получишь. Я не позволю тебе увезти его в Нью-Йорк.

— Ну хорошо, — вздохнула Эшли. — Пусть так. Я согласна. Если ты настаиваешь, пусть Алекс остается здесь.

Но только поклянись, что не тронешь его.

— Между прочим, Эшли, он — мой сын. Жаль, что я должен все время напоминать тебе об этом.

— То есть твои угрозы на самом деле ничего не значат?

— Нет, Эшли, если ты попробуешь отобрать его у меня, я приведу их в исполнение.

— Я уже сказала, Кит, я согласна, чтобы Алекс остался в Лондоне. Я вообще на все согласна, лишь бы ты не причинил ему зла. Где он? Могу я поговорить с ним?

— Он спит.

— Он хоть спрашивал про меня? О, Кит, как ты мог?

Как ты мог?

— Я пошел на этот шаг только из любви к нему. Потому что мне вовсе не безразлична его судьба. К тому же он мой сын, и я хочу, чтобы он рос рядом со мной.

— Я понимаю. Кит, поверь мне. Я знаю, как ты его любишь и как он к тебе привязан. Но ведь он и мои сын тоже, и ты прекрасно понимаешь, что я никогда не причинила бы ему вреда. Я тоже хочу лишь одного — чтобы он был счастлив.

— А я знаю, что для него лучше остаться в Англии, со мной. Ты вся в работе, Эшли. Ты предпочла блестящую карьеру. Никто ведь не просил тебя лететь в Нью-Йорк, ты сама выбрала этот путь. Ты приняла решение, а теперь настала пора платить по счетам. Одним словом, пока ты живешь в Нью-Йорке, Алекс останется у меня.

— Но, Кит…

— Ты никудышная мать, Эшли. Ты уже давно это доказала.

— О, Кит! — воскликнула она. — Не будь так жесток.

Позволь мне хотя бы посмотреть на него. Хоть издали. Я не стану отбирать его у тебя, обещаю. Но только скажи, как вас найти. Я сейчас же приеду.

— Я же сказал тебе — Алекс спит.

— Я его не разбужу. Я даже трогать его не буду — только посмотрю, и все. Пожалуйста, Кит. Умоляю, позволь мне хоть взглянуть на него. Хотя бы краешком глаза — Скажи мне, кто в курсе дела? Кому ты рассказала?

— Никому, — поспешно соврала Эшли. — Никому, честное слово.

— Ты сейчас одна?

— Да. Умоляю, скажи, что разрешишь мне увидеть его!

Дай мне адрес — я сейчас же примчусь.

— Нет.

— Кит! — истошно закричала она. — Умоляю тебя, Кит, сжалься надо мной! Я только посмотрю на него — и вес. Бога ради, Кит, позволь мне… — И она разразилась слезами.

— Я в Фулхэме, — признался Кит с явной неохотой. — В квартире своего брата. Только приезжай одна. Надеюсь, ты не сообщила в полицию? В противном случае пеняй на себя.

— Нет-нет, я не обращалась в полицию, и я приеду одна. Продиктуй адрес.

Конрад уже держал наготове блокнот и ручку.

— Ты уверена, что ты одна?

— Ну конечно, — нетерпеливо сказала Эшли, покосившись на Конрада. — Адрес, Кит.

Он начал диктовать, а Эшли лихорадочно строчила в блокноте.

— Я приеду прямо сейчас. И еще. Кит…

— Что?

— Вы… дождетесь меня?

— Да, — сухо сказал он, и послышались короткие гудки.

Положив трубку, Эшли обхватила голову руками.

— Ты дашь мне свою машину? — спросила она Конрада.

— Я сам тебя отвезу.

— Нет Кит настоял, чтобы я была одна.

— Я тебя не отпущу. Надевай пальто.

— Нет, Конрад, я обещала. Я поеду одна. Подожди меня здесь. Пожалуйста.

— Хорошо, я подожду в машине. Если нужно, через улицу. Но одну я тебя не отпущу. Надевай пальто.

Боясь упустить драгоценное время, Эшли не стала спорить.

Ночь стояла тихая, а улицы были совершенно пустынны. Путь до Фулхэма занял совсем немного времени, хотя Эшли и казалось, что прошла целая вечность.

Квартира брата Кита находилась на верхнем этаже старого викторианского здания без домофона. Нажав кнопку звонка, Эшли прождала довольно долго, прежде чем услышала шаги Кита.

Отомкнув дверь, он впустил Эшли в холл, и та не помня себя бегом устремилась вверх по лестнице. Кит догнал ее лишь перед самой дверью в квартиру.

— Где Алекс? — воскликнула Эшли. — Пусти меня к нему!

— Мамочка! — послышался тоненький голосок.

Эшли едва не подпрыгнула — Алекс стоял в прихожей — О, Алекс! — закричала она и, бросившись к ребенку, заключила его в объятия. — Алекс, родной мой Ты здоров? С тобой все в порядке?

— Да, мамочка, — озадаченно ответил он, протирая заспанные глазенки. — Я ведь тут с папой. Как здорово, что ты тоже приехала!

Эшли посмотрела на Кита, стоявшего в дверях.

— Зря ты все это затеял, — сказала она. — Зачем его мучить?

Ни слова не говоря, Кит прошел в гостиную Эшли взяла Алекса за руку и последовала за ним.

Тем временем Конрад вышел из машины и принялся вышагивать взад-вперед по улице. Время от времени он посматривал наверх, но зашторенные окна выглядели темными и безжизненными.

Кит, скрестив на груди руки, стоял спиной к окну.

Эшли, обняв Алекса, остановилась в нескольких шагах от него.

— Все кончено, Эш, — негромко промолвил Кит. — Наконец-то все кончено.

Эшли тряхнула головой.

— Что ты хочешь этим сказать. Кит? Что кончено?

— Ты, я, Алекс. Всему конец.

Сердце Эшли екнуло.

— Ты хочешь сказать, что я могу забрать его? — дрогнувшим голосом пробормотала она.

— Я хочу сказать, что ты меня обманула. Я видел внизу Конрада Фрезера. Зачем ты солгала мне, Эшли? Конрад Фрезер прилетел с тобой из Нью-Йорка. Неужели ты и правда считаешь, что я позволю вам увезти ребенка в Америку?

— Нет! — вскричала Эшли. — Я же сказала тебе: я хотела только посмотреть на него. Просто убедиться, что он жив и здоров.

— Ты меня обманула, Эшли, — глухо повторил Кит. — Я уже готов был поверить тебе, но появление Конрада окончательно открыло мне глаза. — Он сокрушенно покачал головой. — Зачем ты это сделала, Эшли? Зачем соврала мне?

— Потому что, скажи я тебе правду, ты не пустил бы меня к моему сыну! — запальчиво выкрикнула Эшли. — Попытайся это понять. Кит. Я ведь только об Алексе думала.

