Неудивительно, что в этом месте поселилось столько художников, размышляла Кирстен, стоя на увитой бугенвиллеей веранде. Вилла в Тоскане принадлежала Дзаккео. Кирстен любовалась кущами оливковых деревьев, мягко опускающихся по пологому склону в долину. Все было залито каким-то немыслимым светом, мягким и загадочным, мерцающим на серебристо-зеленой листве и отбрасывающим легкие тени на горы, застывшие словно в дремоте. Она глубоко вздохнула и высоко подняла руки, подставляя тело бодрящему утреннему воздуху и вспоминая о том дне, когда в последний раз стояла здесь. Она улыбнулась и взглянула на небо, словно услышав голос, который теперь звучал только в ее воображении.

У нее за спиной звякнула посуда: это Мануэлла принесла ей завтрак. Стол был накрыт на одну персону, ибо Дзаккео все еще был в Риме, и Кирстен не знала, когда он вернется.

Два дня назад он позвонил Кирстен и пригласил сюда, считая, что ей следует покинуть Англию, пока не улягутся страсти. Откуда он узнал о последней атаке на нее Дэрмота Кемпбела, Кирстен понятия не имела. Возможно, ему попалась на глаза какая-нибудь английская газета, а может, ему рассказала об этом Пиппа Макалистер. Впрочем, это не имело значения. Он был абсолютно прав, ей действительно нужно было уехать куда-нибудь и спокойно обдумать свои планы. Кирстен не допустит, чтобы ее сломали, даже если Диллис вылезет из кожи вон, чтобы помешать ей снова встать на ноги.

Через несколько месяцев, а может, и раньше, смерть Пола и полученное ею наследство перестанут быть сенсацией. Всем наскучит читать об этом, в центре внимания окажутся другие события, а Кирстен к тому времени будет готова осуществить то, что, как она надеялась, позволит ей вернуться к прежним занятиям. Никто, кроме Элен и Дзаккео, не знал, куда она исчезла.

Кирстен улыбнулась своим мыслям, усаживаясь за изящный столик из кованого железа и наливая себе горячего чая. Узнав об ее отъезде, Элен пришла в ярость, обвиняя ее в трусости и заявляя, что Кирстен лишает их возможности совместно работать над проектом. Кирстен едва удержалась от смеха, прекрасно зная, что Элен просто обиделась, поскольку она не пригласила ее с собой. Дзаккео слыл потрясающим любовником, и это давно не давало покоя Элен, которой хотелось убедиться, верны ли эти слухи. Кирстен отнеслась к этому с сочувствием, но, равнодушная к Дзаккео, объяснила Элен, что он в это время будет в Риме, а она сама мечтает побыть в одиночестве.

С удовольствием отведав пирожное, Кирстен почему-то вспомнила Джейн и ощутила вину перед ней. Лоренс заявил, что Джейн должна порвать с Кирстен или уйти от них. Скрывая боль, которую причинило ей суровое решение Лоренса, Кирстен сказала Джейн по телефону, что это даже к лучшему. Расстаться с Джейн оказалось для Кирстен тяжелее, чем она предполагала. Джейн, хоть Кирстен и не признавалась в этом себе, была единственной ниточкой, связывающей ее с Лоренсом. Как бы Кирстен ни презирала себя за это, ей не хотелось, чтобы эта связь прервалась. Но все-таки, пересилив себя, она рассталась с Джейн и теперь, вспоминая об этом с печальной улыбкой, понимала, что ей будет не хватать этой девушки. Несмотря на ее раздражающую привычку хмыкать и не всегда уместную застенчивость, именно с Джейн можно было расслабиться, ибо она ничего не требовала и всегда охотно и доброжелательно выслушивала ее.

Уже несколько дней Кирстен бродила по окрестным холмам или, расположившись под сенью декоративных пальм возле бассейна, печатала на портативной машинке, найденной в кабинете Дзаккео, наброски сюжетов и делала их разбивку на эпизоды. В голове у нее возникали все новые мысли. Кирстен вдохновляло желание доказать себе, что она по-прежнему способна сделать остродраматическим простой сюжет. Сюжеты, над которыми она сейчас работала, конечно, нельзя было назвать простыми. Это придавало Кирстен уверенности в своих силах.

