Проснувшись, Майкл обнаружил, что он в комнате один. Его разбудили свистки поездов, отправляющихся со станции, и шум автомобилей на улицах, и, взглянув на висящие на стене часы, он увидел, что ещё только восемь. Но он был один.
— Джек? — позвал он. Никто не ответил.
Майкл почувствовал, как его сердце упало. Вот как. Джек бросил его в этом отеле. Вчера он что-то почувствовал: какое-то отчаяние и страх, и оба этих чувства не были свойственны Джеку, которого он встречал в другом времени. Джек сбежал.
Майкл сделал вдох. Он по-прежнему чувствовал его запах на соседней подушке. Это заставило его улыбнуться, пусть даже всего на мгновение. Теперь, как оказалось, он снова был один в очередном странном времени и месте.
Он стоял у кровати, натягивая свою новую одежду, когда дверь открылась, и вошёл Джек с пакетом продуктов.
— А, ты уже проснулся, — сказал он.
— Джек… — сияя, воскликнул Майкл. — Я думал…
— Что ты думал? Что я тебя бросил? Глупости. Я просто пошёл купить нам чего-нибудь на завтрак. Боюсь, это довольно стандартная еда для Британии конца шестидесятых. Похоже, круассаны появятся только через несколько лет.
— Что такое круассаны?
— Именно.
Джек поставил пакет на стол и, когда Майкл встал, Джек прижал его к себе и поцеловал.
Майкл вздрогнул.
— Ты в порядке? — спросил Джек.
— Да, — ответил Майкл. — Конечно. Я просто… Это просто…
Джек кивнул.
— Понимаю, — сказал он. — Это утро после… и сейчас ты чувствуешь…
— Нет, не так. Я просто не… я имею в виду… Раньше.
— В самом деле?
Майкл кивнул и присел на край кровати, чтобы обуться. Он всё ещё выглядел озадаченным, и ему как будто было неловко.
— Никогда, — сказал он.
— Извини, — сказал Джек.
Майкл посмотрел на него и улыбнулся.
— Не нужно извиняться. — Он замолчал, завязывая шнурки, и издал короткий вздох. — Итак… Что мы будем делать сегодня?
— Сегодня, — сказал Джек, — я собираюсь задать несколько вопросов. И на этот раз я рассчитываю получить какие-то ответы. Но сначала — завтрак!
Пока Майкл ел, Джек вышел из номера, чтобы воспользоваться находящимся в коридоре телефоном-автоматом. Прислушиваясь, Майкл едва разбирал слова Джека, и лишь изредка ему удавалось собрать услышанное в целые предложения, и ничего из этого он не понимал.
— Я не могу. Нет… Нет. Не нужно беспокоиться из-за того, что я делаю нечто подобное. Вам не нужно об этом заботиться; может быть, тут нет ничего страшного. Я не знаю. Несколько дней. Несколько недель. Что вы имеете в виду? В прошлый раз я проверял, я вам не принадлежу!
Джек с грохотом бросил трубку и вернулся в номер.
— Собирайся, — сказал он. — Мы уходим.
— Кому ты звонил? — спросил Майкл.
— Никому, — ответил Джек. — Кое-каким друзьям. То есть знакомым. А теперь пойдём…
— Куда мы идём?
— Увидишь.
Двадцать минут спустя они поднимались по ступенькам к музею. Майкл видел его не меньше сотни раз, но всё равно остановился и с благоговением смотрел на дорические колонны и украшенный скульптурами фронтон.
— Я никогда раньше тут не бывал, — сказал он.
— Ты никогда не бывал в музее? — спросил Джек. — В Кардиффском музее? Но ведь ты из Кардиффа.
— Я знаю, — сказал Майкл. — Но мой отец всегда говорил, что это для франтов и педиков. Он говорил, что для нас там ничего нет.
Джек покачал головой.
— Иногда вы, люди, меня просто поражаете, — заметил он. — Всё это богатство знаний, все эти красивые вещи, вся эта история, а вы это отвергаете. Давай. Пойдём внутрь.
