Перед кафе остановился черный «мерседес». Стекло окошечка скользнуло вниз. Из машины выглянула Бьянка.

— Садись, — сказала она. — Где ты был?

Я молча сел в автомобиль.

— Куда?

— В центр города, — сказал я по-французски.

Бьянка медленно повела машину сквозь пыль, которую ветер сдувал с брезента строительных площадок.

— Как Фрэнки? — спросила она.

Я рассказал.

— Прости.

— В том нет твоей вины.

— Что касается моего отца, — голос Бьянки звучал сухо, словно мы едва были знакомы, — я рада поблагодарить вас.

— Я вас прошу! — столь же официально сказал я вновь по-французски. А затем положил свою руку на ее и добавил: — И благодарю вас за заботу о Фрэнки.

Бьянка пожала плечами.

— Это не доставило мне хлопот.

Мы проезжали под платанами сквера. Я сказал:

— Выйду здесь.

— А потом?

У меня на уме была одна идея, которая не имела ничего общего с «потом».

Я вышел из машины.

— Я буду на вилле, — сказала Бьянка.

Поблагодарив ее за то, что подбросила меня, я направился сквозь толпу к террасе кафе «Спорт». У человека, сидевшего за столиком возле кабинки телефона-автомата, был обычный сильный загар, «потертые» джинсы и кепочка с длинным козырьком, оттянутая на затылок. Перед ним стоял стакан анисового ликера. Я миновал столики, за которыми туристы и местные жители дышали вечерним воздухом, и сел рядом с ним. Он поднял глаза, посмотрел на мою одежду и улыбнулся той улыбкой, которую, видимо, годами вырабатывал перед зеркалом.

— Итак, — сказал Боннар. — Буль-буль-буль?

— Буль-буль.

Я улыбнулся ему в ответ, испытывая при этом ощущение, будто лицо мое приклеено к чужому черепу. Боннар носил золотой браслет, два золотых кольца и золотой «Роллекс», явно подлинный. Его медного цвета глупое лицо продолжало однообразно улыбаться.

— Для какой компании вы производили обследование судна? — спросил я.

Очки Боннара сползли на нос. Он поправил их. Его густые черные брови нависли над глазами.

— Эй, обождите-ка минуточку, — промолвил он.

И тогда я сказал, очень спокойно:

— Я провожу расследование о мошенническом затоплении «Поиссон де Аврил», а теперь и «Лауры», для лондонской компании «Ллойд».

Бокал, который Боннар сжимал в руке, с силой стукнулся о блюдце.

— Нет! — воскликнул он.

— Это не сон, — сказал я. — И перед вами не привидение. Это происходит с вами. Здесь. Сейчас. Семь человек погибло в результате ваших «обследований». Я обещаю вам снижение меры ответственности в случае чистосердечного признания.

— Но господин Креспи...

— У него свои проблемы. И он теперь не в том положении, чтобы покрывать вас. Обдумайте мое предложение.

На лбу Боннара, словно на бутылке «Краг», проступил пот. Он был слишком напуган, чтобы сохранить способность думать, но все же поднапрягся.

— Что вы подразумеваете под «снижением меры ответственности»? — наконец вымолвил Боннар.

И я понял, что он у меня в руках.

Боннар начал рассказывать. Спустя пять минут я попросил у бармена листок бумаги и подал ему. Он перечислил там всех, кого знал, и расписался.

Фамилия «Креспи» стояла во главе списка. Я сложил листок и сунул его в карман. Боннар уставился на кубик льда, лежащий на донышке бокала, словно это был прозрачный шар, через который он видел конец света. Я предоставил Боннара его раздумьям.

На площади, возле ларька с мороженым, стояло такси. Я сел в машину и попросил водителя отвезти меня на виллу «Окцитан».

* * *

Дворецкий впустил меня. В доме было холодно. Эхо звучало как-то по-иному, словно здание в еще большей степени опустело. Я поднялся наверх, принял душ, надел свежую рубашку и брюки и сунул в карман кассету с записью разговора патрона с Креспи, наложенного на песни Шарля Азнавура. Затем позвонил в аэропорт города Монпелье и заказал билет на самолет, через два часа вылетающий в Лондон.