К вечеру пятого дня она решила поплавать в бассейне. Прозрачная голубая вода так манила ее, что Кирстен уже не могла противиться соблазну, хотя солнце уже садилось. Кирстен не захватила с собой купальный костюм, но решила пренебречь этим. Мануэлла вернется не раньше, чем через час, а Раймондо, садовник, уже ушел домой.

Подойдя к краю бассейна, она ощутила радостное возбуждение. Насыщенный ароматами ветер ласкал ее обнаженное тело. Кирстен казалось, что такое было с ней целую вечность назад, когда они с Полом каждый вечер купались вместе, а потом сидели на веранде, любуясь с холма панорамой Канн и величественными просторами Средиземного моря.

Вода оказалась такой холодной, что у нее захватило дух, но она доплыла до конца бассейна, а потом вернулась назад. Сделав несколько кругов, Кирстен согрелась. Перевернувшись на спину, она лениво качалась на воде, любуясь розоватым предзакатным небом. Она чувствовала себя, как в раю и улыбалась этому. Перевернувшись на живот, она снова поплыла, потом опять легла на спину, отдыхая и прислушиваясь к звукам, доносившимся из долины. Вдруг что-то зашуршало в кустарнике. Кирстен открыла глаза и, взглянув на каменную ограду, заметила крупную ящерицу, удиравшую в заросли кустов. Раздумывая, поплавать ли еще или принять душ, Кирстен внезапно услышала знакомый голос:

— Не для того, чтобы насытиться красотой, остановил он свой взгляд на нимфе, но потому, что был простым смертным и хотел, чтобы сон стал явью…

Не успел он закончить монолог, как на губах у. Кирстен заиграла улыбка.

— Добрый вечер, Дзаккео. Как видишь, я тебя не ждала.

Дзаккео усмехнулся, и Кирстен перевернулась на живот, чтобы взглянуть на него. Он опирался рукой на стену, заросшую цветущей лобелией, и его темные глаза искрились от радости.

— Как джентльмен, ты должен отвернуться и позволить мне выбраться из бассейна.

Улыбка на лице Дзаккео расплылась еще шире.

— Я джентльмен, Кирстен, моя красавица, но не идиот.

Кирстен отбросив волосы на спину, поднялась по лесенке из бассейна и пошла к нему, поскольку оставила одежду на веранде. Она пересекла газон, не отрывая взгляда от Дзаккео, словно это могло запретить ему смотреть на ее тело. Дзаккео следил за каждым ее шагом, пока Кирстен не остановилась перед ним, ожидая, что он даст ей купальное полотенце, которое держал в руках. Они все еще глядели в глаза друг другу, и вдруг Кирстен увидела, что Дзаккео сотрясается от смеха, вырывавшегося, казалось, из самых глубин его могучего тела. Он запрокинул голову, и Кирстен, тоже рассмеявшись, взяла у него полотенце и завернулась в него.

— Скажи правду, ты думал, что у меня не хватит храбрости? — спросила она, сама удивившись своему вопросу.

— Я надеялся, что у тебя хватит храбрости, — ответил он, все еще посмеиваясь и проводя пальцами по ее лицу. — Ты — настоящий праздник для глаз и стимул для творчества. Хочешь выпить аперитив сейчас или сначала примешь душ?

— Пожалуй, я сначала выпью аперитив.

— Тогда позволь поухаживать за тобой.

Усевшись в плетеное кресло с подушками, Кирстен наблюдала за неожиданно гибкими движениями Дзаккео. Она не могла объяснить, почему предпочла сначала выпить аперитив, хотя прохладный ночной воздух пощипывал ее кожу. В этих мгновениях было нечто такое, что заставило ее остаться здесь, прикрытую одним полотенцем и, возможно, все еще обнаженную в его воображении.

Когда Дзаккео вернулся, протянул ей коктейль, который, как он утверждал, она никогда еще не пробовала, и уселся в кресло напротив нее, Кирстен выжидающе посмотрела на него.

— Так тебе нравится здесь? — спросил он.

Она, чуть улыбнувшись, кивнула.

— Это хорошо, — наклонив голову, он пристально взглянул на нее.

— С твоей стороны, было очень мило пригласить меня, — тихо сказала она.

— Тебе нужно было приехать сюда.

В его словах она уловила какой-то тайный смысл, и это, равно как и выражение его глаз, заставило ее затрепетать. Она крайне редко позволяла себе флиртовать с мужчинами, но сейчас не могла удержаться от этого.

