– Ты станешь тенью. Люди будут видеть тебя, но не будут знать, кто ты. А ты будешь следить за ними, выполняя мои инструкции. Прежде всего, тебе придется составить подробное досье на эту женщину. Мне необходимо знать детали, даже те, что могут показаться тебе несущественными. Один человек уже поработал в Лондоне. В этой папке результаты его деятельности. Неплохо, но мне нужно знать больше. В конце недели эта дама отбывает из Лондона. С ней полетят еще три человека. Ты завтра вылетишь из Нью-Йорка туда же, куда и она. Будешь ждать ее на месте. Билет тебе заказан, получишь в аэропорту.

Серые глаза Рэнди Тикстон все еще были устремлены на этого человека, хотя он уже закончил говорить. Невысокий большеголовый мужичок. Лицо непроницаемое, как и физиономия стоявшего рядом телохранителя. Тео Строссен, миллионер и филантроп (во всяком случае, ему нравилось, когда его таковым считали), не раз пользовался услугами Рэнди. Правда, сейчас он впервые посылал ее за пределы Соединенных Штатов.

Рэнди держалась спокойно, хотя перспектива здорово увлекла ее. Она прекрасно умела владеть собой – качество, необходимое в ее профессии. А еще она умела оставаться незаметной. Седые волосы, серые глаза, средний рост. Ничем не примечательная женщина средних лет, одетая в ничем не примечательный брючный костюм, правда, весьма дорогой. Пожалуй, только на покрой ее костюма кто-нибудь мог бы обратить внимание.

– Куда она направляется? – спросила Рэнди, убедившись, что Строссен не изъявляет желания сообщить что-либо еще.

Зеленые, цвета лесного мха глаза Строссена сузились. Рэнди решила, что это означает смех.

– В Африку. Точнее узнаешь, когда получишь билет. – Он вынул изо рта толстую гаванскую сигару и положил в пепельницу. – За Оливером Магиром ближайшие две недели будут следить. Пока он в Нью-Йорке, так что тебе нет нужды торчать здесь. Да и вообще о Магире я узнал все, что только можно. Теперь мне нужна ее подноготная.

Рэнди кивнула и будничным тоном осведомилась:

– Оружие брать?

Полные губы Строссена скривились в снисходительной улыбке.

– Нет необходимости, – проговорил он тоном добродушного отца семейства, – но пистолет для тебя мы все-таки найдем.

– Отлично, – кивнула Рэнди. – Тогда у меня последний вопрос: имя женщины?

Строссен вновь взял сигару, и ему мгновенно поднесли огонь.

– Ее зовут, – сказал Строссен, – Эдвардс. Рианон Эдвардс. Она журналистка, – добавил он, выпустив клуб дыма, – так что не дай Бог заметит слежку. В контакт не вступай. Просто наблюдай и информируй меня. Если потребуется что-то еще, я дам тебе знать.

 

Глава 1

– Потрясающе, – пробормотала Лиззи.

Она нежно гладила дверцу джипа. Ее глаза блестели, ветер трепал короткие светлые волосы.

– Эго даже лучше, чем я себе представляла, – сказала она. – То есть я даже не ожидала, что мне так… – Она тряхнула головой, стараясь подобрать точные слова. Конечно, слова нашлись, темно-синие глаза Лиззи сверкнули, она приподняла поля охотничьей шляпы Рианон и что-то зашептала в ее огненно-рыжие волосы. Подруги расхохотались и неожиданно стукнулись лбами.

Все еще смеясь, Рианон вытянулась, упершись ногами в спинку переднего сиденья, окинула взглядом окрестности и подумала о том, что она, как и Лиззи, тоже испытывает странно возбуждающее чувство отрезанности от мира, цивилизации. Она вдыхала пряный запах пустыни и чувствовала, как ее тянет к новым любовным приключениям. Солнце садилось, и на фоне залитого медовым светом горизонта вырисовывались черные, костлявые ветви кустов. Ветер пел чарующую эротическую песнь.

– А ты не думаешь, что это из-за близости старого Андрокла? – шепотом спросила Рианон, кивая в сторону Энди Моррисона, главного специалиста и совладельца заповедника Перлатонга, чьи владения они в данную минуту обследовали.

– Кого-кого? – переспросила Лиззи и вдруг просияла, вспомнив, с какой неподдельной страстью Энди говорил о львах. Как будто мало того, что у Энди бронзовый загар, выгоревшие на солнце волосы, а его потрясающие голубые глаза смотрят вокруг с изумительной наглостью! Если подумать, как серьезно он относится к своей работе, как глубоко и искренне любит животных, как темнеют его глаза, когда он о них говорит, и как весь он напрягается в такие мгновения, то можно сказать – во всяком случае, Лиззи сказала бы, – что он является воплощением самых смелых ее фантазий. И вот с таким человеком она сегодня познакомилась.

Взгляд Лиззи встретился со взглядом Рианон, обе заулыбались. Рианон откинула назад свои роскошные волосы и удовлетворенно вздохнула.

– Переход-зебра, – хмыкнул с заднего сиденья Хью.

В ту же секунду из кустов выскочила самая настоящая зебра и пересекла дорогу.

Все расхохотались. Энди решительно нажал на тормоза, чтобы пассажиры смогли запечатлеть на пленке дикую лошадку, пока она не пропала в наступающих сумерках.

– Ну, Энди, вперед. – Хью положил видеокамеру на сиденье между собой и Джеком. – А скажите, зебры – белые с черными полосками или черные с белыми полосками?

Энди усмехнулся.

– Кончай острить, парень, – проговорил он, и джип тронулся.

– Много наснимали? – поинтересовалась Рианон, оборачиваясь к Хью и придерживая шляпу. Тот как раз принялся подкручивать объектив. – Разве можно снимать, когда так трясет?

Хью усмехнулся в густую с проседью бороду.

– Натуральнее выйдет.

Рианон глянула на Джека, подмигнула ему и тут же села прямо – Энди опять затормозил. Элмор, указывавший им путь, спрыгнул с капота. Теперь он стоял перед бампером, к чему-то прислушивался, принюхивался, всматривался в сумерки, силясь что-то разглядеть, потом нырнул в сторону. Остальные сидели молча и ждали. Через несколько минут парень появился, пробормотал что-то Энди на ухо, забрался в машину и устроился позади Джека и Хью.

– Нас тут, похоже, ждет парочка львиц, – сказал Энди. Его австралийский акцент казался (если не всем, то Лиззи уж точно) не менее чарующим, чем ярко-синие (кобальтовые!) глаза. – Помните, что я вам говорил? Не вставать, не шуметь, не делать резких движений, и упаси вас Бог хотя бы подумать выйти из машины. Вам, наверное, они покажутся милыми добрыми кошечками, только побольше размером, но не забудьте, что вы им наверняка покажетесь бифштексом.

Мелани, юная хищница (так про себя окрестила ее Лиззи), которая сидела рядом с Энди, расхохоталась, пожалуй, слишком громко: ведь нельзя сказать, чтобы тот сейчас блеснул остроумием. Но ее смех заставил хихикнуть и Рианон. Лиззи бросила на Мелани быстрый взгляд. “Забавный предстоит вечерок”, – кисло сказала себе Рианон.

– Вы даете зверям имена? – спросила Мелани, когда джип вновь тронулся.

– Официально – нет, – ответил Энди. – Постараемся проехать тихо. Если это те красавицы, о которых я думаю, вас, господа, ждут острые ощущения.

Джип очень медленно двигался вперед.

– А вы не станете стрелять, Энди? – Мелани подалась вперед, туда, где возле лобового стекла лежал “бруно-375”. Пальцы ее принялись откровенно ласкать ствол пистолета.

Взгляд Энди задержался на мгновение на двух маленьких конусах, обрисовавшихся под нейлоновой блузкой. За их спинами Лиззи скорчила страшную рожу и повернулась к Рианон.

– Убью ее на хрен, – прошипела Лиззи. Увидев, что Рианон это забавляет, она добавила: – Нет, я серьезно. Мне ее титьки-малявки обрыдли. И сальная железа у нее того…

– Т-с-с, услышит, – прошептала Рианон, указывая смеющимися глазами на Мелани.

– Чихать я хотела на то, что она там услышит, – пробурчала Лиззи, впрочем, несколько тише.

Теперь она внимательно смотрела в окно. Джип съехал с дороги и пробирался сквозь кусты, заливая их оранжевым светом фар.

Они проехали метров пятьдесят, потом Энди остановил машину и стал напряженно всматриваться в почти непроходимые дебри колючих акаций и каких-то раскидистых деревьев.

– Вот она, – наконец шепотом произнес он, указывая вперед. Пять пар жадных глаз уставились туда, куда смотрел он, в попытке разглядеть что-нибудь сквозь плотную стену кустарника.

– Боже мой, – беззвучно выдохнула Рианон и привстала. В десяти или двенадцати футах впереди она разглядела лежавшего в траве громадного зверя песочного цвета.

– Ты видишь? – возбужденно зашептала Лиззи. – Где? Где она?

Рианон указала пальцем.

– Там, – проговорил Хью и повернул ладонями голову Лиззи, – Вон, видишь?

– Дева Мария, пресвятая заступница, – пробормотала Лиззи. – Невероятно! Это же лев!

– Львица, – поправила Мелани, не сводя глаз со зверя, и вцепилась затрясшимися пальчиками в руку Энди.

– Вы, кажется, говорили, что их две, – произнесла Рианон, подавляя смешок, потому что в этот момент Лиззи изобразила, что хочет отрубить Мелани голову ребром ладони.

– Думаю, их там больше, – отозвался Энди и слегка подал джип назад. – Попробуем подъехать с другой стороны: оттуда лучше видно.

Рианон кинула взгляд назад и увидела, что Хью уже включил камеру и жестом попросил Джека укрепить на жакете Лиззи микрофон, чтобы записывать на пленку ее комментарии.

Через несколько минут они выехали на поляну, и перед ними предстало редкостное зрелище: дюжина, а то и больше львят разных размеров и возраста, резвились и кувыркались на траве под бдительным надзором пяти великолепных львиц несколько сонного вида. Люди едва могли поверить, что видят эту картину наяву, что звери в самом деле близко, настолько близко, что в машине слышно их тяжелое дыхание, и даже чувствуется их кислый запах.

Рианон и Лиззи тихо рассмеялись, когда одна из львиц отшвырнула надоедливого отпрыска гигантской лапой. Тот полетел, кувыркаясь, и шлепнулся в кучу своих юных родичей. Впрочем, он тут же поднялся, встряхнулся и пошел в новую атаку на мать.

– Вот она, стая Перлатонги, – сказал Энди хриплым от волнения голосом.

– А где же львы? – спросила Лиззи.

– Их всего три, – ответил Энди. – Наверное, где-то недалеко. Сдается мне, они проспали ужин. Глядите. – Он указал налево. Там на земле в густых сумерках еще можно было различить окровавленный скелет. – Рога видите? Этого быка наши девочки наверняка впятером завалили. И там еще какие-то кости. Сегодня они устроили себе банкет.

– А правда, – не унималась Лиззи, – что на охоту ходят львицы, а не львы?

– Правда, если говорить о стаях, – объяснил Энди. – Львы-одиночки охотятся сами. Взгляните на небо.

Все подняли глаза к пламеневшему в последних лучах заката небу.

– Коршуны, – ахнула Рианон.

Мелани вздрогнула и теснее прижалась к Энди, положив руку ему на колено. Энди этого не заметил – или сделал вид, что не заметил. Он повернулся к Хью, который уже наводил объектив своей камеры на зловеще круживших невысоко над землей хищных птиц.

– Господи, как в кино, – проговорила Лиззи, наблюдая за тем, как поднялась сначала одна львица, а потом еще две.

Энди повернулся к ней, снисходительно улыбаясь.

– Думаю, они дают нам понять, что представление окончено, – сказал он. – Девушки устали и желают укрыться от посторонних глаз.

Львицы скрылись за темными кустами. Львята затрусили за мамашами, толкаясь и спотыкаясь. Глядя на этих игривых котят, трудно было себе представить, что в один прекрасный день они станут свирепыми хищниками, наводящими ужас на все живое.

Когда последний львенок пропал из виду, Энди завел мотор, но Элмор окликнул его и указал вперед. Вглядевшись, Энди рассмеялся. Из кустов выкатился, неуверенно озираясь, львенок.

– Шел бы ты отсюда, малыш, – сказал Энди. – Иди-иди, а то потеряешься.

Львенок недоуменно разглядывал машину.

– Ой, какое солнышко! – воскликнула Лиззи и засмеялась. – Сколько ему?

– Недель двенадцать, – ответил Энди.

– Смотрите, идет к нам!

Мелани отпустила колено Энди и протянула обе руки к львенку. Энди быстрым жестом велел ей сидеть тихо и оглянулся, желая удостовериться, что никто не последовал ее примеру.

– Этот малыш ничего мне не сделает, – обиженно запротестовала Мелани.

– Возможно, – сказал Энди. – А вот за его матушку я не поручусь.

– Ее же здесь нет!

– Сидите смирно. Не шевелитесь.

Им не пришлось долго ждать. Львица, вернувшаяся за своим сынишкой, показалась на поляне как раз в ту секунду, когда львенок уже приготовился прыгнуть на капот джипа. Она приближалась царственной поступью, и Рианон почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Энди, судя по всему, ничего подобного не испытывал, хотя заметно напрягся.

– Здравствуй, девочка, – пробормотал он себе под нос. – Как у тебя дела?

Рианон, как и все остальные, была зачарована той грозной силой, которой дышало грациозное тело хищницы. Злые глаза львицы глядели в глаза Энди.

Когда зверь приблизился к машине, все пассажиры затаили дыхание. Львица по-прежнему смотрела на Энди. Она была так близко, что Энди ощущал ее острый запах. Пасть приоткрылась, и в свете фар сверкнули желтые смертоносные клыки.

Казалось, она стояла так целую вечность, стояла и смотрела на Энди, похлопывая себя хвостом по спине. Могучая грудь расширялась при вдохах.

– Она на нас бросится? – простонала Мелани.

Рианон и Лиззи вздрогнули, Джек вполголоса выругался. Хью продолжал снимать, молясь про себя о том, чтобы ему не довелось запечатлеть на пленку то, чего ему совсем не хотелось бы видеть.

– Нет, конечно, не бросится, – мягко сказал Энди. – Так ведь, подруга?

Рианон ждала, что сейчас он высунет из окна руку и погладит зверя, но Энди не двигался. Он даже не потянулся за винтовкой.

Из глотки львицы вырвался тихий, глубокий рык, золотые глаза сузились, и она стала медленно приседать.

Рианон почувствовала, как пальцы Лиззи впились в ее ногу. Мелани охнула и втянула голову в плечи. Энди не шелохнулся. Казалось, все вокруг застыло в ожидании прыжка. Только львенок беззаботно играл возле матери.

И вдруг влажный теплый воздух наполнился жутким, оглушительным ревом, казалось, исходившим из самых глубин земли и отдавшимся эхом внутри машины.

Выпученные глаза Лиззи обратились к Рианон.

– Неужели это правда? – прошелестела Лиззи, когда громоподобный рев стал стихать, и в воздухе захлопали крылья потревоженных птиц.

– Нравится? – улыбнувшись, прошептала Рианон и кивком указала на львицу. – Лично мне – да.

Лиззи повернула голову. Львица вновь выпрямилась. Ее топазовые глаза, мигая, все еще смотрели на Энди, а в пасти был зажат львенок.

– Не двигаться, – предупредил Энди.

Лиззи подумала, что ему хочется прикоснуться к ее руке.

Львица стояла неподвижно, явно не обращая внимания на извивавшегося у нее в зубах детеныша. Вдруг она подняла лапу, положила ее на дверцу машины, и огромные когти оказались всего в нескольких дюймах от груди Энди. У людей кровь застыла в жилах от ужаса. Джип осел под тяжестью зверя.

Львица моргнула, убрала лапу, повернулась и зашагала прочь, унося в зубах львенка.

– Только не говорите, – прошептала Рианон, когда все немного пришли в себя, – что когда-то вы вытащили колючку из ее лапы.

Энди улыбнулся.

– Чего не было, того не было, – согласился он. – Хотя я ее знаю. Кстати, я вам о ней уже рассказывал. Однажды она попала в капкан браконьера и чуть не погибла. Она тогда была беременна, так что в каком-то смысле мы спасли не только ее, но и потомство.

Глаза Лиззи вновь расширились от удивления.

– Так вы хотите сказать, что она показала спасенного вами львенка?

Энди пожал плечами и опять завел мотор.

– Не исключено, – сказал он. – Хотя трудно утверждать наверняка.

Рианон и Лиззи переглянулись.

– И не надо мне говорить, что у нее нет имени, – вступила в разговор Рианон, раскрывая блокнот. – Все равно не поверю.

Энди усмехнулся:

– Должен вас разочаровать. – Он повернул голову и дал задний ход.

– Вы долго нянчились со взрослой львицей, вылечили и никак ее не назвали? – Рианон хмыкнула. – Простите, не надо делать из меня дурочку. Вы с ней как с ребенком возились, сейчас даже не испугались…

– Ну, положим, испугался, – возразил Энди. – Она способна разорвать меня как от голода, так и от любви. А зовут ее Шейла. “Держись, Шейла, старушка! ” – так мы говорили, когда вынимали ее из капкана. Понятно, она почти все время была под наркозом, но мы с ней все равно разговаривали.

Рианон засмеялась, откинулась на спинку сиденья и повернулась к Лиззи.

– Хорош, правда? – сказала Лиззи одними губами.

– М-м-м… – Рианон зевнула, потянулась и подняла глаза. От увиденного у нее перехватило дыхание. – Боже мой, ты только посмотри! – негромко воскликнула она, не сводя глаз с Млечного Пути. Звезд было так много, что они едва не покрывали собой небо и все мерцали и переливались, как драгоценные камни, подернутые легкой дымкой. – Хью, можно это снять? Получится?

– Попробуем, – отозвался Хью и вскинул камеру на плечо. – Энди, давай постоим еще чуть-чуть.

– Господи, до чего романтично, – вздохнула Лиззи, положила голову на плечо Рианон, и обе отдались созерцанию небес. – Клянусь, ты сейчас думаешь об Оливере.

Рианон кивнула.

– Да, – произнесла она, чувствуя, как Лиззи понимает ее. Конечно, Лиззи очень понравился Энди, и все же не может быть сомнений, о ком она вспоминает в эту минуту.

Через пару минут затрещал радиотелефон. Энди взял трубку, а Элмор вновь занял свое место на капоте.

– Что теперь? – спросила Рианон у Энди, когда джип тронулся.

– Теперь? – повторил тот. – Едем обратно в лагерь. Может, по дороге встретим парочку леопардов, а если повезет, то и гепарда. Слышали, Гэри только что сказал по телефону, что на пути к Оппиедаму заметили двух носорогов, мать и детеныша. Можем поехать той дорогой. Вдруг что-нибудь увидим. Как?

– По-моему, отлично, – отозвалась Рианон, подавляя зевок. Луч фонаря Элмора шарил по лесу.

Идея этой поездки родилась у создателей программы “Хочу все знать” несколько недель назад, и все это время члены съемочной группы предвкушали путешествие в заповедник Перлатонга. Участие в экспедиции – считалось привилегией, поскольку такие приятные и занимательные командировки выпадали не часто. Как правило, журналисты “Хочу все знать” занимались значительно более сложными, подчас просто сенсационными проблемами. Поскольку программа передавалась как по наземным, так и по спутниковым системам связи, считалось, что передачи должны быть посвящены темам не национального, а мирового масштаба. Судя по всему, руководство избрало верную стратегию, поскольку рейтинг программы неуклонно рос, как и объем получаемой почты. Разнообразная тематика передач, очевидно, пришлась по вкусу телезрителям многих стран. Темы были, к примеру, такими: взгляд специалистов на опыты с наркосодержащими препаратами; жизнерадостная студентка из Сингапура, вознамерившаяся попасть в Книгу рекордов Гиннесса и для этого в течение получаса совершившая половой акт с тремя сотнями мужчин; операции на теневом финансовом рынке, приведшие к экономическому кризису одной из стран…

За четырнадцать месяцев работы программа “Хочу все знать” удвоила численность персонала, и теперь в телевизионных кругах поговаривали о том, что действующий семимесячный контракт может быть продлен до десяти месяцев. Рианон Эдвардс, как директор компании и исполнительный продюсер программы, возглавляла непрерывно растущий штат, но сама она была подотчетна, по крайней мере теоретически, двум лицам, хотя если бы они вдруг стали звонить Рианон не раз в два месяца, а чаще, она скорее всего почувствовала бы, что ее достали.

Салли и Морган Симпсон, работавшие в свое время продюсерами на Би-би-си, два года назад получили в наследство от какой-то тетушки неплохие деньги и вложили их в создание программы “Хочу все знать”. Первоначально их план состоял в том, что Рианон, которая работала с ними на Би-би-си, станет продюсером, а Салли, которой телевидение после двадцати лет на Би-би-си поднадоело, будет ее замещать в случае необходимости. Однако вскоре Симпсоны поняли, что кратчайший, если не единственный путь к успеху – полностью передать бразды правления Рианон. Дело в том, что Рианон обладала свежестью восприятия, которую Симпсоны давно утратили, и ее энтузиазм по отношению к новому делу в сочетании с нестандартными идеями сделал невозможным пребывание в команде ортодоксов. Поэтому Симпсоны без лишнего шума назначили Рианон исполнительным продюсером и директором компании, выделили ей такую же долю акций, какой владел каждый из них, а себе отвели роль консультантов и, раньше, чем предполагалось, удалились от дел и поселились в Вест-Индии.

Рианон давно мечтала о том, что когда-нибудь, возможно еще очень нескоро, возглавит собственную компанию, когда вдруг ее мечту поднесли ей на блюдечке. Мисс Эдвардс еще не было тридцати лет, а она уже руководила одной из самых популярных телепрограмм года, под ее началом работала умелая и дружная команда журналистов, операторов и технического персонала, которым завидовали коллеги из других компаний; поток резюме, видеокассет и просто писем с просьбами о работе в “Хочу все знать” не иссякал. Рианон на опыте убедилась, что при наличии хорошей команды, то есть команды, состоящей из ярких личностей, очень полезно поручать подготовку конкретной передачи разработчику, оператору, ассистенту режиссера, ведущему, чтобы каждый получал возможность реализовать собственные проекты, полнее использовать свои знания и профессионализм. Но в этой командировке функции продюсера исполняла сама Рианон, а Лиззи, как всегда, была ведущей программы.

Определить обязанности Мелани было бы не так просто. Пару месяцев назад она, подобно Паддингтону*, объявилась в Лондоне с письмом, в котором Симпсоны – родители Мелани – просили Рианон подобрать их своенравной старшей дочке какую-нибудь работу и по возможности проследить за тем, чтобы она набила себе не слишком много шишек. Нельзя сказать, чтобы Рианон была на седьмом небе от счастья, но выбора у нее не было, поэтому она встретила девушку в аэропорту, поселила ее в лондонской квартире Симпсонов и зачислила в штат. За это время Мелани приложила на удивление мало усилий, чтобы снискать расположение окружающих, и прежде всего самой Рианон. Ее интерес к программе был близок к нулю, и, несмотря на немалый оклад, она постоянно клянчила деньги в долг у всех сотрудников.

* Паддингтон – персонаж популярной английской детской книги. – Здесь и далее примеч. пер.

Джип въехал на поляну на окраине лагеря в начале десятого. Там стояло еще с полдюжины машин, возивших по заповеднику других посетителей. Все обитатели лагеря уже вернулись, и поджидавшие их у вечернего костра стаканы с напитками уже опустели.

– Ого, как пахнет, – заметил Энди, с удовольствием вдыхая аромат свежеподжаренного мяса антилопы.

Элмор (его кожа почти сливалась с вечерней темнотой) соскочил с капота, открыл переднюю дверцу и помог Мелани выйти. Две изящные блондинки-ассистентки забрали у Энди винтовку и помогли Хью и Джеку извлечь из машины аппаратуру. Рианон как раз собирала вещи, когда обратила внимание на ослепительную белозубую улыбку, с которой Элмор смотрел на Мелани. А та приняла настолько откровенно соблазняющую позу, что Рианон приоткрыла рот от удивления. Когда, скажите на милость, мисс Симпсон успела переключиться с Энди на Элмора?

Она посмотрела на Лиззи. Та уложила камеру в сумку и обратилась к Энди:

– Интересно, что у нее на уме?

Энди вынул ключ из замка зажигания, положил руку на спинку сиденья и улыбнулся. Несмотря на слабый свет в салоне, Рианон заметила, как весело вспыхнули его роскошные голубые глаза.

– Наверное, душ, а потом – оргазм, – протянул Энди. Рианон поперхнулась. Лиззи вытаращила глаза.

– Не завидую ему, – сообщил Хью, взял камеру под мышку, подмигнул Энди и выскочил из машины.

Лиззи усмехнулась:

– О-о, какое разочарование его ждет!

Энди откровенно рассмеялся:

– Что ж, завтра узнаем, на сколько его хватило.

Когда он вышел из машины, Лиззи сказала:

– Предупреждаю, возможно, тебе придется отправлять меня отсюда на носилках.

Рианон, улыбаясь, перекинула через плечо сумку и вышла из джипа, опершись на руку поджидавшего ее охранника. Джек и Хью в сопровождении блондинок уже входили в контору заповедника, а Мелани удалялась в ночь в обществе Элмора. Рианон обернулась, увидела, что Энди помогает Лиззи выбраться из машины, и невольно снова улыбнулась. Полдня не прошло с тех пор, как их группа прилетела сюда из Йоханнесбурга, а общение с дикой природой уже пробудило в Лиззи романтические настроения. Правда, Рианон прекрасно знала, насколько мимолетны настроения Лиззи. Экзотика, новизна впечатлений – вот причины того, что она столь безрассудно отдается во власть влечений. Рианон меньше всего хотелось возвращать подругу на грешную землю, служить для нее этаким гласом разума. Она ни разу не видела Лиззи в таком счастливом возбуждении после того случая, который поломал ее жизнь.

– Рианон, Бен проводит вас в ваши апартаменты, – сообщил Энди, когда вся компания наконец оказалась в помещении.

– Я согласна, – ответила Рианон и добавила, обращаясь к красивому негру-охраннику: – Тем более если Бен – это вы.

Тот расплылся в улыбке:

– Да, мэм.

К своему удивлению, Рианон почувствовала, что краснеет. Хью шутливо толкнул ее локтем в бок, и в ответ она стукнула его ногой по икре.

– Я провожу Лиззи, – продолжал Энди, обращаясь к блондинкам, – а вы позаботьтесь о мужчинах. А теперь прошу внимания. У вас полчаса на то, чтобы привести себя в порядок, а затем охранники придут за вами и отведут вас к столу. Прошу вас не покидать коттеджи без сопровождения охраны. Территория лагеря больше, чем кажется, и нам бы не хотелось, чтобы кто-нибудь заблудился. И самое главное: после ужина охрана проводит вас в коттеджи, и если вы рискнете после этого выйти на улицу, то поставите на карту свою жизнь. Я не шучу. Звери часто рыскают по лагерю по ночам, и вы вполне можете прийтись по вкусу какому-нибудь panthera pardus.

– Кому-кому? – не поняла Лиззи.

– Леопарду, – пояснил Энди. – Или льву. Или гепарду. Я обязан вас предупредить, что их здесь немало. До сих пор в Перлатонге несчастных случаев не было, и я не хочу, чтобы первый произошел с кем-нибудь из вас. Ясно?

Лиззи задержалась на мгновение, пока прочие члены съемочной группы в сопровождении охранников неторопливо выходили из конторы. Энди проводил взглядом Рианон, которая прошла по аллее бок о бок с Беном и растворилась в темноте. Лиззи ожидала, что Энди скажет что-нибудь насчет потрясающей фигуры Рианон, но Хью неожиданно насмешил их обоих: из темноты донесся его голос, советовавший Рианон не обращаться с молодым человеком слишком жестоко.

Энди, взяв у Лиззи сумку, повел ее по извилистой дорожке к коттеджу.

– Во время ужина вы познакомитесь с моим братом Дугласом, – сказал он, отводя в сторону загораживающую дорогу ветку. – Он приехал из Йобурга часа два назад.

– Это ваш старший или младший брат? – поинтересовалась Лиззи, отмахнулась от назойливого мотылька и провела ладонью по пышным кудрям, чтобы убедиться, что прическа не испортилась.

– Старший. И еще два брата живут в Оз. Работают на отцовской ферме. Вчетвером там делать нечего, так что мы с Дугом решили переехать сюда. Мы оба без ума от зверей, а наш отец когда-то во время сафари в этих краях познакомился с Кларитой – это его вторая жена, – так что у него слабость к этим местам. Поэтому мы с Дугом без труда выколотили из него кое-какие бабки на это дело.

– Хорошо, что у вас такой состоятельный отец, – сказала Лиззи.

Они уже дошли до коттеджа с соломенной крышей и стояли теперь у маленькой освещенной веранды.

Энди кивнул, но было ясно, что мысли его бесконечно далеки от отца. Он посмотрел в глаза Лиззи, потом на ее губы, и на его собственных губах заиграла легкая улыбка.

– Да, можно и так сказать, – рассеянно проговорил Энди и оперся рукой о деревянный столб, по-прежнему без стеснения разглядывая ее рот и явно думая о том, как приятно целовать эти чувственные губки.

– Я хотела сказать, что его деньги принесли вам и вашему брату удачу, – продолжала Лиззи.

Она отлично видела, какое действие оказывает на Энди, и чувствовала, что между ног у нее разгорается пожар.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Энди. – Во всяком случае, мне повезло. Что касается Дуга, у него есть дама.

Лиззи задумчиво кивнула:

– Ладно. – Она улыбнулась. – Думаю, мне стоит пойти в дом и подготовиться к оргазму.

– Вы ожидаете только одного?

Его бровь поползла вверх. Лиззи прижала палец к его губам и убежала в коттедж. Тихо посмеиваясь, Энди направился обратно. Итак, у него есть дела на вечер. Не зря все-таки одна журналистка из Кейптауна назвала смотрителей заповедника богами секса. Хотя, конечно, этим богам не часто достаются достойные подруги – такие, как Лиззи Фортнам. Безусловно, их партнерши всегда готовы к услугам, зато им редко меньше пятидесяти и их губы никогда так настойчиво не призывают к нежному усердию, как губы Лиззи. Проходя мимо коттеджа Рианон, Энди увидел в окне ее силуэт. Пользуясь темнотой, он остановился, чтобы немного понаблюдать за ней. Красавицей ее не назовешь, во всяком случае по его представлениям, слишком много веснушек, да и черты лица… Чересчур большой нос, чересчур маленькие глаза, рот слишком влажный… Но ее тело! Тело! О, сколько всего может дать такое тело! А еще у нее огненно-рыжие волосы, и это означает, что между ее изумительными длинными ногами тоже кое-что пламенеет. Но Рианон Эдвардс, несмотря на всю свою сексапильность, несомненно, недоступна. Об этом следовало бы предупредить Дуга; у них с братом существовало правило: не переходить друг другу дорогу, особенно в амурных делах. К тому же в Рианон Эдвардс до безумия влюблен Оливер Магир, алмазный делец мирового масштаба, тот, которым интересуется Строссен.

 

Глава 2

Когда охранник Бен пришел за Рианон, чтобы проводить ее на ужин, она уже приняла душ, переоделась в черное платье без воротника и рукавов, а на ноги надела черные лакированные туфли на каблуках. Наряд дополняли браслет и ожерелье, подарок Оливера. Он вручил ей украшения в тот день, когда исполнился месяц их отношениям. Вслед за Беном Рианон подошла к накрытым вокруг костра столам, учтиво кивая другим гостям и с горечью думая о том, как хорошо было бы, если бы Оливер сейчас был с ней. Это место настолько пропитано романтикой, что просто нечестно находиться здесь без него. Впрочем, через восемь дней они опять будут вместе. Эта мысль успокоила Рианон, она села за отведенный для их группы столик и вдохнула аромат шашлыка, отчего рот немедленно наполнился слюной.

Она решила воспользоваться тем, что пока оказалась за столиком одна, взяла с подноса кусок пирога с заварным кремом, достала блокнот, придвинула поближе свечку и стала записывать вопросы, которые ей хотелось задать Энди, прежде чем он поступит в исключительное распоряжение Лиззи. Рианон планировала, что в заповеднике они пробудут не больше двух дней, так что придется приложить усилия, чтобы заставить группу собраться и отснять достаточно материала. Она насмешливо приподняла бровь, подумав о том, что может наговорить Лиззи в репортаже. От традиционных сухих комментариев к документальным фильмам программа “Хочу все знать” отказалась с первого дня существования. А это значит, что коль скоро Лиззи порвет в лесу платье или отдастся первому встречному, то об этом она и будет рассказывать в эфире.

Она подняла глаза от блокнота, когда Мелани стала отодвигать стул, и ответила на недружелюбный взгляд девушки ослепительной улыбкой:

– Привет.

Краем глаза она заметила, что вокруг Мелани все еще увивается сияющий Элмор, и подумала: что сказали бы компаньоны, доведись им узнать, что их драгоценная дочка поймала в свои сети сына зулусского вождя? Конечно, поймала, об этом красноречиво говорит улыбка Элмора. А вот лицо Мелани показалось ей похожим на торчащую в стене электрическую розетку.

– Привет, – отозвалась Мелани, бухнулась на стул и зажала ладони меж колен. Ее наряд представлял собой причудливую смесь откровенной небрежности и стиля пятидесятых: рубаха с широким воротом и короткими рукавами (под ней груди Мелани напоминали два конуса мороженого), юбка с оборками, грубые ботинки на толстой подошве и пара металлических браслетов.

– А, вы уже тут! – воскликнула подошедшая Лиззи и чмокнула Рианон в щеку. – Ум-м, прекрасно пахнешь!

– А ты прекрасно выглядишь, – парировала Рианон.

– Благодарю. – Лиззи села за стол. Она улыбалась, влажные губы блестели, голубые глаза смеялись. – Звонила в офис?

– О Боже, забыла! – ахнула Рианон и прижала пальцы к губам. Потом брови ее сдвинулись, и она спросила: – А что, я должна была позвонить?

Лиззи рассмеялась и придвинула стул ближе.

– Нет, разве что очень захотела бы. Остальные, кажется, сегодня летят в Париж?

– Да, программа о гестапо во Франции, – ответила Рианон. – Ну да, сегодня.

– Так значит, в офисе остался только Джолин, а он давно домой ушел. Так что можешь расслабиться.

– Большое спасибо, – подчеркнуто вежливо поблагодарила Рианон. – А ребята где? А, вот они. Хью, ты гитару принес? Было бы неплохо, чтобы ты спел после ужина.

– Спою, если мне пообещают побольше оргазмов ночью, – ответил Хью. – Вот, скажем, вы, девочки.

К ним подошел Энди.

– Сейчас приму ваши заказы, только сначала позвольте вам представить моего брата и компаньона. Это Дуг. В Перлатонге мы как две половины одного целого.

Рианон и Лиззи одновременно подняли глаза и одновременно рассмеялись.

– А ты не говорил, что вы близнецы, – бросила Лиззи Энди, пожимая руку Дугу, такому же высокому и красивому, как и его брат. – Рада познакомиться. Лиззи. А это Рианон, наш продюсер. Хью, оператор. Джек, звукооператор. А это Мелани, она у нас…

– Стажер, – подсказала Рианон, протянула Дугу руку и ласково посмотрела ему в глаза. Он взглянул на нее, и она вдруг почувствовала, что ее лицо заливает краска, но тут, к счастью, началась церемония знакомства Дуга с Хью и Джеком, которые, судя по некоторым признакам, уже отведали пива у себя в коттеджах.

Энди занял место во главе стола, между Лиззи и Хью. Дуг помахал рукой, подзывая официантку, потом уселся на другом конце стола, между Джеком и Мелани. Рианон сидела посередине, место напротив пустовало. Стало шумно – кто-то увеличил громкость CD-плейера, а несколько парочек встали из-за соседних столиков и запели.

– Я хотела спросить… – начала Рианон, заставляя себя отвести взгляд от Хью, который откинулся на спинку стула и что-то нашептывал блондинке, полчаса назад провожавшей его в коттедж.

Рианон была знакома с Хью семь лет, и за это время тот ни разу не изменил жене. Однако, судя по выражению лица блондинки и блеску глаз Хью, Рианон видела, что завтра вряд ли сможет повторить это утверждение. О колдовская сила африканской ночи!

– Вы хотели спросить, – напомнил ей Энди.

– Ах да. Насчет охотничьего домика. – Она с трудом собралась с мыслями. – Если клиентов нет, может, мы могли бы там поснимать?

Энди посмотрел на Дуга, и братья рассмеялись.

– Ладно, – сказал Энди, – только недолго. Завтра уже прибудет клиент, и я не думаю, что он примет телевизионщиков с распростертыми объятиями. Наши клиенты, знаете ли, не любят привлекать внимание публики.

– Правда? – заинтересовалась Лиззи. – А что за человек? Неужели знаменитость?

– Я же сказал – они не любят внимания публики, – повторил Энди и подмигнул ей. – Но поснимать после утренней экскурсии вы сможете. Тот парень приедет не раньше полудня.

– А во сколько мы выезжаем утром? – спросил Джек.

– Поднимут вас в пять. В пять тридцать – на старт. Завтракаем по возвращении, то есть часов в девять-десять.

– А вы, Дуг, поедете завтра с нами? – спросила Рианон.

– Утром – нет. Может быть, после обеда.

Дуг смотрел не на нее, а на Элмора, который приближался к ним с подносом в руках. На подносе стояли коктейли.

– Это что, оргазм? – воскликнула Лиззи, увидев перед собой всего лишь стакан с коктейлем, а не зонтик и не детскую хлопушку.

– Не стоит судить по внешнему виду, – откликнулся Энди.

– Из чего он? – спросила Рианон, взяв стакан с подноса.

– Секрет фирмы. Основной компонент – текила.

Рианон почувствовала на себе взгляд Дуга, повернула голову и улыбнулась. Дуг улыбнулся в ответ и поднял стакан.

– Добро пожаловать в Перлатонгу, – произнес он, обращаясь ко всем гостям. – Надеюсь, она не обманет ваших ожиданий.

Какое-то мгновение Рианон изучала лицо Дуга и решила наконец, что он даже привлекательнее брата, по крайней мере на ее вкус, так как у него более скромный взгляд.

– Я слышал, вы сегодня познакомились с Шейлой и ее потомством, – сказал Дуглас, вновь поворачиваясь к Рианон.

Рианон улыбнулась:

– Да, это точно. Встреча не из тех, что легко забыть. Я чуть не поверила, что она ручная.

Дуг кивнул и спросил у Энди:

– Где она была?

– Возле излучины, вместе с остальными, – ответил Энди, неожиданно широко улыбнулся и добавил: – Знаете, Шейла – это вторая великая любовь моего брата. Это он ее нашел, когда она попала в капкан. Он поднял тревогу, а пока мы освобождали ее, сидел рядом и гладил ее. А самое забавное – когда родились львята, она только Дугу позволила их забрать. Я про такое никогда не слышал. Говорите что хотите, но любовь творит чудеса.

Лиззи во все глаза глядела на Дуга. На нее рассказ Энди явно произвел впечатление.

– А кто его первая великая любовь? – спросила она.

Энди посмотрел на брата; в его глазах плясали озорные огоньки. Дуг рассмеялся, покачал головой и отклонился в сторону, чтобы дать официантке возможность поставить на стол блюдо с жареным мясом антилопы.

– Его первая великая любовь, – торжественно заговорил Энди, – проживает в Йобурге. С ней тоже связана веселая история, правда, старик?

Дуг приподнял бровь и послал брату многозначительный взгляд.

– Кому антилопы? – спросил он.

– Мне, я умираю с голоду, – подала голос Мелани, протягивая тарелку. При виде еды она воодушевилась. – Ой, какая прелесть, картошка в мундире! – На столе появилась большая кастрюля с картошкой. – А можно мне пива? Эти оргазмы мне не нравятся. Джек, ты же любишь пиво? Давай выпьем пива.

Энди взглянул на Рианон, смиренно, словно извиняясь, подозвал официантку и сказал:

– Принесите, пожалуйста, два пива и две бутылки “Недер-берга”. Одну красного и одну белого. А вам, леди, еще оргазма? – спросил он Лиззи.

– Думаю, попозже, – отозвалась та, откинулась на стуле и закинула ногу на ногу. Разрез юбки открылся. Взгляд Энди скользнул по гладким бедрам.

Дуг взял тарелку Рианон, чтобы положить ей мяса, и попросил:

– Можете рассказать о вашей программе? О чем она? Энди мне говорил, вы хотите что-то снять про Южную Африку?

Рианон кивнула.

– Спасибо, достаточно, – сказала она и забрала у Дуга тарелку с мясом. – Ну да, наш сюжет посвящен Новой Южной Африке, как теперь принято говорить. Отсюда мы поедем в Дурбан и Кейптаун.

– Вы бывали в Кейптауне? – поинтересовался Энди.

– Я был, – вмешался Хью. – А остальные в первый раз.

– Тогда их ждут яркие впечатления, – заметил Энди. – Кейптаун – настоящая жемчужина. До Перлатонги ему далеко, но все же…

– Это там Столовая гора? – перебила его Мелани. Она энергично жевала и тем не менее уже подкладывала себе на тарелку третью картофелину.

Энди взглянул на нее, силясь понять: она действительно не знает или издевается?

– Ну да, Столовая гора там. Где вы там остановитесь?

– В отеле “Бей”, – ответила Рианон. – Знаете такой?

– Конечно, мы в Кейптауне сами там останавливаемся, – сказал Энди. – Дороговато, зато трудно найти что-нибудь лучше. Долго вы пробудете в Кейптауне?

– Пять дней.

Энди кивнул:

– У нас там есть знакомые, мы могли бы вас с ними свести. А в Йобург вы собираетесь?

Рианон хотела было ответить, но вдруг заметила, как Дуг кивнул Энди, намекая, чтобы тот обернулся. Взглянув туда, куда указывал Дуг, Рианон увидела довольно элегантную немолодую даму. Та ужинала в одиночестве за соседним столиком.

Когда охранник увел эту женщину в коттедж, Рианон спросила:

– Кто это такая?

– Некая Рэнди Тикстон, – ответил Энди. – Прилетела вчера из Нью-Йорка, билет заказала в последний момент. Здесь ни разу ни с кем не заговорила, даже во время экскурсии, так мне передавали.

– Неужели? Хотя, что такого? Может быть, она просто застенчива.

Энди пожал плечами.

– Все может быть. Понятно только, что она предпочитает быть одна. Вон та компания пригласила ее поужинать вместе, но она отказалась.

Уголки рта Рианон опустились.

– Наверное, не любит привлекать внимания, – заметила она.

– Или сама чем-то интересуется, – вставил Дуг. – Сегодня она расспрашивала одну из наших девушек о вас.

– Обо мне лично или о программе? – с удивлением переспросила Рианон.

– Думаю, и то и другое. Правда, многие спрашивали, почему здесь камеры, так что она не исключение.

– Может, пригласить ее завтра поехать с нами, раз она одна? – предложила Лиззи.

Рианон пожала плечами:

– Можно, лишь бы эта дама не расценила приглашение как вторжение в ее личное пространство.

– Она ведь может отказаться, – возразила Лиззи, улыбаясь, потому что рука Энди нашла под столом ее руку.

Рианон задумчиво кивнула, а потом выбросила одинокую путешественницу из головы и принялась расспрашивать Дуга, какие звери, по его мнению, будут наиболее интересны телезрителям. Пока они беседовали на эту тему, Лиззи и Энди присоединились к танцующим, а Джек и Хью затеяли беседу с двумя канадцами из-за соседнего столика.

Около двенадцати Рианон вышла на танцплощадку, чтобы пожелать Лиззи доброй ночи. В ту же минуту Хью и блондинка незаметно ускользнули в темноту.

– На боковую? Я бы тоже не отказалась, – сказала Лиззи и прыснула, когда Энди прошептал ей что-то на ухо и отошел. – Ты бы умерла, если б слышала, что он может выдать.

Смеясь, она взяла Рианон под руку.

– Сможешь завтра рано встать? – со смехом спросила Рианон.

– А у меня есть выбор?

– Нет, – покачала головой Рианон.

– Значит, смогу. – Лиззи все еще улыбалась. – Только скажи мне одну вещь, Рианон. Если бы здесь был Оливер, ты бы смогла встать рано?

– Вряд ли, – призналась Рианон. – Но его здесь нет, и я – твой начальник, поэтому тебе придется потерпеть.

– Ты удивительно добра, – сказала Лиззи. Энди обнял Лиззи за талию.

– Ты готова? – прошептал он, целуя в ее шею.

– Готова, – ответила она и подмигнула Рианон. Несколько минут спустя Энди открыл дверь коттеджа Лиззи и отступил в сторону, пропуская ее вперед. Войдя в комнату, она увидела при свете ночника, что кто-то успел здесь побывать, передвинул кровать и затянул окно тонкой газовой сеткой от комаров. Лиззи бросила сумку в кресло, подняла взгляд и увидела в зеркале себя – растрепанную. Хлопнула входная дверь, и в зеркале появилось отражение Энди. Лиззи улыбнулась.

Ни один из них не произнес ни слова. Они приблизились друг к другу, губы их соединились, послышался жадный глухой стон. Его твердый настойчивый язык проник в ее рот. Энди стиснул ее ягодицы, она почувствовала его мощную плоть и поняла, что он готов к встрече с ней.

Голова Лиззи откинулась назад, ее глаза встретились с невероятными голубыми глазами Энди, и она принялась расстегивать его рубашку. Он снова поцеловал ее и поднял подол юбки.

– Да, – выдохнул он, обнаружив, что под юбкой у нее ничего нет. Его ладонь скользнула между ее ног, пальцы вошли в ее влажное лоно. Она ахнула и навалилась на него.

– Ты моя сладкая, ты это знаешь? – хрипел он и терся губами о ее губы. – Сними, – прошептал он, дергая ее юбку. – Все снимай.

Она послушно отступила на полшага и сбросила с себя те два предмета одежды, что на ней были.

– Ты красивая, – прошептал он, глядя на нее. – Красивая. Груди у нее были маленькие, зато соски торчали, и когда он наклонился и взял один из них в рот, ее пальцы яростно вцепились ему в волосы. Она невероятно хотела его, но могла бы подождать, она с ума сходила от того, что стоит обнаженная перед ним, одетым.

Он опустился на колени, нажал большими пальцами на ее лобок и раскрыл щель.

– Bay, – стонал он, – как у тебя тут сладко.

Он ласкал языком средоточие ее женственности, а она смотрела на него сверху вниз и старалась не думать о Рианон. Веселье в ее глазах погасло.

– Тебе хорошо? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил ласки.

Через несколько минут, когда оргазм начал сотрясать тело женщины, он поднялся на ноги, расстегнул ремень и сбросил ботинки. Она сдернула с него рубашку, целуя его, помогла ему спустить брюки. Потом с силой сжала рукой его пенис и почувствовала, что из ее горла сейчас вырвется ответ на его стон.

– Послушай, у тебя самый чувственный рот на свете, – сказал он, жадно целуя ее. – Едва я тебя увидел, сразу захотел, чтобы ты попробовала меня на вкус.

– Так в чем дело? – отозвалась Лиззи.

Глаза Энди потемнели от вожделения. Он подхватил ее и перенес в постель. Она откинула ажурное покрывало, и он опустил ее на прохладную простыню; голова ее оказалась в изножье кровати, а ноги – на подушках. Он склонился над ней.

Лопасти вентилятора лениво вращались. Он сидел на корточках, и она поднялась ему навстречу, взяла рукой его мошонку, облизала губы и медленно, очень медленно и очень решительно взяла его пенис в рот.

– Боже милостивый, – выдохнул он, его пальцы вцепились в ее плечи. – Не останавливайся, – взмолился он, сжал пальцами ее соски, а она стиснула его ягодицы.

Прошло несколько минут, и он сказал ей:

– Встань на колени.

Она повиновалась, не выпуская его плоть изо рта, а он словно бы проник еще глубже, когда наклонился, чтобы дотянуться до ее ягодиц.

– Продолжай, не останавливайся, – просил он. – Раздвинь ноги. Пошире. Хорошо. Вот так…

У нее во рту был его пенис, очень твердый, а между ног она чувствовала неодолимое жжение. Ей так хотелось, чтобы он вошел в нее, но ведь и сейчас ей несказанно хорошо. Ночь невозможно бесстыдной любви. Теперь она захватывала губами только кончик пениса, но в следующее мгновение опять глубоко погрузила его в себя. Его руки ласкали ее, и ее поглощала бездна его страсти, как будто неудержимая сила его желания затмевала ее чувства. Он обволакивал ее, он был у нее во рту, на груди, на лице, на спине, на ягодицах; она ощущала, как он заходит в нее, раздвигает ее бедра своими, сжимает ее талию и проникает вглубь. Но он все еще у нее во рту. Но он и сзади, и внутри, внутри, все глубже и глубже.

Лиззи замерла в изумлении и вдруг осознала, что за ее спиной стоит на коленях Дуг, что руки Энди ласкают ее соски, а ладони Дуга сжимают ее щеки, и это Дуг наклоняется над ней и целует ее, а потом в нее снова входит пенис его брата. Она сжала мужскую плоть губами с тихим стоном, а Дуг начал ритмично двигаться в ней, в то же время лаская ее ладонями. Никогда она не сможет описать, что почувствовала, когда оба пениса неторопливыми толчками входили в нее, даря ей такой экстаз, какого она не испытывала в жизни.

Они вертели ее, передавали друг другу, целовали, ласкали, любили ее, овладевали ею всю ночь, и страсть казалась неутолимой. Сквозь тихие стоны желания и крики наслаждения Лиззи различала вдали рычание львов и вой гиен, как будто звери исполняли древний ритуал, которым и должна сопровождаться непереносимая любовь. Их тела извивались под белым газовым покрывалом, а под потолком неторопливый вентилятор разгонял по комнате густой влажный воздух. Лиззи и не подозревала, что ее тело способно на такую безоглядную отзывчивость, что она может принадлежать сразу двум мужчинам и при этом чувствовать себя самой прекрасной, самой чувственной женщиной из всех живущих на земле.

Когда она наконец заснула, голова ее покоилась на плече Энди, ноги их переплелись, а рука ее лежала у него на груди.

Дуг тихо встал, пошел в угол, где оставил одежду, быстро оделся, подобрал ружье и оглянулся на брата. Энди смотрел на него. Они обменялись понимающими улыбками, Энди погладил светлые встрепанные волосы, поцеловал их, осторожно перевернул Лиззи на бок и тоже встал.

Когда Рианон вышла к завтраку, солнце как раз показалось над горизонтом. Ее друзья были уже здесь, все в шортах цвета хаки, в рубашках, шляпах и солнечных очках. Вокруг была навалена аппаратура. Они прихлебывали чай или кофе из чашек, заедали пирожками, попыхивали первыми утренними сигаретами. Терпение и знания смотрителей заповедника, которых журналисты завалили бесчисленными вопросами, казалось, были столь же безбрежны, как и красота окружающей природы.

– Кофе? – предложил Хью, когда она подошла к столу.

– Будь добр, – ответила Рианон, заглянула в сумку, чтобы проверить, не забыто ли что-нибудь необходимое. – Сахара не надо. Где Мелани?

Она ожидала увидеть измученные, красные глаза Лиззи, но, посмотрев на нее, к своему удивлению, не заметила ничего подобного.

– Только что в сортир прошествовала, – весело отозвалась Лиззи. Она, разумеется, заметила, что Рианон поражена ее видом. – Как спалось? – небрежно спросила она, взяла из рук Хью чашку и передала ее Рианон.

– Нормально. – Рианон взяла чашку. – А ты?

Лиззи ответила ей выразительным движением бровей, повернулась к Джеку и спросила, не собирается ли он дать ей микрофон.

– Сколько мы вчера пленки израсходовали?

Рианон стоило труда отвести взгляд от Лиззи и обратиться к Хью.

– Минут тридцать – сорок, – ответил тот, подавляя зевок. – Сейчас я взял с собой две девяностоминутные. Кстати, тебе удалось душ принять? У меня в доме воды не было.

– Да, у меня тоже, – сказала Лиззи. В эту минуту к ним подошла Мелани. – Тоненькая струйка, и все.

– Наверное, ночью слон раздавил трубу, – предположила присоединившаяся к ним Мелани, наливая себе кофе. – Эта дама говорит, что к нашему возвращению водопровод починят. – Рианон взглянула туда, куда указывала Мелани, и увидела Рэнди Тикстон, стоявшую в одиночестве около кухни и заряжавшую пленку в фотоаппарат. На столике рядом с ней лежал изящный пробковый шлем и дорогой, судя по виду, бинокль. Лицо ее было сосредоточенным, и Рианон почему-то показалось, что такое выражение вообще ей свойственно. Когда она наконец справилась с аппаратом, то повесила его на шею и застыла, ни на кого не глядя, ни к кому не обращаясь и явно ожидая, чтобы ей сказали, что делать дальше.

– Ну что, пригласим ее? – спросила Рианон, заметив, что Лиззи смотрит в ту же сторону.

Та пожала плечами:

– Как скажешь. Хочешь, я пойду.

– Нет, Лиззи. Мелани, сходи, пожалуйста, ты. Хватит зевать, Хью, ты меня уже достал.

– Приветствую ранних пташек. С добрым утром! – К ним подошел еще один сотрудник заповедника, Джим.

– Благодарю вас, все отлично, – ответила за всех Рианон.

– Ночью слышали львов? – продолжал Джим. – Они любят перед рассветом бродить по лагерю.

Сама не зная почему, Рианон взглянула на Хью и едва не расхохоталась, увидев его побелевшее лицо. Очевидно, этой ночью кое-кто нарушил правила внутреннего распорядка.

– Пойду-ка заряжу пленку, – проговорил оператор и задрожавшей рукой поставил чашку на блюдце.

Они с Джеком и Джимом удалились, а Рианон решила не упускать возможности побыть пару минут наедине с Лиззи.

– Ну, что было? – тихо спросила она. – Как он, хорош?

На лице Лиззи появилась широкая улыбка.

– Лиззи, не томи меня. Выглядишь ты потрясающе, а значит, он со своей задачей справился.

Голубые глаза Лиззи искрились смехом.

– У меня такое в первый раз, – произнесла она. – Вот что я тебе скажу.

– Да что ты! – ахнула заинтригованная Рианон. – Что он такое делал?

– Спроси лучше, – мягко поправила Лиззи, – что они делали.

Брови Рианон поползли вверх.

– Они?.. Черт побери, да сколько их было?

Лиззи, смеясь, откусила кусок пирожного.

– Успокойся, всего двое. Энди и Дуг.

Рианон попыталась скрыть изумление, но рот ее все-таки приоткрылся. Наверное, Лиззи считает себя достаточно сильной для такого подвига, но она, Рианон, не станет мешать Лиззи витать в облаках.

Она издала тихий возглас:

– Ты это серьезно? С обоими? И как это было?

Лиззи пожала плечами.

– Знаешь, они меня совершенно с ума свели, – весело призналась она.

Рианон тряхнула головой.

– А сейчас как ты себя чувствуешь? Господи, как будто по тебе не видно! А вот когда ты проснулась, ты не почувствовала себя… неловко?

– Неловко? – Лиззи фыркнула. – Я себя почувствовала великолепно, поняла? Да кстати, когда я проснулась, их уже не было. Ни того ни другого.

Рианон нахмурилась, не зная, что и думать. Чем-то ей эта история не нравилась, хотя она сама не знала чем. Но, взглянув опять на Лиззи, она расхохоталась.

– Я тебе не верю, – заявила она. – Я, значит, лежу в постели одна, мне до смерти хочется, а ты, жадина, забрала себе двух самых роскошных парней в лагере?

– Ну да. – Лиззи вздохнула. – Знаешь, есть вещи, которыми женщина не может ни с кем поделиться.

Все еще смеясь, Рианон отставила чашку.

– Идем, – сказала она, – уже пора. И прошу тебя, кончай ухмыляться, а то всех зверей распугаешь. Что там с Мелани? – спросила она, озираясь. – Позвала она ту даму?

– С добрым утром, дорогие леди, – раздался голос Энди. – Надеюсь, вы хорошо выспались?

– Лично я – прекрасно, – беззаботно ответила Рианон и получила от подруги ощутимый тычок локтем в бок. – А вы?

– Лучшая ночь в жизни, – сообщил Энди, обращаясь исключительно к Рианон. – Позвольте мне вас познакомить. Это Рэнди Тикстон. Рэнди, это Рианон Эдвардс, продюсер телепрограммы “Хочу все знать”.

– Здравствуйте. Очень рада с вами познакомиться, – с улыбкой произнесла Рианон и протянула руку.

– Я также, – равнодушно ответила Рэнди, дотронувшись до руки Рианон кончиками пальцев.

– А это Лиззи Фортнам, – представила Рианон, – ведущая нашей программы.

– Здравствуйте, – сказала Лиззи, отводя взгляд от Энди, который по-прежнему не смотрел на нее.

Рэнди и Лиззи обменялись рукопожатием. Энди подбросил на ладони ключи от машины и спросил:

– Вы готовы отправляться?

Забравшись в джип, Мелани пнула большую корзину и капризно спросила:

– Эта штука обязательно должна лежать у меня под ногами? Возможно, Лиззи предложила бы поменяться местами и самой сесть впереди, но, принимая во внимание сегодняшнюю некоммуникабельность Энди, решила этого не делать и ограничилась резкой фразой:

– Заткнись и скажи спасибо, что ты вообще здесь.

– Садитесь, леди, – предложил Энди.

Рианон заняла место между Лиззи и Рэнди. Дамы не выражали желания общаться, причем холодность, с которой Рэнди встретила попытки Рианон завязать вежливый разговор, была почти оскорбительной. В конце концов Рианон оставила свои старания и отдалась созерцанию пейзажа. Когда джип выехал на дорогу, ведущую к лесу, она решила, что не станет беспокоиться о Лиззи. Да Лиззи и не нуждается в опеке: такие женщины, как она, способны позаботиться о себе сами. К тому же Рианон не хотела наносить Лиззи лишние травмы, у нее их и так достаточно. А сегодня она заметила в поведении подруги тревожные симптомы.

Минут двадцать спустя машина уже стояла на обочине дороги, и ее пассажиры зачарованно любовались бескрайним вельдом*, встающим в золотом утреннем небе блистательным светилом и пересекающим степь стадом антилоп.

* Вельд – южноафриканская степь.

– Подумать только, этих животных мы ели вчера на ужин, – виновато произнесла Рианон.

– Здесь у нас их хватает, – утешил ее Энди. – Взгляните на того красавца. Вон там, левее деревьев. Это самец. Владыка всего стада.

Хью оторвался от видоискателя.

– Всего стада? – переспросил он.

– Да. Это их общий муж, – усмехнулся Энди. – Работы у него выше головы.

– Хотел бы я возродиться после смерти в шкуре самца антилопы, – заявил Хью.

Все рассмеялись, а Рианон украдкой взглянула на Рэнди. Губы дамы не тронула даже тень улыбки.

– Между прочим, перед вами особый экземпляр, – сказал Энди, указывая рукой на стадо. – Самка с рогами – каприз природы. Рогатые самки встречаются редко.

– Жену мою вы не видели, – буркнул Джек. Он вертел в руках панель управления звукозаписывающей аппаратуры.

Снова все захохотали. Внезапно проснулся радиотелефон, и сотрудник заповедника сообщил, что в районе Кроссрича бродит слон.

– Слон-одиночка, – пояснил он. – И в скверном настроении.

Энди сказал в микрофон:

– Сообщение принято. Мы недалеко, можем подъехать посмотреть. Друг, ты после выезда связывался с базой?

Тот не успел ответить, как в разговор вмешалась оператор с базы.

– Привет, Энди, – сказала она. – База вызывает.

– Салют, Джен. Дуга сегодня видела?

Он уже вывел вездеход на дорогу и взял курс на Кроссрич.

– Пока нет, – последовал ответ.

– Когда он появится, передай, что наш любитель охотничьего быта приезжает раньше, чем мы думали, так что мы вернемся примерно в половине десятого, чтобы наши друзья успели поснимать в доме до его появления. Дуг должен встречать его около одиннадцати.

– Передам. А еще у нас сообщение для Рианон, – сказала оператор. – От… м-м-м… Оливера. Он звонил.

Энди оглянулся через плечо.

– Сообщение принято и оценено по достоинству, – сообщил он девушке, имея в виду выражение лица Рианон. – Спасибо.

Рэнди поерзала на сиденье, поправила седые волосы на затылке и принялась наводить видоискатель фотоаппарата на какой-то отдаленный объект.

– Он еще в Нью-Йорке? – осведомилась Лиззи.

– Нет, вчера вечером должен был вернуться в Лондон, – ответила Рианон и, помолчав, добавила: – Так надолго мы с ним еще не расставались.

– А когда вы встретились? – вдруг спросила Рэнди, не отводя глаз от степи.

Лиззи и Рианон удивленно переглянулись.

– Три… Нет, почти четыре месяца назад, – ответила Рианон. Рэнди закрыла объектив крышкой.

– Он американец?

Рианон чуть нахмурилась, и Рэнди поспешила пояснить:

– Вы что-то сказали про Нью-Йорк.

– Нет, англичанин, – ответила Рианон. – Просто он в основном работает в Нью-Йорке.

Рэнди поморщилась.

Лиззи посмотрела на Рианон, и, поскольку это была все та же Лиззи, в ее взгляде можно было прочитать целое собрание сочинений.

Еще через пару минут, когда дорога пошла слегка под уклон, Рианон, в свою очередь, спросила:

– А вы, Рэнди, замужем?

Рэнди повернула голову так, что Рианон увидела ее довольно красивое лицо в профиль.

– Была замужем, – ответила она. – Несколько лет назад мы развелись.

– А дети у вас есть? – осмелилась вступить в разговор Лиззи.

– Нет.

Джип тряхнуло, Рианон ухватилась за спинку переднего сиденья.

– Извините, ребята, – сказал Энди, оборачиваясь к пассажирам. – Никто не пострадал?

– Все целы, – откликнулся с заднего сиденья Хью.

– А ты, Лиззи? Как тебе эта болтанка?

Глаза Лиззи слегка округлились: неужели он в самом деле проявляет заботу о ее организме после этой безумной ночи? Заметив, что парень наблюдает за ней в зеркало заднего вида, она улыбнулась, он подмигнул в ответ, и к ней почему-то пришло теплое чувство уверенности и безопасности. Она лениво спросила себя, присоединится ли к ним Дуг и в эту ночь, и поняла, что не хочет этого – даже хорошего может быть чересчур много.

Покатавшись некоторое время по саванне и не обнаружив слона, они остановились возле озера. Энди и Элмор начали распаковывать корзину, а Рианон и Лиззи пошли прогуляться вдоль берега, чтобы обсудить отснятый за утро материал. Когда они приблизились к кромке воды, Энди крикнул им:

– Эй, будьте осторожны! Не подходите к воде! Здесь есть крокодилы!

Лиззи и Рианон отпрянули и едва не столкнулись с Рэнди Тикстон.

– Ох, простите, – сказала Рианон, – мы не знали, что вы здесь.

– Я сама виновата, – возразила Рэнди. – Слишком тихо подошла.

Не зная, что сказать, Рианон посмотрела на подругу, потом опять на их странную спутницу.

– А… Рэнди, вы надолго в Перлатонгу? – нарушила молчание Лиззи.

– Уезжаю послезавтра.

– И куда же?

Взгляд Рэнди рассеянно скользил по поверхности озера.

– В Кейптаун.

– Правда? И мы туда же, – улыбнулась Рианон.

– Леди, не желаете ли кофе? – окликнул их Энди.

Рэнди повернулась, повесила аппарат на плечо и зашагала к машине. Подруги медленно последовали за ней.

– Она симпатичная, – сказала Рианон. – Хорошо, что мы пригласили ее.

– Надо бы записать ее координаты, – согласилась Лиззи. Энди уже спешил к ним с двумя чашками кофе в руках. Лиззи взяла у него чашку, поблагодарила.

– Не за что, Лиззи, – отозвался он. – Жаль, что так вышло со слоном. Но вы не отчаивайтесь, их здесь бродит немало.

Рианон заверила его, что никто и не думает отчаиваться, и спросила:

– Есть у нас шанс снять гепарда?

– Небольшой. Это ночное животное.

Рианон кивнула и, уловив выражение лица Лиззи, сказала:

– Если не возражаете, я схожу поговорю с ребятами. Надо кое-что обсудить.

– Конечно, – улыбнулся Энди и хотел было пойти следом за ней.

– Погоди, – окликнула его Лиззи. Он остановился, обернулся, и она почувствовала, что краснеет. – Ты избегаешь меня?

Он засмеялся, но глаза почему-то оставались безучастными.

– С чего бы?

Лиззи пожала плечами:

– Не знаю. Просто мне так показалось.

Он недолго смотрел на нее, потом сунул руки в карманы и отвернулся.

– Не собираешься ничего сказать? – почти закричала она.

– А что ты хочешь от меня услышать?

Ее лицо напряглось.

– Ну, хотя бы о чем ты сейчас думаешь.

Он снова посмотрел на нее, и она вдруг ощутила тяжесть в груди.

– Честно говоря, – сказал Энди, – думаю, тебе это не нужно знать.

В горле у Лиззи пересохло.

– Почему ты не доверишься мне? – резко спросила она.

– По-моему, – отозвался он, – именно так я поступил ночью.

С этими словами он легонько шлепнул ее по заду, отвернулся и зашагал к джипу, что-то крича Элмору.

Лиззи смотрела, как он удаляется. Она была настолько ошеломлена, что в первый момент даже не могла рассердиться. Потом закрыла глаза, и перед мысленным взором завертелись сцены прошедшей ночи. Когда они втроем занимались любовью, это казалось очень правильным, прекрасным; сейчас же это показалось – точнее, ей показалось, – что все это было грязно, грязно. Групповуха, только и всего. А кто она? Вдова, не знавшая любви со дня смерти мужа и вот теперь узнавшая ее с другими и страшна стыдившаяся этого.

Впервые за долгие месяцы у нее защипало в глазах.

– Мерзавец, – прошипела она, повернувшись к машине спиной. – Как он осмелился так поступить со мной?

Впрочем, Энди, конечно же, не знает, что наделал, не догадывается, насколько чудовищный поступок совершил, как жестоко разбил ту малую толику веры в себя, что у нее еще оставалась. Как ему было догадаться, когда она так тщательно скрывала свою боль? И кроме того, Лиззи сама себя предлагала, почему же она недовольна, что он отнесся к ней как к шлюхе?

Она чувствовала не только ярость, но и усталость. Захотелось приложить ладони ко лбу и сделать глубокий вдох. Сейчас не время думать о Ричарде. Некогда. Сейчас надо думать об Энди, о том, как провести рядом с этим человеком еще несколько часов и не дать ему понять, насколько глубоко он ее ранил. Лиззи затрясло от гнева, когда до нее донесся его смех, но сейчас она ничего не может сделать, она должна участвовать в съемках. А задевать самолюбие парня – не лучший способ заставить его предстать в наилучшем свете. Поэтому необходимо спрятать жестокую боль под ослепительной улыбкой.

Приняв такое решение, Лиззи направилась к машине. Ее товарищи, обмениваясь шутками, уже занимали свои места.

– Благодарю за кофе. – Она подошла к Энди и вылила содержимое на землю.

– Пожалуйста, – сказал он, глядя, как она прячет чашку в корзину.

– Ты что? – шепотом спросила Рианон, когда Лиззи уселась рядом с ней. – Что происходит?

– А ты как думаешь? – Лиззи издала горький смешок. – Я сослужила свою службу, и теперь на меня можно наплевать.

Рианон помрачнела:

– То есть как – наплевать?

– В буквальном смысле, – ответила Лиззи, упорно глядя в окно. – Ты прекрасно понимаешь, что это значит. Помнишь Филиппа?

В глазах Рианон на мгновение вспыхнул недобрый огонек, но она тут же сообразила, что Лиззи сейчас слишком расстроена и на ее слова не стоит обращать внимания. Она не стала отвечать, только посмотрела в сторону Энди и невольно скрипнула зубами. Рианон не переваривала мужчин, способных попользоваться женщиной, получить от нее все, чего им хочется, а утром отшвырнуть ее как ненужную тряпку.

– Ничего, у нас есть свое оружие, – сказала она, имея в виду традицию программы прибегать к нелицеприятной съемке тех персонажей, которые, по мнению авторов, этого заслуживали.

Лиззи кивнула, но Рианон почувствовала, что ее душа не лежит к этому способу мести, а это означало, что подруга ранена даже глубже, чем Рианон подумала сначала. Боже, до чего сволочной бывает иногда жизнь! Впервые после смерти Ричарда Лиззи решилась (и смогла) сойтись с мужчиной, и вот какой гадостью это закончилось!

Подъезжая к лагерю, Рианон отметила, что Лиззи держится молодцом. Как всегда живо и остроумно она комментировала повадки появлявшихся в кадре жирафов и антилоп-гну, кабанов и гиен, быков, гиппопотамов и даже виверр*, а диалоги с Энди, когда журналистка задавала ему вопросы, а он рассказывал о животных, были непринужденными и дружелюбными. Больше всего Рианон позабавил момент, когда Энди с нехорошим блеском в глазах сообщил Лиззи, что единственными, насколько известно науке, животными, которые занимаются сексом ради удовольствия, являются бабуины.

* Хищные млекопитающие.

Ведущая даже глазом не моргнула, лишь, повернувшись к камере, послала зрителям выразительный взгляд, и Энди, не имевший представления о тележурналистике, каким-то шестым чувством ощутил, что его крупный план непременно появится на экранах.

 

Глава 3

В лагерь они вернулись в начале десятого и сразу поспешили к завтраку, туда, где вокруг столиков уже толпились проголодавшиеся люди, а на тарелках аппетитно дымилась яичница с ветчиной. Толкучка, судя по всему, не прельщала Энди – он предпочел присоединиться к прочим сотрудникам заповедника и, щелкнув пальцами, подозвал официантку, которая поспешила подать ему кофейник и меню.

Отвернувшись от этой сценки – какой-то деспотизм в миниатюре! – Рианон положила себе на тарелку хорошую порцию яичницы, подождала, пока Лиззи последует ее примеру, и устроилась за столиком, где, как ей показалось, их не потревожат посторонние.

– Так что он тебе там наговорил? – спросила Рианон, посолив яичницу.

– Да не помню, – отмахнулась Лиззи. – Не будем об этом.

Рианон задумчиво посмотрела на подругу, потом отправила в рот кусок яичницы и принялась жевать. Не в привычках Лиззи было отказываться обсуждать что-либо, но сегодня на нее явно не стоило давить.

– Ладно, – сказала она. – Но если тебе захочется поставить этого подонка на место, я – за. Это не единственный заповедник в парке Крюгера, и…

– Не надо, оставим это, – перебила ее Лиззи. – Я повела себя как б… и получила свое. Все. Переживу.

– Да прекрати ты! – взорвалась Рианон. – Вас было трое, все взрослые люди, а ты почему-то обращаешься с ним как с…

– Риан, перестань! Мы с тобой обе достаточно пожили на свете и знаем, что мужики не страдают от… – она запнулась, подыскивая слово, – от бабуинства. Так что нечего нам заниматься словоблудием. Я уже сказала тебе, что переживу. – Лиззи помолчала и вдруг улыбнулась. – Кстати, еще предстоит встретиться с Дугом. – Улыбка на губах Лиззи увяла, и она оттолкнула от себя тарелку. – Послушай, какой же идиоткой я себя чувствую. Короче, хватит об этом. Я хочу еще кофе. Ты как?

– Нет. – Рианон подцепила вилкой кусочек ветчины. – Если ты не хочешь, я доем твою яичницу. Лиз, – добавила она, когда та уже встала из-за стола, – у тебя совершенно нет причин чувствовать себя идиоткой.

Лиззи только усмехнулась.

Вернувшись с чашкой кофе, она спросила Рианон:

– Да, ты в курсе, что Элмор пригласил Мелани в гости к своему старику?

Рианон выронила вилку.

– К зулусскому вождю?

– К нему самому. Она мне сама сказала утром, перед тем как мы выехали.

Рианон взглянула на Мелани. Девица Симпсон, сидевшая за столиком с Джеком и Хью, уплетала за обе щеки.

– Она спала с Элмором?

Лиззи пожала плечами:

– Понятия не имею.

– Боже мой, что же я скажу ее родителям? – пробормотала Рианон. – Ну как объяснить людям, что их девятнадцатилетняя дочь взбунтовалась и теперь принадлежит зулусскому племени? Господи Боже мой, и во всем обвинят меня. Всего сутки в Африке, и уже…

– Рианон! – Лиззи захохотала. – Он же только предложил ей познакомиться с отцом, а не попросил ее стать женой наследника зулусского престола! Кстати, если она таки войдет в зулусское племя, это же будет потрясный сюжет для программы!

Глаза Рианон вспыхнули.

– Идея! – воскликнула она. – Слушай, но как мы ее на это уговорим?

– Может, просто оставим ее здесь? – предложила Лиззи. Рианон рассмеялась.

– Честное слово, это здорово, – сказала она, допивая кофе. – Ну, пора. Надо попасть в охотничий домик, пока не приехал этот Ховард или как его там. Хью! Джек! Идем? – крикнула она.

– Уже готовы, – откликнулся Хью, поспешно потушив сигарету.

– Энди! – крикнула Рианон. – Мы вас ждем.

– На кой он нам нужен? – запротестовала Лиззи. – По-моему, у нас обычная рутинная работа.

Рианон сочувственно взглянула на нее:

– Можешь меня за это убить. Только потом. Я попросила его дать тебе интервью в постели. Ну надо же нам с ним поговорить про охотничий домик, – поспешила она добавить, увидев, как сузились глаза Лиззи.

– Но в постели!

– А почему нет? Лиззи, как-никак он шикарный мужик, и несколько кадров, где вы с ним в постели, – то, что нужно. Зрителям, – пояснила она. – Считай, что это эксплуатация.

– Я так и считаю, – жестко произнесла Лиззи.

– Тогда подумай об Англии, – настаивала Рианон.

– Джудит Чалмерс наверняка такими вещами не занималась, – проворчала Лиззи, поднимаясь из-за стола.

– Джудит Чалмерс наверняка не знает, что такое menage-a-trois* с близнецами! – рявкнула Рианон. – Ой, прости. Пожалуйста, прости! Сама не знаю, как у меня вырвалось. Клянусь тебе, я больше об этом ни слова не скажу.

* Menage-a-trois – здесь: любовь втроем (фр.).

Лиззи, сама того не желая, рассмеялась, взяла блокнот, закинула сумку на плечо и направилась со всеми к огороженной территории, на которой располагался охотничий домик.

Снаружи, по крайней мере на первый взгляд, он не слишком отличался от прочих коттеджей: новенькая черепичная крыша, обширная терраса, окна затянуты сеткой от комаров. Но охотничий домик был значительно просторнее других домов и отделен от территории лагеря бамбуковой изгородью. Внутри помещение оказалось неожиданно роскошным. Неправдоподобно высокие потолки, натертые деревянные полы, смешение африканской экзотики и европейской старины. В гостиной – окно во всю стену, открывающее вид на бассейн, за которым ухоженная дорожка вела к лесу. Смежная с гостиной спальня была обставлена настолько романтически – кисейный балдахин над кроватью, украшенной ручной резьбой, атласные шторы на окнах, – что, казалось, могла существовать только на киноэкране, но не в реальной жизни.

– Как красиво! – прошептала Лиззи, погладила спинку кровати и прошла через залитую солнечным светом комнату к окну. Рианон знала, что в эти минуты Лиззи опять подумала о погибшем муже.

– Да, мило, – согласилась она. Внимание Рианон привлекли развешанные на стенах местные пейзажи. – Ну, что еще скажешь?

Она достала из шкафа пробковый шлем и примерила его. Лиззи распахнула окно и обернулась.

– Стиль Карен фон Бликсен, – прокомментировала она. Рианон невольно прислушивалась к сонному бормотанию голубей, щелканью и свисту каких-то экзотических птиц и к доносившемуся из соседней комнаты гулу голосов Джека, Хью и Энди.

– Здесь так славно, – вздохнула Лиззи. – Мы в другой стране, да, но я все равно вспоминаю “Далеко от Африки”. Помнишь, какие там были кадры? Мне кажется, я вижу в небе самолет Роберта Редфорда*, какие он фигуры выписывает!

* Роберт Редфорд – знаменитый американский киноактер.

Рианон с улыбкой оглянулась. В комнату как раз входил Энди.

– Не пора ли принимать горизонтальное положение? – Он потер руки и ухмыльнулся.

Лиззи вздрогнула и быстро отвернулась. Она страшно досадовала на себя, что не могла хладнокровно воспринимать его хамство.

Энди посмотрел на Лиззи, на Рианон, снова на Лиззи. Обе молчали, и его ухмылка стала менее уверенной.

– Между прочим, – почти смущенно добавил он, – пары любят проводить тут медовый месяц. – Энди извлек из кармана посвященный заповеднику рекламный буклет и перечень тарифов на услуги. – Эти апартаменты обходятся молодоженам примерно в тысячу… – он сделал паузу, – британских фунтов.

– Как? – ахнул появившийся за его спиной Джек. – Сколько?

– Столько, сколько у нас оператор зарабатывает за день, – строго сказала Рианон. – А теперь займемся делом, пока вы, ребята, не успели разрушить наше романтическое настроение.

Съемка началась, и Рианон в который раз поразилась умению Лиззи скрывать свои чувства. Они с Энди лежали на огромной кровати под муслиновым балдахином, непринужденно заложив руки за головы, и весело болтали, умудряясь при этом выдавать зрителям небесполезную информацию. Поскольку Рианон было отлично известно, как на самом деле сложились их отношения, она не могла не изумляться тому, насколько мастерски оба изображали перед камерой, что они наверху блаженства.

– Хорошо, – сказала Рианон, когда беседа стала наконец выдыхаться. – Теперь попрошу несколько уточнений и пару слов о таинственном госте, который должен вот-вот появиться, и можно считать, что на сегодня все.

– Что я должна говорить? – осведомилась Лиззи. Рианон на мгновение задумалась.

– Ну, мол, мы никак не можем выяснить, кто он такой… Можно еще про твоего Редфорда и высший пилотаж. Намекни, что наверняка ожидается какая-нибудь знаменитость. Поняла?

– Заметано, – откликнулась Лиззи, вставая с кровати.

Через двадцать минут вся группа сидела в шезлонгах на террасе, потягивала прохладительные напитки и обсуждала, предпринять ли новую прогулку, которую предложил им Элмор, или отложить ее на другой день.

– Элмор, скажите, что именно мы увидим, если пойдем с вами? – спросила Рианон.

Небрежным жестом она положила руку на плечо Лиззи.

– Я бы рассказал вам о деревьях, – ответил Элмор. – Вообще о растениях. И о птицах. Может быть, нам попадется скарабей или золотой паук.

– Он эти леса знает лучше, чем многие из нас знают собственный сад, – вставил Энди. Он развалился в шезлонге прямо напротив Лиззи. – Элмор вам покажет такое, чего вы больше нигде в мире не увидите. Только предупреждаю. – Он взглянул на часы. – Те, кто идет, должны быть здесь самое позднее через два часа, а на солнце уже сейчас тридцать семь градусов.

– Просто удивительно, насколько тяжелее переносить жару в нашем влажном климате, правда, Рианон? – сказала Лиззи. – Здесь хотя бы воздух сухой.

Рианон отозвалась невразумительным “м-м-м”. Она смотрела на подъезжающий джип.

– Лично я за то, чтобы пойти завтра, – объявил Хью и подлил себе ледяного лимонада.

– Присоединяюсь. – Джек зевнул. – Я уже, собственно говоря, готов. Когда выезжаем?

– Собираемся в четыре, – сказал Энди, тоже зевая. – Отъезд в четыре тридцать. Обед в час – для тех, кто решится.

– После такого завтрака? – протянула Рианон. – Я пас.

– Чувствую, большинство предпочитает сиесту, – подытожил Энди и повернул стул так, чтобы оказаться лицом к лицу с братом, который уже приближался к ним в компании вновь прибывшего гостя, той самой важной персоны, чье имя до сих пор не называлось. На нем были длинные брюки цвета хаки и зеленая рубаха с распахнутым воротом, а также солнечные очки, скрывавшие выражение глаз и на вид не менее дорогие, чем золотые наручные часы. Длинные темно-русые волосы зачесаны назад. Двигался он с небрежной грацией человека, знающего дорогу как свои пять пальцев, поскольку бывал здесь прежде не раз и не два.

– Вот и Дуг, – воскликнул Энди. – А с ним наш загадочный гость. Выходит, вы с ним все-таки встретились.

Рианон не сводила глаз с мужчин, приехавших в джипе, и ее улыбка становилась все шире и шире.

– Не может быть, – проговорила Лиззи, когда вновь прибывшие поднялись на террасу.

– Приветствую всех, – сказал Дуг.

Рианон как ненормальная метнулась мимо него и повисла на шее Оливера.

– Привет, – сумел выговорить тот, не прерывая поцелуя. Потом он отстранился и посмотрел на нее сверху вниз.

– Что ты тут делаешь? – спросила она, невольно улыбаясь в ответ его смеющимся глазам.

– По тебе соскучился, – ответил он и подмигнул.

– Я тоже соскучилась, – тихо произнесла Рианон.

– Итак, насколько я понимаю, в моих представлениях никто не нуждается, – заключил Дуг. Он уже наливал прохладительное для себя и Оливера.

– Добрый день, Оливер, как поживаете? – Энди пожал бизнесмену руку и хлопнул по плечу. – Как вам у нас нравится?

– Здесь хорошо. – Оливер принял от Дуга стакан.

– Привет, Оливер, – сдержанно сказала Лиззи, целуя его в щеку.

– Лиззи, привет, – отозвался он. – Привет, Хью, Джек, Мелани. – Он повернулся к Рианон: – Ну, как тут у вас?

– Да ничего, – ответил за всех Хью. – Рад тебя видеть. Без тебя она тут зверствовала.

– Продохнуть не давала, – поддержал его Джек.

– Это все от воздержания, – усмехнулся Хью. Оливер и Рианон от души расхохотались.

– А ты-то, Лиззи, что скажешь? – спросил наконец Оливер. – Развлекаешься?

Лиззи вспыхнула – она пыталась понять, успел ли Дуг рассказать Оливеру что-нибудь о прошлой ночи.

– Так развлекаюсь, что в жизни бы не поверила, – отозвалась она.

Ей даже удалось заставить себя улыбнуться.

Оливер кивнул, чмокнул Рианон в лоб и поспешно сказал:

– Если я мешаю, могу присоединиться к вам позже.

– Не мешаешь, – уверила его Рианон. – Ты приехал как нельзя вовремя: мы только что постановили, что нам нужна сиеста. А потом опять отправляемся в путешествие.

Он поднял брови, и Рианон снова рассмеялась. Еще смеясь, она вдруг подумала о том, почему Лиззи так странно держится. До нее не сразу дошло, что Лиззи еще не видела Дуга с утра, а Дуг, в точности как и Энди, совершенно ее не замечал. Братья наперебой рассказывали Джеку и Хью, в каких невероятных красках расписали Оливеру приключения этих двух дней.

Лиззи наблюдала за счастливой парочкой и старалась понять, почему испытывает такую антипатию к Оливеру, тогда как он неизменно был с ней приветлив и внимателен настолько, насколько мог быть, сохраняя верность Рианон. Улыбчивый, кареглазый, русоволосый, он был именно тем, кем казался: почти школьник, весь обаяние и успех. Ему тридцать два (на три года старше Рианон), и до недавнего времени он почти безвыездно жил в Нью-Йорке. Там он учился, там началась головокружительная карьера в алмазном бизнесе. После знакомства с Рианон он учредил отделение в Лондоне, чтобы иметь возможность проводить с ней больше времени. Иными словами, до сих пор его жизнь походила на сказку. И Лиззи не могла понять, только ли в этом дело – в их кричащем счастье и ее болезненной ревности, или же есть здесь что-то более сложное.

Оливер перехватил взгляд Лиззи и улыбнулся, а у нее вдруг что-то сжалось внутри, она почувствовала, что не может послать ему ответную улыбку, и поспешно наклонилась за сумкой.

– Ладно, ребята, до встречи в четыре. – Лиззи надела солнечные очки. Никто так и не заметил, что на глазах у нее вдруг выступили слезы.

Дуг и Энди проводили ее взглядами и быстро переглянулись. Молчание прервал Джек:

– Она, наверное, часок вздремнет. Хорошо, что приехал, Оливер.

– Да, мы все тебе рады, – подхватил Хью. – Ладно, увидимся.

– Вас понял, – откликнулся Оливер, пожав обоим руки.

– Домик для вас готов, – сказал Дуг, когда Рианон вновь обняла Оливера. – Попрошу кого-нибудь перенести вещи Рианон сюда.

Когда они остались наедине, Рианон заглянула в глаза Оливеру.

– Не могу поверить, что ты здесь. Неужели только чтобы быть со мной?

Оливер пожал плечами.

– Положим, у меня намечена пара встреч в Йоханнесбурге. – Ласково поцеловав ее в губы, он добавил: – Просто удалось выкроить время, чтобы повидать тебя. Что ты на это скажешь? – Он обвел взглядом лагерь.

– Скажу, что это место, пожалуй, самое романтическое из всех, где я бывала, – призналась Рианон. – Здесь есть что-то волшебное. Здесь все, буквально все влюбляются и совершают сумасбродные поступки, на которые в других условиях ни за что бы не решились.

– А ты? – Он взъерошил ей волосы. – Ты, надо полагать, тоже влюблена?

– О да, – прошептала она.

Губы их слились, она тесно прижалась к нему.

Он постоянно доказывал и уверял ее, что любит, но прошлое все еще тяготило ее, и она порой не осмеливалась верить своим чувствам.

– Мне нужно побриться. – Оливер чуть отстранился, чтобы еще раз взглянуть на нее.

– А мне нужно в душ, – улыбнулась она.

Он рассмеялся и развернул ее лицом к охотничьему домику.

– Идем. Ты уже посмотрела дом?

– Да, час назад мы снимали там интервью. Скажи лучше, откуда ты про этот дом узнал?

– Я же тебе говорил: я несколько раз останавливался здесь, когда у меня бывали переговоры в Йобурге или Дурбане. И партнеров сюда привозил.

– Партнеров или партнерш? – усмехнулась она. Он ответил ей насмешливым взглядом.

– Партнеров.

У порога дома Рианон опять посмотрела на Оливера. Он был прав, ему действительно необходимо побриться. И у него усталые глаза.

Она не преминула сообщить ему об этом, и он ответил:

– Из Нью-Йорка лететь долго. И там у меня был довольно-таки напряженный день.

– Как идут дела? – поинтересовалась Рианон, входя в дом. Оливер глубоко вздохнул.

– Неплохо. Но боюсь, мне скоро придется возвращаться. Господи, ты только посмотри, – выдохнул он, обнял Рианон за плечи и склонил голову к ее голове.

Рианон улыбнулась, наслаждаясь его восхищением при виде просторной гостиной и окон, из которых открывался живописный вид на бассейн.

– Ты точно не сердишься, что я свалился как снег на голову? – осторожно спросил Оливер. Они оба подошли к окну. – Может, я нарушил рабочую атмосферу?

– А ты сам как думаешь? – Она рассмеялась.

Они вышли на террасу. Оливер прислонился к деревянной колонне, развернул Рианон к себе и пристально посмотрел ей в глаза.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – отозвалась она.

Он улыбнулся, взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы.

– Ты, кажется, говорила, что тебе надо в душ? – произнес он. Его пальцы уже принялись расстегивать ее юбку.

– М-м-м… – последовал ответ.

– Боже, какой аромат, – простонал Оливер, сдернул с нее юбку и отшвырнул в сторону. За юбкой последовала блуза. Не прерывая поцелуя, он потянулся, чтобы расстегнуть ее бюстгальтер.

Он невнятно застонал, уткнувшись в нее, и голос его слегка задрожал, когда он справился с этой задачей и сжал в ладонях ее тяжелые груди.

Ее пронзил острый прилив желания, когда он чуть укусил ее в губы, а потом начал массировать ее груди и с силой, до боли сжимать отвердевшие соски. Она чувствовала на макушке его жаркое дыхание. А пение птиц за окном и монотонный шум леса, казалось, погружали ее в гипнотический транс, удесятеряя наслаждение от прикосновений Оливера.

– Дай посмотреть на тебя, – прошептал он.

Рианон послушно сделала шаг назад. Оливер распустил ее волосы по плечам и отдался созерцанию великолепной груди. Пальцы его зарылись в густые волосы подруги, он наклонил голову, втянул в рот один сосок, выпустил его, захватил губами другой и стал ласкать его языком. Затем положил руки на ее бедра, полюбовался ею, взял ее руку и положил туда, где у него затвердело.

– Душ здесь есть, – сказал он хрипло. Она сжала ладонь, и у него перехватило дыхание. Он указал ей в окно на душевую возле бассейна и прошептал на ухо: – Раздевайся скорее. Я найду мыло.

Через несколько минут оба уже стояли под струей прохладной воды, намыливали друг друга и думали о том, что вот-вот настанет минута, когда они не смогут больше сдерживаться.

Когда он наконец уложил ее на площадку около бассейна и накрыл собой, из-за деревьев бесшумно скользнула Рэнди Тикстон. В руке у нее была видеокамера, и автоматическая перемотка пленки уже началась.

Лиззи еще не успела открыть глаза, но уже поняла, что в комнате кто-то есть. Или только что вышел, и шаги ее разбудили.

Она лежала, не шевелясь, и прислушивалась к неумолчному гудению за окном; солнце согревало ее, а с потолка от вентилятора шла струя прохладного воздуха. Было слышно, как в ванной капает вода, как шелестит легкий летний ветер.

Наконец Лиззи решила, что пора открыть глаза, и увидела над собой только колеблемую ветерком противомоскитную сетку. Приподнявшись на локтях, она огляделась. Как будто ничего не сдвинуто, но здесь точно кто-то был, она готова поклясться.

Лиззи села на край кровати, спустила ноги на пол и вдруг почувствовала, что что-то не так. Ей не сразу стало ясно, что именно. Конечно, призрачный гость ни при чем. Ее мозг еще не проснулся, причина ощущения вот-вот всплывет из глубин на поверхность сознания.

Она и всплыла, словно некто невидимый резким движением сдернул покрывало. Лиззи напряглась, пытаясь побороть острую боль одиночества. Но прошлое и настоящее уже накатили на нее, уже подавили ее сопротивление. Ричард умер. Так внезапно появился Оливер. Энди она не нужна. Осталась растерянная, несчастная дуреха, которая позволила использовать себя как шлюху. Ее жизнь ничего не значит без Ричарда. Почему Бог послал ей такую судьбу? Почему Энди обошелся с ней так жестоко? Зачем Оливер вторгся в их жизнь?

Она несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, усилием воли подняла голову и попыталась отогнать горькие мысли. Когда она просыпается, всегда одно и то же. Через несколько минут она будет в норме.

Лиззи крепко зажмурилась. Пальцы с силой вцепились в край кровати. Она презирала себя за то, что так сильно завидует счастью Оливера и Рианон. Теперь внимание Рианон безраздельно принадлежит Магиру, а ведь целых два года, с тех самых пор, как Ричард погиб в автокатастрофе, подруги были неразлучны. Обе всегда были готовы прийти друг другу на помощь, подставить плечо, они делили пополам все удары судьбы и триумфы, они делали программу, работали бок о бок и радовались растущей известности и доходам. И вот три месяца назад, когда они на фирме “Де Бирс” снимали сюжет об особом мире алмазного бизнеса, в один прекрасный день открылись двери лифта, и в их жизнь вошел Оливер Магир, подхватил Рианон и украл у Лиззи право называться ее лучшим другом.

Лиззи вскочила, набросила на себя полотенце и подошла к зеркалу. Волосы еще не высохли после душа. Она взяла гребень и попыталась распутать их, хотя на сердце у нее было так тяжело, что рука дрожала. Бывают минуты, когда все на свете дается с таким трудом, что хочется спросить себя: а стоит ли мучиться? Прошло два года, а она все еще тоскует по Ричарду, чувствует себя такой заброшенной, как будто его похоронили вчера.

Глядя в зеркало, она заставила себя изобразить улыбку, хотя в горле стоял ком. Сколько раз друзья советовали ей найти другого человека и начать новую жизнь. Эти советы казались донельзя пошлыми, но несколько раз она все же пересиливала себя и соглашалась встретиться с мужчинами, с которыми ее знакомили. И каждое свидание было настоящим бедствием. Как будто она оказывалась в чужой стране, где язык и нравы ей неизвестны, где окружающим некогда или неохота вникать в ее положение, и всякая попытка приспособиться только усиливает тоску по родине. Но так не может продолжаться вечно, ей придется распроститься с прошлым и каким-то образом убедить себя в том, что жить можно и без Ричарда.

На веранде что-то скрипнуло. Лиззи быстро обернулась к огромному, до пола, окну, инстинктивно запахнувшись в полотенце. Она ничего не разглядела, так как жалюзи ослепительно сверкали на солнце. Зато заметила, что одна из дверей слегка приоткрыта, и на цыпочках прокралась туда. Теперь ей стало ясно, что непонятный скрип периодически повторяется.

На порог легла тень, и Лиззи быстро отпрянула от двери. Сердце колотилось, но скорее от любопытства, чем от страха. Она осторожно подобралась к другому окну и выглянула сквозь тонкую газовую занавеску.

Отсюда ей было видно деревянное кресло-качалка, которое все еще раскачивалось. Скрип теперь прекратился, и тень с порога исчезла, но кто-то, вне всякого сомнения, еще здесь.

Лиззи выждала несколько секунд, потом приподняла занавеску.

На краю веранды спиной к коттеджу стоял и курил Энди. Лиззи едва не ахнула и хотела было поскорее отступить от окна, но он почувствовал на себе ее взгляд и обернулся.

– Значит, ты проснулась, – сказал он.

Она подошла к двери и встала на пороге, скрестив на груди руки и прислонившись к косяку.

– Мне и самой так показалось.

Несколько секунд оба молчали.

– Я могу быть тебе чем-то полезна? – наконец спросила Лиззи.

Энди скривил губы и отвел взгляд. Казалось, он размышляет над ответом.

– Послушай, – заговорил он и вновь посмотрел на нее, – мы оба понимаем, что ничего серьезного между нами не будет, поэтому мне не хотелось бы в тебя влюбиться. Но чувствую, дело идет к тому.

Лиззи равнодушно смотрела на него. Где-то в груди вскипал гнев.

Энди опять отвел глаза. Засунул руки в карманы брюк.

– Я знаю, – он все еще не смотрел ей в глаза, – что должен перед тобой извиниться за утреннее. Когда я сказал, что тебе не нужно знать, что я думаю, я имел в виду… В общем, что тебе не захочется это услышать.

– Не лги, не трудись, – перебила его Лиззи.

Когда Энди, наконец, посмотрел ей в лицо, глаза его расширились от удивления, а потом в них вспыхнула ярость.

– Что с тобой, черт возьми? – почти выкрикнул он. – Я стараюсь тебе объяснить…

– Что со мной?

Она издала иронический смешок.

– Да, с тобой! Ночью тебе было хорошо, ты получила то, за чем приехала, так какого черта устраиваешь сцены?

Лиззи открыла рот, но он не дал ей говорить:

– Все вы одинаковые, все вы, бабы, приезжаете сюда специально, чтобы вас завалили, верно? Так в чем проблема? Ты не ожидала, что будет настолько хорошо? Или тебе нужно еще больше? Здесь, в лагере, полно парней, они все за честь почтут… А меня – меня нечего принимать за кретина, которого интересует только, что у него между ног. У меня есть и другие занятия.

Лиззи еще не пришла в себя от унижения и гнева, но все же она почувствовала, что обида уходит. Этот тип просто не заслуживает, чтобы она из-за него страдала, на самом деле он всего лишь ноль без палочки.

– Пожалуйста, оставь меня в покое, – тихо попросила она и пошла в комнату, прочь от него. За ее спиной на веранде раздались шаги. Она села на край кровати и закрыла лицо руками.

– Ричард, – прошептала она сквозь слезы. – Боже мой, Ричард…

– Лиззи!

Она подняла голову и увидела, что Энди стоит в дверях.

– Я думала, ты испарился, – процедила она сквозь зубы.

– Прости меня, – хрипло проговорил Энди. Лиззи отвернулась.

– Да что там, не стоит. – Она рассеянно смахнула слезу со щеки.

Он стоял перед ней, чем-то похожий на смущенного подростка.

– Как ты думаешь, можно начать все сначала? – выдавил он наконец.

Голос ее дрожал, когда она очень тихо сказала:

– А какой смысл?

Еще сколько-то секунд Энди молчал и только мял пальцами подбородок.

– Знаю, ты подумаешь, что я полную ахинею несу, только поверь, устаешь быть “богом секса”, надоедает обеспечивать оргазмы по служебной необходимости. Но мне показалось, что тебе тоже именно это и нужно, и я готов признать, что в твоем случае мне было нетрудно работать. Я хочу сказать, далеко не все клиенты такие, как ты, чаще всего я делаю свое дело и думаю про себя: ну какого хрена она приехала?

Энди умолк. Лиззи повернула голову и посмотрела на него.

– Ай, ладно, не умею я такие вещи объяснять, – добавил он раздраженно. – Имей в виду, я не вижу ни с твоей, ни с моей стороны причин для обид.

– Обид? – повторила Лиззи.

Энди набрал воздух в легкие и внезапно понял, что понятия не имеет, что сказать.

– Как меня только угораздило? – пробормотал он.

– Никто тебя тут не держит, – пожала плечами Лиззи.

– Верно, – согласился Энди. – Так ведь и тебя никто ночью не заставлял выделываться. К черту! – Он вдруг злобно поморщился. – Ничего не могу сказать!

– И все-таки: что ты пытаешься сказать?

Он взглянул на нее, скривил рот, вздохнул и начал снова:

– А вот что. Я по многим причинам рад, что ночью мы делали то, что делали, но снова проделывать это не хочу.

– Думаешь, я хочу? – парировала Лиззи. – Так вот, к твоему сведению: этой ночью я впервые в жизни “выделывалась”, как ты изволил выразиться. Я тоже не могу отрицать, что получила удовольствие, но у меня нет ни малейшего желания повторять опыт. Может, тебе придет в голову возложить эти обязанности на брата?

– Конечно, я ему скажу, – ответил Энди. – А я – в отставке или на подхвате? Может, ты осмелишься утверждать, что тебя хватит на все время до отъезда?

Лиззи запустила пальцы в волосы и потрясла головой, стараясь придать ясность мыслям.

– Прости, – произнесла она, – но или у меня сегодня мозги не в порядке, или ты так же непоследователен, как отец наш небесный. Если мне память не изменяет, ты только что старался меня убедить, что у нас ничего не выйдет, или, выражаясь еще точнее, что ты не хочешь больше со мной спать.

– Ясно, я хочу спать с тобой, но не хочу вновь делить тебя с братом, а еще я хочу, чтобы мы оба не лгали себе, будто у этих отношений есть будущее, – мы оба знаем, что его нет.

Лиззи пожала плечами и отвернулась.

– Напомни мне, будь любезен, – сказала она, – когда это я тебе говорила, будто у наших отношений есть будущее? Я что-то подзабыла.

– Женщины всегда считают, что есть какое-то будущее, – ответил Энди.

Она подавила в себе мгновенно возникшее желание разбить вдребезги его самомнение.

– То есть ты всерьез считаешь, что я готова бросить дом, работу, родных, друзей, не говоря уж о родине, и зажить тут с тобой припеваючи в африканской глуши…

Она умолкла, потому что заметила, к своему удивлению, огоньки в его глазах.

– А ты это сделаешь?

– Что именно?

– Переедешь сюда, чтобы жить со мной?

От неожиданности рот Лиззи раскрылся.

– Не торопись. Подумай, – сказал Энди и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.

Дуг как раз открыл холодильник, чтобы достать оттуда банку пива, но рука его повисла в воздухе, и он обернулся к брату, уверенный, что ослышался.

– Ты что, серьезно? – воскликнул он. Дверца холодильника захлопнулась. – Предложил ей переехать сюда насовсем? Господи, ну а она-то что?

Энди пожал плечами:

– Я не дал ей времени. Просто сказал ей, чтобы она подумала, и вышел.

Дуг не мог отвести глаз от лица брата.

– А что ты будешь делать, если она согласится? – выдохнул он.

– То есть как – что я буду делать? А ты сам как думаешь?

– Не знаю, старик. Потому и спрашиваю, что не знаю.

Энди кивнул на холодильник, напоминая Дугу про пиво. По-прежнему глядя на брата, Дуг снова открыл дверцу, достал пару банок и протянул одну Энди.

– Так ты всерьез? – все еще не веря, сказал он. – Хочешь жить с ней?

Энди пожал плечами и отхлебнул из банки.

Ошеломленный Дуг покачал головой.

– Ты же ее знаешь всего двадцать четыре часа. Энди, да пойми ты, она – такой же клиент, как и все. Она потрахалась с нами обоими вчера и сегодня нас впустит…

– Забудь, – оборвал Энди. – Вчерашняя ночь не повторится.

Дуг моргнул.

– Ничего не понимаю, – признался он, запустив пятерню в шевелюру. – То есть я должен понимать так, что ты в нее влюбился? Так или нет?

– Возможно.

– Да как, ответь ради всего святого! Когда ты успел? Не вчера же ночью! – Он помолчал, но ответа Энди не последовало. – Может, ты вчера ночью успел влюбиться?

– Может быть, – ответил Энди. Дуг опять покачал головой.

– Ну, если так, выставил бы меня…

– Давай раз и навсегда забудем, что ты там был, – оборвал его Энди. – Мы с тобой много раз обслуживали женщин вдвоем, но на этот раз ошиблись. Как и в случае с Леандрой.

Лицо Дуга мгновенно потемнело.

– Это было давно, – сказал он.

– Верно, и я до сих пор ни разу об этом не упоминал. Я хочу, чтобы ты так же молчал о Лиззи – если она согласится.

У Дуга едва не сорвалось с языка все, что он думал о безумном поступке брата, но какое-то шестое чувство подсказало ему, что лучше пока оставить свое мнение при себе. Он сделал основательный глоток пива, все еще не сводя глаз с лица Энди.

– Да что случилось? – заговорил он снова. – То есть когда ты принял решение? По-моему, при последней встрече ты собирался ей сказать, что у нее не слишком остроумным вышло замечание насчет бабуинов. Кстати, а этим чего ты хотел добиться?

Энди рассмеялся.

– А я уже об этом забыл. Понимаешь, я решил, что она объявила нам войну из-за того, как я повел себя утром. Именно потому к ней и пошел. – Он опять рассмеялся. – Только представь себе, иду, чтобы извиниться, если оскорбил ее, а в результате не только оскорбляю снова, но в середине разговора вдруг понимаю…

– Что? – встрепенулся Дуг.

– Ну что отношусь к ней серьезнее, чем мне до сих пор казалось.

Дуг скривил рот (гримаса была характерна для обоих братьев) и прищурился.

– Неужели ты на самом деле думаешь, что тебе удастся уговорить такую умную женщину перебраться сюда, к черту на рога?

Энди спокойно взглянул на него.

– Да не может быть, Энди! – завопил Дуг, с размаху брякнув банку с пивом на стол. – Ни одна баба, если только она в здравом уме, не согласится бросить все, что у нее есть, и играть тут с тобой в Тарзана и Джейн! Особенно такая, как она.

Вместо ответа Энди поднялся из-за стола и медленными шагами подошел к окну кухни.

Жили братья на краю лагеря в крытом тростником бунгало, и сейчас Энди, оглядев немудрящее хозяйство, мысленно признал, что у брата есть некоторые основания для скепсиса. Впрочем, ему показалось, что Лиззи Фортнам не из тех женщин, которых смутит убогая обстановка на кухне. К тому же у него достаточно монет, чтобы обеспечить такую обстановку, какую она пожелает.

Он угрюмо глядел на свою банку пива и вспоминал те несколько минут, которые провел в коттедже Лиззи. Черт возьми, разумеется, не для того он туда отправился, чтобы делать ей предложение. Такому закоренелому холостяку, как он, сама мысль об этом показалась бы бредом! Если честно, он пошел потому, что захотелось еще разок ее помять. Конечно, после того как он обломал ей рога утром, сразу она бы ему не согласилась дать, но он рассчитывал, что справится: жизненный принцип “у сурового мужика все бабы шелковые” еще ни разу его не подводил. Но здесь что-то по-другому, и он до сих пор еще не разобрался, что именно. Знает он другое: если он действительно обошелся с Лиззи настолько по-свински, как ему теперь видится, он готов сию же секунду прострелить себе башку. С другой стороны, а вдруг она согласится жить с ним здесь… Ах черт, что же он будет делать, если она скажет “да”? Нет-нет, Дуг прав – такая женщина, как Лиззи, всерьез воспринять его предложение не могла, может, она уже замужем или просто живет с кем-то, просто приехала сюда развеяться, как почти все телки, что тут бывают. Но ведь ясно как день, что Лиззи Фортнам несчастлива, этого только слепой не увидит, по крайней мере он, Энди, это видит слишком хорошо, а ведь он – парень, которому вообще-то на несчастненьких плевать с высокой колокольни. Дуг закинул ноги на стол и заговорил:

– Вот тебе мой совет: проведи-ка с ней еще ночку, один, и посмотри, как будешь себя чувствовать наутро. Может, поймешь тогда.

Энди усмехнулся, отхлебнул пива, подошел к столу и уселся в точно такой же позе.

– Не мог посоветовать что-нибудь поумнее?

Дуг помолчал секунду и ответил:

– Поумнее не мог. Больше тебе скажу: если ты, старик, на самом деле веришь, что она будет жить с тобой, значит, у тебя не все дома.

Энди рассмеялся и убрал со стола ноги.

– Ставлю тысячу рэндов* на то, что она примет предложение.

* Рэнд – денежная единица ЮАР.

Дуг с шумом выдохнул.

– Ну-ну, старик, принято. Ставлю тысячу, что в глаза ты ее…

Раздался стук в дверь, и в кухню вошла Лиззи.

– Извините, может быть, я не вовремя, – неуверенно сказала она, увидев ошеломленного Дуга и слегка смущенного Энди.

– Нет-нет, все нормально, – поспешил возразить Дуг. – Пожалуйста. Чего изволите, мэм?

– Ну, вообще-то… – Лиззи страшно досадовала на себя за то, что так волнуется, и они оба это видят, но ничего не могла с собой поделать. – Я пришла только… – Она взглянула на Энди и улыбнулась. – Пришла, чтобы поблагодарить тебя за цветы. Я нашла их на веранде. Они очаровательные.

Глаза Дуга буквально выскочили из орбит.

– Цветы? – с трудом выговорил он.

Энди, не обращая на него внимания, улыбнулся Лиззи:

– Я рад, что они тебе понравились. – И, обернувшись к Дугу: – У тебя нет сейчас срочного дела?

– Нет, – отозвался Дуг.

– А я уверен, что есть, – настаивал Энди.

– Честное слово, старик, я совершенно свободен, – заверил его Дуг.

Энди перевел взгляд на Лиззи и увидел, что она улыбается. Не поворачивая головы, Энди прорычал:

– Убирайся отсюда к чертовой матери!

– А, так ты хочешь, чтобы я ушел! – воскликнул Дуг. – Ну, старик, так бы и сказал.

Когда дверь за ним закрылась, Лиззи и Энди стояли друг против друга по разные стороны стола. Если бы кто-нибудь увидел их в эту минуту, то, пожалуй, затруднился бы ответить, кто из них выглядит более самоуверенно. И вдруг оба, не говоря ни слова, одновременно расхохотались.

– Не стану спрашивать, насколько серьезно ты предложил то, что предложил, – начала Лиззи, – потому что не уверена, хочется ли мне это знать. Я только хотела… – Женщина умолкла; щеки ее вспыхнули, а весь задор куда-то подевался. – Мне понравились цветы, – тихо добавила она.

Энди обошел вокруг стола, обнял ее и нежно поцеловал в губы.

– Начнем? – прошептал он.

Ему хотелось бы знать, чувствует ли она, как сильно бьется его сердце.

– Да.

 

Глава 4

Все произошло внезапно. Только что все они наблюдали за пасшимися зебрами, перебрасываясь шутками по поводу полосатых лошадок, как вдруг стадо кинулось врассыпную. Из-за кустов выскочила львица. Каждый мускул ее грациозного тела дрожал от напряжения, когда она прыгнула на спину одному молоденькому жеребцу. Смертоносные когти вонзились в несчастное создание, ноги его подогнулись. Остальные зебры скрылись среди деревьев, и бедный жеребенок, по-видимому, не понимая, что с ним произошло, попытался бежать вслед за ними. Но львица придавила его своим весом к земле и вонзила зубы в шею. Жеребенок заржал. В глазах его отразился ужас. Движимый инстинктом самосохранения, он совершил последний отчаянный рывок. Оба рухнули на землю, вокруг поднялось облако пыли. Жеребенок рванулся еще раз, его ноги задергались, глаза застыли, кровь брызнула фонтаном, и мощные челюсти львицы тисками сомкнулись на его шее. Короткая схватка завершилась жутким хрустом ломающегося позвоночника, и умирающая жертва рухнула. Тело животного было уже не черно-белым, а почти красным от крови.

Львица стояла над своей добычей, тяжело дыша; борьба была нелегкой и для нее. Она время от времени отмахивалась хвостом от мух, из открытой пасти падали на землю густые темные капли. Панический щебет птиц, клубившаяся в воздухе пыль, кружившие в небе грифы, атмосфера дикого ужаса, последние судороги животного – все придавало этой сцене необузданного насилия какой-то неповторимый горький аромат.

Над растерзанной зеброй уже роились мухи. Львица подняла голову, издала рык, и люди сразу почувствовали резкий запах ее дыхания. Затем она слегка присела и погрузила морду в кровавую дыру на горле зебры. Глаза жеребенка уже закрылись, но он еще дернулся в самый последний раз, после чего трепещущее изодранное тело наконец затихло.

Сидевший за рулем джипа Энди понял, что дольше оставаться здесь было бы неблагоразумно – в любое мгновение могли явиться львы, – и дал задний ход. Он не в первый раз видел охоту, и наверняка не в последний, но знал, что и впредь такое зрелище будет производить на него сильное впечатление. Лиззи, которая на этот раз заняла место Мелани рядом с водителем, сидела не двигаясь и смотрела невидящими глазами прямо перед собой.

Рианон повернулась к Оливеру, тот молча обнял ее и положил ее голову себе на плечо. Лицо его оставалось каменным. По воцарившемуся в джипе молчанию Рианон поняла, что остальные, как и она, в шоке – ведь об этой стороне жизни животных никто из них до сих пор особенно не задумывался. Страдания беспомощной жертвы так потрясли Рианон, что она почти почувствовала, что это ее плоть терзают безжалостные зубы.

Джек и Хью затихли на заднем сиденье. На коленях у них лежала аппаратура. Им удалось снять сцену убийства, но теперь требовалось время, чтобы собраться с мыслями и осознать, насколько близко они увидели жестокую действительность. В конце концов молчание нарушил Хью:

– Где та американка?

Энди взглянул на часы.

– Думаю, уже на пути в Йобург.

Оливер нахмурился и вопросительно взглянул на Рианон.

– Эта женщина ездила с нами утром, – пояснила она.

– Я думала, она собиралась уехать одновременно с нами, – заметила Лиззи.

Энди кивнул:

– Правильно, но потом она пришла и сказала, что у нее изменились планы и нужно ехать немедленно.

Он обнял Лиззи. Та склонила голову на его плечо.

Рианон посмотрела на Оливера, оба улыбнулись. Они представления не имели, что произошло между Энди и Лиззи после посещения охотничьего домика, но кое-что явно произошло, и Рианон с облегчением подумала, что утренняя натянутость исчезла. Оставалось только надеяться, что Лиззи не зайдет чересчур далеко. Принимая во внимание ее одиночество после гибели Ричарда и недавнее почти истерическое стремление положить этому конец, можно было опасаться, что Лиззи сделает какой-нибудь неосторожный шаг, на который не решилась бы при других обстоятельствах.

Да нет, глупо беспокоиться об этом, ведь они едва знакомы, и, как бы Лиззи ни желала влюбиться, не станет она вешаться на незнакомого человека только потому, что он оказался первым, с кем она спала после смерти мужа. К тому же характер Энди еще сомнительнее, чем его умение обращаться с женщинами.

– Так удобнее? – спросил Оливер, когда она переменила позу.

– Да, нормально, – рассеянно отозвалась Рианон.

Мысли ее уже вернулись к гибели зебры. Она задавалась вопросом: что испытал жеребенок, когда на него бросился лев? Конечно, вера в спасение очень помогает, но если гибель неизбежна? Она содрогнулась. Подумалось, что самая страшная из всех смертей – это смерть от зубов хищника.

И совершенно неожиданно для себя Рианон рассмеялась, когда Хью сострил, как всегда не к месту:

– Энди, так что там у нас на ужин?

За окном царила темнота, но темнота, полная жизни. Пронзительно звенели насекомые, издалека доносился фальцет гиен, издавали рулады лягушки, мычали буйволы, рычали и мяукали дикие коты-убийцы, тихо скулили летучие мыши. Природа находилась в непрестанном движении, и сквозь кисею на окнах в комнату проникали запахи экзотического леса.

Оливер перевернулся на спину, продолжая сжимать упругие груди Рианон.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Она смотрела на него сверху, улыбаясь. Ее чувственные губы блестели в полумраке, медно-рыжая грива рассыпалась по плечам. Его тело лежало под ней, такое массивное, твердое, исполненное страсти, которая вот-вот вырвется. Его большие пальцы ласкали ее соски, передавая ей волны желания.

Неожиданно кто-то громко постучал в дверь. Лицо Оливера напряглось, а в глазах Рианон отразилась досада.

– Оливер, старик, ты здесь? – раздался голос Дуга. – Тебя к телефону.

– Нет! – простонала Рианон.

– Скажи, что я перезвоню, – крикнул Оливер, притягивая к себе попытавшуюся было отстраниться женщину.

– Там говорят, это срочно, – не унимался Дуг.

– Я перезвоню, – повторил Оливер и вошел в Рианон. Ее груди дрогнули.

– А что сказать, если… – начал Дуг.

– Не время для разговоров, Дуг, – задыхаясь, оборвала его Рианон.

Оливер улыбнулся было, но вдруг лицо его исказилось.

– Господи Иисусе, – выдохнул он. – Рианон, что ты делаешь?

Он извивался под ней как безумный.

– Пусть, – прошептала она. – Пусть будет все.

– Да! – завопил он, выгибая спину и чувствуя, как извергается сперма. – Продолжай, – стонал он, а она все так же изо всех сил стискивала его руками и бедрами. – Да, да!

Наконец, почувствовав, что его мускулы стали расслабляться, она отпустила его и взглянула сверху на искаженное, измученное лицо. Ей казалось, что любовь согревает каждую клеточку ее тела.

– Я люблю тебя, – прошептал Оливер, содрогаясь в последних спазмах отступающего оргазма.

– Правда?

Рианон улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, взъерошил ее волосы и погладил по щеке.

– Конечно. А ты не кончила…

– Я хотела видеть тебя.

Он тихо засмеялся, взял ее руку и положил себе в рот ее пальцы.

– Теперь я буду на тебя смотреть, – сказал он.

– Может, пойдешь спросишь, кто тебе звонил? – предложила она.

Оливер мягко снял ее с себя и перевернул на спину.

– Ты для меня сейчас важнее.

– Но Дуг сказал, там что-то срочное…

– Ш-ш-ш… – Он закрыл ей рот поцелуем. – Даже самое неотложное дело может подождать.

* * *

Рэнди Тикстон остановилась в отеле “Карлтон” в центре Йоханнесбурга. Она поговорила по телефону с Тео Строссеном и теперь ждала новых инструкций, которые он должен был переслать ей по факсу. Факс стоял перед ней на столе. До сих пор ей было нетрудно выполнять свою задачу. Эдвардс оказалась вполне доступным для наблюдения объектом, и необходимые Строссену фотографии уже отправились в Нью-Йорк. Рэнди удалось без особых сложностей сделать снимки Эдвардс и Магира у бассейна, хотя ей еще предстояло выяснить, нуждается ли Строссен в материалах такого рода.

Когда факс наконец пришел, она сидела в кресле и изучала карту Кейптауна, так как уже знала, что именно в этот город ей предстояло отправиться. Вынув единственную страничку, она пробежала текст глазами, после чего перешла к внимательному его изучению. Распоряжения Строссена слегка озадачили ее. Но что ж, если Строссену нужно именно это, Рэнди выполнит его поручение. Ломать голову над вопросом, зачем нанимателю это понадобилось, значит попусту терять время.

– Ты спишь? – прошептала Лиззи в темноту. Энди повернулся и чмокнул ее в нос.

– Нет.

– Который час?

Он поднял руку и вгляделся в циферблат часов; бледный свет луны едва проникал в комнату сквозь жалюзи.

– Почти половина четвертого.

Лиззи сонно улыбнулась и прижалась к Энди, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам.

– Ты что, совсем не спал?

– Да.

– А о чем ты думал?

– Мало ли о чем. – Он улыбнулся, потому что у Лиззи заурчало в животе. – Это от голода. Вот что значит пропустить ужин.

– А ты хочешь есть? – спросила она.

– Да, пожалуй.

– Тогда, может, совершим набег на кухню?

Он рассмеялся, перевернулся на спину, помог ей забраться на него сверху и крепко обнял.

– По-моему, мысль совсем недурна, – сказал он.

Тем не менее ни один из них не сделал попытки встать; Лиззи только еще крепче прижалась к Энди. Ее щека лежала на его груди, такой широкой, надежной. У нее даже запершило в горле, и неудивительно – ведь к ней вернулось давно позабытое ощущение счастья, счастья женщины, которую обнимают сильные руки мужчины.

За окном раздался какой-то безумный вопль, заглушивший на мгновение все остальные звуки.

– Бабуины, – коротко пояснил Энди.

Оба помолчали, а потом вдруг расхохотались, поменялись местами, ноги их переплелись, он принялся гладить ее, а она – его… Резкие черты загорелого, обветренного лица Энди казались удивительно мягкими в предрассветных сумерках. По его глазам невозможно было бы догадаться, что он провел бессонную ночь.

Лиззи захотелось рассказать ему про Ричарда, но она подумала, что с первых ее слов он, разумеется, поймет, что она до сих пор любит покойного мужа, и увидит в этом угрозу их отношениям. Однако, взглянув в темно-синие глаза Энди, она успокоилась, поцеловала его ладонь и прижала ее к щеке.

Любовники долго молчали, смотрели в глаза друг другу и почти не замечали звуков пробуждавшейся за окном природы, монотонного шума вентилятора под потолком, колыхания занавески. Оба думали о том, что через несколько часов Лиззи предстоит уехать.

В конце концов губы их соединились, и Энди медленно, осторожно и нежно стал входить в нее.

Когда акт любви был завершен, они вновь легли рядом, сжимая друг друга в объятиях и прислушиваясь к биению собственных сердец и неизменному тиканью часов.

– Ты должен понять, Энди, я не могу остаться, – решилась выговорить Лиззи.

Он хотел что-то сказать, осекся, проглотил слюну и кивнул:

– Да, я знаю.

Она ласково погладила темные вьющиеся волосы, покрывавшие его грудь.

– И ты уже знал об этом, когда просил меня остаться?

Он пожал плечами. Лиззи улыбнулась.

– Хочешь сказать, что сам не знаешь?

– Сейчас я очень боюсь сказать что-нибудь не то.

– Может, ты просто выскажешь, что у тебя на уме? – предложила она.

– Нет. Не хочу.

Они снова лежали молча, и Лиззи в который раз пыталась представить себе, как она могла бы чувствовать себя, живя здесь, в глуши африканских лесов, в такой дали от Лондона. Идиллия – да, романтика – да, но в глубине души она знала, что она так же не создана для этой жизни, как Энди не создан для жизни в городе. И потом, что она знает об этом человеке, кроме того, что он, как и она сама, одинок и страшно тоскует по ласке и любви? Впрочем, сам он скорее умрет, чем признается в этом.

– А ты любил когда-нибудь? – спросила она. Энди задумался на мгновение и ответил:

– Наверное, пару раз я подходил к этому довольно близко.

Лиззи захотелось спросить, кто были те женщины, которые вызвали у него чувство, близкое к любви, но сдержалась и задала другой вопрос:

– Что бы ты стал делать, если бы я сказала “да”?

Лицо его напряглось, но тут же опять разгладилось.

– По правде говоря, я не рассчитывал, что ты согласишься.

– И тем не менее предложил?

Он снова пожал плечами.

– Зачем?

– Хотел бы я знать. Я не меньше тебя удивился, когда произнес эти слова.

Лиззи улыбнулась:

– А уж как я удивилась!

Ответной улыбки не последовало, и Лиззи почувствовала в себе желание побольнее уязвить гордость Энди.

– Знаешь, я очень рада, что между нами это произошло, – сказала она и погладила его по щеке. – Я опять поняла, что живу по-настоящему, и…

– Всегда готов к услугам, – откликнулся он. – Для этого мы здесь и нужны.

– Энди, прекрати! Это было куда важнее для нас обоих…

– Не забывай, нас было трое.

– Умоляю тебя, не надо! – выкрикнула она и отстранилась от него. – Ты опять ведешь себя как ребенок!

Энди не стал ее удерживать. Он лег на спину, заложил руки за голову и устремил задумчивый взгляд в потолок. Лиззи села на кровати, уткнувшись подбородком в колени.

Шли минуты; оба молчали, и напряжение нарастало. Тем временем за окном начиналось утро нового дня.

– Черт подери, нет тут никакого смысла, – пробормотал вдруг Энди, рывком встал и поднял с пола шорты.

Лиззи повернула голову и увидела, как он сердито натягивает их.

– Энди, я не понимаю, почему…

– Не надо ничего говорить, – оборвал он. – Что было – то было, больше ничего не будет, и нечего во всем этом копаться.

– Не надо так расставаться, – взмолилась Лиззи.

Энди застегнул шорты и ремень. В его движениях чувствовалась неприкрытая ярость. Когда он взял пистолет, Лиззи встала и подошла к нему.

– Почему ты сердишься?

– Сержусь? – язвительно переспросил он. – Никто на тебя не сердится. Просто я оказался непроходимым кретином.

– Да почему? Потому что предложил мне остаться с тобой?

– Нет, потому что поверил, что это на самом деле возможно, – рявкнул он, резко распахнул дверь и выбежал из коттеджа.

Небо на востоке уже ярко алело.

Лиззи стояла, тупо уставившись на колышущуюся занавеску. Ей было, конечно, очень больно, но она понимала, чем вызвано поведение Энди. Личность незаурядная, он, безусловно, не привык к отказам. По-видимому, мужскому самолюбию Энди Моррисона был нанесен слишком сильный удар, и он не справился с собой. Но самым невероятным Лиззи казалось то, что он всерьез решил, будто она может принять его предложение. Ну да, она должна признать, что думала над этим, но воспринимала его, естественно, как мимолетную фантазию.

За завтраком она спросила Рианон:

– Как тебе кажется, подхожу я на роль жены егеря из африканского зоопарка?

– Ну, я бы не называла это зоопарком. – Рианон рассмеялась. – А если серьезно, на твой вопрос честно отвечаю – нет. Хотя мне надо бы привыкнуть к этой мысли… – Продюсер задумчиво подперла голову рукой, чтобы скрыть огромное облегчение. Она была чрезвычайно рада, что ее подруга, ведущая ее программы, не собирается принимать опрометчивых решений, к которым часто склонны те, кому плохо. – Нет, женой егеря я тебя не представляю, – повторила она.