— Нет, Эш, ты думаешь только о себе, — вздохнул Кит.

Он взглянул на Алекса, а затем снова перевел взгляд на Эшли.

— Он тебе не достанется, Эш, так что выбрось из головы все планы, которые ты наверняка строила. Ты сама решила свою судьбу и судьбу Алекса. Зря ты привезла с собой Конрада. Это была ошибка, Эш. Роковая ошибка!

Эшли почувствовала, что Алекс испуганно жмется к ее ногам. Обняв его крепче, она воскликнула:

— Перестань, Кит! Зачем ты его пугаешь? Неужели сам не понимаешь, что делаешь?

Кит посмотрел на сына:

— Алекс, иди в спальню.

— Нет — отрезала Эшли. — Кит, ты же видишь, что ребенок испуган.

— Алекс, — жестко повторил Кит, — отправляйся в спальню. Ничего страшного нет — просто побудь там немного. Я хочу поговорить с твоей матерью наедине.

Алекс поднял на Эшли расширенные от страха глаза.

— Мне уйти, мама?

Эшли посмотрела на ребенка, и ее сердце оборвалось Собрав всю волю в кулак, она сказала:

— Делай, как говорит папа, малыш. Скоро я к тебе зайду.

Алекс очень неохотно разжал пальцы, выпустил материнскую руку и пошел в спальню. Эшли проводила его тоскливым взглядом. Кит не сводил глаз с ее лица.

Когда ребенок вышел из гостиной, Эшли повернулась к Киту. Тот отошел от окна и медленно приблизился к камину. Затем спокойно заговорил, но так тихо, что Эшли пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова:

— Должно быть, ты сейчас думаешь, как я собираюсь поступить, чтобы доказать тебе, насколько мне дорог Алекс Наверное, я в любом случае поступил бы так, но теперь, когда ты здесь, это будет выглядеть более логично.

Эшли следила за ним, замерев от ужаса.

Кит поднял руку и, сняв с полки над камином небольшой тряпичный сверток, неторопливо развернул его. Потом, бросив тряпье на пол, повернулся лицом к Эшли.

Увидев, что он держит в руке, Эшли побелела.

— Нет! — еле слышно прошептала она. — Нет, Кит, не смей!

Кит опустил голову и принялся задумчиво вертеть пистолет в руках.

— Что ты… хочешь сделать? — запинаясь от обуявшего ее ужаса, пролепетала Эшли.

— То, что обещал — в том случае, если ты попытаешься отобрать у меня сына.

Эшли показалось, что пол уходит у нее из-под ног. Заговорив, она не узнала собственного голоса»

— Не смей. Кит! Он ведь еще совсем маленький, у него вся жизнь впереди. — Ее голос сорвался. — Кит, опомнись, он ведь твой сын. Ты его любишь! — жалобно взвыла она.

Конрад по-прежнему расхаживал взад-вперед по совершенно пустынной улице. То и дело он посматривал на часы.

Из ближайшего дома вышел какой-то мужчина и метнул на него подозрительный взгляд. Конрад кивнул ему и, задрав голову, в очередной раз посмотрел на зашторенные окна верхнего этажа.

Ночь стояла холодная, а на усыпанном звездами небе сияла почти полная луна. Ветер крепчал, и Конрад поднял воротник пальто. Вот тогда он и услышал безумный крик Эшли, а в следующее мгновение грянул выстрел.

— Господи, Эшли! — Он бегом бросился к подъезду.

Сверху послышался второй хлопок. — Эшли! — закричал Конрад, пытаясь высадить плечом входную дверь.

Несколько секунд спустя раздался третий выстрел, и наступила могильная тишина.

Боб в изнеможении провел пятерней по своей густой шевелюре.

— Послушай, Элламария, давай ближе к делу, — попросил он. — Времени у меня в обрез.

Элламария не ответила.

Боб отвернулся и подошел к своему письменному столу. Скорее бы позвонила Линда — тогда он воспользуется этим, чтобы удрать. Зажмурившись, он мысленно понукал Линду: давай же, скорее! Но звонка все не было. Наконец, устав от бессмысленного молчания, он сказал:

— Ну извини меня за это интервью — я не хотел, чтобы так получилось. Но ведь после драки кулаками не машут, да и потом, рано или поздно ты все равно узнала бы обо всем.

— Как прикажешь это понимать? — гневно спросила Элламария. — Сам, значит, ты мне не собирался сказать об этом? — Ее лицо раскраснелось и опухло от слез.

Боб отвернулся, не зная, что сказать.

— Я тебя правильно поняла? — настаивала Элламария.

Снаружи послышался визг полицейской сирены, и Боб, отдернув занавеску, посмотрел на улицу.

— Ответь мне! — не помня себя от бешенства, крикнула Элламария.

— Да! — Боб отвернулся от окна и посмотрел ей в глаза. — Раз ты настаиваешь, то да.

Элламария смотрела на него полными слез глазами. Ее лицо было перекошено от боли.

— Господи, как ты мог?; , — еле слышно прошептала она, — За что ты так меня?

— А что мне оставалось делать? — вскричал Боб. — Черт побери, откуда я мог знать, что все так получится?

Главное я тебе сказал — между нами все кончено. Понимаешь? И перестань себя зря растравлять, заставляя меня повторять это снова и снова.

— Чтобы тебе было легче, да?

— Да! И тебе тоже.

— А твоя жена знает, что я тоже беременна? Ты сказал ей или ждешь, чтобы она тоже узнала об этом из выпуска новостей?

Боб схватился за сердце.

— Ты не посмеешь!

— Отчего же? — вскинулась Элламария. — Почему бы мне не рассказать всем, что ты обрюхатил нас с ней одновременно? Классная будет сенсация, не правда ли, Боб?

— Ты не сделаешь этого! — выкрикнул он. — Тем более что я вовсе не уверен в том…

— Ах ты, мерзавец! — завопила Элламария. — Давай же, договаривай до конца! Ты, значит, не уверен, что ребенок твой, да? Это просто ублюдок, которого зачал неведомый насильник, а вовсе не дитя великого и неподражаемого Боба Мак-Элфри. Да! Боб, это на тебя похоже. Ты готов поведать всему свету, что меня изнасиловали, да? Смешаешь меня с грязью, а сам останешься чистеньким.

Он смерил ее холодным взглядом.

— Только в том случае, если ты меня к этому вынудишь.

Осыпая его бранью, Элламария набросилась на Боба с кулаками. Он схватил ее за руки и повалил на кушетку.

— Перестань, Элламария. Возьми себя в руки. Ты ведешь себя как ненормальная.