— Почему ты так быстро вернулся из Рима? — спросила она.

Ответ на свой вопрос Кирстен прочла в его глазах, и у нее участилось дыхание. Она молча смотрела на его огромную руку, сжимавшую хрупкий бокал, на черные, как смоль, волосы на предплечьях, на его широкую грудь, профиль патриция, густую бороду, почти скрывавшую полные губы, крупный нос и насмешливые глаза. Она видела, как влажны его губы, как нарастает в нем напряжение. Ее вдруг так потянуло к нему, словно тени, сгустившиеся на веранде, подталкивали их друг к другу. Он поднялся, остановился у нее за спиной и положил руки на спинку ее кресла. Она молчала и, не двигаясь, смотрела на небо, полыхающее оранжевым светом, на солнце, медленно опускающееся за горизонт.

Когда оно скрылось, Дзаккео нежно прикоснулся к ней, но Кирстен показалось, будто по телу ее прошел электрический ток.

— Тебе холодно, — сказал он, заметив, как она вздрогнула. Дзаккео принес сухое полотенце, подхватил Кирстен под мышки и поставил на ноги. Купальное полотенце, прикрывавшее ее, упало, но Кирстен даже не попыталась его подхватить. Она понимала, что игра зашла слишком далеко, что это уже не безобидный флирт, но не могла устоять перед притягательной силой Дзаккео. Ей нравилось стоять нагой под его взглядом, ощущать прохладу ночного воздуха и прикосновение его пальцев. Но она сумеет остановиться, и он тоже, и тогда сразу же исчезнет это ощущение, заставляющее ее трепетать от радости.

Она наклонила голову, наблюдая, как он медленно вытирает полотенцем капли воды, все еще блестевшие на ее плечах. Она изнывала от желания, и когда, наконец, он скользнул рукой по ее грудям, у Кирстен закружилась голова, и она задрожала. Казалось, его руки лишили ее способности двигаться и даже думать.

Он обхватил одной рукой ее плечи, а другую переместил с груди на живот, нежно массируя его мягким полотенцем. Потом, взяв ее за подбородок, он поднял ее лицо и посмотрел ей в глаза долгим взглядом. Другой рукой он нежно касался ложбинки между ее ногами. Она, словно со стороны наблюдая эту сцену, понимала, что уступает желанию, но не могла остановиться.

Когда Дзаккео поцеловал ее, Кирстен вдруг зарыдала.

Он медленно привлек ее к себе и заглянул ей в глаза, а руки его скользнули вниз по ее талии и бедрам. Уступив непреодолимому желанию, Кирстен позволила ему снова усадить себя в кресло, и сердце ее учащенно забилось, когда Дзаккео, раздвинув ее ноги, начал нежно массировать внутреннюю поверхность ее бедер.

Волна желания захлестнула ее. Откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза, она слышала лишь свои тихие стоны. Внутренний голос, предостерегавший ее, умолк. Он подтянул Кирстен вперед, так что ягодицы оказались на самом краешке кресла, и широко раздвинул ей ноги. Кирстен уже поняла, что готова безоговорочно капитулировать.

Почувствовав, что его язык ласкает ее тело, она всхлипнула, задыхаясь от экстаза. Голова ее раскачивалась из стороны в сторону, она запустила пальцы в его волосы, а он, раздвинув ее ноги еще шире, впился губами в самое чувствительное место. Кирстен, судорожно глотнув воздух, опустила голову и увидела между бедрами копну его черных как смоль волос.

Это потрясло ее как удар молнии. Давняя картина всплыла в памяти с необычайной отчетливостью. Первый и последний раз в жизни такое проделывал с ней мужчина, у которого тоже были черные волосы, такие же умелые губы и те же колдовские упоительные приемы. И сейчас она видела только его. Это он заставлял ее дрожать от желания, это с ним она мучительно ждала слияния.

Кирстен отпрянула так неожиданно, что Дзаккео потерял равновесие.

— Извини, — задыхаясь, пробормотала она, когда Дзаккео поднял на нее удивленные глаза. — Извини, Дзаккео, я просто не могу это сделать.

Его лицо потемнело от гнева, и он поднялся на ноги. Кирстен, вскочив, убежала в дом.

Добравшись до своей комнаты, она закрыла дверь и остановилась, прислонившись к ней спиной и тяжело дыша. Сбежав от Дзаккео, освободившись от него и от чар этой упоительной тосканской ночи, она попыталась привести в порядок свои мысли.