– Еще кофе, пожалуйста, – заказала Лиззи, когда официантка подошла к их столику. – И тостик. – Повернувшись опять к Рианон, она положила в рот последний кусочек и вытерла руку салфеткой. – Слушай, поразительно все-таки, да? Ну что он действительно мне это предложил. Я все еще не могу поверить.

– Откровенно тебе скажу, и я с трудом поверила, – отозвалась Рианон, отбросила волосы назад и подлила себе чаю. – Ясно, что ты-то можешь кому угодно вскружить голову…

Лиззи со смехом прервала ее:

– Но мы знакомы максимум сорок восемь часов. За это время мои жизненные планы не успели перемениться. А может, и успели, – добавила она, хмурясь. – В общем, как я уже сказала, под утро он выскочил от меня, и с тех пор я его не видела. Кстати, где Оливер?

– Пошел звонить, – ответила Рианон. – А сейчас не оглядывайся: Энди идет сюда.

Лиззи изумилась тому, как мгновенно заколотилось ее сердце.

– Все еще злой? – шепотом спросила она.

– Не пойму. Он еще далеко. Что-то в нем есть от дикаря. По-моему, он способен утащить тебя в лес за волосы…

– Что ты несешь! И ради Бога, не вздумай дать ему понять, что я тебе что-то рассказала!

Рианон грустно посмотрела на Лиззи:

– За кого ты меня принимаешь? – Она подняла голову и изобразила ослепительную улыбку. – Доброе утро, Энди. Как дела? Все еще дуешься на Лиззи за вчерашнее?

Лиззи с ужасом смотрела на нее.

– Да-да, у тебя все на лице написано. – Рианон понимающе кивнула и получила пинок под столом. Но почти сразу же Лиззи рассмеялась.

– Я-то тебе поверила. Так идет он сюда или нет?

– Поверни голову и посмотри.

Лиззи осторожно последовала совету Рианон и едва не завопила от ужаса, увидев перед собой морду носорога.

– Господи, – выдохнула она, когда весьма довольный ее реакцией Хью швырнул ей на колени набитую чем-то мягким матерчатую маску. – Убери эту дрянь! – Она вскочила на ноги, и голова покатилась по земле. – Где ты ее откопал?

– Подарок Энди и Дуга, – объяснил Хью, поднимая игрушку. – У Джека бегемот.

– Мы обязаны завтракать в этом приятном обществе? – осведомилась Рианон.

– Не-а. Мы уже позавтракали. Я просто пришел сказать, что мы вылетаем на полчаса раньше, чем планировалось. То есть через пятнадцать минут.

Лиззи заметно вздрогнула.

– Пойду-ка поищу Энди, – сказала она, обращаясь к Рианон, и положила салфетку на стол.

– Он уехал куда-то, – сообщил ей Хью. – Пару минут назад. Я сам видел.

Хью отошел, а Лиззи вполголоса выругалась.

– Может, вы еще успеете перекинуться парой слов, – неуверенно предположила Рианон.

Лиззи хотела было ответить, но только кинула на Рианон резкий взгляд, и та увидела, как на лице подруги появляется слишком хорошо известное всем ее друзьям упрямое выражение.

– Нет, к черту. – Она вновь решительно придвинула стул. – Он знает, где меня найти, так какого хрена… – Голос Лиззи прервался, на глазах выступили слезы. Она стукнула кулаком по столу. – Да что это со мной? Как будто мне есть до него дело! Господи, какая я идиотка! И чего плачу? К дьяволу! Я его никогда не увижу, мы едва знакомы, так чего…

– Лиззи, прекрати себя ругать, – прервала эту тираду Рианон. – Тебе понравился мужчина, ты в него даже немного влюблена, нечего тут стыдиться, это естественно…

– Нет, это неестественно, – с жаром возразила Лиззи. – Я с ним знакома всего два дня…

– И что с того?

– Я не хочу здесь оставаться, вот что, – бросила Лиззи.

– Тебя никто не заставляет.

– Пойми, это же не для меня – жить в таком месте. Я права? Нет, ты скажи, права?

Рианон засмеялась:

– Конечно, права.

– Тогда почему он этого не видит?

– Может быть, он и видит, но это еще не значит.

– Это значит, что я ничего не могу с собой поделать, раз уж я родилась такой.

– Рианон!

Подруги повернули головы и увидели приближающегося Оливера. Он явно был чем-то озабочен.

– Прости, Лиззи, что перебиваю, – сказал он, – но мне нужно срочно поговорить с Рианон.

– Валяй, не обращай на меня внимания.

Рианон тут же встала из-за стола.

– Милый, что случилось? Ты дозвонился в Нью-Йорк?

– Нет, пока нет, – проговорил он рассеянно. – Послушай, родная, – начал он, когда они отошли достаточно далеко, чтобы Лиззи не могла их услышать, – ты не поверишь, но мои кредитные карточки пропали. – Он раздраженно хмыкнул.

Рианон помрачнела.

– Как, опять? Не может быть! Второй раз за месяц?

– Можешь не напоминать, – пробормотал Оливер.

– Ты уверен, что сам не засунул их куда-нибудь?

– Совершенно уверен. Они лежали в портфеле.

– Да кто, скажи на милость, мог их оттуда взять?

– Понятия не имею, – ответил Оливер. – Но их на месте нет, это факт.

– Ты сказал Энди или Дугу?

– Нет еще. Надеялся, что ты переложила карточки к себе.

– Этого нам только не хватало, – вздохнула Рианон, заметив краем глаза, что Лиззи встала из-за стола и направилась к своему коттеджу. – Значит, их украл кто-то из гостей или, не дай Бог, из персонала. – Она неожиданно подняла голову и с подозрением посмотрела Оливеру в глаза. – Или ты думаешь, что я их взяла?

Он не мог не улыбнуться, несмотря на досаду.

– Ну конечно, нет. К тому же в прошлый раз в Нью-Йорке тебе же пришлось меня выручать. – С невеселой улыбкой он посмотрел на Рианон. – Боюсь, и теперь придется.

– Это не проблема, – отмахнулась Рианон. – Вопрос в том, кто стащил карточки.

Оливер тяжело вздохнул.

– Да, нашим ребятам эта новость не понравится. – Он посмотрел на часы. – Ладно, в любом случае у нас мало времени. Пойду поговорю с Дугом и попробую успеть дозвониться в Нью-Йорк. Кстати, нам же еще надо зарегистрировать отъезд.

– Этим я займусь, – заверила его Рианон. – А ты лучше сообщи в Лондон о потере карточек.

– Обязательно, – согласился Оливер и взял Рианон за руку. – Идем. Кстати, деньги я тебе, конечно, верну.

– Я знаю. – Она улыбнулась. – Это ерунда.

– Нет, не ерунда. – Он быстро поцеловал ее в губы. Когда Оливер вошел в контору, Дуг был там. Он говорил по телефону, поэтому Оливер снял трубку другого аппарата и набрал номер своего лондонского офиса.

– Привет, это я, – сказал он, услышав характерный сонный голос секретарши-кокни*. – Ты получила подтверждение?

* Кокни – уроженцы рабочих районов Лондона. Их особый диалект сильно отличается от нормативного английского языка.

– Как?

– Наоми, проснись, – повысил голос Оливер. – Это я, Оливер. Ты разговаривала с Сиднеем, с Гленроу?

– Ах, да, да! – внезапно оживилась девушка. – Алмаз! Ты в жизни не угадаешь! Это просто что-то сверхъестественное. Он позвонил и сказал, что трудно будет переправить алмаз в Йобург вовремя, вот я и решила тебе сообщить. Но я еще трубку не успела снять, как он перезвонил и говорит: все в порядке, алмаз будет на месте когда нужно.

Оливер нахмурился.

– С кем ты разговаривала? Он представился?

– По-моему, нет. Я по крайней мере не помню. Помню только, я подумала: тьфу ты, Оливер повесится, как услышит. Но теперь все нормально, понимаешь? Алмаз будет на месте, как ты хотел.

Однако Оливер пока не чувствовал облегчения от хорошей новости.

– Ты ничего не перепутала? – спросил он.

– Ну, так тот парень сказал, – обиженно отозвалась девушка. – Помню только, сперва я подумала: тьфу ты, Оливер как услышит, совсем взбеленится. Но я уже сказала, алмаз будет на месте, как ты хотел.

Оливер, однако, не обрадовался.

– Ты уверена? – еще раз спросил он.

– Ну, тот парень точно так сказал. Он извинился, что зря напугал нас, только у него в бумагах что-то напутано, а с нашим поручением у него проблем нет. Я сказала, мол, рада слышать, а то у нас и без него проблем масса в эти два месяца. Не-не, я не совсем так говорила, понятно, я просто подумала. Но я же права? За последнее время столько всяких сволочных штук было, правда? Будто сглазил нас кто-то.

– Ладно, Ней, хватит, – прервал ее излияния Оливер. – Другие сообщения были?

– Нет, все. Так ты приедешь на выходные?

– Собираюсь.

Оливер поручил секретарше сделать несколько телефонных звонков и вскрыть несколько писем, после чего попрощался.

– Все в порядке? – осведомился Дуг. Он уже закончил свой разговор.

Оливер взглянул на него и через силу улыбнулся:

– Ну да.

– Я потому спрашиваю, – объяснил Дуг, – что выглядел ты, старик, будто вот-вот копыта отбросишь.

Оливер вновь попытался улыбнуться:

– Возникло некоторое недоразумение по одной сделке. Довольно крупной сделке, надо сказать. Мне даже показалось, что она срывается.

Дуг пристально посмотрел на него:

– Обошлось?

– Да.

Дуг кивнул.

– Ты справился со Строссеном? – Дуг взял в руки пачку регистрационных бланков. – Должен сказать, вчера вечером он здорово нервничал.

– Знаешь, Дуг, – отозвался Оливер, – мне очень хотелось бы знать, откуда ему удалось узнать, где меня найти.

Дуг оторвал взгляд от своих бумаг.

– А почему, собственно, ты должен от него скрываться?

– Скажешь тоже – скрываться, – усмехнулся Оливер. – Но все-таки иногда хочется отдохнуть от него.

Брови Дуга недоуменно поднялись, он отвернулся от Оливера и направился к двери.

– Оливер, этот человек вложил в тебя нормальные бабки, – напомнил он собеседнику, – так что тебе не стоило бы упрекать мужика за то, что он не спускает с тебя глаз.

– Не мешало бы хоть иногда проявлять доверие, – возразил Оливер и похлопал Дуга по плечу. – Послушай, я страшно рад, что удалось увидеться. – Они вышли на залитое солнцем крыльцо. – Правда, рад, поверь.

– Я тоже рад, – ответил Дуг, глядя на Рианон, золотистые волосы которой ярко блестели на солнце. Женщина разговаривала с Мелани, а Хью и Джек помогали Элмору и еще двоим водителям грузить в машину чемоданы и телевизионную технику. – Прошу прощения, ничего оригинальнее не мог придумать, – добавил Дуг и засунул руки в карманы, – но должен тебе сказать, ты нашел настоящее сокровище.

Оливер улыбнулся: – Я тоже так считаю, можешь не сомневаться.

Рианон в это время заметила Лиззи, которая приближалась к джипу, волоча за собой тяжелый чемодан, и крикнула, чтобы кто-нибудь из мужчин помог ей.

Оливер вновь повернулся к Дугу. Глаза его смеялись.

– Ну, какие у вас тут новости? – спросил он.

На загорелом лице Дуга появилась широкая улыбка. Они зашагали по траве к машине.

– Ну, например, – начал Дуг, – ты знаешь, что Энди здорово запал на блондинку? Даже предложил ей остаться с ним.

– Ты серьезно? – удивился Оливер. Лиззи тем временем забралась в машину. – Тогда, надо полагать, она дала ему от ворот поворот?

– А что тебя удивляет? Она же всего два дня с ним знакома, да и то в основном в постели.

Оливер саркастически усмехнулся.

– Уверен, она все-таки всерьез рассматривала этот вариант. Она осталась совсем одна после смерти мужа, настолько одна, что пару раз пыталась даже подъехать ко мне.

Дуг удивленно взглянул на него:

– И как, ты ее испытал в деле? – Нет.

– Ну, тогда поверь мне на слово: она ой-ой-ой. А Рианон знает, что она на тебя претендовала? – осведомился Дуг, помолчав.

– А ты как думаешь?

Дуг расхохотался.

– Энди умеет быть парнем на день-другой, честное слово. А теперь его словно холодной водой окатили. Он к таким фортелям не привык. Да о чем я, он еще ни одной женщине не предлагал жить с ним, по крайней мере насколько мне известно. До сих пор бабы сами делали ему предложения.

– Где он сейчас? – поинтересовался Оливер.

– На аэродроме, встречает новую группу туристов. Они собираются поплавать здесь на плоскодонках.

Оливер кивнул и широко улыбнулся – к ним уже подошла Рианон.

– Все в порядке? – спросил Магир.

Она взяла его под руку, и все трое направились к джипу.

– Похоже, да, – отозвалась Рианон. – Ты дозвонился до Нью-Йорка?

– По-моему, еще рановато, – ответил Оливер, старательно избегая взгляда Дуга.

– Так куда вы теперь? – спросил Дуг, когда троица подошла к джипу.

– Сначала в Йоханнесбург, – сказала Рианон, – завтра в Дурбан, а оттуда на выходные в Кейптаун.

– Приятного отдыха. – Дуг протянул Оливеру руку. – Не пропадай, старик. А если вам еще что-нибудь понадобится для программы, – обратился он к Рианон, – ну, информация какая-нибудь, мы всегда к вашим услугам.

Рианон расцеловала его в обе щеки.

До аэродрома они доехали всего за несколько минут. Там их ждал готовый к взлету самолет. Прибывших на нем пассажиров уже увезли в лагерь. Наверняка они в эти минуты ахали от ужаса, когда видели за окнами своих джипов какую-нибудь гиену, притаившуюся в траве у дороги.

– Энди не возвращался в лагерь? Я правильно поняла? – шепотом спросила Рианон у Лиззи.

Лиззи мотнула головой:

– Во всяком случае, я его не заметила.

Рианон посмотрела вперед. Энди стоял у самолета и разговаривал с пилотом; ветер трепал его густые светлые волосы.

– Как поступишь? – спросила она.

– Черт его знает, – ответила Лиззи. – Не хочется расставаться вот так, но я просто не знаю, о чем с ним говорить.

– Ничего, может, он уже успокоился, – мягко сказала Рианон.

Джип подъехал к самолету.

Энди повернул голову, и Лиззи с облегчением увидела, что он улыбается. Пилот что-то прокричал ему, он расхохотался, а потом торопливо зашагал к джипу, чтобы помочь Оливеру и товарищам выгрузить багаж.

Когда и суета с чемоданами, и традиционный мужской ритуал прощания с похлопыванием по спине и рукопожатиями были позади, Энди повернулся к Лиззи. Сердце ее учащенно забилось – она увидела, как смешливые искорки гаснут в синих глазах, но заставила себя приветливо улыбнуться.

– Энди, я… – начала она и хотела было поцеловать его, но Энди отстранился.

– Тебя ждут, – сказал он.

– Может, выслушаешь меня? – Она старалась перекричать нарастающий рев самолетных двигателей.

Энди полез в карман, извлек оттуда лист бумаги и вложил в руку Лиззи:

– Держи.

Лиззи глянула на затрепетавший на ветру листок, сложила его и посмотрела Энди в глаза: – Это было для меня очень важно.

– Тебя ждут, – повторил он. – Пора лететь.

Он отвернулся от нее и помахал рукой путешественникам, глядевшим на них в иллюминаторы.

Лиззи смотрела на него. Хотелось сказать очень многое, сделать еще больше, но она понимала: что бы она ни сказала и ни сделала, это бессмысленно. Поэтому женщина только вздохнула и стала подниматься по трапу.

На одной из верхних ступеней она почувствовала, как его ладонь накрыла ее руку.

– В этот раз ближе всего, – услышала Лиззи. Бледность лица Энди ясно показывала, насколько тяжело ему далось это признание.

Несколько секунд мужчина и женщина молча смотрели друг другу в глаза, и лишь после этого Лиззи догадалась, что хотел сказать Энди: в этот раз он ближе всего подошел к любви. Она проговорила почти шепотом:

– Прости.

Он слегка скривил рот, с усилием сглотнул, окинул взглядом долину, затем резко повернулся на каблуках и побежал вниз по трапу.

Только когда самолет уже набирал скорость на взлетной полосе, Лиззи вспомнила, что в руке у нее все еще зажат клочок бумаги, который дал ей Энди. Все переворачивалось внутри, когда она читала корявые строчки: “Я плохо умею объяснять, но надеюсь, ты знаешь, что я сейчас чувствую”.

Лиззи почему-то рассмеялась. Рианон ответила ей улыбкой и спросила:

– Что там такое?

Лиззи показала Рианон листок, отчаянно, но тщетно пытаясь убедить себя, что чувства Энди ей глубоко безразличны.

Рианон захотелось поддразнить подругу, и насмешка уже была готова сорваться с ее уст, но внезапно улыбка пропала, а на смену веселому настроению пришла тревога. В бегущей по жилам крови появился какой-то холодок. Рианон не могла понять, откуда он взялся, ведь в простых словах Энди никак нельзя было усмотреть угрозы, вообще ничего дурного, и уж конечно, такая записка не могла вызвать подозрений относительно намерений ее автора. Тем не менее по спине Рианон пробежали мурашки, как только она подумала, что подруга может когда-нибудь вернуться в Перлатонгу.

Несмотря на перемену настроения, она улыбнулась, вернула Лиззи записку и выглянула в иллюминатор, у которого сидел Оливер. Ее ощущения казались ей самой беспорядочными и абсурдными, и при всем том Рианон была расстроена, растеряна. В Перлатонге они провели три великолепных дня, от которых, безусловно, останутся только счастливые воспоминания, – и все-таки она невольно содрогалась от одной мысли о том, что кому-нибудь из них случится еще раз здесь побывать. Простая логика не могла объяснить ее смятения. Конечно, ей будет недоставать Лиззи, если та решится покинуть эгоистичный и равнодушный Лондон, но сожаление о возможном отъезде подруги не имеет ничего общего со странным чувством, которое вдруг посетило ее при виде заповедника, который они покидали.

Рианон решила списать свое настроение на эмоциональную усталость, и мысли ее стали смешиваться с гулом моторов. Вдруг, уже сквозь полудрему, она подумала о пропавших кредитных карточках Оливера: только ли обыкновенное невезение виновато в том, что его карточки воровали дважды в течение месяца, и связаны ли эти кражи с недавним исчезновением его “БМВ”, а также с обнаружившимся в его банке мошенничеством? Разве что последний придурок мог бы предполагать, что все эти прискорбные события совпали случайно. Однако страшно подумать, что кому-то понадобилось открыть охоту на Оливера, – а ведь его пластиковые карточки исчезали оба раза именно в те моменты, когда их отсутствие могло вызвать наибольшие затруднения.

– Ты не забыл заморозить счета в банке? – спросила она, гладя Оливера по руке.

– Ах, черт! – Оливер досадливо поморщился. – То-то мне казалось, что я еще что-то должен сделать! Даже Дугу не сказал. Сразу схватил трубку, а все остальное вылетело из головы.

– Ладно, позвоним в банк из Йоханнесбурга, – сказала Рианон, подумав, что волноваться о кредитных карточках на борту самолета – пустая трата нервов.

И она была права, поскольку в ту минуту никакие умозаключения не помогли бы ей предвидеть угрожающий оборот, который в скором времени должны были принять события. Не в ее силах было предотвратить то, что неизбежно должно было случиться.

 

Глава 5

Над каньоном Малибу дул теплый порывистый ветер – союзник поджигателей. Следы грандиозного пожара были явственно видны и сейчас, три года спустя после того как пламя какого-то костра вырвалось из-под контроля и разнеслось по вельду. Не только степные пожары, но и наводнения зачастую лишали население этой провинции крова и имущества, а подчас влекли за собой и человеческие жертвы. А еще здесь как-то случилось землетрясение. Никто из обитателей этих мест, переживших его, не забыл того страшного утра, когда шоссе, небоскребы, парки, отели, роскошные особняки, десятки людей в буквальном смысле исчезли с лица земли.

Поместье Романовых каким-то чудом не пострадало ни в одной их этих чудовищных катастроф. Их владения занимали в Малибу двадцать два акра. Окружала их прочная изгородь, а также густая полоса дубов и сосен. Случайный путешественник мог бы, пожалуй, кинуть взгляд на сады Романовых, но сама усадьба – большой белый дом, украшенный колоннами и двумя башенками с серыми куполами, который обступали многочисленные домики с красновато-коричневыми кровлями, – был надежно защищен от праздных глаз, даже вооруженных биноклями.

Толстые гладкие стены дома, увитые цветами арки, просторные внутренние дворы, великолепный вид из окон на Тихий океан – все это служило доказательством процветания одной из ведущих американских издательских империй, основанной двумя братьями, которые прибыли в Нью-Йорк более пятидесяти лет назад, спасаясь от укреплявшихся в Европе бесчеловечных режимов.

Штаб-квартира издательского концерна Романовых по-прежнему располагалась в Нью-Йорке. Главный офис представлял собой внушительных размеров здание на углу Пятьдесят четвертой улицы и Пятой авеню, настоящий монумент власти промышленного капитала. Концерну принадлежала половина издававшихся в стране газет, а также множество популярных и специальных журналов – для читателей с любыми политическими пристрастиями, самыми разными вкусами, капризами и запросами. Но хотя центр империи Романовых располагался на восточном побережье, у них имелось и другое, не менее впечатляющее владение – семейное гнездо, которое на протяжении последних двадцати лет находилось в Малибу.

Максим Александр Романов унаследовал основной пакет акций концерна “Романов энтерпрайзес” около десяти лет назад; когда ему еще не было тридцати. Накануне своего двадцатичетырехлетия он окончил Гарвардскую школу бизнеса с результатом summa cum laude*. Следующие шесть лет жизни он посвятил деловой карьере в семейном бизнесе, а после смерти деда со сравнительно невысокой должности вице-президента по фьючерсам и холдингу шагнул на пост главного управляющего “Романов энтерпрайзес интернэшнл”. В новой должности Макс оказался вполне на своем месте: и родной дед, и брат деда готовили его к этой работе всю его сознательную жизнь. Дальнейший прирост капитала, равно как и удачные сделки за последние десять лет, доказал, что наследство братьев Романовых попало в надежные руки. Акции концерна за это время выросли в цене по меньшей мере в десять раз, хотя ситуация на рынке далеко не всегда этому благоприятствовала. В семье тоже царило благополучие: Каролин, жена Макса, родила сына.

* С высшей похвалой (лат.).

Архитектура семейного гнезда и неопределенность направления романовских изданий на протяжении многих лет служили пищей для споров о корнях Романовых, особенно в последнее время, когда доступность сведений о происхождении предков любого влиятельного человека стала попросту необходимостью. Только за последние два года появлялись сообщения о том, что предки Макса были русскими, итальянцами, поляками, венграми, а однажды появилась шокирующая статья, где утверждалось, что Макс Романов – индеец. Сам Макс ни разу не попытался подтвердить или опровергнуть эти слухи. Он вел себя как дед, которому нравилось наблюдать за тем, как весь деловой мир строит догадки на его счет, и который до последнего дня жизни следовал правилу: ничего не сообщать – пусть сами придумывают.

Люди в самом деле кое до чего додумались. В последние годы Максу довелось узнать, будто он – “миллиардер, издатель-магнат, в чьих жилах течет кровь монархов, и славянскую внешность, несомненно, унаследовал от царя Николая Второго”, а также – что он “растлитель юных девушек, за чью добродетель платил немыслимые деньги во время разнузданных оргий в романовской усадьбе”. Он читал и о том, что штат его прислуги состоит из гарема обнаженных дев, всегда готовых исполнить любой его каприз, равно как и капризы его гостей; читал о своих связях с весьма сомнительными, а называя вещи своими именами – криминальными международными организациями. Еще он узнал, что является внебрачным сыном некой венгерской шлюхи, бежавшей из родной страны от русских оккупантов во время революции 56-го года.

Разумеется, в каждом из этих слухов содержалась доля истины. Он действительно был крупным издателем, хотя и не миллиардером; точеные черты смуглого лица наводили на мысль о славянском происхождении – его родители и в самом деле были родом из России, хотя, насколько Максу было известно, голубой крови в их жилах не было ни капли. Много раз Макс пробовал кокаин, да и пирушки в его поместье – что верно, то верно – порой не отличались благопристойностью. Прислуга его не состояла из обнаженных женщин, но кое-каким девицам он платил, пусть неофициально, и в их обязанности входило появление на людях в обнаженном виде. Мать его была проституткой и обслуживала русских военных – именно так ей удалось бежать из Венгрии за девять месяцев до появления Макса на свет. Панический страх матери перед НКВД привел к тому, что об отце Макс знал только одно: тот был офицером Советской Армии. Знал Романов также, что и он сам, и его мать обязаны жизнью эмигрантке, графине Катерине Казимир. Эта женщина приютила беременную беглянку у себя в Лондоне, помогла ей, а потом отправила вместе с младенцем в Нью-Йорк, где жили дед и двоюродный дед Макса, давным-давно оставившие надежду вновь увидеть родных.

Доброту графини Катерины, католички и аристократки по отношению к родственникам братьев Романовых, низкородных московских евреев, в юности – пламенных большевиков, в семье никогда не забывали. С годами отношения обоих семейств только укреплялись, тем более что они, как и множество других обосновавшихся в Америке и Европе эмигрантских общин, активно помогали своим соотечественникам избежать ужасов коммунизма и начать новую жизнь на Западе. И теперь, хотя старшее поколение ушло из жизни, а царство террора рухнуло, и внучка графини Галина Казимир, и Макс Романов старались как могли содействовать возрождению своей родной страны, искалеченной и запуганной одним из наиболее чудовищных в мировой истории режимов.

Тот факт, что Макс, человек богатый и влиятельный, упорно хранил молчание относительно подробностей своей частной жизни, сам по себе подогревал внимание прессы, но с тех пор, как меньше года назад он оказался центральной фигурой на процессе по поводу нашумевшего “горе-убийства”, репортеры стали устраивать на него настоящие облавы. По всей видимости, широкая публика не могла понять, почему прокурор Нью-Йорка, представлявший на том процессе обвинение, неожиданно согласился с тем, что причиной смерти Каролин Романовой послужил несчастный случай – ведь всем было известно, что Макс признался в убийстве в ту же ночь, когда умерла его жена. Да о чем говорить: на пистолете обнаружили отпечатки пальцев Макса, а полицейское расследование не установило, что в доме присутствовал кто-либо третий. Казалось очевидным, что Макс убил свою жену. И сам окружной прокурор в течение пяти недель предварительных слушаний отвергал объяснения Романова о том, что выстрел был случайным. Совершено убийство, и долг окружного прокурора перед народом США – способствовать тому, чтобы преступник понес заслуженное наказание. Но пять недель спустя прокуратура округа внезапно объявила, что принимает аргументы в пользу вывода о несчастном случае и полностью снимает обвинение с Макса Романова. Все терялись в догадках: какие же неизвестные прежде улики заставили прокуратуру радикально изменить мнение? На самом деле читатели газет и телезрители страстно желали знать, кого из политиков Макс столь успешно шантажировал или кому заплатил, чтобы выйти сухим из воды.

Намеки на то, что Каролин была не первой жертвой Макса Романова – или же тех, кто исполнял его заказ, – герой скандала предпочитал игнорировать. Не обращал он внимания и на прозвища типа Порнокороль или Растлитель-убийца. Некоторые выпускаемые концерном Романова журналы – около трех дюжин – считались изданиями для взрослых, поэтому, принимая во внимание насильственную смерть жены магната, можно было ожидать всплеска феминистских истерик в его адрес. Где-то появился краткий, но весьма недвусмысленный материал, описывающий сексуальные наклонности Макса Романова, и тысячи, многие тысячи извращенцев теперь писали ему письма и живо интересовались, что же на самом деле происходило в семейной усадьбе. Максу оставалось надеяться, что публикации подобного рода только подогреют интерес читателей к изданиям концерна. Вышло иначе, и тогда Макс решил переслать все письма подобного рода популярнейшей в стране журналистке, ведущей ток-шоу на телевидении, по имени Опра. Она наверняка сумеет распорядиться письмами лучше, чем сам Макс.

Сейчас Макс, улыбаясь про себя, читал изящно составленное благодарственное письмо Опры и время от времени машинально стирал салфеткой яичный желток, стекавший по подбородку его трехлетнего сына Александра. Мальчик протестующе хныкал до тех пор, пока не заметил, что отец уже не читает, а смотрит на него. На лице малыша немедленно появилась улыбка.

– Пап, пусть он уйдет, – посоветовала отцу Марина, восьмилетняя дочь Макса. – Какой противный. Алекс, ты скверный парень. Хватит ныть.

Алекс посмотрел на отца. Тот сдвинул густые темные брови, по-видимому, желая казаться сердитым.

– Р-р-р-р-р-р-р! – зарычал Алекс, изображая монстра.

– Совсем не смешно, Алекс, – заметила Марина, раздувая ноздри. – Пап, правда, не смешно?

– Конечно, не смешно, – заверил ее Макс, пристально глядя в глаза сыну.

– Ва-а-га-а-бум! – завопил Алекс, с размаху опуская яйцо на старинный кружевной воротник нового платья сестры.

Макс выдержал паузу. Лицо Марины вспыхнуло от гнева. Макс отложил письмо и усадил дочь на колени. Ярость уступила место отчаянию, и девочка разревелась.

– Ш-ш-ш, – успокаивал ее Макс, покачивая на коленях. – Не надо плакать, малышка.

– Папа, – всхлипывала Марина, – он же испортил мне платье. А это мое самое любимое платье!

– Все отстирается, солнышко, – заверил ее Макс. Он-то знал, что у Марины все платья “любимые”.

– Не хочу отстирывать! Хочу, чтобы оно было новое! Ненавижу тебя! – завопила Марина и попыталась лягнуть брата.

– Эй-эй! – Макс решительно пресек попытку Марины затеять драку. – Алекс, извинись перед сестрой.

– Ну, извини, – сказал Алекс.

В его голосе при всем желании невозможно было уловить хотя бы малую толику раскаяния.

– Папа, побей его! – потребовала Марина.

– Лучше… я тебя пощекочу, – предложил Макс и сразу приступил к делу.

Девочка захихикала.

– Не надо, папа, – сквозь смех выдавила она. – Не надо. Мне не нравится. Па!

– А теперь меня, папа! – закричал Алекс, проворно забрался на стул, обрушился на плечи Макса и нечаянно стукнул сестру по голове.

– Ой, он меня ударил! – вскрикнула Марина. Захохотав, Макс осторожно опустил мальчика на пол, затем подхватил детей под мышки, вынес их во внутренний дворик, к фонтану, и пригрозил утопить в нем обоих, если они немедленно не станут вновь друзьями.

Постанывая от смеха и прижимаясь к отцу так, как будто он должен был защитить их от смертельной опасности, дети дали торжественное обещание дружить, никогда не ссориться и любить друг друга сильнее, чем все прочие братья и сестры в мире.

Когда Макс понес детей обратно в столовую, Алекс обратился к нему:

– Папа!

– Что такое?

– Я хочу пи-пи.

Макс глянул вниз, на темное пятно, расползающееся по шортам Алекса, и тут же почувствовал, как по его руке потекла теплая жидкость. Он опустил детей на землю и распорядился:

– Марина, милая, быстро тащи сюда горшок Алекса.

– Я не знаю, где он, – отозвалась девочка.

– Значит, спроси у миссис Клей. Ну, бегом.

– Пап, а как же мое платье?

– Марина! Делай, что тебе говорят, – прикрикнул на нее Макс.

Нижняя губа Марины обиженно дрогнула, и Макс, несмотря на раздражение, обнял ее и притянул к себе.

– Ну прости, солнышко, – сказал он. – Я не хотел кричать. Только не плачь из-за пустяков.

– Хочу к маме! – хныкала Марина. – Меня никто не любит! Хочу к маме!

– Ш-ш-ш, дочка.

Макс поцеловал ее в макушку. Сейчас ему вовсе не хотелось думать о Каролин, и поэтому он представил себе лицо собственной матери.

– Мамочка! – всхлипывала Марина.

– Мамочка! – вторил ей Алекс.

– Ну пойдем, пойдем. – Макс склонился к детям, стараясь их успокоить. – Все будет хорошо…

– Ты не любишь меня! – сердито бросила Марина. – Ты только Алекса любишь.

– Милая моя, я вас обоих очень люблю, – мягко возразил Макс.

– Я могу чем-нибудь помочь, сэр?

Макс поднял голову и встретился взглядом с миссис Клей, няней обоих малышей. Миссис Клей была шотландкой.

– А-а, это вы, – с облегчением произнес Макс. – Дело в том, что Алекс испачкал яичным желтком платье Марины, и…

– Лучшее платье, – с жаром перебила его Марина. – Оно теперь такое ужасное! Я больше никогда не смогу его носить!

– Ну-ка, дай я посмотрю. – Миссис Клей наклонилась и стала рассматривать воротничок. – По-моему, здесь нашлась бы работа для Мэри Поппинс.

Глаза Марины округлились, и девочка ахнула:

– Мэри Поппинс? Так вы умеете колдовать, миссис Клей?

– В некотором роде, моя дорогая, – ответила няня. – В некотором роде. – Она повернулась к Алексу: – А у вас какие проблемы, молодой человек? Мне кажется, у вас тоже стоило бы кое-что постирать.

– Я сказал папе, что описался, – с достоинством сообщил Алекс и взял миссис Клей за руку.

– Да неужели? – иронически произнесла та.

– Ага, – серьезно подтвердил Алекс и весело добавил: – А папа никогда не писается.

Миссис Клей издала негромкий смешок. Теперь ее проницательные зеленые глаза смотрели на Макса.

– Вам следует возблагодарить судьбу, сэр, – сказала она. – А теперь, дети, обнимите папу и идем.

Макс, улыбаясь, поцеловал детей и хотел было вернуться к изучению утренней корреспонденции, но из холла раздался звонок, извещающий о прибытии посетителя. Секунду спустя в комнату вошел Лео, дворецкий.

– К вам мистер Реммик и мистер Замойский, – торжественно объявил он.

– Спасибо, Лео.

Макс абсолютно не считал нужным соблюдать светские условности с Морисом Реммиком и Эллисом Замойским, и сами они – не только сотрудники Романова но и, вероятно, самые близкие его друзья и доверенные лица – чрезвычайно удивились бы, если бы Романову вдруг пришло в голову перед их появлением побриться, надеть официальный костюм и встретить их у парадного входа.

– Тебе не хватает только золотых слитков, брюха да еще парочки девочек в бикини, – пошутил Замойский, когда они с Реммиком вошли в комнату и застали босса в просторном купальном халате. Закинув босые ноги на пустой стул, он сидел у стола, на котором стояла тарелка, и валялись в беспорядке газеты и письма.

Макс поднял глаза на вошедших:

– Вы завтракали? Может, кофе? Сейчас сварят.

Морис, оглядывая царивший в комнате хаос, осведомился:

– А дети где?

– Наверху. Переодеваются, – ответил Макс и шлепнул Эллиса по руке, когда тот потянулся к хозяйской чашке кофе.

– Как тебе миссис Клей? – спросил Эллис.

– Пока я доволен. Ну, вы же прекрасно знаете, что с некоторых пор я должен один заботиться о детях. Естественно, мне нужна помощь, и именно поэтому я позволил вам уговорить меня взять на работу миссис Клей. Между прочим, я еще не видел сегодняшних газет.

Морис усмехнулся:

– Мы могли бы и сами догадаться. Макс, надо бы активизировать наше предприятие. Так что тебе стоит просмотреть газеты.

– Те, которые стоит смотреть, я смотрю, – возразил Макс и вскрыл очередной конверт. – А те, о которых ты говоришь, я смотреть не буду.

Эти слова не убедили Мориса:

– Сегодня это необходимо. Нужно обдумать…

– Морис, обдумывать всегда необходимо, но повторного процесса не будет. Пойми, это уже история. Так что давайте, ребята, сменим тему.

– И тебя не волнует, что о тебе говорят?

– Совершенно.

– И тебя не волнует, что будет с капиталом?

– Спустись с облаков, Морис.

– Макс, ты не так богат, как думаешь.

– Поправка. Я богат настолько, насколько мне известно.

– Макс, в Нью-Йорке говорят, что ты теряешь хватку, – вмешался Эллис. – Эксперты предсказывают падение в этом году…

– Да брось ты, Эллис, – перебил его Макс. – Все у меня под контролем. Так что переходи прямо к делу.

Замойский переглянулся с Реммиком, и его выгоревшие густые ресницы опустились. Реммик протянул Максу отчет, который они с Замойским прочитали перед тем, как отправиться к шефу. Этот отчет пришел накануне ночью на электронный адрес Замойского, и в нем содержались фотографии, снятые ранее в Йоханнесбурге. Как известно, ситуация в жизни всегда развивается не так, как планируют, поэтому Реммик и Замойский не слишком удивились, когда в их деле обнаружились осложнения, причем в той области, где никто не ожидал возникновения проблем. Однако обоим было интересно, как отреагирует на новую информацию Макс.

Появился Лео, поставил на стол дымящийся кофейник.

Морис искоса поглядывал на Макса. Морис был видным, всегда загорелым мужчиной с красивой седой шевелюрой. Он был старше Макса, работал на газетную империю Романовых более двадцати лет и стал крестным отцом обоих детей Макса. Крестной матерью была жена Мориса, Дион. Пожалуй, после детей и Галины Казимир, Реммики были самыми близкими Максу людьми, но, несмотря на то что Морис знал Макса много лет, некоторые черты характера Романова оставались для него загадочными. Тайной для Мориса оставались и события той ночи, когда застрелилась жена Макса. Разумеется, версия Макса была известна Морису, и он отлично знал, по каким причинам окружной прокурор снял с Романова обвинение. И все же факт оставался фактом: единственными людьми, находившимися тогда в нью-йоркском доме Романова, были лишь сам хозяин и его жена.

С самого начала брак Романовых не был прочным, но в тех кругах, в которых вращался Макс, было не принято скомпрометировать девушку из высшего света и затем уклониться от своего долга по отношению к ней. По крайней мере в том случае, когда отцом забеременевшей красавицы является сенатор Гарри Строминский. Семейства Романовых и Строминских были вынуждены породниться, и, насколько было известно Морису, сам факт этого брака был единственным темным пятном в отношениях Макса и его любимого деда. Старику достало характера пригрозить Максу, что лишит его прав на наследство и заставит сменить фамилию. Конечно, ни один человек не воспринял эту угрозу всерьез; в конце концов, никто не назвал бы Каролин Строминскую неподходящей партией для наследника газетной империи. Да и ни для кого не было секретом, что внук старику был дороже всего на свете. Но Михаил Романов не раз заявлял, что желает женить Макса на Галине Казимир, внучке старой графини. Бесповоротное крушение этого плана стало ударом, от которого старый магнат так и не оправился.

Брак Макса продолжался девять лет, и об обстоятельствах его ужасного завершения гадали все кому не лень, но Морис знал наверняка, что дед Макса был единственным человеком в мире, который ни на секунду, ни на йоту не усомнился в невиновности внука.

Другие, менее близкие Максу люди не просто допускали возможность того, что он убил жену; они были почти уверены в этом, поскольку Каролин отличалась истеричным поведением и регулярно грозила предать гласности определенные обстоятельства, после чего “имя ее супруга, которое до сих пор считается солидным, будет вызывать рвоту у порядочных людей”, говорила, что разведется с Максом и добьется лишения его родительских прав. Так что у Макса имелись довольно-таки веские мотивы для того, чтобы постараться ускорить встречу Каролин со Всевышним. Однако если глава семьи действительно спустил курок, ему это сошло с рук. Дион, правда, придерживалась того мнения, что такой любящий отец, как Макс, не способен причинить вред человеку. Морис же, хотя и он не сомневался в силе отцовских чувств Макса, считал взгляды своей жены чрезмерно наивными.

Когда дверь за Лео закрылась, Морис разлил кофе по чашкам.

– Есть кое-какие новости о Рианон Эдвардс, – проговорил он, обращаясь к Максу.

Тот с неудовольствием оторвал взгляд от письма.

– О ком? – переспросил он.

Морис достал из портфеля коричневый конверт и протянул его Максу.

– Рианон Эдвардс, – повторил он. – Продюсер, работает на английском телевидении.

Макс, вспомнив имя, кивнул, отодвинул в сторону всю почту, взял у Мориса конверт и вскрыл его. В руках у него оказалась пачка фотографий форматом десять на восемь дюймов. Быстро просмотрев три или четыре снимка, он сказал:

– Это она и есть, насколько я понимаю?

– Она самая, – подтвердил Морис.

Макс отложил материалы, взял чашку кофе и вновь принялся просматривать фотографии. По его лицу никто ничего не смог бы прочесть. Заговорил он только тогда, когда дошла очередь до снимка, где была изображена обнаженная Рианон под душем рядом с мужчиной.

– Что за дерьмо? – спросил он и швырнул фото на стол. – И для чего это, собственно? Я не помню, чтобы просил о таком.

– В отношении этой женщины ведется расследование, – отозвался Эллис.

Макс нахмурился:

– Полицейское?

– Частное.

– Причины известны?

– Пока нет. Мы знаем только, что в Южной Африке за ней следит агент, и платит этому агенту Тео Строссен.

Брови Макса поползли вверх.

– Тео Строссен, – повторил он и опять перевел взгляд на вызвавшую его недоумение фотографию. – Почему он вдруг занялся этой Эдвардс?

– Выясняем, – лаконично отозвался Эллис.

Макс быстро взглянул на него, бросил снимок на стол и придвинул к себе двухстраничный отчет.

– Я сам свяжусь с Тео, – сказал он, пробегая глазами документ. – Так, а о ней вы что-нибудь новое узнали?

– Честно говоря, нет, – признался Морис. – Все, что было известно раньше, подтвердилось. Мать умерла четырнадцать лет назад. Отец женился вторично, живет сейчас в Англии, в пригороде Бристоля. После Филиппа Чамберса и до самого последнего времени романов не было. Ее новый любовник – Оливер Магир. Он тоже англичанин, занимается алмазным бизнесом. Возможно, это и объясняет интерес Строссена.

Макс заметно помрачнел и даже заговорил не сразу.

– Галина пыталась вступить в контакт с Рианон? – спросил он.

– Никаких свидетельств этому нет, – отозвался Эллис.

– Обязательно попытается, – пробормотал Макс, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседникам, и взглянул на часы. Уже начало одиннадцатого. – Во сколько сегодня встреча?

– В одиннадцать, – ответил Морис.

– Тогда мне пора приводить себя в порядок, – заметил Макс, поднимаясь на ноги. На мгновение он задержался, чтобы еще раз глянуть на фотографии Рианон. Трудно было бы понять что-либо по выражению его лица, но даже если бы Морис с Эллисом решились задать ему вопрос (ни тот, ни другой делать этого, конечно же, не собирались), им помешал бы звонок мобильного телефона Макса. Морис взял со стола аппарат.

– Да, Марибет, конечно, он здесь, – сказал он в трубку. – Минуту.

При упоминании имени Марибет глаза Макса сузились, а губы нетерпеливо поджались.

– Марибет, – крикнул он в телефон, – что нового?

– У меня все в порядке, Макс, – отозвалась Марибет. – Как там ты?

– Веселюсь, как умею.

– То есть Галина еще не приехала?

– Нет еще.

– Значит, вот-вот будет. Я решила тебя предупредить. Все удалось сделать. Она будет лицом “Конспираси косметикс” до следующего тысячелетия.

– Кого я должен поздравлять? – спросил Макс. – Тебя или Галину?

– Обеих. – Марибет хихикнула. – Галину, чего уж там.

Макс криво усмехнулся.

– Хорошо, непременно последую твоему совету, когда она появится. – Он помолчал. – Так ты действительно веришь, что получится?

– Сам знаешь. Риск есть, я согласна, но не так уж он и велик, и мне она нужна. Нет, я понимаю, что красивых женщин на свете достаточно, но у Галины есть то, чего нет у других. Кому, как не тебе, это знать. Если мы будем за ней присматривать, то я не понимаю, почему бы нам что-то не удалось.

– Если все получится, – тихо возразил Макс, – мы сможем считать, что услышаны все наши молитвы. Но, Марибет, должен заметить, меня удивляет, что ты решила действовать через Хармана. Ты предупредила его о риске? Если ты ничего ему не сказала, никакой сделки не может быть…

– Я сказала, – торопливо прервала его Марибет. – Он с радостью возьмет ее, конечно, при условии, что ты готов обеспечить безопасность. Послушай, Макс, этот человек умеет сразу определить, кто будет иметь успех.

– Избавь меня от трепа, – бросил в трубку Макс. – Насчет безопасности мы уже договорились. Сколько вы ей будете платить?

Марибет ответила не сразу.

– Рекламная служба сказала бы – пять, но Хармана невозможно раскрутить больше чем на два.

– Надеюсь, пропущенное слово – “миллиона”.

Марибет засмеялась.

– По-моему, это Галина едет, – сказала она, расслышав звонок в холле в доме Макса.

– Похоже, ты права, – согласился Макс. – Когда вы объявляете?

– В пятницу в двенадцать часов даем пресс-конференцию. – На мгновение Марибет замялась. – Ты собираешься приехать?

– Я тебе сообщу.

Едва Макс выключил телефон, как Лео возвестил о приближении к дому автомобиля мисс Галины Казимир. И Морис, и Эллис смотрели на Макса.

– Она получила контракт. – В голосе Мориса звучало скорее утверждение, чем вопрос.

Макс подтвердил, что так и есть.

– Ух ты! – Эллис удивленно присвистнул. – Я-то никогда не верил, что у них что-нибудь выйдет.

– Честно говоря, я тоже, – признался Макс. – Только прошу вас, когда она сама нам скажет, изобразите удивление. И радость.

Когда снаружи хлопнула дверца автомобиля, Макс перебросил пачку фотографий Рианон Морису, и тот быстрым движением убрал их в портфель. Услышав, что Галина бежит через холл, Макс повернулся к двери.

– Макс! – крикнула Галина, врываясь в комнату. – Дорогой! – Она расхохоталась, когда Макс разыграл удивление. – Ну не притворяйся, будто не знал, что я еду. Лео тебе не мог не доложить. И нечего врать, я знаю, Марибет хотела позвонить тебе. Но ты только представь себе! Это же чудесно! Ты рад за меня, дорогой? Я так счастлива! Они выбрали меня! Тысячи претенденток просмотрели, а выбрали меня! А ты можешь угадать, какой они мне предложили контракт? Пять миллионов долларов, Макс! И это только начало…

– Иди сюда.

Он обнял ее, смеясь. Лавандово-голубые глаза светились совсем детским счастьем, и в них плясали смешинки, когда она смотрела на Макса, а он кружил ее по комнате. Стройная гибкая фигурка выглядела почти игрушечной, терялась рядом с крепко сбитой фигурой мужчины; светлые волосы казались золотистым нимбом по сравнению с взъерошенной черной шевелюрой Макса.

Эллис и Морис неловко выбрались из-за стола, чтобы, в свою очередь, поздравить Галину.

Когда она повернулась к ним, Морис почувствовал, как что-то у него внутри раскрывается. Галина Казимир была самой роскошной женщиной, какую ему доводилось видеть в жизни, и хотя они были давным-давно знакомы, случались иногда минуты, когда сияние ее красоты лишало его возможности трезво мыслить. Лицо девушки было чистым и свежим, как весна в Новой Англии*, в миндалевидных глазах играли все мыслимые оттенки синего цвета, и они казались еще прекраснее благодаря густым бровям и длинным ресницам; бронзовая кожа всегда была гладкой как шелк, слегка выступающие скулы придавали лицу скульптурную выразительность; решительный прямой носик выдавал аристократку, губы ее были безупречной формы, и на них часто играла улыбка, еще более ослепительная, чем сияющие волосы.

* Новая Англия – историческая область на северо-востоке США

Она обняла Мориса и спросила:

– Макс сердится?

И тут же повернулась к Эллису.

– Зол как черт, – ответил Эллис, проведя кончиком языка по пересохшим губам. От ее аромата у него подкашивались ноги, а откровенный костюм – белые с лайкрой шорты и очень короткая облегающая белая куртка, – оставлявший открытыми бедра и изумительные длинные загорелые ноги, заставил его на минуту забыть, кто перед ним.

Галина рассмеялась, повернувшись к Максу.

– Правда? – спросила она, беря его руки в свои. – Ты черт?

Его угольно-черные глаза откровенно смеялись.

– О, я просто настоящий дьявол, – подтвердил он.

Она опять расхохоталась, впилась губами в его губы и прошептала:

– Докажи.

Макс нежно поцеловал ее, после чего слегка отстранил от себя.

– Ты уже была у юристов?

– Ну что ты, Макс, – простонала она. – Я же только что обо всем узнала. И первому хотела сообщить тебе, а не какому-нибудь хренову адвокату. Ну хорошо, я схожу, – добавила Галина, заметив, что он недоволен ее беспечностью. – Но может, мы сначала отметим это дело? Макс, я же стану знаменитостью. Причем на годы, Макс! Наша косметика будет продаваться во всем мире… Ну позови Лео, пусть принесет шампанского, а потом мы с тобой – в постель!

– Меньше чем через час я жду посетителей, – возразил Романов, и на лице его мелькнула усмешка: он заметил, насколько и Морис, и Эллис поражены тем, что он способен отказаться от нескольких часов любви с такой женщиной ради чего-то другого.

Галина надула губы:

– Макс! Они что, не могут подождать? Для меня все это так важно… И я-то знаю, как у тебя встает, стоит тебе только подумать обо мне.

Морис с Эллисом смущенно отвернулись, когда ее рука скользнула под халат Макса. Некоторое время он стоял неподвижно, глядя в глаза женщины, потом мягко отвел ее руку и кивнул на дверь:

– Иди поболтай с Лео. Я буду через пару минут.

Когда дверь за Галиной закрылась, Эллис испустил шумный вздох и плюхнулся на стул.

– Хочу кофе, – пробормотал он и потянулся за кофейником. В уголках рта Макса заиграла легкая усмешка, когда Морис спросил его:

– О свадьбе вы тоже объявите в пятницу? Чтобы разом убить двух зайцев?

Макс глубоко вздохнул, почесал подбородок, потом покачал головой:

– Нет. Вообще-то я предпочитаю отложить матримониальные планы на некоторое время.

– А как она к этому отнесется? – вступил в разговор Эллис. – Я-то думал, как только, так сразу… – Он замолчал и пожал плечами, когда Макс холодно взглянул на него. – Конечно, это не мое дело… – Он заметно покраснел.

Выражение лица Макса немедленно смягчилось.

– Я все улажу, – сказал он и, повернувшись к Морису, заговорил на другую тему: – Мне хотелось бы понять, насколько серьезны отношения Рианон Эдвардс с Магиром. Как долго они продолжаются и чего можно ждать. А главное, при чем здесь Строссены. Я должен знать, при каких обстоятельствах этот Филипп Чамберс дал ей от ворот поворот четыре года назад.

– Пять, – уточнил Морис.

– Хорошо, пять.

Макс протянул руку, и Морис немедленно достал из портфеля фотографии Рианон. Первым из конверта выскользнул снимок Рианон в душе. Макс уставился на него, явно не понимая, как могло получиться, что Рианон как нарочно смотрела прямо в объектив.

– Где она сейчас? – спросил он.

– В Кейптауне, – ответил Морис. – А Магир – в Йоханнесбурге.

Макс поднял голову.

– Сегодня он приедет к ней, – пояснил Морис, отвечая на невысказанный вопрос Макса. – Судя по донесениям агента Строссена, да и насколько нам известно, там нашли алмаз, за который Магир должен получать порядка пятидесяти тысяч баксов. Так что догадайся сам, в какую сторону развиваются их отношения.

Услышанное, очевидно, произвело на Макса впечатление, потому что, сложив фотографии в конверт, он сказал:

– Прошу отложить встречу на полчаса и соединить меня с Тео Строссеном.

В то время как Эллис принялся набирать номер Строссена, Морис хотел было напомнить Максу о Галине, но тут же отказался от своего намерения, рассудив, что едва ли Макс позабыл о ее существовании. В том, что Галина не забыла про Макса, Морис был далеко не так уверен, так как по всему дому уже несколько минут разносился заливистый хохот Алекса и Марины. Ничего удивительного. Морис прекрасно знал, что дети Макса обожают Галину, и она без ума от них. И любой, кто был в курсе отношений Макса и Галины, никогда, даже при жизни Каролин, не сомневался, что смогла бы сделать графиня для детей Макса, если бы в случае развода они остались бы с отцом. Разумеется, сейчас так вопрос не стоял, и, поскольку Галина вошла в жизнь Макса задолго до его женитьбы, объявление о его второй помолвке не вызвало бы ни у кого большого удивления.

Морис и Эллис терпеливо ждали, пока шеф говорил с Нью-Йорком, а точнее, с Тео Строссеном. Задумчивый взгляд темных глаз Мориса Реммика казался рассеянным.

– Значит, агент – женщина, – медленно произнес он.

– И работает на Строссена, – уточнил Эллис.

– Косвенно, – подтвердил Макс. Морис поинтересовался:

– Какая же связь между Строссеном и Магиром? Макс пристально взглянул на Мориса и ответил:

– Связь-то есть. – На его лице появилась ухмылка. – И Оливер Магир обязательно пожалеет об этом. Если только еще не пожалел. – Он вновь вынул из пачки снимок обнаженных Оливера и Рианон, пристально вгляделся в него и пробормотал: – Похоже, этот тип просто не в себе, если считает, что ему сойдет с рук то, что он собирается провернуть. Даже если предположить, что эта женщина ему дороже жизни.

Морис с Эллисом переглянулись.

– Как вы сказали, где они сейчас? – резко спросил Макс.

– Часа через два оба будут в Кейптауне, – отозвался Морис. Макс кивнул, бросил фотографии на стол и быстрыми шагами направился к двери.

– Держите связь с агентом Строссена, – бросил он через плечо. – Здесь может оказаться кое-что важное.

– Для кого? – решился спросить Эллис.

Макс повернул голову. Глаза его вновь сузились, на этот раз от удивления.

– Разумеется, для Галины, – ответил он. – А вопрос в том, позволим ли мы ей восстановить отношения с женщиной, которую, по всей видимости, кое-кто склонен считать алмазом ценой в пятьдесят тысяч. – На мгновение Романов умолк, как будто обдумывая собственные слова, потом заключил: – Предлагаю встретиться вечером на Столовой горе.

Эллис и Морис засмеялись.

– Мы дадим тебе знать о нашем решении, – пошутил Морис, взял телефон и начал набирать кейптаунский номер.

 

Глава 6

Когда Рианон, закончив разговор, убрала мобильный телефон в сумочку и застегнула молнию, Лиззи закинула ноги на стул, повернула голову так, чтобы солнце падало на лицо, и спросила:

– Оливер, как я понимаю?

– Он самый, – кивнула Рианон. – Только что прилетел.

– Как мило, что он поспешил сообщить тебе об этом, – съязвила Лиззи.

Рианон посмотрела на нее. Глаза Лиззи были прикрыты, майка надета так, что одно плечо оставалось открытым, тонкая юбка распахнута и солнце освещало загорелые ноги.

– Следовательно, на сегодня съемки отменяются? – сладким голосом поинтересовалась ведущая.

Рианон подождала, пока Лиззи откроет глаза, но, поскольку этого так и не произошло, перевела взгляд на Джека, затем на Хью. На лицах обоих было явственно написано, что в эту минуту они страстно желали бы очутиться где-нибудь в другом месте.

Вся компания находилась в районе виноградников Франсука в восьмидесяти километрах от Кейптауна. Четверка телевизионщиков устроилась под мощным двухсотлетним дубом. Перед ними стоял круглый стол, покрытый белой скатертью. Посуду после обеда еще не успели убрать. Сорванный ветром дубовый лист мягко опустился на стол перед Рианон. Она посмотрела на лист, перевела взгляд на ослепительно-белый домик, в котором жила семья владельца виноградника. Вечером друзья собирались купить у этого человека еще вина; Рианон обмолвилась, что в жизни не пила ничего вкуснее. Одним словом, во Франсуке все было замечательно – и экзотические цветы, красные, бордовые, розовые, и гостеприимные хозяева, и еда…

– Ну, что скажешь? – спросила Лиззи, откидывая назад волосы.

– Нет, – отрезала Рианон.

Наступило молчание, довольно-таки тягостное. Прервал его Хью:

– Что слышно о Мелани?

– Вчера вечером она прилетела на Антигуа, – ответила Рианон.

– К нам еще приедет? – поинтересовался Джек, подливая себе вина.

Никто ему не ответил.

Рианон застыла со стаканом в руке. Лиззи старалась спрятать нарастающую досаду под блаженной улыбкой. Так прошло несколько минут. Наконец Хью подлил Рианон вина и обратился к ней с вопросом:

– Сколько бутылок думаешь купить?

– Я пока не решила.

Рианон взяла у Хью бутылку и взглянула на этикетку.

– Позвони Оливеру и спроси, сколько надо брать, – предложила Лиззи.

Рианон посмотрела на Хью. Черные кудри, выбившиеся из-под шляпы защитного цвета, прилипли к вискам, а в курчавой бороде блестели капельки пота. Глаз не было видно за стеклами темных очков, но у Рианон не было сомнений, что оператор чувствует себя неуютно. Она едва заметно кивнула ему, улыбнулась Джеку, допила вино, после чего Хью с Джеком поднялись и, не дожидаясь женщин, пошли вперед, мимо столов, расставленных на просторном газоне.

– Лиззи, так не пойдет, – сказала Рианон вполголоса. Лиззи криво усмехнулась:

– Итак, пресвятая дева Рианон ни за что не выйдет из себя.

– Да пошла ты, – отмахнулась Рианон. Лиззи нахмурилась.

– Значит, ты полагаешь, что мы во всем этом играем какую-то роль? – насмешливо спросила она. – А я-то считала, что наша командировка – только предлог для того, чтобы вы с Оливером хорошо провели время в Южной Африке.

Губы Рианон побелели от гнева.

– Я понятия не имела, что он сюда приедет, и тебе, кстати, об этом прекрасно известно, – отрезала она.

– Неужто?

– Да, кому-кому, а тебе известно. И может быть, ты наконец соизволишь мне объяснить, с какой стати придуриваешься? Учти, если Энди после нашего отъезда не связался с тобой, мы здесь ни при чем. Ни я, ни Оливер.

– Придуриваюсь я, как ты выражаешься, дорогая, – процедила Лиззи сквозь зубы, – совсем не из-за Энди, а всего лишь потому, что ты оплачиваешь путешествия Оливера, и еще потому, что ты не видишь, как нагло он тебя использует.

Рианон сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки и не взорваться.

– У него, – с деланным спокойствием ответила она, – сперли кредитные карточки. Как прикажешь поступить в такой ситуации?

– Как правило, – парировала Лиззи, – кредитные карточки можно восстановить за сутки. Ему это в голову не пришло?

– Не исключено, что он не глупее тебя. Вполне возможно, что новые карточки уже прибыли в Кейптаун и лежат в отеле, – зло бросила Рианон. – Такой возможности ты не допускаешь?

Лиззи повернулась к подруге:

– А ты сама уверена, что они там лежат?

– Между прочим, так оно и есть.

Лиззи пристально посмотрела Рианон в глаза. Та даже не моргнула.

– Скажи, пожалуйста, – не унималась Лиззи, – он хоть когда-нибудь возвращал тебе долги?

– Лиззи, какого черта? – воскликнула Рианон и рубанула воздух ладонью.

– Так возвращал или нет?

– Да, возвращал.

– Полностью?

– До копейки, если тебя это так интересует.

Лиззи продолжала пристально смотреть ей в глаза.

– Значит, ты мне не веришь? – сказала Рианон. Она очень разозлилась, но в то же время почувствовала смущение.

– Если скажешь, что говоришь правду, я тебе поверю, – отчеканила Лиззи.

– А зачем мне лгать? – быстро отозвалась Рианон. – Тем более тебе? Неужели ты полагаешь, что если бы Оливер занимал у меня деньги и не возвращал их, у меня самой в мозгу не прозвенел бы звоночек? И что я не поделилась бы своими сомнениями с тобой? С кем еще, в конце концов, я могла бы посоветоваться?

Даже эти слова не заставили Лиззи взглянуть на подругу более дружелюбно. Тогда Рианон чуть склонила голову набок и тепло и искренне улыбнулась, словно предлагая растопить лед, вдруг возникший в их отношениях.

– Ну ладно, прости. – Лиззи вздохнула. – Наверное, дело в том… – Она вдруг замолчала и закусила нижнюю губу. – Похоже, я старею и с годами становлюсь циничнее. Ты совершенно права, Энди не связался со мной после Перлатонги, и от этого я чувствую себя гадко. Да, я надеялась, что он позвонит.

– Может, позвонишь ему сама?

Лиззи сразу поджала губы, но все же призналась:

– Позавчера вечером звонила. Его не было на месте.

– Не сомневаюсь, что ты оставила ему сообщение.

– Оставила, – кивнула Лиззи. – И между прочим, очень об этом жалею, потому что в итоге этот мерзавец так и не перезвонил. Дрянь такая. Зато мистер Оливер Магир названивает тебе и сообщает, что благополучно сошел с трапа самолета. Отсюда я делаю вывод: если человек хочет с тобой поговорить, он найдет возможность, чего бы ему это ни стоило. А если он не звонит, то можно плевать на все его гребаные оправдания. И какого хрена, спрашивается, я так себя извожу, если мы были знакомы с Энди двое суток, не больше, и скорее всего уже никогда не увидимся. Что, кстати сказать, меня вполне устраивает.

В глазах Рианон блеснули насмешливые огоньки.

– Как будто ты во всем права, – заметила она.

Лиззи быстро взглянула на нее и тут же отвернулась. У нее не было настроения веселиться.

– Давай подведем итоги, – сказала Рианон. Ей в самом деле хотелось окончательно расставить все точки над i. – Тебе не позвонил Энди, и по этой причине ты считаешь Оливера мошенником или альфонсом. Так я должна понимать?

Лиззи скорчила рожу и улыбнулась.

– Честное слово, я беспокоилась, потому что думала, что он не возвращал тебе деньги.

– Возвращал.

– Прекрасно.

Рианон выжидательно смотрела на Лиззи, а та, криво усмехнувшись, отвернулась.

– Ты не все сказала, Лиззи. Давай выкладывай до конца.

Лиззи кивнула:

– Знаешь, почему-то у твоего друга постоянно что-то пропадает. То кредитные карточки, то машины, то роскошно обставленные квартиры… Здесь что-то не так. Либо твой парень – фокусник и устраивать исчезновения вошло у него в привычку, либо…

– Либо?

Лиззи с трудом выговорила:

– Либо кто-то проявляет к нему особый интерес.

Прежде чем ответить, Рианон помолчала, собираясь с мыслями.

– Должна признаться, мне такая мысль тоже приходила в голову, – наконец сказала она.

– А с ним ты этот вопрос обсуждала?

– И да и нет. – Рианон почувствовала, как что-то у нее внутри болезненно сжалось. – Ну, я знаю, что его самого все это беспокоит…

– Он обращался в полицию?

– Да, он заявил о том, что у него обчистили квартиру и угнали “БМВ”. Что касается кредитных карточек – честно, не знаю.

– М-да, – пробормотала Лиззи. – Ну а сам Оливер что думает? Он не предполагает, что за всей этой фигней кто-то стоит?

Рианон пожала плечами:

– Если и предполагает, то мне об этом ничего не говорил.

Лиззи удивленно взглянула на подругу:

– Хочешь сказать, что он от тебя что-то скрывает?

Рианон покачала головой и задумчиво огляделась вокруг.

– Не знаю. Наверное, так: он подозревает, кто устраивает все эти штуки, но не хочет никому говорить, пока нет неопровержимых доказательств.

Лиззи взяла бутылку, вылила остатки вина в свой стакан и осушила его одним глотком.

На загорелом лице Рианон вдруг появилось странное для нее выражение неуверенности.

– Послушай, ты серьезно думаешь, что он водит меня за нос? – спросила она. – То есть интуиция подсказывает тебе, что он во что-то влип, или…

– Продолжай, дорогая. – Лиззи взмахнула рукой. – Не надо недомолвок. Если человек заявляет тебе, что у него утащили кредитные карточки, обокрали квартиру и угнали машину, то… – Лиззи опять посмотрела Рианон в глаза. – Я сначала хотела сказать, что не имею в виду ничего серьезного, потом подумала, что если бы лично мне заявили такое, я бы просто перепугалась.

– Неплохо сказано, – заметила Рианон скорее себе самой, чем Лиззи. Но почти сразу же в ее глазах опять мелькнула усмешка. – Ну да, ты права, – добавила она. – Мы-то очень легко можем сделать из мухи слона.

Лиззи пожала плечами.

– Возможно, это нам действительно свойственно. Поэтому не исключено, что вон та дама отнюдь не расистка.

Рианон подняла взгляд, увидела женщину-африканерку* и сразу вспомнила, что совсем недавно они с Лиззи слышали, как эта особа говорила мужу, что если негры (трое или четверо чернокожих в тот момент оказались поблизости) сядут за стол, она немедленно встанет и уйдет.

* Африканеры, или буры, – представители белого населения ЮАР, потомки голландских поселенцев.

Рианон и Лиззи не сговариваясь молча дождались, пока эта дама (кстати, на ней были дорогие туфли и безупречно сшитый светло-голубой костюм) сядет, встали и удалилась в сторону автостоянки.

– Хорошо, – сказала Лиззи, – так что у нас сегодня на повестке дня?

Рианон расстегнула сумочку на поясе, достала блокнот, заглянула в него и ответила:

– Только виноградники. Еще снимем несколько пейзажей – на обратном пути.

– А интервью в Стелленбосе?

– Его отменили.

Лиззи весело улыбнулась:

– Тогда ты можешь сказать, что встретишься сегодня с Оливером скорее рано, чем поздно.

– Такие высказывания не в моем стиле, – парировала Рианон. – Кстати, раз уж мы вернулись к этому сюжету, я должна тебе признаться, что вчера ночью совершила самый дикий и безумный поступок за всю мою сознательную жизнь.

– То есть?

В карих глазах Рианон заиграли веселые огоньки.

– Предложила ему жениться на мне.

– Что?

По тону Лиззи невозможно было понять, изумлена она до крайности или готова расхохотаться.

– Я предложила ему жениться на мне, – повторила Рианон. Глаза ее сияли.

После паузы Лиззи спросила:

– И что он ответил?

– А ты как думаешь?

– Ну, судя по твоему поведению, сказал, что он готов, – ответила Лиззи. – Елки-палки, что ж ты раньше молчала?

– Потому что ты, моя милая, весь день была в таком идиотском настроении.

– Послушай, да какого черта ты ему предложила? То есть… А в общем-то почему бы и нет… Но, Рианон, ты мне даже не говорила, что у тебя есть такие планы.

– А у меня и не было таких планов, – возразила Рианон. – Просто вырвалось. Мы говорили по телефону, и вдруг… Черт подери, я уже и не помню, что именно я ему сказала. Наверняка что-нибудь оригинальное, вроде: “А давай поженимся”.

– А он?

Рианон рассмеялась. Она вдруг вспомнила, что сказал Оливер, и сердце ее учащенно забилось.

– Сначала молчание в трубке, – ответила она, – и за это время я несколько раз почувствовала, что умираю. А потом… потом он сказал: “Я не думал, что ты об этом заговоришь”.

Лиззи рассмеялась, стараясь скрыть от Рианон свою тревогу.

– Ну, Рианон, ты и выдала! – воскликнула она. – Нет, чтобы спросить: “Оливер, что все-таки с тобой творится и не впутался ли ты в какое-нибудь грязное дело?” Вместо этого ты говоришь: “Оливер, ты на мне женишься?” Молодец!

Глаза Рианон чуть сузились.

– Зря ты так катишь на него бочку, – ответила она. – Ты ему нравишься, сама знаешь, и, раз я собралась за него замуж, для меня важно, чтобы вы с ним поладили.

– Поладим, – кивнула Лиззи и поднялась. – Только очень тебя прошу: выясни, что происходит. Причем выясни прежде, чем брать на себя обязательства. Обещаешь?

– Лучше потом, – ответила Рианон, поправляя прическу. Лиззи, чуть поколебавшись, решила, что может позволить себе еще раз пристально взглянуть подруге в глаза.

– Хочешь сказать, – начала она, – что вы уже назначили дату регистрации?

– Ну, честно говоря, нет. – Рианон хихикнула. – Но должна тебе сказать, что ни он, ни я не хотим никакой шумихи, и поэтому мы решили, что зарегистрируемся при первом удобном случае, как только оба окажемся в Челси.

– Ах, мать твою, – сказала вполголоса Лиззи, – вы с этим типом не теряете времени даром. – Неожиданно глаза ее вспыхнули. – Значит, ты беременна!

– К черту. – Рианон искренне рассмеялась. – Я влюблена, вот и все.

Лиззи поморщилась.

– Ну, раз так, то давай поскорее отстреляемся, все отснимем, и тогда ты окажешься в его распоряжении.

Внезапно Лиззи охватил ужас перед перспективой, что Рианон, связав себя постоянными узами, станет для нее чужой. Она почувствовала и другое – совершенно необъяснимую тоску по Энди. Впрочем, это чувство она тут же постаралась от себя отогнать.

И только когда они с Рианон вошли в прохладный бар, где их поджидали Хью и Джек, Лиззи вдруг осознала, что тоскует действительно по Энди, а не по Ричарду.

* * *

Когда Рэнди Тикстон открыла застекленную дверь, в комнату ворвался рев прибоя – сегодня Атлантический океан был неспокоен. Рэнди на секунду задержалась у порога, осматриваясь. Она так волновалась, что не могла унять дрожь в руках.

Окна изящно обставленного номера в кейптаунском отеле выходили на песчаный пляж и залив Кампс-Бэй. Ветерок раскачивал ажурные занавески, а яркий солнечный свет придавал особый оттенок светло-зеленой и персиковой обивке мягкой мебели.

Из-за стены слышался плеск воды, это означало, что Оливер Магир принимает душ. Рэнди знала, что в ванной именно Магир, так как всего несколько минут назад сама видела, как он входит в отель, регистрируется, получает ключи. После этого она вслед за ним поднялась в лифте. По словам портье, Рианон и все остальные находились на съемках и должны были вернуться не раньше, чем часа через два.

Медленно, очень медленно поворачивая голову, Рэнди внимательно осматривала комнату в поисках портфеля. Если в портфеле алмаз, то замок почти наверняка заперт, но Строссен сообщил ей шифр, так что теперь ее беспокоило только то, что у Строссена неверная информация.

Сердце ухнуло куда-то вниз, когда на стуле возле телевизора она обнаружила портфель. Тикстон шагнула вперед, при одной мысли о том, что вот-вот предстоит к нему прикоснуться, почувствовала, что у нее вспотели ладони. Вдруг до нее дошло, что она перестала следить, по-прежнему ли льется в душе вода. Она застыла на месте и прислушалась. Все в порядке. Теперь надо действовать очень быстро…

Она вновь замерла и чуть не вскрикнула: где-то зазвонил телефон. Рэнди мгновенно спряталась за шкаф. Звонки прекратились, и с колоссальным облегчением Рэнди услышала голос Оливера, донесшийся из ванной.

За пару секунд она вся взмокла.

Потом она подскочила к портфелю, раскрыла его, набрав шифр (это удалось не сразу), принялась рыться среди бумаг, галстуков, коробочек…

Услышав, что в ванной Оливер закончил телефонный разговор, она была готова захлопнуть портфель, не исполнив своей миссии, как вдруг взгляд ее упал на небольшой кожаный “карман” на внутренней стороне крышки. Рэнди запустила туда пальцы… Есть!

Захлопнув крышку, она торопливо повернула колесики с цифрами и бросила взгляд на шкаф. На полке для багажа лежал открытый чемодан Рианон, из него высовывались джинсы, платья, белье… Рядом с чемоданом Тикстон заметила черную дамскую сумочку, украшенную бисером, и уже протянула к ней руку, как вдруг ручка на двери ванной стала поворачиваться. Глаза Рэнди округлились от ужаса, сердце как будто перестало биться, а рука непроизвольно сжала обшитый кожей футляр так, что его углы врезались в ладонь. Чтобы добраться до входной двери, ей придется пробежать мимо двери ванной. Ускользнуть незамеченной невозможно.

Она застыла на месте. Мозг в эти мгновения не работал, инстинкт самосохранения не подсказывал верного решения. Необходимо убраться отсюда прежде, чем Магир ее увидит. Дверь осталась полуоткрытой; наверное, Магир забыл что-то в ванной и вернулся. Значит, появился шанс. Она схватила сумочку, рывком расстегнула молнию, бросила внутрь футляр и быстро и бесшумно помчалась к двери. Замок щелкнул, и в следующую секунду Оливер вышел из ванной, вытирая полотенцем голову.

Исчезновение алмаза Магир обнаружил около семи часов вечера. Рианон уже спустилась к бассейну, где ее и остальных ждал вечерний коктейль, а он задержался, чтобы позвонить. Закончив разговор, он взял в руки портфель, чтобы просмотреть факс, пришедший из гонконгского филиала фирмы. Едва подняв крышку, Оливер понял, что в вещах кто-то рылся.

Его пальцы мгновенно скользнули к кармашку, в котором он хранил алмаз. Камня не было. Лицо Оливера посерело, сердце заколотилось. Его трясло. На лбу выступил холодный пот. Стоимость этого алмаза – больше пятидесяти тысяч долларов, и он, по крайней мере на данный момент, не застрахован.

Лишь через несколько минут Магир вновь обрел способность соображать. Прежде чем звонить в службу безопасности отеля или в полицию, он должен подумать, как следует подумать и вычислить, что же произошло. Он взял телефон, чтобы срочно вызвать Рианон в номер, но раздумал.

Видит Бог, он не хотел подозревать, Рианон, но с момента их поселения в отеле в номере, кроме него самого, была только она. Впрочем, она не знала, что алмаз в портфеле. Во всяком случае, он ей об этом не говорил.

К горлу вдруг подступила тошнота, и Оливер закрыл лицо руками. Неужели Рианон обманывает его? Однако как ни крути, это возможно. Все ее поведение могло быть мастерским притворством, а истинные намерения состояли в том, чтобы бросить на него тень, унизить, а потом… Разум его противился тому, что возлюбленная могла так поступить, но дыхание захватило от страха.

Нельзя недооценивать Строссена, мрачно подумал Оливер и спросил себя, как же теперь быть. Он не сомневался, что пропажа алмаза – яма, вырытая специально для него, хотя глубину этой ямы он не мог себе вообразить.

– Что она сказала! – завопил Хью, обводя взглядом Джека, Лиззи, Оливера. Рука оператора застыла в воздухе. – Я могу верить своим ушам?

Рианон засмеялась.

– Я серьезно, – ответила ома. – Такова наша программа па завтра.

– Мисс продюсер сошла с ума, – объявил Хью, вскрыл лангуста и стукнул Джека по рукам, когда тот потянулся к лакомству.

– Мне повторить? – спросила Рианон, придвинувшись ближе к столу, чтобы освободить проход.

– Не знаю, выдержу ли я это, – хмыкнул Хью, извлек из раковин двух мидий и бросил их в рот одну за другой. – Хочешь сказать, старушка, что сажаешь меня в такую лужу?

– А вот я теперь выдержу, – отозвался Джек и махнул пустой бутылкой, подзывая официанта.

Вся компания сидела в уютном ресторанчике, расположенном прямо на причале. От ударов волн о берег стекла ходили ходуном. В открытые окна со свистом врывался морской бриз. Если прибавить к этому гам клиентов, звяканье ножей, вилок и тарелок на мойке и время от времени доносившиеся с моря гудки пароходов, то можно понять, что друзьям приходилось почти кричать.

– Вы пробовали стейк из кальмаров? – встряла в перепалку Лиззи. – Божественно. Хью, ты сожрал трех лангустов, а я еще ни одного.

– Попробуйте омаров, – посоветовала Рианон. Она только что случайно задела нарезанный лимон, и теперь вытирала пальцы о салфетку. – Больше не хочешь? – обратилась она к Оливеру, который откинулся на спинку стула и почти не проявлял интереса к предмету разговора.

Тот покачал головой и допил вино.

Рианон смотрела на любимого. Ей очень хотелось бы сидеть сейчас не напротив него, а рядом, чтобы иметь возможность шепнуть, что она по горло сыта его настроениями. Если они хотят отпраздновать то, что договорились пожениться, им следовало бы побыть вдвоем, – но в Кейптауне группа пробудет всего два дня, а работы навалом!

Рианон снова взглянула на Оливера, и неожиданно у нее пересохло в горле. Может, он сейчас жалеет о своем согласии жениться на ней? Она быстро отвергла эту мысль, не желая поддаваться проклятой неуверенности в себе, которая, по-видимому, все-таки гнездится где-то в глубине ее личности. И тут же почувствовала облегчение, когда Оливер, поймав ее взгляд, подмигнул и потянулся через стол, чтобы взять ее за руку.

– Ну ладно, Рианон, – сказал Хью, прикрывая рот салфеткой, чтобы не рыгнуть. – Совсем меня заездили. Так какая, выходит, у нас программа на завтра?

Рианон, с трудом отведя глаза от Оливера, взяла устрицу, окунула ее в шалотовый* уксус и ответила:

* Шалот – разновидность лука.

– Значит, завтра вот что. – Она проглотила устрицу и вытерла руку. – В семь часов берем интервью у министра культуры в Маунт-Нельсоне. Потом едем в Кирстепбош – там пас интересуют какие-то редчайшие и необыкновенно красивые цветы. Нас встречает человек из турбюро, ведет по блошиным рынкам, потом к зданию парламента. Как ни странно, мне сказали, что это типично коринфская архитектура. Потом, если до обеда еще останется время, мы отправимся на лодке к Эллис-Айленду, где содержался Мандела, когда сидел в тюрьме. А может быть, съездим туда сразу после обеда. Мы предупредили, что появимся, так что проблем не будет, и, очень возможно, еще успеем поснимать Столовую гору. Когда вернемся, проведем мини-опрос среди туристов на пляже. С нами будут местные знаменитости – владелец винодельческого завода, известный телеведущий и один рок-певец. О нем, между прочим, даже “Пентхаус” писал. Потом поднимаемся на Столовую гору, снимаем ландшафт, даманов и…

– Кого-кого? – переспросил Джек.

– Даманов. Это такие кролики. Они живут в горах. Было бы здорово еще снять оттуда закат. Да, хорошо, что вспомнила. – Рианон полезла в сумочку за записной книжкой. – Необходимо точно выяснить, когда садится солнце. Надеюсь, пока все понятно?

– Пока? Еще будет продолжение? – ужаснулся Хью.

– Ну, несколько кадров. Вечер на побережье, – равнодушно отозвалась Рианон, роясь в сумочке в поисках ручки. – И вот еще что, я совсем забыла: если останется время…

– Нет, это невозможно! – воскликнул Хью.

– Если останется время, – повторила Рианон и запнулась: ее рука наткнулась в сумочке на какой-то кубик, и она взглянула на него, чтобы понять, что это такое. – Если останется время, мы проедем к мысу Доброй Надежды и вернемся через Саймонстаун: там на пляжах пингвинов больше, чем людей, после чего…

Рианон замолчала, стараясь открыть обтянутую кожей коробочку.

Когда она увидела алмаз, у нее перехватило дыхание. Она непроизвольно взглянула на Оливера. Как ни странно, его лицо было совершенно спокойным. Она снова посмотрела на кольцо с алмазом, и мысли завертелись в голове с бешеной скоростью. Она смутно уловила, что коллеги издали какие-то восклицания, по-видимому, означавшие изумление и испуг одновременно. Наверное, луч света упал на алмаз, и тот сверкнул так, словно ожил.

– Оливер, – наконец проговорила Рианон и вынула из футляра кольцо. – У меня… Это же… – Она вдруг расхохоталась. – Боже мой! Я потрясена!

– Надень немедленно, – строго велела ей Лиззи. Рианон вновь посмотрела на Оливера. Она не понимала, почему он даже не улыбается. А в следующий миг ей передались его недоумение и шок. Еще до конца не поняв, что происходит, она явственно видела: Оливер понятия не имел, что кольцо в ее сумочке. Однако это кольцо, несомненно, как-то связано с ним. По крайней мере так подсказывал ей здравый смысл… Рианон приложила ладонь ко лбу. Ощущение такое, будто у нее жар. Откуда-то издалека донесся голос Лиззи:

– Может, кто-нибудь соизволит объяснить мне, что это такое. Я сама как-то не могу догадаться.

– Похоже, – сказал Оливер, – Рианон не понравилось ее обручальное кольцо.

Рианон подняла на него глаза.

– Либо, – продолжал Оливер, – она слишком потрясена находкой.

Он взял кольцо и надел его на ее безымянный палец.

Рианон вымученно улыбнулась, глядя на Оливера. Тот, в свою очередь, пристально смотрел на нее. А потом неожиданно улыбнулся. Рианон моргнула и попыталась совладать со своими мыслями. Да в чем же дело, черт возьми? Только что, судя по выражению его лица, Оливер подумал, что она это кольцо украла, – и вот уже улыбается, как будто сам приготовил ей прекрасный сюрприз.

– Может, пойдем? – предложил Оливер.

– Да. – Рианон кивнула. Она едва смогла заговорить. – Да, думаю, что пора.

Когда Оливер и Рианон оказались у себя в номере, он не стал медлить:

– Прежде всего мне хотелось бы узнать, как оно оказалось у тебя.

– Я уже сказала тебе, – выкрикнула Рианон, – что понятия не имею! Все произошло на твоих глазах. Я полезла в сумку…

– Все так. – Он жестом прервал ее. – Я просто размышляю вслух. Я понимаю, что положила его туда не ты. – Он взглянул женщине в глаза и саркастически усмехнулся. – Это было более чем ясно по выражению твоего лица в тот момент, когда ты его обнаружила. Но могу тебе признаться, я тоже был весьма и весьма удивлен.

– Откуда же он взялся? – Рианон почему-то избегала смотреть на алмаз, но она явственно ощущала тяжесть перстня на пальце. – Выходит, он твой?

Оливер прищурился.

– Нет, дорогая, ты забыла, он твой.

– Ты же знаешь, о чем я говорю. – Рианон подняла руку и все-таки посмотрела на перстень. – Господи, Оливер, – прошептала она, – это прекрасно.

Оливер взял ее пальцы в свои и принялся рассматривать крупный, изумительно ограненный алмаз. Он напоминал искристое шампанское.

– Если я понимаю правильно, – заговорила Рианон, глядя в глаза Оливеру, – ты полагаешь, что кто-то пробрался к нам в номер, вытащил перстень у тебя из портфеля и положил в мою сумочку?

Оливер взглянул на нее.

– Ты именно так думаешь?

– Не знаю, – вздохнул Оливер. – Наверное, так оно и было. А что еще можно предположить, если мы точно знаем, что ни ты, ни я его туда не клали? Кому ты собралась звонить? – резко спросил он, когда Рианон взяла в руки телефон.

– В службу безопасности, – ответила она. – Если кто-то побывал в нашем номере, мы должны по крайней мере сообщить об этом. Алло! Будьте любезны, соедините меня со службой безопасности. – Повернув голову, она сказала, обращаясь к Оливеру: – Не понимаю, почему ты не сообщил им сразу, как только обнаружил пропажу. Конечно, я не знаю, сколько стоит кольцо, но…

– Чуть больше пятидесяти тысяч долларов, – сообщил ей Оливер, взял у нее телефонную трубку и отключил связь. – Незачем впутывать сюда службу безопасности. Это только усложнит дело.

– Ты серьезно? – Она отвела недоуменный взгляд от лица Оливера и опять посмотрела на перстень. – Да у меня ноги подкашиваются. Из твоего портфеля исчезло кольцо стоимостью в пятьдесят тысяч, и ты никому не стал сообщать? – Она снова подняла глаза. – Бога ради, Оливер, – тихо произнесла она, – скажи мне, что его не украли.

Оливер рассмеялся:

– Нет, его не украли. Но в этой стране оно находится незаконно.

Рианон моргнула, начиная осознавать, что происходит нечто чрезвычайно странное.

– Будь добр, дай мне выпить, – попросила она.

– Виски?

Оливер открыл дверцу бара.

– Бренди. Что значит – в этой стране оно находится незаконно?

– Я не платил за него пошлину, – объяснил Оливер. – В Англии заплачу, просто не хотелось нести двойные расходы.

– А иначе пришлось бы платить дважды.

– Да, вероятно.

– Как же оно сюда попало?

– Мне его привезли из Австралии пару дней назад.

Оливер отошел от бара с двумя бокалами в руках, протянул один Рианон и сел на обитый полосатой тканью диван. Женщина заворожено смотрела на него. Она не могла отогнать смутное предчувствие чего-то дурного. Ей хотелось увидеть его глаза. Так и не дождавшись ответного взгляда, она присела на краешек кофейного столика напротив Оливера.

– Мне хотелось бы кое-что прояснить.

Наконец он поднял голову и слабо улыбнулся. Затем осушил стакан, поставил на пол и подпер голову рукой.

– Помнишь, я рассказывал тебе про Тео Строссена? Помнишь, кто это такой и чем я ему обязан?

Голос Магира звучал ровно, в движениях не чувствовалось ни малейшей нервозности, но Рианон заметила, что он буравит ее взглядом, ожидая ответа.

– Да, – тихо проговорила она. – Он твой наставник. Помог тебе встать на ноги, обрести связи.

Он кивнул и глубоко вздохнул.

– Вот уже какое-то время я ищу возможность отделиться от него, стать самостоятельным бизнесменом.

Рианон нахмурилась.

– Я думала, ты давно независим.

– Пока нет. – Оливер покачал головой. – Я по-прежнему очень много работаю на Строссена. Уже который месяц предпринимаю попытки отойти от него, но некоторые наши отношения разорвать почти невозможно; если это произойдет, я скорее всего разорюсь.

Глаза Рианон округлились.

– И все-таки, – почти шепотом проговорила она, – ты пытаешься.

Он кивнул.

– У меня нет другого выхода. Нет, если я хочу остаться чистым.

– Ничего не понимаю, – воскликнула Рианон. – Мне казалось, что вы – почти как отец и сын.

На губах Оливера появилась горькая усмешка.

– Не совсем так. – Он сжал руками виски, словно для того, чтобы подавить ярость. – Верно, Тео Строссен – мой наставник, он устроил меня в Нью-Йорке, открыл передо мной двери, которые никогда не открылись бы для меня без его поддержки. Ему я обязан всем, что у меня сегодня есть. Да, Тео Строссен вращается в высоких сферах, занимается благотворительностью, материально помогает синагоге… Все так, но это не меняет сути дела.

– А в чем суть?

Мрачно улыбаясь, Оливер медлил с ответом.

– Он – гангстер.

Рианон не верила своим ушам.

– Ну, собственно к бандитским группировкам он не принадлежит, – продолжил Оливер. – Он ведь еврей, а у евреев своя мафия, и он там является одной из самых влиятельных фигур. – Магир вздохнул, глядя куда-то в сторону. – Не буду врать, будто я этого не знал, когда начинал свои дела со Строссеном. Я знал, что он собой представляет и какого рода структурами заправляет. Но в его руках были ключи от того мира, в который я страстно стремился. – Он взглянул на Рианон и поспешил пояснить: – Я имею в виду алмазный бизнес, а не криминальный мир. И вот человек, которого я, собственно, едва знал, устроил мне встречу со Строссеном. Раза два магнат приглашал меня к себе домой, а потом, когда мне уже стало казаться, что я ему надоел, он сделал мне такое предложение, от которого я не смог отказаться. – Он издал сухой невеселый смешок. – Честно говоря, это было потрясающее предложение. Он давал мне все, о чем я мечтал в жизни, а взамен требовал только одного: чтобы я не совал кое-куда нос. Ему нужно было прикрытие в виде кошерного, законного бизнеса, и его абсолютно устраивало появление во главе его алмазных предприятий приличного, надежного англичанина с хорошими связями. Короче говоря, мы заключили сделку, беспроигрышную, по крайней мере на первый взгляд. Такой она и оказалась. Дела в нашем бизнесе шли как нельзя лучше, и Строссен все в большей степени доверял мне управление. При этом не подвергался сомнению тот факт, что я – его человек. Мне это надоело. Но ты же понимаешь, что в подобные отношения куда легче ввязаться, чем развязаться с ними. Мне, я считаю, повезло, что я сам захотел порвать с ним, потому что, если бы ему вдруг пришло в голову отделаться от меня… – Оливер пристально посмотрел в глаза Рианон. – Впрочем, речь сейчас не об этом. Строссену стало известно, что я пытаюсь обрести самостоятельность, и он дает мне понять, что его это не устраивает.

– Хочешь сказать, что эти кражи у тебя в квартире, пропажа кредитных карточек…

– Всего-навсего мелкие неприятности, – прервал ее Оливер, – и цель их в том, чтобы я знал: Строссен не спускает с меня глаз. А почему кольцо оказалось у тебя в сумочке? Думаю, чтобы я начал подозревать тебя. Это попытка вбить клин между нами.

Рианон не сразу осознала, что имеет в виду Оливер.

– Объясни мне, ради всего святого, зачем ему это понадобилось? – воскликнула она.

– Наверное, дело в том, что я не спросил у него позволения на интимную связь с тобой, – резко ответил Оливер. – Мистер Строссен не любит, когда его люди принимают самостоятельные решения. Он любит, чтобы его люди считались с его мнением. Но я о таких вещах советоваться с ним не намерен. Все, что у меня есть, мое положение – все милостиво даровано мне Тео Строссеном, но моя жена дарована мне не им, что бы он там ни думал. У меня достаточно денег, чтобы выкупить свою долю и начать собственное дело. Это непросто, но другой вариант, который больше понравился бы Строссену, совершенно немыслим.

Рианон прикрыла глаза. Она не могла сразу переварить все, что рассказал ей Оливер. Наконец она снова открыла глаза и взглянула на Оливера, вернее, на его смутный силуэт в наступивших сумерках. Опустившись перед ним на колени, она взяла его руки в свои. Он смотрел на нее. У нее защемило в горле, когда она увидела, как доверие и неуверенность борются между собой в его взгляде.

– Чего же теперь ожидать? – прошептала она. Он покачал головой:

– Не имею представления.

– Но ты полагаешь, будет хуже? Он кивнул:

– Да, дела пойдут все хуже. Пока я не соглашусь плясать под его дудку. – Пальцы любовников переплелись. Оливер невесело улыбался. – Я не очень-то боюсь, – сказал он, погладив ее по щеке. – Больше всего волнуюсь за тебя. Ты, наше будущее, в котором все, что принадлежит мне, будет принадлежать и тебе, все, ради чего я трудился, все, что мне дорого… Все это должно быть нашим. Пусть Строссен и Нью-Йорк останутся в прошлом, а мы с тобой пойдем вперед, и пусть нам будет хорошо.

Оливер умолк. Рианон обняла любимого, он прижал ее к себе, и в голове у нее пронесся последний вопрос: о скольких же обстоятельствах он умолчал, чтобы не напугать ее еще сильнее?

 

Глава 7

– Галина! Ну, как вам?

Галина подняла голову, взглянула в дальний конец зала, где стояла Верена, ее визажист, с новым, специально для Галины созданным творением Ральфа Лорана в руках, и воскликнула:

– Фантастика! Марибет уже видела? Клянусь, ей понравится. Как раз то, что нужно! Нет-нет, больше не надо, – торопливо добавила она, когда Мими, старший визажист, резко откинула ее голову на подголовник специально оборудованного кресла с явным намерением продолжить работу напудренной кисточкой.

– Подайте голубую краску, – крикнула Мими ассистентке. – Кто-нибудь знает, где Пегги Уилсон?

– Идет сюда. И Марибет с ней.

– Ну можно хоть чашечку кофе? – взмолилась Галина.

– Никаких токсических веществ. Дайте ей воды, – отрезала Мими.

– Хочу кофе, – настаивала Галина, отлично, впрочем, зная, что кофе она не получит. – А где Корнелиус? Он давным-давно должен быть здесь.

– Он внизу, точит лясы с рекламщиками, – ответила Верена.

– И ваша прическа будет готова не меньше чем через час, – добавила Мими.

– Ой, как долго! – застонала Галина и выпрямилась, в результате чего Мими едва не выколола (нечаянно, конечно) ей глаз.

– Успокойтесь. Я пошутила.

Мими любезно улыбнулась, однако довольно жестко усадила Галину в прежнее положение.

– О-ох, да что там еще? – испуганно спросила Галина, вытягивая шею, чтобы взглянуть на свои ноги.

– Придется удалить волоски, – ответила ей Сэнди, мастер по депиляции.

– Я думала, она будет в колготках, – заметила Верена. Теперь она сидела у свободного зеркала и брызгала себе в лицо одеколоном. – А теперь она, оказывается, должна быть без колготок. Иначе зачем удалять волосы? Я-то приготовила двенадцать пар колготок от Диора. Что теперь с ними делать?

– Все нормально, она будет в колготках, – успокоила Верену Сэнди. – Просто нельзя, чтобы волоски торчали наружу.

– Ты считаешь, кто-нибудь заметит один торчащий волосок, причем светлый? – возразила Верена.

– Тебе-то что? – надменно ответила Сэнди. – Удаление волос – не твое дело.

– Тише, тише, – прошипела Мими, в зубах которой был зажат губной карандаш.

– Как вы думаете, Марибет одобрит такой оттенок? – спросила маникюрша, кивком указывая на безупречно обработанные ногти Галины, на которые она как раз наносила бледно-розовый лак.

Галина взглянула на пальцы.

– Ей понравится, – уверенно заявила она. – Это самый подходящий цвет.

Маникюрша просияла – ведь она приложила немало усилий, чтобы создать этот оттенок, смешивая лаки разного цвета в разных пропорциях. Разумеется, использовала она исключительно косметику “Конспираси”. Более трудной задачи в ее работе еще не бывало – за одним-единственным исключением, когда ей пришлось уговаривать одну девицу из Бразилии, что не стоит красить ногти самой, а нужно довериться специалисту.

Болтовня сотрудниц “Конспираси косметике” о рекламщиках, менеджерах, стилистах, визажистах и бог знает о ком и о чем еще продолжалась, поэтому Галина позволила себе расслабиться. Она с удовольствием подумала об огромном номере в отеле “Времена года” и о потрясающем танцевальном зале отеля. Когда она заглянула туда, рекламные агенты, рабочие, инженеры, бесчисленные ассистенты даже не заметили ее, настолько они были заняты установкой и оборудованием стендов, каждый из которых должен был представлять потребителю новые образцы продукции “Конспираси косметике”. Она злорадствовала при мысли о том, как все эти люди сейчас выбиваются из сил, потому что работа их далека от завершения, а час, когда в зал будут допущены представители прессы, все ближе и ближе.

Уже в который раз Галина предвкушала настоящее торжество. Примерно с двенадцати часов дня она официально станет лицом компании “Конспираси”. Именно на нее компания возлагает свои надежды на процветание в двадцать первом веке. Она сама все еще до конца в это не верила, до сих пор не свыклась с мыслью, что очень скоро станет знаменитостью, хотя Макс и Марибет Куртини уже пять дней убеждали ее, что это именно так. До этого дня Галина Казимир была всего лишь частым гостем, в особенности после Каролин, в усадьбе Макса Романова в Малибу, где все ее считали красивой и загадочной женщиной, с которой у Макса Романова – возможно – завязался роман. В прошлом ей практически не случалось оказываться в центре внимания широкой публики. В восьмидесятых она два-три раза выступала в качестве модели, однажды сыграла эпизодическую роль в мыльной опере, и как-то ее имя появилось в газетах в связи с происшествием в Венеции, после того как, возвращаясь из ночного клуба, она подверглась попытке изнасилования.

Галине не было нужды работать, поскольку дед Макса не обошел ее стороной в своем завещании. Сколько Галина себя помнила, старик Романов всегда оказывал ей и ее бабке, графине Катерине, материальную поддержку, благодаря чему Галина смогла получить образование в привилегированном пансионе в Англии, в графстве Глостершир, а ее бабка могла позволить себе купить роскошный, великолепно обставленный дом в центре Лондона, а в последние годы жизни лечиться у лучших врачей с Харли-стрит. Михаил Романов был настолько щедр, что Галине не раз приходила в голову мысль, что старик был тайно влюблен в русскую графиню. Макс сомневался в этом.

– Ну-ка, милая, скажите “о-о-о”. – Голос Мими вернул Галину к действительности.

Мими щелкнула пальцами, и ассистентка тут же подала ей губную помаду.

– Не розовая, надеюсь? – скривилась Галина.

– Розовато-лиловая, – отозвалась Мими. – Эй, потише, пожалуйста! – крикнула она, обращаясь к своим сотрудницам. – А теперь, милая, не шевелитесь. На вас смотрит начальство.

Галина невольно повернула голову и увидела Марибет Куртини, менеджера по продаже на западном побережье, и Пегги Уилсон, первого вице-президента компании, ответственного за связи с общественностью и рекламу.

– Марибет! – воскликнула она. – Ты давно здесь? – Мими снова заставила ее откинуться на подголовник, и Галина жалобно проговорила: – Она меня тиранит! Даже шевельнуться не дает. А если она немедленно не уберет руку с моего горла, я закричу!

– Сидите тихо, – укротила ее Мими.

Марибет рассмеялась. Ей-то было известно, что с того самого мгновения, как Галина и Мими были представлены друг другу, между ними установились своеобразные взаимоотношения, предполагавшие непрерывные шутливые перепалки.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она у Галины.

– Моей кротостью здесь злоупотребляют, – откликнулась та. – А еще я горю от нетерпения, хотя и нервничаю. И злюсь на Макса за то, что он уехал в Нью-Йорк.

Марибет улыбнулась. Она, как всегда, сохраняла спокойствие. Ее курчавые, коротко подстриженные и подкрашенные хной волосы были аккуратно уложены, а тщательно подобранный макияж заставлял гадать о ее возрасте. На самом деле ей исполнилось пятьдесят три.

– Ты наверняка помнишь Пегги Уилсон, – сказала она, поворачиваясь к стоявшей с ней рядом золотоволосой блондинке в изысканном костюме от Донны Кейран.

– Ну конечно, помню. – Галина улыбнулась. – Здравствуйте, Пегги. Как там дела внизу?

Слегка подкрашенные веки Пегги на миг опустились. В этой женщине чувствовалась незаурядная воля.

– Мы сейчас туда пойдем, – решительным тоном ответила она. – Только одно хочу сказать: Галина, вы наверняка волнуетесь перед первым испытанием. Не стесняйтесь, делитесь с нами переживаниями. Так вам будет легче. Не забывайте, мы все будем с вами. Мы приложим все силы, чтобы помочь вам, потому что вы необыкновенная женщина, мы все вас очень любим, желаем вам успеха и верим, что вы способны внушить всему миру веру в “Конспираси”.

– О-о-о… – протянула Мими, приготовившись вновь начать орудовать губной помадой.

– Пегги, думаю, тебе стоит покинуть нас на некоторое время и еще разок прорепетировать, – сказала Марибет; в ее карих глазах вспыхнули веселые искры.

– Ах черт, наш малыш идет, – тихо проговорила Мими. В комнату вальяжной походкой вступил Корнелиус, парикмахер Галины. – Мы еще не готовы, мой сладкий.

Корнелиус приложил указательный палец к щеке и вымолвил:

– Передо мной Венера. Тебе понадобилось три часа, чтобы сделать из этой женщины Венеру?

– Уберите его отсюда, иначе я сделаю то, чего мне больше всего хочется, – пробормотала Мими, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Галина, я понимаю, трудно не воспарить в небеса, когда ваши губы приобрели такой изумительный оттенок, но постарайтесь все же не пускать слюни. Это некультурно.

Марибет захихикала и проводила взглядом вышедшую из комнаты Пегги.

– Приготовьтесь, пожалуйста, сейчас вы услышите плохую новость: к нам приехала Сюзан Травнер.

С кровати, на которой лежала, скрестив руки на груди, Верена, раздался вопль:

– Отрава? Ее-то кто позвал?

– Она делает репортаж для “Энкуайера”, – пояснила Марибет и повернулась к Галине. – Напоминаю тебе про наш вчерашний разговор, – сказала она. – Пегги и ее ребята нужны для того, чтобы отбояриваться от вопросов, на которые ты не захочешь отвечать. Такая ситуация весьма и весьма вероятна, когда в зале сидит Сюзан Травнер. – Дверь за ее спиной открылась, и в комнату вплыл огромный букет белых роз. – Криста, это ты принесла?

Марибет оглянулась, ожидая увидеть за цветами свою секретаршу.

– Нет, солнце мое, это я, Ула, – откликнулась задыхающимся голосом личный секретарь Макса. – Кто-нибудь, возьмите, пожалуйста. Я чуть не сдохла, пока пробиралась среди этих кабелей. Ну почему, скажите на милость, они не используют “Теде-флору”, как все цивилизованные люди? Галина, дорогая, как у вас дела? Макс велел мне передать вам эти розы вместе со своей любовью и сказать, что он будет смотреть церемонию на видео в “Праймэр”. И после этого сразу вам позвонит. А можно чашечку кофе?

– Мими запрещает мне кофе, – ответила Галина, – но если вы где-нибудь найдете, я с удовольствием составлю вам компанию. Кто там массирует мне ноги? Здорово! Ногти уже высохли? Я чувствую какой-то зуд.

– Где? – осведомилась маникюрша, устраивая руки Галины на подлокотниках кресла. – Хотите, я вас почешу?

– Ухо чешется.

– Вот, держи. – Мими протянула маникюрше ватную палочку. – Верона, ты показала Марибет платье?

– Я его вчера видела, – сказала Марибет. – Замечательное платье. Мими, по-моему, лак на ногтях темноват.

Мими бросила на нее устрашающий взгляд, и Марибет поспешила отступить:

– Нет-нет, все хорошо. Наверное, тень так легла… – Она посмотрела на часы. – У вас еще сорок пять минут.

– Корнелиус! – рявкнула Мими. – Нечего путаться под ногами. Ты сейчас пукнешь от натуги. Она будет в твоем распоряжении через десять минут, так что успокойся.

– Я действительно видела внизу мисс Отраву или мне почудилось? – спросила Ула, выходя из ванной, где она с помощью двух других девушек устроила цветы.

– Тебе не почудилось, – ответила ей Марибет. Долговязая фигура Улы склонилась к свободному зеркалу.

– Чего она приперлась так рано? – спросила Ула. – И что она вообще здесь делает? Дрянная она писака.

– Она делает материал для “Энкуайера”, – объяснила Марибет, – а приехала раньше потому, что надеется заловить меня на пять минут. Так мне сказали.

Ула фыркнула.

– Не может же она всерьез надеяться, что ты станешь рассказывать ей про Макса. Конечно, интересует ее именно Макс. Смело можешь отшить эту нахалку и послать в желтый дом.

– Куда? – не поняла Галина.

– Ну, к психиатру. – Ула взяла со столика флакончик с темно-розовым лаком для ногтей, открыла его и нанесла кисточкой штрих себе на ноготь. – Говорят, она наблюдается у психиатра.

– Ну и что? Все наблюдаются, – отозвалась Мими и выпрямилась, чтобы полюбоваться плодами своих трудов.

– Ничего подобного. Эта мода прошла. Корнелиус, скажите, вы взялись бы сделать что-нибудь пристойное? – спросила Ула, откидывая назад пряди черных волос, обрамлявших ее миловидное, типично ирландское лицо. – Может, мне покраситься в рыжий цвет? Знаете, мне рыжие нравятся. Вы видели тот фильм с Ким Бесинджер? А может, то была Шарон Стоун… Так вот, она там рыжая. Так классно смотрелась!

– Так, доделаем, когда вы будете одеты, – объявила Мими, стараясь перекричать музыку, которую кто-то только что включил, чтобы проверить видеомагнитофон. – Уберите звук! – приказала она и убрала свои кисти в матерчатый футляр. – Корнелиус, можешь приступать. Робин, фотоаппарат при тебе? Надо бы сделать пару снимков для наших архивов.

– Не слышали, еще кто-нибудь приехал? – спросила Марибет у ассистенток, стоявших у окна и внимательно наблюдавших за происходящим во дворе.

– Несколько человек, – откликнулась одна из девушек. – Из знакомых пока никого.

– Ты пригласила дам из своего клуба? – спросила Галина у Марибет и поморщилась, так как в эту минуту Корнелиус стянул с ее головы защитную повязку и принялся безжалостно кромсать ее волосы.

– Воды! – потребовал он. – Принесите воды!

Ассистентка Корнелиуса мгновенно метнулась куда-то в сторону и вложила в его протянутую руку пульверизатор.

– Все будут, – уверенно заявила Марибет.

– Мисс Отраве покоя не дает ваш клуб, ведь так? – спросила Ула. – Кажется, я где-то читала, что она судится с вами?

– Да, – подтвердила Марибет, – пытается выдвинуть обвинение в дискриминации по возрасту.

Марибет пристально рассматривала отражение Галины в зеркале, а Корнелиус продолжал стричь. Ослепительно-белые волосы Галины были столь короткими, что, если бы Марибет не видела работы Корнелиуса раньше, она никогда бы не поверила, что для такой простой, казалось бы, прически требуется столь тонкое мастерство.

– А что, она хочет вступить в клуб? – осведомилась Мими. – В чем проблема? Сколько ей лет? По-моему, больше тридцати.

– Ей двадцать восемь, – ответила Марибет. – Ну да, она хочет вступить. – Со вздохом она добавила: – Наверное, надо бы мне сходить и выяснить, что ей нужно. Прошу всех запомнить, что до начала Галина непременно должна отдохнуть десять минут. Я скоро вернусь, милая.

Она улыбнулась отражению Галины.

– Пусть Пегги тоже зайдет, – обречено отозвалась Галина. – Даст мне последнее напутствие.

– Не надо к ней приставать, – возразила Марибет. – Общаться с прессой не так уж просто. Скоро сама убедишься. Ладно, до встречи.

С этими словами она вышла из комнаты, оставив после себя аромат духов “Джордж Ред”.

Корнелиус был настоящим мастером своего дела, поэтому долго возиться ему не пришлось. Закончив стрижку, он развернул кресло Галины спинкой к зеркалу и воскликнул:

– О-ля-ля!

Ула, только что с увлечением рассказывавшая присутствующим про новейшие методы лечения, о которых она недавно читала, оборвала повествование на полуслове. Остальные тихо ахнули, пробормотали нечто нечленораздельное или просто застыли в немом восхищении.

– Нет, вы только посмотрите на нее! – прошептала Ула. – Галина, милая, да ты же теперь у нас как ангел! Ты такая стильная… Нет, я даже не знаю, что сказать. Мне плакать хочется.

Галина удивленно подняла брови.

– Нет, я серьезно, – горячо заговорила Ула. – Мне стыдно сидеть рядом с таким божественным созданием… За что? – вдруг вскрикнула она и зарылась лицом в полотенце. – Извини. Я потрясена.

– Теперь-то мне можно выбраться из этого проклятого кресла? – проворчала Галина. – У меня все тело затекло, будто я целую неделю здесь просидела.

– Дайте-ка мне взглянуть на вашу спину и плечи, – сказала Мими, приблизилась к креслу и развязала тесемки на розовой рубашке Галины. – Эй, – крикнула она одной из ассистенток, швыряя ей рубашку, – кинь ее вместе с прочим бельем и подайте-ка мне большую кисточку.

– Да разве у нее могут быть какие-нибудь недостатки? – возбужденно прокричала Ула.

Мими не могла отвести взгляда от стройной фигуры Галины, ее длинных ног, великолепной, безупречно гладкой кожи. Сейчас она особенно остро ощущала тяжесть собственных ста тридцати фунтов.

– В один прекрасный день, – со вздохом произнесла она, – и я буду так же выглядеть.

– Это когда особенно замечтаешься, – бросил Корнелиус. Мими бросила на него неодобрительный взгляд, потом обмахнула плечи Галины кисточкой и наконец сказала:

– Я закончила. Теперь все уходим. Ты, Верена, вернешься через десять минут, чтобы одеть ее. Корнелиус и остальные – через пятнадцать. Ула, вы, насколько я понимаю, остаетесь?

– Точно.

– Ладно. На случай, если кому-то из вас что-нибудь понадобится, я оставлю за дверью человека. Все ваши желания будут исполнены. В известных пределах. Вам, Галина, можно выпить только одну чашку кофе. Без кофеина.

– Тоже мне, нянька, – фыркнула Ула, когда дверь за Мими закрылась. – Она всегда такая?

Галина засмеялась:

– По-моему, да. Не забывай, я знаю ее всего четыре дня. – Она забралась с ногами в кресло перед столиком и уперлась подбородком в колени. – Послушай, ты сегодня утром разговаривала с Максом? Что он сказал? Все еще сердится?

Маленький красный рот Улы слегка скривился; это означало, что она обдумывает вопрос.

– Нет, – ответила она, уселась в соседнее кресло и закинула ноги на ручку кресла Галины. – По-моему, нет. Во всяком случае, было непохоже.

– Как будто ты бы мне сказала, если бы было похоже, – усмехнулась Галина. В ее голубых глазах сверкнул вызов.

Ула усмехнулась в ответ. Галина не выдержала и расхохоталась:

– Ула, он же в ярости, и мы обе это знаем.

– Он встревожен, – поправила Ула. – Ты сама знаешь, насколько он не любит привлекать внимание публики, вот он и беспокоится, сможешь ли ты не вызвать излишнего интереса к нему самому.

Галина посмотрела на себя в зеркало.

– Неужели он полагает, что, как только начнется запись, я сразу заговорю о нем?

– Ты знаешь, что я имею в виду, – возразила Ула. Галина словно не слышала ее, она была поглощена созерцанием собственного отражения.

– Интересно, – проговорила она, – как это: быть знаменитостью?

– Вот станешь знаменитой моделью “Конспираси”, тогда и узнаешь.

Галина все еще глядела в зеркало, хотя по выражению ее лица легко было понять, что задумалась она сейчас отнюдь не о собственной внешности.

– Хорошо бы Макс был сегодня здесь, – уныло проговорила девушка. – Мне очень грустно, оттого что он так вот вчера уехал.

– У него дела в Нью-Йорке, – осторожно заметила Ула. Темные дуги бровей поднялись. Теперь Галина смотрела в зеркало на Улу.

– Ты, как и я, знаешь, что это неправда, – сказала она. Секретарша энергично помотала головой:

– Это правда. У него в Нью-Йорке всегда есть дела.

– Ну, пусть так, – согласилась Галина. – Все равно эти дела могли бы подождать. Он уехал, чтобы отомстить мне за этот контракт…

– Глупости, – оборвала ее Ула. – Он хочет защитить тебя.

– Разве я нуждаюсь в защите?

Ула уверенно, не моргая, смотрела ей в глаза. Галина пожала плечами.

– Ладно, может быть, но кто в этом виноват?

– Никто. Просто жизнь складывается так, а не иначе. Да, Максу не хотелось бы, чтобы именно сейчас, когда вы решили больше не скрывать ваших отношений, ты привлекла к себе особое внимание, начав работать в “Конспираси”.

– Так ты считаешь, он не ищет предлога, чтобы не жениться на мне? – спросила Галина.

Ула была явно удивлена:

– Значит, ты так истолковала его отъезд?

Голова Галины задумчиво склонилась набок.

– Нет, – вздохнула она. – Наверное, нет. Честно говоря, я вообще не знаю, что думать. Иногда сама сомневаюсь, хочу ли я за него замуж.

Она быстро взглянула на Улу. Та качала головой, посмеиваясь:

– Зря ты так. Даже если я передам твои слова Максу, он своего мнения не изменит. Ты же его знаешь.

Лицо Галины напряглось.

– Нет, все еще не знаю. – Она помолчала, размышляя о своих непростых отношениях с человеком, которого любила больше всех на свете и который почти полностью подчинил ее своей воле. – Знаю только, что в его характере сразу прятаться, как только на него кто-то посмотрит.

– А как бы вела себя ты на его месте? Ну, если бы тебе перемывали кости так же, как перемывают ему?

– Максу безразлично, что о нем говорят, – усмехнулась Галина.

Ула помрачнела:

– Почему ты так считаешь?

– Потому что так и есть на самом деле. Максу плевать на все и на всех. Кроме, конечно, детей.

– И кроме тебя.

– Да, и меня. Ему хочется заботиться о нас, потому что мы ему небезразличны, но он сам себе безразличен. Он никого не боится. Он не боится сплетен и пересудов. Он непобедим. Или тебе так не кажется?

– Честно говоря, нет.

Ула прекрасно понимала настроение Галины; она знала, что Галине свойственно нападать на Макса, когда сама она чувствует себя не в своей тарелке или чего-то опасается. А сейчас очевидно, что она испытывает неуверенность.

– Он не должен был уезжать, – стояла на своем Галина. – Мне все равно, что обо мне скажут, так почему боится он?

– Дело не только в тебе, – возразила Ула. – Дело и в новой рекламной кампании “Конспираси”. Они, как тебе известно, вкладывают миллионы, поэтому с твоей стороны было бы неразумно рвать контракт как раз накануне объявления о помолвке с Максом.

– Хватит с меня логики, – взмолилась Галина. – Мне сейчас хочется его ненавидеть. Продлится это ровно пять минут. Не возражаешь?

– Тогда позвони ему и поговори, – предложила Ула.

– А где тут телефон?

Ула достала из сумочки мобильный телефон и протянула Галине:

– Нажми на тройку и набирай номер.

Прослушав несколько гудков, Галина взглянула на часы. Что-то внутри перевернулось, когда она поняла, что Макс уже мог отправиться в свой генеральный офис в Нью-Йорке, где он собирался смотреть шоу.

– Макс Романов слушает.

Галина едва не подпрыгнула, неожиданно услышав его голос.

– Здравствуй, дорогой. – Чтобы скрыть улыбку, она отвернулась от Улы. – Это я. Звоню только для того, чтобы сказать, что ненавижу тебя. Ула считает, я должна была позвонить.

– Ула с тобой? – спросил Макс. – Да.

– Передай ей трубку.

Галина послушалась и протянула телефон Уле, бешено вращая глазами.

– Нормально. Все нормально, – отрапортовала Ула. – Правда, пока еще не началось. Журналисты только собираются, а она даже еще не одета.

Галина вырвала у нее телефон.

– Макс, я могла бы и сама сказать тебе все это, – сухо произнесла она. – Откуда у тебя привычка спрашивать обо мне других? Или ты мне не доверяешь, считаешь, что я буду тебе врать? Это оттого, что я нервная, да? Правильно, я нервная как не знаю кто, и потому мне хочется, чтобы ты был сейчас здесь. Черт возьми, ты должен был быть здесь. Тебе совершенно не обязательно было бы появляться открыто. Мог бы подождать где-нибудь за кулисами…

– Галина, не стоит начинать все сначала, – прервал ее Макс. – Завтра вечером я вернусь, тогда мы все обсудим.

– Завтра будет поздно. Все, что случится, случится сегодня.

– Передай трубку Уле.

– Нет. Ты должен поговорить со мной. Я не ребенок, Макс. И не слабоумная. Я знаю, в чем проблема, знаю, что ты волнуешься, и очень благодарна тебе за то, что ты волнуешься. Но ты мне нужен здесь. Бог свидетель, ты заставил меня отказаться от очень многого, поэтому, пожалуйста, будь рядом, когда я затеваю нечто по-настоящему серьезное.

На другом конце телефонной линии повисло молчание, и Галина поняла, что ее слишком занесло. Сердце в груди безумно колотилось. Она ждала, пока Макс заговорит, и спорила сама с собой на тему: стоит ли дать ему урок.

– Наверное, ты даже не представляешь себе, насколько для меня важно, чтобы ты был рядом, – не выдержала она.

– Я знаю, родная, – ответил он поразительно мягко; она-то думала, что разозлила его. – Для меня это тоже важно. Это в последний раз. В день следующего шоу я буду рядом с тобой.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Ты меня любишь?

– Сама знаешь.

– Нет, скажи.

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю. Прости, что я так по-свински себя повела. Когда ты вернешься, все будет хорошо.

– Если в чем ты и права, так в этом, – сказал Макс, и Галина невольно рассмеялась.

– Так будешь говорить с Улой?

– Нет. Позвони мне, как только шоу закончится. Я буду ждать.

– Идет.

– Счастливо, родная. Я знаю, у тебя все получится.

– Ага. Потом поговорим.

Галина отключила связь и передала телефон Уле. Та хотела что-то сказать, но тут открылась дверь, и вошла Верена.

– Можно нам еще несколько секунд? – попросила Галина.

– Конечно. Но вообще-то уже пора, – сказала Верена, взглянув на часы.

– Ну выкладывай, наконец, – сказала Ула, едва за Вереной закрылась дверь. – Что такое?

– У меня в школе была подруга, ее звали Рианон Эдвардс. – Брови Улы взлетели вверх от любопытства. – Несколько дней назад я увидела у Макса в кабинете ее фотографии. Не надо на меня так смотреть, я в его бумагах не роюсь. Снимки лежали на столе. Вопрос: почему Макс ею интересуется? Из-за того, что я когда-то сделала, или из-за того, чем она занимается?

– Боже, – выдохнула Ула. – Ну, Галина, ты умеешь выдавать новости. А что ты сделала?

– Ничего особенного. С тех пор прошло много времени…

– Так что ты натворила? – перебила ее Ула.

– Увела ее жениха.

Глаза Улы округлились.

– И это называется – ничего особенного! Кто этот жених?

– Да никто. Я даже забыла его фамилию. Вроде Питер, а может, и нет. Или Филипп? Не важно. Мне просто хотелось бы знать, как Макс относится к Рианон. Доверяет ли он ей?

Ула так затрясла головой, словно в ней что-то застряло.

– Доверяет? – повторила она. – Откуда такой вопрос?

– Никогда не известно, доверяет Макс человеку или нет, – ответила Галина. – Как ты думаешь, он позволит мне написать Рианон?

– Подозреваю, тебе придется спрашивать его самого, – обескуражено отозвалась Ула.

Верена вновь появилась в комнате.

– А если он разрешит написать, она ко мне приедет? Как по-твоему? – спросила Галина, вставая.

Ула смотрела на нее, стараясь, чтобы посторонние не прочитали на ее лице изумления.

– Давай поставим вопрос так, – мягко произнесла она. – Ты сама приехала бы к подруге, которая увела у тебя мужчину?

– Я же сказала тебе, с тех пор прошло много лет. – Галина рассмеялась. – Сейчас у нее появился кто-то другой, и не исключено, что она тоже не сможет вспомнить фамилию того парня.

– Держу пари, что она помнит, – возразила Ула.

– Итак, дамы, все у нас в порядке? – Мими распахнула дверь и стремительно вошла, как главнокомандующий в штаб армии. – Галина, позвольте на вас взглянуть. Так, прическу надо чуть подправить. Марибет! Марибет, где ты? Только что была здесь…

– Я здесь.

Марибет и Пегги Уилсон вошли в комнату.

– Твое последнее слово? – спросила Мими. – Останавливаемся на серебристо-розовом?

– Да, на серебристо-розовом, – кивнула Марибет. – Лиловый оттенок придаст ей такой вид, как будто у нее вот-вот начнется сердечный приступ. Кстати, можно попробовать смешать розовый с перламутровым.

– В этом платье! – негодующе воскликнула Мими. – Все равно, что лыжник в летнем саду. Хотя… В этом что-то есть. Я попробую.

Верена помогла Галине надеть изысканное белое шелковое платье с глубокими вырезами спереди и сзади. Это платье, хотя и сравнительно простого покроя, как нельзя лучше гармонировало со светлыми волосами Галины и ее золотистой кожей.

– Вы читали книгу Луизы Хей? – спросила Галину Пегги.

– Чью книгу?

– Луизы Хей. Там много исключительно полезных советов, и должна вам сказать… Нет-нет, Луиза Хей пишет, что никогда нельзя употреблять слово “должна”. Значит, я обязана посоветовать вам, Галина, посмотреть на себя в зеркало и сказать себе, что вы себе безмерно нравитесь. Сегодня утром я сделала то же самое, чтобы привести в порядок нервы перед презентацией, и мне это помогло. Уверяю вас, это всегда помогает.

– Я поняла, Пегги, – кротко отозвалась Галина. – Значит, скоро вы кому-то безумно понравитесь, и мы уже будем вам не нужны.

В комнате повисло молчание. Слова Галины показались всем возмутительно дерзкими, ведь в “Конспираси” было хорошо известно, что Пегги Уилсон желает людям только добра, хотя со своими добрыми намерениями заходит порой чересчур далеко. Галина оскорбила ее, а ведь всего через несколько минут Пегги должна была представлять ее всему миру как лицо фирмы.

Лицо Пегги посерело, однако она лишь издала нервный смешок, стараясь сделать вид, что не почувствовала себя уязвленной. Ула шагнула вперед, словно намереваясь прийти на помощь, но тут же отступила, когда Мими взглянула на Марибет, а Марибет – на Галину.

Галина обвела комнату испуганным взглядом, потом подошла к Пегги и заговорила:

– Извините меня, Пегги. Я правда очень раскаиваюсь. Не хотела сказать ничего плохого, просто так неловко вышло… Ох, как нехорошо… – Она беспомощно оглянулась. – Ула, объясни ей, пожалуйста, что это я в шутку…

– Все в порядке, дорогая. – Пегги ласково погладила Галину по руке. – Я понимаю, вы пошутили. Кажется, у вас в Англии это называют иронией? Дело в том, что калифорнийцы не всегда ее понимают. Уверяю вас, я нисколько не обиделась.

Галина смотрела на нее. Ей хотелось разреветься от стыда за собственную глупость, бесчувственность, из-за которой, как подсказывала ей интуиция, новые коллеги станут отныне несколько иначе к ней относиться.

– Позвони Максу, – попросила она Улу. Голос ее дрожал. – Мне нужно с ним поговорить.

Несколько секунд спустя она уже сидела с телефоном в руке на закрытой крышке унитаза, и дверь ванной отделяла ее от всех.

– Макс? – шепотом сказала она в трубку.

– Да, родная, я. Что случилось?

– Ты сейчас где?

– В машине. Еду в “Праймэр”. Что-нибудь стряслось?

– Макс, я только что обидела человека. Я сказала ей чудовищную грубость, и теперь все наверняка возненавидели меня.

– Галина! Возьми себя в руки. Никто тебя не возненавидел, ты, как всегда, преувеличиваешь. Ты перед той женщиной извинилась?

– Да, попросила у нее прощения.

– Так в чем же дело?

– Тебе надо было быть здесь, Макс. Я же говорила, что без тебя не справлюсь.

– Я уверен, справишься, – холодно возразил Макс.

– Я без сил. Необходимо отложить церемонию. До твоего приезда.

– Сейчас ты пойдешь туда, куда скажет Марибет, и будешь выполнять все, что она велит, – отрезал Макс. – Ты меня поняла?

– Да, поняла, Макс. Но я не могу.

– Тогда, Галина, у нас с тобой все кончено. Если ты немедленно не выйдешь к телекамерам, все между нами кончено.

– Нет, Макс!

Он молчал, до Галины доносился шум автомобилей с нью-йоркской улицы.

– Нет, Макс, – повторила она.

– Да, Галина. Не нужно пытаться управлять моей жизнью. А сейчас либо ты выходишь на сцену и блистательно исполняешь свою роль, либо забудь обо мне.

– Хорошо, Макс. Я иду.

Она улыбнулась, отключила связь и вернулась в комнату.

 

Глава 8

Когда Макс вошел в конференц-зал нью-йоркской штаб-квартиры “Праймэр”, председатель совета директоров компании Ленни Харман отделился от группы молодых менеджеров и шагнул ему навстречу.

Технические работники в эти минуты уже затемняли зал, опуская на огромные окна, выходившие на Гудзон и Хобокен, непрозрачные шторы. Гигантский, размером пятнадцать футов на двенадцать, видеомонитор был уже включен, и на нем была прекрасно видна толпа, собравшаяся в танцевальном зале в Беверли-Хиллз.