— Ненормальная? — завизжала Элламария. — Это ты меня такой сделал. Боб Мак-Элфри! Хочешь знать, где я была перед тем, как приехать сюда? В театре! Так вот, на моих глазах сценарий «Двенадцатой ночи» вышвырнули в мусорный ящик! И теперь ты собираешься отправить туда же и меня!

— Замолчи, Элламария. Зачем ты сгущаешь краски? Я думал, тебе и в самом деле нужно было сказать мне что-то важное…

— От тебя мне нужно только одно. Боб Мак-Элфри, — процедила Элламария.

«Господи, что я натворил?! — подумал Боб, глядя на нее. — Как я мог поступить так с любимой женщиной?

Может…»

Увидев, что Элламария выхватила из сумочки пистолет, Боб прыгнул к ней. Но опоздал. Грянувший выстрел эхом прокатился под потолком, а Боб, схватившись за грудь, рухнул на колени, судорожно цепляясь за ножки стола, а затем сполз на пол.

— Элламария, — хрипло выдавил он. — О, Элламария!

Элламария смотрела на него расширенными от ужаса глазами. Пистолет выскользнул из ее онемевших пальцев и упал на пол. Раскачивая головой из стороны в сторону, Элламария убитым голосом повторяла:

— Боб! О, Боб! О Господи!

С громким плачем она опустилась рядом с ним на колени. Было слышно, как воздух со свистом вырывается из простреленного легкого Полумертвая от страха, Элламария подняла голову Боба и прижала к своей груди.

— Я так любил тебя, Элламария, — прошептал Боб. — Неужели ты не понимаешь?

— Нет! — простонала она. — Только не это! — Она сжала его в объятиях, заставив умирающего вскрикнуть от боли. — Почему ты так поступил. Боб? Почему?

— У меня не было выхода. — Его глаза закрылись, а голова бессильно упала на пол.

— Боб! — истошно закричала Элламария. — Не умирай, Боб! Еще не поздно — все устроится Главное, что ты меня любишь. Все образуется, вот увидишь. Боб!

Его веки дрогнули, и, собрав последние силы, он попытался вздохнуть. Губы шевельнулись, и Элламария приникла к ним, пытаясь уловить последние слова, но разорвавший тишину телефонный звонок помешал ей.

«…Сегодня утром представитель полиции подтвердил, что все силы брошены на поиски убийцы. Причина преступления остается пока неизвестной, и полиция просит всех граждан, которые видели или слышали что-либо подозрительное, обращаться.» Голос диктора доносился через чью-то открытую дверь.

Она зажмурилась, словно пытаясь отогнать мысли об этом ужасном убийстве. Она не хотела о нем думать. В ту минуту по крайней мере.

Опираясь на перила, она продолжала медленно подниматься по лестнице, стараясь не обращать внимания на зародившийся в сердце страх.

Наконец она остановилась перед дверью квартиры на верхнем этаже. Чуть замялась в нерешительности. Внимательно осмотрелась по сторонам, но безлюдная лестничная площадка не развеяла ее страхов. Зазвонивший за дверью телефон заставил ее вздрогнуть. Она прислушалась, но к аппарату никто не подошел — он продолжал звонить Внизу хлопнула дверь, и в то же мгновение звонки прекратились.

Наступила тишина.

Она нерешительно постучала Стук глухим этом раскатился по лестничной площадке.

Она снова огляделась по сторонам. Вокруг не было ни души Порывшись в сумочке, достала ключ. С колотящимся сердцем вставила его в замочную скважину. Ее так и подмывало броситься наутек.

Отомкнув дверь, она ступила внутрь. В квартире было, темно, несмотря на то что на улице ярко сияло солнце. Все шторы были плотно задернуты.

Она громко спросила, есть ли кто дома, но це дождалась ответа.

Прижимаясь к стене прихожей, она прокралась к двери спальни. Осторожно прикоснулась к ней, но осознав, что робость лишь заставляет сильнее нервничать, решительно толкнула дверь рукой и вошла. В спальне было пусто.

Судорожно сглотнув, она осмотрелась. И здесь шторы были задернуты.

Она вернулась в прихожую. Несколько шагов, и она очутилась в кухне. Снова подала голос, но вновь ей никто не ответил.

Окно было открыто. С подоконника соскочила кошка и тут же принялась тереться о ее ноги.

Затаив дыхание и пытаясь не обращать внимания на гулко колотящееся сердце, она наклонилась и погладила животное.

Внезапно телефон задребезжал снова. Подхватив кошку, она опустила се на стул и быстро направилась в гостиную Уже не таясь — телефонные звонки приободрили ее, — она распахнула дверь.

В тот же миг она издала дикий крик. Она кричала и кричала без остановки, а телефон продолжал звонить.

Прижавшись к стене, она всхлипывала, закрыв лицо руками, чтобы не смотреть туда. Ее выворачивало наизнанку, а проклятый телефон все продолжал звонить. Ее руки так дрожали, что она с трудом приподняла и удержала трубку.

— Алло? Алло? — кричал возбужденный голос ей в ухо. — Элламария, это ты?

— Эшли! Боже мой, Эшли!

— Дженнин, это ты?

— Да, я, — через силу выдавила Дженнин. — Эшли!

Какой ужас, Эшли!

— Что случилось, Дженнин? — В голосе Эшли послышались истерические нотки. — Я услышала новости и с тех пор пытаюсь связаться с вами. Что случилось?

— Элламария…

— Что с ней, Дженнин? — Голос Эшли сорвался — Скажи мне — что случилось?

— Господи, — пробормотала Дженнин, давясь слезами. — Она мертва, Эшли. Ее больше нет!

 

Глава 39

Полгода спустя

Йэн подняла голову — в приемную вошел Конрад. Он кивком указал на дверь кабинета Эшли.

— У себя?

— Да, говорит по телефону, — ответила Йэн, посмотрев на пульт, на котором мигала лампочка.

Конрад толкнул дверь и вошел. При виде его Эшли приветливо улыбнулась и глазами указала на кресло — Да, да, — говорила она в трубку. — Обязательно будем. Да, часов в семь. Конечно, увидимся. Счастливо.

— Кто это? — полюбопытствовал Конрад.

— Кэндис, — пояснила Эшли. — Она просто без ума от Лондона. Ей там так нравится, что она пригрозила не вернуться.

Конрад криво усмехнулся и кивнул.

— Да, могу себе представить Кэндис в Лондоне.

Насколько я ее знаю, она, наверное, взяла город штурмом. — Он подошел к бару и налил себе виски. — Она видела Алекса?

— Да, вчера. Говорит, что он лапочка, завтра она сама заедет и заберет его после школы. Я сказала, что мы будем часов в семь.

Увидев, как затуманилось лицо Эшли, Конрад ласково обнял ее за плечи.

— Соскучилась, да?