Злясь на себя, она подошла к кровати и взяла халат. Ни разу за последние пять лет она не позволяла себе воскресить в памяти то, что было у нее с Лоренсом. Все это она держала под строжайшим запретом, и вдруг эти несколько минут с Дзаккео сыграли с ней злую шутку.

Она решительно направилась в ванную и включила душ. Надо с этим покончить, сердито думала она. Кроме любви к Лоренсу, ей придется победить еще и желание. Как же она не поняла, что эти чувства неразделимы. Как непростительна такая наивность в тридцать шесть лет! Но что же ей делать с этой проклятой памятью?

Ничего, она все приведет в порядок, и Кирстен уже знала, с чего надо начать. Выйдя из-под душа, она взяла полотенце, пошла в спальню и открыла гардероб. Полчаса спустя, слегка надушенная, с влажными волосами, в облегающем платье, повторяющем каждый изгиб ее тела, она взглянула на себя в зеркало. Она не надела нижнее белье, и это было заметно с первого взгляда. Кирстен внимательно оглядела себя и представила эротическую картину: мощное тело Дзаккео, слившееся с ее телом…

Лоренс пробыл в Лос-Анджелесе всего три дня и был совершенно измотан многочисленными совещаниями. Однако он знал, что энергия его неистощима и ощущал здесь особый ее прилив. Отсутствие профессионализма и пустая болтовня забавляли и бесили его, но он, как и все они, играл по принятым правилам, увлекаясь этой игрой.

Он остановился на Голливудских холмах вместе с английским режиссером-постановщиком, своим старинным знакомым. Даже отрицательное отношение Виктора к истории Мойны О'Молли не задевало Лоренса. Виктор говорил примерно то же, что и другие: «Это историческая вещь, Лоренс, а в наши дни никто не хочет связываться с историческими темами», или: «Тебе нужно подключить несколько знаменитостей, твое имя для этой картины не имеет нужного веса», или еще: «Эта история слабовато написана. Да, местами она неплоха, но в целом ее следует основательно переработать».

Конечно же, Лоренс знал это сам, но то, что сделала Руби за последнюю пару недель, вселяло в него оптимизм. По сведениям, поступавшим от Элисон из Нового Орлеана, у нее получилось нечто потрясающее. Лоренс собирался присоединиться к ним дня через два. Если сегодняшнее совещание в «Юниверсал» даст положительные результаты, он привезет им хорошие новости.

За два дня это была вторая встреча в «Блэк Тауэр», хотя за недели, предшествовавшие приезду Лоренса, они с Биллом Коэном часто разговаривали по телефону. Билла он знал давно, но Лоренс не полагался на старую дружбу. Ему придется представить Биллу такое, что заставит его снять перед ним шляпу, иначе в дальнейшем доступ к этому влиятельному человеку станет весьма затруднительным.

Однако бесконечные часы, проведенные с Руби, а также время, которое требовал творческий подход Элисон к оформлению отдельных сцен, и его собственные неустанные усилия не пропали даром. Он добился желаемых результатов. По правде говоря, Билл не снял перед ним шляпу в немом восторге, но все же выразил одобрительное удивление. Билл не из тех, кто даром теряет время. В тот же день он созвал совещание в «Юниверсал», чтобы другие члены совета услышали от самого Лоренса, во что они собираются вкладывать деньги. Конечно, не предполагалось, что они будут финансировать фильм, но если Лоренсу удастся его сделать, они могли бы профинансировать его распространение. Лоренс знал, что как только у него будет дистрибьютер, тут же появятся и деньги на производство фильма.

— Ну, судя по выражению твоего лица, — сказал Виктор, когда Лоренс вошел в его кухню, отделанную мореным дубом, — я сказал бы, что тебе удалось решить проблемы.

— Почти так, — улыбнулся Лоренс. — Но ты ведь знаешь этот город. Здесь даже пароход никогда не отплывает по расписанию. Нет ли у тебя пива в холодильнике?

— Сколько угодно. Пей на здоровье, — ответил Виктор, снова погружаясь в работу над рукописью.