— Но зачем мы сюда пришли? — спросил Майкл. — Я хочу сказать, это красивое здание и всё такое, но… Сейчас? Когда всё… всё это происходит?
— А, да, — сказал Джек. — Наши жизни подхвачены течением. Не могу придумать лучшего времени, чтобы посмотреть на красивые вещи.
Они прошли через большие двери в музей и приблизились к лестнице, в центре которой была установлена тёмная статуя юного обнажённого мальчика, поднимавшего в воздух что-то похожее на женскую голову.
— Что это? — спросил Майкл.
— Это, — ответил Джек, — Персей. Ты когда-нибудь слышал о Медузе?
Майкл покачал головой.
— В греческой мифологии она была одной из Горгон. Чудовище со змеями вместо волос. Она могла превращать людей в камни одним взглядом.
— Но ведь не все чудовища выдуманные, правда? — спросил Майкл.
Джек посмотрел на него и покачал головой.
— Нет. Не все.
— А что с моими чудовищами? Что, если они снова придут за мной?
— Ну, — с ухмылкой сказал Джек, — на этот раз им придётся иметь дело со мной, не так ли?
Майкл засмеялся.
— Что смешного? — поинтересовался Джек, по-прежнему улыбаясь. — Ты ещё узнаешь, что я крепкий орешек, когда дело доходит до борьбы с чудовищами.
— Я не о том, — сказал Майкл. — Просто в прошлый раз ты сказал в точности то же самое.
Джек нахмурился, но спустя мгновение понял и осознал, что уже знает слишком много.
— Пойдём! — сказал он. — За мной!
Он широким шагом направился вверх по лестнице, прошёл мимо скульптуры, к верхним галереям музея, и Майкл последовал за ним.
— Но к чему такая спешка? — спросил Майкл и затем, с лёгким презрением, добавил: — Ты говорил, что мы пришли сюда просто для того, чтобы посмотреть на красивые вещи.
— Это правда, — сказал Джек. — Но я ещё сказал, что у меня есть вопросы, которые требуют ответов. Кто сказал, что мы не можем делать и то, и другое?
Они проходили галерею за галереей, мимо толп туристов и школьников, которые слушали чопорных экскурсоводов, и Майкл смотрел на картины и думал о том, придёт ли когда-нибудь день, когда все они исчезнут навсегда; сгорят или будут погребены под завалами, как картины, украшавшие его дом, когда он был ребёнком. Некоторым из картин, как сказал ему Джек, было несколько сотен лет; они пережили войны и болезни; но определённо что-то такое тонкое, как холст, не может сохраниться навеки.
Когда он сказал об этом Джеку, тот ощутил внезапный укол грусти. Майкл был прав. Джек начинал понимать, что у него есть очень хороший шанс пережить каждую картину из этого музея.
Они миновали ещё несколько галерей побольше, когда Джек сказал:
— Он здесь.
— Кто? — спросил Майкл.
— Сэм, — ответил Джек, показывая рукой на старика с седой бородой.
— А кто такой Сэм?
— Он много знает, — сказал Джек. — Вроде как голова…
— Как голова и ноги?
Джек засмеялся.
— Нет. Как мудрец. Волхв. Он мой друг, или, по крайней мере, один из самых близких мне людей.
Майкл посмотрел на старика и нахмурился. Он не казался каким-то особенным. На самом деле, он даже больше смахивал на бродягу, когда сидел на одном из кожаных диванов, опустив плечи, и его руки покоились на набалдашнике деревянной трости, а у ног стояла потрёпанная сумка.
Увидев Джека, старик расплылся в почти беззубой улыбке.
— Джек! — воскликнул он.
Джек провёл Майкла через галерею туда, где сидел Сэм.
— Сэм, это…
— Майкл, — сказал Сэм. — Я не буду вставать, если вы не против. Старые кости. Я уже не могу слишком часто вставать и садиться.
У него был очень глубокий голос, напоминавший мягкое рычание, какое, подумалось Майклу, мог бы издавать стареющий лев, если бы умел говорить.
