Сэм заняла свое место за столом, стараясь не смотреть на других, для чего сфокусировалась на торговом автомате в дальнем углу. Заключенные входили без наручников и обнимались со своими родными, детьми. При появлении Денниса гóловы, как обычно, повернулись. Он безропотно позволил Сэм поцеловать себя.

— Ты вернулась, — сказал он. — Как там Англия?

— Холодно! Думаю, я, наконец, акклиматизировалась здесь. — Она провела пальцем по его запястью.

Ее не было всего пару недель. Вполне достаточно, чтобы арендовать сейф в банке и распорядиться, чтобы все домашние вещи отправили на склад, а дом был выставлен на продажу.

Когда она открыла переднюю дверь своего дома, письма и рекламные проспекты громоздились в прихожей, как куча палой листвы. Воздух был затхлый, все застыло во времени. Она порылась в почте и начала паниковать, опасаясь, что фотографии так и не дошли до дома. Но тут она увидела конверт с адресом, надписанным ее собственным, только не совсем разборчивым почерком.

Ей пришлось долго собираться с силами, прежде чем распечатать конверт. Затем медленно и неторопливо она разложила все поляроидные фотографии и впервые всмотрелась в них, всмотрелась пристально. Теперь у нее было время и место подумать.

Они выцвели, однако Сэм по-прежнему могла дорисовать в своем воображении ярко-красную изуродованную плоть, синеву губ. Телам сознательно были приданы картинные позы, волосы аккуратно разложены вокруг голов, руки расставлены, вроде они принимали солнечные ванны, как будто они были умиротворенными. Она глядела и старалась уловить во всем этом какой-то смысл. То, что она видела, было не яростью мужчины, который хотел причинить им боль, а болезненностью человека, желавшего их сохранить.

Она вспомнила тот день в лесу, когда Деннис наклонился и опустил котенка в могилу, деликатно и любовно пригладил землю. Украшения, развешенные им, надписи, сделанные лаком для ногтей…

Она поняла: не ее вина, что он не хотел ее. Дело было не в ее красивости или некрасивости. Дело было в теплой крови, пульсирующей в ее венах, в том, что грудь у нее поднималась и опускалась, в том, как она прижималась к нему, когда он ее целовал…

К горлу стал подкатывать ком тошноты. Сэм сложила фотографии обратно в конверт.

— Ты позаботилась о… — не мог не спросить Деннис.

— Они в недоступном месте, — ответила она, поняв, что он имеет в виду. Конверт с поляроидными снимками лежал в банковском сейфе в Англии.

— Хорошо.

Она поцеловала ему руку. Здесь они не могли как следует поговорить, так что Сэм не имела возможности сказать ему, что понимает смысл этих фотографий.

Она позвонила в полицию незадолго до отлета домой. Из телефона-автомата (разыскивать который пришлось очень долго), всячески стараясь имитировать акцент, чтобы не выдать себя.

— На заднем дворе Харриса спрятаны тела, — быстро проговорила она. — Их убил Деннис Денсон. Всех. Линдсей Дерст и Хауард Харрис — его сообщники. — Повесив трубку, Сэм побежала к машине и рванула в аэропорт. Уже в Англии она стала наблюдать, как развивались события, как извлекались из земли останки…

— Я вроде как даже соскучилась по этому, — проговорила Сэм.

— По чему?

— По этому. — Она обвела рукой комнату для посетителей. — Я всегда любила приходить сюда на встречи с тобой. — «И чувствовала себя в безопасности», — подумала она, но не произнесла этого вслух. — И хорошо, что здесь мы можем прикоснуться друг к другу.

— Да-а, — протянул Деннис, глядя в пол. — Они хотят, чтобы я пошел на досудебную сделку: признался, что убил этих девушек. Тогда получу пожизненное заключение без права досрочного освобождения.

— О? — вырвалось у Сэм.

Она надеялась, что он согласится на сделку. Если Деннис выйдет на судебный процесс и проиграет, камера смертников ему обеспечена. А здесь он сможет окончить среднюю школу, может быть, даже записаться на курс в колледже. Щеки у него были бронзовыми после часов, проведенных в прогулочном дворике.

По-прежнему оставались те, кто верил, что он не убивал этих девушек. Вера Кэрри была непоколебимой. Кэрри любила его, как любили Хауард и Линдсей. И поэтому, поняла Сэм, он управлял ими, как хотел. Поэтому он управлял и ею.

Кэрри присягнула, что видела, как Линдсей подняла ружье до того, как выстрелил Деннис. Для нее он был героем.

Собственные воспоминания Сэм о финальном акте драмы были смутными, но она знала, что Линдсей не поднимала ружья.

Когда Сэм обняла Денниса после того, как он спустил курок, она положила голову ему на грудь и услышала, что его сердце бьется так медленно и равномерно, как будто он спал. Это заставило ее похолодеть. Еще сильнее она похолодела, заметив, что зуб, лежавший в луже крови, исчез.

— У них ничего нет, — говорил Деннис. Сэм поняла, что не слушала.

— Что? — спросила она.

— Мой адвокат говорит, что нет ничего, что бы связывало меня с телами во дворе Харриса. У них ничего нет.

И снова это ощущение тошноты… Когда она думала о его освобождении, рука инстинктивно тянулась к животу, к ребенку, росшему внутри. А что, если это девочка? — приходило ей в голову.

Нет! Если она, Саманта, им понадобится, у нее всегда есть фотографии. Никакое следствие не может заставить ее свидетельствовать против Денниса, пока они женаты, но она может сказать, что наткнулась на фотографии, когда перебирала его вещи…

Она заметила, как Деннис смотрит на ее округлившийся живот, и улыбнулась. Он покраснел и отвернулся. Об этом они не говорили. Это же Деннис, куда естественнее чувствующий себя рядом со смертью, чем рядом с жизнью.

Сэм хотелось, чтобы он сделал то, что для него было бы лучше. Что было бы лучше для них обоих.

— Соглашайся на досудебную сделку, Деннис, — посоветовала она, беря его за руку.

Деннис крепче сжал ее руку и наклонился к ней через стол.

— Но, когда я выйду отсюда, мы сможем быть вместе. Там, где ты захочешь. В Нью-Йорке или где угодно.

Он поискал на ее лице признак того, что она поверила его словам.

— Пожалуйста… Саманта.

Сэм смотрела ему в глаза, такие голубые, что от них по-прежнему замирало дыхание.

— Я всегда буду тебя навещать, — пообещала она.

Она намеревалась сдержать это обещание. Ведь у них всегда все так и складывалось, думала она, переплетая свои пальцы с его пальцами. Все, как обычно.