– Рад тебя видеть, Макс, – дружелюбно сказал Харман, протягивая Романову руку. – Жаль, что ты не сможешь сегодня остаться на обед. Я бы с удовольствием поболтал с тобой.

В его голосе не слышалось и тени упрека, только сожаление о невозможности пригласить Макса в их любимый ресторан.

– Я вчера вечером прилетел, – как бы оправдываясь, ответил Макс. Глаза его шарили по залу, отыскивая знакомые лица.

– Тебя представить или ты предпочитаешь инкогнито? – спросил Харман, проводив Макса к столику.

– Лучше инкогнито. – Макс чуть иронически улыбнулся.

– Ты сегодня разговаривал с Марибет? – Ленни дал знак секретарше, чтобы та принесла им кофе. – Похоже, шоу должно пройти на ура. Она просто красавица, Макс.

Романов приподнял бровь, показывая, что удивлен комплиментом.

– Ну да, она очень хороша, – согласился он и взял у секретарши чашку кофе. – Я получил экономический прогноз. Впечатляющие цифры. Планируется получить тридцать три процента прибыли с двадцати одного миллиона долларов капиталовложений после уплаты налогов. Впечатляет. Вот только выдержим ли мы этот график?

– С такой девчонкой – думаю, выдержим.

Макса передернуло.

– Ее зовут Галина, – корректно произнес он. – Давай так и будем ее называть. Но как бы она ни была красива, нужно быть уверенным в качестве продукции, если мы намерены вложить столько денег в производство.

– Сегодня к концу дня у тебя на столе будут данные экспертного анализа, – сказал Ленни. – “Конспираси” наверняка ждет успех. Видел бы ты, как подскочили акции за последние две недели, с тех пор как продукция появилась на рынке.

– Да, выросли на тринадцать процентов, – протянул Макс. – Неплохо. Вовремя я их приобрел.

В конференц-зале люди уже рассаживались. В Лос-Анджелесе представители прессы также начали занимать свои места и рассматривать предложенные им бесплатные образцы продукции – с недоверием или равнодушием на лицах.

Макс и Ленни отыскали пару свободных стульев, стоявших несколько в стороне от основных рядов, уселись на них, и Харман принялся пояснять:

– Сегодняшнюю презентацию проводят три человека: Пегги Уилсон, вице-президент “Конспираси”, она отвечает за связи с общественностью; Джимми Хэн, главный технолог; и Марибет. Джимми долго говорить не будет, его специализация – наука, а о науке сегодня речь не пойдет. Сегодня в центре внимания будет Галина. Отныне ее лицо будет смотреть на нас с обложек журналов, с экранов телевизоров, с рекламных щитов на автодорогах. На вопросы, адресованные непосредственно Галине, сегодня будут отвечать ассистенты и Пегги Уилсон. Потом, когда Галина наберется опыта и у нее будет больше информации о компании, она, будем надеяться, сможет общаться с прессой сама.

Макс молчал.

– Красота и ум – вот что нужно современной женщине, – продолжал Ленни. – То же самое необходимо и “Конспираси”.

– Ты хочешь сказать, – невозмутимо откликнулся Макс, – что вечером женщина намажет себя кремом от “Конспираси”, а наутро проснется необыкновенно умной?

Светло-серые глаза Ленни искоса глянули на него, затем он добродушно хихикнул.

– Предлагаю оставить вопрос об объемах продаж тем, кто в таких вещах разбирается, – сказал он. – Ты видел список приглашенных?

– Видел, – кивнул Макс. – Звезд там больше, чем ночью в небе Африки.

Он вдруг нахмурился, не понимая, отчего ему пришла в голову именно эта метафора, – ведь он ни разу не был в Африке. Тут же он вспомнил о фотографиях подруги Галины и инстинктивно глянул на часы, хотя встреча с Тео Строссеном была назначена только на завтра.

– Марибет знает, что делает, – между тем творил Ленни. – Она знакома со всеми, и если она их всех пригласила – значит, рассчитывает на такую сенсацию, по сравнению с которой запуски с мыса Канаверал* покажутся детскими забавами. Не знаю, Макс, как ты предполагаешь жить дальше, но тебе следовало бы иметь в виду, что все папарацци мира, как только твоя девушка окажется в пределах их досягаемости, станут ее преследовать.

– С этим мы справимся, – уверенно заявил Макс.

* На мысе Канаверал, штат Флорида, находится космодром.

В это время собравшиеся в Лос-Анджелесе журналисты и звезды шоу-бизнеса принялись аплодировать, а в Нью-Йорке все, кто находился в конференц-зале, в том числе и Ленни, пристальнее вгляделись в экран.

Появилась Галина. На ней было обманчиво простое белое шелковое платье и скромное, хотя и невероятно дорогое ожерелье из алмазов и жемчуга; создавший его голливудский ювелир был также приглашен на роскошную церемонию и стоял сейчас вместе с командой сотрудников “Конспираси”.

Галина прошла по подиуму и заняла заранее отведенное ей место, где вот-вот должен был родиться образ, способный перевернуть мир. Ленни вдруг захотелось плясать от радости, и он почувствовал, как его чековая книжка пританцовывает у него в кармане. Не много он видел в жизни женщин красивее той, на которую были сейчас направлены телекамеры.

Он не смог удержаться и исподтишка взглянул на человека, которому принадлежала Галина Казимир и вся ее ослепительная красота. Когда Харман впервые вступил в контакт с главой концерна “Романов энтерпрайзес”, он понял, что перед ним исключительно проницательный и умный человек. Впрочем, Харман не слишком удивился, поскольку ему доводилось слышать, что Макс похож на своего деда. Но внук, похоже, в цепкости даже превзошел старого Михаила Романова. Харману казалось, что Макс едва ли не в буквальном смысле передает окружающим свое трудолюбие и выносливость. Харман невольно моргнул. Видит Бог, он всегда уважал Макса Романова, даже испытывал по отношению к нему белую зависть, но теперь, проведя некоторое время в стенах штаб-квартиры его компании и увидев воочию, что собою представляет Галина, должен был признать, что его уважение к Максу перерастает в робость, даже страх перед этим человеком. Впрочем, Ленни тут же вспомнил, что говорила ему Марибет, и его охватило какое-то почти болезненное сочувствие.

Макс во все глаза смотрел на экран, на свою неправдоподобно прекрасную возлюбленную, а Ленни пытался угадать, о чем он сейчас думает. Но лицо Романова оставалось непроницаемым все время, пока Пегги Уилсон приветствовала блистательную плеяду гостей шоу, называя некоторые наиболее известные имена.

Наконец Пегги отступила на шаг, чтобы представить Галину.

В зале раздался гром оваций, засверкали вспышки десятков фотоаппаратов. Можно было не сомневаться, что на первых страницах завтрашних газет появятся снимки и весь мир узнает о потрясающей красоте Галины Казимир и о ее чарующей улыбке. Красавица двигалась так уверенно, так изящно и непринужденно улыбалась перед телекамерами, купаясь в лучах льющегося в окна калифорнийского солнца, так легко касалась кончиками пальцев бриллиантового ожерелья, что невозможно было поверить, будто она вышла на подиум впервые. Но еще больше зрители и журналисты поражались тому, что на эту женщину до сих пор не обратили внимания другие косметические фирмы, рекламные агентства, голливудские продюсеры, что она до сих пор не попала в шоу-бизнес. Конечно, Харману была известна причина. Сейчас бизнесмен вознес небесам тревожную молитву, прося Господа, чтобы его решение оказалось верным, потому что, если нанятые Романовым телохранители подведут, мечты о беспрецедентном облике компании “Конспираси” и о запланированных немыслимых миллионах долларов пойдут прахом. С другой стороны, если скандал все-таки разразится, он, может быть, привлечет дополнительное внимание к компании, а значит, и дополнительные дивиденды. Черт возьми, Ленни Харман не был бы сегодня здесь, если бы не умел рисковать. А эта женщина так ослепительна, что на нее больно смотреть.

Он снова взглянул на экран и увидел, что камера отъехала назад, и в кадр вместе с Галиной теперь попали Пегги, Марибет и Джимми Хэн. Галина вместе со всеми внимательно прослушала краткое выступление Хэна, в котором он, не вдаваясь в технические подробности, заявил, что “Конспираси” открывает новую эру в производстве косметики – эру высоких технологий и качественно иных стандартов. Особо он подчеркнул роль омолаживающей кожу сыворотки.

– Я хотела бы спросить, – прервала его известная журналистка, специализирующаяся на теме моды, – почему “Конспираси”, продукция которой, судя хотя бы по ценам, предназначена в основном немолодым женщинам, избрала для рекламы столь юную модель? Или она уже испытала на себе действие вашей омолаживающей сыворотки?

Аудитория расхохоталась. Телережиссер быстро сориентировал вторую камеру на крупный план задавшей вопрос журналистки.

– А на сколько лет Галина выглядела раньше? – выкрикнул кто-то из задних рядов, что вызвало новый взрыв смеха.

– Как долго она пользуется сывороткой? – прозвучал следующий вопрос.

Неожиданно Галина сделала шаг вперед. К счастью, ее красота приковала к себе все взоры, поэтому никто из зрителей не заметил ни мелькнувшей в глазах Марибет паники, ни невольного отчаянного жеста Пегги. Модель заговорила, завораживая зрителей безукоризненным выговором дамы британского высшего света:

– Быть красивой – это не значит молодо выглядеть. Быть красивой – это значит выглядеть хорошо.

На долю секунды зал затих, а потом утонул в шквале аплодисментов. Марибет непроизвольно открыла рот, а у Пегги перехватило дыхание, и она прижала ладонь к груди, чтобы прийти в себя. Разумеется, все женщины мира щедро заплатили бы за сыворотку, которая сделала бы их моложе, но с точки зрения рекламы афористичное высказывание Галины было просто неоценимой находкой. Оно было похоже не на экспромт, а на рекламный лозунг, тщательно разработанный профессионалами из “Праймэр”; все журналисты уже лихорадочно записывали его в блокноты.

В нью-йоркском конференц-зале профессиональные рекламщики тоже аплодировали, высказывали друг другу свое одобрение и терялись в догадках, кто же это в Лос-Анджелесе сочинил для Галины такой гениальный слоган.

Ленни Харман посмотрел на Макса. Тот в ответ приподнял бровь.

Тем временем Галина повела себя как нельзя более разумно: она не стала пытаться развить свой сценический успех, а просто стояла и слушала, очень внимательно слушала, как Пегги соловьем разливалась насчет того, что в “Праймэр” все были несказанно обрадованы появлением Галины – ха-ха! – и что Галина поможет женщинам всего мира осознать, какими красивыми они могут быть, Поможет каждой женщине открыть в себе новую Галину и непременно полюбить себя.

– “Конспираси” вместе с Галиной помогут вам использовать свой шанс! – вскричала Пегги чуть ли не в пророческом экстазе. – Через несколько минут я приглашу всех принять участие в нашем открытом форуме, а сейчас я хотела бы попросить вас от всего сердца поблагодарить Галину за то, что она пришла сегодня к нам и доказала, что чистая и светлая душа – не только звено, связующее нас со всей Вселенной, но и главная составляющая успеха по пути к обретению красоты.

Изумленный Макс повернулся к Харману. Ленни от неловкости ерзал на стуле.

В темных глазах Макса мелькнула усмешка, но он воздержался от комментариев, так как в Лос-Анджелесе аудиторию вновь захлестнула волна аплодисментов. Харман испустил вздох облегчения. Он уже внутренне был готов чуть ли не к тому, что Пегги начнет возносить Галине молитву.

Следующие десять или пятнадцать минут ушли на серию кратких вопросов и ответов: верно ли, что сумма контракта Галины составляет пять миллионов долларов? В чем конкретно будут заключаться ее обязанности? Что она могла бы рассказать о своей личной жизни? Правда ли, что ее бабушка – русская графиня? Знаменита ли она в Англии? Намерена ли постоянно жить в США? Нравится ли ей в Штатах? И так далее и тому подобное; десятки не связанных друг с другом вопросов, которые тем не менее необходимы для скорейшего создания имиджа восходящей звезды. На все вопросы отвечали Пегги и ее ассистенты, иногда вставляла несколько слов Марибет, а Галина слушала, часто смеялась и всем своим видом показывала, как она признательна прессе за интерес к ее персоне.

Лишь в самом конце, когда Марибет уже кивнула Галине в сторону выхода, с места поднялась Сюзан Травнер, та самая журналистка, которая когда-то первой написала репортаж о “горе-убийстве” и, казалось, с тех пор видела цель своей жизни в том, чтобы пролить свет на истинные события той ночи, когда умерла Каролин Романова.

– Галина! – прокричала она. Ее характерный, пронзительный голос прорезал гул зала. – Мне хотелось бы узнать, как относится к вашему успеху в шоу-бизнесе Макс Романов? И почему его сегодня нет в этом зале?

Ленни Харман почувствовал, как напрягся Макс. Галина явно приготовилась ответить, но Марибет поспешно шагнула вперед.

– Еще раз благодарю всех вас за участие. – Она приветливо улыбнулась, давая Пегги возможность увести Галину. – Мы были очень рады всех вас увидеть…

– Галина! – не сдавалась Сюзан Травнер. Было трудно поверить, что эта симпатичная женщина с милым, почти детским лицом и автор наполненных ядовитым сарказмом статей – один и тот же человек. – Правда, что вы с Романовым стали любовниками еще до того, как его жену убили?

В зале лос-анджелесского отеля поднялся удивленный гул. В конференц-зале “Праймэр” Харман резко повернулся к Максу.

– Уходи же скорее, – прошипел Ленни, опять впившись взглядом в экран. Впрочем, отчасти он был доволен тем, что произошло, ведь публичный скандал – тоже неплохая реклама.

– И правда ли, – продолжала кричать журналистка, – что в ночь, когда умерла Каролин Романова, вы находились в усадьбе Романовых в штате Нью-Йорк?

Пегги и ее помощники отчаянно старались увести Галину из зала, но модель явно противилась. Было ясно, что она намерена ответить. Пегги и Марибет не могли ей помешать, разве что силой вытолкать за дверь.

– Мисс Травнер, – заговорила Галина, приветливо улыбаясь. Неожиданно она заморгала, ослепленная вспышками бесчисленных фотоаппаратов. – Извините… – Она заслонила ладонью глаза. – Я вас не вижу, но надеюсь, вы меня слышите. Макс Романов, как и все мои близкие друзья, очень рад моему контракту с “Праймэр” и искренне желал мне успеха. Его нет сейчас здесь по той же причине, по которой нет здесь и других моих друзей: все они – деловые люди, и у них очень много работы. Что касается моих интимных отношений с Максом и моего местопребывания в ту трагическую ночь, когда погибла его супруга, то эти вопросы были в свое время детально рассмотрены в ходе следствия и судебного разбирательства. Исследовали их и те немногочисленные журналисты, которым было угодно проявить любопытство в отношении меня в связи с моей дружбой с Романовыми. Поэтому я рекомендовала бы вам, мисс Травнер, посетить библиотеку или же отыскать необходимую информацию, которой вы, судя по всему, не владеете, в Интернете.

Если бы речь Галины была обращена не к Отраве, а к кому-то другому, Харман, пожалуй, посочувствовал бы этому человеку – столько убедительности придавали словам Галины ее идеальное британское произношение, учтивые манеры и врожденный аристократизм.

Но заткнуть рот Травнер было не так-то легко.

– Галина, где вы провели ту ночь, когда умерла Каролин Романова?

В настойчивом голосе звенели металлические нотки.

Явственно различимые возгласы неодобрения как будто вообще не интересовали Галину. На ее лице было написано только вежливое сожаление.

– Вам самой, – сказала она чуточку снисходительно, – не составит труда прояснить это обстоятельство, поскольку после окончания пресс-конференции вы сможете переговорить с Пегги, и она подскажет вам, откуда лучше начать поиски.

Травнер ничуть не была смущена.

– Тогда, может быть, вы, Галина, – продолжала она, – раз уж вы являетесь “близким” другом Макса Романова, объясните мне, почему он не реагирует на мои попытки связаться с ним?

Галина удивленно вскинула брови.

– Неужели? Представления не имею, с чего бы это, – мягко произнесла она и под аплодисменты и хохот аудитории покинула зал.

Лицо Макса оставалось серьезным, но Харман видел, что глаза его смеются. Он даже тряхнул головой – настолько глубокое впечатление произвело на него самообладание Галины.

– Да, – выдохнул Харман, – не думаю, что после этого у нас возникнут какие-либо проблемы. Как она держалась!

– Я ей передам твое мнение, – улыбнулся Макс, поднявшись на ноги.

– Могу я еще чем-нибудь быть тебе полезен, пока ты здесь? – спросил Харман. Ему вдруг остро захотелось узнать этого человека поближе.

– Да, если не сложно. – Макс достал из кармана визитную карточку и протянул ее Харману. – Попроси кого-нибудь позвонить моему шоферу и сказать, чтобы он ждал меня на углу Седьмой и Бликер.

– Конечно.

Подавив вздох разочарования, Харман передал карточку секретарше, которая находилась поблизости и слышала все, что сказал Макс.

– Ленни, спасибо, что разрешил мне приехать. Я тебе в самом деле признателен.

Макс направился к двери.

– Всегда к твоим услугам, – заверил его Харман. Макс кивнул, остановился и иронически спросил:

– Послушай, а этот омолаживающий крем правда действует?

– Ну конечно, действует, – возмутился Ленни. – Он прошел все тесты.

Макс на мгновение задумался, потом опять поднял глаза на Хармана и улыбнулся.

– Значит, у тебя в руках ключ к успеху, – заметил он. – Есть у тебя Галина или нет.

Харман широко улыбнулся, но, когда до него дошел смысл слов Макса, он побелел.

– Что ты хочешь этим сказать?

Двери лифта раздвинулись, и Макс вошел в кабину.

– Только то, что ты гарантирован от провала.

Двери закрылись, лифт заскользил вниз, а Харман еще долго стоял и смотрел в пустоту. В висках у него эхом отдавались слова Макса: “Есть у тебя Галина или нет. Есть у тебя Галина или нет”. Не может быть, чтобы Макс вдруг решил вывести Галину Казимир из игры сразу после того, как “Праймэр” объявил ее на весь мир лицом будущего. Нет-нет. Он просто ляпнул, не подумав. Такое с каждым время от времени случается. С другой стороны, Романов не из тех людей, которые станут просто так швыряться словами, не вкладывая в них особого смысла. Но Галина как-никак официально принята на работу, она подписала контракт, и если Максу вдруг захотелось поставить крест на ее участии в проекте, значит, он недооценивает силу закона, который будет защищать интересы работодателя. Да и зачем, спрашивается, ему все это нужно, тем более что Галина так прекрасно показала себя на презентации? Она с самой мисс Отравой справилась так, словно ей это было не труднее, чем смыть крошечное пятнышко с платья.

Выругавшись про себя, Харман наконец подошел к двери конференц-зала. Он-то знал, с той самой минуты, когда Марибет напомнила ему, кто такая Галина Казимир, он твердо знал, что именно эта дама им нужна. Ее связь с Романовым – даже не обоюдоострый меч; это практически стопроцентная возможность сорвать куш в двадцать миллионов долларов. Но Ленни Харман готов был играть не только потому, что возможная прибыль намного превосходила возможные потери, но и потому, что он, Харман, в отличие от мисс Отравы, знал наверняка, что в ночь убийства Каролин Галина Казимир была очень далеко от штата Нью-Йорк. Если бы у него имелись на этот счет хоть какие-то сомнения, он забраковал бы саму идею контракта с Галиной. Однако даже при том, что ему были известны все обстоятельства этого дела, бизнесмен долго колебался, прежде чем принять окончательное решение, потому что Марибет сказала ему, что у Галины Казимир есть кое-какие собственные проблемы. Господи, да у кого в наше время их нет? На него самого Галина произвела впечатление совершенно нормальной, вполне уравновешенной женщины. Ну разве что иногда она могла быть непредсказуемой. Так или иначе, Романов собственноручно подписал контракт, взяв на себя обязательство помогать Галине поддерживать форму. Этот факт, помноженный на красоту Галины, ее обаяние и слухи о ее близости с Романовым (вот человек-загадка, понять его в сто раз труднее, чем провести самое запутанное маркетинговое исследование!), гарантировал, что в скором времени акции “Праймэр” взлетят до небес. Хотя не исключено, что, пойдя на контакт с Романовым, он недооценил степень риска.

“Есть у тебя Галина или нет”.

Харман вынул из кармана носовой платок, обтер им шею и стер пот со лба. Вдруг ему показалось, что Романов-невидимка стоит здесь и смеется над ним. Он поспешно швырнул пакет в мусорное ведро и заставил себя сделать десяток глубоких вздохов. Это немного привело его в чувство, и только тогда он позволил себе вернуться в конференц-зал. Если Макс Романов затеял какую-то интригу, ему, Ленни Харману, надо как следует подготовиться.

– Привет, дорогой, – услышал Макс в трубке голос Галины. Он улыбнулся, нажал на кнопку, опуская экран, отделявший его от шофера, и принялся просматривать последние биржевые сводки на экране портативного компьютера.

– Здравствуй, родная.

– Ну, как я смотрелась? – спросила Галина.

– Сама прекрасно знаешь.

– Хочу услышать от тебя.

– Галина, я гордился тобой.

Она была в самом деле польщена, это чувствовалось по голосу.

– Я боялась до полусмерти. Это было заметно?

– Ничуть. А больше всего меня потрясли твои ответы Травнер. Ребята в Нью-Йорке празднуют победу.

– Здесь тоже все пьют шампанское.

– Ты идешь к ним?

– Наверное. – Она помолчала. – Я скучаю по тебе.

– Я скоро приеду.

– Макс, я боюсь.

– Знаю.

– Я больше не хочу этим заниматься. Помоги мне, Макс. Умоляю. Я могу отказаться прямо сейчас?

– Нет, Галина. Отступать поздно. Интересы слишком многих людей затронуты.

– Значит, ты купил акции “Праймэр”, – сердито заявила Галина.

– Да, естественно. Я верю в тебя.

Дверь гримерной открылась, и внутрь просунулась голова Улы. Галина помахала ей и сказала в трубку:

– Макс, я заслужила награду.

– Ты сказала, что не будешь этим заниматься.

– Я не говорила, что не буду. Я только сказала, что не хочу. – Прикрыв микрофон ладонью, Галина прошептала Уле: – Сейчас он попросит передать трубку тебе, но ведь ты ему не скажешь? Пожалуйста, обещай, что не скажешь.

– Торжественно клянусь, – ответила Ула.

– Макс, дорогой, ты меня слушаешь?

– Слушаю, – рассеянно отозвался Макс.

– Спасибо за цветы, дорогой. Я совсем забыла тебя поблагодарить. Их Ула утром принесла. Сегодня я буду спать на них, и мне приснишься ты. А шипы напомнят мне о том, как ты со мной обошелся.

– Дай мне Улу, родная.

Галина протянула телефон Уле и повернулась к зеркалу, всем своим видом стараясь показать, что дальнейший разговор ей не интересен.

– Привет, Макс, – сказала Ула. – Значит, ты смотрел?

– Конечно. Что она сделала после того, как ты пообещала мне не говорить?

– Ничего, – искренне ответила Ула.

Макс рассмеялся и быстро ввел в компьютер несколько команд. Он понял, что Галина сознательно ловит его на крючок.

– Она хорошо держалась, – произнес он наконец. – Лучше, чем я ожидал.

– Пегги ею страшно гордится, – откликнулась Ула, зная, что это замечание вызовет у Макса смешок. Так и вышло.

– Ты еще не открыла в себе новую Галину?

– Пока нет, но не теряю надежды. У Реммиков сегодня праздничный ужин.

– Кто будет?

– Дион с Морисом, Эллис, миссис Клей, Марина, Алекс и я.

– Ты помирилась с Эллисом?

– Не твое дело.

– Вы оба – мое дело. Одному из вас давно пора попросить прощения.

– Вот и скажи ему. Что ты делаешь сегодня вечером?

– Буду работать, чтобы наверстать упущенное. Галина с тобой обсуждала свое желание бросить работу? – Ула стрельнула глазами в сторону Галины.

– Нет. Да с чего бы?! А тебе она что, говорила?

– Да.

– Святый Боже! Ты серьезно?

– Надеюсь, что нет.

– Что, по-твоему, ей делать?

– Ула, я посмотрю.

– Да-да, – торопливо сказала Ула. – Я просто не знала, как ты… – Она вовремя прикусила язык, вспомнив, что не может обсуждать кое-какие вопросы в присутствии Галины, и добавила: – Она очень переживает, что тебя нет.

Поймав взгляд секретарши в зеркале, Галина улыбнулась.

– Передай ему, что я его люблю, – сказала она.

– Она велела тебе передать…

– Не надо, я слышал. Скажи ей, что я ее тоже люблю. Тебе нужно поговорить со мной без свидетелей?

– Да.

– Хорошо. Минут через десять я буду в гостинице. И уже никуда не уйду. Позвони, когда сможешь.

– С Галиной еще будешь говорить?

– Нет. Передай ей то, что я просил. И еще – пусть обязательно позвонит мне, пока не легла.

– Будет сделано.

Ула положила телефон на стеклянный туалетный столик, перед которым сидела Галина, встала у нее за спиной и принялась массировать ей плечи. Галина уже успела снять платье и ожерелье, но косметику пока не трогала.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Ула, наблюдая за отражением Галины в зеркале.

Та пожала плечами.

– Вымотанной, – призналась она. – И все кажется, что это было не со мной. А Пегги – прелесть. Надеюсь, она простила меня.

– Конечно. Она же понимает, что ты не хотела ее обидеть.

Галина наклонила голову и слегка застонала, когда Ула усилила нажим.

– Макс просил передать, что любит тебя.

– Правда? – томно отозвалась Галина. – Будь любезна, позови Мими. Пусть она смоет макияж.

– Да-да. Иду. – Ула ласково поцеловала Галину в макушку и направилась к двери, но задержалась и спросила: – Ты сегодня на своей машине приехала или за тобой прислали шофера?

– На своей.

– Отлично. Значит, тебе есть на чем ехать к Морису. Я уеду раньше, так что встретимся уже там. Или тебя подождать? Сейчас на дорогах, наверное, уже полно машин…

– Нет-нет, не жди меня. Езжай.

Когда дверь за Улой закрылась, Галина подбежала к ней на цыпочках, прислушалась и рывком распахнула, чтобы убедиться, что возле гримерной никого нет. Маленький холл, разделявший две спальни, был пуст. Из соседней комнаты доносились приглушенные голоса. Галина поняла, что если та дверь откроется, она услышит.

Быстро вернувшись к столику, она схватила телефон и набрала номер. После четвертого звонка на другом конце ответили.

– Привет, это я, Галина.

– Не ожидал.

– Мы можем встретиться сегодня вечером?

– Конечно. Правда, я считал, что ты помолвлена с Максом.

– Правильно, но он сейчас в Нью-Йорке. Он не узнает. Все можно сделать быстро.

– Ладно. Но ты ведь теперь знаменитость. Ты уверена, что по-прежнему этого хочешь?

– Уверена, – сказала она шепотом, так как дверь соседней комнаты открылась. – Спасибо, мне тоже было приятно с тобой поболтать. – Она повернулась и дружески улыбнулась Мими. – Увидимся.

И Галина отключила связь.

На следующее утро, в шесть тридцать Романов уже сидел у себя в кабинете на 54-й улице. В офисе пока не было никого, кроме охранника, так что Макс мог без помех пролистать газеты, прихлебывая кофе без сахара, сваренный для него охранником Гансом. Пара газет поместила фотографии Галины на первых страницах, однако и “Нью-Йорк таймс”, и “Нью-йоркер” отвели ей место на внутренних полосах, причем в заметках просто сообщалось, что Галина заключила контракт с “Праймэр”. Разумеется, Макс пока не мог узнать, как на вчерашнюю перепалку во время пресс-конференции отреагировала пресса Лос-Анджелеса, но он был рад и тому, что хотя бы на восточном побережье газеты вообще не сочли нужным упоминать о ней.

Затем Макс просмотрел страницы, посвященные финансовым делам, ознакомился с ситуацией на бирже, посмотрел курс акций, отложил газеты, снял телефонную трубку, связался с Лондоном, с Бонном, сверился с данными, заложенными в компьютер, и отправил по электронной почте послание президенту собственной корпорации Эду Шервину. В семь часов он вышел из кабинета и поспешил на 58-ю улицу в спортзал. После часа интенсивных тренировок вернулся в кабинет, где его уже ждал свежий кофе с круассанами. Об этом позаботилась его секретарша Лорен. Начинался обычный рабочий день. Встреча с Тео Строссеном должна была состояться через полчаса, и у Макса еще оставалось время ознакомиться с последними донесениями из Южной Африки.

По сравнению с другими делами, которыми приходилось заниматься Максу Романову, путешествия, привычки, воззрения Рианон Эдвардс были сущими пустяками, но, просмотрев последние присланные ему фотографии и факсы, он неожиданно почувствовал острый интерес к мелким деталям частной жизни другого человека, причем человека, который находился очень далеко от него. И весьма вероятно, будет далеко и впредь, так как в силу своего рода занятий Рианон не могла стать желанной гостьей в доме Романова. Но Галина в последнее время носилась с мыслью восстановить связи со старой подругой, так что Макс, прежде чем впрямую запретить общение, решил проверить, что представляет собой эта женщина. Он, конечно, предполагал, что в любом случае не позволит Галине видеться с ней, так как презирал журналистов вообще, а журналист, у которого имеется зуб на Галину, – вдвойне опасное существо.

Прихлебывая кофе, Макс задумчиво рассматривал увеличенную фотографию веснушчатого лица Рианон – небольшие яркие карие глаза, рот необычной формы, пышная рыжая шевелюра… Но думал он уже не о Рианон, а о Галине, о том, в частности, что накануне вечером она так и не позвонила ему. Наверняка все дело в вечеринке у Мориса, так как ни от Улы, ни от детей звонков тоже не было. Он посмотрел на часы. Звонить в Лос-Анджелес еще рано. Макс поморщился и снова стал изучать лицо Рианон Эдвардс.

– Макс! – в аппарате внутренней связи раздался голос Лорен. – Да?

– Только что позвонили снизу – приехал Тео Строссен. Он знает, что прибыл раньше срока, но я сказала, чтобы он поднимался. Ему подождать?

– Нет. Сразу проси в кабинет. – Макс набрал команду на клавиатуре, проверяя, нет ли для него сообщений по электронной почте. – Из Лос-Анджелеса не было звонков или факсов?

– Никаких. Там еще нет шести утра.

Макс вернулся в прежний файл, бегло просмотрел остальные фотографии и подробное донесение. Обратил внимание, что обнаженной натуры на сей раз не было. Он вдруг почувствовал себя разочарованным, и ему захотелось посмеяться над собой. Магнат не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что по его приказу за этой женщиной наблюдали. Ее коллеги, подумал он, сами только тем и занимаются, что все разнюхивают, так что справедливо платить им той же монетой. До сих пор, однако, Макс не видел доказательств того, что Рианон все еще держит зло на Галину за то, что несколько лет назад подруга увела у нее жениха. На снимках она только тем и занята, что кокетничает со своим ненаглядным алмазным деятелем на террасе отеля в Кейптауне и выглядит воплощением счастья и любви. Но Макс давно научился не доверяться поверхностным впечатлениям. Прежде чем решить, открывать ли двери своего дома для Рианон Эдвардс, стоит послушать, что скажет Тео Строссен об Оливере Магире.

Через несколько минут Лорен проводила к нему в кабинет троих мужчин в темных костюмах. Самым низеньким и пожилым из троицы был Тео Строссен.

Макс поднялся навстречу гостям. Проницательные зеленые глазки Строссена буквально впились в него. Они встретились сегодня впервые, хотя Макс помнил, что его дед весьма уважал Строссена. Кстати, об этом человеке было почти так же мало известно и ходило почти так же много сплетен, как и о самом Максе. Романов отлично знал, что дыма без огня не бывает, и почти не сомневался, что моральные качества Строссена приведут его в геенну огненную в день Страшного суда.

– Прошу вас, – сказал Макс, протягивая Строссену руку. Пронзительный взгляд Строссена потеплел.

– Я знал вашего дедушку, – заговорил он. – Хороший был человек. Мудрый.

– Благодарю вас, – ответил Макс и жестом пригласил Строссена садиться. – Что вам предложить? Кофе?

Строссен отказался и уселся в кресло. Огрубевшие стариковские руки сжимали пару кожаных перчаток.

– У меня мало времени, – заявил он, – так что давайте сразу перейдем к делу. Вас интересует Оливер Магир?

Макс выжидательно смотрел на гостя. Строссен усмехнулся.

– Вы, конечно, думаете, что в этом мире ничто не дается даром. Что ж, возможно, вы правы. Но за то, что вы сегодня получите, вам не придется платить. У меня будет к вам только одна просьба: какие бы у вас ни возникли проблемы в связи с информацией, которую я вам сообщу, что бы вы ни чувствовали по этому поводу, это останется исключительно вашим личным делом. Согласны?

Макс кивнул и приготовился слушать.

Через двадцать минут, когда дверь за Строссеном и его спутниками закрылась, Макс вернулся за стол, выдвинул верхний ящик и вынул оттуда пачку снимков Рианон и ее друга. Когда Макс в первый раз беседовал со Строссеном о Магире, тот рассказал ему о договоренности, существовавшей между ним и Магиром. Только что он выложил Максу детали, и Романову пришлось признать, что старик имеет право испытывать к Магиру недобрые чувства, поскольку тот по всем признакам нарушал соглашение. Сам Макс не стал бы использовать методы, которые взял на вооружение Строссен, но не в его привычках было осуждать средства, к которым другие прибегают для достижения своих целей.

Макс задержал взгляд на фотографии, на которой особенно хорошо получилось лицо Магира, всмотрелся в него. Он не мог понять, как такой человек мог заключить подобную сделку со Строссеном, даже если на первый взгляд она давала ему все, чего он только мог пожелать. Но если Магир полагает, что может аннулировать эту сделку, действуя так, как, по-видимому, действует сейчас, значит, у него неладно с мозгами.

– Макс, – обратилась к нему Лорен. – На проводе Ула. Вас соединить? Она говорит, срочное дело.

– Соединяй, – отрывисто бросил Макс и взял трубку. – Ула? Что случилось?

– Галина, – чуть слышно выдохнула Ула.

– Что с ней?

– Мы искали ее всю ночь. Она так и не появилась у Мориса. Я рассталась с ней в отеле. Она сказала, что приедет на своей машине. Все так хорошо шло… У меня в мыслях не было, что она скроется. Прости, Макс… Эллис и Морис продолжают поиски.

– Надо полагать, – сухо заметил Макс, – они побывали во всех вероятных местах?

– Да. Нигде ее нет.

– Кто ее видел последним?

– Мими, визажистка. Она слышала, как Галина перед уходом говорила с кем-то по телефону, но не знает с кем.

– Она не называла никаких имен?

– Мими ничего не припоминает. Галина увезла телефон с собой, так что выяснить, с кем она говорила, у нас нет возможности. Макс, мы везде ее искали. В больницах, в аэропорту, на вокзалах… Не похоже, чтобы она возвращалась к себе в номер, и машины тоже нигде нет… – Ула прервала разговор и обратилась к кому-то, кто находился рядом с ней. – Хорошо. Макс, только что вошел Морис. Она нашлась.

– Макс! – Голос Реммика. – С ней все в порядке. Немного взволнована, но жива и здорова.

– Где вы ее нашли? – хрипло выговорил Макс.

– Несколько минут назад. Галина появилась у себя в номере. У нее синяки, пара ссадин, но серьезного – ничего.

– Слава Богу. – Макс перевел дыхание. Несколько секунд он напряженно молчал. – И вы не знаете, где и с кем она была? – спросил он.

– Ничего не знаем.

– Но ведь она с кем-то встречалась?

– Похоже на то, – признал Морис.

– Ну, хорошо. Я позвоню ей в номер. Разберитесь, что там произошло, почему никто не проследил за ней, когда она уезжала, и увольте виновных.

– Эллис уже занимается этим. Дион побудет с ней в номере до твоего приезда.

– Тогда скажи Дион, чтобы не смыкала глаз, так как я приеду не раньше, чем обещал. А теперь мне надо с тобой еще кое-что обсудить. Я только что встречался с Тео Строссеном.

Возможно, нам это дело и не нужно, но не исключено, что мы без него не обойдемся.

 

Глава 9

Лиззи были знакомы такие дни. Все шло кувырком с той самой минуты, когда она проснулась в настроении не менее мерзком, чем погода за окном. Она ударилась ногой о дверь ванной, обожгла руку, схватившись за чайник, пролила кофе на чистую скатерть, а когда решила вынести мусор, дверь захлопнулась и она осталась под дождем. К счастью, окошко ванной комнаты на нижнем этаже было открыто, так что Лиззи сумела забраться внутрь, но при этом оцарапалась о шпингалет и разбила еще не распечатанный флакон с проявителем. А когда почтальон вручил ей толстую пачку счетов, из которых в основном и состояла утренняя почта, ей уже хотелось истерически вопить.

На улице у нее создалось впечатление, что все сумасшедшие водители Лондона сговорились ехать именно в этот час по Кромвель-стрит в сторону Найтсбриджа. Машины мчались со всех сторон, обгоняли ее, гудели, чудом уворачивались от столкновения, оттесняли Лиззи, а голова у нее к тому времени разболелась так, что казалось, будто в нее ввинчивают шурупы. Ярость ее достигла высшей точки, и она не шутя готова была убить придурка в “форде-гранада”, который перерезал ей дорогу и оставил стоять у светофора, а сам безмятежно покатил дальше.

Машина Лиззи застряла на перекрестке у Куинсгейт, а хозяйка кипела от бешенства. Пальцы ее отчаянно барабанили по рулевому колесу. Или она сейчас врежется в какую-нибудь машину, или лопнет от злости. Хуже всего то, что дворники только размазывают грязную воду по стеклу. Да черт с ними, в конце концов, она с таким же успехом может сослепу врезаться в кого-то, как и любой другой, ведь у других с видимостью наверняка не лучше.

Зажегся желтый свет, но машины не двинулись с места – впереди образовалась пробка. Лиззи, заскрежетав зубами, судорожно сжала руль; глаза ее светились необузданным, опасным безумием. Она отдавала себе отчет, что вот-вот потеряет самоконтроль, поэтому заставила себя отпустить руль, несколько раз глубоко вздохнуть и расслабиться, и даже попыталась улыбнуться парню, сидевшему за рулем соседней машины. Тревога в его взгляде отрезвила ее. Лиззи издала вымученный смешок, прикрыла глаза и принялась убеждать себя, что все – пустяки.

Хотя разве это пустяки? Пустяков на свете нет. Но, с другой стороны, можно сколько угодно роптать на Бога и злиться на весь белый свет – ничто от этого не переменится. Она – вдова, она живет сама по себе, никто не скрасит ей такой вот скверный день, никто не рассмешит, не развеет поганое настроение. Она ненавидит одиночество, презирает тех, кто жалеет себя.

Лиззи отвратительна самой себе за то, что ее мучают навязчивые идеи; ведь раньше она такой не была. Она превращается в паскудную старуху, обвиняет всех и вся за то, что не видать ей счастья, за то, что Энди вытер об нее ноги.

Вздохнув, Лиззи нажала пальцами на веки, будто стараясь удержать слезы. Да что говорить, вот такой она бывает раз в месяц.

Загорелся зеленый, машины медленно двинулись вперед. Лиззи сунула руку в сумочку в поисках сигареты. Признай, сказала она сама себе, уже две недели, как мы вернулись из Южной Африки, и все это время ты была в общем-то в нормальном настроении. Да, после возвращения все шло как будто бы неплохо. Было много работы по монтажу программы, нужно было писать текст комментария, разрабатывать новые проекты. Да, вечерами она была одна, зато ей, как правило, удавалось продлить день. Она засиживалась допоздна на работе, иногда ходила в бар с Джолином или еще с кем-нибудь из коллег. Рианон все эти дни было некогда, свободное время она проводила с Оливером, подыскивала жилье, строила свадебные планы. Сегодня в первой половине дня они с Оливером собрались зарегистрировать брак, так что Рианон появится на работе позже. Так она сама сказала Лиззи вчера по телефону. Она торопилась, неудивительно, что не обратила внимания на подавленный голос Лиззи. В последнее время она не обращает внимания на такую ерунду. Раньше, когда не было Оливера, Рианон мгновенно угадывала настроение Лиззи, причем вне зависимости от того, было ли у нее время вслушиваться. Тогда Лиззи ничего не могла от нее скрыть, даже если бы захотела. Но в прежние времена скрытность была ни к чему, потому что у них всегда находилось время друг для друга, каждая желала обсудить все свои проблемы с подругой.

“Так чего же ты хочешь, – с горечью спросила она себя. – Неужели Рианон должна отказаться от Оливера ради тебя? (Новый приступ острой головной боли.) Конечно же, нет. Пусть они поженятся, пусть будут счастливы, пусть… ”

– Да пошел ты! – прошипела она, когда попыталась перестроиться и услышала предупредительный гудок. Снова хотелось вскипеть, она чувствовала, что внутри все на грани ядерного взрыва. А что, если она и взорвется? Кому до этого дело? Никому. Вот так. Она никому не нужна. А если это правда, так, может быть, один из этих козлов окажет ей услугу и отправит ее на тот свет? Ведь именно так они обошлись с Ричардом!

“Успокойся! – грозно велела она самой себе. – Успокойся, только и всего”.

Но спокойствия не было и в помине. Если бы Энди позвонил ей, если бы прислал хоть одно письмо в ответ на те два, что она отправила ему, – на всякий случай, вдруг первое не дошло… Тогда все было бы не так. Она смогла бы остаться собой, держала бы себя в руках и была бы… Что – была бы? Счастлива? Кого она этим обманет? Энди живет на другой стороне земного шара, между ними – весь мир, знала она его всего лишь двое суток и еще хочет заставить себя поверить, что в нем причина всех ее несчастий!

Да! В нем! И пошел он!..

Нет, конечно, он не сыграл бы такой роли в ее жизни, встреть она кого-то другого. Мужчину, который проживал бы в Англии, на худой конец, в Европе. Или хотя бы в Штатах. Но не в Южной же Африке! В конце концов, она зациклилась на Энди только потому, что он был у нее первым после Ричарда, и он смутил ее, предложив ей бросить все и остаться с ним.

А она-то, восторженная, полоумная, романтическая сорокалетняя девчонка, поверила, что он это всерьез!

Лиззи опять принялась копаться в сумочке в поисках сигареты, вышвыривая на сиденье подарки, приготовленные для племянников. Наконец нашла пачку, засунула туда пальцы, затем заглянула внутрь и убедилась, что пачка пуста.

– Так нельзя! – заорала Лиззи, швырнув пачку на пол. – Боже, что Ты со мной делаешь? Неужели Ты не мог оставить для меня одну несчастную сигарету? Ведь Тебе же это не трудно, Господи! За что Ты меня так преследуешь?

Слезы опять подступили к глазам, а голова с каждым мгновением болела все сильнее, и желудок тоже. Никогда прежде у нее не было таких месячных. Старость на пороге, она уже на полпути к климаксу…

– Боже милосердный, я не могу больше терпеть, – стонала Лиззи, сжав руль так, что ногти едва не сломались. – Какие дети? У меня нет детей.

Кровь вскипала в жилах. Она прерывисто дышала. Ладони покрылись холодным потом. Этого не может быть. Сейчас с ней, вот прямо здесь, случится нервный припадок.

Красный свет. Лиззи вдавила в пол педаль тормоза, и какой-то болван сзади загудел. Звук циркулярной пилой прорезал затылок. Лиззи глянула в зеркало заднего вида. Тот водитель, сзади нее, на грани инсульта. Она, впрочем, не в лучшем состоянии. Решено. Сейчас она его убьет. Вот выйдет из машины и вмажет кулаком по этой жирной роже.

Она отстегнула ремень, выскочила из машины и устремилась к нему, не обращая внимания на дождь. Рывком распахнула дверцу его автомобиля, и в его щеку уперлось дуло пистолета. Глаза мужчины расширились от страха.

– Мерзавец! – орала Лиззи. – Перестань гудеть! На красный свет нужно останавливаться, ты об этом слышал? Здесь красный свет. И мы стоим. Красный свет означает – стоп!

– Да, да. – Он даже не говорил, он, скорее, ловил ртом воздух. – Не надо стрелять. Прошу вас. У меня семья – жена и трое детей.

Лиззи сморгнула.

– Пожалуйста. Заклинаю вас. Не стреляйте. – Он уже всхлипывал.

Лиззи опустила взгляд. И увидела, что у нее в руке.

– Боже мой, – пробормотала она. – Святый Боже. – Она взглянула на водителя. – Это всего-навсего водяной пистолет, – пробормотала она. – Я купила его племяннику. Смотрите.

И нажала на курок.

Тот парень чуть не откинул копыта.

Кто-то сзади подхватил Лиззи под мышки, опрокинул на шоссе и вырвал пистолет.

Когда она наконец смогла открыть глаза, то увидела множество склонившихся над ней лиц – злых, враждебных. А над ними – небо, сплошная серая масса.

Лиззи повернула голову набок и невольно начала всхлипывать. Это не ночной кошмар. Она не проснется сейчас в теплой постели, рядом с Ричардом или Энди. Это реальность, все это – жестокий, несчастный, унизительно безжалостный день, очередной день одиночества.

– Привет, – сказала Рианон. Она только что вошла с Оксфорд-стрит в офис “Хочу все знать”, где вовсю кипела работа, и бросила на стол Джолина вторую за сегодняшнее утро порцию почты. – Все в порядке?

– Как всегда, – отозвался Джолин, по-прежнему задумчиво глядя на экран компьютера.

Сегодня Джолин был мужчиной. Завтра этот человек, вполне возможно, предстанет в женском обличье. Впрочем, не важно, мужчина он или женщина. В любом случае Джолин – идеальный офис-менеджер, несомненный компьютерный гений и неиссякаемый поставщик материала для сплетен. Как он (или она) добивался таких поразительных результатов – для всех оставалось загадкой. Он (или она) неизменно прекрасно выглядел (а), его (ее) ногам позавидовала бы любая женщина. В мужской своей ипостаси Джолин мог похвастать безупречно гладкой головой, в женской – Джолин представала роскошнейшей из блондинок, а когда она надевала купальный халат, то любая аристократка показалась бы рядом с ней запущенной неряхой.

– Ну что? – спросил Джолин, закончив обработку информации и поворачиваясь в кресле к Рианон, которая вешала на крючок плащ. – Когда же наступит великий день?

Губная помада и румяна на смуглом индейском лице Джолина смотрелись так, как будто он только что покинул будуар, где завершал утренний туалет. В ушах при свете ламп весело сверкали бриллиантовые сережки.

Рианон, широко улыбаясь, обвела взглядом коллег, а они – почти все – на минутку отвлеклись от своих дел, чтобы не пропустить ответа. Здесь были Керри, Мартин, Нил, Роган, Лили и Рис. Все они вместе с Джолином, Лиззи и Рианон составляли творческую группу программы “Хочу все знать”. Кроме них, естественно, над программой работали операторы, редакторы, звукооператоры, а порой и приглашенные режиссеры, но они привлекались к работе по разовым договорам, тогда как члены основной группы входили в штат.

– Где Лиззи? – осведомилась Рианон, взглянув на настенные часы, в форме Биг Бена, которые каждый час играли старинную мелодию. Эти часы должны были украшать свежевыкрашенные стены офиса, но они как-то терялись среди всевозможных графиков, афиш, газетных вырезок, развешанных тут и там.

– Мы все жаждем получить ответ на этот вопрос, – отозвался Джолин. Он откинулся на спинку кресла, скрестив ноги и потирая ладонью запястье. – Сегодня телефон все утро трещит, а она даже не позвонила и не предупредила, что опоздает.

– Эй, Рианон, выкладывай! – вмешалась Лили, кладя телефонную трубку на рычаг. – Когда свадьба?

– Ну же, говори, – поддержала ее Керри и заложила за ухо курчавую прядь. – Не томи!

Рианон рассмеялась.

– Ладно, – сказала она. Ее лицо излучало радость и веселье. – Тридцатого.

– Этого месяца? – изумился Роган. – Нет, ты серьезно?

Рианон кивнула.

– Осталось всего три недели, – протянул Мартин.

– Господи Иисусе! – завопил Джолин. – Да где же я найду приличный костюм?

– А кто тебя приглашал? – иронически поинтересовался Рис.

– Разумеется, я, – пришла на помощь Джолину Рианон. – Я вас всех приглашаю. – Она сняла белую кепку и тряхнула волосами. – Тридцать первого в одиннадцать утра. После обеда опять приступим к работе.

– Да, это весьма щедро, – съязвил Рис, обводя взглядом остальных. – А где? В Челси?

– Ага. Кстати, я буду не в белом. Наверное, надену что-нибудь кремовое. Еще не решила. Но обязательно что-нибудь простое, без финтифлюшек. Обед в “Риту”.

– Класс! – воскликнула Лили. – Я ни разу не была в “Риту”.

– А медовый месяц будет? – поинтересовался Нил.

– Об этом спросите Оливера. – Рианон усмехнулась. – Джо, ты звонил Лиззи на мобильный? – спросила она, поставив на пол сумку и расположившись в своем роскошном, обитом кожей кресле.

– А Шарон Стоун бреет лобок? – немедленно откликнулся Джолин – Мобильный отключен.

Ответ Рианон явно не понравился.

– Так где же она? Я сказала ей – встречаемся в одиннадцать, а сейчас уже одиннадцать пятнадцать. Кстати, Рис, ты передал те кассеты на монтаж?

– Да. Отнес их вчера около девяти. Тони сказал, что сегодня к вечеру закончит.

– Отлично. Так, какие еще новости? Рейтинг за прошлую неделю пришел?

– Там. – Джолин кивком указал на почту, сложенную на столе Рианон. – Мы девятые.

Девятое место в рейтинг-листе для программы такого рода – грандиозный успех.

Рианон принялась просматривать бумаги, все прочие вернулись к своим компьютерам и телефонам.

– Хью и Джек свободны? Могут приступать к программе о Шотландии? – спросила Рианон.

– Хью – да, а Джек пока не звонил, – сообщил ей Джолин. Он как раз приглаживал ладонью волосы, и браслет на его запястье позвякивал. – Да, звонила Фрэнсис, спрашивала, не можем ли мы поменяться с какой-то программой LWT. Я ответил, что мы в принципе не против, но тогда нам придется в четверг работать всю ночь.

– Чья программа на очереди? – бросила Рианон, включая компьютер.

– Лиззи. Южная Африка.

– Поняла. Ты сказал Лиззи про изменения в сетке?

– Скажу, когда появится. – Джолин потянулся за наушниками, чтобы ответить на телефонный звонок. – Программа “Хочу все знать”, доброе утро! – Он так забавно тараторил в микрофон, что Рианон не смогла удержаться от улыбки. – Да, конечно, она здесь. Керри, это тебя, – выкрикнул Джолин.

Еще минут десять продолжалась обычная рутина. Рианон героическим усилием подавила свою эйфорию, заставила себя настроиться на рабочий лад и сделать два срочных звонка. Затем она решила начать совещание без Лиззи. Такие обсуждения проходили в творческой группе ежемесячно, и Рианон предпочитала, чтобы на них присутствовали все. Но сегодня, очевидно, придется сделать исключение.

Рианон объявила, что сейчас начнет совещание, и велела всем заканчивать телефонные разговоры.

– Мне нужно еще в одно место позвонить, – сказал Роган. Остальные начали рассаживаться на двухместных диванчиках, стоявших полукругом вокруг стола Рианон.

– Звони. – Рианон неожиданно хихикнула, заметив, что кто-то положил на край ее стола стопку журналов “Брайд”*. – Боже мой, чуть не забыла! – воскликнула она. – Джо, секретарша Оливера просила узнать у тебя, не мог бы ты устроить трюк с переодеванием у нее на вечеринке в субботу? Подробностей я не знаю. Может, позвонишь ей?

* Брайд – невеста (англ.).

– Поздновато ты меня предупреждаешь, – проворчал Джолин, однако приосанился, сознавая, что его мини-шоу с превращением в подобие Дайаны Росс или Тины Тернер в последнее время стали восприниматься в обществе как нечто de rigeur*. – Не правда ли, прекрасное сегодня утро? “Хочу все знать”, – произнес он, обращаясь к позвонившему телезрителю, с очаровательной небрежностью игнорируя струи дождевой воды, стекавшие по оконным стеклам.

* Обязательное, непременное (фр.).

– Роган, ты готов? – крикнула Рианон.

– Еще две минуты, – отозвался Роган.

– Может, я еще раз попробую позвонить Лиззи на мобильный? – предложила Керри.

Рианон рассеянно кивнула. Она как раз перелистывала один из журналов для невест.

– Ага. И домой заодно позвони. – Она поднялась из-за стола. – Я пока выйду на минутку, а потом сразу начинаем.

– Да, мадам, я записал, – говорил в микрофон Джолин. – Спайсер. Шарон Спайсер. Вы хотите, чтобы вам позвонила Лиззи Фортнам. – Рианон задержалась у его стола. – Может быть, мне все-таки сказать ей, по какому вы вопросу звонили? Нет? Хорошо. Конечно, я непременно ей передам. Благодарю за звонок. – Джолин щелкнул тумблером и добавил в отключенный микрофон со сладкой улыбкой: – Желаю подтянуть кожу на роже.

– Кто спрашивал Лиззи? – поинтересовалась Рианон и, не дожидаясь ответа, заглянула в записи Джолина.

– Некая бешеная баба по имени Шарон Спайсер, – сообщил Джолин, судя по всему, весьма довольный собой.

Рианон оставалась серьезной.

– Это имя я где-то слышала.

Джолин пожал плечами, потом недоуменно посмотрел на Рианон, когда та вдруг начала улыбаться.

– Знаю я, кто это такая, – пробормотала она и вышла из комнаты.

Джолин проводил ее взглядом и нажал кнопку у себя на столе, чтобы ответить на очередной звонок.

– “Хочу все знать”. Говорит Джолин. Рад, что вы позвонили. Чем могу быть полезен?

Совещание продлилось почти до вечера. Проходило оно, как всегда, бурно, но в итоге оказалось, как всегда, плодотворным. На таких совещаниях коллектив обсуждал новые темы, составлял расписание программ на ближайший месяц, при необходимости перекраивал эфирную сетку и обсуждал прочие текущие дела. На сей раз на повестке дня стояли следующие вопросы: сюжет об эксгибиционизме среди женщин; обсуждение подходящей легенды для Керри и Риса, которые занимались расследованием незаконных дел некоего синдиката, работающего под покровительством члена парламента; поездка в Лос-Анджелес для знакомства с новинками летней моды; празднование пятидесятилетия со дня изобретения транзистора.

– Если мы будем делать программу о транзисторах, – сказал Нил, – я хотел бы быть ведущим, с вашего позволения. У кого-нибудь есть возражения?

Нил слегка покраснел, поскольку он был новым членом команды и еще не имел опыта выступлений перед камерой.

– Никаких возражений, – откликнулась Рианон. – Я только приветствую. Тем более что сюжет всего на пятнадцать минут. Отличная практика для тебя. А на вторую половину программы у нас что?

Она стала проглядывать свои записи.

– Мы вроде бы договаривались запустить на пятнадцать минут про эксгибиционизм, – напомнила Лили. – Это, наверное, надо отдать Лиззи. Она будет здорово смотреться.

Рианон рассмеялась:

– Ее-то как раз может занести не туда. Хотя нет, я согласна, это тема для нее. Итак, если мы соединяем эти два сюжета, думаю, что голые женщины должны пойти вторыми – после них никто не захочет смотреть на транзисторы. Нил, помни: в конце твоего сюжета нужно придумать какой-нибудь ход, связывающий эту тему с эксгибиционизмом.

– О, я бы столько ходов придумал! – крикнул со своего места Джолин.

– Чувствую, придется мне еще пожалеть об этом, – проговорила Рианон как бы про себя и обвела присутствующих взглядом. – Нет, нет, не буду спрашивать. Нил, постарайся связаться с Лиззи после совещания. Постарайтесь сделать что-нибудь хоть мало-мальски пристойное. Роган, как продвигается программа о гестапо во Франции?

– А-а, все нормально. Мне нужно еще пару дней для съемок в Марселе, и все. Уложимся в график без проблем.

– Замечательно. Мне бы хотелось посмотреть, что вы уже отсняли, – сказала Рианон. – Насколько я понимаю, вы работаете в контакте с юристами?

– И со спецслужбами тоже.

– После программы, – вмешался Джолин, – ему понадобится “защита свидетеля”*.

* В США действует закон, согласно которому власти принимают особые меры по обеспечению безопасности свидетеля, если существует угроза жизни или здоровью человека, дававшего показания на следствии или суде.

– Может, и понадобится, – мрачно изрекла Рианон. – В общем, я думаю, на сегодня достаточно. Скоро приедет Оливер, и я приглашаю вас всех в “Граучо” на бокал шампанского, если у вас нет других планов.

– Э-эй, а вот и он звонит, – закричал Джолин, зачем-то втянув щеки. – Подойдете к телефону, mein Fьhrer*?

* Мой вождь (нем.).

– Скажи ему, что она передумала, – крикнул Рис.

– Зато я свободна, – добавила Лили.

– Скоро и до тебя дойдет очередь, малышка.

Джолин шутливо подмигнул Лили, а Рианон, смеясь, присела на стул и взяла трубку.

– Здравствуй, дорогой, – сказала она. – Все в порядке?

– Все в порядке, – подтвердил Оливер. – А у тебя?

– Отлично.

– У меня хорошая новость, – продолжал Оливер. Рианон резко выпрямилась. Неужели он сейчас произнесет те слова, которые она больше всего на свете мечтает услышать?

– Он наш, – прошептала она. – Предложение принято?

– Да, – сказал Оливер. По голосу чувствовалось, что он улыбается. – Только что звонил агент. Мы сможем въехать сразу после медового месяца.

– Ура, Оливер! – завопила она и затопала ногами от возбуждения. – Я люблю тебя, люблю, люблю!

– Через несколько часов я потребую доказательств, – рассмеялся Оливер. – Кстати, сегодня мы приглашены на ужин к Кэлвину и Полли. Что скажешь?

– А я только что пригласила всех своих в “Граучо”, – протянула Рианон. – Мы вроде бы так договаривались?

– Все правильно. Одно другому не помешает. Кэлвин и Полли ждут нас к девяти. Они сказали, что Лиззи тоже может приехать, если захочет.

– Ах, черт, – пробормотала Рианон.

Она почувствовала укол совести – ведь она совершенно забыла про то, что Лиззи куда-то подевалась.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоился Оливер.

– Понятия не имею, – призналась Рианон. Сейчас она по-настоящему встревожилась. – Ее сегодня никто не видел, а не в ее правилах… – Она осеклась, увидев, как смеющаяся Лиззи вошла в офис и остановилась у двери, не обращая внимания на обрушившуюся на нее лавину вопросов. – Вот и она явилась, – тихо договорила Рианон.

– Что-то мне твой голос не нравится, – заметил Оливер. – С ней все в порядке?

– Выглядит нормально. Надо бы узнать, где она пропадала.

– Ладно, когда выяснишь, уговори ее ехать с нами, – попросил Оливер. – Она после Африки как будто сторонится людей. Не знаешь, может, все еще тоскует по Энди?

– Думаю, нет, – ответила Рианон. – Она бы мне сказала. А она со мной о нем не заговаривала.

– Как думаешь, мне не стоит переговорить с ним?

– Лучше не вмешивайся.

– Договорились. Значит, ты сама позвонишь Кэлвину и Полли и скажешь, приедет Лиззи или нет?

– Конечно. – Рианон опять просияла, вспомнив, какую “хорошую новость” сообщил ей Оливер. – Фотографии дома при тебе? Будем хвастаться?

– Непременно.

Оливер, прикрыв рукой трубку, что-то сказал секретарю, а потом спросил Рианон:

– А как насчет твоего отца? Приглашать его на свадьбу?

Рианон вздохнула:

– Я еще не решила. То есть я хотела бы, во всяком случае, я должна это сделать, но тогда мне придется приглашать и эту дуру.

– Она в самом деле дрянь?

– Невыносимая. И знаешь, она отвечает мне взаимностью, – с жаром добавила Рианон, но тут же рассмеялась. – Да ну их, в самом деле. Главное, там будешь ты.

– О, я-то буду. Ни за что на свете не согласился бы пропустить это мероприятие. Одна только заминка: боюсь, дней через десять мне придется слетать в Нью-Йорк.

В сердце Рианон вонзилась ледяная игла.

– Будешь встречаться со Строссеном? – не удержалась она.

– Возможно. Только прошу тебя, не бери в голову. Я сам управлюсь, ладно?

– И надолго ты уедешь?

– Пока не знаю. Но вернусь еще до свадьбы, это я обещаю.

– Уж пожалуйста, возвращайся. Ладно, мне надо идти и узнать, что стряслось с Лиззи.

– Я приеду за тобой часам к шести. Кстати, ты видела сегодняшнюю “Экспресс”? Твоя старая подруга Галина Казимир, оказывается, теперь рекламирует косметику. У нее многомиллионный контракт.

– Да, я читала, – ответила Рианон и сама удивилась, что напрочь забыла об этом. – Сюрприз, правда?

– Всем сюрпризам сюрприз. Поневоле задумаешься, насколько к этому причастен Макс Романов.

– Макс Романов? Почему именно… Ах да, припоминаю, во время суда в газетах что-то писали про него и Галину. Значит, они до сих пор вместе?

– Бог их ведает. – Оливер издал смешок. – Кажется, что-то где-то я о них читал. Ладно, дорогая, увидимся в шесть.

Рианон положила трубку и вскочила из-за стола.

– Лиззи! С тобой ничего не случилось? Где ты была весь день?

– Где я была? – патетически повторила Лиззи. – О, где я только не была! Но начнем сначала. Свадьба назначена?

– Да. – Рианон засмеялась. – Тридцатого числа. Изволь быть свободной в этот день. Так все же: где тебя носило?

– Сначала я была в Чаринг-Кросской больнице, потом в полицейском участке в Челси.

Лицо Рианон потемнело.

– Да что случилось? Ты здорова?

– Со мной все нормально. – Лиззи хихикнула. – Так, небольшое происшествие… Долго и противно рассказывать. В общем, меня продержали там чуть ли не весь день, а когда мне удавалось добраться до телефона, он оказывался сломан. А в моем мобильном аккумулятор сел. Ну так вот, когда они меня наконец отпустили, я решила ехать прямо сюда.

Рианон недоверчиво смотрела на Лиззи:

– Что за происшествие?

– Ну, несчастный случай на дороге. Кого-то сбили, его нужно было везти в больницу, потом приехала полиция… В общем, сама толком не знаю. Шум, толкотня, ничего не разберешь.

– Но тебя-то не ранило?

– Нет. Посмотри на меня. Я совершенно здорова, просто устала и умираю от жажды. Все бы отдала за глоток игристого. Надо полагать, сейчас мы все куда-то идем и отмечаем?

– Конечно, – улыбнулась Рианон, взяла Лиззи под руку и провела в свой кабинет. – А потом нас с тобой и Оливером приглашают на ужин Кэлвин и Полли. И знаешь что еще? Помнишь, я тебе говорила про дом в Холланд-парке? Так вот, он наш. Оливер только что звонил.

– Ух ты! – ахнула Лиззи. – Фантастика! Когда я его увижу?

– У Оливера есть фотографии. Очень может быть, что мы переедем туда сразу после медового месяца.

– Боже мой, я так рада за тебя… – Лиззи широко улыбалась. – Все складывается идеально. Риан, ты это заслужила. Да, только что вспомнила: ты видела “Экспресс”?

– Насчет Галины Казимир? – Рианон усмехнулась. – Да.

– Сука, – рявкнула Лиззи.

Рианон укоризненно посмотрела на нее.

– Все в прошлом, – возразила она. – А если принять во внимание, как повернулась моя жизнь, получается, что она оказала мне услугу.

– Хороша услуга! – кипятилась Лиззи. – Увела у тебя мужчину за шесть дней до свадьбы! И она считалась твоей лучшей подругой! У тебя все было готово: платье, свадебный пирог, подарки, даже путешествие заказано…

– Хватит, не дави на психику, – рассмеялась Рианон, – а то мне будут сниться кошмары по ночам. Я же не говорю, что не выколола бы ей глаза, если бы снова с ней встретилась. Скорее всего, выколола бы. Но, честно говоря, она меня ни капельки не волнует.

– Может, ты ее еще на свадьбу позовешь? – скривилась Лиззи.

– Очень смешно. – Рианон ласково улыбнулась.

– А отца пригласишь?

– Не знаю, – вздохнула Рианон. – Оливер считает, что это необходимо, но мне, между нами говоря, кажется, что ему это все не так уж и интересно. Мы с ним сейчас почти не видимся, и он меня так до конца и не простил за прошлый раз. По-прежнему убежден, что я сама была виновата. Вот и вся отцовская поддержка. И кроме того, если приглашать его, то придется звать и эту мерзкую шлюшку – как-никак она его жена. А стоит мне представить себе ее белые туфли на каблуках, черные колготки, да еще ее выговор в придачу – и меня бросает в жар и в холод одновременно. Не знаю, что мой папаша в ней нашел. Хотя что может найти пятидесятилетний дурак в двадцатилетней стервочке? Пару сисек, конечно.

– Так и подмывает спросить, – парировала Лиззи, – что в таком случае она в нем нашла? Пойми, Рианон, я не хочу тебя обидеть.

– В свое время болтали, она решила, будто у него в сундуке полно денег, раз я пошла в частную школу. Надеюсь, сейчас она уже знает, что я училась на страховку, полученную после маминой смерти. Ладно, замнем. Знаешь, тебе сегодня звонили. Надеюсь, ты будешь рада, когда узнаешь, кто это был. – Глаза Рианон озорно сверкнули.

Лиззи едва не поперхнулась от волнения: неужели Энди позвонил? Наверняка это он, никому другому она не может обрадоваться, и Рианон это отлично понимает.

– Кто же? – спросила она, раскрыв номер журнала “Брайд”; ей хотелось держаться как можно более непринужденно. – О, тебе на свадьбу надо надеть что-нибудь в этом роде. То, что надо. – Она повернула страницу так, чтобы Рианон могла взглянуть на модель. Внезапно ей захотелось, чтобы Рианон не отвечала. Пусть надежда проживет еще хоть несколько секунд. В конце концов, сегодняшний день был одним из худших в ее жизни с тех пор, как погиб Ричард, и она опасалась, что не сумеет и дальше скрывать отчаяние, если окажется, что Энди так и не захотел ей звонить.

– Ты бы на цену взглянула, – проворчала Рианон, внимательно рассмотрев, однако, захватывающе роскошное платье.

– Да что значат деньги, когда есть любовь! – легкомысленно отмахнулась Лиззи. – Нет, серьезно, ты была бы в нем неотразима. Ты высокая, у тебя отличная фигура… – Лиззи несла ахинею, сама это сознавая. Ей как будто хотелось умаслить Рианон, чтобы та сообщила именно то, что ей так хотелось услышать. – Так кто же звонил? – резко бросила Лиззи.

– Ах да. – Рианон ухмыльнулась. – Сладчайшая Шарон Спайсер.

Лиззи вскинула брови, перевернула страницу и неожиданно услышала собственный голос:

– О Боже, этого только не хватало.

Она чувствовала, что вот-вот рассыплется в прах. Глаза ее ничего не видели из-за жгучих слез. От отчаяния перехватило дыхание. Да за что же ей все это? Почему Энди столько значит для нее, когда он должен быть ничем, нулем? Неужели она в своем одиночестве дошла до такого состояния, когда можно себе позволить подобное безумие?

– Увы, это была она, – подтвердила Рианон.

Лиззи все еще машинально листала журнал, и Рианон, якобы вместе с ней рассматривала иллюстрации.

Лиззи перевела дыхание и смогла выдавить из себя улыбку.

– Интересно, что ей теперь-то понадобилось, – произнесла она. Почему-то ей припомнилось, как Шарон Спайсер назвала ее однажды самаритянкой. Нет, Лиззи, нет, Господи Иисусе, шептала она про себя, не надо даже думать об этом. Эта женщина ненормальная.

– Может, позвонишь и узнаешь, что ей от тебя надо? – предложила Рианон.

Лиззи принужденно хохотнула, потом простонала:

– Меньше всего мне сейчас нужна Шарон Спайсер. – Она посмотрела на часы и добавила: – Во сколько мы уходим? Мне бы еще в пару мест позвонить. Да, а протокол совещания был? Я бы хотела взглянуть, когда его отпечатают.

– Спроси у Джолина, – посоветовала ей Рианон – Может, кстати, у тебя появятся еще какие-нибудь идеи. Тогда допиши туда, а я потом посмотрю.

– А если мы с тобой обсудим мои идеи завтра за обедом?

– Тоже можно… – Рианон заглянула в записную книжку. – Нет, завтра я занята. Обедаю с Майком Мельбурном. Он “кнут”* в парламенте. Злоязычный мужик. Это должно быть интересно. Может, вместе пойдем?

* “Кнутами” в английском парламенте называют влиятельных депутатов, в чьи обязанности входит, в частности, обеспечивать согласованное голосование членов фракции по ключевым вопросам.

– Нет, – отозвалась Лиззи; улыбка все-таки исчезла с ее губ. – Мне еще нужно написать комментарий к сюжету по Южной Африке. Джолин говорит, в четверг вечером у меня будут все возможности посидеть как следует с этими материалами.

Именно посидеть, повторила она про себя. Просматривая помногу раз каждый кадр, разглядывая лицо Энди час за часом, слушая его голос и воображая, что он рядом.

– Схожу в туалет, – сказала Лиззи и стремительно вышла, прежде чем Рианон успела поднять глаза.

Через две минуты она сидела в кабинке на унитазе, закрыв лицо руками, и рыдала, раскачиваясь взад-вперед. Мне повезло, твердила она себе.

Повезло настолько, что ее даже не заставили платить штраф за то, что она учинила утром. Слава Богу, мужик, сидевший за рулем той машины, ее понял или, во всяком случае, постарался понять. И женщина в полицейском участке в Челси была на ее стороне. Более того, она дала Лиззи телефон врача – специалиста по проблемам вызванного гормонами стресса, и он согласился ее принять сразу после обеда.

Он выписал ей лекарства. Может быть, если она будет принимать их несколько дней подряд, жизнь перестанет казаться ей столь безрадостной. Может, она, наконец, перестанет рыдать как дитя или кипеть от ярости по любому ничтожному поводу. И может быть, перестанет злиться на Рианон за то, что та счастлива, за то, что у нее есть теперь все, чего женщина может пожелать в жизни, тогда как она, Лиззи, лишена всего и оттого столь несчастна.

– Пошли, – велела она самой себе, заставила себя поднять голову и вытереть глаза. – Надо собраться. Все не так уж плохо.

При воспоминании о Ричарде слезы опять навернулись на глаза. Она попыталась отогнать любимый образ, несколько раз глубоко вздохнула и попыталась еще раз. Сейчас она пойдет пить шампанское с товарищами по работе, а затем ее ждет ужин у Кэлвина и Полли. Сегодня вечером она не будет одна. Она будет среди людей, которым небезразлична, которых она тоже любит. Да, ей предстоит праздновать помолвку Рианон, приобретение дома (не забывай о доме, Лиззи!), но ведь в душе она рада за подругу, разве не так? Просто ей трудно показать эту радость, не более того. Но она справится с собой. В нужный момент возьмет себя в руки и опять станет той Лиззи, которую знают и любят они все. Лиззи, которая смешит их, не боится высказать все, что у нее на уме, и умеет оставаться собой.

Она печально улыбнулась отражению в зеркале.

Наверное, надо повторять все это про себя достаточно часто, и тогда в один прекрасный день она проснется и обнаружит, что все это – правда.

 

Глава 10

– Прошу получить. – Наоми с улыбкой положила на стол Оливера факс и скрестила на груди худые руки. – Это от Рианон. Она хочет, чтобы ты все это купил по дороге домой. Она до вечера будет на работе, а в половине седьмого ей надо заехать в ателье, чтобы примерить платье, так что у нее не будет времени. Нужны спагетти, тунец, маринованные помидоры, парочка луковиц и два-три батона. А еще она спрашивает, не забыл ли ты позвонить в страховую компанию.

Пробежав глазами факс, Оливер насмешливо взглянул на секретаршу.

– Ты не изложила мне постскриптум, – сказал он. Наоми улыбнулась еще шире:

– Я решила, что ты сам захочешь прочитать. Все-таки личное послание.

Оливер перечитал факс, рассмеялся и отложил в сторону.

– Ты подтвердила мой вылет?

– Угу. Завтра в десять тридцать. В Нью-Йорке будешь в тринадцать тридцать.

– А обратный рейс?

– Вылет в пятницу вечером. В Хитроу ты будешь в шесть сорок пять утра в субботу. За три дня до свадьбы. Беспокоиться не о чем. А еще в туристическом агентстве сказали, что с твоими заказами на медовый месяц проблем не будет.

– Что ж, приятно слышать, – сухо бросил Оливер. – А вагон первого класса ты заказала?

Наоми поджала губы, и Оливер почему-то подумал, что эта девушка, темноволосая, затянутая в змеиную кожу, с серьгой в носу и колоссальными кольцами в ушах, всегда выглядит так, словно только что сошла с обложки самого последнего модного журнала.

– Его не пропустят через таможню, – виновато сказала она. Оливер сжал пальцами подбородок, обвел взглядом комнату, потом снова посмотрел на секретаршу и несколько принужденно улыбнулся.

– Ладно, ничего страшного. Я все улажу, когда сам окажусь в Нью-Йорке. С билетами на медовый месяц сложностей не было?

– Нет. – Наоми покачала головой. – Все заказы я сделала еще в прошлую среду. А насчет вагона попыталась договориться только вчера.

Лицо Оливера напряглось, и на мгновение Наоми показалось, что он готов грохнуть кулаком по столу. Но Магир быстро взял себя в руки.

– Пол сейчас у Брюса, выясняет, каким образом можно изыскать деньги на вагон.

– Он все-таки бухгалтер, а не волшебник, – возразила Наоми.

– Очень остроумно. Когда спустишься, узнай у него, все ли в порядке с нашими фондами в Джерси. Мне важно знать, что хотя бы до чего-то руки Строссена не дотянулись.

Наоми уже направлялась из кабинета в приемную, на свое рабочее место, но, услышав фамилию Строссен, тут же остановилась и обернулась.

– Извини, забыла тебе сказать. – Она покраснела. – В твое отсутствие у нас был гость.

Оливер прищурился. Наоми кивнула:

– Вот именно. Один из тех.

– И что он сказал?

– Только то, что ему нужен ты и что он приедет попозже. Но я сразу поняла, что это один из тех. Я их легко узнаю.

– А ведь он знал, что меня нет. Ведь он наблюдал за мной, когда я выходил, – медленно, как бы думая вслух, проговорил Оливер. Глаза его были устремлены в пространство.

– Я их не боюсь, – заверила его Наоми. Она была сейчас похожа на эльфа, маленького и очень уверенного в себе.

Оливер посмотрел девушке в глаза.

– И напрасно, – вдруг сказал он. – Это опасный народ, и мне не стоило оставлять тебя одну. Хотя, с другой стороны, от тебя-то им ничего не нужно. Просто хотели дать мне понять, что они рядом. Как будто я сам не догадывался.

Некоторое время Наоми молча смотрела на него. В круглых карих глазах отражалась гордость за самого лучшего в ее жизни шефа. Потом она вернулась в приемную и уже оттуда спросила:

– Так что делать, Оливер? Так дальше продолжаться не может. Они преследуют тебя. Я спрашивала своего Джерри, и он сказал, что они действуют незаконно. Все-таки я бы советовала тебе обратиться в полицию.

Магир глубоко вздохнул, сжал губы и задумчиво покачал головой:

– Наоми, ты должна понимать, что это дело личного характера…

– Они тебя запугивают, – с жаром повторила Наоми. – Это преступление.

– Все так, – рассеянно отозвался Оливер.

– Ты будешь встречаться со стариком в Нью-Йорке?

Оливер кивнул:

– Именно к нему я лечу. А теперь постарайся, пожалуйста, соединить меня с Фуллертоном из “Де Бирс”.

Оливер подошел к шкафу и достал оттуда черный войлочный футляр, из которого извлек лупу.

– Ты же хотел, чтобы я зашла к Брюсу, – напомнила ему Наоми.

Оливер вскинул голову и пристально посмотрел на нее.

– Ах да, конечно. Давай сначала к Брюсу. – Он улыбнулся. – Знаешь, у моей будущей жены ого-го какие запросы, и мне важно знать, достаточно ли у меня свободных средств на дом в Холланд-парке. Если окажется, что нет, моя невеста будет разочарована.

– Ты что, смеешься? Как может быть разочарована женщина, если ты – ты! – не отказываешься быть ее благоверным! – Наоми театрально развела руками.

– Да, ты права, во мне разочароваться трудно. – Оливер усмехнулся. – Только ты не представляешь, насколько привередлива Рианон.

Наоми моргнула.

– Думаю, у меня есть некоторое представление, – сказала она, кивком указав на факс на столе Оливера.

Через несколько минут дверь приемной захлопнулась. Значит, Наоми отправилась к бухгалтеру Оливера Брюсу, кабинет которого располагался этажом ниже. В обычный день Наоми просто сняла бы трубку и набрала номер Брюса, но теперь все звонки с телефона Оливера контролировались людьми Строссена, а Магир не мог допустить, чтобы им стало известно о существовании счета в Джерси. В последнее время Строссен издевательски распоряжался прочими его, Оливера, счетами, как нарочито неуклюжий жонглер, то и дело роняющий на арену кегли.

Оливер положил лупу на стол и подошел к окну. Внизу, как всегда, кипела жизнь. Дилеры, оптовики, владельцы ювелирных магазинов, секретари, банкиры, адвокаты и одному Богу ведомо кто еще сновали меж автомобилей, движущихся по Хэттон-Гарден (эта неширокая улица являлась центром алмазного бизнеса в Лондоне, подобно нью-йоркской 47-й), скрывались в подъездах викторианских зданий, чтобы через сколько-то минут появиться вновь. Прохожие мирно двигались по тротуарам, занятые своими мыслями.

Оливер почти сразу обнаружил следившего за ним парня в кремовом костюме-тройке. На нем к тому же была рубаха шоколадного цвета и желтый галстук. Разумеется, этого типа прислали не для того, чтобы он незаметно наблюдал за Магиром. Наоми права: Строссен пугает. И надо признать, у него это неплохо получается.

Оливер со вздохом отошел от окна, остановился возле стола, глянул на факс Рианон, перечитал постскриптум, в котором coдержались ее пожелания относительно предстоящего вечера, и почувствовал острый приступ вожделения.

После этого в кабинете Оливера несколько раз звонил телефон. В частности, на связь с ним вышла представительница агентства по реализации недвижимости, которая занималась продажей квартиры Оливера в Найтсбридже. Ее интересовало, по-прежнему ли Магир намерен включить цену меблировки в стоимость квартиры. Оливер подтвердил, что намерен, и явственно расслышал вздох облегчения, – его коллекция антиквариата обещала агенту неплохую прибыль на аукционе.

Завершив переговоры, Оливер еще раз просмотрел факс Рианон, в котором, помимо прочего, говорилось, что необходимо позвонить в страховую компанию. Рианон не было известно, что все похищенное из квартиры ему уже возвращено. Он и сам об этом не подозревал, пока не приехал однажды в Найтсбридж, чтобы посмотреть, есть ли свежая почта. Разумеется, и за этой нелепой кражей с последующим возвращением стоит Строссен: он еще раз попытался выставить Оливера лжецом и осложнить его отношения с Рианон. Естественно, Строссен мог бы действовать и иными методами, но, по всей вероятности, старику хотелось, чтобы Оливер добровольно порвал с Рианон. Только вот черта с два, решил Оливер, я на это пойду. Я люблю Рианон, а кроме того, она – мой единственный шанс вырваться из этого чудовищного плена.

В ожидании ужина Оливер лежал на невообразимо роскошном диване в квартире Рианон и читал утренний выпуск “Уолл-стрит джорнэл”. За окнами было еще светло – июнь, но во внутреннем дворе, где в бассейне плавали золотые рыбки, а по периметру расположились плетеные кресла, горшочки и ящики с геранями и петуниями, уже повеяло вечерней прохладой. На бортике бассейна сидел соседский кот и, как всегда, не сводил глаз с соблазнительно жирных рыбок. Рядом с ним стояла клетка, и в ней серый кролик с достоинством грыз морковку, которую только что дал ему Оливер. Этого кролика его хозяйка, миссис Ромни, оставила на неделю на попечение Рианон, а сама уехала в Испанию.

Ознакомившись с прогнозом, касающимся изменений в экономике ЮАР (довольно неблагоприятным), Оливер перевернул газетную страницу и занялся проверкой курса имевшихся у него акций нью-йоркских компаний. Сейчас он чувствовал себя значительно увереннее, чем несколько часов назад, главным образом благодаря Наоми, которая сообщила ему, что счет в Джерси в порядке. Кроме того, Вэй Хань, китаец, постоянный партнер Оливера, прислал давно ожидавшееся подтверждение того, что ему удалось скорректировать планы, так что он сможет встретиться с Оливером в Нью-Йорке. Судя по всему, Вэй Хань был не прочь обсудить перспективы слияния своего дела с фирмой Оливера. Конечно, Оливер смог бы пойти на такой шаг лишь в том случае, если бы удалось вырваться из тисков Строссена. При этой мысли Магиру стало слегка не по себе, но он строго приказал себе сохранять оптимизм, по крайней мере сегодня. В следующий раз он увидит Рианон всего за три дня до свадьбы, и ему вовсе не нужно, чтобы невеста почувствовала, в какой он тревоге.

Все будет хорошо, повторил он про себя и улыбнулся, вспомнив, как успешно Рианон заражала всех окружающих своим нетерпением в последние недели. Прическа, кожа, глаза, смех – все говорило о том, что у нее появился небывалый интерес к жизни. Счастье придавало ей сил и энергии, и она всем своим видом показывала, что скорее умрет, чем откажется от всего этого.

Услышав писк, он протянул руку и ответил по радиотелефону. Звонил Джолин. Он горел желанием поделиться с Рианон последними новостями. Оливер сел на диване и нацарапал в блокноте, что Ричард Коупленд, руководитель четвертого канала и активнейший покровитель Рианон, вот-вот объявит о своей отставке. Оливер мог себе представить, как расстроит Рианон это известие. Но когда она узнает, кто заменит Коупленда, она, без преувеличения, впадет в ярость.

Оливер отключил телефон и записал на другом листке, что звонила Лиззи. Впрочем, Лиззи не просила ничего передавать Рианон, сказала, что они увидятся завтра утром. Оливеру показалось, что голос ее звучал веселее, чем неделю назад. Он порадовался бы за нее, но не мог отделаться от ощущения, что Лиззи стала пить.

Услышав дробный стук каблучков Рианон, Оливер взглянул на часы. Девять пятнадцать. Он сегодня не обедал и уже умирал с голоду. Рианон, должно быть, тоже. Хотя в последнее время предсвадебное волнение настолько захватило ее, что она почти ничего не ест. Может быть, и сейчас они не сразу приступят к ужину – если только Рианон не забыла, что она написала в постскриптуме к факсу.

Она не стала доставать ключи, а позвонила в дверь, и Оливер понял, что свой постскриптум она помнит. Уже направляясь к двери, он почувствовал возбуждение. Когда он проходил мимо двери ванной, раздался новый звонок, и Оливер поразился, как она торопится к нему.

Он открыл дверь. На пороге стояла раскрасневшаяся Рианон – в белой блузке и белой юбке, прихваченной широким светло-коричневым ремнем, и в туфлях на низком каблуке. Она выглядела просто изумительно.

Хотя в глазах плясали озорные искры, она невозмутимо произнесла:

– Мистер Магир?

– Он самый. – Он наклонил голову.

– Я из агентства по недвижимости. Наш офис находится на этой улице. У нас с вами назначена встреча. Надеюсь, я не опоздала?

– Вы как раз вовремя.

Оливер посторонился, чтобы дать ей пройти, и сразу заметил, что на ней нет бюстгальтера. Должно быть, стащила в машине. Может, и трусики снять успела, мелькнуло у Оливера в голове.

– В гостиную направо, мадам. – Он запер дверь и проследовал за ней. Он пока не знал, в какую игру она собирается с ним играть. Что ж, тем лучше. – Не желаете выпить?

– Да, глоток белого вина, если можно. – Она повернула голову, входя в гостиную. – О, какая милая комната! – Она подошла к застекленной двери, ведущей в сад. – Думаю, эту квартиру будет несложно продать. Так сколько вы за нее просите?

– Сто пятьдесят, – ответил он и прошел в кухню, чтобы принести бокалы.

Когда он вернулся, она сидела на диване, поджав под себя ноги. Под тонкой тканью блузки выступали твердые соски. Он протянул ей бокал вина, она с улыбкой приняла его.

– Благодарю вас. Скажите, пожалуйста, давно вы здесь живете?

– Несколько лет. – Оливер устроился на диване напротив. – А вы давно занимаетесь этой работой?

– Нет, совсем недавно. – Она засмеялась и провела рукой по груди, разглаживая складку на блузке. – Я приступила всего пару недель назад, но, мне кажется, уже начинаю кое в чем разбираться. Мне очень нравится моя работа. Каждый раз знакомишься с новыми людьми. Конечно, попадаются иногда нахалы, ну, из тех, кто сразу распускает руки, но я с такими умею справляться.

– Не сомневаюсь, – кивнул Оливер и еле удержался от смеха, поняв, на что она намекает. Она великолепно играла роль. – У вас красивая грудь, мадам.

– О, спасибо.

Рианон отставила бокал на столик и поднялась.

– Правильно ли я поняла, что вы продаете квартиру с обстановкой? И мебель, и все прочее?

Оливеру вдруг расхотелось улыбаться. Он не видел лица Рианон, поскольку та отвернулась от него и подошла к круглому столику возле окна, где были расставлены фотографии в серебряных рамках и старинные фарфоровые шкатулки.

– Цена мебели входит в стоимость квартиры? – продолжала Рианон, не дожидаясь ответа. – Или за нее надо платить отдельно?

Оливер все еще не верил своим ушам. Такая игра не может быть простым совпадением.

Рианон склонилась над столиком.

– Но снимки вы, конечно, не продаете? Я уверена, что вы захотите забрать их с собой на память.

У Оливера перехватило дыхание.

– А кто эти люди? – спросила Рианон, указывая на фотографию, где она стояла рядом с Лиззи и Джолином. – Пожалуйста, расскажите мне о них. То есть если вы не против, конечно.

Она выпрямилась и повернулась к нему. Он медленно поднялся, стараясь увидеть в ее взгляде признаки злости или обиды. Но увидел только неподдельное веселье и растущее желание любви. Неужели все-таки совпадение? Даже если так, в ее взгляде Оливеру почудилось что-то похожее на любопытство, словно она уловила его смущение.

Оливер мысленно взмолился о том, чтобы тайна намеков Рианон немедленно разъяснилась. Мог ли кто-нибудь из людей Строссена наведаться к ней? Могла ли она мстить Оливеру за то, что он от нее что-то скрыл? Или все же за этим ничего не стоит, кроме невинной игры, и Рианон по чистой случайности задела его больное место?

А она застенчиво улыбалась:

– Вы правда считаете, что у меня красивая грудь?

– Да, – прошептал он.

Она опять бросила взгляд на фотографии.

– Я могу раздеться, если хотите.

– Очень хочу, – негромко отозвался Оливер.

Взгляды их встретились. Блузка Рианон соскользнула с плеч и осталась на поясе, удерживаемая ремнем.

– Ты чудо! – выдохнул Оливер.

– Что вы, благодарю…

Рианон сделала вид, что хочет отступить, но он сжал ее руку и притянул к себе.

– Не надо, родная. Хватит. – Голос его звучал грубовато. – Я хочу тебя, а не прекрасную незнакомку. Ты мне нужна, я хочу заняться любовью, но при условии, что со мной будешь ты.

– Да что с тобой, Оливер? – Рианон неуверенно хихикнула. – Ты как будто испугался.

– Вовсе нет, – солгал он. – Просто я схожу по тебе с ума, я соскучился так, что не смогу заняться любовью с другой женщиной. Даже если в ее роли выступишь ты.

Он крепко поцеловал ее в губы, она прижалась к нему, ее язык скользнул к нему в рот.

Пенис напрягся до предела, но он уже не испытывал неодолимого желания немедленно войти в нее. Ему хотелось просто обнимать Рианон, прижиматься к ней, чувствовать, что она дрожит от желания и любви, так же как и он сам. Он не может ее потерять, видит Бог. Оливер мысленно пообещал себе, что не потеряет ее. Все пройдет по плану. Он готов погибнуть, если не будет другого выхода, но положит конец этому кошмару. Да, он готов… Однако в глубине души по-прежнему было неспокойно. Достанет ли мужества расстаться с жизнью? Остается надеяться на Всевышнего. Бог не допустит, чтобы они прибегли к самому худшему.

* * *

Двое суток спустя Оливер, сидя за рулем взятого напрокат “бьюика”, катил по 9-му федеральному шоссе в сторону округа Вестчестер. До обширных загородных владений Тео Строссена, раскинувшихся в долине Гудзона, оставалось около двадцати миль.

В десять часов по радио начался выпуск новостей, открывшийся сообщением о визите президента в ЮАР. Затем последовал комментарий, посвященный противостоянию в Боснии. Оливер переключил радио на другой канал, поймал музыку и выехал на левую полосу, чтобы обогнать грузовик. Выглядел он как никогда изможденным, на подбородке выступила двухдневная щетина, глаза потускнели. Но, несмотря на почти невыносимую усталость, мозг его лихорадочно работал. Сейчас в крови Оливера было столько адреналина, что он не смог бы заснуть, даже если бы захотел.

Нельзя сказать, чтобы эти два дня прошли удачно. Встреча с юристами не принесла ничего хорошего, и Магир все еще не видел способа выбраться из паутины, которой опутал его Строссен. Сейчас на карту было поставлено все – его бизнес, капиталы, недвижимость в Лондоне и Нью-Йорке и даже те деньги, что он держал в Джерси по секрету от старика. Если он откажется подчиниться Строссену, то потеряет все.

Но Магир еще надеялся. Сейчас он сосредоточился на управлении автомобилем и в который раз обдумывал, как пройдут следующие два дня. Их предстояло провести в особняке Строссена на берегу Гудзона. Именно в этом мрачноватом готическом дворце старый негодяй вершил дела, возился со своей ненаглядной семьей и принимал “приятелей”.

Въехав в Территоун, Оливер свернул с шоссе, попетлял по безлюдным окраинным улочкам и покинул город.

Луны в ту ночь не было, и небо над головой казалось бездонным океаном мрака. Густая, липкая жара, ни дуновения ветерка. Интересно, думал Оливер, что сказала бы Рианон, услышав, что дом, о котором они столько говорили, так и останется мечтой? Ему хотелось бы верить, что Рианон не покинула бы его, узнав, что на деньги, вложенные ею в покупку дома, уже наложил лапу Строссен.

Сейчас он проезжал мимо гигантских черных ворот усадьбы Романова. Это означало, что до цели оставалось всего восемь миль. Ему сделалось не по себе, показалось, что в этом месте все еще ощутим дух злодейства. За этой каменной стеной находился дом, в котором Макс Романов когда-то застрелил свою жену Каролин. Оливер слышал, что с той самой ночи в доме никто не живет, однако признаков начинающегося запустения не было заметно. Равно как и признаков того, что усадьба стала местом паломничества для праздных туристов и любителей мрачных тайн, упорно желающих докопаться до истины даже сейчас, когда после трагедии прошло больше года.

Через десять минут охранник поднял шлагбаум, и Оливер оказался во владениях Строссена. Чувствовал он себя так, словно проглотил холодный свинцовый шар. За деревьями он уже видел окна дома. В комнатах горели люстры. Возле парадного входа стоял “роллс-ройс” Строссена, “мерседес” его жены и “крайслер”, принадлежавший одному из сыновей старика.

Оливер вышел из машины. Из дома слышался детский смех; очевидно, внуки Строссена затеяли возню. В окне гостиной Оливер заметил ястребиный нос Рубена, старшего сына хозяина, невысокого и коренастого. Его глубоко посаженные глазки внимательно смотрели на Оливера. К тому же окну подошла супруга Строссена Рейчел, помахала Оливеру и тут же отвернулась; по-видимому, ее окликнули.

В дверях появился слуга и сообщил:

– Мистер Строссен у себя.

С этими словами он взял вещи Оливера, открыл перед ним дверь, сам вошел следом, и створки бесшумно сомкнулись.

 

Глава 11

– На следующей неделе, – говорила Рианон, отперев дверь и входя в квартиру, – мы запускаем как минимум два долгосрочных проекта. Больше всего меня интересует скандал в министерстве внутренних дел. Сюжет должен быть готов где-то через месяц. Кстати, у Риса во Франции кое-какие проблемы. Похоже, власти не в восторге от наших идей, а Англия не особенно пытается на них повлиять. Значит, мы растравили их раны. Керри в Сан-Франциско, она…

– Ну хватит, Рианон, – взмолилась Лиззи, прошла в комнату, швырнула сумку с покупками на один из диванов, а сама плюхнулась на другой и вытянула ноги. – Сто раз уже говорили. Да не развалится программа, пока ты будешь отдыхать, а если что и случится, так хоть поживем нормально, безо всей этой суеты.

Она громко зевнула. Рианон перемотала кассету на автоответчике, выслушала единственное сообщение и стерла его. Говорила и двигалась она как-то рассеянно, взгляд стал настороженным, кожа сделалась не такой свежей, как прежде.

– Чаю или вина? – спросила она у Лиззи. – Если вина, то – шампанского.

– Значит, вина, – тут же отозвалась Лиззи.

Рианон прошла в кухню, и ей вдруг вспомнились намеки Оливера на то, что Лиззи, похоже, чересчур много пьет. Но отменять предложение было уже поздно, и она достала из холодильника бутылку “Моэ”.

Она давно решила, что, когда Оливер будет в Штатах, найдет время обсудить с Лиззи все ее проблемы. Более того, Рианон знала, что подруге нужно выговориться, но заботы о программе и предстоящей свадьбе отодвинули все остальное на второй план, и ей было некогда просто посидеть и поболтать с ней. А сейчас, когда такая возможность наконец представилась, все мысли Рианон крутились вокруг одного: Оливер должен был вернуться из Нью-Йорка утром и не вернулся. Накануне он оставил ей сообщение о том, что прилетит другим рейсом, но когда именно, не сказал. Она пыталась звонить ему на квартиру, то там никто не брал трубку. И автоответчика не было.

– Когда забираешь платье? – крикнула из комнаты Лиззи. Рианон похолодела. Почему-то она боялась об этом думать.

– В понедельник. А твое готово?

Лиззи появилась в дверях.

– Мария мне его вчера принесла. Они с Иветтой были так счастливы, что я заказала платье им. Отложили все дела, чтобы закончить вовремя. Они тебе не говорили?

Рианон улыбнулась:

– Да это же и так понятно. Жаль, конечно, что мы не сможем обеспечить им побольше рекламы, но, честно тебе скажу, я не вынесу, если на мою свадьбу явится пресса. По-моему, это не публичное мероприятие.

– Да они и так на седьмом небе оттого, что мы их талантам посвящаем целых полчаса, – возразила Лиззи. – Их уже знают в мире не меньше, чем знаменитостей, для которых они шьют. Спасибо. – Она взяла у Рианон бокал. – Да, а как твой отец? Будет?

– Господи, – пробормотала Рианон и прижала ладонь ко лбу, как будто простое упоминание об отце вызывало у нее головную боль. – Приедет. И фифа с ним. – Она вдруг побледнела от ужасной мысли. – Послушай, Лиззи, – застонала она, – а что, если опять?.. Вдруг он тоже меня бросит перед свадьбой?

Лиззи засмеялась и взяла подругу за руку:

– Чушь. Оливера что-то задержало, вот и все. Завтра он будет здесь. Хотя ты все равно найдешь, о чем беспокоиться, я тебя знаю.

Рианон вымученно улыбнулась.

– Не в его привычках задерживаться и не звонить, – сказала она, уставившись в бокал.

Лиззи смотрела на подругу, раздумывая, как ее утешить, и наконец решилась задать прямой вопрос:

– Он должен был встречаться в Нью-Йорке со Строссеном?

Ледяная игла пронзила сердце Рианон.

– Да, – кивнула она и подняла глаза на Лиззи. – Только не спрашивай меня, в чем там у них дело. Я и сама толком не знаю. Как только я заговаривала о Строссене, он сразу обрывал меня, Не хотел пугать. Говорил только, что все уладится. А в Африке он мне сказал, что хочет отделиться от Строссена. Злился очень. – Она глубоко вздохнула, запрокинула голову и сделала большой глоток шампанского. – Прости, Лиззи, я знаю, тебе надо поговорить, а я…

– Нет, это тебе надо поговорить, – возразила Лиззи. Она вдруг остро почувствовала, впервые за долгие недели, какое удивительное лекарство от одиночества – стать нужной тому, кого любишь. – Ты, случайно, раньше не наводила справки насчет этого типа, Строссена?

Рианон покачала головой:

– Нет. Мне было неловко… что-то предпринимать за спиной Оливера. – Она опять посмотрела на дно бокала.

– И ты боялась узнать что-то нехорошее, – безжалостно добавила Лиззи.

Рианон медленно кивнула и произнесла со вздохом:

– Громкие слова, да?

– Ага, – согласилась Лиззи. – Но это благородно. Только ты, Рианон, не можешь не понимать, что это значит. Ты до конца не доверяешь Оливеру.

Глаза Рианон сверкнули.

– Я ему полностью доверяю! – с жаром заявила она. – И значит это совершенно другое: я считала и считаю, что действовать втайне от него нельзя. Ясно, что Строссен на многое способен, и Оливеру меньше всего нужно, чтобы я рыскала вокруг такого человека. Я могла бы только навредить Оливеру.

– Хорошо, хорошо, пусть так, – поспешила успокоить ее Лиззи. – Может, присядем? Лично у меня после этих магазинов ноги гудят.

Рианон взяла бутылку шампанского и прошла вслед за Лиззи в комнату. Там они уселись на диван и положили ноги на кофейный столик.

Рианон бросила взгляд на свой перстень и ощутила новый приступ тревоги. Ей захотелось переменить тему.

– Кстати, я тебе не говорила, что в июле собираются приехать Симпсоны?

Лиззи покачала головой:

– Нет. А зачем?

– Разве они когда-нибудь скажут? – усмехнулась Рианон. – Вот приедут, тогда и увидим. А ты знаешь, что Ричард Коупленд уходит в отставку?

– В четверг мы с тобой это подробно обсудили, – напомнила ей Лиззи.

Рианон досадливо поморщилась.

– Да-да, извини. Я зациклилась. Давай лучше поговорим о тебе. И мне лучше сосредоточиться на чем-нибудь действительно важном, а не сходить с ума, когда дело, может, яйца выеденного не стоит.

– А что обо мне? – Лиззи пожала плечами. – Я одна. Что тут еще сказать? Ничего, переживу.

Взгляды их встретились, и Рианон вдруг стало стыдно за то, что в последние два месяца она была скверным другом.

– Ты все еще тоскуешь по Ричарду?

Лиззи кивнула и заставила себя улыбнуться.

– Конечно, но это же естественно, – безмятежным тоном ответила она. – Хотелось бы получше справляться со своими настроениями. Иногда я так злюсь, что мне буквально хочется убить кого-нибудь.

Рианон с сочувствием смотрела на Лиззи.

– А ты не думала посоветоваться с врачом? – мягко спросила она.

– Много раз. Но знаешь, мне нужен скорее не врач, а близкий человек, с которым я могла бы делиться. Как с Ричардом, Ну, наверное, не так, как с ним. Нельзя искать просто замену, но я ведь живой человек… – Голос ее задрожал, и она удрученно заглянула в бокал.

Рианон с улыбкой смотрела на нее.

– Я полагаю, если бы Энди объявился, ты бы мне сказала?

Лиззи со вздохом откинулась на спинку дивана.

– Да, конечно. Мне сейчас хочется только одного: понять, почему он не отзывается. И вообще зря он тогда заговорил о том, чтобы я осталась с ним. Оказывается, какая-то глупая клеточка во мне отнеслась к его предложению всерьез.

– Интересно, – встрепенулась Рианон. – Выходит, ты передумала? Теперь ты хочешь быть с ним?

– Да иди ты к черту! – вспылила Лиззи. – Я этого не говорила. Я сказала: зря он полез со своим предложением, вот и все. Гнусно он со мной обошелся: заставил подумать, что я для него что-то значу, и забыл про меня, как только взлетел самолет. А я столько времени хнычу из-за мужчины, с которым переспала пару раз. Что ж, это только доказывает, в каком я отчаянии. Да, я в отчаянии, что скрывать. Мне плохо одной. Я как будто только наполовину живая. Не с кем поговорить, не с кем заняться чем-нибудь. Бывает, я с пятницы до понедельника ни единым словом ни с кем не перекинусь. После этого подпрыгиваю от звука собственного голоса. И не надо мне советовать почаще где-нибудь бывать, встречаться с людьми. Я пробовала. Еще хуже. Это неестественное общение, в нем есть что-то фальшивое. Я не хочу бывать там, где мне никто по-настоящему не рад. Да-да, никому не нужны одинокие женщины, тем более одинокие женщины моего возраста. Я лишняя, чувствую себя лишней. Ни мужа, ни детей, друзья меня забросили, а я потонула в жалости к себе, так что можешь открыть еще бутылку, чтобы я потонула окончательно. Вот так. – Лиззи усмехнулась и осушила бокал. – Тебе все еще интересно говорить обо мне?

Рианон не улыбалась, а только смотрела на Лиззи.

– Я и не знала, что тебе настолько тяжело.

Лиззи снова пожала плечами.

– А зачем тебе знать? Я и не хотела нагружать тебя своими проблемами, тем более сейчас. Да и чем ты можешь помочь? Кто вообще тут поможет? Ричарда нет, его не вернуть, а Энди… Один Бог знает, где он, и мне нет до него никакого дела.

– Есть. Это же видно.

– Нет. Он для меня – предлог, способ растравлять жалость к себе.

Рианон улыбнулась.

– Ты ведь по нему тоскуешь, – возразила она.

– Неправда. Я тоскую по Ричарду.

Рианон покачала головой:

– Не верится. Ты уже начинала приходить в себя. Ты успокаивалась. И опять впала в депрессию после Энди. Лиз, если бы ты осталась к нему равнодушной, эта история на тебя так не подействовала бы.

– Просто он первый после Ричарда мужчина, с которым я спала. Еще через месяц-два я и не вспомню, как его звали. Ну-ка, беги к телефону. Может, это Оливер.

Рианон уже подносила трубку к уху, горячо молясь про себя, чтобы это действительно оказался Оливер. Но звонила Иветта, модельер, которая занималась свадебным нарядом Рианон. Она сообщила, что намерена снабдить шляпу вуалеткой, а поля украсить кружевами, но если Рианон не понравится, то убрать все это – минутное дело.

Рианон положила трубку и постояла у окна, глядя в сад. Она уже едва могла справиться с охватившей ее паникой. Ей вспомнились унижение, испытанное ею в тот раз, когда ее свадьба сорвалась за несколько дней до назначенной даты. Унижение и безумная боль. Неужто ей придется пройти через все это вновь? Надо будет звонить в церковь, в бюро проката автомобилей, в цветочный магазин, в кондитерскую… И платье это ей никогда не надеть. И обручальные кольца навсегда останутся в футлярах. Утешения, ахи, смешки за спиной, любопытные взгляды и безграничное отчаяние. Никогда она не была так одинока, как в те дни. Ее жених убежал с ее лучшей подругой, а родной отец ее проклял. Неужели Оливер заставит ее еще раз пережить это? Похоже, последнюю фразу она пробормотала вслух.

– Да нет, конечно. – Лиззи махнула рукой. – Он же влюблен в тебя как ненормальный, это и слепой увидит. Можешь чесать языком сколько хочешь, а гулять у тебя на свадьбе мы будем.

Рианон стало чуточку легче от этих слов.

– Так где же он?! – простонала она. – Почему не звонит? Знает же, в каком я состоянии. До свадьбы три дня, а он исчез. – Она подняла взгляд на Лиззи. – Может, мне полететь к нему в Нью-Йорк?

Лиззи рассмеялась:

– Не советую. Вы разминетесь над Атлантикой, тем дело и кончится. Рианон, он обязательно позвонит. А может, сейчас войдет сюда. Вдруг решит устроить тебе сюрприз?

– Если это сюрприз, то я вышибу из него мозги! – рявкнула Рианон. – Лиззи, пошел он к черту, давай о чем-нибудь другом. Я больше не могу. Схожу с ума. Ты своей Шарон Спайсер позвонила?

Лиззи тряхнула головой от удивления.

– Почему ты вдруг о ней вспомнила? – спросила она и заговорила, не дожидаясь ответа: – Нет, я ей не звонила, и она – только бы не сглазить – кажется, перестала мне звонить. А ты что делаешь?

– Еще раз хочу связаться с Нью-Йорком, – ответила Рианон и принялась набирать номер. Выждав гудков двадцать, не меньше, она швырнула трубку. – Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, а не шляться где-то в одиннадцать вечера, когда я звоню, – раздраженно добавила она.

– Помолчи, – отозвалась Лиззи. Она только что подлила себе шампанского. – Давай-ка займемся чем-нибудь полезным. Сумки разберем, например.

– На кой ляд? – фыркнула Рианон. – Если не выходишь замуж, тебе приданое не нужно.

– Но если выходишь замуж, именно оно и нужно, – парировала Лиззи. – Так что сейчас мы с тобой посмотрим, чего ты накупила. Какая сейчас погода в Марракеше*? И вообще, как ты узнала, что вы едете в Марракеш?

– Билеты вчера принесли.

Лиззи кивнула, а потом недоверчиво взглянула на Рианон.

– А почему Марракеш? Ведь там ужасно.

* Марракеш – древняя столица Марокко, ныне центр одноименной провинции.

– Да какое мне дело? Мне же туда не ехать, – разозлилась Рианон.

– Это ты решила или Оливер? – поинтересовалась Лиззи.

– Я однажды упомянула Марракеш в разговоре, – преувеличенно кротко объяснила Рианон. – И сказала, что мне хотелось бы как-нибудь там побывать. Там мы рассчитывали провести всего пять дней, так что ничего страшного.

– Наверняка остановитесь в “Мамунии”.

– Да. Во всяком случае, так планировалось. Давай сходим куда-нибудь, а? Скорее всего в ресторане встретим знакомых. Мне что-то захотелось расслабиться и напиться как следует, причем на людях.

– А если Оливер позвонит и попросит встретить его в аэропорту? – возразила Лиззи.

В глазах Рианон вспыхнул гнев.

– И ты всерьез полагаешь, что я должна сидеть здесь и дожидаться? – язвительно спросила она.

– Может быть, с ним что-нибудь случилось? – осторожно предположила Лиззи и тут же вздрогнула, потому что Рианон сжала ладонями виски и завопила:

– Не смей! Да, случилось, и мы с тобой это прекрасно знаем. Вот только что? Он ранен? Мне нужно звонить в полицию? Да там подумают то же самое, что подумают все: он решил навострить лыжи и теперь прячется от меня! Так он скорее всего и поступил. Но если… Господи, что я несу! Прости, Лиззи, я совсем потеряла голову.

– Ничего подобного. – Лиззи с улыбкой обняла Рианон. – Ты ведешь себя так, как любая женщина повела бы себя на твоем месте. Рианон, Оливер вернется. Наберись терпения.

К вечеру вестей от Оливера все еще не было. Рианон безумно боялась, что жених ее бросил, но еще больше она боялась, что он в самом деле попал в беду. Лиззи съездила домой за кое-какой одеждой и вернулась, чтобы поддержать подругу и постараться заставить ее не паниковать. Но часы шли, Лиззи становилось все труднее придумывать объяснения. Утешения звучали все менее убедительно даже для нее самой.

Она сидела за столом и писала комментарий для очередной программы, когда Рианон, закутанная в махровое белое полотенце, ворвалась в комнату и принялась яростно вышагивать взад-вперед.

– Как ты думаешь, Лиззи, – почти выкрикнула она, – когда мне звонить в бюро регистрации? Должна же я их предупредить, что свадьба отменяется! Может, завтра с утра позвонить?

Глаза ее сверкали как у дикого зверя.

– Не торопись, – ответила Лиззи. – Может быть, он еще…

– А как же кольцо? – перебила ее Рианон. – Это его свадебный подарок. Оно стоит бешеных денег. Я, наверное, должна его вернуть? А как я его верну, если даже не знаю, где сейчас Оливер? Ладно, ладно, сейчас успокоюсь. – Она остановилась. – Возьму себя в руки. Меня зовут Рианон Эдвардс. Мне двадцать девять лет. Я живу в Кенсингтоне. И мужчины дважды сбегали от меня чуть ли не на пороге церкви.

Совершенно невольно Лиззи засмеялась, и Рианон тоже выдавила улыбку. Которая, впрочем, тут же исчезла. Рианон уселась на краешек дивана и уставилась в пустоту. Пальцы ее машинально вытягивали из полотенца нитку.

– Я не смогу пойти утром за платьем, – прошептала она. – Не смогу.

Лиззи прикусила губу и отвернулась.

– Послушай, – заговорила она, – если так, я сама все сделаю. Тебе не придется никуда ходить или звонить.

Рианон страшно побледнела, даже веснушки как будто поблекли. Она сидела в прострации, глядя перед собой помутневшими глазами.

– А что я скажу отцу?

Безнадежное отчаяние в голосе.

Лиззи увидела, что по щеке подруги катится слеза.

– Я не думала, что он так поступит со мной, – бормотала она. – Мне казалось, что я не уверена в его отношении ко мне. Неправда, оказывается, я верила, что он меня любит. Я так верила…

– Он любит тебя, – тихо проговорила Лиззи.

Рианон покачала головой и закрыла лицо руками. Внутри что-то прорвалось, и она наконец дала волю рыданиям.

Уверенными шагами Рэнди Тикстон пересекла собственную гостиную и протянула Тео Строссену бокал виски. Жила Рэнди в элегантном двухэтажном доме в Верхнем Вестсайде.

Телохранители Строссена остались в машине, и сам старик казался чуточку крупнее, так как его не заслоняли их могучие телеса. Он сидел сейчас в обитом коричневой кожей кресле и внимательно разглядывал висевшие на стенах картины. Рэнди устроилась в кресле напротив. В руке у нее была рюмка водки.

– Магир летит в Лондон, – сообщил ей Строссен своим обычным ровным голосом.

Рэнди кивнула, помолчала несколько секунд, потом спросила:

– Вы намерены появиться на его свадьбе?

– Он это видит в ночных кошмарах, – усмехнулся магнат.

– Он так сказал? – удивилась Рэнди.

– Зачем? Если это не так, значит, парень – умственно отсталый.

Рэнди поморщилась, но кивнула.

– Должна вам сказать, мистер Строссен, – решительно произнесла она, – я не в восторге от такой возможности.

Лицо Строссена не дрогнуло.

– Рэнди, напоминаю: тебе заплатили. Ты хорошо поработала, но теперь твое участие в этом деле закончено. О дальнейшем тебе вовсе не обязательно беспокоиться.

Рэнди перевела взгляд с лица собеседника на стоявший у камина горшок с папоротником.

В наступившей тишине было слышно, как кто-то пробежал под окнами. Издалека послышался вой автомобильной сигнализации – неплохой будильник для соседей.

– Я беспокоюсь за Рианон Эдвардс, – проговорила Рэнди. Строссен ухмыльнулся:

– Догадываюсь.

Рэнди отставила свою рюмку и подалась вперед.

– Позвольте мне поговорить с ней, – попросила она. На лице Строссена появилось недовольное выражение.

– Это неудачная мысль, Рэнди.

– Пострадают невинные люди, – заметила Рэнди.

– Так устроен этот мир, – со вздохом ответил Строссен. – Ответь мне, пожалуйста: если бы Магир поступил так, как он поступил, с тобой, а не со мной, тебе не захотелось бы отомстить ему?

– Конечно, я бы отомстила. Мне не нравится то, как вы собираетесь это сделать.

Строссен покачал головой и опять вздохнул.

– Рэнди, я всего-навсего соблюдаю соглашение, – произнес он.

Энди лежал на стареньком кожаном диване на крытой веранде своего дома в Перлатонге. На нем были любимые шорты защитного цвета. Руки он засунул в карманы. Лил дождь. Энди смотрел на крупные дождевые капли, которые отскакивали на целый фут вверх, ударившись о землю. Все небо было покрыто тяжелыми, злыми багровыми тучами, а грохот стоял такой, как будто дом непрерывно поливали из гигантского шланга. В соседнем коттедже, который служил своего рода клубом, несколько гостей смотрели видеофильм о дикой природе Южной Африки, более мужественные путешественники гуляли по лесу в сопровождении сотрудников заповедника, невзирая на то, что промокли до нитки.

Дуг провел в Йобурге пять дней и только сегодня утром вернулся в Перлатонгу. С ним прилетели бухгалтер и новый егерь. Несколько минут назад Биллем, администратор лагеря, выскочил как ошпаренный из домика Энди, получив крепкий нагоняй за то, что осмелился приставать к хозяину с пустяками. Ему, Энди, и так есть о чем беспокоиться. В частности, о Шейле, львице. Она как будто приболела, и Дуг решил пригласить двух ветеринаров. Энди сначала было согласился, но потом рассудил, что дикого зверя не стоило бы лечить. Эти ветеринары уже однажды оказывали Шейле помощь, и если они снова вмешаются, это может оказать львице плохую услугу. Хищник должен помогать себе сам. Оба брата были очень привязаны к Шейле, и им больно было видеть, как она страдает.

– Я подумала, тебе не помешает.

Нанетт, официантка, внесла на веранду дымящуюся чашку кофе и тарелку с бисквитами и поставила все это на столик.

– Биллем сказал, ты ему чуть голову не оторвал. – Нанетт говорила очень громко, чтобы Энди мог расслышать ее на фоне непрекращающегося рева стихии. – Так что я побегу, пока ты на меня не накинулся. А, вот еще что: только что по радиотелефону звонил Крис. Он видел Шейлу. Она шла по поляне, так что ей лучше.

Энди вскинул брови:

– А малыши при ней?

Нанетт кивнула и обернулась – хлопнула дверь кухни, и на веранде появился Дуг с чашкой кофе в одной руке и бумагами в другой.

– Тебе про Шейлу сказали? – спросил он, усевшись в кресло возле дивана Энди.

– Угу, – кивнул тот, провожая взглядом выбежавшую под дождь Нанетт. – После обеда нам с тобой надо бы самим на нее взглянуть. Что слышно в Йобурге? Леандру видел?

– Женщины никогда не отступают, пока не получат своего, – ухмыльнулся Дуг. – Я почту привез.

Он извлек из кипы бумаг открытку и протянул брату. Энди равнодушно взглянул на нее, взял и перевернул, чтобы посмотреть, от кого она. Впрочем, он и так знал.

Прочитав подпись, он бросил открытку на диван.

– Что она пишет? Ты же наверняка прочитал.

Дуг положил ноги, обутые в тяжелые ботинки, на стол и отхлебнул из чашки.

– Спрашивает, почему ты не написал ей и не перезвонил. Просит, чтобы ты не беспокоился, она задает вопрос из чистого любопытства.

Энди поднял глаза, явно ожидая, что Дуг прибавит что-то еще, но тот молча положил в рот бисквит. Прожевав, Дуг увидел, что брат все еще смотрит на него.

– Может, в этот раз ответишь? – спросил Дуг с улыбкой.

– О чем мне писать?

Дуг пожал плечами: – Расскажи ей, например, про Катерину.

– Зачем?

– Так, пришло в голову. А кстати, где сама красавица? Я ее еще не видел.

– Я ее в последний раз видел, когда ее вещи вносили к нам в дом, – отозвался Энди.

Дуг хотел было что-то сказать, но вдруг увидел Катерину. Молодая женщина шла между обеденными столиками по направлению к дому. Дуг смотрел на нее так же зачарованно, как и в первый раз. Роскошные черные волосы, длинные загорелые ноги, темные итальянские глаза делали ее более неотразимой, чем голливудские сирены.

По выражению лица Энди Дуг понял, что Катерина идет к ним. Когда она увидела его и улыбнулась, лицо Энди разгладилось.

Он быстро засунул открытку Лиззи между подушками дивана.

– Закончили? – спросил он, едва Катерина вошла.

– Закончили, – подтвердила она и подошла к Дугу. – Мы соскучились по тебе.

Она поцеловала его в обе щеки. Держалась она так, словно совершенно не подозревала, какое глубокое впечатление производит на Дуга.

– Я тоже соскучился, – выговорил Дуг, но с таким видимым усилием, что Энди издал смешок.

– Вам уже рассказали про Шейлу? – спросила она и села, положив свои изумительные ноги на колени Энди.

– Да, – подтвердил он, откровенно любуясь глянцевой кожей. – Правда, здорово? Мы с Дугом после обеда сходим и посмотрим сами. Пойдешь с нами?

– Конечно, с удовольствием. – Катерина просияла и вдруг вскочила. – Ой, совсем забыла. Я обещала Виллему, что буду помогать ему после обеда. Он меня так хорошо учит…

Братья не успели ответить ей, так как она тут же выскочила под дождь и побежала по лагерю.

– Знаешь, кого она мне напоминаем? – спросил Дуг. – Подругу Оливера Магира Рианон. Не лицом, конечно, а фигурой.

– Да, – кивнул Энди, – я понял, о чем ты. Кожа посмуглее, а ноги, грудь… Интересно бы узнать, как у них дела с программой.

– Лиззи тебе ничего не писала?

Дуг уже принялся разбирать почту.

– Спроси что-нибудь полегче, – отмахнулся Энди и поднялся. – Я ее писем не читаю.

Он вышел с веранды, оставив открытку там, куда недавно ее засунул.

 

Глава 12

Когда Оливер объявил, что берет Рианон в жены, сердце ее чуть не остановилось от восторга. Она стояла как каменная, пока он надевал ей на палец изысканное золотое колечко, а когда взглянула в глаза мужу, то его лицо заслонило для нее весь мир, и пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться и не расплакаться от счастья. Оливер был бледен после нескольких бессонных ночей, к тому же, как всякий жених, слегка нервничал, но не оставалось никаких сомнений в том, что в его словах слышится нежность, а взгляд исполнен глубокой любви.

В голове Рианон пронесся смутный вопрос: отдает ли Оливер себе отчет в том, что говорит она и что говорит он сам? Разумеется, он понимает, что оба произносят традиционные свадебные обеты, но если она нужна ему так же, как он ей, то любые слова – лишь бледная тень взаимного чувства.

За их спинами гости (приглашено было всего человек двенадцать) со скучающим видом и, может быть, чуть горьковатыми улыбками наблюдали за тем, как новобрачные расписались в книге, как Оливер наклонился, отыскал губы Рианон, и они слились с его губами в долгом и страстном поцелуе.

– Теперь меня, паа-жалста, – протянул Джолин, растягивая двумя пальцами уголки напомаженных губ.

Лиззи двинула его локтем в бок, гости дружно рассмеялись, и Оливер с Рианон, тоже смеясь, отпрянули друг от друга.

– Поздравляю, – сказала Лиззи и обняла обоих.

Рианон шепотом поблагодарила подругу; она никак не могла опомниться после обряда. Она подняла на мужа глаза, он обнял ее за талию.

– О, владыка души моей! – пропел Джолин, расталкивая остальных и призывно вытягивая губы в сторону Оливера.

Оливер подмигнул Рианон и расцеловал Джолина в обе щеки, затем – остальных гостей.

Следующие полчаса прошли как в тумане. Рианон отчаянно старалась запечатлеть в памяти каждое мгновение этого дня, но все ей виделось словно сквозь дымку, и она улавливала лишь разрозненные штрихи. Сама она еще никогда не была такой красивой, такой светлой. На новобрачной было шелковое платье цвета слоновой кости с высоким золотистым воротником из парчи. Покрой платья подчеркивал идеальную форму груди и бедер. Внизу до колена шел разрез, и платье свободными складками спадало к щиколоткам. Широкополая шляпа из такого же шелка цвета слоновой кости, казалось, плыла по необъятному морю белых газовых кружев. Рианон стояла рядом с Оливером на ступенях муниципалитета Челси и не замечала ни прохожих, ни оживленной Кингс-роуд. Они позировали фотографам. Рука Оливера властно обнимала Рианон.

– Хватит тут торчать, – прошептал ей на ухо Оливер. Она засмеялась и посмотрела на него.

– Отлично! Отлично! – раздались голоса со всех сторон. – Вот так и стойте!

– Только не говори мне, что ты проголодался, – нежно сказала Рианон.

Он окинул ее нестерпимо призывным взглядом и повел вниз по ступенькам.

– Машина за углом, – сообщила Рианон, заметив, что Оливер оглядывается по сторонам.

Рианон забралась на заднее сиденье, Оливер устроился рядом, и “мерседес” выехал на Кингс-роуд; водителю было известно, куда ехать.

Гости, неимоверно шикарные, в дорогих костюмах и ярких шляпах, столпились на углу. Кто-то из телевизионщиков сделал вид, что принял “мерседес” за такси, и шутливым жестом велел ему остановиться, а Джолин (в розовом платье он был совершенно неотразим) якобы попытался перекрыть улицу, чтобы дать виновникам торжества проехать.

– Ты божественно выглядишь, – прошептал Оливер, когда автомобиль свернул в сторону Слоан-сквер.

Она улыбнулась и опустила взгляд на его губы, словно призывая к поцелую. Но Оливер не двигался. Он смотрел на Рианон, чувствуя, как его пронзает острое желание.

– Мистер Магир, – сказала Рианон севшим от волнения голосом.

Он ответил ей улыбкой, но не назвал ее “миссис Магир”, только взял за руку и оглянулся.

– Милый, ты в порядке? – Рианон тоже посмотрела назад, словно желая понять, что он там увидел интересного. – Ты какой-то сам не свой.

Оливер прижал ее пальцы к губам.

– Это правда, – признался он. – Наверное, до сих пор не могу поверить, что мне так повезло.

Она внимательно посмотрела на него. Да, наверное, причина его напряжения в том, что он скорее всего не спал ночь после трудной поездки и перенервничал перед свадьбой. Похоже, ничего особенно страшного. Плюс к тому он, конечно, расстроен тем, что не удалось покончить свои дела со Строссеном. До сих пор у него не было времени на разговоры об этом, но Рианон не сомневалась, что завтра или послезавтра Оливер расскажет ей обо всем подробно.

Лицо ее тоже стало серьезным:

– Должна тебя предупредить: мой папочка и его фифочка почти наверняка напьются, и нам всем будет за них стыдно не меньше, чем за ее отвратный белый костюм и шляпу – как со свалки.

Оливер усмехнулся:

– Лично я не обратил внимания. А твой отец, на мой взгляд, вполне нормальный человек.

– Да, когда он этого хочет.

Услышав за спиной гудки, Оливер и Рианон обернулись. Оказалось, за ними пристроился “жучок” Лиззи. Рядом с ней сидел Джолин, а на заднее сиденье умудрились втиснуться еще трое. Все они размахивали руками и посылали воздушные поцелуи. Рианон с Оливером приветствовали их таким же образом.

Вдруг Рианон заметила на лбу Оливера капли пота.

– Ты точно в порядке? – Рианон достала из кармана Оливера носовой платок и обтерла лоб. – Может быть, заболеваешь?

