Монкастер-роуд была расположена в Северном Бристоле и оказалась длинной безликой улицей с тесно прижавшимися друг к другу домами. Серебряный «воксхолл» был припаркован к дому 111. Перед ним у калитки цвело несколько кустиков календулы, а огромная развесистая вишня раскинула свои ветви в саду перед домом. Из окна доносился звук телевизора. Когда я позвонил в колокольчик, он, потрезвонив, резко замолк, и за дверью послышались быстрые шаги.

— Входите, — пригласил мистер Бартон, настороженно вытягивая лысую голову и оглядывая улицу. Это был крепкий толстяк с беспокойным взглядом: по неписаным законам, заведенным обитателями Монкастер-роуд, было слишком позднее время для приема гостей.

Я вошел. Миссис Бартон уже приготовила чай, заранее разложив все на подносе. Там лежали маленькие бисквиты, а стеганый чехол на чайнике был расшит тамбурным швом, должно быть, ее руками. На каминной доске, уставленной латунными горшками и сковородками, стояла фотография Алана, очень довольного, в школьном галстуке и блейзере.

— Мне бы хотелось задать несколько вопросов об Алане, — заговорил я.

— Ну конечно, — просияла миссис Бартон. У нее были такие же озабоченные карие глаза, как и у ее сына. А муж промолчал, раскуривая трубку, только опасливо взглянул на нее.

— Мне интересно, как он начал заниматься парусным спортом, — продолжил я. — Ведь он этим занимался не очень серьезно, правда?

— Нет, конечно нет, — согласилась миссис Бартон.

— У него была такая хорошая работа, — добавил мистер Бартон. — И однажды он пришел домой и сказал, что бросает ее.

— А что это была за работа? — спросил я.

— Он работал в доках, при тамошнем музее. Был слесарем-ремонтником. Паровые двигатели, старые автомобили — он был помешан на технике. Ну, мы думали, это лучше, чем быть механиком в гараже, в конце концов. — Мистер Бартон выдохнул дым.

— Но он встретил этого парня, — продолжила миссис Бартон, — и тот предложил ему работать на него. Бог знает почему. Тот парень платил ему очень хорошие деньги.

— Он привык к деньгам, — сказал мистер Бартон, — и это стало его несчастьем. Через его руки проходило слишком много денег... через Алана.

— Вот именно, — подтвердила миссис Бартон. Я понял, что присутствую при затянувшемся семейном споре, и промолчал.

— Ты тоже могла бы заметить это, — бросил мистер Бартон жене. — Карты, лошади... он не мог остановиться.

— В самом деле, так, — опять подтвердила миссис Бартон. — Господь знает, где он их добывал.

— Это всегда меня беспокоило, — откликнулся мистер Бартон.

— Он хорошо получал, — настаивала миссис Бартон, — благодаря Всемирной поддержке.

— О да, — вступил я в разговор. — Всемирная поддержка.

— Это так. Они оказывали финансовую поддержку и так далее. Всемирную. Помощник их управляющего был задействован в работе музея. Что-то связанное с большими морскими регатами. Он приметил Алана и нанял его за двойную плату. — Мистер Бартон выбил табак из трубки каким-то сложным инструментом из нержавеющей стали. — У этого парня был довольно странный вид. Стрижка «ежиком», красивые пушистые усы. Весь в коже...

— Так, — сказал я. Алан смотрел на меня с каминной доски уверенными глазами школьника. — А когда это все случилось?

— Около года назад, — ответил мистер Бартон.

— Так, — опять в раздумье произнес я, а про себя подумал: «После всего случившегося... Вот и ответ. Прости меня, Эд, прости, что я не верил тебе с самого начала. Пожалуйста, прими мои сердечные извинения. Не важно, что они не принесут теперь тебе уже никакой пользы».

— Мы никогда точно не знали, что это была за работа, — нервно улыбаясь, сказала миссис Бартон.

Мистер Бартон откашлялся, посмотрел по сторонам.

— Ну, я думаю, ему нечего было бы стыдиться. Я промолчал.

— Есть еще что-нибудь, о чем вам хотелось бы узнать? — спросил мистер Бартон.

Голос его звучал грустно и уныло. Я понял, как ему хочется, чтобы я поскорее ушел, а он бы спокойно, наедине мог предаться воспоминаниям о жизни своего сына. Сына, который был опытным механиком, бросил хорошую работу, чтобы начать заниматься странными делами, вкалывая на какого-то подозрительного типа, который платил ему подозрительно большие деньги за их общие дела. На Монкастер-роуд мать предпочитала не замечать таких вещей. Но отец этого сделать не мог. В этой маленькой квартирке с патриархальным укладом мистер Бартон ощущал себя человеком, утратившим все иллюзии, а вместе с ними — и единственного сына.

Пора было уходить.

— Ну, — бодро заявил я, поднимаясь с оптимизмом, которого не испытывал, — мне пора. — Мы искренне улыбнулись друг другу на прощание. Я пожал их холодные нервные руки и отправился дальше на своем «ягуаре».

Поднимаясь вверх по Уайтледиз-роуд при свете уличных фонарей, я думал, что они подходят друг другу, словно ветчина и яйца. Да, Рэнди отыскал более легкий путь изъятия денег у клиентов Тедди Таннера, чем простое взимание комиссионных. В прошлом году он подослал судебных исполнителей к Артуру Дэвису. В этом году шантажировал Эда и пообещал ему, что, если тот не заплатит денег, его яхта будет повреждена. Эд не смог или не захотел платить. Тогда Рэнди послал Алана, чтобы тот испортил все, что только сможет испортить. Но лишь законченный идиот пошел бы на это дело: перетирать якорный трос на подветренном берегу, в шторм...

Законченный идиот или тот, кто ничего не смыслил в морских делах.

Таким человеком и оказался Алан.

Я поежился. Это было моей ошибкой. Я сказал как-то однажды, перед тем, как мы сели на мель: «Если обрывается трос, то в нашем распоряжении — великолепный песчаный пляж».

Он и действовал по моему совету.

Я повернул к дороге М4. Казалось, что «ягуар» уловил мое настроение. Свет его фар врывался большими белыми конусами в темноту, и скорость машины подходила к 120 милям, гранича с предельной на спидометре. На память пришли слова, сказанные Агнес о Рэнди: «Он играет в карты, читает журналы по культуризму и делает все, что ему прикажет Таннер». Бандитский сговор, в результате которого погибла яхта, был частью преступной деятельности Рэнди. Он мог требовать деньги, сопровождая эти требования угрозами. Но сам Терри Таннер был бы ничем, если бы не его изобретательность. Да, думал я, пришло время подумать очень и очень серьезно о мистере Терри Таннере.

В семь часов я свернул с дороги и снял номер в ближайшей гостинице. Уснул сразу же, как только коснулся головой нейлоновой подушки. Утром съел традиционный английский завтрак: датский бекон, флоридский апельсиновый сок и бразильский кофе. Затем я направился в Милтон-Кинес.