Телефон находился в большой комнате. Она была затенена шторами, в ней было сумеречно, почти темно. Большая обнаженная натура над камином отливала синевой теней и золотом плоти. Я позвонил еще в офис Креспи в «ле Диг». И с английским акцентом сказал:

— С вами говорят от компании «Ллойд». У нас большая проблема с инспектором из ваших краев. Несомненно криминальная. Мы встречаемся завтра в полдень. В том же офисе, что и обычно. В случае затруднений звоните по этому номеру.

И я продиктовал номер рабочего телефона Мэри Эллен в Лондоне.

Едва я опустил трубку, как услышал:

— Зачем ты отправляешься в Лондон?

Голос принадлежал Бьянке. Она стояла в дверях. Кожа ее была иссушена ветром и солью, глаза — темны и бездонны.

— Я пытаюсь скрутить Креспи. Завтра встречаюсь с ним.

Бьянка подошла к буфету, достала из него бутылку и пару стаканов, один налила мне.

— Спасибо тебе, — сказала она.

Наступило молчание. Было слышно, как в соседней комнате жужжит муха.

— Ну что ж. — Я поднял стакан. — Уезжаю.

В стакане оказался коньяк. Он бодряще скользнул в горло, придал упругости коленям и загнал страх в отдаленные уголки памяти.

— Я звонила в Безье, — сообщила Бьянка. — Доктора говорят, что мой отец... кончился.

— Кончился?

— Он больше не должен работать. У него слишком слабое сердце.

— Сожалею.

— Не надо, — сказала она. — Патрон кончился. Креспи кончился. Так что теперь я — патронесса.

Бьянка шагнула вперед. Ее губы мягко коснулись моих.

— Спасибо тебе, — повторила она.

— Ты — член правления «Атлас Индастриен»? — поинтересовался я.

Бьянка улыбнулась.

— Мой отец не верит в работающих женщин, — сказала она. — В отличие от тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты все время думал, что я конспирируюсь.

Я выпил еще немного коньяку.

— Непосредственно перед смертью Тибо сказал, что лишь тебе было известно, где он находится.

— Не я сообщила Жан-Клоду, — твердо сказала Бьянка. Наши глаза встретились. Три недели назад Бьянка была норовиста, как необъезженный скакун. Сейчас ее глаза излучали спокойствие и рассудительность. Они смотрели сквозь меня в размышлении о том, что нужно сделать в городе Сен-Жан-де-Сабль теперь, когда она — патронесса. Это не были глаза лжеца.

Не то чтобы можно было судить об искренности лишь по взгляду, но у меня были и другие доказательства.

— Я знаю.

У входной двери сигналило мое такси. Я сел в него.

* * *

В аэропорту Монпелье я позвонил в госпиталь. Сказали, что Фрэнки находится в операционной. Результат станет известен не ранее чем спустя двадцать четыре часа.

Я набрал номер Мэри Эллен. Ее не оказалось ни на работе, ни дома.

Я поднялся на борт лайнера. Под крылом пронеслась серовато-коричневая сумеречная Франция. Я не смотрел на нее, я размышлял о наименьшем общем знаменателе.

Было время, когда я думал, что таковым является Тибо. Потом — что Креспи. Затем решил, что наименьший общий знаменатель — это «Атлас Индастриен».

Но за всем этим стоял кто-то другой.

Тибо исчез после того, как я встретился с ним в ресторане. Когда я нашел его во второй раз, тут же явились головорезы Креспи. И они изловчились убить Тибо сразу после того, как я столкнулся с ним на яхте близ Сен-Мартен-де-Ре.

То же самое — с капитаном Калликратидисом. Стоило мне встретиться с ним, убрали и его.

Выходило, что наименьший общий знаменатель — Майкл Сэвидж. И люди, которым он доверял.

Нет, не люди.

Один-единственный человек.

Я думал о наблюдавших за мной таинственных глазах. Теперь они уже не были таковыми.

Самолет приземлился. Впереди выстроилась длинная вереница пассажиров первого класса. Я увидел невысокую стройную женщину с черными волосами, уложенными наподобие французской булки, которая была одета в дорогостоящие, судя по виду, джинсы.