– Нет, не думаю, – ответил Оливер и ослабил узел галстука. Когда молодожены и гости прибыли в “Риту”, их уже ждал накрытый стол в отдельном кабинете ресторана. С первого взгляда каждый из приглашенных мог убедиться, что отель не зря славился исключительным качеством обслуживания. Официанты разносили шампанское и канапе, метрдотель рассаживал гостей на отведенные для них места. Отец Рианон и его молодая жена явились последними – они свернули не в ту сторону у Гайд-парка. Когда они вошли, все присутствующие покатывались со смеху, так как Кристиан, шафер, только что произнес забавный тост. Наоми изо всех сил старалась привлечь к себе внимание Оливера. Тот поймал ее взгляд, легким кивком дал секретарше понять, что переговорит с ней попозже, и подошел поприветствовать тестя.

Он не успел произнести ни слова, поскольку его опередила Мойра, мачеха Рианон:

– Ну, детки, у нас тут, похоже, все в порядке?

Рианон невольно поежилась, подумав, что никогда в жизни не заставит себя считать эту наглую пухлую двадцатичетырехлетнюю блондинку своей родственницей. К тому же у нее до отвращения деревенский выговор.

– Да-да, сейчас нам тут будет хорошо, – подхватил ее муж. Его говор был ничуть не лучше. – Живот уже подводит, знаете. Жрать хочу, как и вы, да?

Он оглядел гостей, явно ожидая взрыва хохота.

Курчавые седые волосы, красный нос закоренелого пьяницы, пожелтевшие от табачного дыма зубы красноречиво свидетельствовали о том, что Рианон, по-видимому, больше похожа на мать.

– Вам шампанского, мистер Эдвардс? – спросил Оливер, кивком указывая на бесшумно подошедшего официанта.

– Джордж! Зови меня Джорджем, сынок! – прогрохотал Джордж и хлопнул Оливера по спине. – А-а, капля мне не повредит. А ты как, Мойра? Шампанского хочешь?

– Естественно. – Мойра хихикнула. – Когда это я отказывалась от шампанского?

– Ты-то никогда выпить не откажешься, я тебя знаю!

Джордж грубо хохотнул и подмигнул всем – точь-в-точь провинциальный остряк-конферансье.

– Немыслимое что-то, – прошептала Рианон на ухо Лиззи. – Мы даже еще не сели за стол. И прекрати смеяться, будь любезна, это их только раззадорит.

– Я забыла, что Оливер не знаком с ними, – тихо ответила Лиззи, прикрываясь бокалом. – Ой, а рожи, что за рожи, ты бы видела, сестра!

Последнюю фразу она произнесла, так ловко копируя манеру Мойры и Джорджа, что Рианон не выдержала и прыснула.

– Я понимаю, нехорошо стыдиться родителей, – сказала она, – но что тут поделаешь? Как бы ты себя чувствовала на моем месте? Ох, что это он? Неужели собрался произнести речь? Лиззи, останови его! Сделай же что-нибудь! Папа, мы сейчас сядем…

– Молчи, дитя! – рявкнул Джордж. – Пока мы не сели, я скажу пару слов. А ты, парень, встань-ка рядом с молодой женой, – безапелляционно велел он Оливеру. – Вот так, сын, и обними ее. Ну как вам парочка? – обратился он к гостям. – Хороши, а?

Худшие опасения Рианон оправдались: приглашенные были шокированы.

Оливер бросил на нее успокаивающий взгляд.

Вошел официант с закусками, и Рианон жестом попросила его не ждать и расставлять тарелки, надеясь, что суета у стола заставит отца говорить не очень долго, и тогда она, может быть, не грохнется в обморок от стыда.

Джордж велел наполнить его бокал снова, причем до краев, и начал:

– Ну, я рад, что все вы сегодня пришли. – И добавил после паузы: – А как хорошо, что Оливер пришел!

Рианон закрыла глаза. Она чувствовала, что за ее спиной Лиззи и Джолин трясутся от смеха.

– Я полагаю, вы все знаете, как оно в прошлый раз получилось, – продолжал Джордж. – В общем, об этом сегодня не будем. Просто скажем спасибо Оливеру за то, что он здесь. Согласны?

Он приветливо улыбался, но гости от этого не чувствовали себя менее неловко.

Джордж хлебнул шампанского – слава Всевышнему, беззвучно.

– Так вот, наша Рианон теперь шишка на телевидении и все такое, но что до меня, то мне на это плевать. Она моя дочь и всегда будет мне дочерью. Нет, ребята, я ею горжусь, это да. И мамочка ее гордилась бы, если бы сегодня она была с нами. Мамочка ее яблочком называла. Это мамочка дала ей такое красивое валлийское имя, и в школе Рианон в хорошей училась, тоже спасибо мамочке. Ведь я-то кто? Простой молочник. И, заметьте, горжусь этим. Но у нашего брата молочника золотишка не так много, чтобы в модные школы детей посылать. Рианон наша училась на мамочкины деньги, что по страховке достались, это она в завещании так велела, мамочка наша. – Он вздохнул и помотал головой. – Милосердный Господь не допустил мамочку дожить до того случая, когда Рианон в первый раз хотела выйти замуж. В гробу, наверное, ворочалась тогда мамочка со стыда. – Поразительно, но оратор не догадывался, какую реакцию вызывают у присутствующих его намеки, и безмятежно продолжал: – Ну, мы-то с Рианон сейчас редко видимся. Девочка занята, а у меня, понимаете, сейчас новая семья, мне о них заботиться надо. Два мальчика у нас. Старшему пять, младшему три, так получается. Маленькие пердуны они, вот они кто. Сейчас у бабушки. Что такое? – обратился он к Мойре, которая при последних словах подтолкнула его локтем.

– Им это неинтересно, – прошипела она, обводя взглядом застывших гостей.

– Да? Ну хорошо, в общем, я уже сказал, мы с моей Рианон не очень-то близки были, но я так-таки ее отец, и я об этом не забыл. Теперь ты, дочка, замужем наконец и можешь почаще навещать родной дом. Теперь о тебе никто судачить не станет, а всей округе до смерти хочется посмотреть на парня, который тебя взял…

– Мне тоже хотелось бы увидеть ваши края, – перебил его Оливер. – Обещаю вам, что мы с Рианон приедем, когда сможем. – Он широко улыбнулся. – Благодарю вас за ваше приветствие, как и за то, что вы сегодня здесь. И я, и Рианон чрезвычайно вам признательны. Надеюсь, вам понравится наш свадебный обед. А теперь позвольте пригласить всех к столу.

– Сынок, я ведь еще не закончил, – сердито заметил Джордж Эдвардс.

Оливер повернулся к нему. Он держался абсолютно спокойно, но все, кто при этом присутствовал, за исключением разве что Джорджа, поняли, что Магир больше не намерен терпеть намеков на прошлое Рианон. Вслух он сказал всего два слова:

– Прошу прощения.

Чтобы получше собраться с мыслями, Джордж осушил бокал и протянул его официанту.

– Что ж, – хмыкнул он, – я хотел только пожелать вам с Рианон счастья в семейной жизни. Надеюсь, ты, сынок, сумеешь присмотреть за ней лучше, чем это делал я.

Оливер хотел было что-то сказать в ответ на это неожиданно искреннее признание, но Эдвардс не дал ему раскрыть рта.

– Я уже сказал, наконец-то все получилось. – Он оскалился в улыбке. – Хорошее начало, ребята!

– За мистера и миссис Магир! – воскликнула Лиззи, поднимая бокал.

– За мистера и миссис Магир! – подхватил хор голосов.

– Чудо, этот старик – просто чудо, – прошептал Джолин, обращаясь к Лиззи. – Как ты думаешь, обо мне он догадывается?

Он взмахнул длинными, в дюйм, ресницами.

– О чем? – не поняла Лиззи. Джолин мстительно осклабился.

– Про мой пол, например?

Лиззи хихикнула:

– Сомневаюсь.

– Высший класс, – прошипел Джолин, подошел, покачивая бедрами, к стулу, на который уселся Джордж Эдвардс, и грациозно опустился на соседний.

Три часа спустя, когда мистер Эдвардс был уже совершенно ослеплен своей необычайной соседкой, а его супруга до неприличия откровенно ерзала на стуле, Оливер и Рианон поднялись из-за стола и остановились у дверей, чтобы проститься с друзьями.

Обед как будто бы прошел без происшествий, но раздражение Оливера достигло точки кипения. Он был так зол на отца Рианон за то, что тот непрерывно вгонял ее в краску на протяжении своей речи, а потом напился до чертиков, что с трудом удерживал себя от оскорбления действием. Он не находил забавным, что рука Джолина легла на бедро старика и поползла выше, хотя мерзавец, безусловно, заслужил такое издевательство. Ему казалось, что Рианон этого не заметила, зато, безусловно, заметили все остальные, а ему меньше всего хотелось, чтобы на его свадьбе кто-нибудь позволял себе шутки подобного сорта. Но с другой стороны, можно было ожидать и чего-нибудь худшего, нежели несколько грязных намеков и омерзительный флирт двух мужчин.

Сейчас Оливер с трудом сдерживал собственный страх. То, что с самого утра и до этой минуты Строссен и его люди не напоминали о себе, сослужило свою службу: ужас Магира усилился. Несомненно, на это Строссен и рассчитывал. Если бьешь – бей неожиданно. Возможно, именно этим правилом Тео Строссен руководствовался в жизни.

Рианон не подозревала о грозившей ей опасности, Оливеру совершенно не хотелось преподносить ей такой свадебный подарочек. Впрочем, он мог ошибаться. Быть может, Тео Строссен и его компания все еще в Нью-Йорке и вовсе не намерены гулять на свадьбе Магира? Впрочем, с таким же успехом можно убедить себя, что где-то на земле есть деревья, на которых растут алмазы в три карата.

– Наконец-то этот кошмар позади, – пробормотала Рианон, когда они вышли из “Риту” на залитую ярким солнцем Пиккадилли.

Оливер насмешливо глянул на нее, как бы говоря: вот, значит, как ты оцениваешь день нашей свадьбы! Их “мерседес” уже подали со стоянки.

– Он монстр, – прорычала Рианон. – Или во мне говорит снобизм?

– И то и другое, – усмехнулся Оливер, распахнув перед ней дверцу машины. Усевшись, он сразу взглянул на часы. – Обратно в “Олимпию”, пожалуйста, и побыстрее. Если не будет пробок, – пояснил он, – мы заедем к себе, и у нас останется еще около часа до выезда в аэропорт.

Он старался выбросить из головы мысли о том, кто и что может их ждать в квартире.

– Не представляю себе, как мы управимся, – вздохнула Рианон. – Я должна привести себя в порядок, ведь я знаю, куда мы едем. Билеты принесли мне домой в пятницу, когда ты еще был в Нью-Йорке.

– Какие билеты? – вскинулся Оливер.

– Ну, авиабилеты. На наш медовый месяц.

– Постой. Как билеты могли оказаться у тебя, когда они лежат у меня в портфеле? Их переслали мне в офис больше недели назад.

Рианон вдруг стало смешно.

– Так мы не едем в Марракеш?

Оливер нахмурился и помотал головой.

– Вообще-то говоря, едем. Но я ничего не понимаю с этими двойными билетами. Они на наше имя? Может быть, какая-то путаница?

– Нет, они совершенно точно на наше имя.

Оливер наклонился вперед.

– Может мне позвонить?

– Конечно.

Водитель протянул ему мобильный телефон и одновременно нажал на газ, чтобы проскочить на желтый свет на перекрестке Бромтон-роуд и Слоан-стрит. Когда Оливер закончил разговор, “мерседес” проезжал мимо Альберт-холла.

– Ну что? – нетерпеливо спросила Рианон. Оливер пожал плечами.

– Похоже, в турагентстве перемудрили. Наши билеты – те, что у меня в портфеле, – объявили недействительными, а когда ошибка обнаружилась, они позвонили мне в офис, и Наоми дала им твой адрес, чтобы они доставили новые билеты тебе.

– По-моему, – недоверчиво заметила Рианон, – тебя не устроило такое объяснение.

Он снова пожал плечами.

– Нет, почему же. Надеюсь только, что после всех наших неприятностей с кредитными карточками и прочим мы не услышим в аэропорту, что новые билеты тоже недействительны.

Рианон взяла Оливера за руку так, что пальцы их переплелись.

– Честно тебе скажу, – решительно заявила она, – мне все равно, где проводить медовый месяц, главное – с тобой.

К ее облегчению, Оливер тоже улыбнулся.

– Честно тебе скажу, – повторил он, – меня все это тоже не волнует.

Уже через двадцать минут Рианон вошла в свою спальню, на ходу снимая шляпу. Оливер следовал за ней. В комнате царил страшный беспорядок. Кровать не была застелена, повсюду стояли не упакованные еще чемоданы, валялась оберточная бумага, в которой утром доставили платье и шляпу Рианон. Так что в спальне молодоженам негде было немедленно заняться любовью, чего оба страстно желали.

Рианон бросила шляпу на кровать. Оливер поцеловал ее в затылок и предложил:

– Пойдем в гостиную.

– М-м-м… – согласно промычала Рианон и прижалась к Оливеру спиной. – Только раздень меня здесь.

– С радостью.

Улыбаясь, он расстегнул крючки на ее платье и осторожно опустил молнию. Платье упало к ногам Рианон. Тогда Оливер скинул пиджак и расстегнул жилет.

– Господи, вы только посмотрите на нее! – простонал он, не в силах налюбоваться ее точеным телом. На ногах Рианон были золотые туфли на шпильках.

– Я люблю тебя, – прошептала она, шагнула в его объятия и принялась развязывать галстук, в то время как он покрывал ее лицо поцелуями.

– Я тоже тебя люблю, – удалось ему выговорить, пока он сбрасывал жилет. За ним последовали накрахмаленная рубашка, брюки в тонкую полоску, и вот он, как и жена, был уже полностью раздет. Он обнимал ее, ласкал, целовал ее тело.

Они поспешили в гостиную, не отпуская друг друга, он уложил ее на диван и приступил к делу. Они настолько были поглощены друг другом, что никто не заметил стеклянной вазы на кофейном столике у дивана и огромного букета в ней. Поэтому молодожены так и не узнали, что в их отсутствие кто-то побывал в квартире и оставил традиционный свадебный подарок. И даже когда все было кончено, и они лежали рядом на полу, стараясь унять дыхание, а розы и гвоздики склонились над их головами, они видели только друг друга.

Еще через час Оливер перенес весь багаж в поджидавший их “мерседес”, и влюбленные уехали, а цветы так и остались незамеченными, как и визитная карточка, прикрепленная к букету.

 

Глава 13

Здание отеля “Мамуния”, расположенное в самом центре экзотического городка Марракеша, могло бы принадлежать далеким историческим эпохам, несмотря на то что отель был оснащен всеми современными удобствами и новейшими достижениями техники. Прислуга отеля в расшитых красных жилетах, пышных белых шароварах и непременных фесках, казалось, явилась сюда из гаремов и пиршественных залов сказочного дворца султана Сулеймана. А огромные мраморные колонны, покрытые причудливым орнаментом полы, изумительная мозаика из цветной древесины, изукрашенные фонтаны, бьющие в просторных холлах, – все это напоминало о колдовском искусстве Андалусии.

Номер, в котором Рианон и Оливер провели последние двадцать четыре часа, можно было бы назвать le dernier cri* среди апартаментов для влюбленных пар. Легкий ветерок доносил снизу, со стороны бассейна, мелодии, исполняемые струнным оркестром. Широкую стеклянную дверь балкона прикрывали кисейные, занавески. Благоухающие белые цветы стояли, казалось, повсюду. Стены ванной комнаты, отделанные каррарским мрамором, ласкали глаз нежно-бежевым блеском.

* Последний крик моды (фр).

Скользнув на балкон, Рианон зажмурилась, поспешно надела темные очки и глянула вниз. Посреди бассейна имелся остров с настоящими пальмами, окруженными множеством лимонно-желтых с белыми полосами тентов. На голубом небе не было ни облачка.

Она услышала, как Оливер перевернулся на другой бок. Рианон оглянулась и поняла, что он еще спит. Захватив рукой длинные волосы, она устроила их на макушке в пучок, облокотилась на перила и отдалась созерцанию темно-зеленых фруктовых садов, за которыми вдалеке сквозь знойное марево виднелись силуэты Атласских гор.

С самого утра Оливер мучился расстройством желудка. Признаков улучшения до сих пор не было, и Рианон никак не могла решить, обратиться к доктору или не стоит. Если к вечеру жар не спадет и спазмы не прекратятся, то без врача не обойтись, хотя сам Оливер яростно протестовал против этого.

Рианон стянула с себя верхнюю часть бикини, втерла порцию крема в начавшую темнеть кожу и присела в шезлонг, чтобы немного почитать. То и дело она бросала взгляд на безымянный палец правой руки, и при виде тонкой золотой полоски сердце ее всякий раз подпрыгивало. Как ни странно это прозвучало бы, но этот золотой ободок так сблизил ее с Оливером, что это казалось чудом, ибо раньше она и вообразить не могла, что двое могут значить друг для друга еще больше, быть еще ближе, чем они.

В болезнях и в здравии, с мрачной иронией подумала она, прислушиваясь, как стонет и мечется на кровати Оливер. Ее сердце всегда будет с ним, в любой беде. А ведь беда уже пришла. Еще бы – столкнуться с марокканским вариантом мести Монтесумы* именно в медовый месяц. Что может быть хуже?

В четыре часа Оливер еще не проснулся. На противоположной стороне бассейна струнный квартет наигрывал попурри из мелодий двадцатых годов. Рианон решила спуститься поплавать. Когда она шла к бассейну мимо расставленных там и сям шезлонгов, в которых денежные мешки поджаривали свои и без того вяленые на солнце тела, с городских минаретов доносились заунывные возгласы муэдзинов. Рианон усмехнулась про себя, подумав, что в этом заботливо охраняемом маленьком раю легко позабыть о том, что за темно-розовыми стенами отеля существует еще огромный мир. Мир, совершенно чуждый обитателям этого блаженного оазиса, – тот, где люди носят тюрбаны и бурнусы, толкаются на базарах, мир, состоящий из бесконечного многоцветья и многоголосья.

Рианон остановилась, чтобы дать дорогу работнику отеля со свернутым тентом в руках. Вдруг ей стало не по себе, она пожалела, что вышла в одном бикини и с полотенцем на плече. Надо было взять халат или саронг**. Она редко испытывала смущение, а сейчас неожиданно захотелось укрыться от взглядов купавшихся. У нее возникло смутное ощущение, что все вокруг, как и она сама, – участники какого-то стриптиз-шоу. Ока подняла голову, и словно невидимый магнит моментально притянул к ней взоры сотни глаз.

* Монтесума – правитель ацтеков. Боролся против испанских конкистадоров, многие из которых погибли из-за жадности, так как награбили в фантастически богатой столице ацтеков больше, чем могли унести при отступлении.

** Саронг – индонезийская национальная одежда.

Удивляясь сама себе, она уже готова была вернуться в номер, когда заметила мужчину, который смотрел на нее с особым любопытством. На лице незнакомца было написано восхищение, и, когда Рианон обратила на него внимание, он продолжал все так же глазеть. Сидел он за пять или шесть шезлонгов от нее. Темные волосы на груди и на руках еще не высохли. На шее у этого человека была золотая цепочка, а на ней – крупный кулон.

Рианон отвернулась, подумав про себя: наверняка итальянец или француз, только южане способны так откровенно и нагло пялиться на женщин, да еще чуть ли не награды за это ждать. Впрочем, нет, у этого во взгляде нет откровенной похоти, скорее простое дружелюбие с примесью досады: ну почему она так резко отвернулась? Вот что значит англичанка! Но посмотреть в ту сторону теперь означало бы приглашение его к дальнейшим шагам, а этого ей точно не хотелось. Поэтому Рианон смело вышла на палящее солнце, встав на бортик бассейна, присела перед прыжком и уверенно нырнула в прохладную воду.

Конечно, такой прыжок был безумием. Как она не сообразила сразу? Разумеется, ее бикини не выдержало напора воды. Рианон догадалась, что произошло, лишь почувствовав, что трусики сползли к коленям. Погружаясь в воду, она принялась лихорадочно их подтягивать, подвергаясь опасности либо захлебнуться, либо всплыть на поверхность нагишом. Что касается верхней части купальника, то ее Рианон могла только проводить безнадежным взглядом.

Наконец голова Рианон показалась над водой. Марокканское солнце было обжигающе горячим, но этот жар не мог сравниться с жаром стыда. Рианон закрыла глаза и поплыла по-собачьи (и молотить-то по воде она могла только одной рукой) к краю бассейна, отчаянно стараясь убедить себя, что никто ничего не заметил. Оливер, несомненно, устроил бы ей взбучку за безрассудство, но если бы он был здесь, то смог бы по крайней мере отыскать верхнюю часть купальника, пока она скрывалась под водой, храня остатки скромности.

В бассейне было всего несколько купальщиков, и ни один, судя по всему, не догадывался о щекотливом положении Рианон. Ситуация была безвыходной. Бассейн был достаточно глубок, и она не могла нырнуть. Значит, оставалось только висеть, держась одной рукой за бортик и поддерживая другой трусы. Рианон не знала и знать не хотела, сколько людей смотрит на нее сейчас. Держась за бортик, она принялась медленно передвигаться к лестнице в углу бассейна. Там, если повезет, можно попросить кого-нибудь принести ей оставшееся в шезлонге полотенце. Но все, разумеется, были как назло слепы и глухи. Рианон растерянно взглянула вверх, на свой балкон, но Оливера там не было. Мужчина, который недавно проявил к ней недвусмысленный интерес, теперь полностью переключился на книгу.

Оставалось только одно. Она начала неуклюже взбираться по лесенке; одной рукой придерживая трусы, а другой цепляясь за мокрые перекладины. Ее груди никто не назвал бы маленькими, а сейчас они казались ей самой безобразно огромными. Все же Рианон прошла мимо своего поклонника к шезлонгу, в котором осталось полотенце. Точнее, туда, где, по ее мнению, она оставила полотенце. Туфли и солнечные очки были на месте, а полотенце пропало.

Рианон захотелось стонать, кричать и смеяться одновременно. Она надела туфли, гоня от себя мысли о том, что придется миновать бар отеля и стол администратора, подняться на лифте на второй этаж, где ее, несомненно, встретит орава горничных, а они-то уж точно обратят на нее внимание, ведь им полагается приветствовать каждого постояльца. Когда-то ей приснился кошмар, в котором она оказалась голой в ресторане “Сейнзбури”. Нынешнее положение представлялось ей еще более плачевным.

– Извините, могу я вам чем-нибудь помочь?

Рианон быстро обернулась. Перед ней стоял ее почитатель, чуть насмешливо смотрел на нее и протягивал полотенце.

– О, огромное спасибо. – Рианон едва не вырвала полотенце у него из рук. – Не понимаю, куда запропастилось мое. Я помню, что оставила его здесь…

– Наверное, его унес служитель, – предположил незнакомец и улыбнулся, отчего Рианон опять почувствовала себя неловко. Говорил этот человек на правильном английском, хотя и с акцентом. Рианон опять отметила, как дружелюбно он улыбается.

– Да, наверное, – согласилась она, поспешно закутавшись в полотенце. Рассмеялась и добавила: – Вот как глупо все получилось. Спасибо, что выручили.

– Не за что. Был рад вам помочь.

Незнакомец приветственным жестом вскинул вверх руку, вернулся к своему шезлонгу и опять взялся за книгу.

Через несколько минут после того, как Рианон вошла в отель, он взял лежавший рядом с ним мобильный телефон, набрал номер и тихо сказал:

– Магир болен.

– Что с ним?

– Ничего серьезного.

– Девчонка?

– Я ее только что видел.

– Где она сейчас?

– Поднялась в номер.

– Следи за ней. Раз Магир болен, она может уйти куда-нибудь одна. Кто-нибудь из Строссенов приехал?

– Да, сегодня утром.

После недолгой паузы голос в трубке произнес:

– Cosecha, amigo*. И связь прервалась.

– Votre mari, il est malade? ** – спросил Рианон сидевший на переднем сиденье такси гид.

– Oui, – ответила она, – malheureusement***.

– А что случилось?

– Живот болит.

* За работу, друг (исп.).

** Ваш супруг заболел? (фр.)

*** Да, к сожалению (фр.).

Рианон погладила себя по животу. Гид сочувственно кивнул, после чего повернулся к водителю и застрекотал. Рианон не понимала ни слова. Водитель только кивал и вежливо улыбался.

Машина то и дело сворачивала с одной узкой улочки на другую. Колеса поднимали тучи пыли. Такси обгоняло изможденных осликов с печальными глазами. Унылые смуглые дети праздно сидели у обочин. Нищие, отмахиваясь от мух, униженно кланялись прохожим, протягивали изуродованные руки. Долгие годы страданий и нищеты наложили несомненный отпечаток на темные, худые лица этих людей.

Такси направлялось в Джемма-эль-Фна, центр старой части города. Рианон со страхом и восторгом разглядывала хлопотавших повсюду женщин в бесформенных бурнусах и разнообразных головных уборах. Красновато-коричневая штукатурка на стенах домов пузырилась от жары. Здесь продавали резные деревянные украшения, серебряные изделия, горячую еду, всяческую живность и бог знает что еще. Каких только запахов не было на улицах Марракеша! Яркие краски составляли резкие контрасты: белые аисты на крышах домов, зеленые листья пальм, пыльные дороги, невероятно голубое небо…

Рианон залюбовалась арабским городком. Жаль, думала она, что Оливер не видит всего этого. Она оставила его в кровати, накрыла свежей простыней, положила возле него стопку газет и журналов, а также – на всякий случай – карточку с номером телефона медпункта.

Он утверждал, что чувствует себя значительно лучше, чем вчера, и собрался было ехать с ней, но в последнюю минуту все-таки решил отложить первую экскурсию.

– Только не задерживайся, – сказал он жене. – И обязательно попроси администратора нанять для тебя гида.

Прощальный поцелуй был таким зовущим и нежным, что Рианон едва не осталась в отеле, но взглянула на бледные щеки Оливера и решила, что покой ему не повредит, даже если сам он считает иначе. Поэтому она поехала одна. У столика администратора ее уже дожидался гид по имени Мохаммед – настоящий гигант с приятным лицом. Зубов у него имелось семь, как он сразу же сообщил. По одному на каждый день недели.

Доехав до Джемма-эль-Фна, такси остановилось прямо посреди бурлившей толпы. Рианон достала из сумки фотоаппарат и повесила через плечо. Выйдя из машины, она стала с изумлением оглядываться вокруг. Жара стояла нестерпимая, вынести столпотворение было еще тяжелее. Люди в бурнусах и парчовых фесках прокладывали себе дорогу среди перегруженных товарами лоточников, игравших на дудках заклинателей змей и туристов, застывших с фотоаппаратами в руках. От бесчисленных жаровен с кебабами и кускусом поднимался пар, многоцветные ковры свисали из окон домов, зазывали потенциальных покупателей продавцы искусственных челюстей, и время от времени на чьи-нибудь плечи вспрыгивала обезьяна. Торговые ряды заполняли торговцы улитками и прочими дарами моря. Здесь продавали дубленую овчину и змеиную кожу, огромные соляные кристаллы, мопеды… Непрерывно слышался бой барабанов. Рианон никогда в жизни не доводилось видеть ничего подобного.

– Эге! – вскрикнула она, когда небольшая обезьянка вспрыгнула ей на спину и обвила руками ее шею.

– Фото, мэм. Фото, – кивал хозяин обезьяны, указывая на ее аппарат.

– Я сниму, – вмешался Мохаммед. Он отстранил владельца обезьяны и вынул фотоаппарат Рианон из футляра. Когда дело было сделано, убрал фотоаппарат и сказал: – Дайте ему пять дирхемов.

Рианон поблагодарила гида, достала из кармана монеты и отдала их хозяину. Тот забрал и обезьяну.

– Попейте, мэм, – крикнул ей водонос. – Жарко, мэм. Воду пейте.

– Вам гид, мэм? Я хорош гид.

– Вам ковер, мэм? Со мной, эй, я хорош цена беру.

Рианон только смеялась и прикрывала ладонями уши.

– Прочь! Все прочь! – кричал Мохаммед в сложенные рупором ладони. – За мной, мэм. Не потеряйтесь. Здесь много народу. Идите за мной.

Не потеряться на базаре было почти невозможно, и тем не менее Рианон каким-то образом ухитрялась не отставать от Мохаммеда. Хотя, конечно, гид и сам чувствовал, когда толпа вот-вот готова была унести Рианон, или ее пытался задержать особенно настырный торговец, и возвращался за своей подопечной.

Краски и запахи обрушились на нее. Повсюду вокруг бамбуковых кровель до покрытых циновками полов свисали ярко раскрашенные нити, шитые золотом туфли, кожаные сумки ручной работы, малиновые бурнусы, медные сковородки, шарфы шафранного цвета, золотые, серебряные, бирюзовые, янтарные украшения и мешки с травами и специями в невообразимых количествах, источавшие небывалые запахи. И со всех сторон – шум, гул, гам.

Когда Рианон вслед за Мохаммедом спустилась в какой-то подвал – ей показалось, в центре базара, – она представления не имела, куда попала. Она только отдавала себе отчет в том, что здесь какой-то кислый запах.

– Тут мой кузен, – говорил Мохаммед, пропуская ее вперед. – Хороший человек. Честный человек. Хотите – продаст ковер. Не хотите – не продаст. Хорош цена, вы друг.

Дверь за их спинами открылась, они обернулись и увидели женщину в синем бурнусе. Та, заметив, что на нее смотрят, почтительно склонила голову и остановилась, будто правила вежливости не позволяли ей продолжать свой путь, пока не двинутся вперед господа.

Через несколько минут Рианон уже сидела на пышном диване в комнате, где повсюду громоздились горы ковров всех мыслимых размеров и оттенков. Рашид, кузен Мохаммеда, разливал мятный чай из украшенного чеканкой серебряного чайника и спрашивал Рианон, какие ковры ей нравятся больше: новые или же старинные, настоящие. Рианон взяла у Рашида стакан с золотой каймой и попыталась осмотреться. В соседней комнате, отделенной свисавшей с притолоки занавеской – те же нити с бусами, у огромного ткацкого станка сидели три девочки-подростка. Их умелые руки быстро сновали туда-сюда, а невысокие, но крепкие мужчины скатывали и складывали ковры, отложенные для покупателей.

– Я вернусь через полчаса, – сказал Мохаммед. – О вас позаботится кузен. Хорош цена.

– Только не забудьте про меня, – попросила Рианон, подставляя лицо под струю воздуха, разгоняемого вентилятором. – Без вас я не найду дорогу обратно, да и не донести мне все это самой.

Не успела она договорить, как один из молодых помощников Рашида взвалил на себя несколько тюков и поспешил вниз по лестнице, чтобы доставить товар в отель “Мамуния”.

– Теперь еще купить можно, – улыбнулся Мохаммед.

– Ковры привезут, – добавил Рашид. – Можем вас, как Клеопатру*, в ковер закатать и мужу принести.

* Согласно легенде, египетскую царицу Клеопатру тайно доставили к Цезарю завернутой в ковер.

Рианон весело рассмеялась неожиданной шутке, и это, очевидно, пришлось по душе Рашиду и Мохаммеду. Хихикая, как мальчишки, они попрощались, и гид покинул комнату.

Полчаса спустя Рианон все еще размышляла, на чем бы остановить свой выбор, а Рашид сидел возле дивана на низенькой трехногой табуретке, болтал без умолку, не переставая подливать гостье мятный чай. Собственно говоря, ей не хотелось ничего покупать, но невозможно же отказать такому радушному человеку. Поэтому она наконец выбрала какой-то ковер, протянула Рашиду свою кредитную карточку, и тот вышел из комнаты.

Рабочие, заметно уставшие, ушли вслед за хозяином, оставив на полу нескатанные ковры. Девочки давно уже оставили рабочее место.

Через минуту Рианон посмотрела на часы. В соседней комнате никого не было, и голосов туристов давно не было слышно. Неумолчный шум базара проникал и сюда, хотя его приглушали стены без окон и толстые груды ковров. Пустые стаканы стояли на столике, а рядом в глиняном горшочке курился ладан.

Рианон еще раз с тревогой глянула на часы, поднялась и прошла через мастерскую к лестнице.

По пути сюда она не заметила толстой стальной двери – вероятно, потому, что тогда та была открыта. Сейчас же она была заперта. Других выходов на лестницу не было.

Сердце Рианон забилось. Какого черта они заперли дверь? Ведь не ушли же они домой, позабыв про посетительницу!

Ручки на этой двери не было.

Женщина осмотрела комнату, в которой царил полумрак, вентиляционные щели под потолком и ткацкий станок. Нити с бусами в дверном проеме колыхались – вентилятор по-прежнему работал. На полке у стены, у которой стояла Рианон, в горшочке горела палочка ладана, и над ней спиралью поднималась тонкая струйка дыма. Больше здесь не было ничего, если не считать наваленных возле стен как попало ковров. Рианон чувствовала во всем этом что-то странное, но что именно, не смогла бы объяснить.

Она опять подошла к двери и приготовилась звать на помощь, но единственная лампочка внезапно погасла, и комната погрузилась в темноту. Теперь Рианон не на шутку испугалась. Она принялась шарить по стенам в поисках выключателя, и нечаянно рука ее наткнулась на горшок с ладаном. Горшок упал и разбился. Несколько мгновений Рианон смотрела на красный огонек на полу, затем поспешно затоптала его ногой и прижала ладонь к левой стороне груди, словно желая успокоить сердцебиение. Глаза ее постепенно привыкали к темноте, но ничего не было видно. И никаких звуков.

– Рашид! – крикнула она. – Рашид, где вы?

Вдруг стальная дверь начала медленно открываться внутрь комнаты. Рианон бросилась вперед и рванула дверь. В комнату вступил мужчина.

– Слава Богу! – выдохнула Рианон. – Я уж думала, вы меня тут…

Она умолкла, так как в комнату шагнул еще один человек, смешалась и инстинктивно отступила на шаг.

– В чем дело? – спросила она. – Что вам нужно? У меня нет при себе денег.

Первый вошедший протянул к ней руки. Сердце Рианон едва не выпрыгнуло из груди от ужаса, и она, защищаясь, выставила локти.

– Я же сказала, – выкрикнула она, – у меня нет денег! Рашид взял мою…

Она не договорила, так как неизвестный грубо выкрутил ей руки за спину, едва не сломав. Чей-то кулак врезался в лицо, из носа и рта потекла кровь. Рианон онемела от боли и страха. Враг сжал ее руки еще сильнее и потянул за волосы. Голова откинулась назад. И вдруг пол стал стремительно приближаться – один из нападавших подставил ей подножку. Она не упала, потому что второй незнакомец удерживал ее за руки, но еще никогда в жизни ей не было так больно.

– Прошу вас, – всхлипнула Рианон, – скажите, что вам от меня нужно.

Ее голову опять запрокинули назад, и в темноте она разглядела силуэт женщины.

– Прошу вас, – прошептала она еще раз.

По ее лицу текли слезы, смешанные с кровью. Неизвестная несколько секунд смотрела на нее сквозь прорезь вуали, потом опустила голову, повернулась и вышла.

Рианон не видела, кто ударил ее. Голову пронзила острая боль, она как подкошенная рухнула на пол и погрузилась во тьму.

Когда в дверь номера постучали, Оливер лежал в полудреме. Раскрытый журнал валялся рядом. Телевизор работал, но звук был приглушен; передавали репортаж из Сомали. Рабочий день музыкантов закончился. В “Солнечном баре” уже подавали вечерний коктейль.

Услышав стук сквозь сон, Магир сделал глубокий вдох и разлепил глаза. Двойные двери между спальней и соседней комнатой были распахнуты, поэтому он ясно услышал, как в замке поворачивается ключ.

– Дежурный по этажу, – донесся голос из-за двери.

– Входите, пожалуйста, – крикнул в ответ Оливер, поспешно завернулся в простыню, вскочил с кровати и выключил телевизор. Голова еще слегка кружилась и суставы налились тяжестью, словно он только что провел три раунда боя против Майка Тайсона, но можно было не сомневаться, что он идет на поправку.

Когда в дверях появился человек, Оливер сказал – ему:

– Нужно поменять полотенца, а если вы подождете пару минут, я… Боже! – ахнул он, увидев, как в номер входят Тео Строссен, двое его сыновей и пара буйволоподобных охранников.

– Оливер, – сказал Тео Строссен, протягивая вперед обе руки.

Магир переводил взгляд с одного лица на другое: все мрачные, словно налитые свинцом. Паника охватила его, сердце бешено заколотилось, пальцы крепче сжали край простыни. У горла отчаянно пульсировала жилка.

– Оливер, – повторил Строссен. Он угрюмо и вроде бы недоверчиво взглянул Магиру в глаза. – Сынок, ты хорошо подумал, когда пошел на это?

Слова застряли у Оливера в горле.

– Зачем ты это сделал? – спросил Строссен, покачивая головой, словно отказывался поверить, что Оливер мог поступить с ним таким образом. – На прошлой неделе я говорил тебе, что наше соглашение остается в силе. Я-то думал, что ты, сынок, услышал меня.

Он приложил руку ко лбу, как будто в глубоком горе.

Несколько секунд прошли в молчании, затем Строссен снова заговорил:

– Не буду вдаваться в детали нашего соглашения, поскольку их мы недавно обсуждали. Я хочу знать одно: о чем ты думал, когда решился наплевать на меня? Или рассчитывал, что после этого я позволю тебе сохранить все, что я тебе дал? А может быть, ты надеялся, что я отпущу тебя на все четыре стороны? Тогда ты забыл, что у тебя есть обязательства, которые следует выполнять. Оливер, я сделал тебя тем, кто ты есть, ты сам прекрасно это знаешь. Не сомневаюсь, тебе запомнился тот день, когда мы с тобой сели за стол и заключили сделку. Ты хотел алмазов – ты их получил. Ты хотел Лондон – и его ты получил. Что еще я мог тебе дать?

Оливер мог бы кое-что на это ответить, но язык не поворачивался, поскольку он безумно боялся реакции Строссена.

Магнат сделал знак сыновьям, те шагнули к шкафам и принялись выгребать из них одежду Рианон. Оливер смотрел на это, и паника в его груди росла:

– Оливер, мне неприятно говорить то, что я говорю, – продолжал Строссен. – Но ты не оставил мне другого выхода. Ты моя собственность, сынок. Я тебя купил, и ты с этим согласился.

Магир опустил глаза.

Строссен опять нарушил молчание:

– Она здесь. Я имею в виду Марсию. Она в Марракеше. Я взял ее с собой, чтобы напомнить тебе.

– Господи, – пробормотал Оливер. При последних словах Строссена он побелел. – Тео, – умоляюще начал он, – я пытался сказать тебе на той неделе, пытался сказать…

– То, что ты сказал мне, сынок, я слышал, – прервал его Строссен. – А вот ты, похоже, не расслышал меня. Я исполнил свои обязательства по контракту, а ты должен исполнить свои.

– Но я же не могу, – воскликнул Оливер. – Сейчас это невозможно!

Глаза старика Строссена пронзили его насквозь.

– Возможно, – спокойно возразил Строссен.

От ужаса у Оливера заныло в животе. Он слишком хорошо знал, на что намекает Строссен.

– Ради всего святого, Тео, – почти беззвучно проговорил он. – Рианон об этом ничего не знает.

Строссен окинул его недоверчивым взглядом.

– А я и на минуту не предполагал иного. Но о ней уже поздно беспокоиться. Что скажешь?

Оливер молчал. Строссен засунул руки в карманы и подошел к окну. Взгляд его был теперь прикован к верблюду, двигавшемуся вдалеке, на окраине города.

– Скажи мне, – опять обратился он к Оливеру, – как бы ты поступил на моем месте, если бы кто-то вот так обошелся с человеком, которого ты любишь?

Он повернулся на каблуках. В зеленых глазах Магир увидел скорбное выражение, не предвещавшее ничего хорошего.

В эту ловушку Оливер меньше всего хотел угодить, поскольку это означало бы подписать себе смертный приговор. Правда, они его не убьют. Не станут убивать, пока жива Марсия. А вот от мысли о том, что они могут сделать с Рианон, ему стало жарко.

– Да, думаю, ты сделал бы то же самое, что делаю я, – помолчав, сказал Строссен. – И никто бы тебя за это не упрекнул. Но, Оливер, должен тебе сказать, что я пытался тебя понять, Я знаю, моя девочка далеко не красавица, едва ли она смогла бы удовлетворить такого мужчину, как ты, но поступить с ней так… Пойти на поводу у своей прихоти и жениться на другой, как будто Марсии уже не существует… Вот чего я не могу понять. Соглашение нельзя отменять только потому, что оно тебя перестало устраивать. Сынок, нужно уметь смотреть правде в глаза. Ты можешь зажмуриться, но мир от этого не перестанет существовать. Если у тебя появилась женщина, это еще не значит, что моя девочка автоматически превращается в незначительный параграф договора и ею можно пренебречь.

Мы оба знаем: ты и не рассчитывал всерьез, что твой поступок сойдет тебе с рук. Вот уже три года, как ты обручен с Марсией. Три года ты обещал женщине жениться на ней и бездействовал. Мы считаем, что дальше так продолжаться не может. Она хорошая девочка, она любит тебя, она была готова ждать того дня, когда ты сам сказал бы: пора. И вот как ты с ней обошелся. Очень неразумно, сынок. Подумай хотя бы, что почувствует эта бедняжка, твоя жена, когда все обстоятельства выплывут наружу. А ей непременно все станет известно, без этого не обойтись. Ты понимаешь, Оливер? Нам придется объяснить ей, почему ты не можешь оставаться ее мужем.

– Тео, ты этого не сделаешь! – Голос Оливера дрожал от отчаяния.

– Не забывай, с кем разговариваешь, – веско заметил Строссен. – Я могу это сделать. – Он помолчал секунду. – Или же я могу забрать у тебя все, что дал тебе. Теперь ты убедился, что я – разумный человек? Я даю тебе выбор. Жена или жизнь.

Пот струился градом по лицу Оливера. Ему хотелось яростно завопить: “Нет!”

Строссен смотрел на Магира и ждал. На лице его было написано лишь безграничное терпение.

– Моя помолвка с Марсией – фарс! – взорвался наконец Оливер. – Она сама это понимает, и кто угодно это понимает. Ты, – яростно выкрикнул Оливер, указывая на Строссена пальцем, – когда мы заключали сделку, ты сказал, что будешь закрывать глаза на мои дела! Ты сказал, что я волен…

– Женитьба и дела, мой мальчик, это разные вещи, – прервал его Строссен.

– А закрывать глаза – это не значит распоряжаться моими деньгами, воровать у меня машину, взламывать квартиру и красть у меня из портфеля алмаз стоимостью в пятьдесят тысяч долларов!

Строссен поглядел на Оливера с любопытством.

– Перстень не твой, сынок, – мягко сказал он. – Он принадлежит мне. Тебе нужно было только доставить его на место.

– Я это и сделал. После чего кто-то из твоих людей выкрал его у меня из портфеля и переложил в сумочку Рианон. Что я должен был ей сказать, когда она его обнаружила? Что это не мое кольцо?

Любопытство во взгляде Строссена сменилось удивлением.

– Оливер, пятьдесят тысяч – большие деньги. Предлог же всегда найдется.

– Я заплатил за кольцо! – заорал Оливер.

– Правда?

Строссен казался искренне удивленным. Он даже повернул голову, будто ища поддержки у сыновей.

– За последние шесть недель ты забрал у меня никак не меньше того, что стоит кольцо, – горячился Оливер. – Значит, я за него заплатил.

Строссен задумчиво кивнул.

– Я люблю справедливость, – проговорил он, – и должен признать, что здесь ты, может быть, прав. Да, я соглашусь, ты прав. Кольцо, купленное мною для того, чтобы ты подарил его моей девочке, носит сейчас другая женщина. Следовательно, мы можем либо забрать кольцо – вместе с пальцем, либо, как настаиваешь ты, признать, что за него уплачено. – Он вновь задумался. – Знаешь, мне почему-то не хочется, чтобы моя девочка носила украшение после кого-то, так что в этом тебе повезло. Пусть перстень остается у твоей женщины. Да-да. – Строссен кивнул, довольный принятым решением. – Будем считать его компенсацией за страдания, которые ты ей причинишь.

– Тео, ради Христа! – Оливер едва понимал, что говорит. – Нельзя же так играть судьбами людей!

– Оливер, прекрати учить меня, что можно и чего нельзя. Мы заключили договор, согласно которому или ты женишься на моей дочери, или возвращаешь мне все, что от меня получил.

– Я не могу жениться на Марсии, – со вздохом произнес Оливер. – Почему бы иначе я тянул все это время? Она не нравится мне, Тео. Меня передергивает, когда я ее вижу. Неужели ты хочешь, чтобы мужем твоей дочери был человек, который так к ней относится?

Строссен снова кивнул и наморщил лоб, вероятно, обдумывая сказанное Оливером. Наконец он ответил:

– Оливер, я вынужден сделать то, что противно моей натуре. Я намерен простить тебе все гадости, которые ты наговорил о моей дочери. Я прощу тебя, потому что понимаю: ты в аффекте и не думаешь, что болтаешь. Но два дня назад, когда ты давал брачную клятву, ты отдавал себе отчет в том, что говорил. Вот на это оскорбление я не могу посмотреть сквозь пальцы. Не могу, сынок.

Оливер обвел взглядом пятерых мужчин, стоявших перед ним. Почти семейный портрет. Оливер знал, что ему предстоит пережить, и он был бессилен остановить неизбежное.

В дверь номера постучали, и на мгновение почудилось, что настоящий дежурный по этажу спасет его, но старший сын Строссена подошел к двери, кто-то пошептался с ним, а потом дверь снова закрылась.

Оливер по-прежнему стоял возле кровати, закутанный в простыню. Ужас наконец вытеснил безумную надежду ускользнуть от Строссена невредимым.

Старик внимательно выслушал то, что передал ему сын. Он кивнул, пожевал губами, снова кивнул. Затем Рубен отошел от него, тихо переговорил о чем-то с братом и опять уставился на Оливера.

Строссен набрал воздуха в легкие, поднес ладонь ко рту и помассировал нижнюю челюсть, делая вид, что не может произнести ни слова от огорчения.

– Оливер, – наконец заговорил он. – Сын мой, видит Бог, мне не хотелось, чтобы ты ставил меня в такое положение. Я не получаю удовольствия от того, что должен сделать. Я этому нисколько не рад, поверь. Но учти: ты зарядил ружье, ты вложил его мне в руки, и теперь…

Безумным взглядом Оливер окинул всех пятерых. Ему показалось, что он присутствует на собственных похоронах.

– Мне передали сообщение от Джордана, – продолжал Строссен. – Ты ведь помнишь Джо? Ну конечно, ты его помнишь. Так вот, от него пришла весточка. Прости, сынок, я всей душой сожалею, что мне приходится это говорить, но твоя молодая жена…

В глазах Оливера отразился ужас.

Строссен взглянул на одного из телохранителей, затем опять обратился к Оливеру:

– Ты когда-нибудь слышал про месть Фульбера? – дружелюбно спросил он.

Тот непонимающе смотрел на него.

– Фульбер, – пояснил Строссен, – это один француз. Он жил в двенадцатом веке. У него еще была племянница, и звали ее Элоиза*.

* Элоиза была возлюбленной Пьера Абеляра (1079–1142), французского философа, богослова и поэта. Переписка Абеляра с Элоизой и автобиография Абеляра “Истории моих бедствий” – выдающиеся памятники литературы средневековья.

Оливер прекрасно слышал каждое слово, но разум его, переполненный страхом за Рианон, не воспринимал их.

Старик отступил в сторону, чтобы дать одному из своих людей приблизиться.

Внезапно глаза Оливера округлились. Фульбер. Фульбер, дядюшка, вступившийся за поруганную честь любимой племянницы и приказавший кастрировать любимого ею человека.

Лицо англичанина пожелтело, он шагнул назад, закрывая руками мошонку. Ножей он пока что не видел, но не сомневался, что люди Строссена подготовились к визиту, как не сомневался и в серьезности намерений Строссена. Сердце его замерло, потом заколотилось с бешеной скоростью. Магир осел на пол, глядя на приближавшихся к нему людей.

– Тео, это она виновата, – еще проскулил он. – Она просила меня жениться на ней… Она сама…

 

Глава 14

С минаретов неслись возгласы, сзывавшие мусульман на вторую дневную молитву, когда из заброшенной мечети на дальней окраине города вышли двое закутанных с ног до головы мужчин. В мареве полдневного зноя окрашенные розовой краской стены и башенки слегка колыхались, как мираж, а золотистые песчаные дюны медленно плыли вперед и сливались с горизонтом.

Мужчины оглядели улицу и убедились, что привлекли внимание только одинокого аиста, стоявшего в гнезде на крыше соседнего дома. Из переулка выехал автомобиль, затормозил у обочины. Мужчины уселись на заднее сиденье, сидевшая впереди женщина повернулась к ним. Серое лицо было покрыто испариной. Она как будто хотела заговорить, но передумала и стала смотреть на мечеть. Водитель глядел на нее, дожидаясь, пока тусклые, близко посаженные глазки осмотрят узкие окошки верхнего яруса, а затем – истертую и разбитую мозаику двора. Яркое солнце освещало ее профиль. Волосы мышиного оттенка были забраны в тугой пучок, а в обильной растительности, покрывавшей верхнюю губу, блестели капельки пота.

Увидев все, что хотела, она уселась прямо и не двигалась до тех пор, пока машина не затормозила возле отеля “Мамуния”. В полном молчании трое пассажиров поднялись на второй этаж, и Джо Джордан, тот из мужчин, что был повыше ростом, подвел остальных к дверям номера для новобрачных, в котором мистер и миссис Магир наслаждались всеми прелестями медового месяца.

Марсия хотела только взглянуть на соперницу, и случай представился ей накануне, в лавке торговца коврами. Еще ей хотелось взглянуть на то место, где держали эту женщину, и это ее желание исполнилось сегодня, – ее отвезли к мечети, из которой вышли Джордан и Тейлор.

Вчера вечером какие-то люди (Марсия имела основания полагать, что ее братья) приезжали в мечеть, чтобы потолковать с той женщиной. Марсия не верила, что ее братья причинили сопернице вред, но, честно говоря, ей не хотелось думать об этом. Поэтому она выкинула эту мысль из головы и просто прошла мимо Джордана в номер, где ее заключил в объятия любящий отец.

Любому было бы ясно, что Строссен обожает дочь. Этот гадкий утенок, которому не суждено превратиться в лебедя, был дорог ему не меньше, чем другие его дети. А возможно, он любил Марсию, самую домашнюю из всех, даже больше прочих.

– Ты здесь бывала? – спросил он, сжимая ее щеки ладонями и ласково улыбаясь.

Марсия кивнула и выдавила улыбку, словно догадавшись, чего от нее ждет отец. Улыбка вышла чуть пародийной, поскольку страх Марсии перед зубными врачами в свое время помешал ее отцу исправить ошибки безжалостной природы.

– Где он? – спросила Марсия, осматриваясь.

В комнатах не осталось ни единого следа вчерашнего происшествия. Стулья находились на местах, шторы были опущены, кровать застелена, подушки взбиты, в ванной комнате полный порядок. Во всех вазах – белые цветы.

– Я отведу тебя к нему.

Строссен подошел к шкафу и распахнул дверцы, полагая, что Марсии доставит удовольствие увидеть, что ее одежда находится там вместе с одеждой Оливера.

– Мы решили, что надо поступить немного иначе, – сказал он, подмигнув Джордану и Тейлору. – Мы решили не портить Оливеру медовый месяц, только молодой женой будешь ты, Марсия. Мы утрясем все со свадьбой, как только вернемся в Нью-Йорк, но поскольку медовый месяц уже распланирован, было бы глупо его отменять. Как думаешь?

Мужчины хохотнули. Через секунду Марсия тоже засмеялась.

– Неплохая мысль, а? – осклабился Строссен и жестом подозвал к себе сыновей; один из них только что высунулся из-за двери в коридор. – Медовый месяц еще до свадьбы, а?

– Привет, Марс. – Рубен небрежно чмокнул сестру в щеку. – Как там дела в мечети?

– Я только взглянула, больше ничего, – ответила Марсия. Рубен явно удивился.

– Ты разве не заходила туда? – С этими словами он направился к бару, чтобы налить себе пива, пока младший брат целуется с сестрой. – Тебе не хотелось с ней познакомиться?

– Нет, – бросила Марсия. – У меня не было времени. Рубен непонимающе посмотрел на отца.

– Где Оливер? – спросила Марсия. – Я хочу его видеть.

– Там.

Строссен указал на противоположную часть холла.

– Еще спит, – добавил Рубен.

Марсия посмотрела сначала на брата, потом на отца.

– Орен еще съездит в мечеть, – успокоил ее отец. – С ним будут Тейлор и Джо, и, по-моему, тебе тоже стоит съездить.

– Мне? – удивленно вскинула брови Марсия.

Строссен улыбнулся и кивнул. Затем обратился к своему младшему сыну Орену:

– Надо полагать, вы обойдетесь без меня.

Тот кивнул:

– Конечно, мы справимся.

Строссен дружески сжал плечо сына. И Орен, и Рубен знали, насколько огорчен их отец. Разумеется, он не мог просто смириться со всем этим, так же как не мог смириться с поведением будущего зятя, с тем, как Оливер вопил и хныкал накануне. Ну да, парень поверил, что утратит свое мужское достоинство, естественно, он был расстроен, но поведение Магира было недостойно мужчины. Что нашла в нем Марсия – и что вообще находили в нем женщины, – оставалось загадкой для Строссена. Ну конечно, он красив и к тому же как никто другой умеет использовать свое обаяние, но в особых случаях людей приходится наказывать. Такой лжец и трус, как Магир, едва ли не заслуживает кастрации. А ведь Марсия любит этого сукина сына, влюбилась в него с первого взгляда, так что старику ничего не остается, кроме как выполнить условия сделки с Магиром, который, как и обещал, станет мужем его дочери и займет видное положение в алмазном бизнесе. Марсия сумела выудить у Тео обещание, что мерзавец не будет слишком круто наказан за то, что совершил. Ладно, можно считать, что ему чертовски повезло. Была бы воля Строссена, он бы размазал подонка по асфальту тонким слоем. А сейчас – ну, поваляется немного в постели, но в конце концов нос заживет, да и шрамов почти не останется. Однако дело еще не кончено. Той женщине необходимо хорошенько объяснить, что в ее же интересах отказаться от Магира. Впрочем, убеждать ее будет не сам Строссен, а умелые руки его сыновей.

Припав к щели в покоробившихся от времени деревянных ставнях, Рианон разглядела руины фонтана. Похоже, располагался он в центре внутреннего дворика, но старинная мозаика так выцвела и потрескалась, что сейчас трудно было различить детали затейливого орнамента. Рианон сообразила, что находится на втором или третьем этаже, но определить тип здания не было никакой возможности. Было жарко и совершенно тихо, только жужжали какие-то насекомые, да птица время от времени прилетала из ниоткуда, чтобы полакомиться жучком.

Солнце сверкало так, что Рианон выдержала возле щели всего несколько секунд, после чего была вынуждена отвернуться и подождать, пока не исчезнет белая слепящая полоса перед глазами.

В нижней челюсти все еще пульсировала боль, голова как свинцом налилась, и любое резкое движение причиняло такие страдания, как если бы ее раскалывали надвое. Одежда Рианон пропиталась потом и кровью, и во рту пересохло, поскольку всю ночь она тщетно кричала, призывая кого-нибудь на помощь. Все тело саднило, но никакие физические страдания не могли сравниться с ее душевными терзаниями.

Рианон уселась на охапку грязной соломы в углу комнаты и подтянула колени к груди. Было душно, и пот лил ручьями. Время от времени Рианон приходилось сдувать со лба мокрые пряди волос.

Прошло много часов, прежде чем сквозь жалюзи стали пробиваться полоски солнечного света. Рианон все сильнее хотелось пить. Она уже всерьез думала, что ее оставили здесь умирать.

Голова Рианон откинулась назад, и по щеке покатилась слеза. Больно. Наверное, самое худшее во всей этой истории то, что Оливер ничего ей не сказал. Зажмурив глаза, Рианон велела себе не задаваться вопросом о причинах. Важно пережить все эти неприятности. Они любят друг друга, только что вступили в брак, и если Оливеру суждено потерять все, что у него есть, – что ж, пусть будет так. Она останется рядом с мужем и поможет ему начать жить заново.

Она невольно всхлипнула и закусила губу, чтобы не разрыдаться. Да, Оливер начнет жить заново, только бы Господь позволил ему жить.

Однако Рианон не пришлось долго предаваться отчаянию. До нее донесся шум мотора подъезжающего автомобиля. Немедленно вскочив, она подбежала к окну, чтобы выглянуть в щель. Надежда, хотя и смешанная со страхом, ожила в ее сердце. Впервые за много часов машина подъехала к самому дому. Однако увидела Рианон только то, что и прежде: кусочек пустынного двора. Сейчас он был залит розовым светом – близились сумерки.

Она очень боялась. Отпустят ее эти люди или они намерены иным образом вычеркнуть ее из жизни Оливера?

Услышав, как кто-то поднимается по лестнице, Рианон поспешно отошла от окошка. Все суставы болели, и от этого пленница теряла мужество. Она не знала, как справиться с болью и страхом, – никогда в жизни ей не приходилось оказываться в подобной ситуации.

Когда раздался удар в дверь, она напряглась всем телом, задрожала. За первым ударом последовал новый, потом еще чаще. Приехавшие, очевидно, старались вышибить дверь, которую утром заколотили. Ногти Рианон впились в ладони, на лбу выступил ледяной пот. Когда дверь наконец распахнулась, ей показалось, что сердце выпрыгнуло из груди.

На пороге стояли четверо. Трое мужчин и женщина. Увидев женщину, Рианон на секунду ощутила жалость, а потом что-то оборвалось у нее внутри: вслед за четверкой в комнату шагнул Оливер. На лице его, белом как мел, было еще больше синяков и кровоподтеков, чем у нее.

Кто-то из мужчин швырнул на пол ее чемодан. От удара крышка распахнулась, платья Рианон рассыпались. Краем глаза она успела заметить, что сверху на куче одежды лежит авиабилет.

Люди что-то кричали, обращаясь к ней, но Рианон смотрела только на Оливера. А вот он почему-то избегал ее глаз.

– Оливер, – шепотом выдохнула Рианон.

Магир как будто вздрогнул, но один из мужчин, помоложе, бросил на него выразительный взгляд. Рианон почувствовала, что летит в бездонную пропасть, когда увидела глаза мужа. Они были пусты.

– Оливер! – закричала она.

Тот вроде бы хотел ответить, но Орен встал между ними и бросил своим товарищам:

– Начинайте.

Рианон хотела завопить от ужаса и не смогла издать ни звука. Взгляд ее был прикован к солдатскому ножу, который один из врагов извлек из висевших на поясе его джинсов ножен. Другой негодяй подскочил к Рианон, схватил ее за волосы и рывком отвел голову назад, а первый полоснул ее ножом по горлу. Царапина получилась пустяковая, но она, несомненно, была только прологом к невообразимому кошмару.

Остановившимися глазами Рианон смотрела на нож, уже приставленный к ее боку.

Один из насильников ухмыльнулся:

– Смотришь, Магир? Понял теперь, что будет, если ты не сдержишь слово?

Оливер не шелохнулся. Тогда Орен шагнул к нему и ткнул его кулаком в подбородок.

– Ты, тупорылый, должен был жениться на ней! – Он указал большим пальцем на Марсию. – Помнишь? Ты подписал контракт. Ты получил все, что хотел, и теперь должен расплатиться. – Орен повернулся к Рианон и резко кивнул. – Вскрывай ее, Джо. Пусть он в последний раз на нее посмотрит и примет решение.

Быстрыми ударами ножа Джо распорол платье Рианон.

– Нет! – закричала она. – Оливер! Останови их! – Она еще пыталась бороться, но мужчины легко завели ее руки за голову и раздвинули ноги.

– Ради Бога! – выдохнула она. – Не надо. Пожалуйста.

– Выбирай, Оливер, – широко улыбаясь, сказал Орен. – Ты возвращаешь все, что получил от отца, и тогда, возможно, девочка останется с тобой. Или оценишь ее подешевле?

– Умоляю тебя, Орен, – чуть слышно проговорил Оливер. – Отпусти ее.

– Выбирай, Оливер, – повторил Орен. – Ты забыл? Жена или жизнь.

Все теперь смотрели на Оливера, ожидая его ответа. Он молчал, от этого Рианон стало еще страшнее.

– Хорошо, – заключил Орен и опять повернулся к Рианон. – Полагаю, мы получили ответ. Теперь отвечай ты. Только сначала я попрошу тебя усвоить, что с тобой ничего плохого не случится, если ты сейчас скажешь, что желаешь расторгнуть брак с этой вот тварью. Поняла?

Рианон молча смотрела на своего мучителя.

– Итак, ты говоришь “да”? – опять заговорил Орен. – Ты хочешь расторгнуть брак?

Рианон беспомощно посмотрела на Оливера.

– Орен, отпусти ее, – прошептал тот.

– Заткнись, скотина, – рявкнул Орен. – Я не с тобой, а с ней разговариваю. А ты, – обратился он к Рианон, – учти еще вот что. Эти ребята, судя по всему, не прочь тебя оттрахать, но я могу их остановить. Тебе стоит только дать слово.

– Нет! Пусть ее трахнут! – неожиданно взвизгнула уродина. На секунду все онемели от удивления. А Марсия стояла у стены подбоченясь, и глаза ее сверкали от нетерпения. Орен пожал плечами и взглянул на Джордана.

– Слышал, чего хочет дама?

– О Боже, нет! – вскрикнула Рианон, увидев, что Джордан расстегивает ширинку. – Не надо, пожалуйста. – Она умоляюще посмотрела на Марсию.

Но Марсия ее не слушала.

Рианон попыталась вырваться, однако силы были явно неравны. Мужские руки уже сжимали ее запястья и лодыжки, она уже чувствовала дыхание этих людей, тяжесть их тел…

– Оливер! Помоги мне! Оливер! – кричала она.

Ее оттащили от стены и разложили на полу. Она попыталась отбиваться ногами, но все они были гораздо сильнее ее и к тому же обладали отменной реакцией. Они уже тискали ее груди, грубо сжимая соски. Сейчас ее изнасилуют. И Оливер ей не поможет, будет стоять и смотреть.

Рианон сказала себе, что, когда все это закончится, она уже не захочет жить, закрыла глаза и постаралась потерять сознание.

Она не сразу поняла, что ее оставили в покое, что никто уже на нее не наваливается, что незнакомый голос отдает какие-то распоряжения, какие-то люди бегут в комнату. Потом неизвестный склонился над ней и прикрыл ее искромсанными остатками платья. Сильная рука бережно скользнула под ее спину и помогла ей подняться.

Комната была полна людей, но Рианон их почти не видела. Впоследствии она могла лишь смутно вспомнить, как ее провели к выходу. Марсия визжала и пыталась вырваться из рук мужчины, державшего ее. Прочие стояли неподвижно. Оливер опустил голову. Рианон вывели из комнаты, на руках пронесли по темному коридору, затем вниз по шаткой лестнице и наконец опустили на сиденье стоявшего у подъезда автомобиля.

И только спустя некоторое время, когда машина уже подъезжала к другому городу, Рианон вспомнила, где видела прежде своего спасителя.

– Бассейн, – проговорила она. – Вы дали мне полотенце.

Мужчина улыбнулся, быстро взглянул на нее и вновь сосредоточил внимание на дороге. Сухие глаза Рианон изучали его профиль.

– Кто вы? – хрипло спросила она и облизнула пересохшие разбитые губы.

Тот человек снова улыбнулся и искоса посмотрел на Рианон.

– Будем считать, – ответил он, – что я ваш друг.

Макс Романов подождал, пока мимо него пройдет старшая стюардесса, затем поднялся с места и направился в туалет. Самолет летел в Сиэтл. Там в офисе на Первой авеню должно было состояться очередное совещание исполнительных директоров. И сейчас в Сиэтл летела вся верхушка романовского издательского концерна – руководители производства, финансисты, юристы, менеджеры по сбыту. Такие совещания проводились ежемесячно, причем каждый раз в другом городе.

Сейчас вместе с Максом летел Эллис Замойский, вице-президент по финансам и близкий друг Романова. На протяжении всего полета он не отводил взгляда от экрана ноутбука, анализируя новые предложения по пенсионным соглашениям. Вернувшись на свое место, Макс попросил стюардессу принести ему еще чашечку кофе и развернул свежий номер “Уолл-стрит джорнэл”. Раздался телефонный звонок. Макс вынул мобильный телефон из кармана, включил, попутно указав Замойскому на одну из цифр на дисплее его компьютера. Звонил Морис Реммик, главный юрист концерна и крестный отец детей Макса.

– Я решил, что тебе это интересно, – сказал ему Реммик. – Только что звонил Рамон. Он нашел ту женщину. Сейчас она с ним.

– С ней все в порядке? – поинтересовался Макс.

– Думаю, да.

Макс кивнул.

– Где они теперь?

– Все еще в Марокко. Рамон предполагает отправить ее в Лондон через пару дней.

– Хорошо. Есть какие-нибудь подробности?

– Не так много, – сказал Морис. – Рамон появился буквально в последнюю минуту, он в общем-то ее спас, и неудивительно, что она хочет знать, кто он такой. Он спрашивал меня, что должен ей отвечать.

– Да что угодно, – хмыкнул Макс. – Главное, чтобы не упоминал моего имени.

– Я знал, что ты так скажешь. – Морис издал смешок. – Кстати, ты смотрел предложения из Атланты по распространению?

– Ты сегодня утром видел электронную почту? – сухо бросил Макс.

– Не успел, – признался Морис.

– Там есть мой ответ. Ула сейчас с тобой?

– Нет. Подъедет часа через два. Ей понадобилось сходить к стоматологу. Сказать, чтобы позвонила тебе?

– Не надо. Попроси ее передать расписание Галины по факсу в контору Рона Федры. А-а, слышу голоса детей. Передай им трубку, пожалуйста.

– Папа! – завопил в трубку Алекс, и Макс сразу понял, что любимый сын в данную минуту усердно посыпает крошками от печенья его рабочий стол.

Смеясь, он спросил:

– Что это ты делаешь у меня в кабинете? Мы же только на прошлой неделе устроили для тебя отдельный кабинет!

– Да, но дядя Морис не хочет звонить по моему телефону, – пожаловался Алекс.

Макс подумал, что Мориса можно понять, так как телефонный аппарат Алекса производства фирмы “Фишер Прайс” представлял собой последнее слово современной техники.

– Значит, ты помогаешь дяде Морису в делах? – спросил Макс сына.

– Ага.

– Я надеюсь, ты не путаешься у него под ногами?

– Не путаюсь, – серьезно ответил Алекс. Макс улыбнулся.

– Ладно, не буду вам больше мешать. Позови-ка Марину.

– Папа, мне пора в школу, – озабоченным тоном сообщила отцу Марина. – Миссис Клей меня ждет.

– Отлично, родная. Ты не забыла пригласить друзей на день рождения?

– У меня нет друзей, – проворчала девочка.

Макс прекрасно знал, что это неправда, но слова дочери задели его.

– Есть, – ласково возразил он. – У тебя есть Кэти, Лидия, Саванна…

– Ненавижу их, – перебила Марина.

– Раз так, значит, ты не заслуживаешь, чтобы с тобой дружили.

– Да есть у меня друзья, есть!

Улыбаясь, Макс негромко сказал в трубку:

– Ты, Марина, иногда умеешь быть просто невозможной, но я все равно тебя люблю.

– А ты тоже невозможный, – парировала Марина.

– Но ты меня любишь?

– Не всегда.

– Ладно. Придется обойтись этим.

– А маму, – сердито заявила девочка, – я всегда люблю.

Макс вздохнул и ответил:

– Я знаю, крошка. И она тебя тоже всегда любит. Марина молчала. Макс представил себе, как у нее вытягивается и дрожит нижняя губка.

– Хочу, чтобы ты приехал домой, – выговорила со слезой в голосе Марина.

– Сегодня вечером приеду, – пообещал Макс.

– А если я уже буду спать? Значит, я тебя весь день не увижу.

– Если ты будешь спать, я приду к тебе и перенесу в свою кровать. Завтра, как только ты проснешься, первым делом увидишь меня.

Марина фыркнула.

– Договорились?

– Ладно, – мрачно ответила Марина и вдруг спросила: – А мама тоже там будет?

Макс прикрыл глаза. Он почувствовал, как плохо и одиноко его дочери.

– Нет, крошка, – тихо сказал он. – Ты же знаешь, что ее с нами не будет.

– Это я виновата, папа! – вдруг выкрикнула Марина. – Она умерла из-за меня.

О Боже, мысленно простонал Макс. В первый раз за долгие месяцы его дочь это сказала, так почему же ему приходится вести этот разговор по телефону?

– Нет, моя маленькая, – ответил он, стараясь вложить в эти слова как можно больше ласки и твердости. – Никто не виноват. Произошел несчастный случай.

Марина не отвечала.

– Ты меня слушаешь, крошка?

– Да.

– Скажи миссис Клей, что я разрешаю тебе по пути из школы заглянуть в “Макдоналдс”.

– Правда? – ахнула Марина. – Ты же никогда не разрешал мне ходить в “Макдоналдс”.

– Ничего подобного. Я только не давал тебе объедаться.

Макс попрощался, выключил телефон, убрал в карман и печально посмотрел в иллюминатор, возле которого сидел Эллис.

– Марина? – спросил его Эллис.

– Угу. – Макс кивнул. – Я должен еще раз переговорить с ее врачом. Не исключено, что ей нужна помощь.

– Мне кажется, ей нужна новая мама.

Макс нахмурился:

– Ты хочешь сказать – Галина.

Эллис усмехнулся:

– Кого же еще я мог иметь в виду?

Макс рассмеялся и взялся за газету.

– Я слышал, ты что-то говорил про Строссенов, – сказал Эллис. – Рамон нашел девушку?

– Да. Как будто.

– И что?

– Она невредима. Рамон собирается отправить ее в Лондон. Думаю, если она никогда больше не увидит Магира, это будет лучше всего.

– А тебе-то что за дело?

Макс помрачнел:

– Кто тебе сказал, что мне есть до нее дело?

– Почему же ты тогда этим занимаешься?

– Ради Галины.

– Ах да, я все время забываю, – бросил Эллис, тряхнул головой и вернулся к компьютеру.

 

Глава 15

Рианон не ожидала, что лето пролетит так быстро. Ушли в прошлое долгие, напоенные ароматами вечера, ночи сделались длиннее, жара стала спадать, а душевные раны – затягиваться. Она практически никогда не упоминала в разговорах о событиях того дня в Марокко; он остался позади, а жизнь шла своим чередом.

В этот вечер в садике возле дома Рианон в Кенсингтоне было весело. Звучал смех, хлопали пробки бутылок шампанского, плейер орал песню голосом Дженет Джексон. Золотые рыбки спрятались в пруду под листьями кувшинки. Соседский кот куда-то исчез, а кролик миссис Ромни сидел в своей клетке, задумчиво жевал лист и с любопытством посматривал на сновавших вокруг и скакавших под музыку людей.

Здесь собрался весь цвет тележурналистики. На вечеринку явились не только руководители телевизионных программ, но и репортеры, ставшие известными благодаря своему уму, манере вести передачи, своеобразию стиля и чутью, а также сценаристы, продюсеры и даже сильные мира сего; одним словом, в гостях у Рианон Эдвардс были сегодня все те, кто олицетворял собой телевидение.

В доме повсюду – на столах, диванах, стульях, даже на кровати – валялись открытки, цветы, ленты, банты, подарки, распакованные и не распакованные, и тому подобные предметы. С кухни доносились “выстрелы” – гости непрерывно откупоривали шампанское, любовались пенными струями, хохотали и подставляли бокалы. Стол, уставленный присланными из ресторана блюдами и усыпанный лентами и лопнувшими воздушными шарами, напоминал поле битвы. На полу там и сям можно было увидеть лакированные туфли на каблуках и измятые бумажные шляпы.

Центром празднества была Рианон. Все плясали вокруг нее, хлопали в такт музыке, и всякий раз, когда хозяйка совершала пируэт, все вокруг взрывалось ликующими криками. Ребята из программы “Хочу все знать” осыпали Рианон блестящими конфетти, и маленькие кружочки прилипли к ее коже и сверкали в волосах. Рианон была ослепительна. Она была настолько полна энергии, выглядела такой жизнерадостной, что постороннему трудно было бы поверить, что поводом для столь буйного пиршества послужил уход Рианон из “Хочу все знать”.

Вечер продолжался, теперь уже под песни Джеймса Брауна. Лиззи самозабвенно отплясывала, хлопая в ладоши над головой и подталкивая Рианон ногой. Явился Джолин, облаченный в экзотическое одеяние, расшитое красными и золотыми блестками; за ним вошел Мартин. Керри и Роган были уже здесь, они вовсю бесновались и кружились по комнате. Двое парней из Ай-ти-эн приволокли бутылку “Моэ” и вылили вино на головы Лиззи и Рианон.

В дальнем углу сада два человека несколько неуклюже отплясывали джигу – только для того чтобы своим унылым видом не портить остальным настроение. Это были Симпсоны, Морган и Салли, владельцы “Хочу все знать”. С понедельника им предстояло вновь взять в свои руки управление программой. Увольнение Рианон было для обоих одним из самых непростых решений в жизни, особенно учитывая, что ей пришлось перенести в последнее время.

– Я чувствую себя обманщицей, – призналась Салли мужу, глядя, как Рианон и Лиззи стирают с лиц шампанское.

– Что? – встрепенулся Морган.

– Я сказала, что чувствую себя обманщицей, – повторила Салли. – Тебе не кажется, что она нарочно так себя ведет? Чтобы нам стало стыдно?

– Если так, то она своего добилась, – отозвался Морган. Им очень не хотелось принимать ее приглашение, но отказаться было, конечно, немыслимо.

Загорелое лицо Салли помрачнело.

– Нет, она не настолько злая, – проговорила она. – Во всяком случае, раньше она злой не была.

– Мы ни в чем не виноваты, – строго напомнил ей муж. Честно говоря, оба они знали, что им обрыдло растительное существование на острове в Карибском море, и оба страстно желали взяться за программу. Но после всего, что сделала Рианон, ее просто невозможно было бы отодвинуть в сторону, тем более что для концепции программы сами Симпсоны не сделали практически ничего, они только вкладывали деньги в ее создание. Сначала супруги думали просить Рианон остаться исполнительным продюсером вместе с ними, но тут как раз шефом редакции новостей и познавательных программ четвертого канала был назначен Марвин Мансфилд, и проблема отпала сама собой, по крайней мере с точки зрения Симпсонов.

Сейчас, глядя на Рианон, Салли испытывала раздражение, даже ненависть к Мансфилду. В ее глазах именно он был главным виновником ухода Рианон, хотя в глубине души Салли сознавала, что ни она, ни Морган не боролись за Рианон по-настоящему. Да и как они могли сражаться, если Мансфилд сразу же выдвинул ультиматум: или Рианон уходит, или “Хочу все знать” снимается с эфира. При других обстоятельствах можно было бы попробовать не поддаться на шантаж; как-никак программа “Хочу все знать” здорово повышала рейтинг канала, и снимать ее с эфира было бы чистым безумием. Но неприязнь Мансфилда к Рианон была чересчур сильной и носила личный характер, так что теперь, когда он возглавил редакцию, Симпсоны не могли себе позволить пойти ему наперекор. Им оставалось только глубоко вздохнуть, запрятать поглубже угрызения совести и попросить Рианон покинуть программу.

Это произошло полтора месяца назад. Тогда в знак солидарности с Рианон вся команда заявила об уходе. Сама Рианон уговорила товарищей остаться. Вероятно, Лиззи тоже останется, во всяком случае, ничто не указывало на то, что она собирается уйти. Морган не сомневался, что ведущая останется, а вот Салли не была в этом уверена. Рианон и Лиззи всегда были очень близкими подругами, и Салли не верилось, что Лиззи оставит Рианон в одиночестве после всех перенесенных ею несчастий. По крайней мере сейчас. Прошло всего три месяца, и Рианон еще не оправилась. На ее горле еще виднелся темный шрам. А что говорить о душевной опустошенности! И ничего не значит то, что Рианон ни с кем, за исключением, может быть, Лиззи, не говорит о своей утрате.

Лиззи отплясывала шимми спиной к спине с Рианон и время от времени посылала своим новым шефам очаровательные улыбки. Разумеется, она с куда большим удовольствием выцарапала бы им глаза, но приходилось вести себя так, как того хотела Рианон: никаких сожалений, никаких обвинений, никаких упреков.

Когда музыка умолкла, обессиленная Рианон рухнула в объятия Лиззи, и обе плюхнулись в фонтан. Выпили они не так много, как можно было бы подумать по их поведению, но Рианон, судя по всему, в этот вечер была такой раскрепощенной, какой ее никто не видел в это тягостное лето после возвращения из Марракеша. Лиззи хотелось верить, что в бурном веселье Рианон нет ничего от истерики, ведь она лучше любого другого знала, насколько та была подкошена известием о потере работы в “Хочу все знать”. За последние три месяца Рианон здорово помогла тесная дружба всех членов их команды, и Лиззи не представляла себе, как бы она справилась со своими бедами без поддержки товарищей.

Только Лиззи знала, что пережила ее подруга. Только она знала, что Оливер стоял и молча смотрел, как его жену пытаются изнасиловать двое. Только Лиззи знала, что Оливер так и не вернул Рианон взятые у нее взаймы деньги. Но самым отвратительным, по мнению Лиззи, было то, что Оливер четырежды звонил Рианон и умолял о встрече. Лиззи никогда не смогла бы понять, как у мерзавца хватило на это наглости. Ей приходило в голову, что Рианон, возможно, сильнее всего страдает из-за того, что она, как оказалось, значила для Оливера меньше, чем думала.

Вечеринка продолжалась до рассвета. К шести часам разошлись самые стойкие из гостей, и закадычные подруги остались вдвоем посреди хаоса. За десять часов произошло столько всего, что женщины еще около часа болтали и хихикали. Наконец усталость взяла свое, и они заснули на диванах.

Рианон проснулась около полудня, когда безжалостные лучи яркого осеннего солнца резанули ее по глазам. Она застонала и прикрыла лицо подушкой.

– У, черт, – пробормотала Лиззи.

Подождав несколько секунд, Рианон приподняла уголок подушки и посмотрела в ту сторону. Она не могла не рассмеяться, когда увидела, что Лиззи прикрыла лицо от солнца бумажной тарелкой, и та прилипла, а по щекам элегантной телеведущей текут тягучие струи крема.

– Не надо! – простонала Лиззи, отодрала от лица тарелку и швырнула на пол.

– Бокал шампанского? – иронически предложила Рианон.

– Да иди ты, – простонала Лиззи.

– Может, “Беллини”? Или виски со льдом?

Лиззи приоткрыла один глаз.

– Что я тебе сделала? – проговорила она слабым голосом. Смеясь, Рианон осторожно встала и попыталась разгладить рукой платье. Когда это ей не удалось, она стянула платье через голову и прошлепала в кухню. За последние месяцы она похудела на несколько килограммов, и веснушки, рассыпанные по всему телу, как будто несколько побледнели.

Из-под груды бантов, коробок и тарелок Рианон извлекла чайник, наполнила и принялась оглядываться в поисках двух чистых кружек. Внезапно ее охватило чувство, что жизнь пуста и бессмысленна. Тем не менее она, уверенно и быстро двигаясь, вскипятила воду и даже попыталась напеть что-то сквозь пелену боли и тревоги. Что угодно, лишь бы отогнать отчаяние. Очень трудно, почти невозможно заставить себя поверить, что ты уже никогда не придешь в студию. Для нее работа закончена, а для других она продолжается. Глаза женщины на мгновение закрылись, она не сразу смогла сделать вдох. Все равно, что потерять ребенка. Ну нет, не совсем так, утрата ребенка – это самое страшное на свете, но Рианон чувствовала себя так, словно у нее отняли единственное дитя и передали на воспитание чужим людям. Никто не имел права так поступать, “Хочу все знать” – ее программа, она ее придумала, выпестовала, дала ей название, она разрабатывала структуру передач, лечила программу, когда та начинала хромать, и гордилась ею в дни успеха. Как же они могли отобрать у нее ее творение? Как могли?

– Э-эй, как ты тут? – раздался ласковый голос Лиззи. Рианон перевела дыхание и ответила:

– Нормально. – Она откинула назад волосы. – Все в порядке. – Ей удалось улыбнуться. – Переживу в конце концов, хотя временами кажется, что нет.

– Я знаю, – сказала Лиззи и обняла Рианон.

Она знала, что это верный способ заставить подругу скинуть маску. Наверное, стоит дать ей выговориться. Правда, за последние месяцы Лиззи сама не раз имела случай убедиться, что слезы приносят облегчение, но отнюдь не исцеление.

– Итак, – весело заговорила Рианон, – мы можем смело утверждать, что вечер удался?

– Без сомнения.

Лиззи уже почти видела газетные сообщения на эту тему. Рианон пользовалась популярностью, все профессионалы знали, что за ее изгнанием стоит животная зависть Мансфилда, а это значит, что в отделе хроники обязательно появятся репортажи, полные ядовитых намеков и шуточек. Но пусть коллеги сохранят преданность Рианон, пусть они заставят Мансфилда краснеть от стыда, – для Рианон информация о ее вынужденной отставке означала только дополнительные страдания и унижение. Как будто недостаточно того, что она испытала, когда известие о разводе с Оливером стало достоянием публики.

– Ты вчера разговаривала с Морганом и Салли? – спросила Рианон, заливая кипятком растворимый кофе.

– Нет. Зато я много им улыбалась, – ответила Лиззи. Рианон как раз зевала, но ответ Лиззи ее рассмешил, и она поперхнулась.

– А хоть кто-нибудь с ними разговаривал?

– Они вызвали кое-какой интерес у кролика, – бросила Лиззи и рассеянно посмотрела в сад. – Что нам делать с этим бардаком? – закричала она вдруг.

– Ничего, скоро все будет в порядке, раз уж я проснулась, – успокоила ее Рианон и отнесла в гостиную две чашки с кофе.

– Ну что ж, – сказала Лиззи, садясь на диван, – честно скажу, я намерена составить тебе компанию.

Она сняла с ноги обмотавшуюся вокруг лодыжки мокрую ленту.

– Правда?

Рианон подняла голову, и взгляды двух женщин встретились. В последнее время в их дружеские шутки вкрался некий подтекст, и в таких случаях Лиззи всегда начинала чувствовать себя неуютно.

Несколько недель, с того самого дня, когда Рианон узнала, что ее услуги уже не требуются компании “Хочу все знать”, она ожидала, что Лиззи заявит о своем уходе. С их связями и опытом можно было бы организовать новую программу и постепенно перетянуть к себе от Моргана и Салли прежнюю команду. Лиззи сначала действительно предложила именно это, но Рианон тогда настояла, чтобы подруга осталась. Она объяснила, что ей меньше всего хотелось бы, чтобы программа потеряла лицо после того, как в нее вложено столько труда, а ведущая – это и есть лицо “Хочу все знать”.

Теперь Рианон уже не была уверена, что хочет, чтобы Лиззи осталась. Если честно, ей вовсе этого не хотелось. Да, бывали дни, когда “Хочу все знать” казалась Рианон самым важным делом на свете, но бывало и так, что ей хотелось бросить все к черту, закрыть программу и забыть о ней навсегда. Если бы не было этого проекта, она скорее всего не встретила бы Оливера и не сошлась бы с Лиззи настолько близко, что молчание подруги травмировало ее сейчас едва ли меньше, чем предательство мужа.

Почему, спрашивала себя Рианон, почему я так боюсь спросить Лиззи о ее планах? Мы никогда друг от друга ничего не скрывали, откуда же сейчас недомолвки? Или это – только начало новой фазы отношений? Судьбы складываются по-разному… Рианон вдруг испугалась. Она не может потерять еще и друга. Без Лиззи ей не выкарабкаться. А расстояние между ними все растет, она чувствует, как Лиззи исчезает из ее жизни, и с этим ничего не поделаешь.

– Ты больше не думала над предложением Мейвиса Линдсея? – сказала Лиззи. Едва вопрос сорвался с языка, она об этом пожалела. Более того, вдруг захотелось рассказать Рианон, что она намерена сделать, – подруге будет приятно. Но говорить нельзя. Хотя не стоит говорить с растерянным человеком о том, что самой Лиззи, по крайней мере в данный момент, представлялось нереальным.

– Да в общем-то нет, – хрипло проговорила Рианон. – Ну, так…

Лиззи еще сильнее захотелось поделиться с Рианон своими планами, но она все-таки удержалась: не время. А придет ли оно? Сейчас остается только страдать от того, что судьба их разлучает. Чтобы ее изменить, обеим необходимо мужество. Лиззи не собиралась оставаться ведущей “Хочу все знать”, но и с Рианон не связывала собственное будущее. В ближайшие дни она выберет подходящую минуту и сообщит подруге, чем собирается заняться. Быть может, удастся тогда объяснить Рианон причину решения, которую она пока сама до конца не понимала.

– Как ты думаешь, сможешь работать на кого-то? – спросила Лиззи, возвращаясь к старой теме. Впрочем, она знала, что таким образом помогает Рианон обрести почву под ногами. – После того как ты столько времени была сама себе хозяйкой?

– Мейвиса тоже беспокоит этот вопрос. – Рианон улыбнулась. – Тебе, дорогая, известно, что исполнительный продюсер может быть только один. – Она мастерски изобразила шотландский акцент Линдсея. – А впрочем, я могла бы дать тебе возможность стать продюсером, если, конечно, ты к этому готова.

Лиззи поморщилась.

– Женщины вертят вселенной как могут, – процитировала она строчку из песни, включенную Мейвисом в программу для музыкальных эрудитов. – Зато они знают, сколько ты стоишь, – закончила она и помрачнела, взглянув на Рианон. Все было ясно, но разговор об Оливере только заведет их в тупик.

Рианон уставилась в пол. Она знала, что не надо мучить себя воспоминаниями об этом человеке, но почему-то хотелось именно этого. Хотелось услышать его имя, поговорить о том времени, когда им было хорошо вдвоем и не было мыслей о разрыве. Но сейчас все друзья Рианон избегали упоминаний о нем. Даже Лиззи. Рианон только наедине с собой перебирала в памяти счастливые дни, когда была влюблена, отгоняла от себя мысли о том, чем закончился их короткий брак, хотя сознавала, что это обыкновенная трусость и бегство от действительности.

Она попыталась взять себя в руки, сделала глоток кофе и обратилась к Лиззи:

– Я тебе говорила, что Галина Казимир написала мне письмо?

Журналистка вытаращилась от удивления; она забыла, какое отношение к Рианон имеет светская дива и известная модель. Вспомнив, натянуто улыбнулась.

– Нет, не говорила, – отозвалась она, лихорадочно пытаясь предугадать, что бы это могло означать. – А когда пришло письмо?

– Я его получила вчера утром. И забыла – голова была занята только гостями. Она приглашает меня на свадьбу.

Лиззи раскрыла рот от неожиданности. Наконец, справившись с чувствами, почти крикнула:

– Как? То есть она ведь не так давно увела у тебя жениха! И теперь приглашает на свадьбу? Она что, не понимает, что натворила? Или не знает, что произошло с тобой? Ну ладно, даже если не знает, все равно…

Рианон изобразила улыбку:

– Она выходит замуж за Макса Романова.

Лиззи была в такой ярости, что на мгновение забыла, с кем состоит в связи Галина Казимир. Наконец она рассмеялась:

– Да уж, свадьба будет что надо. Этот парень богат, как Крез, а она – писаная красавица. И что ты решила?

– Пока не знаю, – ответила Рианон.

– Если дело в деньгах… – нерешительно начала Лиззи.

– Она прислала мне приглашение, – отрезала Рианон. – Первый класс, свободный доступ.

– Ух ты! – не смогла сдержаться Лиззи. – Значит, в самом деле хочет тебя увидеть.

– Похоже на то.

– Интересно бы знать, зачем это ей.

– А ты что, не знала? Моя судьба – гулять на чужих свадьбах. – Рианон не сумела сдержать горечь. – Если приму приглашение, буду подружкой невесты.

Лиззи оторопела:

– Подружкой?

– Именно.

– Не хило, – заметила Лиззи.

Рианон рассмеялась. Лиззи, помолчав, спросила:

– Она объявилась впервые с тех пор, как удрала с Филиппом?

Рианон кивнула.

– Потрясающе, – пробормотала Лиззи. – Что она еще пишет? Наверное, про Романова?

– Только то, что выходит за него замуж.

– Эге, – хмыкнула Лиззи. – А о том, что ее жених обвинялся в убийстве?

– Как ни странно, – ответила Рианон, – об этом ни слова. А ведь могла бы, кажется, написать, правда?

– Кажется, есть латинское слово, означающее убийство жены, – заметила Лиззи.

– Есть. Укзорицид.

Лиззи скривилась:

– Фу! Как будто воду в унитазе спускаешь. – Она поднялась. – Хочу еще кофе. Тебе принести?

– Угу.

Рианон кивнула и отставила пустую чашку. Через пару минут Лиззи вернулась в комнату и опять устроилась на диване, поджав под себя ноги.

– Значит, – заговорила она, – тебе предстоит познакомиться со скандально известным Максом Романовым. Напомни-ка, чем он занимается?

– Издатель.

– Да-да. Из крупных, если мне память не изменяет. Дамские журналы, верно?

– Насколько мне известно, он издает газеты и журналы на любые темы, – сказала Рианон.

– Наверное, тебе будет интересно познакомиться с такой шишкой. Если ты, конечно, примешь приглашение. – Лиззи помолчала, потом решилась задать вопрос: – А тебе не будет неприятно видеть Галину после всего, что произошло?

– Не знаю, – вздохнула Рианон. – Пожалуй, мне даже хочется ее увидеть. Не могу подобрать слов, но, когда я получила письмо, то почувствовала… Ну, сверхъестественное что-то. Только накануне ее вспоминала, и вот на тебе, письмо. Вообще-то я о ней часто думала в последнее время, наверное, из-за того, что у нас с Оливером произошло… Да, конечно, только поэтому… – Она помолчала. Потом спросила, глядя на дно чашки: – Скажи, ты веришь в судьбу?

Лиззи удивленно подняла голову.

– Ну, наверное, да, – ответила она. – А что?

Рианон взглянула на нее:

– Значит, веришь, что мы не можем распоряжаться своей жизнью?

– В каких-то областях, наверное, можем, но если бы мы были полностью властны над судьбой, то не умирали бы, правда?

Рианон помрачнела.

– Да, – произнесла она. – И не болели бы, и не знали бы горя. Мы все были бы богатыми, красивыми, талантливыми, счастливыми.

Лиззи с изумлением взглянула на подругу:

– Хочешь сказать, что все, что с нами случается плохого, предопределено свыше?

– Нет, просто я думаю, что от судьбы не уйдешь. Вот хотя бы мой случай. Не суждено мне было быть женой Оливера, это очевидно. А когда я все-таки вышла за него замуж, в результате мне стало хуже. Видимо, ничего другого быть не может, если человек идет наперекор судьбе. Я хотела выйти замуж, доказать всему свету и особенно отцу, что нашелся человек, который любит меня настолько, что готов связать со мной жизнь. Посмотри, к чему это привело. – Она глубоко вздохнула и вдруг как будто взорвалась: – Да что я, в конце концов, знаю?! Каждый день твержу себе, что мне предназначен другой путь и поэтому со мной случается то, что случается! Судьба готовит меня к будущему.

Эти слова произвели на Лиззи заметное впечатление.

– Такой настрой мне нравится, – заявила она. – Конечно, если будущее хорошее.

Рианон усмехнулась:

– Гарантировать можно только одно: в этой жизни ничто не гарантировано.

– Значит, никому нельзя верить? – с вызовом спросила Лиззи.

Лицо Рианон опять потемнело, она отвернулась к окну.

– Едва ли стоит об этом спрашивать меня.

Ей стало больно от мысли, как сама она ошиблась, безоглядно доверяя всем подряд.

– Прости, – мягко произнесла Лиззи. – Я не подумала.

Подруги помолчали.

– Оливер опять звонил, – заговорила наконец Рианон. Голос ее звучал ровно и безжизненно, невидящие глаза по-прежнему смотрели в сад.

– Когда?

– Позавчера.

– Что он хотел?

– Встретиться. Он сейчас здесь, в Лондоне.

Лиззи грубо выругалась про себя.

– А Марсия? – резко бросила она. Рианон пожала плечами.

– Наверное, в Нью-Йорке. – Она глубоко вздохнула и закусила губу, словно желая удержать слова, готовые сорваться с языка. – Он говорит, что терпеть ее не может. Не может находиться с ней рядом. Если бы ты ее видела…

– Не важно, как она выглядит, – перебила Лиззи. – Он на ней женат.

– Знаю.

– И что ты ему ответила?

– Нет – как всегда. – Рианон посмотрела в глаза Лиззи. – Но мне было трудно, – добавила она. – Чертовски трудно. Наверное, после всего, что произошло, это кажется нелепым, но это правда. Правда? Господи, да ничего я не знаю. Никак не могу через все это переступить. Я стараюсь, но тут обязательно что-нибудь случается – или приходит письмо на его имя, или я по телевизору вижу кадры, где мы сняты вдвоем, или мне говорят, что кто-то покупает дом или покупает ковер из Марракеша… Можешь себе представить? Мне доставили тот ковер! Свою кредитную карточку я так и не увидела, зато ковер получила! И счет. Я тебе не рассказывала? Счет из отеля пришел сюда. Имя Оливера не упоминается. Там написано: мисс Рианон Эдвардс. Мисс Рианон Эдвардс! Вот и объясни, почему я не могу его ненавидеть? Почему не могу разлюбить человека, который в общем-то является не более чем плодом моего воображения? Казалось, в нем сосредоточилось все, что мне было нужно… Он и был практически всем для меня. Ну не могу я сказать ему: “Нет, я не хочу тебя видеть”. Потому что я хочу видеть его. Я хочу, чтобы ничего этого не было. Хочу, чтобы он оказался тем человеком, каким я его себе представляла. Тем человеком, которого я полюбила и за которого вышла замуж.

Лиззи, за что мне это все? Стараешься хорошо относиться к людям, не обижать их и ждешь такого же отношения в ответ. А что получается? Жизнь бьет тебя под дых, вот что! Мама умерла, когда я была еще совсем ребенком; отец от меня отказался; лучшая подруга увела жениха; муж бросил и женился на другой; программу, которую я создала, у меня отняли. Даже ты не можешь быть со мной искренней до конца, и я не знаю, сколько еще смогу выносить такое положение. И к черту предопределение, к черту всякую философию, даже утешительную. Пойми, мне все равно страшно больно.

Лиззи не замечала слез в глазах подруги, но отлично видела ее ярость и боль.

– Извини, – прошептала она. – Пожалуйста, прости. Я только… Я не собиралась ничего скрывать. Поверь, если бы я знала, как тебе сказать…

– Так скажи! – закричала Рианон. – Произнеси наконец нужные слова. Я чувствую себя так, как будто мир вышвыривает меня. Я уже в панике, Лиззи. В панике!

– Я поеду в Южную Африку, – решилась Лиззи. – Буду жить там с Энди.

Рианон, пораженная в самое сердце, застыла на месте.

– Когда? – только и смогла она прошептать. Потом затрясла головой. – Почему ты ничего не говорила? Я думала… Я думала, он не ответил на твои письма…

– Так и есть. Мы были там в феврале, и после этого я не получила от него ни слова.

Рианон побледнела, ее глаза расширились.

– Тогда я ничего не понимаю.

– В тот раз он спросил меня, не соглашусь ли я переехать к нему. Так что я поеду и, если все пойдет нормально, останусь там.

Некоторое время Рианон молчала, лихорадочно обдумывая услышанное. Потом она спросила:

– А он знает? Он ждет тебя?

– Нет. Устрою ему сюрприз.

– Боже! – воскликнула Рианон. – Не делай этого! Это же безумие…

– Знаю, – перебила ее Лиззи. – Но именно так я собираюсь поступить.

– Послушай, а если у него уже кто-то появился? Ты же тогда…

Лиззи не дала подруге договорить:

– Значит, я буду знать, насколько серьезны были его намерения.

Рианон машинально взъерошила волосы.

– Нет, не может быть, – прошептала она. – Просто не верю, что ты на такое способна.

– Именно поэтому я и не хотела тебе говорить, – устало отозвалась Лиззи. – Не хотелось, чтобы ты подумала, что я драпаю в тот момент, когда…

– Я говорю о тебе, а не о себе! – взорвалась Рианон. – Черт подери, нужно же иметь гордость! Ты провела ночь с мужчиной – и его братом, давай, кстати, не забывать про брата! Они тебя оттрахали, потом ни тот, ни другой не давали о себе знать, и после этого ты собираешься устроить сюрприз и появиться в их доме! Ты хоть помнишь, который из них Энди? Там было темно, ты могла и перепутать…

– Прекрати! – закричала Лиззи. Глаза Рианон пылали яростью.

– Он был первым и единственным мужчиной, с которым ты переспала после смерти Ричарда, – рявкнула она, – и только поэтому решила, что влюблена и готова сыграть роль Джейн для своего Тарзана. Знаешь, что я тебе скажу? Парочка оргазмов – это еще не брак.

– Может быть, ты расскажешь мне, что такое брак, – съязвила Лиззи, – раз у тебя такой большой опыт в этой области?

Рианон вспыхнула. Очередная колкость уже была готова сорваться с языка, но она сдержалась. Сердце все еще колотилось от гнева, и пальцы с силой сжимали подлокотник дивана, но ярость уже ушла. Мысли перепутались, в груди (а может, в мозгу?) что-то сжалось, в памяти всплыли опасения, которые она испытывала в день отъезда из Перлатонги. Сейчас она не смогла бы точно сформулировать, в чем они состояли, но одно помнила твердо: тогда ей подумалось, что в один прекрасный день им суждено сюда вернуться. А внутренний голос нашептывал ей, что лучше бы держаться подальше.

– Извини, – прошептала Лиззи. – Я не права. Прости.

Рианон вздохнула, хотела было ответить и поняла, что не может найти слов.

– Нет, это ты прости, – наконец сказала она. – Мне не стоило так реагировать. Наверное, я была в шоке. – Она пристально посмотрела подруге в глаза. – Ты все обдумала? – спросила она вдруг. – То есть понятно, что обдумала, но… Я-то считала, что жизнь вдали от цивилизации не для тебя, что ты нигде, кроме Лондона, жить не сможешь…

– Я тоже так думала, – отозвалась Лиззи, – а теперь начала в этом сомневаться. До сих пор постоянно думаю о нем и даже все еще пишу ему, хотя письма уже не отправляю. И еще я все время стараюсь представить себе ту жизнь: буду ли там счастлива, довольна, будет ли скучно, насколько я буду чувствовать оторванность от мира… Все варианты перебираю и каждый раз прихожу к одному выводу: стоит попробовать. Судьба, рок, назови как угодно, не зря свели нас вместе, и я должна понять, ради чего. Я могу ошибаться. Естественно. Возможно, меня влекут туда инстинкты сорокалетней сексуально озабоченной женщины. Но интуиция твердит мне, что здесь есть что-то еще.

Рианон помолчала, прислушиваясь к собственной интуиции и раздумывая, стоит ли делиться с Лиззи тем, что чувствует она сама. Потом сказала:

– Почему ты так уверена, что все еще нужна ему? Он ведь так и не написал тебе и даже не откликнулся, когда мы послали ему кассету с программой!

– Ни в чем я не уверена, – печально проговорила Лиззи. – Не могу выразить словами, что я чувствую. Просто чувствую, что он меня ждет. Да, может быть, я выставлю себя полной идиоткой, если явлюсь туда, но знаю, что все равно поеду.

– И даже не позвонишь ему до отъезда?

– Не собиралась. Да я вообще еще ничего не планировала. В понедельник ошарашу Салли и Моргана, а потом… – Лиззи пожала плечами. – Поживем – увидим. Поеду, когда почувствую, что пора.

Рианон кивнула, но Лиззи видела, что ее подруге все еще трудно смириться с услышанным.

– Все-таки ему ничто не мешало связаться с тобой, – заметила Рианон.

– Знаю. Если бы он хотел, чтобы я вошла в его жизнь, он бы дал мне это понять. По крайней мере так было бы логично. А он не пишет мне и не звонит. Почему? Может, потому, что я ему больше не нужна, и он даже не вспоминает обо мне?

– Вспоминает, не сомневайся, – горячо возразила Рианон. – Но если ты действительно думаешь так, как только что сказала, то я не понимаю, как ты могла решиться ехать.

– Я и сама не понимаю. Говорю ведь, что не могу ничего объяснить. Может быть, когда придет время, позвоню ему и скажу, что вылетаю. Ничего пока не знаю. Знаю только, что в “Хочу все знать” не останусь. Наверное, просто пришла пора выпустить птичку из клетки и посмотреть, полетит она или упадет. Я помню, что не собиралась жить вместе с ним, но понимаю, что обстоятельства изменились. Теперь, когда случилось то, что случилось, я вижу, что потрясающий успех программы сделал нас слишком самодовольными, чтобы рисковать, затевать что-то новое. А сейчас нечего терять. Наверное, пришла пора решительных действий. Мы с тобой лучшие годы жизни отдали телевидению, не исключено, что и все остальные отдадим этой работе, но именно сейчас есть сколько-то свободного времени, а это может означать, что кто-то, кто знает больше нас, хочет наставить своих чад на путь истинный.

Рианон улыбнулась:

– Конечно, ты должна думать именно так, иначе бы не кинулась в Южную Африку.

Лиззи пожала плечами:

– Посмотрим. Важно, что жизнь продолжается. Пора идти вперед.

Рианон вздрогнула от мысли о перспективе, о которой говорила Лиззи, и с кривой улыбкой заметила:

– Хотя ты выражаешься довольно туманно, кажется, я начинаю улавливать мысль.

Лиззи улыбнулась в ответ.

– Если ты увидишься с Оливером, – негромко заметила она, – это ничего не изменит. Сама знаешь. Просто тебе станет хуже, ты растеряешься и, может быть, еще долго будешь жить с этим чувством. Поверь, я понимаю, что ты испытываешь. Мне известно, что значит неожиданно наскочить на препятствие, о существовании которого ты и не подозревала, и вылететь на обочину. – Женщина невесело усмехнулась. – Плохо, когда все мечты летят прахом. Если бы я знала, как справляться с такими невзгодами, я бы еще три месяца назад рассказала тебе о своих планах. Зато могу тебе сказать: я никуда не уеду до тех пор, пока ты не возьмешься за новое дело и твоя жизнь не войдет в колею.

На глаза Рианон навернулись слезы.

– Мне нужны деньги, – сказала она. – Контракт истекает в марте.

– Когда он заключен?

– В середине октября.

Лиззи кивнула, затем спросила:

– Когда свадьба Галины?

Рианон задумалась.

– По-моему, в октябре. Числа я не помню.

– Так ты решила принять приглашение? – спросила Лиззи, глядя в глаза подруге. – Тебе бы не помешало уехать отсюда на какое-то время. Да, понимаю, тебе трудно сейчас думать о свадьбе, тем более о свадьбе Галины. Но можно посмотреть на это дело с другой стороны и считать, что таким образом жизнь мстит Галине за то, что она совершила.

– Почему мстит?

– А тебе бы хотелось выйти замуж за человека, который убил жену и это сошло ему с рук?

Рианон хихикнула:

– Мысль ясна.

– А еще учти, – продолжала Лиззи, – что редко Макс Романов появляется на публике, и вообрази, как могло бы прогреметь по обе стороны Атлантики телеинтервью с ним.

Рианон покачала головой и засмеялась:

– Ты неисправима.

– Но я права.

– И ты думаешь, он признает перед камерой, что его жена была убита? Ты в своем уме?

– Да не надо ему ни в чем признаваться. Все знают, что там было убийство, и всем интересно было бы услышать, каким образом ему удалось представить дело несчастным случаем. Хотя я думаю, мы этого никогда не услышим, – с сожалением добавила Лиззи. – Нет, поговори с ним о нем самом, о Галине, о его друзьях, о доме, о детях – у него ведь есть дети? Кажется, есть. Спроси, не трудно ли ему воспитывать детей без матери. А еще лучше, задай ему вопрос: как он помогает детям свыкнуться с тем, что ее нет?

Рианон хохотала, спрятав лицо в ладонях.

– Фонтан идей, – сказала она, перестав смеяться. – А кто мне только что советовал уйти с телевидения?

– Я сказала – может быть, – вывернулась Лиззи. – А ради такого интервью стоит задержаться. У тебя все получится, это в твоем стиле.

– Давай не увлекаться, – возразила Рианон. – Начнем с того, что, даже если я наберусь смелости и попрошу его об интервью, он ни за что не согласится. И вообще я еще не решила, ехать на свадьбу или нет.

Лиззи искоса взглянула на нее:

– Кажется, ты совсем недавно говорила, что тебе хотелось бы увидеть Галину.

Рианон поморщилась:

– Любопытно, только и всего.

– А она ведь сейчас знаменитость, – не сдавалась Лиззи. – Как ее косметическая фирма называется? “Конспираси”? Галина-то тебе уж точно даст интервью. А если ты снимешь интервью с обоими новобрачными, то, голову даю на отсечение, у твоих дверей будут толпиться все телекомпании мира! Знаешь, чем больше я думаю об этом, тем больше уверена, что тебе надо ехать на свадьбу. Надо полагать, соберется только узкий круг? Наверняка – ведь в прессе никаких сообщений не было. Я по крайней мере не видела.

– Круг очень узкий, – подтвердила Рианон. – Галина настоятельно просила, чтобы я никому ни о чем не рассказывала до тех пор, пока Макс не решит, что можно сообщить публике. Скорее всего это произойдет уже после свадьбы.

– Вот и отлично! – Лиззи рассмеялась. – Удача сама к тебе плывет. Убедишь их, чтобы они дали тебе эксклюзивное право распространить эту новость, и подготовишь интервью с ними. Ни одна компания на свете не откажется от такого товара, особенно если ты подойдешь к делу с головой – преподнесешь все так, что тебе просто случилось снять небольшой сюжет о свадьбе, на которой ты была гостьей. Послушай, Рианон, может, конечно, ради этого и не стоило терять собственного мужа и собственную программу, но очень может быть, что и стоило.

– Что?!

– Предопределение. Судьба, – веско произнесла Лиззи. – Может, тебе предназначено достичь таких высот, на какие тебя бы не вывела “Хочу все знать”.

– Минуточку, – перебила ее Рианон. – Полагаешь, что я стану заниматься такими грандиозными проектами, а ты никак не будешь в них задействована, спокойненько улетишь в свою Южную Африку? Может, я бы тоже хотела вести тихую жизнь в окружении диких зверей?

Лиззи улыбнулась:

– Так в чем проблема? Есть еще Дуг.

Рианон приподняла бровь, поставила чашку на стол и заговорила вновь:

– Мне ясно. Пытаешься убедить меня отправиться на свадьбу, а сама тем временем собираешься улететь в ЮАР?

– Точно, – призналась Лиззи. – Грешна. Мне только что пришло в голову, что можно все уладить именно таким образом. Тем не менее не понимаю, почему бы нам так не поступить. Что скажешь?

– Все так, – негромко ответила Рианон. – Пожалуй, все так.

Несколько минут подруги сидели в молчании.

– А какая она, Галина? – неожиданно спросила Лиззи. – Что за человек?

Рианон вздохнула.

– Ну, за это время она, возможно, изменилась, – начала она и неожиданно для себя улыбнулась. – А какой я ее помню… Знаешь, лучше всего она мне запомнилась в пансионе. Она внушала тревогу. Была недоброй. Любила рассказывать такие страшные истории, что девчонки пугались до смерти. Между прочим, я сама ее боялась, пока не узнала ближе. Мы жили в одной комнате. Впрочем, никто по доброй воле не согласился бы остаться в дальнем конце коридора глухой ночью наедине с Галиной Казимир. Некоторые девочки жаловались на нее родителям, и те писали в пансион, что по вине Галины им снятся кошмары. Кстати, это правда, мне кошмары тоже снились. Но моего отца не интересовали девичьи капризы, поэтому он-то ни строчки не написал директрисе, чтобы спасти меня от судьбы пострашнее, чем смерть… Нет, конечно, на самом деле все было не так ужасно, но я помню, что во время летних каникул очень плохо спала – до ужаса боялась возвращаться в пансион.

– Да что же в ней так вас пугало? – с любопытством спросила Лиззи.

Рианон опять вздохнула.

– Тут дело не столько в Галине, сколько в ее бабушке, – сказала она. – Я с тех пор часто задавалась вопросом, не было ли в ее рассказах доли правды. Наверное, что-то такое случилось на самом деле. Ее бабка была русской графиней и эмигрировала, кажется, где-то накануне Второй мировой войны. – Женщина ненадолго задумалась, потом сама себе кивнула. – Сама знаешь, за последние несколько лет о том, что происходило в те времена в России, стало известно такое… Не исключено, что многие истории Галины, если не все, были правдой. Их рассказывала ей бабушка, хотя, убей меня Бог, не понимаю, как можно было забивать ребенку голову подобными ужасами.

Однажды я видела старуху. Очень высокая, суровая, аристократка до мозга костей. Я-то, естественно, ожидала увидеть старую ведьму. Ведьму, которая ест на завтрак детей. По рассказам Галины выходило именно так. – Рианон чуть улыбнулась. – Я с ней говорила. Катерина Казимир была добра, но какая-то нездешняя, будто из другого мира. Наверное, она стала такой из-за того, что случилось во времена Сталина. Можно сказать, ей повезло, потому что она сумела выбраться оттуда, хотя бы частично сохранив рассудок. Неизвестно, правда, насколько.

– Ты хочешь сказать, графиня была сумасшедшая?

– Вряд ли. Просто она не была похожа ни на кого из тех, кого я знала.

– А ты представляешь себе, что именно с ней случилось? – спрашивала Лиззи.

– Полагаю, – вздохнула Рианон, – что она провела не то десять, не то двенадцать лет в заключении, в тюрьмах НКВД. Семья скрывалась в Санкт-Петербурге, город тогда Ленинградом назывался. Дети голодали, нищенствовали, ходили завшивленные, чтобы не отличаться от других детей и не привлечь внимания властей. А потом арестовали кого-то из их соседей, и НКВД разворошило всю их коммунальную квартиру. Детей графини забрали. Двоих – дочку и младшего сына – отправили в лагерь. О Владимире, старшем сыне, который пытался защищать мать, с тех пор никто ничего не слышал.

– Боже, – прошептала Лиззи.

– Графиню увезли на Лубянку, – продолжала Рианон, – бросили в камеру, где воняло потом, кровью, рвотой и бог знает чем еще, где уже была уйма народу. Там были трупы и умирающие. Раз в день охрана забирала трупы и уничтожала, а оставшихся в живых пытали, чтобы добыть информацию о том, чего они не знали, или заставить сознаться в том, чего вообще не было. А если эти люди уже прошли все возможные пытки, их оставляли в буквальном смысле слова гнить заживо. Их почти не кормили, так, бросали остатки от обеда охраны или что-нибудь с помойки.

Если я правильно помню, графиня провела на Лубянке, а может, в другой советской тюрьме по меньшей мере десять лет, после чего какая-то подпольная группа сумела найти ее и освободить.

– Где же был ее муж? – ахнула Лиззи.

– Кажется, в момент ареста его не оказалось дома и скорее всего он так и не узнал, куда увезли семью. Галина говорила, что он погиб под Сталинградом.

– Господи, так они все… – пробормотала Лиззи.

– Тебе отлично известно, – отозвалась Рианон, – что в советской России никто хорошо не кончал.

Лиззи кивнула и опустила голову, словно на нее давила некая тяжесть.

– Итак, – произнесла она, – графиню освободили подпольщики. Что было дальше?

– Я не знаю деталей, – ответила Рианон. – А что-то уже забыла. Словом, в конце концов Катерина Казимир оказалась в Лондоне и, используя связи, смогла найти дочь. Ее младший сын умер в лагере на Колыме. Мальчику было восемь лет.

– В каком возрасте его арестовали?

– Наверное, лет в шесть-семь. Дочь оказалась где-то в Грузии. Когда ее отняли у матери, девочке было пять лет, когда они увиделись снова – двадцать пять. Она тоже побывала на Колыме. Ее там пытали – ребенка! – посылали почти раздетую на мороз помогать складывать дрова или убирать снег. Галина про эти двадцать лет всегда рассказывала как-то туманно, наверное, потому, что никто ничего толком не знал. Дело в том, что ее мать – дочь графини – онемела в результате травмы. Кое-что она записала, но ясно, что ей не очень-то хотелось вспоминать. Кто мог бы упрекнуть ее за это? Тем не менее года через два после того, как мать ее спасла, у нее был роман с каким-то англичанином, чье имя не произносилось вслух. Вероятно, этот человек был женат. В общем, он стал отцом ребенка. Когда Галине исполнилось пять лет, ее мать умерла от туберкулеза, и графиня взяла внучку на свое попечение. Не слышала, чтобы с тех пор отец Галины давал о себе знать.

– А она сама не пыталась его найти?

– Не знаю. Честно говоря, по-моему, она не очень-то им интересовалась.

– Довольно странно.

Рианон пожала плечами:

– Знала бы ты Галину, ты бы так не сказала.

Лиззи ненадолго задумалась, а потом спросила:

– Значит, ее воспитывала бабка?

Рианон кивнула.

– Думаю, денег у них никогда не было. Графиня до самой смерти помогала людям вырваться из России, и, наверное, те из них, кто был обеспечен или разбогател на Западе, позаботились о том, чтобы графиня с внучкой ни в чем не нуждались.

– Похоже, необыкновенная была женщина.

– Угу, – согласилась Рианон. – Но раны ее так и не затянулись. Да этого и не могло быть, верно?

Подруги снова помолчали. Рианон заговорила первой:

– Как странно, что я после стольких лет опять говорю о Галине. Когда-то она была значимой частью моей жизни, и для меня было естественно думать о ней. А сейчас я как будто вспоминаю детство, и многое представляется совершенно в ином свете. – В голосе Рианон сквозило удивление. – Знаешь, я, кажется, никогда раньше не считала ее несчастной. А ведь так, наверное, и было, ведь другие девочки постоянно смеялись над ней.

– Почему?

Рианон задумалась.

– Месть, наверное. Она нас пугала рассказами о том, что с нами сделает ее бабка, если мы не оставим ее в покое. Мы были детьми и платили ей той же монетой.

Лиззи кивнула.

– А когда вас поселили в одной спальне?

– Нам обеим шел четырнадцатый год. Галине исполнилось четырнадцать в день начала занятий. Шофер привез ее, старуха, слава Богу, ее не провожала. Галина прошла в нашу комнату и вдруг разревелась. Я всегда жалею тех, кто плачет. Оказалось, у Галины день рождения, и все, в том числе бабка, об этом забыли. Конечно, разве четырнадцатилетняя девочка перенесет такое? Пришлось ее утешать, и теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что с тех пор, сколько мы были вместе, я все время утешала ее за тот забытый день рождения. – Рианон вздохнула и покачала головой. – Она хорошо умеет использовать чужую жалость, хотя сама – добрейший на свете человек. Она не задумываясь отдала бы последнюю шоколадку, последнюю пару чулок, даже последние пятьдесят пенсов. Только вот Господь тебя упаси перейти ей дорогу. Если Галина чего-то захочет, она этого добивается, и средства ее не волнуют. В детстве она завидовала всем и вся, ненавидела весь белый свет. Сейчас я вижу, что она была одним из самых эгоистичных людей, кого я встречала.

Никогда не забуду, как я пришла в нашу комнату и обнаружила, что все мое белье искромсано. Страшно вспомнить, что она натворила. И знаешь из-за чего? У меня грудь больше, чем у нее. Я понимаю, это звучит дико, но вот такой она была. Она в то время уже встречалась с мальчиками, поэтому такие детали занимали ее куда больше, чем меня. – Рианон печально улыбнулась. – Странно вспомнить, но тогда мы все считали, что Галина безумно рано выросла и что она страшно хитрая, потому что ей удается сбегать по вечерам на свидания. Она говорила нам, что уже занималась любовью с двумя, а то и тремя парнями. Так это или нет, представления не имею. Да, она рано начала отношения с мужчинами, я сама видела, как пару раз она садилась к ним в машины. Бывало, с ней грубо обращались, но это ее не останавливало. Да, она эгоистка, но в то же время у нее щедрая душа; она и злобная, и преданная; и наглая, и скромная; теперь, став взрослой, я могу сказать, что из всех моих знакомых Галина, возможно, была наиболее замкнутой и одинокой. Не будь она так хороша собой, ей бы не удалось добиться и половины того, чего она добилась. Ей, конечно, не хватало внимания и ласки, но за прекрасной внешностью никто не пытался разглядеть, что делается внутри.

– Вот оборотная сторона красоты, – тихо заметила Лиззи. Рианон закусила губу.

– Галина Казимир была самым испорченным и заброшенным ребенком из всех нас, – продолжала она. – У ее бабки были друзья во всем мире, особенно много в Штатах. На каждые каникулы она сплавляла внучку то одному, то другому. Галина имела все, о чем может мечтать девочка в ее возрасте, и даже больше. Последние несколько свободных дней она проводила с бабушкой, а потом возвращалась в школу. Каждый день она ждала от старухи письма. Галина восхищалась бабушкой и ненавидела ее. Она ее боялась, но плакала о ней по ночам. Когда графиня умерла, на Галину жалко было смотреть. Ей было тогда уже за двадцать; точнее, года двадцать два. В день похорон она закрылась в бабкиной спальне, задернула шторы и сидела в темноте. На спинках стульев были развешаны платья графини. Галина зарывалась в них лицом и рыдала. Я нашла ее там почти неделю спустя. Она умирала от голода и сходила с ума от горя.

– Бедняжка, – проговорила Лиззи. – А других родственников у нее не было?

– Насколько мне известно, нет. И многочисленных друзей графини Галина едва знала. Был, правда, какой-то старик из Америки; он прилетал на похороны. Но меня она не стала с ним знакомить, а когда я спросила, кто это такой, она сказала только, что ее бабушка ему однажды помогла. В общем, осталась совсем одна на свете – ни родных, ни друзей, кроме, разумеется, меня, хотя к тому времени прошло три или четыре года с тех пор, как мы виделись в последний раз. В восемнадцать лет она уехала в Штаты, кажется, в Лос-Анджелес. Я не уверена, потому что она ни разу не выходила на связь и приехала только на похороны бабушки.

– А потом еще раз, когда вы с Филиппом собирались пожениться, – добавила Лиззи.

Рианон горько улыбнулась.

– Это было много позже, – сказала она. – Она сообщила мне, что после нашей последней встречи разбогатела. Вроде бы ей оставил наследство именно тот старик, которого я видела на похоронах. Не знаю, так ли это. Галина часто лгала.

Лиззи поерзала на диване.

– Ну, было ли наследство или нет, сейчас она собирается замуж за человека, с которым ей вряд ли придется считать гроши.

Рианон улыбнулась:

– Знаешь, пять лет – как будто совсем недолго, хотя бывает, что пять лет – это целая жизнь. Она могла остаться такой, какой я ее помню, а могла стать совершенно другим человеком.

– Ставлю на то, что осталась прежней, – возразила Лиззи. – Люди редко меняются. Я даже больше скажу: она нахапала столько, что могла превратиться еще в большее чудовище.

– Чудовище? – переспросила Рианон.

– Судя по тому, что я услышала, мне вряд ли было бы приятно увидеть эту красавицу во сне, – ответила Лиззи.

Рианон наморщила нос.

– Может, ты и права, – вздохнула она. – Но пусть у Галины сложный характер, она все-таки достойна восхищения.

– Верю на слово, – отрезала Лиззи. – Ладно, как только ты мне скажешь, что решила ехать на свадьбу, я закажу билет в Йобург.

Во рту Рианон вмиг пересохло. Час воспоминаний был позади, и перед ней предстала жестокая действительность.

– Честное слово, я уверена, что тебе нужно позвонить Энди, прежде чем вылетать. – Она старалась быть рассудительной. – Кроме всего прочего, зачем зря тратить деньги?

– Благодарю за вотум доверия, – бросила Лиззи. Рианон засмеялась:

– Не сердись. Просто я потрясена тем, что ты, оказывается, до сих пор испытываешь к нему такие чувства и готова на такие поступки. По-моему, это абсурд. Хотя… Сейчас все происходящее – абсурд. Куда ты?

– За ведром, – ответила Лиззи. Рианон моргнула.

– Да что я такого сказала? – крикнула она вслед подруге, но та уже скрылась в кухне.

– Ничего. Просто пора прибраться.

Рианон поднялась и тоже вышла в кухню.

– Я тебя точно ничем не обидела?

– Железно. – Лиззи рассмеялась. – Не надо быть такой ранимой. Так где мусорное ведро?

– Под раковиной. А знаешь, о ком я думала ночью?

– О ком?

– О Рамоне. Ну помнишь, тот парень, который выручил меня в Марракеше?

– Ах да, конечно. – Интерес Лиззи немедленно вспыхнул. – А что, он напомнил о себе?

– Нет. Ни слова. Я до сих пор понятия не имею, кто он.

Лиззи улыбнулась:

– Послушай, в “Хочу все знать” ты могла бы дать сто очков вперед Лоис Лейн. Он что, носит трусы поверх брюк?

– Очень смешно, – заметила Рианон ледяным тоном. Подруга напомнила ей: она в “Хочу все знать” уже никто.

– Но он же повел себя как супермен, – воскликнула Лиззи. – А судя по тому, что ты говоришь, в нем есть что-то от соглядатая.

– Нормальный человек, – возразила Рианон. – Не мой тип. Он слишком… Как бы это сказать? Слишком южанин. Мне всегда кажется, что южане чуть женственны. Волосатая грудь, маленькие чемоданчики…

Лиззи расхохоталась.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но тебе не показалось, что в Рамоне было что-то еще, кроме волос на груди и чемоданчика, а?

– М-да, пожалуй, – согласилась Рианон. – Знаешь, что мне не дает покоя? Очень интересно, как ему удалось меня найти. Клянусь тебе, вид той мечети никак не наводил на мысль о том, что внутри затевается что-то серьезное. И вообще, почему он стал меня искать?

– Так, и что ты хочешь этим сказать?

– Хочу сказать, – объяснила Рианон, – что намерена приложить все усилия, чтобы узнать, кто он такой. Хотя бы затем, чтобы поблагодарить его.

 

Глава 16

– Продолжай, – попросил Макс, отключая мобильный телефон и выруливая свободной рукой на Тихоокеанское шоссе.

Голубые глаза Галины весело вспыхнули – она вспомнила, о чем рассказывала Максу, когда ее прервал телефонный звонок.

– Хорошо. Значит, я была в универмаге, старалась уговорить их все переделать. – Она опустила козырек лобового стекла, чтобы укрыться от яркого света заходящего солнца. – И вдруг слышу – из толпы голос, гулкий такой: “У-у, господа-а-а, вы из девочки совсем худышку сделали. Да-а-а, она и гляди-и-ит рассеянно”. Здоровая такая баба, груди как подушки, и лыбится во весь рот, будто свистнуть собралась. Сказала, что ей, мол, пятьдесят семь лет, а кожа, если ее послушать, мягче масла. Заставила меня ее потрогать. Ей, мол, никакая конспирация не нужна, чтобы моложе выглядеть. А мне вот необходимо поесть ее фирменное блюдо – фруктовый торт, чтобы поправиться. Поэтому мне побыстрее надо собираться и ехать к ней на чай, а ее чаем, мол, и английская королева не побрезгует.

Макс улыбался.

– Так где это было? – спросил он. Галина небрежно отмахнулась:

– Какой-то универмаг в Мемфисе. Или в Батон-Руж. Они вce уже начинают путаться в голове.

Макс глянул на нее, глаза их встретились, и девушка засмеялась.

