Я допил свой бокал вина. Это уже походило на профессиональное представление.

— Тут есть проблема, — сказал я.

Фьюлла поднял брови.

— Люди, работающие на Креспи, угрожали мне, что если я буду замечен в наведении справок о его делах, то с Фрэнки произойдут неприятности.

Я сказал это легко. Но здесь, в этом змеином гнезде, я видел Фрэнки, которая смеялась. Понимание того, что может сделать с ней Креспи, истощало мои жизненные силы.

— Мы сможем защитить вашу дочь, — сказал Фьюлла.

— Каким образом?

— У меня есть союзники. Дети моих старых друзей.

— Головорезы.

Фьюлла передернул плечами.

— Если Креспи поймет, что вы встали на его пути, он убьет вас, — сказал я.

Брови Фьюлла вновь поползли вверх. Лицо его в этот момент могло бы иметь комическое выражение, если бы глаза не были столь холодны.

— Он попытается, вероятно.

Все это звучало фальшиво, подобно треснутому колоколу. Господин Фьюлла мог быть мэром Сен-Жана, спонсором «Плаж де Ор», отцом жителям города, королем своих отмелей, болот и многоквартирных домов, но, ко всему прочему, он был стар и обеспокоен. Он захотел видеть в своем лагере тигра. И сейчас ощущал его дыхание на своей шее.

Но я находился здесь, чтобы получить веские улики против Креспи, а Фьюлла был единственным моим союзником в городе.

Он похлопал меня по спине.

— Вы помогли мне с «Царством маяков». А теперь я предлагаю вам и вашей дочери свою защиту.

— Отлично, — сказал я.

У меня создалось впечатление, что защита Фьюлла скорее всего не более реальна, чем мечта о путешествии в Египет дяди Джорджа.

— Завтра у нас состоится встреча, — сказал он. — Регулярное ежемесячное совещание партнеров по бизнесу. Там будут мои люди и люди Креспи. Мне бы хотелось, чтобы вы побывали там в качестве беспристрастного наблюдателя. Как я уже сказал, вы найдете деятельность Артура... представляющей интерес.

— Я не сомневаюсь в этом. Но не думаю, что мое появление там осчастливит его.

— Он и знать о том не будет. — Фьюлла улыбнулся, ласково и рассеянно, как осколочная бомба. — Ну, однако, я слишком стар, чтобы всю ночь бодрствовать.

Фьюлла поднялся. Он выглядел постаревшим.

— Разумеется, вы переночуете у нас.

Я подумал о своей машине, оставленной где-то далеко во тьме на обочине дороги. И о комнате в отеле, и о том, как придется завтра при свете дня идти по улицам Сен-Жана. В интересах всех в этом доме мне следовало бы считаться погибшим.

— Благодарю, весьма гостеприимно с вашей стороны.

— Нет, это я благодарю вас.

Слуга провел меня по каменным ступенькам наверх, в комнату с распятием над большой медной кроватью и с закрытым ставнями балконом. Отупевший от жары в большой комнате внизу, я распахнул ставни и окна. Перед моими глазами предстал сад, серовато-черный подлунным светом. Небольшая тень рысью выбежала из-под куста. Я услыхал ее тяжелое дыхание и увидел в свете луны слабый отблеск слюны на ее челюстях. Быть может, патрон и был любимым отцом горожан, но он вверял свою безопасность по меньшей мере одному ротвейлеру.

Я скинул ботинки и сел на кровать. Стянул носок, потом другой. Мне требовалась безопасность для Фрэнки и веские улики против людей, уничтоживших мой бизнес и убивших моего друга. Я вовсе не желал вмешиваться в борьбу за власть между важными шишками маленького города.

Звук распахиваемой двери — я сидел к ней спиной — заставил меня быстро обернуться. Я увидел Бьянку. На ней были джинсы, но брильянты и ковбойские ботинки уже отсутствовали.

— Ну вот, теперь вы все знаете, — сказала она.

Бьянка глухо протопала босиком по кафельному полу и села на кровать по другую сторону.

— Мне тут рассказали кое-что. Должен ли я верить этому?

Бьянка опустила глаза.

— Большей части, — сказала она. — Мой отец вдохновился возможностью вашей помощи. Он — сильная личность.

— Это ему принадлежала идея, что вам следует выйти замуж за Креспи?

— Вы должны представить себе местную жизнь. В детстве у меня чего только не было. Все, что отец считал пределом моих мечтаний. На самом деле это соответствовало только его представлениям о них. У меня был щенок. Однажды я сказала, что не люблю его, — чисто по-детски, вы понимаете, — щенок наступил на домик моей любимой лягушки. И вскоре он пропал. Кто-то сказал мне, что его застрелили. С тех пор я выучилась молчать. Понимаете?

Я вспомнил своих мрачных родителей в доме Картхистоуна, согнувшихся под указами моего нелепого, но внушающего страх дядюшки.

— Конечно, — сказал я.

— Когда я была ребенком, я некоторое время жила в монастыре. Монахини не могли заставить меня хорошо вести себя. Затем мне исполнилось семнадцать. Как вашей Фрэнки. И Артур Креспи обратил на меня свое... внимание. Он оказался единственным среди тех, кого я когда-либо встречала, кто был... еще упрямее, чем я. Артур обладал большой яхтой и «феррари», имел потрясающую внешность, был очень крепок и сексуален. Мне казалось, я люблю его. Креспи оказывал давление на моего отца, а тот, осуществлял нажим на меня. Все шло к одному направлению.