В сущности, я не сомневался, что это Бьянка, но был довольно далеко, так что, когда достиг трапа, ее уже и след простыл. Лондон был холоден, сер и неприветлив. Я чувствовал себя усталым. И все еще никак не мог связаться с Мэри Эллен. Остановившись в скверном «Синдж-отеле» и полежав минут двадцать в постели, уставясь на обои, заснул, не погасив света. На следующее утро я вновь позвонил в госпиталь. Сказали, что, насколько сейчас можно судить, операция прошла успешно. Фрэнки еще не пришла в сознание. Каких-либо изменений следует ожидать не ранее чем через пять-шесть часов.

Я позвонил Мэри Эллен. На этот раз удалось застать ее; она была рада меня слышать.

— Можно повидать тебя? — спросил я.

— Попозже, — сказала она. — Утро очень занято. Как Фрэнки?

— Я нашел ее. Расскажу при встрече.

Я позавтракал и отправился в «Хай энд Майти», где приобрел темный костюм, рубашку в полоску и галстук с цветочным орнаментом. Надев все это, я зачесал волосы назад. Никто не принял бы меня за страхового короля, но, по крайней мере, мне будет дозволено пройти в офис.

В одиннадцать я сел в поезд метро и доехал до станции «Бэнк».

Лиденхолл-стрит была запружена народом. Но я уже не ощущал слежки чьих-то глаз. Мне с трудом удалось пробраться к углу Лайм-стрит, где, словно оранжерея из преисподней, возвышалось над окружающим здание компании «Ллойд».

Сообщив охраннику свое имя, стал ждать. Спустя некоторое время я увидел Мэри Эллен, продиравшуюся сквозь толпу. На ней был двубортный костюм и блузка из плотного белого шелка, шею обвивала золотая цепочка. Мэри Эллен на ходу приветствовала двух-трех знакомых. Улыбка преобразила ее обычное строгое лицо. Она выглядела счастливой. Сегодняшний день выдался отличным от других, вероятно, в лучшую сторону.

Пока что, до сего момента.

Мэри Эллен сухо чмокнула меня в щеку. Как-никак, находилась на работе. И повела меня через атриум. Квадратный колодец поднимался вверх на тринадцать этажей до объемного каркаса цилиндрического свода. Мы подошли к боксу Мэри Эллен. Она оглядела меня с головы до ног, приложив палец к подбородку: словно искусствовед, рассматривающий подделку.

— Так что ты делаешь в Лондоне столь шикарно разодетый? — спросила Мэри Эллен.

— Дело во Фрэнки.

Она уставилась на меня.

— Что с ней?

Лицо Мэри Эллен сразу побелело и вытянулось.

— Она в госпитале в Монпелье.

И я рассказал, что случилось.

Когда я закончил, Мэри Эллен выдохнула:

— О!

Она вертела шариковую ручку, подрагивающую в ее руках. Мэри Эллен так обводила глазами светящиеся экраны и все вокруг, словно пробудилась в преисподней.

— Давай уйдем отсюда, — сказала она.

— Идем в твой бокс, — предложил я.

Мэри Эллен искоса взглянула на меня и, несмотря ни на что, согласилась.

В ее боксе уже переминались с ноги на ногу три брокера, стоя позади ее пустого кресла. Мэри Эллен натянуто улыбнулась им.

— Не могли бы вы зайти через час? — попросила она. Брокеры вышли и исчезли в хитросплетениях загородок.

В этом же боксе сидели на своих местах еще четыре человека, такие же страхователи, как и Мэри Эллен. Они не обратили на нас внимания.

— Позвони в госпиталь, — сказал я и набрал номер.

Там все еще не было никаких изменений.

— Почему ты здесь? — спросила Мэри Эллен.

— Хочу поговорить с человеком, который вверг Фрэнки в ее нынешнее состояние.

— Во имя всего святого! — воскликнула она.

— Этот человек здесь.

— Здесь?

— В компании «Ллойд».

Мэри Эллен воззрилась на меня.

— Чем ты занимался? — спросила она.

— Ты помогла мне узнать о компании «Атлас Индастриен». Ею владеет Артур Креспи — работодатель дружка Фрэнки Лукаса Бараго, иначе — Жан-Клода Дюпона. Креспи получает массу денег, которые ему необходимо отмыть. Частично он делает это через компании, подконтрольные «Атлас Индастриен». Их перечень мне предоставил Джон Грин. Большинство этих компаний занимается страховым брокеражем.