– Значит, ты поехала на торт к старой даме? – сказал Макс, взяв Галину за руку и переплетая пальцы.

– Да. Почему бы и нет? – отозвалась Галина. – Славная бабка. Мне понравилась. Она всерьез считала, что я худышка, я это видела. Так что я решила взять маленький отпуск и заняться тем, чем мне хотелось.

Смеясь, Макс взглянул в зеркало заднего вида и вдавил в пол педаль газа, желая оторваться от сопровождения. Дорога в сторону шла вверх по холму.

Галина обрадовалась, что удалось развеселить Макса, поднесла его руку к губам и поцеловала. Ее прекрасное лицо лучилось, оливковая кожа в свете заходящего солнца казалась почти бронзовой, а коротко подстриженные волосы на ее фоне – еще белее. Девушку позабавила паника, которую в лагере “Конспираси” вызвало ее исчезновение на два с половиной часа. Макс тоже нашел это забавным. Несколько менее забавными были сердитые, нервные крики и вздохи облегчения, которые Галина услышала по возвращении. И уж нисколько не забавной оказалась выволочка, которую устроила ей Марибет Куртини, президент Западного отделения компании “Праймэр”. Марибет первым же рейсом примчалась из Лос-Анджелеса, чтобы подключиться к розыскам пропавшей модели. Та, конечно, могла понять, что Марибет жутко разозлилась – ведь ей пришлось напрасно прилететь, но, если бы она не извинилась немедленно за вспышку ярости, Галина вполне могла бы разорвать контракт. Естественно, красавице, “лицу компании”, не понравилось, что ее отчитывают в таком тоне, да еще в присутствии множества людей. К счастью, Марибет очень вовремя вспомнила, что еще предстоит объяснять Максу Романову, почему девушку не задержала охрана. Его инструкции были недвусмысленными: при отлучках из Лос-Анджелеса с Галины не должны спускать глаз либо представитель “Праймэр”, либо охранник, а лучше всего, если и тот и другой. Мало того, Романов приказал отслеживать все телефонные переговоры Галины Казимир и докладывать о них ему лично. Марибет была одной из немногих, кто одобрял столь суровые меры по охране Галины, и ничего бы не произошло, если бы все прочие также были бы убеждены в их необходимости. Но кто-то из членов команды ослабил бдительность, теперь из-за этого могли полететь головы. Только так Макс добился бы, чтобы впредь его распоряжения неукоснительно исполнялись.

Радостно улыбаясь, Галина разглядывала роскошные владения жениха, стоимость которых составляла миллион долларов. Автомобиль приближался к дому. Больше всего она радовалась тому, что никто, даже Макс, не уличил ее во лжи. На самом деле ускользнуть в прошлый раз оказалось так просто, что она решила повторить успех. Конечно, следует действовать осторожно, чтобы не упустить свой шанс, ведь Макс до сих пор не открыл истину только потому, что слишком сильно беспокоился за Марину. Поэтому Галина очень удивилась, когда будущий муж сегодня лично приехал за ней, в то время как без труда мог прислать кого-нибудь. Впрочем, три недели назад она испытала горькое разочарование, не увидев его. Но в последнее время проблема Марины все серьезнее тяготила их обоих, и, хотя она обрадовалась, когда Макс встретил ее, почти сразу же почувствовала вину за то, что ради нее тот оставил дочь.

Ей показалось, что именно о Марине он хотел заговорить, когда вновь зазвонил телефон.

– Теперь ты хотя бы знаешь, что это не я, – сказала Галина. Девушка не знала, раздражают его или нет ее бесконечные звонки при каждой разлуке. Макс, правда, не выказывал неудовольствия, но он умел мастерски скрывать любые чувства. И Галина знала, что будет продолжать звонить, пусть даже ему это не нравится, поскольку ей была невыносима сама мысль о том, чтобы слышать его голос реже, чем раз в несколько часов.

Когда он закончил разговор, автомобиль уже въехал на территорию романовских владений. Темный “мерседес” легко плыл к дому по аллее пальм и кленов; освещенные солнцем участки дороги чередовались с полосами тени.

Галина склонила голову Максу на плечо.

– Вещи из моей квартиры доставили? – спросила она.

– Вполне достаточно, чтобы ты могла тут прожить пару суток, – отозвался Макс. – Если, конечно, захочешь остаться.

Галина хихикнула:

– Скоро перееду навсегда.

Ей вдруг захотелось полюбоваться маркизой* с сапфиром, подаренной Максом в тот день, когда они назначили дату бракосочетания. Она отвела левую руку в сторону.

* Маркиза – перстень с камнями, вделанными в овальную оправу.

– Ты и теперь можешь остаться навсегда, – возразил Макс. Машина подъехала к дому.

– А ты этого хочешь? – Галина заглянула ему в глаза.

– Ты же знаешь, что да.

– Но ведь если я уже сейчас начну жить с тобой, то ничего не изменится, когда мы поженимся.

Макс пожал плечами.

– Сделаем так, как ты захочешь, – заверил он.

Галина все еще смотрела ему в глаза и думала, насколько он искренен.

– Мы будем ночью любить друг друга? – прошептали пересохшие губы.

Она каким-то образом уловила его отрицательный ответ, резко отвернулась и распахнула дверцу. Макс удержал ее за руку.

– Милая, послушай меня, – мягко произнес он, когда Галина попыталась вырваться. – Я сказал Марине, что она сегодня может лечь с нами. Девочка очень тебя ждет.

Голова Галины упала на грудь. Она старалась сдерживать досаду и помнить о том, что Марина – всего лишь ребенок.

– А ты не используешь ее как предлог? – проговорила она сквозь зубы.

– Эй, что с тобой? – Макс повысил голос. – Ты же знаешь, что она нуждается в помощи.

– А мне нужен ты! – закричала девушка. В ее взгляде сверкнул гнев.

– Знаю, – спокойно ответил он. – Но сейчас мы обязаны подумать о Марине.

– А когда поженимся, мы и тогда будем обязаны думать о Марине? – Она с силой шлепнула ладонью по крышке отделения для перчаток. – Черт, о чем это я? Конечно, мы должны будем о ней думать. Но скажи, Макс, она до нашей смерти каждую ночь будет спать с нами? Или у нас когда-нибудь будет время и для нас?

– Да, будет.

В ее глазах все еще светилась ярость.

– А когда это время придет, мы будем заниматься любовью?

Макс выдержал взгляд Галины. Он отчаянно старался не дать волю своим чувствам.

– Да, но тогда, когда я скажу.

Лицо Галины напряглось, точеные ноздри раздулись, голубые глаза стали ледяными.

– Ты ненавидишь меня, да? – выкрикнула она.

– Галина, я тебя люблю. Ты прекрасно знаешь.

– Так трахни меня!

Он снова посмотрел ей в глаза, помолчал.

– Куда ты ездила в Мемфисе? – тихо спросил он. Женщина вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

– Я уже сказала, – ответила она, – попить чаю с тортом…

– Хватит врать, – оборвал ее Макс. – Я хочу знать, где ты была.

– Пила чай у толстой старухи, – отчеканила она. – Если ты мне не веришь…

– Мне бы хотелось тебе верить, но ты так часто говоришь неправду…

– На сей раз я говорю правду. Я поехала домой к старой даме, которая пригласила меня на торт. И я не понимаю, почему ты на меня набрасываешься. В газете была твоя фотография – ты сидел в бруклинском ресторане с Луиджи Авеллино, а он, как всем известно, бандит. Как ты мне это объяснишь?

После нескольких секунд напряженного молчания Макс, к удивлению Галины, рассмеялся.

– Хорошо, если хочешь, объясню. Я надумал заняться рэкетом проституток и решил, что Авеллино может дать мне парочку советов.

Галина кипела от злости, но, когда Макс договорил, вдруг затряслась от неудержимого хохота.

– Лжец, – с трудом выговорила она.

– Только тогда, когда хочу им быть, – возразил он. – Так что же, может, войдем в дом? Или еще здесь посидим?

– Где дети? – спросила Галина.

– Дожидаются тебя в доме. Марина наклеила в альбом все газетные вырезки, где говорится о тебе, и записала на кассету всю телевизионную рекламу.

Галина оттаяла:

– Правда? Она это сделала ради меня?

– Ну конечно. Милая, она тебя любит. И мы все любим. Тебе самой не мешало бы научиться любить.

– Знаю, – ответила девушка и перевела невидящий взгляд на дом. – А как ты думаешь, я научусь? – серьезно спросила она. – Ну, после всего, что я натворила? – И добавила, не дожидаясь ответа: – У меня на совести по крайней мере нет убийства. С таким грузом на душе я, наверное, не смогла бы жить.

Макс смотрел на нее в течение нескольких секунд; лицо мужчины оставалось непроницаемым. Затем он сказал:

– Надо решить, где устраивать торжества – в доме или в саду.

– Где угодно, – хрипло ответила Галина. – Лишь бы только выйти за тебя.

Ула, личный секретарь Макса, включила принтер, выскочила из-за своего стола и схватила трубку телефона. Морис Реммик, юрист романовского концерна, сидевший за своим столом, оживленно обсуждал с нью-йоркским брокером статью Сюзан Травнер – мисс Отравы, – появившуюся в утреннем выпуске “Лос-Анджелес тайме”. В статье утверждалось, что “Праймэр”, пакет акций которого Макс Романов приобрел накануне того, как было объявлено о контракте Галины Казимир, наверняка использовал конфиденциальную информацию. Эллис Замойский, финансовый директор и любовник Улы (они жили вместе в ее квартире), занимался подготовкой предложения о поглощении, которое Романов намеревался представить совету директоров компании на следующей неделе.

Все трое собрались в просторном кабинете Макса в его доме в Малибу. Столы сотрудников были расположены квадратом, примыкая к столу Макса таким образом, что только перед Замойским открывался вид на океан. Стены кабинета были оштукатурены, пол выложен плиткой. Потолок казался низким. На стенах висели фотографии в черных лакированных рамках. В основном они иллюстрировали идеи Стивена Ричардсона о метафизической связи между несопоставимыми предметами. Все прочие предметы в кабинете говорили о причудливом вкусе хозяина: постмодернистский пирамидальный стол из выбеленного эвкалипта и покрытого слоем краски стекла, привезенные из Испании аллегорические скульптуры, приобретенные на парижском аукционе неудобные стулья, изготовленные мебельщиком-кубистом… Западные окна кабинета выходили на вымощенный мраморными плитами двор, а восточные – на обширный ухоженный сад. Островок из четырех столов примыкал к установленному в самом центре кабинета новейшему компьютерному комплексу, обеспечивавшему более качественную связь, чем телефонные линии. Именно эти четыре стола были сердцем концерна “Романов энтерпрайзес”.

Ула на мгновение замерла, чтобы ощутить ласковое прикосновение легкого океанского бриза, ладонью откинула со лба короткие черные волосы. Стоял жаркий полдень, кондиционер не выдержал и отключился примерно час назад, и голова девушки буквально раскалывалась. Работы сегодня было немало, и телефон непрерывно звонил. Все, кому не лень, требовали подтверждения слухов о том, что Макс женится на Галине. Газеты и телеканалы предлагали тысячи и тысячи долларов за исключительные права на репортажи о церемонии, а владельцы ресторанов, отелей, флористы, фотографы, кутюрье, музыканты, воротилы индустрии развлечений, ясновидящие, даже священники – все предлагали свои услуги gratuit*, лишь за право стать причастными к “бракосочетанию года”. Ула всем отвечала одно и то же: ей о свадьбе ничего не известно, и она желает собеседнику всего наилучшего.

* Бесплатно (фр.).

Взяв в руки список приглашенных, только что отпечатанный на принтере, она бегло просмотрела его, положила в особую папку, а компьютерную версию переслала электронной почтой Максу. Сам он находился в Вашингтоне на съезде издателей; через несколько часов должен был вылететь в Балтимор, где Галина снималась в рекламном ролике. А завтра они вдвоем вернутся в Лос-Анджелес, и все начнут отсчитывать дни.

Ула взглянула на календарь. До бракосочетания одиннадцать дней. Все пятьдесят приглашений приняты, однако Рианон Эдвардс, подруга Галины, еще не подтвердила свою готовность прибыть из Лондона четырьмя днями раньше первоначального срока, то есть за целую неделю до церемонии.

Ула быстро прикинула разницу во времени между Лос-Анджелесом и Лондоном и ввела в телефонный аппарат ее номер. После трех гудков включился автоответчик. Ула попросила Рианон перезвонить ей и сообщить номер рейса, чтобы можно было организовать встречу в аэропорту. Кроме того, сказала Ула, Галина интересуется, где предпочтет остановиться Рианон: в Малибу или на квартире Галины в Марина-дель-Рей. Если Рианон будет так любезна, что даст ответ и на этот вопрос, то будет значительно проще вести приготовления.

Положив трубку, Ула просмотрела файл электронной почты и обнаружила там послание Лорен, пресс-секретаря Макса в Нью-Йорке. Какой-то проныра из журнала “Пипл” узнал день и час начала церемонии. Не думает ли Ула, что Макс захочет перенести свадьбу?

Нет, она так не думает, но спросит Макса.

Когда Ула доложила новости, Морис сказал:

– Утечка была неизбежной. Ты не хуже меня понимаешь, что даже если бы Макс и захотел отложить свадьбу, то Галина этого не перенесет. Кстати, она уже звонила. Спрашивала, в котором часу Макс прилетает в Балтимор.

– Да, мне она тоже звонила, – подтвердил Эллис, оторвав взгляд от монитора. – У него мобильный выключен, наверное.

– Он же на съезде, – напомнила ему Ула.

– Ах да, – пробормотал Эллис и опять уткнулся в экран. – А какие новости насчет незаконной продажи акций? – спросил он у Мориса.

– Дон Пинк думает завтра выступить с заявлением, – отозвался Морис, который успел переговорить с нью-йоркским брокером Макса. – Он уже подготовил проект и хочет, чтобы Макс его одобрил. Думаю, Макс пропустит это мимо ушей. Ничего эти ребята не докажут, а ты ведь знаешь, как Макс не любит, чтобы его имя появлялось в печати.

– Кстати, хорошо, что ты сказал, а то бы я забыл, – рассеянно произнес Эллис, предоставляя остальным гадать, каков был логический ход его мыслей. – Еще до Галины звонила ее подруга Рианон. Она прилетает в субботу. Я где-то записал время.

Он порылся в бумагах у себя на столе.

– А я только что оставила ей сообщение на автоответчике, – успокоила любовника Ула, вынув из его рук письмо. – Ты не забыл, что я просила тебя заехать к ветеринару?

– Конечно, я заехал, – отозвался Эллис, гордый, что поступил правильно.

– Ну и что? Как кот?

– А, кот, – сказал Эллис. – У него все хорошо. Мы можем его забрать на обратном пути. Ветеринар говорит, кот умеет мяукать, – добавил он и подмигнул Морису.

– Да пошел ты к черту, – буркнула Ула. – Морис, тебе не кажется, что ему стоит поскорее пойти к черту?

– Знаю, что мне туда еще рано, – ответил Морис и потянулся к телефону. Наскоки Улы на Эллиса составляли неотъемлемую часть жизни этой пары, и Морис, как и все их друзья, отлично знал, что лучше не вмешиваться. – Морис Реммик, – представился он в трубку.

В кабинет с подносом в руках вошла миссис Клей, гувернантка Алекса и Марины.

– Угу? – произнесла Ула, глядя на Эллиса.

Тот пожал плечами и хотел было заняться едой, но услышал, как Морис говорит:

– Конечно. Как у тебя дела, Дентон? Давно я тебя не слышал.

– Это Дентон Ферфакс? – встрепенулся Эллис. – Из Джексона? Скажи, что я до сих пор жду обещанные цифры.

Морис сделал знак, чтобы тот замолчал.

– Нет, здесь только Эллис, я и Ула, – говорил он. – Макс в Вашингтоне, но я могу ему сообщить, если дело срочное.

– Пожалуй, срочное, – подтвердил Ферфакс. Он работал старшим управляющим издательских предприятий романовского концерна в Теннесси, Алабаме и Луизиане. – Ко мне тут попали кое-какие снимки, и ты бы не обрадовался, если бы их увидел. Знаешь, кто такой Брайан Силон?

– Редактор “Сазерн белль”?

Морис вспомнил фамилию руководителя одного из романовских журналов “только для взрослых”.

– Он самый, – отозвался Ферфакс. – Хороший парень. Соображает, что делать. Ему сегодня утром передали эти фотографии, а он принес их мне. Послушай, есть там у вас что-нибудь такое, о чем вы не станете ставить в известность полицию?

Морис нахмурился:

– Дентон, я тебя не понимаю.

– Я говорю про его подругу, Галину Казимир. Вам известно, где она сейчас?

– Да, в Балтиморе. С командой из “Конспираси”. Я разговаривал с ней минут пять назад.

Ферфакс помолчал.

– Ага, – сказал он, – значит, тут не совсем то, о чем я сразу подумал. Но, Морис, я все равно должен тебе сказать, что пахнет все это неважно. Эти фотки…

– Как я понимаю, на них Галина? – спросил Морис и переглянулся с Улой и Эллисом.

– Точно. И если это не похищение, то… То мне нечего сказать. Когда увидите, поймете, о чем я.

– Включи общую связь, – попросил Эллис, как только дверь за миссис Клей закрылась.

Морис нажал на кнопку, и все трое услышали голос Ферфакса:

– … Максу придется дорого заплатить, чтобы они не попали в газеты.

– Так что там все-таки? – спросил Морис, впившись взглядом в Эллиса.

Ферфакс издал невеселый смешок.

– Не уверен, что мне хочется это описывать, – сказал он.

– Боже, – ахнула Ула. – Кто снимал? Это известно?

– Знаешь, Ула, рядом с такими фотками визитных карточек не оставляют, – ответил Ферфакс и, помолчав немного, добавил: – У меня тут никак концы с концами не сходятся. На некоторых она как будто перепугана до смерти. Корчится в каком-то углу, как будто на нее надвигается маньяк. Я хочу сказать, это самый настоящий ужас. А вот я смотрю еще на одну… Черт, тут она выглядит так, как будто дает ему по доброй воле.

Ула посмотрела на Мориса и Эллиса.

– Сколько там снимков? – спросила она.

– Дюжина, а может, больше. Цветные, десять дюймов на восемь.

– Ее легко узнать?

– Даже когда у нее во рту восьмидюймовая штука, нет никаких сомнений, – отрезал Ферфакс.

Мориса передернуло.

– У тебя есть какие-нибудь догадки, где могут быть негативы? – осведомился он.

– Пока нет. Брайан сейчас этим занимается.

– Брайан? – переспросил Эллис.

– Редактор, – напомнил ему Морис. – Послушай, кому еще это известно?

– Насколько я знаю, пока только мне, Брайану и тому парню, что принес снимки.

– Он написал цену?

– Нет еще. Но можешь смело поклясться жизнью, что за этим дело не станет. Хотите, перешлю вам по фототелеграфу парочку? Может, вы сможете предположить, кто придет за платежом.

Через несколько минут Морис держал в руках шесть фотографий Галины. Кем бы ни был ее партнер, этому мужику хватило ума не показывать лицо. Зато другие части тела он демонстрировал весьма и весьма охотно. На первый взгляд могло показаться, что Ферфакс прислал им обрывок фоторепортажа об оральном сексе, но трудно было перенести зрелище лица Галины, искаженного криками о пощаде. По щекам юной женщины текли слезы. Боль и страх были настолько очевидны, что снимки казались живыми.

Из динамика опять раздался голос Дентона:

– Вы меня слушаете?

– Да, – отозвался Морис, передавая друзьям две последние фотографии, те, что так смутили Ферфакса. Галина на них смеялась и, по всем признакам, отдавалась добровольно. А возможно, и сама проявляла инициативу. Почему-то Эллис, Ула и Морис не удивились.

– Хорошо бы все уладить до того, как узнает Макс, – сказал Морис. – Есть надежда?

– Все зависит от хозяина негативов, – отозвался Ферфакс. – Как я уже сказал, Брайан пытается выяснить, кому они принадлежат. Как только узнаю что-нибудь свежее, сообщу вам.

Телефон умолк. Эллис вертел в руках два последних снимка и чувствовал, что не может сдержать приступ боли в паху. Интересно, подумал он, чувствуют ли то же самое Морис и Ферфакс. Он готов был спорить, что да. Разумеется, ни один мужик, если он мужик, не может смотреть на то, как кто-то входит в такую роскошную бабу, и не желать оказаться на месте этого кого-то.

Отшвырнув фотографии, он закрыл лицо руками. Ула подобрала снимки со стола, внимательно рассмотрела и медленно проговорила:

– Похоже, насчет Мемфиса Макс был прав.

Эллис поднял голову.

– Знаете, что я думаю? – сказал он. – Мы должны заполучить эти негативы до того, как продавец отправит их в “Праймэр”.

– Если еще не отправил, – заметил Морис.

Оба молча посмотрели на Улу. Потом Морис спросил:

– Кто-нибудь видел, с кем она выходила из магазина в Мемфисе?

Ула покачала головой.

– Марибет не может дознаться. Только что была здесь, и вот ее нет. Никто не видел, как она выходила, что, с моей точки зрения, весьма странно – ведь она же звезда. Я бы скорее поверила, если бы мне сказали, что все присутствовавшие глаз с нее не сводили.

Мысль Эллиса работала в другом направлении.

– Мы проверяли того парня, с которым она была несколько лет назад? Ну, которого она увела у лучшей подруги?

– Да, им занялись с самого начала, – ответил Морис. – Там все чисто. Живет сейчас в Оклахоме с певичкой из ночного клуба.

Помолчав, Ула спросила:

– И что теперь делать?

Головы Мориса и Эллиса повернулись к ней.

– Нам не удастся скрыть это от Макса, – продолжала она. – Есть два варианта: подождать, пока он вернется, или звонить немедленно и обрадовать его.

Решение принял Морис:

– Подождем, что накопает Ферфакс.

Три часа спустя Дентон Ферфакс исчез. Редактор “Сазерн белль” Брайан Силон сообщил, что Ферфакс раздобыл негативы, но каким образом – неизвестно. По словам Силона, он сам пытался проследить путь снимков, когда управляющий позвонил ему и сказал, что достал негативы и завтра будет у себя в офисе. Где он собрался провести время до завтрашнего дня, оставалось только гадать.

И Морис, и Эллис страшно нервничали. Если негативы у Ферфакса, то совершенно непонятно, почему он до сих пор не сообщил об этом в Малибу. Никто не понимал, для чего Ферфаксу понадобилось отлучаться. Чем, черт возьми, он так занят, почему не позвонил, как обещал? Не мог же этот парень вести двойную игру, в конце концов, он друг Макса! И не мог не отдавать себе отчета в том, чем может обернуться для него самого столь странное поведение.

Все трое говорили по телефону. Ула вновь общалась с Галиной, убеждая ее, что самолет Макса прибудет в Балтимор по расписанию. Эллис звонил в Бостон, где располагалась редакция другого романовского журнала “только для взрослых”, чтобы убедиться, что там никто не пытался продать некий необычный товар. Морис разговаривал с Брайаном Силоном, который доложил, что в Джексоне прошел слух, будто Макс Романов вот-вот будет арестован за совершение сделки с привлечением конфиденциальной информации.

– Послушайте, откуда вы это взяли? – ворчал Морис. – Мисс Отрава не сможет подтвердить свое обвинение, так как никакой противозаконной сделки вообще не было. Я как его юрист утверждаю: ничего не было. Если бы намечался арест, то я бы об этом знал. Есть новости от Ферфакса? Нашли его?

– Соедините меня с Дагом Вассером!

Эллис наконец дозвонился в бостонский журнал.

– Галина, можешь ты успокоиться наконец, – говорила Ула раздраженным тоном. – У меня масса дел, я не могу постоянно занимать телефон и повторять тебе одно и то же. Пойми, нужно заниматься организацией свадьбы, так что оставь меня, пожалуйста, в покое.

– Скажите ему, что звонит Замойский по срочному делу, – надрывался Эллис.

– Галина, – взмолилась Ула, – это же смешно!

– Даг? Замойский у телефона. Да, все нормально. Скажите, пожалуйста, на вашем столе сегодня не появилось ничего необычного? Ну, скажем, из ряда вон выходящего?

– Хорошо, – сказал Силону Морис Реммик. – Держите меня в курсе.

И повесил трубку.

– Ну да, тут сплошная суматоха, – подтвердила Ула. – В основном из-за тебя, дорогая.

Переглянувшись с ней, Морис вновь набрал номер мобильного телефона Макса. Тот по-прежнему не отвечал.

Эллис тщетно пытался прервать монолог Дага Вассера. Тот кричал, что почта сегодня обыкновенная, как в любой другой день, вот только Эллису неизвестно, сколько на свете психов…

– Конечно, понимаю, – поддакивал Эллис. – Ну да, да… Даг, послушайте… Господи, ну дайте же мне слово сказать! У нас чрезвычайное происшествие, и необходимо, чтобы вы…

– Не знаю, откуда просочились сведения о вашей свадьбе! – во весь голос вещала Ула. – Мы даже не вполне уверены, что это случилось. Просто есть подозрение. Да, разумеется, именно поэтому весь сыр-бор. А что бы еще могло нас беспокоить? Не знаю. Может, ты знаешь?

На столе у Мориса зазвонил телефон. Морис нажал на кнопку и сказал в трубку:

– Морис Реммик.

– Да что с ней сегодня? – бросила в сторону Ула.

– Даг, я слышу вас, – после некоторого молчания начал Эллис, – но сейчас не могу вам объяснить подробнее, мне неудобно говорить. Да-а, правильно. Несколько часов назад мы получили сообщение. Возможно, оно не стоит выеденного яйца, но все-таки нужно соблюдать осторожность. Проблема довольно деликатного характера, и Максу не захочется, чтобы данная информация стала достоянием гласности. Не исключено, что некто попытается вступить с вами в контакт. Мы не знаем, зачем это ему нужно. Может быть, он и не предпримет никаких попыток. Но я хочу, чтобы руководство вашего журнала не дремало. Поверьте, если то, о чем я говорю, произойдет, вы сразу поймете. Совершенно верно, срочно звоните нам в Лос-Анджелес.

– Хорошо, милая. – Ула изобразила улыбку. – Кстати, Алекс с Мариной любят тебя. Знаю, я уже говорила, но дети требуют, чтобы я передавала тебе их слова снова и снова, как только ты позвонишь. Ну да, прости, пару раз я забыла.

Эллис и Ула закончили свои переговоры и хотели вновь взяться за трубки, но Морис знаком попросил их подождать.

– Да, Эд, большое спасибо, что предупредил. – Он говорил с Нью-Йорком, с президентом “Романов энтерпрайзес”. – Нет, пока не могу сказать, какие могут быть последствия, но к вечеру мы все проанализируем. У них есть наши телефоны? Только Улы? Отлично. Если будут новости, ты знаешь, как со мной связаться. Я прилечу как только смогу.

– О чем это ты? – спросил Эллис, едва Морис повесил трубку.

– ФБР старается повесить на Макса сделку с использованием конфиденциальной информации, – ответил Морис. Лицо его выглядело измученным. – Я говорил с Эдом Шервином. Ему звонил агент ФБР, Эд дал ему номер Улы.

– А почему не твой? – спросил Эллис.

– Шервин хотел меня предупредить, – пояснил юрист и посмотрел на часы. – Я должен срочно лететь в Нью-Йорк, чтобы тормознуть дело. По пути буду пытаться выйти на Макса. Если кто-нибудь из вас свяжется с ним раньше, немедленно дайте мне знать.

– Что ему говорить насчет Дентона Ферфакса и случая в Джексоне? – осведомилась Ула.

– Придется выложить все как есть. – Морис уже начал собирать вещи. – Он сильный человек, сможет все уладить.

Ула взглянула на горящие лампочки телефонного аппарата и сняла трубку.

– Ой, привет, Макс, – произнесла она, как будто телефон в самом деле позвонил. – Как у тебя дела? Здесь? Все идет отлично. Прессе известен день твоей свадьбы. Невеста сфотографировалась в голом виде с членом какого-то мужика во рту. ФБР обвиняет тебя в незаконной сделке с акциями “Праймэр”. Так, мне это не нравится, – заявила она. – Эллис, отвечай на звонки сам.

Тот взглянул на Мориса.

– Что сказать ФБР, когда позвонят? – спросил он.

– Правду. Что сейчас связаться с Максом невозможно, а его юрист на пути в Нью-Йорк. Запишешь его телефон и скажешь, что я ему перезвоню, как только окажусь на земле.

Эллис кивнул.

– Ферфакс?

– А с этим разбирайся, пожалуйста, сам, – сказал Морис и убрал кейс со стола. – Понятия не имею, чего этот парень добивается. И вы не узнаете, пока он не выйдет на связь.

К семи часам вечера Ула и Эллис ответили более чем на сотню звонков. Большинство звонивших интересовалось, правда ли, что Макса вот-вот обвинят в заключении незаконной сделки. Каждый разговаривал по телефону, отчаянно надеясь, что, когда позвонит Макс, трубку возьмет другой. Самолет Мориса был уже в воздухе, в Нью-Йорк он прибывал около десяти, в ФБР уже ждали его звонка. Вестей от Ферфакса по-прежнему не было, а Галина сидела у себя в отеле в пригороде Балтимора и надоедала Эллису и Уле вопросами, почему Макса до сих пор нет.

– Всем нам хотелось бы это знать, – проворчал Эллис после очередного разговора с Галиной. – Телефон на автодозвоне? – спросил он, когда Ула закончила очередной разговор и рухнула в кресло.

– Ага, – ответила та, потирая ладонями лицо. Внезапно она вскинула голову. – Кто-то должен забрать кота.

– Я позвоню ветеринару и скажу, что мы заедем завтра. – Эллис зевнул. – А может, попросишь Лео съездить за ним?

Эллис вдруг вспомнил о существовании дворецкого.

– Хорошо, я скажу ему. И за детьми надо присмотреть. Черт, хоть бы Макс позвонил. Ты видел, какое лицо было у Марины, когда я ей сказала, что мы не можем до него дозвониться?

Эллис печально кивнул.

– Я попросил Галину ей позвонить. Может быть девочка чуть-чуть развеселится. И спроси повариху, не осталось ли у нее макарон, которые она нам приносила.

Ула насмешливо взглянула на животик Эллиса и направилась к дверям, но неожиданно услышала:

– Наконец-то! Мы с двенадцати часов пытаемся тебя найти!

Быстро вернувшись, она присела на краешек своего стола.

Эллис включил общую связь.

– Где ты был? – кричал Эллис. – У нас все катится к чертям…

– Ты разговаривал с Галиной? – перебил его голос Макса.

– Естественно. Она в Балтиморе, спрашивает, где тебя носит.

– С ней все в порядке?

Эллис подмигнул Уле и ответил:

– Она с ума сходит. Ну да, в общем, все в порядке. – Он помолчал. – Макс, у нас возникла одна проблема. Честно говоря, непростая. Днем позвонил Дентон Ферфакс…

– Знаю, – прервал его Макс. – Я в Мемфисе. Дентон со мной.

Эллис и Ула вытаращились друг на друга.

– Ферфакс с тобой? – повторил ошарашенный Эллис. – Я думал…

– Да, понимаю, что ты думал, – жестко сказал Макс. – Но он здесь, и негативы у меня.

Ула ерзала от возбуждения.

– Уничтожь копии, которые вам переслал Дентон, – распорядился Макс. – Вопрос решен.

– Сколько? – спросил Эллис.

Во всех случаях он оставался прежде всего финансистом.

– Об этом потом, когда я вернусь, – равнодушно отозвался Романов.

– Вы узнали, что за парень на фотографиях? – не выдержала Ула.

– Нет.

Ула удивленно посмотрела на Эллиса.

– Кому же вы передали бабки? – спросил тот.

– Фотографу.

– И он вам не сказал, кого снимал?

– Сказал, что, кроме него, там было два мужика. Один на снимках, другой стоял и смотрел.

– Копий не осталось?

– Мы больше ничего не нашли.

– Ты уверен, что у вас все негативы?

– Уверен, насколько это возможно.

Эллис помрачнел:

– И что теперь? Организуешь слежку за фотографом?

Макс не ответил. Вместо этого он спросил:

– Где Морис?

Эллис взглянул на Улу и мотнул головой в сторону динамика, предлагая ей ответить на вопрос.

Бросив на своего приятеля уничтожающий взгляд, Ула сообщила:

– Морис летит в Нью-Йорк. Поступило сообщение, что ФБР намерено допросить тебя по поводу обвинений, изложенных мисс Отравой. Это насчет приобретения акций “Праймэр”.

– И как скоро Морис будет в Нью-Йорке? – поинтересовался Макс.

– Часа через два, – ответил Эллис.

По тону босса он догадался, что сообщение насчет ФБР также не явилось для него сюрпризом.

– Хорошо, – просто ответил Макс. – Сейчас я позвоню детям. Ула, пожалуйста, свяжись с Галиной и скажи, что я увижу ее завтра вечером в Лос-Анджелесе, если только мне не придется лететь в Нью-Йорк.

– Макс, предупреждаю, она будет не слишком довольна, – сказала Ула, выругавшись про себя, – меньше всего ей хотелось передавать такие новости.

– Я ею тоже сейчас не очень доволен, – бросил Макс. – Но этого ей говорить не надо. Просто скажи, что меня задержали в Вашингтоне, я обедаю с президентом и поэтому не могу позвонить.

– Она не поверит.

– Это ее дело.

Ула поджала губы. Эллис хотел было что-то спросить, но Макс вновь заговорил:

– В пятницу прилетает Рамон. Эллис, я хотел бы, чтобы ты его встретил в аэропорту.

Глаза Замойского расширились. Выходит, Макс все же намерен организовать наблюдение за фотографом.

– А где Рамон остановится?

– В доме, – ответил Макс. – Ладно, теперь я поговорю с детьми. Если будет что-то новое, вы знаете, как со мной связаться.

На следующее утро, когда Макс летел в Нью-Йорк, а Галина вернулась в Лос-Анджелес, Дентон Ферфакс сидел у себя в кабинете в Джексоне и просматривал Свежий номер “Мемфис тайме”. На третьей странице, в нескольких дюймах от статьи о незаконных фондовых операциях Макса Романова, было краткое сообщение, гласившее, что мемфисский фотограф Карл Бродхерст найден у себя в студии мертвым. Кто-то прострелил ему голову. В заметке говорилось, что Бродхерсту было двадцать восемь лет, он прожил всю жизнь в Мемфисе и был хорошо известен среди местных гомосексуалистов. Улик в распоряжении следствия пока не имеется. Полиция допрашивает всех, кто был знаком с жертвой. Тем, кто видел что-нибудь особенное вблизи места трагедии девятого числа с пяти до семи утра, предлагалось позвонить по телефону, номер которого был опубликован здесь же.

Два дня спустя Рамон Коминский прилетел в Лос-Анджелес через Хьюстон. При нем был фальшивый паспорт и водительское удостоверение на чужое имя. В соответствии с распоряжением Романова Эллис встретил Рамона в аэропорту. Мужчины обменялись сердечным рукопожатием и направились на автостоянку.

– Надолго к нам? – спросил Эллис. Кривоватые зубы Рамона обнажились в улыбке.

– Это зависит от обстоятельств, – ответил он, как обычно, с сильным акцентом.

– Ты знаешь, что Макс арестован?

Рамон застыл как вкопанный и впился взглядом в Эллиса.

– За использование конфиденциальной информации при сделке, – пояснил Эллис.

Сразу повеселев, Рамон сказал:

– Это проблема Мориса. Моя задача – узнать, кто подкладывает свинью Максу и Галине.

А что потом? – вопрос вертелся на языке, но Эллис удержался. Не его это дело, и лучше ему ничего не знать.

Рамон Коминский остепенился, поселился в Пиренеях, в провинции Авлана, и вел теперь спокойную, мирную жизнь. Но совсем недавно он возглавлял группировку радикальных сепаратистов, отстаивавших право басков на независимость от Испании. Убийство стало второй натурой внука обнищавшего русского еврея и его горячо любимой жены-басконки. Из всей семьи в живых остался один Рамон. Терроризм так же органично вошел в его жизнь, как в жизнь Эллиса – индекс Доу-Джонса. Можно сказать, он всосал идею насилия с молоком матери. А для Макса Романова, единственного внука богатого русского еврея, Рамон был готов пойти на все, поскольку дед Романова столько сделал для спасения множества людей – в том числе и деда Рамона – от ужасов коммунизма.

Когда мужчины приехали в офис, Ула сообщила им, что слушание по делу выпущенного под залог Романова начнется через час.

Рамона Ула видела впервые и была потрясена зарядом энергии и угрозы, исходившим от этого человека. Роста он был примерно того же, что Эллис, но плотнее, и хотя красавцем его нельзя было назвать, держался он так властно, что, казалось, в его присутствии должны останавливаться часы. А голос…

– Извините, – едва выговорила Ула, – как вы сказали?

Зеленые глаза Рамона сияли.

– Я спросил, можно ли мне привести себя в порядок после самолета. А потом хотел бы ознакомиться со списком приглашенных.

– Конечно, возьмите.

Ула протянула Рамону список с таким жаром, будто сама была готова кинуться ему в объятия.

Эллис отвел Улу в сторону, а Рамон, усмехаясь про себя, проследовал за Лео в крыло для гостей. По пути он быстро проглядел список гостей, мысленно взяв на заметку незнакомые имена. Просматривая список вторично, обратил внимание на имя, которое показалось чем-то знакомым, но он не сразу вспомнил, кому оно принадлежит. А припомнив, удивленно моргнул. Когда Лео подвел Коминского к отведенной для него комнате, тот уже улыбался в открытую.

Как только дворецкий вышел, Рамон швырнул бумагу на кровать, разделся и подошел к открытой стеклянной двери, за которой открывался захватывающий вид на океанский простор. Итак, девочка из Марракеша будет на свадьбе?

Рамон рассмеялся вслух, подошел к кровати и растянулся, заложив руки за голову. Что ж, видимо, предстоят события еще более интересные, чем он ожидал, – конечно, при условии, что Макс избежит тюрьмы.

 

Глава 17

– Рианон! Рианон!

Улыбаясь и одновременно хмурясь, Рианон окинула взглядом зал прилета, стараясь определить, откуда раздается голос.

– Сюда! – кричала ей Галина.

Наконец Рианон увидела ее. Галина стояла на цыпочках, размахивая рукой. Рианон со смехом протолкнула тележку с багажом мимо медленно двигавшихся пассажиров и, оказавшись рядом с Галиной, выпустила ручку. Последовали бурные объятия.

– Глазам своим не верю! – вопила Галина, совершенно не обращая внимания на то, что несколько голов повернулись в ее сторону. – Выглядишь блестяще. – Она отстранила Рианон от себя и вгляделась в ее лицо. – Боже, до чего ты хороша! – Галина снова стиснула Рианон. – Я страшно по тебе скучала. Не могу поверить, что ты здесь.

– И я по тебе соскучилась, – отозвалась Рианон, с удивлением осознав, что это правда. – А ты всегда была красавицей, а теперь просто ослепительна!

В живых голубых глазах Галины вспыхнул смех. Она ловко подхватила тележку с багажом Рианон и покатила к выходу из зала. В коридоре, ведущем из терминала на улицу, она опустила со лба солнечные очки и потребовала:

– Рассказывай. Я хочу знать обо всем, чем ты занималась в то время, что мы с тобой не виделись. Во-первых: как долетела? Устала? Спать хочешь? – Она радостно рассмеялась. – Нет, ты представить себе не можешь, до чего я рада тебя видеть. Я так боялась, что ты не прилетишь! Успокоилась, только когда убедилась, что ты меня не бросишь. Для тебя все приготовлено. Все-все тебя ждут, прямо изнывают от нетерпения. Ты раньше бывала в Лос-Анджелесе? Тут тебе понравится. Город совершенно безумный, черт-те что творится, но, должна тебе сказать, подруга, если тебе нужен мужчина, который помог бы тебе забыть того кретина, про которого ты мне говорила, то я этим займусь прежде всего. Не так-то просто нормального мужика найти, в этом городе полно голубых, но кто знает, может, повезет и ты влюбишься до сумасшествия, до потери пульса и останешься здесь! Какова идея? Мы опять будем вместе, как раньше. Слушай, как здорово! Я так рада, что сегодня смогла быть в городе и сама тебя встретила. Должна была встречать Ула – это помощница Макса, ты ее тоже полюбишь. Ее все любят. Совершенно бесцеремонная особа, но ей почему-то прощают все что угодно. Она живет с Эллисом. А еще есть Морис, юрист Макса. У него жена Дион, немножко взбалмошная, но в общем ничего. Так, кто еще?..

Ах да, конечно! Дети! Марина и Алекс. Очаровательные зайки. Ты в них с первого взгляда влюбишься. И они в тебя наверняка влюбятся. Я всем про тебя рассказывала…

– Галина, перестань трещать, – улыбнулась Рианон. Та расхохоталась.

– Извини. – Колесо тележки уперлось в бордюр. – Меня понесло. Все потому, что я рада тебя видеть. Постой тут, а я сбегаю на стоянку. Подгоню машину сюда, и нам не придется ждать лифта.

Она еще раз порывисто обняла Рианон и побежала в сторону многоэтажной автостоянки.

Рианон, улыбаясь, провожала ее взглядом. Сердце вдруг наполнилось нежностью к Галине. Пять лет – долгий срок. Подумать только, что по крайней мере в течение первых трех лет она с наслаждением открутила бы Галине голову за ту боль, что та ей причинила. А еще более странно, как поблек в ее памяти образ Филиппа, того, кто был когда-то смыслом ее жизни. Неужели когда-нибудь она так же подумает об Оливере…

Она глянула на часы. Начало пятого по калифорнийскому времени, значит, в Лондоне полночь. Интересно, что сейчас делает Лиззи? Рианон вдруг ощутила приступ тоски по дому. Приступ, мягко говоря, несвоевременный, если учесть, что самолет только что сел. И тем не менее тоска закралась в ее душу, словно напоминая, что предстоящие две недели, как бы весело они ни прошли, ничего по существу не изменят. Все, что она оставила дома, будет дожидаться ее возвращения. Проблемы никуда не денутся, и ничего поправить нельзя.

Рианон прикрыла глаза и опустила голову. Страх охватил ее, а она чувствовала себя чересчур усталой для того, чтобы с ним бороться.

Услышав громкий гудок, она вздрогнула и открыла глаза. На губах, несмотря на грусть, сразу появилась улыбка. Перед ней стоял сверкающий белый “мерседес”, за рулем которого сидела Галина. Господи, да ведь это же замечательно – вырваться из Англии, сбежать от хмурых туч и дождя туда, где ярко светит солнце, где люди веселы и дружелюбны, где Галина так забавно выражает свои восторги по поводу новой встречи.

Когда Галина выбралась из машины и принялась помогать подруге складывать чемоданы в багажник, Рианон сказала:

– Кстати, позволь тебе ответить. В Лос-Анджелесе я уже была. Но всего три дня. Так что можешь меня уверять, что мне здесь понравится.

Галина рассмеялась и захлопнула крышку багажника.

– Тебе здесь понравится, – послушно подтвердила она, снова усаживаясь за руль. – Нет, серьезно, понравится. Здесь здорово, хотя иногда хочется выбраться отсюда. Макс тут постоянно живет, но он половину времени проводит в разъездах. Да и я в общем-то тоже – с тех пор как работаю на “Конспираси”. Да, ты видела мою рекламу? В Англии ее показывают?

– Издеваешься? – Рианон улыбнулась. – Стоит только открыть журнал или включить телевизор – всюду ты.

Галина, явно польщенная, захлопнула дверцу и нажала на газ. Бросив на Рианон несколько быстрых взглядов, словно желая удостовериться, что подруга в самом деле с ней, она сказала:

– Неужели прошло пять лет с тех пор, как мы виделись в последний раз?

– Трудно поверить, правда? – согласилась Рианон. Галина улыбнулась.

– Если посмотреть на тебя, скажешь, что прошло не больше пяти дней. Мы же с тобой всегда так дружили! Как можно было не встречаться целых пять лет?

Брови Рианон изогнулись.

– А тебе не кажется, что у нас возникла одна маленькая проблема, когда ты убежала с Филиппом? – саркастически осведомилась она.

– Господи Боже мой! – Галина зажала рот ладонью. – Совсем об этом забыла.

– Черта с два ты забыла! – со смехом возразила Рианон, забирая волосы в хвост, чтобы прохладный ветерок овевал затылок.

Галина рассмеялась:

– Ну правильно, не забыла. Но я надеялась, что ты, может, забыла.

Рианон ошалело уставилась на Галину. Потом улыбнулась.

– Нет, ты не изменилась, – заключила гостья, разглядывая вереницу гостиниц и гаражей, предлагавших в аренду автомобили.

– Ты тоже, – отозвалась Галина.

По всей видимости, она приняла слова Рианон за комплимент. Вероятно, она права, подумала Рианон.

– А теперь, – заявила Галина, обгоняя белый лимузин, – расскажи-ка мне про этого козла. Ты говорила, что вышла за него замуж?

– Верно. Но мне не хочется об этом вспоминать.

– Почему? – воскликнула Галина.

– Потому что мне все еще больно, – искренне призналась Рианон.

– Тогда тем более надо рассказать, – возразила Галина. – В конце концов, мы же подруги. А если ты не хочешь обсудить это с подругой, с кем же ты можешь поговорить?

– Хорошо, расскажу, – сдалась Рианон. – Но не сейчас, ладно?

– Ладно, поговорим, когда приедем, – согласилась Галина, задорно посмотрела на Рианон и расхохоталась. – А ты уверена, что хочешь остановиться в моей квартире? В доме тебе будут ужасно рады. Места там сколько угодно, и всем не терпится взглянуть на тебя.

– Ты уже говорила, – перебила ее Рианон. – Но мне бы хотелось некоторое время не знакомиться ни с кем и просто передохнуть. Понимаешь, мне нужно свыкнуться со всем дерьмом, которое со мной случилось. Недавно я потеряла работу.

– Как?! – изумилась Галина. – Да, похоже, тебе действительно тяжело. А чем ты занимаешься? Когда я уехала, ты еще работала на Би-би-си.

Рианон рассказала Галине историю программы “Хочу все знать”, отметив, что подруга до сих пор оказывает на нее какое-то гипнотическое воздействие.

Когда она закончила, Галина сказала:

– Не надо так мучить себя. Поверь, это совершенно естественно. Ты пережила два сильных потрясения: сначала потеряла мужа, потом работу. Тебе нужно время и мужество, чтобы смириться с утратами. И то и другое у тебя есть, можешь мне поверить, хотя сейчас тебе, наверное, так не кажется.

Рианон смотрела на нее с удивлением. Галина сжала ее руку. В глазах красавицы опять вспыхнули озорные огоньки. Шутливо стукнув Рианон по колену, она сказала:

– Ладно, в конце концов, ты приехала сюда, чтобы как следует развлечься и забыть про все дерьмо на свете. Ну и понятно, чтобы быть подружкой невесты. – Галина помолчала, склонив голову на плечо. – Знаешь, может быть, на этой неделе мне удастся выкроить пару дней. Если получится, давай проведем их вместе? Только мы с тобой, а? Побегаем по магазинам, пообедаем вдвоем, потом, как голливудские звезды, коррекцию груди сделаем, татуировку… Ой, как хорошо, что я вспомнила, мне же до приезда Макса надо еще успеть сделать маникюр. Кстати, ты знаешь, что его арестовали?

– Да, я в газетах читала перед отъездом. – Рианон тут же пожалела о сказанном, но прямой вопрос Галины застал ее врасплох. – Честно говоря, – добавила она, – я из-за этого сильно сомневалась, стоит ли ехать.

– Да ладно тебе, ни в чем он не виноват, – отмахнулась Галина.

– Меня не это смущало, – сказала Рианон с обезоруживающей улыбкой, вдруг подумав: Лиззи бы такую искренность оценила. – Дело в том, что из-за этого могла произойти задержка со свадьбой. Так когда ты его ждешь?

– Сегодня вечером. Я знаю, настроение у него будет ни к черту. Он не в восторге от тюрем.

Рианон, не в силах сдержаться, хихикнула. Галина взглянула на нее.

– По крайней мере на этот раз он не провел в камере и дня, – пояснила она. – В прошлый раз ему пришлось просидеть несколько недель.

– Когда погибла его жена? – спросила Рианон.

– Да. – Галина заговорщицки подмигнула. – Кошмар. Об этом здесь у нас не говорят. По крайней мере нам нельзя. Но мы все равно говорим, как же иначе?

Рианон не знала, что и сказать, поэтому попыталась задать вопрос:

– Это он ее убил?

– Ну… – Галина замялась, потом кивнула. – Да, он убил. Я-то думала, это и так все знают.

Некоторое время Рианон, несколько шокированная такой прямотой, молчала, не зная, как вести себя дальше. Потом спросила:

– Как же он избежал обвинения?

Галина расплылась в улыбке:

– Да если бы я и знала, то тебе не смогла бы рассказать. Но я на самом деле не знаю. Одно время считалось, что ее убила я. Ты об этом слышала? – Лицо Галины внезапно сделалось злым. – Наверное, – добавила она, – кто-то и сейчас так думает. Но я не убивала. Когда она умерла, я была здесь, в Лос-Анджелесе, в больнице. Про пистолеты, которые могли бы выстрелить в Лос-Анджелесе и настичь жертву в Нью-Йорке, я не слышала. Особенно если они стреляют пулями тридцать восьмого калибра.

Рианон рассмеялась, вновь ощутив растерянность. Галина говорила таким тоном, будто обсуждала наряд школьной подружки, а не убийство первой жены своего жениха, убийство, в котором так или иначе оказалась замешана она сама.

– Если ты знаешь наверняка, что Макс – убийца, – осмелилась продолжить Рианон, – то зачем выходишь за него замуж? Разве это тебе безразлично?

Галина пожала плечами.

– В общем-то да. Макс постоянно кого-нибудь убивает. То есть не сам, конечно, это Каролин он сам убил. Обычно он для убийств нанимает других. Ну там гангстеров, киллеров, наркоманов…

Рианон таращилась на Галину в изумлении, но та вдруг прыснула, и журналистке стало ясно, что ее надули.

– Ну хорошо, – произнесла она, поджав губы.

Машина проезжала мимо яхт-клуба, за ресторанчиками виднелся лес мачт с американскими флагами.

– Так, значит, это был несчастный случай? – не сдавалась Рианон. – Так надо понимать?

– Конечно, несчастный случай; а что я еще могу ответить? Обвинения с Макса сняты, я собираюсь стать его женой. Вот и посуди сама, могу ли я говорить во всеуслышание, что он убийца?

– Но ты знаешь наверняка? – настаивала Рианон. – Он говорил с тобой об этом?

– Естественно.

– И что сказал?

– Несчастный случай.

– Как это произошло?

– Она пыталась застрелить его, он хотел выхватить у нее пистолет. В схватке пистолет выстрелил. Ты сама сто раз видела в кино, как это бывает.

– Ты ему веришь?

– Абсолютно.

Машина затормозила возле шестиэтажного дома. Над белыми балконами были натянуты тенты с белыми и бирюзовыми полосами.

Зная, насколько упрямой может быть Галина, Рианон решила сменить тему.

– Почему ты попала в больницу? – спросила она.

– На меня напали, – объяснила Галина. Когда обе выбрались из машины, она добавила: – Честно говоря, я была сильно изранена. Синяки долго не проходили, а уж о порезах и говорить нечего. Мне наложили двадцать три шва. На спине, на руках, на ногах – везде. Вот и на горле шрамы, смотри. Ну сейчас их уже не видно, но были. Врач сказал, что мне повезло, я вообще могла умереть.

– А того человека поймали? – поинтересовалась Рианон, подходя к багажнику.

– Насколько мне известно, нет. Преступников никогда не ловят. Хорошо еще, что лицо не тронул. Иначе не работать бы мне там, где я сейчас работаю, это уж точно.

– Он тебя ограбил?

Подруги приступили к выгрузке багажа.

– Нет. На мне ничего не было.

– А где это случилось?

– В Венеции, недалеко от моей прежней квартиры. Макс с тех пор не позволял мне там бывать. Но я твердо решила сохранить независимость, так что ему пришлось купить для меня квартиру здесь. Дом хороший, охраняется, Максу не о чем беспокоиться. И мне здесь нравится. Никто не пристает с расспросами.

– И много времени ты тут проводишь?

Рианон взялась за ручку чемодана, но ее опередил подскочивший носильщик.

– Наверное, процентов пятьдесят, – подумав, сказала Галина. – Макс хочет, чтобы после свадьбы я отсюда уехала, а мне хотелось бы оставить за собой эту квартиру. Понимаешь, когда он в дрянном настроении, я смогу приезжать сюда. Вообще люблю побыть одна там, где меня никто не трогает. А ты?

Рианон глубоко вздохнула – уединение с некоторых пор она воспринимала как одиночество.

– Да-да, конечно, я тоже, – ответила она. – Но разве брак не означает в определенном смысле потерю независимости? Это же и есть оборотная сторона семейной жизни, хотя я понимаю, что в замужестве есть большие преимущества. По крайней мере так мне говорили. Кроме того, я по твоему рассказу поняла, что дом у Романова большой и найти уединенное место не проблема.

– Да, дом не маленький, – со смешком подтвердила Галина, – но он все-таки недостаточно велик, чтобы сбежать от Макса, если он этого не хочет. Да во всем Лос-Анджелесе скрыться от Макса некуда. Его сволочные шпионы повсюду. Я уверена, он нанимает специальных людей, чтобы они следили за мной и докладывали ему, во сколько я ушла, во сколько пришла, кто у меня был и как долго… – Она рассмеялась. – Я даже подозреваю, что они копаются в моем белье.

– Зачем? – удивилась Рианон.

– Его всегда интересовало, не сплю ли я с кем-нибудь. – Рианон брезгливо поморщилась.

Подруги вошли в прохладный, отделанный мрамором холл и направились к лифту. Войдя, Галина кивнула консьержу.

– И для того, чтобы это установить, шпионы должны рыться в твоем белье? – спросила Рианон.

Галина, смеясь, пожала плечами.

– Не знаю. – Она нажала на кнопку вызова лифта. – Он на все способен.

– Да как же ты терпишь слежку? – воскликнула Рианон.

– А мне нравится. – Красавица усмехнулась. – Это только доказывает, как сильно он меня любит и как боится, что в моей жизни появится другой мужчина.

Лифт поднялся на третий этаж. Галина выглядела самодовольной и безмятежной.

– А другие у тебя бывают? – спросила Рианон, когда двери лифта открылись.

– А как же! – со смехом воскликнула Галина. – Когда представляется случай.

Она ступила на покрытый ковром пол, вынула ключи и решительно направилась к самой дальней квартире.

– Et voila*! – крикнула она, распахивая дверь и приглашая Рианон в залитую солнцем великолепно обставленную гостиную, большие окна которой выходили на море. – Вот твой дом.

* Вот (фр.)

Она наслаждалась изумлением Рианон, которое та и не пыталась скрыть. Англичанка молча взирала на пышные белые диваны, стеклянные кофейные столики, огромные опахала из перьев и белый ворсистый ковер. Все здесь было белым, даже садовые стулья на террасе были обтянуты мягкими белыми чехлами. Единственными цветными пятнами были картины на стенах да иллюстрированные журналы, в беспорядке сваленные на одном из столиков.

– А вот это, – объявила Галина, указывая на колоссальную вазу с букетом белых лилий, – я сама утром купила для тебя.

Рианон, тронутая детской гордостью Галины, улыбнулась; ведь подруга не могла знать, что этим подарком причинит гостье боль. Лилии живо напомнили ей медовый месяц в Марракеше, номер в гостинице… Рианон поспешно отогнала эти мысли, понюхала цветы и сказала:

– Прелесть! Спасибо тебе, Галина.

Она улыбнулась в ответ. В синих глазах светилась та же нежность, что звучала в ее голосе. В ослепительных лучах солнечного света ее волосы казались белее, чем обычно, а безупречная кожа отливала золотом. Никогда, подумала Рианон, она не была такой красивой.

Галина взглянула на часы.

– Ах черт! – воскликнула она. – Я должна быть у маникюрши в пять часов, так что всё, полетела. У нас есть пара дней, так что успеем посплетничать. Сейчас Пьер принесет твой багаж. – Она полезла в сумочку и извлекла пятидолларовую купюру. – Дай ему, пожалуйста. Не скучай, хорошо? Мы обо всем позаботились. Ула даже взяла для тебя напрокат машину. Пьер ее тебе покажет. Ула где-то оставила записку, по крайней мере она так сказала. Может, у кровати. Спальня там. – Она указала на закрытую дверь дымчатого стекла. – Где-то должен быть список телефонов. Мой, Улы, Макса и основной телефон дома. Ула собиралась оставить в машине несколько карт. В холодильнике полно еды. Рядом на Линкольн-стрит – мы по этой улице ехали из аэропорта – есть супермаркет. Здесь в округе сколько угодно кафе, магазинов с доставкой товаров на дом, есть бистро, рестораны, бары. В доме внизу спортзал и бассейн. По воскресеньям с утра все жильцы собираются и чешут языки насчет разводов и психотерапии. Так что туда ни ногой. – Галина рассмеялась в ответ на кислую гримасу Рианон. – В общем, я побегу. Ты уверена, что тебе ничего не нужно? Если что-нибудь понадобится, звони. Не исключено, что я вечером приеду, если Макс будет злиться. А если нет, то завтра я вас с ним познакомлю. Тебе будет интересно, это я обещаю. Все, привет. Делай что хочешь. Если что-нибудь сломается, позвони в холл, и все тебе починят.

Быстро расцеловав подругу в обе щеки, Галина умчалась.

Рианон некоторое время стояла на месте и моргала, пытаясь собраться с мыслями. Она чувствовала себя так, будто над ней пронесся тайфун. Она не знала, что ее ждет в Лос-Анджелесе, но, во всяком случае, не рассчитывала, что так быстро останется одна. Но это произошло, и сколько ни стой в растерянности, ничто не изменится.

Рианон подошла к окну и распахнула створки. В комнате было прохладно благодаря кондиционерам, и солнце буквально обожгло кожу. Она отошла от окна, сбросила жакет и вышла на крытую балюстраду, чтобы взглянуть на океан. Очень, очень хотелось не думать об Оливере, но в эту минуту она чувствовала, что не в силах справиться с тоской. Не надо было приезжать сюда. Если бы можно было вернуться назад, оказаться в том времени, когда в душе не было страха и боли, когда еще верилось в мечты.

Услышав, что в спальню вносят чемоданы, она поспешила, чтобы передать чаевые, но опоздала. Входная дверь уже захлопнулась.

Зазвонил телефон. Рианон взяла трубку, но не успела произнести ни звука, как услышала незнакомый голос:

– Привет, это Рианон?

– Да, – ответила она.

– Это Ула говорит, я помощница Макса. Добро пожаловать в Лос-Анджелес.

– Спасибо, – улыбнулась Рианон.

– У вас все хорошо? – спросила Ула.

– Да-да, все прекрасно, – заверила ее Рианон и с телефоном в руке прошла в спальню.

На душе у нее сразу потеплело, как только она увидела огромную деревянную кровать, гору подушек и белоснежные плисовые шторы. Одним словом, комната была необыкновенно уютной.

– Галина только что позвонила мне из машины и сказала, что бросила вас, – продолжала Ула. – Я бы к вам подъехала, но Макс должен появиться часа через два и…

– Ничего страшного, – с улыбкой перебила ее Рианон. – Все нормально.

– Если что-нибудь понадобится, звоните. Слышите? Я оставила вам все телефоны. Список возле аппарата. Вам понравилась квартира? Классная, правда? Вам там будет удобно, но если вдруг передумаете и решите перебраться в дом, только скажите мне, идет?

– Да, конечно, спасибо, – сказала Рианон. – У меня к вам только один вопрос: здесь не опасно гулять одной поздним вечером?

Ула ответила – после небольшой паузы:

– Скорее всего ничего не случится, но все-таки я бы на вашем месте не рисковала выходить после того, как стемнеет. На машине, конечно, другое дело. Кстати, я взяла для вас напрокат “шеви-кабриолет”. Если куда-нибудь поедете вечером, заприте двери изнутри. И не спускайтесь на пляж ночью, там действительно может быть опасно. Если захотите поужинать не дома, советую “Кафе дель рей”. Это на улице Адмиралтейства. Туда придется ехать на машине, но там удобная стоянка. У вас есть доллары? Я вам оставила в шкафу возле кровати на всякий случай.

– Господи, да есть ли что-нибудь, о чем бы вы не позаботились? – со смехом спросила Рианон.

– Надеюсь, мы предусмотрели все, – серьезно ответила Ула. – А если есть упущения, Макс с Галиной оттяпают мне башку. Сейчас мне будут звонить, так что до завтра. Отдыхайте и не забудьте позвонить, если что-то понадобится.

Рианон вернулась в гостиную, положила на место радиотелефон и взглянула на перечень номеров. Рядом с запиской лежали ключи от “шевроле” и сложенная карта Лос-Анджелеса. Рианон взяла ключи, повертела их в руке и рассеянно взглянула на карту. Голос Улы все еще звучал в ушах. Положив ключи, она подошла к входной двери и заперлась. Наверное, это перестраховка, сказала она себе. Где здравый смысл? Что может случиться в таком надежном доме? И тем не менее вид роскошной комнаты вселял необъяснимую тревогу. Она внимательно посмотрела в углы, бог весть зачем. Напряжение нарастало, как будто в полумраке затаилась неведомая угроза. Безумная мысль, разумеется, однако чем больше Рианон неподвижно стояла у двери, тем сильнее становилось ощущение, что что-то здесь не так.

Лишь через несколько минут она сообразила, что виной всему дорожная усталость, стряхнула с себя оцепенение и направилась в спальню, чтобы начать разбирать вещи. Она решила последовать совету Улы и поужинать в “Кафе дель рей”. А завтра, если удастся проснуться достаточно рано, Рианон начнет свой первый день в Калифорнии с прогулки по Венис-Бич.

В начале четвертого ночи телефонный звонок ворвался в ее путаное, неприятное сновидение. Несколько секунд Рианон приходила в себя, потом включила настольную лампу и потянулась к телефону.

– Галина? – спросил мужской голос.

– М-м-м?

Сон никак не отпускал ее.

– Я тебя разбудил? Ничего, ты должна быть рада.

– Прошу прощения, – хрипло произнесла Рианон. – Это не Галина. Передать ей что-нибудь?

Последовало молчание, потом Рианон услышала щелчок опускаемой на рычаг трубки.

Рианон отключила связь и свернулась под простыней. Долго она лежала неподвижно, глядя в пустоту. Ночь была тихая. Лунный свет заливал комнату. Кровь билась в висках. Почему-то звонок встревожил ее, хотя тому не могло быть рационального объяснения. Но постепенно начало действовать принятое вечером снотворное, и она вновь стала проваливаться в мрачный, свинцово-тяжелый сон. Когда телефонный звонок опять разбудил ее, уже было утро.

– Привет! Я разбудила тебя, да? – кричала в трубку Лиззи. – Сколько там у вас времени?

Рианон поморгала и глянула на часы:

– Десять минут девятого. Ну да, ты меня разбудила.

– Тебя что, в самолете сильно укачало? – засмеялась Лиззи. – Ты должна была проснуться часа в четыре. Ладно, как там дела? Точнее, как Галина?

Рианон улыбнулась:

– Шикарная. Ни капельки не переменилась. Хотя нет. Все такая же наивная, зато стала вдвое красивее. Чуть повзрослела. Еще более ненормальная. С толку ее сбить невозможно… Да ну, не знаю, я сто лет ее не видела. Но я рада, что приехала, мне уже лучше. Или мне так кажется.

– Что слышно про Макса? Он еще в тюрьме?

Рианон прижала трубку к уху плечом, выбралась из постели и направилась на кухню.

– Насколько мне известно, его должны были выпустить вчера вечером, – ответила она. – Между прочим, Галина говорит, что он убил жену.

– Что? – Лиззи присвистнула. – То есть это был не несчастный случай?

– Нет, она-то сказала – несчастный случай, но тоном дала понять, что врет.

– Неужели? – Лиззи опять засмеялась. – Надеюсь, ты времени не теряла? Закинула удочку насчет интервью?

– Не надо на меня наседать, – возмутилась Рианон. – Я же только вечером прилетела.

– Но шанс есть, как ты думаешь? Рианон пожала плечами.

– Трудно сказать, я же еще не видела Макса. Если бы все зависело только от Галины, я почти на сто процентов уверена, что она дала бы мне интервью. Естественно, про Макса она бы говорить не стала, а вот о себе и о жизни супермодели – с удовольствием. Могу даже утверждать, что она дала бы это интервью только для того, чтобы помочь мне возобновить профессиональную карьеру.

– Она тебе побольше задолжала, – проворчала Лиззи. – Когда собираешься в Вавилон?

Спросонья Рианон. не сразу сообразила, о чем говорит подруга. Потом улыбнулась и ответила:

– Думаю, сегодня. – Вдруг, совершенно безо всякой связи с разговором, она вспомнила про звонок, разбудивший ее ночью. Уже хотела рассказать о нем Лиззи, но вовремя поняла, что рассказывать, собственно, нечего. Вместо этого она спросила: – Ты звонила Энди?

– Боже сохрани, нет. – Голос Лиззи дрогнул. – Я целый день собиралась с духом.

– Но ты ему позвонишь, прежде чем ехать?

– Да. Давай о чем-нибудь другом. Ты говорила с Галиной насчет видеозаписи свадьбы?

– Пока нет.

– Будешь?

– Да. Когда настанет подходящий момент.

– Только не затягивай, – посоветовала Лиззи.

– Ты бы справилась с интервью лучше меня, – вздохнула Рианон, открывая жалюзи.

– Издеваешься? Разве не ты всего за десять минут вытрясла из нее, что преступник – Макс? Теперь тебе осталось только выяснить, кому он позолотил ручку или оказал услугу, чтобы выпутаться. Ты сделаешь себе на этом такое имя, что войдешь в историю.

– Несчастный случай, – напомнила Рианон. Лиззи недоверчиво фыркнула:

– Так всегда говорят.

– Ладно, если это и не так, то полиция Лос-Анджелеса… Хотя нет, это же произошло в Нью-Йорке, правильно? Полиция Нью-Йорка не смогла доказать, что это было намеренное, заранее обдуманное и какое там еще преступление. Так что у меня, судя по всему, шансов не много, согласна?

– Нет. В полиции Нью-Йорка не служат ближайшие подруги Галины. Можешь считать меня старомодной, но мне почему-то кажется, что подруге рассказывают больше, чем следователю.

Рианон уже открыла рот, чтобы возразить, но внезапно ей пришло в голову, что Лиззи, возможно, в чем-то права.

– Вообще-то надо учесть, – проговорила она, лихорадочно обдумывая ситуацию с новой точки зрения, – что полиция ее вообще не допрашивала.

– Что ты этим хочешь сказать?

– В ночь убийства Галина находилась здесь, в Лос-Анджелесе, – объяснила Рианон. – В больнице. Значит, полиция вполне могла установить местонахождение и не тревожить человека. Сама посуди, какой она свидетель, если лежала на больничной койке на другом побережье Штатов?

– Да, пожалуй. Но они должны были по крайней мере спросить ее, не говорил ли чего-нибудь Макс насчет убийства.

Рианон рассмеялась:

– А что, если они ее спросили и она солгала?

– Почему она попала в больницу? – поинтересовалась Лиззи.

– На нее напали.

Несколько секунд ошарашенная Лиззи молчала.

– Несчастливая ночь для женщин Макса Романова, – задумчиво произнесла она. – Одна стреляет в себя, на другую нападают.

– М-да, мне и самой это приходило в голову, – призналась Рианон. – Но если выяснять, что произошло на самом деле, нужно действовать постепенно. Прежде всего я прозондирую почву насчет интервью с Галиной. Только с ней. Не сомневаюсь, что она согласится. И дело не только в наших отношениях. Люди из “Конспираси” руками и ногами ухватятся за возможность бесплатной рекламы. Конечно, в том случае, если будет ясно, что мне удастся протолкнуть программу в эфир.

– С этим проблем не будет, – уверенно сказала Лиззи.

– Ну пожалуй, так. В общем, затем я посмотрю, как Галина отнесется к предложению снять свадьбу на видео. Тут, разумеется, понадобится согласие Макса. А он, как я полагаю, может разрешить съемку только при условии, что запись не станет достоянием широкой публики. Если так, то запускать фильм на телевидение было бы аморально. Самое лучшее, конечно, это если он разрешит съемку для демонстрации в эфире и вместе с Галиной даст мне интервью, причем позволит задавать ему вопросы об обстоятельствах смерти его первой жены. Если он на это пойдет, тогда я поверю в лампу Аладдина. Хотя, конечно, оптимизм всегда плодотворнее, чем пессимизм.

Лиззи хихикнула:

– Могу поспорить, ты его переиграешь. Раз Галина будет на твоей стороне, непременно все получится.

– Мне бы твою уверенность, – усмехнулась Рианон. – Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что означал бы мой успех: несмотря на сопротивление нью-йоркской полиции, в моих руках окажется то, чего добивались все журналисты и все частные детективы Штатов с того дня, как Макса оправдали.

На мгновение даже у Лиззи дух захватило от перспективы.

– Тогда я могу только сказать: “Правь, Британия”, – выдохнула она.

Рианон засмеялась.

– Что-то щелкает в трубке, – сказала она. – Видимо, кто-то пытается дозвониться. Давай-ка заканчивать.

– Хорошо. Звони, если будут новости.

– Ты тоже, – отозвалась Рианон. – И давай-ка звони Энди!

Не дав Лиззи ответить, она отключила связь.

Тут же позвонила Ула и спросила, будет ли гостья к десяти часам готова ехать в Малибу.

Без пяти минут десять Рианон стояла перед зеркалом, подавляя в себе желание разорвать в клочья платье от Армани, которое, казалось ей, выглядело как старая тряпка. Черт возьми, что же надо надевать, отправляясь в шикарный особняк? Как должна выглядеть женщина во время первого знакомства с одним из крупнейших магнатов Америки, который, помимо всего прочего, собирается жениться на ее школьной подруге? Да какая разница, что надеть? Было бы смешно представить, что Романов в эту минуту изучает свой гардероб, прикидывая, чем он может произвести впечатление на Рианон. Да кто он такой, чтобы стараться производить на него впечатление? Мужчина, только и всего. Мультимиллионер, да, возможно, убийца, но по большому счету всего лишь мужчина.

Только сейчас, после этого идиотского внутреннего монолога, когда часы пробили десять, Рианон осознала, насколько она нервничает перед встречей с Максом Романовым.

Усилием воли она попыталась взять себя в руки, но тут снизу позвонил консьерж и доложил о прибытии Улы. Рианон решила, что придется удовлетвориться платьем от Армани, подхватила сумочку и ключи, бросила на себя последний взгляд в зеркало, вышла, заперла за собой дверь и побежала вниз по лестнице. В холле она остановилась, и консьерж, видя ее замешательство, указал на черную “тойоту”, возле которой стояла высокая румяная голубоглазая брюнетка с тонкими чертами лица и очень светлой кожей. Она с нетерпением смотрела в сторону двери подъезда.

– Мы все тут столько о вас слышали, – сказала брюнетка, сжимая руку Рианон обеими руками. – Господи, да я вас как будто сто лет знаю. Вы хорошо спали? Наверное, разница во времени ощущается?

– Нет, все отлично, – возразила Рианон, отметив про себя, что в ее речи откуда-то появился легкий американский акцент. – Нервничаю немного, а так все хорошо.

– Нервничаете? – удивилась Ула. – Надеюсь, не из-за Макса? Он лапочка.

Рианон недоверчиво вскинула левую бровь, и Ула немедленно рассмеялась.

– Клянусь вам, – сказала она, открывая перед Рианон дверцу. – Едем на моей машине. Потом кто-нибудь отвезет вас обратно. И поверьте, Макс действительно лапуля. Он прямо-таки жаждет с вами познакомиться.

Последним словам Рианон не вполне поверила. Она уселась, дождалась, пока Ула скользнет на водительское место, пристегнула ремень и спросила:

– А где Галина?

– Как, я разве не сказала по телефону? – Ула поморщилась, досадуя на свою забывчивость. – Им с Максом сегодня с утра нужно побывать у раввина. Когда мы приедем, они уже должны быть дома, – добавила она. “Тойота” выехала на набережную. – Вы, наверное, знаете, Макс только вчера прилетел из Нью-Йорка, так что, возможно, как только вернется от раввина, сразу начнет совещаться с ребятами. Ребята – это Морис и Эллис. Галина вам о них рассказывала? Да? Прекрасно. Вы, конечно, читаете газеты, значит, знаете – Макса обвиняют в использовании конфиденциальной информации при заключении сделки. Он здорово развеселился, скажу я вам, обожает, когда на него вешают преступления, которых он не совершал. Вы наверняка знаете, его уже не в первый раз обвиняют.

В голосе секретарши проскользнула несколько истеричная веселость. Рианон хотела попытаться ее успокоить, но не стала этого делать, подумав, что не мешало бы прежде узнать Улу получше.

Через несколько минут они уже ехали по бульвару в сторону Тихоокеанского шоссе, ведущего к Малибу. Ула все болтала про Макса, его детей, Галину, Эллиса и кота Повесу, которого недавно кастрировали. Рианон слушала, смеялась, глазела на залив Санта-Моника, на горы, которые были прекрасно видны, несмотря на морской туман, и думала: смогла бы она жить в Лос-Анджелесе? Пару лет назад она провела здесь несколько дней, и впечатлений было столько, что пресыщение наступило практически сразу. Этот город показался ей тогда одним колоссальным киноэкраном, на котором сменяли друг друга бесконечные сцены жизни и смерти, страха и любви, чудачеств и открытий. Одним словом, мечта Голливуда, гипнотизирующий и внушающий ужас город, абсолютно нереальный. Наверное, думала Рианон, и жизнь здесь настолько же призрачна.

Путь к Малибу оказался гораздо короче, чем ожидала Рианон. Машина уже свернула с шоссе и ехала теперь вдоль обрыва к поднимавшимся впереди скалам.

– Почти приехали, – сказала Ула, снизив скорость, чтобы пропустить пошедший на обгон белый автомобиль.

Теперь дорога шла мимо частных владений. Таких громадных поместий Рианон в жизни не доводилось видеть. Подъехав к границе владений Макса, Ула затормозила. Охранник развел створки железных ворот и жестом показал, что можно ехать.

Рианон огляделась. Трудно было оторвать взгляд от моря и голубого неба, на фоне которого силуэты нависших над дорогой пальм казались особенно живописными. Рианон не часто приходилось чувствовать себя не в своей тарелке, но на сей раз ощущение было именно таким, и она не питала надежд на то, что станет легче, когда знакомство с Максом Романовым наконец состоится. Как ни странно, до нынешнего утра она очень мало думала об этом человеке, никогда не пыталась представить его себе как личность. Для нее он был главой крупнейшего издательского концерна, персонажем связанного с убийством скандала или же женихом Гaлины. А теперь вдруг стал для нее чуть ли не иконой, и она не знала, бояться его или же благоговеть перед ним.

– Ну что вы так помрачнели? – весело окликнула ее Ула, объезжая фонтан. – Мы на вашей стороне.

Рианон повернула голову.

– Я и не знала, что тут есть какие-то стороны, – заметила она. Ула засмеялась:

– Да не волнуйтесь вы. Я же вам говорила, Макс – отличный парень. Сами увидите. Вы – его гость, он будет с вами очень любезен. Он скажет, какая для него честь, что вы прилетели сюда аж из Англии, покажет вам дом, расскажет его историю. Пригласит вас переехать сюда, если вы заскучаете на квартире. Обеспечит вас отдельным телефоном и скажет, чтобы вы обязательно звонили, если что-нибудь понадобится. Познакомит с детьми… Черт побери, да не знаю я, что он сделает, но честное слово, как бы ни поворачивалась его жизнь, он сделает все, чтобы вам в его доме было лучше, чем где бы то ни было еще. Я-то знаю, сто раз видела, как он себя в таких случаях ведет. Он здорово умеет прятать все плохое и представать перед гостями в лучшем виде.

Рианон вышла из машины и встала, залюбовавшись великолепным фасадом дома, выстроенного в итальянском стиле – с колоннами и красной черепичной крышей. Откуда-то доносились плеск воды и детские крики. Было так жарко, что воздух дрожал и цветы увивших стены ползучих растений переливались.

– Где все? – спросила Ула у вышедшего им навстречу пожилого господина. Дожидаться ответа она, впрочем, не стала. – Рианон, познакомьтесь, это Лео. Он работал с родными Макса еще тогда, когда сам Макс только родился. Сейчас немножко глуховат, так что говорите, пожалуйста, погромче.

Рианон как во сне подала старику руку, после чего проследовала за Улой в огромный холл. В центре его бил очаровательный фонтан. Над ним находился венецианский балкон, на который вели две лестницы – справа и слева от середины холла.

– В жизни ничего красивее не видела, – пробормотала Рианон, жадно осматривая вознесшиеся к небу стены виллы и лестницы, сомкнувшиеся наверху, как две руки, готовые заключить гостя в объятия.

– Я рад, что вам нравится.

Рианон быстро обернулась, во рту мгновенно пересохло. К ней через холл приближался сам Макс Романов. Он был выше, чем она себе представляла, и значительно смуглее, с густыми темными бровями и большим носом. Его черные глаза сверкали. Он показался Рианон одним из самых привлекательных мужчин, которых она когда-либо встречала.

– Добро пожаловать, – произнес он и протянул руку.

В глазах хозяина не было ни тени улыбки.

Рианон попыталась что-то сказать, но была слишком шокирована нелюбезностью хозяина. И это после всего, что наговорила ей Ула! В это мгновение появился предлог, чтобы отвести глаза, – в холл вошел еще один человек.

Заметив направление взгляда гостьи, Макс обернулся. Он явно намеревался представить Рианон вошедшего, но неожиданно беззвучно выругался.

Взгляд Рианон перебегал с одного мужчины на другого. А Рамон невозмутимо, словно ожидал этой встречи, приближался.

Целуя ей руку, он сказал:

– Прекрасная сеньорита, очевидно, судьбе было угодно, чтобы мы свиделись вновь.

Несмотря на неожиданность, на то, что этот человек, казалось бы, должен был невольно напомнить ей самые страшные минуты в жизни, Рианон почувствовала, как улучшается настроение. Он отпустил ее руку, и при виде смуглого скуластого лица и белозубой улыбки она едва не рассмеялась. Вспомнились слова Лиззи об одном певце, которого они снимали: “Он из тех парней, кто прямой дорогой идет к твоему либидо и сразу заваливает в постель”.

Понятно, что Рамон относился именно к такому типу мужчин, но вот уже второй раз Рианон была невероятно рада его видеть. Он стоял, улыбался ей и грел ее, как теплое солнце Средиземноморья. А присутствие Макса ощущалось как приближение сибирской пурги.

 

Глава 18

– Мне хочется верить, – сказала Рианон, – что совпадения случаются по неким особым причинам. А может быть, это вообще не совпадения. – Она задорно улыбнулась, взглянула на мужчину и опять залюбовалась раскинувшимся внизу океаном. В эту минуту они вдвоем спускались с холма к частному пляжу. – Или это, по-вашему, чересчур сложно?

Рамон поднял брови, переложил травинку из одного уголка рта в другой и глубже засунул руки в карманы шорт. Смуглая кожа блестела на солнце, в глазах играли озорные огоньки. Несколько минут назад Рианон сделала попытку поблагодарить его за помощь, оказанную ей в Марракеше, но он учтиво прервал ее. Рианон поняла, что он не старается преуменьшить в ее глазах важность марокканского эпизода; ему нужно лишь, чтобы женщина не чувствовала себя неловко из-за его присутствия на свадьбе.

Поначалу она в самом деле смутилась, но после нескольких мгновений изумления и конфуза при встрече прошло уже несколько часов. Галина тогда влетела в холл как раз вовремя. Она захлопала в ладоши от радости, что Макс и Рианон наконец-то встретились, казалось, не заметив возникшего напряжения. Весело представила подруге мужчин, объяснив, что Рамон – старый друг семьи Романовых и что Макс мрачен оттого, что его юрист Морис пока не сумел снять обвинения в незаконной сделке. Потом она поцеловала Макса в губы, заглянула ему в глаза, осталась недовольна его угрюмым видом, велела позвонить раввину и извиниться за грубость, после чего потащила Рианон на экскурсию по дому.

После этого Рианон не видела Макса. Глава семьи не появился даже за обедом, где она познакомилась с Эллисом, Морисом и женой Мориса Дион. Дети Макса сидели справа и слева от Галины, которая умилялась всему, что бы они ни сказали или сделали. Была бы она их матерью, вряд ли могла бы относиться к ним внимательнее и нежнее. К тому же она постоянно следила за их манерами и поведением, при этом успевая поддерживать светскую беседу. Обед проходил в увитом бугенвиллеями бельведере, и Галина выглядела беззаботно-счастливой. Рианон поймала себя на мысли, что впервые в жизни видит столь идиллическую картину; наверное, это и называют “само совершенство”.

Рамона Рианон встретила снова минут двадцать назад. Подруги сидели на краю бассейна, опустив ноги в воду, и обсуждали приготовления к свадьбе, когда он подошел и пригласил их прогуляться к пляжу. Отправились втроем, но Галина вдруг вспомнила, что ей необходимо кое-что обсудить с Максом, и вернулась в дом. Именно тогда Рианон попыталась поблагодарить Рамона за его действия в Марракеше, но получила вежливый отпор. И разговор о таинственном совпадении, вновь сведшем их здесь, не клеился. Рамон молчал.

– Хорошо, – опять заговорила Рианон, – попробуем подойти с другой стороны. Я знаю Галину, вы знаете Макса, и вот мы встречаемся на их свадьбе всего через несколько месяцев после того, как вы спасли меня от позора. Совпадение это или нечто большее?

Мужчина смотрел на океан. В уголках его глаз собрались морщинки.

– Могу вам только сказать, что я приехал на свадьбу, – ответил он.

– А возможно, чтобы вы приехали по другому поводу?

Он пожал плечами:

– Вряд ли.

Рианон усомнилась в его искренности, но не стала развивать эту тему, а спросила:

– Галина наверняка мне говорила, но напомните, пожалуйста: откуда вы знаете Макса?

Вопреки ее ожиданиям, собеседник не колебался ни секунды:

– Наши семьи подружились очень давно. И он и я – потомки евреев из России. Для нас это имеет значение.

– А Строссены?

Рианон очень хотелось застать его врасплох. В самом деле, Рамон заметно удивился.

– Строссены? – повторил он.

– Нисколько не сомневаюсь, что вы знаете, кто это.

Он усмехнулся:

– Они не российского происхождения.

– Но вы с ними знакомы?

– Конечно.

Рианон помолчала, ожидая продолжения, но Рамон хранил такое же невозмутимое молчание, как и горы, видневшиеся вдалеке сквозь дымку жаркого воздуха.

– Вы обсуждали с Максом то, что произошло в Марракеше? – спросила Рианон, удивляясь своей прямоте. Мысль о возможности того, что обстоятельства ее чудесного спасения могли быть известны Максу, только что пришла ей в голову.

– Нет, – отозвался Рамон. – Этот вопрос не обсуждали.

Голос его прозвучал так, что глаза Рианон округлились.

– Так он знает, что там произошло?

– Да.

– Откуда?

Рамон задумался на миг, затем ответил:

– Он проявил заботу о вас.

Рианон нахмурилась.

– Это не ответ, – заявила она. – С чего бы Макс Романов стал заботиться обо мне, когда мы даже не были знакомы? И откуда он вообще узнал, что я нуждаюсь в защите?

Рамон продолжал улыбаться:

– Спросите Макса. Не уверен, что он вам ответит, но спрашивать нужно у него.

Рианон недовольно сказала:

– Вы отлично понимаете, что я не буду этого делать.

Рамон засмеялся:

– Не хотите же вы сказать, что боитесь его? Он сложный человек, это верно, но своих детей любит. Теперь уже она не могла не рассмеяться.

– Долго вы пробудете в Лос-Анджелесе? – Рианон сменила тему.

– Наверное, несколько недель. А вы?

– Ровно две недели.

– Вам нужно возвращаться на работу?

Рианон замялась, уставившись на береговую кромку, на то место, где скала выдавалась в море. Лондон вдруг показался ей страшно далеким, но и с такого расстояния будущее представлялось неопределенным.

– Может, мы могли бы встретиться как-нибудь на неделе? – нарочито легким тоном предложила она. – Побродили бы по городу.

– Я бы с радостью, – отозвался Рамон, – но увы, завтра утром улетаю из Лос-Анджелеса на юг по делу. Разумеется, к свадьбе вернусь. Может быть, на следующей неделе? Вы ведь к тому времени еще не уедете?

– Не уеду.

– Где же вы остановились? Как я понимаю, не в усадьбе?

– Нет. На квартире Галины.

Он кивнул, выпятив нижнюю губу.

– Скажите, чем вы занимаетесь? – поинтересовалась Рианон. – Я имею в виду, в то время, когда не спасаете дамочек, попавших в затруднительное положение.

– Это и есть моя специальность.

Рианон улыбнулась еще шире:

– Вы носите надвинутый на глаза капюшон? Переодеваетесь в телефонных будках и ходите по стенам? Умеете заставлять слонов летать?

– Несколько лет назад я отказался от такого образа жизни, – смеясь, ответил Рамон. – Это мне уже не по возрасту. Все, что у меня осталось, – слабость к красивым женщинам.

– И умение уходить от вопросов, – добавила польщенная Рианон. – Но я так легко не сдаюсь.

– А мне нравится, как вы меня преследуете, – парировал Рамон и обернулся к холму.

Рианон тоже обернулась и увидела, что к ним приближаются Галина и Макс. Они шли, слегка приобняв друг друга за плечи, негромко переговаривались о чем-то и улыбались. Их можно было бы сравнить с летом и зимой – она светлая и яркая, он сумрачный и суровый, и оба по-своему прекрасны. Сердце Рианон забилось сильнее при виде звездной пары, но только ли от восхищения или еще и от того, что она испугалась предстоящей встречи с Максом?

– Надеюсь, мы вам не помешали, – сказала Галина, весело поглядывая то на Рианон, то на Рамона.

– Помешали, конечно, – возразил Рамон и подмигнул Рианон. – Впрочем, мы можем поговорить и попозже.

Рианон улыбнулась. Вдруг Романов протянул ей руку со словами:

– Пожалуйста, простите меня за грубость. Я в самом деле рад приветствовать вас в Лос-Анджелесе.

Рианон очень удивилась. Протягивая руку в ответ, женщина почувствовала гипнотическое воздействие его взгляда. Теперь она видела, что Романов не так хорош собой, как ей показалось сначала. Хотя не разберешь…

Она собиралась заговорить, но тут их руки соприкоснулись. Макс все еще смотрел Рианон в глаза, и она поняла, что он прекрасно сознает, какой силой воздействия обладает.

– Сначала раввин, теперь я, – проговорила она, краснея, и бросила быстрый взгляд на Галину.

Между бровями магната появилась небольшая складка.

– Макс полжизни извиняется, – бросила Галина. Рианон снова взглянула на Романова, и у нее отлегло от сердца, когда тот засмеялся. Вдруг осознав, что все еще держит руку в ладони Макса, Рианон отняла ее так резко, что немедленно смутилась. В глазах Макса мелькнуло такое выражение, какого Рианон не хотелось бы видеть. Но если он видит ее такой же странной и смешной, какой она сама себя вдруг почувствовала, то с этим придется смириться. Чем больше она будет стараться произвести на него иное впечатление, тем более нелепой покажется ему.

Галина тем временем взяла Рамона под руку. Тот сказал ей что-то, оба расхохотались.

Галина протянула руку жениху, он сжал ее пальцы, едва заметно кивнул Рамону и сказал:

– Дорогая, проводи, пожалуйста, Рамона в дом. Мне нужно перекинуться парой слов с Рианон, а Ула хотела кое-что показать Рамону.

– Ясно. – Галина одарила подругу сверкающей улыбкой. – Вы тут познакомьтесь как следует. И чтобы я увидела, что вы друг другу нравитесь, поняли? Для меня это важно. А ты, Макс, не допрашивай ее – чем она занимается и кого знает.

Девушка потянулась к Максу губами. Он поцеловал ее, а когда перевел взгляд на Рианон, та почувствовала, как лицо опять заливает краска.

– Не слушай его чепуху, – продолжала наставления Галина. – Он вообще бука, а сегодня в дерьмовом настроении, и конечно же, по моей вине. Я всегда во всем виновата. Вот только, – добавила она, повернувшись к Максу, – мисс Отраве не я рассказала про акции “Праймэр”.

Рамон засмеялся. Макс моргнул, взял Галину за плечи, притянул к себе и прошептал:

– Убирайся отсюда к черту и дай мне поговорить с твоей подругой.

– Она и официально – подружка невесты, – с достоинством заметила Галина и взяла Рамона за руку. – Незачем ее пугать. Я серьезно, Макс, не веди себя с ней как сволочь. Это моя единственная подруга, и я хочу, чтобы она ею осталась.

Макс промолчал, а когда Галина с Рамоном отошли, повернулся к Рианон. Она вновь почувствовала, как взгляд этого человека проникает ей в душу.

– По песку приятнее ходить босиком, – сообщил он, сбросил с ног ботинки и зашагал по пляжу.

Рианон тоже скинула туфли и посмотрела вслед Максу. На нем была простая спортивного покроя рубашка с короткими рукавами и светлые шорты. У него, отметила про себя Рианон, крепкие икры и мускулистые бедра, широкие плечи и сильные руки. Смуглая кожа покрыта жесткими черными волосами. Весь его облик излучал такую мощь и уверенность, что ему позавидовали бы многие мужчины. Но все это не могло сравниться с непобедимым властным взглядом.

Когда Рианон поравнялась с ним, Романов заговорил:

– Я полагаю, вы заключили из слов Галины, что недавние обвинения, предъявленные мне, справедливы.

Шум ветра и океанского прибоя ни в малейшей степени не заглушал глубокого, хорошо поставленного голоса, в котором звучало раздражение. Рианон спросила себя, почему он вдруг заговорил с ней, малознакомым человеком, на тему, которая, очевидно, его сильно нервирует.

– Как вы устроились? – осведомился Макс, не обращая внимания на то, что Рианон не ответила на его предыдущую реплику.

– Спасибо, прекрасно, – пробормотала она и, поскольку не хотелось уходить от столь занимательного сюжета, как обвинения в адрес Макса, тут же задала вопрос: – Почему же вас обвиняют, если вы невиновны?

Брови его взлетели вверх, он повернул голову в сторону океана, но от Рианон не укрылось мелькнувшее на властном лице презрительное выражение.

– Я как-то слышал, – проговорил он, – что человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не доказана. Или в Соединенном Королевстве изменилось законодательство?

Она вспыхнула.

– Ничего не изменилось. Просто мне казалось, что людям, занимающим такое положение, как вы, обычно не предъявляют обвинений, если они… – Рианон похолодела, внезапно осознав, какие слова чуть не сорвались у нее с языка, и неловко закончила: – Если они кому-то не помешали.

– Или не совершили преступления, – добавил Макс, давая понять, что прекрасно ее понял.

– Или не совершили преступления, – отчетливо повторила она.

– А если я виновен, – продолжал Макс, – тогда, как мне представляется, они смогут это доказать.

– Если вы виновны, – подхватила Рианон, – тогда, хочется верить, на этот раз справедливость восторжествует.

Выпалив это, она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Макс повернул голову, она подняла глаза и, к своему изумлению, увидела, что развеселила его. Тогда она бросила со злостью:

– Послушайте, вы, должно быть, заметили, что разговор у нас складывается крайне неудачно. Давайте начнем заново, хотя бы ради Галины. Но прежде всего я хочу, чтобы вы знали: я гроша ломаного не поставлю на вашу виновность или невиновность – в обоих преступлениях!

Макс устремился вперед, загребая ногами песок. Рианон некоторое время пыталась поднимать ноги, но вскоре почувствовала, как это утомительно и как глупо выглядит, и подошла к кромке воды. Романов так давил на нее, что она испытала облегчение, когда их разделило расстояние, пусть небольшое. Может быть, облегчение пришло оттого, что она сумела отойти от слишком властного собеседника: казалось, что он, решительно вышагивая по песку, силой тянет ее за собой.

Уголком глаза она следила за Максом, а на сердце становилось все тяжелее. Наверное, от одиночества. Рианон закрыла глаза в надежде, что тяжесть уйдет. Потом глянула вниз, увидела, как волны омывают ее ноги, и попыталась ни о чем не думать. День получился трудным, она устала. Слишком много сегодня было подтекста, недоговоренностей, слишком много необъяснимой неучтивости, во всяком случае, когда дело касалось Макса. Даже за обедом, который – на первый взгляд – проходил совершенно нормально, в воздухе чувствовалось что-то необычное, притворство, словно отделившее ее от остальных. Она как будто наблюдала чужую жизнь в зеркале. Все вроде бы реально и правдоподобно, а на самом деле – всего лишь отражение, которое нельзя пощупать. Тогда она списала возникшее чувство неловкости на скрытность Рамона, но теперь, когда Макс был рядом…

Почувствовав, что он возвращается, женщина опустила голову. Не хотелось признаваться себе, что она боится Романова, но в глубине души Рианон знала, что так оно и есть. Его интеллект подавлял ее, внезапные скачки настроения сбивали с толку. Его враждебность ошеломила ее, она была оскорблена насмешками. Голова пухла от необходимости изобретать достойные ответы на его колкости, а ведь она рассчитывала, что предстоит всего лишь откровенный разговор с женихом подруги, прежде всего знакомство… Рианон медленно покачала головой. Что же происходит? Во всяком случае, все это совершенно не похоже ни на калифорнийское гостеприимство, которого она ожидала, ни на отдых, в котором так нуждалась.

Макс остановился в нескольких футах от нее. Рианон подняла голову, увидела красноватое предвечернее солнце, открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, и поняла, что не находит слов. Она остро ощущала его присутствие и не знала, отчего при его приближении ее охватывает грусть и тоска. Неужели он чувствует то же самое? Может быть, он каким-то образом передает ей то, что переполняет его самого? Дикая, конечно, мысль, особенно если учесть, что они едва знакомы. Но разве не больше безумия в том, как они стоят сейчас друг против друга, глубоко оскорбленные, и боятся притронуться к открытым ранам?

Рианон со вздохом шагнула навстречу Максу, думая о том, насколько более веселым представлялся ей этот день еще утром.

Взглянув на лицо Макса, Рианон увидела, что он смотрит в морскую даль и настолько погружен в свои мысли, что вряд ли помнит о ее существовании. Внезапно он повернул голову и задал вопрос:

– Вы все еще встречаетесь с Магиром?

Сердце перевернулось в груди Рианон.

– Нет, – тихо ответила она.

Он кивнул и опять вперил взор в горизонт.

– Рамон сказал, чтобы я спросила у вас… – начала Рианон и запнулась. Глубоко вздохнув, она нашла в себе силы продолжить: – Я пытаюсь понять, каким образом связаны все обстоятельства. Вы знаете Оливера?

– Нет, – ответил Макс и снова посмотрел Рианон в глаза. – Я знаю Строссенов. Знал о сделке, которую Магир заключил со стариком… – Он презрительно сморщился. – Никто не ожидал, что он зайдет так далеко и решится жениться на вас.

– Хорошо бы кто-нибудь его отговорил, – с горечью вымолвила Рианон.

Ноздри Макса слегка раздулись. Он опустил глаза, и Рианон увидела красивые, густые ресницы. Казалось бы, она уже кое-что знала об этом человеке, и тем не менее не могла предугадать, как на ней отразится очередная смена его настроения.

– Почему вас это заинтересовало? – спросила она. Романов поднял голову.

– Галина захотела пригласить вас на свадьбу, поэтому я попросил своих людей навести справки о вас и о роде ваших занятий.

Огорошенная такой откровенностью, Рианон принялась рассматривать песок под ногами, чтобы дать себе время обдумать ответ.

– Вас раздражают все журналисты? – спросила она. – Или только те, кто, как вы опасаетесь, окажется недалеко от вас?

– В основном те, кто старается оказаться поближе.

– Я была приглашена, – напомнила ему Рианон.

Он по-прежнему улыбался, но темные глаза стали жесткими. Не говори ничего, внушала себе Рианон. Молчи. Пусть он объяснится.

– В субботу мы с Галиной уедем, чтобы провести вдвоем медовый месяц, – проговорил Макс. – Надеюсь, после этого мы вас больше не увидим.

Эти слова прозвучали как пощечина. Рианон вздрогнула, а Макс хладнокровно продолжал:

– Галина сказала вам, что я убил жену. Она не объяснила, да и не могла этого сделать, как мне удалось оправдаться, но вот что я вам скажу: если у вас хватает глупости надеяться, что вы сумеете заставить Галину или меня говорить на эту тему перед телекамерой, значит, у вас серьезные проблемы с психикой. Выражусь еще яснее: госпожа продюсер, поищите свой шанс в другом месте. Может быть, вы считаете, что Галина чем-то вам обязана, но будьте уверены, от меня вы ничего не получите.

Рианон смотрела на него, не веря своим ушам.

– В моем доме, – жестко говорил Романов, – нет ни беспроигрышных ставок, ни ламп Аладдина.

Она невольно приоткрыла рот, услышав из уст Макса свои собственные слова.

– Ваше намерение злоупотребить гостеприимством настолько, чтобы продать мою частную жизнь тому, кто больше предложит, низко. Впрочем, такова ваша профессия. Ничего у вас, конечно, не получится, но если вы строили такие планы, значит, вы человек недостойный и жалкий, а мне в доме не нужны такие люди. Поэтому, госпожа продюсер, тащите ваши камеры, ваши надежды на блеск и славу и ваши сладкие улыбки кому-нибудь другому. Наша личная жизнь не продается.

Несмотря на вспыхнувшую в глазах ярость, Рианон почувствовала укол стыда. За всю жизнь никто не говорил с ней в подобном тоне и не разоблачал так прямо низость ее побуждений.

Романов повернулся, чтобы уйти, но Рианон схватила его за руку и развернула лицом к себе.

– Галина знает, что вы прослушиваете ее разговоры? – гневно выкрикнула она.

– Спросите ее.

Его черные глаза также пылали от злости.

– Спрошу, можете быть уверены, – резко отозвалась Рианон. – А вы никогда больше не смейте говорить со мной в таком тоне, как сейчас. Да, когда я согласилась принять ее приглашение, мои намерения были не совсем бескорыстными. Да, я использовала бы Галину и вас для возобновления своей карьеры, если бы это было возможно. Но я здесь не только по этой причине, и если бы только могла предполагать, насколько это будет вам неприятно, мне бы и в голову не пришло лететь. Больше оправдываться не буду, потому что, если я хоть что-нибудь понимаю в людях, вы в последнюю очередь можете осуждать других за безнравственность!

– Вы закончили? – холодно осведомился Макс.

Рианон вдруг поняла, что все еще сжимает его предплечье, и отдернула руку. Но глаза ее не отрываясь смотрели в его глаза.

– Надеюсь, – сказала она, – я смогу вылететь в Лондон еще сегодня. А если нет, отправлюсь завтра первым утренним рейсом.

Макс удовлетворенно прищурился.

– Если у вашего приезда и были благородные причины, – сказал он, – то, я полагаю, вы желали оказать Галине необходимую поддержку.

– Ни в какой поддержке она не нуждается, – едко возразила Рианон.

Макс поднял брови, но выждал пару секунд, прежде чем заговорить:

– Она защищена. И она любима. Все это важно. Но ей недостает друга, которого она, могла бы считать только своим. Она выбрала вас.

– Разумеется, против вашей воли.

– Нет, я одобрил вашу кандидатуру, после того как собрал информацию. Похоже, я ошибся. Вы оказались типичным представителем своей профессии. Вы настолько лживы и настолько самодовольны, что вообразили, будто ваш трюк может пройти.

Рианон хотелось ущипнуть себя, чтобы поверить, что этот разговор происходит в действительности.

– Не можете же вы теперь всерьез ожидать, что я смогу остаться! – воскликнула она. – После всего, что вы мне наговорили!

– Ничего я от вас не жду. Просто хочу, чтобы вы знали: до тех пор, пока вы будете стараться раскопать что-то там, где не надо копать, вы не будете желанной гостьей в моем доме.

– И что же вы предлагаете мне делать? Убеждать вас, что я переродилась и стала бескорыстной, и умолять вас дать мне еще шанс?

Невзирая на ее явный сарказм, Макс глядел выжидающе. Рианон расхохоталась:

– И во сне вы этого не увидите! Я улечу ближайшим рейсом.

Он пожал плечами, отвернулся и зашагал туда, где оставил ботинки.

Рианон стояла, глядя ему вслед. Вода плескалась у ее щиколоток, ветер разметал волосы по плечам, противоречивые чувства раздирали сердце. Самым странным казалось то, что, несмотря на всю решительность брошенных в лицо Максу слов, она не собиралась уезжать. Притом она была вполне уверена, что Максу это известно. Более того, никогда в жизни она не чувствовала себя до такой степени оскорбленной, и в то же время грудь переполняло необыкновенное ликование. Так какой-нибудь смельчак катается в шторм по волнам на утлой доске, в любую минуту его может смыть, и он знает, что малейшее проявление слабости будет означать немедленное и окончательное поражение. А ей удалось каким-то образом удержаться на краю пучины и встретить врага с гордо поднятой головой. Да, она вышла из боя не без потерь, но скоро залечит раны, нанесенные ее гордости, и обретет обычное присутствие духа. Сейчас она была счастлива уже потому, что стояла на берегу одна, рокот волн успокаивал ее гнев, а рядом с горами-титанами все человеческие несчастья казались ничтожными.

Через некоторое время Рианон отбросила волосы назад и побрела, придерживая их рукой, к дому. Там ее поджидала Галина, сгоравшая от нетерпения, – так ей хотелось услышать, хорошо ли ее подруга поладила с женихом. Рианон держалась так весело и приветливо, что у Галины не осталось и тени сомнения. Ула же молча стояла в стороне и наблюдала за ними.

Вечером Эллис и Ула отвезли Рианон обратно в город.

По дороге она не переставала думать о том, что же так настораживает ее во всем происходящем. Пока она не могла определить, что именно, но ненависть Макса к журналистам, необъяснимое поведение Галины, отчаянные усилия всех остальных казаться счастливыми и умиротворенными, хотя было совершенно очевидно, насколько они далеки от этого состояния, – все указывало на то, что этой компании есть что скрывать. Да, конечно, всем на свете известно, какие у Макса проблемы, и все-таки здесь было что-то еще. Может быть, решила Рианон, можно будет получить кое-какую информацию, если позвонить Сюзан Травнер, с которой она, правда, знакома очень шапочно. Но сначала надо позвонить Лиззи; не исключено, что она уже в Южной Африке.

Когда Лиззи поднялась на борт двенадцатиместного самолета в аэропорту Скукузы, день только начинал клониться к вечеру. Кроме нее, в Перлатонгу в этот день летели семеро: три пожилые пары из Голландии, а также Рейна, томная блондинка из Сиднея. Она прочитала о заповеднике в “Куинсленд газет” и решила сделать себе подарок – отпраздновать в Перлатонге свой тридцатый день рождения. Во время трехчасового ожидания, пока механики устраняли неисправность в двигателе самолета, Рейна призналась Лиззи, что надеется сойтись с каким-нибудь егерем, а еще лучше – с одним из шикарных братьев Моррисонов, о которых газета писала, что они, по всей видимости, владельцы заповедника, родом из Австралии; кстати, оба не женаты.

Наконец самолет поднялся в воздух. Простиравшиеся вдали до самого горизонта дикие леса казались сверху сплошной темной пустыней. Лиззи, желая избавиться от Рейны на все оставшееся время полета, заняла единственное кресло в передней части салона, сразу за кабиной пилотов, и стала смотреть вниз, на уменьшавшиеся тростниковые крыши, разбросанные там и сям, как грибы, за зданием аэропорта. Она была так напряжена, что иногда в течение долгих минут не воспринимала, что происходит вокруг. Желудок отчаянно сжимался, сердце колотилось как сумасшедшее, а мозг (если бы только она могла соображать!) застывал от невозможности поверить, что ее занесло так далеко. Она не могла даже придумать, что скажет, когда увидит Энди, как объяснит свое появление и что станет делать, если окажется, что ей негде найти пристанище. Она погрузилась в полную прострацию. Было поздно думать о будущем или вернуться обратно в прошлое. Лиззи понимала только одно: она совершенно сошла с ума.

Самолет совершил посадку, пассажиры засуетились, готовясь к выходу. Обернувшись, Лиззи увидела показавшуюся из-за спинки ее кресла голову Рейны. Лицо девицы запачкалось, зато она подвела губы и картинно закинула волосы за одно плечо. Встретившись глазами с Лиззи, она улыбнулась. Лиззи улыбнулась в ответ, потом покосилась на кабину пилотов, задаваясь вопросом: предупредили ли они принимающую сторону, что на борту появился еще один пассажир? Скорее всего да, но сообщили ли они ее имя? Элизабет Фортнам. Поймет Энди или нет, что это она? Ждет он ее у трапа или нет?

Дверь салона тяжело открылась, и самолет наполнился звуками африканской ночи. Сердце перевернулось у Лиззи в груди. Воспоминания, воспоминания… Она ступила на трап, стараясь не думать о том, что делает шаг в пустоту. Теплый, насыщенный экзотическими ароматами ветер трепал ее волосы…

– Эй, Лиззи!

Услышав свое имя, она вздрогнула, а затем сумела разглядеть человека, стоявшего у трапа. Сердце забилось сильнее.

– Дуг! – закричала она и ринулась по ступенькам вниз. Расхохотавшись, Дуг подхватил ее на руки.

– Когда я услышал объявление по радио, сразу подумал, что это ты. Тем более – Элизабет! Ну, здравствуй. Страшно рад тебя видеть.

Лиззи, чувствуя несказанное облегчение и воодушевление от такой теплой встречи, в свою очередь рассмеялась и обняла Дуга.

– Я тоже очень рада, – ответила она. – Ничего, что я вот так, без предупреждения? У вас найдется для меня место?

– О чем ты говоришь? Для тебя у нас всегда найдется место, – заверил ее Дуг. Он улыбался до ушей, держал Лиззи за руки и разглядывал, будто не верил своим глазам. – Черт, просто невероятно! – воскликнул он. – Ты опять здесь!

– Я опять здесь, – подтвердила она, смеясь, а Дуг стиснул ее в объятиях так, словно наступила счастливейшая минута в его жизни. – Надолго?

Наконец он выпустил ее.

Сердце Лиззи упало. Она напомнила себе, что перед ней Дуг, а не Энди. И если Дуг знает, что она здесь, то, несомненно, знает и Энди. Так где же он?

– Не знаю, – сказала Лиззи. – Как получится…

– А, какая разница, – прервал ее Дуг. – Здорово, что ты приехала! Ох, скорее бы увидеть лицо Энди!

Со смешком, от которого у Лиззи по коже поползли мурашки, он отошел на несколько шагов и стал отдавать распоряжения другому егерю.

К удивлению Лиззи, Рейну он поместил в свой джип, тогда как голландские туристы отъехали в другом. Через несколько минут вслед за ними по ухабистой дороге двинулся и джип Дуга. Блондинка удобно устроилась между Лиззи и Дугом на переднем сиденье, а на заднем расположился летчик. Несколько раз они останавливались; один раз, чтобы полюбоваться семейством гиен, глодавших кости антилопы, и дважды – чтобы послушать отдаленный рев льва. Остановки эти делались главным образом ради Рейны, но ту куда больше интересовало, откуда Лиззи и Дуг знают друг друга, почему Лиззи еще в аэропорту ничего ей не сказала, где именно в Австралии жили Моррисоны, и правда ли, что в Перлатонге подают коктейль под названием “оргазм”. Лиззи усмехнулась, но потом вспомнила, что в ее случае этот коктейль уже оправдал свое название. Она вдруг похолодела. Испытает ли Рейна то же самое, что в свою первую ночь здесь испытала она сама? Оба брата. Рейна миловидна и настолько очевидно доступна, что едва ли братья пройдут мимо нее. Судя по тому, как реагирует на нее Дуг, он уже приступил к выполнению заказа.

Когда впереди показались огни лагеря, Лиззи заученным движением иронически выгнула бровь. Она заранее готовилась таким способом скрыть горечь воспоминаний об испытанных здесь унижениях.

Дуг только что сказал Рейне, что его брат сегодня был в отъезде, следовательно, о прибытии Лиззи ничего не знает.

– О, Энди ожидает сюрприз, – весело сказал Дуг, глядя на Лиззи.

– Надеюсь, приятный, – отозвалась она.

Он говорил что-то еще, радио заглушило его слова, Лиззи хотела было переспросить, но машина уже подъехала к воротам лагеря.

Несколько минут около домика администратора царила суматоха. Гости разбирали багаж, регистрировались, персонал суетился, накрывая столы к ужину, а Лиззи стояла в стороне, наблюдая за всеми, и чувствовала себя духом, без вызова забредшим на спиритический сеанс. Администратор говорил, что она будет жить в коттедже номер шесть, что ее сейчас проводит туда охранник и отнесет вещи, но она почти не воспринимала слов.

Брюнетку она заметила не сразу. Волосы девушки были так темны, что сливались с чернотой ночи. Но когда две фигуры вступили в освещенную полосу у домика администратора, Лиззи похолодела. Энди по-хозяйски обнимал девушку за плечи, а та обвила рукой его талию.

Щеки Лиззи вспыхнули. Сердце пронзил укол стыда. Какого черта Дуг не предупредил ее? Каким же извращенным чувством юмора надо обладать, чтобы так вот встретить женщину и даже не намекнуть о том, что ее ждет?

Она опять посмотрела в сторону домика администратора. Голландские пары уже направлялись к своим коттеджам в сопровождении охранников. Дуг знакомил Рейну с Энди и брюнеткой. Энди уже не обнимал свою девушку, но то и дело поглядывал на нее, слушая болтовню Рейны. Он был без ума от этой малышки, это каждый бы увидел невооруженным глазом, и Лиззи внезапно захотелось умереть. Она шагнула вперед, и сердце ее замерло, когда Энди наконец ее увидел. На лице его отразилось сначала замешательство, а потом безграничное изумление.

Натянуто улыбаясь, Лиззи бесстрашно направилась к нему и протянула руку.

– Привет, – произнесла она. – Как жизнь?

Красивое бронзовое лицо Энди застыло от удивления. Он взял руку Лиззи и пожал ее, едва ли сознавая, что делает.

– Отлично, – сказал он, таращась на Лиззи как на привидение. – Просто отлично. – Он как будто начинал приходить в себя. – А ты как? Что тут делаешь?

Лиззи пожала плечами, кинула быстрый взгляд на Дуга (тот широко улыбался) и беззаботно взмахнула рукой:

– Так, проходила мимо.

Энди повернулся к Дугу, словно желая получить объяснение, но брюнетка толкнула его локтем, напоминая о своем существовании. Энди ничего не заметил. Он опять уставился на Лиззи.

– Привет, – сказала она и протянула руку брюнетке. – Меня зовут Лиззи.

Брови девушки взлетели вверх. Она робко глянула на Энди и проговорила:

– Здравствуйте, Лиззи. Я очень рада с вами познакомиться.

– Это Катарина, – представил девушку Дуг. – Наша сводная сестра.

Лиззи пошатнулась – настолько сильным оказалось внезапное облегчение.

– И я тоже рада. Вы здесь живете или приехали погостить?

– У меня на следующей неделе начинаются занятия в университете, – объяснила Катарина. Красивое личико вдруг озарила улыбка. – Знаете, я о вас очень много слышала, но даже предположить не могла, что доведется с вами встретиться.

Лиззи быстро взглянула на Энди и спросила:

– И что же вы слышали?

Энди прикрыл ладонью рот сестры.

– Не надо, я сам ей расскажу. Ты надолго? – спросил он Лиззи. Та пожала плечами:

– Пока не знаю.

К горлу подступил ком. Все будет хорошо. Или все-таки нет?

Лиззи краем глаза видела, как Дуг уводит Катарину в темноту, но не обратила на это никакого внимания. Энди не отрываясь смотрел на нее, и удивление в его глазах мало-помалу уступало место радости.

– Я уже перестал надеяться, – мягко сказал он. Лиззи склонила голову набок.

– Думал, ты не приедешь, – прошептал Энди, взял ее за подбородок, притянул к себе и впился в губы.

Когда он наконец отпустил Лиззи, в ее глазах блестели слезы.

– Почему ты не писал мне и не звонил? – дрожащим голосом спросила она.

– Не хотел, чтобы ты была мне просто другом, – отозвался Энди, пристально глядя ей в глаза и вороша пальцами ее волосы, – Почему ты приехала?

Закусив губу, чтобы удержаться от смеха или слез, женщина ответила:

– Не знаю. Я хотела… – Она перевела дыхание. – Хотела узнать, что почувствую, если опять увижу тебя.

Глаза Энди потемнели. Он приложил палец к губам Лиззи.

– И как, узнала?

Она кивнула. Губы их снова встретились, они приникли друг к другу и оба ощутили, как нарастает желание.

– Нам надо о многом поговорить, – зашептал Энди, – но сначала давай займемся чем-нибудь другим.

 

Глава 19

Рианон опустилась на пухлую подушку дивана в комнате Галины и прижала плечом к уху телефонную трубку.

– Где ты была? – крикнула она.

– Мы наверстывали упущенное, – несколько смущенно отозвалась Лиззи. – А как ты думаешь, чем мы могли заниматься?

В глазах Рианон блеснули веселые огоньки, хотя она почувствовала легкий укол в сердце.

– Так что, все нормально?

– Гм, наверное, можно и так сказать.

– И что же? Рассказывай подробно, – потребовала Рианон. Лиззи вздохнула, притворяясь, что ей не хочется рассказывать.

– Милая моя, с той минуты, как я приехала, была только луна и безумие.

Рианон захохотала.

– Он знал, что ты едешь? – спросила она. – Ты ему сообщила или нет?

– Нет. Просто явилась в лагерь, он схватил меня и потащил в постель. Мы вылезли из нее примерно час назад, и тогда я прослушала все твои сообщения.

– Боже! Ты хочешь сказать, что вы пять дней занимались любовью?

– Ну в общем, примерно так. И еще немножко поговорили. Он уверял, что знал – я обязательно вернусь. Я ему ни на грош не поверила, потому что и сама ничего не знала, пока не оказалась здесь. Но ты же понимаешь, что такое мужчины; им обязательно нужно говорить что-то подобное, это поднимает их в собственных глазах. На самом деле он все это время страдал по мне, но гордость не позволяла ему сказать об этом прямо или попросить приехать. По его словам, однажды он уже просил меня, и с него достаточно. Ход был за мной. А теперь мы думаем о детях.

– Ты серьезно?

Лиззи засмеялась:

– Ага. В общем, об этом был разговор. Не забывай, я не девочка, мы оба любим детей, поэтому забыли о противозачаточных средствах и день и ночь получали удовольствие. Ладно, хватит обо мне. Расскажи о себе. Чем ты занималась? Как там у вас дела?

– Нормально, – ответила Рианон, чувствуя, как быстро колотится сердце. – Но мы сейчас говорим о тебе. Ты это серьезно, Лиззи? Я же знаю, ты любишь вешать лапшу, поэтому ответь, пожалуйста, честно: ты собираешься… там остаться?

Лиззи колебалась лишь мгновение, но этого было достаточно, чтобы Рианон поняла: подруга не шутила, планы Лиззи и Энди действительно таковы, как она сказала.

Рианон посмотрела в окно, на залитое золотым светом небо, на солнце, которое садилось в голубые воды Тихого океана. Чувство утраты наполнило ее, и мысль о возвращении в Лондон показалась вдруг непереносимой.

Лиззи издала смешок.

– Одному Богу известно, какая жизнь меня устроила бы, – ответила она, – но, черт возьми, а что я теряю?

– Наверное, ничего. – Рианон поднялась с дивана, чтобы налить себе вина. – Если тебе кажется, что ты права… – Она умолкла, потом усилием воли заставила себя продолжать: – Только не предлагай мне становиться подружкой невесты во второй раз в тот самый год, когда я уже побывала невестой.

Она почти услышала, как Лиззи вздрогнула.

– Не буду предлагать, – серьезно сказала она. – Нет, мы не собираемся жениться. А теперь, – решительно переменила тон Лиззи, – рассказывай, что там у вас происходит. Когда свадьба? В субботу, да?

Рианон глубоко вздохнула:

– Точно. – Она вынула пробку из горлышка уже откупоренной бутылки шардоннэ и наполнила стакан. – Все делается в последнюю минуту. Я только вчера примерила праздничное платье, но портниха – настоящий гений, так что к субботе платье будет готово.

– Что за платье?

– Очень простое, цвета слоновой кости. Шелк. Если честно, очень красивое. И платье Галины тоже. У меня будут фотографии.

– Кстати, – тут же вставила Лиззи, – как с видеофильмом и с интервью?

– О Господи, – простонала Рианон, опустилась на диван и прикрыла глаза, – не напоминай. На этот счет я жутко поцапалась с Максом. Он откровенно указал мне на дверь. Это был кошмар.

– Да о чем ты? Что случилось?

– Он, оказывается, прослушивал телефон Галины – вот этот, по которому я с тобой говорю, – так что о моих планах ему стало известно сразу после того, как мы в последний раз поболтали. Одну мою реплику он воспроизвел чуть ли не слово в слово.

Лиззи ахнула:

– Не может быть! А что мы говорили?.. Нет-нет, не хочу больше об этом думать. И сейчас нас кто-нибудь подслушивает?

– Мне сказали, что нет, – ответила Рианон. – Ула, личный секретарь Макса, оставила для меня сообщение. Цитирую: “Пожалуйста, пользуйтесь телефоном совершенно свободно. Он сейчас работает в нормальном режиме”.

– Ничего себе, – фыркнула Лиззи. – Послушай, что он за тип? Точнее, с какой стати он “хочет все знать” о Галине?

Рианон улыбнулась, услышав знакомое словосочетание.

– Черт его знает. Она говорила, что спала с другими, но я представления не имею, правда это или нет. Я бы не стала, если бы у меня был роман с таким человеком, как Макс.

– А может, это и правда, – возразила Лиззи. – Иначе зачем ему прослушивать ее телефон? Что ты вообще можешь о них сказать? Они близки?

– Очень, – поспешила сказать Рианон, но между ее бровей вдруг легла складка. – То есть на первый взгляд – да, но что-то здесь не так. Не заставляй меня объяснять, я сама толком не понимаю. Просто нутром чую что-то неладное.

– Ты говорила об этом с Галиной?

– Не было случая. Она обещала до свадьбы уделить мне сколько-то времени, но, похоже, совершенно об этом забыла. В понедельник уехала в Чикаго по какому-то делу “Конспираси” и вернется только завтра вечером. В воскресенье она мне звонила, как раз на следующий день после моей стычки с Максом, но на эту тему ничего не сказала. Похоже, он ее не посвящал.

– Понятно, – пробормотала Лиззи. – Расскажи-ка мне о нем. Я надеюсь, он не орал на тебя все это время?

– Да почти что так, – призналась Рианон, сгорая со стыда, как в тот памятный день на пляже. Но сейчас она ощутила не только стыд. Она задержала дыхание, страстно желая, чтобы это чувство прошло. Приходилось признать, что с первой минуты знакомства с Максом Романовым она ощутила влечение к нему, совершенно необъяснимое, даже алогичное. Разумеется, она не сразу разобралась в своих чувствах, но теперь-то было ясно, что она не в силах не думать о нем, что этот человек занимает ее мысли до такой степени, что она уже близка к безумию.

Сделав над собой усилие, призвав на помощь всю свою выдержку и здравый смысл, Рианон сказала:

– Мне представляется, что Макс Романов – богатый человек, который привык отдавать распоряжения и заставлять людей плясать под свою дудку. М-м-м… совершенно определенный образ. Я бы не назвала это наглостью… Скорее здесь сила, самоуверенность. А в чем-то он – довольно злой человек. Не знаю, подходящее ли слово – “злой”, – добавила Рианон, тряхнув головой, чтобы убедить самое себя. – Может, и нет. Но умеет так посмотреть на тебя, что сразу чувствуешь себя королем, которому сказали правду о его новом платье. Понимаешь, о чем я? Он видит тебя насквозь, буквально раздевает взглядом, и при этом себя самого окружает такой стеной, что, даже когда стоишь с ним рядом, ты не ближе к нему, чем если бы он находился на краю света.

Рианон задумалась, подыскивая более точные слова. Ей хотелось объяснить Лиззи, какую власть приобрел над ней этот человек, каким далеким он ей представляется, с какой невероятной силой притягивает ее и волнует, как у нее подгибаются колени при одной мысли о том, каков он без одежды…

Внезапно она вспомнила про Рамона, хлопнула себя по лбу и прокричала:

– Господи, я же не рассказала тебе, кто здесь еще был! Лиззи, ты не поверишь! Рамон, тот парень, что спас меня в Марракеше, живет в доме Романова! То есть жил, сейчас улетел куда-то на пару дней. Но можешь себе представить, что со мной было, когда я его увидела? Он тоже приехал на свадьбу, по крайней мере мне так кажется. Он как-то туманно выражался на этот счет. Судя по всему, он старый друг Макса, его предки тоже российские евреи. И знаешь, Рамон сказал, что в Марракеш его послал Макс, и Романов этого не отрицает. Значит, Рамон отправился в Марокко специально, чтобы выручить меня, а поездку организовал Макс!

– Не может быть! – воскликнула пораженная Лиззи. – Откуда же он узнал?

– Наводил обо мне справки, – объяснила Рианон. – Поскольку я подруга Галины и к тому же журналист, Макс стал меня проверять, узнал, что я встречаюсь с Оливером, а поскольку Оливер связан со Строссенами, Макс догадался, что я могу попасть в переплет, и поручил Рамону опекать меня.

– Не могу поверить! Он что, ненормальный, этот Макс? Какое ему дело до того, что с тобой могло случиться? С чего бы он стал так заботиться о тебе, когда вы даже не были знакомы?

– Зато меня знает Галина, вот он и решил покровительствовать мне, раз она со мной дружит, – ответила Рианон. – Так, во всяком случае, я себе это представляю.

– Так где сейчас Рамон?

– Не знаю точно. Сказал, что должен слетать на юг по какому-то делу. Но к выходным он должен вернуться.

– А Макс?

Сердце Рианон забилось быстрее.

– Насколько я знаю, здесь, в Лос-Анджелесе. Я его не видела и не говорила с ним с субботы, когда он… Боже, Лиззи, слышала бы ты, как он со мной говорил! Не могу повторять, второй раз такого стыда не вынесу. В общем, у меня не осталось сомнений в том, что он до безумия ненавидит журналистов, и в первую очередь – Сюзан Травнер. Помнишь такую? Пару лет назад помогала нам готовить передачу об одном актере.

– Смутно припоминаю, – ответила Лиззи.

– Так вот, она для Романова – настоящая bete noire*. Естественно, я попыталась связаться с ней, чтобы узнать, в чем дело. Мне сказали, она сейчас в Сиэтле и приедет завтра. Надеюсь, она мне перезвонит.

* Страшилище, пугало, предмет ненависти (фр.).

– Что ты хочешь у нее выяснить? – поинтересовалась Лиззи. Рианон пожала плечами.

– Сама не знаю. Да, кстати, о Галине. Я и забыла, какой чудной она иногда бывает. В общем-то раньше я не обращала внимания на ее странности. Наверное, это нормально, когда два подростка растут вместе. Просто принимаешь человека таким, какой он есть. А вот когда встречаешься после нескольких лет разлуки… такое бросается в глаза. А может быть, Галине стало хуже…

– В каком смысле – хуже? – не поняла Лиззи.