— Давно не виделись, — сказал Джек. — Как ты?
— О, так себе, — ответил Сэм. — Ты знаешь, каково это. Мы не молодеем. Чем обязан такому удовольствию?
— Мне нужна кое-какая информация, — сказал Джек. — О некоторых людях.
Сэм кивнул и опёрся подбородком на свою трость.
— Посмотрим, что я смогу сделать, Джек, — сказал он. — Я уже не так хорош, как раньше. Чем старше становишься, тем туманнее всё делается.
— За мной следят, — сообщил Джек. — У тебя есть идеи о том, кто бы это мог быть?
Старик поджал губы и устремил взгляд в потолок, словно ответ витал где-то в воздухе.
— Да, — сказал он. — Конечно, ты вполне прав. Но кто? Есть какой-то склад. Недалеко от воды. Но это не то, чем оно кажется, Джек. Внутри… так много людей. И так много комнат, и коридоров. О, прости меня, Джек. Десять лет назад я смог бы сам проводить тебя туда, но сейчас… какой от меня прок, друг мой?
— Всё в порядке, — Джек похлопал старика по плечу. — Всё отлично. А что насчёт имени Хьюго? Оно тебе о чём-нибудь говорит?
Сэм со свистом втянул в себя воздух сквозь оставшиеся зубы, а потом улыбнулся.
— Хьюго Фолкнер, — сказал он, кивая и постукивая обеими руками по трости. — Этакий аристократ? Разговаривает так, как будто у него полный рот изюма?
Джек рассмеялся.
— Это он.
— Там облака, Джек. Как грозовые тучи. Но он не один из тех, кого ты боишься…
Джек дёрнул плечами и фыркнул.
— Боюсь? Да я вообще не бо…
— Всё в порядке, Джек. Со мной тебе не нужно притворяться Хамфри Богартом. Сколько лет мы уже знакомы?
Майкл посмотрел на Джека и с удивлением обнаружил, что тот покраснел.
— Ладно, — сказал Джек. — Но ты видишь что-нибудь ещё? О Хьюго?
— Да. Он не один из тех, кого ты боишься, но он не знает, что делает. Он такой же дурак, как ты о нём думаешь. У вас встреча? На побережье?
— Да.
— Ты хочешь получить ответы? Ответы, которые я не могу тебе дать?
Джек кивнул.
— Ты пойдёшь, — сказал Сэм. — Я имею в виду, на эту встречу. И получишь ответы. Они просто могут оказаться ответами не на те вопросы, которые ты задаёшь.
Джек вздохнул.
— Ладно, — сказал он. — Думаю, я понял.
— О, я сомневаюсь в этом, — расхохотался Сэм, а потом прикрыл рот кулаком. — Итак, — продолжил он, отсмеявшись. — Что насчёт твоего юного друга?
Джек положил руку на плечо Майкла.
— Он такой, как мы, — сказал он. — На самом деле он не отсюда.
— О, — нахмурился Сэм. — Отсюда? Я отсюда. Не могу представить, куда ещё я мог бы отправиться. Мне девяносто шесть лет. Ещё четыре года — и я получу телеграмму от королевы. Моей пенсии хватает только на табак и проезд на автобусе по утрам, а если мне повезёт, то остаётся ещё на печёнку и лук к чаю. Куда ещё я могу податься, Джек?
Джек кивнул.
Сэм повернулся к Майклу.
— Знаете, — сказал он; его водянистые голубые глаза мерцали в мягком свете ламп галереи, — когда я впервые повстречался с Джеком, мне было… сколько мне было лет, Джек?
— Тебе было тридцать один, — с улыбкой напомнил Джек.
— Тридцать один, — сказал старик, хихикая. — Тридцать один, точно. Я только вернулся с англо-бурской войны и, держу пари, я чувствовал себя таким же потерянным, как и вы сейчас. А теперь посмотрите на нас. Вы могли бы подумать, что он мой внук. — Сэм посмотрел на свои испещренные старческими пигментными пятнами руки. — Это забавно — становиться старым. Для тех из нас, кто действительно стареет. — Он улыбнулся и подмигнул Джеку. — Красивый дьявол, правда? — сказал он Майклу. — И немного волшебник. Конечно, не в моё время… — он снова подмигнул.