Глаза Мэри Эллен стали серыми, как холодные озера.

— И?

— Они продавали массу страховых полисов на небольшие суммы. И время от времени откалывали номера. Затопление судов, как это, например, случилось с «Поиссон де Аврил» или с «Лаурой». Все, что им требовалось, — это оптовый торговец. Чтобы собрать все маленькие полисы и оптом отдать их как один большой страховой полис. Оптовый торговец тоже являлся соучастником мошенничества. Он знал, что масса исковых заявлений на небольшие суммы не привлечет внимания. Если же люди начинали задавать опасные вопросы, он сглаживал ситуацию.

Мэри Эллен подняла трубку телефона. Ее тонкие пальцы деловито пробежали по кнопкам. Номер плательщика. Она опустила трубку.

— Так ты говоришь, что имело место систематическое мошенничество?

— Именно так.

— При посредничестве сотрудника компании «Ллойд»?

— Верно.

Мэри Эллен сильно побледнела.

— О Боже!

— Кстати, — сказал я. — Говорил ли тебе Джастин, что записано на той кассете, которую я просил тебя ему передать?

— Нет. А ему следовало бы сказать?

В помещениях компании «Ллойд» стоял такой гул, как в напряженно работающей библиотеке, но на мгновение мне показалось, будто все стихло. Лишь кровь стучала в моих висках.

— Да, — сказал я. — Полагаю, ему следовало бы.

Я полностью доверял Мэри Эллен. И ставил ее в известность о каждом своем шаге. А в результате все становилось известно другим. Затрещал телефон. Мэри Эллен подняла трубку. Я взглянул на часы: было пять минут двенадцатого.

— О, — сказала Мэри Эллен. — Я понимаю.

— Это был Джастин, — выпалил я. — Ты пособляла ему. Джастину назначена встреча.

— Как ты догадался?

— Думаю, тебе следует вызвать полицию.

Мэри Эллен воззрилась на меня. Она не шелохнулась, не двинулась в направлении телефона.

— Основной пункт кредо, — прокомментировал я. — «В компании „Ллойд“ отношения между страхователем и брокером строятся на полном доверии». В этом загвоздка?

Я поднялся и пошел прочь. А когда оглянулся, Мэри Эллен сидела, уставясь на телефон, словно на ядовитую змею. Я ступил на эскалатор.

Эскалаторы компании «Ллойд» сооружены из плексигласа и белого металла; они, словно лестничные марши на небеса, зигзагом ввинчиваются в соборные высоты атриума. Сам же атриум представляет собой прямоугольный кратер, окруженный торговыми этажами и офисами, выходящими на него подобно галереям под стеклянным цилиндрическим сводом крыши. Цилиндрический свод поднимается от выступов стеклянно-стальных офисов. На самом верху, на тринадцатом этаже, затененном проплывающими мимо облаками и освещенном кинематографическими лучами солнца, словно Юпитер в облаке, восседает в своем офисе президент компании.

Офис Джастина располагался на пятом этаже, в крыле загородок, пристыкованных к стене галереи, за лабиринтом боксов, забитых угрожающими падением картотеками и освещающих зелеными экранами стаи оснащенных техникой страхователей.

— У господина Пибоди назначена встреча, — сказала секретарь, сидевшая в приемной.

Я улыбнулся ей. Мы прежде встречались, но мой костюм сбивал ее с толку.

— Я и пришел на нее, — сказал я и вошел в кабинет. Джастин стоял у окна и выглядывал из этого здания, которое наверняка было бы собором Святого Павла, если бы не являлось офисом с наполовину закопченными блоками. Услышав, как открылась дверь, он обернулся. Но стоило Джастину увидеть меня, как улыбка сползла с его лица и оно вдруг болезненно посерело. Джастин решил, что явился призрак, но быстро справился с собой.

— Мики, старина! Вот так сюрприз! — воскликнул он. — Слушай, у меня сейчас назначена встреча. Быть может, мы пообедаем...

Я сказал:

— Тот маленький источник хлопот с «Поиссон де Аврил» — я установил его.

Джастин стоял на фоне окна. И выглядел как гора, которой приделали ручки от кувшина. Он направлялся ко мне. Джастин был на голову выше меня, его лицо покрывал загар.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он. — Что ты установил?