– Трудно сказать. Хуже в том смысле, что ее просто невозможно понять. Живет себе беззаботно, как одуванчик, ни о чем не задумываясь, изумительно выглядит и чрезвычайно довольна жизнью. А дунешь на нее – она и рассыплется. Хотя она вроде бы действительно счастлива, так что сама не знаю, откуда у меня такое впечатление. Макс ее обожает, на ее отношения с детьми можно только любоваться. Плюс известность, богатство… И все равно сейчас что-то с ней не так. Более того, я почти уверена, что все в доме знают, что происходит, и в той или иной степени стараются это скрыть.

– Ты считаешь, и Сюзан Травнер знает, что там такое?

Рианон пожала плечами:

– Не исключено.

– А ты-то сама что думаешь? У тебя наверняка есть предположения.

Рианон покачала головой:

– Как ни странно, нет. Ни единой зацепки, ничего такого, чтобы можно было сказать: вот что тут творится, вот какие тут проблемы. Все актеры исполняют свои роли безупречно, но почему-то сразу видно, что они притворяются.

– Да, ты меня заинтриговала, – отозвалась Лиззи. – Прямо Стивен Кинг. Обязательно расскажи мне все, что узнаешь от Сюзан. А как тебе вообще Лос-Анджелес?

Рианон улыбнулась. У нее вдруг стало легко на душе.

– Знаешь, мне тут нравится, – ответила она. – Понятно, я еще мало что видела, но понимаешь, Лиз, вся эта суета – как наркотик. Эти люди электризуют тебя. Весь мир – шоу-бизнес, и это затягивает. На самом деле страшновато – совершенно теряется чувство реальности. По крайней мере я его теряю. Кажется, что все важное на свете происходит здесь, а остальной мир вообще никому не нужен. Люди здесь живут как в кино. Летят миллионы баксов, реальность состоит из фантазий. Это настолько захватывает и кружит голову, что при мысли о возвращении в Лондон мне делается дурно. Тем более там теперь не будет тебя. Прости, я не то говорю, – поспешно перебила себя Рианон. – Мне не нужно, чтобы ты чувствовала себя виноватой, я просто хочу сказать, что не вижу смысла возвращаться.

– Я поняла, – мягко сказала Лиззи. – Все нормально. Послушай, если все так, как ты говоришь, то, может, останешься?

Рианон засмеялась.

– Хочешь верь, хочешь не верь, но я об этом задумывалась. Дело в том, что едва ли мне удастся получить разрешение на работу.

– А почему бы не попытаться? – возразила Лиззи. – Если ты получишь разрешение, чем займешься?

Рианон вздохнула:

– Понятия не имею. Телепрограммы моего жанра делают в основном в Нью-Йорке и в Вашингтоне. Кстати, здесь ужасно жарко. Сегодня больше ста градусов*! А какая у вас погода?

* 100 градусов по шкале Фаренгейта – около 38 градусов по Цельсию.

– Жарко, хотя и не настолько, – ответила Лиззи. – Интересно, а где Макс с Галиной собираются проводить медовый месяц?

– Я пока не знаю. Честно говоря, о свадьбе еще почти ни с кем не говорила. Мне даже иногда приходит в голову, что это какая-то мистификация. Ладно, в субботу все станет ясно.

Раздался стук в дверь.

– Странно, – пробормотала Рианон. – Ведь нельзя войти в дом, охранник позвонил бы снизу.

– Ты о чем?

– Кто-то стучится в дверь, – пояснила Рианон. Ее охватило знакомое чувство тревоги.

– Открой дверь, посмотри, кто там, и немедленно скажи мне, – велела Лиззи, по-видимому, уловив неуверенность Рианон. – Иначе я дико испугаюсь.

– Этим ты мне очень поможешь, – проворчала Рианон.

Неизвестный посетитель постучал еще раз. Рианон попросила Лиззи не вешать трубку, бросила телефон на диван и глянула в глазок. Когда она увидела, кто стоит за дверью, сердце ее забилось. Женщина отпрянула от двери и зажала рот ладонью. Ее била дрожь. Глубоко вздохнув, она мысленно приказала себе не терять хладнокровия и отперла дверь.

Макс уверенно и в то же время с любопытством смотрел на нее. Рианон подумала, что он, наверное, догадывается, какое смятение вызвало у нее это неожиданное появление.

– Привет.

Она улыбнулась.

– Надеюсь, я вас не побеспокоил? – сказал Макс. – Хотел позвонить из машины, но у вас было занято.

– Ах да, да. – Рианон посторонилась, давая ему войти. – Я разговаривала с… с подругой. Извините, сейчас закончу разговор.

Мужчина кивнул, подошел к окну и стал смотреть на набережную. На улице сгущались сумерки.

Справившись с волнением, она взяла телефон.

– Рианон! Ты меня слышишь? – взывала Лиззи.

– Да-да, слышу, – откликнулась Рианон, отвернувшись от Макса.

– Кто приходил? – спросила Лиззи. – Я слышала голоса. Они уже ушли?

– Нет, – сказала Рианон. – Я не могу сейчас разговаривать. Пока.

Она почти не слышала собственных слов – так гулко колотилось сердце.

– Не клади трубку! – крикнула Лиззи. – У тебя странный голос. Кто с тобой?

Рианон оглянулась через плечо. Макс все еще стоял у подоконника и разглядывал яхты.

– Рианон!

– Все в порядке, – проговорила Рианон. – Просто Макс зашел.

Произнеся его имя вслух, Рианон вдруг успокоилась, улыбнулась Максу, когда он повернул голову в ее сторону, сказала Лиззи, что скоро позвонит ей, и отключила связь.

В комнате было очень тихо, с улицы не доносилось ни звука. Рианон почувствовала, что его враждебность испарилась. Более того, темные глаза Макса потеплели, а уголки рта тронула улыбка. А она уже не могла улыбаться, пытаясь справиться со страстным, неодолимым желанием. Если бы все это не происходило с ней самой, Рианон бы не поверила, что можно смотреть на мужчину и испытывать такой зуд. Она быстро отвела взгляд, но щеки уже вспыхнули.

– Я обязан принести вам извинения, – проговорил Макс. Рианон кивнула и с трудом заставила себя вновь посмотреть ему в лицо. “Как ему удается так на меня действовать? – думала она. – И знает ли он об этом?”

– В субботу я разговаривал с вами непозволительно, – продолжал Макс. – Но надеюсь, не совсем непростительно.

Выслушав этот изящный пассаж, Рианон почувствовала, как затвердели под майкой ее соски. Наверное, он тоже видит их, пронеслось у нее в голове. Но почему-то она не смутилась и, когда Макс улыбнулся, непроизвольно улыбнулась в ответ.

– Это было непростительно, – отозвалась она. – Впрочем, мои намерения были не лучше.

Мужчина продолжал смотреть на нее, наклонив голову, и она убедилась, что он в самом деле видит ее соски.

Потрогай их, мысленно взмолилась она, пожалуйста, потрогай их.

Он протянул ей руку, и щеки Рианон немедленно вновь залила краска. Стараясь скрыть смущение, она торопливо пожала ему руку.

– Попробуем все начать сначала? – предложил он.

– Конечно. – Рианон жестом указала на бар с напитками. – Могу я вас чем-нибудь угостить?

Она сама поразилась тому, как ровно звучит ее голос. Макс кивнул.

– Пожалуй, я бы выпил виски. Вы сегодня разговаривали с Галиной? – поинтересовался он, когда она подошла к бару.

– Нет. А вы?

– Разумеется, да. Она мне звонит через каждые два часа, если есть возможность.

Рианон с удивлением обернулась. Макс усмехнулся.

– Это у нас давно вошло в привычку, – пояснил он. – Ей хочется знать, что я делаю, и я люблю знать, чем она занимается.

– Разбавить вам? – спросила Рианон, наливая в стакан щедрую порцию виски.

Ей стоило труда свыкнуться с хорошим настроением гостя, его непринужденной любезностью. В прошлый раз она видела перед собой совершенно иного человека.

– Нет, я выпью чистого, – отозвался он и расположился в кресле, вытянув перед собой длинные ноги. – Чем же вы тут в одиночестве занимаетесь?

Рианон протянула ему стакан и села на диван напротив.

– Болтаю с друзьями, – ответила она, – знакомлюсь с городом. Кстати, благодарю вас за машину, но я должна сама оплатить прокат.

– Должны? – Романов иронически прищурился. Рианон засмеялась.

– Должна, – повторила она, чувствуя, что спорить этот человек не станет, но в конце концов платить за машину ей не придется.

– Квартира вас устраивает?

Рианон кивнула, окидывая взглядом комнату.

– Просто прелесть, – подтвердила она.

Макс закусил нижнюю губу и посмотрел в окно.

– Надеюсь, – сказал он, – вам ясно дали понять, что вы желанный гость и в доме.

– Яснее некуда, – подтвердила Рианон.

Макс ухмыльнулся, и снова она невольно ответила улыбкой. В памяти всплыли слова Улы о силе обаяния Макса, и Рианон едва удержалась от смеха.

– Мне кажется, вас что-то беспокоит, – произнес Макс. Сердце Рианон опять забилось сильнее. Господи, неужели он в самом деле читает ее мысли?

– Магир? – спросил Макс.

Рианон недоуменно посмотрела на него, потом с улыбкой покачала головой:

– Нет.

– Тогда что? – настаивал он. Рианон все еще улыбалась.

– Почему вы решили, что меня что-то беспокоит? – ответила она вопросом на вопрос.

– Вы же на грани срыва, – заявил Макс. – Это всякому видно. Вы уверены, что вам хорошо в этой квартире?

Рианон нахмурилась:

– Конечно.

Несколько секунд Макс молча смотрел на нее, после чего проговорил:

– Я не хочу, чтобы Галина бывала здесь, и, говоря откровенно, не хотел бы, чтобы вы здесь жили.

Рианон нервно хихикнула:

– Да в чем дело? Внизу надежная охрана. Если вас, конечно, беспокоит моя безопасность.

– А вы чувствуете себя в безопасности? – осведомился Макс. Она растерялась, но сочла, что лгать незачем.

– Скорее нет. Во всяком случае, не всегда. Не могу как следует объяснить, но как будто здесь кто-то умер. Или случилось что-то страшное.

Макс пожевал губами, обдумывая ее слова, сделал глоток виски и сказал:

– Мне ничего не известно о том, чтобы здесь кто-нибудь умер. – Он посмотрел на дно стакана и, помолчав, добавил: – Эта квартира нужна Галине для того, чтобы сбегать от меня. Так она говорит.

– Это вас расстраивает?

– Нет. Расстраивает меня то, чем она здесь занимается.

Рианон была обескуражена.

– Здесь она развлекается с мужчинами, – объяснил Макс. Рианон не сразу обрела дар речи.

– Если вы это знаете, то почему не прекратите?

Он подался вперед, поставил стакан на столик и сказал:

– Могу я пригласить вас поужинать со мной? Мне нужно общество и… – Он пожал плечами. – Просто нужно общество.

Рианон была поражена и одновременно тронута тем, что этот человек проявил признаки чего-то, хотя бы отдаленно напоминающего слабость, и сама удивилась спокойствию, с которым произнесла:

– Если вы сможете чуть-чуть подождать, я отменю назначенные на сегодня дела.

Полчаса спустя они сидели у окна в дальнем углу просторного и роскошного зала “Кафе дель рей”, расположенного примерно в миле от квартиры Галины. Ужинали здесь, как правило, молодые бизнесмены, одетые в джинсы от Армани и дорогие сорочки в полоску, вооруженные мобильными телефонами.

– Макс, вас не утомляет всеобщее внимание? – спросила Рианон, поймав несколько бесцеремонных взглядов, от которых ей немедленно захотелось скрыться.

– Конечно, – ответил он. Рианон подняла на него глаза.

– И вы ничего не можете с этим поделать?

Он покачал головой, но вдруг заботливо поинтересовался:

– Вам это неприятно? Может быть, вы хотели бы пойти в другое место?

– Есть такое место, где вас не будут узнавать? – не без иронии спросила Рианон. Макс промолчал, и тогда она заключила: – Давайте останемся здесь. Через минуту им надоест глазеть.

Макс кивнул и глянул на подошедшую официантку.

– Здравствуйте, меня зовут Синди, я буду сегодня вас обслуживать, – начала она. Хорошенькое, почти детское лицо излучало радушие, а глаза буквально пожирали Макса. – Пол, метрдотель, сейчас расскажет вам об имеющихся у нас фирменных блюдах, а если будет что-то непонятно в меню, я с радостью помогу вам.

Макс посмотрел на Рианон. Та явно была довольна.

– Хорошо, Синди, принесите нам бутылку шардоннэ, – сказал Макс и только после этого взглянул на Синди: – Какая у вас марка? “Шато Сен-Жан”?

Он произнес название на французский манер, быстро сообразил, что девушка его не понимает, и повторил название вина с чисто английским произношением. Утвердительный ответ не заставил себя ждать.

Когда официантка отошла, Рианон спросила со смехом:

– Это калифорнийское вино?

– Угу.

Макс взял лежавшую на углу стола упаковку спичек и зажег свечи. Рианон проследила за движением его рук, потом опустила глаза, почувствовав, что за соседними столиками все таращатся на него. Макс бросил спичку в пепельницу и спросил:

– Понравился вам Лос-Анджелес? Хотя вы, конечно, еще не так много видели.

– Очень понравился, – ответила Рианон.

– Вы как будто удивлены, – заметил Макс. – Не ожидали этого?

– В общем-то нет, – искренне призналась она. – Во всяком случае, не думала, что мне сразу здесь понравится. Восприятие очень обостряется, когда приезжаешь куда-то ненадолго. Люди хотят встречаться, расспрашивают, что нового, демонстрируют, как они довольны жизнью… Уверена, что вы меня понимаете. А вы что скажете? Вы любите этот город?

Появилась Синди с бутылкой вина. Макс откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул и сказал:

– Я здесь живу всю жизнь и потому особенно не задумывался об этом.

Рианон подождала, пока Макс насладится запахом вина, потом заметила:

– Наверняка вы многих здесь знаете.

Макс кивнул и жестом попросил Синди наполнить бокалы.

– Пожалуй, даже слишком многих, – протянул он и сощурился, улыбаясь. – Хотя не сказал бы, что в последнее время у меня много друзей.

Они подождали, пока Синди, одетая в облегающие черные брюки и белую блузку, удалится, покачивая бедрами, к другому столику.

– Вам это неприятно? – спросила Рианон, продолжая разговор.

Макс задумался на мгновение.

– Нет. Вроде бы нет. К тому времени, как погибла Каролина, мы уже оказались почти в изоляции из-за нашего образа жизни, так что я не много потерял, когда наши так называемые друзья стали предпочитать посещать другие дома и находить для своих “грандиозных проектов” другие источники финансирования.

Рианон удивилась:

– Вы хотите сказать, что когда-то финансировали кино?

Макс улыбнулся и поднял бокал.

– Было такое, – подтвердил он. – Да и сейчас есть проекты, просто все дела ведут Морис с Эллисом. Можно тост?

Рианон тоже подняла бокал.

– Хочу выпить за вас, – сказал Макс, пристально глядя Рианон в глаза. – Рад приветствовать вас в Лос-Анджелесе.

– Спасибо.

Она улыбнулась в ответ и коснулась его бокала краешком своего. Оставалось только надеяться, что влечение к нему не отражается явно в ее глазах.

Подошел метрдотель и принялся подробно повествовать о фирменных блюдах. Рианон внимательно слушала его, но когда он закончил, в памяти не удержалось ни слова. Макс, даже не заглянув в меню, заказал копченую меч-рыбу. Рианон, быстро пробежав глазами перечень блюд, выбрала семгу со шпинатом. Она совершенно не чувствовала голода, но голова после вина слегка кружилась.

– Вы меня заинтриговали, – сказала она, решившись посмотреть в глаза спутнику.

Макс засмеялся, слегка наклонился над столом и, указывая легким кивком на прочих посетителей, сказал:

– Если спросить их, они бы ответили, что вы интересуете их значительно больше, чем я.

– Лишь потому, что пришла с вами, – возразила Рианон.

– А это дает мне известные преимущества, – парировал Макс. – Например, я могу просто спросить, кто вы.

– Вы уже знаете, кто я.

От нее не укрылось, с какой легкостью Макс перевел разговор с себя на нее. А тот улыбался:

– Я считал, что англичане любят недоговаривать.

– Верно, – заметила Рианон, – но с вами, американцами, ни в чем нельзя быть уверенными.

Макс опять рассмеялся и отхлебнул вина.

– Мне говорили, в Лондоне вы делаете неплохую программу на телевидении, – сказал он.

– Это уже в прошлом, – поправила его Рианон. – Меня уволили как раз перед отъездом.

Его удивление, как и сочувствие, казалось неподдельным. Он кивнул и сказал:

– Это объясняет кое-что из того, что я слышал в ваших телефонных переговорах. Как по-вашему, будет сложно найти новую работу?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Когда-то я занималась музыкальными конкурсами, но вообще-то это не мой профиль. Честно говоря, я надеялась подыскать что-нибудь здесь. Господи, что я болтаю… – Она вдруг смутилась и усмехнулась, чтобы скрыть это. – Понимаете, всем на свете хочется создать в Лос-Анджелесе что-нибудь грандиозное, вот и я не исключение. Дело в том, что, когда ты здесь, все проекты почему-то кажутся возможными. Но, конечно, все это пустые мечты, ведь разрешения на работу у меня нет и шансов получить его – никаких.

– А вы пытались? – спросил Макс. Она покачала головой:

– Даже не знаю, с чего начать.

– Тогда я попрошу, чтобы Ула связала вас с юристами, которые занимаются вопросами иммиграции. Посмотрим, может, добыть разрешение не так сложно, как вы думаете.

Рианон удивленно поблагодарила его.

Ей показалось, что Романов хочет что-то добавить, но потом как будто передумал и уставился на собственные пальцы, сжимавшие бокал.

Его лицо было близко-близко. Длинные ресницы, славянский нос, тяжелая челюсть, полные губы. Она вдруг так захотела его, что почти почувствовала вкус его губ, тепло его дыхания, тяжесть его тела, мощь его пениса… Рианон с трудом остановила разгулявшееся воображение и приказала себе сменить тему.

Прошло несколько минут. Наконец она нарушила молчание:

– Я чем-то обидела вас?

Он поднял глаза, но лицо оставалось непроницаемым. Свет свечей отражался в зрачках.

– Извините меня, – сказал он. – Я…

– Ну как дела, господа? – прервала его Синди, явившаяся, чтобы извлечь бутылку из стоявшего у столика ведерка со льдом. – Принести что-нибудь?

Недовольство Макса было настолько явным, что девушка побледнела.

Рианон взяла у нее бутылку, поблагодарила и сказала, что им ничего не нужно. Когда официантка отошла, Рианон сама наполнила бокалы до краев и опять опустила бутылку в лед. Вновь взглянув на Макса, она увидела, что он тихо смеется.

– Вы меня пугаете, – сказала она.

– Неужели?

Рианон задумалась на миг.

– Вы хотите, чтобы я вас боялась?

– Нет.

– В первую встречу вы меня по-настоящему напугали.

– Мне извиниться еще раз?

Она покачала головой:

– Не стоит. – Потом задумчиво произнесла: – Хотела бы я знать, боится ли вас Галина. Пожалуй, стоит у нее спросить.

Макс хмыкнул:

– Не родился еще тот человек, которого бы испугалась Галина. Готов поклясться, что страх ей вообще неведом.

Рианон улыбнулась.

– Наверное, вы правы, – кивнула она и, помолчав, спросила: – Мне вдруг стало интересно, не проводила ли Галина когда-нибудь школьные каникулы в вашей семье?

Макс кивнул:

– Да. Мой дед испытывал что-то вроде страсти к ее бабушке. Но старая графиня почти никогда с ней не приезжала, что было для деда тяжелым ударом, – пояснил он. – Старику было бы приятно узнать, что мы с Галиной собираемся пожениться. Ему этого всегда хотелось.

– И поэтому вы на ней женитесь?

Вопрос прозвучал как будто совершенно естественно, хотя сама Рианон в следующую секунду не могла поверить, что осмелилась его задать.

Макс оценивающе взглянул на нее, затем отвернулся и некоторое время смотрел в темноту за окном.

– Я женюсь на Галине, потому что люблю ее, – сказал он после паузы.

Рианон вспыхнула и поспешно отвела взгляд.

– Простите, – чуть слышно произнесла она. – Конечно, я не должна была высказывать сомнений.

Им принесли заказанные блюда. Рианон взяла вилку и принялась накручивать на нее лист шпината. Макс отхлебнул из бокала и занялся рыбой.

Некоторое время они ели в молчании, тягостном настолько, что Рианон едва удержалась, чтобы еще раз не попросить прощения. Она не стала извиняться снова лишь потому, что не хотела еще раз привлекать внимание к собственной бестактности. Очень хотелось сказать хоть что-нибудь, чтобы прервать невыносимую паузу, но ее мозг отказывался работать; она могла думать только об одном. Макс, несомненно, лжет, он не любит Галину. А может, ей просто хочется в это верить…

Первым прервал молчание Макс:

– Вы сейчас встречаетесь с Магиром?

– Вы уже задавали мне этот вопрос, – напомнила ему Рианон. – И я ответила: нет.

Он кивнул, отложил вилку, снова взял бокал и спросил:

– Вы его очень любили?

Сердце Рианон болезненно сжалось, но она нашла в себе силы кивнуть:

– Да. Так, что даже хотела вернуться к нему.

Макс взглянул на нее с удивлением.

– После того, как он с вами обошелся?

Рианон опустила взгляд.

– Нет, я этого не сделаю. Но думала об этом, – призналась она. – Понимаете… Мне настолько тяжело жить с этим, что, может быть, лучше сделать вид, что ничего не было. А Оливер отлично умеет притворяться. Или это я сама себя обманывала? В общем, лучше бы в моей жизни не было этой страницы. Теперь мне будет очень трудно поверить человеку.

Макс кивнул и задал новый вопрос:

– Вы были верны ему?

Рианон слегка опешила.

– С самого первого дня. – Вспомнив упоминание Галины о других мужчинах, она неловко опустила глаза. Помолчав, все же решилась задать встречный вопрос: – А вы верны Галине?

Макс усмехнулся:

– Да, вполне.

– Но ведь она спит с другими?

– Боюсь, что так.

– Почему же? Если она вас любит?

– А она любит меня?

– Говорит, что да, – проговорила Рианон, чувствуя, что ей не хватает дыхания. Макс улыбнулся, затем вздохнул.

– Главная сложность наших с Галиной отношений заключается в том, что она меня любит. Если бы не любила, все было бы гораздо проще.

Рианон наморщила лоб.

– Простите, я вас не понимаю.

Он помолчал, потом тряхнул головой.

– Вы знаете, насколько ей важно, что вы здесь?

– Что ж, тогда я очень рада, что приехала.

Макс нахмурился, отложил нож и вилку, достал бутылку и разлил остаток вина по бокалам.

Рианон еще не съела и половины порции, но было ясно, что она больше не в состоянии проглотить ни кусочка. Затылок и плечи ныли от напряжения, ладони как будто отвердели. Макс – один из самых непростых людей, с кем ее сводила судьба, но, кроме как здесь с ним, ей нигде не хотелось бы быть на этой грешной земле.

Когда унесли тарелки, она решилась:

– Я хочу быть откровенной с вами, Макс. Мне почему-то кажется, что у вас с Галиной не все в порядке. Не подумайте только, будто я из любопытства. Я просто… – Внезапно осознав, какие слова срываются с языка, она густо покраснела. – Если вам нужно с кем-то поговорить…

Она уже отчаянно жалела, что затронула эту тему.

– Благодарю вас.

Макс улыбнулся и замолчал, рассматривая Рианон, словно в ожидании, пока пройдет ее смущение. Наконец он заговорил:

– Не стану ни отрицать, ни подтверждать ваших догадок. Но даже если бы вы были правы, заклинаю вас, не старайтесь выяснить, что именно у нас не так. Ради Галины. Будьте ей просто другом; если у нее есть друзья, они ей очень нужны.

И опять сердце Рианон сжалось, потому что последние слова Макса доказали ей, что будущий муж любит Галину, может быть, любит настолько сильно, что не может совладать со своей любовью.

И вновь Макс застал ее врасплох вопросом:

– Не хотите прогуляться по пляжу?

– Мне говорили, что после наступления темноты здесь опасно, – с улыбкой откликнулась она.

Он насмешливо смотрел на нее:

– Думаю, ничего с нами не случится.

Они вышли из ресторана около десяти часов, а вернулись в квартиру Галины уже после полуночи. Поднимаясь к дверям, Рианон хохотала до упаду, так, что ей не хватало воздуха. Щеки все еще горели от океанского бриза, хотя с пляжа они возвращались в машине. Она только что провела невероятных два часа на берегу океана. Сначала они брели вдоль кромки воды, потом сидели, зарыв ступни в песок, беседовали и смотрели на лунную дорожку на водной глади. Она узнала совершенно нового Макса, простодушного и веселого, доброго и безмятежного. Он долго говорил о своих детях, слегка подшучивая над тем, как гордится ими, а она смеялась и сознавала, как глубоко он любит сына и дочку. Он рассказал о Каролин, о том, как они познакомились, каким неудачным оказался их брак, и сколько усилий оба приложили, чтобы его сохранить. О смерти жены Макс не сказал ни слова, и Рианон не задавала вопросов. Он раскрывался перед ней, а она просто слушала, почему-то чувствуя, что подобная откровенность вообще ему несвойственна. И она рассказывала о себе, о своей семье, поверяла ему надежды и опасения, даже такие, о которых сама едва ли подозревала, пока не начала говорить. Они говорили о серьезных вещах и тем не менее много смеялись, и даже сейчас, войдя в квартиру, Рианон чувствовала, как легко на сердце.

Человек-парадокс, подумала она, глядя, как Макс идет на кухню, чтобы сварить кофе. Человек резкой смены настроений, каждое из которых кажется со стороны его неотъемлемым качеством. Он утомляет и в то же время придает силы. Его восприятие настолько тонко, что теперь, не при лунном свете, а при электрическом, она не осмелится взглянуть на него, чтобы он не прочитал ее мысли.

– Со сливками? – спросил Макс, доставая блюдца и чашки.

– Лучше с молоком, – сказала Рианон.

Она забилась в угол дивана и подперла кулачком подбородок, исподтишка разглядывая его. Под черной рубашкой спортивного покроя и бежевыми шелковыми брюками угадывались очертания его тела. Рианон опустила глаза – из страха слишком распалить себя.

Макс увидел, что она прикрыла глаза, и улыбнулся.

– Вы устали? – спросил он. – Наверное, мне пора?

– Нет! Нет! – торопливо воскликнула Рианон. – Со мной все в порядке, просто задумалась.

Он поймал ее взгляд, и ей оставалось только молиться о том, чтобы не выдать себя.

– И о чем же вы задумались? – быстро спросил Макс, ставя чашки и кофе на столик. – Может быть, поделитесь со мной? Вы были такой красивой, когда думали.

Рианон сглотнула, стараясь не реагировать на проскользнувшую в голосе Макса интимную нотку. Конечно, ей это только почудилось, ничего не было, и все же она едва справлялась с возбуждением.

– Всего лишь о субботней церемонии, – ответила она, взяв со столика кофе.

Макс удобно устроился в кресле напротив. Как ни странно, Рианон в ту минуту меньше всего хотелось обсуждать с Максом этот вопрос. А почему – плевать.

– Вы имеете в виду свадьбу? – уточнил Романов.

Она кивнула и вдруг с любопытством взглянула на него.

– Знаете, мне начинает казаться, что это какая-то мистификация, – заявила она. – И что на самом деле никакой свадьбы в субботу не будет.

Он рассмеялся:

– Интересно почему?

Рианон пожала плечами:

– Не знаю. Наверное, потому, что не видно никакой подготовки и никто толком не говорит о предстоящем событии.

– Поверьте, Рианон, – возразил Макс, – если бы вы жили у меня в доме, вам бы все уши прожужжали на этот счет. Только в одном вы не были бы до сих пор уверены: состоится церемония в доме или в саду. Галина никак не может решить, сегодня она даже отказалась говорить об этом.

Рианон удивилась:

– Это же ее свадьба! Почему же она не хочет обсуждать такой важный вопрос?

Темные глаза Макса смеялись.

– Если Галине что-нибудь взбредет в голову, она на многое способна.

Рианон посмотрела на него и поняла, что гипноз продолжается. Если бы не чары этого господина, она бы со всем справилась гораздо легче. А сейчас она почти не сознавала, что говорит. Неожиданно для нее самой у Рианон вырвалось:

– А вы сами ждете субботы?

Макс усмехнулся и поставил чашку на столик.

– Трудный вопрос, – сказал он. – Наверное, я буду рад, когда все закончится.

– У вас уже есть планы на медовый месяц?

Брови его взметнулись вверх, а глаза глянули в глаза Рианон так пристально, что она – в который раз за этот вечер! – залилась краской.

Макс поднялся.

– Мне пора идти, – сказал он. Рианон тоже встала и прошла к двери.

– Спасибо, – проговорила она. – Мне очень понравился этот вечер.

Макс взглянул на нее. Лицо его оставалось бесстрастным, но было в его глазах что-то такое влекущее, что она ощутила слабость от нахлынувшего желания. Никогда в жизни ей так не хотелось умолять мужчину остаться.

– Я рада, что мы подружились, – глухо сказала она.

Шли минуты. Рианон чувствовала, как поднимается и опускается ее грудь, как безумно колотится сердце. Она не могла отвести от него взгляд.

Наконец он положил руку на ее грудь, и ее колени подогнулись. Взгляд мужчины, властный и нежный, притягивал ее. Когда его пальцы сжали ее сосок, Рианон счастливо застонала. Ее взор говорил: делай со мной все, что захочешь.

Он нагнулся к ней и впился губами в ее губы, далеко протолкнув язык. Затем оторвался, оглядел ее и стянул майку. Она задрожала, когда его рука погладила грудь сквозь тонкую ткань белья. Не в силах долее ждать, сама завела руку за спину и расстегнула бюстгальтер.

Когда Рианон полностью разделась, он склонился и захватил губами твердый, напряженный сосок, потом отпустил его и опять взглянул ей в лицо.

– Я хочу тебя, – прошептала она.

Глаза Макса как будто вспыхнули, и, прежде чем Рианон поняла, что с ней происходит, она уже была в его объятиях, и он целовал ее с такой страстью, какой ей прежде не доводилось видеть у мужчины. Уже через несколько секунд она стояла на коленях и ловила губами его член, а он поддерживал ее голову, ворошил ее волосы. А потом его палец проник в ее тело. Рианон вскрикнула и повалилась на него. Тело ее разрывалось от пронзительного желания.

Резким рывком Макс поднял ее и прижал к двери. Руками он ласкал ее внизу, а его язык оказался у нее во рту. Растворяясь в нем, Рианон еще услышала собственный стон, после чего Макс подхватил ее на руки, а она обвила его ногами. Он быстро вошел в нее. Она опять застонала, громко, сладостно. Он овладевал ею короткими, энергичными толчками. Его губы слились с ее губами, язык заполнил ее жаждущий рот, пальцы ласкали ее груди, бедра яростно двигались, а пенис заставлял перейти все мыслимые пределы наслаждения.

– Боже, – выдохнула она, когда толчки стали продолжительнее.

Она содрогалась всем телом, выгибалась, пальцы впивались в плечи Макса. Никогда прежде Рианон не знала такой любви, никогда еще ей не случалось просить мужчину о близости так отчаянно, как Макса. Она настолько уплыла, отдавшись страсти, что едва ли поняла, что любовник взял ее на руки и отнес к столу, не выходя из нее, и что его губы опять ищут поцелуя. Зато она сознавала, что Макс повернул ее на живот и проник сзади, врываясь в нее с такой силой, что она в оргазме крепко сжала пальцами края стола. Она стонала, стискивала зубы, задыхалась, а он раз за разом проникал все глубже. То и дело он приподнимал ее, прижимал ее голову к своему плечу, погружал язык в ее рот. Его пальцы ласкали ее груди, гладили соски. В конце концов Рианон откинулась на спину и почувствовала удар тугой струи внутри, а Макс целовал и прижимался к ней, пока не выдохся окончательно.

Спустя некоторое время он отнес ее на руках в спальню и опустил на кровать. Пряди ее волос прилипли ко лбу, грудь все еще вздымалась, тело блестело от пота. Макс постоял рядом, глядя, как бьется жилка на нежной шее и дрожат ресницы, затем откинул волосы с ее лба, лег рядом и сжал Рианон в объятиях.

Они лежали и молча прислушивались к собственному дыханию, к постепенно замедляющемуся биению сердец. Рианон помнила, что Макс за все время не произнес ни слова, но его тело, поцелуи, ласки, его страсть сказали ей больше, чем она могла надеяться услышать. Она положила голову ему на плечо, приникла лицом к его шее. Он поцеловал ее в лоб и крепко обнял.

А потом Рианон заснула. Проснувшись через несколько часов, она почувствовала, что Макс уже в ней. Она не помнила, как он входил, но теперь желание было таким острым, что почти причиняло боль. Она лежала тихо, только дыхание участилось да соски затвердели от ласк Макса. И все тело отзывалось на его прикосновения. Он поцеловал ее в губы, потом лег на спину и усадил на себя так, что она оказалась на нем верхом. Принимая Макса в себя, она вгляделась в его лицо. Глаз в утренних сумерках не было видно, но она знала, что он смотрит на нее. Губы его побелели, подбородок казался почти черным из-за проступившей щетины. Руки непрерывно гладили ее груди, живот, бедра, и она стала двигаться энергичнее. Ладонь Макса оказалась меж ее ног, и она негромко ахнула. Бедра его ритмично поднимались, руки, казалось, трогали ее повсюду. Когда Макс сжимал соски, она вскрикивала в экстазе. Он сводил ее с ума. Она чувствовала себя все ближе и ближе к нему, разрывалась от переполнявшего ее счастья.

Когда все было кончено, Рианон проговорила:

– Боже мой, Макс…

Он взял ее на руки и закрыл ей рот поцелуем.

– Макс, я этого не перенесу, – прошептала она, когда он осторожно уложил ее на спину. – Боже, помоги!

А он все не мог оторваться от нее. Она прижалась к нему, запустила пальцы в его волосы, слыша в ответ только свои собственные стоны. Ничего подобного Рианон прежде не знала. Никогда она не испытывала такого крайнего наслаждения, как в эту ночь. Ни один мужчина не давал ей ничего даже отдаленно похожего.

Она еще не отдышалась, а Макс опять целовал ее – нежно и яростно, властно и мягко. Он прижимался к ней всем телом, они дышали одним воздухом. Пенис его все еще находился в ней. Впервые в жизни она поняла, что значит почувствовать себя частью другого человека. Войдя в нее, он в то же время втягивал ее в себя.

Через два дня этот человек женится на ее подруге, а сейчас они лежат в постели Галины. Рианон захотелось, чтобы пенис Макса опять затвердел, остался внутри, чтобы этот мужчина заполнил ее собой настолько, чтобы она потеряла всякую способность мыслить.

Лишь несколько часов спустя Макс поднялся с кровати. Рианон притворилась спящей. Ей до безумия хотелось, чтобы он остался, поэтому было слишком страшно взглянуть на него. Она взмолилась про себя, чтобы Макс заговорил, но знала, что не услышит ни звука.

Когда входная дверь захлопнулась, сквозь жалюзи уже пробивались лучи утреннего солнца. Рианон лежала неподвижно. К горлу подступили слезы, в сердце стыд смешался с отчаянием. И еще к ней пришла полная уверенность, что этой ночью что-то в ней бесповоротно переменилось. Она представления не имела, что именно. Но пережитое наслаждение было таким сильным, что даже сейчас, почти плача, она чувствовала себя счастливой.

Рианон уткнулась лицом в подушку. Ей вдруг пришло в голову, что Макс воспользовался ею, чтобы отомстить Галине. Он изменил невесте с другой женщиной здесь, в постели Галины, той самой, в которой она порой развлекала других мужчин. Неужели она, Рианон, оказалась пешкой в горькой и запутанной игре, которую ведут между собой два человека, страстно любящие друг друга и столь же страстно ненавидящие?

Едва ли она когда-либо узнает ответ на этот вопрос, даже если суждено провести с Максом еще одну ночь. Рианон вдруг ощутила страшную усталость, изнеможение. Но несмотря на это, в ней вновь стало подниматься нетерпеливое желание, стремление снова быть с ним, долго-долго быть с ним. Что же он сотворил с ней? Разве она теперь сможет лечь в постель с другим человеком?

Прижавшись к подушке, Рианон попыталась выбросить все мысли из головы. Нужно попробовать заснуть, велела она себе. Сейчас она слишком переполнена ночными впечатлениями, чтобы мыслить ясно.

Она чувствовала, как слезы текут по щекам и в сердце заползает страх перед тем, что ей теперь предстоит. Подумала о Галине, о свадьбе, и на душе стало тоскливо.

Романов стоял у подъезда и ждал, пока швейцар подгонит для него машину. Он был бледен, смотрел прямо перед собой и как будто ничего не видел. Когда “мерседес” подали, Макс двинулся вперед. Он потер подбородок, пригладил рукой волосы.

Из окна напротив за ним наблюдала линза объектива, запечатлевая историю об усталом человеке, который рано утром вышел из дома после ночи, проведенной с неизвестной женщиной. С той самой, с которой накануне вечером он побывал в “Кафе дель рей”, а потом совершил романтическую прогулку по ночному пляжу. Снимки, сделанные в кафе и на пляже, были уже отпечатаны и переданы в газеты. Макс узнает об этом, как только вернется домой, а может быть, и раньше – если ему вдруг захочется остановиться и купить по дороге газету.

 

Глава 20

– Ура!

Галина захлопнула ногой входную дверь и швырнула на пол сумки.

– Ура! Ура! – Она со смехом вбежала в спальню и кинулась обнимать лежавшую в кровати Рианон. – Мы едем в Вегас! – От избытка чувств она стиснула подругу и перекатила ее на кровати.

– Галина, дай отдышаться, – весело сказала Рианон. Та присела возле кровати на корточки и повторила:

– Мы едем в Вегас!

Она расхохоталась, и в ее глазах блеснуло озорство.

– Да ты только посмотри на себя! – воскликнула она. – Я вижу, ты ночью зря времени не теряла.

Рианон похолодела. Она внезапно ощутила вину и быстро отвела взгляд.

Но Галина как будто ничего не заметила. Она объявила:

– Мы с Максом поженимся в Вегасе! Правда, здорово? Все уже готово. Мы вылетаем в субботу утром, сразу же оформляем документы, потом ждем вас всех в Часовне Любящих Сердец или как она там называется. Так что в Вегасе состоится свадьба года!

Рианон, ошарашенная, смотрела на нее. Это шутка, подумала она. Конечно же, шутка, просто она не понимает юмора.

Она взглянула на часы и с трудом сообразила, что полдень уже миновал.

– Ну, что скажешь? – тормошила ее Галина. – Класс, да? Ты сказала, что хочешь в Вегас, и вот мы туда едем.

Рианон с недоумением взглянула на нее.

– Я сказала, что хочу в Вегас? – тупо переспросила она. Казалось, что она спит и видит дурацкий сон.

– Конечно, ты, – со смехом отозвалась Галина. – В прошлый раз говорила. Сказала, что хотела бы побывать в Вегасе, раз уж ты здесь. Я все устроила.

Изумление Рианон достигло крайних пределов.

– Галина, я же так, к слову сказала, – выдавила она. – Не собиралась я никуда. То есть мне туда хотелось, но даже и в голову не приходило, что вы решите проводить свадьбу там. – Она перевела дух. – Нет, ты же не можешь серьезно…

– Могу! – перебила Галина и опять со смехом обняла подругу. – Абсолютно серьезно! Это же потрясающая мысль! Поженимся, а потом пройдемся по казино и сорвем все куши в этом городишке.

Рианон захлопала глазами. Только теперь она стала сознавать, что Галина действительно намерена поступить так, как говорит.

– А что думает Макс? – с замиранием сердца спросила она.

– Макс находит, что это грандиозная мысль. – Галина опять засмеялась. – И остальные так считают. – Она соскочила с кровати и пошла в кухню. – Хочешь кофе? – спросила она через плечо. – Идиотский вопрос. Конечно, хочешь. Ну как, ты сегодня вставать собираешься? Я просто так спрашиваю. Не хочешь – не вставай. Могу тебе газеты в постель принести. По-моему, тебе стоит их посмотреть. Твои фотографии – это фантастика. И твои, и Макса. Кстати, как он? Хорош? – Она хихикнула. – Ты клюнула на него? Давай подробности.

У Рианон голова пошла кругом. Наверное, она все-таки спит. А если нет, значит, сходит с ума.

– Ты, я полагаю, не надеялась, что он удерет с тобой прямо перед свадьбой, – продолжала Галина, наполняя кофеварку. – Я понимаю, это было бы только справедливо – после того, как я с тобой поступила, но этого не будет, поэтому лучше оставь надежды. Не нужно разочарований. Пойми, Макс без ума от меня, он ради меня что угодно сделает, может даже переспать с моей лучшей подругой, чтобы доставить ей удовольствие. А ты получила удовольствие, родная?

Рианон вцепилась пальцами в края кровати, пытаясь удержать вдруг поплывшую куда-то комнату. Слова Галины тем больнее хлестнули ее, что вполне могли оказаться истиной.

А та, не прекращая болтать, уже доставала из буфета чашки и говорила:

– Знаешь, скажу тебе честно, я прямо не просила Макса переспать с тобой. Но собиралась попросить, – поспешно уточнила она. – Я думала, тебе это должно понравиться. Но он сам все правильно понял, всегда обо всем догадывается. Итак, тебе было хорошо? Лично я не сомневаюсь.

Рианон оставалось только, молча смотреть на Галину. Этого не может быть. Невозможно представить себе, что она лежит в кровати, все еще полная впечатлений от ночи с Максом, слушает веселый щебет его невесты и отвечает на ее вопросы.

К ее невыразимому облегчению, зазвонил телефон. Ула сообщила имя и номер телефона специалиста по вопросам иммиграции. Рианон записала эти данные, поблагодарила Улу и отключила связь, после чего обхватила голову руками и сжалась в комок, будто стараясь защитить себя от новых ударов.

– Может, тебе приготовить ванну? – донесся до нее голос Галины.

Рианон не ответила. Она лежала и смотрела, как Галина подошла к просторной ванне овальной формы, как повернула медные краны, достала банку дорогого ароматического средства и высыпала содержимое в воду. Все это время она весело напевала себе под нос, как очень счастливая, влюбленная женщина.

– Как съездила в Чикаго? – спросила Рианон, чтобы внести хоть какую-то нотку нормальности в создавшуюся ситуацию.

Преодолев смущение, она отбросила одеяло, встала. Мускулы были напряжены. При мысли о Максе она ощутила новый прилив желания.

– У-у, просто класс, – откликнулась Галина, принимаясь раздеваться.

Рианон смотрела на нее и чувствовала себя все более неуютно.

– Можно, я приму душ? – спросила она. Галина сбросила белье и повернулась к зеркалу.

– Нет, нельзя. По-моему, нам с тобой надо вместе принять ванну. Как когда-то в школе. Я потру тебе спину, а ты мне заодно и расскажешь, что с тобой ночью делал Макс.

Рианон побелела.

– Галина, мне кажется, я не…

– У тебя отличная грудь, – прервала ее Галина; она как раз рассматривала отражение Рианон в зеркале. – Макс наверняка тебе сказал. Она такая… большая! А талия тонкая, и бедра узкие. Знаешь, у тебя замечательная фигура. В этом городе женщины платят огромные бабки, чтобы так выглядеть. О! – вдруг воскликнула она, хлопнув в ладоши. – Где твой фотоаппарат? Поставь его на режим автомата. Давай снимемся вдвоем в чем мать родила!

Рианон отказывалась верить своим ушам.

– Это еще зачем? – проговорила она.

– Как – зачем? Для Макса, естественно. – Галина засмеялась. – Представь себе, как ему будет приятно. Будет таскать фотку в бумажнике, и всякий раз…

– Галина, прекрати! – взмолилась Рианон. – Ты сошла с ума!

– Почему это я сошла с ума? – со смехом возразила Галина. – Ты разве не хочешь, чтобы Макс всегда мог посмотреть на тебя голышом?

– Нет!

Глаза Галины сверкнули. Она пожала плечами и сказала:

– Ну, как знаешь. Я просто предложила.

Она склонилась над ванной и принялась помешивать воду обеими руками. Потом, не оборачиваясь, протянула одну руку за спину, в сторону Рианон.

– Иди сюда.

– Галина, честное слово, я не…

– Иди, – настойчиво повторила Галина, отгоняя ладонью пар. – Полежишь на спине, расслабишься.

Она подошла к Рианон, взяла ее за руку и потянула в ванную.

– Мы с тобой уже не школьницы, – запротестовала та, но Галина невозмутимо ступила в ванну.

– Зато можем притвориться ими. – Галина подмигнула. – Давай залезай сюда, а я устроюсь возле кранов. Не бойся, я на тебя не накинусь. У меня другая ориентация.

Рианон казалось, что она летит в космос, в бездну времени, прочь от реальности. Она медленно погрузилась в ароматную горячую воду.

– Вот так. – Галина улыбнулась, опустилась возле Рианон на колени и стала разглядывать подругу сквозь клубы пара. – Тебе хорошо?

Рианон кивнула. И вправду стало легче. Теплая вода постепенно снимала напряжение мускулов. А Галина вытянула ноги и тоже легла на спину, устроив голову на сложенном полотенце на краю ванны.

Некоторое время подруги молча лежали с закрытыми глазами и вдыхали насыщенный ароматом пар.

– Правда, чудесно? – пробормотала Галина.

– М-м-м.

Галина открыла глаза и улыбнулась.

– Может, я начну тебя мыть, а ты мне расскажешь про Макса? – предложила она.

Рианон мгновенно напряглась, хотя и не открыла глаз.

– Я не хочу говорить про Макса, – ответила она. – Что было, то было, отрицать не стану, но, Галина, говорить я об этом не стану, тем более с тобой.

Она открыла глаза и увидела сияющую улыбку школьной подруги.

– Хорошо, – мягко произнесла та. – Я понимаю. Раз так, давай я тебя намылю, и забудем про Макса. Поворачивайся спиной.

Рианон, не понимая, с какой стати участвует в этой сцене театра абсурда, тем не менее послушно приподнялась и повернулась к Галине спиной. Галина намылила губку и начала осторожно тереть ее. Рианон наклонила голову. Нежные движения Галины успокаивали. Она помассировала шею Рианон, намылила ей плечи. Потом Галина отложила губку, придвинулась к Рианон ближе, обхватила ее бедра ногами и принялась массировать спину обеими руками.

Сцена была откровенно эротичной, но Рианон не испытывала неловкости – даже тогда, когда Галина отвела назад ее голову и стала гладить ее лицо.

– Помыть тебе голову? – спросила Галина.

Рианон кивнула. Галина достала шампунь, отодвинулась и, слегка нажав на плечи, погрузила ее волосы в воду. Потом выдавила шампунь из флакона, подняла колени так, чтобы Рианон могла на них откинуться, и стала намыливать длинные каштановые волосы подруги.

Через несколько минут Рианон прикрыла глаза, волосы опять погрузились в воду. Задержав дыхание, она ждала, пока Галина не закончит смывать пену. Пальцы Галины перебирали длинные спутавшиеся пряди. Потом рука Галины легла на ее лицо, и голова ушла под воду. Рианон мгновенно испугалась, попыталась поднять голову и почувствовала сопротивление Галины. Через мгновение та убрала руку, и Рианон смогла сделать вдох.

– Помнишь, что я рассказывала тебе про бабушку? – спросила Галина.

Рианон открыла глаза, пытаясь понять, не померещилась ли ей попытка утопить ее.

– Да, – медленно проговорила она. – Да, я помню.

Галина улыбнулась:

– Господи, как давно все это было.

Пальцы ее массировали голову Рианон круговыми движениями. А затем Галина опять увлекла ее под воду.

Рианон хотела было воспротивиться, но почему-то не смогла.

Бояться нечего, сказала она себе. Галина не станет причинять ей вред. В школьные годы они точно так же мыли друг друга. В этом никогда не было ничего опасного, и оттенка сексуальности тоже не было. Так чего бояться?

Поверхность воды сомкнулась над головой Рианон, и сердце дрогнуло, когда ладони Галины оказались на ее горле. Стараясь сохранять хладнокровие, она рванулась вверх, но волосы были прижаты ногой Галины. Открыла глаза, но в мыльной воде все равно ничего не было видно. Наконец Галина отпустила ее и помогла подняться.

– Теперь ты меня, – сказала Галина, протянув шампунь. Рианон повернулась к ней лицом, взяла флакон и заметила, что Галина в упор разглядывает ее груди.

– Он их трогал? – шепотом спросила она. Сердце Рианон словно остановилось. Галина улыбнулась.

– Конечно, трогал, – ответила она сама себе и принялась мочить волосы.

Когда Рианон намылила ей голову, Галина выпрямилась и заговорила снова:

– Ты не хочешь разговаривать про Макса. Поэтому я скажу только одну вещь: в твоих же интересах не позволять ему еще раз прикоснуться к тебе. Если прикоснется, то поверь мне, тебе придется об этом пожалеть.

Рианон молчала. А что она могла сказать? Она не знала даже, что услышала – прямую угрозу или всего лишь предупреждение.

Зазвонил висевший на стене телефон. Галина взяла трубку и сказала, повернувшись так, чтобы видеть лицо Рианон:

– Нет, это не Рианон. Да, она здесь. Даю ей трубку.

Судя по выражению лица, звонок ей явно не понравился.

– Ты просила Сюзан Травнер позвонить. Это она.

Ула закрыла за собой дверь кабинета и подошла к остальным. Макс внимательно смотрел на нее. Кроме него, в кабинете находились Рамон, Морис и Эллис. Яркий солнечный свет проникал сквозь жалюзи и освещал рабочие столы, на которых стояли пока не включенные компьютеры. За окнами садовники подстригали газоны, рабочий чистил бассейн.

Ула сразу поняла, что мысли Макса витают где-то далеко.

После проведенной с Рианон ночи прошли целые сутки. За это время Галина вернулась из Чикаго, а обвинения в незаконной сделке были сняты с Макса. Что он думал обо всем этом, было известно ему одному. Ни с кем, кроме, быть может, Галины, он не говорил. Уле очень хотелось бы узнать, как невеста отреагировала на то, что за несколько дней до свадьбы Макс спал с ее лучшей подругой. А журналистов, безусловно, интересовало, кому именно заплатил Романов, чтобы избежать обвинений.

Ула посмотрела на Мориса. Тот сидел, положив ногу на ногу, и прихлебывал кофе. Эллис записывал номер, который ему продиктовали по телефону.

Когда он отложил ручку, Рамон заговорил, и Ула опять поразилась его акценту. Впрочем, суть сказанного тоже заслуживает внимания:

– Что касается убийства фотографа, в Мемфисе полиция разыскивает элегантно одетого мужчину сорока с небольшим лет. Улик практически нет, но они склоняются к тому, что этот человек живет не в Мемфисе.

– Я считала, что они придерживаются версии о гангстерах, – заметила Ула.

– Так и есть, – подтвердил Рамон. – Гангстеры тоже иногда одеваются элегантно.

– У них сейчас есть версии, почему фотографа могли убить? – поинтересовался Морис.

– Ты имеешь в виду, известно ли им о фотографиях Галины? Нет, не известно, – прямо ответил Рамон.

Макс смотрел в окно. Он не повернул головы и тогда, когда Ула спросила:

– Рамон, а как продвигается твое расследование?

– Могу только сказать, что если полиция узнает о фотографиях Галины, на Макса немедленно падет подозрение в убийстве.

Все взгляды обратились к боссу. Тот сказал:

– Разве есть доказательства того, что в тот день я был в Мемфисе?

– Пока это не выплыло, – ответил Рамон. – Но поскольку ты в Мемфисе был, могут найтись и доказательства, стоит только начать их искать.

– А похоже, что их будут искать? – спросил Эллис.

– Все возможно, – проговорил Рамон.

– Таким образом, – подытожила Ула, – тебе не удалось выяснить, кто убил фотографа?

Рамон взглянул на Макса:

– Нет.

После недолгой паузы Морис сказал:

– Но если нам повезет и удастся узнать, кто убил этого типа, возможно, мы сумеем выяснить, кто прикрывает Галину.

Рамон пристально посмотрел ему в глаза.

– Очень на это надеюсь, – кивнул он и добавил, обращаясь к Максу: – Я видел снимки.

Романов поднялся и подошел к окну. Все смотрели на него.

– Думаю, – объявил он, поворачиваясь к друзьям, – что без улик против убийцы фотографа шансы раскрыть связь убитого с Галиной близки к нулю.

Рамон кивнул:

– Да, но надо считаться с реальностью. Если этот человек, кем бы он ни был, захочет подвести под обвинение тебя, ему это, скорее всего удастся. Ты был в Мемфисе в момент убийства, фотографировал убитый твою невесту, издевались над ней же, и по крайней мере одно из описаний таинственного незнакомца, которого видели в студии около того времени, когда было совершено убийство, отлично подходит к тебе.

Макс улыбнулся:

– Ну, естественно.

Ула внимательно посмотрела на шефа. После короткой паузы Макс продолжил, и у нее захватило дух:

– Не надо забывать о попытке шантажа. Фотографу прострелили голову всего через несколько часов после того, как он явился в “Сазерн белль” и потребовал огромную сумму.

– А это означает, – подхватил Рамон, – что убийство было хорошо продумано.

– Или, – заключил Макс, – что совершил его я.

Ула переглянулась с Морисом и Эллисом. Мужчины побледнели так же, как и она сама. Она решилась спросить Макса:

– Где сейчас Галина?

– У себя на квартире, с Рианон. Обе приедут завтра утром, перед вылетом в Вегас.

О похождениях Макса и Рианон кричали все газеты. Ула поразилась, что Галина вообще смогла заговорить с приятельницей, тем более провести с ней вместе двое суток. Еще более диким представлялось то, что Рианон, несмотря ни на что, по-прежнему намерена участвовать в церемонии в качестве подружки невесты. Впрочем, Ула давно привыкла как к экстравагантным выходкам Галины, так и к снисходительности Макса. Наверное, люди подумают, что Романов сошел с ума, – почти невозможно представить, чтобы такой человек, как он, согласился отпраздновать свое бракосочетание в Вегасе. Но Ула знала, что Макс в спорах с Галиной стоял на своем только в тех вопросах, которые считал важными, а до места свадьбы ему явно не было никакого дела.

 

Глава 21

Самолет романовской компании совершал перед посадкой круг над аэропортом Лас-Вегаса. Галина пребывала в превосходном настроении. Ее радость передалась детям; они весело щебетали, садились на колени то к Галине, то к Максу и носились по салону, знакомясь с пассажирами. Точнее, бегал Алекс. Девочка ласкалась к отцу и расспрашивала Галину обо всем на свете, например, о том, какие у той любимые блюда, или почему ей, Марине, запрещают проколоть уши. Славные ребята, подумала Рианон, наблюдая за ними. Она предполагала, что дети богатых родителей, как правило, избалованны. Но, судя по всему, богатство отца не испортило брата и сестру. Марина и Алекс Романовы унаследовали от Макса смуглую кожу и славянские черты, а голубые глаза, видимо, достались им от матери.

Помимо ближайших друзей и сотрудников Макса, Рианон не была знакома ни с кем из тех, кто летел сейчас в Вегас, хотя перед отправлением из Лос-Анджелеса ее всем представили. Эти люди, судя по всему, были руководителями подразделений концерна Романова. Они съехались на свадьбу со всех концов страны. Были здесь также визажисты, костюмеры и парикмахеры из “Конспираси”, которые должны были помогать Рианон и Галине. Рианон могла только гадать, как были бы эти люди заранее извещены о перемене места свадьбы, но по обрывкам разговоров в ходе полета поняла, что Марибет Куртини, руководитель Западного филиала “Праймэр”, была так же ошарашена внезапной переменой планов, как и сама Рианон. Однако окончательное решение принимала Галина, и, если только поведение человека о чем-нибудь говорит, Макс был доволен ее идеей.

Рианон предполагала, что ей будет трудно увидеть Макса впервые после той памятной ночи, но даже не представляла себе, насколько это будет трудно. Встретились они в аэропорту, почти у трапа самолета. Присутствующие смотрели на них во все глаза; им было интересно, как поведут себя эти двое через два дня после того, как измена Макса Галине стала достоянием публики. Рианон протянула Романову руку и приветствовала его тепло, но отстраненно-учтиво, будто они в жизни не говорили друг другу ничего, кроме “здравствуйте”. Ее смущение достигло предела, безумно хотелось оказаться в каком-нибудь другом месте, безразлично, где именно, лишь бы подальше от этого аэропорта. Она была уверена, что Макс чувствует себя примерно так же, хотя его лицо оставалось непроницаемым. На долю секунды глаза их встретились, Макс тут же выпустил ее руку и стал здороваться с другими гостями. Рианон заставила себя ступить на трап и оказалась рядом с Рамоном. Она с улыбкой взяла его под руку, сгорая от стыда. Как может Макс оставаться таким бесстрастным? Ведь им обоим ясно, что произошло нечто большее, чем простой акт любви! Но если это в самом деле так, почему же он не позвонил ей? Наверное, потому, с горечью напомнила себе Рианон, что сегодня он женится на другой женщине, а на нее смотрит так же, как и все остальные: случайная любовница на одну ночь.

Когда в самолете Рианон смотрела в ту сторону, где он сидел рядом с Галиной, у нее сжималось сердце. Он казался спокойным, довольным жизнью, откровенно любовался детьми. А с Галиной обращался так, что никто бы не усомнился в его любви. Но Рианон отказывалась этому верить, она убеждала себя, что его поведение – всего лишь игра. Интересно, думала она, рассказала ли ему Галина о звонке Сюзан Травнер? Может, из-за этого он так холодно относится к ней, избегает смотреть на нее. Она избавилась от Сюзан, заявив ей, что должна вернуться в Лондон намного раньше намеченного срока, так что встретиться не удастся. Галина все это слышала, но что она рассказала Максу?

Когда гости спустились по трапу, температура в Лас-Вегасе была выше ста градусов. Вся компания прошла к длинному ряду лимузинов, которые должны были доставить гостей в отель. Рианон оказалась в одной машине с Марибет, Рамоном, Эллисом и Улой. По пути ее поразили толпы на улицах. Впечатление складывалось такое, будто сюда съехалось пол-Америки. Все смешалось – спортивные рубашки, татуировки, бронзовый загар, шрамы, улыбки победителей. Непрерывно открывались и закрывались двери высотных отелей, восставших, подобно уродливым фениксам, на каждом углу из пепла и праха улиц.

В то время как все остальные болтали, смеялись, громко комментировали уличные шоу (кортеж проезжал мимо одного такого, – кажется, изображали бунт на пиратском корабле), Рианон с горечью спрашивала себя, что она здесь делает. Она старалась ничем не выдать своего настроения, но ей отчаянно не хватало разговора с Лиззи. Только поговорив с другом, она могла бы хоть отчасти восстановить утраченное душевное равновесие. Сейчас она чувствовала себя совсем одинокой, а в сердце бушевали такие чувства, от которых запросто можно сойти с ума.

Но что она могла бы ей сказать? “Лиззи, я влюбилась в Макса Романова. В жизни ни один мужчина не давал мне таких ощущений. Я даже не предполагала, что такое вообще бывает. Только подумаю о нем, как у меня влажнеет… Едва взгляну на него, сердце разрывается. Скажи, это любовь? Или просто похоть? Пожалуйста, Лиззи, объясни, что со мной происходит”.

Лимузин свернул к отелю “Мираж”.

– Эй, вы только посмотрите! – Марибет указала на пруд возле отеля. Посредине стояла скала, с которой низвергалась вода. – Наверное, днем это водопад, а ночью – вулкан.

– Да что ты? – откликнулась Ула. – Вулкан? Надо будет посмотреть. Эллис, ты сидишь на моей юбке. – Она рывком выдернула из-под него подол. – Кстати, ты взял кольца?

– Шафер у нас Рамон, – проворчал Эллис. – Спроси у него.

– Рамон, кольца у тебя? – немедленно повернулась к нему Ула.

Глаза Рамона весело сверкнули.

– У Макса, – пояснил он.

– О Боже! – Ула резко обернулась и посмотрела назад. – Они хоть помнят, что нужно оформлять документы? Они должны были прямо из аэропорта отправиться в мэрию.

– Помолчи, – оборвал ее Эллис.

Шофер распахнул дверцы, и они вышли из машины. К ним уже спешили носильщики.

Рианон проследовала за остальными и открыла рот от удивления. Впервые в жизни она видела такое количество людей в гостиничном вестибюле. И такое количество игровых автоматов. Их были тысячи, они стояли рядами длиной не меньше четверти мили, и на экране каждого вертелись колеса, мелькали цифры… А какой тут стоял шум! Какофония свистков, гудков, сирен, звона непрерывно сыплющихся монет напоминала музыкальную запись, которую зачем-то запустили в обратную сторону. Еще больше ее поразил настоящий тропический лес, состоящий из живых и искусственных пальм и протянувшийся до самых лифтов, и огромный аквариум возле стола администратора, в котором плавали акулы. В бесчисленных будках выдавали жетоны и призы моментальных лотерей, а толпы новичков и завсегдатаев пытали счастье в самых разнообразных играх, от лото до рулетки. Проходя мимо, Рианон разглядывала афиши, приглашавшие взглянуть на тигров и дельфинов, зазывавшие зрителей на показательный турнир боксеров-тяжеловесов. Казалось, этот отель в состоянии предложить клиенту все мыслимые развлечения.

Гостей провели в пентхаус, где их встретил вышколенный администратор, чья работа состояла в обслуживании особо важных персон. Ула вступила с ним в переговоры, а посыльный проводил Рианон в номер, размерами едва ли уступавший переулку, в котором прошло детство Рианон. Он предложил ей бокал шампанского, а горничная разъяснила предназначение многочисленных рычагов и кнопок.

Номер был со вкусом обставлен французской мебелью, стилизованной под старину. Полы были из мрамора, а потолок над большой двуспальной кроватью, застланной светлым парчовым покрывалом, зеркальный. Рианон улыбнулась про себя и решила пройти в ванную, но тут дверь распахнулась, и вошла Галина в сопровождении своей свиты из “Конспираси”.

– Привет! – крикнула она, подав знак вносить вещи. – Роскошь, а? – Она вскинула руки и повернулась на каблуках. – У нас отдельные комнаты? Я специально сказала Уле, что комнаты должны быть отдельные.

– Вторая комната здесь, мэм. – Посыльный открыл перед Галиной дверь.

– О-о, мне подойдет, – сказала Галина, заглянув в номер. – Рианон, у тебя комната больше.

– Не говори глупости, – возмутилась Рианон. – Сегодня твой день, и большая комната твоя.

– Нет. Я так хочу. И не спорить со мной сегодня. Да, я тут буду всего часа два, так что ты успеешь устроиться. Номер Макса рядом с детьми, они с миссис Клей приедут попозже, так что пока все в нашем распоряжении. Кстати, все остаются до понедельника, так что мы сможем сегодня просадить кучу денег, а завтра вернуть их. Мне так не терпится начать, а тебе? Играешь в карты? Я обожаю. Еле смогла пройти мимо стола. В общем, Макс оттащил меня, зато пообещал, что вечером мы сможем сыграть.

Складка между бровями ясно говорила о том, что Галина не придает большого значения собственной болтовне.

– Знаешь, наверное, надо позвать Марину. Как ты думаешь? В конце концов, она тоже будет на свадьбе, так пусть ее подготовят вместе с нами. Да о чем я говорю, конечно, надо помочь ей одеться. Белинда, приведи ее, пожалуйста. И скажи Алексу, он тоже может прийти, если хочет.

Белинда вышла и быстро вернулась. Макс, сказала она, просил передать Галине, что сегодня ее день, так что детьми он займется сам. Через два часа он будет ждать ее в церкви.

Время летело быстро. Стилисты из “Конспираси” быстро и весело работали, развлекая Галину и Рианон голливудскими сплетнями и остроумными шутками. Мими с помощницами развернула бурную деятельность, а парикмахер Корнелиус, который показался Рианон настоящим фокусником, осмотрел ее голову с разных точек, а потом сделал такую шикарную французскую прическу, что она не могла не спросить себя, какое впечатление произведет на Макса. Отогнав от себя эту мысль, Рианон стала смеяться над очередной байкой Мими, но чувствовала, что чем ближе стрелки часов подбираются к трем, тем сильнее она нервничает.

Волновалась и Галина. Она прикрикнула на Белинду, извинилась и растерянно посмотрела на Рианон, как бы спрашивая, что делать дальше.

– Замечательно. – Рианон обняла подругу за талию и подвела к зеркалу. – Прекрасное платье. И ты прекрасна. Макс будет тобой гордиться.

Голос ее дрогнул при этих словах, их глаза встретились.

– Спасибо, – прошептала Галина.

Рианон улыбнулась и отошла от зеркала, чтобы не мешать невесте полюбоваться на себя. Длинное шелковое платье цвета слоновой кости с низким вырезом, отделанное простыми кружевными полосами, в самом деле было хорошо. Лиф был украшен вшитыми драгоценными камнями, которые ярко сверкали на солнце. Букет в роскошных светлых волосах казался прозрачным. Рианон подумала, что никогда еще не видела Галину такой прекрасной и в то же время такой хрупкой. Широко раскрытые голубые глаза были полны тревоги, а полные чувственные губы наводили на мысль о тайных страхах.

– Ты изумительно выглядишь, – шепнула ей Рианон. Галина опустила глаза. На щеках ее появился румянец. Она еще раз поблагодарила Рианон, потом дотронулась кончиками пальцев до ее груди.

– Ты тоже. – Она окинула взглядом платье Рианон того же цвета. – С этим и Макс согласится, – тихо добавила Галина.

Рианон почувствовала замешательство всех присутствующих в комнате и поспешно сказала:

– Нам пора.

Когда они с Галиной приехали в церковь, все прочие гости уже толпились на лужайке у входа. Рев моторов, клубившаяся в воздухе пыль принадлежали совсем другому миру, а здесь, у глянцевых белых стен церкви, под причудливыми стрельчатыми окнами, возле небольшой изящной колокольни царил абсолютный покой. Церковь напоминала игрушку, сошедшую с цветной открытки. Справа и слева от нее высились два высокомерных, самодовольных высотных здания. Рядом с ними, да еще на фоне крикливого и тем не менее унылого торгового центра церквушка была похожа на маленький бриллиант. В воздухе над храмом парили неоновые буквы, оповещавшие, что торговый центр открыт двадцать четыре часа в сутки.

Лимузин остановился. Пассажиры вышли. Горячий сухой ветер подхватил подол платья Галины и выбил несколько прядей из прически Рианон. Марина, одетая в точно такое же платье, что и невеста, – конечно, меньшего размера, – подбежала к Галине и схватила ее за руку. Алекс (на нем был элегантный пиджак и красный галстук) взялся за другую руку. Чтобы помочь невесте, Рианон забрала у нее цветы. Ей не хотелось смотреть на Макса, но она все-таки не удержалась и взглянула в ту сторону, где он стоял. Рядом с ним находились Рамон и Морис.

Жених надел черную визитку и выглядел он в ней до нелепости высоким и крупным. Рианон удивилась, как он мог согласиться на такой неподходящий наряд. Он смотрел на Галину, а та застенчиво приближалась к нему, словно ожидая слов одобрения. Лицо его было жестким и непроницаемым – может быть, Макс устал ждать. Тем не менее, когда Галина подошла к нему и подняла взгляд, он пристально посмотрел ей в глаза, потом склонился и нежно поцеловал в губы.

Рианон почувствовала, как кто-то берет ее под руку, повернула голову и увидела Рамона.

– Не волнуйтесь, – зашептал он, улыбаясь, – все скоро закончится.

Рианон не удержалась и спросила, тоже шепотом:

– Почему он позволил ей все это? Рамон, это же некрасиво. Даже неприятно.

– Так захотела Галина, – ответил Рамон и жестом предложил ей пройти вперед.

Все вошли в храм, наполненный звуками органа. Макс и Рамон прошли к алтарю, а невеста осталась возле входа в обществе Рианон и Марины. Гости разместились на скамьях, органист заиграл другую мелодию, и тогда Галина, Рианон и Марина двинулись вперед по проходу.

Рианон смотрела, слушала и усилием воли заставляла себя верить, что все это происходит на самом деле, настолько безвкусной и приторной казалась ей церемония. Священник был похож на куклу – ярко-красные губы, длинные пушистые ресницы и внушительных размеров бледно-розовый парик. Все скамьи по бокам были щедро украшены розовыми гвоздиками с розовыми же бантами. И алтарь был розового цвета, и Библия, и органист был облачен во что-то розовое. Рианон никогда не видела столько розового сразу. Находиться здесь – все равно что сидеть внутри бланманже.

Однако с этим пришлось смириться. И вот уже произнесен текст клятвы, сначала невеста, затем жених повторили его, и не успели гости моргнуть, как Галину и Макса нарекли мужем и женой.

Остаток дня прошел в суматохе. Возвращение в отель, шампанское с омарами в отдельном кабинете ресторана, веселье, тосты… Галина сидела рядом с Максом, раскрасневшаяся и такая счастливая, что невозможно было не радоваться за нее. Макс тоже держался значительно более раскованно, чем в церкви, но Рианон больно было видеть, как он по-прежнему избегает ее взгляда. После церкви он только раз посмотрел на нее, и лучше бы вовсе не смотрел, потому что она прочла в его глазах такое же неодолимое желание, какое испытывала сама.

В семь часов молодожены покинули общество, объяснив, что нужно уложить детей, хотя все прекрасно знали, что это входит в обязанности миссис Клей. Рианон не знала, что делать дальше. Меньше всего хотелось в одиночестве оставаться в номере, поэтому она, как и другие, пошла к игровым столам. Она выигрывала и проигрывала, проигрывала и выигрывала. Через какое-то время, бросив взгляд на себя в зеркало, Рианон почти испугалась собственного отражения. Глаза ее болезненно блестели, губы побелели, прическа рассыпалась, как будто она только что побывала на сильном ветру. Совершенно неожиданно тело вспыхнуло от неудержимого сексуального желания. Сейчас она была готова на любое безрассудство. Она была пьяна и сознавала это, но ей было все равно.

Незадолго до полуночи появился Рамон. Он увел Рианон от воспылавшего к ней мужским интересом нефтяного магната из Техаса, проводил на улицу и распахнул перед ней заднюю дверцу лимузина.

– Куда мы едем? – пробормотала она. Рамон уселся рядом.

– А вы сами как думаете?

Рианон задумалась, потом покачала головой:

– Не могу догадаться. Хотя бы намекните.

Рамон улыбнулся, дал шоферу знак, что можно ехать, и уставился вперед, на дорогу.

– Опять меня спасаете? – поинтересовалась она, икнув. Машина свернула с главной дороги.

Рамон усмехнулся:

– Может быть.

Рианон умолкла. Несколько минут спустя она запрокинула голову на спинку сиденья, чтобы слезы не покатились из глаз. Хотелось напиться, погасить боль, заглушить мысли о своей злой судьбе, но она не могла не думать о Максе, точнее, о Максе, Галине и о том, чем они сейчас заняты. Кусая губы, она посмотрела в окно, но увидела только собственное отражение. Позади остались неоновые огни реклам, бесчисленные автомобили. Вокруг раскинулась бесконечная чернильно-черная пустыня.

Рианон глубоко вздохнула и запустила пальцы в волосы, пытаясь собраться с мыслями. Все на свете казалось ей миражом. Не осталось ничего обыденного, разумного, полезного. Она, конечно, сошла с ума, позволив себе до такой степени влюбиться в человека после единственной ночи с ним, но это случилось, и теперь она понятия не имеет, как с этим справиться. Она так хочет его, что не может думать больше ни о чем. Макс заполонил ее мысли, ее сердце, ее тело и душу. Она не может изгнать его. Но придется. Необходимо.

Прошло еще несколько минут, и Рамон нарушил молчание:

– Приехали.

Рианон открыла глаза и огляделась, но ничего не было видно в темноте, только вдалеке – свет фар встречной машины.

– Спасибо, – пробормотала она, когда шофер открыл перед ней дверь лимузина.

Теплый ветер растрепал волосы и высушил слезы. Она повернула голову, увидела, как Рамон вылезает из машины, и вдруг сердце ее замерло.

– Боже, – выдохнула она, увидев подходившего Макса.

Лимузин, доставивший ее, давно уехал и увез Рамона, а Рианон и Макс все стояли, обнявшись. Его сильные руки внушали ей спокойствие, и она все крепче, все беспомощнее прижималась к нему. Наконец он осторожно отстранил ее от себя, заглянул в глаза и поцеловал.

– Ты в порядке? – спросил Макс.

– Да, – прошептала она, не сводя с него взгляда. – Только объясни мне, что происходит. Почему ты здесь? Я не могу поверить, что вижу тебя.

Он сжал ее лицо в ладонях.

– Сюзан Травнер? – произнес он, пристально глядя ей в глаза.

Она застонала.

– Да не было ничего. Клянусь тебе. Я собиралась с ней встретиться, но после того… После той ночи…

– Все нормально, – перебил Макс и притянул Рианон к себе. Губы их встретились.

Когда он наконец отпустил ее, Рианон нервно засмеялась и стала вглядываться в ночь.

– Я столько должна была бы сказать тебе, – проговорила она шепотом, чувствуя, как вспыхнули щеки, – но сейчас только об одном могу думать, только одного хочу… – Она посмотрела ему в глаза. – Я хочу, чтобы ты любил меня. Хочу, чтобы ты проделал со мной все, что делал тогда, и еще что-нибудь. – Голова ее упала к нему на грудь, и она издала глухой смешок. – Боже, что ты должен обо мне подумать. У тебя первая брачная ночь, ты здесь, со мной, я не знаю почему, а я…

Рианон умолкла, когда он взял ее голову в руки и вгляделся в ее глаза.

Внезапно он оказался за ее спиной, расстегнул платье и сбросил его. Ветерок, овевавший ее обнаженную кожу, показался ей таким же нежным, как взгляд Макса. Он снова притянул ее к себе, и оба растворились в горячем желании.

Акт любви был таким же страстным, как и в прошлый раз. Сначала Макс повернул Рианон спиной к себе и просунул пальцы между ее ног, затем, не отнимая руки, поставил ее у машины. Она наклонилась, – и он вошел в нее сзади. Другой рукой он повернул к себе ее лицо и целовал, целовал так жадно и властно, что губы ее дрожали. Она чувствовала эту мощь; оргазм ее нарастал скорее, чем убыстрялись движения его бедер. Еще до того, как его страсть достигла высшей точки, он уже ощущал, как бьется под ним в экстазе ее тело.

Когда напряжение стало наконец спадать, а дыхание – выравниваться, Макс повернул Рианон к себе лицом и вновь всмотрелся в ее глаза. Невозможно было понять по лицу, о чем он думает, но ей было достаточно и того, что он с ней, он обнимает ее и что ее еще не совсем оставило возбуждение любви. Сердца их бились в унисон.

Через несколько минут, когда они сели в машину и поехали по шоссе прочь от Лас-Вегаса, Рианон спросила:

– Куда мы едем?

Может быть, она и успела бы поверить на мгновение, что сейчас они убегут отсюда вместе и никогда не расстанутся, но последовал недвусмысленный ответ:

– Тут недалеко.

Рианон смотрела во тьму, не зная, спит она или нет. Макс вдруг стал казаться очень далеким, хотя она по-прежнему ощущала его власть над собой. Он как будто отталкивал ее, но, с другой стороны, он здесь, с ней, он только что сотворил с ней нечто чудесное, он был так близок, он почти не отрывал губ от ее рта и говорил, что хочет ее так же сильно, как она его. Рианон закрыла глаза, решив положиться на интуицию.

– Где Галина? – услышала она собственный голос.

– Отправилась в частный игорный дом поиграть в карты, – ответил Макс. – Она пробудет там почти до утра.

Рианон кивнула. Голос его звучал буднично. Что на уме у этого человека, невозможно было понять. Вдруг она спросила, едва ли отдавая себе отчет в том, что говорит:

– Она знает, что ты со мной?

Макс насмешливо поднял брови.

– Нет еще, – сказал он. – Возможно, догадается.

Рианон опустила глаза. В голове пронеслись тысячи мыслей одновременно, и совершенно невозможно было поймать одну, необходимую.

Через двадцать минут машина въехала на территорию огромной усадьбы. Вдоль пальмовой аллеи расположились искусно подсвеченные изваяния львов, фавнов, сатиров и ангелов. А впереди показались изящные очертания замка во французском стиле. Отражение дрожало и переливалось в освещенном луной пруду.

– Это твое имение?

Рианон уже знала ответ: “Нет”.

– Нет. Одного моего знакомого.

Когда они вышли из машины и оказались у подножия роскошной мраморной лестницы, ведущей к двери, Рианон задала новый вопрос:

– В доме кто-нибудь есть?

– Мне сказали, что нет, – отозвался Макс.

Он смотрел ей в лицо, а Рианон никак не могла решить, что хочет сказать. Ей показалось, что Макс раскаивается, едва ли не сердится на нее за то, что оказался в таком положении, хотя инициативу проявил сам. Рианон попробовала изобразить улыбку, и тут опять ощутила его объятия, биение его сердца.

– Макс, что происходит? – спросила она, отстраняясь. – Скажи мне, пожалуйста. Я должна знать.

– Ты и так знаешь, – негромко ответил он.

– Нет. Ты только сегодня женился. И поручил Рамону привезти меня к тебе. Пожалуйста, Макс, объясни, что это значит?

Он поднял голову, оглянулся на лунную дорожку на воде и еще крепче стиснул Рианон.

– Прошу тебя, Макс. Никогда и ни с кем я не испытывала того, что узнала с тобой. Я думать не могу ни о ком и ни о чем, кроме тебя. Пожалуйста, пощади меня. Просто объясни, почему мне так хорошо с тобой, хотя мы знакомы всего неделю и, насколько я помню, ты ни разу не назвал меня по имени.

По его лицу Рианон поняла, что он борется с собой. Если бы можно было ему помочь! Но она бессильна, пока он не доверится ей, не расскажет, в чем его проблемы. Наконец взгляд Макса смягчился.

– Рианон.

По ее телу разлилось тепло – так нежно прозвучал его голос.

– Кажется, я люблю тебя, Рианон, – прошептал он и опять повернулся к пруду.

Новая волна чувств нахлынула на нее.

– Была бы на твоем месте другая, – заговорил Макс, – я никогда не смог бы сказать такое. Наверное, только потому, что ты так тесно связана с Галиной, знаешь ее с детства…

Он замолчал и набрал воздуху в грудь.

– С ней что-то не в порядке, верно? – прошептала Рианон.

– Да, – ответил он.

Рианон молча ждала, пока не поняла, что должна помочь ему высказаться.

– Так в чем же дело? Что с ней не в порядке настолько, что тебе пришлось жениться?

Меньше всего она хотела вкладывать в свои слова горечь или иронию. Но так получилось, и она уже не могла взять вопросы назад.

Макс печально улыбнулся:

– Мне не пришлось на ней жениться. Я женился на ней потому… В общем, у меня было много причин, но ты тоже права, если бы я знал, что мы с тобой… – Он замолчал, глядя на нее с высоты своего роста. – Мы познакомились в субботу, в среду провели вместе ночь, и с тех пор ты почти не выходишь у меня из головы. Но ты должна понять, я не могу перевернуть всю свою жизнь, всю ее жизнь, при том, что мы с тобой друг друга даже не знаем.

Рианон рассеянно посмотрела на воду.

– Зачем ты привез меня сюда? – проговорила она чуть слышно.

– Нам нужно поговорить. Мы оба чувствуем, что между нами что-то происходит, но я хочу, чтобы ты поняла: мы не должны заходить дальше.

– Что-то не помню, чтобы я просила тебя идти дальше, – парировала Рианон.

– Хорошо, – согласился он. – Вероятно, этого хочу только я.

Рианон сразу сдалась.

– Я тоже хочу, – созналась она, поднимая на него взгляд. – Ты успел побывать с ней, прежде чем отправиться сюда?

Она тут же возненавидела себя за то, что этот вопрос сорвался с языка.

Макс глубоко вздохнул, протер глаза, будто очень устал, и ответил:

– С Галиной я спал всего три раза в жизни. А за последние три года – ни разу.

Рианон смущенно отвела взгляд, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости. Но когда она хотела что-то сказать, он прижал пальцы к ее губам.

– Я намерен довериться тебе, – сказал он, – причем в такой степени, в какой раньше не доверял никому, в особенности человеку твоей профессии. Но ты должна кое-что знать. Ты была права, с Галиной действительно кое-что не в порядке. В психическом отношении. Корень зла в том, что в детстве рассказывала ей бабушка. Если говорить в двух словах, я назвал бы это явление комплексом жертвы. Точного термина не существует, но симптомы таковы, что риск самоубийства очень велик.

Рианон почувствовала неподдельный испуг. Она знала Галину и очень хорошо помнила, как легко та водила людей за нос и манипулировала ими.

– Так ты поэтому женился? – не удержалась она. – Чтобы не дать ей убить себя?

Макс улыбнулся, глядя ей в глаза.

– Я мог бы помешать ей убить себя и не прибегая к женитьбе, – возразил он.

Рианон отвернулась.

– Какие у нее симптомы?

Макс поглядел куда-то в темноту, сглотнул слюну и начал:

– Может, сейчас не стоит входить в детали. Наверное, достаточно будет сказать, что она приняла на себя бремя страданий старой графини. Она живет так, как если бы сама прошла через все эти кошмары. Галина считает, что искупит насилие, которому подвергалась старуха, если будет страдать, как она. Галине неведомо чувство собственного достоинства, инстинкт самосохранения. Она ведет себя именно так потому, что считает это правильным. Страдания в каком-то извращенном смысле делают ее счастливой. В этом ее трагедия. Именно потому я прослушиваю ее телефон, и мои люди постоянно следят за ней, когда она не со мной. Я пытаюсь защитить ее от нее самой. Мне не всегда это удается… – Он вздохнул. – А сейчас главная беда в том, что есть человек, который помогает ей страдать. Этому человеку глубоко безразлично, что будет с Галиной. Ему небезразлично, что будет со мной. Он использует ее, чтобы достать меня. Как использует, я не стану рассказывать, иначе тебе будет плохо. Помогает ей извлекать на свет Божий ее безумие, ее самые немыслимые, самые жестокие фантазии. А она ничего не может с собой поделать. Он играет на ее слабости, издевается над ней, а потом отправляет ее ко мне. Я даже получал фотоснимки. В последний раз из Мемфиса. Они оказались на столе главного редактора одного из моих журналов. Интереснее всего понять, почему фотографии были отправлены в журнал, ведь было очевидно, что они никогда не будут опубликованы. Самый простой ответ – шантаж, но денег так никто и не потребовал. И я уверен, что не потребует, потому что за этим кроется не денежный интерес.

Макс неожиданно замолчал.

– Откуда у тебя такая уверенность? – спросила она. – Почему ты полагаешь, что тебе известно все?

– Потому что Рамон, – ответил Макс, – сумел установить, кто заплатил фотографу за снимки, а потом переправил их в “Сазерн белль”. Этот человек определенно имел в виду не деньги. – Резким движением Макс потер подбородок. Взгляд, исполненный ярости, был направлен в никуда. – Фотограф мертв, – сказал он. – Его убили всего через два часа после того, как он объявился в редакции. Но что можно сказать про негодяя, который изображен на снимках вместе с Галиной? Надо полагать, человек с подобными наклонностями не захочет оповещать о них публику. Так что с этой стороны угрозы вроде бы нет.

– Так кто за этим стоял?

Макс быстро взглянул на Рианон и отвернулся.

– Морис.

– Морис? – ахнула Рианон. – Твой юрист?

Макс кивнул:

– Да. Он обращается с Галиной так, что мне хочется его убить, едва я об этом подумаю. Именно он заплатил фотографу, а потом весьма удачно обставил дело так, чтобы подозрение в убийстве пало на меня.

Глаза Рианон буквально полезли на лоб.

– Зачем? – прошептала она. – Зачем ему это?

Макс помолчал, силясь справиться с ненавистью, потом ответил:

– Быть может, таким образом он хочет отомстить мне за смерть Каролин. Он был влюблен в нее со дня нашей свадьбы и продолжает любить до сих пор. Ирония в том, что она-то его никогда не любила. Ну, может быть, они пару раз встречались. И у меня, и у Каролин были связи на стороне, мы и не скрывали их друг от друга. Но это не значит, что мы не ревновали друг друга. Ревновали, и Каролин, случалось, закатывала сцены, грозила, что разведется, заберет детей и не позволит мне видеться с ними, но все это говорилось исключительно сгоряча и забывалось на следующий день. Мы представления не имели, насколько близко к сердцу принимает все это Морис.

Разумеется, его подстегнула ее смерть. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, каким же я был слепым, что не раскусил его раньше. Он считает, что я хотел убрать Каролин с дороги, жениться на Галине и оставить детей у себя. Но он ошибается. Мы с Галиной никогда не состояли в связи, хотя в это не верила даже Каролин. Марина обожает Галину чуть не с самого рождения, и Каролин даже завидовала их близости. Но куда Галине было деваться? Мой дед был единственным ее близким человеком после того, как не стало бабушки, а после его смерти остался только я. Никогда я не позволил бы себе указать Галине на дверь. Да я и не хотел этого. Я очень хорошо к ней относился и по-прежнему хорошо отношусь. Она в такой же степени жертва советских зверств, как и те, кто прошел застенки. Таких, как она, много. Мы с Рамоном помогаем, как можем, некоторым из них, но ответственность за Галину – на мне. Я не могу просто избавиться от нее. Она – живой человек, а не статистическая единица. Ее страшно любил мой дед, а теперь обожают Алекс и Марина. Она стала немалой частью моей жизни, жизни всех нас… – Он снова помолчал. – До конца ее никогда никто не понимал, но я стараюсь понять, насколько это возможно. Я знаю, что она собой представляет и на что она не способна. Уверен, что опасения Каролин, будто она может причинить вред детям, совершенно беспочвенны. Стоит вспомнить, как Галине самой пришлось страдать в детстве. Никогда она не обидит моих детей, и не только потому, что души в них не чает, а хотя бы потому, что Галина от природы способна делать зло только себе самой.

Рианон слушала Макса затаив дыхание. Его невидящие глаза смотрели вдаль, а голос звучал так глухо, словно он сам не знал, верить или не верить тому, что говорит. Мелькнуло воспоминание о том, как Галина держала под водой ее голову, и она подумала, что понимает, чего боялась Каролин. Но Макс знает, что делает. Если в чем-то на свете можно не сомневаться, так в том, что он не станет подвергать риску своих детей.

А он продолжал:

– Дедушка всегда мечтал, чтобы мы поженились. И Галина верила, что так и будет. Наверное, я и сам так думал. Помню, я думал, что, когда Галина подрастет, я буду все больше видеть в ней женщину, а не сестру. Но случилось иначе. Я встретил Каролин, она забеременела, и я женился. Психиатр объяснил мне, что именно мой брак отнял у Галины последние остатки собственного достоинства и самообладания, и тогда она пошла по пути мазохизма и саморазрушения, чем сейчас и занимается. – Его взгляд ненадолго задержался на лице Рианон. – Это значит, что в поведении Галины отчасти виноват я. Нет, подожди. – Макс чуть повысил голос, видя, что Рианон хочет заговорить. – То, что я хочу сказать, едва ли когда-нибудь приходило тебе в голову. Галина увела у тебя жениха из-за того, что я женился на Каролин. Она должна была доказать себе, что способна разбить чье-нибудь сердце так же, как я разбил сердце ей. И ясно, почему, когда она сумела убежать с тем парнем, он перестал ее интересовать. Они быстро разошлись. Она вернулась в Лос-Анджелес, он, как я слышал, живет сейчас в Оклахоме. О том, что Галина вернулась, я узнал, когда мне позвонили из больницы и сообщили, что накануне она подверглась бандитскому нападению. Дело кончилось тем, что ей пришлось удалять матку.

– Боже! – ахнула Рианон, шокированная откровенностью Макса.

Они помолчали, затем Рианон спросила:

– Неужели для нее ничего нельзя сделать?

Макс покачал головой:

– Специалисты говорят – нет. Эти проблемы она впитала с детства, они стали частью ее существа, а кроме того, она не примет никакой помощи. Галина не была у психиатра больше года.

Конечно, если я буду настаивать, она послушно сходит, а потом пойдет туда, где ее изобьют до полусмерти. Таким образом она накажет меня за то, что я заставляю ее делать то, чего она не хочет. – Макс тяжело вздохнул и подпер лоб ладонью. – Все это сущий кошмар. Я люблю ее, хочу ей помочь, хочу, чтобы она оставалась частью нашей жизни, но…

Он помолчал, подбирая слова.

– Она регулярно показывается врачам. Я на этом настаиваю, и она не очень сопротивляется. Но… Естественно, ей известно, что такое СПИД и чем он грозит, но это ее не останавливает. Мы с Марибет решили, что работа в “Конспираси” может отвлечь ее, стать противовесом саморазрушению, ведь ей волей-неволей придется поддерживать форму. – Он невесело усмехнулся. – Наивно, мягко выражаясь, но я к тому времени испробовал все средства – развлечения, убеждение и так далее. Мне не могло не прийти в голову, что если у нее будет что-то свое – работа, которая сделает ее настолько популярной, что ее будут узнавать, будут ею восхищаться, – это и станет необходимым лекарством. Разумеется, я не мог предложить Марибет и Ленни Харману – это президент “Праймэр” – кота в мешке. Я рассказал им о ее похождениях, склонностях, и в конце концов они согласились рискнуть. Я оплачиваю ее охрану и, кроме того, подписал особый контракт. Если по вине Галины компания понесет ущерб, компенсацию я полностью беру на себя.

Рианон ничего не спросила, но она могла себе представить сумму, которой Макс отважился рискнуть. Она не могла не восхищаться, на какие жертвы ради Галины готов этот человек. Ее муж.

– Ничего не должно случиться, – сказал он. – В определенных пределах Галина контролирует свои поступки. Ей нравится, когда окружающие стоят из-за нее на голове, но особых глупостей она не совершит, потому что понимает, как подведет своих близких. – Он улыбнулся. – Увы, о других она заботится куда больше, чем о себе. Если бы она побольше думала о себе, дела у нас пошли бы совсем иначе.

Рианон погладила Макса по щеке.

– Значит, – произнесла она тихо, – ты женился на ней из жалости.

Он задумался над ее словами.

– Ты права, мне жаль ее, – наконец ответил он, – но это не единственная причина. Я женился, потому что этого хотелось всем, включая и меня. Мы знаем друг друга, привязаны друг к другу. У меня не было причин не жениться. Я сейчас говорил о том, какие у нее проблемы, но во многих других отношениях она в полном порядке. Хотя, – негромко добавил он, – по-настоящему я, наверное, никогда ее не полюблю.

Рианон смотрела ему в глаза и чувствовала, как сердце переполняется любовью.

Помолчав, она спросила: – Что ты собираешься делать с Морисом?

Макс вздохнул:

– Я еще не принял решения.

– А он догадывается, что ты знаешь?

– Пока нет. Но скоро поймет. Когда придет время. Мы с Рамоном как-нибудь организуем встречу с ним, Улой и Эллисом, и я все ему выложу. Посмотрим, как он тогда запоет. Все мои неприятности – дело его рук, в том числе и обвинение в торговых махинациях. А он представил дело так, что это его профессиональный опыт помог мне уйти от суда! Макс Романов, тот, который убил жену и выкрутился, теперь выкрутился опять, и все потому, что у него хватило денег на взятки нужным людям! Кто его знает, какие еще сюрпризы у него для меня приготовлены… Но очень скоро он узнает, что здорово ошибся, когда заказал убийство фотографа.

– Как это? – не поняла Рианон.

– Человек мертв, – просто сказал Макс. – Это уже не то, что раньше. Надо принимать меры, и побыстрее. Рамон готов пойти в полицию и рассказать все, что нам известно. Этого достаточно, чтобы Морис получил хороший срок.

– А Рамон пойдет?

– Как только я ему прикажу.

Рианон кивнула. Вдруг ей захотелось взять Макса за руку, но она удержалась.

– Хотелось бы спросить, что тебя удерживает, но боюсь, я уже знаю ответ. У Мориса есть что тебе предъявить, так? Это связано со смертью Каролин?

Молчание само по себе было красноречивым ответом. Рианон ощутила острую жалость, видя отстраненное выражение его лица. Наконец Макс проговорил:

– Что бы я тебе ни ответил, это не будет правдой. Поэтому не спрашивай больше ни о чем.

– Боишься довериться мне?

– Сейчас – нет, – признался он. – Но не исключено, что через месяц или через год я уже не буду тебе доверять. – Он с горечью посмотрел на нее, положил ей руки на плечи и криво улыбнулся. – Я провел с тобой две лучшие ночи в жизни, но если мы продолжим встречаться, у нас впереди будет много горя, и ничего больше. Не надо! – воскликнул он, когда Рианон попыталась отшатнуться от него. – Нельзя идти наперекор судьбе. Галина – моя жена, и ею останется. Ты без меня проживешь, а она нет.

Рианон закрыла глаза. Он наносил ей удар за ударом.

– Не может быть, – прошептала она.

– Послушай, – решительно заговорил Макс, – я знаю, через что тебе пришлось пройти, знаю, как обидел тебя Магир, и меньше всего хочу причинять тебе новые страдания.

Но именно это и случится, если мы начнем обманывать себя, будто у наших отношений есть будущее. Мне ничего не стоит сказать тебе – оставайся, будь частью моей жизни, раз уж у нас так складывается. Но ты понимаешь, что это будет означать? Если я так скажу, то предложу тебе стать моей любовницей. Ты этого хочешь? Ты способна жить двойной жизнью? И не иметь настоящего места в моей жизни, вечно быть второй после жены?

– Так почему ты не поможешь ей по-настоящему? – крикнула Рианон, вырываясь из его объятий. – Зачем понадобилось на ней жениться?

– По-моему, я это только что объяснил.

– Но если ты даже не трахаешь ее! Что же это за семья?

– Дальше так продолжаться не будет, – возразил Макс. Рианон зажмурилась, пытаясь справиться с непереносимой ревностью.

– Договаривай, – жестко сказал Макс. – Хочешь, чтобы я пошел к Галине и объявил, что у нас с ней все кончено?

– А почему бы и нет? Со мной именно так и поступили!

Она отвернулась. Он погладил ее по голове.

– Пойми, то, что было – было. Я ни о чем не жалею, но я не могу зачеркнуть всю жизнь из-за того, что мне довелось великолепно потрахаться. Рианон, может быть, только это между нами и было…

– Негодяй! – Она замахнулась.

Он перехватил ее руку, прижал Рианон к себе и обнял так, что она не могла пошевелиться.

– Послушай, – проговорил он. – Сейчас, в эту минуту, я хотел бы быть рядом только с тобой всю жизнь. Но придется считаться с тем, что это невозможно. Мы попрощаемся здесь и больше никогда не увидимся наедине.

– Не смей так говорить! – закричала Рианон. – Не смей принимать решения, как будто я тут ни при чем!

– Возвращайся в Лондон и забудь…

– Макс, ради Христа! – взмолилась Рианон. – У меня ничего не осталось в Лондоне. Все, что мне нужно, здесь, передо мной, стоит и смотрит на меня. Нет! Не качай так головой! – Вне себя от ярости, она топнула ногой.

Макс помолчал несколько секунд, потом положил руку ей на плечо.

– Рианон, я бы все что угодно отдал, чтобы все было так, как мы хотим, но пойми, я могу отдать только то, что принадлежит мне. Я не могу пожертвовать Галиной, детьми, не могу поломать им жизнь ради себя. У тебя есть сила, у них ее нет. Они нуждаются во мне, ты меня только хочешь. Ты справишься. Пройдет время, ты забудешь обо мне. Рядом с тобой будет другой. Тот, кому ничто не помешает тебя любить. Тот, кто сможет дать тебе все, чего ты заслуживаешь. Бог свидетель, как бы я хотел быть этим человеком, но не могу. Поэтому прошу тебя, не делай себе и мне еще больнее.

Она все еще стояла к нему спиной, когда он приблизился и обнял ее. Слезы текли по щекам. Она старалась справиться с отчаянием. А на горизонте небо уже окрасилось в предрассветный медовый цвет.

– Отпусти меня, Макс, – попросила Рианон.

– Рианон…

– Нет. Мы приехали сюда поговорить. Мы поговорили. Отпусти меня, пожалуйста.

Он не сразу разжал руки, но когда сделал это, она почувствовала, что рассыпается на части.

– Я позвоню Рамону, и он отвезет тебя, – сказал Макс. Рианон кивнула. Стыд и злость кипели в ее сердце, а в горле стоял горький комок. Вот так. Опять. Судьба одной рукой протянула ей счастье, а другой дала пощечину. Неужели придет день, когда она сможет спокойно вспомнить о человеке, который стоит сейчас перед ней и к которому ее неудержимо тянет даже сейчас, после всего, что она узнала?

Поговорив с Рамоном, Макс швырнул телефон на сиденье машины и подошел к Рианон.

– Он выезжает.

Глаза Рианон наполнились слезами. Она поспешно отвернулась.

– Знаешь, давай не будем так прощаться, – мягко предложил Макс.

– Почему бы и нет? – Рианон всхлипнула. – Какая теперь разница? Не прикасайся ко мне! Ни шагу дальше, или ты забыл? – Она повернулась к нему. – Между прочим, ты совершенно прав. Хороший секс, и только, а мужчин в мире много. Честно говоря, Макс, напрасно ты мне все объяснял, потому что для меня это не имеет значения.

Не обращая внимания на тоску в его глазах, она прошла мимо него, обошла пруд, присела на каменную ограду и обвила себя руками, будто предупреждая, что он не должен приближаться. Стараясь не расплакаться, стала отсчитывать минуты до появления Рамона.

Прошло шесть дней. Макс лежал на кровати у себя дома, в Малибу, и тупо смотрел в потолок. Голова Галины покоилась на его плече. Он рассеянно гладил ее по волосам. Шторы были раздвинуты, лунный свет лился в окно, и тела матово блестели. Галина обвила шею Макса рукой и закинула одну ногу на его ноги. Она всхлипывала и вздрагивала; ее слезы падали ему на грудь. На нем были трусы, но он надел их всего несколько минут назад. Галина была обнаженной, но явилась она сюда одетой. Ее разорванное и окровавленное платье валялось на полу.

Макс крепко прижал ее к себе и поцеловал в макушку. Галина уткнулась лицом в его грудь, не переставая рыдать. Довольно долго она лежала так, а потом подняла голову и перекатилась на спину. Он взял ее за руку.

Когда Галина заговорила, голос был хриплым от слез:

– Ты рассказал ей про Каролин? – Нет.

Галина смотрела в невидимую точку.

– Спасибо, – сказала она.

– За что ты меня благодаришь?

– За все, что ты для меня сделал.

Макс молчал.

– Ты же знаешь, ты не обязан.

– Давай больше не будем об этом, – сказал Макс. Галина села на кровати, повернулась к нему, взяла его руку и положила себе на грудь. Когда она убрала ладонь, рука мужа безжизненно упала. Галина свесила ноги с кровати.

В свете луны она казалась такой ранимой, маленькой, беспомощной, что Макс инстинктивно начал гладить ее по спине. Галина сидела не двигаясь какое-то время, потом встала и пошла к выходу. Дойдя до двери, остановилась, и Макс услышал частые глубокие вдохи. Она старалась удержаться от слез.

Галина не успела выйти из спальни. Макс оказался рядом, обнял ее.

– Прости, прости, прости, – повторял он.

– Я же говорила тебе, все это не важно, – сказала Галина. Макс повел ее обратно к кровати.

– Очень важно, – прошептал он. Она неуверенно взглянула на него.

– Что ты собираешься делать?

Он улыбнулся и коснулся пальцем ее щеки.

– Может, любить тебя как полагается?

Она опять всхлипнула и тут же засмеялась, обняла его за шею и прижалась к нему.

– А ты разве можешь?

Он бросил быстрый взгляд на темную груду одежды на полу и положил руки на ее талию. Она чуть вздрогнула, когда он коснулся шрама.

– Да, – ответил он, прижимая жену к себе, – если все будет по-моему.

 

Глава 22

Первые дни в Лондоне чем-то напоминали преждевременное возвращение домой, когда вас еще не ждут. Рианон, конечно, не рассчитывала, что по поводу ее приезда накроют праздничный стол, но, приехав раньше времени, она с удивлением обнаружила, что у нее нет срочных дел, никто не оставил ей сообщений на автоответчике, нет ни почты, ни Лиззи, и вдруг почувствовала себя так, будто попала во временную дыру. Наступила пауза в ее жизни, вакуум. С другой стороны, необходимость противостоять жестокой, мрачной реальности, когда нет ни работы, ни долгих разговоров с подругой, возможно, поможет ей разобраться с хаосом в душе.

В Хитроу ее никто не встречал. Такси неторопливо доставило ее в Кенсингтон. Моросил мелкий, но густой дождь, фонари мерцали в ранних вечерних сумерках сквозь пелену измороси, пешеходы шлепали по лужам. А мысли Рианон витали очень далеко. Она старалась разобраться, в чем смысл ее жизни и почему с ней случилось все то, что случилось.

Конечно, Рианон очень недоставало Лиззи, но она ощутила некоторый подъем от звонков многочисленных коллег и знакомых. Люди звонили по мере того, как узнавали о ее возвращении. Она много времени проводила вне дома – ходила в магазины, встречалась с друзьями, но чаще просто гуляла. Часами Рианон ходила по Лондону, впитывала знакомую атмосферу родного города, глазела на проносившиеся мимо злобные машины, на бесцветное небо, подставляла лицо дождю. Раньше у нее никогда не находилось времени по-настоящему посмотреть Лондон, и сейчас она не смогла бы ответить точно, зачем занимается этим. Это бесцельное блуждание давало ей ощущение мира, покоя. Рианон бродила, смотрела, прислушивалась, отвлекаясь от собственных проблем, растворялась в вещах, которые в иное время никогда не привлекли бы ее внимания.

День не приходился на день. Рианон то глубже погружалась в тоску, то чуть веселее смотрела на мир… Но в самые мрачные, отчаянные часы, когда одиночество окутывало ее сплошным черным облаком, любовь к Лондону помогала ей напомнить себе, что она в безопасности. Рианон не хотела бы жить ни в каком другом месте, хотя в глубине души чувствовала, что и Лондону она больше не принадлежит. Или не хочет принадлежать? Может, у нее не хватает духу взять в руки нить собственной жизни и вплести ее в такое нежеланное будущее?

Быть может, Рианон было бы легче справиться с собой, если бы Макс позвонил. Она не ждала, что он это сделает, но шли дни, и Рианон обнаружила, что все-таки страстно ждет звонка. Раз за разом она воскрешала в памяти те две ночи, наслаждалась словами, которые он говорил ей, и мучила себя стремлением опять слышать его голос. Тоска по Максу отзывалась в сердце живой, острой болью. Воспоминания помогали держаться, но в то же время разрушали ее. Стоило вспомнить его прикосновение, как Рианон думала о том, что больше никогда не испытает такого. Отчаяние и страсть только росли от того, что их разделяло огромное расстояние. Перед отъездом она надеялась, что возвращение в Англию поможет сладить с чувствами, но все получилось наоборот – растерянность и паника только усилились. Иногда отчаяние настолько захватывало ее, что не помогали ни слезы, ни молитвы Всевышнему, ни хождение взад-вперед по комнате. Чувства, неисполнимые желания захватили в плен ее душу.

Рианон помнила, насколько немыслимым ей представлялось отказаться от Оливера. Неужели с Максом то же самое? Почему она до такой степени капитулировала перед мыслями об этом человеке? Она не могла бы ответить на эти вопросы. Наваждение невозможно объяснить рационально. Она пыталась заняться самоанализом, но страсть не поддается логике. Она приходила к одному и тому же выводу: невозможно любить так сильно человека, с которым едва знакома.

Но Макс не был для нее незнакомцем. Он связан с ней. Она любит его так, как никого не любила прежде и не полюбит никогда. И она никогда не найдет слов, чтобы описать свое чувство людям, которые сами не испытали ничего подобного.

Хотя она пыталась. Через две недели после расставания с Максом Рианон попробовала рассказать кому-нибудь о своих переживаниях. Она надеялась, что это поможет стряхнуть с себя растерянность и боль.

Поскольку Лиззи рядом не было, Рианон решила открыться Джолину, и это оказалось совсем не сложно, даже наоборот. Правда, она начала сомневаться, не напрасно ли затеяла разговор. Никогда раньше она не откровенничала с Джолином до такой степени.

Когда Рианон закончила, Джолин некоторое время молча сидел, прижав бокал вина к подбородку, и обдумывал услышанное. При свечах его красивое смуглое лицо блестело и переливалось, как ртуть. Короткие курчавые волосы сливались с полумраком, большие кольца в ушах слегка покачивались. Он был одет в серебристый свитер и джинсы. На ногах у него были короткие черные сапожки на высоких каблуках. Из стоявшей под стулом сумки выглядывал пышный светлый парик, который он обычно носил.

Он наконец поднял голову и озабоченно проговорил:

– Да, действительно трудно понять, как ты можешь так сильно любить почти незнакомого человека. Спроси-ка себя, Рианон, ты действительно хочешь быть с ним? Не руководит ли тобой прежде всего желание отплатить Галине?

От неожиданности Рианон вскинула голову:

– По-твоему, я когда-нибудь была настолько мелочной? Джолин успокаивающе поднял руку.

– Нет, никогда, – сказал он, – но это не значит, что ты вовсе не способна на мелкую месть. Мы все на нее способны. Она украла у тебя мужчину, за которого ты собиралась замуж, и вполне понятно, если ты захотела отплатить ей той же монетой.

– Неужели ты искренне думаешь, что за всеми моими чувствами стоит простая мстительность?

Джолин поднял брови.

– Честно говоря, нет, – признался он, – но я обязан был спросить. Между прочим, тогда все было бы гораздо проще. Но если то, что ты мне рассказала, чистая правда, значит, в душе у тебя должен гореть адский огонь.

Его слова больно резанули ее. Ее осунувшееся лицо, на котором выступили веснушки, темные круги под глазами, роскошные волосы, небрежно заплетенные теперь в косу, – все выдавало страдание. Когда-то Рианон верила, что она сможет встретить лицом к лицу любые трудности, преодолеть их и идти вперед. За последние несколько месяцев она осознала, как глубоко ошибалась. Она не понимала, как собрать осколки разбитой жизни. Последние события – разочарование, пережитое с Оливером, потеря работы и вот теперь невозможное во всех смыслах влечение к Максу – разрушили ее веру в собственное мужество. При этом где-то в глубине души Рианон понимала, что если бы не Макс, она бы скорее оправилась. Ей нечего терять. Что мешает собраться с силами и переменить столь унылую жизнь? Только неотвязная мысль о том, что надо ждать, что с Максом не все кончено.

По глазам Джолина она увидела, что тот не все сказал, и, собрав все силы, заметила:

– Говоришь так, будто сам прошел через что-то похожее.

Он кивнул, перекатывая бокал:

– Точно. Я был там, где сейчас ты. Долгая история. Не стану сегодня рассказывать, но ты поверь: я знаю, каково тебе. Я тоже не могу подобрать нужных слов. И еще понимаю, что это самое лучшее и самое худшее, что испытал в жизни.

Рианон сглотнула.

– После того случая ты его видел? – поинтересовалась она. Джолин покачал головой:

– Ни разу. Он женат, двое детей, хорошая работа, он известный человек и все такое. – Джолин вздохнул и отхлебнул вина. – Можно еще один вопрос? Если мистер Романов воспринимает тебя так же, как ты его, почему он женился на другой?

– У него были причины, – ответила Рианон. Джолин искоса взглянул на нее:

– Ты веришь в истинность этих причин?

Рианон кивнула и пояснила, изучая дно своего бокала:

– Во всяком случае, когда он говорил мне о них, верила. Сейчас я уже не так уверена.

– Особенно трудно поверить, что такой сильный мужчина в здравом уме не мог справиться всего лишь с Галиной Казимир.

Рианон слабо улыбнулась:

– Не забывай, он провел со мной свою первую брачную ночь.

Джолин кивнул.

– Значит, господин Романов – редкостный негодяй, – спокойно заметил он.

Рианон с удивлением посмотрела на него.

– А что бы ты сказала, если бы он обошелся с тобой, как со своей невестой?

Рианон молчала.

– Послушай, – мягко сказал Джолин, – если человек способен на такие штуки, если может стоять у алтаря и клясться в вечной верности и любви женщине, которая черт знает как хороша, в твоем, обрати внимание, присутствии, значит, тебе, Рианон, придется смириться с одним простым выводом: он относится к тебе вовсе не так, как ты к нему. Знаю, знаю, что он говорил, но мужчинам, как правило, нетрудно произносить подобные слова. Я понимаю, тебе неприятно слушать, но взгляни хотя бы на свое сволочное замужество, и ты убедишься, что мужчины умеют лгать или по крайней мере скрывать правду.

– Ты, кажется, говорил, что понимаешь, что я сейчас чувствую, – возразила Рианон, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Правильно, я тебя понимаю. Но я не знаю, что чувствует он. И еще честно скажу: поражаюсь, как ты могла решиться остаться с ним наедине. Рианон, этот парень убил человека.

– Замолчи! – Рианон вскочила со стула. – Джолин, я от тебя такого не ожидала. Я…

– Ага! – воскликнул Джолин. – Ты, естественно, ждала, что я буду тебя уговаривать: все, мол, будет хорошо, в конце концов все устроится, он любит тебя, а не молодую жену… Нет, Рианон, так я не могу. Так мог бы говорить он. Я же могу только сопоставить твои рассказы с тем, что знаю из газет. И то и другое очень дурно пахнет. Между прочим, если бы Лиззи была сейчас здесь, она сказала бы тебе то же самое. Ты не оправилась после истории с Оливером. Насколько я представляю, ты еще перед отлетом в Лос-Анджелес подумывала вернуться к нему. Одно это показывает, как плохо ты разбираешься в людях. Тот подонок согласился стать двоеженцем, и после этого ты намереваешься к нему вернуться! А теперь, меньше чем через месяц, ты заявляешь, что без памяти влюблена в человека, у которого только что побывала на свадьбе, в человека, который, по твоим собственным словам, не постеснялся завалить тебя в свою первую брачную ночь, а затем принял все меры, чтобы ты уехала из Америки и, не дай Бог, не поставила бы его в неловкое положение!

– Все не так, – попыталась запротестовать Рианон. – Ты все ставишь с ног на голову.

– Я? А может, все-таки ты? – немедленно парировал Джолин. – Знаю, ты можешь меня возненавидеть за эти слова, но я только говорю вслух то, чего больше всего боишься ты сама. Посмотри правде в глаза! Только так ты сможешь все это преодолеть и нормально жить дальше. Хорошо, пусть ты права, пусть он любит тебя больше всех на свете, пусть даже он мучается сейчас еще сильнее, чем ты, но, выслушав тебя, я должен сказать, что эти предположения я бы сопроводил очень большим вопросительным знаком.

Рианон стояла к нему спиной, скрестив руки на груди, и смотрела на освещенный фонарями сад. Она уже не могла понять, как ее угораздило довериться Джолину, как она могла не сообразить, что такой человек просто не в состоянии ее понять. Рианон не принадлежала его миру, он не был частью ее мира, во всяком случае, в полном смысле слова, а значит, казалось ей, в разговоре с Джолином она предала Макса, позволила Джолину встать между ними. Ей хотелось только покончить со всем этим.

– А что о нем писали, вспомни! – продолжал Джолин. – Рианон, откуда-то эти ребята ведь взяли свои выводы, сама понимаешь. Они могут дать неверную интерпретацию, но дыма без огня не бывает. Они ничего не высасывают из пальца, особенно когда речь заходит о людях вроде Макса Романова. Рианон, спросила бы ты себя, почему он так избегает общения с журналистами, почему ни на кого не подает в суд за диффамацию, почему не добивается судебного запрета на материалы, которые неизбежно попадут на первые полосы газет. Писали, что он за взятки избежал ответственности за убийство, за незаконную биржевую сделку. Что же дальше? Мы ведь по-прежнему ничего не знаем об этом человеке!

Рианон тем временем подумала о Морисе, обо всем, что рассказал ей Макс. И еще о Сюзан Травнер. Неужели она сделала глупость, решив не встречаться с ней? Она думала о Галине, о ее смятенном рассудке. О Максе. О том, как охотно поверила всему, что он ей говорил. О его детях, о его любви к ним. О часах, которые он, должно быть, провел наедине с Галиной, прежде чем явиться в памятную ночь в пустыню на свидание.

О том, как в первую ночь он прикасался к ее груди, как целовал ее, об их близости. Она задумалась о том, что он не захотел ей рассказать. Вдруг до нее донесся голос Джолина, и Рианон безумно захотелось, чтобы парень оставил ее в покое. А Джолин говорил:

– Я знаю, ты хочешь во всем ему верить. Я того же хотел, когда такое случилось со мной. И кое-что заставляет тебя верить. То, например, как тебе было хорошо с этим человеком, то, что он делал с тобой. Ощущения, которых, кажется, никто до тебя не испытал, так, наверное, и есть. В твоей жизни, во всяком случае, такого не было. Но пойми, эти чувства принадлежат тому времени, тем дням и часам, что вы провели вместе. Там им и место! Он сказал тебе кое-что, и один парень сказал мне то же самое. Да, я все равно продолжал надеяться, говорил себе, что все в конце концов устроится, ведь такая сильная любовь не может пройти бесследно. Но ничего не устроилось, потому что не должно было. Он женат, отец семейства, у него дела, жизнь, в которой тебе нет места. Рианон, поверь мне, твой Макс ни от чего не откажется, и не важно, любит он тебя или нет.

– Знаю, – прошептала она. – Он и сказал, что не откажется.

– Вот и поверь ему.

– Пытаюсь.

Джолин поднялся, чтобы наполнить бокалы. Когда он протянул Рианон бокал, она робко спросила:

– Джо, все это не выйдет за пределы этих стен, обещаешь?

– Ну конечно, даю слово. – Джолин моргнул, и тени от длинных ресниц пробежали по щекам. – Прости, если мои слова были тебе неприятны, но лично мне очень жаль, что мне никто ничего не объяснил, когда мне было так же плохо. Я потерял три года в напрасной надежде на его возвращение. Три года я ждал, что все образуется. Отчасти потому, что мои так называемые друзья уверяли меня, что все будет хорошо, отчасти из-за того, что сам не мог смириться с мыслью о том, что судьба, которая дала мне с этой встречи так много, враз все отобрала. Но в конце концов все встало на свои места.

– Похоже, с Лиззи так и случилось, – заметила Рианон. Она с большим трудом сдерживала слезы.

– Там все совсем иначе, – возразил Джолин. – У Энди не было других привязанностей. Он волен любить ее, и ей ничто не мешает любить его. – Парень пожал плечами. – Думаю, когда-нибудь ты встретишь человека, которому ничто не будет мешать тебя полюбить.

– Это будет не то.

– Конечно. Это будет компромиссом. А жизнь состоит из компромиссов. Ради Энди Лиззи покинула Лондон, а ты ради другого человека расстанешься с мыслями о Максе.

Рианон поспешно отвернулась, чтобы Джолин не заметил слез, выступивших на ее глазах.

– Меня это приводит в бешенство, – помолчав, произнесла она.

– А жизнь постоянно бесит, – со смешком отозвался Джолин. – Мы вообще существуем для того, чтобы нас унижали.

Рианон тоже засмеялась.

– Нет, я злюсь на себя. Брожу как дура, якобы стараюсь осмыслить свою жизнь, притворяюсь, что думаю о чем угодно, только не о нем, а на самом деле только о нем. Мысленно веду с ним бесконечные разговоры и схожу от них с ума. В понедельник я должна приступить к работе в музыкальном телеконкурсе и мечтаю только о том, как плюнуть в рожу Мейвис Как-ее-там, потому что только она предложила мне работу, а я-то считала, что предложения посыплются на меня со всех сторон и вообще что я в жизни не окажусь в таком положении, как сейчас.

– Пошли-ка ты Мейвис Как-ее-там сама знаешь куда, – фыркнул Джолин и с характерным взмахом руки вновь опустился на диван. – Она тебе не нужна, – добавил он.

Рианон очень внимательно посмотрела на него. А он отвел глаза, тряхнув гривой волос, картинно скрестил ноги и лишь после этого поднял на нее глаза.

Вот такого Джолина она хорошо знала, Джолина, который обожал ходить вокруг да около, принимать загадочный вид, делать многозначительные намеки, пока собеседник судорожно старался понять его.

– Я просто говорю, что она тебе не нужна, – повторил он.

– Тогда что же мне нужно?

Джолин кивнул, задумчиво закусил губу и ответил:

– Нужно вот что: послать ее куда подальше, прежде чем она пошлет тебя.

Рианон будто током ударило.

– Ты хочешь сказать, что она собирается отменить предложение о работе?

– Я хочу сказать, что никакого предложения у нее нет.

Рианон подперла подбородок ладонью.

– Джолин, извини, но у меня сейчас не то настроение. Говори по-человечески.

Джолин фыркнул:

– Ей зарубили шоу. Завтра она об этом узнает.

Рианон подняла голову, расширившимися глазами глядя на собеседника.

– Ты уверен? – пробормотала она, пытаясь справиться с приступом паники. Ей была необходима эта работа, и не только затем, чтобы поправить свое шаткое материальное положение, – надо было срочно чем-то занять голову и не обезуметь окончательно. – Кто тебе сказал?

Джолин, ухмыляясь, приложил палец к губам.

– В общем, это факт. Мейвис Линдсей и ее кретинская музыка отныне никому не интересны.

– Господи Иисусе, – прошептала Рианон, ставя бокал на стол. Она подавила в себе порыв вскочить. Голова закружилась. – Джо, что со мной происходит? – еле выговорила она. – На мне проклятие, что ли? Сначала я теряю Оливера, потом работу, потом Макса, опять работу. Сколько же все это может продолжаться?

Джолин пожал плечами.

– У тебя есть крыша над головой, – возразил он. – Хотя, конечно, через какое-то время ты не сможешь вносить арендную плату.

Рианон рывком поднялась на ноги, взяла бокал с вином и принялась мерить шагами комнату.

– Джо, мне нужна работа, – твердила она. – Почему меня никто не пригласил? Я профессионал, все эти козлы никогда не смогут достичь такого уровня, так почему я, черт побери, не могу найти работу?

– Потому, – серьезно ответил Джолин, – что ты представляешь собой угрозу. У тебя была собственная программа, причем она имела настоящий успех, так что никому не нужно, дорогая, чтобы ты пришла, и все внимание снова сосредоточилось на тебе. И кроме того, какого черта ты из кожи вон лезешь, чтобы найти работу? Ты не исполнитель по натуре, ты лидер. Ты генератор идей, ты – душа проектов.

– Но мне прежде всего требуется заработок, – проворчала Рианон. – Свежие идеи, должна тебе сказать, не решают проблему хлеба насущного. И скажи мне, пожалуйста, откуда мне брать хоть какие-то идеи?

Джолин недовольно скривился.

– Раньше ты в них недостатка не испытывала, – заметил он. – Что с тех пор изменилось?

– Раньше я не знала, что такое кризис доверия, – ответила Рианон.

Джолин театрально всплеснул руками:

– Есть мысль! Сделай серию передач о психологических кризисах.

– Я говорила не о психологии. Я сказала – кризис доверия.

– Разве это не одно и то же?

Рианон метнула на Джолина яростный взгляд и вдруг, сама того не желая, рассмеялась.

Взгляд Джолина потеплел.

– Выглядишь ты по-прежнему паршиво, – заявил он, – но смех меняет дело. В общем, называй это как знаешь – психологический кризис или кризис доверия, пусть это разные вещи, ты лучше меня разбираешься. Но, если хочешь знать мое мнение, у тебя может получиться отличный цикл программ. Согласись, у любого нормального человека бывали в жизни критические точки.

Рианон сосредоточенно слушала.

– Да, – произнесла она. – Да, это верно.

– Так почему не сделать их предметом обсуждения?

В глазах Рианон мелькнуло подозрение.

– Такой разговор кто-то со мной уже вел, – проговорила она, силясь вспомнить, когда и в связи с чем это было.

Джолин молча улыбался.

– Ну давай, просвети меня! – крикнула Рианон, раздражаясь.

– Ты говорила на эту тему двадцать шестого февраля девяносто второго года с Морганом и Салли Симпсон, – напомнил он ей.

Рианон моргнула.

– Там еще была Лиззи. И, кстати, я.

Рианон удивленно тряхнула головой и засмеялась:

– Ты знаешь, что ты прелесть? Это же было одно из совещаний, где мы пытались родить идею цикла! И в конце концов остановились на “Хочу все знать”.

– Молодец, – похвалил ее Джолин. – А до того едва не выбрали цикл “Внимание”.

– Да, точно. – Рианон все вспомнила. – “Внимание: здоровье”. “Внимание: скандалы”. “Внимание: разводы”. “Внимание: Европа”. “Внимание: работа”. – Она продолжала вспоминать высказанные на том давнем совещании предложения. – И “Внимание: критические моменты”! – воскликнула она. – Кажется, предполагалось сделать шесть передач. Кризис среднего возраста. Бесплодие. Одиночество. Сексуальность. Доверие. И смерть.

– Ха! – Джолин улыбался вовсю. – Так чего ты ждешь?

Рианон присела. Глаза ее загорелись, сердце забилось чаще.

Именно такое дело ей нужно. Она сможет наконец взять себя в руки, с головой окунуться в работу, которая поможет вновь обрести почву под ногами и выбросить из головы Макса. Внезапно ее пронзил страх. Как, жить новой жизнью без него, отдаться чему-то, что не имеет к нему отношения? Это ли не предательство! Вдруг безумно захотелось немедленно отказаться от всяческих планов. Но она не может позволить себе такой роскоши. Как бы больно ни было, она обязана стиснуть зубы и продолжать жить. Ей вспомнились слова Джолина о том, что он три года надеялся и верил. А с ней катастрофа произошла каких-то две недели назад. Работая, она сможет по крайней мере сохранить рассудок.

– У тебя есть протокол того совещания? – спросила она, взглянув па Джолина.

Тот самодовольно ухмыльнулся.

– Я думал, ты так и не спросишь, – бросил он, достал из портфеля листы бумаги и положил их на кофейный столик. – Да, сейчас я тебя разозлю, – продолжал он. – Марвин Мачете Мансфилд недавно зарезал почти все проекты и сделал исключение только для “Хочу все знать”. Значит, твое детище получило добро на шесть выпусков в год, а Марвин самолично будет курировать тематику.

– Сволочь!

Рианон сплюнула. Джолин усмехнулся.

– Между прочим, в эфир выходим в следующий четверг. Передача называется “Путешествие по Интернету”.

Губы Рианон сжались.

– До сих пор, – продолжал Джолин, – мы делали программы, придуманные тобой или Лиззи. Или те, которые ты успела одобрить. Это не означает, понятно, что ни у кого нет свежих идей; ты собрала людей более чем способных. Беда в том, что Морган и Салли ни на что не способны. Эта парочка не может принять решение, если его им не поднести на блюдечке. Они потеряли хватку.

– А что я могу сделать? – вырвалось у Рианон.

– Ничего. Мансфилд скорее закроет программу, чем согласится видеть в ней тебя. Плохо, что Хомер и Мардж все равно ее убивают. А когда это дойдет до старика Мерва, будет поздно.

– Хомер и Мардж? – переспросила Рианон.

– Морган и Салли. Симпсоны. Ну конечно, у тебя нет спутниковой антенны.

Признав свою отсталость, Рианон осведомилась:

– Так кто теперь ведет программу?