— Безумно, — вздохнула Эшли. — Даже оглянуться не успела, как кончились каникулы и он снова улетел в Лондон. Поверить не могу, что Рождество было лишь шесть недель назад — у меня такое чувство, словно прошло» уже полгода.

Конрад обнял се и привлек к себе.

— Ничего, завтра его увидишь, — подбодрил Конрад.

Эшли улыбнулась.

— Минутки считаю. — Затем, пощекотав его за ухом, спросила дразнящим тоном:

— Ты меня поцелуешь?

Конрад отставил в сторону стакан и пылко ее обнял.

Прошло несколько минут, прежде чем он со вздохом сожаления отстранился.

— Не стоит повторять вчерашнее, — сказал он со смехом, намекая на вечер накануне, когда, горя от нетерпения и не в силах дождаться возвращения домой, они заперлись в его офисе и предались любви прямо на ковре.

— А меня ты спросил? — надулась Эшли, и Конрад, улыбаясь до ушей, поцеловал ее в кончик, носа.

— Прошу прощения, — послышался от дверей голос Йэн.

Спугнутая парочка повернулась, спешно приводя себя в порядок.

— Доставили ваши билеты, — сказала Йэн, проходя в кабинет, — а я отправляюсь домой — Оставьте билеты на моем столе, — попросила Эшли, открывая дверцы бара.

Йэн положила билеты рядом с пресс-папье, однако не уходила, а, задержавшись у стола, как бы невзначай кашлянула Бдительный Конрад это заметил и, мгновенно сообразив, в чем дело, подтолкнул Эшли локтем Та обернулась.

Йэн улыбнулись и заговорила, переводя взгляд с Конрада на Эшли:

— Я только хотела сказать, что всем нам здесь будет очень вас недоставать.

— Ничего, как-нибудь месяц продержитесь, — усмехнулся Конрад.

— Конечно, — пожала плечами Йэн — Желаю как следует отдохнуть и возвратиться со свежими силами — Непременно, — улыбнулась Эшли, беря Конрада под руку.

— У вас есть для меня еще какие-нибудь поручения? — спросила Йэн.

— Нет, кажется, все уже сделано, — сказала Эшли, обводя взглядом свой кабинет., — Да, вы не успели позвонить мистеру Холуорту?

— Я говорила с его секретаршей. Она уже все устроила.

Они вылетают послезавтра. — Холуорту? — недоуменно переспросил Конрад.

Эшли лукаво подмигнула Йэн.

— Что ж, ждите нас через месяц, — сказала она, а затем, к нескрываемому восторгу Йен, оба, Эшли и Конрад, поочередно обняли и расцеловали ее.

— Холуорт? — многозначительно произнес Конрад, когда дверь за Йэн закрылась.

— В свое время он выразил уверенность, что мы поженимся, — пояснила Эшли. — Вот я и сообщила ему. Он прилетит к нам на свадьбу.

— Холуорт!

— Слушай, в чем дело? Ты уже в третий раз произносишь эту фамилию Ну да. Дик Холуорт. Он свято убежден, что именно он тот Амур, который поразил нас своей стрелой.

Конрад захохотал.

— Ты всегда будешь удивлять меня, — сказал он, обнимая Эшли Потом взял со стола билеты. — Положи в сумочку. Поскольку мы, по твоему настоянию, летим на «Конкорде», не хотелось бы в последнюю минуту убедиться, что мы забыли билеты Эшли весело рассмеялась и обняла его — Знал бы ты, как я тебя люблю!

— А я знаю, — ухмыльнулся Конрад и тут же болезненно взвыл: Эшли наступила каблучком ему на ногу. — Ну что за гнусная привычка — Скажи, что и ты меня любишь, — потребовала она.

Конрад посмотрел ей в глаза, и сердце Эшли остановилось Не сводя с нее взгляда, Конрад принялся совершенно серьезно объяснять, как ее любит — А как быть с Китом? — спросил он после того, как закончил.

Эшли вздохнула и отвернулась.

— С Китом, конечно, непросто, — сказала она — Но я все-таки рада, что он согласился прийти к нам на свадьбу.

— Я думал об этом, — произнес Конрад. — Это будет ваша первая встреча после той страшной ночи. Может, будет лучше, если мы сумеем встретиться с ним до свадьбы?

— Ты хочешь пригласить его вместе поужинать?

— Да, — кивнул Конрад. — Его и Алекса.

— По-моему, это прекрасная мысль, — сказала Эшли и села за стол — Знаешь, по большому счету я даже рада, что Алекс решил остаться в Кальдикотте. Конечно, я безумно без него тоскую, но все-таки там ему лучше. Родная школа, да и для Кита это так много значит. — Она вдруг подняла голову и пытливо посмотрела на Конрада. — Между прочим, ты так и не сказал мне, о чем вы говорили с ним в ту ночь. После того… Когда ты отвез его домой.

— Говорил в основном Кит, — сказал Конрад. — Он, безусловно, и в мыслях не собирался причинить зло Алексу, просто на время утратил самообладание, вот и все.

— Да, но тогда… мне и в самом деле показалось, что он хочет всех нас убить.

— Когда он начал палить в стену холостыми патронами?

Эшли тяжело вздохнула.

— Тогда ведь я этого не знала. Впрочем, ты прав — все это уже в прошлом.

Конрад нежно обнял ее.

Эшли набрала в грудь побольше воздуха.

— Не представляю просто, когда еще это сказать, — произнесла она. — Так что слушай. — И она отчеканила:

— У нас будет ребенок.

Конрад воззрился на нее с немым благоговением.

— Ну-ка повтори, — прохрипел он.

Эшли улыбнулась и начала снова:

— Я сказала — у нас будет…

— Да я все и в первый раз слышал, — весело отмахнулся он, заключая се в объятия. — Господи, Эшли, как же я тебя люблю! А когда ты узнала? Почему раньше не сказала?

— Я хотела сделать тебе сюрприз. Ты доволен?

— Господи, она еще спрашивает! Да я на седьмом небе от счастья. Когда?

— Через семь месяцев. В сентябре.

Опустив руку, он погладил ее по животу. Эшли рассмеялась:

— Еще рано. Сейчас ты ничего не почувствуешь.

— Ничего, самое важное я уже узнал, — торжественно провозгласил Конрад. — Ты носишь моего ребенка Эшли увидела, что его глаза увлажнились, и ее сердце сжалось от нежности. Обвив его шею руками, она только тогда поняла, что тоже плачет.

Позже, уходя из офиса, Эшли сказала:

— Если у нас будет девочка, я хотела бы назвать ее Анной. Как ты к этому относишься?

Конрад остановился в дверях и пристально посмотрел на нее. Пряча глаза, Эшли повторила то, что Конрад и так уже знал. Анной хотела назвать свою дочку Элламария — если бы у нее родилась девочка, разумеется.