— Я выяснил, кто организовал затопление, кто те лица, которым это на руку, и как все было сделано. Я располагаю показаниями посредников и записью разговора между главными виновниками. С признанием своей вины.

Под глазами Джастина забелели отталкивающие круги, наподобие рыбьей чешуи. Рот его напоминал щель почтового ящика, а смахивающие на свиные сосиски пальцы напряженно сгибались и разгибались у швов брюк в тонкую светлую полоску.

— Не понимаю, о чем ты, — сказал он.

— Ты следовал за мной, — выпалил я. — Когда я был под рукой, ты направлял меня туда, где ты хотел оказаться. Если я не сообщал тебе, куда направляюсь, это делала Мэри Эллен. Ведь отношения между страхователем и брокером строятся на полном доверии! Кроме того, Креспи нанял тебя как оптового торговца. Огромные проценты, потрясающие перспективы, легкие деньги, а, Джастин?

— Не понимаю, о чем ты! — упорствовал он.

— Полагаю, что дело в Мэри Эллен, — сказал я.

Джастин приоткрыл рот-щелочку и вновь закрыл. Приветливость слетела с его лица, оно приобрело холодное, жесткое и злобное выражение.

— И ты еще смеешь говорить о Мэри Эллен, — сказал он.

— Я женат на ней.

— Ты попусту растрачивал ее жизнь Бог знает сколько времени — пятнадцать лет. Она могла бы стать достойной женой кому-нибудь.

— Тебе?

— А почему бы и нет? Я смог бы удовлетворить ее желания. Но она всегда возвращалась к одной и той же теме, вновь и вновь...

— И для того, чтобы добиться руки Мэри Эллен, ты решил надуть страхователей и подвергнуть опасности жизнь ее дочери?

Джастин промолчал.

— Ты жаждал денег, это понятно: у тебя дорогостоящие привычки. Ты — сотрудник компании «Ллойд». Возможно, приходится сталкиваться с некоторыми затруднениями, о которых ты и слышать не хотел несколько последних лет. Плюс яхта, счета за рубашки, машины...

— Не понимаю, кем ты себя возомнил, — сказал Джастин.

— Я парень, которого ты нанял, чтобы выследить тебя. Бестолковый ирландец, который никогда не раскусит тебя. Так ты сказал Креспи?

— Извини, — сказал Джастин и сильно, словно поршнем механического насоса, толкнул меня рукой. Я отлетел назад через стул и упал, ударившись головой о стену. За ним хлопнула дверь. Я вскочил на ноги и тоже выскочил из комнаты. Широкие плечи Джастина маячили в направлении эскалатора. Он, быстро шагая, пробирался меж людьми в свободных дорогих костюмах в тонкую светлую полоску.

Я побежал, направляясь туда же кружным путем: мимо лабиринта боксов, где мерцали зеленые экраны. Я первым достиг эскалатора. До двенадцати часов оставалась одна минута.

По эскалатору поднимался, посматривая на часы, человек. У него было темное лицо и темный костюм, сшитый из более блестящей материи, чем это принято среди сотрудников компании «Ллойд». Я отвернулся и уставился на экран.

Человек этот был Артур Креспи. Но лицо его утратило свое бодрое покровительственное выражение. Сейчас оно выглядело болезненным и опухшим, а потускневшие глаза настороженно шныряли вокруг. Господин Креспи не походил на бизнесмена, спешащего на деловую встречу. Скорее он напоминал марсельского гангстера, идущего на дело.

Джастин приближался к нисходящему эскалатору. Его лицо блестело от пота. Увидев меня, Джастин облизнул губы кончиком языка. Ему так хотелось выбраться на улицу и улизнуть подальше отсюда, в какой-нибудь тихий угол. И он поторапливался.

Я же намеревался задержать его здесь до прихода полиции.

И преградил ему путь.

— Бежать некуда. Не суетись понапрасну!

Джастин ринулся прочь от меня, в лабиринт боксов. Я последовал за ним. Толпа поредела. Мы направлялись к тихой заводи — к краю галереи, где парапет выходит на центральный колодец. Уголком глаза я заметил пухлую, блестящую спину Креспи, державшего путь к офису Джастина.