– Они откопали кого-то из времен “Панорамы”, чтобы вытянуть первые выпуски, – ответил Джолин. – Только и делают, что проводят пробы претендентов и рвут на себе волосы. Они не знают, чего сегодня требует зритель. Лиззи заменить очень трудно, если вообще возможно. Остальные ребята пока работают как всегда, но ты сама прекрасно знаешь, что программу цементировала Лиззи. Наши два придурка просто стараются найти кого-нибудь, кто бы работал точно как она.

– Ничего у них не выйдет, – согласилась Рианон. – Лучше бы взяли нового ведущего, совершенно на нее не похожего. А в общем, меня это уже не касается. – Рианон помолчала, осознавая горькую правду этих слов и думая, настанет ли день, когда она сможет повторить их с легким сердцем, потом добавила: – Значит, я должна продумать для “Внимания” все организационные вопросы, а потом решить, к кому бы с этим сунуться. – Она вздохнула. – Вопрос в том, на что мне жить все это время.

– Я полагал, Хомер и Мардж озолотили тебя при расчете, – откликнулся Джолин.

– Не совсем так. А Оливер мне оставил кучу неоплаченных счетов.

По выражению лица Джолина она поняла, что тот не удивлен.

Рианон рассмеялась.

– Скажи мне, пожалуйста, – осторожно сказала она, – как, по-твоему, отреагируют Хомер и Мардж, если я – очень вежливо – предложу им свои услуги в качестве консультанта?

– Ты что, смеешься? Они – очень вежливо – откусят тебе руку.

– Попробуй обсудить это завтра с ними, – попросила Рианон. – Только не говори, что это моя идея. Сделай вид, что это тебе самому пришло в голову. Если не я к ним обращусь, а они ко мне, возможно, удастся выбить у них более высокий гонорар…

– Какая ты корыстная! – Джолин хохотнул и потер руки. Когда Рианон провожала Джолина до дверей, бледности на ее щеках и страха в сердце оставалось гораздо меньше, чем было до его прихода. Наконец-то перед ней стал вырисовываться новый жизненный путь, она снова могла сесть за руль и ехать по открывшейся дороге так же бодро и уверенно, как и прежде. Когда Джолин поцеловал ее на прощание, она произнесла:

– Теперь я понимаю, что значит благовещение.

– Если ты беременна, я к этому отношения не имею, – отозвался он.

Рианон расхохоталась:

– Знаешь, сегодня я весь день думала, что иду ко дну. Ты пришел, и жизнь представляется мне уже не в таком мрачном свете.

– Солнышко, ты не из тех, кто безропотно идет ко дну, – возразил Джолин. – Сразу тонут трусы. Уж чего-чего, а трусости в тебе нет.

Она неуверенно улыбнулась в ответ и сама осудила себя за это. Но одно дело – быть храброй, когда с тобой рядом надежный друг, и совсем другое – жить наедине с отчаянием и неудовлетворенными плотскими желаниями. Хотя теперь у нее есть цель: нужно полностью погрузиться в работу над “Вниманием”.

Джолин открыл входную дверь. Они засиделись; была сырая, промозглая безлунная ночь. Вдруг он воскликнул:

– Ох, чуть не забыл! Тебя ищет Люси Голдблам.

– Люси Голдблам? Та, что раньше работала с Теймсом?

– Именно. Она не говорила, по какому вопросу, но ты ей позвони. А я побегу. Дел куча и все такое. Я еще объявлюсь.

Рианон, улыбаясь и одновременно хмурясь, прошла из коридора в комнату. Она хорошо помнила Люси, любила и восхищалась ее мастерством. Программы, которые Люси в качестве продюсера готовила для Теймса, были в свое время популярнее, чем даже “Хочу все знать” самой Рианон. Может быть, говорила себе Рианон, Люси хочет предложить ей работу. Как бы это было замечательно! Это означало бы, что Бог услышал молитвы Рианон. У нее появились бы деньги, к тому же Люси могла бы посодействовать осуществлению ее нового проекта.

Рианон погасила свет в гостиной, вошла в спальню. В окно лился голубоватый свет фонаря. Сердце сжалось от привычной боли. Ей так нужно было увидеть Макса, зарыться с ним вместе в постель… Она закрыла лицо руками. С этим надо кончать, немедленно. Нужно смотреть вперед и уходить от него все дальше и дальше, так, чтобы он в конце концов стал еле различимой тенью на горизонте воспоминаний. Черт побери, горько становится от таких мыслей, но факт есть факт, он уже ушел в прошлое, а будущее в ее собственных руках.

Сюзан Травнер с карандашом в руке сидела у себя в квартире в Калвер-Сити и напряженно вслушивалась в то, что собеседник говорил ей по телефону. Смотрела она только на страничку блокнота, точнее, на несколько слов, только что записанных ею. На экране компьютера мигал курсор, словно призывая ее продолжить работу. Когда телефон зазвонил, она как раз писала убойный материал о “Шикарной шестерке”. Но Сюзан мгновенно забыла о шести старых бездарностях, которые каждую ночь позорились в разных голливудских заведениях, и о гнусном импресарио этих кретинов. Журналистка с большим вниманием отнеслась к тому, что ей говорили.

Ее ничуть не задевало прозвище – мисс Отрава. Ее статьи пользовались большой популярностью – потому, вероятно, что людям нравится копаться в чужом грязном белье, а Сюзан Травнер умела преподнести читателю чужое грязное белье так, что не покопаться в нем было невозможно. Мисс Отрава не боялась называть вещи своими именами, высказывать собственный взгляд на то, что становилось ей известно. Если кому-то такая манера не нравится – тем хуже для него. Сюзан не лгала, она лишь творчески перерабатывала правду. Конечно, в своих целях. Она была настроена весьма феминистски, и многие представительницы прекрасного пола даже не подозревали, насколько статьи мисс Отравы облегчили их жизненную участь. Сюзан мало кому верила, подозревала в корысти всех и каждого, в особенности могущественных филантропов, и видела смысл своей жизни в том, чтобы выводить на чистую воду нечистых на руку бонз. В результате она нажила куда больше врагов, чем друзей, зато постепенно стало ясно, что если кому-то причинено зло и об этом следует сказать вслух, то именно Травнер вцепится в такую историю мертвой хваткой и не отступится до тех пор, пока не восторжествует справедливость.

Разговор подходил к концу. Сюзан сделала несколько пометок в блокноте, а когда ее собеседник повесил трубку, швырнула телефон на стол и издала ликующий возглас.

– Все с тобой ясно. Пулитцеровская премия*, – заявила Селия, подруга Сюзан, делившая с ней квартиру.

* Престижная премия, присуждаемая в США, за достижения в журналистике.

Селия подняла голову и сдвинула очки на кончик носа. На коленях у нее лежал огромный раскрытый том – словарь Вебстера. Сюзан ухмыльнулась.

– Не торопись, – отозвалась она. – Лучше слушай и мотай на ус. Один мой случайный лондонский знакомый, человек, между прочим, очень надежный, говорит, что Макс Романов провел первую брачную ночь, представь себе, не со своей ослепительной подругой жизни Галиной Казимир, а с Рианон, извини за выражение, Эдвардс, той самой, с которой он спал за двое суток до свадьбы.

Селия стащила очки. Сюзан рассмеялась, резво вскочила из-за стола и подошла к подоконнику, на котором стояла кофеварка.

– Откуда это известно твоему знакомому? – осведомилась Селия.

Глаза Сюзан сверкнули.

– Ему рассказала об этом мисс Эдвардс.

Селия недоверчиво взглянула на подругу.

– И это, по-твоему, правда? Сюзан кивнула:

– Конечно. Этот парень еще никогда меня не подводил. К тому же он близкий друг Рианон.

Селия сунула в рот дужку очков. Яркие лучи солнца освещали ее узкое, серьезное лицо.

Сюзан протянула ей чашку кофе.

– Значит, ты хочешь этим воспользоваться? – задумчиво спросила Селия.

– Можешь не сомневаться, – откликнулась Сюзан. – Нужно только придумать оптимальный ход. – Она покачала головой. – Каков мерзавец, а? Путаться с кем-то в первую же ночь после свадьбы! Хотя от Романова можно было ожидать именно этого.

Она крепко сжала чашку обеими руками. Глаза ее блестели.

– Ты уверена, что хочешь связываться с таким человеком? – спросила Селия.

– Этот сукин сын убил жену и вышел чистеньким, – возмущенно поджав губы, ответила Сюзан.

– Да, ты так говоришь. Но ты же не знаешь наверняка? – заметила Селия.

– Знаю. И еще я кое-что знаю. У Галины Казимир серьезные проблемы с психикой, она время от времени сбегает из дому и позволяет измываться над собой всякому, кто пожелает. По крайней мере так утверждает Романов. А на самом деле сам Романов этим и занимается.

Улыбка Селии вмиг исчезла.

– Не слабо, да? – бросила Сюзан.

Селия обвела взглядом комнату, потом посмотрела на старую гипсовую повязку на ноге Сюзан.

– Хорошо, – заговорила она, – я согласна с тобой насчет жены Романова, но насчет Галины… Нет, он, наверное, способен и на такое, однако…

– Не только способен. Он это делает, и уже давно, – перебила ее Сюзан, уселась в продавленное кресло и отхлебнула из чашки. – Хотела бы я знать, – добавила она рассеянно, как бы про себя, – какие у него планы относительно Рианон Эдвардс.

Она глубоко задумалась. С тех самых пор, как Морис Реммик, личный адвокат Романова, стал снабжать ее информацией о своем патроне, она неустанно строила планы: как причинить Романову побольше неприятностей, а главное, привлечь к ответу за убийство его жены Каролин.

В свое время Сюзан пребывала в уверенности, что в ту декабрьскую ночь на спусковой крючок нажал палец Галины, но теперь журналистка была информирована куда лучше. В то время Галина Казимир находилась в Лос-Анджелесе. Она попала в больницу после весьма жестокого нападения. Так гласили официальные документы. У Сюзан на этот счет имелось особое мнение. Она считала, что полученные Галиной раны не имели никакого отношения к попытке ограбления. И насчет того, как удалось – по крайней мере до сих пор удавалось Максу Романову выкручиваться, – у нее сложилось свое мнение. Оставалось только добыть убедительные доказательства своей правоты. Впрочем, она верила, что добудет их, и настанет день, когда она увидит Романова и тех подонков, что прикрывают эту мразь, на скамье подсудимых.

 

Глава 23

В просторном кабинете особняка в Малибу Ула была одна. Свет яркого калифорнийского солнца лился в окна. На светло-голубом небе не было ни облачка. На красивом лице Улы отражалась напряженная работа мысли. Она бессознательно смотрела в окно, стараясь разобраться в том, что занимало ее в последнее время. И Эллиса беспокоила та же проблема, они несколько раз обсуждали ее, и оба никак не могли прийти к определенному выводу о том, что же могло послужить причиной внезапного охлаждения Макса к Морису. Ула терялась в догадках. Однажды она предположила, что дело скорее всего в Галине, и Эллис согласился. С тех пор как Галина стала женой Макса, прекратились обычные прежде посиделки, в которых неизменно участвовали Морис и Дион, и Ула заметила, что именно с этого времени Макс стал отвечать отказом на все приглашения четы Романовых. Трудно было понять, почувствовал ли Морис, что отношение к нему изменилось. Держался он, как обычно, но наверняка не мог не обратить внимания на то, что Макс стал регулярно разговаривать по телефону с Куртом Коваром, адвокатом из Нью-Йорка, которого, как недавно узнала Ула, боссу порекомендовал Рамон Коминский.

Снова и снова раздумывая, что могло случиться, Ула встала из-за стола, подошла к окну, скрестила руки на груди и выглянула в сад. Ей очень хотелось задать этот вопрос Галине, которой была свойственна потрясающая откровенность – конечно, в тех случаях, когда это ей на руку. А если нет – вот тогда Галина могла ответить уклончиво или вообще солгать. К тому же они, судя по всему, были в эти дни очень близки с Максом, и даже если Ула, набравшись мужества, обратилась бы к Галине, вряд ли могла рассчитывать на искренний ответ. О том, чтобы узнать у Макса, нечего и думать, он не приветствует вмешательство в личные дела, спрашивать Мориса… Почему-то Уле казалось, что этого делать не стоит. А ведь это само по себе странна – раньше у них не было секретов друг от друга, и как только возникала какая-нибудь проблема, ее охотно обсуждали. Сейчас Ула не сомневалась – что-то не в порядке; тем более хотелось бы знать, что именно.

Телефон Макса зазвонил, Ула подбежала к столу и включила компьютер, чтобы по окончании разговора вернуться к работе.

– Слушаю вас, – сказала она в трубку.

Молчание. Ула хотела было повторить фразу, но звонивший неожиданно повесил трубку.

Она пожала плечами и опустила трубку на рычаг. Ничего особенного – ошибаясь номером, люди нередко молчат, но у Улы возникло отчетливое ощущение, что, если бы к телефону подошел Макс, с ним бы заговорили. Значит, неизвестный не считает нужным разговаривать с кем-либо, кроме самого Романова.

Ула вышла из кабинета, прошла через соседнюю комнату и выглянула в бассейн, где Макс и Галина играли с детьми. Некоторое время она смотрела на всех четверых, потом развернулась и пошла обратно в кабинет. Красноречивая картинка семейной идиллии не убедила ее в том, что в доме царит счастье и согласие. Более того, Ула знала, почему не верит в то, что ей демонстрируется.

Она присела за стол, взяла обеими руками чашку кофе и закусила губу. Она видела ту пару, Макса и Рианон, наутро после свадьбы. Всю ночь она играла. Под утро решила покинуть казино, немного подышать свежим воздухом, а уж потом пойти спать, и направилась к “Замку Цезаря”, где утешались проигравшиеся в пух игроки. Обернувшись, Ула увидела Макса и Рамона, которые о чем-то спорили. Затем появилась Рианон с чемоданами. Она сделала попытку отвернуться от Макса, но тот обнял ее, поднял голову женщины и сказал что-то с таким выражением, которое не оставляло сомнений в их близости.

Ула так и осталась незамеченной. На ее глазах англичанка и шеф сели в черный лимузин, Макс что-то бросил Рамону, и машина тронулась. Перед Улой мелькнули их бледные, напряженные лица. Ула вдруг испугалась, что Макс увозит Рианон, даже кинулась вслед за машиной, но Рамон остановил ее и объяснил, что босс всего лишь провожает подругу Галины в аэропорт и что после ее отбытия все будет в порядке.

Похоже, Рамон был прав: с того дня Макс не общался с Рианон. Во всяком случае, ей, личному секретарю, было ничего не известно об их контактах. Кроме того, Макс с Галиной явно были влюблены друг в друга и, совершенно очевидно, наконец-то стали проводить ночи вместе, так что Ула сама не понимала, отчего так беспокоится. Но она не могла выбросить из головы ту утреннюю сцену в Вегасе. Неужели это Рианон звонила Максу и не пожелала говорить с ней? Похоже, что так. Ула хорошо знала, что Макс привык добиваться желаемого и способен на многое, чтобы заполучить свое. Достаточно вспомнить обстоятельства смерти Каролин. А впрочем, размышляла Ула, если бы она оказалась на месте своего босса, если бы обладала его влиянием, его возможностями, разве не поступила бы она точно так же? Конечно, так бы и поступила – ни один разумный человек не согласится провести двадцать пять лет за решеткой, когда есть выбор.

Внезапно Ула вспомнила мемфисского фотографа. Зрачки ее расширились, сердце учащенно забилось, она ощутила дурноту. Охватившее ее подозрение было слишком страшным, но она ничего не могла с собой поделать. Слишком многое не вписывалось в схему.

Ула бросила взгляд на стол Мориса. А что, если юристу известно больше, чем он говорит? Быть может, сведения, которыми он располагает, и послужили причиной перемены отношения Макса к нему? Может, следует переговорить с Морисом начистоту? Должен ли Эллис участвовать в разговоре? Или самое разумное – оставить свои догадки при себе и молиться Богу о том, чтобы все это наконец осталось позади?

* * *

– Как у тебя дела с Люси Голдблам? – спросила Лиззи. Они с Рианон бродили по универмагу “Харродс” среди толпы покупателей, явившихся сюда по случаю рождественской распродажи.

– Нормально, – отозвалась Рианон. Она задержалась у заваленного товарами прилавка и потянулась к плоской шляпке без полей, украшенной иероглифами. – Пока еще рано вести предметный разговор, ее контракт с Теймсом заканчивается только в конце месяца, но нам обеим кажется, что в принципе мы могли бы сработаться. Может, эту штучку подарить любезной мачехе? – спросила она, указывая на шляпку.

– А она поймет, что это такое?

– Нет.

– Тогда бери. Ты с кем-нибудь, кроме Люси, обсуждала эту идею с “Вниманием”?

– Ну, кое с кем, – призналась Рианон, протягивая продавцу шляпку и купюру. – У меня на следующей неделе встреча с одним господином. Попробую выколотить из него какие-нибудь деньги, хотя надежды у меня, честно говоря, мало: люди не любят расставаться с деньгами.

Они стали протискиваться к ювелирной секции.

– Сколько тебе нужно на пилоты*? – поинтересовалась Лиззи.

* Пилот – пробная телепрограмма.

– Двадцать тысяч. Вообще-то лучше бы двадцать пять, но я надеюсь получить некоторые услуги бесплатно.

На несколько минут людской поток разлучил их, потом Лиззи опять присоединилась к подруге.

Рианон решила переменить тему. Пробравшись наконец к прилавку, она взяла в руки тяжелые серьги и спросила:

– Так ты в самом деле теперь отрезанный ломоть и остаешься жить в глуши?

Лиззи рассеянно смотрела на украшения.

– Я понимаю, как это нелепо звучит, – ответила она. – Я провела два месяца среди носорогов и львов, на глазах у туристов-всезнаек и егерей, и мне начала нравиться такая жизнь. Конечно, потому, что там Энди. Он учит меня, рассказывает про животных, а я жадно слушаю, вникаю в проблемы заповедника. Ты не поверишь, у меня невероятно много работы, особенно сейчас, когда Дуг стал бывать там реже.

– Правда? – удивилась Рианон. – Ты мне ничего не говорила.

– Разве? В общем, потому-то он так и обрадовался, когда я приехала. Он не хотел оставлять Энди одного и в то же время стремился как можно больше времени проводить в Йобурге со своей девушкой. Она там работает на радиостанции, а Дуг собирается вернуться в университет… В общем, все нормально.

Рианон покрутила головой.

– Похоже, все так, как ты говоришь, – сказала она, потом улыбнулась и добавила: – Я страшно рада, что ты приехала. Я скучала по тебе.

Лиззи посмотрела на Рианон. Та примеряла браслет. Она была так бледна и так явно похудела со времени их последней встречи, что Лиззи поняла: происшествие с Максом потрясло подругу значительно сильнее, чем Лиззи предполагала. К тому же в жизни Рианон сейчас все наперекосяк… Лиззи ощутила комок в горле. Она вспомнила, как одиноко было ей самой несколько месяцев назад, когда она прилагала отчаянные усилия, чтобы ввести в нормальную колею собственную жизнь. Она живо вспомнила, как пыталась тогда оттолкнуть Рианон и справиться со своими проблемами в одиночку. Точно так же сейчас поступает ее ближайшая подруга. Но что-то в случае с Рианон по-другому, и это “что-то” сбивало Лиззи с толку, беспокоило ее. Никогда прежде Рианон ничего не скрывала от подруги, а сейчас очевидно, что она рассказала не все.

– Что же ты не спрашиваешь про Шарон Спайсер? – осведомилась Рианон, когда они с Лиззи направились к эскалатору.

– Господи, совсем о ней забыла, – воскликнула Лиззи. – Ты ее видела?

Рианон рассмеялась:

– Видела. Ты – гений. Эта дама создана, чтобы стать телеведущей. Я встречалась с ней раз шесть, не меньше, и она с нетерпением ждет проб. Так загорелась, что даже предложила вложить некоторую сумму – разумеется, при условии, что мы ее возьмем.

Лиззи удивленно взглянула на Рианон, потом засмеялась:

– Да, она тот еще фрукт, но интервью с людьми, пережившими кризис, проведет отлично. Как Барбара Вудхаус передачу о собаках. Она все еще состоит в своем благотворительном фонде?

– Не знаю, я не спрашивала. И по-моему, членам благотворительных фондов не положено об этом распространяться.

– Правильно. А мне она сказала потому, что хотела и меня в это дело втравить. Решила, что я им подхожу.

– Напомни, где вы познакомились.

– Она читала лекции по психологии, когда я была в Бирмингеме. – Лиззи фыркнула. – Я же тебе говорила, эта женщина битком набита разнообразными талантами, причем самыми неожиданными. Шарон тебе сообщила, что она профессиональная скрипачка?

– Нет.

Рианон улыбнулась.

– Бывает, от Шарон с ума можно сойти, но такого доброго сердца ни у кого нет. И голова светлая. Это Магнус Пайк в юбке. У нее находится время на таких людей, что ты просто не поверишь, если она тебе расскажет. Ты ее еще не снимала?

– Пробная съемка в пятницу. Джолин нашел для нас студию в Теддингтоне за треть обычной цены.

– Золотой наш, – произнесла Лиззи таким тоном, что Рианон сразу припомнила мнение подруги об излияниях насчет отношений с Максом.

Минут двадцать спустя, уже на платформе “Найтсбридж”, Рианон спросила:

– Да, кстати, я тебе сказала, что получила рождественскую открытку от Галины?

Глаза Лиззи округлились. С самого ее приезда Рианон ни разу не произнесла имени Галины, а сама Лиззи по какой-то непостижимой причине не могла найти повода, чтобы заговорить на эту тему.

– Нет, – просто ответила она, – ничего не говорила.

– Открытка пришла на днях, – принялась рассказывать Рианон. Подошел поезд, и подруги вошли в вагон. – Она написала, что в феврале собирается в Лондон. “Конспираси” разработала новые марки духов, Галине предстоит тур по Европе, а после этого они с Максом проведут медовый месяц где-то в Швейцарских Альпах. Кажется, это место называется Гштад. В общем, она пишет, что я, мол, очень занята, она это понимает, но была бы рада, если бы у меня нашлось время и мы бы с ней выпили где-нибудь кофе или даже пообедали вместе.

Лиззи перевела дух, стараясь переварить полученную информацию, затем спросила:

– Ты собираешься встречаться с ней?

Рианон покачала головой и бросила взгляд на сумку – кто-то толкнул ее, пытаясь протиснуться в середину вагона.

– Нет. Тебе еще много нужно купить?

Лиззи моргнула от неожиданной перемены предмета разговора.

– Так, пару подарков. А тебе?

– То же самое.

Лиззи несколько секунд смотрела на подругу, ожидая объяснений, но Рианон только рассмеялась. Лиззи поняла, что больше ничего не услышит. Она взглянула на часы и сказала:

– Энди должен звонить в шесть, а в семь меня ждет сестра, так что, наверное, мне пора домой. Черт подери, а я-то рассчитывала пропустить с тобой стаканчик. Что ты делаешь сегодня вечером?

– Наверное, буду писать сценарий для пробной съемки с Шарон.

– Я смогу приехать завтра, – сказала Лиззи с разочарованием. Впрочем, она и сама не была уверена, что так уж разочарована.

– Тогда позвони мне утром, – предложила Рианон. – У меня еще нет определенных планов.

Лиззи кивнула, стараясь подавить обиду.

– Хорошо, позвоню.

Все еще улыбаясь, Рианон перевела взгляд на карту лондонской подземки. Лиззи отвернулась и попыталась представить себя на месте подруги. Что Рианон сейчас чувствует? И что вообще с ними происходит? В конце концов она решилась взять быка за рога.

– Ты от меня что-то скрываешь? – прямо спросила она. Рианон, казалось, была удивлена.

– О чем ты? – В ее голосе вроде бы звучало любопытство.

– Не знаю, – ответила Лиззи. – Просто у меня такое впечатление, будто ты что-то знаешь и молчишь.

– Нет. – Рианон пожала плечами. – Ничего такого.

– Что-то про Макса, – пошла ва-банк Лиззи. Рианон не дрогнула.

– Что про Макса?

– Он тебе звонил.

– Нет, – возразила Рианон. – Почему ты вдруг так подумала?

– Потому что ты не говоришь о нем.

Рианон нахмурилась:

– Что-то я тебя не понимаю. Знаешь, мне выходить. Созвонимся завтра с утра.

Когда поезд отошел от платформы, Рианон поднялась вверх по лестнице, опустила билет в прорезь автомата и поспешила в сторону Эрлз-корт-роуд. Уже темнело, начинало подмораживать. Рианон торопилась попасть домой, пока холод не пробрал ее до костей.

Миновав автомобильную пробку на Кромвель-роуд, Рианон направилась к “Олимпии”. Перед поворотом на свою улицу она вдруг расслышала за спиной чьи-то шаги. Рианон поняла, что кто-то идет за ней уже в течение некоторого времени, и пошла быстрее. Незнакомец не отставал. Она побежала, потом резко обернулась. Жесткие холодные пальцы схватили ее за запястье. Ноги женщины подкосились от ужаса. Она ощутила резкую боль в спине и вскрикнула. Ее прижали к стене. Рианон крепче вцепилась в свои пакеты и яростно сжала зубы, полная решимости держаться до последнего. Но противник так резко дернул ее за руки, что она упала на колени и выпустила из рук сумки, чтобы защитить ладонями лицо.

Когда грабитель скрылся в темноте с ее сумками, Рианон, отдышавшись, поднялась с колен и с трудом заставила себя идти дальше, в сторону дома. Покупки пропали. А в сумочке были лишь две монеты достоинством в фунт. Кредитную карточку она накануне оставила в “Уэйтроуз”, ключи от квартиры лежали в кармане пальто.

Войдя в квартиру и заперев за собой дверь, Рианон попыталась вспомнить, не было ли в сумочке документов, где бы значился адрес. Потом заметила, что ее трясет, и прошла на кухню, налила изрядную порцию виски.

Сделав большой глоток, она почувствовала, что сердцебиение не унимается. Тогда еще несколько раз глубоко вздохнула, после чего подошла к зеркалу. Ни кровинки в лице. Глаза несчастные, испуганные, загнанные.

Она отвернулась от своего отражения и отхлебнула еще виски. Лиззи права, кое-что она скрывает, но это не связано с Максом. Ах, если бы ей было что скрывать относительно Макса!..

Она отбросила от себя эту мысль, не желая додумывать ее до конца, и подняла телефонную трубку, чтобы вызвать полицию. Конечно, никого это происшествие особенно не заинтересует, но сообщить об уличном ограблении – ее долг.

Несколько минут спустя Рианон положила трубку и задумалась о том, что с ней случилось. В душе медленно вскипал гнев. Она осознала это как раз вовремя, чтобы успеть успокоиться. В каком-то смысле злиться на весь мир полезно, но это все равно что снимать незаряженной камерой. Злоба не изменит того, что Морган и Салли Симпсон отклонили предложение Джолина о ее назначении консультантом программы “Хочу все знать”. Не поможет найти средства для “Внимания”. И тем более платить за квартиру. Телефон жизненно необходим, но на сегодняшний день ей так же трудно оплатить все счета, как оживить мертвеца. Невозможно поверить, что она позволила себе оказаться до такой степени на мели. Голова кружилась от одной мысли о долгах по кредитным карточкам Оливера, в которые, между прочим, входили три с половиной тысячи фунтов, истраченные на путешествие в Марракеш, не говоря уже о счете за свадебный обед в “Ритце”.

Разумеется, если бы Лиззи поняла, в каком критическом положении находится Рианон, она бы пришла на помощь. Но Рианон не желает подачек, она должна выпутаться своими силами.

Вдруг почувствовав себя вымотанной, она опустилась в кресло и допила остаток виски. В этом году судьба не благоволит к ней, тем более нельзя предаваться жалости к себе и вселенским обидам. Она на краю пропасти, но не допустит окончательного падения. Есть средство преодолеть несчастья.

Кровь вдруг как будто вскипела в жилах, и тут же Рианон пробрала холодная дрожь. Хвала Господу, что сумочку стащили не вчера! Вчера в ней было обручальное кольцо с бриллиантом стоимостью в пятьдесят тысяч долларов. А сейчас перстень спокойно лежит в шкафчике в спальне и в понедельник будет продан. Предложили ей за него полцены, так что со всеми долгами расплатиться не удастся, но хотя бы от большей части их она избавится. Рианон не продала кольцо раньше по одной-единственной причине: учитывая обстоятельства, при которых Оливер подарил его, “миссис Магир” не могла быть уверена, что оно по-настоящему принадлежит ей. В душе она была готова к тому, что в один прекрасный день кто-нибудь явится и потребует кольцо. И если это произойдет, Рианон окажется в скверном положении, – с понедельника кольца у нее не будет.

Сердце вновь забилось сильнее. Рианон прикрыла глаза и опять возблагодарила Бога, что ограбили ее сегодня, а не вчера.

 

Глава 24

Рождество Рианон провела в обществе Шарон Спайсер в ее квартире, – украшенной искусственными венками остролиста* и гирляндами. Жила Шарон на Финчли-роуд. За окнами завывал ветер, а в теплой уютной квартире две женщины лакомились жареной уткой с крекерами и болтали о жизни. Эксцентричность Спайсер показалась Рианон забавной и милой, как и те истории, которые она рассказывала, а согласие Шарон на участие во “Внимании” стало самым радостным событием в жизни Рианон за последние месяцы.

* Традиционное для Англии рождественское украшение.

Когда Рианон после полуночи добралась до дома, то обнаружила на автоответчике поздравление Лиззи. При звуках голоса Лиззи она вдруг расплакалась – а ведь не позволяла себе этого уже несколько недель. Но в рождественскую ночь ей страшно не хватало подруги. Она боялась, что не удастся переломить свою жизнь, и не могла собраться с духом и рассказать кому-нибудь, в какой переплет попала. Но, напомнила себе Рианон, дела уже пошли на лад. Кольцо продано, и пусть эта сделка не разрешила всех финансовых затруднений, по крайней мере банк согласился вернуть ей кредитные карточки.

Неделя шла за неделей, проект начал принимать все более конкретные очертания, и к Рианон стала возвращаться уверенность в своих силах. Люси Голдблам вошла в команду и работала теперь над программой вместе с Рианон и Шарон.

В конце января все три женщины стали содиректорами компании, созданной ими как крыша для программы “Внимание” – и для любого другого проекта, который они когда-либо задумают. Правда, деньги рекой не потекли, но втроем они сумели набрать сумму, достаточную для съемки и монтажа пилотов, а личные вклады Шарон и Люси сделали возможными подготовку дальнейших выпусков. И уж совсем неожиданная удача свалилась на Рианон: один из лондонских банков поручился за фонд развития компании на двадцать тысяч фунтов. В тот день Шарон устроила вечеринку с шампанским, с которой вскоре отбыла в свой благотворительный фонд.

Спайсер была доброй женщиной, внимательной к людям. Хотя она старательно демонстрировала кипучую энергию и жизнелюбие, с первого взгляда было ясно, насколько она одинока. Шарон никогда не говорила о друзьях, и, насколько знала Рианон, никто никогда ей не звонил и никуда не приглашал. Ситуация стала меняться, когда Рианон принялась сводить ее со своими знакомыми, и вскоре стало очевидно, что Шарон произведет фурор, выйдя на телеэкран. Учитывая известную склонность британцев к повальному увлечению тем, что в моде, в скором времени Шарон должна была сделаться звездой рекламы, рекламы чего угодно – от лекарств до дельтапланеризма. Люси обронила однажды, что когда-нибудь Шарон могут даже предложить стать ведущей лотерейного розыгрыша.

Однажды рано утром Рианон жаловалась Лиззи по телефону:

– Беда в том, что никто не хочет брать нас под свое крыло. Спайсер всем нравится. Пробная серия тоже всем понравилась, но никому неохота расставаться с деньгами.

– Что за чушь! – возмутилась Лиззи. – Если людям нравится, почему вы не можете найти спонсора?

– Потому что сейчас бразды правления в руках мелких завистливых вшей типа Марвина Мансфилда или же духовных кастратов, которые заняты только политикой или банкетами. Им некогда думать о том, как делать телевидение. Плюс к тому ни у кого в общем-то денег нет. Ситуация, конечно, переменится, но нам нужно раскрутиться прежде, чем закончится кризис.

– А еще у кого-нибудь есть такие проблемы? – поинтересовалась Лиззи.

– Можно сказать, у всех, с кем я общалась. Нет, это не значит, что ни у кого ничего не получается, это значит, телевизионные боссы тебя и слушать не захотят, если ты не достал по крайней мере семьдесят процентов бюджета проекта по собственным каналам.

– А хоть что-нибудь у вас есть?

– Процентов сорок, – ответила Рианон. – Зато обещаний – с три короба. В общем, к тому времени, как нам дадут зеленую улицу, мы будем готовы запускать цикл. А это уже прогресс по сравнению с теми условиями, в которых мы начинали “Хочу все знать”. Да что я тебе рассказываю, сама помнишь.

– Как тебе Люси?

– Выше всяких похвал. Думаю, когда дело двинется, я уступлю ей руководство программой. Они с Шарон отлично спелись, а мне понадобится свободное время на реализацию других идей.

– Звучит неплохо, – отметила Лиззи. – Значит, ты выкарабкаешься.

– Надеюсь, – отозвалась Рианон. – Ладно, что мы все обо мне. С чего ты мне звонишь в такую рань?

– У нас тут десять часов, – возразила Лиззи. – А проснулись мы в четыре тридцать.

– Следовательно, в скором времени вы с Энди снова ляжете в постель. – Рианон хихикнула. – Запиши свои впечатления, потом перезвони и расскажи.

Лиззи расхохоталась.

– Ну, нам еще рано.

– Верится с трудом.

– Из-за океана ничего не слышно?

– Нет, – сказала Рианон.

Сердце ее ухнуло в пропасть. Галина прилетела в Англию только вчера, и Рианон было не по себе просто от сознания того, что она находится так близко. Конечно, никаких контактов быть не может, но даже от мыслей делалось нехорошо.

– Что ты сейчас обо всем этом думаешь? – наседала на нее Лиззи.

– Господи, столько хлопот, что мне некогда об этом думать, – солгала Рианон. – Ну а ты-то как? Как у тебя дела?

На другом конце провода наступила тишина, и Рианон перестала перебирать почту, забеспокоившись.

– Лиззи! – крикнула она в трубку. – Ты меня слышишь?

– Слышу, слышу. – Лиззи засмеялась. – Энди… В общем, тебе ни к чему знать, что он сделал, просто я секунду не могла говорить. Я звоню не только затем, чтобы узнать, как ты поживаешь. Должна сказать тебе… Спросить, не сможешь ли ты выкроить время и приехать в течение ближайших двух недель. Мне есть что рассказать, и я хочу, чтобы ты была рядом.

Рианон улыбнулась. Все ясно: Лиззи беременна. Но не стоит разочаровывать подругу и говорить, что все ясно как белый день.

– Я посмотрю свое расписание, – сказала она, – но вообще-то уверена, что это нетрудно.

– Правда? – радостно воскликнула Лиззи. – Приедешь? Я-то думала, придется битый час тебя уговаривать.

– Ты же знаешь, я легка на подъем, – усмехнулась Рианон. – И соскучилась. Очень хочу тебя повидать, и с Энди с удовольствием встречусь. А взять небольшой отпуск сейчас, в самое отвратное время года, очень заманчиво. Кстати, ведь в прошлом году мы как раз в это время там были?

– Точно, – отозвалась Лиззи. – Ну что, позвонишь, скажешь, когда вылетаешь? Или тебе заказать билеты?

Рианон опять улыбнулась.

– Не стоит. Я сама перезвоню. У меня давным-давно запланировано несколько встреч, так что с делами разделаюсь, может быть, дней через десять.

– Отлично, – заключила Лиззи.

Повесив трубку, Рианон закончила просмотр почты, но обнаружила только счета и ни одной более приятной бумаги. Швырнув всю пачку на стол, она прошла в кухню, чтобы выпить еще чашку кофе.

Утром она проснулась в беспокойном, нервозном настроении, и разговор с Лиззи не поднял его; сейчас Рианон чувствовала себя даже хуже, чем до звонка подруги. Дело тут было не в Галине: Рианон отнюдь не собиралась ехать в “Селфбриджс” на первую в Британии презентацию новых духов “Конспираси”. Расстроила ее беременность Лиззи. Наверное, “расстроила” не совсем точное слово, но Рианон не могла подобрать другого.

Думая об этом, она поняла, что, в сущности, рада за Лиззи. Да, это означает, что Лиззи не вернется; впрочем, Рианон давно с этим смирилась, так что известие не могло так огорчить ее. Чем дольше Рианон размышляла, тем больше вдохновляла ее перспектива путешествия в Перлатонгу, встречи с Энди и Дугом и веселого торжества. Так почему же она мечется по комнате, как зверь в клетке, и сердце колотится как сумасшедшее?

Спускаясь в подземку, чтобы ехать в Вест-Эйд, Рианон наконец решила: дело все-таки в Галине. Нужно это признать, если пытаться обмануть себя, станет только хуже. Она боится, что Галина позвонит, и она в конце концов согласится встретиться. С другой стороны, невыносимо думать, что Галина не позвонит. Нелепость, коль скоро у нее нет желания встречаться с Галиной или не о чем говорить. Так почему же она вновь и вновь прокручивает в голове сценарий, на который не пойдет ни Галина, ни она сама? Зачем пытается представить, как поведет себя жена Макса Романова, когда увидит ее? Ведь чтобы получить ответ на этот вопрос, достаточно выйти на станции “Бонд-стрит” и перейти улицу. На презентации будут сотни людей, жаждущих увидеть супермодель во плоти и получить бесплатный флакон духов. Рианон может попросту смешаться с толпой, поздороваться с Галиной, пожелать ей счастья и уйти. Но зачем это ей нужно, если она настроена полностью вычеркнуть Галину из своей жизни? Ага, не в том дело, что она не хочет видеть Галину. Разумеется, Галина не могла приехать без Макса, а Рианон достаточно только подумать о нем, чтобы понять, насколько глупо было бы опять встречаться. Но его же не будет на презентации? Или будет? Галина писала, что он приедет только к концу ее турне, так что плохого в том, чтобы поздороваться со школьной подругой?

Рианон прекрасно знала, что в этом плохого. Да, в каком-то извращенном смысле встреча с Галиной сблизила бы ее с Максом. Так что нет, никуда она не пойдет, и точка. У нее сегодня много дел, обед с нужным человеком, и вообще есть чем заняться, так что лучше держаться подальше от опасных зон. Есть в жизни вещи поважнее.

Рианон покинула подземку и, уже переходя Оксфорд-стрит, к своему ужасу, осознала, что вышла на платформе “Бонд-стрит” и направляется к “Селфбриджс”. Но тут же успокоилась, вспомнив, что кафе, где назначена встреча с Морганом и Салли Симпсонами, расположено недалеко от “Селфбриджс”. Она догадывалась, о чем пойдет разговор: рейтинг “Хочу все знать” падает, у Симпсонов до сих пор нет ведущего, а запас идей, оставленных Рианон и Лиззи, иссякает. Поэтому Симпсоны спросят ее, спросят беспечно, как если бы не вышвырнули в свое время из программы, не согласится ли Рианон стать консультантом. По крайней мере так думает Джолин, а Джолин почти никогда не ошибается.

Рианон уже обдумывала, какой ответ дать Симпсонам. Она разрывалась между двумя вариантами: откровенно послать их ко всем чертям – либо заставить ползать на брюхе. Больше она склонялась ко второму варианту, и не только потому, что по-прежнему нуждалась в деньгах. Ей импонировала возможность делать не одну программу, а две. Конечно, ее участие в “Хочу все знать” будет по необходимости тайным, иначе Марвин Мансфилд взбрыкнет и прикроет всю лавочку. Впрочем, рано или поздно этот узел будет разрублен, и Рианон верила, что у “Хочу все знать” шансов на выживание больше, чем у Марва. Иными словами, дни Марва сочтены – если верить Джолину. А дальше все будет зависеть от того, кого назначат на его место; поговаривали, что Феликса Рольфа. Следовательно, для Рианон открывалась возможность стать не только шеф-продюсером “Хочу все знать”, как и прежде, но и исполнительным продюсером “Внимания”. Захватывающая перспектива.

Улыбаясь, она распахнула входную дверь “Селфбриджс” и устремилась к отделу косметики. И только оказавшись в толпе, поняла, что ноги занесли туда, куда она отказывалась идти. Рианон застыла на месте. Приступ страха обжег ее. Она приложила холодную ладонь к щеке и огляделась. Не было видно ни Галины, ни стенда “Конспираси”; значит, еще есть время, чтобы выбраться незамеченной.

Но Рианон поступила иначе. Она позволила людскому потоку увлечь себя и в конце концов оказалась прижатой к стене где-то между отделами перчаток и косметики. Отсюда был виден край стенда “Конспираси”, в воздухе уже витал легкий аромат новых духов. Рианон, оглядываясь, увидела себя в зеркале. Длинные рыжие волосы рассыпались по спине и легли на щеки, напоминая осенние листья. Кожа, как всегда, оставалась белой, но веснушчатые щеки и влажные губы порозовели от холода.

Она повернулась к стенду, и сердце сжалось. Толпа заволновалась. Появилась Галина. Рианон отлично видела белоснежные волосы, оливково-смуглую кожу, мягкий взгляд голубых глаз. На ней был короткий сиреневый жакет с белым шелковым воротом. Лицо было покрыто косметикой от “Конспираси”. Двигалась женщина с такой грацией, что, казалось, была рождена для того, чтобы быть образцом изящества. Рианон поразилась, насколько естественно она смеется и болтает с публикой. Галина вызывала восхищение. Она была так хороша и так обезоруживающе счастлива, что невозможно было не залюбоваться ею. Сердце Рианон забилось. Галина любит и знает, что любима.

Рианон опустила взгляд, заставила себя улыбнуться. Оказывается, она не представляла себе, насколько тяжело будет увидеть Галину. Эта встреча показала Рианон, как далека она от того, чтобы отделаться от мыслей о Максе. Она так хотела его, что при одной мысли об этом становилось дурно. Чувства переполняли ее, и Рианон казалось, что она обречена на эту несчастную любовь до конца жизни.

Она отвернулась, потом, неизвестно зачем, обернулась и бросила на подиум последний взгляд. Впоследствии Рианон станет спрашивать себя, иначе ли пошла бы жизнь, если бы она не повернула голову, а просто вышла бы на улицу. Можно ли было избежать всего, что случилось после? Но вопросы придут потом. А сейчас она стояла среди толпы и не могла не смотреть на Макса, а тот глядел на нее, и она знала только, что вся ее страсть, любовь, влечение – все обращено к нему.

Галина встала на цыпочки и поцеловала мужа, а он продолжал не отрываясь смотреть на Рианон. Было ясно, что Романов только что приехал в “Селфбриджс”. Журналисты уже отбыли, так что фотовспышек не было видно, никто не выкрикивал вопросов, и приезд Макса вызвал только гул любопытной толпы и откровенную радость Галины.

Лицо его не дрогнуло. Ни малейшего признака узнавания, ни даже удивления во взгляде. Он просто смотрел Рианон в глаза. Безмолвный диалог родственных душ.

В эти секунды Рианон потеряла способность трезво рассуждать. Для нее исчез весь мир, всё, кроме него. А потом Макс отвернулся. Она вновь была свободна.

Рианон вышла из универмага, в кафе встретилась с Морганом и Салли, согласилась рассмотреть их предложение о должности консультанта, села в такси, поехала на Пиккадилли в ресторан, пообедала с потенциальным спонсором и вернулась домой.

Она не замечала, как час летит за часом. Пробежала несколько последних номеров журналов “Ньюсуик” и “Тайм”; посмотрела несколько видеозаписей интересовавших ее телепрограмм; занесла в блокнот заметки к очередной встрече с Люси, сделала несколько телефонных звонков. Ближе к вечеру она надела приталенный свитер и коричневую юбку, разожгла камин и включила музыку.

Она была совершенно спокойна. Тем не менее сердце прыгнуло в груди, когда раздался звонок в дверь. Вдруг захотелось не открывать.

В одних чулках она бесшумно прошла к двери, отворила и увидела его. Страдание захлестнуло ее, Рианон не могла говорить.

Он молча обнял ее, зарылся в ее волосы и закрыл глаза.

– С тобой все в порядке? – шепотом спросил Макс, прижимая ее к себе.

– Да, – ответила она.

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Прошло очень много времени, прежде чем на его губах появилась тень улыбки.

– Ты знала, что я приду?

Она кивнула:

– Поняла, когда увидела тебя.

Глаза его потемнели.

– Разреши мне пройти.

Рианон отступила, закрыла дверь, взяла его за руку и провела в гостиную. Максу, такому большому, тесно было в этой уютной комнате, но он был здесь на месте. Рианон снова прильнула к любимому, обвила руками его шею и заглянула ему в глаза.

– Надолго ты приехал?

– На три дня.

В ее глазах мелькнуло удивление.

– Не верю. Я понятия не имела, что ты сегодня окажешься в Лондоне. Галина писала, что ты подъедешь к концу ее турне.

– Я так и собирался сделать, а потом планы переменились. Сегодня Галина летит в Париж. Завтра она будет в Эдинбурге, а в четверг – в Манчестере.

– А ты останешься здесь?

Макс кивнул.

– Бог мой, ты замечательно выглядишь, – прошептал он, изучая ее лицо.

– Ты тоже. – Ей вдруг опять захотелось заплакать. – Я забыла твое лицо. Не могла его вспомнить. Я пыталась звонить тебе, но мне не хватало смелости, чтобы заговорить. – Рианон засмеялась. – Я чувствовала себя дурой. Ты догадался, что звонила я?

Он кивнул.

– Господи, что же я реву? – пробормотала она. – Мне так спокойно сейчас! Что тебе предложить? Выпьешь что-нибудь? У меня есть виски.

– Нет, не уходи, – прошептал он и склонился к ней.

Страстный, нежный поцелуй, казалось, обнажил ее душу. Она почувствовала его жадные губы. Его руки сжали ее; напряжение его тела лучше всяких слов говорило о силе влечения. А когда Макс взглянул на нее, она сама вспыхнула от желания.

– Может быть, снимешь пальто? – спросила Рианон дрогнувшим голосом.

Он рассмеялся:

– Да, так, пожалуй, будет проще. – Одним движением плеч мужчина сбросил пальто, потом тронул пальцами ее подбородок, приподнял и тихо поцеловал Рианон в губы. – Ты уверена, что все в порядке? – шепотом спросил он.

– Уверена.

Их губы опять встретились. Она обняла его, ощутив мощь его мускулов. Она сама расстегнула его брюки – он мгновенно освободился от них, – а потом обхватила рукой напрягшийся пенис и мягко сжала. А он прильнул к ней еще ближе и поцеловал так сильно и нежно, как никогда прежде.

Все еще не отпуская его пенис, Рианон опустила другую руку и подняла юбку. Трусики она уже успела сбросить, зная, что, оказавшись в его объятиях, не в силах будет ждать. На ней были только кремовые чулки на ажурных резинках.

– Господи Иисусе, – прошептал он, гладя пальцами ее грудь.

Они опустились на пол. Рианон стянула свитер, подняла колени и раздвинула ноги, а он куснул сначала один ее сосок, потом другой. Тела их подались навстречу друг другу, а они смотрели друг другу в глаза, зная, что все между ними так, как должно быть. Он улыбнулся и прикрыл глаза. Она обвила его руками, прижимая к себе. Затем он глубоко вошел в нее.

– Я люблю тебя, – проговорила она и погладила его по лицу.

– И я тебя люблю, – отозвался он, целуя ее пальцы. – Говори, что ты чувствуешь, я хочу знать, так ли ты думаешь обо мне, как я о тебе, так ли ты хочешь меня, как я тебя. Я не понимаю, почему реагирую на тебя так и почему хочу, чтобы все продолжалось, хотя мне очень тяжело.

– Ничто не переменится, – тихо пообещала она.

Макс опять поцеловал Рианон и стал тереться о ее тело, наполняя женщину собой.

– Хочу, чтобы ты был на мне, – прошептала она.

Он приподнялся, осторожно вышел из нее и разделся до конца. Она выскользнула из юбки, отбросила одежду прочь и легла на спину, не сводя с него глаз.

Тело мужчины было твердым и мощным. Он встал на колени, она обхватила его ногами. Они смотрели друг другу в глаза. Его пальцы пробежали по веснушкам на ее щеках, оказались на груди, потом пропутешествовали по животу вниз и зарылись в золотистые волоски между ног. У Рианон перехватило дыхание, когда он приподнял ее бедра, опустил голову и принялся щекотать ее языком.

Она лежала, вцепившись пальцами в его волосы, и сходила с ума от желания. Через несколько секунд наступил оргазм, и с ее губ сорвался стон. Он опустился на нее, перевернулся так, что она оказалась сверху и, перебирая пальцами ее волосы, впился в губы. Поцелуй, глубокий и страстный, длился до тех пор, пока ее вновь не охватило желание. Рианон приподнялась на руках и посмотрела ему в лицо. Хотелось улыбнуться, но она почувствовала себя в полной власти этого мужчины. Улыбка ее погасла, глаза затуманились. На смену радости пришло острое, всепоглощающее чувство любви.

– Впусти меня. Впусти меня скорее! – скомандовал он. Она покорно раздвинула ноги и приняла его. Он перевернул ее на спину и короткими, быстрыми движениями стал проникать все глубже.

– Я люблю тебя, – шептал Макс. Голос его дрожал от возбуждения. – Рианон, Боже мой, Рианон! – выдохнул он, продолжая терзать ее губы. Ритм его движений переменился, когда семя долгими струями устремилось в ее лоно. Его ладони скользнули под ее спину, и она ощутила себя его частью. Бедра его продолжали двигаться.

– Макс, – кричала она в экстазе, – Боже, Макс!

– Давай, – шептал он в ответ, – давай же!

Она обволакивала его так плотно, что ему передавалось биение ее сердца. Он снова и снова целовал ее, наконец замер, ожидая, когда Рианон откроет глаза. Тела любовников были по-прежнему единым целым, они буквально прилепились друг к другу.

Наконец ее веки поднялись, их взоры встретились. Мужчина и женщина не улыбались, не нарушали молчания. Только смотрели друг на друга, а потом Макс склонил голову и впился в ее рот губами.

Прошло много времени, прежде чем Рианон сумела спросить:

– И так будет три дня?

Теперь они лежали на полу рядом; ее голова покоилась на его плече, ноги переплелись. Свет в комнате не горел, лишь пламя камина отбрасывало теплые отблески на два обнаженных тела, казалось, защищая их от ночной стужи.

С улыбкой Макс прижал Рианон к себе.

– А ты этого хочешь? – пробормотал он. Она задумалась.

– Привлекательная мысль.

Он засмеялся, поднялся на ноги и принялся озираться в поисках одежды.

– У меня портфель в машине, – пояснил Макс, натягивая трусы. – Пойду принесу. – Он оглянулся на Рианон, лежавшую у камина, и прошептал: – Ты прекрасна.

Она улыбнулась, подняла руку. Пальцы двоих сплелись. Потом Рианон поднялась на колени, спустила трусы Макса и захватила его пенис губами. Когда она отпустила его, мужчина спросил:

– Хочешь, чтобы он продолжал стоять?

– Да, – ответила она, – тогда у меня больше шансов, что ты вернешься.

Макс взял ее под локти и поднял на ноги, обнял за талию.

– Думаешь, я могу не вернуться?

Рианон склонила голову набок и просто сказала: – Нет.

– Тогда скажи мне, что ты думаешь.

– Что буду довольна, если ты останешься здесь на три дня.

Его взгляд скользнул по ее лицу.

– Никогда не знал, что может быть так, – прошептал он чуть слышно.

Рианон улыбнулась, посмотрела на его губы и поцеловала.

– А как же Галина? – тихо спросила она. Он со вздохом опустил голову.

– Схожу за портфелем.

Часа через два Макс заговорил:

– Дела наши такие. Мы не часто занимаемся любовью, но это случается, и тогда все проходит нормально. Ничего похожего на то, что у нас с тобой, но все хорошо ровно настолько, чтобы наш брак нельзя было назвать одной видимостью. Создав семью, мы стали ближе друг другу. Конечно, трения есть, как и во всякой семье, но в общем-то живем мы терпимо.

– А насилие? – тут же спросила Рианон. – Ее мазохизм и прочее?

– До сих пор все идет неплохо, – отозвался Макс. – Был, пожалуй, только один рецидив… – Он умолк, и Рианон, встретившись с ним взглядом, увидела, насколько непросто Максу говорить о проблемах Галины. – На нее это плохо подействовало, – продолжал он. – Наверное, она испугалась при мысли о том, что, хотя и получила то, чего всегда добивалась, у нее все же остается шанс уйти с нужного пути, не излечившись.

– А что произошло? – живо спросила Рианон. – Ты в курсе дела?

Он покачал головой:

– Точно не знаю. Она очень тревожится за Марину. Возможно, все дело в этом. Если Галина чего-то не понимает или не может добиться своего, она чувствует, что должна быть наказана.

– Почему она тревожится за Марину?

Макс глубоко вздохнул. Его взгляд упал на их переплетенные руки.

– Дочка так и не оправилась до конца после смерти Каролин, – объяснил он. – Она находится под наблюдением специалистов, но лечение затягивается и вообще идет тяжело. Это очень беспокоит Галину. Она считает, что не прилагает достаточно усилий, чтобы вылечить девочку. А хуже всего то, что, чем больше она старается, тем больше отталкивает от себя Марину. Галине тяжело это сознавать, ведь она привыкла быть центром жизни Марины.

– А что ты скажешь про Мориса? – продолжала расспросы Рианон. – Тебе удалось разобраться с ним?

– Не уверен. Он по-прежнему пытается оказывать влияние на Галину, но пока что она ему противится.

– Какого черта ты не выгонишь его? – возмутилась Рианон.

– Не могу. И ты знаешь, почему, так что давай лучше о чем-нибудь другом.

Рианон откинула голову на спинку дивана и вгляделась в красивое смуглое мужское лицо. Да, это лицо сильного человека, но на нем написаны также напряжение и беспокойство.

– Куда же это все может завести? – шепотом произнесла она.

– Ты о нас с тобой? – спросил Макс.

– Да, но не только. О Морисе с Галиной тоже. Макс, такие вещи не проходят сами собой. Если он настроен против тебя и ты ничего не предпримешь, этот ужас будет продолжаться всю жизнь.

– Это я и сам понимаю, – прервал ее Макс.

– Так сделай что-нибудь.

– Я же сказал: не могу. – Увидев, что Рианон пытается возразить, Макс прижал палец к ее губам. – Оставь эту тему, – мягко попросил он. – Обещаю тебе, всю жизнь так продолжаться не будет, но сейчас не в моих силах что-либо изменить.

Рианон поцеловала его ладонь, затем подалась вперед и поцеловала Макса в губы.

– Не сердись, я суюсь в твои дела, потому что ты мне небезразличен, – сказала она.

Он улыбнулся:

– Рад слышать.

Они опять поцеловались. Когда Рианон наконец откинулась назад, то увидела в глазах Макса смешливые огоньки.

– Может быть, я небезразличен тебе настолько, что ты меня покормишь? – осведомился он.

Она рассмеялась и поднялась с дивана.

– Спагетти или китайская кухня?

– Спагетти, – ответил Макс, оглядываясь на внезапно зазвонивший телефон. – Можно я начну, пока ты будешь говорить?

Она улыбнулась:

– Конечно.

Рианон взяла трубку, а Макс тем временем запахнул черный купальный халат и прошел в кухню, шлепая босыми ногами. После того как он возвратился с портфелем, они снова занялись любовью, потом приняли душ, после чего решили, что одеваться уже – ни к чему.

– Рианон Эдвардс слушает, – сказала Рианон в трубку и услышала голос Джолина:

– Привет. Как поживаешь, дорогуша?

– Неплохо, – отозвалась она, подделываясь под его тон. – Как ты?

– Отменно. У меня для тебя новости.

С телефоном в руках Рианон прошла в кухню и встала, прислонившись к двери. Макс рыскал в буфете.

– Выкладывай. В двух словах, – сказала Рианон, придерживая трубку плечом.

Джолин хихикнул:

– Угадай, кто приехал в Лондон.

Рианон заулыбалась, хотя все внутри у нее болезненно сжалось.

– Кто? – спросила она, уже зная, какой ответ услышит.

– Один издатель из Штатов. Прилетел сегодня утром.

– В самом деле? – с улыбкой переспросила Рианон, перехватив взгляд Макса.

– Томатный или сырный соус? – спросил Макс, наполнив соусницу водой.

– Томатный с рыбными добавками, – отозвалась Рианон. – Помидоры в холодильнике, внизу.

– Что? – не понял Джолин. – С кем ты там говоришь?

– Не с тобой. Продолжай выдавать новости.

– Так я же сказал. Сегодня утром он прилетел.

– Это не новость, – парировала Рианон. – Это уже история.

Джолин помолчал, потом ахнул:

– Боже, так он у тебя!

Рианон расхохоталась.

– Пока, Джолин. Спасибо за звонок. – Она отключила телефон. – А для Галины ты где? – поинтересовалась она у Макса, доставая из шкафа пакет спагетти.

– В моей квартире.

Рианон удивленно воззрилась на него:

– Я и не знала, что у тебя есть квартира в Лондоне.

– Ты многого обо мне не знаешь. – Он наклонился и поцеловал ее. – И я, увы, очень многого о тебе не знаю. Какие у тебя планы на ближайшие два дня?

– Я могу их поменять, – ответила Рианон, – по крайней мере частично. Разве что на пару встреч придется сходить. Полагаю, вопрос о том, чтобы выбраться куда-нибудь вместе, не обсуждается?

– Вероятно, – отозвался Макс, разрезая помидор.

– А твои планы на эти три дня?

– У меня много дел, – сказал Макс, – но у меня с собой и телефон, и компьютер, так что нет особой необходимости выходить из дома.

– А если позвонит Галина?

– Телефон мобильный, – напомнил ей Макс. – Он не сообщает, где я нахожусь.

Его ответ не понравился Рианон.

– Она теперь звонит не так часто, как раньше, – добавил Макс. – Если бы я мог переадресовать ее звонки еще куда-нибудь, я бы это сделал. Но прости. – Видя, что эти слова не успокоили Рианон, он отложил нож и прижал ее к себе. – Не меньше твоего ненавижу обман. Даже больше. Ты не заслуживаешь такой роли, потому-то я и не предлагаю тебе переехать в Лос-Анджелес.

– А ты собирался меня позвать? – спросила Рианон и обвила его шею руками.

– Скажу – и не думал, значит, совру.

Рианон насмешливо глянула на Макса. Глаза ее превратились в узкие щелочки.

– Я отвечу отказом, – заявила она. – И все-таки пригласи.

– Ты хочешь переехать в Лос-Анджелес?

– Значит, ради тебя я должна пожертвовать всем?

– Потому я и не хотел, – ответил Макс. – Не могу рассчитывать, что ты пойдешь на то, на что не согласился бы я сам.

Она вздохнула, стараясь справиться с волнением.

– Может быть, поговорим о чем-нибудь еще?

– Да, ты права. Расскажи, чем занималась все это время. Ты работаешь? – Макс поцеловал ее.

Пока варились спагетти и Рианон накрывала на стол, Макс откупорил бутылку кьянти. Она подробно рассказала Максу о “Внимании”, о Шарон, о финансовых затруднениях, связанных с новым проектом, о необходимости вступать в контакты с алкоголиками и профессионально несостоятельными людьми. Почувствовав, что Макс готов предложить ей материальную помощь, Рианон поспешно перевела разговор на Мансфилда, снизившийся рейтинг “Хочу все знать” и сегодняшний разговор с Симпсонами о должности консультанта. Макса интересовало все: от слабых сторон Марва Мачете до содержания будущих выпусков “Внимания”. Он предложил несколько идей относительно рекламы программы, и Рианон с признательностью отметила, что Макс принимает неподдельное участие в ее судьбе.

Ужин был в полном разгаре, когда Макс заговорил об Оливере. Он одобрил продажу перстня, но, невзирая на все ее протесты, заявил, что берет оставшиеся долги под свой личный контроль.

– Прошу меня выслушать. – Он повысил голос, заставляя Рианон замолчать. – Я не предлагаю тебе денег. Я имею в виду только то, что расплатиться с банком тебе должен помочь Тео Строссен.

– Нет, это долг Магира, – возразила Рианон. – Но поскольку все дела Оливера находятся под контролем его тестя, я не представляю себе, как он может помочь мне решить эти проблемы.

– Совершенно верно. Поэтому об их решении должен позаботиться Строссен. Завтра я с ним переговорю. И не надо со мной спорить, вопрос закрыт.

– Ты не обязан этим заниматься, – напомнила ему Рианон. – Я сама справлюсь.

– Ты будешь рада, если этот тип победит? – рявкнул Макс.

– Естественно, нет.

– Тогда пусть он больше не сидит у тебя на шее. – Рианон попыталась возразить, но Макс не дал ей раскрыть рта. – Позволь мне позаботиться о том, чтобы он расплатился.

Рианон слабо улыбнулась. Она сознавала, насколько неуклюжи ее протесты, и все же никак не могла окончательно сдаться.

– Подумаю, – сказала она.

– Боже меня упаси от независимых женщин, – бросил Макс. – Даю тебе три дня.

Она отложила вилку и подлила вина в бокалы.

– Может, закончим? – предложил Макс.

Рианон все еще держала в руке бокал и не отрываясь смотрела на Макса.

– Почему? – Она опустила голову.

– Если не закончишь ты, закончу я, – проговорил он. Рианон задумчиво кивнула, потом откинулась на спинку стула.

– А ты бы пришел, если бы не увидел меня в универмаге? – спросила она.

– Нет, – последовал ответ. В глазах Макса отражалось пламя свечи.

– Почему же? – Ответ раздосадовал Рианон больше, чем она хотела бы показать.

– Я не намерен осложнять твою жизнь.

– А когда меня увидел, ты передумал?

Макс взял со стола бокал вина и стал всматриваться в рубиново-темную жидкость. Потом поднял глаза на Рианон.

– Я по-прежнему не хочу осложнять тебе жизнь, – сказал он. – Не знаю, что будет дальше. Не могу ничего тебе обещать и от тебя обещаний не жду. Но мне кажется, ты, как и я, знаешь, что мы с тобой видимся не в последний раз.

Рианон взяла тарелку в руки и обошла вокруг стола.

– Я думаю, сейчас не стоит обсуждать будущее, – проговорила она. Макс немного отодвинулся на стуле, и Рианон села на его колено. – Давай покормлю тебя, – шепнула она, устраиваясь верхом.

– Покорми, – откликнулся он.

Халат Рианон распахнулся, и взору Макса открылась ее грудь.

Она взяла с тарелки его вилку, намотала на нее спагетти и сунула ему в рот, стараясь не реагировать на движение его пальцев у ее сосков.

Она предложила ему еще вина. Он утвердительно кивнул. Она повернулась, чтобы наполнить его бокал, и тогда он захватил ртом ее сосок. Пока он пил, ее проворные пальцы развязали пояс его халата. Ее рука захватила его пенис и принялась ласкать его. Он глянул ей в глаза и вошел в нее. Она припала к нему, его руки скользнули под ее халат и мгновенно обнажили ее.

– Хочешь есть? – пробормотала Рианон, дрожа.

Не переставая гладить ее грудь, он кивнул, и она снова взяла вилку.

Наконец тарелка опустела. Тогда Макс одним движением отодвинул посуду и уложил Рианон на стол. Он сжимал руками ее бедра, пожирал глазами ее прекрасные волосы, безупречную кожу.

На столе горела свеча.

Макс взял ее за руки, прижал ладонями к тому месту, где их тела соединились, и проговорил:

– Никогда я не хотел сделать так много с одной-единственной женщиной. – Он изобразил улыбку, но сразу добавил совершенно серьезно: – Я живу тобой.

 

Глава 25

Назавтра они проснулись поздно и долго лежали обнявшись, смеялись, дразнили друг друга, совершенно не обращая внимания на стоявшие на столике у кровати часы, хотя за окнами становилось шумно: люди спешили на работу. Наконец Рианон поднялась, натянула теплый тренировочный костюм, сунула ноги в кроссовки, выбежала из подъезда в морозное утро и затрусила через дорогу. Она решила купить газеты и молоко.

Когда она вернулась, Макс на кухне уже включил тостер и пытался справиться с кофеваркой. Шторы были открыты, на ковры гостиной лился на удивление яркий солнечный свет. Изморозь на оконных стеклах быстро таяла.

– Какие у нас сегодня планы? – осведомился он после того, как поцеловал ее и уступил место у кофеварки. – Тебе куда-нибудь нужно?

– До обеда – нет, – ответила Рианон и оглянулась на Макса, который принялся мыть оставшуюся после вчерашнего ужина посуду. – Нужно обсудить кое-что с моей партнершей Люси, потом она уезжает кататься на лыжах. Да оставь ты это. После завтрака вымоем.

– Точно?

– Пойди почитай газеты. – Рианон улыбнулась. – Я принесу завтрак. Какой кофе тебе приготовить?

На его губах заиграла улыбка: с одной стороны, их близость достигла немыслимых пределов, а с другой – они все еще слишком мало знакомы для того, чтобы знать привычки друг друга.

Она бросила на Макса иронический взгляд, подошла к буфету, достала две кружки и прислонилась к нему. Его руки скользнули по ее груди.

– Ты купила “Уолл-стрит джорнэл”? – прошептал он, целуя ее в затылок.

– Европейское издание, – так же шепотом отозвалась она. – Газеты на столе. Никто не звонил?

Не дожидаясь ответа, она направилась в гостиную.

– Нет, – солгал Макс.

Он не хотел сообщать Рианон, что ему звонила Галина. Разговор получился не особенно долгим, тем не менее он был признателен Галине за то, что она выбрала несколько минут, когда Рианон вышла из квартиры. Она сказала, что скучает по нему. Он без труда убедил жену, что ему ее так же не хватает. Ему самому не понравилось, с какой легкостью она ему поверила. Естественно, он бы не стал произносить ничего подобного в присутствии Рианон.

Взяв газеты, Макс решил, что “Джорнэл” подождет, и развернул лондонскую “Таймс”. Он не мог сосредоточиться – ведь Рианон была совсем рядом, и ему было так хорошо от окружавшего их мягкого домашнего уюта, что трудно было думать о чем-то другом. Он чуть улыбнулся и перевернул страницу. Ему никогда в голову не могло прийти, как далеки вдруг станут от него все иные стороны его жизни, ведь прежде его целиком поглощали многочисленные обязанности, и деловые, и личные. И все же он, Макс Романов, сидит здесь, и ему почти нет дела до чего-либо или кого-либо, кроме этой вот женщины и ее дома. Он совершенно счастлив и готов обманывать себя, представляя, что все это будет длиться вечно. Зато его очень беспокоило, что будет с Рианон, когда он уедет. Он не сомневался, что она сильный человек и способна преодолевать трудности, но гнал от себя мысли о том, что так или иначе причинит ей боль.

Рианон вошла в гостиную. Макс поднял глаза от газеты и ощутил, как девятый вал чувств заливает его сердце. Они почти не знают друг друга, но им хорошо и легко вместе, они верят во взаимность любви, и оттого так трудно смириться с тем, что их отношения обречены.

Рианон поставила перед Максом чашку кофе и тарелку с тостами, а он сказал:

– Увидел любопытную статью. Один город на севере Англии выставляет собственность на продажу.

– На продажу? – переспросила Рианон, облизывая пальцы.

– Так здесь говорится. – Он пожал плечами и отхлебнул кофе. – Япония, Штаты и Франция уже проявили интерес.

– Невероятно! – воскликнула Рианон. – Это же блестящий материал для программы.

Макс перелистнул назад несколько страниц, нашел нужную заметку, перегнул газету пополам и опять потянулся к кофе. Рианон тем временем устроилась рядом на подлокотнике дивана и стала читать поверх его плеча. Он еще раз проглядел статью, потом взял с блюдца тостик, положил в рот Рианон и перевернул газету, чтобы дочитать.

– Для “Хочу все знать” это то, что нужно. – Рианон сделала глоток кофе. – Сегодня же пошлю туда корреспондента. Больше ничего интересного нет?

– Мне на глаза ничего не попалось. – Макс аккуратно вырвал из газеты страницу со статьей и положил на столик. – Обговори с твоими шефами стоимость консультации, прежде чем делиться идеями. – Он взглянул на Рианон и рассмеялся. – Ладно, извини. Тебе виднее.

– Конечно, – проговорила она, целуя его в макушку, – но все равно приятно, когда ты меня учишь. Я чувствую, что ты ко мне неравнодушен.

– Можешь не сомневаться. – Он вновь принялся за чтение.

Некоторое время они молча читали, жевали тосты и прихлебывали кофе. Потом Рианон отправилась на кухню приготовить еще кофе. Когда она опять уселась на краешек дивана, Макс рассеянно положил руку ей на колени, продолжая изучать финансовый отдел газеты. Рианон взяла “Гардиан”. Тихо играло радио. Отопление работало, от оконных стекол тянулись тонкие струйки пара. Рианон услышала, как в дверную щель опустили почту, но, погрузившись в чтение, не пошла в коридор.

– Знаешь, что я тебе скажу? – проговорил Макс, отложил газету и откинулся на спинку дивана.

– Что?

Рианон не оторвалась от очередной статьи. Макс помолчал. Рианон не сразу поняла, что он ждет, пока она обратит на него внимание, потом повернулась к нему. Он улыбнулся.

– Со мной это в первый раз, – многозначительно произнес он.

Рианон удивленно взглянула на него, и его улыбка сделалась шире.

– Черт побери, я в первый раз в жизни влюбился. – Он тихо засмеялся. – Я заботился о людях, много для них делал, даже, наверное, любил их, но теперь, когда мы с тобой, понимаю, что влюбленным мне быть не доводилось. Разве это не здорово?

Его слова тронули ее. Она потянулась к нему, чтобы поцеловать, и вдруг, к собственному удивлению, упала с края дивана.

– Ты меня толкнул? – ахнула она, услышав его хохот. – Да? Отвечай!

Поднявшись, Рианон попыталась поразить Макса убийственным взглядом, но это ей не очень-то удалось.

– Черта с два. – Он задыхался от хохота.

– Тогда почему я оказалась на полу?

– Поразительное явление.

Он заметил, что в момент падения она держала в руке чашку и опрокинула на себя кофе. Теперь Макс уже корчился от смеха. Наконец ей удалось сделать серьезное лицо.

– Значит, вот как проявляется возбуждение у мужчин? Новый взрыв хохота. Макс обнял ее и потянул вниз. Она невольно опустилась на колени.

– А мне показалось, тебе захотелось поиграть в очаровательную английскую душечку.

Ее глаза сузились.

– Очень мило! – фыркнула она. – Посмотри на меня! У меня даже волосы мокрые.

Он помотал головой, стараясь удержать душивший его смех.

– Что ты там говорил, когда толкал меня?

Макс театрально поднял руки.

– Невиновен. В общем, говорил, что это здорово… – Он не удержался и снова начал смеяться – Прости, но я отказываюсь продолжать, после того как ты на моих глазах вот так плюхнулась!

Она прыснула.

– Если так, значит, единственное, что мне остается сделать, – принять душ. Ты идешь?

– Еще бы!

Он отбросил газету, сгреб Рианон в охапку и потащил в ванную.

Сюзан Травнер оставила на автоответчике Терри Марло еще одно сообщение. Этот лондонский папарацци не раз выполнял ее поручения в Европе, и если она могла сейчас доверить дело кому-нибудь, то только ему. С того времени, как Джолин Джексон проинформировал Сюзан о том, что Макс Романов находится у Рианон Эдвардс, Сюзан оставила на автоответчике Марло с полдюжины сообщений. Она навела соответствующие справки и узнала, что Марло в Лондоне. Она названивала ему чуть ли не каждый час.

Она почти договорила, когда на другом конце линии раздался щелчок и послышался его голос с характерным южно-лондонским акцентом:

– Трайнер? В чем дело?

– У меня есть для тебя работа, – отчеканила Сюзан. – Бросай все дела и срочно несись по адресу, который я тебе продиктую.

– А сумма, Трав? – промычал он.

– Сто пятьдесят процентов от обычной, – не колеблясь ответила Сюзан.

– Двести пятьдесят.

– Согласна. Пишешь?

Марло записал адрес, после чего спросил:

– Отлично, за кем я должен охотиться?

– Это Макс Романов.

Марло помолчал, припоминая.

– Издатель, а?

– Он.

– Это который пару месяцев назад женился на красивой крошке с русским именем?

– На Галине Казимир, – напомнила ему Сюзан. – Он самый. Сделай как можно больше снимков, когда он будет входить в этот дом или выходить оттуда. Он там с женщиной. Если сумеешь сфотографировать их вместе, получишь премию.

– Насколько я понимаю, он там не с госпожой Романовой? – хихикнул Марло.

– Угадал. Ее зовут Рианон Эдвардс.

– Никогда про такую не слышал. Кто это?

– Продюсер с телевидения. Она заменила госпожу Романову в ночь после их свадьбы.

– Оригинально. Сколько у меня времени?

– Немедленно свяжись со мной, как только будет хоть что-то.

Сюзан продиктовала ему с десяток номеров, по которым ее искать, потом стала названивать редактору одной лондонской бульварной газеты.

Ведя переговоры об условиях публикации эксклюзивного материала, она прижала трубку к уху плечом и далеко не в первый раз стала перебирать фотоснимки, изъятые Морисом Реммиком из личных бумаг Романова. Фотографии Рианон с другим мужчиной, сделанные, по словам Реммика, в прошлом году в Южной Африке. Очевидно, Романов нанял какого-то фотографа, и эти снимки с тех пор находились у него. Они были настолько откровенными, что годились разве что для журнала скрытого порно, но сойдут и для желтой прессы, если немного подретушировать. А вот предоставленные тем же Реммиком снимки Галины представляли проблему, так как изображали такое чудовищное насилие, что Сюзан делалось не по себе при мысли о том, что должна пережить эта женщина, если они будут опубликованы. Впрочем, пока публикация не входила в планы Сюзан, во всяком случае, публикация всех фотографий. Нет, разумеется, скоро она откроет миру глаза на то, за какого сукина сына вышла замуж Галина Казимир, но сделает при этом все возможное, чтобы защитить ее от публичного позора. Пока же можно спокойно ограничиться доказательством того, что Романов убийца. Теперь-то Сюзан известно, каким образом в памятную декабрьскую ночь Макс преднамеренно и хладнокровно застрелил мать собственных детей, а потом был оправдан. Раз человек смог извратить истину, чтобы спасти свою задницу, так, как это сделал Романов, значит, нет пределов низости человеческой натуры. Даже Сюзан с трудом заставила себя в это поверить. Однако теперь все концы сошлись. Поразительно, как долго Романов продержался на свободе, выдавая убийство за несчастный случай. Ей же остается только собрать доказательства.

Сюзан по-своему было жаль Рианон. Этой женщине никто не позавидует, когда все факты выплывут, но она, Сюзан, едва ли станет хуже спать по ночам. Ей известно, что характер у Рианон на редкость сильный, так что та сможет пережить унижение и достойно встретить новый день. В конце концов, она спокойно трахается с мужем лучшей подруги, а Сюзан не считала, что это украшает Рианон. Журналистке очень хотелось, чтобы Марло раздобыл что-нибудь серьезное в ближайшие двадцать четыре часа. Она надеялась, что история о похождениях американского магната появится во всех известных ей британских газетах прежде, чем Романов с женой скроются в труднодоступных горах Швейцарии.

В тот же вечер Макс поговорил по телефону с оставшимися в Лос-Анджелесе детьми и с президентом нью-йоркского филиала корпорации Эдом Шервином, затем позвонил Уле. Закончив разговоры, он отодвинул телефон, положил ноги на кофейный столик, а голову – на плечо Рианон. Та смотрела по телевизору глупую комедию положений. В руке у нее был полупустой бокал белого вина.

– Все? – Она повернулась к Максу.

– Все, – подтвердил он.

– Есть хочешь?

Он покачал головой:

– Нет, достаточно. – Возвращаясь от Люси, Рианон пригласила Макса в китайский ресторанчик. – Ох, хорошо, – простонал он, когда она принялась массировать ему плечи.

Затем Макс поднял руку, взглянул на часы.

– Ты отдаешь себе отчет, что мы уже семь часов не занимались любовью?

– Желаешь прервать воздержание? – спросила Рианон нетерпеливо.

Макс рассмеялся, чмокнул ее в нос, потом прикрыл глаза и отдался наслаждению, которое давали ему плавные движения рук женщины.

– Расскажи-ка мне еще о твоем отце, – попросил он. – Пожалуй, по твоим рассказам он мне нравится.

– Перестань издеваться, – огрызнулась Рианон и шлепнула Макса по уху.

– Кто издевается? – возмутился Макс. – Такие люди мне вообще по душе.

– Может, лучше ты мне расскажешь про своего деда? – предложила она.

Не открывая глаз, он поднял брови.

– Хорошо. Что ты хочешь узнать?

– Все. Объясни, как он бежал из России. И где он там жил?

– В Москве. На Арбате.

– Он из бедной семьи?

– Точно. – Макс поднял голову и посмотрел на нее. – Может, продолжим разговор на улице? Я бы подышал воздухом и размялся.

– Отлично.

Рианон вытащила из-под него ноги.

Через несколько минут они уже выходили на улицу, одетые в пальто и закутанные в теплые шарфы, под руку. Вышагивая по тротуару, Макс рассказывал про своего деда, а Рианон затаив дыхание слушала, едва замечая, в какую сторону они идут. Ее захватила история романтических революционных увлечений юного идеалиста, чей голос звенел во всех московских кабачках. Потом на смену иллюзиям пришел страх за свою жизнь, который и привел Александра Романова на землю главной твердыни капитализма.

Потом они перешли к обсуждению нынешней ситуации в России и странах бывшего СССР. Макс был поражен глубиной познаний Рианон, хотя по некоторым пунктам чувствовал необходимость поправлять ее. Она же с изумлением узнала, что Макс занимается вопросами иммиграции, помогает устраиваться в Америке многим выходцам с родины деда, подыскивает для них жилье, работу, помогает им установить связь с родными. Рамон и еще несколько человек делают то же самое в Европе.

Когда они возвращались домой, разговор зашел об их детстве, и она от души смеялась тому, с какими чудовищными преувеличениями Макс рассказывал о своем первом мальчишеском опыте с женщиной.

– Никогда не поверю, что ей было шестьдесят! – воскликнула Рианон, толкнула входную дверь и стащила с себя шарф.

– Я сказал – шестнадцать, а не шестьдесят, – возразил Макс. Она рассмеялась и спросила:

– А тебе сколько было?

– Двадцать восемь.

Она хлестнула его шарфом.

Оба разделись и прошли в гостиную. Проверив автоответчик, Рианон объявила:

– Никаких звонков.

И усмехнулась, когда при этих словах мобильный телефон Макса немедленно зазвонил.

Аппарат лежал там же, где Макс его оставил: между диванными подушками. Рианон подняла на Макса глаза, и он, увидев выражение ее лица, прижал любимую к себе.

– Я пойду в спальню, – мягко произнес он.

Она кивнула. Макс поцеловал ее, и она вышла на кухню. Если это звонит Галина, а Рианон подозревала, что так и есть, то она подслушивать не собирается, поэтому лучше находиться как можно дальше.

Закрыв за собой дверь спальни, Макс включил телефон.

– Макс Романов.

– Макс, это Рамон. Мне нет дела до того, где ты и чем ты занят, я только хочу сказать, что мне звонил Реммик и спрашивал твой адрес в Швейцарии.

– Что ты ему ответил? – поинтересовался Макс.

– Спросил, зачем ему.

– И что?

– Он говорит, в ближайшие две недели понадобится переправлять тебе кое-какие важные документы.

– Так почему он спрашивает об этом тебя?

– Не знаю. Может, ему просто пришло в голову, что я могу знать.

– И что же ты сказал?

– Что перезвоню.

Макс тяжело вздохнул:

– Ладно, я ему сам позвоню.

Он нажал кнопку отбоя и быстро набрал домашний телефон Мориса в Малибу.

Когда жена Реммика взяла трубку, Романов спросил:

– Дион, он дома?

– Только что вышел, Макс. Что-нибудь ему передать? Или сказать, чтобы он позвонил тебе?

– Пусть свяжется с Улой и расскажет ей, какие именно документы ему необходимо пересылать в Швейцарию.

– Хорошо, я передам, – ответила Дион. Судя по тону, она записывала просьбу Макса. – Еще что-нибудь?

Говорила она настолько вкрадчиво, что Макс сразу понял: жена знает об опале Мориса и напугана. Ладно, пусть и дальше так себя ведет; легкое давление со стороны супруги Морису сейчас не повредит, а у самого Макса есть дела поважнее, чем страхи Дион Реммик.

Несколько минут спустя он уже звонил в Эдинбург, в отель.

– Галина, здравствуй, родная. Тебе сегодня Морис не звонил?

– Нет, – ответила она.

– Судя по всему, он пытается выяснить наш адрес в Швейцарии.

– Боже правый! – ахнула Галина. – Для чего?

– Не стоит об этом, – успокоил ее Макс. – Просто не забудь: если он до тебя дозвонится, не говори ему, где мы остановимся.

– Нет-нет, не забуду. Я тебе сегодня уже звонила, хотела просить, чтобы ты прилетел, но было занято.

– Наверное, с детьми разговаривал. – У Макса гора с плеч свалилась, когда он понял, что ему не придется выдумывать предлог, чтобы остаться. – Ты им сегодня еще не звонила?

– Как раз собиралась, – отозвалась Галина. – Как ты там, в Лондоне? Сделка с Венхаузеном состоялась?

– Пока нет, – ответил он. – Когда ты возвращаешься?

– Послезавтра. Будем в Хитроу около полудня. Ты меня встретишь?

– Нет, не смогу, – сказал он, думая о Рианон и о том, как тяжело ему будет с ней расставаться. – Постараюсь быть дома к обеду.

– Ну хорошо. У тебя все нормально? Голос какой-то странный.

– Наверное, просто устал.

– А по мне скучаешь?

– Конечно.

– Ты меня любишь?

– Ты же знаешь, что да.

– Тогда скажи.

– Я люблю тебя, – выговорил он, прижав руку ко лбу, словно заставлял себя произнести эти слова. Ну почему он не подумал об этом? Раз он здесь, с Рианон, и так сильно ее любит, значит, Галина будет все больше раздражать его.

– Не хочешь спросить, как дела?

– Конечно, расскажи.

Галина болтала почти полчаса. Она поведала ему все подробности прошедшего дня, он вставлял нужные реплики в нужных местах, думая только о Рианон. Одного ему сейчас хотелось: вернуться к ней. Но Макс не мог даже попытаться поторопить Галину – отчасти потому, что той явно хотелось испытать страдание из-за отсутствия интереса к ней, отчасти потому, что не хотел ее обижать, но главным образом потому, что жена позвонит ему среди ночи, как только до нее дойдет, что он хотел поскорее закончить разговор.

– Привет, – сказала Рианон, отрываясь от книги, когда он наконец появился в гостиной. – Все в порядке?

Он кивнул и подошел к ней.

– Извини, я не думал, что получится так долго.

– Ничего, – мягко перебила Рианон. – Мы всё понимаем, поэтому незачем усложнять отношения и извиняться друг перед другом.

Он взял ее руки в свои, опустился на колени и обвил ее талию.

– Хотел бы я сказать тебе что-нибудь хорошее, – угрюмо проговорил Макс, – но не знаю что, потому что не понимаю, куда нас несет.

– Все нормально, – прервала она его, увидев страдание в его глазах. – Я только хочу знать, что небезразлична тебе.

Он улыбнулся; эти слова выражали ничтожную долю его чувства. Крепко обняв ее, Макс прошептал:

– Ты, Рианон Эдвардс, мне в миллион раз больше чем небезразлична. Скоро сама поймешь, во сколько раз больше.

Следующий день оба посвятили делам. Рианон уехала ранним утром в торговый центр садоводства, а Макс отправился на встречу с Эдом Шервином, который ночью прилетел из Нью-Йорка. Вернувшись домой, Рианон швырнула на пол сумки с почвой и саженцами, наскоро приняла душ, переоделась и умчалась на такси в Мэйфер, где был назначен обед с ответственными работниками фирмы “Кодак”, которые вроде бы соглашались выступить спонсорами ее проекта.

Когда она возвратилась, день клонился к закату. Макс был в обнесенном стеной саду, расчищал землю от зимнего мусора. Рианон заметила, что он уже отремонтировал фонтан. Увидев ее, он первым делом спросил, где и что она собирается сажать.

Смеясь, она обвила его руками, поцеловала, потом пошла в дом, чтобы взять рабочую одежду. Трудились они около часа, перебрасывая друг другу лопату и вилы, болтали о встрече Макса с Венхаузеном и о его предложении взять на себя управление английским и германским филиалами концерна Романова.

– У меня в портфеле есть кое-что для тебя. Взгляни-ка, – попросил Макс, прижимая замерзшие ладони Рианон к кружке дымящегося какао, которую она ему протянула.

Рианон ахнула от неожиданности.

Макс улыбнулся, и впервые за все время их знакомства она заметила в его взгляде оттенок неловкости, чрезвычайно контрастирующий с его обычной уверенностью в себе. Она настолько привыкла, что Макс никогда не смущается, что сейчас только моргнула.

– Я тебя не собираюсь уговаривать, – добавил Макс. – Можешь вообще не смотреть, если не хочешь. Просто подумал, что это сможет тебе помочь, и только.

– Ты меня заинтриговал, – весело ответила она, пытаясь поймать его взгляд. – Что там у тебя в портфеле?

Он набрал воздуха в грудь, посмотрел на Рианон и усмехнулся собственной застенчивости.

– Я набросал парочку планов, как тебе достать деньги для программы, – начал он. – Нет, не перебивай! Я уже сказал, ты вправе действовать по-своему и вообще выкинуть все, что я говорю, из головы, если тебе так захочется. Просто я думаю, твой проект может вызвать интерес и у кого-то за пределами Соединенного Королевства. Если тебе требуется солидный инвестор (а я полагаю, так оно и есть), то таких достаточно и в континентальной Европе, и в Штатах. Еще существуют Австралия, ЮАР, Африка, Азия, Канада. Я составил список банков и корпораций, в которые вам стоило бы обратиться, и написал нечто вроде руководства на тему: как вести себя с ними. Ну, какие факты, цифры, прогнозы они попросят тебя представить, что ты должна говорить. Если хочешь, я дам рекомендательное письмо. Ты, наверное, думаешь, что я зашел слишком далеко, и сейчас скажешь, чтобы я не совал нос не в свое дело. Я не…

– Макс, – перебила его Рианон и шагнула к нему. – Поцелуй меня, пожалуйста.

Он глянул в ее глаза сверху вниз.

– Хочешь посмотреть? – спросил он, наконец отводя губы. – Или потом?

– Хочу, – с улыбкой отозвалась она. – С чего ты взял, что я не стану смотреть?

Он пожал плечами, отвернулся и стал смотреть в сад.

– Наверное, – медленно произнес он, – боюсь, ты подумаешь, будто я собираюсь взять на себя ответственность за твои дела. Клянусь, я не предлагаю тебе никаких денег от себя лично.

Могу только связать тебя с людьми, которые, может быть, захотят вложить деньги в этот проект.

– Ты считаешь, я откажусь от твоих денег?

Он кивнул:

– Да, думаю, откажешься.

Рианон нахмурилась и задумчиво закусила губу.

– Может быть, ты прав, – сказала она наконец. – Скорее всего, я бы отказалась.

Несмотря на обиду, Макс не мог не восхититься прямотой Рианон. Помолчав, он проговорил с неловким смешком:

– Еще кое-что со мной произошло впервые. Впервые мне пришлось задуматься о таком понятии, как независимость женщины, прежде чем лезть с помощью, которая, может быть, просто нежелательна. Обычно я обращаюсь с женщинами с позиции силы. В деловом отношении, не в личном. Или, во всяком случае, не в наших отношениях. Это как… Не знаю, что и сказать. Наверное, мне надо просто привыкать.

– Ох, Макс…

В ее глазах сверкнули веселые огоньки.

– Ох, Рианон, – передразнил Макс, приподнял ее подбородок и провел большим пальцем по нижней губе.

– Я и не знала, что ты со мной станешь таким нервным, – хихикнула она.

– Я не нервничаю, я боюсь, – поправил он. Дыхание мужчины и женщины смешивалось в холодном воздухе. – Боюсь оказаться в дурацком положении, боюсь потерять тебя.

– Не бойся, – прошептала она и закусила губу. У них оставалось меньше суток.

– Пойду наберу ванну, – сказал Макс и поцеловал ее раскрасневшийся нос.

Когда он ушел, Рианон присела на ступеньку и поставила на колено кружку с какао, придерживая ее рукой. За эти два дня они получили друг от друга так много, но как же далеки были от насыщения! С каждым глотком любви жажда разгоралась сильнее. Она вздохнула, глянула на фонтан, который он починил, и слабо улыбнулась. Нужно найти какой-то способ продолжать жить без него. Это все равно, что ощутить тепло от улыбки, надежду превратить в веру. Да, у нее может быть улыбка и надежда, но что они без тепла и веры? Будет трудно, очень трудно, но не надо сейчас об этом думать. Рианон нахмурилась, поймав себя на мысли о том, на что она могла надеяться. На то, что с Галиной случится несчастье.

Она поднялась, отнесла кружку в кухню, потом пошла к Максу, в ванную. Призрачная светлая фигура стояла у ванны, окутанная клубами пара. Руки он опустил в карманы. На лице была написана глубокая задумчивость. Увидев ее, он протянул к ней руку и прижал к себе.

Они тихо стояли рядом и ждали, когда наполнится ванна. Наконец Макс быстро разделся и лег в горячую воду.

Потом и Рианон оказалась рядом с ним. Она сидела между его раздвинутых ног, прислонясь к нему спиной. Он натирал ей спину, ласкал ее и шептал на ухо что-то такое, от чего она смеялась и любила его еще сильнее.

Гораздо позже, когда оба уже лежали в кровати, Макс вдруг сказал:

– Давай придумаем что-нибудь особенное.

Глаза Рианон расширились.

– Например?

– Ну… – Он уставился в потолок, будто дожидаясь озарения. – Можно… полететь в Париж и оказаться в небольшом ресторанчике. А потом поехать в отель, где персонал умеет не интересоваться именами постояльцев.

Рианон засмеялась.

– Ты серьезно? – Она приподнялась на локте и изумленно смотрела на него.

– Совершенно серьезно. Самолет концерна здесь. Слетаем и вернемся, и никто-никто не узнает, что мы уезжали.

Ее внезапно захлестнуло желание осуществить эту мысль, оказаться там, где их не знает ни одна душа, где они будут только вдвоем, будут принадлежать только друг другу… Она взглянула на Макса горящими от возбуждения глазами, не находя слов, чтобы выразить, как сильно любит его. В конце концов Рианон не нашла ничего лучшего, чем просто сказать:

– Пойду возьму паспорт.

В Лондон они вернулись незадолго до полудня. Стоял мороз, в небе висели тяжелые тучи. Взятая напрокат “БМВ” мчалась к Кенсингтону. Макс сидел за рулем. Рианон включила радио, чтобы послушать новости. Сегодня утром четыре человека погибли из-за снежных буранов. На железных дорогах, как и всегда в непогоду, творилось черт-те что.

– Надо было остаться в Париже.

С улыбкой Макс взял ее за руку. Рианон улыбнулась в ответ, хотя в душе у нее нависли такие же тяжелые тучи, как и в небе. Всего через двадцать минут они будут у нее дома, а вскоре после этого Макс уедет.

– Когда вы летите в Швейцарию? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал хоть сколько-нибудь непринужденно.

– В воскресенье. У Галины есть еще дела в Лондоне, а в воскресенье она будет свободна.

Рианон кивнула, отворачиваясь. Мимо проносились деревья, застывшие от мороза, заваленные снегом машины.

– Я поговорю с ней, – произнес Макс.

Рианон обернулась к нему, сердце ее дрогнуло.

– Что, о нас? – Голос вдруг сделался хриплым.

Он кивнул.

– Но я думала…

– Рианон, это невозможно. – Он не дал ей говорить. – Мы должны быть вместе. Эти три дня, по-моему, показали, насколько мы подходим друг другу, во всех смыслах, так пусть у нас будет возможность увидеть, как далеко мы зайдем, в самом ли деле можем жить вместе, иметь семью и будущее, как все, кто любит друг друга. Бог свидетель, перед нами много препятствий, у каждого свои обязанности, у тебя здесь, в Лондоне, у меня в Америке, но мы все уладим, только бы Галина…

Он умолк, и оба ощутили вину.

– Что ты хотел сказать? – нарушила молчание Рианон.

– Не знаю. Я… – Он вздохнул и покачал головой. – Не знаю.

Прошло несколько минут. Рианон хотела заговорить снова, когда до нее внезапно дошло значение текста, который произносил по радио ведущий. Она застыла на месте, широко раскрытыми, полными ужаса глазами глядя на Макса. Он тоже побледнел. Нижняя челюсть выпятилась вперед.

– Итак, – надрывался ведущий, – охота началась. Вчера вечером они отъехали от дома Рианон Эдвардс в черной “БМВ” седьмой модели, и с тех пор парочку никто не видел. – Он мерзко хихикнул. – Может, я сделал бы то же самое, если б узнал, что о моих шашнях вот-вот затрезвонит пресса, а моя миссис стоит у меня на пути? А его миссис – сама Галина Казимир, так о чем же он думал? Что ж, стоит только вспомнить истории Камиллы Паркер Боулз и Полы Йейтс, и мы убедимся, что красота не всегда берет верх над хищным зверем. В общем, что нам остается узнать? Или – что остается узнать великой желтой прессе Британии? Где они сейчас! Сбежали? Прячутся от охотников или, затаившись, ждут, когда в Лондон прилетит прекрасная Галина – а она прилетает уже сегодня, – чтобы объяснить ей, какая чудесная дружба ждет всех троих? Оставайтесь с нами, друзья мои, обожатели сплетен, после перерыва мы вернемся в эфир и сообщим вам свежие новости.

Рианон выключила радио. Значит, подумали оба одновременно, благодаря “великой желтой прессе Британии” Галине уже все известно. Предательство, ставшее достоянием публики. Такого никто не заслуживает, а Галина меньше прочих. Рианон попыталась поставить себя на ее место: после свадьбы прошло всего несколько месяцев, и вот Галина берет газетенку и узнает – вместе с целым светом, – что ее муж любит другую. Нет, конечно, там будет написано не так, желтая пресса не употребляет слова “любит”. Материалы будут самыми грязными и сальными, какие только можно вообразить, писаки постараются собрать все мерзкие клише, все намеки, все двусмысленности, им глубоко плевать на то, что кому-то будет больно.

– Я должен ее встретить, – сказал Макс. – У твоего дома наверняка репортеры. Куда тебя отвезти?

– Не беспокойся, – ответила Рианон. Отчаяние мешалось со злостью: ну почему они вынуждены расставаться подобным образом? – Высади меня у светофора. Я возьму такси.

– Куда ты поедешь?

– У меня есть ключи от дома Лиззи.

Она видела по его глазам, что ему еще тяжелее прощаться с ней вот так, но ничего нельзя было поделать – их личная жизнь стала достоянием публики, обман отныне невозможен, и, как бы плохо ей ни было, Рианон приходилось признать, что Галине Макс сейчас нужнее.

– Останови, – попросила она. Отчаяние мешало говорить.

– Я тебе позвоню, – сказал он.

Они поцеловались. Рианон улыбнулась, выбралась из машины, забрала вещи и захлопнула дверцу. Когда он отъехал, “БМВ” тут же растворилась в потоке транспорта, Рианон знала, что в эти секунды Макс смотрит на нее в зеркало заднего вида, но заставила себя отвернуться и осмотреться, надеясь увидеть желтый огонек такси. Машина действительно появилась почти сразу, Рианон забралась на заднее сиденье, назвала шоферу адрес Лиззи. Всю поездку она сидела неподвижно, закрыв рукой лоб. Рианон не боялась быть узнанной, она не хотела, чтобы водитель заметил горькие слезы, текущие по ее щекам.

В маленьком домике с терраской, расположенном в стороне от Чисвик-хай-роуд, было холодно и неуютно, по крайней мере до тех пор, пока Рианон не включила отопление и не смахнула с мебели слой пыли. Включив газ, отправилась на поиски кофе, потом, передумав, включила телевизор. Долгие годы она так часто бывала здесь, что дом Лиззи стал для нее почти вторым домом, но никогда Рианон не могла бы представить себе, что случится оказаться здесь одной в столь угнетенном состоянии. Она огляделась. Сосновая мебель, заметно потемневшая от времени; медные сковородки на вбитых в полку гвоздях; чеснок; какая-то засохшая трава; цветочные горшки. Необходимо позвонить Лиззи и сказать, что она здесь, но сначала нужно найти кого-нибудь, кто принес бы газеты и кое-какие вещи из квартиры.

Поскольку Шарон уехала вместе с Люси кататься на лыжах, Рианон набрала номер офиса “Хочу все знать”. Джолина не было на месте, и трубку взяла Керри из группы разработчиков. Рианон не пришлось уговаривать ее прийти на помощь.

– Тебе не понравится то, что ты увидишь, – предупредила Керри час спустя, положив свежую газету на кухонный столик в доме Лиззи. – Пока это только “Мейл”, ясное дело, они купили эксклюзивные права, но можешь мне поверить, через двадцать четыре часа это напечатают все остальные желтые листки, сколько их есть.

– Буду предвкушать, – горько усмехнулась Рианон.

Весь этот час она мерила шагами комнату, стараясь взять себя в руки и принять тот факт, что катастрофа в самом деле произошла. Но с этим невозможно смириться – ведь вот только что они ехали и говорили о том, как любят друг друга, а через минуту она уже ловит такси на дороге. Голова кружилась, в сердце бушевал гнев. Макс не знает номера Лиззи, он не сможет позвонить, чтобы развеять непереносимую уверенность, что скандал положил конец их отношениям не менее надежно, чем смерть одного из них; ведь Галина пострадала так, что Макс уже никогда не сможет изменить ей, тем более – уйти.

Вдруг осознав, что Керри смотрит на нее, Рианон перестала размешивать кофе и придвинула девушке чашку.

– Мы ничего не знали, – начала Рианон. – Случайно услышали по радио в машине, около часа назад. Мы только что вернулись из Парижа.

Керри кивнула и убрала за ухо курчавую каштановую прядь. Ее маленькое личико чем-то напоминало мышиную мордочку. Черты лица мелкие, но правильные. Большие глаза-сапфиры с искренним участием смотрели на Рианон.

– Думаю, тебе следует знать, – произнесла она. – Джолин настучал Сюзан Травнер.

Рианон закрыла глаза, ощутив очередной укол в сердце.

– Сюзан Травнер, – повторила она. – Джолина я вычислила, а вот о ней не думала.

– Это ее статья, – подтвердила Керри.

Рианон глянула на газету и поспешно отвернулась.

– Скажи, что она пишет. Керри поморщилась:

– Дичь какая-то. Будто Макс Романов много лет насиловал Галину, он, мол, больной человек, отчаянно нуждается в медицинской помощи, его друзья давно знали, что он не полностью контролирует свои поступки, но все же решили, что больше не хотят стоять в стороне и наблюдать, как он издевается над Галиной и рано или поздно уничтожит ее, что Галину ждет судьба первой жены Макса. Короче говоря, этот человек – монстр, его нужно немедленно изолировать, и скорее всего так и произойдет, так как в руках у мисс Травнер имеется доказательство его виновности в убийстве первой жены, и она намерена представить его прокуратуре.

Рианон была убита. Как же он страдает сейчас!

– Если бы ты знала его, – пробормотала она.

В глаза бросилась фотография, на которой было два смеющихся профиля – ее и Макса. План слишком крупный, поэтому невозможно определить, где их сняли, но Рианон показалось, что снимок сделан вчера утром, когда она бросилась вдогонку за Максом – он забыл телефон. Разве могли они подумать, когда он обнял ее и поцеловал на прощание, что затаившийся журналист снимал их специальным объективом? Хотя ведь те, кого фотографируют подобным образом, и не должны об этом подозревать!

– Если бы ты его знала, – повторила Рианон, – то знала бы, что Макс не способен на поступок, за который его можно было бы упрекнуть.

Керри закусила губу. Ей хотелось посмотреть Рианон в глаза, но почему-то не получалось.

Рианон подошла к задней двери. Стекло казалось матовым из-за капелек воды на нем. Она пальцем начертила на стекле несколько корявых линий и выглянула наружу, в пустой, безжизненный сад. Интересно, подумала она, вовремя ли прилетела Галина. Если да, то они с Максом, наверное, уже вместе или вот-вот будут, будут там, где Макс защитит ее от наглого вторжения негодяев в частную жизнь. Да, он защитит жену от прессы, но ничего не сможет поделать с уроном, который она уже понесла, и этот скандал еще не раз эхом отзовется в отношениях между ними. Для нее, Рианон, все еще не так страшно, а вот для Макса начался кошмар, который со временем будет становиться только невыносимее.

– Она пишет что-нибудь про доказательство убийства Каролин? – спросила Рианон Керри.

– Нет. Зато недавно Травнер обратилась в полицию Нью-Йорка и предъявила Романову обвинение в незаконной коммерческой сделке. Так что наверняка чувствует себя уверенно, что бы она там ни накопала.

Помолчав, Рианон задала еще один вопрос:

– Сегодня утром о Галине ничего не было слышно?

– Только то, что ее турне прервано.

– Как, уже? – Рианон удивленно обернулась. Керри пожала плечами:

– Так я слышала.

Рианон вдруг стало нехорошо при мысли о том, что Максу, помимо всего прочего, эти три дня будут стоить черт знает сколько миллионов долларов, которые придется выплатить “Конспираси” за срыв грандиозной рекламной кампании.

– Керри, ты не забыла мой блокнот? – выдавила она. – Надо бы позвонить Лиззи и сказать, что я здесь.

– Он в коробке вместе с компьютером, – ответила Керри. – Ты совершенно правильно не стала возвращаться домой. Они там все обложили. Тебя поджидают, естественно. Даже мне дьявольски трудно пришлось, когда я выходила. Почувствовала себя принцессой Дианой.

Рианон никак не отреагировала на это слабое подобие шутки. Ей захотелось, чтобы Керри ушла. Рианон просто не могла находиться под одной крышей с человеком, считавшим, что Макс совершил хоть одну из тех мерзостей, в которых его обвинила Отрава. Не говоря уже об убийстве.

– Если я чем-нибудь могу быть тебе полезна, звони, – сказала Керри, когда Рианон провожала ее к двери.

– Спасибо. – Рианон холодно улыбнулась. – Да, пожалуй, еще одна просьба: передай Джолину, чтобы не трудился мне больше звонить. Нам не о чем разговаривать.

Керри кивнула и опустила глаза.

– Меня удивляет, что ты ему доверилась.

– Если честно, меня тоже, – проворчала Рианон. – В таких случаях и выясняется, как мало людей, которым можно доверять.

Керри покраснела.

– Послушай, я не так хорошо знаю мужчин, как ты, – сказала она, словно оправдываясь. – Знаю только то, что вижу, и если он имеет отношение к тому, что Галина предстала в таком виде, как на тех фотографиях…

Рианон побелела.

– Керри, посмотри на меня, – рявкнула она. – Ну посмотри, посмотри. Видишь на мне шрамы? Раны? Может, раздеться, чтобы ты убедилась, что я ничего не скрываю? Он для Галины только одно всю жизнь делал – заботился о ней.

– Рианон, я только хотела сказать, что обвинения мисс Отравы более чем серьезны, – перебила ее Керри. – И если ты собираешься настаивать на том, что Романов не извращенец и не насильник, то тебе лучше прочесть все самой.

Когда Рианон дочитала до конца, она могла молиться только об одном: чтобы Сюзан Травнер не удрала из города, а затаилась где-нибудь, потому что если Макс ее еще не убил, это сделает она, Рианон. Ибо материал Сюзан Травнер был преподнесен настолько мастерски, что оказался настоящим шедевром убийственной журналистики.

Чудовищные фотографии Галины. Красавицу почти невозможно узнать из-за шрамов на лице и кровоточащих рубцов на некоторых частях тела. Эти снимки – в центре страницы, и впечатление многократно усиливает помещенный среди них цветной кадр с презентации “Конспираси”.

Рианон по-настоящему затошнило, когда она читала о том, как Макс полностью подчинил себе Галину еще в детские годы, как использовал подростковую влюбленность для того, чтобы приобщить ее к миру садистских наслаждений и духовного насилия, как сделал все это частью их повседневной жизни, как подвергал тем же пыткам бесчисленных женщин, в том числе и свою покойную жену Каролин. Галина Казимир, говорилось в статье, согласилась выйти замуж за Макса Романова, потому что слишком боялась его, чтобы отказать. Он хотел продемонстрировать, что доволен ею, и ради этого затеял омерзительную, унизительную церемонию бракосочетания в Часовне Любящих Сердец в Лас-Вегасе, после чего бросил законную супругу и провел свою первую брачную ночь с новоявленной фавориткой Рианон Эдвардс. А за два дня до свадьбы он переспал с Рианон в квартире Галины в Лос-Анджелесе.

“Дружит она с такими, как Рианон… ” – ядовито замечала Сюзан Травнер, после чего переходила к истории неудавшегося брака Рианон в середине прошлого года и к рассказу о том эпизоде, когда жених Рианон плюнул на нее и предпочел ей ее старинную школьную подругу Галину Казимир.

Подозрительные обстоятельства смерти Каролин и история суда над Максом излагались в отдельной рамке; туда же журналистка поместила текст жалобы на то, что полиция и государственные органы не допустили, чтобы справедливость восторжествовала вовремя. Но сейчас, сообщала Травнер, открылось новое доказательство, благодаря которому преступник понесет заслуженную кару.

Отдельно был подан рассказ о загадочной смерти мемфисского фотографа, который всего за несколько часов до гибели обратился в один из романовских журналов, предложив предоставить в его распоряжение некие снимки Галины. Вероятно, он поступил так с целью шантажа. Однако никто никаких денег ему не выплатил, никакие снимки или негативы не покидали пределов студии. Зато, писала Травнер в заключительном абзаце, стало известно, что Макс Романов совершил в тот день незапланированную поездку в Мемфис.

Рианон отшвырнула газету, сжала виски руками и разрыдалась от ярости. Ей еще не приходилось видеть, чтобы газетная статья была состряпана столь виртуозно, факты до такой степени вывернуты наизнанку, – и объектом этой гнусности оказался человек, которого она любит. Ни на секунду она не усомнилась в Максе, и ее смертельно угнетало бессилие. Она ощутила стыд за свою профессию, поскольку работа делала ее в определенной степени коллегой Сюзан Травнер, которой удалось представить в кривом зеркале всю жизнь Макса и нарушить покой невинных людей.

Немного успокоившись, Рианон позвонила Люси и Шарон в отель и рассказала им о случившемся.

– Сейчас позвоню Лиззи, – добавила она, – выясню, как скоро можно улететь в Южную Африку. Я уверена, что она меня примет, но мне придется заехать к себе, и одному Богу известно, что там меня ждет.

– Никаких проблем, – отозвалась Люси. – Сейчас я дам тебе парочку телефонов детективов, которые мне кое-чем обязаны. Так, вот. Готова записывать? Их фамилии – Харрингтон и Фарр, оба сержанты. Скажи им, что ты – моя подруга и тебе нужна помощь. Они что-нибудь придумают.

– Люси, ну что бы я без тебя делала? – со смехом воскликнула Рианон.

– Знаю, мне цены нет, – усмехнулась Люси. – Как только что-нибудь выяснишь, сразу звони. И сообщи, где ты будешь.

Следующие два дня вылились в сплошной кошмар для Рианон. Сначала в английских, а потом и в американских газетах нескончаемым потоком полились самые чудовищные откровения. Но она считала, что легко отделалась по сравнению с тем, что выпало на долю Макса; правда, тема ее расторгнутого брака не сходила с газетных страниц, как и история о том, что Галина отбила у нее жениха. Все дружно намекали на то, что она испорченная и грязная женщина, которая ни перед чем не остановится, особенно перед тем, чтобы стократно отплатить за старый грех лучшей подруге. Два человека, которых несчастная красавица Галина любила больше всего на свете, обманули ее, предали. Буквально во всех газетах почетное место занимали фотографии Рианон и Макса в садике возле дома Рианон, на пляже в Мари-на-дель-рей, на прогулке в Кенсингтоне и даже с мусорными ведрами в руках. Хорошо еще, что эти люди не сумели установить фотоаппарат в ее спальне.

Ей хотелось знать, в каком состоянии Макс, читает ли всю эту дрянь, а если да, что собирается предпринять. Рианон считала, что на сей раз ему придется действовать, – дело приняло слишком серьезный оборот. Нью-йоркская полиция потребовала, чтобы Сюзан Травнер предоставила в ее распоряжение любые новые доказательства, которыми располагает, а поскольку журналистка до сих пор молчала, то с каждым днем теряла преимущество. С другой стороны, обнаружилось слишком много людей, утверждавших, что хорошо знают Макса. Они активно разглашали различные факты из его интимной жизни. Рианон казалось, что все, что они говорят, похоже на правду, потому что это были знакомые Макса времен его бесчисленных измен Каролин.

Рианон, как и потребителям бульварной прессы, очень хотелось узнать, где сейчас Галина и Макс. Ни сами Романовы, ни их адвокаты не давали о себе знать. Никому не удалось выяснить, куда отправились супруги из аэропорта Хитроу. Известно было лишь то, что “БМВ” кто-то возвратил в агентство, а самолет концерна вылетел в Лос-Анджелес, и на его борту находился только экипаж. Отдел связей с общественностью “Праймэр” горячо опровергал слухи, что контракт Галины пересматривается, и настаивал на том, что компании ничего не известно о местонахождении Галины и Макса Романовых. Они как будто испарились с лица земли.

Но как ни была несчастна и одинока в эти дни Рианон, она не могла не досадовать на Галину за то, что та до сих пор ни слова не сказала в защиту Макса, – ведь она лучше кого бы то ни было знала, насколько нелепы обвинения в садизме. Рианон предположила, что Галина либо находится в прострации, либо Макс запретил ей делать заявления. Но должен же он понимать, что такую серию обвинений нельзя оставить без ответа!

К воскресенью страсти как будто немного улеглись – в центре внимания любителей подобных сенсаций оказался очередной скандал в королевском семействе, – и два рекомендованных Люси детектива проводили Рианон домой. Когда полицейский автомобиль свернул на ее улицу, нигде не было видно никаких папарацци. Быстро выскочив из машины, Рианон также никого не заметила. Стало легче, когда она очутилась в родной обстановке, и немедленно захотелось плакать. Но она удержалась от слез, торопливо проскочила в спальню и начала складывать вещи для путешествия в Южную Африку. Вылетала она через несколько дней, но необходимо было чем-нибудь заняться, да и приятно было швырять в чемодан летнюю одежду, в то время как на дворе эта чертова зима.

Гораздо хуже было то, что кое-какие вещи Макса остались здесь и живо напомнили ей, как замечательно все было, пока не вмешалась мисс Отрава. Она вместе со всей желтой прессой убила то, чему Рианон с Максом и сами не знали имени. Не то чтобы Рианон считала, что они с Максом полностью правы. Нет, ведь адюльтер, обман – вещи в общем-то непростительные. Но если они так полюбили друг друга, если Галина так слаба и беспомощна, что же им оставалось делать? Макс дал Галине свое имя, детей, посвятил ей жизнь – кто же бросит камень в человека, который провел всего несколько дней с женщиной, которую любит? Он меньше всего похож на чудище, каким сделала его пресса! Он живой человек, со своими страстями, желаниями, сомнениями. Он уязвим. Магнат, мультимиллионер, Макс силен и агрессивен в бизнесе и бесконечно раним, когда начинают ковыряться в его личной жизни. Он нежен и заботлив в любви, никогда не позволит себе ни малейшего насилия, разве что его захлестнет страсть, которой нельзя противостоять, и тогда он доставит женщине высшее блаженство. Разве это склонность к насилию? Рианон назвала бы это качество совершенно иначе, но, как и Макс, она не могла делать публичных заявлений, ведь все, что она сказала бы, было бы – не могло не быть! – искажено, ложно истолковано.

Она опустилась на кровать и уже протянула руку к телефону, чтобы набрать номер Лиззи, но замерла. Звонок в дверь. Рианон не шелохнулась. Она судорожно гадала, кто это может быть. А выглянуть боялась. Вдруг репортеры выследили ее?

Прошла минута, другая. Опять звонок. Сердце ухнуло вниз. Дикая, невозможная надежда. А вдруг это Макс? Нет, не может быть.

Тихо-тихо, будто тот, кто стоял за дверью, мог что-нибудь услышать, Рианон встала и подошла к окну. Кружевные шторы спадали складками до пола. Осторожно, чтобы не шевельнуть их, она наклонилась и выглянула. Когда Рианон увидела, кто стоит у входной двери, во рту пересохло, а сердце гулко забилось. Меньше всего на свете она ожидала увидеть этого человека.

Отпрянув от окна, Рианон глубоко вздохнула и, услышав новый звонок, пошла открывать.

На взволнованном, напряженном лице Галины явственно отразились страдания последних дней. Она осунулась, под глазами появились темные круги. Вокруг рта легли едва заметные, но жесткие складки, которых Рианон никогда у нее не замечала.

– Можно? – застенчиво спросила Галина. Рианон не могла произнести ни звука от изумления.

– Я… Я надеялась, что мы сможем поговорить, – добавила Галина.

– Проходи. – Рианон посторонилась.

Галина переступила порог и проследовала за Рианон в гостиную.

– Что тебе предложить? – Роль любезной хозяйки давалась ей с трудом.

– Лучше всего стакан воды.

Пока Рианон ходила в кухню за водой, Галина успела осмотреться и заметить на столе ноутбук и перчатки Макса, но ничего не сказала, только поерзала на краешке дивана.

Когда Рианон протянула Галине стакан, та робко хихикнула.

– Похоже, все повторяется, – сказала она. – Ну, ты спала с Максом, а я узнала. – Глаза двух женщин встретились. – Только на этот раз все по-другому, – горько заметила гостья.

Рианон не выдержала и опустила глаза.

– Мне жаль, – проговорила она. – Не знаю, что еще сказать. Я не хотела причинить тебе боль. И он не хотел…

Галина заговорила, и Рианон услышала, как дрожит ее голос:

– Он тебя очень любит. Он мне сказал. Он не хотел лгать. – Она сжала губы, чтобы не всхлипнуть. – А мне почти хочется, чтобы он солгал, – добавила она сиплым шепотом. – Еще он сказал, что меня тоже любит, но по-другому. Он бросил бы меня, если бы мог… – Она вздохнула несколько раз, пытаясь взять себя в руки. – Но Макс не может. Он должен от меня уйти, раз у вас это взаимно, я его попросила забыть меня. Но он отказывается, а я не знаю, как его уговорить.

Рианон беспомощно смотрела на Галину. Неужто та в самом деле спрашивает совета, как заставить Макса бросить ее? И она, Рианон, должна объяснять Галине, что делать? Рианон вздрогнула, когда Галина, внезапно потеряв самообладание, разревелась. Она прижала пальцами губы, чтобы не дрожали, и смотрела на Рианон так, словно та могла помочь ей успокоиться.

– Прости, – всхлипнула она. – Я понимаю, ты не хочешь меня видеть… Макс не знает, что я здесь, он в ярость придет, если ему сказать. Боже мой, Рианон, пожалуйста, помоги. Мне больше некого просить. Всем все равно.

Сердце Рианон колотилось как бешеное. Если бы она знала, что ответить!..

– Только Максу не все равно, – продолжала Галина почти писклявым от напряжения голосом. – Он один знает, какая я на самом деле, и я понятия не имею, что со мной будет без него. – Опять всхлипнув, она перевела дух и вытерла слезы ладонью. – Знаешь, зачем я к тебе пришла? – Она замолчала; рыдания душили ее. – Пришла, чтобы умолять тебя не уводить его, – наконец выговорила она. – Знаю, так не должно быть. Я обязана отпустить его, если он так хочет. Но не знаю как. Я боюсь остаться одна, без Макса мне не выжить. Я люблю его, и мы так хорошо жили, когда поженились… Нет, нет, я не обвиняю тебя, ты же не виновата, что он полюбил тебя. – У нее опять перехватило дыхание от горя. – Пожалуйста, – беззвучно шептала Галина, – оставь его мне. Я на все готова, все тебе отдам… У меня есть деньги, возьми…

– Галина, перестань, – взмолилась Рианон.

– Нет, я скажу! – вскрикнула она. – Не важно сколько, деньги я найду…

– Мне не нужны деньги. Разве в них дело…

– Знаю. – Галина резким движением взъерошила себе волосы. – Просто я не знаю, что тебе еще предложить взамен.

– Ничего ты не можешь предложить мне взамен, – быстро возразила Рианон, – потому что ничто мне его не заменит. Ты сама понимаешь.

– Да, конечно, понимаю, но мне невыносимо думать, что ты останешься ни с чем. Я знаю, каково мне будет, если именно я… Но, Рианон, ты же сильная, и ты себя не ненавидишь, как я. По пути сюда мне хотелось броситься под машину или чтобы меня избили до бесчувствия. Понимаешь, это помогает, когда тебя мучают и бьют…

– Галина, прекрати! – закричала Рианон. – Тебе не придется больше через это проходить. Ты – жена Макса, он любит тебя, заботится о тебе, он не допустит, чтобы ты страдала.

– А ты? – вздохнула Галина. – Разве я могу запретить ему любить тебя? Как ему тебя не любить, когда ты настолько лучше меня? На его месте я бы тоже влюбилась в тебя…

– Я тебя не слушаю! – кипятилась Рианон. – Понимаю, как тебе трудно, но послушай, Галина, ты должна поверить в себя…

– Да во что же тут верить? Я ничто. Я только маска. Рианон заставила себя не отвечать, понимая, что чем дальше они зайдут, тем больше Галина будет себя жалеть. Истерика только усилится.

Галина, заметив, что Рианон молчит, с опаской взглянула на нее.

– Я только маска, – повторила она, и Рианон подумала, что Галина словно надувает воздушный шар, чтобы проверить, не лопнет ли он.

– Правда? – жестко спросила она. Галина кивнула.

Рианон тоже кивнула.

Галина жалобно посмотрела на нее.

– Так ты поняла? – прошептала она. – Тебе известно, что я только маска?

Рианон предостерегающе подняла руку:

– Это не мои слова, а твои.

Глаза Галины расширились.

– Макс ненавидит меня, – заявила она. – Я ему отвратительна, и я его не виню.

Рианон поперхнулась.

– Ничего не понимаю.

– Я сама на его месте проделывала бы со мной все эти ужасные вещи, – шепотом сообщила она. – Я это заслужила.

Кровь начала стыть у Рианон в жилах.

– Не надо так говорить! – рявкнула она. – Галина, перестань сейчас же!

– Он говорит, что…

– Я сказала – хватит! – заорала Рианон. – Не хочу слушать эту ахинею! Ты врешь, Галина. Ты всегда любила лгать, все годы, сколько я тебя знаю. А сейчас чересчур далеко зашла. Макс тебя любит, думает о тебе, он делает все мыслимое и немыслимое, чтобы защитить тебя, так какого черта ты не можешь сделать для него доброе дело? О нем пишут гадости, тебе прекрасно известно, что все это выдумки. Так почему ты не скажешь об этом? Почему позволяешь так мучить его? Что ты от него видела, кроме хорошего?

Галина моргнула, поставила стакан на столик и вдруг сказала:

– Прости меня. Я не должна была приходить.

– Тогда зачем пришла? – бросила Рианон. – На что ты надеялась – вырвать у меня обещание не отнимать Макса?

Галина, вся дрожа, набрала воздуху в грудь.

– Наверное… Я надеялась…

– На что?

Голова Галины упала на грудь.

– Надеялась, что смогу тебе объяснить, – тихо ответила она.

– Что объяснить?

– Что я не могу позволить тебе встать между мной и Максом. Понимаешь, если я не помешаю вам быть вместе, тебя ждет кошмар.

– Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать? – Вспылив, Рианон отвернулась, скрестила руки на груди и сделала над собой усилие, чтобы не затрястись. – Где он сейчас?

– Мы у его друзей. Русских.

– И долго вы там пробудете?

– Сегодня после обеда улетаем в Швейцарию. У нас медовый месяц, – пояснила она безжизненным голосом.

Рианон, изумленная, повернулась к ней:

– Вы по-прежнему собираетесь проводить медовый месяц?

Галина кивнула:

– Мы все подготовили, и Макс говорит, что нужно вести себя так, как будто ничего не случилось.

– Ничего не случилось? – Рианон не верила собственным ушам.

Галина пожала плечами:

– Так он сказал.

– Насколько я понимаю, вы видели газеты?

Галина кивнула:

– Да.

Рианон уставилась на Галину. Она не могла найти слов, поэтому взяла со стола свой стакан с водой.

– Скоро привезут детей, – объяснила Галина. – Макс считает, что всем нам полезно уехать на время. Там нас и журналисты не достанут. Так что, наверное, это не совсем медовый месяц.

Рианон стало чуточку легче: забота о детях – это больше похоже на того человека, которого она знала.

– Но это же горнолыжный курорт, – напомнила она Галине, – то есть не самое уединенное место. Вас обязательно найдут.

– Может, ты и права. Но мы будем надеяться.

Наступила тишина. Рианон отхлебнула воды.

Прошло довольно много времени. Первой молчание нарушила Галина.

– Я пытаюсь уберечь тебя, Рианон, – тихо сказала она. Рианон вскинула голову; глаза ее яростно засверкали. Сначала ей показалось, что Галина сникла, но та сглотнула слюну и заговорила:

– Во многом я сама виновата. Нельзя было позволять ему уговорить меня участвовать во всем этом, но я была очень молода и без меры восхищалась им. Он наполнил мою жизнь тем, чего я не знала раньше. Смех… и… и волшебство, наверное. Я сделала бы для него все… Вот я и сделала. И делаю, – после паузы тихо добавила она.

Рианон тряхнула головой:

– Галина, ты лжешь. Я же знаю, лжешь.

Широко раскрытые, измученные глаза Галины не отрываясь смотрели на Рианон.

– Все, что о нем написали, – правда. Каждое слово.

– Нет! – выкрикнула Рианон и грохнула стаканом по столу. – Ни единого слова правды там нет, и я хочу знать, какого хрена ты не защищаешь его. Почему вместо этого сидишь здесь и стараешься мне внушить…

– Послушай, Рианон, – перебила ее Галина. – А почему он сам не защищается? Почему не подает в суд на газеты? Я отвечу тебе. Да потому что невозможно обвинить их в клевете, когда они написали правду.

– Галина, – прошипела Рианон. – Перестань врать и уходи.

Галина глубоко вздохнула и печально покачала головой:

– Мне и самой было бы легче, если бы я солгала. И он бы не делал со мной то, что делал.

– Да ты же сама перед свадьбой мне говорила, что почти не спишь с ним! – возмутилась Рианон.

Галина отвернулась в сторону, закусила губу, опять перевела взор на Рианон. Жалостливый, участливый.

– Ты очень многого не знаешь.

– Так расскажи мне! – потребовала Рианон. Несколько секунд Галина молча смотрела на нее, потом опустила взгляд и покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Зачем? Ты не поверишь мне. Никто на свете лучше меня не знает, насколько слепа может быть любовь.

– Говори! – приказала Рианон.

– Я попыталась, – возразила Галина. – Ты не захотела слушать.

– Не захотела, потому что ты лжешь! – не сдавалась Рианон. – Ни на одну из этих гадостей он не способен, тебе это известно лучше всех. Ну, чего ради ты хочешь меня убедить, что Макс много лет систематически избивал тебя, насиловал и мучил, когда на самом деле он думал только об одном: как защитить тебя от тебя самой?