— Ладно, — сказал Джек. — Нам пора идти. Но спасибо. Увидимся как-нибудь.
Сэм снова посмотрел на потолок, наморщив брови, и перевёл взгляд обратно на Джека.
— Да, — сказал он. — Скорее всего, увидимся.
Когда они уже повернулись, чтобы уйти, Сэм потянулся и взял Майкла за руку.
— Такой потерянный, — сказал он и грустно улыбнулся. — Но такой храбрый. Удачных путешествий, друг мой.
Они спускались по лестнице вниз, когда Майкл заговорил снова.
— Что он имел в виду? — спросил он. — И как он это делает? Откуда он знает всё это?
— Потому что это Сэм, — ответил Джек. — И иногда лучше не задавать вопросов. Иногда нужно принимать вещи такими, какие они есть.
Выйдя из музея, они направились в ближайший парк, наслаждаясь последним летним теплом, и Джек рассказал Майклу о том, что должно произойти в мире.
— Через два года, — сказал он, — человек впервые шагнёт на Луну.
— На Луну? — переспросил Майкл. — Теперь я понимаю, что ты меня разыгрываешь. Луна?
Джек кивнул.
— Угу. Он долетел до Луны. Им понадобилось три дня только для того, чтобы туда добраться, они летели быстрее, чем любая машина или самолёт, на гигантской ракете, и когда он оказался там, знаешь, что он нашёл?
— Инопланетян? — спросил Майкл.
— Нет, — засмеялся Джек. — Он не нашёл ничего. Только камни и большое чёрное небо. Знаешь, Луна такая маленькая, что, когда первые люди просто стояли там, они могли видеть её изгибы, куда бы они ни посмотрели, везде были изгибы, как будто эти люди стояли на холодном каменном шаре в центре чёрной пустоты. Но знаешь, что ещё они могли видеть?
Майкл покачал головой.
— Они могли видеть Землю, — сказал Джек. — Они могли посмотреть на небо и увидеть Землю, и её можно было закрыть одним большим пальцем. Но кроме этого они могли видеть только чёрное небо и тот маленький холодный камень.
— Тогда в чём смысл? — спросил Майкл. — Я имею в виду, если там больше ничего нет. Зачем туда летать?
— Потому что на этом они не останавливаются. Через пару сотен лет появятся корабли, похожие на те, которые ты видел в порту, только больше. Они плавают по чёрному небу, ища другие места, и эти места намного интереснее. Поверь мне… Мальчик, некоторые из них очень интересны.
— Эй… — сказал Майкл. — Ты говорил мне, что нельзя рассказывать о будущем, а теперь сам говоришь об этом.
— Я сказал, что ты не можешь рассказывать мне о моём будущем, — поправил Джек. — Это другое. Никто не должен знать о том, что его ждёт. Если бы ты знал своё будущее, зачем… жить стало бы совсем скучно.
— Но что насчёт Сэма? Ты задавал ему вопросы о будущем.
Джек нахмурился и поднял взгляд к небу, ища лёгкий ответ. Затем он улыбнулся и взъерошил Майклу волосы.
— Ну, иногда приходится немного жульничать, — сказал он.
* * *
Уже начинало темнеть, когда они прибыли на Барри — место, ошибочно называемое островом, которое на самом деле было полуостровом, давно связанным с большим островом портовыми сооружениями. Прохладный летний бриз гулял по набережной, где сидели, глядя на море, Джек и Майкл.
— И это вот так? — спросил Майкл. — Я имею в виду, когда смотришь в космос? Это всё равно что смотреть на море?
Джек кивнул.
— Думаю, да, — сказал он. — Всё зависит от того, что ты чувствуешь, когда смотришь на море.
Майкл перевёл взгляд на океан и нахмурился, глубоко задумавшись.