— Ну хорошо, — сказал Джастин и развернулся. Он стоял спиной к пустому — его обитатели отправились пообедать — боксу, последнему перед перилами галереи. По его редкой желтой щетине струился пот, прокладывая темные тропки на широченном воротничке его голубой рубашке.

— Сколько ты хочешь? — спросил он.

— За что?

Два человека, заключающие сделку у бокса. Одну из пяти тысяч, совершаемых в компании «Ллойд» в эту же самую секунду.

Из-за облака проглянуло солнце. Луч его, пробившись через бычий глаз полуциркульного окна на вершине свода, позолотил бетон и мрамор. Ослепительный блеск заставил Джастина сощуриться.

— Ну вот что, нечего меня пасти, — сказал он. — Я спешу.

Я открыл было рот, чтобы сказать ему, что надо пойти на встречу с Креспи, и уже начал было говорить, но тут же смолк.

На первый взгляд лицо Джастина выглядело таким же, как и всегда. Но сходство было поверхностным. Обычно его шея и щеки были расслабленными и глянцевитыми, как щеки дельфина. Теперь же на скулах ходили желваки, на шее билась о воротничок жилка, а уголки глаз сотрясал нервный тик. Это было лицо человека, припертого к стенке. Он уже не размышлял. В его жилы выплеснулся адреналин, пронзительно крича: «Спасайся!»

Неожиданно рот мой пересох как промокательная бумага.

Мы находились в самом центре «Ллойд».

Но я стоял на пути Джастина.

Он резко вытянул руку и схватил меня за воротничок. Другой же рукой вцепился в шею и припечатал меня спиной к светлому дубовому углу пустого бокса. Мы выглядели как два человека, беседующих в тихом уголке. В компании «Ллойд» не совершают убийств.

Руки Джастина были сильны, как автомобильные домкраты, и они сжимались на моей шее. Я молотил руками и ногами, но не доставал его.

Я уже начал задыхаться. Стеклянный свод сиял красным светом. За ним, словно налитый кровью глаз, выкатывалось из облаков солнце.

Взревели реактивные двигатели. Но откуда им было взяться в этой шахте под стеклянным небосводом? Двигатели, набирая обороты, гудели лишь в моей голове. И, синхронно им, на меня, Мэри Эллен и Фрэнки обрушивалась тьма.

Вдруг перед моими глазами появилась чья-то голова. Она маячила позади левого плеча Джастина: черные волнистые волосы, загорелое лицо, большие мешки под глазами. Креспи! Он выглядел дряхлым, у него было злобное лицо. Нелепая мысль пришла мне в голову: я не хотел бы, чтоб последним, что мне суждено увидеть в жизни, оказалось лицо Креспи. Зубы его оскалились, как это бывает при физическом усилии, — Джастин издал вопль, который прорвался даже сквозь гул в моей голове. Железная хватка на шее ослабла. Руки Джастина разжались. Он накренился вбок, в сторону парапета, стал приближаться к нему, словно слепой.

Я был прислонен спиной к боксу. Колени утратили способность удерживать меня на ногах, и я оседал на пол. Надо мной нависал Креспи. В правой руке он сжимал нож: длинный, тонкий, с автоматически выпрыгивающим лезвием.

— Теперь тебя, — сказал Креспи.

Гул в голове смолк, на смену ему пришел мой внутренний голос.

«Сэвидж, бестолочь проклятая, — вопил он. — Джастина уже принудили замолчать. Теперь все, что требуется Креспи, это заставить умолкнуть тебя и Бьянку, и тогда он наполовину соскочит с крючка, потому что не удастся доказать его вину полностью».

Я попытался подняться, шевельнуть руками, но они не действовали.

«Ты проиграл», — подумал я.

С кончика ножа упала капля крови Джастина. Креспи улыбнулся легкой холодной улыбкой. «Я человек благородный, — говорила она. Месть — глазурь на практической целесообразности. И поскольку никто здесь меня не знает, я смешаюсь с толпой и буду таков... Ты же умрешь».

Кто-то показался за плечом Креспи. Невысокая, изящная черноволосая женщина с красными губами. Бьянка! Она быстро наклонилась, стащила туфельку и, размахнувшись, сильно ударила Креспи острым каблучком в ухо. Тот выронил нож, схватился рукой за голову и развернулся. Вокруг кричали люди.