Конрад погладил Эшли по щеке.

— Лично я — против, — сказал он. — Ребенок наш, мой и твой. Я понимаю, милая, как много значила для тебя Элламария, но ей самой это тоже не пришлось бы по душе. Ты не можешь рожать и воспитывать ребенка за нее, Эшли.

Лицо Эшли болезненно скривилось, и Конрад, прижав ее к себе, начал ее гладить и успокаивать:

— Я понимаю, как тебе тяжело, но ты не должна винить себя в случившемся. Ты ни в чем не виновата. И Элламария так любила тебя, что ни за что не позволила бы тебе всю жизнь убиваться и казнить себя за то, к чему ты не причастна.

— Но, может быть…

— В Лондоне ты встретишься с Кейт и Дженнин, и вы втроем обо всем поговорите. Тогда, надеюсь, вам станет легче жить. Тем более что и самой Элламарии хотелось бы этого. Береги память о ней, милая, но не пытайся жить ее жизнью.

— Во сколько, говоришь, они прилетают? — спросила Вики, объезжая грузовик, выехавший едва ли не на середину шоссе.

— В пять, — ответила Дженнин. — Если, конечно, не отложат рейс. Господи, я так нервничаю!

Вики улыбнулась:

— Все будет нормально, вот увидишь.

— Просто мы не виделись с того самого времени… — Голос Дженнин задрожал.

— Да, с похорон Элламарии. Я помню.

Дженнин отвернулась и посмотрела в окно. За полгода, прошедших после смерти Элламарии, боль, которую она испытывала всякий раз, когда слышала ее имя, так и не уменьшилась. В ту безумную летнюю ночь все обстоятельства сплелись и перемешались таким зловещим образом, что ни одна из подруг не могла вспомнить о ней без содрогания. Эшли улетела в Нью-Йорк сразу же после похорон, а Дженнин, поместив Мэттью в больницу и сама еще не зная, какая участь ее ждет, осталась один на один с родителями Элламарии. Не будь рядом Вики, она бы не выдержала . Господи, если бы им только удалось помочь Кейт! Дженнин закрыла глаза. Как же сказать Эшли о Кейт?

— А, вы проснулись, — заметила Вики, глядя в зеркальце.

Дженнин облокотилась на спинку сиденья и посмотрела назад.

— Как это ты ухитрился уснуть? — с улыбкой спросила она. — Как себя чувствуешь?

— Замечательно, — ответил Мэттью. — И я вовсе не спал, — добавил он, заставив подруг дружно засмеяться. — Я просто хотел, чтобы отдохнули глаза.

— Билет не забыл?

Мэттью полез в карман и, достав билет, повертел им.

— Паспорт?

— Господи, мы ведь еще перед отъездом все проверили.

— Проверь, чтобы все бумаги были под рукой, — сказала Дженнин.

— Не будь занудой, — усмехнулся Мэттью. — Господи, Вики, как вы ее только терпите?

— С трудом, — хихикнула Вики.

— Не забудь, в аэропорту Леонардо да Винчи тебя встретит машина и доставит в Рим, в отель «Эксельсиор». О деньгах не беспокойся — все уладит кинокомпания. Завтра у тебя свободный день, а послезавтра начнутся съемки». Ассистент свяжется с тобой и…

— Ладно, ладно, — замахал руками Мэттью. — Ты мне это уже тысячу раз повторяла. Не волнуйся, Джен, я не пропаду.

Дженнин улыбнулась:

— Не сомневаюсь. Просто я хочу, чтобы все прошло удачно и ты вернулся знаменитым.

Перехватив в зеркальце заднего вида взгляд Вики, Мэттью ей подмигнул. Дженнин вновь уставилась в окно.

Ей до сих пор казалось чудом, что Мэттью остался жив, и каждую ночь она благодарила за это Бога. Мэттью так долго был на волосок от смерти, что на какое-то время Дженнин даже потеряла надежду на благополучный исход. Вдобавок ее постоянно мучили угрызения совести не только из-за дикой истории, которую состряпали для полиции Вики с Полом, но и из-за Элламарии.

Мысли о ней просто сводили Дженнин с ума. Не говоря уж о том, что она жила в постоянном страхе, боясь, что настанет день, когда Мэттью придет в себя и расскажет правду. Однако Мэттью ее не выдал. А потом, два месяца спустя, когда его отсоединили сначала от аппарата искусственного дыхания, а затем и от капельниц, Дженнин, дни напролет сидевшая у его постели, разрыдалась от счастья. Она увезла Мэттью к себе домой, где вместе с Вики трогательно и преданно ухаживала за ним вплоть до полного выздоровления.

Теперь, когда ее новая программа имела успех, Дженнин воспользовалась своими связями в мире кино и сумела подыскать Мэттью небольшую роль в новом фильме.

А дальше все уже будет зависеть только от самого Мэттью. Они с ним ни разу не обсуждали, почему Мэттью не выдал Дженнин, не рассказал правду полиции. И Дженнин асе время ломала голову, не покривил ли он душой, когда сказал, что любит ее. Она до сих не знала, отослал бы он (или Мэгги) злополучные фотографии ее родителям, повернись все иначе. Впрочем, сейчас Дженнин это уже не волновало. Главное, Мэттью был жив и кошмарные мучения последних двух лет закончились для них обоих.

— Вот мы и приехали, — прощебетала Вики, подгоняя автомобиль к подъезду с надписью «Вылет». — Сейчас я вас высажу и отъеду, чтобы тут не маячить. Дженнин, я заберу тебя минут через десять.

Дженнин с Мэттью вышли из машины и направились к стойке компании «Алиталия» Дженнин несла бы сама его кейс, если бы Мэттью в последний миг не выхватил его у нее из рук.

— Перестань волноваться, Джен, — в который раз повторил он ей. — Все будет хорошо. Я уже не маленький.

— Я понимаю, — вздохнула она, беря его под руку. — Но все равно предпочла бы полететь вместе с тобой.

— Господи, неужели ты забыла, сколько у тебя дел? Я просто ушам своим не верю. Впрочем, если уж ты так волнуешься, я могу тебе звонить каждый вечер.

— Обещаешь?

— Да, — улыбнулся Мэттью.

— А к твоему возвращению я постараюсь подобрать тебе еще что-нибудь стоящее, — сказала Дженнин.

Мэттью снова улыбнулся.

— Дженнин, милая, — сказал он. — Успокойся, ладно?

Я на тебя зла не держу. Кто старое помянет, тому глаз вон.

— Боже мой, Мэттью, боюсь, что это невозможно. Я никогда себе не прощу, что… едва не убила тебя. К тому же всякий раз, стоит только вспомнить Элламарию и Боба…

— Тес, успокойся, пожалуйста, — попросил он, обнимая ее. — Не надо об этом. Мы должны жить будущим. И Элламария хотела бы этого. Та ночь всех нас многому научила.