— Мне кажется, что я мог бы куда-нибудь уплыть, — сказал он после паузы. — Иногда, когда я работал, мне приходилось бывать на вершине одного из кранов, и я смотрел на море, и мне казалось, что я могу увидеть всё, что угодно. Я всё время думал, что, если прищуриться, я смогу увидеть на горизонте Америку, но у меня не получилось.
Джек засмеялся.
— Нет, — сказал он. — Америка в нескольких тысячах миль отсюда. — Он показал на горизонт. — И Земля круглая, так что ты её не увидишь.
— Ты надо мной смеёшься?
— Нет, — Джек снова засмеялся. — Как бы я мог.
— Но я так себя чувствовал, — сказал Майкл. — Поэтому меня всегда интересовало, смогу ли я вступить в торговый флот, сесть на корабль и уплыть отсюда, хоть куда-нибудь. Я мог бы увидеть Америку, и Китай, и Японию. Я мог бы поехать туда, где не чувствовал бы себя таким… — Он пожал плечами. — Не знаю… другим.
— Да, — сказал Джек. — Мне знакомо это чувство. — Он посмотрел на часы. — Без десяти девять. И уже темнеет. Кажется, лето почти прошло. Хотя будет и другое лето.
— Сколько их ты уже видел, Джек? — поинтересовался Майкл.
— Много, — ответил Джек. — Слишком много, чтобы считать. Некоторые из них были хорошими, некоторые — плохими. И на мгногих различных планетах.
— Правда? Ты на самом деле был на многих разных планетах?
Джек кивнул, и Майкл засмеялся.
— Знаешь, несколько дней назад я бы сказал, что ты сошёл с ума, но теперь… Не знаю… — Он посмотрел на луну, которая была почти полной и красовалась у тёмного края неба. — Два года? — спросил он. — Ещё два года — и человек будет ходить там?
— Ходить, — подтвердил Джек. — Играть в гольф, смотреть на камни. По крайней мере, это начало.
Он посмотрел на Майкла сентиментальным, почти извиняющимся взглядом.
— Мне нужно идти, — сказал он. — Кое с кем увидеться.
— Я пойду с тобой.
— О, нет. Ты останешься здесь. Я ненадолго.
— Но ты сказал, что собираешься задать вопросы и получить ответы, — сказал Майкл. — Что, если и у меня есть вопросы? Я устал ничего не знать, Джек. Я устал бежать от явлений, от людей и чудовищ. Я устал быть в одиночестве.
Джек кивнул.
— Ладно, — сказал он. — Но не ввязывайся в неприятности. Если что-то случится, беги, хорошо? Не беспокойся за меня.
— Я сказал, что устал бежать, — сказал Майкл. — И я именно это имел в виду.
Они пошли по набережной в сторону ярмарочной площади. Джек предположил, что это место знавало лучшие времена; расшатанные «американские горки» и ветхий поезд-призрак, украшенный портретами Бориса Карлоффа и Белы Лугоши. Площадь освещалась мерцающими огнями аттракционов и игровых автоматов, а вокруг разносился вой сирен, звон колокольчиков и хаотичные звуки песни «Surfin’ Bird» группы «The Thrashmen». В любую другую ночь Джек мог бы отвлечься и насладиться всем этим, вдыхать сладкий аромат хот-догов и сахарной ваты, но только не сегодня. Сегодня вечером в шуме, огнях и толпе людей было что-то зловещее.
— Мы однажды были здесь, — сказал Майкл. — В детстве. Папа сказал, что мы не можем позволить себе ходить сюда каждый год.
Но Джек больше не слушал; он изучал лица людей в толпе, ища… ища…
Хьюго.
Хьюго Фолкнер стоял у аттракциона с электрическими автомобильчиками, по-прежнему одетый в безупречный костюм в тонкую полоску, и держал в руках огромный леденец на палочке. Он всё это время смотрел на них.
Джек пошёл вперёд, и Майкл последовал за ним.