— Полиция! — звал кто-то.

Я собрался с силами и поднялся на ноги.

Джастин стоял ко мне спиной. С левой стороны, как раз под тем местом, где за светлыми тонкими полосками рубашки находилось сердце, расползалось пятно, под струившимися через свод солнечными лучами приобретавшее малиновую окраску. Размеры пятна все увеличивались. В середине его виднелся крошечный ножевой порез: этакая неподрубленная петелька в мокрой шерсти высшего качества.

Джастин качнулся вперед и натолкнулся на парапет, доходивший ему до пояса. Его туловище с размаху перекинулось через парапет, ноги взметнулись кверху, Джастин перевалился через ограждение.

Послышался короткий тупой удар. Снизу, словно пепел из кратера, взметнулся пронзительный крик.

Я шаткой походкой направился прочь и рухнул в чьем-то боксе, ткнувшись головой в клавиатуру компьютера. Зеленый экран мигнул и погас.

— Этот ранен, — сказал рядом со мной полицейский. Люди стали поднимать меня, расспрашивать. Креспи уводили в сопровождении двух полицейских. В общем гвалте я различил знакомый женский голос. Он принадлежал Мэри Эллен. Но тон его не был спокойным и по-канадски рассудительным. Голос звучал громко, в нем проскальзывали командирские нотки.

— Прочь с дороги, идиот! Я его жена! — кричала Мэри Эллен. Толпа шевельнулась и расступилась. Мэри Эллен протиснулась через нее: волосы растрепаны, щеки горят огнем, глаза блестят.

Она присела возле меня и легонько сжала руками мое лицо. Мэри Эллен плакала.

— Как ты? — спросила она. — В порядке?

Я попытался заговорить. Но звуки не желали материализовываться. И потому я просто моргнул.

— Эх ты, бестолочь ирландская, — сказала Мэри Эллен.

Рядом с ней стояла Бьянка. В льняном платье, судя по покрою, сконструированном фирмой «роллс-ройс». Бьянка была красива. Стоявшие вокруг мужчины, ведущие страхователи в свободного покроя дорогих костюмах и галстуках «итонцев», бросали на нее букмекерские взгляды.

— Все, что я делала, — сказала Бьянка, — я делала ради безопасности отца.

Я кивнул. Шея болела.

— Я знаю.

— Включая подслушивание твоих телефонных переговоров, — призналась Бьянка. И, помолчав, добавила: — Возможно, ты снова приедешь в Сен-Жан?

— Не исключено.

Бьянка кивнула.

— Спасибо тебе, — сказала она. И, пожав мне руку, зашагала прочь, в призрачное сияние экранов.

Мэри Эллен пристально смотрела ей вслед.

— Кто это еще? — спросила она.

— Друг, — ответил я.

Полицейские набросились на меня, как скворцы на кормушку. Лишь спустя двенадцать часов удалось отделаться от них.

Я вошел в квартиру Мэри Эллен, сел на софу рядом с ней и позвонил в госпиталь Монпелье. Скрипучим голосом, изменившимся в телефонной трубке, попросил девушку на другом конце провода позвать Фрэнки. Пока соединяли, я рассматривал за большим окном, как буксир тянул лихтер против приливного течения.

— Здравствуйте! — услышал я голос Фрэнки.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

— Чертовски плохо, — сказала она. — Что ты сделал со своим голосом?

Я передал трубку Мэри Эллен. Они стали разговаривать.

— Доктор сказал, что она может выйти через неделю. — Она положила трубку и сказала: — Нам лучше подъехать к госпиталю.

— Да.

Она пошла на кухню. Послышался хлопок бутылочной пробки. Она вернулась с бутылкой бургундского и двумя стаканами.

— Я не очень хорошо думала о Джастине.

— Так же как и я.

Никто не хотел говорить о Джастине.

— Она сказала, до завтра нет рейсов на Монпелы. — Она замолчала. Длинные ресницы прикрыли ее ясные серые глаза. — Почему ты не останешься?

На потолке плясали солнечные зайчики от реки. На столе стоял букет роз. За следующей дверью была прохладная спальня с большой кроватью. Она взяла мою руку.

— Почему бы и нет? — сказал я.