Я расскажу, как это случилось. Отец подарил Артуру «роллс-ройс» с открытым верхом, и Креспи повез меня в нем прогуляться. Он опьянел и съехал с дороги. У него был домкрат, и он опрокинул машину через крутой обрыв на камни. Она загорелась.

Мы находились над побережьем. Чудесный вечер, горящий автомобиль и этот сумасшедший парень. Я спровоцировала его на физическую близость со мной там, на скале, возле дороги со снующими мимо грузовиками. Мне хотелось всего, по полной программе. Я была влюблена.

— А затем твоя мать.

Бьянка передернула плечами.

— В семнадцать лет совершаешь глупости, а с течением времени отвыкаешь от этого. Вот почему я отправилась в море: чтобы оно помогло мне отвыкнуть. Потом встретила Тибо. — Бьянка поворошила пальцами свои волосы. — Я все еще была замужем за Артуром. Я и сейчас ношу его фамилию. Но назвала себя «Дафи», что напоминало мне о матери. У нее был роман с Раулем Дафи, художником. Он рисовал Сен-Жан таким, каким городок был прежде. Мне это нравилось.

Бьянка вздохнула.

— Как бы то ни было, Артур бешено ревновал меня к Тибо. Вот почему он так ненавидел его. Но между мной и Тибо ничего не было, разве что небольшая влюбленность. А потом мы стали просто друзьями.

Я сказал:

— Он был хорошим другом.

Я видел тоненькие, как волос, морщинки, что набросало вокруг глаз Бьянки страдание, и чувственный изгиб ее пухлого рта. Я подумал о Фрэнки, семнадцати лет от роду, и о Жан-Клоде, убийце, который ударил ее в челюсть. И о культуре любви.

— Я вышла из того, что обычно называют патриархальной традицией, — сказала Бьянка. — А... клан Тибо был так великолепен. Там все было иначе. Патрон видит жизнь как удержание равновесия между тем, что он хочет делать, и тем, что ему надлежит делать. Он ощущает необходимость приносить больше пользы, вы понимаете. И он нездоров.

Я подумал о темных кругах под глазами Фьюлла и о его пергаментной коже. Но промолчал.

— Патриарх, который сделался слишком стар, — продолжала Бьянка. — А это ох как нелегко для гордого человека, не имеющего наследника.

Мне вспомнился вечер, когда Креспи привел экипаж «Уайт Уинг» в ресторан «У Тибо». Бьянка тогда крикнула ему: «Тебе еще не удалось убить его?» Я тогда подумал, что она тревожится за безопасность Тибо. Но Бьянка рассмеялась и сказала, что Тибо сам в состоянии позаботиться о себе. Она имела в виду своего отца.

— В Ла-Рошели ты пыталась утаить от меня документы, касающиеся «Поиссон де Аврил», потому что твой отец — член правления фрахтовой компании Креспи. Ты старалась защитить его, а не Тибо.

— Разумеется, — сказала Бьянка. Она откинулась назад и оперлась на меня, положив голову на мое плечо.

— Обними меня, — попросила она.

Я обнял.

— Плохо, когда стареет отец, — сказала Бьянка. — Одиноко. Я рада, что ты появился в моей жизни.

Я тоже был рад этому. И вдруг осознал, что целую ее. Я ласкал руками ее волосы на затылке. Бьянка трепетала.

— Ну же! — сказала она.

Бьянка встала, стянула через голову свою блузку в бледном свете окна, так что звездочки засияли на смуглой коже.

Она повернулась ко мне, расстегивая свои джинсы. Кожа в ее паху была бледнее.

— Ну! — сказала Бьянка. — До чего же ты холоден, прямо как лед. Одно слово: англичанин.

— Ирландец, — уточнил я.

Бьянка сбросила джинсы.

— Снимай свою одежду, — сказала она. — Я так долго ждала ирландца.

Я подчинился. Все было необычайно респектабельно и мило. Никто не сжигал «роллс-ройс».

Потом Бьянка лежала, не отпуская меня. Она производила впечатление маленькой и тихой, и это побуждало меня чувствовать себя большим и способным защитить.

Я смотрел на геккона, следившего за мухой, и думал: «Сэвидж, в этом сражении может оказаться больше противников, чем Креспи и Фьюлла. Кто-то ведь сообщил Жан-Клоду и Бобби, что они найдут „Аркансьель“ стоящим на якоре близ Сан-Мартен-де-Ре. Бьянка знала, где яхта. И больше никто».

Она пошевелилась и взглянула на меня из-за завесы своих волос. Ее лицо было нежным, смятым страстью. Рот более не был бесстыдным, а вокруг глаз пролегли начинающиеся морщинки, как у всех.

— Я не могу остаться, — сказала Бьянка. — Пойдут разговоры среди прислуги. А патрон — человек, придерживающийся старомодных взглядов.

Она села, потянулась. Затем наклонилась и крепко поцеловала меня в щеку.

А я подумал: «Сколько же акций „Атлас Индастриен“ принадлежат тебе, Бьянка Фьюлла?»

— Милый, — сказала она. — Спокойной ночи! Сладких тебе снов!

Дверь глухо стукнула. Я снова остался один.

Как обычно.