— Джек! — с улыбкой воскликнул Хьюго. — И ты привёл с собой маленького друга. Как мило. Хотя об этом мы не договаривались.
— С ним всё в порядке, — сказал Джек. — Он со мной.
— Да. Я вижу, — ответил Хьюго, а затем, повернувшись к Майклу, добавил: — Вам нравится всё это ярмарочное веселье, молодой человек?
Майкл не ответил.
— А, — сказал Хьюго. — Тихий и подобострастный. Как раз в твоём вкусе, да, Джек?
— Хорошо, — сказал Джек. — И что теперь?
Хьюго засмеялся и лизнул леденец, поморщившись, как будто конфета была горькой.
— Никогда не любил сладости, — заметил он. — Мне всегда больше нравилось острое.
— Кончай уже, — отрезал Джек. — Я здесь, как ты и сказал. Что ты обо мне знаешь? О том, кто я?
— Хм-м, — сказал Хьюго. — Это не слишком вежливо, Джек. Я не отвечаю на такие тупые вопросы. Иди за мной.
Они последовали за Хьюго: ушли из парка аттракционов, вернулись на аллею, где гуляли семьи и пожилые пары, и добрались до рушащегося фасада Императорского павильона. Афиша над входом сообщала о концерте певца, умершего несколько лет назад, а заключённые в рамочки плакаты выцвели и покоробились от солнца. Двери с облупившейся краской были сломаны, а разбитые окна — заколочены листами фанеры.
— Красивое здание, тебе так не кажется? — спросил Хьюго. — Вопиющая несправедливость — то, что оно сейчас в таком состоянии. Мне кажется, его дни сочтены. Прогресс ненавидит развалины. — Он сунул руку в карман пиджака и выудил маленькую связку ключей, осмотрев каждый из них по очереди, прежде чем выбрать один. — А, — сказал он. — Этот. Идите за мной.
— Мы не пойдём внутрь, — сказал Джек. — Там может быть всё, что угодно.
Хьюго глубокомысленно кивнул.
— Ну да, — согласился он. — Там действительно может быть всё, что угодно. Например, ответы.
— Какие ответы? — спросил Джек.
— Ответы на ваши вопросы, мистер — о, простите — капитан Харкнесс. Так много вопросов, на которые твои многочисленные друзья не могут найти ответы. Ответы относительно твоей неспособности покинуть этот бренный мир? Или, может быть, мы можем найти ответы для твоего маленького партнёра по путешествиям во времени?
Джек посмотрел на Майкла и увидел в его глазах ту же мучительную надежду, которая, он знал, была и в его взгляде.
— Но, конечно, — сказал Хьюго, — если ты решишь не доверять мне, то никогда не узнаешь. Ну как?
Джек тяжело вздохнул — это был единственный сигнал, который потребовался Хьюго, чтобы отпереть замок и открыть облезлую, разрисованную граффити дверь. Сжав в руке пистолет, Джек вошёл вслед за Хьюго в холодный мрак Императорского павильона, и Майкл последовал за ним. Мгновение они постояли в непроглядной темноте, пока Джек и Майкл не услышали громкий щелчок выключателя где-то вдалеке, и под потолком не зажглись несколько ламп.
По сравнению с внешней ветхостью павильона, внутри он обладал определённым очарованием старости. Имея достаточно богатое воображение, можно было представить себе те дни, когда сквозь эти двери ходили ужинать и танцевать мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях, и было это не так уж давно.
Хьюго провёл их по широкой лестнице и мимо бара, полного перевёрнутых табуретов и столиков, а потом — в танцзал. В центре танцпола, под одним-единственным прожектором, за маленьким круглым столом сидели трое мужчин и женщина. Они не были похожи на тех людей, каких Джек ожидал здесь увидеть. Он предполагал, что увидит ещё дюжину Хьюго с певучими голосами и носовыми платочками в нагрудных карманах. Эти же люди были молоды и одеты по-студенчески. Мужчины носили длинные волосы и бороды, женщина — украшения из бусинок и лент.
— Это наша компания, — сказал Хьюго.