Дженнин подняла на него заплаканные глаза, и Мэттью обнял ее.

— Будь счастлива, Джен, — ласковым голосом сказал он. — Я так об этом мечтаю.

Дженнин крепче прижалась к нему.

— Пожалуйста, возвращайся домой целым и невредимым.

— Непременно.

А час спустя Дженнин уже размахивала руками, завидев в проходе Эшли с Конрадом. При виде подруги Эшли с радостным криком бросилась к ней навстречу.

— Джен, о, Джен! — повторяла она, падая к ней в объятия. — Господи, до чего я рада тебя видеть! Ты такая красивая. Дай же мне на тебя полюбоваться!

Весело смеясь и пританцовывая, Дженнин обнимала и целовала свою подругу.

— О, Эшли, мне столько надо рассказать тебе. Приготовления идут полным ходом. Мне кажется, это будет самая пышная свадьба за всю историю.

Конрад смотрел на них с нескрываемым любопытством.

Эшли шагнула к Вики и обняла ее.

— Как я рада наконец познакомиться с вами, — сказала она. — Я столько о вас слышала Тем временем Дженнин подскочила к Конраду и неожиданно для него обхватила его руками.

— Интересно! — вскричала она. — Вы хоть понимаете, как вам повезло, что вы ее заполучили? Вы должны быть самым счастливым человеком на свете.

— Да, и я это знаю, — улыбнулся Конрад.

Эшли сияла:

— О, Джен, как я по тебе соскучилась. — Вдруг лицо ее переменилось. — А где Кейт? Разве она с вами не приехала?

— Идемте быстрее. — Вики увлекла их к выходу. — Пока какая-нибудь сволочь не эвакуировала мой автомобиль.

Когда аэропорт Хитроу остался позади, а на горизонте замаячили огни Лондона, Эшли, сидевшая сзади, перегнулась вперед и положила руку на плечо Дженнин.

— Джен, ты так и не сказала мне, где Кейт, — напомнила она.

Эшли заметила, что Вики и Дженнин быстро переглянулись, и ей стало не по себе. Эшли машинально стиснула руку Конрада.

— Надеюсь, ничего не случилось? — дрогнувшим голосом спросила она. — Ты написала мне, что она должна была вернуться вчера. Я думала, что она приедет меня встретить.

Дженнин снова посмотрела на Вики, и та кивнула. Тогда Дженнин обернулась и посмотрела на Эшли; в се глазах читался испуг.

— Ты права, Эш, Кейт и в самом деле должна была вернуться вчера. И она собиралась тебя встречать. Но… она исчезла. Никто не знает, куда она подевалась.

Кровь отхлынула от лица Эшли.

— Исчезла? — дрожащим голосом пролепетала она. — Что ты имеешь в виду? Разве она не вернулась домой?

— Нет. Я проверила. Из тюрьмы она вышла вчера, но полицейскому, под надзор которого ее выпустили, она сказала, что ее заберу я, а мне — что ее отвезет полицейский.

И вот… Она пропала.

— А как Ник? Ты не говорила с ним? Может, она поехала к нему?

Дженнин покачала головой:

— С тех пор как Кейт упрятали за решетку, он не получил от нес ни весточки.

— Но ведь не могла же она вернуться к отцу? — спросила Эшли, даже не сумев скрыть горечи в голосе.

— Нет. Я звонила ему утром. Он ничего о ней не знает.

— Слава Богу, — с чувством сказала Эшли. — Но куда же она могла деться? У тебя есть хоть какие-то предположения?

— Ни малейших, — покачала головой Дженнин. — Я ее не видела. Она отказывалась от всех свиданий.

Их глаза встретились. То, что казалось для них кошмаром, для Кейт обернулось настоящей трагедией. Если бы чертова соседка с верхнего этажа, постучавшая тогда в ее дверь, не запаниковала и не вызвала полицию или у отца Кейт хватило бы совести признаться в своих деяниях, Кейт не пришлось бы отбывать срок. Сама она, разумеется, тоже не стала говорить правду. Спасибо Нику — ему удалось заручиться поддержкой одного из лучших лондонских адвокатов. В противном случае Кейт обвинили бы в преднамеренном покушении на убийство, и сидеть ей пришлось бы куда больше. А так ее приговорили к девяти месяцам заключения, но выпустили на свободу уже через шесть. И все равно, несмотря на то что для нее сделал Ник, Кейт отказалась с ним встречаться.

— И ты совсем ничего про нее не знаешь? — спросила Эшли.

— Первое и последнее письмо я получила от нее на прошлой неделе. Я дам его тебе почитать, но только заранее настройся — письмо это написала не та Кейт, которую мы с тобой знали.

— И о чем же оно?

— О том, что она не испытывает ни малейших угрызений совести по поводу того, что едва не убила отца.

Читая между строчками, я подумала, что она даже сожалеет, что ей этого не удалось… Впрочем, это не так важно. Главное же, она свято убеждена, что отбывает наказание за Элламарию.

Эшли почувствовала, как пальцы Конрада стиснули ее запястье, и поняла: его слова о необходимости встретиться в Лондоне с Дженнин и Кейт и обо всем поговорить сейчас как никогда актуальны.

Но первым делом они должны разыскать Кейт.

 

Глава 40

Когда миссис Дафф подняла голову над старенькой и обшарпанной пишущей машинкой, ее забавные очки с толстыми линзами сползли на кончик носа. Глазами она проследила, как молодая женщина спускается по ступенькам и подходит к двери. Когда женщина вышла прямо под дождь на улицу, миссис Дафф не выдержала и подошла к окну.

Правда, лицо старушки было уже не столь озабоченным, как накануне, — сегодня утром молодая гостья выглядела гораздо лучше. В походке поприбавилось прыти, на щеках играл румянец. А ведь неделю назад, когда она приехала, на ней просто лица не было. Она была такой бледной и худой, с провалившимися глазами, что миссис Дафф поначалу даже ее не узнала. Лишь чуть позже, услышав знакомую фамилию, она разыскала ее в журнале регистрации постояльцев.

— Ну, как она сегодня?

Отвернувшись от окна, миссис Дафф увидела мужа, который стоял в дверях маленькой гостиной, служившей одновременно и конторой.

— Кажется, получше, — с грустной улыбкой ответила она.

— Ты сказала ей о телефонном звонке?

Миссис Дафф помотала головой.

— Он очень просил ей не говорить, поэтому я и не стала.

Мистер Дафф улыбнулся и, подойдя к столу, взял газету.

— Похоже, Мэри, ты привязалась к этой славной девушке.

Миссис Дафф и не собиралась возражать ему. Она даже представить не могла, что пришлось Кейт перенести за последние полгода, но изменившаяся внешность и печать страдания на лице девушки не могли не всколыхнуть сочувствия в душе старой хозяйки гостиницы.