Галина сочувственно улыбнулась:

– Я не виню тебя за то, что ты потеряла голову от него. Макс способен околдовать любую женщину, стоит ему захотеть. А я и это в нем люблю. Я в нем все люблю.

– Тогда зачем ты так с ним поступаешь?

– Никак я с ним не поступаю. Только стараюсь убедить тебя, что он не таков, каким ты его видишь.

Рианон обхватила голову руками, собрав все силы, чтобы погасить пламя ярости, разгорающееся внутри. Лишь через несколько секунд она овладела собой до такой степени, чтобы говорить.

– Галина, это невероятно жестокий способ удержать его, – выговорила она сквозь зубы. – Макс не заслужил такого, и я действительно не буду больше тебя слушать. Убирайся. Я не несу за тебя ответственности. Я была бы счастлива, если бы не нес и Макс. Увы, он считает, что отвечает за тебя, и до тех пор, пока он так считает, тебе нечего меня бояться. Но позволь сказать тебе: если я узнаю, что ты произнесла публично хоть слово из того, что говорила мне здесь, я приду к тебе, Галина, и тем же самым ножом, которым ты ударила его в спину, отрежу твой поганый язык, прошу запомнить, лгунья. Ты меня слышала? И ты меня поняла? Я знаю, ты не всегда можешь от чего-то удержаться, но эта ложь тебе с рук не сойдет.

Галина поднялась на ноги. В ее глазах блестели слезы, на лице выступили красные пятна.

– Извини, – прошептала она. – Я не знаю, как заставить тебя поверить.

– Зачем это тебе, если я все равно никогда его не увижу? – грубо выкрикнула Рианон. – Зачем, когда между мной и Максом все кончено?

Галина опустила голову и тихо сказала:

– Я подумала, ты должна знать.

Рианон прошла к входной двери, распахнула ее и сказала:

– Подумала ты, Галина, вот что. Ты подумала, что придешь сюда и любым способом сделаешь так, чтобы я не захотела, не смогла увести от тебя Макса. Хорошо, теперь ты знаешь, что я и не собиралась, но надо бы тебе понять еще кое-что. Между мной и Максом стоишь не ты, а его совесть. Он честный человек и не хочет строить собственное счастье на несчастье другого. Особенно на несчастье человека, который зависит от него, а ты утверждаешь, что зависишь. Но я – не Макс. Галина, я вижу тебя насквозь, и скажу честно, мне наплевать, что с тобой случится, – после того, что ты мне сейчас наговорила. И я бы, наверное, попыталась увести его от тебя немедленно, если бы это не было так мучительно для него.

Когда Галина застегивала пальто, слеза покатилась по ее щеке. Она прошла мимо Рианон, спустилась по ступенькам и оказалась на улице. На тротуаре остановилась и подождала, пока дверь за ней захлопнется. Потом, размазав слезы по щекам, достала из сумки парик и темные очки, надела их и пошла. Она добилась полного успеха.

 

Глава 26

Четыре дня спустя двенадцатиместный самолетик приземлился на импровизированную взлетно-посадочную полосу в Перлатонге. На борту находились компания бельгийцев, парочка гомосексуалистов из Швеции и Рианон. Самолет поднялся воздух в парке Крюгера меньше часа назад. Солнце стояло еще высоко. Именно в это время суток саванна особенно красива.

При виде этого простора душа Рианон запела, она почувствовала такое облегчение, что защипало в глазах.

С тех пор как в воскресенье Галина покинула ее дом, Рианон много плакала, плакала часами и мучила себя вопросами: не напрасно ли она так обошлась с Галиной? Не надо ли было выслушать Галину и, может быть, постараться ей помочь, вместо того чтобы отвергать все, что та говорила, а потом вышвыривать ее? Нет-нет, Рианон ни на секунду не усомнилась в том, что Галина лгала, просто было стыдно за то, что она отказалась снизойти к женщине, которая выстрадала так много, в том числе по ее вине.

В понедельник за вещами Макса явился шофер. Рианон ни о чем не спросила его, хотя очень надеялась на какую-нибудь весточку. Но записки не было. Рианон обиделась, рассердилась и была уже почти готова согласиться, что Галина говорила правду: Макс не таков, каким она, Рианон, его видит. Но вскоре гнев утих, она поняла, что записка от Макса только усилила бы ее боль и тоску, ведь в глубине души оба знали, что между ними все кончено.

– Хотела бы я с этим смириться, – говорила она Лиззи несколько позже, когда подруги остались в коттедже вдвоем. – Я пытаюсь всматриваться в будущее, хочу услышать, что подскажет интуиция. Что станет со мной? – Ее губы скривились в насмешливой улыбке. – Это безумие, знаю! – Рианон тяжело вздохнула, поправила подушки за спиной и подтянула колени к подбородку. – Давай не будем больше о нем. Я и так уже свихнулась от одних мыслей.

Лучи предвечернего солнца лились через открытую дверь и падали на загорелое лицо Лиззи. В ее распущенных светлых волосах застряли опилки, униформа цвета хаки была мятой и грязной. Рианон даже не ожидала, что ее подруга здесь будет выглядеть настолько на своем месте.

– Знаешь, что я думаю? – сказала Лиззи. – Тебе надо не пытаться предугадать будущее, а заниматься настоящим. Если вам суждено быть вместе, вы будете вместе, а если ты будешь сыпать соль на раны, ничто не изменится. У Господа Бога свои тайны, в которые Он тебя не посвятит. Понимаю, со стороны легко судить, но разве я не права?

Рианон с улыбкой взяла Лиззи за руку и сказала:

– Ты замечательно выглядишь. У меня нет слов.

Лиззи рассмеялась и обняла ее.

– И не надо слов, я сама знаю. Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить все это, журналистов и прочее, а меня рядом не было.

– Значит, я прошла боевое крещение. – Рианон скорчила рожу. – Кое-что пережила без Лиззи. – Она расхохоталась. – В общем, одну передачу зарубили, черт знает сколько еще зарубят, но я прорвусь. А если дела будут совсем плохи, я сделаю то же самое, что сделала сейчас, – прилечу сюда.

– Так и будет, – решительно подтвердила Лиззи. – А теперь я тебя оставлю. Переодевайся к ужину. И не забудь: за тобой должен зайти кто-нибудь из ребят и отвести в бому. Никогда не ходи одна, после того как стемнеет, а если что-нибудь понадобится…

– … зажги фонарь и жди, пока кто-нибудь заметит свет и подойдет к тебе, – закончила вместе с ней Рианон.

– Хорошо бы у всех моих студентов была такая же отличная память! – Лиззи засмеялась.

– Вопрос, пока ты не ушла: что такое бома?

– Что-то типа огражденного ресторана. На ужин у нас мозамбикские креветки или стейк по-австралийски. Недели три назад Дуг наткнулся в Кейптауне на потрясающее вино. Так что сегодня устроим небольшое торжество.

Рианон улыбнулась:

– Жду не дождусь.

Лиззи поцеловала ее в щеку, вышла на веранду и зашагала по тропинке, протоптанной среди кустов и папоротников, которые уже шелестели по-ночному.

Рианон постояла у двери, прислушиваясь к голосам зверей, разносившимся над долиной, и всматриваясь в быстро сгущавшиеся сумерки. Небо над головой быстро бледнело, темнота наползала на лес. Рианон глубоко вдыхала знакомую смесь запахов анисового масла и навоза и думала о том, как переменилась ее жизнь за год. Ей вспомнилось, как страстно любила она Оливера. Вот доказательство того, что, каким бы прочным и вечным тебе что-то ни казалось, нельзя слепо доверяться своему ощущению, ибо, как выразилась Лиззи, у Господа Бога свои тайны, и Он в них никого не посвящает.

Красивое смуглое лицо Энди и его непослушные белокурые волосы поблескивали при свете костра. Держа бокал в высоко поднятой руке, он говорил:

– Итак, мы почтем за великую честь, если вы, Рианон, и ты, Дуг, согласитесь стать крестными родителями нашего щеночка.

– Кого? – возмутилась Рианон.

– Нашего отпрыска. – Энди немедленно перешел на классический британский английский.

– Он полагает, что это будет мальчик, – сообщила Лиззи подруге, – а я пока не набралась смелости его разочаровать.

– От имени Рианон и от своего имени заявляю: мы согласны, – объявил Дуг и поднялся на ноги, а несколько сидевших за праздничным столом егерей зааплодировали. – А теперь могу я предложить тост за моего брата?

Его сияющий взор встретился со взглядом Энди. Тот выкрикнул, ухмыляясь:

– Вперед, старик!

Дуг жестом пригласил всех чокнуться с его братом.

– Голова кружится от этой мужской галиматьи, – заявила Лиззи, обмахиваясь веером.

Смеясь, Рианон тоже подняла бокал.

– Вперед, старик! – повторила она и чокнулась с Лиззи. – Когда?

– Где-то в августе. Значит, по гороскопу лев, и если будет похож на папу, то будет бросать и возвращаться.

– А если на маму – у него будут крылышки, нимб, он будет играть на арфе, как…

– Оставь, – попросила Лиззи и отправила в рот сразу несколько виноградин. – Это между нами. Не надо, чтобы стали расспрашивать.

– Кого тебе это напоминает? – говорил Энди Дугу, прилежно очищая виноградную кисть.

– Нет, ты посмотри! – громко обратилась Лиззи к Рианон. – Нельзя даже объявить, что у нас будет ребенок. Они сразу начинают пороть чушь. Подумать только, и я согласилась выйти за такое замуж…

Энди выплюнул несколько виноградин и лирически произнес:

– Это наш первый… Я о таком слышал.

– И последний, – бросила ему Лиззи. – Дуг, передай нам вина.

– Разве тебе стоит пить? – проворчал Энди.

– А разве тебе стоит жить? – парировала Лиззи.

– Да перестаньте вы, Боже мой, – простонала Рианон.

– Можно тебя поцеловать?

Энди присел рядом с Лиззи и обнял ее.

– Можно, если после этого вы оба заткнетесь.

Лиззи сказала эту фразу очень громко, ее голос перекрыл даже барабанный бой.

– Эй вы, может, хватит препираться? – вмешался Дуг.

– Рианон, не хотите потанцевать? – предложил Энди, когда музыканты заиграли новую мелодию в ритме шимми, и несколько как следует подогретых гостей вскочили из-за столов.

– Почему нет?

Рианон поднялась.

– Научи ее “походке бушмена”*! – крикнул брату Дуг.

– Чему? – переспросила Рианон, стараясь перекричать барабанный бой.

– “Походке бушмена”, – повторил Энди и стал трясти руками и ногами и к тому же подвывать так истерически-нескладно, что Рианон, как и все присутствующие, могла только хохотать до упаду.

* Бушмены – аборигены Южной Африки.

Затем Дуг взял на себя миссию известить всех и каждого о том, что скоро станет дядей, и через несколько минут весь лагерь представлял собой одну шумно веселящуюся компанию.

В перерыве между танцами Рианон спросила у Лиззи:

– Тут всегда так?

– Может, поменьше буйства, – ответила Лиззи, – но этот человек ненормальный, ему все время нужны развлечения.

Рассмеявшись, Рианон бросила взгляд туда, где Энди отплясывал с жирной американкой в кокетливой соломенной шляпке, а Дуг расправлял перья перед парочкой шведских геев.

– Знаешь, Максу бы тут понравилось, – с улыбкой заметила Рианон. – У него такая напряженная жизнь, что он с удовольствием бы снял пиджак и расслабился.

– Значит, при первой возможности мы с тобой познакомим Макса с этими паяцами, – хихикнула Лиззи.

Рианон взглянула на подругу, вскинув брови.

– При первой возможности? – насмешливо повторила она. – Не хочешь ли ты сказать, что Господь Бог посвятил тебя в свои тайны?

– Хотела бы я это сказать, – вздохнула Лиззи. Рианон тоже вздохнула.

– Давай о другом, ладно? У нас праздник, а не вечер сочувствий. Где там твой красавчик? Тебе пора танцевать.

Как по заказу за их спинами в ту же секунду оказался Энди и уволок Лиззи в толчею. Рианон, улыбаясь, смотрела на них, удивительно счастливых, и не понимала, почему когда-то ее не отпускало чувство, что если Лиззи вернется в Перлатонгу, обязательно случится что-то ужасное.

– Папа! Смотри! Смотри, папа! – кричала Марина.

Она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что отец ее слышит.

– Я смотрю, малышка, – отозвался Макс и опустил на глаза очки, чтобы блеск чистейшего снега на склоне горы не слепил его.

– Эге, Алекс! – крикнула Марина брату. – Ты готов?

– Да, – откликнулся тот.

Мальчик, одетый в синий костюм, занял место несколькими ярдами выше, там, где расположилась компания начинающих горнолыжников, которые отчаянно размахивали руками и хватались друг за друга, стараясь удержать равновесие.

Макс нежно заулыбался. Какой бесстрашный у него сын, как горят его глаза, устремленные на Марину. Алекс оттолкнулся палками и помчался вниз, к сестре. Марина обхватила его.

– Молодец! Папа, ты видел? Алекс съехал сам, и я его поймала!

– Да, видел, конечно.

Глаза Макса смеялись над детской гордостью и детской радостью. Они репетировали этот нехитрый трюк добрых полчаса, пока сам Макс попивал горячий шоколад, делая вид, что не смотрит в их сторону.

– Это я его научила! – с гордостью заявила Марина, подъехав на лыжах к кафе, возле которого сидел Макс. А когда Алекс скользнул к ним и попал прямо в отцовские объятия, она расхохоталась.

– Эгей! – Теперь смеялся и Макс. Он покачивал сына на колене и целовал в щеку. Щека была такая розовая, холодная, такая мягкая, что Макс чмокал ее еще и еще, пока Алекс не стал вырываться. – Ладно. Дай пять.

Макс протянул ему руку.

– Ага! – в восторге завопил Алекс и, не снимая перчатки, засунул руку в руку отца. – Правда, я катаюсь почти не хуже Марины?

Большие глаза дочери внимательно глядели на отца из-за чашки, которую Марина как раз подносила ко рту.

– Почти, – подтвердил Макс и подмигнул девочке. – Почти, но еще не совсем.

Удовлетворенный Алекс просиял, а Марина с важным видом поставила чашку на стол, встала и помчалась, петляя, вниз, дабы продемонстрировать, насколько превосходит брата в горнолыжном спорте. Алекс следил за сестрой, в его больших голубых глазах горело восхищение.

– Я тоже так могу! – выкрикнул Алекс, когда Марина опять подъехала к кафе.

Макс уже успел расстегнуть крепления Алекса.

– Правда можешь? – рассеянно произнес Макс.

– Ага. Только прямо сейчас не хочу.

– Ну ладно, сын.

– Я не боюсь, – объявил Алекс во всеуслышание. – Я как ты, я ничего не боюсь.

– Папа – лучший горнолыжник на свете, – вмешалась Марина и немедленно скинула лыжи, чтобы угнездиться на другом колене отца. – Папа съезжает даже с черных склонов. Правда, па?

– Глупости говоришь, – возразил Алекс. – Черного снега не бывает.

– Не снег черный, а склон, – высокомерно разъяснила ему Марина. – Пап, а можно мы еще раз поднимемся на подъемнике?

– Конечно, малышка, только пусть сначала Галина придет за Алексом.

При имени Галины Марина моментально опустила глаза, но когда до нее дошел смысл услышанного, шелковые черные брови взлетели вверх от радости.

– Так мы можем поехать сами? – взвизгнула она. – Вдвоем?

– Вдвоем. – Макс поправил выбившуюся из-под шапочки прядь волос, думая тем временем о том, как помочь дочери преодолеть отчуждение от Галины.

– Он не черный, – настаивал Алекс. Все это время мальчик старательно вытягивал шею, чтобы увидеть вершины гор. – Покажи, где это он черный.

Пока Марина разъясняла брату происхождение оттенков цвета снега на разных холмах, Макс заказал детям по порции горячего шоколада, после чего глянул вниз – не приближается ли Галина. Все утро она как бешеная снимала детей, Макса, горные виды, а потом унесла камеру домой, то есть в арендованное ими шале. Домик спрятался в лесу среди укутанных снегом сосен.

Романовы приехали в Гштад больше недели назад. Из Лондона Макс и Галина прилетели в Женеву, а затем поездом добрались до уютной альпийской деревушки. На платформе их ожидала нанятая Рамоном прислуга. Их доставили в роскошное шале. Дети прилетели в Швейцарию накануне на самолете, принадлежащем романовскому концерну.

Официант принес горячий шоколад. Макс поблагодарил его, усадил сына и дочь за стол. Через некоторое время брат и сестра, не прекращая оживленно болтать, отправились на поиски туалета. Макс смотрел им вслед, думал о том, насколько им здесь хорошо. Жаль, он не догадался раньше, что детям необходимо отдохнуть от Лос-Анджелеса.

С наслаждением вдыхая насыщенный бодрящим сосновым ароматом воздух, Макс с легким беспокойством думал о том, что пресса, как ни странно, до сих пор до них не добралась. Зимой на лыжных курортах всегда многолюдно, и, как бы уединенно ни жили Романовы, Макс ни на минуту не мог бы поверить, что другие лыжники их не узнали. Правда, два обстоятельства можно было считать благоприятными для Романовых: во-первых, сейчас здесь находились два члена британской королевской фамилии и отвлекали на себя внимание любопытных; во-вторых, всем, кто привык отдыхать в Гштаде, понятно, что люди, приехавшие на этот изысканный курорт, не суют нос в чужую частную жизнь и вовсе не заинтересованы в том, чтобы их собственный отдых был испорчен. Тем не менее Макса не отпускал тайный страх, что эти негодяи вот-вот появятся у их дверей. Если желтая пресса продолжит атаковать, он будет вынужден предпринимать ответные меры, а этого ему хотелось меньше всего – он слишком хорошо знал, во что выльются его действия.

– Папа! – окликнула его Марина с порога кафе. Алекс семенил за ней.

Макс обернулся и с тревогой заметил, что лицо его дочери вдруг исказилось.

– Что такое, малышка?

Одной рукой обняв Марину, другой он вовремя подхватил Алекса, поскользнувшегося на льду, после чего усадил сына на колено. Расширившиеся глаза девочки смотрели на него в упор.

– Я только хотела спросить: Рианон приедет, чтобы жить с нами?

Макс вздрогнул. Усилием воли взяв себя в руки, он удивленно взглянул на Марину:

– Почему ты спрашиваешь, малышка?

Губы ее дрогнули.

– Хочу знать, и все.

– Нет, родная, – пробормотал он и погладил дочь по щеке. – А что, тебе хочется, чтобы она побыла с нами?

Марина затрясла головой.

– Нет, – сказала она шепотом. И вдруг – словно солнце выглянуло из-за туч: девочка широко улыбнулась. Ей вновь стало весело. – А можно мы покатаемся на красном склоне?

– Конечно, можно, – ответил Макс.

Очень хотелось поинтересоваться, чем вызван вопрос о Рианон, но он сомневался, что было бы правильно развивать эту тему. Дочка как будто не желает больше об этом разговаривать, однако очевидно, что она нуждается в какой-то поддержке, а он слишком глубоко и сильно ее любит, чтобы не беспокоиться. Возможно, Марине известно что-то такое, о чем он не догадывается. Макс попытался сообразить, что именно, но это было невозможно узнать, не спросив Марину. Конечно, наивно надеяться, будто девочка не знает хотя бы отчасти, что происходит, наверняка она еще в Штатах прочла по крайней мере пару газет.

Глядя, как Марина присела на корточки, чтобы застегнуть крепления, Макс размышлял, как лучше поступить. Он не властен избавить ее от тех или иных мыслей, но факты говорят сами за себя: за последние два месяца его дочь заметно охладела к Галине, и ее сильно тревожит перспектива возможного приезда Рианон. С этим придется считаться. На душе у Макса было неспокойно.

– Марина!

Брат и сестра обернулись и увидели Гретхен, десятилетнюю девочку из Австрии, с которой Марина подружилась накануне. Гретхен остановилась в нескольких футах от них; похоже, она немного робела.

– Мама спрашивает, не хотите ли вы покататься с нами, – сказала девочка на безукоризненно правильном английском, но с сильным акцентом.

Брат и сестра переглянулись. Марина сразу просияла; она явно хотела принять предложение, а поскольку вчера Гретхен и ее семья катались с Романовыми, то Макс не видел оснований для отказа.

– Привет, Гретхен, – услышали они голос Галины, которая только что подъехала на лыжах. – Как жизнь?

– О, спасибо, прекрасно, – ответила Гретхен, пожирая восхищенными глазами Галину. – А как вы поживаете, миссис Романова?

– Тоже прекрасно. – Галина улыбнулась. – Ты хочешь покататься с Мариной?

– Я иду кататься вместе с Гретхен и ее мамой, – холодно отчеканила Марина.

Галина посмотрела на девочку и сказала, делая вид, что не замечает ее тона:

– Отлично, солнышко. Попроси у папы немножко денег. Вдруг тебе захочется попить.

Марина взглянула на Макса. На лице у нее было написано недовольство тем, что приходится выполнять распоряжение Галины.

– А можно мне тоже? – спросил Алекс. Он все еще не мог справиться с креплениями.

Марина опередила отца:

– Нет, папа, он еще маленький и не умеет как следует кататься.

– Может, со мной покатаешься? – предложила Галина и присела на одно колено, чтобы помочь Алексу застегнуть крепления.

Глаза мальчика вспыхнули от удовольствия. Потом он как будто вспомнил что-то и торопливо взглянул на Марину, словно не знал, как сестра отнесется к его прогулке в обществе Галины.

Не в первый раз Макс замечал такие вот взгляды Алекса, когда речь шла о чем-то, связанном с Галиной, и не в первый раз Марина притворилась, что не видит вопросительного взгляда брата. Очевидно, некоторое время назад дети что-то обсуждали и, похоже, пришли к какому-то соглашению относительно связывающей их тайны.

– Я только что ездил сам, – похвастался Алекс Галине. Макс тем временем опустил в карман Марины двадцать швейцарских франков, а потом проводил взглядом довольную дочку и ее подругу.

– Правда, милый? – Галина улыбнулась, засмеялась и обняла Алекса. – Ты у нас умница. А ну-ка покажи, как ты катаешься!

Алекс не заставил себя упрашивать. Он оттолкнулся палками и пулей помчался по склону.

По пути домой Макс хотел было надеть лыжи и сказать Галине, что вернется через час. Он и сам толком не знал, почему отказался от этого намерения. Скорее всего дома его удержало беспокойство о дочери и ее вопрос относительно Рианон. Если бы его жена оставалась с Мариной наедине, то Макс подумал бы, что Галина пугает девочку, дабы укрепить свои позиции в семье. Но со дня их приезда Марина категорически отказывалась даже на минуту оставаться с Галиной вдвоем, и Макс не мог не задать себе вопрос, не испытывает ли его дочь тот же страх, какой испытала в ночь смерти матери. Он очень надеялся, что ошибается, поскольку если это было так, то сбылись его худшие кошмары.

Чтобы отвлечься от этих мыслей, Макс, прищурившись, взглянул на солнце, потом стал наблюдать за фуникулером, доставлявшим лыжников на вершину горы. Утром, пока дети завтракали, Макс с Галиной вдвоем совершили спуск с черного склона. Они мчались на предельной скорости, едва мыслимой на столь неровной поверхности, и ветер свистел у них в ушах. Оба были превосходными горнолыжниками и на протяжении многих лет катались вместе. Каролин этот вид спорта не любила и никогда не принимала участия в их прогулках.

Макс посмотрел туда, где счастливый Алекс обнимал подъехавшую Галину. В висках у Макса стучало. Больше всего он, конечно, беспокоился за Марину, но с тех пор, как его связь с Рианон получила такую чудовищную огласку, ему делалось неуютно в присутствии жены. Поведение Галины в последнее время было настолько нехарактерным для нее, что Макс растерялся. Галина словно отгородилась от всего, что случилось, и продолжала жить как ни в чем не бывало, как будто их брак вовсе не трещал по швам. Ничто не могло поколебать спокойствия этой женщины; ее сдержанность представлялась Максу прямо-таки чудом. Она ни в чем не упрекала Макса и совершенно не реагировала на подчеркнутую холодность Марины; она как бы вообще не замечала перемены в отношении девочки к ней. Можно было подумать, что в ее теле поселилась другая личность, не имевшая понятия о жесточайших страданиях, через которые довелось пройти Галине Романовой.

Разумеется, Максу вовсе не хотелось, чтобы жена терзалась из-за его романа с Рианон. Напротив, он мог только молиться о том, чтобы у Галины достало сил смириться с непоправимым и позволить ему с Рианон жить дальше. Сейчас же Галина встала между ними, как зимнее солнце, в слепящих лучах которого никого и ничего не разглядеть.

Он вздохнул, сжал руками виски. Он сделал глупость, женившись на ней. Права Рианон, он совершил этот поступок из чувства долга, из жалости, из ложно понятой ответственности за Галину. К тому же он мечтал дать детям мать, которую они уже успели узнать и полюбить. А сейчас пора действовать, пора сделать то, к чему его давно призывают Рамон и все остальные.

– Час снеговика, – объявила Галина, сбросив лыжи и усевшись за столик.

Алекс, ползая на коленках, принялся катать снежный ком.

– Тебе помочь? – спросил сына Макс.

– Не надо, – откликнулся мальчик. – Я сам.

Макс улыбнулся.

– Независимость, – заметил он и жестом подозвал официанта. – Что тебе заказать?

– Только кофе, – ответила Галина и добавила, обращаясь к официанту: – Со сливками.

Пока не принесли кофе, оба молчали, наблюдая за Алексом, сооружавшим снеговика, или делая вид, что поглощены созерцанием горного пейзажа. Губы Галины словно замерзли в улыбке – ласковой, почти восторженной. Это выражение в последние дни не сходило с ее лица. Глаз не было видно за черными овалами очков.

Она поблагодарила официанта, который принес заказ.

Макс отхлебнул кофе. Он не отрываясь смотрел на Галину. Он привык к ней, эта женщина стала частью его жизни, частью его самого, и он не мог себе представить, как будет жить без нее. Макс усмехнулся про себя; одна лишь мысль о жизни без Галины дала ему такое чувство свободы, какого он не испытывал много лет. Он сам не ожидал, что это ощущение окажется настолько сильным.

Галина поставила чашку на блюдечко, и Макс, наблюдая за ее движениями, задался вопросом, позволит ли ему совесть расстаться с ней. Возможно, подумал он, ощутив неприятный холодок в груди, обрести свободу будет труднее, чем хотелось бы.

Галина подняла на него глаза и вздохнула, будто прочитав его мысли.

– Знаю, ты сейчас думаешь о том, как хорошо бы было, если бы вместо меня здесь сидела Рианон, – проговорила она.

От удивления брови Макса взлетели вверх. Впервые после отъезда из Лондона Галина упомянула о Рианон, и тон ее напомнил Максу ту Галину, которую он знал так хорошо и которая была так не похожа на ту женщину, с которой он жил последние несколько дней.

– Нет, об этом я не думал, – негромко сказал Макс. – Хотя мог бы.

Галина рассмеялась, откинула голову назад, удовлетворенно улыбнулась и спросила:

– Она ходит на лыжах?

– Думаю, нет.

– Так на что бы она тут годилась? Нет, не отвечай. Она пригодилась бы тебе для того, для чего в другом месте пригодилась бы я. – Галина подняла голову и взглянула Максу в глаза. – Так ведь?

– Да, раз ты так говоришь, – отозвался он.

Галина сделала глоток из чашки, потом сунула руку в карман в поисках носового платка.

– Я подумала, – произнесла она, – не легче ли тебе было бы, если бы я сорвалась сейчас с обрыва, и ты бы меня больше не увидел?

Макс проворчал:

– Мне было бы легче, если бы ты прекратила паясничать и объяснила, какая кошка пробежала между тобой и Мариной.

Галина слегка поджала губы. Макс почувствовал, как она напряглась. Сейчас он получит ответ на давно мучивший его вопрос.

– Марина больше не хочет, чтобы я была с ней, потому что знает, что ты больше не хочешь видеть меня рядом. Ты сам прекрасно все понимаешь.

Максу стало не по себе. Отчего?.. Ему не хотелось думать об этом.

– А ты никогда по-настоящему и не хотел меня, – продолжала Галина. – Ты заботился обо мне потому, что жалел, а женился только оттого, что не знал, что со мной делать. Ты выполнял все мои капризы – боялся огорчить детей после того, что они испытали после смерти Каролин. Я права? Разумеется, да. Видишь, Макс, я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. Вот и сейчас ты сидишь и раздумываешь, как бы помягче сообщить мне, что все у нас кончено, хотя оба мы знаем: ты никогда на это не пойдешь. Ты не порвешь со мной, Макс, потому что боишься. Я ведь могу рассказать, что произошло в ту ночь, когда умерла Каролин. Нет, я рта не раскрою, все расскажет Морис, а ты лучше умрешь, чем… Куда ты? – вскинулась Галина, когда Макс принялся надевать лыжи.

– Не желаю сидеть тут и все это слушать, – отрезал он. Она язвительно проговорила:

– Опять сбегаешь, Макс? Только этим и занимаешься все время, что мы здесь.

В темных глазах Макса полыхнула ярость.

– Я очень давно предупреждал тебя, – произнес он тихо, чтобы Алекс не услышал, – что произойдет, если ты вдруг попытаешься меня шантажировать. Поверь мне, если не будет другого выхода, я обращусь к прессе.

Галина пожала плечами, демонстрируя равнодушие к его вспышке.

– И что же ты расскажешь, Макс? – поинтересовалась она. – Правду?

Смерив ее гневным и в то же время брезгливым взглядом, Макс оттолкнулся палками и помчался вниз, чтобы оказаться как можно дальше, пока окончательно не потерял контроль над собой.

Галина поднесла руку ко рту и начала грызть ноготь большого пальца, потом проговорила, будто он все еще был здесь:

– Макс, проблема в том, что ты не знаешь правды.

Вечером, когда Галина принимала ванну, Макс подоткнул одеяло на постели сына, тихо прошел в комнату Марины и сел на краешек ее кровати. Он уже успокоился. Весь день он носился по горам на лыжах, и мало-помалу ярость улетучилась. Сейчас Макс был только заботливым отцом.

Черные волосы и загоревшее на альпийском солнце личико поблескивали при свете ночника, и, глядя на спящую девочку, трудно было вообразить, какой тяжкий груз лежал у нее на душе. Сердце Макса болезненно сжалось. Любящий отец, он страстно желал и не мог помочь дочери.

Марина открыла глаза и прошептала:

– Папа, я не сплю. Он улыбнулся:

– Значит, ты меня провела. – Он нежно погладил ее по щеке, взъерошил волосы. – Хочешь, принесу тебе чего-нибудь? Может, горячего молока?

Марина покачала головой:

– Мне ничего не надо.

– Давай поговорим?

Пожав плечами, девочка отвернулась.

– Как хочешь.

– А о чем бы ты хотела поговорить? – мягко спросил Макс. Марина опять пожала плечами:

– Мне все равно.

Макс кивнул, глубоко вдохнул, набираясь смелости, и начал:

– Расскажи мне, из-за чего ты несчастна.

Марина по-прежнему смотрела на шкаф с игрушками. Макс тоже глянул в ту сторону, потом посмотрел дочери в глаза.

– В чем дело, малышка? – Он обнял девочку, и две большие слезы скатились по ее щекам. – Расскажи мне, родная. Что тебя тревожит?

– Не могу, – всхлипнула Марина. – Я не могу никому рассказать.

– Можешь, – шепотом возразил ей отец. – Я твой папа, а папам маленькие девочки могут рассказывать все.

Макс обнимал ее, а Марина прижималась к нему, словно боясь, что отец ее выпустит.

– Марина. – Слова давались ему с трудом. – Ты должна сказать мне, что тебя мучает. Пока ты молчишь, я не могу тебе помочь.

Она заплакала, уткнувшись отцу в затылок, и вцепившись пальцами в его свитер.

– Ничего, ничего, – приговаривал он, гладя ее, – я с тобой, так что ничего плохого не случится.

– Папа, я не хочу, чтобы приезжала Рианон, – выговорила Марина, и ее слова как ножом резанули по сердцу Макса.

– Она не приедет, моя хорошая, – попробовал он успокоить дочь. – А почему ты не хочешь, чтобы она приехала? Она тебе не нравится?

Марина не сразу сумела ответить.

– Она хорошая. Она мне нравится. Но пусть не приезжает.

– Почему, малышка? Чего ты боишься?

В ожидании ответа он прижал девочку к себе так, что, казалось, она готова была просочиться в его тело сквозь поры кожи.

– Объясни-ка мне, что у вас произошло с Галиной, – попросил он, решив зайти с другой стороны. – Тебя из-за этого что-то беспокоит?

Марина не ответила, но пробежавшая по ее тельцу судорога сама по себе была ответом.

– Но ведь Галина любит тебя, моя маленькая, – попытался возразить Макс. – И мне казалось, ты ее тоже любишь.

– Нет! – Марина отчаянно затрясла головой. Вдруг ее прорвало: – Мне нужна мама! – заговорила она, шумно дыша. – Я хочу, чтобы мама вернулась. Пожалуйста, папа, верни нам маму!

– Ах, Марина, Марина, – шептал Макс, едва сдерживая слезы. – Мамочка на небесах. Она уже не сможет вернуться.

– Папа, но я хочу, чтобы она была с нами.

– Я понимаю.

– Не хочу, чтобы моей мамой стала Галина. Пусть она уходит.

– Марина, я всегда думал, что ты ее любишь…

– Нет, папа, я ее боюсь. Она меня пугает. Пускай она уйдет и оставит нас в покое.

Сердце Макса разрывалось от боли, и не только за дочь, но и за жену. Как бы ни складывались его отношения с Галиной, она не перенесет известия о том, как теперь относится к ней Марина.

Внезапно до Макса дошел смысл последних фраз дочери. Он отстранил девочку от себя, заглянул ей в глаза и спросил:

– Что значит – она пугает тебя?

Марина говорила долго, временами захлебываясь в рыданиях. Ей было страшно, она умоляла отца не сердиться на нее, а у того не укладывался в голове весь ужас услышанного. Когда Макс наконец осмыслил то, что поведала ему дочь, то мог только возблагодарить Бога за то, что к концу своей исповеди Марина устала настолько, что почти сразу погрузилась в глубокий сон и тем самым избавила его от искушения ответить немедленно. Он осторожно уложил головку дочери на подушку и долго, очень долго сидел в изголовье и смотрел на нее. Любовь, боль, ужас – раньше он не мог бы себе представить, что всего этого так много в его душе. Он мучился сознанием своей вины и понимал, что эту рану не залечит никакое время. Много раз Каролин пыталась предупредить его, а он, глупец, ни разу не прислушался.

Он вышел из спальни и приблизился к окну. Темно-синяя ночь, серебристо-белый снег. Гигантские снежинки проплывали в воздухе и ложились на сверкающие сугробы. Деревья, согнувшиеся под тяжестью снежных шапок, напоминали чудищ из детских сказок. Макс думал о том, какие страшные призраки с недавних пор заполнили жизнь ее дочери. А ведь он легко мог избавить ее от них. Если бы он только знал!..

Из ванной комнаты до него донеслось пение Галины. Макс резко развернулся и кинулся по лестнице вниз. Руки его дрожали; больше всего на свете ему хотелось сейчас убить эту женщину. Но лишь спустя какое-то время он взялся за телефон и набрал номер Рамона.

– Она не должна быть с нами, – сказал он в трубку; голос его дрожал от ненависти и боли. – Убери ее сейчас же.

 

Глава 27

Рианон сидела рядом с Лиззи у подножия холма и глядела на пруд. Два аиста марабу пили воду, а на другом берегу дремал пригревшийся на солнце старый ленивый гиппопотам. По деревьям скакали бабуины.

– Нетрудно понять, почему тебе нравится в Перлатонге, – проговорила Рианон, проводив взглядом взмывшего в небо баклана. – Здесь так тихо, так хорошо… Мне бы, наверное, эти места никогда не надоели.

Лиззи улыбнулась и откинулась назад, опершись на локти.

– Да, эта природа плюс Энди. Что еще нужно женщине? – Посмотрев на подругу, она добавила: – Прости, я не очень-то тактична.

Рианон повернула голову в ту сторону, где в полумраке сада прятался охотничий домик.

– Все в порядке, – бросила она. – Не будешь же ты притворяться несчастной, чтобы сделать мне приятное? Кстати, этим ты меня не обрадовала бы.

Лиззи поняла, почему охотничий домик притягивает взгляд Рианон, и спросила:

– Ты не общалась с Оливером?

Та поморщилась:

– Нет. Знаешь, странно как устроена жизнь. Я сейчас почти не помню, как мне было с Оливером. От одной мысли о том, что я занималась с ним любовью, меня бросает в дрожь.

Лиззи вновь посмотрела на фонтан. Солнечные блики дрожали на поверхности пруда. Интересно, думала она, Рианон избегает упоминать о вчерашней новости или она действительно еще ничего не знает? Да, похоже, ей ничего не известно, ведь в лагере всего два телевизора, а Рианон не было рядом, когда Лиззи услышала о происшествии в Гштаде. В домик для гостей, где находится второй телевизор, Рианон, кажется, тоже не заходила. Но если так, значит, нужно ей сообщить. Лиззи растерялась, потому что не представляла себе, как это сделать. Поколебавшись, она решила не затрагивать щекотливую тему сейчас, а сказала:

– Забыла тебя спросить: ничего, что мы не предложили тебе остановиться у нас? Просто я подумала, в коттедже тебе будет удобнее. У нас жуткий беспорядок из-за рабочих…

– Да, конечно, все нормально, – прервала ее Рианон. – Надеюсь, вы из-за меня не отказали какому-нибудь клиенту? У вас тут, кажется, все места заняты.

Лиззи фыркнула.

– С удовольствием отказала бы той мерзкой парочке. – Она имела в виду супругов-англичан, которые в течение трех дней пребывания в Перлатонге постоянно задавались вопросом, где это они могли видеть Рианон. К счастью, они уже уехали, и в лагере в любой момент можно было разместить новых гостей. – Между прочим, надо сказать спасибо, что у них болезнь Альцгеймера*, – добавила Лиззи, – иначе не исключено, что нам с тобой пришлось бы сейчас смотреть на этих обезьян, а не на настоящих.

* Болезнь Альцгеймера ведет к ослаблению памяти и затем к старческому слабоумию.

Рианон немного расслабилась. Откинувшись на локти по примеру Лиззи, она спросила:

– У вас тут хоть газеты есть? Я с самого приезда не держала в руках газету.

Лиззи вздрогнула.

– Иногда Дуг привозит их из Йобурга, если только не забывает, – объяснила она. – Иногда еще кто-нибудь. В общем, обычно к нам попадают газеты недельной давности.

– А тебе не хочется знать, что происходит в мире?

Теперь Лиззи была почти уверена в неведении подруги.

– Если что-то нужно, мы смотрим Си-эн-эн. И еще есть “Скай ньюс”.

Рианон лениво наблюдала, как самолетик заходит на посадку.

– Должна признаться, – произнесла она, – я скучаю по большому миру, но до чего же тошно от мысли, что через несколько дней пора домой…

– А что ты будешь делать, когда вернешься? – осведомилась Лиззи.

– Наверное, продолжать то, чем занималась. Конечно, придется нелегко, потому что меня страшно тянет позвонить Максу, и, если честно, не знаю, как долго смогу продержаться. Я понимаю, не следует ему звонить, но не могу заставить себя смириться с тем, что все кончилось. – Ей пришлось на мгновение отвернуться, чтобы скрыть подступившие слезы. – Со временем делается только тяжелее, – заключила она почти шепотом.

Лиззи щурилась на солнце, лихорадочно раздумывая, как сообщить новость, которая наверняка потрясет подругу. Она только сейчас поняла, насколько Рианон близка к срыву. Говорить с ней нужно максимально деликатно.

– А тебе никогда не казалось, – нерешительно начала Лиззи, – что кое-что из того, что пишут про Макса… Ну, в общем, какое-то зерно истины в этом есть? По крайней мере то, что ты мне рассказывала, звучит очень серьезно. Я понимаю, Сюзан Травнер и ей подобные насочиняли о нем кучу гадостей, но вряд ли эти писаки всё высосали из пальца.

Рианон холодно глянула на Лиззи и отчеканила:

– Я им не верю! А ты? Ты считаешь, что Макс монстр и извращенец, что он убил первую жену и измывается над второй? Ты это имела в виду?

Лиззи вздохнула:

– Нет, я не это хотела сказать. Я просто предложила… Рианон перебила ее:

– Оставим эту тему, пока мы обе не наговорили лишнего.

Лиззи подалась вперед, подтянула колени к подбородку. Ей не удалось взять верный тон, и она так и не подошла к главному.

Из леса вышла, отгоняя хвостом мух, молодая антилопа гну, приблизилась к пруду и погрузила морду в воду.

– Вот она, природа, – вздохнула Лиззи.

Когда Рианон подняла голову, чтобы взглянуть на антилопу, лицо ее еще пылало гневом, а сердце колотилось. Прошло несколько минут, прежде чем животное утолило жажду и скрылось в лесу. Потом гиппопотам погрузился в воду и всплыл на поверхность в центре пруда.

– Ничего подобного с Галиной он не делал, – тихо и твердо сказала Рианон. – Клянусь тебе, Лиззи, это просто не в его природе. Я не утверждаю, что Макс святой, вовсе нет, но и не маньяк. Не говори, пожалуйста, ничего, только подумай, как бы тебе было неприятно, если бы я заподозрила Энди в чем-то подобном.

– Но газеты обвиняют в этом Макса, а не Энди, – возразила Лиззи. – Пойми, я волнуюсь только за тебя. Боже мой, Рианон, ты, как и любая женщина, можешь быть ослеплена, ты не в состоянии…

– Я была ослеплена Оливером, – с горечью заметила Рианон. – Вот как ты это воспринимаешь! Однажды я повела себя как дура, и теперь все повторяется. Несчастная, глупая Рианон, она не видит, что перед ней обманщик, маньяк и убийца, хотя со всех сторон ее предостерегают. Да, в Оливере я ошиблась и признаю это, но уверяю тебя, в Максе я не ошибаюсь. Галине он не сделал ничего, кроме добра. Он всегда был с ней рядом – помогал, когда она нуждалась в помощи, подставлял ей плечо, даже если она отвергала его помощь. Макс женился на ней, потому что она того хотела, его дети стали ее детьми, он дал ей свое имя, он, черт возьми, принес ей в жертву свою жизнь, и после этого ты хочешь меня убедить, что эта ненормальная любительница извращений написала о нем правду! Лиззи, я не хочу слушать такое, тем более от тебя. Ничто не изменит моего отношения к Максу. Я люблю его, я хочу его, хотя скорее всего нам никогда не быть вместе. У меня достаточно проблем, не хватало еще, чтобы моя лучшая подруга заявляла, будто верит в ту хреновину, что о нем строчат только потому, что в прошлом я совершила ошибку. Он делал Галине добро и только добро…

– Она исчезла, – не выдержала Лиззи. – Ее ищут.

У Рианон перехватило дыхание от страха, что услышанное может оказаться правдой. Безумно захотелось оказаться рядом с Максом, подальше от Лиззи, от всех, кто не верит ему, найти защиту в его крепких объятиях и забыться.

– Вчера вечером об этом был сюжет в новостях, – буркнула Лиззи.

Увидев, как внезапно посерело лицо подруги, она попыталась взять ее за руку, но Рианон поспешно отодвинулась.

– Что значит – исчезла? – Голос не повиновался Рианон.

– То и значит, – бросила Лиззи. – По всей вероятности, дня два назад Галина сбежала, с тех пор ее никто не видел. Ее разыскивают, но пока безуспешно.

– А как Макс?

– Тоже принимает участие в поисках. Я видела кадр, где он выходит из вертолета спасательной службы и садится в полицейскую машину.

Глаза Рианон наполнились страхом.

– Так его арестовали? – прошептала она.

– Едва ли. Об этом речи не было. – Помолчав, Лиззи добавила: – Практически нет надежды обнаружить ее живой. В том климате трудно пережить двое суток.

– О Боже, – прошептала Рианон. У нее не было сил говорить громче.

– На сегодняшний день прорабатываются две версии, – продолжала Лиззи. – Убийство и самоубийство. Сама понимаешь, какая из них основная.

– Лиззи, мне надо поговорить с Максом. Я должна лететь к нему.

– Давай подождем вечернего выпуска новостей, – предложила Лиззи. – Кто знает, вдруг ее уже нашли, вдруг она цела и невредима?

Но Галина не нашлась, хотя спасательные службы не прекращали усилий. Макс Романов и еще один человек, имя которого пока не разглашалось, находились в Женеве, отвечали на вопросы полиции.

– Представители полиции подчеркивают, что никаких арестов произведено не было, – заявил репортер. Журналист стоял у подножия горы в Гштаде, вокруг сновали люди. – Сегодня полиция также не планирует арестов. Дети Макса Романова уже улетели домой в Соединенные Штаты, а их отец, как предполагается, отправится вслед за ними через день или два. Мы будем держать вас в курсе дальнейших событий. А сейчас – на связи наш лондонский корреспондент.

Энди приблизился к женщинам, пробравшись меж лестниц, оставленных ремонтными рабочими, протянул Рианон стакан; в программе новостей уже шел другой сюжет. Подобрав пульт дистанционного управления, Энди выключил телевизор.

– Лично я на стороне Рианон, – сказал он, бросив быстрый взгляд на Лиззи. – Не может быть, чтобы Макс хотел избавиться от Галины, тем более сейчас, когда у газетчиков еще чернила не высохли после того лондонского скандала. Полмира знает, для чего ему это нужно.

Лиззи глянула на Рианон и тихо спросила:

– Что ты собираешься делать?

Не зная, что ответить, та обвела комнату взглядом.

– Не знаю. То есть я хочу к нему, но как это будет выглядеть?

Лиззи и Энди переглянулись.

– Хочу быть честным, подруга, – сказал Энди, положив руку на плечо Рианон. – Если ты прилетишь сейчас к нему, это будет плохо выглядеть. Я ведь уже сказал, полмира знает о ваших отношениях. Мой тебе совет: останься здесь на пару дней. Если хочешь, свяжись с Максом по телефону, он тебе скажет, как лучше поступить.

Рианон кивнула:

– Ты прав. – Голос ее звучал глухо, она ощущала зияющую пустоту внутри. – Я знаю, он справится, найдет какое-то решение, но очень хочу быть рядом, пусть даже только для того, чтобы Макс знал: на этой Богом проклятой планете есть еще человек, который не верит, что он преступник.

Пальцы Сюзан Травнер неподвижно лежали на клавиатуре компьютера. Сама журналистка тупо глядела в окно гостиничного номера на снежные склоны гор, похожие на свешивающиеся с небес белые портьеры. Ей прежде не доводилось бывать в Швейцарии, а сейчас она начинала жалеть о том, что приехала. Пейзажи здесь великолепны, но ей не хотелось ими любоваться после того, как стали известны два факта.

Сюзан не сразу осознала смысл услышанного, настолько она была ошеломлена, однако почувствовала неладное. Факт первый: примерно в десяти милях от Гштада в глубоком ущелье обнаружено тело. Факт второй: Макс Романов и Рамон Коминский не позднее чем через два часа вылетят в Лос-Анджелес.

Минуты шли, на сердце у нее становилось все тяжелее. Итак, размышляла журналистка, что же больше тревожит ее: найденное тело или то, что Романов скорее всего вновь выйдет сухим из воды? Она не верила в это, точнее, не хотела верить – ведь если тело Галины нашли в ущелье, а совершивший убийство подонок в тот же день мчится в Америку, значит, все ее усилия напрасны.

Сюзан Травнер сжала виски руками, пытаясь осмыслить происходящее, а заодно разобраться в собственных чувствах. Бог свидетель, она сделала все возможное, чтобы предотвратить это убийство; она предала гласности связь Макса с Рианон, опубликовала фотографии, свидетельствующие о том, какому чудовищному насилию он подвергал Галину, она публично предупредила Романова, что в ее руках есть новые неопровержимые доказательства его виновности в убийстве Каролин. Вот здесь-то она и подставилась – представленное Морисом Реммиком доказательство основывалось лишь на слухах. Но ведь все отлично сходится, черт побери, все же так прекрасно сходится, и как только она раньше об этом не подумала! Если Реммик готов подтвердить под присягой то, что сообщил ей, значит, он твердо уверен. Итак, с этой стороны Сюзан нечего бояться. Но интуиция твердила ей, что здесь, в Гштаде, что-то не так.

Каким же наглецом должен быть Романов, если и сейчас надеется ускользнуть, – сейчас, когда он все еще в фокусе внимания прессы! Журналистка с отвращением взглянула на папки, в которых содержались подробности его жизни. Новое преступление абсурдно, ведь она сама только что выплеснула в прессу его причину, ясно дала понять Романову, что ему не отвертеться. И тем не менее этот человек поступил по-своему!

Травнер глянула на клавиатуру и постаралась собраться, обрести прежнюю уверенность в своей правоте. Но ничего не вышло. Это пакостное дело сбивало ее с толку.

Со стороны автостоянки донесся шум. Сюзан поднялась и подошла к окну.

Когда журналистка прибыла в Гштад, все отдельные домики были уже заняты, и она, как и опоздавшие к началу сезона туристы, поселилась в роскошном “Гран-шале”. Из окон отеля открывался едва ли не самый великолепный пейзаж в Швейцарии, а здешний ресторан считался одним из лучших в стране.

Сюзан увидела, что возле отеля телевизионщики устанавливают камеры. Судя по всему, здесь было сразу несколько съемочных групп. Скорее всего журналисты отреагировали на известие о найденном трупе и об отъезде Романова. Но необходимо убедиться. Если поступила какая-нибудь новая информация, нужно все разузнать, пока материал не отправлен в “Лос-Анджелес тайме”.

Только у выхода Сюзан осознала, что ее трясет. Стараясь не обращать внимания на нервную дрожь, подошла к репортеру Эн-би-си, которого встречала пару раз.

– Что происходит? – спросила она, стараясь перекрыть шум. Репортер, торопливо записывавший что-то в блокнот, поднял голову и ответил:

– Романов только что вышел из полицейского участка. Говорят, он возвращается в Лос-Анджелес.

До Сюзан не сразу дошло, что именно это она и ожидала услышать. Вздохнув с облегчением, журналистка задала следующий вопрос:

– А труп? Есть новости насчет трупа?

Репортер нахмурился, потом, вспомнив, о чем идет речь, сообщил Сюзан то, чего она, по-видимому, подсознательно боялась больше всего: найдено тело гражданки Бельгии, пропавшей накануне. У нее закружилась голова.

Услышав свое имя, Сюзан обернулась. Служащий отеля кричал, что ей звонят из Штатов.

Когда телефонный разговор с представителем авиакомпании, которого журналистка просила собрать информацию о людях, летевших определенными рейсами в день смерти Каролин, был закончен, Сюзан Травнер поняла, что ее расследование завершено. Обычно в таких случаях она испытывала душевный подъем, сейчас же невидящими глазами смотрела в разверзшуюся перед ней бездну ужаса. Наконец ноги подкосились, и Сюзан рухнула на колени. Кошмар, начавшийся в тот день, когда исчезла Галина, обернулся реальностью, непереносимой для журналистки.

В отношении Макса Романова она ошиблась.

Самолет романовского концерна обгонял время. Ночь преследовала его над Атлантикой, затем над Северной Америкой и наконец настигла перед посадкой на частном аэродроме к северу от Малибу. Несколько минут спустя Макс и Рамон вышли из самолета и сели в лимузин. Оба выглядели измученными, хотя в полете выспались, приняли душ и переоделись.

Еще находясь в воздухе, Макс поговорил по телефону с Улой и Эллисом. Инструкции были четкими и лаконичными. К моменту его приезда детей не должно быть дома, а Морис обязан быть там. Если Ула и Эллис заметят признаки сопротивления со стороны юриста, им известно, к кому обратиться.

Когда Макс и Рамон вошли в гостиную романовской усадьбы, по лицу Мориса невозможно было определить, пришлось ли его уговаривать явиться, тем более – заставлять. Реммик стоял спиной к камину, засунув большие пальцы в карманы спортивных брюк. На губах его играла нагловатая усмешка. Эллис и Ула сидели на диванах по обе стороны камина. Когда Рамон закрыл за собой дверь, они поднялись, но даже не попытались поздороваться. Комната наполнилась атмосферой угрозы, исходившей от Макса.

– Где она? – рявкнул Макс.

Он в упор уставился на Мориса. Лицо Романова было белым как мрамор, а глаза так же страшны, как сжатые кулаки. Брови Мориса взлетели вверх.

– Ты меня спрашиваешь? – фыркнул он. – Она была там с тобой, и ты…

– Где она? – оборвал его Макс. Он не сделал ни шага вперед, но голос прозвучал так, что Реммик невольно отшатнулся.

Ула молилась про себя, чтобы не случилось непоправимое; в ином случае ей придется всю оставшуюся жизнь стараться забыть об этом.

Первым нарушил молчание Эллис, явно ошеломленный происходящим:

– Бога ради, Морис, если тебе известно, где Галина, скажи.

И вновь брови Мориса взметнулись вверх.

– Ты не того спрашиваешь, Эллис, – выкрикнул он. – Если хочешь знать, где она, спроси вон того маньяка.

Он указал на Рамона. В тусклых глазах юриста сверкнул вызов, толстая верхняя губа задрожала от злобы.

Ула посмотрела на Рамона. Тот даже не вздрогнул. Его глаза были похожи на два блестящих камешка, руки спокойно скрещены на груди, резкая линия подбородка говорила о том, что этому человеку неведома жалость. Рамон не был так мощно сложен, как Макс, но твердое тренированное тело свидетельствовало, что он гораздо опаснее Макса и готов броситься на врага в любую секунду. Впрочем, Ула уже ни в чем не была уверена.

Сердце ее колотилось от страха. Едва ли можно было сомневаться в том, что в этой комнате сейчас произойдет нечто ужасное. Никто не двигался, но девушке казалось, что она стала свидетельницей некоего грозного ритуала. Она не знала, сознает ли Морис, какая опасность над ним нависла; раз здесь Рамон, значит, нить жизни Мориса очень скоро будет обрезана.

– Морис, – заговорил Макс, – ты должен понимать, что ты не уйдешь. Если ты надеялся натворить то, что ты натворил, и остаться безнаказанным, значит, ты безумец.

Морис, наклонив голову, буравил шефа бесцветными глазками.

– Макс, последние две недели я провел в Лос-Анджелесе, – вяло проговорил он. – Ну откуда же я могу знать, где она?

– Прекрати наконец! – заорал Макс. – Ты еще не понял, что все кончено? Ты отправишься в тюрьму. Поэтому говори, что ты с ней сделал!

Губы Мориса расплылись в улыбке, и, к полному изумлению Улы, Реммик похлопал в ладони.

– Браво, Макс, – сказал он. – Сыграно великолепно. Ты, пожалуй, убедил бы даже меня, если бы я не знал, какая ты на самом деле сволочь.

– Морис, я бы с наслаждением свернул тебе шею. – Макс говорил ровно, хотя ноздри расширились от гнева. – Поверь, именно это я и сделаю, если ты немедленно не скажешь, что ты – или негодяй, которого ты нанял, – с ней сделал.

В голосе Макса звучала такая ярость, что Ула едва могла дышать. Она совершенно не понимала, что происходит, кому верить и кто кого припер к стенке. Секретарша смотрела на своего шефа, и сердце ее сжималось. Ула никогда раньше не сомневалась в нем и сейчас ненавидела себя за недоверие, но она не могла найти объяснения присутствию Рамона в Гштаде во время исчезновения Галины.

Судя по всему, доверие Эллиса было поколеблено меньше. Замойский подошел к Максу и заговорил:

– Послушай, давай пока оставим все это. Она не первый раз исчезает, и вполне возможно, вернется.

– Не пори чушь, Эллис, – бросил Морис.

– Заткнись! – закричал Эллис. – Нам с тобой отлично известно, что она занималась мазохизмом много лет, и вся эта газетная чушь насчет того, что за этим стоит Макс, гроша ломаного не стоит. И знаешь, Морис, если окажется, что к этому каким-то боком причастен ты, то я сам тебя убью, и да поможет мне Бог.

Ула изумленно смотрела на любовника, а тот продолжал:

– То, что Галина делает с собой или делают нанятые ею люди…

– Не надо, Эллис, – перебил его Макс.

– Нет! Дай мне закончить. – Эллис не отводил взгляда от Мориса. – Если ты собираешься взвалить на Макса убийство, которого он не совершал, а дело, по-моему, идет к тому, или если ты прячешь где-то избитую до полусмерти Галину…

– Я был здесь, в Лос-Анджелесе! – прокричал ему в лицо Морис. – Господи, мы же с тобой виделись чуть не каждый день!

– Морис, ты разговаривал с ней по телефону, – напомнила Ула. Сердце ее забилось еще быстрее. – Ты звонил ей из этого дома. Я сама слышала.

Морис побледнел, но не сдался.

– Ну да, – крикнул он. – Я говорил с ней и слышал, до какой степени она боится. Он сказал ей, что все кончено. Сказал, что она ему больше не нужна, что он вычеркивает ее из своей жизни. А после этого я слышу, что ведутся поиски тела. Скажи, что я должен был подумать? Ага, я полетел туда и столкнул ее к чертям с горы? Так, по-твоему?

– Морис, вы о чем-то договорились, – вмешалась Ула, чувствуя, что теряет почву под ногами. – Ты говорил ей: “Да, я все сделаю, билет не проблема, но ведь тебя узнают…”

Она отчаянно старалась вспомнить, что еще слышала, но ярость Мориса мешала сосредоточиться.

– Я обещал, что помогу ей выбраться оттуда, – орал Морис. – Она знала, что этот тип, – юрист пальцем указал на Рамона, – летит туда, и хотела убежать, пока он не явился.

Макс повернулся к Рамону, что-то тихо сказал ему, и тот вышел из комнаты. Морис кинул быстрый взгляд на закрывшуюся дверь.

– Куда он пошел?

– Звонить в полицию, – ответил Макс, принимая из рук Эллиса стакан виски.

– Это еще зачем?

Макс пристально смотрел ему в глаза:

– Морис, возможно, ты спрятал ее где-нибудь. Или в тебе еще что-то осталось от человека и ты поместил Галину в больницу, после того как нанес ей увечья. Я искренне надеюсь на второй вариант, поскольку если это не так, если она мертва, ты, можешь не сомневаться, отправишься за решетку за это убийство. И за убийство мемфисского фотографа.

– Что? – прошипел Морис. – Да не был я в Мемфисе, когда этого фотографа…

– Морис, все организовал ты. У нас есть доказательства, и Рамон представит их полиции. Твоей подруге Сюзан Травнер тоже пришел конец, она не найдет работу ни здесь, ни в другом месте. В Нью-Йорке Курт Ковар готов призвать ее к ответу. Так что на твоем месте я бы прямо сейчас рассказал о том, где Галина.

– Да не знаю я, где она! – завопил Морис. – Она сама позвонила мне, но сказала только, что Рамон прилетает и что она хочет убраться оттуда прежде, чем что-нибудь случится. Она сказала, что ты дико зол на нее, что никогда так на нее не злился, и она боится. – Он повернулся к Уле и Эллису: – Вот что она сказала! Что боится его! Да, Галина и раньше не раз так говорила, но так же говорила и Каролин, и где она теперь? Насчет того, как она погибла, у нас есть только его утверждение.

– Бог с тобой, Морис, – ахнула Ула, – неужели Макс стал бы лгать?

– Он на что угодно способен, лишь бы спасти свою шкуру! – взорвался Морис. – Он и сейчас лжет, только вы этого не видите. Говорю вам, Галина испугалась, испугалась как никогда и попросила меня о помощи. Я пообещал прислать человека, но когда он туда добрался, там уже вовсю разыскивали тело. Это правда! Клянусь тебе, Эллис, чистая правда. – Морис повернулся к Романову, и в глазах его сверкала ярость. – И нечего думать засадить меня за какое-то гребаное убийство, потому что если кто-то из нас и убийца…

Ула ахнула, когда Макс в мгновение ока пересек комнату, схватил Мориса за шиворот и швырнул на стену с такой силой, что из носа у того хлынула кровь.

– Грязный сукин сын, я прикончил бы тебя на месте, если бы был хоть один шанс из тысячи, что мне не пришлось бы отвечать, – прорычал Макс. – Ты знал? – Он встряхнул противника так, что кровотечение сразу усилилось. – Отвечай, ты знал про Галину? Если да, тебе не дожить до…

– Отпусти его, Макс, – вмешался Эллис. – Не стоит. Пусть им займется полиция.

Хватка Макса не ослабевала. Ярость захлестнула его так, что даже боль отступила. Морис с трудом глотал воздух. Макс смотрел ему в глаза. Этот человек был доверенным лицом Романова, его юристом и другом, – и все, что он знал, он использовал для того, чтобы отравить жизнь ему и Галине. Морису не нужны были деньги, он в них не нуждался. Он мстил за то, что Каролин не полюбила его. Этот ненормальный, этот патологический негодяй заслуживал смерти.

– Макс, – негромко сказал Эллис.

Наконец Романов отпустил Мориса, и Эллис силой усадил его на стул. Макс взъерошил волосы.

– Какая чудовищная правда, – простонал он. – Сколько раз Каролин предупреждала меня, говорила: “Макс, когда-нибудь ты убедишься в том, как опасна эта женщина”. Ула, ты это слышала. Да все мы слышали, но никто не прислушался. И я в том числе. И вот к чему это привело. Марина, которой семь лет, берет пистолет и стреляет матери в голову. – Он закрыл глаза, в ужасе от того, что пришлось произнести. – Но дочка этого не делала, – добавил он чуть слышно. – Это Галина.

– Галина? – тоже шепотом повторила Ула. Она сжала ладонями голову. – Но мы думали… Все это время мы думали…

– Что это сделала Марина, – закончил за нее Макс. – Я знаю.

Такой горечи Ула никогда не видела в его взгляде.

– Как ты узнал? – помолчав, осмелилась спросить Ула. Макс посмотрел на нее:

– Мне сказала Марина. Четыре дня назад, накануне исчезновения Галины.

Ула не сразу нашлась, что сказать.

– Рамон… Зачем он приезжал?

– Чтобы увезти Галину, – объяснил Макс. – Я велел ему забрать Галину, потому что не мог позволить ей общаться с дочерью.

– Что он должен был сделать?

– Привезти ее сюда, в Лос-Анджелес, и отправить на принудительное лечение. Это давно пора было сделать.

Ула переглянулась с Эллисом и спросила:

– Как получилось, что Марина тебе рассказала? И почему она раньше молчала?

– Черт побери, да потому, что я не давал ей возможности говорить, – признался Макс. – Я вошел, увидел тело, нашел пистолет… Я представления не имел, что Галина была там, – как и все, считал, что она была здесь, в Лос-Анджелесе. Только Марина ее видела. А поскольку пистолет я нашел у Марины, а за несколько часов до этого я слышал, как они ссорились с Каролин… – Он помолчал, сглотнул, затем заставил себя продолжать. – Знаете, что заставило девочку раскрыть тайну, которую Галина приказала ей хранить? – Лицо его исказилось. – Она заговорила потому, что боялась, что Галина сделает с Рианон то же, что и с Каролин. А у бедняжки Марины все смешалось в голове, она решила, что ее опять обвинят, как и тогда… Боже мой!.. – Макс застонал. – Ну почему я был таким глупцом? Она же ребенок, в конце концов, не могла она этого сделать!

– Ш-ш-ш.

Ула дотронулась до его руки.

– Я попросил Рамона убрать Галину от нас, – снова заговорил Макс. – Мне и правда хотелось убить ее, задушить…

Галина вышла из дома часа через два после приезда Рамона. Одна из горничных видела, как она уходит в лыжном костюме. Потом кто-то видел, как она звонит по телефону. Наверное, говорила с Морисом. Не знаю, как воспринимал это Морис: как способ обвинить меня в убийстве или он спрятал ее. Увы, это придется выяснять полиции.

Ула вздохнула и посмотрела на Эллиса. Замойский тупо уставился в ковер. На многие вопросы не было ответов, но никто не знал, с чего начать.

Вдруг Макс схватился за голову.

– Господи, – пробормотал он, – Рианон… Надо с ней связаться и рассказать, что случилось, пока не обвинили ее.

Он замолчал, и от его взгляда Уле вдруг стало холодно.

– Что такое? – проговорила она. – Макс, почему ты на меня так смотришь?

– Рианон, – повторил Макс, обращаясь скорее к самому себе. – Господи Иисусе, Рианон.

Он выхватил из кармана рубашки Эллиса телефон и принялся набирать лондонский номер.

Только через полчаса ему удалось узнать номер телефона в Перлатонге. К тому времени лицо Макса было белее мела. Он очень старался подавить страшную мысль: уже поздно.

 

Глава 28

Только луч фонаря освещал тропинку, петлявшую среди зарослей. Крики зверей заглушали шаги, но Рианон слышала собственное дыхание. Из-за деревьев доносились голоса охранников, собравшихся к ужину возле костра. На непроглядно-черном небе мерцали звезды, а из тьмы леса за людьми наблюдали чьи-то яркие внимательные глаза.

Рианон негромко ойкнула, когда что-то прошелестело, едва не задев ее лица. Элмор мягко успокоил женщину, засмеялся и пошел дальше, к ее коттеджу. Рианон старалась не отставать. Она позже, чем обычно, шла спать. Вечером куда-то подевалась винтовка одного из егерей, и Энди распорядился провести поиски во всех коттеджах, прежде чем их обитатели отойдут ко сну. Пропажа не была обнаружена, и теперь Элмор провожал Рианон в дом.

На крыльце Рианон пожелала ему спокойной ночи.

– Запритесь, пожалуйста, как следует, мэм, – сказал Элмор. – Мы не хотим, чтобы вас тут скушали львы.

– Спасибо за приятную перспективу, – ласково отозвалась Рианон.

Элмор засмеялся и растворился в ночи, а она проводила взглядом удалявшееся световое пятно.

Когда Рианон открыла дверь коттеджа, на нее волной накатила усталость. Войдя, она бросила взгляд в сторону кровати, вокруг которой мягкими складками ниспадала сетка от комаров. На ночном столике стоял графин, рядом – стакан. Здесь же примостилась стопка привезенных из Лондона книг, ни одну из них Рианон так и не раскрыла.

Она провела рукой по спинке кресла, на котором валялась груда одежды, прошла к изножью кровати, присела. Вентилятор над ее головой жужжал, и в потоке воздуха медленно шевелились страницы брошенного журнала.

Рианон опустила голову и принялась массировать ладонями виски. В воздухе витали экзотические запахи. Внезапно ее так сильно потянуло к Максу, как будто он был сейчас здесь, в этой комнате. Какое было бы счастье, если бы он действительно оказался здесь, потому что Рианон с ума сходила от мысли о том, как ему сейчас плохо, а она ничем не может помочь.

Опомнившись, она прислушалась к доносившимся из-за окна звукам. Вдруг показалось, что она окружена облаком тишины, тогда как за стенами коттеджа не умолкает вой зверей, и темнота леса напоена стрекотом насекомых и шуршанием змей.

Запах трав, казалось, усилился. Рианон взглянула на платяной шкаф. Засохшие темные розы в глиняной вазе, обдуваемые вентилятором, покачивали головками. Почему-то Рианон почувствовала легкую тревогу.

Беспокоило исчезновение ружья. Она не прочь была бы знать, где оно находится в данную минуту.

Рианон взглянула в зеркало, и душа мгновенно ушла в пятки. Она обернулась и застыла от ужаса: кто-то перекинул веревку через оконную балку.

– Боже! – Рианон отшатнулась. – Что это? – Голова пошла кругом. Угроза, дурное предзнаменование. Кто это сделал? Чья больная голова замыслила укрепить на потолке ее спальни петлю?

Внезапно кто-то тронул Рианон за плечо. Она сжалась от страха. А когда разглядела возникшую рядом женщину, то зажала рот кулаком, чтобы не закричать.

– Галина? – почти беззвучно выдохнула она.

– А ты думала кто? – отозвалась Галина, стягивая с головы парик. Волосы под париком лежали как прилизанные.

Рианон попыталась вздохнуть. Тысячи мыслей одновременно пронеслись в ее мозгу, но одна вынырнула из потока, и ноги Рианон подкосились. Ружье. У Галины ружье. Правда, пока его нигде не видно.

Рианон заставила себя сделать вдох. Надо бежать, но она в шоке, едва держится на ногах.

– Что ты здесь делаешь? – наконец сумела произнести Рианон.

Галина засмеялась:

– Удивительно идиотский вопрос!

Рианон смотрела на нее не отрываясь.

– Как ты сюда попала?

– На самолете, – ответила Галина. – А как же еще? Естественно, никто не догадался, кто я такая, даже когда я регистрировалась.

Рианон бросила взгляд на парик, и в ней закипела ярость.

– Ты что, не знаешь, что все тебя разыскивают? – крикнула она дрожащим голосом. – Господи, Галина, ведь все считают, что Макс…

– Что Макс? – холодно бросила Галина. – Что он меня убил?

Губы ее тронула злобная ухмылка.

Сердце Рианон все еще колотилось как бешеное, а лицо отражало растерянность.

– Что случилось? – выдавила она. – Зачем ты приехала?

Галина подняла тонкие брови.

– Я полагаю, ты уже сама во всем разобралась, – сказала она и указала взглядом на петлю. Сердце Рианон опять сжалось. – Удрученная изменой своего любовника Макса Романова, – патетически произнесла Галина, – Рианон Эдвардс свела счеты с жизнью.

Рианон не могла отвести от нее взгляда. Никто не знает, что Галина здесь, не знает, что она вообще жива, так что ей не составит труда убить соперницу и покинуть Перлатонгу. И никто на свете даже не заподозрит, что она побывала здесь.

– Друзья говорят, – тем временем продолжала Галина, – что мужчины уже дважды бросали Рианон, и бедняга почувствовала, что не в силах противостоять ударам судьбы…

– Тебе не удастся меня заставить, – шепотом возразила Рианон.

Галина отвернулась.

– Опомнись, Галина! – прокричала Рианон. – Когда ты вдруг восстанешь из мертвых, Макс будет обо всем знать, он поймет…

Рианон провела дрожащими руками по волосам. Нужно бежать к двери. Бежать…

– В свое время, – вкрадчиво заговорила Галина, – я могла заставить тебя делать все что угодно. Помнишь? Я могла заставить тебя смеяться или плакать, чувствовать то или другое…

– Галина, я была ребенком. Теперь все изменилось.

Галина улыбнулась:

– Ты в этом уверена? Вот Марина – ребенок.

Сердце Рианон замерло.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала она, чувствуя, как мертвеет лицо.

Галина по-прежнему глядела в сторону стеклянными глазами.

– Марина была еще моложе и податливее тебя, – тихо проговорила она. – И умела хранить тайны.

– Боже, – вырвалось у Рианон, – наверное, я сплю. Пожалуйста, скажи, что это сон.

Галина рассмеялась:

– Правда, было бы хорошо, если бы мы в любой момент могли открыть глаза и сказать себе, что все было во сне?

– Что ты сделала с Мариной? – повысила голос Рианон. – Ты ее заставила что-то сделать? Что?

Все еще улыбаясь, Галина подошла к зеркалу. Рианон взглянула на дверь. Теперь путь был свободен, но обе женщины знали, что Рианон никуда не убежит, пока Галина не объяснит ей смысл своих слов.

– Хорошо, что есть на свете лучшие подруги, – заметила незваная гостья и взяла в руки расческу Рианон.

– Что ты сделала с Мариной? – крикнула Рианон.

– Особенно если лучшая подруга живет в подобном месте, – продолжала Галина, проводя расческой по волосам.

– Галина! Положи эту чертову расческу на место и объяснись, – потребовала Рианон.

Галина подмигнула ее отражению в зеркале, потом повернулась к ней, скрестила руки на груди и произнесла:

– Говорят, это она убила мать.

– Что?

– То, что я сказала. Люди считают, что это сделала она.

Рианон побелела. Несколько минут женщины молча стояли друг против друга. О, это многое объяснило. Почему Макс никогда не говорил о смерти жены; почему с него были сняты обвинения; почему он позволял Морису творить то, что тот творит. Голова Рианон кружилась, тем не менее она вдруг ясно поняла, что случилось на самом деле.

– Но девочка не убивала, да? – шепотом спросила Рианон. – Убила ты?

Галина широко раскрыла глаза, и Рианон стало нехорошо. Ее догадка, несомненно, верна, но столь ужасна, что она сама не могла заставить себя поверить в нее до конца. Невозможно вообразить себе тот страх, угрызения совести, горечь страданий, через которые прошли Макс и его дочь из-за способности этой женщины манипулировать людьми и любой ценой добиваться своего…

– Но как? – выдохнула Рианон. – Я думала, ты была в Лос-Анджелесе, когда это произошло…

– И была, – ответила Галина, – и не была. То есть утром-то я была в Лос-Анджелесе, а потом вдруг решила слетать в Нью-Йорк, устроить Максу сюрприз. Я время от времени появлялась у них без предупреждения. – Она улыбнулась. – Каролин терпеть этого не могла. Короче говоря, около семи я была в Нью-Йорке. Никто не слышал, как я вошла, да и не мудрено – они ссорились. Да, шуму там хватало. И мать, и дочь – обе орали так, будто были готовы разорвать друг друга. Я никогда ничего подобного не слышала. Трудно поверить, что семилетняя девочка способна так рьяно защищать свои интересы, но, в конце концов, она дочь Макса и отстаивала человека, которого любила, – то есть меня, Макс пытался прекратить перепалку, но Каролин не унималась. Она кричала, что Марина не должна со мной общаться, что мне запретят приходить к ним, что я эгоистка, сумасшедшая сука и Максу придется выбирать между ею, то есть Каролин, и мной… Она была в истерике. Марина тоже. Она крикнула матери, что ненавидит ее, что мать лишает ее всего, что она любит, что она останется со мной… Она даже ударила мать и вслух пожелала ей смерти. Макс уволок девчонку в ванную, попытался утихомирить. Да, обе были хороши. Я хотела вмешаться, но понимала, что будет только хуже. Тогда я тихо прошла к себе и стала дожидаться, пока буря уляжется.

Дело оказалось серьезнее, чем я предполагала. Я давно знала, что Каролин меня ненавидит, ревнует ко мне, но не думала, что она заявит об этом, тем более поставит Макса перед выбором – я или она, да еще Марина так разволновалась… Кстати, я отдавала себе отчет в том, что Макс, вероятно, встанет на сторону жены. Не важно, что он ощущал ответственность за меня. Марина – его дочь, а Каролин – мать Марины. Несомненно, дети всегда для него на первом месте, что бы ни чувствовали при этом остальные. Но сложность заключалась в том, что мне было некуда деваться. Я жила Максом и Мариной. Они составляли мою семью. Макс женился бы на мне, если бы не явилась Каролин и не заставила его обрюхатить ее. Он женился бы на мне, а Марина была бы моей дочерью. Так что у меня были все права на них. Они не принадлежали Каролин. Она украла их у меня и теперь старалась заставить Макса избавиться от меня. Мне нужно было защищаться, бороться за свою собственность, а для этого – избавиться от нее. Иначе Каролин победила бы и оставила бы меня ни с чем. Так что у меня не было выбора. В общем, часа через два Макс уехал. Я дождалась, пока Каролин заснет, прошла в ее комнату, достала из шкафчика пистолет и прострелила ей голову.

Рассказ Галины буквально парализовал Рианон. Галина говорила сухо, в ее голосе не было ни тени сомнения в том, что она поступила правильно.

– А Марина?.. – выговорила Рианон. – Каким образом ты… – Она умолкла, чувствуя, что не может найти слов.

Галина пожала плечами:

– Это было нетрудно. Я принесла пистолет в комнату Марины и вложила ей, спящей, в руку. К сожалению, она проснулась. Но не совсем; ссора вымотала ее. Я поговорила с ней, все ей объяснила. Сказала, что видела, что она застрелила мать, что Каролин этого заслуживала и что все теперь будет в порядке. Я объяснила, что ее не посадят в тюрьму, потому что она слишком маленькая, а папа и я будем ее по-прежнему любить и жизнь пойдет как раньше. Я сказала Марине, что я не в Нью-Йорке, а в Лос-Анджелесе, но, как добрый ангел, пришла к ней во сне, потому что узнала о ее поступке и явилась утешить ее, сказать, что все будет хорошо. Потом я попросила Марину пообещать, что она никому не скажет о том, что я говорила с ней во сне, это должно остаться между нами, стать нашей тайной. И девчонка никому ничего не сказала, а может быть, даже ничего не вспомнила, настолько сонной она была тогда. Кто знает? Мне известно только то, что Макс, возвратившись, увидел труп Каролин, нашел в спальне Марины пистолет и совершил неимоверную глупость: стер с пистолета отпечатки пальцев Марины и оставил на нем свои собственные. А потом вызвал полицию.

Сердце Рианон сжалось при мысли об отчаянии и ужасе Макса, когда он старался защитить дочь и взять подозрение на себя.

– А как же ты? – спросила она. – По-моему, документы подтверждали, что ты была в Лос-Анджелесе.

– Правильно. Я там и была. Вернулась первым же рейсом, улетела в Венецию и там в ночном клубе нашла пару ребят, чьи вкусы совпадали с моими. В два часа ночи меня отвезли в больницу, наложили двадцать три шва, и никому не пришло в голову выяснять, во сколько я появилась в ночном клубе. Один человек догадался допросить консьержку в моем доме, он утверждает, что сделал это. Наверное, ему только так кажется.

Рианон сжала рукой лоб. Она не знала, что сказать, – настолько безумной, трагической и непоправимой была услышанная ею история. Думать она могла только о страданиях, выпавших на долю Макса. Наконец она смогла выговорить:

– Почему же с Макса сняли обвинения?

– А потому, что я отправилась к судье Замохову, – ответила Галина, – и рассказала ему, что на самом деле Каролин застрелила Марина. Этот судья оказался старым другом деда Макса. Я знала, что он мне поверит и поймет, почему Макс взял на себя вину. Судья поговорил с влиятельными людьми, и обвинения, – Галина щелкнула пальцами, – можно сказать, испарились. – Она расхохоталась. – Когда Макс узнал, он пришел в ярость. Он не желал, чтобы хоть кто-нибудь узнал про Марину, даже судья. Но я убедила его, что если бы я не поговорила с судьей, он оказался бы в тюрьме или того хуже, и что бы он тогда мог сделать для Марины? В итоге все получилось прекрасно.

Рианон была настолько ошарашена словами Галины, что их смысл попросту не укладывался в голове. Голос Галины звучал по-прежнему ровно. Ни сожаления, ни чувства вины, только голая констатация фактов, удовлетворение тем, что она добилась того, чего хотела, причем все прошло так гладко, как если бы было предопределено свыше.

– Как же Макс узнал правду? – помолчав, спросила Рианон. Галина наклонила голову.

– А ты как думаешь? Ему рассказала Марина. Она, наверное, все-таки запомнила наш ночной разговор. И она сдержала свое обещание никому ничего не рассказывать. Она даже со мной никогда на эту тему не заговаривала. Правда, здорово? Я ею даже восхищаюсь. Но знаешь, дети лучше взрослых умеют хранить тайны, если их правильно проинструктировать. – В ее глазах мелькнули шутливые искры. – Тебя-то я всегда могла заставить помалкивать, – добавила она.

Впервые за долгие годы Рианон испытала гипнотическое влияние Галины, знакомое с детства. Но сейчас оно не должно сработать. Обе они выросли, а всего несколько месяцев назад Галина сумела затащить ее в ванну – так, как если бы ей по-прежнему было тринадцать лет.

Галина улыбнулась:

– Наверное, тебе хочется узнать, что заставило Марину нарушить молчание? Меня на твоем месте это бы очень интересовало. – Она опять засмеялась, глаза ее сузились. – Девчонка заговорила именно из-за тебя, потому что боялась, что ты займешь мое место в жизни ее отца! – Галина хихикнула и тряхнула головой, будто удивляясь, какой же прекрасный выход из трудной ситуации она нашла. – Эти маленькие мозги много чего сообразили, например, то, что не она убила мамочку. Что Каролин убила я, потому что была у них в ту ночь, и ради меня она молчала. Она умненькая, догадливая. Вот только не знала, что делать со своими догадками. Так что Марина, как, наверное, любой ребенок на ее месте, решила, что ничего не произошло, что все исчезнет, как сон, если она не станет об этом думать. Когда появилась ты, она испугалась. Она подумала, что если ее папа выберет тебя, а не меня, я сделаю с тобой то же самое, что и с ее мамочкой и опять взвалю вину на нее.

Господи, думала Рианон, сколько же страданий и страха принесла Галина бедной девочке.

Она медленно повернула голову и посмотрела на чудовище в образе красавицы. Рианон молчала, не было на свете таких слов, которые могли бы выразить то, что творилось у нее в душе. Она всегда знала, что Галина способна на что угодно, дабы получить желаемое, но оказалось, что способна даже сотворить вот такое с невинным ребенком – доверчивым, так сильно привязанным к ней, с ребенком, которого она тоже якобы любила…

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Галина. Рианон молчала.

– Думаешь, что меня следует заставить сознаться. Макс тоже хочет, чтобы я созналась и приняла помощь. Но со мной он не останется. Так он сказал. Между нами, мол, все кончено, и он не желает меня больше видеть. – Она сглотнула и издала короткий смешок. – Наверное, надеется освободить место для тебя.

Улыбаясь, она прошла в другой конец комнаты. Теперь ее лицо было всего в нескольких дюймах от лица Рианон.

– Но этого не случится, – торжествующе заявила она. Взгляд Рианон упал на парик, по-прежнему валявшийся на полу. Она подумала об исчезнувшем ружье, и ее опять пронзил страх. А при виде улыбки Галины она похолодела.

Женщины продолжали смотреть друг на друга. В глазах Галины читался вызов, и Рианон решила его принять.

– Нет, ты не больна, – шепотом проговорила она. – Все, что ты мне рассказывала – что тебя пугала бабушка, что ты приняла на себя вину и хочешь страдать, как страдала она, – только предлог, так ведь? Ты делаешь то, что делаешь, потому что тебе это нравится.

Улыбка Галины сделалась шире. Рианон с отвращением смотрела на нее.

– И еще Морис, – добавила она. – Он находит для тебя людей.

Брови Галины поднялись, губы скривились. Она промолчала, но слова были не нужны – Рианон и так знала, что это правда.

– Ты не больна, – повторила Рианон. – Во всяком случае, не в том смысле, в каком пытаешься убедить окружающих. Ты хуже. Гораздо хуже. – Она презрительно поджала губы. – Я никогда бы не поверила, что Макса можно обмануть, однако тебе это удалось. Я права? Ох, как ты постаралась! Представила себя жертвой, потому что знала: это самый надежный способ заполучить его. Ты знала, насколько Максу небезразлично то, что произошло с его семьей, с твоей семьей, со всеми, кто пострадал в те ужасные годы, и их потомками, на которых тот ад тоже наложил отпечаток. Ты знала это и воспользовалась его состраданием. – Рианон закрыла глаза. – И что же ты сделала с его дочерью… – прошептала она. – Твоя жестокость, твой эгоизм… – Она перевела дыхание. – Благодарю Бога, что они наконец перестали тебя так высоко ценить. Но ничто уже не загладит вред, который ты причинила Марине.

Галина захихикала. От отвращения слова застряли у Рианон в горле.

– Где ружье? – выпалила она.

Галина, казалось, удивилась, потом задумалась.

– Оно где-то здесь, – настаивала Рианон. Лицо Галины вдруг просияло.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

– Это единственное средство заставить меня надеть петлю на шею.

Галина наморщила нос, словно раздумывая над следующим ходом.

– Знаешь, я сказала неправду насчет веревки, – проговорила она. – Заставила тебя подумать, что веревка для тебя. Нет. Она для меня.

Глаза Рианон расширились. Она поняла, что замыслила Галина. Она вдруг теперь до странности легко читала в душе школьной подруги, хотя раньше ей никогда это не удавалось. Все решено. Рианон видела, как прост этот план, как если бы Галина сама все ей объяснила: она убьет и ее, и себя.

Рианон открыла было рог, но ничего не сказала. Галина уже шарила где-то в углу, не отводя взгляда от лица Рианон.

Когда Галина вытащила ружье, глаза ее смеялись. Дуло было направлено в потолок, ее палец лежал на предохранителе.

Глаза Рианон застлала паника. Галина приближалась, оттесняя ее от двери.

– Знаешь, я не была уверена, что сделаю это, – говорила Галина с легким удивлением в голосе. – Когда я утащила ружье, то еще не знала, воспользуюсь ли им.

Рианон увидела отверстие, устремленное ей в лицо. Оно находилось всего в трех футах, промахнуться Галина не могла, а путь к двери был отрезан. Перед глазами Рианон поплыли цветные пятна. Она попыталась заговорить, но голос ей не повиновался. Перед глазами пронеслись страшные картины. Мертвая Каролин. Марина с пистолетом. Галина нашептывает ей что-то. Макс берет пистолет. Галина спускает курок. Пульс отдавался у Рианон в ушах. Она прижалась к стене. Деваться некуда.

Галина перевела взгляд на ствол ружья, и Рианон, не думая, прыгнула на нее. Галина вскрикнула, от неожиданности палец нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Рианон отлетела к стене, а Галину отдача швырнула на стул. Ружье полетело на пол.

Шли минуты. Неумолчный ночной шум за окнами не стихал.

Галина слышала сейчас только биение собственного сердца. Она с трудом поднялась на ноги, доковыляла до кровати. Сначала она не поняла, почему виден лес, потом разобралась: в стене появилась дыра размером с кулак. Тогда Галина взглянула вниз, на Рианон.

Соперница лежала на полу, раскинув руки; ночной столик опрокинулся на нее, кругом валялись книги и осколки стакана. На стене чернело кровавое пятно.

Галина опустилась на колени около тела, отодвинула столик, откинула с лица Рианон волосы, потрогала ее горло, желая нащупать пульс, подержала запястье, и только после этого поднялась, заметив, что стоит в луже крови.

Откуда-то издалека донесся телефонный звонок, сразу же утонувший в шумах леса. Вой гиен терзал сердце Галины. Она посмотрела на безжизненное тело, подняла голову и осмотрелась, словно ожидая обнаружить врага, затаившегося в темноте. С легкой улыбкой она прошла к двери, протянула руку и повернула ключ.

Лиззи с трудом осмысливала ночные события. Ее бросало в дрожь при мысли о том, сколько времени Рианон могла бы пролежать на полу, не позвони так вовремя Макс. Выстрел не привлек бы здесь внимания – стрелять мог и браконьер, и служитель заповедника, чтобы отпугнуть зверя. Разумеется, никто бы не подумал о Рианон, ведь никто не догадывался, что в лагере Галина. Да если бы они и знали о Галине, им бы в голову не пришло, что стреляют в человека.

Энди, еще не отключив телефон после разговора с Максом, уже громко звал Дуга. Братья велели Лиззи оставаться на месте, а сами побежали к Рианон и нашли женщину в луже крови; над ее кроватью болталась петля. Оказалось, к счастью, что стена забрызгана вовсе не кровью; на нее попало содержимое графина. Обнаружив у Рианон слабый пульс, Энди поспешно отнес ее в их коттедж, под опеку Лиззи, а Дуг и Элмор бросились на поиски Галины. К этому времени проснулись туристы. Некоторые смельчаки выбежали из своих коттеджей, чтобы узнать, из-за чего кутерьма. Пока один из егерей пытался их успокоить, Энди промывал полученную при падении рану на голове Рианон и накладывал швы, а Лиззи пыталась унять кровотечение. Произошло настоящее чудо: пуля только царапнула плечо женщины, а сознание она потеряла, ударившись головой о край кровати. Если бы выстрел попал в цель, у Рианон не было бы ни единого шанса выжить: егеря использовали пули, способные свалить слона.

Еще до рассвета Дуг и Элмор нашли Галину и принесли ее тело в лагерь. Никто так и не узнал, хотела ли она убежать или же предприняла попытку изощренного самоубийства.

Ясно было одно: хищные звери ее не тронули. Последнее обвинение Галине предъявила змея.

Сейчас Лиззи сидела возле Рианон. Раненая спала. Одному Богу было известно, какой кошмар предшествовал этому выстрелу, поэтому Лиззи испытала колоссальное облегчение, узнав, что Макс уже вылетел в Южную Африку. Наверное, только ему сейчас под силу все уладить.

Услышав шум мотора, Лиззи на цыпочках вышла из комнаты, чтобы посмотреть, кто приехал.

– Как она? – спросил Энди, выбираясь из джипа. Его небритое лицо выглядело измученным.

– По-моему, ничего, – ответила Лиззи. – Заходи, выпей что-нибудь.

– А ты как?

Он обнял ее, и они вместе вошли в дом.

– Со мной все в порядке, – улыбнулась Лиззи. – Не волнуйся за меня.

– Обязательно буду, – нежно откликнулся Энди. Лиззи улыбнулась.

– Что же теперь будет? – прошептала она.

Некоторое время Энди задумчиво глядел в пространство, потом медленно покачал головой:

– Не знаю. Может быть, из-за этой истории сюда устремится столько любопытных, что мы не сможем всех принять. Этот сорт людей выводит меня из себя.

Лиззи подняла голову, заглянула ему в глаза:

– Где сейчас Галина?

– В коттедже Рианон. У дверей стоит охранник, чтобы не пускать наглецов, которым непременно надо сделать фотографию для семейного альбома.

Лиззи погладила его по щеке. Глаза их встретились, и Энди принужденно улыбнулся.

– Прости. – Он коснулся лбом ее лба. – Да, злиться бесполезно.

– Ты еще раз говорил с Максом?

Энди кивнул.

– Макс скоро будет здесь.

Рианон смотрела на Макса, ласкала взглядом каждую черточку его лица, каждую морщинку. Он был близко-близко. Густые черные ресницы. Взгляд темных проницательных глаз устремлен на нее. Нахмуренные брови, бледные губы, заросший щетиной подбородок – все отражало горе и страх. Но он улыбался. Рианон попыталась улыбнуться в ответ и проговорила:

– Мне обещали, что ты будешь здесь, когда я проснусь.

– И ты поверила? – шепотом отозвался он.

– Не знаю. По-моему, я пришла в себя всего на пару минут.

– Точно, – подтвердил он и посмотрел на нее с тревогой. – Как ты себя чувствуешь?

Она ответила не сразу.

– Кажется, ничего. Болит голова, плечо онемело, но в целом – нормально. – Помолчав, она добавила: – Галина рассказала мне про Марину.

Кадык Макса дрогнул.

– С ней все будет в порядке, – сказал он. – Придется потрудиться, но в конце концов она оправится. – Он закрыл глаза и некоторое время молчал. – Я не хотел верить, что дочка это сделала, но улики… Когда я вернулся домой… и увидел пистолет… Я слышал, как они ссорились с Каролин, и все-таки отказывался верить. Мы никогда об этом не разговаривали. Я только сказал Марине, что все обойдется, а потом сделал то, что мне тогда казалось единственно возможным. – Он вздохнул и покачал головой. – В такой ситуации легко допустить ошибку. Это же шок… Логика отказывает. Она ведь маленькая… Она не должна была пройти через такое. И вот я принял решение, а когда во всем разобрался… было поздно. – Он невесело усмехнулся. – Понимаю, что поступил неправильно, но я не знал, что делать. Я до смерти боялся, что у Марины было помутнение рассудка и что оно может повториться. Не хотел, чтобы кто-нибудь узнал. Марина не должна была страдать. – Лицо его потемнело от гнева. – Каролин пыталась предупредить меня, а я…

– Ш-ш-ш. – Рианон приложила палец к губам. – Не стоит обвинять себя, все равно ничего не изменить. Нужно думать о будущем, найти какой-то щадящий способ помочь Марине оправиться. Дочь любит тебя, и твоя любовь ей поможет. – Помолчав, она спросила: – Как она отнесется к тому, что случилось с Галиной?

Макс понурил голову.

– Не знаю. В последнее время они отнюдь не были близки, но как Марина воспримет ее смерть, предсказать невозможно.

Макс долго смотрел в глаза Рианон, словно в них мог почерпнуть ответы на терзавшие его вопросы. А думал он о том, что никогда прежде – с тех пор как стал взрослым – он не испытывал такой необходимости поделиться собой с другим человеком, не нуждался так остро в доверии и любви.

– Ты знал, что она использовала бабушкины страдания для того, чтобы заставить тебя жалеть ее? – спросила Рианон.

– Знал, – кивнул он. – Но знаешь, с этой ложью мы все жили так долго, что она начала восприниматься как правда. В мире много людей, которые получают удовольствие от страданий, поэтому я считал своей задачей не допустить, чтобы это зашло слишком далеко. Раза два Галина переходила все границы, но, в общем, я считал, что контролирую ситуацию. Морис? Ну, он-то видел во всем этом возможность осложнить мне жизнь, так что его это устраивало. Они оба знали о Марине…

Макс перевел дыхание и заглянул в глаза Рианон. Она улыбнулась:

– Ты забыл, про нее нечего было знать.

Он тоже улыбнулся. По глазам мужчины было видно, насколько легче ему от ее слов, и Рианон почувствовала тепло.

– Значит, Галина все же шантажировала тебя? – спросила она.

– Нет. Я позаботился об этом. Перед свадьбой дал Галине понять, что если она попробует меня шантажировать, я вышвырну ее прежде, чем она успеет собрать чемоданы.

– Тогда я не понимаю, почему ты на ней женился, – пробормотала Рианон.

Он улыбнулся:

– Теперь и я не понимаю. Вообще-то у меня было много причин. В частности, этого хотели Марина и Алекс. Это было нужно моему деду и ее бабке. Это просто казалось чем-то естественным. К тому же, – он пожал плечами, – я заботился о ней. Галина была мне родной, несмотря на все, что я знал о ней, о ее наклонностях, ее лжи. Она была одинока. Кроме меня, у нее никого не было. Она была частью моей жизни едва ли не с тех пор, как я себя помню. Впрочем, я над этим не задумывался. Она была рядом, дети были рядом, так что женитьба была просто в порядке вещей. А когда появилась ты, поздно было поворачивать назад. Все было готово к свадьбе, дети счастливы, Галина счастлива… Я не видел путей к отступлению.

Он погладил Рианон по щеке.

– Приляг со мной, – попросила она. – Хочу, чтобы ты был рядом.

Они долго лежали, держась за руки и беседуя о происшедшем. Наконец подъехал джип.

– Кто это там? – спросила Рианон.

– Надо пойти посмотреть, – отозвался Макс. – Поспи, я скоро вернусь.

Когда Макс появился на крыльце, к дому уже шагали Эллис и Рамон.

– Коронер, или как там его называют в этой стране, еще там, – сообщил Эллис. – Когда он закончит дознание, ее отнесут в самолет. Полицейские хотят тебя видеть.

Макс бросил быстрый взгляд в сторону коттеджа, где эксперты проводили предварительный осмотр тела. Увидев, что приближается Энди, он сказал:

– Я не буду делать заявлений для прессы, так что организационные вопросы оставляю на ваше усмотрение. Боюсь, вашей главной головной болью, по крайней мере в ближайшие дни, будут зеваки. Они, несомненно, очень скоро узнают, что в вашем заповеднике рассталась с жизнью Галина Казимир.

– Мы справимся, – заверил его Энди. – Вот только как лучше – самоубийство или несчастный случай?

Макс вздохнул. Оба варианта будут стоить ему нервов.

– Что вы скажете о несчастном случае? – осведомился он. – Вы понесете убытки?

– Наверное, мы потеряем больше, чем если бы это назвали самоубийством, – откровенно признался Энди.

– Хорошо, я поговорю с коронером.

– Когда ты выезжаешь? – поинтересовался Эллис. Макс повернулся к нему:

– Чем раньше, тем лучше. Во всяком случае сегодня.

Эллис удивился:

– Разве Рианон в состоянии перенести перелет?

– Она не полетит, – отозвался Макс.

Когда Макс вернулся с допроса, Рианон лежала в той же позе, в какой он оставил ее. Огромные глаза на бледном измученном лице.

– Привет. Ну как ты?

Он присел на кровать и осторожно взял Рианон за руку.

– Поспала немножко, – ответила она. – Я не за себя, а за тебя беспокоюсь. Тебе надо быть с Мариной.

Макс кивнул, потом нагнулся и нежно поцеловал ее в губы.

– Мы справимся, – прошептал он. – Ты веришь? Правда, понадобится время.

– Я подожду, – отозвалась Рианон.

– Будем созваниваться, – сказал Макс, – только надо попытаться, чтобы ничего не попало в прессу.

Рианон хихикнула:

– Макс, про нас с тобой знает весь мир.

– Очень скоро весь мир узнает, что Галина умерла в Перлатонге, но только ты и твои близкие друзья можете рассказать об обстоятельствах этого события.

– Есть еще коронер, – возразила Рианон. Макс иронически усмехнулся:

– Меня уже не раз обвиняли в подкупе слуг закона.

– Боже, – озадаченно прошептала Рианон, – это мне и в голову не приходило.

– Может, ничего и не понадобится, – сказал Макс, – просто будь готова к тому, что это может оказаться необходимым. И я должен позаботиться о Марине. Дочка знает, что в моей жизни появилась ты, но ей нужно психологически подготовиться ко всему остальному. Она не сможет принять новую мать немедленно.

Рианон уставилась на него круглыми глазами.

– Мне сделали предложение? – поинтересовалась она. Макс улыбнулся и опять поцеловал ее.

– Пока нет. До этого у нас еще много дел.

– Но до этого дойдет?

Рианон почувствовала, как бьется сердце. Она волновалась сильнее, чем ей хотелось бы.

– Дойдет, – пообещал Макс. – Но пока продолжай жить своей жизнью и не строй планов, потому что я не знаю, сколько нам понадобится времени.

 

Глава 29

Семь месяцев прошло после смерти Галины и почти год – со дня первой встречи Рианон и Макса. Рианон готовилась к презентации “Внимания”. Лиззи помогала ей писать приглашения, одновременно покачивая люльку с младенцем. Энди все утро ворчал на тему о том, как ему надоело заклеивать конверты. В конце концов Шарон увела его на экскурсию в Тауэр, “дабы пробудить в нем боевой дух”. Уходил он с таким лицом, что Лиззи и Рианон еще долго хихикали во время работы.

Этажом ниже в офисе “Внимания” творческая группа программы “Хочу все знать” готовилась к новому сезону. Обязанности продюсера у них исполнял Рис Каллаген, а ведущим был Фергус Макейви, красавец, профессиональный паяц, феноменальный эрудит, выпускник Оксфорда. Морган и Салли Симпсон ушли на покой в мае, всего через несколько дней после смещения Mapвина Мансфилда с поста главного редактора. На его место был назначен Остин Уиклоу, никому не известный человек с независимого канала. Уиклоу ничуть не возражал против того, чтобы принять Рианон на работу в “Хочу все знать” в качестве исполнительного продюсера и оформить заказ на ее новый цикл “Внимание”.

Теперь Рианон руководила обеими программами, Люси выполняла обязанности продюсера “Внимания” через день, а Рис Каллаген на тех же условиях работал в “Хочу все знать”. Кабинет Рианон находился в офисе, снятом для “Внимания”, но, поскольку одновременно готовилось множество выпусков, она все чаще оставалась дома и руководила программами по телефону, чтобы не мешать коллегам и чтобы ей самой не мешала суматоха.

Сегодня, однако, все сотрудники были на рабочих местах – Остин Уиклоу накануне позвонил Рианон и сказал, что первый выпуск “Внимания” планируется дать в эфир не во второй половине ноября, а в сентябре. Собственно говоря, передачу осталось только озвучить, зато почти не было времени на рекламную кампанию, налаживание связей с прессой и еще тысячу разнообразных дел, сопутствующих запуску нового проекта. Кроме того, сложно было успеть подготовить к эфиру следующие передачи цикла, хотя Люси трудилась не покладая рук, а Шарон изъявила готовность сниматься ежедневно пять недель подряд.

Лиззи и Энди приехали в Англию, чтобы навестить родных Лиззи и показать им маленького Доминика, или Ника, как называл его отец. Поскольку все заботы по хозяйству в Перлатонге лежали на надежных плечах Дуга, они позволили себе задержаться в Лондоне до первого эфира. Приглашения на презентацию были разосланы всем телевизионным критикам и обозревателям, но Рианон беспокоилась, многие ли явятся.

– Ты с ума сошла! – кричала Лиззи. – Презентацию не пропустит никто! Это же очередное детище Рианон Эдвардс и плюс к тому официальный дебют лучшей крали страны.

Смеясь, Рианон спросила:

– Шарон знает, как ты ее окрестила?

– Надеюсь, – ответила Лиззи. – Кстати, ты видела ее вчера в “Позднем шоу”? Мы хохотали до колик.

– Правда? – Рианон улыбнулась, но тут же у нее на лбу появилась складка – имя, которое нужно было написать на конверте, вылетело из головы. – Представь себе, на следующей неделе “Хелло” опубликует материал о ней и ее новом магазине в Уэппинге. Шарон так им гордится, что я никак не наберусь смелости сказать ей, до чего старомодно это выглядит.

Лиззи от души рассмеялась:

– А о тебе когда читать?

– Обо мне – никогда, – отрезала Рианон. – Я их всех послала.

– Но ты сама – лучшая реклама программе, – запротестовала Лиззи.

– Я на всю жизнь сыта газетными статьями о себе. Когда все это заварилось, тебя здесь не было. Честно говоря, это был ад, и у меня нет никакого желания опять привлекать внимание к своей особе.

– Но это не одно и то же, – горячо возразила Лиззи. – Сейчас открытие программы, а тогда… – Она замялась и поморщилась. – Как бы назвать?

– Если не обвинение в убийстве, то нечто чрезвычайно близкое, – рявкнула Рианон, повернув голову: из комнаты корреспондентов донесся взрыв смеха. – И самое жестокое унижение. Нет, может быть, в день выхода программы я дам пару интервью, но в остальное время мои двери плотно закрыты.

Лиззи закусила нижнюю губу и наклонилась к Нику.

– А Макс? – небрежно спросила она. – Ты его пригласишь на презентацию?

Хотя сердце Рианон дрогнуло, она рассмеялась.

– Смеешься? То есть я была бы рада, но он ни за что не приедет на мероприятие, где крутятся журналюги.

– А его ты спросила?

– Конечно, нет.

Взгляды их встретились. Рианон прочитала мысли подруги и сказала:

– Лиззи, не стоит торопить события. Марина должна быть на первом месте, и…

– Я не предлагаю тебе торопить события, – перебила ее Лиззи. – Мне кажется, надо пригласить его, вот и все.

Рианон покачала головой:

– Если бы я могла… Он не звонил мне две недели, если не больше.

У нее мелькнула мысль, что никому, кроме Лиззи, она не решилась бы показать, как беспокоится за Макса.

– Ты пыталась ему звонить? – поинтересовалась Лиззи.

– Естественно. Он не брал трубку и сам не звонил.

Лиззи нахмурилась.

– Как дела у Марины? Вы о ней говорили?

Рианон кивнула:

– Да, конечно. Судя по тому, что рассказывал Макс, у нее все неплохо. Она откровенна с врачами, может обсуждать с ними то, что произошло, но она все еще подавлена, и страхи ее не прошли. Макс сказал, что девочка очень переживала, когда оказалась в Нью-Йорке, в доме, где приключился тот ужас.

– Ничего удивительного, – заметила Лиззи. – Когда они туда ездили?

– Месяца два назад. Макс очень тревожился. До последней минуты колебался, но в конце концов что-то подсказало ему, что ехать надо. Он говорил мне, что в Нью-Йорке Марина держалась нормально, уже потом ее подкосило.

Лиззи тяжело вздохнула:

– Да, наверное, ей нужно было через это пройти, чтобы выйти из туннеля с другой стороны. Когда ты в последний раз разговаривала с Максом, какое у нее было настроение?

– Он сказал, Марина стала спокойнее. В школе ее хвалили, и он был этому очень рад.

– И с тех пор ты ничего не слышала?

– От него – нет. Ула уверяет, что дела идут хорошо, но Макс постоянно в разъездах. – Она покачала головой. – Не понимаю, почему он не дает о себе знать. Не нахожу объяснения. – Она закрыла глаза. – Ну скажи, как меня угораздило влюбиться в человека, который живет на другой половине земного шара? Живет он как в старинной трагедии, и, кроме того, так же врос корнями в Америку, как я в Англию. Может, ты подскажешь, как разрешить эту проблему? Кто и от чего должен отказаться? Или нам суждено всю оставшуюся жизнь только перезваниваться да обмениваться открытками? Или он осознал, как все это сложно, и старается мягко расстаться со мной? – Рианон невесело усмехнулась. – Расстаться! Смешно звучит, если учесть, что мы не виделись с марта.

– Да-с, – протянула Лиззи. – Ты слышишь, мое солнышко? – Голубые глазки сына таращились на нее. – Они не виделись с марта, он две недели не звонит, и она решает, что это разрыв. Ты мужчина, поэтому скажи: она делает правильные выводы?

Ник в ответ гордо рыгнул и радостно замахал ручками.

– Совсем как отец, – заметила Лиззи, взяла малыша на руки и принялась расстегивать блузку.

Рианон, подперев голову рукой, смотрела, как подруга отправила набухший сосок в рот ребенка.

– Тебе не больно? – поинтересовалась она.

– Кормить? – удивленно откликнулась Лиззи. – Вовсе нет.

– Как прошли роды? – спросила Рианон.

Лиззи удивленно подняла брови. Рианон слишком хорошо знала этот взгляд подруги. Как же ей его не хватало в последнее время!

– Энди был?

– Энди – был! – повторила Лиззи. – Лежал рядом со мной и вопил. Надо полагать, потому, что я все время сжимала его яйца. Если я должна через это пройти, пусть и он пройдет – так я решила.

Рианон со смехом посмотрела на малыша, откинулась в кресле и сказала:

– Знаешь, я иногда задаю себе вопрос: если у нас с Максом все образуется, если мы каким-нибудь чудом окажемся вместе, сможем ли мы привозить к вам детей, – ведь Перлатонга у нас ассоциируется сама знаешь с чем?

Лиззи неодобрительно взглянула на нее:

– Рианон, займись лучше проблемой вечного двигателя. По-моему, у вас с Максом пока еще есть другие проблемы. А эту мы сможем обсудить ближе к делу.

Рианон сокрушенно кивнула:

– Ты права. Я правильно тебя поняла – ты говорила, вы разрушили тот коттедж? – после паузы спросила она.

Лиззи кивнула: – Да.

– К вам все еще приезжают, чтобы посмотреть на место происшествия?

– Слава Богу, уже не так часто. Давай-ка оставим эту тему. Расскажи мне про Джорджа.

Рианон моргнула.

– Про отца? Извини, но о нем лучше спросить у Шарон. Я знаю только то, что он избавился от своей дуры, продал молочный бизнес и через две недели опять собирается учиться.

– Серьезно? – Лиззи захохотала. – Я ничего не знала. Чему он учится?

– Изучает египтологию. Он пирамиду от забора не отличит, но старается. Представь себе, они с Шарон весной отправляются в круиз по Нилу. И приглашают с собой меня!

– Ты – с Шарон и Джорджем! – вскричала Лиззи. – Рианон, поезжай! Иначе нам не узнать, как они смотрятся вместе.

– Сама езжай, – бросила Рианон.

– Честное слово, поехала бы, если бы могла, – ответила Лиззи. – Напомни-ка мне, что там с Мойрой и детьми.

– Мойра вместе с детьми переехала к двадцатилетнему диск-жокею в Бедминстер, – ответила Рианон. – После этого Джордж с Шарон и познакомились. Когда Мойра бросила его, отец мне позвонил – в первый раз за много месяцев, кстати, он ведь так и не простил того, что мое имя опять появилось в газетах. Как будто я нарочно так себя вела, чтобы только ему досадить! В общем, Джордж мне позвонил. Он был в таком жутком состоянии, что я сразу поехала к нему. Шарон мне туда дозвонилась, он взял трубку, они стали болтать, и вот я узнаю, что добродетельная Шарон мчится на выручку.

– Боже, как здорово! – закричала Лиззи, хохоча. – И часто ты теперь видишь Джорджа?

– Слишком часто, – проворчала Рианон. – Слава Богу, у меня нет второй спальни, а то он наверняка бы ко мне переехал. Шарон, ясное дело, предложила, чтобы мы оба поселились у нее. И он, лицемер, сказал, что это было бы неплохо. За мной, видите ли, надо приглядывать, чтобы я не вляпалась еще раз в грязную историю, которая попала бы в газеты.

Рианон так мастерски передразнила провинциальный выговор отца, что Лиззи чуть не свалилась со стула от смеха.

– А что он насчет твоих нынешних дел думает? – отдышавшись, спросила она. – Я имею в виду Макса и все прочее. Наверняка ведь что-нибудь уникальное выдал.

Рианон засмеялась:

– Знаешь, нет. Эти дела настолько его потрясли, что он буквально потерял дар речи. И я благодарна за это милосердному Господу, хотя и понимаю, как ты разочарована.

– Он будет на презентации?

Рианон пожала плечами:

– Мне все равно. Шарон его пригласила. Не могу же я его не пустить – в конце концов, он мой отец. Наверное, Бог таким образом наказывает меня за грехи. Я знаю, этот человек обязательно выкинет что-нибудь такое, за что мне придется краснеть. Так всегда и бывает. Но лучше об этом не думать, ведь что бы я себе ни вообразила, действительность окажется в миллион раз хуже.

Шесть дней спустя Макс вошел в свой кабинет в нью-йоркском офисе. Все утро он провел на заседании группы планирования. Он сел за стол, просмотрел пришедшие по электронной почте письма, сделал пару неотложных звонков, затем прикинул, который час в Англии. Семь тридцать. Рианон, возможно, уже ушла с работы. Макс набрал ее домашний номер. После четвертого гудка она ответила.

– Привет, – сказал он, откидываясь на спинку кресла и забрасывая ноги на стол.

– Макс?

– Ты ждала звонка от другого? – Он улыбался.

– Нет. Но от тебя я ждала звонка три недели назад. Ты прослушивал автоответчик?

– Конечно.

– Так почему не перезвонил?

– Понимаешь, я тут был очень занят и… – Он умолк. – Работа, и я связан…

Прошло несколько секунд, прежде чем Рианон произнесла:

– Тогда прошу тебя не развязываться из-за меня.

После чего Макс услышал короткие гудки.

Рианон тряслась от ярости. Она знала, что он перезвонит, но, черт побери, не собиралась брать трубку только из-за того, что ему удобно поговорить с ней прямо сейчас. Связан, видите ли! Ну и пусть! Она выдернула телефонный шнур из розетки и отправилась в ванную.

Рианон уже начала раздеваться, когда ей вдруг пришло в голову, что, отключив телефон, она лишила себя удовольствия убедиться в том, что Макс действительно перезвонил. Тогда, босиком прошлепав в гостиную, она включила телефон и автоответчик.

Перезвонил Макс только в одиннадцать часов. Поскольку он заставил Рианон так долго ждать, она решила не брать трубку, просто прослушать сообщение с автоответчика.

– Привет, – сказал Макс. – Думаю, ты дома, но слишком сердита на меня и не хочешь отвечать. Я не в обиде.

Объясню все при встрече. Сейчас я только хотел сказать, что получил твое сообщение насчет презентации в четверг. Это приглашение?

Рианон нажала на кнопку телефона.

– Ну-ка повтори, – потребовала она. – Последнюю фразу. Я, кажется, не расслышала.

– С удовольствием. – Макс смеялся. – Я спросил, можно ли мне присутствовать на торжестве.

Рианон не верила собственным ушам.

– Хочешь приехать в Лондон?

– По-моему, ваш праздник намечается в Лондоне, – парировал он.

– Да, именно здесь, – отозвалась она, еще не веря, что Макс говорит всерьез.

– Я могу быть в четверг после полудня, – сказал он. – Понимаю, у тебя сейчас много дел. Мы сможем встретиться у тебя?

– Если хочешь, я встречу тебя в аэропорту, – предложила Рианон, думая о том, насколько же велико влияние Макса на нее и насколько ей на это наплевать.

– Спасибо, не нужно. У меня намечены деловые встречи. В общем, я буду у тебя около четырех. Идет?

– Я буду дома, – ответила Рианон. – Послушай, Макс, ты понимаешь, что здесь будет полно журналистов?

– Охотно верю, – отозвался Макс. – Я полагаю, открытие программы требует присутствия репортеров.

– Макс! – закричала Рианон. – Ты чего-то не говоришь!

– Не говорю, что люблю тебя, – сказал он. – Извини, я должен был сразу сказать. Рианон, я тебя люблю. Я с ума по тебе схожу. Выразить не могу, как мне тебя не хватает… Послушай, ничего, если все остальное я скажу при встрече?

– Не знаю, что ответить, – рассмеялась она. – Я не видела тебя семь месяцев, не слышала твой голос три недели, и вдруг ты объявляешь, что приедешь.

– Ты тоже можешь мне сказать, что любишь, – отозвался Макс.

– Ты же сам знаешь.

– Услышать все равно приятно.

– Ну да, я люблю тебя, – сказала Рианон. – И тоже по тебе скучаю. – Она помолчала. – Особенно сейчас.

Она услышала, как он засмеялся, и почему-то ощутила жжение в груди.

– Ты на работе? – спросила она.

– Да, но дверь закрыта.

Она вдруг почувствовала смущение.

– Остальное – до четверга?

– Ладно. – Он произнес это слово так, что на Рианон накатила волна нежности. – Можешь оказать мне услугу?

– Ты о чем?

Когда он объяснил, она расхохоталась.

– Если я выполню твою просьбу, мы не попадем на презентацию. А может, все-таки выполню.

Макс смеялся.

– Нет, на презентацию мы пойдем, – сказал он. – Надо только управиться с делами.

Макс явился за десять минут до назначенного срока с букетом алых роз и бутылкой шампанского. Рианон провела его в гостиную и поставила цветы в воду. Он тем временем откупорил бутылку. Зазвенели бокалы. На хозяйке не было ничего, кроме пары туфель на высоких каблуках; в этом и заключалась просьба Макса, которую она с легкостью исполнила.

Больше часа они занимались любовью, не в силах насытиться друг другом, как будто пытаясь возместить упущенное время. Когда настало время для второго бокала шампанского, Рианон чувствовала себя чуть-чуть уставшей, почти удовлетворенной и глубоко любимой.

Увидев, с каким выражением Рианон смотрит на него, Макс расхохотался, сжал ее лицо в ладонях и притянул ее розовые нежные губы к своим.

– Ты прекрасна, – прошептал он. – Не хочу больше ни минуты жить без тебя. Не хочу и не буду. Надо только решить, как бы нам это устроить.

Рианон широко раскрыла глаза и села, поджав под себя ноги.

– Почему-то у меня такое впечатление, – сказала она, – что ты уже знаешь ответ на этот вопрос.

Она уже успела накинуть халат, так как понимала, что в противном случае они не успеют на презентацию. Багаж Макса оставался в машине, поэтому он не надел ничего, только повязал полотенце вокруг бедер.

– Это было бы неплохо, – отозвался он, сделав глоток шампанского. – Но пока я знаю только, что дело идет к развязке. Марина часто спрашивает о тебе. Она знает, что я сейчас здесь, и считает это нормальным. До сих пор, правда, мне приходилось спрашивать у девятилетней дочери разрешения, но сейчас ей известно, что я тебя люблю, и она вроде бы согласна, чтобы мы были вместе.

Рианон засмеялась и поперхнулась шампанским.

– Она так сказала?

– Ее слова, – подтвердил Макс. – Я сам, пожалуй, выразился бы по-другому.

Рианон помолчала несколько секунд, потом с вызовом посмотрела на Макса:

– Интересно, как?

– Для начала, – ответил он, – я хотел бы знать, какие у тебя планы.

– Планы?

Он взглянул на часы.

– Через час с небольшим ты выдаешь в эфир новую программу.

– Через час! – ахнула Рианон, вскочив.

– Кроме того, у тебя есть “Хочу все знать”, – невозмутимо продолжал Макс. – И мне кажется, я что-то слышал о новом канале.

Рианон изумленно смотрела на него:

– Так ты знаешь? Откуда?

Он широко улыбался:

– Один из твоих спонсоров советовался со мной, стоит ли вкладывать в тебя деньги.

Рианон от изумления потеряла дар речи. Никому она не говорила об этом проекте, даже Лиззи. Да, две недели назад ей было сделано предложение заняться организацией собственного канала на спутниковом телевидении, но она еще не решила, стоит ли браться за это дело.

Внезапно насупившись, она с подозрением спросила:

– И что ты ответил?

– Что если он поставит на тебя, то рискует.

Рианон продолжала хмуриться.

– Объясни-ка, что это значит.

– Я сказал ему, – ответил Макс, – что я бы поставил на тебя все, что имею, до цента.

– А твой знакомый наверняка читает газеты и догадывается, что ты судишь пристрастно, – возразила Рианон.

– Может, и так. – Макс пожал плечами. – Зачем тогда обращаться ко мне, если заранее известно, что я отвечу?

Рианон по-прежнему смотрела на него с подозрением.

– Мы к этому еще вернемся, – сказала она.

– Всегда к твоим услугам, – отозвался Макс, – но если ты думаешь, что я как-то связан с консорциумом, создающим канал, то ошибаешься. Я впервые услышал о проекте, когда мне позвонил Ханс Сверхардт, банкир из Швейцарии, который вложил капитал в это дело.

Глаза Рианон сузились.

– Клянусь тебе, я не имею к этому никакого отношения, – воскликнул Макс и поднял руки, словно подчеркивая свою невиновность. – Ханс серьезный финансист, мы знакомы. Он только спросил мое мнение.

– Все в порядке, я тебе верю, – просто сказала Рианон.

– Тогда почему ты так на меня смотришь?

Рианон присела к Максу на колено и обняла его.

– А потому, что я никогда не встречала человека, которому было бы так легко способствовать моей карьере и который с таким трудом от этого удерживался бы.

Макс улыбнулся:

– Да, я мог бы держать тебя под контролем, но недолго. – Он наклонился к ней, и их губы слились в долгом, нежном поцелуе. – А ты, Рианон, нужна мне надолго. Надолго. Поэтому ты будешь участвовать в принятии всех решений наравне со мной.

Рианон смотрела ему в глаза с такой любовью, что он засмеялся.

– Я подумала, – прошептала она, – что может быть способ…

Она умолкла. Макс взял ее за плечи и чуть-чуть отстранил, чтобы лучше видеть ее лицо.

– Ты думала о нас? – спросил он с наигранным удивлением, которое, вдруг поняла Рианон, не было таким уж наигранным. – Может быть, ты придумала, как устроить, чтобы мы жили вместе?

Рианон видела по глазам, что Макс хочет сказать что-то еще. Он рассмеялся:

– Я некоторое время не звонил и вообще избегал контактов с тобой, потому что считал – это поможет нам обоим сосредоточиться и найти решение. Я его нашел, и молю Бога, чтобы оно совпало с твоим.

Рианон невольно улыбалась:

– Ну скажи.

Он покачал головой:

– Нет, сначала ты, потому что если я не прав, мне тяжело будет признаться в ошибке.

– Ох, Макс, – со смехом выдохнула она, – как я тебя люблю!

– Я верю, – кивнул он. Рианон попыталась прижаться к нему, но он удержал ее. – Теперь говори, чего ты хочешь.

– Ладно, – сдалась она. – Нью-Йорк. Я хочу жить в Нью-Йорке.

Макс закрыл глаза и откинул голову назад.

– Слава всемогущему Богу, – пробормотал он.

– Что? – Рианон опять улыбнулась. – Ты знал, что я выберу Нью-Йорк?

– Надеялся, скажем так, – признался он.

– Ты необыкновенный, – прошептала Рианон, смеясь и качая головой.

– Я тоже так думаю, – согласился он. – Итак, Нью-Йорк тебя устраивает?

Она кивнула.

– А почему нет? Я действовала, как ты сказал, продолжала жить своей жизнью, но дела теперь не требуют моего постоянного присутствия в Лондоне, а база нового канала, конечно, должна находиться в Нью-Йорке. И мне хочется поменять образ жизни. Так что скажешь? Тебе это подходит?

– Разумеется.

– А дети?

– Думаю, им это тоже подойдет. Я продал дом, в котором случилась трагедия, и Марина помогла мне составить перечень домов, на которые я хочу предложить тебе взглянуть. Я потому и не звонил, что не мог позволить себе раньше времени говорить об этом. Видишь ли, меньше всего на свете мне хотелось, чтобы ты подумала, будто я тебя подталкиваю. Я сказал – слава Богу, когда ты назвала Нью-Йорк, потому что три недели… Но я повторяюсь, а у нас мало времени.

– На это, – перебила его, сияя Рианон, – не жалко времени!

Макс усмехнулся, поднял ее подбородок и поцеловал.

– Боже, – простонала Рианон, когда он ее отпустил. – Все слишком замечательно. Что-нибудь должно случиться. Не сегодня, так через неделю, через месяц, через год.

– Люблю, когда женщина с оптимизмом смотрит вперед, – отозвался Макс.

– Я серьезно, – возразила Рианон. – Что-нибудь у нас не получится. Так всегда бывает.

– Значит, мы поправим положение.

– Хорошо бы время остановилось, и мы бы навеки остались в сейчас, – вздохнула она.

– Но я обещал Джорджу, что мы приедем.

От улыбки Рианон не осталось и следа.

– Джорджу? Моему отцу?

– Только не бесись, – сказал Макс, удерживая ее за руки. – Ты должна понять: мне ни разу не приходилось просить руки женщины. Странно звучит в устах человека, который дважды был женат, но это правда. Вот я и подумал, что наконец надо сделать все по правилам. Можешь считать, что я поступил старомодно.

– Господи, – выдохнула Рианон, – ушам своим не верю. Скажи, что я сплю и мне снится кошмар. Ты виделся с ним?

Он кивнул. Рианон взглянула на него и почувствовала, как ее заливает краска смущения.

– Перед тем как приехать сюда.

Рианон не знала, плакать ей или смеяться.

– Ну хватит, не томи меня, – взмолилась она. Макс широко улыбнулся:

– Джордж немного подумал, потом сообщил, что дает нам свое благословение, но на следующих условиях: я не убегаю с другой женщиной за неделю до свадьбы; у меня не появляется уродина-невеста через неделю после свадьбы; я провожу первую брачную ночь исключительно с тобой.

– Ни слова больше, умоляю, – застонала Рианон, закрыв лицо руками. – Милый у меня папочка. Он…

– и было еще четвертое условие, – оборвал ее стенания Макс.

– Этого я не вынесу, – пробормотала Рианон.

– Он хочет, чтобы мы отправились в круиз по Нилу вместе с ним и Шарон.

Рианон не убирала рук от лица.

– Только не говори, что ты ответил “да”, – произнесла она слабым голосом.

Макс отвел ее руки.

– Бывают случаи, когда людям приходится говорить “да”. Кстати, от тебя я этого слова так и не слышу.

– Да, – тут же крикнула Рианон. – Да, да! А какой вопрос?

– Вопрос следующий…

– Тебе следовало бы встать на одно колено, – перебила она.

– Не перегни палку.

– Может, слетаем для этого в Париж? – предложила она.

– Запросто. А презентация?

Она хотела было сказать, что им не обязательно там присутствовать, но потом поняла, что пожалеет, если пропустит праздник, которого так ждала.

Час спустя, когда изумленный вздох прокатился по шикарной толпе, освещенной яркими прожекторами, она прошептала ему на ухо:

– Я уже вижу заголовки завтрашних газет: “Внимание: Макс и Рианон”.

– Париж – это блестящая идея, – заметил Макс, пожимая руку Энди, в то время как Лиззи обнимала Рианон, и добавил: – По-моему, в центре внимания мы, а не твое шоу.

– Ты еще не знаком с Шарон, – откликнулась Рианон и подмигнула Лиззи. Потом подняла на Макса глаза и засмеялась, а все телекамеры стремились не упустить поцелуй.