— Это? — со смехом переспросил Джек. — Это — твои друзья?
— Да, — ответил Хьюго, и его ноздри начали раздуваться от раздражения. — И что с того, Джек?
— По сколько лет вам всем? — поинтересовался Джек. — Двадцать? Двадцать один? Я ожидал… Ладно, не знаю, чего я ожидал, но это? Битники? Ты притащил меня сюда, чтобы познакомить с группой битников?
— На самом деле, мы не битники, — сказал молодой человек в чёрном свитере с воротником-поло и подвеской в виде символа мира на шее. — Мы революционеры.
— О, — протянул Джек. — Вы революционеры. Ладно, извините меня, но эту революцию, скорее всего, не покажут по телевизору.
Хьюго и сидящие вокруг стола люди нахмурились.
— Мы всё знаем, — сказал мужчина с подвеской в виде символа мира. — Есть показания очевидцев. Госпиталь Альбиона, Лондон, 1941 год. Мэйденс Поинт в 1943-м. Поместье «Торчвуд» в 1879-м.
— Торчвуд… — произнёс Майкл.
Джек повернулся, чтобы посмотреть на него.
— Тебе знакомо это название?
Майкл кивнул.
— Мы можем продолжить, — сказала женщина в бусах. — Госпиталь святого Тейло, 1918 год; Кардифф, 1869-й; так называемые «феи» в лесах Раундстоун… Все доказательства паранормальных активностей и внеземных посетителей этой планеты. Всё то, что официально отрицается или развенчивается правительством Её Величества.
— Так вот он, ваш ответ, — сказал Джек. — Отрицается и развенчивается. Вам когда-нибудь приходила в голову мысль о том, что всё это ничего не значит? Что люди могли просто фальсифицировать это?
Сидящие вокруг стола люди засмеялись.
— О, давай, давай, Джек, — сказал Хьюго. — Какой смысл продолжать отрицать это, если ты знаешь, что мои друзья говорят правду? За последние сто лет было много необъяснимых происшествий. Странные вещи, которые бросают вызов всей логике, если только кто-нибудь не пытается их понять и проанализировать. Например, как ты, Джек.
— Вы выглядите очень хорошо для человека, которому должно быть — сколько? — сто двадцать лет, — заметил мужчина с подвеской.
— Ладно, — сказал Джек. — Тогда если предположить, что вы действительно что-то знаете, то какие цели вы преследуете?
— Мы здесь для того, чтобы узнать правду, Джек, — сказал Хьюго. — За последнюю сотню лет британское правительство сделало несколько научных — я не имею в виду философские и политические — открытий. Эти открытия держались в секрете от нашего населения и от жителей соседних стран.
— На то были веские причины, — холодно вставил Джек.
— О, в самом деле? И что, именно высшие эшелоны власти решают, что идёт на благо страны, а что нет? И что идёт на благо всего мира? Да ну, Джек, неужели ты и правда в это веришь? Я всегда считал тебя более мятежным. Ты никогда не производил впечатления человека, который служит королеве и стране. Ну или, по крайней мере, уж точно не стране.
— Дело не в королеве и не в стране, — сказал Джек. — Никому не будет лучше от знания всех этих секретов. Может начаться массовая паника. Беспорядки. О некоторых вещах лучше не знать.
— Как оружие, Джек? — спросил Хьюго.
— Как это понимать?
— Те визитёры не всегда были безоружны. И они не всегда «приходят с миром». И кто сохраняет все эти замечательные новые устройства и прочие штуковины, которые они приносят с собой? Или, может быть, их уничтожают? Или их сохраняют, исследуют и отдают в пользование воюющим во имя защиты их интересов? Это не очень похоже на спасение жизней, а, Джек? Сколько устройств, пригодных для убийства сотен, а то и тысяч людей были изъяты и переделаны нашими тайными организациями? Сколько новых бомб, которые могли бы затмить Хиросиму и Нагасаки, могло быть получено благодаря этой небольшой внеземной помощи? Даже подумать страшно.