Тем временем мистер Дафф набил трубку душистым табаком и устроился с газетой в любимом кресле. Пока он шуршал страницами, миссис Дафф стояла над ним, время от времени посматривая на заголовки. Ее все время мучила мысль, а правильно ли она поступила, не сообщив Кейт о телефонном звонке.

Вдруг она протянула руку, не дав мужу перевернуть очередную страницу.

— Послушай, не это ли жена того режиссера? — спросила она, указывая на фотографию женщины с младенцем на руках.

— Какого режиссера? — спросил мистер Дафф.

— Ты что, забыл? Боба Мак-Элфри. Когда-то он у нас здесь останавливался. — Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть фотографию. — Вот, значит, какая она, его жена. А я тогда думала, что он к нам с супругой приехал.

Помнишь красотку, которая с ним была? Американку? Перевернула тут все вверх дном. Хотя, признаться, нам было даже весело.

Мистер Дафф кашлянул.

— Да как же ее можно забыть? Пронеслась тут как ураган. — Вдруг он задумчиво сдвинул брови. — А ведь потом она, кажется, приезжала еще раз, да?

— Точно, — ответила миссис Дафф. — Как раз с этой милой девушкой, которая у нас сейчас остановилась.

Мистер Дафф, попыхивая трубкой, посмотрел на свою жену.

— То-то мне показалось, что я ее уже где-то видел. — Чуть помолчав, он добавил:

— Значит, американка и была его любовницей. Она потом и застрелила беднягу.

Миссис Дафф медленно закивала:

— Да, точно. А потом и сама застрелилась. Ужасная трагедия. Говорят, она тоже была беременна. — Она вздохнула. — Хотела бы я знать, что там на самом деле у них вышло.

Они вместе прочитали статью под фотоснимком, в которой шла речь о рождении сына Боба Мак-Элфри.

— Значит, она решила назвать мальчика Робертом, — вздохнула миссис Дафф. — О Господи! Просто сердце кровью обливается.

— Тут дальше сказано, — заметил ее муж, — что Линда Мак-Элфри вместе с Адрианом Коули и Николасом Гоу возобновила кампанию по сбору средств на съемки «Тристана и Изольды». Фильм будет посвящен памяти ее покойного мужа.

Он задумчиво затянулся, но трубка потухла, и ему пришлось заново разжигать ее.

— Как думаешь, — спросил он жену, — зачем эта малышка снова сюда приехала?

— Не знаю, — со вздохом ответила миссис Дафф. — Но какая-то причина у нее есть.

Больше она ничего не стала говорить, и мистер Дафф, бурча себе под нос, снова углубился в газету. Миссис Дафф нагнулась, легонько поцеловала его в затылок и отправилась наверх готовить номера для других постояльцев, приезда которых они ожидали сегодня.

Дождь немного поутих, но по-прежнему было очень холодно. Кейт подняла воротник пальто, прикрыв уши, и продолжила путь.

Вокруг не было ни души, и время от времени она останавливалась на крутой тропе, чтобы полюбоваться на стремительную горную речушку, которая рокотала далеко внизу на пути к какому-то затерянному в горах озеру. Иногда кроны деревьев сгущались, и их изломанные ветви причудливо сплетались над тропой, словно старушечьи пальцы, изувеченные подагрой; порой путь преграждали валуны, обрушившиеся на тропу с горной кручи.

Наконец, промокшая до нитки, Кейт добралась до места, к которому так стремилась. Когда она достигла вершины горного кряжа и внизу ее взгляду открылась сказочная долина, ей захотелось плакать от восторга. Дивная, пленительная красота завораживала. Кейт подняла голову, подставив лицо дождю, и ей вдруг захотелось, чтобы он хлынул как из ведра; на миг она даже представила, что стоит под водопадом и холодный водный поток обрушивается на нее прямо из поднебесья. А где-то высоко над головой завывал ветер, продираясь в горных хребтах сквозь глубокие ущелья. В пути он так ослабевал, что, достигнув Кейт, звучал в ее ушах пьянящей музыкой.

Вытянув перед собой руки, Кейт медленно повернулась и, запрокинув голову, залюбовалась высокими вершинами, скрытыми облаками. Изрезавшие горизонт пики, словно полуразрушенные башни волшебных замков, поражали своим величием и загадочностью. От соприкосновения с невиданной красотой и вечностью по телу Кейт поползли мурашки. Внезапный порыв ветра, казалось, пронзивший ее до глубины души, подсказал: да, наконец-то она свободна.

Спустившись ниже по узкой извилистой тропке, по сторонам поросшей вереском, Кейт прислонилась к стволу развесистого дерева и залюбовалась первозданной красотой раскинувшейся внизу долины. Ее душа пела: Кейт казалось, что она всю жизнь ждала этой минуты и хотела теперь насладиться каждым ее мгновением.

Прошло немало времени, прежде чем она полезла в карман и извлекла из него газетную вырезку. Вот она, Линда Мак-Элфри с младенцем на руках. Печально улыбнувшись, Кейт еще раз перечитала статью. Дойдя до упоминания о Николасе Гоу, она подняла глаза и мечтательно посмотрела на горы. Ее сердце заколотилось сильнее.

Господи, что бы она только не дала, чтобы Ник сейчас был рядом с ней!..

Тем временем дождь наконец прекратился. Среди серых туч то тут, то там проглядывало солнце, золотя верхушки деревьев на горных склонах.

Поднимаясь по крутой тропинке, Кейт машинально ухватилась за протянутую сверху руку, потом подняла глаза и остолбенела: ей улыбался Ник.

Подтянув ее за руку. Ник обнял ее и прижал к себе.

Кейт не верила своим глазам. Долгое время ни один из них не раскрывал рта.

Наконец Ник рассмеялся и легонько поцеловал ее в щеку. Кейт тоже залилась счастливым серебристым смехом, а по ее щекам потекли слезы.

— Ты получил мою открытку? — спросила она.

— Да.

— Но откуда ты узнал, что я здесь? Я ведь никому не говорила.

Ник смахнул с ее лба мокрую прядь.

— Когда я узнал, что ты в Шотландии, — сказал он, — остальное было уже просто.

Кейт отвернулась и обвела взглядом долину и окрестные горы Ник смотрел на нее влюбленными глазами.

— Они тоже сюда приходили, — промолвила Кейт. — «Элламария с Бобом.

Ник обнял ее за плечи.

— Да, я знаю.

— А я пришла, чтобы попрощаться с ними, — прошептала Кейт. — Навсегда.

Ник улыбнулся и провел пальцами по ее щеке.

— Пойдем домой, милая.