Не желая отвлекать Виктора, Лоренс вышел на веранду и взглянул на плавательный бассейн, расположенный на нижней террасе. Он решил, что позвонит Пиппе через часок. Она не должна заметить по его голосу, какую радость доставляет ему пребывание в Голливуде, это вызвало бы у нее раздражение. Он очень хотел поделиться с ней удачей. Если совещание в «Юниверсал» даст положительные результаты, он, пожалуй, попросит ее прилететь сюда, потому что ему очень не хватало ее.

Последнее время перед его отъездом, которое они провели вместе, напоминало первые дни их медового месяца.

Он удовлетворенно вздохнул, удобно расположившись в кресле. Как же ему здесь нравилось! Эти поросшие густым лесом холмы, потрясающие закаты и тревожные крики койотов. Хотя сад, прилегающий к вилле, был невелик, у Лоренса возникало ощущение широких просторов.

Пиппа прекрасно знала его отношение к Лос-Анджелесу и поэтому никогда не возражала против его поездок сюда. Но, хотя он возвращался домой в отличном настроении, ее порой все же беспокоила мысль о том, что он когда-нибудь уедет и больше не вернется. Нет, этого никогда не случится. Как бы ни любил Лоренс свою страну, он так тосковал о Пиппе, что при первой же возможности садился в самолет, направляющийся в Хитроу.

— Кто-нибудь звонил? — спросил он Виктора, когда тот вышел к нему.

— Руби из Нового Орлеана. Какой-то парень из Лондона, кажется, он назвал себя Кемпбелом, и еще кто-то из «Фокс». В блокноте рядом с телефоном все записано.

— Спасибо, — сказал Лоренс и отхлебнул пиво. — Как продвигается работа над рукописью?

— Вникаю понемногу, но не отказался бы от твоей помощи.

— Моей? — с удивлением спросил Лоренс.

— У меня возникла идея насчет съемки одного эпизода, но боюсь, это будет стоить кучу денег. Не подскажешь ли мне, на какие средства можно рассчитывать, пока я еще не ушел с головой в работу? Не хотелось бы потом выглядеть полным идиотом.

— Попытаюсь, — ответил Лоренс. — Хочешь, чтобы я взглянул сейчас?

— Время терпит. А кто будет ставить твою «Мойну О'Молли» — конечно, если ты вообще будешь ее ставить?

Лоренс удивленно поднял брови.

— Уж не предлагаешь ли ты мне свои услуги?

Виктор рассмеялся.

— Нет, не я. Я связан контрактом на весь следующий год. Но мне хотелось бы порекомендовать тебе кое-кого. Его зовут Вилли Хендерсон. Не слышал о нем?

Лоренс покачал головой.

— Он англичанин. Живет в Лондоне. Отец — крупная шишка в Сити, к тому же титулованный. Ну ладно, ближе к делу. Если сведения правильны, то старик согласен финансировать фильм, если его поставит Вилли. Он, кажется, подвизался на телевидении и сделал парочку коммерческих телефильмов. Но у парня есть настоящий талант… и связи.

— Парень?

— Ему еще нет и тридцати. Он, конечно, нуждается в руководстве, но, по-моему, стоит попробовать. У меня есть кассета с его фильмом, можешь сам взглянуть. Думаю, у него есть будущее.

— Да ведь ты только что ратовал за знаменитостей?

— Так оно и есть. И обязательно заполучи их, если сможешь. Но все зависит от того, сколько будет у тебя денег. И мой тебе совет: если не получишь того, на кого надеешься, вспомни о Вилли. Он обойдется тебе значительно дешевле, чем какая-нибудь знаменитость, и сделает для тебя чертовски хорошую работу, если только ты будешь им руководить. К тому же он, вероятно, сможет указать тебе, где искать потенциальных спонсоров.

— Я взгляну на его работу, — сказал Лоренс, обернувшись на звук телефонного звонка.

— Это Коэн, — шепнул он.

Лоренс удивился. Он ожидал, что Коэн позвонит ему через несколько дней, может, даже через неделю.

Минуты через три он повесил трубку и пошел к Виктору.

— У тебя есть в холодильнике шампанское? — спросил он.

— Неужели ты хочешь сказать…

Лоренс засмеялся и кивнул.

— Конечно, они поставили некоторые условия. Потребуются еще совещания и придется предоставить гарантии, но Коэн считает, что нам можно готовиться к отплытию.