— И что вы собираетесь делать? — спросил Джек. — Рассказать газетчикам? Вы же знаете, что они не станут слушать.
Хьюго засмеялся. Это прозвучало искренне и достаточно уверенно, чтобы Джек почувствовал себя неловко.
— Пресса? — переспросил Хьюго. — Почтенное «четвёртое сословие»? О, пожалуйста, Джек, не смеши меня. У газет сейчас нет времени на настоящие новости. Они слишком заняты тем, чтобы рассказывать нам о Джордже Бесте и Бриджит Бардо вместо того, чтобы сообщать холодную, суровую правду. Нет… Для нас нет никакого смысла связываться с прессой, чтобы сообщать информацию, которой мы обладаем. Лучше, думаю, сделать условия игры равными. Когда американцы впервые создали атомную бомбу, там, к счастью, нашлись храбрецы, которые смогли передать информацию своим коллегам по другую сторону Железного занавеса. Это те сведения, которые предотвратили бойню, по сравнению с которой любая резня или геноцид в двадцатом веке выглядели бы как пикник плюшевых мишек. Если обе стороны так мощно вооружены, кто осмелится выстрелить первым? Мы собираемся поступить подобным образом с любой инопланетной информацией или техникой, которой обладают наши власти.
Теперь засмеялся Джек.
— И как вы планируете это сделать? — поинтересовался он. — Какими сведениями вы обладаете? Какими технологиями? Ты и твои битники… то есть, извини, революционно настроенные друзья собирается написать Косыгину и рассказать ему, что вы слышали какие-то истории о летающих тарелках и маленьких зелёных человечках? Это прекрасно, Хьюго. В самом деле… это забавно.
— Нам не нужно предоставлять им информацию или технологии, — сказал Хьюго, и его улыбка превратилась в холодную насмешку. — Мы можем выдать им тебя.
Смех Джека оборвался. По обе стороны от эстрады в дальнем конце танцзала появились люди в плотных шинелях, и все они были вооружены. Джек повернулся туда, где, по его расчётам, должен был находиться их единственный выход, и увидел ещё людей, входящих в зал.
Их предводительницей была невероятно высокая женщина с угольно-чёрными волосами и ярко-зелёными волчьими глазами, одетая в длинный чёрный кожаный плащ и сапоги до колен; она выглядела стильно, и впечатление портил только болтающийся у неё на боку автомат Калашникова. Пересекая танцзал, она злобно улыбалась Джеку, и, когда она оказалась всего в нескольких дюймах от него, возвышаясь над ним, Хьюго познакомил их.
— Татьяна, это капитан Джек Харкнесс. Джек, это Татьяна Рогожина. Она работает в Комитете внеземных исследований, или КВИ, как его называют в Москве. Ты очень интересуешь их, Джек. Определённо, очень интересуешь.
— Вы идёте с нами, — сказала Татьяна.
Джек оглянулся на Майкла, которого окружили вооружённые люди. Он просил Майкла бежать, но теперь было слишком поздно. Конечно, он мог бы сбежать один. Они могли подстрелить его, и их пули могли почти или совсем на него не подействовать, но тогда ему пришлось бы оставить Майкла. Они были в ловушке.
— А теперь, Татьяна, — сказал Хьюго. — Я знаю, что с моей стороны это может быть довольно вульгарно — заговаривать об этом сейчас, но вопрос оплаты всё ещё актуален. Такие организации, как наша, не работают сами по себе, я уверен, вы это цените, и…
У Хьюго не было шансов закончить фразу. Татьяна повернулась на каблуках, подняла к подбородку дуло своего «Калашникова» и тут же выстрелила ему в голову. Череп Хьюго лопнул с отвратительным влажным хрустом, и тело мужчины упало на землю.
Самопровозглашённые революционеры вокруг стола закричали, вскочили на ноги и побежали к выходу. Спустя несколько секунд было покончено и с ними, когда каждый из них попал под град пуль из пистолетов солдат. Татьяна снова повернулась к Джеку.
— Вы идёте с нами.