Спускаясь следом за ним по горной тропе и глядя, как Ник перепрыгивает с валуна на валун, то и дело оборачиваясь, чтобы продать ей руку, Кейт невольно залюбовалась его статной фигурой.

Внезапно ее настолько переполнила любовь к нему, что она, не выдержав, остановилась.

— Ник!

Ник обернулся, вопросительно изогнув брови, но, заглянув ей в глаза, мигом все понял.

Вновь зарядил дождь, но ни один из них не шелохнулся Порыв ветра подхватил волосы Кейт и бросил их ей в лицо Не обращая внимания на ручейки воды, стекавшие по ее щекам, Кейт прошептала:

— Я люблю тебя. Ник, дорогой. Всем сердцем люблю!

Не отрывая от нес глаз, Ник поднялся к ней по поросшему вереском склону, обнял и поцеловал в мокрые волосы.

— Никогда больше не уходи от меня, Кейт! — прошептал он.

— О, Ник! — вскричала она, прижимаясь к нему всем телом.

Зажав ее Лицо в ладонях, он принялся покрывать его частыми поцелуями, слизывая слезинки, перемешанные с каплями дождя. А затем, тесно прильнув друг к другу, они слились в отчаянном, безумном и страстном поцелуе.

Взяв Кейт за руку. Ник молча увлек ее под сень деревьев.

И прямо там, среди кустов вереска, на замшелых и мокрых камнях, под звуки горных ручьев, низвергавшихся с крутых склонов, он овладел ею. Никогда прежде или в последующие годы ни Кейт, ни Ник не испытывали таких бурных ощущений и еще долго потом вспоминали минуты неописуемого блаженства.

Тем более что именно тогда, под шум дождя и ветра, была зачата их дочь.

Ник остановил автомобиль перед входом в старую деревенскую гостиницу. На пороге их встречала миссис Дафф — Наконец-то! — обрадовалась она. — Я уж испереживалась, куда это, вы пропали. — Взгляну?, на Кейт, она всплеснула руками. — Он, милочка моя! Что с вами приключилось?

Кейт недоуменно, покосилась на Ника, который расхохотался во все горло.

— Грязь, — пояснил он. — Ты перепачкала всю мордашку.

— Господи, что же ты мне раньше не сказал! — возмутилась Кейт, лихорадочно вытирая лицо, но добилась лишь того, что размазала грязь по щекам.

Перехватив взгляд Ника, который с невинным видом пожал плечами, давая понять, что он тут ни при чем, миссис Дафф расцвела понимающей улыбкой. Затем, посторонившись, пропустила Кейт в гостиную. Вглядевшись в сумеречный полумрак, Кейт испустила восторженный вопль:

— Дженнин! Что ты здесь…

Но закончить не успела — подскочившая Дженнин с такой силой стиснула ее в объятиях, что у бедной Кейт затрещали ребра.

Когда вошел Ник, обе подруги обливались слезами. Он, смеясь, вынул из кармана носовой платок, но затем, не зная, кого утешать в первую очередь, пожал плечами и сунул платок в карман.

Вошла миссис Дафф с чайным подносом. Бросив сочувственный взгляд на Кейт и Дженнин, она доставила поднос на стол и вышла.

— Пожалуй, я поднимусь и переоденусь, — сказал Ник.

— Выпей с нами чаю, — предложила Кейт, на мгновение отрываясь от Дженнин.

— На всех все равно не хватит, — усмехнулся он, направляясь к лестнице.

, Кейт проводила его взглядом и охнула — по ступенькам спускалась Эшли.

Потом Ник сидел на краю ванны, влажной губкой вытирая грязь с лица и тела Кейт А позже расслабленно лежал в постели, глядя, как она одевается к ужину и расчесывает волосы.

— Опоздаешь, — сказала Кейт, перехватив в зеркале его взгляд.

— А мне спешить некуда, — улыбнулся он. — Вам и без меня есть о чем поговорить. Тем более что, насколько мне известно, они хотят тебе кое-что показать.

— Да? А что?

Стук в дверь помешал Нику ей ответить.

Эшли и Дженнин привели Кейт в небольшой бар. Кроме них, других постояльцев в деревенской гостинице не было, поэтому помешать их уединению никто не мог. Мистер Дафф подал им заказанные напитки, после чего благоразумно испарился.

Подруги переглянулись, и Эшли кивнула. Тогда Дженнин полезла в сумочку и вынула какой-то конверт.

— Это от Элламарии, — сказала Дженнин, вручая письмо Кейт. — Она написала его незадолго до смерти. Мне кажется, настало время и тебе его прочесть.

Кровь отхлынула от лица Кейт; дрожащей рукой она достала из конверта сложенный вчетверо листок бумаги.

За долгие месяцы, проведенные в тюрьме, Кейт едва ли не все время размышляла над случившимся. Дженнин угадала: она и в самом деле винила себя в смерти Элламарии Как, впрочем, и в истории со своим отцом. И вот теперь, читая строки, написанные рукой Элламарии, Кейт словно наяву слышала се голос, чувствуя, как с каждым словом в нее вливаются силы, которые она и раньше всегда черпала у своей удивительной и яркой подруги. Читая письмо, она едва ли не впервые почувствовала великую силу любви, раздиравшей Элламарию, и поняла самое главное — Элламария просила у них прощения!

Дочитав последнюю строку, Кейт отложила письмо в сторону и подняла на подруг заплаканные глаза. Дженнин и Эшли, к своему облегчению, поняли: эти слезы вызваны настоящим горем, а не угрызениями совести.

— Так он и вправду любил ее? — прошептала Кейт. — До последнего вздоха?

Дженнин молча кивнула — комок в горле мешал ;ей разговаривать.

— Видишь, Кейт, мы тут ни при чем, — промолвила Эшли, с трудом сдерживая слезы. — Спасти се никто не мог. Накладывая на себя руки, она знала, что только так воссоединится с Бобом.

Кейт отвернулась и посмотрела в незашторенное окно.

По небу ползли тяжелые свинцовые тучи, подгоняемые неистовыми порывами ветра. В отдалении сквозь мрачную серую дымку проглядывали горные пики; где-то среди них сегодня она и была совсем рядом с Элламарией. Дженнин и Эшли тоже посмотрели в окно.

— И они сейчас вместе, — тихонько прошептала Кейт. — Я знаю — они вместе.

Воцарилось долгое молчание. Поразительно, но оно красноречивее всех слов подсказало каждой из подруг: это Элламария, а вовсе не Кейт привела их всех сюда, в старинную деревенскую гостиницу.

Дженнин взяла Кейт за руку. Та, глотая слезы, прикоснулась к руке Эшли. Улыбнувшись, она прошептала:

— Да, порой только самая ужасная трагедия позволяет по-настоящему оценить жизнь. И понять, что главное — когда рядом с тобой самые близкие люди.