— Так ко всем чертям холодильник! — воскликнул Виктор. — Мы, дружище, сейчас закатимся куда-нибудь и отпразднуем. Чтоб мне провалиться! За три дня в Голливуде с проектом, от которого несет хуже, чем из пасти Люцифера, ты заполучил дистрибьютеров! Уж не волшебник ли ты?

Лоренс, рассмеявшись, пошел в гостиную.

— Прежде чем мы отправимся, я позвоню Пиппе. — Он взглянул на часы. Там, за океаном, еще раннее утро, но, пожалуй, можно разбудить ее.

— Привет, дорогой, — ответила она сонным голосом. — Как ты там?

— Прекрасно, — тихо ответил Лоренс. — Я разбудил тебя?

— Нет. Я лежала и думала.

— Думала? О чем?

— О тебе, обо мне, о Томе.

Лоренс улыбнулся, но почувствовал, как в сердце закралась тревога.

— С тобой все в порядке, дорогая? Кажется, у тебя неважное настроение.

Пиппа вздохнула.

— Немножко.

— Не скажешь ли мне, в чем дело?

Она долго молчала, и Лоренс вдруг вспомнил, как года четыре назад Пиппа лежала по утрам в постели, о чем-то думала, плакала и не хотела вставать. Оказалось, что она на третьем месяце беременности. Лоренса захлестнула безумная радость. Ничего он не хотел так, как второго ребенка, и если Пиппа на третьем месяце, это значит, что она зачала задолго до того утра на кухне.

— Лоренс, ты любишь Тома? — прошептала она.

— Ты ведь знаешь, что люблю, дорогая. Почему ты спрашиваешь? — испугавшись, он закричал: — Боже мой, Пиппа, с ним все в порядке? С ним ничего не случилось?

— Нет, нет. С ним все в порядке.

— Тогда почему ты спрашиваешь? — настаивал Лоренс, все еще не успокоившись.

— Сама не знаю. Думаю, мне просто захотелось услышать это от тебя. Ты его любишь больше всех на свете? Больше, чем меня?

— Дорогая, зачем сравнивать? Я вас обоих люблю больше всех на свете.

— Правда, Лоренс?

— Ты знаешь, что это так.

— А если бы я умерла, Лоренс… Если бы я заболела и умерла, что бы ты тогда делал?

Лоренс насторожился.

— Пиппа, о чем ты говоришь? Ты что-то скрываешь?

— Ничего, — сказала она обреченно. — Я просто хотела спросить, вот и все.

— Пиппа, ты была у врача? Он что-то сказал тебе?

— Нет, — ответила она. — Со мной все в порядке. Я просто хочу знать, что ты станешь делать, если меня не будет. Ты женишься снова?

Лоренсу едва удалось успокоиться. В прошлый раз она, правда, не думала о смерти, но тоже была весьма подавлена.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Не знаю, дорогая. Я никогда не думал об этом.

— Я хотела бы, чтобы ты женился. Я хочу, чтобы ты был счастлив, дорогой, понимаешь?

— Я счастлив с тобой.

— О Лоренс, я сейчас расплачусь.

— Пип, дорогая, — тихо сказал он, — а ты не думаешь, что беременна?

Она засмеялась сквозь слезы.

— Нет. У меня сейчас менструация.

— Может, из-за этого у тебя такое плохое настроение? — предположил он.

— Возможно, — неуверенно ответила она. Лоренс запаниковал. Она явно что-то скрывает от него, но если Пиппа была у врача, и у нее обнаружили что-нибудь серьезное, она не стала бы говорить об этом по телефону.

— Я возвращаюсь домой, — сказал он. — Ближайшим рейсом…

— Нет, не делай этого. Извини, что я тебя испугала. Со мной все в порядке, я просто глупо веду себя.

— И все же я возвращаюсь…

— Нет, Лоренс, прошу тебя. Со мной все в порядке. К тому же завтра я улетаю в Италию. Лучше расскажи мне о своих делах.

С трудом соображая, Лоренс рассказал ей о звонке Коэна. Хотя Пиппа явно обрадовалась за него, и голос ее зазвучал почти обычно, беспокойство не покинуло Лоренса.

— Ты в самом деле не хочешь, чтобы я вернулся? — спросил он.

— Да, я же сказала тебе, что улетаю завтра в Италию.

— А когда мы оба вернемся, как насчет уик-энда?

— С Томом или без Тома?

— Как захочешь.

Пиппа засмеялась.

— Том всегда хочет быть со своим папочкой, — сказала она.